Анна Аркадьевна села в вагон и закрыла глаза на все происшедшее, или хотела закрыть, или ей только показалось, что она это сделала. "Ну, все кончено и слава богу!" - была первая мысль, пришедшая ей в голову.
"За окнами мелькает черт знает что! Это так скучно..." - думалось ей. "И зачем эти дамы все время желают со мной говорить... Буду читать..." - втолковывала она себе самой.
И ей хотелось читать внимательно, но мысль ускользала, уводила в воспоминания, бал брал ее за руки и водил с ней польку... музыка кружила ее... или тот молодой офицер...
А то ей вдруг становилось стыдно... "Ну... что же это... " - решительно говорила она себе... и снова улетала на волнах следующего танца...
"Нет... право, мне не за что стыдиться..." - думала она и поправляла растрепавшийся локон... Но уже не могла понимать того, что читала, от радости, вдруг беспричинно овладевшей ею...
***
- Приехали, мадам...
Поезд тяжело и шумно остановился. В клубах пара стали выходить люди.
Навстречу им двигались другие... Петербург равнодушно расставлял вокруг нее привычные декорации. Анна трогала их руками, пытаясь вспомнить, чем они ее радовали прежде, но... вот незадача, даже Каренин, который и прежде-то своей неумелой игрой вызывал ее сожаление и недоумение, теперь становился все меньше и меньше. Вскоре она уже поглядывала на него сверху вниз в лорнет, потом пришлось добавить увеличительное стекло, потом она перестала слышать его робкие и достойные уверения в любви, лишь укоризна сквозила в ее восхитительном взоре "...да что он знает о ней...".
Эта пара безумных кружилась, задыхаясь от страсти, в высшем свете, вырастая в собственных глазах от своей неслыханной смелости, шла по головам кривотолков и истины, увязая словно мухи в медовой сладости любви... Они возвышались над всеми, и всем были видны до точности неточности их неловкости... чрезмерности их безмерности... ее увлеченности им в себе... его увлеченности ей в себе...
Алексей Александрович, отстраненно наблюдая этот захватывающий не его танец, протягивал время от времени Анне руку, пытаясь удержать ее от отчаянного пируэта, а Анна Аркадьевна ступала на руку ножкой... Каренин вновь подставлял ей руку, а она опять ступала своей очаровательной ножкой... И, поцеловав сердечно сына в лоб, она прошла благополучно такой волнительный путь по головам мужа и сына... и ничто не остановило ее.
Прекрасная амазонка мчалась словно ретивый конь, закусив удила... Куда ты несешься птица-Анна? Уж и дочь осталась позади... И бедняга Вронский не понял твоего ретивого сердца? Кто ж поймет тебя?
- Чего вы от меня хотите? - кричал Вронский в смятении вслед птице-Анне...
"Я так и не понял, что ты мне хотела сказать!!!" - думал отчаянно он и пожимал плечами.
Вронский отчего-то ужасно устал... Он все больше удалялся от Анны...
И вдруг тоже стал так ужасно мелок, что Анна смотрела уже и на него сверху вниз и удивлялась ему, и себе удивлялась...
"Да, надобно признаться себе... давно... Я люблю себя... Я люблю себя... Почему же он не любит меня, как я?.. " - этот вопрос измучил ее всю, и хотелось что-то особенное доказать ему или наказать его...
И стучали колеса... и стучали... и стучали... Главное, попасть между вагонами... Вот так... И вдруг Анну что-то тяжелое и неумолимое толкнуло и потащило... И свеча погасла... Откуда здесь свеча?..
- Отсюда... мораль... - проскрипела белая королева у нее за спиной, невесть откуда взявшаяся. - Не стойте и не бегайте, дорогая, не пойте, не пляшите, там, где стучат колеса, иль лошадь понесло...
И белая королева, сплеча размахнувшись косой, пошла по перрону, становясь все выше, выше, собирая свою страшную жатву, взмахивая косой и оборачиваясь, и не белая королева была это вовсе... И вдруг посмотрела она на Анну откуда-то сверху, и острая коса мелькнула перед нею...
***
Анна проснулась... Вагон притормозил, и от резкого толчка что-то словно перевернулось в душе ее... "Какая неприятная книга..." - подумалось ей. "Или сон..." Ей захотелось быстрее перевернуть страницу, и с чистого листа переписать все набело... "И чтобы ни одной ошибочки, - думалось Анне, - как раньше дома бывало... утро... солнце в раскрытое окно и черемуха... и я делаю свой урок..."