В моей голове часто фигурировал Всякий Бред. Он был высок, силен и довольно хорош собой. Других особенностей у него будто бы не было, но он комментировал мою жизнь уже несколько лет, что говорило об остроумии.
Очередной осенний день не был исключением. Во время лекции по истории зарубежной музыки, Всякий Бред как всегда сидел рядом и нес несусветную чушь.
- К камерно-вокальной музыке этого периода примыкает жанр вокальной баллады, одним из показательных примеров которого, - вся в эмоциях, вещала профессор Н.В., - является "Смерть и девушка" Шумана...
- Являются Смерть и девушка Шумана, Средь бала обычного, пышного, шумного... - паясничал Всякий Бред.
- Заткнись, - вежливо попросила я.
- Отчего ж?
- У Шумана почти не было девушки.
- Как так?
- Шуман был женат.
- Подобный прием в будущем использует Григ в сюите "Пер Гюнт"... - неустанно глаголила сиятельная Н.В.
- Кажется, это твой ученик в контрольной по муз.литре написал "Пердюнт" в одно слово?
- Креативность моего подхода к преподаванию давно получила признание методистов! - парировала я. - Подколешь еще хоть раз, не пущу на тренировку по танцам.
Всякий Бред смолк.
С тренировки возвращалась в расстроенных чувствах: фуэте никак не давалось, и я сетовала на собственное родство с каким-нибудь буком. Но Всякий Бред, шедший рядом, мастерски умел утешать:
- Да брось! На фоне остальных поленьев ты вполне можешь сойти за Буратино!
Запиликавший рингтон задержал меня с ответом. На дисплее высветилось "Тарон", и я предпочла сделать вид, что не слышу.
Фуркнув, я выудила из кармана трезвонящую трубку, связывающую меня и шикарного мужчину кавказской национальности, который прерывисто дышал при каждом взгляде в мою сторону. Тарон предложил забрать меня с танцев, дабы вместе поужинать, и, в надежде избавиться от Бреда, я согласилась. Последний мне тогда изрядно надоел.
Как оказалось, все это время Тарон шел неподалеку, ибо припарковал авто вместе с кучером у ближайшего ресторана. Такое повторялось уже шестой раз, и я была уверенна, что кавказец следит за мной. Признаться, по ряду причин, я его побаивалась.
Прежде, чем мне удалось спровадить Всякого, тот успел заметить:
- Недавно читал, что люди творчества нередко параноики. Какая ж ты тому шикарная наглядность!
- Если бы этот здоровяк при тебе разделывал огроменным ножом медвежью тушу на будущие отбивные с кровью, ты бы тоже чувствовал себя ценителем экстрима!
- Ладно уж, развлекайся, - Бред подмигнул мне и тряхнул светло-русой шевелюрой, как только он умел это делать. Мы расстались надолго.
Тарон, конечно, был клевый: простой, забавный, обаятельный. Ко всему прочему, весьма себе при деньгах.
- Через два дня я уезжаю, - сообщил он, зачарованно наблюдая, как я потягиваю сок.
- Куда? - я даже не поперхнулась, чтобы изобразить печаль предстоящей разлуки.
- На Гоа, отдыхать, - и добавил, - поехали со мной.
Я поцеловала его в знак признательности, но, сославшись на занятость, отказалась. Думаю, кавказец не особо поверил в убедительность причины.
Как-то лихо пролетел месяц, я поняла, что тоска по Тарону заметно идет на убыль. Но одновременно все больше ощущала себя не в своем аквариуме без Всякого Бреда за спиной. Исчезновение этого малого существенно отражалось на моей повседневности.
Н.В. на очередной лекции по истории зарубежной музыки силилась объяснить чудеса драматургии Вагнеровского "Лоэнгрина". Она говорила, что как всякая нормальная немецкая женщина, Эльза, сразу после свадьбы, в первую брачную ночь, все-таки спросила мужа в спальне: "Ну, кто же ты такой?". Вопреки чаяниям, ни в голове, ни на ушко не прозвучал насмешливый баритон Бреда, комментирующий вольно трактованные нравы Германии. Тогда я и поняла, что на деле его общество предпочту компании любого другого человека.
Прошла еще неделя. Тарон вернулся, а Бред так и не объявился. Стараясь отвлечься от ожидания, я решила послать коту в усы свой последний визит к стоматологу и повыдергать все новые пломбы о базальтовые скалы музыкознания. Стало быть, предстояло сделать музыкальный анализ и прочитать какую-то странность по народному творчеству.
Зашла в библиотеку. Девочка в очереди передо мной умоляла достать сонаты Шуберта, неклассный экземпляр. Ну есть у нас в библиотеке такая блажь - классные экземпляры. Это редкие издания в единственном числе, которые выдаются исключительно на текущий день и должны сдаваться (с воплями и поднятыми руками!) обратно до шести вечера.
И тут до щекотки приятный голос закашлялся в кулак, чтобы скрыть откровенный хохот. Сообразив, что Бред вернулся, я не стала мешать веселью друга.
Минуло пару часов, я рухнула на стул за одним из столов читального зала. В руках вертела потертый фолиант с именованием "Личные песни народов Ямало-Таймырской и Камчатско-Чукотсткой историко-культурных областей". Меня передернуло, но я мужественно перелистнула несколько страниц до первой главы. Сия гласила: "Мухоморные, или пьяные песни нганасан".
В общем, я никогда не испытывала неприязни к этническим своеобычностям, а уж грибы и подавно пользовались у меня успехом, но вот мухоморные песни нганасан почему-то навывали дрему. "И кому оно надо - писать такую странность одноразовую?" - задалась вопросом, с шорохом передвинув книгу поудобней. Краем глаза заметила, как по соседней стене старого советского здания консерватории пробежал таракан.
- Хм, поди, из головы моей выпал, - подумалось.
Услышав, как Всякий Бред усмехнулся, я поняла, что он со мной согласился.