Марух Максим Юрьевич : другие произведения.

Любовь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    От автора: Рассказ состоит из трех частей-новелл, объединенных одним сюжетом. Новеллы можно читать в любом порядке, они написаны так, что смысл и идея не потеряются. То, как они расположены здесь - лишь авторская рекомендация. "Любовь" - рассказ о злости, предательстве, сплетении роковых случайностей, о чем угодно. Но, в первую очередь, он, конечно же, о любви. Разной. Хочу сразу предупредить: слабонервным, впечатлительным и кормящим матерям рассказ лучше не читать. Всем остальным - велкам.
  
  Часть первая. Ярость.
  
  - Этот парень - Джефри... Мне сказали, что он нормальный, понимаете? Никто не подозревал, что творится у него в голове... Я... Я... Простите, можно воды?
  Бородатый щекастый мужчина в жилетке тянется к стакану. В его горле слова слиплись комом.
  - Да, конечно. Не спишите, Джим. Я понимаю, вам тяжело говорить.
  Мужской голос за кадром звучит сочувственно.
  Полоски губ, проглядывающие сквозь густую растительность на лице, изгибаются тильдой и дрожат. Толстяк делает жадный глоток, обхватив стакан обеими руками, и продолжает:
  - Моя дочь лежала на кухне, когда я вошел. Ее тело было там. Он... этот подонок обезглавил мою Джен. Все платье было в крови, весь пол был в крови... простите. Ее руки... они были скрючены и подняты кверху, как будто она просила о чем-то. Не знаю, что на меня нашло тогда...
  Джим плачет, слезы скатываются в пышную бороду.
  Ведущий телешоу высовывает из кадра загорелую руку и дружески похлопывает ею отца Джен по колену.
  - Ее голову я нашел в аквариуме. Он... он насыпал в рот гальки, чтобы она не всплыла. Полный рот чертовой гальки! Он... о боже, господи... Я... п-простите. Он отрезал ей нос. Простите... простите... про...
  Изображение на экране гаснет, его сменяет другое. В правом верхнем углу загорается зеленым цифра '24' - Рон переключил канал.
  - А... И... Э... Я... Э... А... О!
  Динамики надрывно гремят звуками тяжелого рока. Солист с огромным носом, похожий на араба, прыгает по сцене, устланной коврами, прилепив радио-микрофон к губам. Вены на его горле вздуваются, как пиявки, когда он изо всех сил криком призывает слушателей 'взять его член'.
  - Аи... Э... Ия... Э... А... О-о!
  Щелчок пульта дистанционного управления, и цифра '25' в углу экрана.
  Рон лениво присасывается губами к горлышку бутылки и отпивает еще немного холодного 'Будвайзера'. Взгляд рассеянно возвращается к телевизору.
  - Сегодня мы поговорим об ужасном теракте 11 октября, потрясшем всю страну. Давайте вспомним, как это было...
  Человек с микрофоном, придерживая шляпу рукой, чтобы ее не унесло ветром, торопливо вещает в кадр. Надпись в нижней части экрана гласит о том, что запись принадлежит к хроникам трехлетней давности.
  - Взрыв произошел в самом центре Лондона сегодня в полдень! Машина со взрывчаткой была припаркована к пиццерии 'Рома', где в это время дня особенно людно. Пока никто не взял на себя ответственности за террористический акт, однако нет никаких сомнений, что именно им инцидент и являлся. Так же нет никакой информации о личности преступника. Полиции пока неизвестно, был ли это смертник, или бомбу активировали дистанционно.
  Показывают носилки. Двое санитаров укладывают в машину скорой помощи тело, укрытое белой окровавленной простыней.
  - Памятуя о десятках невинных жертв и трагедии близких и родственников, тема нашей сегодняшней ночной передачи - терроризм в современно...
  Рон переключает канал.
  - Я завязал с наркотой.
  Молодой бритый наголо парень беззубо улыбается.
  - И сейчас я алкоголик.
  Следующий канал. На долю секунды экран меркнет, погружая комнату в кромешный мрак. Рон поглаживает свое пивное брюшко, которое не умещается в нательной майке, и пьяно улыбается.
  Показывают мультфильм. Спайк хватает Тома за уши и от души прикладывает кулаком по лицу. Кот, кувыркаясь, летит через забор, сопровождаемый музыкой Скотта Брэдли. Следующий канал и цифра '27'.
  - На войне, как на любой войне, было страшно.
  Сухой поджарый мужчина в военной форме цвета хаки сидит на диване. Рядом с ним еще двое участников ток-шоу.
  - Особенно страшны их норы. Косоглазые лезли оттуда, как грызуны, и клали моих ребят, что твоих оловянных солдатиков в тире.
  Солдат взглядом степного волка вглядывается в объектив кинокамеры.
  - Это не передать словами, когда твой товарищ лежит и смотрит на тебя своими мертвыми глазами, а выше бровей у него ничего нет, потому что автомат 'Калашникова' снес пол головы.
  - А вы сами-то, Джон, убивали?
  Военный меняется в лице, удивленно вскидывает брови:
  - Убивал? Да, черт возьми! Конечно, а почему бы нет? Я шлепал этих засранцев с такой скоростью, что палец уставал нажимать на спусковой крючок...
  Рон не скрывает отрыжки, когда допивает бутылку. Отставляет ее на пол и берется за следующую. Когда он ее откупоривает, пиво пенится и проливается на грудь.
  - Дрянь!
  Мужчина смахивает влагу ладонью и делает пару глотков, параллельно перелистывая на другой канал. Косится на стену, и брови сурово сходятся к переносице.
  Часы показывают половину первого ночи.
  - Вываливай сюда всю наличность, цветная твоя жопа, или я продырявлю твою безмозглую чалму!
  Грабитель в маске приставляет к голове продавца у прилавка блестящий 'магнум' двенадцатого калибра. Продавец - судя по всему, мусульманин - дрожащей рукой открывает кассу.
  - Собирай бабки в мешок! Поживей, пакистанец херов, или кто ты там!
  Рон зевает - этот фильм он уже видел. Нужно в туалет по-маленькому, но лень вставать. В последнее время ему частенько не хочется лишний раз шевелиться - к сорока девяти годам он здорово набрал в весе.
  - Твой Магомет делал мне минет!
  Налетчик бьет продавца рукояткой пистолета в лицо, хватает мешок и выскакивает из магазина, хлопнув дверью. Входной колокольчик судорожно брякает ему вслед.
  Рон снова поднимает глаза на настенные часы. Без четверти час. Он крепко сжимает горлышко бутылки в пальцах, чувствуя, как что-то липкое и твердое медленно подступает к горлу.
  - Черт... Черт...
  Его слова переполнены неизвестно чем. Горечью? Обидой...
  - Идиот.
  Он корит себя за слабину, но в то же время знает, что в последний год хмель частенько делает его слишком чувствительным. 'Гиперчувствительным', как сказала бы...
  - Стерва! Хватит уже с меня...
  Горечь? Ярость...
  Мужчина перелистывает на следующий канал и неистово прикладывается к бутылке. Давится, и черное пиво холодной змеей уползает вниз по небритому подбородку, под рубашку. Ему вдруг становится бесконечно жалко себя.
  - Врачи поставили мне диагноз - рак.
  Девушка в больничном халате вяло взирает на собеседника. Впалые щеки покрывает нездоровый румянец, цианозные веки набрякли, кости на шее выступают так отчетливо, что при желании их можно пересчитать взглядом.
  - Уже прошла восемь курсов терапии и теперь бегаю в туалет поблевать каждые полчаса.
  Рон Уотсон вдавливает резиновую кнопку пульта управления.
  Показывают что-то о скалолазах, но мысли уносятся еще выше. Рука автоматически подносит бутылку к губам, и Рон делает глоток за глотком, глоток за глотком. Каналы передач мелькают перед глазами, как статичные слайды - обрывки чьих-то жизней и смертей. А он все пьет и пьет. По глотку на каждый кадр. По хорошему глотку на каждый хороший кадр...
  - Потаску... Осторожн... Нет! Страх... Мания... Стреляй! Взры... О Бож... Лежать... Безуме... Ха-ха... Нет! Борись... Не измен... О Бож... А-А-А!
  Лицо Рона внезапно заливает голубой свет. Руки, вздувшийся живот, наполовину полная бутылка - все становится ярко-голубым. На экране того же цвета мигает в углу зеленая цифра '0'. Комнату, наконец, окутывает тишина. Рон оцепенело сидит в кресле. В своем любимом кресле, продавленном посередине, и непрерывно смотрит на назойливый ноль - долго. Может, полчаса, а может и час. Смотрит так, словно пытается разглядеть там что-то такое, чего не мог найти здесь, в этой комнате. Но там ничего нет. Только 'ноль' - такой же, как пара других, на электронных часах, подаренных дедушкой Уотсон давным-давно. Кажется, в прошлое рождество...
  Два часа ночи ровно.
  В доме сейчас только он один. Один Рон, один телевизор в гостиной, одно кресло напротив, восемь пустых бутылок на полу слева, одна, наполовину полная, в руке, еще с пол дюжина непочатых на полу справа. А больше никого.
  - Где же ты? - тихо шепчет он себе под нос.
  Вопрос звучит довольно глупо в пустой комнате, но Рон повторяет его снова и снова, словно пробует на вкус, катает на языке:
  - Где же ты?
  - Здесь ничего нет... Ничего нет, Джон! Здесь пусто, сукин ты сын!
  Телевизор внезапно оживает - Рон случайно нажал на кнопку 'дальше', и список каналов зашел на новый круг.
  - Ничего, ничего, ничегошеньки, что даже смутно походило бы на что-то, отличное от ничего!
  Потрепанный парень в грязной фетровой шляпе а-ля Индиана Джонс с факелом в руках бегает по пещере. Свет огня мельком выхватывает из мрака очертания ноздреватых стен.
  Рон Уотсон болезненно морщится - теперь уж точно не избежать посещения туалета. Встает с кресла и делает телевизор громче. Ему совершенно не хочется прослушать то, что говорит странный парень в шляпе, поэтому уже через несколько секунд истошные вопли заполняют весь дом:
  - Мы одни! В ловушке! В кулаке! А-А-А-А!
  Пьяно шатаясь, рыжеволосый мужчина бредет в уборную. Минует прихожую и проходит кухню. Крики парня становятся тише, но все еще различимы. Несчастный принялся колотить во что-то кулаками и визгливо умолять:
  - Впустите! Впустите меня, мистер... Пожалуйста, впустите меня! Спасите меня!
  В туалете почти тихо; едва различимые мольбы несчастного заглушает звук мочи, падающей в водяную пробку унитаза.
  - Мистер... Пожалуйста...
  Рон блаженно закидывает назад голову и прикрывает глаза. Он видит очертания ее лица и волос, сияющих серебром в холодном ноябрьском воздухе. Она молода и счастлива. Что-то прогорклое застревает в горле, и видение улетучивается. Потом Рона снова захлестывает ярость. Половина третьего утра. А ведь он дождется. Непременно дождется!
   Когда Рон возвращается в гостиную, крики несчастного искателя сокровищ уже стихли. Усаживаясь в кресло, Рон видит на экране распластанное мертвое тело. Шляпу с головы юноши сорвало, в затылке зияет окровавленная каверна. Сквозь нее ничего не разобрать, но сплетения черных и темно-бурых полос ясно дают понять, что внутри мозги. Мозги на месте...
  Эта мысль смешит Рона, и он взрывается гомерическим хохотом, захлебываясь звуками, которое издает его глотка. Он смеется так, как не смеялся, наверное, уже целую вечность. Мозги на месте! Черт, а где же им еще быть?
  Краем глаза Рон поглядывает на часы - с полуночи минуло почти три часа. Его безумие принимает иной характер. Багровея от ярости, Рон хватает с пола пустую бутылку, и со всего маху швыряет ее в стену. Со звоном, бутылка разбивается на мелкие осколки.
  - ДРЯНЬ! СУКА! ПОТАСКУХА!
  Вторая бутылка летит вслед за первой.
  - ШЛЮХА! НУ, Я УСТРОЮ! УСТРО-О-О-Ю!
  Третья бутылка попадает в экран телевизора. По матовой антибликовой поверхности кинескопа растягиваются длинные белые трещины.
  - А-А-А-А! ФИОНА! ФИОНА!
  С бутылкой под номером четыре в руке мужчина обессилено падает обратно в кресло и обмякает. Бутылка выскальзывает из ослабевших пальцев и криво подкатывается к другой, наполовину пустой, оставленной хозяином и забытой.
  - Фиона... ну, где ты? Возвращайся уже...
  
