Марысья : другие произведения.

Истории дома Дью

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Немного добавлено. 07.04.2011 Люди, неужто комментов жаль?


   ИСТОРИИ ДОМА ДЬЮ
  
  
   История почти всегда приписывает
   отдельным личностям , а также
   правительствам больше комбинаций,
   чем у них на самом деле было.
  
   Анна де Сталь
  
  
   История первая
  
   Легкие времена
  
  
   ... они ушли, но остались здесь, а после вернулись...
   Книга Ключей
  
  
   ...[И] взглянул[тогда] Лорд Руад на Отца своего и сказал: "Принимаю!", а потом поглядел вновь на Брата [Своего], прямо в зеленые Его глаза и увидел, [что] Тот смеется, а волосы Его черны. И тогда [разгневался] Руад.
   Доныне нет мира меж [светом и тьмой], нераздельными. Как день есть время [порядка и правды,] так ночь - время обманов и шуток, и не лжет Темный Лорд, но кто [слышал от Него] правду?
   Повергнут был [Фер Фи и уничтожены] слуги Его, но один остался. Когда открыл глаза [Лорд, живым еще] был один из слуг Брата Его, предводительствовавший прочими и сильнейший всех, именем Баск[айн].
   Уничтожено было войско Баск[айна,] хлынули кости потоком и воскликнул т от в горести: -Отныне имя мне [- Кнамрос, поток костей!] - и упал со слезами. С тех пор ходит Кнамрос по земле и рыдает на перекрестках, но никто не подходит к нему в мерзости его. И ядом стали слезы Кнамроса.
   Повержен был [Фер Фи] и не было у Него слу[г, кроме одного,] и оттого радостна была Леди Морриган. Пришел Ей срок и две дочери явились, сходные нравом и [обликом.] Лорд Эохайд же, увидев Их,улыбнулся и протянув обе руки над [Детьми?] Своими, сказал: - Подобными и различными родились вы, о Непостоянные, подобными и различными и оставаться вам. Ротниам, " сверкающий круг" назову я [...] и Дыхание станет Властью Ее!
   И тогда засмеялась Леди Ротниам [...] бледно-золотыми волосами: "Приму, о Отец!"
   И вновь заговорил Лорд Эохайд: - А тебе имя будет Мориат, "морской бере[г", и Власть] твоя там, где имя.
   И тогда открыла глаза Леди Мориат, темные, как фиалки ночью и сказала:"Да не разлучат нас с сестрой, [о Отец], в Даре Твоем!"
   И доныне так, что тучи подвластны ветрам, а ветра приходят с моря.
   Семеро [Детей теперь было у Лорда] и Леди, Шестеро и Один. Но печалилось сердце[...] Бесплотный был подобен Ей в страсти к разрушению.
   И тогда сказала Леди Морриган:
  -- Нет утоления сердцу моему!
  -- А Лорд Эохайд ответил:
  -- Близок к свободе [Фер Фи,] Закованный, и юлиже станет Он к ней, чем был
   когда-либо!
  -- Покуда бесплотен сын [Наш,] не видать освобожденья Злокозненному!
   И склонил голову Лорд Эохайд, сказав:
  -- Так будет!
   Палеографические материалы из
   раскопок храмового комплекса
   в Дал Риат.
   Примечание: в квадратные скобки заключена утраченная часть текста, восстановленная по смыслу.
  
  
  
   Будучи обмануты, поклонялись бесам, полагая богами. Всего тех бесов десять: пять мужского полу и пять женскаго. Главными почитали они двоих, называя Единственными: Эохайда Олатара и Морриган, Творящего и Разрушающую, остальным же давали во владение Стихии и поклонялись им, полагая Единственных превыше всякого поклонения. Имена же восьми: Десси Бесплотный, владыка Смерти; Ингкелл Молчаливый, Владетель Камня; Монгфинд Золотое Лицо, Хозяйка Рождений; Ниалл Насмешник, Господин Тьмы; Руад Игрок, Господин Света; Ротниам Среброкудрая, Дама Ветра; Мориат Дочь Тишины, Госпожа Вод; Айфре Неуловимая, Хозяйка Огня. И поклонялись им,творя убийства, блуд и всяческие непотребства.
   "Три книги о поклонении бесам"
   Кенфаэллада Смиренного
  
   ...в тот же год Император соизволил даровать Своему Младшему Брату, Принцу Шеймасу, земли за проливом, назвав Его Наместником Короны и Высоким Герцогом...
   Хроники Дома Ниа Найр
   Ab imperia condita 983
  
   ...Вот принц взял соблю и срубил голову самой ведьми и чудам ее, а волшебен-от камень прыг-скок в суму и говорить оттудова: - Ты мене от злой ведьми выручил и я тебе служить стану. А чтоб беды через то избегнуть, прячь ты мене от солнца, от звезд да от месяца...
   Сказки Беннайского нагорья
   Материалы фольклорной экспедиции
   Байреннского университета
   Байренна, 2649 год А.С.
  
   ...а ежели раскается оный искренне и неложно, надлежит тогда очистить его яко младенца новорожденного, коим, по сути и пребывает, и да пребудет год без имени, сиречь марран, вслед чего наречь...
   "Слово о заблудших и
   возвратившихся"
   Гутриса Анадесского
  
   История - это всегда собрание ошибок, обильно приправленных лестью и политикой. Думать так - не самое приятное занятие, а говорить - не самое здоровое. Поэтому я молчу. Эти записки - тоже молчание, попытка занять время и с удобством подойти к пределу, за которым начинается неизвестность.
   И в ожидании последнего recuiescat - отчего бы старику не вспомнить?
  
