Ростик поежился, поправил пуховый платок, намотанный поверх короткого пальтишка, и свернул за угол. Холодный декабрьский ветер бросил в лицо горсть колючих снежинок, на мгновение затаился, а затем, со свистом, в котором Ростику послышалось что-то залихватски хулиганское, унесся вверх - гулять по крышам, хлопать ставнями и выть в трубах. Вот, кому раздолье!
Ростик вздохнул и двинулся дальше - как говорил папка, 'время не ждет'. До сумерек оставалось всего ничего, а дров для буржуйки собрать почти не удалось (две гнутые ножки от венского стула не в счет: сгорят - не заметишь). Впрочем, в тот день помимо этих самых ножек Ростику удалось добыть еще кое-что. И теперь это кое-что лежало в кармане пальтишка и, как казалось Ростику, даже тикало. То-то Катя обрадуется, когда увидит!
Катей звали старшую сестру Ростика. И не просто старшую, как у других ребят, а совсем старшую-престаршую. Вот кому повезло! Целых восемнадцать лет! Ростик обиженно шмыгнул носом: будь ему восемнадцать, он бы уже давно на фронте был, с немцами воевал, как папка. А вместо этого ему приходилось торчать тут, в городе, прятаться от бомбежек, проржавевшим ведром таскать воду с Литейного и греться у старенькой, закопченной буржуйки. Эх, то ли дело - печь у бабки Пелагеи в деревне! Ладная, беленая, большая-пребольшая! Такая и хлеб испечет и в зимний холод согреет.
- Ростик! Рости-и-ик!
Мальчишка обернулся на голос. В дюжине шагов от него из узенького прохода между домами выглядывала его соседка Лидочка Виникович.
- Ростик! Иди сюда, поможешь!
- Ничего себе! - Ростик даже рот открыл от удивления. - Ты где такую ветку здоровущую достала?
- Там, - Лидочка нетерпеливо махнула варежкой в сторону дворов, поправила наползающую на глаза шапку и скомандовала:
- Понесли!
Тащить ветку было тяжело. Длинная, суковатая, местами покрытая намерзшей за зиму ледяной коркой, она то и дело выскальзывала из рук, норовя бухнуться на изрытую воронками от взрывов мостовую.
Когда до дома на Суворовском оставалась какая-то пара кварталов, тишину разорвал вой сирены. Ребята, не сговариваясь, бросили ветку, рванули в ближайшую арку и прижались к крошащейся старым кирпичом стене. А еще через минуту загрохотало так, что Ростик втянул голову в плечи, зажал ладонями уши и совсем уж хотел зажмуриться, как вдруг вздрогнул - полыхнуло совсем близко.
- Бежим! - не слыша собственного крика, Ростик схватил Лидочку за руку и поволок за собой, все больше углубляясь в лабиринт дворов. С крыш летели осколки черепицы, сквозь облако мигом поднявшейся серой пыли не было видно почти ничего, а за спинами всё свистело и рвалось - вновь и вновь заставляя бежать быстрее, не оглядываясь и почти не надеясь, что повезет и на этот раз.
И вдруг наступила тишина - неожиданная, звенящая: не слышалось взрывов, не доносилось рокота бомбардировщиков, ни один звук не плясал эхом по каменным стенам дворового колодца. Какое-то время ребята молча смотрели друг на друга, словно боялись спугнуть удачу, и только когда с улицы донесся топот чьих-то ног, Лидочка шумно выдохнула:
- Улетели.
- Улетели. - Ростик слабо улыбнулся и вытер варежкой нос. - Ну, что? Пойдем обратно?
Но когда спасительная арка осталась позади, и на ребят вновь обрушился гуляющий по улице ветер, Лидочка остановилась и всплеснула руками.
- Ростик! Ветка!
Ростик открыл было рот, но так и замер: ветки не было.
Ночью Ростик долго ворочался в кровати, пытаясь согреться и уснуть. Не получалось ни первого, ни второго. В буржуйке слабо тлела напрочь отсыревшая ножка венского стула, а из треснувшего оконного стекла тянуло сквозняком - повешенный прямо поверх окна ковер от холода не спасал. А еще, как назло, зудели ободранные веткой пальцы, и мальчишка тихо вздыхал - когда теперь заживет?
На стенке тикали неугомонные ходики. От нечего делать Ростик считал эти бесконечные тик-таки и всматривался в темноту комнаты. И вдруг, когда полуявь уже была готова смениться полусном, в углу что-то замерцало. Мальчишка приподнялся на локте. Мерцание стало ярче, и вдруг прямо сквозь стену проступил лифт. Ростик видел такой несколько лет назад, когда папа брал его с собой в Москву. Металлические створки, открывающие дверь в шахту, и сияющая медью проволочная сетка на раме. Ростик улыбнулся: папа называл эту сетку 'дверь номер два' и говорил, она для того, чтобы слишком любопытные маленькие мальчики случайно не вываливались куда не надо.