   Экран разбитого телевизора потух, и Рон незаметно для себя засыпает. Его будит едва различимый слуху звук - щелчки проворачиваемого в замке ключа. Рон разлепляет еще пьяные глаза и первое, что видит - электронный циферблат на стене, показывающий половину четвертого утра. За окнами еще нечетко, но уже вполне осязаемо брезжит призрак рассвета.
  Щелк. Щелк. Щелк.
  Этот звук наполняет Рона противоречивыми чувствами. Несовместимой, несмешивающейся смесью. Такое состояние кажется ему знакомым, и тут он вспоминает - так чувствует себя каждый, кто хоть раз не смыкал всю ночь глаз, дожидаясь домой подвыпившего отца. Когда глаза бы не видели, если бы не были так рады.
  Она проходит в прихожую, тихо ступая ногами. Через плечо перекинута сумочка, в руке пышный букет хризантем. Цветы выглядят немного потрепанными и повядшими, словно она протаскалась с букетом весь день.
  Не отрывая затылка от кресла, Рон поворачивает голову к проходу в гостиную и терпеливо ждет, когда жена разуется.
  Фиона снимает кремовые туфли на толстом каблуке и разминает пальцами натруженные ступни. Затем вешает на крючок светлое пальто и круглую шляпку. Хризантемы в руке кивают махровыми цветками на гибких ножках в такт ее движениям, как бы одобряя все, что она делает. Фиона выглядит сонной и довольной. Последнее вливает в кровь Рона такую порцию адреналина, словно кто-то закачал его через шприц. Сон как рукой сняло.
  Наконец, Фиона проходит к гостиной и останавливается на пороге. Взгляды супругов встречаются.
  - Привет.
  Она пытается улыбнуться, и у нее получается. Рон молчит и продолжает сверлить жену взглядом.
  - Не ожидала тебя здесь увидеть...
  В доме совсем тихо - только трели сверчка за окном разбавляют вязкую, стоялую тишь.
  - Почему до сих пор не спишь...
  - Где ты шлялась всю ночь?
  Его резкий тон бьет по ней, как пощечина, и с ее губ мигом слетает та тень улыбки, что была там вначале. Рон между тем нажимает на кнопку пульта, и телевизор удивительным образом оживает. Чертовы япошки умеют делать технику.
  - Рон, я не хочу ссориться. Пожа...
  - От кого цветы? У тебя появился поклонник?
  С этими словами он равнодушно отворачивается от жены и начинает смотреть передачу - что-то религиозной тематики. В отличие от него, кабельному телевидению плевать на время суток.
  Лицо Фионы становится холоднее могильной плиты, но Рон этого не видит.
  - Да уж точно не от тебя.
  - Да уж будь уверена, не от меня.
  Возникает напряженная пауза, во время которой на экране телевизора толстая женщина в очках спорит о чем-то с молодым интеллигентным юношей.
  - В силу своего возраста, мистер Стоун, вы горячитесь, делая столь смелые заявления.
  - А я убежден, что Иисус не был мучеником. В той ситуации он больше похож на жертву. Жертву обстоятельств, роковых ошибок...
  Фиона первой решается продолжить разговор:
  - На что ты намекаешь, Рон? Ты что, обвиняешь меня в...
  - Ни на что я не намекаю! Ты шляешься где-то всю ночь, не удосужившись даже позвонить. Приходишь утром. С цветами! Неизвестно от кого. Да еще светишься от счастья так, будто тебя трахнул Ланселот!
  От горькой обиды у Фионы дрожит губа, но муж не видит и этого.
  - Я пыталась дозвониться тебе на мобильный, но знаешь, легче дозвониться в Букингемский дворец...
  - К черту звонки! Ты знаешь, что я не признаю эту дерьмовую технику!
  Супруги не замечают, как переходят на крик. Отложив хризантемы на журнальный столик, Фиона приближается к мужу, но тот сидит в кресле, упорно не обращая на нее внимания, и продолжает пялится в телевизор, словно ведет беседу именно с ним.
  - Не признаешь? И в то же время целыми днями не отлипаешь от этого проклятого ящика! Кстати, ты не мог бы его выключить и обратить на меня внимание, раз уж мы решили вылить друг на друга все, что накопилось за последний... месяц? Или того меньше? Насколько еще укоротились наши перемирия?
  Рон игнорирует просьбу жены и переключает канал. Показывают реслинг.
  - Может, и укоротились. Я не слежу за этим, если честно.
  - А Я СЛЕЖУ! И мне это надоело! Наши дети выросли и теперь живут самостоятельно, ты торчишь тут целыми днями и пьешь свое чертово пиво галлонами, по ночам от тебя разит, как от самого замшелого трактира. А что я должна делать? На кого оставлена я? Может, мне стоит завести собаку и общаться с ней, раз уж ты стал похож на мебель?!
  - НЕТ, ТЕБЕ СТОИТ ОБЗАВЕСТИСЬ ХАХАЛЕМ ПОМОЛОЖЕ И РАЗДВИГАТЬ ПЕРЕД НИМ НОГИ ТАК БЫСТРО, КАК ЭТО ДЕЛАЮТ НА УТРЕННЕЙ ЗАРЯДКЕ!
  Рон кричит так, что срывается голос, а на шее вздуваются жилы, но все равно заворожено смотрит в телевизор, яростно впившись в подлокотники пальцами.
  За окнами предутренняя серость становится на тон светлее. Где-то в высоте перекликаются первые птицы. У соседей без устали лает собака.
  Фиона, бледнея, делает шаг назад. На ее лице шок и потрясение.
  - Да... Да, ты прав. Может быть, я так и сделаю. Может, и обзаведусь. Может, уже обзавелась...
  На экране патлатый стероидный качек в черной кожаной маске ударяет своего противника сразу двумя ногами и падает на канвас. Лысый парень в борцовке, перекувыркнувшись через канаты ринга, жестко приземляется на комментаторский столик и ломает его пополам. Диктор вопит от восторга.
  - О, какой пинок от Шона Хаммера! Посмотрите - похоже, у Майка Мано поврежден позвоночник? Ну, точно, он не может подняться!
  Неожиданно Рон вскакивает на ноги и его визуальная связь с телевизором, наконец, прерывается.
  - ПОТАСКУХА!
  Он бьет жену по лицу наотмашь тяжелой ладонью. Звонкий шлепок похож в тишине на выстрел. Фиона охает и падает, как подкошенная.
  - ПРОКЛЯТАЯ ШЛЮХА! Я ВСЕ ПРО ТЕБЯ ЗНАЮ! НЕНАВИЖУ!
  Тяжело дыша, Рон Уотсон наклоняется к полу и поднимает непочатую пивную бутылку. Откручивает крышку и усаживается обратно в кресло. Скандал затихает сам собой. Никогда раньше он не поднимал руки на жену.
  В комната мерцает свет, в углу экрана появляется цифра '4'. Когда Рон подносит бутылку к губам, он отмечает, как предательски дрожит его рука.
  - Он говорит, что Мардж была со мной в ту ночь!
  Бенни Хилл строит свою фирменную удивленную гримасу, раздается разноголосый закадровый смех.
  - Нет, сами подумайте! Если Мардж была со мной, почему она не сказала об этом мне? Ведь тогда нам с ней стало бы гораздо проще, не так ли? Если бы я знал об этом.
  Закадровый смех и новый канал.
  - Вот так выполняется крученый!
  Шар для боулинга выписывает правильную дугу по дорожке и с грохотом врезается в ровный строй кегль. Щелчок кнопки и другой канал.
  Рон фанатично поглощает пиво, будто хочет найти на дне бутылки золотую рыбку, которая в три захода решит все его проблемы. Перелистывание каналов уже не успокаивает - как будто чешешь рану, которая давно заражена и нагноилась. После секундного облегчения снова наступает боль.
  - Власть убивала римских правителей... добавляем в салат мелко нарезанные корнишоны... самая крупная библиотека Европы... инквизиция... вы правы, Боб, не все ошибки можно исправить, некоторые нужно просто признать... все, что движет человеком, есть ни что иное, как некие химические процессы, происходящие в организме. Даже любовь...
  Осознание случившегося приходит к Рону постепенно, несмотря на то, что он видел все с самого начала. При падении Фиона ударилась виском об угол журнального столика. Хризантемы свалились с него и раскинули невпопад свои цветки подле владетельницы. Она сама лежит неподвижно в луже крови, натекшей из открытой раны, а красивые волосы серебристым саваном закрывают ее лицо.
  Рон исступленно листает каналы один за другим. В полумраке комнаты свет то гаснет, то зажигается. С каждой новой вспышкой кровь его жены, словно в покадровой раскадровке, рывками растекается по полу все шире и шире. Рон долго, очень долго не может остановиться. И только часы на стене отмеряют пройденные минуты. Двадцать минут пятого. Половина пятого. Без четверти. Без десяти.
  - Нет... Нет...
  Его голос сух, и он промачивает горло пивом. Не отрывать взгляд от телевизора становится все труднее, ведь в глазах стоят слезы.
  - Нет-нет-нет... БОЖЕ! ФИОНА!
  Он падает перед ней на колени, обнимает за плечи. Рыдая в голос, переворачивает жену на спину и смотрит в лицо. Ее глаза закрыты, правая щека сплошь измазана кровью.
  - Прости... Прости меня...
  Он хочет говорить в полный голос, кричать, но почему-то получается только плакать.
  - Что же я натворил... - едва слышно шепчет он. - Мне жаль. Мне так жаль!
  Он прижимает ее голову к своей колючей щеке.
  - Прости, что не дорожил... Ты подарила мне двух прекрасных детей...
  Он запрокидывает назад голову и ревет, точно угодивший в капкан зверь.
  - ФИОНА! ПРОСТИ! Прости, что такой ценой!
  Он бережно вытирает рукавом кровь на ее щеке, поправляет волосы.
  - Что скажут наши дети? Что они скажут мне, Фиона?! Что они скажут мне?
  Неожиданно, глаза жены приоткрываются. Она смотрит на мужа мутным взглядом и вдруг слабо улыбается. Сначала Рон думает, что ему просто померещилось. Но нет, это точно улыбка - уголки губ, в которых запеклась кровь, чуть приподнимаются.
  Рон берет ее на руки, встает в полный рост и медленно несет к выходу. У двери опускается на колени - слезы выкатываются из глаз, как огромные шары для боулинга, и скользят по носу. Бережно, словно хрустальную, он укладывает жену на пол. Глаза Фионы снова смыкаются.
  - Я люблю тебя...
  У нее не хватает сил, чтобы ответить, но он знает, что его последнее признание жена услышала.
  