   Ровный суховатый голос: - Красный закат обещает ветер, отсутствие росы - дождь... Так и иное: вступит подвижная звезда в тригон Огня и жди войны в землях, ею покровительствуемых, в тригон Воды - рождения беловолосых детей и наступления мора. Различны влияния звезд, страшнейшая же изо всех - Собачья. Металл ее - свинец, свойства - жара и сухость, влияние - война и лихорадки. В нынешнем году, - тоненькая деревянная палочка вычерчивает во влажном песке сплетающиесяя эфемериды, - в нынешнем году вступление ее в дом Огня в день Фошил, именуемый также Бригиттиным, когда совместились звезды Дрома и Руинн. Подобное сочетание называется "корона мертвых" и предвещает смерть государей от яда либо меча. Если же "корона мертвых" увенчает комету...
   Медяки скрежетнули в ладони. Последние. Теперь только книги продавать. "Codex Arcanorum", например. Он ухмыльнулся: проще вернуться на площадь... и стражников не придется беспокоить. Потер воспаленные веки, прогоняя воспоминания. "Корона мертвых"... Тут жить не на что, а он...
   Куртка, неделю назад позаимствованная с веревки, разошлась по шву и почти не греет, южная дорога дразнится пустым языком - а он третий час мерзнет на осеннем ветру и все не желает уходить с пустыря. Argumentum ex crede - учитель не ошибается.
   Сейчас это не имело значения. Вообще ничего не имело значения, кроме промозглого морского ветра и пары медяков, сиротливо прячущихся в нищенском узелке. Зачем он здесь стоит? Слушает чаек? Холодный ветер заставил опять поежиться и поднять глаза к небу: тоскливая серая пелена...Можно, конечно, разогнать облака - но зачем? Напрасная трата сил - а сил и так оставалось мало. Слишком мало. И если сегодня не удастся поесть... Он вздохнул. Магия не дала ему умереть... и, может, вскоре не даст жить. Если, если... Если б еще ноги... Он хмыкнул и взъерошил короткие темные волосы. Равновесие...
  -- Эй, бродяга! - на мгновение голос показался призрачным, как чаячий плач и темноволосый вздрогнул, оборачиваясь. Этот? Пышный зубчатый бирет(1), тонкое лицо с непривычно светлыми глазами, смуглое от дорожной пыли, вишневая симарра с разрезами... Мальчишка. Сказочный принц. И ради такого... Узкогубый рот искривился в печальной усмешке. Этиар...
  -- Айлиль из Тога уже умер. Вчера.
  -- - Ты... Что?! - руки в шитых перчатках рванули поводья и леопардовый класдейл затанцевал, страдальчески выгибая шею. Всадник резко подался вперед, красивое лицо исказилось: - То есть как умер?!
  -- Молча. - слова кляпом застывали в горле. - Его... сожгли. В собственном доме. Вместе с домом.
   Ссутулился, обхватив себя костлявыми покрасневшими руками и угрюмо повторил: - Сожгли вчера. Я сжег.
  -- Ты?! - пасмурный свет холодом плеснул с узкого лезвия. Темноволосый не шелохнулся, только облизал обветренные губы.
  -- Я. К-как п-преданое дитя г-господне. - Вздернулась нелепо остриженная горбоносая голова, сухо блеснула темным глазом: - К-как п-преданный ученик...
   Отвернулся и зашагал к городским воротам, горбясь в напрасной попытке укрыться от ветра.
  
   ...узкая рука рубит воздух, ветер рвет плащ... В круглом вороньем глазу кривляются две крохотные нелепые фигурки...
  
   ...Любовь - это как пиво. Первый глоток - райское питье, первая кружка - вселенское блаженство, а результат - большое брюхо, худшее из известных мне похмелий и бурная суета вокруг того самого места. Но Бригит была хороша...
   Темнокудрая чаровница с серебряными глазами и нежно-капризным ртом, чьей гордости достало бы и на всю империю Ниа Найров, а не только на герцогство Криденбел. Когда она стала герцогиней... (Какой она стала герцогиней...) Цветы, поединки, сонеты - все для нее, ради нее и во имя ее! Анакул - проклятие и надежду, заветнейшее из заветных - ей!
   Если бы мы могли помнить...
  
   ...заходящее солнце в тот день слепило почти по-летнему и увидеть причудливое туманное перышко можно было, если только точно знать - где. Синеватая, свинцовая яркость Дромы, тусклое мерцание Руинн... Три ледяных укола. Корона Мертвых.
   Дразнящий женский смех донесся снизу и Айлиль на мгновение прикрыл слезящиеся глаза. "Ты хорошо сделал, что пришел сегодня..."
   "Я дурак."
   Бреоган тяжело опустился на парапет, мимоходом погладив согревшийся на солнце песчаник и невидяще посмотрел вниз. "Это не просто опасно. Это глупо."
   "Знаю." Деревянная палочка привычными движениями штриховала песок. "Сегодня красивый закат."
   "Разве?" Он нехотя поднял голову, привычно упершись взглядом в силуэт Толстухи. Черный провал на багровом фоне притягивал. "Я не хочу туда возвращаться."
   Женщина опять засмеялась, кто-то басовито хохотнул в ответ. Праздник...
   Заскрипело потемневшее от времени кресло: - Ты опять забыл принести креветок
  
  
  
  
   Рядом ругался Этиар - дождь, начавшийся третьего дня, успел превратить дорогу в рыжую глиняную размазню и прекращаться не желал, а до города еще ехать и ехать... Полмили точно.
   Половина мили растянулась в пять, холодных и мокрых, после которых и городская стража кажется родной. Стража Алестара. Города легенд. Такая же, наверное, как и везде. Мздоимная. Рука привычно скользнула к поясу - и отдернулась. Какого Десси?! Е сли уж сюда довезли...
   Этиар о чем-то говорил со стражниками, но Бреоган не слушал, потрясенный. Так вот она какая, Дин Нехт, Светлая Крепость... Камень взнесенный на немыслимую высоту, белый сон... Не такой уж и белый, если приглядеться и пахнет мокрой побелкой, а ворота... м-да. Бреоган повел носом: к службе тут относились ответственно и дань природе воздавали, не сходя с поста.
   Или не очень далеко сходя.
   Он шумно вздохнул и засмеялся, впервые за несколько дней: запах столицы... Столицы, что до конца дней теперь будет для него пахнуть известью. И еще кое-чем.
   Вода тонкой струйкой стекла за воротник - столица приветствовала гостя. Он поёжился и поправил кусок рогожи, заменявшей плащ, остро завидуя кожаным накидкам стражников. За последние полгода он научился бояться стражи. Или, скорее, вспомнил об этом. Бояться он стал гораздо раньше - раньше, чем говорить. Попрошайка, воришка, мусорщик, сводник... и еще полдюжины подобных занятий, прежде чем Ганчи-головешку подобрал Айлиль. Имя стегнуло привычной болью - Айлиль. Учитель, защитник, друг... Старый дурак, доверившийся дураку. Трусу. Что, Ганчи? Забыл, где твое место? Ганчи-побирушка, помойная лохань...
   Холодно... Зима скоро. Ледяной туман пластырем липнет к лицу, пронизывающий морской ветер, городская ратуша в лихом снежном парике, а через час - солнце слепит глаза из каждой лужи. Здесь такой зимы не бывает. Здешняя зима - дождь. Полугодовой дождь на радость лихорадкам. Да еще и Шард под боком... Вдоль улицы хлестнуло ветром и водяной пылью, и на мгновение показалось, что опять... Марран тряхнул стриженой головой, прогоняя воспоминания. Здесь даже пахнет иначе. По другому. Глубоко вдохнул: дым, мускус, помои... Столица. Алестар. Всхлипывающий цокот частил привычным метрономом, от невидимой реки тянуло сыростью и рыбой, и оставалось только плотнее заворачиваться в рогожку. Он вытер воду и негромко чихнул. Смешно. До середины осени проходил босой и полураздетый и ничего, а теперь... Опять чихнул и поглядел по сторонам, на плачущих химер, устало скалящихся вслед. Это должен быть красивый город. Город прямых линий, геометричных изгибов... и крохотных площадей, порою чуть больше стола, и причудливо изгибающихся улочек, которым случается пересечь самих себя или закончиться в чьем-нибудь дворе, под гулко хлопающими флагами простыней...
   Наверное. Летом. Когда сухо. Когда...
  
