Она сидела напротив меня, ссутулившись и беспрестанно перебирая пальцами ремешок сумки. И не решалась даже взглянуть мне в лицо.
На вид ей было лет пятьдесят пять. Мне на вид никто не давал больше двадцати. Но окружающая обстановка и моя ритуальная мантия ом-мао всегда оказывали такое воздействие на Невидящих: каждый нервничал в моем присутствии и старался смотреть только в стол.
- Понимаете, - едва слышно мямлила она, явно жалея о своем визите, - я жила в родительском доме до тех пор, пока мне не исполнилось семнадцать. Все свое детство, понимаете, там провела. А потом уехала учиться в другую область. Отец работал на Севере, поэтому в доме осталась только мама. Это большое здание, поэтому она стала сдавать сначала половину, а затем и почти все свободные комнаты разным жильцам. Может быть, из-за этого... В общем, я осталась жить и работать там, где училась. Вышла замуж... С мамой мы обменивались письмами, звонили друг другу, она иногда приезжала. У меня все никак не хватало времени самой поехать к ней... Не знаю даже, кто и как долго жил в доме с ней... Теперь этот дом мне достался в наследство, я думала поселить туда дочку с зятем и маленькой внучкой - ей всего годик - и самой переехать во вторую половину... - Тонкие руки с резкими змеями вен сжали кожаный ремешок, словно в этом жесте женщина искала недостающей решимости. - Мы вселились туда все вместе... И, понимаете, там невозможно находиться! Ночью там словно что-то хватает за горло и начинает душить, а днем там то пахнет газом, то чем-то горелым, то гнилью... И постоянно раздаются какие-то звуки... - Посетительница неожиданно всхлипнула, но глаза остались сухими. - Как будто шаги, или разбивается посуда, или кто-то плачет... Понимаете, это невыносимо!
Слегка раскосые блекло-зеленые глаза наконец-то встретили мой взгляд. Накатившая паника сменилась растерянностью, когда она осознала, что я ее по-прежнему внимательно слушаю, а не усмехаюсь нелепой истории и не скучаю в ожидании концовки и платы за консультацию.
- Там невозможно жить... Я бы решила, что это я схожу с ума и мне чудятся всякие вещи... Но и дочка, и зять чувствуют то же самое, а внучка без конца плачет и только с момента вселения стала задыхаться и кашлять, как будто заболела, но врачи говорят, что с ней все хорошо... Мы снимаем сейчас крохотную комнатушку, но даже за нее очень дорого платить - тем более есть ведь свой дом. Там за все эти годы завелся злой дух, да? - вдруг выпалила посетительница.
Я задумался.
- Вряд ли. Если бы в доме обитал злой дух, Вы бы не просто слышали звон разбитой посуды. Он бы скорее разбил самое тяжелое блюдо о голову Вашей внучки.
Женщина вздрогнула. Теперь на ее лице ясно читалось отвращение ко мне - мол, как я мог такое сказать?
Но ом-мао не учат деликатности. Мы говорим только правду, потому что произнесенная ложь искажает видение.
- Сначала мне нужно взглянуть на Ваш дом. Зайти внутрь, осмотреть стены. - Видя, как напряглась клиентка, я добавил: - Это бесплатно. Но Вам придется остаться за калиткой - это же частный дом, как я понял? Что бы Вам ни померещилось, не заходите во двор. Если я установлю причину аномалии, я сообщу Вам стоимость работы. Вас устроит такой вариант?
- Да, - после непродолжительного молчания ответила женщина. - А... Вы бы не могли осмотреть его сегодня?
Я решительно захлопнул калитку перед носом клиентки. Она, видимо, надеялась заглянуть в какую-нибудь щелку и подсмотреть, что же я буду творить с дорогим ее сердцу домом. Но у этой женщины, как и у большинства, не было даже намека на дар к видению. Мне хватило одним движением захлопнуть калитку, чтобы оградить маленький мирок старого двухэтажного частного дома от внешнего мира.