  
  Часть вторая. Ненависть.
  
  Джул была пьяна и поэтому виляла бедрами откровеннее обычного, танцуя с этими парнями. Особенно она старалась перед Ханом Гасти. Джул просто млела от его дерзкого, без тени страха, взгляда из-под густых черных бровей. И еще от тонкого вертикального шрама под левым глазом. Да что там, она надеялась хорошенько потрахаться с ним в соседней комнате до того, как выпьет очередную порцию скотча. Поговаривали, что отец Гасти - самый влиятельный гангстер в городе, а сам Хан идет по стопам папаши так быстро, что вот-вот его обгонит. А еще она слышала, что у этих мафиози батарейки в заднице, отчего пылу в постели на семерых. И Джул, ощущая горячую сладость предвкушения где-то в низу живота, собиралась как следует это проверить.
  Поэтому она недовольно скривилась, когда телефон в кармане завибрировал, а на экране отобразилось имя: 'Хью'. В комнате, сплошь окутанной табачным дымом, прорезаемым цветными лучами дискошара, слишком громко гремела музыка, и Джул пришлось, еще разок подставив попку под загорелую руку Гасти, выйти на кухню.
  - Только ненадолго, бэби! - крикнул ей вслед Хан.
  - Привет, Хью, - сказала Джул в трубку, прикрывая за собой дверь. В кухне было слишком много мусора, и она чуть не упала, споткнувшись о пустую бутылку из-под вина.
  - Привет, - сухо поздоровался парень на другом конце линии. - Ты где?
  - О, милый, я разве не сказала? - она изо всех сил старалась следить за речью, чтобы не выдать свою нетрезвость. - У Клотильды сегодня день рождения, так что мы тут женской компанией отдыхаем.
  - Нет, - тихо ответил парень, - ты ничего не говорила.
  - Лисенок, прости! - она была мастером интонаций, и знала точно, что перед этой, ее коронной, он не устоит. Не устоит и растает. - Могу я позволить себе хоть разок расслабиться с подругами?
  На секунду ей показалось, что Хью сейчас повесит трубку - так долго он молчал.
  Но потом он сдержанно сказал:
  - Можешь.
  - Лисенок, ты расстроен, я чувствую. Ну, хочешь, я сейчас все брошу и приеду?
  Говоря это, Джул крепко зажмурилась и скрестила пальцы на руках.
  - Хочу, - совершенно неожиданно сказал Хью.
  К своему удивлению, Джул отметила в его голосе нотки отчаяния, даже мольбу, что было совсем нехарактерно для Хью.
  - Приезжай, пожалуйста. У меня нехорошее предчувствие.
  Такой поворот событий не входил в ее планы.
  - Ну что ты там придумал, милый? У нас все отлично!
  - Я понимаю. Но ты бы не могла уехать оттуда? Мне надо видеть тебя, прямо сейчас надо. Передай Кло мои извинения, скажи ей, что я знаю, какой я подонок.
  Он пытался шутить, и от этого Джул, почему-то, стало тошно. Она вдруг возненавидела Хью, возненавидела всем сердцем. Не отдавая отчета своим действиям, она злобно показала в телефонную трубку средний палец, после чего снова приложила ее к уху и защебетала:
  - Кло тебя никогда не простит. Ну же, лисенок, потерпи чуть-чуть. Я приеду через часик и тогда мы с тобой...
  - Уже начало третьего, скоро светать начнет, - заметил Хью ледяным голосом.
  - Ну что тебе этот часик! - возмутилась она, пожалуй, чуть запальчивее, чем следовало. - Ты только и думаешь, что о себе! А обо мне? Подумай и обо мне!
  И снова продолжительная пауза в трубке.
  - Прости. Хорошо, я тебя жду все равно. У меня тут мама.
  - О, миссис Уотсон! Передавай от меня привет!
  - Ладно. Короче, я жду...
  - Скажи, что ты не обиделся, - кокетливо попросила Джул. - Скажи, что любишь свою лисичку!
  - Ладно...
  - Нет, Хью, скажи! Скажи, как ты обычно это делаешь.
  - Джул, я...
  - Пожалуйста-пожалуйста, скажи это!
  Хью раздумывал какое-то время, и Джул отчетливо представилось, как он недовольно закатывает глаза.
  - Ох... Ну, э-э... Ненавижу тебя, - наконец, неохотно выдавил он.
  - Меня от тебя вообще воротит! - вскричала она.
  - Взаимно, ты... прыщавая уродина.
  Она демонстративно захихикала в трубку, зажимая рот ладошкой.
  - А ты... Ты просто вонючий дикобраз... Ой!
  В кухню ворвался Хан Гасти. Решительно подошел к девушке, обнял за талию и, просунув руку ей в джинсы, спросил так, чтобы собеседник в телефоне мог его слышать:
  - Этот ублюдок достает тебя, бэби?
  - Кто это там, Джул? - моментально встревожился Хью.
  - Я... Ох... Хью, я... Тьфу, перестань!
  Гасти попытался поцеловать ее, просунув при этом язык ей в рот.
  - Дай мне трубку, я потолкую с этим гомиком, - пьяно сказал Хан, прижимая к себе Джул еще крепче. Она пыталась вывернуться из его объятий, но ничего не получалось - огромные руки Хана облапили со всех сторон.
  - Что там происходит? - встревожено повторил Хью. - С кем ты сейчас?
  - Ой... Пожалуйста, успокойся, все в по... - девушка в очередной раз увернулась от слюнявого поцелуя и вскрикнула, почувствовав резкую боль в ягодице - Гасти сильно ущипнул ее, зарывшись носом ей в шею.
  - Что за игры, Джул? - Хью с трудом сдерживал гнев. - У тебя там все в порядке?
  - У нас тут все в порядке, гнойный педик, - прорычал Гасти и звучно рыгнул. - Клади трубку и отваливай, если не хочешь нажить проблем.
  Он грубо заржал и принялся тискать Джул пуще прежнего. Та вцепилась в телефон с такой силой, словно намеревалась раздавить его в пальцах. Она дико озиралась по сторонам и стыдливо скрещивала ноги, не позволяла руке Хана слишком глубоко пролезть ей в трусики. Как будто Хью мог это видеть.
  - Лисенок, прости, - оправдывалась Джул почти шепотом, - это не то, что ты думаешь, давай потом....
  - Не смей вешать трубку, - грозно приказал Хью. - Я хочу знать, кто сейчас гавкает там, на заднем фоне. Дай мне поговорить с ним.
  В этот момент девушка возненавидела себя за то, что не выключила телефон еще вначале вечеринки. Возненавидела сотовых операторов с их бесплатными входящими (еще с утра у нее закончилось оплаченное время). Возненавидела Гасти, который ворвался в кухню на пять секунд раньше, чем следовало. Но больше всего она ненавидела Хью. Она слишком хорошо знала его крутой нрав, чтобы надеяться, что все так просто закончится.
  - Дай мне поговорить с ним, Джул.
  Хан Гасти перестал мять девушку, как куклу из папье-маше, и удивленно вскинул гребенчатые брови.
  - Не понял... Мне показалось, или это дерьмо еще что-то вякает?
  Он отстранился от Джул и попытался вырвать у нее телефон.
  - Дай сюда.
  - Нет, не надо!