Ростик отбросил одеяло, опустил ноги на пол, краешком сознания отметил, что тот почему-то совсем не холодный, и на цыпочках пошел к лифту. Зайдя внутрь и потоптавшись на месте Ростик почесал нос - чтобы лифт поехал, нужно было на что-нибудь нажать или за что-нибудь потянуть, но ни кнопок, ни рычагов тут не наблюдалось.
- Ситуа-а-ация, - Ростик качнул головой и почти расстроился. - Неужели лифт так никуда и не поедет?
И вдруг он заметил ее - поблескивающую золотистыми искорками витую морскую раковину. Ростик порылся в памяти и вспомнил умное слово: рапан. Но что это штука тут делает? Мальчишка нагнулся, хотел поднять неизвестно как попавшую сюда морскую путешественницу, но раковина, казалось, приросла к полу. Ростик дернул раз, другой и вдруг понял - раковина вращалась. А вместе с ней закрывались обе дверцы лифта - главная и 'номер два'.
Яркий свет померк, превративший в подслеповатое золотистое мерцание, лифт загудел и поехал. Вниз или вверх - Ростик понять не смог, ясно было только одно - ехать было ничуточки не страшно, а в глубине души всё росла, всё силилась неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что там, куда его привезет лифт, будет хорошо.
Предчувствие не обмануло. Стоило дверцам разъехаться в стороны, как в кабинку хлынул солнечный свет, потянуло запахом хвои, а еще через мгновение на Ростика обрушился целый водопад звуков: без умолку трещали птицы, где-то в отдалении звенел ручей, а в сверху доносился счастливый смех прячущегося в вершинах деревьев ветра.
Поляна. Удивительно знакомая поляна. Ростик выбрался из лифта, потоптался на месте, с наслаждением втянул напоенный свежестью и запахом листвы воздух и вдруг увидел его. Старый кедр. Высоченный, могучий, стоящий в стороне от остальных деревьев. Ростик рванул к нему, обежал вокруг, раздвинул ветки колючего куста, примостившегося у основания ствола, и едва не запрыгал от радости - на него смотрели процарапанные на коре неровные буквы 'Р-39'. Р - это был он, Ростик, а 39 - тысяча девятьсот тридцать девятый год - год, когда они с папкой приезжали в сибирскую деревушку со смешным названием Галка повидать бабушку.
Отойдя от кедра, Ростик огляделся: все сходилось. Если пойти направо - дойдешь до ручья. А если обогнуть вот те заросли, спуститься в овражек, а потом идти всё время прямо и прямо - найдешь тропинку, которая шагов через пятьсот выведет к мелкой речушке без названия, неподалеку от которой и находится бабушкина деревня.
Ростик закрыл глаза, раскинул руки, закружился на месте и захохотал от счастья - оттого, что пахло вокруг хвоей, а не пылью искрошившихся стен, оттого, что в небе кружили лишь птицы, и оттого, что здесь, неподалеку от глухой сибирской деревушки ему впервые с начала войны вновь захотелось стать обыкновенным мальчишкой-сорванцом, а не маленьким десятилетним взрослым, которому надо заботиться о себе и старшей сестре, искать дерево на растопку буржуйки и прятаться в подвалах и подворотнях, когда из-за серых нависших туч вновь покажутся идущие на город бомбардировщики.
Но счастью не было суждено продлиться долго. Со стророны лифта донеслось глухое гудение, Ростик обернулся и с ужасом увидел - дверцы начинали медленно сходиться сами собой. Соблазн остаться здесь, в неожиданно наступившем лете, и не возвращаться в снежный Ленинград был велик. Но там были Катя и Лидочка, и папка, который защищает город где-то под Стрельной.
Ростик открыл глаза. Тяжелое ватное одеяло укрывало его по самый подбородок, в углу разгоралась буржуйка, а из окна привычно тянуло холодом. Неужели это был всего лишь сон?
Ладони слегка покалывало. Ростик вытащил руки из-под одеяла и удивленно присвистнул - от вчерашних ссадин и царпин не осталось никакого следа. Ну, и дела! Мальчишка соскочил с кровати, подбежал к стене, провел пальцами по старым обоям в выцветшую розочку и разочарованно вздохнул: всё как обычно - никакого лифта.
- Ты чего? - удивилась Катя. - Куда понесся?
- Да я так... - Ростик махнул рукой. - Стенку проверить.
- Стенку? - Катя приподняла бровь. - А ну-ка, иди сюда. Ты у меня, случаем, не заболел?
Катя прикоснулась губами ко лбу Ростика и удивленно качнула головой.