Время остановилось на текущем моменте. Стоя на узкой каменистой дорожке, вьющейся меж когда-то пышных розовых кустов, я закрыл глаза. Еще зеленые листья кустарников легко трепетали под дуновением несильного ветерка. Плодовые деревья высились мрачными громадами поодаль, затеняя мощными кронами оплетенную сорняками землю. Недалеко от поверхности текли подземные ручейки, питая влагой могучие корни. В ветвях деревьев весело чирикали беззаботные птицы, а по мху на стволах шустро ползали деловитые муравьи. Осеннее солнце дарило саду последнее тепло, играя сотнями теней на обильной траве.
...А в воздухе пахло гарью.
Я открыл глаза и взглянул в сентябрь прошлого года. Вот оно. Красивый, чисто побеленный двухэтажный домик почернел с одной стороны от сажи и копоти. Из открытого окна на втором этаже повалил густой черный дым. Даже на таком расстоянии до меня доносились едва слышимые крики ужаса. Я направился к дому.
С каждым шагом недавнее прошлое прорисовывалось все четче, и вот на крыльце появились три человека. Женщина средних лет с обезумевшими от страха глазами, прижимающая к себе восьмилетнюю девочку, одетую только в нижнее белье и легкую майку. Плечи, руки и ноги девочки покрыты ожогами. Рядом стоит древняя старуха - прабабка девочки, потирает костлявые руки и довольным голосом приговаривает: "Горим? Хе-хе. Горим, хе, да ну". Необязательно даже смотреть на черные струи предсмертного разложения, льющиеся из глаз и ушей старухи, чтобы определить виновницу пожара. Я взошел на крыльцо, безучастно разрезав призрачные образы своим телом, и остановился на пороге, оглянувшись в сентябрь теперь уже позапрошлого года. Женщины исчезли - сквозь меня теперь прошел грузный мужчина с ржавыми пятнами ненависти на перекошенном злобой лице. Он резким рывком распахнул дверь - и разразился грубой бранью, обвиняюще тыкая пальцем в сторону испуганной девушки в гостиной. Год за годом проносились мимо, пока я обходил пустые комнаты, с каждым моим шагом наполнявшиеся плачем, руганью, криками, звоном посуды, грохотом мебели. Ссоры, скандалы, драки - ненависть и жажда уничтожения жила в доме не один десяток лет. С чего же все началось?..
Шагая во времени, я добрался до первых квартирантов. Это была семейная пара, в которой муж и жена ненавидели и презирали друг друга. От бесконечных родительских распрей сильнее всех страдал их единственный сын - его душевные муки влились в каменную кладку, как кислота, разъедающая плоть. Эта семья вскоре съехала - и в комнате поселились другие люди. Возможно, они жили бы счастливо, если бы дом не принял в себя столько эмоций от предыдущих жильцов. Страдания маленького мальчика стелились невидимым туманом по стенам, порождая ночные кошмары, вселяя в души тоску и угнетая сердца. Мрак сгущался, питаясь новым страхом, злобой, ненавистью, презрением, отчаянием, мучением. За сорок лет дом мало изменился внешне, но внутри он из обычного здания превратился в пристанище душевной тьмы и угнетенности. Ругань звенела, отвечая крикам ужаса жутким эхом, и всепоглощающая пустота поедала не только комнаты, но и сознание тех, кому не повезло находиться в здании. Неудивительно, что в прошлом году и без того больная старушка попыталась сжечь собственных родственниц. В доме накопилось столько мрака, что любой Невидящий сошел бы с ума, прожив сейчас с месяц в одной из комнат.
Пройдя весь второй этаж, я спустился вниз, в гостиную, и сел на диван в раздумьях. Да, отрицательных эмоций от первых арендаторов было вполне достаточно, чтобы омрачить целое здание. Но не настолько, чтобы повлиять на жизнь совершенно других людей. Неужели первопричина появилась еще раньше?
Вернувшись во времени в текущий момент, я закрыл глаза. А открыв - взглянул в сентябрь, прошедший пятьдесят лет назад.
И не узнал этот дом.
Ни капли мрака, ни тени страха, ни намека на ненависть. В высокие окна било еще жаркое солнце, и в широких лучах задорно кружилась пыль, почти не оседая на мебели. На нижней ступеньке лестницы сидела маленькая девочка, опершись локтями о коленки и обняв ладошками круглые щеки. Ярко-зеленые глаза блестели веселым предвкушением тайны, а взгляд был устремлен на входную дверь. Все ее личико выражало радостное ожидание. Я далеко не сразу осознал, что это и есть моя блеклая, уставшая от забот и тягот клиентка. В маленькой девочке кипела совершенно другая жизнь - жизнь, в которой каждое мгновение было полно счастья и волшебства.
