Парфенова Мария : другие произведения.

Cn-3: Голубые росы Колпиэра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    7-е место в финале Коза-Ностры 4
    Опубликовано: Журнал "Дон", Љ11, 2008


   Емельяныч отложил газету, снял очки и сладко зевнул. До утра оставалось совсем немного. Давно замолкла гремевшая на всю округу дискотека, закрылся бар, и с аллей базы "Бирюза" расползлись даже самые стойкие отдыхающие.
   Старик бросил в стакан щепоть сухих чайных листьев, плеснул кипяточку и зазвенел ложечкой. Отхлебнул. Эх, хорошо. Тишина, благодать, а главное - эти двое в голове не ссорятся.
   Но такому блаженству не суждены было продлиться долго: не прошло и минуты, как у ворот остановился черный "Форд". Хлопнула дверца, и из машины вылез начальник базы - полноватый мужчина лет тридцати пяти, облаченный в дорогой светло-бежевый костюм. С явным удовольствием стащив с шеи галстук, он подошел к сторожке Емельяныча и постучал в стекло:
   - Я уезжаю. В восемь придет грузовик. Там продукты на кухню. В двенадцать Люся новую группу привезет. Если попросит, подсоби, чем надо. Да, и за Ксюнькой последи: чтоб с базы ни шагу.
   - Послежу, Петр Сергеевич. Послежу, - подобострастно улыбнулся Емельяныч и, желая польстить начальству, добавил. - Дочка-то у вас какой красавицей растет - слов нет!
  
   Но стоило автомобилю начальника базы скрыться за поворотом, как с лица Емельяныча мигом слетела улыбка, а в голове затараторил брюзга и пакостник Нычча. Старик исподлобья посмотрел на светлеющий горизонт, выбрался из сторожки и, недобро косясь в сторону трассы, прошипел:
   - Пропусти, подсоби, проследи... Умные все какие. Да я таких, как вы...
   Послав в адрес начальства еще полдюжины ругательств и пожелав красавцу-"Форду" застрять в первой же канаве, Емельяныч запер сторожку на ключ и направился вглубь базы, где за деревьями сладким предутренним сном спало озеро.
   Выйдя на песчаный пляж, Емельяныч ухмыльнулся: над водой стоял туман. Даже не туман, а так - туманчик: жиденький, тоненький, с прорехами.
   Емельяныч крякнул и потопал к самому краю воды. А, добравшись до него, воровато оглянулся по сторонам и вытащил из кармана старенький перочинный нож. В коротком поцарапанном лезвии отразился кусочек бледно-голубого неба. Старик улыбнулся, опустился на колени и медленно повел нож в сторону, осторожно срезая с озера тончайший слой туманного покрывала.
   В коттеджах мирно спали отдыхающие, на кухне погромыхивали посудой, где-то в ветках трещала неугомонная утренняя птаха, а Емельяныч кружил по берегу озера, срезал длинные лоскуты тумана и бережно сматывал их в рулон.
   Закончив работу и еще раз оглядевшись, старик нырнул в кусты. Там, спрятанный от чужих глаз, уже который год смотрел в небо кусок широченной покореженной трубы: на левом боку разросся мох, а у правого стояла лужица мутной, дурно пахнущей воды. Емельяныч скривился, вытащил из-под мышки туманный рулон и, перегнувшись через край трубы, протолкнул его в ее ржавые недра. Труба вздрогнула, утробно проурчала что-то невнятное и вытолкнула наружу зеленоватое зловонное облачко. Емельяныч чертыхнулся, досадливо сплюнул и, по-стариковски положив руку на поясницу, поспешил прочь. Его ждали дела.
  