ѓ- Не горячий. Ладно, давай завтракать, а то мне совсем скоро на работу бежать. А опаздывать нехорошо. - и улыбнулась. - Правильно я говорю, а, Ростя?
Ростик нахмурился и ничего не ответил: он ужасно не любил, когда его так называли. Ну, что за имя - Ростя? Для кролика вполне сгодится, ну, или для щенка какого-нибудь. А ведь он ни то и ни другое. Он Ростик, а по-правильному и вовсе Ростислав.
Завтракали, как всегда, хлебом - Катя каждый день резала полученные в паек ломтики на три части: завтрак, обед и ужин. Ростик бросил взгляд на полку, там, в холщовом мешочке, оставалось немного отрубей - горсти две, не больше. Но их Катя есть не разрешала, говорила, 'на черный день'.
- Я сегодня побольше дров достать попробую, - пообещал, одеваясь, Ростик. А сам опустил ладошку в карман пальто, погладил найденные накануне часы и твердо решил идти на рынок. Вдруг удастся выменять находку на что-нибудь ценное?
В тот день ветер кусал за щеки сильнее обычного. Ростик втягивал голову в плечи, пригибался и брел все дальше и дальше вдоль рельсов, по которым уже давно перестали ходить трамваи. Мальчишка шмыгнул носом - именно сегодня ему отчего-то отчаянно хотелось себя пожалеть, но раскисать было нельзя. Другим еще хуже. Эх, сейчас бы к папке - вот кто точно подбодрить сумеет. Но папка далеко. Туда пешком идти долго-долго. Зато там, говорят, окопы, как улицы - друг с другом соединяются, и командиры приказы по телефону передают, и пулеметы есть: папка бы точно разок стрельнуть разрешил!
Ростик представил, как надевает на голову самую настоящую каску, чуточку приподнимается из окопа, прицеливается и 'тра-та-та-та-та' строчит из пулемета.
Ростик потер нос варежкой и вздохнул, вспоминая тот вечер, когда отец уходил на фронт. Ростик весь день крутился возле него, то просил взять с собой, то грозился сбежать из-под опеки сестры и пробраться на фронт самостоятельно, то надоедал разговорами.
- Пап, а, пап, а ты там самым главным будешь? А мы немцев быстро победим? А сколько человек в один танк влазит?
Отец отвечал односложно - думал о своем.
- Слу-у-ушай! - в голове Ростика закрутился еще один вопрос. - А вот если человека на войне убьют, он потом совсем не возвращается?
Тогда, в неполные семь лет, ответ на этот вопрос не казался Ростику очевидным.
- Так возвращается или нет? - Ростик дернул отца за рукав и задрал голову в ожидании ответа.
Отец остановился, отложил взятую было книгу, чуть помедлил и шумно выдохнул.
- Возвращается, Ростик. Обязательно возвращается.
Из всего разговора с отцом именно эти слова запомнились Ростику больше всего. Он часто вспоминал их, когда от рева рвущихся бомб и надрывного стрекота зениток становилось особенно страшно. В такие моменты Ростик прикусывал губу, зажмуривался и говорил себе, что бояться не надо - ведь, если что, он всегда сможет вернуться. Надо только сильно-пресильно захотеть.
* * *
- Что меняешь? - Ростика толкнули в бок, мальчишка оступился, едва не упал и только тут заметил, что наконец дошел до рынка. Поговаривали, что здесь можно купить или выменять всё, что захочешь. Ростик сглотнул: первой на ум почему-то пришла большая банка яблочного повидла, а за ней замаячили плитки шоколада, банки с тушенкой и кули с сахаром.
Сахара Ростик не видел почти с самого начала войны - с той поры, как сгорели Бадаевские склады. Тогда он с Лидочкой и другими ребятами тайком бегал к складам и отковыривал со стен потемневший и оплавившийся сахар.
- Эй, мальчик, заснул, что ли? - толкнувшая Ростика женщина потрясла его за плечо. - Что меняешь - спрашиваю.
- Вот, - Ростик полез в карман и вытащил часы.
Женщина повертела их в руках, зачем-то попробовала на зуб и покачала головой:
- Безделица. За такую много не дадут. Могу пайку предложить. Детскую. Сто граммов.
- Сто двадцать пять! - возмутился Ростик. - И вообще! Настоящие часы, не разбитые, может, даже золотые!
- Золотом сыт не будешь, - женщина усмехнулась. - А не веришь, иди - другим свой товар предлагай. Посмотрим, что выменяешь.
Ростик фыркнул и углубился в рынок. Показывал часы то одному, то другому. Но ничего ценного ему и в самом деле не предлагали, а обещанные сто граммов хлеба никак не шли из головы. Желудок сосало, Ростик поминутно сглатывал слюну, и когда из-за спины вновь послышался голос давешней знакомой, почти обрадовался.
