8 Мая

Часть 1

Восьмилетний Митька Крутиков заканчивал первый класс, любил мороженое и маму с папой и никогда не был в Москве. Не был - потому что жил в далеком вьюжном Ахтуринске.
А в Москву хотелось. Очень.
Хотелось погулять по широким улицам, подставляя веснушчатый нос московскому солнышку, покататься на речном трамвайчике по Москве-реке, ну, и конечно - посмотреть парад на Красной Площади. Парад к 9 Мая.
Но Москва была далеко. А 9 Мая - близко.

* * *

- Митька, Митька! Мы послезавтра в Москву едем! - ворвалась в квартиру раскрасневшаяся с мороза мама. - Нас с папой туда в командировку посылают.
- И я тоже поеду? - не поверил Митька.
- Кто ж тебя здесь оставит? - засмеялась мама, ласково потрепала по рыжей макушке. - Поживешь пару дней у бабушки с дедушкой, а потом мы с делами справимся и за тобой приедем.

* * *

Бабушку и дедушку Митька помнил неважно: жили они далеко - в поселке, где-то под Москвой, и к ним, в Ахтуринск, приезжали всего один раз. Но это было давно: Митька тогда был маленьким и почти ничего не запомнил.

Часть 2

Подмосковье встретило Митьку тепло - прогудевшей что-то на прощание электричкой, мелкими, едва распустившимися зелеными листочками и высоким-высоким небом.

* * *

- Ну, пока, солнышко, - чмокнула Митьку в макушку мама, - веди себя хорошо, помогай бабушке.
- И слушайся дедушку, - поддержал маму папа. - А мы, как только управимся, так сразу - за тобой. Угу?
- Угу! - довольно закивал Митька и мысленно вычеркнул из календарика еще одну цифру. До парада оставался один день.

* * *

Восьмое мая не задалось с самого утра.

Вставший ни свет ни заря Митька вертелся во дворе - гонял кур, считал доски в заборе, бросал камешки в отзывающийся медным звоном старый таз.

Погромыхивая пустым ведром, из сеней вышла бабушка.
- Митя, - негромко окликнула внука она. - Поиграй пока с Кудлаем, а я корову подою. Иди-иди, не мешай, - оттолкнула путающегося под ногами пса.

Пушистый красавец Кудлай на подобное обращение ничуть не обиделся и, виляя хвостом, потрусил к Митьке - ткнулся мокрым носом в коленку.

- Играть будем? - оживился Митька.

Поднятая пыль, скачущий, заливающийся радостным лаем Кудлай, смеющийся Митька.

- А вот так, вот так - достанешь? - полетела в смородиновый куст подобранная Митькой ветка.

- Быстро ты. Молодец! А вот так? Ой!

Кудлай ринулся было за брошенной веткой, но зацепился за валявшееся посреди двора полено - смешно завалился на бок, толкнул бабушку.
Полетело наземь опрокинутое ведро, расплылась по желтой дворовой пыли белая лужа.

- Митя!

* * *

На сковородке шкворчали и подрумянивались ароматные оладьи. По всему дому растекался неповторимый, домашний, соблазнительно вкусный запах.

- Ба, ну скоро? - нетерпеливо заерзал на стуле Митька.
- Скоро только кошки родятся, - отмахнулась бабушка, потянулась за прихваткой.

В дверь постучали.

- Лексеевна! Ты дома? - показалось в окошке веснушчатое лицо тети Симы. - Выдь на минутку!

- Дед, - выглянула в комнату бабушка, - за плитой последи.

* * *

- Телеграмма тебе, Лексеевна, - протянула сложенный вдвое желтоватый листок тетя Сима.
- От кого? От кого?! - засуетился, закружил вокруг бабушки Митька.
- "Много работы. За Митей приехать не можем. Целуем. Родители", - прочитала бабушка, сдвинула очки на кончик носа, покосилась на Митю, зачем-то пояснила, - не приедут.

