Руки у него худые, слабые, но пальцы цепкие, и боюсь что, проснувшись, снова обнаружу на ладонях багровые отметины. И вопьюсь в них зубами, дабы убедить себя в реальности происходившего. Синяки и боль настоящие, вот только этого не может быть. Никак. Ведь чёрная пропасть колодца, за край которого цепляются исцарапанные руки, и моя попытка удержать этого человека - всё это происходит во сне. Но, чёрт меня дери, та боль реальна как наяву!
"Вся блестит и манит взгляд
На такой не грех отправится в ад
Вот она!"
Музыка рвётся через плотную ткань динамика, и я приглушаю звук - два часа ночи. Чёрт, я до сих пор способен думать о соседях, я вообще, оказывается, ещё способен думать! Соседи ха, вчера ночью они услаждали мой слух треньканьем раздолбанной гитары. До самого, между прочим, утра. Песни их - про голубей над колючей проволокой. Голоса надрывные, прокуренные. Дебилы. Целая компания придурков этажом выше. А впрочем, всё равно - у меня же бессонница.
"Вот она!"
И действительно - вот она, лезвие на подоконнике жонглирует бликами лунного света. Очень надёжная бритва. Её блеск...
"Всё те же, всё то же, а ночь всё холодней..."
Почему мне кажется, он способен растопить холод моих ночей? И быть может, даже согреть? У меня же горячая кровь, верно? Наверняка да.
Чертовски привлекательный блеск... Он наводит на некоторые размышления, что держат в плену уже которую ночь. Знаете, что меня интересует? Насколько будет горяча моя кровь, если открыть ей дорогу?
Я упрямый. Очень упрямый и удивительно, что не подозревал в себе подобного качества. Но так оно видимо и есть. Чем ещё объяснить беспрерывный возврат в этот проклятый сон? Я начинаю тихо ненавидеть этого человека, его худые руки и цепкие пальцы. Когда-то цепкие. Теперь уже мне приходиться стискивать ему ладони, чтобы не он сорвался в пропасть колодца. Во имя чего я должен каждую ночь рвать себе жилы? Ну да, да, я ничего не должен ему, неизвестно откуда возникшему в зыбкой ткани моих снов. Но я, к сожалению, вижу чуть глубже, чем хотелось бы. То, что пытается он спрятать не только от меня, но и от самого себя. И это не позволяет разжать ноющие от напряжения ладони. Чёрт подери, придурок, я не могу отпустить твои руки. И не хватит сил вытащить его и закончить, наконец, с этим никому не нужным актом милосердия. Вот только жаль моих онемевших пальцев
Кровь горяча, но прохладно лезвие, и липкая круговерть в голове, застывая буро-зелёной массой, уползает прочь. Наверняка у неё имеется укрытие, где-нибудь в тёмной норе моего подсознания. Её исчезновение временно, и всё же, приятно ощутить запястьями остроту холодной стали.
Ночь, как ночь, луна, как луна, но необычен блеск на слегка изогнутом лезвии. Я так думаю - оно мой пропуск, это лезвие. Волшебная отмычка к таинственным воротам. Всё может быть.
Что ж, ладно. Отчего бы не удивить себя самого? Отвлекаясь заодно от игривых мыслишек об уязвимости собственного бренного тела? Но ведь это дешёвка, не находишь? Жалкий триумф. Уходящий в лучший мир пилигрим с перерезанными венами. Да и противно, не правда ли?
Ну, да, чёрт возьми, да!!
Противно и пошло, что-то внутри у меня сопротивляется этому. Я всегда желал сохранить упорядоченную чёткость разума, держась в рамках придуманных не мною правил. Святоша, добровольно замуровавшийся в бетонный мешок морали и приличий...
Вязкая темень, хор сверчков за окном...ледяной отблеск Луны на лезвии. Темно и тихо - я отрезан от мира стеною кромешного сумрака. Непроглядную чернь не рассеет призрачное лунное сияние - истинная, глубинная темнота глубоко у меня внутри.
Это - хорошо?
Не знаю, но я готов, я настроился.
Повеселимся? Заключительный аккорд бравурной увертюры. Ну а потом?
Потом - концерт будет оборван по техническим причинам. Недовольные вправе высказать претензии. Таковые, впрочем, едва ли найдутся, по крайней мере, уж я их точно не услышу. Родители, друзья, знакомые.... Да, вероятно они будут в претензии. Однако я действительно не смогу им ничем помочь - концерт будет окончен.
Наверное, глупо сравнивать собственную жизнь с увертюрой?
Криво улыбаясь, прижимаю прохладное лезвие ко лбу. Веду рукой по настройке громкости.
"...на такой не грех отправится в ад, вот она!".
Умирать, так с музыкой.
Всё началось трое суток назад.
Я никогда не жаловался на бессонницу, не страдаю ей и по сей день. С сочувственной улыбкой выслушивал тех, кто описывал ужасы верчения на измятых простынях и медитативного глядения в потолок. Выслушивал, кивал, сочувствовал.
Сейчас я им завидую.