- Ну, что, нашел что-нибудь? - женщина поправила платок и принялась притопывать ногами в валенках.
- Н-нет, - Ростик покачал головой и протянул часы. - Давайте ваши сто грамм.
Ростик оторопел. Неужели так и придется вернуться домой, ничего не выменяв?
- Правда, еще овес есть. - продолжила женщина. - Но много не дам. Две горсти, не больше.
Дорога домой казалась бесконечной. Ростик волок за собой подобранную на развалинах дома дверцу от комода и время от времени опускал руку в карман. Там, завернутый в обрывок газеты, лежал овес - старый, местами плесневелый. Но из него можно было сварить кашу, а из остатков каши - овсяный кисель. Эх, скорее бы домой!
Замечтавшись, Ростик едва не налетел на молодую девушку, тащившую за собой санки. На них, прикрытое клетчатым покрывалом и крест-накрест привязанное бечевкой, лежало тело - из под покрывала торчали тощие голые ноги с отросшими желтыми ногтями.
- Острожнее! - девушка недовольно качнула головой взяла чуть вправо, а Ростик зажмурился и отступил.
Месяц назад они с сестрой так же везли бабушку. Правда, бабушка тогда была не голая, а в толстой шерстяной юбке и двух вязаных кофтах. Санки пришлось попросить у Лидочки - своих не было. А когда они почти дошли до пустыря, Катя отобрала у Ростика веревку, сказала 'Подожди тут' и дальше потащила бабушку сама. Ростик ждал. Мерз, дышал в ладони и подумывал о том, как хорошо бы попрыгать на месте, чтобы согреться, но не решался - последний раз после таких прыжков в голове все поплыло, звуки стали далекими, а земля под ногами - мягкой-премягкой, словно из ваты. Ростик тогда долго стоял, опершись о стену: моргал, старался отдышаться и раз за разом повторял детскую считалочку про зайца. Слова считалочки путались, но останавливаться было нельзя - потеряешь сознание, упадешь, замерзнешь, а никто и внимания не обратит.
А потом вернулась Катя, отдала Ростику пустые санки со свернутыми вещами - шерстяной юбкой и двумя кофтами - и, словно оправдываясь, объяснила:
- Потом продадим, если получится.
* * *
Ужинали хлебом. Принесенный Ростиком овес Катя забрала и спрятала в старую жестяную банку из-под чая, а самого Ростика назвала добытчиком и ласково потрепала по голове.
А поздно вечером, когда Ростик совсем уж было собрался лечь спать, в дверь не то постучали, не то поскреблись. Катя бросила на брата вопросительный взгляд (мол, никого в гости не ждешь?) и пошла открывать. На пороге стояла Ирина Александровна - бабушка Лидочки.
- Катенька, здравствуй. Не разбудила вас? Вы уж извините, что я так поздно - но дело такое, срочное. Лидочка моя заболела. Кашляет и кашляет весь день. Я уже всё, что было, в буржуйке пожгла, а в комнате все равно холод. Дровишек у вас попросить можно? А я завтра насобираю и вам отдам.
Катя качнула головой, бросила взгляд на тлеющие в буржуйке длинные занозистые щепы (кусочки той самой дверцы от комода, которую сегодня притащил Ростик), на мгновение задумалась и предложила:
- А давайте мы по-другому сделаем. Берите вещи и приходите с Лидочкой к нам. В тесноте, да не в обиде, правда ведь? Да и согреемся быстрее!
- Ой, Катенька! Ой, спасибо! - Ирина Александровна всплеснула руками и перевела взгляд на Ростика. - Золотая у тебя сестра, Ростя! Просто золотая!
Ну, вот, опять! Ростик надулся. И как все эти взрослые не поймут, что ему совсем-пресовсем не нравится это имя? Ну, не ругаться же с ними из-за этого, в самом деле?
* * *
На стене тикали ходики, спали умаявшиеся за день Катя и Ирина Александровна, кашляла в темноте Лидочка. А Ростик лежал и думал.
Вот он вчера ладони исцарапал, пока ветку нес? Исцарапал. А сегодня? А сегодня ни следа нет. Это все лифт, который его, Ростика, в бабушкину деревню отвозил. А если лифт его царапины вылечить смог, может, и с Лидочкиным кашлем справится?
Ростик вылез из-под одеяла, в темноте пробрался к старому дивану, на который уложили Лидочку, тронул девочку за плечо и шепотом поинтересовался:
- Не спишь?
Лидочка не спала.
- Тогда слушай. Вчера ночью...
- Ну, вот, как-то так. - Ростик закончил сбивчивый рассказ и вздохнул. - Только вот лифт... - он ведь мне вчера приснился. А сегодня... не могу же я его себе нарочно, - мальчишка запнулся, подбирая правильное слово, - приснить.