  - Заткнись!
  Гасти грубо оттолкнул ее прочь, но при этом успел выхватить мобильный телефон. Девушка упала на пол, зажмурившись от боли. Хан с озверевшим видом приложил трубку к оттопыренному уху.
  - Ты, паскуда, с кем разговариваешь?
  - Я... - начал было Хью, пытаясь держать себя в руках.
  - Рот закрой, педик гребаный! Я спрашиваю, ты с кем сейчас разговариваешь? Ты вообще, шваль, в курсе, кто я такой?
  Хью молчал.
  - Ты, сука, смертник гребаный, еще пикнешь что-нибудь, и я тебя опущу - не побрезгую!
  - Перестань! - пискнула с пола Джул. - Хью, не спорь с ним, умоляю!
  Хью не вымолвил ни слова и только слушал.
  - Пасть захлопни! - рявкнул Гасти. Выпуклые глаза бешено вращались в глазницах. - Эта коза твоя, да? Ну, так я ее сегодня драть буду, пока хрен не посинеет, понял меня? Говно гребаное!
  Не владея собой, Гасти размахнулся длинной рукой и, что было силы, ударил кулачищем в стену. Маленькая кухня задрожала. Ваза на холодильнике упала на пол и разбилась. Только теперь Джул поняла, насколько сильно пьян Хан, и чем это все грозило кончиться.
  Дверь приоткрылась, и в кухню заглянул Пинч Хардис по кличке Питбуль. Больше всего Питбуль походил на малолетнего убийцу, и Джул подумала, что он, скорее всего, таковым и являлся. А еще она с удивлением вспомнила, что всего полчаса назад Пинч казался ей довольно милым парнем. Может быть, она бы ему тоже дала - потом.
  - Ты еще слушаешь меня, педик? - рыкнул Гасти и показал Питбулю кулак с выпростанным из него большим пальцем, который он медленно опустил вниз.
  Питбуль увидел знак и утвердительно кивнул лысой, иссеченной шрамами головой. Потом бросил на Джул звериный взгляд, плотоядно ухмыльнулся, обнажив зубы, добрую половину которых заменяли серебряные, и удалился.
  - Слушаю, - тихо ответил Хью.
  И снова умолк, позволив собеседнику обрушить на себя очередной ушат помоев.
  - Чего притухла, гнида? В штаны надула? Ты понял, урюк, на кого хлебало раззявил? Понял, что я сейчас с твоей козой сделаю?
  Джул разрыдалась. Ее колотило мелкой дрожью, почему-то совсем не хотелось вставать с пола. Наверное, она боялась снова упасть.
  - Ты ничтожество, - очень спокойно вымолвил Хью. - Ничтожество.
  - ЧТО-О?! - взвыл Гасти и еще раз приложился кулаком о стену. - КОГО ТЫ НАЗВАЛ НИЧТОЖЕСТВОМ?!
  - Хью, нет, умоляю! - взвизгнула Джул. Она совсем отрезвела, будто и не пила вовсе. - Не говори так, ты не знаешь, что он за человек.
  - Заглохни! - Хан в гневе пнул девушку мыском ботинка в бедро, и та заскулила от боли.
  Хью прекрасно все слышал, но оставался безмолвным.
  Гасти не верил, что все это происходит с ним. Никто, никогда в жизни не разговаривал с ним так грубо. Кроме отца, но его не в счет.
  - ТЫ! ТЫ! Ты попал, смертник, ты уже так попал! Да я тебя угребу! Уходи! Уходи и прячься, падаль опущенная, потому что я прямо сейчас к тебе приеду. СЛЫШИШЬ, СУКА?! Отдрючу твою пипетку и сразу к тебе! Тебе не жить, слышишь?
  - Я жду в гости, - ровным голосом ответили из трубки.
  - МОЛИСЬ, СУКА! - взревел Гасти, но Хью уже оборвал линию.
  В телефоне забились прерывистые гудки.
  В кухне повисло молчание. Только звуки музыки из соседней комнаты напоминали о недавнем празднике. Гасти неспешно присел на корточки перед Джул. Потом бесцеремонно взял за волосы и притянул к себе, пьяно покачиваясь из стороны в сторону. Изо рта пахнуло крепким перегаром.
  - Сейчас ты расскажешь мне, где эта мразь живет.
  - Нет, - по лицу девушки ручьем текли слезы. - Нет, пожалуйста...
  Дверь снова приоткрылась, и в щель просунулась белесая голова. Щурясь от света, Пирс Кросвелл спросил:
  - Какие проблемы, Гасти? Рога мочит?
  Друзья называли его Птахой. Птаха был худой, костлявый, и, судя по всему, давно сидел на игле.
  Хан не обратил на приятеля никакого внимания.
  - Ты тупая что ли? Еще раз повторяю - сейчас ты, потаскуха, расскажешь мне, где этот сморчок живет.
  В подтверждение своих намерений Гасти отвесил Джул тяжелую пощечину. Девушка вскрикнула, из уголка рта показалась кровь.
  - П-прошу тебя... Делай со мной все, что хочешь, но... только не трогай Хью. Пожалуйста.
  - Я тебя угребу! - Хан резко дернул ее за волосы - послышался неприятный треск. - Ты расскажешь мне, где он живет! СЕЙЧАС ЖЕ!
  - Брат, давай я ее разговорю, - противно растягивая слова, попросил Птаха. Он вошел в кухню и прикрыл за собой дверь. - Дай мне. Ух, какой у ней орех - так и просится на грех.
  - Тише будь, - приказал Гасти и снова обратился к Джул. - Ты, сука, еще не поняла, с кем дело имеешь? Ты все равно все расскажешь.
   - Хью... Он не знал, с кем говорит. Прости его, умоляю.
  - А мне насрать! - Хан схватил со стола вилку и ткнул ее девушке в грудь. - Я не буду тебя пытать. Я тебе эту штуку просто в глаз всажу.
  Джул тряслась, словно в лихорадке. Никогда в жизни ей не было так страшно. Несколько минут назад она собиралась переспать с этим парнем и показывала в трубку, откуда доносился голос Хью, средний палец... А сейчас почему-то молчала, словно челюсти свело судорогой.
  - Но сначала, - продолжал Гасти, - я тебя Птахе отдам.
  Как по команде, Птаха принялся расстегивать штаны.
  - Ну что? Последний раз спрашиваю - где этот смертник живет?
  Захлебываясь слезами, Джул вдруг поняла - с нее хватит. Дело зашло слишком далеко.
  - Я покажу...
  - Ну, еще бы..
  - Это далеко отсюда. Отпустите меня, пожалуйста, - взмолилась Джул. - Я напишу адрес...
  - Ты что, дура? Без тебя он оттуда сбрызнет, как пить дать. Нет уж, детка, ты поедешь с нами.
  - Нет-нет-нет!
  Гасти медленно перевел взгляд на Пирса. Тот, блаженно прикрыв глаза, продолжал расстегивать штаны.
  Джул боялась даже смотреть в его сторону. Что может быть хуже насилия? Только насильник-наркоман.
  - Ладно, хорошо, - сдалась Джул. - Я поеду.
  - Конечно, поедешь.
  Гасти переглянулся с Птахой, вскочил на ноги и, потянув Джул за волосы, принудил подняться.
  - Ладно, собираемся. Птаха, приготовь тачку.
  - Кого едем мочить? - спросил Птаха, приподнимая тяжелые веки. - Людей подтягивать?
  - Ты что, с катушек съехал? Там всего лишь один никчемный говнюк, который скоро отправится к ангелам. Он ведь один, не так ли?
  - Да, - кивнула Джул, не поднимая головы. - Один...
  - Я за Питбулем, - Птаха вышел из кухни.
  Гасти потащил Джул следом.
  
