Архитектура любви и смерти
Ориоланночка младая вечно
Влачилася среди равнин беспечно.
Ее любовь - огромный, дескать, сад и поле!
Пространство, не замкнутое стеной!.. "Доколе!?"
-- маньяк дичайший вопросил
и жызни он постановил
Красу лишить!
И вот... светает...
Ориоланна отряхает
С волос чудеснейших росу
И заплетает их в косу
(у ней экзамен на носу).
После утех прелюбодейных,
Она корсет уж свой шнурует...
Ее милок покуда спит
В стогу и в ус себе не дует.
Вокруг раскинулись барашки,
что фрагонарно "беее!" кричат,
На небе пролетают пташки,
и животы их с голоду бурчат.
А деве юной уж пора
под мрачный, душный свод понурый,
чтоб не остаться вечно дурой,
гранит науки грызть с утра.
Туда, где пыль библиотек,
а также кабинетов морок,
и где бесчувственный хай-тек,
наводит на красавиц шорох;
Там ни лошадки нет каурой,
ни дуновенья ветерка...
Однех лишь знаний свет. Сюда
она спешить принуждена.
Но чу! У девоньки в зобу дыханье сперло...
Что там за звук таинственно-прискорбный
Нарушил трели соловья и трепетанье ветра?
Ее с опасностью всего-то разделяет пара метров...
Кто это смел своим дыханьем хриплым
Девице омрачить прощание с натуры пиплом?
Кто злобно щерится из-за кустов
Рычанием сопровождая зов:
"Ко мне, ко мне, младая дева...
Милы мне лишь предсмертные напевы...
Мазо-садно, надсадно мне.
Садо-музыка при луне! Ай-нэнэ!"
Чье это лассо, пролетая
Вкруг нежной шейки, задевает
Лилейность плеч и огнь ланит?
Ужели он ее словит?
С кошмарным рыком подтягает
К себе он лассо. Трепетает
Младая лань. Но тщетно все.
Из горла пташки вылетает
Последний крик: "... Оооо!
Марыся! Миссис Фрэмптон! Кошка!
Драгой Майор! Помочь немножко..."
Но всё, однако же, напрасно:
народец празднует всечасно,
а гадкий милый в стог храпит.
Так начиналася пора
Ее последнего утра...
Здесь мы поставим многоточь,
Понеже автору невмочь
Таки жестокости скаженны
Живописать. О, все мы тленны.
Само стило точит слезу.
Довольно. Тут я уползу...