   Луг, куда торопился Емельяныч, находился за территорией базы. И смотаться туда-обратно надо было шустро: а то на базе, чего доброго, заметят его отсутствие.
   Емельяныч продрался сквозь подлесок, вброд перешел два ручья и, пыхтя и отдуваясь, выбрался на луг: усыпанные росой травы поднимались выше колен и алмазно блестели на солнце, вдалеке тянулась узкая лента лесополосы, а по небу лениво ползло нежно-розовое кудрявое облако.
   Емельяныч прислушался, стараясь разобрать в низком гуле снующих от цветка к цветку насекомых ставшую уже привычной мелодию - тонкую, звенящую, напоминающую о родном Колпиэре. Минута, две, три. Нет. Только птичий щебет, далекий рокот проезжающих по трассе машин да ровный шелест листвы. Емельяныч шумно вздохнул, качнул головой и медленно побрел вперед, аккуратно ведя раскрытой ладонью по верхушкам начинающих желтеть трав.
   Время шло, солнце поднималось выше и выше - а звона, переливчатого серебристого звона, всё не было. Емельяныч совсем отчаялся. Если поющей росинки не будет и сегодня, значит...
   - Имияныч! Имияяяяныч! - вынырнула из подлеска четырехлетняя Ксенька. - Посмотли на меня, Имияныч! Я сегодня как плинцесса, плавда? - и, подобрав края длинной ядовито-розовой юбки, направилась к старику.
   Емельяныч нахмурился, а в голове уже привычно забрюзжал недовольный голосок Ныччи:
   - Шефова дочка. Только ее тут не хватало. Мало того, что папаше настучит, так еще и дело закончить не даст. Гони! Гони ее отсюда, пока не поздно!
   - Имияныч! - Ксенька остановилась в каком-то десятке шагов от старика и, потешно сморщив носик, поинтересовалась. - Имияныч, ты сегодня глухой?
   - Глухой, Ксюшенька, глухой, - Емельяныч цыкнул на Ныччу и напустил на себя добродушный вид. - Старею я, девонька. Слышу плохо, вижу плохо. Тебя вот тоже - не сразу узнал.
   - Стааалый, - Ксенька задумчиво подергала себя за огненно-рыжую косичку, - знасит, сколо умлёс, да?
   Емельяныч открыл рот, но ни возмутиться, ни выдать что-нибудь соответствующее случаю не успел. Потому что увидел ее. Росинку. Близко-близко - у самых Ксенькиных ног. Росинка пела. Пела и вращалась на листке лопуха, разливая вокруг себя нежно-голубое сияние.
   Емельяныч сглотнул, провел руками по волосам и просительно уставился на Ксеньку:
   - Ксюшенька. Солнышко. Отойди, пожалуйста, на шажочек. Вот сюда. Влево.
   - Сюда? - Ксенька резко крутанулась на месте, сметая краем юбки всю росу с ближайших травинок. - Сюда, да?
   Емельяныч сдавленно охнул - росинка вздрогнула, покатилась по лопуху, на мгновение замерла на самом краю листа и соскользнула на землю.
   - Ты сто-то улонил? - живо оценила ситуацию Ксенька. - Давай я поиссю!
   Мгновение - и из колышащихся трав торчали только две рыжие косички, а сама Ксенька, напрочь забыв о новой юбке, резво ползала на четвереньках по мокрой от росы земле.
   Минут через пять из травы вынырнула рыжая Ксенькина голова, повертелась из стороны в сторону, остановила взгляд на Емельяныче и трагически шмыгнула носом:
  -- Не насла-а-а.
   Поделившись печальной новостью, Ксенька поскребла веснушчатый нос и с детской непосредственностью поинтересовалась, - а сто ты потелял?
  
   И тут в Емельяныче проснулась вторая половинка постоянно ругающейся парочки - Эмэль. В отличие от вечно недовольного Ныччи, Эмэль воплощал добродушие в крайней из всех возможных степеней, что, впрочем, не мешало ему устраивать грандиозные перебранки со своим паразитистым братцем.
   Оттеснив Ныччу и по-хозяйски обосновавшись в голове Емельяныча, Эмэль с умилением воззрился на отряхивающую ладошки Ксеньку и просиял: какая славная девочка, так обо всех заботится. Решила вот старику помочь и даже наряда нового не пожалела.
   Емельяныч нагнулся и протянул Ксеньке руку:
   - Пойдем, милая. Возвращаться пора.
  