   Они мчались по мосту над Темзой, когда Гасти вдруг сказал Джул:
  - Ладно, не мандражируй, оставим твоего хмыря дышать. Бока намнем основательно, но дышать оставим. Эй, слышишь меня?
  Джул посадили на переднее пассажирское сиденье, чтобы она указывала дорогу. Окно было приоткрыто, свежий предутренний воздух ворошил волосы и задувал в ухо. Джул ничего не ответила, только кивнула.
  На заднем сиденье что-то подозрительно зашуршало. Гасти обернул голову и обнаружил, что на коленях у Питбуля лежит букет хризантем, завернутых в прозрачную пленку.
  - Я все думаю, чем воняет, - скривился Гасти. - Откуда это дерьмо?
  - А это ему поклонник подарил, - загоготал Птаха, и кадык на его горле неприятно запрыгал.
  Питбуль одарил Птаху таким взглядом, что тот сразу заткнулся.
  - Подруге вез, - нехотя буркнул он. - И не довез.
  Это был второй раз, когда Джул слышала, как он говорит. В первый раз Питбуль произнес 'салют', когда она переступила порог их притона, и Гасти представил ее друзьям.
  - Ну, так и выкинь его к чертовой матери!
  Питбуль очень серьезно посмотрел на Гасти, потом покачал булавовидной головой и сказал:
  - Пусть побудут, пока не завянут. Зря, что ли, их убивали?
  Гасти в ответ только хмыкнул и сосредоточился на руле.
   По полупустым дорогам они домчались до места минут за пятнадцать.
  - Ну и жопа, - сказал Птаха, оглядывая мутным взглядом обшарпанное четырехэтажное здание, обветшавшее от времени и бедности местных властей. Восточный район Лондона - ничего не скажешь.
  - Говно должно жить в жопе, - глубокомысленно изрек Гасти. - Какая у него квартира?
  - Двадцатая, - отозвалась Джул и почувствовала, как слезы снова подступают к горлу.
  - Держу пари, свили там себе уютное гнездышко-трахездышко? - гоготнул Птаха.
  Хан хмыкнул:
  - План такой - врываемся, с ходу даем в рыло. Питбуль, можешь на нем попрыгать, если хочешь. Только не горячитесь. Папа не обрадуется, если мы оставим жмурика.
  - Я аккуратно, - пробасил Питбуль.
  - Сиди, как мышка, сопи в две дырки, и все пройдет гладко, - обратился Хан к девушке. - Усекла?
   Лифт не работал - пришлось подниматься по ступенькам. Эхо шагов на пустынных лестничных маршах действовало угнетающе. В какой-то миг Джул почти решилась на побег, настолько ей было страшно. Но вовремя передумала - ее пристрелят раньше, чем она успеет выскочить на улицу.
  У двери с большой цифрой '20', с которой почти слетела позолота, все четверо остановились.
  - Какие-нибудь кодовые словечки? - спросил Птаха. - Позывные, пароли?
  Джул отрицательно покачала головой. Питбуль вынул изо рта жвачку и залепил дверной глазок.
  - Сколько раз обычно стучите?
  - Три...
  - Позовешь его и скажешь, что одна. Скажешь, что сбежала от нас. Скажешь, что ранена. Если он не поверит, мы вынесем дверь, - вполголоса диктовал Гасти. - Ясно?
  Она кивнула, и Пинч постучал в дверь. Ровно три раза.
  Повисла напряженная пауза. Потом...
  - Кто там? - спросили за дверью.
  Голос Хью показался Джул чем-то из другой реальности. Божественной певучей музыкой, олицетворяющей безопасность и надежность.
  - Это я.
  Питбуль и Гасти напряглись. Однако никаких дальнейших вопросов не последовало - послышались щелчки дверного замка.
  - Ну, наконец-то...
  Джул оцепенела от ужаса. Неужели Хью ничего не понял? Неужели недооценил серьезность ситуации и так просто купился? Это была катастрофа. Слабая надежда на то, что в квартире их уже дожидаются полицейские, которая вселялся в Джул хоть какой-то оптимизм по пути сюда, лопнула, как мыльный пузырь. Хью был один - она отчетливо слышала это в его голосе.
  Дверь распахнулась неожиданно. Хан Гасти замер в позе боксера, готовый в любой момент нанести удар, поэтому он получил первым. Кулак угодил точно в широкую переносицу, густые брови сошлись к ней, из носа брызнула кровь. Моментально оценив обстановку, Хью волчком развернулся в другую сторону и со всего маху влепил Птахе в глаз. Тот охнул и шлепнулся на задницу.
  На секунду сердце Джул сжалось от восторга. Это было потрясающее зрелище! Телосложением Хью был очень щуплый, даже Птаха по сравнению с ним казался крепышом. Но такой скорости она от него не ожидала! Да что там - она вообще не знала, что он способен так драться. Особенно когда Хью, еще раз повернувшись, взмахнул рукой в направлении Питбуля.
  Но чуда не случилось. Питбуль дотянулся до юноши первым. Удар был столь сокрушительным, что худенького парня отбросило в сторону, как от бампера автомобиля, и он кубарем вкатился обратно в квартиру.
  - АХ ТЫ ЧМО БОЛОТНОЕ! - взвыл Гасти, размазывая кровь по подбородку. Было видно, что он ошеломлен. - ЛОМАЙТЕ ЕГО!
  Джул втолкнули в прихожую, Гасти и Пинч заскочили следом. Птаха, держась за глаз, который уже начал заплывать, вошел последним и закрыл дверь на ключ. Гасти и Питбуль, тем временем, набросились на Хью. С прыжка, Хан ударил парня ногой, словно по футбольному мячу. Ботинок угодил прямо под челюсть, послышался треск перелома, изо рта юноши обильно потекла кровь. Застонав, Хью повалился на пол и скорчился там, поджав колени и укрывая голову от града ударов, которыми его осыпал Питбуль. Вскоре к нему присоединился Птаха. Усевшись на Хью сверху, он стал методично избивать его кулаками поочередно: левой-правой-левой-правой.
  Хан орудовал ногами.
  - ТЫ. СУКА. НА. КОГО. РЫПНУЛСЯ.
  Каждое свое слово Хан подкреплял тяжелым ударом. Ботинки у него были пудовые, и Джул не понимала, как он до сих пор не размазал Хью по полу.
  - ТЕПЕРЬ. ТЫ. ПОНЯЛ. КТО. Я. ТАКОЙ.
  Хью не отвечал - только изредка постанывал, когда Птахе удавалось пробить его блоки и попасть в какую-либо часть лица или живот
  - Да он не слышит, Гаст! - пропыхтел Питбуль. - Уши закрыл.
  Пинч остановился, тяжело рухнул перед парнем на колени и принялся разводить его согнутые руки в стороны, чтобы оставить голову неприкрытой. Как только ему это удалось, Птаха без промедлений ударил Хью кулаком, угодил по губам, и они словно лопнули.
  - ВОТ ТАК! ВОТ ТАК! - исступленно орал Гасти. Он сменил тактику и теперь запрыгивал на парня сверху, чтобы обрушивать обе ноги одновременно.
  - Давай ему яйца отобьем, давай яйца отобьем! - в экстазе предложил Птаха.
  