Девочка внезапно вскочила на ноги и бросилась к двери. Не без усилий дотянувшись до ручки, подергала за нее - дверь оставалась запертой.
- Не пришел? - изумленно спросила девочка - видимо, саму себя. И в возмущении повернулась к лестнице: - Ты представляешь, гном опять не пришел! Он, наверно, сегодня знал, что я его жду, и... а-а-а! Он постеснялся!
Задумавшись и смешно нахмурив при этом брови, она хлопнула в ладоши, придя к заключению:
- Точно! Я оставлю ему свою булочку! Или нет, половину. А то вдруг мама увидит и обидится, что я не съела целую булочку. А так я скажу, что половинка для гномика. За половинку же она не рассердится, да? - Девочка поспешила на кухню, продолжая разговор с невидимым собеседником.
Я последовал за ней. Она продолжала беседовать с кем-то, забравшись на свой низкий стульчик и намазывая маленькую булку ароматным сливовым вареньем. Вскоре я осознал: девочка разговаривала с домом.
Ее родители подолгу задерживались на работе, и дочка была предоставлена самой себе. Доверяя благоразумию маленькой, но неглупой девочки, ее оставляли "присматривать за хозяйством" и играть в одиночестве, потому что в округе не было больше детей ее возраста. Но ребенку был нужен понимающий собеседник - и в качестве такового она сама выбрала собственный дом.
Днем она подкарауливала несуществующего гнома, втайне надеясь обрести еще одного друга, рисовала радугу на обоях (и прикрывала художества стульями и игрушками, чтобы не заметили родители) и искала в углах паучков, наблюдая, как они убегают по паутинным нитям. А вечером, ложась в кровать, еще долго рассказывала дому о своих детских мечтах. И дом слушал. Потому что благодаря маленькой девочке он обрел душу.
- Так вот что случилось. - Я вернулся во времени, очутившись вновь в обители отчаяния. - Ты потерял друга.
Половицы стонали под тяжестью невидимых шагов, окна дребезжали от бесчисленных криков, а невысвобожденная злость звенела под потолком, как заточенная в клетку молния.
Я прикоснулся к стене гостиной сначала ладонью, затем щекой, прижавшись к ровной бетонной поверхности за хрупкостью бумажных обоев.
- Посмотри, - шепнул я. - Та маленькая девочка выросла и стала женщиной, но посмотри - она вернулась к тебе. Твой любимый ребенок вновь вернулся к тебе. Ты - ее любимый дом, где она прожила столько счастливых лет. И она до сих пор любит тебя. И мечтает о том, чтобы жить здесь. Разве не об этом она рассказывала тебе по ночам? Разве не о том, что она хочет быть с тобой и тогда, когда ей исполнится много-много лет - даже если весь мир изменится, даже если гном никогда не придет? Посмотри - она вернулась. Разве ты хочешь, чтобы она пережила за тебя все твои страдания и боль? Чтобы мучились ее дети и внуки? Посмотри - у твоего нового маленького друга такие же зеленые глаза, как у бабушки.
Дом не ответил мне. Но я и не ждал ответа. Ведь разговаривать с этим домом мог один-единственный человек во всем мире.
- Спасибо Вам, - в очередной раз повторила женщина, едва сдерживая слезы радости. - Понимаете, даже когда мы вошли сейчас, сразу стало заметно... Я как будто вернулась в мир детства! Словно ничего и не изменилось за столько лет... Снова так тепло, и уютно, и радостно! Снова такой знакомый дом. А то сначала, когда мы пытались вселиться, он был как будто совсем чужой, как будто и не я прожила в нем семнадцать лет...
Я слушал с безучастным лицом, зная наперед каждое слово. Прелестная внучка моей клиентки счастливо смеялась в месте, где еще несколько дней назад чужие чувства душили ее по ночам. Мрак не ушел - он остался в стенах здания, всегда помнящего обо всем. Но дом простил разлуку с любимым другом, оградил людей от чужого ненастья и чужих горестей. Он снова стал местом, где ребенок мог провести счастливое детство.
В воздухе пахло поздними осенними цветами и предзимней свежестью.