- А ты его попробуй так представить. - Лидочка глухо кашлянула и продолжила еще тише. - Ну, подумай о нем. Сильно-сильно. Вдруг появится?
И Ростик подумал. Зажмурился, сжал кулаки, вдохнул поглубже и представил вчерашний лифт. Внешнюю и внутреннюю двери, золотистый свет от лампочки и смешную вращающуюся ракушку.
- Получилось! Ростик, получилось! - сдерживаясь, чтобы вновь не раскашляться, зашептала Лидочка.
Ростик открыл глаза. Вопреки ожиданиям, лифт оказался на новом месте - в узеньком коридорчике между комнатой и кухней.
- Пойдем! - Ростик потянул Лидочку за руку.
Но стоило ребятам войти в лифт, как оказалось, что раковины, повернув которую, Ростик запустил лифт в прошлый раз, не было на месте.
- Ерунда какая-то! - сквозь зубы возмутился мальчишка. - Куда она могла деться?
- А вот это не она? - Лидочка вытащила руку из-под наброшенного на плечи одеяла и указала куда-то вверх.
Ростик задрал голову и удивленно хмыкнул: ракушка прилепилась к стене слева от косяка - в паре метров от лифта.
Миг - и мальчишка оказался рядом. Встал на цыпочки, дотянулся до беглянки кончиками пальцев. Крутись, родная! Ракушка плавно заскользила вокруг собственной оси, а вместе с ней, закрываясь, потянулись друг к другу дверцы лифта. Ростик метнулся назад и едва успел: с легким щелчком дверь закрылась и лифт ухнул вниз.
- Ничего себе!!! - Лидочка стянула с плеч одеяло и улыбнулась, подставляя лицо под теплые солнечные лучи. - А как это получается?
- Не знаю, - Ростик пожал плечами. - Получается, и все. Ты не об этом сейчас думай. Ты воздухом дыши. Мне тебя завтра еще бабушке сдать надо - и обязательно в здоровом виде.
И Лидочка послушно дышала. А Ростик рассказывал про деревню Галку, про то, какие блины печет бабка Пелагея и про любопытных белок, которые приходят посидеть на плетне, а иногда таскают сушащиеся на солнце маслята.
- Жаль только, - сокрушался Ростик, - далеко от этого лифта не уйдешь. Он обратно сам едет. Не успеешь влезть, навсегда тут останешься.
- А что в этом плохого? Тут тепло, грибы, ягоды есть. Я бы осталась. Только надо сначала домой съездить - мою бабушку с собой взять и твою Катю. Ее, кстати, еще уговаривать придется... Слу-у-ушай! - вдруг осенило Лидочку. - Если я кашлять перестану, значит, тут кого хочешь вылечить можно!
- И? - не понял Ростик.
- И тогда надо об этом твоей Кате рассказать. Обязательно-преобязательно! Представь, приходишь ты в госпиталь, где она работает, заходишь в палату к раненым и вызываешь для них лифт. Полчаса - и они опять здоровы. Заходишь в следующую палату - и там то же самое делаешь. А потом еще и еще! Так за день весь госпиталь на ноги поставить можно!
- Ага! - Ростик так обрадовался этой мысли, что едва не заплясал на месте. - А потом можно по другим госпиталям пойти. Представляешь, сколько народу сразу на фронт вернуться сможет? Мы тогда немца живо отгоним!
Ростик совсем уж собрался мечтать и дальше, как лифт, все это время стоявший среди поляны за спинами ребят, тревожно загудел.
Когда Ростик проснулся, за окном было сумеречно, а ходики показывали начало восьмого.
- Доброе утро, соня. - Лидочка улыбнулась. - Всё спишь и спишь! Бабушка уже давно хлеб получила и за дровами ушла, а Катя - в госпиталь. Я ей про лифт рассказать хотела, а потом подумала и решила тебя подождать. Все-таки это ты его нашел.
- Подожди-подожди, - тряхнул головой Ростик, выбираясь из постели, - а чего меня никто не разбудил?
- А это все моя бабушка. - Лидочка хихикнула. - Всё утро рассказывала твоей сестре, как мы на улице промерзаем, когда ветки и деревяшки ищем. Вот она и решила тебя себя дома оставить, выходной дать - боялась, что заболеешь, как я.
- Не-а! - Лидочка гордо задрала нос. - Ни капельки не кашляю!
- Значит, сработало?!
- Сработало!
Идти к Кате было решено сразу же. Наскоро сжевав оставленный сестрой хлеб, Ростик обул валенки, натянул пальтишко и едва не забыл про пуховый платок - так хотелось побыстрее поделиться радостью. Ну и, разумеется, чуток поважничать - как никак, не у каждого мальчишки есть свой волшебный лифт.