   Дом все еще звали Кабаньей башней, хотя саму башню снесли лет двести тому. Сменивший ее особняк флагманской галерой входил в улицу, пренебрежительно двинув шлюпочную толкотню окрестных кварталов. Оранжево слезился баковый огонь привратницкой, лениво брехали откуда-то псы... картина, неизменная в своей обыденности, как восход. Как Райе.. Хмурый ржавоволосый гигант, в чьей голове пепла давно было больше, чем меди. Райе, не бывший красавцем никогда...
   - Райе! - Этиар засмеялся. - Я приехал, Райе! И я привез!
  -- Да... - привычно сутулясь, почти загораживая дверь, такой же массивный и обманчиво-неподвижный. - Вижу.
   Быстрые маленькие глаза ощупали скрючившуюся фигуру, приценились к новой одежде... - Зря. Толку с него...
   Улыбка Этиара погасла: - других нет.
   Еще один короткий взгляд и Райе толкнул дверь украшенную неизменными кабаньими головами:
  -- Герцог ждет.
  
   Chere cousine!
   Правда, очаровательно звучит? Это дивное словечко вошло в моду минувшим летом, когда, прибыли свадебные дары от императора. Такой душка! Теперь в моде все имперское и даже Ее Светлость заказывает себе платья в стиле "a la empire". Она дама весьма и весьма raffin'ee, что так бросается в глаза среди наших рыцарей. Сделать из них les homes gallants - тяжелый труд, требующий неимоверных усилий, но герцогиня не теряет надежды. И не зря. На балу святой Бригитты, бывшем в прошлом месяце, мне всего трижды наступили на ногу. На этом балу Ее Светлость была в тимитовом платье гранатового оттенка с собольей выпушкой и золотой шнуровкой на рукавах (стиль называется magnifique Bertrade и est en vogue, можешь поверить), а в волосах сияла диадема, выполненнная в старинном вкусе (якобы пресловутый Анакул) . Вполне можно поверить, другой такой камень трудно отыскать. Он потрясает, затмевая, пожалуй и самоё герцогиню, бывшую несколько livide в тот день.
   Я была представлена Ее Светлости и радость омрачало лишь отсутствие моей дорогой сестрички. (Ты так прекрасна в присбореном платье твоего любимого оттенка "vieux vert" и с такой же лентой в волосах. Надеюсь, твой муж достоин этой жертвы?) Для приема я заказала платье непритязательное, почти скромное, прюнового цвета с отделкой в тон. Украшений я почти не одела, только аметисты, а волосы убрала в прическу канакка. Получилось очень мило. Баронесса пыталась превзойти всех и, как всегда, преуспела (за исключением Ее Светлости, разумеется). Как всегда, цвета Уи Фаль и драгоценности настолько новые, что отдавали дурным вкусом. On-dit, у нее сейчас три любовника одновременно (или четыре). В последнее трудно поверить, тем более, что баронесса никогда не стремилась к излишествам, отдавая предпочтение качеству. К тому же, слишком большое разнообразие дурно сказывается на цвете лица. По этому поводу даже успели написать чудную эпиграмму:
   Когда Господь сей мир творил,
   Он поровну дары делил
   И каждого Он одарил
   парой.
   Но тут вмешался Повелитель Тьмы,
   Он сразу же смутил умы
   И ласки им обращены
   в товары.
   Все ж Тьме не впрок всегда успех
   И смыт со смертных смертный грех,
   Ведь баронесса любит всех -
   и даром.
   Автором называют господина Морна, что вполне возможно Ему же приписывают песенку, кончающуюся словами:
   Посейте семячко кокетства
   И пышно рогачи взойдут.
  
   Госпожу баронессу в свете теперь зовут не иначе, как mijaree - и, sur ma parole, вполне заслужено. После этого бала здоровье Ее Светлости пошатнулось и сейчас ни для кого не секрет, что если не произойдет чуда...
   Мы все непрестанно о том молимся, а брат Фер Ле, духовник Ее Светлости, служит по три молебна вдень, отказался от обедов, дабы постом усилить молитву, а если не поможет, готов голодать против Господа. Полагаю, такое усердие не может остаться безответным и будет вознаграждено (хотя бы и сохранностью запасов в герцогских кладовых.)
   Брат Ее Светлости, юный Этиар уи Деройл дом Граттан (ты должна помнить - из графов Уттара . Тех самых.) встревожен безмерно. Графа можно понять, ведь кроме сестры у него никого нет, а "брат герцогоини" звучит куда безопаснее, чем "брат покойной герцогини". Притом, я отнюдь не желаю обвинять кого-нибудь в трусости, скорее наоборот - мальчик безрассудно храбр. В поисках лекарства он так готов перевернуть весь мир, как уже перевернул все городские лавки. Очень горяч, что свойственно молодости и примечательно хорощ собой: золотые кудри и серые глаза на девически-прекрасном лице (бедняжка пытается отрастить усы, но покуда безуспешно.) Его охотно принимают (поговаривают, этот юный жеребчик не из тех, что спотыкаются в Лерида, а дамы при дворе умеют такое оценить.)
   Итак, юный граф отважен, куртуазен, богат, хорош собой...
   Увы! В мои годы, даже улыбнись я понежнее - и то ославят пожирательницей младенцев. А ведь я недурна собой! Ах, почему я не мужчина - что тогда двадцать восемь?! Тем паче, что теперь он еще и chevalier Деройл - герцогское посвящение в рыцари, подумать только! Рыцарский подвиг - разумеется, лекарство! Юный кавалер был так ravissans, принося клятву... И в отличие от сестры, дамы прециозной, еще сохранил некий флер пасторальности. (Можешь себе представить милочка, одажды Л. попросила утолить ее жажду, и наш юный пастушок принес оранжаду! Л. была в ярости!) Теперь же граф и остальные посвященные покинули столицу в поисках неизвестно чего... или кого. (Ходят слухи о колдовстве, но пс-ст...)
   Тебе все передают поклоны и надеются, что твой муж сжалится наконец и вернет-таки двору лучшее из украшений.
  
  
   Любящая тебя
   Дорн.
  
   P.S. Все в городе испуганы этой жуткой кометой, ходят самые ужасные слухи, просто не знаем, чего ждать, даже дуэли прекратились...
   Д..
  