- А парад? А как же парад?! - покатилась по Митькиной щеке предательница-слезинка. - Они же обещали!
- Ничего-ничего, - притянула к себе Митьку бабушка, - не расстраивайся. С тобой дедушка съездит.
- Да? - шмыгнул носом Митька, - а как же ты?
- А я... - замялась бабушка, - я лучше здесь останусь. Дел много.

* * *

Майское солнышко прыгало по веткам уходящих в небо сосен, щекотало ухо задремавшего у порога Кудлая, радовало теплом.
- Ишь, как светит-то! - кивнула на солнце тетя Сима. - А говорили: заморозки-заморозки...

Заморозки, расписание электричек, цены на сахар, приближающаяся свадьба кого-то из сельских, новый рецепт засолки кабачков, планы на лето - о чем только не рассказывала тетя Сима. Бабушка слушала и кивала, изредка вставляла одно-два слова. Солнышко медленно катилось по небу, звало за собой. Уходить с порога не хотелось.

- Сорока, ты, Симка, - наконец улыбнулась бабушка, - уж всё-то про всех знаешь.
- Работа у меня такая, - не обиделась тетя Сима.
- Ну, у тебя своя работа, - вздохнула бабушка, - а у нас своя. Пойду я, Сим. Дела-то ждать не станут.

* * *

Не успела бабушка открыть дверь, как изнутри ощутимо потянуло горелым.

- Ну, дед! - только и всплеснула руками бабушка: над плитой густым облаком висел серый дым, на сковороде чернели кругляши сгоревших оладий.

Словно не замечая прокрадывающегося в комнату дыма, дед сосредоточенно следил за мелькающими на экране телевизора фигурками - подходил к завершению четвертьфинал Кубка России по футболу.

- Дед, а дед! - сердито клацнула древним переключателем каналов бабушка: телевизор что-то коротко пшикнул, экран свернулся в линию и погас, - я тебя что сделать просила?!
- А? Что? - растерянно заморгал дед.
- А то! - метнула недобрый взгляд в сторону кухни бабушка. - На пять минут от своего футбола оторваться не можешь?!

Уж что-что, а ругаться дед с бабушкой умели. Это Митька понял сразу. Понял и ушел в дальнюю комнату; ушел, чтобы не слышать взаимных упреков, незаслуженных укоров, срывающихся голосов.

* * *

- Оладьи, понимаешь! - шарахнул дверью дед. - Оладьи... Тут четвертьфинал, а она - оладьи...
- Деда, а мы завтра на парад смотреть поедем? - выглянул из-за кресла Митька.
- Что? А, парад... Да, поедем. Обязательно поедем. Вот только попросим бабушку мне костюм отгладить... - осекся дед, умолк, с сомнением в сторону кухни глянул. - А, впрочем, и сами управимся. Где наша не пропадала! - подмигнул он Митьке, полез за утюгом.

* * *

- Деда, а мы на электричке поедем? - вертелся вокруг гладильного столика Митька.
- На электричке.
- А там народу много будет?
- Много.
- А они все тоже в Москву ехать будут?
- А? Да. В Москву. А куда ж еще?
- Деда, а ты мне мороженое купишь?
- Куплю.
- А мы на Красную Площадь сразу пойдем?
- Ну, можем и погулять чуток.
- А парад долго идти будет?
- Долго.
- А мы его весь-весь посмотрим?
- Весь-весь.
- Деда, а ты много парадов видел?
- Я, внучок, - замер с утюгом в руках дед, - самый первый парад видел. Самый, что ни на есть первый.

Пшшшш! - повалил из-под утюга дым.

- Ах, ты ж...!!! - рывком поднял утюг дед, - неужто прижег?

И точно: на лацкане пиджака красовалась дыра - аккуратный треугольник с ровными, чуть оплавившимися краями.

- Костюююм, - простонал дед. - Парадный... Выходной... Единственный! А всё потому..., - вспыхнули в голосе деда грозные нотки, - всё потому, что кто-то...

* * *

Митька сидел в дальней комнате - в старом, продавленном кресле. Сидел и слушал, как за стеной намеренно громко шуршит газетой дед, как на кухне сердится, гремит посудой бабушка, как у порога тихонько поскуливает Кудлай. Митька сидел, а в голове, не переставая, крутилась брошенная рассерженным дедом фразочка: "Не будет тебе никакого парада. Не заслужил".