  Экзекуция длилась и длилась - без перерывов и остановок. Спустя пятнадцать минут рубашки всех троих насквозь промокли от пота. Хью больше не прикрывался и не вскрикивал; похоже, потерял сознания. Щуплое тело, полностью открытое и беззащитное, безвольно вздрагивало под ударами, которые постепенно становились все реже и реже.
  - Все.... Не могу больше... - тяжело дыша, Птаха отшатнулся назад и присел на край дивана. - Умаялся...
  Гасти и Питбуль тоже остановились.
  Тяжело отдуваясь, они отошли в стороны, любуясь результатом своих стараний. Хью выглядел так, словно только что нырнул в бочку с кровью и как следует выкупался. Лицо превратилось в бугристую маску - теперь нельзя было точно сказать, где у него нос, а где глаза. Левая рука и правая нога изогнулись под неестественными углами, на груди появилась страшная вмятина. Было похоже, что своими прыжками Гасти проломил ее.
  - Вот так вот, - выдохнул Хан, утирая со лба пот шелковым платком. Он нервно засмеялся и неуверенно оглядел товарищей. - Впредь, будет следить за метелкой.
  Повисла пауза, во время которой все зачарованно смотрели на тело Хью.
  Потом Птаха медленно вымолвил:
  - Не думаю, что он вообще когда-нибудь будет что-то делать. Гас, мне кажется, мы чуток перестарались. Паренек-то не дышит...
  В следующую секунду воздух пронзил сумасшедший вопль.
  Обезумев от ужаса случившегося, Джул бросилась на Гасти и вцепилась ему в горло ногтями:
  - НЕТ! НЕ-Е-ЕТ! ХЬЮ!!!
  - Уберите, уберите ее от меня! - отмахивался Хан.
  Подскочил Питбуль и быстро оторвал девушку от хозяина.
  - ВЫ УБИЛИ ЕГО! ПОДОНКИ! ВЫ УБИЛИ ХЬЮ!
  Она дергалась и брыкалась изо всех сил, но объятия Пинча оставались стальными.
  Потирая горло, Гасти мерил комнату шагами, быстро давая указания:
  - Я сваливаю. Приберитесь тут, труп закатайте в ковер, вывезите подальше и закопайте.
  - ЗВЕРИ! ТВАРИ!
  - Я отзвоню отцу, он скажет, что делать дальше.
  - А с ней как быть? - спросил Птаха, заглядывая в ванную. Вдруг его голова вынырнула обратно, и он обратился к Джул с таким будничным видом, словно зашел в гости и случайно разбил бокал: - Не подскажешь, где у вас ведро и тряпка?
  - НЕНАВИЖУ! ЧТОБ ВЫ СДОХЛИ!
  - Кончайте, - сказал Гасти. - И тоже концы в воду.
  Питбуль зажал Джул рот обветренной, в цыпках, ладонью. Джул утихла и обмякла, больше всего на свете желая сейчас потерять сознание и встретить смерть во сне. Было тяжело дышать, из носа тянулись тонкие прозрачные нити слизи и прилипали к пальцам Питбуля.
  - Слышь, Гас... - Птаха выглядел неуверенно. - А можно я с ней перед этим... ну, ты понял.
  - Нет! - отрезал Хан. - Ты сбрендил? Держи свою змею на привязи. Мы по уши в дерьме, а тебе бы только хрен потешить!
  - Ладно...
  - Сейчас не время, идиот!
  - Ладно, понял уже.
  Питбуль медленно поставил Джул на ноги. Уже у самой двери Гасти задержался и, натянув на голову кепку, обернулся к ней:
  - Дерьмово все вышло. Алкоголь виноват. И твой хмыренок. Если бы ветками махать не начал, жив бы остался. Как я и обещал. Ну... не обессудь...
  После этих слов Хан Гасти развернулся и спешно покинул квартиру, хлопнув дверью.
  
  - Слышь, ну чего плохого будет, если я суну ей член? - В третий раз спросил Птаха. - Я же быстренько.
  - Нет, - коротко бросил Питбуль.
  С уборкой квартиры было покончено, и теперь они собирались расправиться с Джул. Ее поставили посреди комнаты на колени, руки связали за спиной, а рот заклеили лентой. Питбуль стоял над ней, разматывая тонкую гитарную струну, которой суждено было передавить трахею Джул. На полу у одной из стен лежал предмет, на который Джул панически боялась поднимать глаза - тело Хью, завернутое в ковер, который она не раз собственноручно пылесосила.
  Птаха нервно ерзал в кресле. Мысль об изнасиловании не давала ему покоя.
  - Погоди-погоди, Пит. Ну, пожалуйста, ну войди в ситуацию! Позволь мне разок сунуть ей член, я мигом. Ты только посмотри, такое добро пропадает.
  - Я сказал НЕТ! - гневно рявкнул Пинч и, забыв о Джул, бешено воззрился на Пирса. - Не заводи меня, сынок.
  - Ну и говнюк же ты! - в сердцах выпалил Птаха, вскакивая на ноги. - Из-за таких как ты у нормальных мужиков потом приступы. У меня же токсикоз случиться может! Смотри, яйца того и гляди лопнут!
  - Я терпеть не могу извращенцев, как ты! - с отвращение выплюнул Питбуль, наступая на Птаху. - Ты не мужик. Такие, как ты, порочат нашего брата. Ты унижаешь все мужское достоинство!
  - Да пошел ты! - взвизгнул Птаха. - У самого нестоячка, так другим не мешай! А я все равно ей суну, понял ты?!
  Он подскочил к Джул сзади и схватил ее за плечи. Девушка застонала.
  - Смотри, как мычит! Да она сама хочет!
  - Убери от нее руки! - рыкнул Питбуль, выдергивая из кармана куртки револьвер и наставляя его на Птаху.
  - Что, убьешь меня? Ха! Лучше смотри, как я оприходую ее!
  - Убери от нее руки!
  - У меня уже стоит! - Пирс стал расстегивать штаны. - Гляди!
  - Спрячь мотовило и отойди от нее!
  - Не ломай кайф, Пит, присоединя....
  Б-БАХ!
  Вся жизнь пронеслась перед глазами Джул. На одну чудовищную секунду ей показалось, что пуля была адресована ей. Но потом она почувствовала, как мертвое тело Птахи навалилось на нее сзади, и как рукоять его собственного револьвера, заткнутого за пояс, мягко легла ей в ладонь.
  Кровь из простреленной головы закапала Джул на джинсы, а оттуда потекла на пол.
  'Вся уборка насмарку' - тренькнула в голове безумная мысль.
  Питбуль стоял, вытянув вперед руку, и шумно дышал через нос - ноздри то раздувались, то опадали. Узкий лоб прорезала глубокая складка. Похоже, он размышлял, стоило ли убивать Птаху сразу или следовало для начала ограничиться предупредительным выстрелом. Одного беглого взгляда на Пинча было достаточно, чтобы понять - этот парень из тех, кто сначала делает, а потом уже думает.
  Решив, что думать уже поздно, Пинч обошел Джул сзади и положил одну руку ей на плечо. Второй брезгливо оттолкнул тело Пирса, и оно с грохотом упало на спину.
  - Пора, девка...
  'Пора' - подумала Джул, зажмуриваясь, и нажала на спусковой крючок.
  
  Она не видела, куда попала пуля, но то, что куда-то попала, ясно поняла по душераздирающему воплю Пинча. Взвыв от боли, Питбуль повалился на пол. Этого Джул тоже видеть не могла - только слышала грохот, с которым грузное тело ударилось об пол. И тогда она решилась бежать.
  Вскочив на ноги, Джул рванула к выходу. Пистолет она выронила, когда стреляла - точнее, его выбило отдачей. Руки все еще были связаны за спиной, поэтому, подбегая к двери, она повернулась к ней задом и крутанула ручку. Дверь покорно отворилась.
  Джул сбегала по ступеням, не чувствуя под собой ног, не слыша собственных мыслей. Кровь стучала в ушах, заглушая даже эхо шагов. Прохладный воздух улицы вдохнул в разгоряченную голову свежесть, и к ней снова вернулась способность соображать.
  Звать на помощь Джул не могла - рот по-прежнему был заклеен липкой лентой. Нужно было срочно куда-то бежать, потому что она знала - Питбуль пустится вдогонку, даже если она отстрелила ему пол ноги. Он уже идет за ней.
  Окраина восточного Лондона - не самое лучшее место, чтобы искать помощи в три часа утра. В это время здесь все спят глубоким сном, а те, кто не спят, вряд ли бросят свои дела и кинутся на выручку. Скорее, создадут еще больше проблем. Стучатся в дома лишняя трата времени. Ну, кто откроет посреди ночи человеку, который не может издать ни единого звука, кроме нечленораздельного мычания?
  И тут в голове Джул словно зажглась лампочка - мистер Уотсон! Дом родителей Хью находился в паре кварталов отсюда - Хью специально выбирал квартиру из расчета, чтобы быть поближе к ним. Мистер Уотсон ей обязательно откроет. Если понадобится - она выбьет головой стекло и ворвется в дом через окно. Надо только добежать! Пара кварталов - она сможет. Сможет, черт возьми!
  Джул бежала, задыхаясь и хрипя - поступавшего через нос кислорода явно не хватало. Исписанным граффити домам и пахнущим мочой переулкам, казалось, не будет конца. Однако звуков погони слышно не было, и это вселяло надежду. Один раз Джул упала, сильно ушибив плечо и пробив в джинсах огромную дырищу, сквозь которую проглянула окровавленная коленка. Боли она не почувствовала, и не удивительно. Даже если бы ей сейчас отрезали обе ноги, она бы продолжила свой забег на культях.
  Дом четы Уотсон показался за поворотом, и Джул встретила его возгласом облегчения. Лужайка перед аккуратненьким коттеджем с красной черепичной крышей, клумбы с цветами под окнами, на крыльце грустит ржавый велосипед без сиденья, прислоненный к перилам. Шатаясь, Джул побежала к дому. Ее мотало из стороны в сторону, точно пьяную, колени подгибались и дрожали при каждом шаге.
  Наконец, она вбежала на крыльцо. Благодаря выступившему на лице поту скотч дал слабину. Активно двигая челюстями, Джул удалось сдвинуть его на подбородок, и теперь она могла кричать. Так она и поступила.
  - Мистер Уотсон! - позвала Джул на последних запасах кислорода. Легкие словно окунули в кипящую воду. - Мистер Уотсон, откройте! Спасите меня, Мистер Уотсон!
  Она принялась колотить ногами в дверь. В следующее мгновение сзади послышался рокот двигателя и шуршание шин по асфальту.
  Джул обернулась и... обмерла. К дому подъезжал огромный черный внедорожник с хромированными приступками под дверцами - машина Питбуля Пинча Хардиса. Дверца открылась, и над крышей показалась изрытая шрамами лысая голова.
  Сердце Джул остановилось, но лишь затем, чтобы стать в высокий старт перед спринтерским забегом.
  - МИСТЕР УТСОН! МИСТЕР УТСОН, ВПУСТИТЕ МЕНЯ! СПАСИТЕ МЕНЯ!
  Из-за машины, хромая на одну ногу, вышел Питбуль. В левой руке он нес букет хризантем, за которым прятал то, что держал в правой.
  - Ты мне ногу прострелила, мелкая сучка, - пропыхтел он, ковыляя к дому.
  Ранение казалось серьезным - Питбуль был бледен, как бумага, левая нога истекала кровью, оставляя за собой бурый след на подъездной дорожке.
  - МИСТЕР УОТСОН! МИСТЕР УОТСОН!
  Питбуль приближался, кряхтя и осыпая ругательствами все, что приходило в его искалеченную голову.
  Джул не смотрела на своего преследователя - только молотила ногами в запертую дверь и звала. Звала до тех пор, пока не почувствовала, как нечто тонкое и шелестящее коснулось ее сзади - Питбуль прижимал к ее спине букет хризантем, завернутых в упаковочную пленку.
  - У меня там пистолет, - дрожащим то ли от ненависти, то ли от слабости голосом проговорил он ей в самое ухо. Горячий зловонный воздух достиг ноздрей Джул. - Медленно идем к машине, или я пристрелю тебя прямо здесь.
  - Ты и так и так меня пристрелишь, разве нет? - не узнавая собственного голоса, ответила Джул. Ну, надо же - она-то думала, что уже не в силах говорить!
  Питбуль долго раздумывал над ее словами, прежде чем ответить:
  - Пять минут жизни - тоже жизнь.
  - Хорошо, - сказал Джул. - Пошли.
  Она повернулась, и Пинч галантно пропустил ее вперед, точно кавалер, заехавший за своей дамой.
  - Медленно, - напомнил он.
  'Лучше уж быстро' - подумала Джул... и побежала.
  Букет хризантем полетел вниз и упал на дощатый пол крыльца со звуком пистолетного выстрела
  