  
   Вроде бы все? Как и обещали: марран, Байренна... Клеймо бы поглядеть... Грузная фигура привалилась к резной створке, не обращая внимания на упершееся в спину деревянное рыло, ржавые, почти незаметные на обветренном лице брови сошлись к переносице: зря племяш от свиты отказался. Послать людей? Поскреб курчавый подбородок, фыркнул. Разве что встреч. Кого вот только?
  
   Малая приемная - своего рода клуб с ограниченным доступом и спрячьте ваши родословные. Попасть сюда - редкая удача. За последний месяц здесь перебывали все. Еще бы! Одноглазый днюет и ночует в покоях больной жены - где же прикажете быть придворным? Правильно! Только они все равно здесь.
  
   ...да-да, бедняжка. Вопрос нескольких недель, если не дней... На что-то надеются... Разве что чудо? Или колдовство. Это безрассудство. Его Светлость не станет... Уже стал. Он не смирится. Как и уи Фаль - слыхали? Так хочет быть следующей? В постели - несомненно. Бедненький барон, говорят, всех петухов в поместье извел. Право, господа, стоит ли злословить? Баронесса достойная женщина и примерная супруга. О да! Как там у Морна?
   Хоть тяжек груз, но разделенный
   Он вдвое меньше тяготит.
   Барон, в новейшую влюбленный
   И с новым баронесса спит.
   Браво, виконт! Морна, как всегда, пишет с полным знанием дела. Как, и он оскоромился? Это что, теперь так называется? Ах, виконт, бессовестный вы ветреник...
  
   ...голоса жужжат, переплетаются, сливаясь в неясный гул, затихают на мгновение, чтобы выплеснуться коротким смешком... и опять переплетаются, такие же причудливые, как фрески на стенах.
   Теплый коричневый бархат и строгие вертикали полуколонн, маслянистый золотой блеск... и люди. Изысканно и утонченно одетые, элегантно причесанные...Одинаковые. Боргам горской выделки и тимит, марлох и синдель, шарлаховый беркар и башельские кружева... Райские птицы. Разговаривают, движутся, меняются местами в причудливой беззвучной паване, иногда замирают, как герои непонятной пьесы... Смотрят.
   Пламя свечей превращает алебастровые шары светильников в маленькие персиковые луны, запах благовоний мешается с запахом мокрой шерсти и жарких тел, сизая прозрачная вуаль переливается под потолком... Ждут.
  
  
   Он казался почти обнаженным - если сравнивать с теми, за дверью. Простая белая рубаха с распущенным воротом, коричневые чулки и черные штаны до колен с косыми полосами в тон чулкам. Сброшенные башмаки валялись рядом с креслом, а их хозяин, застыв на полушаге, хмуро уставился на вошедших. Неровно обрезанные светлые пряди, прикрывающие половину лица, жесткая складка у рта, короткий рваный шрам... Герцог стремительно шагнул вперед:
  -- Этот?
   Лорды, да он же гигант! Бреоган отпрянул, больно стукнувшись затылком о дверь.
  -- Это он? Ты уверен?
  
   ...Худой, смуглый... Галка. Совсем не похож на волшебника. Ежик этот нелепый... И глаза. Не бывают у волшебников такие глаза: тоскливые, со слезой. Вот ты, выходит, какая - моя надежда...
  
  -- Я не Айлиль. - почти неслышный шорох. - Я не Айлиль. Айлиля больше нет.
  -- Знаю уже. Я предлагал ему... - Элкмар наконец опустился в кресло. - Бригит... Герцогиня сейчас отдыхает. Ее врач...
   Смуглое лицо дернулось: - Я предпочту судить сам.
  -- Тем не менее... Мэтр Клаен, прошу Вас...
   Привычные птичьи движения (червяк? Где?!), угловатые рваные шажки и неистребимый запах лекарств. Стервятник. Тоже ждет.
   Огонь лизнул пальцы. Сейчас? Или неделю назад - в Байренне?
  -- Брат Клаен. - слова шипят на губах, обжигая горло. - Брат Клаен.
   Желтоватые глаза моргают: - Что? Ах нет. Мэтр Клает Брат Клаен... он мой брат. Да.
  -- Брат?!! - белые огненные языки пляшут перед глазами. Брат...
  -- Старший. Я слышал о смерти лорда Айлиля. Такой блестящий ум... Это большая потеря для науки. Да. Большая потеря. Лорд, кажется, был вашим наставником? Ах да... Вы же марран...
  -- Брат... Стервятник! - лицо Бреогана рвет судорогой. - Стервятник! Он единственный, понимаешь, единственный! Больше никто! Никто, понимаешь?!! А тебе жаль!!! Дрянь! - захлебнулся криком. - Тоже, небось, дрова подкладывал...
  -- Я попрошу! - сухой кадык дергается (ах, какой гадкий червяк!) - Я попрошу! Что вы себе позволяете? В присутствии Его Светлости! Да как вы...
  -- Собственно говоря, это действительно он. - Этиар старательно не видит брызгающего слюной мэтра. А вот уверен ли я? Не знаю. Я уверен? - тонкий палец с обкусанным ногтем упирается в грудь Бреогана и гранат кольца багрово играет с ним в гляделки. - Так я уверен?
  -- В чем?
  -- В чем я уверен? - Этиар поворачивается к герцогу.
  -- Спасибо, - невпопад откликается тот. - Бригит болеет с начала осени и никакие меры...
  -- Меры? - Бреоган переводит ошеломленный взгляд с Этиара на герцога. - какие меры?
  -- Адекватные. - мэтр тоже чувствует себя не в своей тарелке. - Адекватные меры.
   Глаза волшебника загораются нехорошим весельем: - И что же вы сочли адекватным... мэтр?
  -- Я доктор медицины! - мэтр разъярен. - Врач, а не...
  -- А не марран? Я правильно понял?
  -- Господа. - таким голосом можно заморозить океан. Вы, надеюсь, еще помните, зачем вы здесь?
   Мэтр вздрагивает, давится непроизнесенной гадостью и виноватыми собачьими глазами смотрит на герцога. Сейчас он еще больше похож на птицу. На облезлое, траченое молью чучело аиста, на которое по странной прихоти чучельника напялили ветхий бурый балахон. Что поделаешь, лекарь - почти прислуга и больших денег ему не видать.
  -- Полагаю, в болезни Ее Светлости повинна осень вкупе с речными миазмами. - если бы вместо этих слов раздалось сухое щелкающее стаккато, Бреоган бы не удивился. Что еще ждать от аиста?
  -- Так, значит, осень и миазмы?
  -- Полагаю, да. - заговорив на привычную тему, мэтр почувствовал себя гораздо увереннее и даже позволил себе несколько шагов по комнате. - Неудачное, с медицинской точки зрения, расположение замка - посреди реки, на острове - приводит к тому, что повышенная влажность является обычным состоянием здешнего воздуха, а приближение зимы насыщает вредоносными испарениями, которые проникают повсюду. Да. Кроме того, нервические натуры (к которым, без сомнения, можно при числить и Ее Светлость), имеют в печени источник повышенного жара, что вызывает, в свою очередь, сгущение черной желчи из окружающей влаги. Согласно же Канона великого Ристарда, сочетание черной желчи с густой пневмой, происходящей от сырых речных миазмов , неизбежно производит меланхолию, которую мы и наблюдаем.
  -- Magister dixit.
  -- Именно. Вы совершенно правы, именно magister dixit. - мэтр благосклонно покивал, явно ощутив себя за университетской кафедрой, роль которой благополучно исполнила вовремя подвернувшаяся под руку креденца.
  