   Время перевалило за полдень. С кухни тянуло чем-то невероятно аппетитным, по аллеям носилась загорелая ребятня, а мелькавшее за деревьями озеро манило прохладой и звало искупаться.
   Емельяныч сидел в сторожке, ждал сменщика и поминутно переставлял с места на место небольшую картонную коробочку. В коробочке что-то гремело и перекатывалось. От нечего делать Емельяныч, в котором продолжал главенствовать добряк-Эмэль, выглянул из окошка и покосился направо, туда, где за аккуратно покрашенным белым заборчиком находился домик самого начальника базы. Став на табуретку и от усердия высунув язык, Ксенька вешала на низко натянутые веревки только что выстиранную розовую юбку.
   - Подсобил бы кто, - подумал Емельяныч и осекся. Ксенькин отец дочку держал в строгости. Никаких гувернанток и прочих мамок-нянек - не маленькая уже, сама справится. И по базе сама бегает. И купаться - тоже сама.
   К слову сказать, на озере Ксенька пропадала днями - схватит полотенце, ноги в шлепанцы сунет и бегом туда. Да оно и понятно - вода, ребятишки соседские. Благодать.
   Оторвавшись от размышлений о Ксеньке, Емельяныч вновь уставился на коробку: помедлив, поддел ногтем крышку и заглянул внутрь. Матово поблескивая в солнечном луче, в коробке лежали большие - размером с вишню - росинки. Девять штук.
   Емельяныч поморщился и почти физически почувствовал, как у него в голове место Эмэля вновь занимает Нычча.
   - Маловато будет, - недовольно пробурчал Нычча и не удержался, поддел хозяина, - искать лучше надо было!
   Емельяныч отмахнулся и вздохнул. Хотя, может, брюзжащий голосок в чем-то и прав. Раньше росинки посылали чаще. И больше. Если постараться, за день штук пять насобирать можно было. А теперь всё реже и реже. И о чем там магистр магии думает? Емельяныч-то тут не по своей воле застрял. И опять же - на благо королевства работает, туман каждый день собирает. Ну да - помаленьку, так ведь больше само озеро не дает!
   А росинок и впрямь мало. По-хорошему, надо по две штуки в день выпивать. Ну, или по одной - если иной возможности нет. А он одну росинку на три дня растягивает. А ведь нельзя. Здешний воздух для них, для колпиэрийцев, ой как вреден. Старит он, жизнь вытягивает, в могилу раньше срока гонит. Вот кто поверит, что ему, Емельянычу, по их земным меркам и сорока лет нет? Никто. Да и как тут поверить? Глаза выцвели, волосы все как один седые, лицо в морщинах, пальцы дрожат, спину не разогнуть. Старик - он и есть старик.
   Емельяныч достал из коробки росинку и повертел ее в пальцах. Большая, твердая, нежно-голубая. Ни дать, ни взять - бусина. Однако пора. Емельяныч забросил росинку в рот, покатал языком туда-сюда, запил остывшим чаем и прикрыл глаза. Оставалось восемь "бусин". А значит, до середины августа он, с грехом пополам, дотянет. А вот как дальше быть - неизвестно.
   Забрать его должны в октябре. А запаса росинок не то что на осень, на остаток лета нет. И не факт, что будут. Емельяныч подпер ладонью щеку и сглотнул: глупо-то как выходило - продержаться в этом мире почти двадцать лет и не дотянуть до срока каких-то пару месяцев.
   В дверь постучали. Емельяныч хмыкнул - кому может прийти в голову стучаться в сторожку, которая и без того всегда открыта? За дверью обнаружилась Ксенька.
   ­- Имияныч! К тебе мозно? - и, не дождавшись ответа, Ксенька проскользнула внутрь и с ногами забралась на колченогий скрипучий стул. - Давай ты будес золотой лыбкой, Имияныч?
   От такого предложения Емельяныч поперхнулся, а два вечно ссорящихся в голове братца умолкли и уставились на девчонку: Эмель сквозь левый глаз Емельяныча, Нычча - сквозь правый.
   - Сейтяс я загадаю зелание, - невозмутимо сообщила Ксенька, - а ты его исполнис. Загадываю!
   Эмэль и Нычча вопросительно посмотрели друг на друга, а Емельяныч внутренне съежился: этой мелочи только разреши - такое загадает... А не выполнить нельзя - папеньке наябедничает.
   - Я хочу, - начала было Ксенька, но отвлеклась: переложила с места на место блокнотик в потертом кожаном переплете, потрясла коробочку с росинками и придвинула к себе старенькое помутневшее зеркало.
   - Бусики хочу, - продолжила она, разглядывая в зеркало усыпанный веснушками нос, - делевянные. Сделаес мне?
   Емельяныч облегченно выдохнул - задание оказалось не сложным:
   - Сделаю, Ксюшенька, обязательно сделаю.
   - Ага. - Ксенька приняла ответ так, будто ничего другого и не ожидала. - Тогда я заголать пойду. Пока, Имияныч!
   На пороге Ксенька замешкалась, подняла что-то с пола, сунула в карман и вприпрыжку поскакала по пересекающей клумбу асфальтовой дорожке.
   Старик посмотрел Ксеньке вслед, опустился на стул, прикидывая, из чего лучше сделать заказанные бусы. Выточить бы их и в красный покрасить. Нет, лучше в синий. Нет. В голубой. В ярко-ярко голубой. Как... как росинки.
   Емельяныч хмыкнул и осторожно высыпал на стол посланные из Колпиэра росинки. Полюбовался, разложил в линию и замер. Росинок было семь. Одной не хватало. Обронил! Потерял! Емельяныч вскочил, охнул - так прострелило спину - и, опустившись на четвереньки, принялся судорожно обшаривать углы сторожки. Оторванные пуговицы и календарные листки, ржавый гвоздь и осколок зеркала, чей-то шнурок и забытая всеми мышеловка. Всё, что угодно, кроме того, что надо.
   Делать было нечего, оставалось только смириться. Емельяныч сунул коробочку с оставшимися росинками в карман, дождался сменщика и побрел к себе - в крошечный домик, приютившийся в самом конце базы. Обойдя стороной шумную детскую площадку, Емельяныч вышел к озеру. Блаженно раскинувшись на песке, лежала и грызла яблоко Ксенька, лениво перебрасывались мячиком двое подростков, шуршала газетой дородная матрона лет сорока. Но что-то, что-то было не так. Вглядевшись получше, Емельяныч охнул и схватился за сердце: несмотря на жаркое послеполуденное солнце, над озером стоял туман. Легкий, едва заметный и... плывущий. Емельяныч протер глаза. Туман и в самом деле плыл - покачивался, тянулся тонкими нитями и уходил в кусты. Обогнув пляж и пробравшись в заросли, Емельяныч и вовсе онемел. Столько лет молчавшая труба ожила и уверенно тянула в себя туман, а вместе с ним в нее засасывало мошек, пылинки и мелкие листочки с ближайших кустов. Емельяныч повертел головой, вытащил из прибрежных кустов сдувшуюся автомобильную шину, поднес ее к жерлу трубы и отпустил. Труба проурчала нечто недовольное, но шину исправно засосала. Емельяныч хмыкнул и поскреб в затылке.
  