Ночь была как ночь - прогретый за день воздух, лунный свет сквозь занавеску.
Всё как всегда, и, опустив голову на подушку, я засыпаю мгновенно и крепко. И это тоже совершенно нормально. Ненормальное начинается позже.
Сон принимает в объятия, захлопывая выход в реальный мир. Это тоже - знакомо и привычно. И поутру я должен буду запомнить лишь чёрную вату, где мирно и покойно нежился издерганный дневной суетой разум.
А вышло совершенно по-другому...
Вместо привычного нырка в чёрное безмолвие начинаю видеть сон. Реальный до жути, один и тот же каждый день. Позавчера, вчера, сегодня. Готов спорить на что угодно, и завтра.
Сплю и вижу бездонную пропасть колодца. Стены его выложены холодным на ощупь, пористым камнем, диаметр воронки около метра. И веет со дна, из непостижимых глубин, холодный и липкий ветер. Пробирает до костей, заставляя шевелится волоски на теле, наполняет душу стылой тоской безнадёги.
Оглядываясь, вижу серый туман - словно разжиженная вата моих снов. Отступив от колодца, погружаю в туман ладони. Под пальцами - вязкая консистенция, крайне неприятная на ощупь. Невольно ёжусь - от серой массы исходят вполне ощутимые эманации равнодушного отчаяния. Крайне неприятно. Снова ёжусь. Кому могут принадлежать эти эмоции?
Явно не мне - я гость в мире не принадлежащего мне сна. Тогда кому же?
Неожиданно вздрагиваю и снова шагаю к колодцу. До этого уши, словно были заложены ватой, однако сейчас я отчётливо слышу звук.
Человеческий стон - едва различимый, и всё-таки я сумел его расслышать.
Интересно - сумел ли бы я тогда проснуться - по собственной воле - взять и проснуться?
Проснуться - и не видеть каждое утро сине-багровые отметины худых и цепких пальцев. Проснуться - и перестать гадать, кому же не даю я упасть в жадно распахнутую пасть колодца? Чьё безмолвное отчаяние заставляет рвать жилы в попытках выдернуть несчастного из чёртова колодца - вероятно, чёрной дыры в сознании спящего?
Он ведь тоже сейчас спит - незнакомец с цепкими пальцами, дышащий вместе со мною прогретым воздухом июля? Кто он? Быть может, живёт он в другом городе, стране, Вселенной? Не знаю, но очень хотел бы это выяснить.
А пока - каждую ночь - холодный туман, серый колодец и судорожная хватка цепких ладоней.
"Я так одинок в этот час, что хочу умереть..."
Хочу - и какое кому дело?
Из ночи в ночь разыгрываю гнусное представление - бритва в опасной близости от вен, надрывные монологи про себя и вслух. И главное, дешёвый фарс антуража - Луна и звёздное небо. В какие невообразимые дали будет способна отправится моя освобождённая душа?
Ага, и особенно душа самоубийцы...
Да к чёрту! Существует ли вообще эта непознанная никем эфирная сущность?
Вот и реальный шанс проверить...
Или продолжить изображать кривляку с щекочущей нервы опасной игрушкой? Я хорошо наточил эту бритву...
Хватит! Достаточно, клоун. Делай, что задумал, а иначе выброси лезвие и отправляйся в постель. И, кто знает, возможно, уснёшь, ты наконец-то поспишь?
Ты ведь этого хочешь? Хочу ли я... Да мало ли чего я хочу!
Быть может, разыгрываемое мной этими ночами - нелепый фарс. Быть может. И сотни молодых идиотов заняты сейчас тем же. Более чем уверен. Но те из нас, кто перейдёт таки заветную грань, не плюнут ли они тем самым в лицо этой вечно искажённой страхом и жадностью реальности?
Да, это фарс, но то, что вокруг - фарс, усиленный во сто крат, пошлость и глупость в энной степени.
А потому - мне пора...
"Ночь - короче дня, день - убьет меня, мир иллюзий в нём сгорает!"
Но я предпочитаю уйти ночью, и кажется уже не до разговоров, уж извините.
Словно наблюдаю за собой со стороны, в то время как блестящая сталь крадётся вдоль вен на запястьях. Лезвие холодное, кожа тёплая, и в эту секунду происходит оно - лезвие и плоть начинают становится единым целым. Бритва проникает в кожу (наконец! наконец!!), и чёрная в лунном свете кровь медленно, словно лаская, крадётся по гладкому лезвию.
Вот так - и всё-таки я смог.
Лунный свет, словно занавес. Концерт завершён, мне действительно пора.
Сначала не произошло ничего необычного. Заснул так же быстро, провалился в, ставший уже традиционным, сон. И туман был тем же и чёрная воронка. И та же уверенность, что всё происходящее здесь - не моё, чужое.
Однако в этот раз - то ли предчувствие, то ли чьё-то напутствие - заставили опрометью кинуться к колодцу. Интересно, а если бы я не успел?
Но я успел.