   Кончики пальцев опираются о полированное дерево, вто-вот прозвучит очередная филлипика... Насколько же он нелеп и неуместен здесь, этот мэтр Клаен, со своим балахоном и птичьей повадкой...
  
  -- Когда это началось? - усталые черные глаза внимательно оглядывают всех троих. - После чего?
   Золотой, светлый, лысый... Этиар, Элкмар, Клаен. Брат, муж, лекарь. Хоть кто-нибудь что-нибудь знает?
  -- Хоть что нибудь!!!
   Герцог смотрит на Этиара, потом медленно кивает. - Пожалуй, да. - усталым движением поворачивается к Бреогану и наконец становится видно - его не зря прозвали Одноглазым. - Пожалуй, что и после бала.
  -- Какого?! Ваша Светлость. - спохватывается тот.
  -- Моя Светлость осталась за дверью. - волосы опять закрывают шрам. - Бал святой Бригитты...
  
   * * *
  -- Анакул?! Это... безумие. - руки волшебника дрожат и отражение светильника жидкой золотой змеей корчится в бокале. - Я подозревал, но... Безумие...
  -- Суеверие! Антинаучное суеверие! Ваша Светлость, неужели Вы...
  -- Даже Айлиль... - стенные росписи сливаются в цветастые пятна, перемежаемые траурными аккордами драпировок, приторно пахнет базилик и мэтр Клаен дергается безумной каденцией. - Даже Айлиль... Я должен видеть герцогиню.
   Шитый золотом шнур змеей охлестывает герцогское запястье: - Вас проводят. Мэтр?
   Тяжелая дверь закрывается почти бесшумно и Элкмар с веселым удивлениемсмотрит на своего шурина: - Ты где такое чудо нашел?
  -- В Байренне.
  -- - А-а...
  
   ... Байренна... Вольный город, каменное чудо, Врата Моря, (и моя вечная головная боль). Город неповторимый и буйный, безалаберный и очаровательный, вцеплявшийся торопливо и жадно в новые земли, спешно разбрасывая руки улиц по скалам - и вдруг обнаруживший: все. Спешить больше некуда. Он здесь. Такие города буквально за поколение сбрасывают деревянное рубище и одеваются в сияющий мрамор...
   Только не Байренна. Байренна неуемная, Байренна шумная, Байренна суматошная... и всегда готовая купить все, что не сможет украсть. (Сами байренцы - народ жуликоватый и до умиления городской: мир для них кончается в пригороде, а дальше начинается тот свет. И все же: два из трех капитанов, встреченных в любом порту - родом из Байренны...)
  
   Лев с человеческими ушами и детской улыбкой блаженно нюхал розы, а рядом кроткоглазые олени пытались спрятаться за облаками от повисших в воздухе стрел и золотой охотник который год беззвучно трубил конец охоты... Гобелен откинулся в сторону и жегнский голос насморочно сообщил:
  -- Ее Светлость не принимает.
  
   Если бы наименование собаки женского пола не являлось словом оскорбительным, именно так следовало бы назвать первую камер-фрау герцогини. Каким взглядом фрау встречала посетителей... Как еще зубы не скалила. Появление мэтра Клаена, да еще в сопровождении какого-то подозрительного типа, подействовало на нее, как красная тряпка на быка: взбудоражило и обозлило. Не допустить в покои герцогини камер-фрау не могла. Или все-таки? Загадывать Бреогану не хотелось. Он хорошо знал такие лица: лица фанатиков. Или прислуги. Камер-фрау истово служила своему богу.
  
   ...Буравчики, ледяные буравчики в мешание безгубых пыльных складок и нос,буроватая шмыгающая грушка... Такс, таксочка... Престарелая обожательница чужих лодыжек. Коричневое платье, тугой платок, из-под которого ни волоска... Камер-фрау...
  
  -- Я ничего не знаю об этом. Мэтр Клаен сегодня навещал Ее Светлость, а повторный визит...
  -- Позволит мэтру оценить результаты предыдущего. - слова скользили гладко, как морские камушки по паркету... и с тем же результатом. Да... Обаянием камер-фрау не страдала. Ни в какой форме.
  -- Полагаю, визит Его Светлости...
  -- Его Светлость посетит Ее Светлость позднее, и присутствие посторонних при этом визите церемониалом не предусмотрено.
   Когда-то довелось увидеть: дверной молоток в виде старушечьей головы - может тоже камер-фрау?
   Лев задремал в кустах, олени разбежались и дверь...
  