Но быстро добраться до госпиталя, где работала Катя, не удалось. На углу Невского и Суворовского их застигла бомбежка. Из-за низких облаков вынырнули 'Юнкерсы', заревели, пошли на снижение. Секундой позже декабрьские сумерки распороли направленные в небо прожекторы, а вслед за этим ожили, застрекотали зенитки. Лидочка взвизгнула и рванула было прочь, но, пробежав несколько метров, остановилась и обернулась. Ростик стоял посреди мостовой и смотрел в небо - словно не осознавал опасности, словно не забыл, как рвутся сброшенные неприятелем бомбы, как сыплются на землю куски кирпича и бетона, как летит вниз звенящий хрусталь оконных стекол.
- Ты чего? С ума сошел?!! - вернувшаяся Лидочка вцепилась в его старенькое пальтишко и потащила прочь с улицы.
- Я? - Ростик непонимающе захлопал глазами. - Я это... Мне кажется, сейчас что-то...
Ростик не успел договорить. Заглушая последние слова, в нескольких кварталах от них, ухнув, разорвались сразу две или три бомбы, поднялось облако серой пыли, а потом потянуло гарью - все сильнее, все отчетливее. И Ростик сорвался с места. Рванул, что было сил, полетел, задыхаясь от пыли, слушая как в висках тяжеленным молотом стучит кровь, побежал, забыв про все на свете. Катя! Там Катя!!!
Половины госпиталя не было вовсе - на его месте осталась лишь груда дымящихся развалин, а из второй половины сквозь еще не осевшую колючую бетонную пыль медленным потоком на улицу тянулись раненые. Кто-то шел сам, кого-то несли другие.
- Ростя? - мальчишка обернулся на голос. Это была тетя Света, врач, с которой работала сестра.
Мальчишка бросился к ней, схватил за рукав:
- Катя! Тёть Света, где Катя?!!
- Успокойся, Ростя. Кати тут нет. Она еще до бомбежки уехала. На машине. Раненых в шестую больницу повезла. В нашей больше мест не было.
Ростик открыл было рот и вдруг замер, поняв страшное: прошедшие над городом бомбардировщики полетели в сторону проспекта Огородникова, а оттуда до шестой больницы - рукой подать.
Мальчишка сорвался с места и полетел прочь, туда, где у развалин соседнего дома стояло несколько стареньких ЗИЛов.
- Кто в шестую? Кто в шестую больницу едет?!
- Да мы теперь все туда, наверное. - горько усмехнулся старик-водитель. - Этот госпиталь того и гляди - рухнет. Вот сейчас людей погрузим и поедем. Если надо, могу и тебя подбросить. Только подожди маленько.
Но Ростик ждать не хотел. И не мог. Ему надо было туда, к Кате. Приехать, взлететь по ступенькам, промчаться по гулким коридорам и найти ее. Целую и невредимую. А потом быстро-быстро рассказать про лифт и про бабушкину деревню, и про придуманный Лидочкой план.
Кстати, а где она? Где Лидочка? Ростик закрутился на месте, заозирался и, наконец, увидел ее. Девочка стояла рядом с еще одним ЗИЛом, первым в ряду выстроившихся друг за другом машин.
- Я к Кате поеду, - подскочил к ней Ростик. - Меня там один дяденька довезти согласился. Если ты со мной...
- Я тут подумала, - Лидочка, казалось, не слушала. - Если эта машина первой стоит, значит, она первой и поедет. И если мы в нее влезем...
Ростик едва не задохнулся от радости: вот девчонка, вот голова! И как он сам до этого не додумался?
- Как думаешь, нас не выгонят? - шепотом поинтересовалась Лидочка, забиваясь в дальний угол крытого брезентом ЗИЛа. - Вдруг из-за нас места кому-то хватать не будет?
- А мы пока спрячемся. Вон, ящики, смотри, какие большие. Сейчас отодвинем их чуток и в щель залезем. А когда поедем, и вылезать можно будет. Угу?
Но время шло, а машина и не думала заводиться. И Ростик уже наверняка полез бы наружу, если бы не Лидочка.
- Не лети. Успеем. Скоро поедем. - уговаривала она его. И Ростик ждал. А заодно шепотом жаловался на жизнь:
- Вот почему они все меня Ростей называют? Что я им, младенец, что ли?
- Почему сразу 'младенец'? - Лидочка даже улыбнулась. - Просто ты еще ребенок. Вот вырастешь, и будешь не Ростя, а Ростислав.
- Да ну, - Ростик отмахнулся, - этого еще ждать сколько!
- А знаешь, - девочка потерла варежкой начавший замерзать нос, - моя бабушка говорит, что иногда человек становится взрослым не постепенно, а вдруг и сразу. Только для этого нужно понять что-нибудь такое, о чем сейчас не задумываешься, или поступок хороший и серьезный совершить. Вот тогда и станешь настоящим взрослым. И будут тебя все Ростиславом звать, представляешь?