Митька вздохнул, слез с кресла. Медленно, с ленцой, подошел к комоду. Коснулся потрескавшейся полировки, потянул за деревянную ручку-шишечку, заглянул внутрь. Ничего интересного: стопка постельного белья, подшивки старых журналов, бабушкина зимняя шапка. Митька совсем уж было собрался закрыть дверцу, как вдруг в дальнем углу комода заметил кое-что еще. "Кое-чем" оказалась большая жестяная коробка с затейливым красным орнаментом.

* * *

Митька сидел на полу и вертел в руках пожелтевшие, истершиеся на сгибах бумажные треугольнички. Письма. Взрослые говорят, что читать чужие письма нехорошо. Но ведь если они лежат здесь, значит, они бабушкины. И дедушкины. А бабушка с дедушкой ему не чужие...
Придя к такому умозаключению, Митька потянул за край листка - с шуршанием раскрыл первый треугольник.

"Здравствуй, дорогая моя Антонинушка! Вот уже два месяца, как оставил я места наши родные. Много новостей у меня, да только недобрые они, горькие. Одна радость и осталась, что твои письма..."

Митька почесал в затылке, отложил развернутый треугольник в сторону, потянулся за другим.

"Здравствуй, Антонинушка, цветочек мой полевой, зорька моя ясная. Что рассказать тебе, душа моя ненаглядная? Старшиной я был, сейчас вот в распоряжение штаба взяли, кем дальше буду - неизвестно. Все дальше меня от мест наших заносит. Соскучился я по тебе, Антонинушка, стосковался".

А вот и другое письмо, не треугольничек, а конверт настоящий, со строчками чернильными, местами в марево фиолетовое расползшимися.

"Здравствуй, милый мой Николаюшка. Каждого твоего письма как солнышка поутру жду, каждое перечитываю, каждое как зеницу ока храню..."

- Надо же! "Антонинушка", "Николаюшка", - удивился про себя Митька. - Не так оно нынче: Мать! Дед!

* * *

Митька приоткрыл дверь, осторожно выглянул: в зале одиноко вещал телевизор, в кухне жалобно тикали ходики, откуда-то с порога доносились приглушенные голоса бабушки и деда. Слов Митька разобрать не смог, но то, что давешняя ссора еще далека от завершения, понял сразу.

Просочившись в зал, Митька оставил на истертой ручке кресла старый надорванный конверт, примостил на кухонный столик два пожелтевших бумажных треугольничка и юркнул обратно.

* * *

Чем-то гремели за аккуратным белым заборчиком соседи, гонял по двору прокушенный мяч Кудлай, сонно билась в окно муха. Митька ждал.

Скрипнула открывающаяся дверь.

- Митя!
- Митя!

Два голоса. Одновременно.

- Что? - обернулся Митька, скорчил хитрую рожицу.

- Митя! - подошла к внуку бабушка, наклонилась, чмокнула в лоб.
- Митька! - потрепал по рыжей макушке дед.

Часть 3.

Митька сидел на кухне, дожевывал поджаристые оладьи, бросал кусочки кружащему у ног Кудлаю.

- Ба, - крутанулся на стуле Митька, - а ты деду пиджак зашьешь? А то ведь нам с ним завтра на парад.
- Не зашью, - хитро улыбнулась бабушка.
- Почему? - непонимающе захлопал глазами Митька.
- А вот поэтому, - бабушка потянулась к шкафу, вынула из него шуршащий пакет. - Я этот пиджак деду уж месяц, как купила. На день рождения подарить хотела, да вот только сдается мне, что он его раньше получит. Правильно я думаю, а, Мить?

Во дворе лязгнула железная калитка. Кудлай сорвался с места, подлетел к двери, радостно тявкнул.

- Это я, я пришел, - показался из-за двери дед. - На станции был. Вот, билеты принес, - протянул он Митьке три узких розоватых листочка, - завтра на парад втроем поедем! А, Антонинушка?