   День клонился к вечеру. Емельяныч сидел в старом кресле, мелкими глоточками отхлебывал обжигающий чай и думал. Откуда мог взяться туман? И почему труба вдруг взяла и заработала? Может, ее там, в Колпиэре, починили? Емельяныч надкусил принесенную с кухни плюшку и вздохнул. Эх, Колпиэр-Колпиэр. Как бы хотелось туда вернуться. Перед глазами поплыл навсегда оставшийся в памяти пейзаж: огромная, сплошь зеленая долина, белые шапки ледников на тянущихся к небу синих скалах, плодородные поля, сады, звенящие ручьи и водопады... Красиво было, хорошо. Пока с востока не пришел суховей. Пожелтели сады, выгорели леса, обмелели и навсегда затихли ручьи, а по когда-то плодородной земле поползли страшные червоточины трещин. Всё покрыл слой мелкой желтой пыли.
   Оставшиеся без воды поля не давали урожая, один за другим высыхали колодцы, и даже ребенку было понятно - Колпиэр умирал.
   И тогда именно они, так непохожие друг на друга братья, нашли выход. Эмель разыскал волею судеб застрявшего в королевстве заезжего мага, а изворотливый Нычча сумел выудить у него секрет спасения Колпиэра.
   - Воздух у вас плохой стал, - заявил на аудиенции Его Величества маг. - Сухой, неживой почти. Новый надо доставать.
   И не дав Его Величеству задать сам собой напрашивающийся вопрос "Где?", маг безапелляционно сунулся в королевскую опочивальню, распахнул окно и ткнул в едва заметную из дворца ниточку водопада:
   - Будем вкапывать трубу!
  