Ростик представлял, только понятия не имел, что же такое надо осознать или сделать, чтобы волшебное 'Ростислав' приклеилось к нему и уже никогда не уступало место детсадовскому 'Ростя'.
Но вот послышался топот ног, и в машину начали грузить раненых. А потом заурчал-завелся двигатель, и ЗИЛ тронулся с места. Вылезать раньше времени Ростик боялся, поэтому сидел тихо-тихо и так же тихо и незаметно для самого себя задремал. А когда проснулся и осторожно выглянул из-за ящиков, едва не вскрикнул от удивления - сквозь неплотно затянутое брезентовое покрытие виднелся лед. Много-много льда. И вокруг - ни домов, ни людей. Только серое небо и бесконечный лед.
Высунувшаяся за Ростиком Лидочка тихонько ойкнула. Из-за брошенных друг на друга тюков выглянула пожилая медсестра в надетом поверх халата тулупе и удивленно уставилась на ребят.
- Вы тут откуда?!
- Оттуда, из Ленинграда, - Ростик махнул рукой. - А мы сейчас где?
- На Ладоге мы. - помолчав, ответила медсетра. - В Катон едем.
- Ой, нам туда не надо! - испугался Ростик. - Нам обратно в Ленинград, в шестую больницу. Попросите водителя, пусть остановит. Мы быстро выйдем. Честное слово!
- Глупый ты еще, - слабо улыбнулся мужчина лет пятидесяти, лежавший под одеялом у самого борта грузовика. - Куда теперь вылезать? И вообще - если живыми доедем, радоваться будешь, что из блокады выбрался.
Но стоило ему это сказать, как издалека донесся гул, нараставший с каждой секундой. Стараясь ни на кого не наступить, Лидочка заторопилась к краю кузова, оттянула край брезентового покрытия, выглянула наружу.
- Самолеты!!!
Миг - и воздух пронзил сиплый, словно простуженный свист. Грохнуло где-то далеко, машина дрогнула и взяла влево.
- Уйти пытается, - объяснила медсестра, прижав к себе едва не упавшую Лидочку. - Но вы не бойтесь, детки. Не бойтесь. Держитесь только крепче. У нас шофер, знаете, какой? В день по четыре рейса через озеро делает. Вывезет он нас. Обязательно вывезет.
Ростик во все глаза смотрел на медсестру и не верил. Слишком быстро побелело лицо, слишком глубоко залегла морщинка между бровями. Слишком, слишком, слишком.
С каждой секундой грохот разрывов слышался всё ближе и ближе, машина петляла из стороны в сторону, стонали раненые, всхлипывала вцепившаяся в медсестру Лидочка, а напуганный не меньше ее Ростик все сильнее сжимал зубы и не думать о том, что будет дальше.
Две бомбы упали совсем близко. Одна справа, другая слева от старичка-ЗИЛа. Самолеты унеслись вперед, но даже сквозь гул мотора Ростик различил еще один звук. Лопался лед. Заскрипели тормоза, машина круто развернулась, подскочила на наметившемся разломе и понеслась вперед. Быстрее, быстрее, еще быстрее!
Ростик выбрался из-за ящиков и, шатаясь из стороны в сторону, побрел к краю кузова. Туда, где плескался по ветру край старенького брезента. Именно сейчас ему почему-то очень нужно было знать, что там, снаружи.
Шаг, другой, третий. На четвертом шаге машина затормозила так резко, что Ростик потерял равновесие и полетел вперед, пребольно стукнувшись подбородком о борт грузовика.
А еще через мгновение снаружи послышались шаги, брезент отдернулся в сторону:
- Вылезайте, живо вылезайте! - усатый водитель откинул борт машины и протянул руку ближайшему из раненых. - Лед треснул. На машине дальше нельзя.
Ростик спрыгнул на лед одним из первых, дождался Лидочку, а потом крутился рядом с бортом - помогал спускаться раненым и, щурясь от яркого света, оглядывался по сторонам. Там, откуда они приехали, на белом полотне льда темнели черные провалы с водой, от одного взгляда на которую Ростику становилось жутко. А во все стороны от провалов разбегались трещины. Самая широкая была прямо за ЗИЛом. Метров пять, прикинул Ростик. Ни перелезть, ни перепрыгнуть.
- Вон там, - стараясь сдержать дрожь в руках, водитель указал вперед и чуть вправо, - трещина тоньше всего. А дальше лед крепкий. Только всем сразу идти нельзя. Надо по одному.
И люди пошли. Медленно, словно во сне, поддерживая друг друга, они перебирались через трещину, отходили от края и останавливались - ждали остальных.