   В господских покоях не бывает простых дверей. Темный резной дуб, инкрустация... Даже поскрипывает с аристократической надменностью (достойная наследница достойных предков), но почтительно: ведь это покои герцогини!
   Тишина. Льдисто-белые стены, отчеркнутые гобеленами, узкие глубокие окна, сейчас закрытые, золотисто-зеленая камка балдахина и такой же ковер на полу, темная статуэтка святой Бригитты... и тишина. Пахнущая мятой и розмарином тишина. Тихо-тихо, как в детской комнате ночью. И кто-то уютно сопит под одеялом, иногда шмыгая носом. Простудился бедный - зима...
   Зимы еще нет, как нет и детской комнаты, и под одеялом не спят, а тихонько плачут... мяукают. Нахальные зеленые глаза уставились на Бреогана и розовый язычок быстро облизал нос. Полосатая пушистая кошка наполовину вылезла из-под одеяла и щурилась на визитеров с тем пренебрежительно-учтивым видом, который Господь сотворил специально для кошек.
  -- Ах ты, тварь! - оказывается, при необходимости камер-фрау могла голосить не хуже торговки с базара. - Ты опять!!!
  -- Оставь, - голос прошелестел струйкой песка, мгновенно впитав вопли камер-фрау. - Оставь. Я вас знаю, господа? - прозрачно-серебряные озера в траурной кайме ресниц доверчиво распахнулись. - А, это вы, мэтр. Что, Ари вернулся?
   Худенькая темноволосая девочка в строгом тяжелом платье выбралась из-за балдахина, сжимая в ладошке ярко разрисованный мячик. - Вот, Шейти снова потеряла игрушку, - Тоненькие пальцы разжались и мячик покатился по зеленому шелку. Камер-фрау, сразу превратившаяся в наседку, кинулась к ней, а Бреоган в ужасе уставился на своего спутника:
   - Ей сколько лет? Десять? Одиннадцать?
   - Шестнадцать сравнялось в Бригиттин день, - мэтр почмокал губами. Да, шестнадцать. Её Светлость невысока ростом и очень похудела за последний месяц.
   - Я всегда была худой, мэтр... - ресницы вспархивают потревоженными птицами. - Кто это с вами?
   - Бреоган. Меня зовут Бреоган, моя госпожа.
   - Вы маг?
   - Марран.
   - Как интересно... - у нее лукавый рот озорного херувима и неправильное, чудесное в своей неправильности лицо не здесь...
   - Где моча? - Бреоган с отвращением косится в сторону мэтра, сухопарым кочетом наскакивающего на камер-фрау. Где урина, я вас спрашиваю?!!
   - Еще во мне, мэтр, извините... - герцогиня фыркает в ладошку, пока побагровевшая камер-фрау ловит ртом воздух.
   - Но Ваша Светлость! - мэтр в ужасе всплескивает рукавами. - Но я же Вас просил!!!
   - Это не понадобится, - заткнуть дурака, заткнуть, пока еще чего-нибудь не ляпнул! - Я бы хотел задать Вам несколько вопросов... Ваша Светлость.
   - Да? - девочка старается выглядеть серьезной, но проказливая улыбка не хочет уходить и прячется в ямочках на щеках. - Какие?
   - Ваш кот...
   - Кошка. - улыбка вспыхивает солнечным зайчиком.
   - Ну кошка. Ваша кошка, она... - пальцы с искореженными ногтями потерли лоб. - Она... такая, как всегда?
   - Шейти? - Бригит прикусила губу и поглядела на постель. Кошка старательно вылизывалась, задрав заднюю лапу к потолку. - Да, пожалуй. Приболела разве...
   - Позвольте? - узкое полудетское запястье с хрупкими ручейками вен, бледная, почти белая ладошка и частящий, задыхающийся пульс - сомнений не было. Впрочем, сомнений не было с начала осени, когда резко начала портится погода. И теперь слова герцогини укладывали последние камешки мозаики: тяжелый обруч с неимоверной величины карбункулом, ощущение ледяного холода, которое не оставляло ее с того дня, провалы в памяти, постоянно нарастающие сонливость слабость... И прихворнувшая Шейти, которая за последний месяц стала необычайно ласковой и ни на шаг не отступала от хозяйки. И то, что она Граттан... Даже смерть Айлиля... Даже это укладывалось в схему. В простую логическую цепочку. Порвалась связь времен... Проклятье! Бреоган хмуро-вопросительно уставился на мэтра Клаена.
   - Чем Вы пользуете Ее Светлость?
   Мэтр пожал плечами и ответил не менее хмурым взглядом: - Как обычно. Утром и в течение дня - эликсир четырех злаков, вечером - подогретое красное вино с ладанником и теплое молоко с медом и яйцами, в еду добавляем траву яснотки, полынь. Все, как обычно.
   - Можете добавить чернослив и орехи. Мышатник... Пожалуй. Да, и побольше соли.
  
  
   2
   "De perfidiam natura". Он вывел эти слова и несколько мгновений полюбовался ими. Конечно, не каллиграф, но почерк хороший, не мелкий и не крупный, а в самый раз. Перья он всегда выбирал сам (обязательно пятое от края и только с левого крыла), и любовно затачивал бронзовым плоским лезвием, придирчиво рассчитывая ширину штриха. "О природе предательства". Удачное название, сдержанное и академичное. Книга и должна быть такой, тем более его книга. Да, под таким покровом можно спрятать многое. Обвел взглядом комнату. Ничего лишнего, даже тех мелких приятностей, которые не то чтобы дозволены при его положении, а как бы и не замечаются. Темная простая конторка, две свечи (единственная уступка возрасту) и стопка гладких лощеных листов. Сидбругская новинка - тряпичный пергамент. Задумчиво погрыз кончик пера: пожалуй, следует начать с молитвы. Молитвы кому-нибудь малоизвестному (может быть, Брендану), чтобы не обвинили в самонадеянности. А какое, собственно, ему до этого дело? Пусть думают, что хотят. На то головы дадены. Да. Так он и поступит.
   Шорох. Дверь плавно отступает в темноту: - Он здесь, major.
  -- Пусть войдет, - привычная, суховато-вежливая улыбка раздвигает губы. Маска. Радоваться этому гостю... Впрочем, порадуемся. Как радуется медикус, найдя особо скверную разновидность заразы. Отложил перо и сцепил пальцы (короткие толстые пальцы лесоруба), разглядывая с при стальным вниманием. Мозолям, видимо, не сойти никогда - труд заповедан и он это помнит.
   Привычные запахи пыли, воска и старого дерева расступаются, чтобы допустить новый, пронзительный и неожиданно резкий... Мирской.
   Он поднимает глаза. Простой плащ, веревка, скользящие пристойные шаги - один из многих. Некто. Никто. Запах. Плевать. Научится. И не такое нюхали, а чужих здесь нет.
   - Приветствую Вас, major... - плащ морщится от непривычных складок, пока пришедший сгибается в поклоне.
   - Полноте, маркиз, к чему эти церемонии? Право, не стоит... - человек за конторкой с ласковой укоризной качает головой. Маркиз выпрямляется, сбрасывая разом плащ и угодливость, и по привычке ищет взглядом, где присесть. Комната пуста - конторка и major, с извиняющимся смешком, разводящий руками: - Мы, бедные братья...
   - Очень бедные... - топорщит усы маркиз.
   Его собеседник негромко смеется: - А вы веселый человек, маркиз. Надо же, сейчас это такая редкость...
   - Отчего же? Его Светлость, например, куда как весел сегодня.
   - Неужто баронесса уехала в деревню?
   Маркиз фыркает: - Вы тоже шутник не из последних, major.
   - Бриан, я вас умоляю!
   - Как пожелаете... брат.
   - Благодарю. - major снова берет в руки перо и крутит в пальцах. - Ваша учтивость... Безукоризненное сочетание - умен, учтив и остроумен.
   - Вы забыли добавить - богат. - никак маркиз злится? С чего бы это? - Впрочем, благодарю. Список ваших достоинств я перешлю с лакеем. Перейдем к делу, если не возражаете.
   Из-за конторки доносится короткий смешок: - Целый список? И даже с лакеем? Польщен. Нет-нет, действительно польщен. - маркиз нетерпеливо дергает плечом. - Ну что вы, право... Хорошо, переходим к делу. Что слышно при дворе?
   - Мальчишка вернулся.
   - Один? - он чуть подается вперед.
   - Вдвоем. - злорадство в голосе маркиза изысканно оттеняется ненавистью.
   - Кто? - вопросы выстреливаются один за другим, короткие и резкие, как удары хлыста. Маркиз раздраженным щелчком сбивает пыль с рукава. - Не знаю.
   Тон человека за конторкой подозрительно мягок: - Не хотелось бы портить отношения, маркиз, но ваш вексель...
   Маркиз дергается, как от удара и ненавидяще смотрит на противника. Темно-карие, чуть навыкате, глаза горят углями, светлые усы яростно топорщатся, бородка когтем торчит вперед... Сейчас зашипит. Вместо этого коротко, со свистом выдыхает воздух и сдавленно произносит: - Да подавись ты... Худой. Черный. Голодный. Сегодня утром. Сейчас у Одноглазого!!! Хватит?!!
   - Голодный? Не признак. Ладно. - короткопалая ладонь отметает худого и голодного, как что-то ненужное. - Я вас совсем замучил, Бриан, Бога ради, простите! Вы ведь человек занятой, не чета мне... Матушка не собирается быть в городе?
   - Нет! И о тебе не спрашивала, ублюдок!
   Короткое пожатие плеч: - Как всегда. Обычное дело для бастида, нет? Кстати о деньгах, - о крышку конторки глухо брякает кожаный мешочек, чьи толстенькие бочки приятно ребрятся краями монет. - Это задаток. Выясни все о мальчишке и я перепишу вексель. На три месяца.
   Глаза маркиза вспыхивают: - Шесть.
   Major кивает: - Хорошо, шесть. Недель. - и прежде, чем ошеломленный маркиз успевает открыть рот, хлопает в ладоши: - Проводите.
  