   План оказался прост. Один конец трубы находился в Колпиэре. Второй, сотворенный стараниями мага, в другом, неизвестном жителям королевства месте. Каждую вторую луну вокруг трубы возникало небольшое озерцо, наполненное теплой, чуть мутноватой водой.
   Нырни в озеро, поддайся влекущему тебя вниз течению, закрой глаза и через минуту окажешься там, в другом мире, в другом озере. А как выберешься, времени не теряй. Срезай туман, да относи к трубе, она его в себя затянет, а в Колпиэре наружу вытолкнет. А там уже ждут - раскладывают колпиэрийцы туман по земле и камнями придавливают, чтоб не унесло. А дальше дело за малым: там, где туман на землю лег, травинки да цветы пробиваться начинают, пчелы гудят, бабочки летают - зеленеет, оживает Колпиэр.
   И всё бы ничего, только много тумана за один раз не натаскаешь. И задерживаться в том мире нельзя. Как начнет светать - сразу же возвращаться надо. А то...
   Чем может обернуться это самое "а то" выпало узнать именно ему, Емельянычу. То есть, тогда еще им - непохожим и недолюбливающим друг друга братьям - Эмэлю и Нычче. Шла шестая луна и именно им выпала очередь нырять за туманом. Им и еще трем десяткам жителей Колпиэра. Поначалу всё шло, как обычно. Озерцо у водопада, глубокий нырок, и вперед - собирать туман. Только вот озеро тамошнее подкачало. Едва за полночь перевалило - посветлело оно, забурлило. Все, кто рядом был, сразу в воду попрыгали, а вот с братьями неувязочка вышла - пока они до воды добежали, прыгать было уже некуда. Ушло озеро под землю, исчезло - будто и не было его никогда.
   А потом... (при мысли о "потом" Емельяныч содрогнулся и едва не расплескал чай)... потом над высохшим озером в зыбком круге желтоватого света появилась фигура магистра магии.
   - Великий круг замкнулся, - магистр почесал нос и виновато посмотрел на братьев, - забрать вас сможем нескоро. Через четыре цикла синего фазана или, - магистр пошевелил губами, что-то подсчитывая, - по здешним меркам, двадцать лет. Но это ничего, обживетесь тут, туман для Его Величества пособираете, а повезёт - так и женитесь.
   Братья охнули и переглянулись. Высокий, плечистый Эмэль досадливо крякнул, толстяк Нычча пригладил жидкую бороденку и насупился. А магистр, тем временем, продолжил:
   - Здешний воздух вам вреден. Будем посылать на ближайший луг росинки. В день - не меньше двух выпивать надо. Иначе состаритесь. Да, вот еще что, - буднично сообщил магистр, - росинок на двоих не хватит. Придется вам, ребятки, в одном теле пожить.
   Над озером раздался хлопок, желтое сияние погасло, а на берегу оказался человек, половинками которого и предстояло стать братьям.
  
   Отставив в сторону стакан с успевшим остыть чаем, Емельяныч поднялся и побрел на улицу - на порожке посидеть, подумать.
   - Имияныч! - вынырнула из кустов Ксенька. - Ты пло мои бусики не забыл?
   - Не забы... - Емельяныч крякнул и замолк. Стоявшая перед ним девочка была лишь подобием той Ксеньки, с которой он разговаривал утром: ярко-синие глаза вылиняли до бледно-серых, рыжина волос уступила место грязноватому пепельному оттенку, исчезли веселые попрыгуньи-веснушки, а сама Ксенька, казалось, истончилась, истаяла. Но главным было не это. На тонкой Ксенькиной шее, нанизанная на ниточку болталась росинка. Пустая. Выдохшаяся.
   В голове Емельяныча переглянулись Эмэль и Нычча. Переглянулись и поняли. Один - с ужасом, второй - с радостью, и оба с надеждой. Вот откуда шел тот туман над озером. Выкачивает росинка жизнь из девочки, в туман превращает. А если туман от одной росинки в Колпиэр целую шину затянул, то чего от семи росинок ждать?
   Емельяныч охнул и схватился за виски. Никогда особо не дружившие братья на этот раз, похоже, и вовсе устроили драку. Голова звенела, перед глазами плыли цветные круги, мутило.
   - Имияныч! - Ксенька участливо посмотрела на старика снизу вверх. - Тебе плохо?
   В этот момент в Емельянычевой голове грохнуло, раздался сдавленный вскрик, что-то упало с тяжелым стуком, и наступила тишина.
   - Нет, золотце, - прорезался сквозь сознание вкрадчивый голосок Ныччи, - мне хорошо. Хочешь, я тебе бусики прямо сейчас подарю?
  
   Рано утром в сторожку заглянула еще не совсем проснувшаяся Ксенька и, зевнув, поинтересовалась:
   - Имияныч, а ты мне плавда волсебную тлубу показешь?
   - Правда, Ксюшенька. Покажу. Ты, главное, на пляж приходи.
   - Ага, приходи, - усмехнулся про себя Нычча. - И только попробуй не надеть бусы, маленькая вертихвостка.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"