Последними, идя на расстоянии друг от друга и стараясь не раскачивать и без того ходящую из стороны в сторону льдину, через трещину перебрались Ростик и усатый водитель.
- Вот и молодец! - похвалил он Ростика. - Даже валенки не замочил! А сейчас мы, - обратился он к остальным, - чуть южнее возьмем. Там обогревательный пункт есть. Идти неблизко, поэтому...
Последних слов водителя не услышал никто: из-за облаков с ревом вынырнули три 'Юнкерса', опускаясь все ниже и ниже, пошли над ледовой трассой и - Ростик съежился и втянул голову в плечи - сбросили свой страшный груз. Вокруг загрохотало, задрожал и пошел трещинами казавшийся таким надежным лед, сполз и пропал в черной воде оставленный на льдине тюк.
- Бегите! - махнул в сторону один из раненых. - Бегите, пока не поздно!
Но времени уже не было. Трещины змеились повсюду, куда ни кинь взгляд, и даже Ростику было понятно - это конец.
И как он сам до этого не додумался! Мальчишка остановился, закусил губу. Раз, два, три... Ну, появляйся! Появляйся же!!!
И лифт появился - прямо на льду, раскрыв обе дверцы. Как раз такой, как надо - вдвое шире предыдущего. На всех места хватит.
- Внутрь! Быстрее внутрь! - Ростик без особых церемоний подтолкнул к лифту медсестру, замахал руками на остальных. - Залезайте, времени мало!!! - а когда убедился, что остолбеневшие было раненые по одному полезли внутрь, закружился на месте, пытаясь найти заветную ракушку. Но ни в самом лифте, ни рядом с ним ее не было. И когда Ростик уже почти потерял надежду, ракушка вдруг нашлась - поблескивая золотистым боком, она лежала на подножке брошенного ЗИЛа, на той самой льдине, с которой они выбирались каких-то три минуты назад: под весом машины льдина продолжала крениться, позволяя ледяной воде облизывать припорошенную снегом поверхность.
Ой, мамочки! Ростик сделал несколько шагов назад, вдохнул поглубже и побежал. Сгруппироваться, зажмуриться - и-и-и - прыжок!
Красиво приземлиться не получилось - мальчишка плюхнулся на живот. Льдина покачнулась, черпнула воды и ЗИЛ принялся сползать к краю еще быстрее. Оскальзываясь, Ростик поднялся на ноги, в пять шагов оказался у машины и вцепился в ракушку. Так. Теперь надо сосредоточиться: быстро повернуть ее и тут же бежать обратно, чтобы успеть в лифт до того, как дверки закроются.
Ростик шумно выдохнул, на мгновение прикрыл глаза, повернул ракушку и понесся вперед. Шаг, два, три... Но что это? Дернувшиеся было дверцы лифта вдруг замерли, а сам лифт вдруг просел в лед, позволяя сочащейся из трещин воде лизнуть ноги стоявших в нем людей.
Ростик чертыхнулся, в три прыжка достиг машины и вновь повернул раковину. Но стоило ему отпустить ее, как дверцы лифта опять отказались закрываться.
- Надо держать, - похолодев, понял Ростик. - Надо держать ракушку, иначе никто никуда не поедет.
Еще один поворот морской упрямицы, впившиеся в ребристый ракушечий бок детские пальцы, скользящий в воду старенький ЗИЛ.
Когда льдина, на которой стоял Ростик, раскололась надвое и старик-грузовичок ухнул в воду, двери лифта закрылись уже больше, чем наполовину. Ледяная вода обожгла, разом потянули на дно промокшие валенки, Ростик забарахтался, захрипел, но ракушку не выпустил.
- Лида! Слушай меня! - заорал он. - За лесом овраг и тропинка! Идите к бабке Пелагее! Она хорошая!
- Ростик!!! - Лидочка вцепилась посиневшими от холода пальцами в медную решетку лифта. - А ты? А как же ты?!!
- Я потом! - захрипел Ростик., отплевываясь от воды. - Я вернусь! Я обязательно вернусь!
- Я вернусь.- беззвучно шептали губы, когда видавший виды ЗИЛ, с намертво вцепившимся в него мальчишкой медленно уходил ко дну.
- Я вернусь. - вторил несущий снежную пыль ветер.
- Я вернусь. - эхом откликалась черная вода Ладоги.
* * *
В Ленинград возвращалась весна. Лучи солнца играли на осколках стекол, хулиган-ветер гонял по небу мелкие кудрявые облачка, чирикали неизвестно откуда взявшиеся воробьи.
А вдалеке от оживающего после блокады города, на крошечном островке у берега Ладожского озера, пробившись сквозь снег и лед, к небу тянулся тоненький нежно-зеленый росток подснежника. Росток. Ростя. Ростислав.