  Часть третья. Любовь.
  
   Они смеялись - впервые за долгое время. Раньше Хьюго никогда бы не подумал, что можно вот так сидеть рядом с мамой на одном диване, обнимать ее и смеяться от души над каким-нибудь пустяком. С тех пор, как он переехал в отдельную квартиру и оставил родителей, все переменилось. Их общение теперь сводилось, в основном, к телефонным разговорам. Джул настаивала на том, чтобы он провел домой стационарный, но Хью отказывал. Плюс мобильного заключался в том, что его всегда можно было 'не услышать'.
  Но сегодня был необычный день. Точнее, необычная ночь. Мама решила навестить его в столь поздний час, и Хью беспокоился из-за этого. Она была грустна и принесла с собой торт к чаю. Он сразу понял - родители вновь поссорились. А может, даже не мирились. Или, наоборот, вовсе не ссорились. Ведь это гораздо хуже - когда отдаляешься настолько, что даже для того, чтобы побраниться, не находишь ничего общего.
  Хью не пытался развеселить ее, как частенько делал раньше, пусть и с легкостью умел поднимать людям настроение. В этом был его дар - так мама всегда говорила. Только не сегодня. Сегодня он и сам искал отдушины, поэтому с удовольствием сообщил маме, когда ставил чайник, что ее визит как нельзя кстати.
  - Почему у тебя такой беспорядок? - спросила Фиона, поднося к губам чашку. - Джулианна тебе совсем не помогает?
  - Джул... Она сейчас занята, у нее и без меня много работы. Очень, очень плотный график, - проговорил Хью, подражая интонациям своей девушки.
  - Ну, хоть посуду она помыть может?
  - Эм... очень, очень плотный график.
  Фиона расхохоталась. Потом они помолчали. Хью было немного неуютно от того, каким любовным взглядом разглядывает его мама.
  - Ты у меня такой красавец, - наконец, изрекла она.
  Парень машинально бросил взгляд на зеркало, висевшее у входной двери. Сам он никогда не считал себя красавцем. Костлявое лицо, тонкий ровный нос, копна рыжих волос. И ни одной веснушки! Его облик мог быть каким угодно - волевым, харизматичным, дерзким, но никак не красивым. Почему-то, ему всегда казалось, что так должна была выглядеть Жанна Д`арк, родись она мужчиной.
  - Нет, мам, это ты у меня красавица. А я в папу пошел.
  При упоминании отца лицо Фионы на миг потемнело, но потом вернулось в прежнее состояние.
  - Радуйся, что он тебя не слышит сейчас.
  - Как там Рози? - поспешил перевести разговор Хью. - Министерство не ценит?
  Фиона опять заулыбалась. С самого первого дня работы в министерстве ее дочь неустанно твердила, что начальство мало ее ценит. С регулярностью три раза в месяц она грозилась уволиться оттуда уже в течение трех лет. И это несмотря на то, что уже трижды была удостоена звания 'самого квалифицированного специалиста отдела по итогам года' и денежной премии.
  - Нет, как обычно. Отделываются грамотами.
  - И, как обычно, Роз бережно коллекционирует их в своем ящике?
  - О, да. Сказала, планирует оклеить ими прихожую. Когда закончится последняя стена, она, по меньшей мере, будет знать, что пора на пенсию
  - У них с Бартом все хорошо?
  - Когда я была в последний раз, они вместе стряпали на кухне. Барт учился жарить яйца. Это было мило.
  Хью видел, что мама очень устала. Глаза выдавали.
  - Мне вчера звонил дедушка, - промолвил он, отпивая чай. - Сказал, у них сейчас Том с Джинервой, передавал от них привет.
  Том был кузеном Хью по маминой линии. С Джин они поженили полгода назад, и это был 'удачный брак', как сказал бы дед. Мать в обоих души не чаяла и часто приезжала в гости. Иногда Хью казалось, что таким образом ей просто удается реже бывать дома.
  - Да, сынок, я знаю, что они были. Жаль, у меня вырваться не получилось. Я планировала посидеть вместе.
  Хью отметил, как странно говорит мама. Все время в единственном числе: 'я была', 'я навещала', 'я планировала'. Как будто папы не существовало вовсе. Интересно, когда они в последний раз выбирались куда-нибудь вдвоем?
  - Очень, очень плотный график? - сострил Хью.
  - Это уж точно, - Фиона рассмеялась. - Они бегут ко мне со всеми вопросами: уточнить день недели или узнать, является ли шестнадцать четным числом. Это утомляет.
  - Да, заметно. Неужели ты всегда так задерживаешься на работе?
  - О нет. Слава богу, я не на работе так задержалась - у начальства не хватило бы денег на мои сверхурочные. Просто решила прогуляться пешком, дышала воздухом. Ну, и решила зайти к тебе, раз уж была поблизости. Прости, что так поздно...
  Почему-то Хью показалось, что это далеко не первая ночная прогулка мамы. Видимо, когда в гости вырваться не получалось, ей только и оставалось, что мерить шагами темные улицы Лондона.
  - И правильно, мам. Я засыпаю поздно, а одному скучно.
  Фиона удивленно вскинула брови:
  - Кстати, а где Джул? Если я не ошибаюсь, ее родители еще не вернулись с островов, не так ли? Разве она не у тебя сейчас живет?
  Хью помрачнел. Мама коснулась темы, которую он старательно избегал. Юноша сам толком не знал, где и что делает сейчас Джул, а позвонить ей мешал самый несгибаемый барьер, с которым ему приходилось сталкиваться в жизни - собственный характер. Он взглянул на часы, и настроение стало еще паршивее.
  - Наверное, задерживается...
  - Задерживается? Начало третьего ночи, сынок. Не самое лучшее время для одинокой девушки. Ты разве не беспокоишься за нее? Вдруг что случилось?
  Мать пребывала в искреннем замешательстве. Но не мог же Хью сказать ей, что он действительно не беспокоится лишь потому, что это далеко не первый раз.
  - А ты сама-то, хороша, - попытался выкрутиться он. - Папа, может, места себе не находит. Ты звонила, предупредила его?
  - Ох, милый, твой папа давно нашел себе место, - устало вымолвила Фиона и откинулась на спинку дивана. - Оно прямо на кресле перед телевизором. Естественно, я звонила, но никто не взял трубку, что лишний раз доказывает - папа сейчас на своем троне и, скорее всего, давным-давно спит. Вот только ты не меняй тему, Хьюго Уотсон.
  Хью допил чай, поставил пустую чашку на столик.
  - Ничего я не меняю.
  - Тогда сейчас же позвони Джул.
  - Мам, я...
  - Я знаю, в чем причина, - Фиона в упор посмотрела на сына, - но сейчас прошу тебя переступить через свою гордость и поговорить с Джул. Хотя бы ради меня.
  Хью напряженно замер. Он долго боролся с собой, а потом улыбнулся маме:
  - Хорошо. Конечно, ма.
  - Давай. Я отрежу еще торта.
  - Я телефон на кухне оставил...
  - Иди, иди.
  У выхода из комнаты Хью обернулся:
  - Мам, ты останешься?
  - Если ты не против, милый...
  - Против, но так как ты моя мама...
  Фиона рассмеялась, и парень вышел.
  