   - Значит, вернулся... - лишь произнеся это, он понял, что говорит вслух и уже настойчивее повторил: - Вернулся.
   Это возвращение меняло многое, если не все (и даже в том (достаточно вероятном) случае, который называется шарлатанство).
   Перо со злостью ткнулось в чернильницу. Как же не вовремя! Еще бы чуть... Опять задумался, бессознательно рисуя круги. Книга была забыта. Ах, как же не вовремя...
  
   * * *
   "Его Светлости Лорду Элкмару, Высокому герцогу Криденбел, Защитнику Веры, Наместнику Короны в Восточных землях.
   Сир!
   Долг перед Господом подвигает меня просить о приватной аудиенции..." - перо стремительно неслось по листу, скрипя и разбрызгивая чернила. - "...оказаться шарлатаном, или, паче того, грязным чернокнижником и тем...". На секунду отвлекшись, поднял голову. Младший брат стоял рядом, беззвучно переминаясь с ноги на ногу. Он недовольно пожевал губами, кивнул, закончил предложение и вычурно, с завитушками, подписался: "Фер Рогайн, смиренный major frater Братства Господня, что в Восточном уделе".
   - Minor, запечатайте и отошлите во дворец. Поторопитесь.
  
   Дурак. Классический. Полный. Абсолютный. На фоне перегонного куба...
   ... - лиценциатом случаи магии частенько обсуждались среди преподавателей и доказано, причем не-од-но-крат-но, что в большинстве своем это сны, иллюзии или совпадения. Невозможно ставить миропорядок в зависимость от одного-единственного человеческого жеста. Невозможно. Я изучал медицину и схоластику...
   ... а также тривиум и квадривиум. За что я ему деньги плачу?
  
   - Ну так что? Истина оказалась мертворожденной? - возникший из стеклянных зарослей герцог привычным движением, не глядя, опустился на табкрет, прятавшийся между атанором и сушеным крокодилом. Дом премудрого цыпленка пошатнулся, но устоял, хотя внутренности жалобно звякнули и в воздухе разлилась резкая нашатырная вонь. - Вечно ты наставишь... Так когда похороны?
   - Что? - Бреоган вздрогнул, слишком уж вопрос совпадал с его мыслями. - Думаю, к концу года.
   - Бедная истина. - Элкмар глубоко вздохнул и на секунду стало заметно, до его же он устал. Бедная истина... Столько мучить...
   - Я говорил о герцогине. - тихий голос маррана прозвучал буднично, как замечание о погоде. - Не об истине. Всего лишь о герцогине.
   - Что?!! - крокодил летит на пол и жесткие пальцы вцепляются Бреогану в горло. - Что?! Лжешь!! Почему? Ты...
   - Отпустите, - он осторожно пошевелился. - Отпустите, кому говорю. К сожалению - правда. Герцогиня не доживет до следующего года и единственное, что в моих силах - подлить агонию. Анакул не умеет щадить.
  
   ... Правила хорошего тона можно не знать. Можно отвергать (могила души!) или не замечать. Можно просто исполнять. Как повинность. Но бывают времена - когда единственно эта подпорка и удержит тебя. "Рыбу не едят руками!" - и кто-то другой кричит "нет!" и рвет судьбу в клочья, спутав её с волшебником, кто-то другой пытается... "На стуле сидят прямо, не касаясь спинки".
   - Нового крокодила принесут завтра. И новый табурет.
   - И новый атанор. - Мэтр задумчиво изучает осколки. И новые колбы. И новый пол.
   - И новую лабораторию. - в тон ему отзываюсь я. Хватит и крокодила с табуретом. Бригит...
   Они молча глядят на меня - аист и ворон...
   "Никогда не забывайте сказать женщине, как она хороша."
  
   Reisenotizen
   Лучшее из времен года - осень. Лучшее время дня - ночь. Лучшее из мест - здесь. Крепкий дубовый стол, весь в пятнах, рядом с очагом и пухлозадая Шеда (где она, кстати?), вот-вот несущая мое пиво - что может быть лучше? Я вам скажу - что. Полный кошель эстерлинов. Именно поэтому я здесь. Самое для такого подходящее местечко. Чет-нечет, не выиграл - наймешься... Любая алестарская шавка знает: нужны друзья навек в пределах оплаченного - иди в "пегую лошадь". Даже городская стража знает. И всех это устраивает. Даже городскую стражу. Кстати о страже - где мое пиво? И, кстати, о пиве - где мой клиент? Если сегодня никому не отдамся, уйдет мое пиво в область преданий (вместе с очаровашкой Шедой). Кредита-то у меня давно...
  
   Мальчишку нужно просто пугнуть, - остроконечная бородка маркиза воинственно тыкалась в воздух. - Не убивать, не ранить - просто пугнуть.
   - Вообще без крови? - безукоризненная бровь ломается в насмешливом изумлении. - Я бы не испугался. Впрочем... Их же двое, да?
   - На второго мне плевать! - Маркиз раздул ноздри. - Что хочешь, то и делай. Хотя нет... Ткни его куда-нибудь. Но чтоб живой! И расскажешь мне, как мальчишка себя повел.
   - Значит, просто ранить... И просто напугать. - смуглые пальцы перекатили узкий глиняный бокал, блеснув дешевым медным перстнем с черной геммой. - Хорошо. Полсотни - и деньги вперед.
  