   Хью старался говорить как можно меньше и тише, чтобы мама не услышала. Внутри все протестующе клокотало, кровь кипела, но он держался изо всех сил.
  - Ты ничтожество, - произнес Хью вполголоса, с опаской оборачиваясь на дверь.
  Фиона по-прежнему была в гостиной. Она что-то напевала себе под нос и, кажется, разливала по чашкам чай.
  Из трубки на Хью обрушился очередной шквал ругательств. Он почувствовал, как вспотели ладони, а сердце забилось еще чаще. Юноша медленно отошел к окну и взглянул на небо. Звезды горели необычайно ярко в эту ночь, и это его успокоило. Небо всегда успокаивало его. Оно казалось единственным местом в мире, лишенным каких-либо проблем и раздоров. Обителью недосягаемого умиротворения.
  - Я жду в гости.
  Хью нажал на кнопку отбоя и вдруг улыбнулся. Они обязательно сюда пожалуют - на этот счет у него не было никаких иллюзий. Джул позаботится. Но вызывать полицию сейчас, когда мама еще здесь, казалось просто немыслимым. Он скорее умрет, чем заставит маму волноваться.
  Посмотрев на небо в последний раз, Хью отошел от окна. Взгляд случайно упал на фотографию, приклеенную к холодильнику маленькими магнитами в форме фруктов. Они с Джул стоят в обнимку рядом с какой-то каруселью (кажется, дело было в парке) и улыбаются в объектив. Фотография показалось настолько абсурдной, что Хью вдруг удивился - что она здесь делает? Потом его позвала мама.
  - Милый! Ну что там?
  - Иду.
  
  Хью присел рядом с Фионой и любовно обнял за плечи. Внезапно он понял, что не обнимал в своей жизни никого роднее, чем эта женщина. Никого драгоценнее. Он поспешил запить чаем ком, подступивший к горлу, и сказал:
  - Джул скоро приедет.
  Фиона выпрямилась.
  - Ты уверен, что я не помешаю?
  Хью молчал, слова ему не давались.
  - Сынок, ты слышишь? Мне, правда, очень неловко.
  Он стиснул зубы так сильно, что, казалось, они вот-вот раскрошатся. Чтобы занять себя чем-нибудь, пока спазм в горле не отпустит, Хью накинулся на чай и в несколько глотков осушил кружку
   - Я, наверное, сейчас буду лишней. Хью, что с тобой?
  Фиона пристально смотрела на сына. На ее лицо вновь вернулась та всеобъемлющая усталость и грусть, которая была с ней, когда она пришла. Она старила, как неизлечимая болезнь. И Хью знал, что сегодня уже ничего не исправит.
  - Э... да, мам.
  - Что - да?
  - Мамуля, мне кажется, тебе лучше вернуться домой, - на одном дыхании произнес он и умолк. Внутри все сжалось при виде ее глаз. - Джул... она...
  - Я все поняла, сынок, - замахала руками Фиона, вымученно улыбаясь. - Дело молодое.
  Немой крик распирал Хью изнутри, как если бы в груди просверлили дырочку и вставили электронасос.
  - Мам, прости, ты у меня самый дорогой человек, - не владея собой, выпалил он.
  Он знал, что этим только еще больше растревожит ее - его ершистому характеру не были свойственны подобные выражения. Но ничего поделать с собой не мог.
  - Милый, что ты, - потрясенно пробормотала Фиона.
  - Я тебя очень-очень люблю, мам! И папа тоже все еще любит. Поверь, он любит, хотя ты и думаешь, что это не так. Но это так, я знаю. Ты... пойди к нему сейчас. Пойди и, если он спит, просто ляг рядом. А когда он проснется и увидит тебя, все снова будет в порядке. Я обещаю.
  Его словно прорвало. Он говорил, говорил, говорил и никак не мог остановиться. Чай в кружке давно закончился, но он все время подносил ее к губам.
  - Хью, сынок, солнце мое, что стряслось? - Фиона припала ухом к его вздымающейся груди, словно хотела выслушать неполадку в сыне, как автомеханик выслушивает ее в рокоте работающего двигателя. Потом Хью понял, что мама просто плачет. - Скажи, что случилось?
  - Ничего, - прошептал он, не давая слезам ходу. - Просто, ты не должна сейчас быть здесь. Ты должна быть там, с ним. Прошу тебя, возвращайся.
  - Хьюго, ничего не выйдет, - бормотала женщина, нежно гладя его грудь. - Зачем ты гонишь меня?
  - Ма... Я никогда в жизни не прогоню тебя, ведь с тобой мне всегда спокойно. Но папе ты сейчас нужнее.
  - Откуда ты знаешь?
  - Я просто знаю. Знаю и все.
  Фиона утерла глаза рукавом, отстранилась от сына и пристально вгляделась в его лицо.
  - Я... я так хочу, чтобы ты был прав.
  - Я прав. Поверь. - Он нежно улыбнулся ей занемевшими губами. - Ну что, ты согласна?
  - Ох, милый, даже не знаю. Почти три часа.
  - Вызовем такси. Если он спит, неважно, во сколько ты вернешься.
  - А если не спит?
  В этом вопросе было столько непрекрытой тревоги, столько суеверного страха, что Хью едва сдержался, чтобы не обнять маму снова.
  - Значит, ему не все равно. И вы уснете вместе, а это еще лучше.
  Мать и сын очень долго глядели друг на друга.
  Потом Фиона встала, поправляя на себе платье.
  - Хорошо. Хорошо, Хью. Только не надо такси, я хочу пройтись пешком, - добавила она, когда Хью потянулся за телефоном.
  - Пешком?
  От уголков глаз Фионы разошлись тонкие лучики морщин - она неловко улыбалась.
  - Хочу еще немного подышать воздухом, - пояснила она извиняющимся тоном.
  Хью собрался заметить, что гулять по восточному Лондону посреди ночи небезопасно, но потом подумал, что возвращение домой пугает мать куда больше ночных хулиганов, и решил не мешать ей чуток собраться с духом. К тому же, идти совсем не далеко.
  Юноша быстро принес матери пальто и помог одеться.
  - Нигде не задерживайся, - попросил он. - Позвони, если вдруг что случится.
  - Не беспокойся, что со мной может случиться. Не думаю, что Джек Потрошитель будет возиться со мной до приезда полиции.
  - Позвонишь мне - я приеду быстрее любой полиции.
  - Ну, хорошо-хорошо. О, боже! Твоя мать стареет быстрее, чем следует. Кажется, я оставила телефон в кабинете...
  Хью только улыбнулся:
  - Как такое случилось?
  - Знаешь, когда пользуешься этой штуковиной все реже и реже, рано или поздно начинаешь забывать, для чего она нужна.
  - Возьми мой, - решительно произнес Хью, вынимая из кармана свой мобильник.
  - Перестань. Ну, кому я нужна?
  - Мне. В любом случае, я не отпущу тебя гулять ночью по Лондону без связи. Возьми.
  - Господи, да я прожила здесь всю жизнь.
  - И проживешь еще столько же. Возьми.
  Фиона вздохнула - ей ничего не осталось, как согласится. Хью был непреклонен, всегда был таким.
  - А как же ты?
  - Обойдусь. Занесешь его завтра, - мягко произнес юноша, обнимая мать напоследок. - Будет повод, чтобы зайти еще.
  - Каждый день... - прошептала Фиона, прижимая к себе сына.
  - Приходите оба.
  Она не ответила, только крепко поцеловала в щеку.
  - Я горжусь тобой.
   - До завтра, - сказал Хью, и мама исчезла.
  В комнате остался только он один.
  
   По пути домой Фиона сделала большую петлю. Ей хотелось еще немного пройтись и все обдумать. Воздух был настолько потрясающим, настолько пьянящим, что с каждым шагом мысли уносились все выше и выше. Она так загулялась, что не заметила, как пролетели еще сорок минут.
   Фиона думала о Роне и о себе. Как так получилось, что она боится возвращаться домой? Как вообще они докатились до этого? Что она делает здесь, одна, в бог знает сколько времени? Быть может, это не те вопросы, которые стоит задавать себе самой? Может, действительно, пришла пора разъяснить их вместе с Роном? Если так, то она готова сейчас, как никогда - спасибо Хью.
   Издалека дом казался черным холмом на фоне сереющего предрассветного неба. Окна были темными, а значит, Рон спал. Почему-то, это подбодрило Фиону. И все же она не спешила. Слова сына что-то переменили в ней. Она все время думала о том, что он сказал ей. И поражалась тому, что до сих пор так мало знала о Хью. Удивительно, каким образом он, всегда замкнутый в себе, необщительный, закрытый, вдруг в считанные минуты показал, насколько мудрее своей матери. Если бы не он, она бы никогда не решилась и неизвестно, сколько еще продолжались бы эти полуночные променады. Фиону распирало от гордости за сына, и улыбка появилась сама собой. Если говорят, что у хороших родителей не бывает плохих детей, то почему не может быть наоборот? Видел бы его Рон! Ей вдруг захотелось поговорить об этом с кем угодно - да хоть бы и с Роном. А вдруг Хью действительно прав? Набравшись решительности, Фиона устремилась к дому.
   На ступеньках крыльца она остановилась. И не поверила глазам. На полу у двери лежал букет хризантем. Цветы были явно не первой свежести - как будто давно ее дожидались. Фиона просияла. Ей показалось, что ничего красивее в жизни она не видела. Женщина любовно подняла букет в обе руки, словно собиралась его убаюкать, и вдруг почувствовала себя молодой, как много лет назад. Прежние, почти забытые ощущения молодости вернулись к ней, и ими снова можно было наслаждаться - словно вся жизнь впереди! Цветы для нее. Может быть, он действительно любит? И ждет?
  Улыбаясь этим мыслям, Фиона стала открывать дверь.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"