   ... Пенистая темная струйка медленно потекла по дереву. Еще одно пятно. Не привыкать...
  
   * * *
  
   - Ты уверен, что этот твой... кряк... поможет?
   - Кряр. Он безвреден. - темная худая фигура неловко переступает на месте. До чего же холодно. "Провел я ночь в опочивальне князя..." Почему нельзя заночевать во дворце?
   - В город возвращаться обязательно? Дама Дорн...
   - Да!!! - даже при этом свете видно, как мальчик покраснел: мучительно, до слез. - Давай в лодку, быстро. И не болтай.
   Темные в неверном свете доски, старенький навес из линялого рядна - какую еще лодку можно ожидать возле полуночи? Паромы встали до утра, гильдейцы спят... и только для речных крыс поздно не бывает.
  
   - Не, твоя милсть. Ночью, к Ярбонеловой - не... - лодочник крутит головой.
   - Я плачу вдвое.
   - Не. Я туда и так не суюсь, не говоря с деньгами.
   - Втрое.
   - Можа рядом где? - полосущатый мокрый кафтан и остроносое личико с быстрыми темными глазами делают лодочника похожим на озабоченного енота. - Ай, ладно! Плати - поехали!
   Серебро меняет хозяина и фонарь дворцовой пристани вальяжно скользит назад, подчиняясь неторопливым движениям весла.
   Где-то там, наверное, луна все-таки есть. И светит. Где-то там, за этим плащом, с промокшей подкладки которого время от времени срываются ледяные капли и с картавым всхлипом ныряют в реку. В холодную ночную реку, густую и тягучую, как патока. Кормовое весло беззвучно колеблется хвостом неведомой рыбы, проталкивая лодку сквозь медлительную темную воду и лодочник тихо мурлычет себе под нос - наверное, поет. Или ругается. Как он еще видит в такой темноте?
   Неподалеку плеснуло и довольный голос с кормы пояснил: - Сом балует. Ничо. Я ему жабу припас. О! - из темноты возникает кусок веревки с перекрещенной дохлой жабой. - Три раза, паскудь, обжирал. Пускай теперь попробует. Покойная жаба с тихим плеском возвращается в исконную стихию.
   - И в прах отыдеши... Ты куда лодку правишь, рыболов?!
   - Не бойсь, твоя милсть, мимо берега не пристанем.
  
   Несколько безголовых статуй, обломки рассохшейся бочки... Пристань старого Бони. Скупердяя из скупердяев. Из тех, что за грош удавятся. И ведь удавили. Я и удавил. Прямо здесь, где бочка. Погода была - хоть расценки поднимай. Вроде сегодняшней. Кстати, о расценках - плывут. Мокрые, несчастные... Они еще не догадываются, какие несчастные. Как пятьдесят эстерлинов.
  
   Ярбонелова пристань, так охаянная любителем сомовины, встретила пришельцев ржавым светом единственного факела, бесстыдно вывернутыми кишками сетей и густой селедочной вонью. Длинные ноги, щеголевато обутые в старые башмаки с новыми четырехугольными пряжками, пересекали ее в самом узком месте, неожиданно исчезая в полбочонке, снабженном сверху чем-то вроде крыши. Оберегая башмаки от грязи, владелец поместил ноги на старую корзину и теперь раздумчиво пошевеливал ступнями.
   -Приятель, эй... - Этиар запнулся. Нарываться на драку было не ко времени, а подобным образом, случалось, ночевали и студенты Конкорецы, славившиеся нравом вздорным и скандальным. - Эй, там...
   - Эй... - хрипловатым полушепотом отозвался хозяин башмаков, после чего бочонок со скрипом подался назад и наружу образовалась фигура, укрытая плащом: - Вот они идут.
   - Что?!
   Обладатель плаща подобрал под себя ноги, поскребся и пояснил:
   - Вот они идут к какой-нибудь распутной шатунье, иская поддержать порок, а между тем...
  
   ...Короткий черный взмах и заглуше...
   Нож расцвел в руке раньше, чем он понял, что происходит. Темный шевелящийся ком...
   ...глухо брякнул о дерево и он отшагнул с коротким всхлипом, прижав опустевшую руку к животу. Следующий удар вышиб из него остатки воздуха и бросил на колени, в чей-то вскрик... мальчик! Бреоган, застонав, приподнялся, губы шевельнулись... Пепел. Пустые бессильные слова, сухой пылью забившие рот. Мертв. Черный крылатый исполин в полнеба, тусклый багровый свет...
   Привычные руки быстро обшарили его пояс и смутно знакомый голос разочарованно произнес: - Опять!.. Босота... M-merde!
  
   Причудливое переплетение руны Гриан, почти уничтоженной сморщенным шрамом. Ожог... Райе стоял, глядя на избитое тело и всегдашняя боль привычной тяжестью стыла в груди. Неудачник. Отец прав. Младший сын, хранитель титула, спасший детей и спасавший каждый день этих десяти лет, предательством, кровью и деньгами пробивший им дорогу во дворец... он, Райе, неудачник. Бригит умрет. Все напрасно - весь ночной шепот, весь страх... Он не исполнит. Тяжелые кулаки сжались, блеснув медью волос. Все - зря. Такой пустяк... Носком башмака пошевелил голову колдуна. Та безжизненно мотнулась. Неудачник.
  
  
  --
   Примечания
  
   1 - . Бирет (барет) - (ит. berreta, франц. barretteе, исп. birreta; от позднейшего лат. birrus, byrrus - одеяние из пушистой материи) - головной убор с плоской тульей и широкими полями, из дорогой ткани, вошедший в начале XVI в. во всеобщее употребление как у мужчин, так и у женщин. В первое время барету придавали самые причудливые формы, и его всячески украшали. Так, его снабжали разрезом и продевали пестро окрашенную материю; часто барет соединялся со скуфьей (calotte). Рыцари носили обыкновенно бареты ярко-красного цвета, тогда как князья и графы - кармазинного, ярко-алого цвета, усыпанные золотом, жемчугом, драгоценными камнями, иногда с медальоном для портретов, с пышными перьями. Выделка баретов процветала, особенно в Нюрнберге. Испанская мода вытеснила около середины XVI в. пестрые и разноформенные бареты и сохранила лишь черный барет. В конце того же столетия и этот барет вышел из употребления и с тех пор остался лишь барет с круглою или многоугольною тульею как составная часть одежды духовных, а иногда также судей и профессоров, особенно деканов и ректора университета. (с) Брокгауз, Ефрон). Сейчас название бирет относят к головным уборам католического духовенства

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"