Перехватил ладони этого идиота в тот самый момент, когда он отпускал края колодца. Не знаю, что на него нашло, но сегодня он явно решил достигнуть дна пропасти, уйти вниз. Он не желал больше бороться.
А я - не желал отпускать его туда вниз. И это было теперь его главной проблемой.
Он сдался, не желая больше цепляться за эти холодные камни. Цепляться за собственную жизнь. Но что ожидало его на дне колодца? Едва ли призовая поездка в Диснейленд. Что уготовано сдавшимся и сломленным, плюнувшим на борьбу с собой и на самих себя? Я не мог видеть дна колодца, но исходящие оттуда эманации тоски и отчаяние, сопровождаемые свинцовым холодом, всё это я отчётливо чувствовал. Не сомневаюсь, прекративший борьбу понимал, что его ждёт. Понимал, и всё-таки стремился теперь туда вниз. Падение в никуда, свинцовые тиски забвения и, наконец, уход от борьбы, от жизни - всего этого он теперь хотел.
Да вот только плевать мне было, чего он там хотел.
Я хотел сейчас одного - не позволить идиоту совершить задуманное. Какие бы ни были у него на то причины.
И к тому же - теперь я мог видеть его лицо. Кое-что изменилось теперь в окружающем. Теперь, когда цепляющийся за мои руки превратился в самоубийцу, рассеялся серый туман, и я наконец сумел разглядеть того, чьим гостем я был здесь, в липкой паутине его личного кошмара.
Парень молод. Чёрт подери, ещё моложе, чем я. Лет восемнадцать, максимум двадцать. Длинные спутанные волосы, бледное лицо, мешки под глазами.
Чувак, судя по всему, страдает бессонницей. Под глазами у него круги, но я наконец-то вижу и сами глаза.
Теперь я не отпущу его руки.
Туман рассеивается, и холод со дна пропасти становится невыносимым. Стискивая худые запястья, снова ловлю взгляд парня.
Глаза у него карие, с длинными пушистыми ресницами. Зеркало души. И ничто не помешает теперь туда заглянуть.
Смотрю и вижу - тоску, страх, усталость. Гнев, безадресный вызов. Всем и каждому. Неслабый коктейль, должен признаться. Юношеский максимализм и полное опустошение.
Вижу совершенно определенное желание уйти от того, что окружает, уйти от мира, от себя самого.
И, глубоко под всем этим - не менее страстное желание остаться.
И я, не позволю ему упасть. Взвыв от боли в сведенных судорогой мышцах, тяну упирающегося парня из чёрной пропасти колодца.
"Нас двое в машине, а ночь всё холодней..."
Что? Что за хрень? Да, что же это такое?!
Теперь, когда я наконец решился, что же со мной происходит?
Дайте же человеку спокойно порезать себе вены.
Мне оставалось буквально пара миллиметров - и холодная сталь подарит свободу застоявшейся крови. Два жалких миллиметра - и свобода. Ну же, давай.
Не могу, не получается.
Что, чёрт подери, происходит?!
Рука с лезвием, словно наливается горячим свинцом, я не могу уже шевельнуть предплечьем, а потом и ладонью. Лёгкая судорога - и лезвие отрывается от раны на коже. Кровь стекает по руке, но это мало что значит - рана чересчур поверхностна.
Вдруг становится холодно, прямо среди июльской ночи холодно, и голова отчего-то идёт сейчас кругом. Едва ли от потери крови, просто мне вдруг чудится, что я здесь...и одновременно в другом месте. И ещё - я не один.
Бред.
Не сходи с ума, режь себе вены.
Но - словно кто-то вцепился мне в руку - я уже не могу шевельнуть и пальцем.
- Да отпусти же!! - кричу, обращаясь неизвестно к кому. Но пальцы уже онемели, и бритва падает на прогретый за день линолеум. А мне холодно.
Неподвижная рука свисает вдоль тела. Кровь уже свернулась, но я не сдамся. Теперь, когда я наконец решился - не отступлю. А то, что мне кто-то мешает - бред, шутка перевозбужденного бессонницей мозга.
Больно. Чёрт тебя, придурок, дери, как же это больно.
Ноет каждый нерв, мышца, сухожилие. И во имя спрашивается чего?!
Идиот, придурок, да нельзя тебе вниз. И сам ведь прекрасно это понимаешь.
Какой же ты, гад, тяжёлый, вроде и худой, а тяжёлый.
И ладно, нам бы ночь простоять...а уж день о себе позаботиться.
А упасть я тебе не позволю. И не надейся.
Упрямо тяну ставшее вдруг невыносимо тяжёлым тело. А эта сволочь теперь и ногами дрыгает. Вниз ему хочется. Перебьёшься.
Я глаза твои видел - так что, перебьёшься.
И тогда придурок делает ход конём.
Я её таки удержал, свободной рукой удержал. Лежу на бетоне, спиною вниз, правая рука безвольно пристроилась вдоль тела. Но левая, левая-то в порядке. И пальцы уже нащупали лезвие.
Дёргаться он прекратил, но легче от этого не стало. Нисколечко. Сначала он опёрся подошвами и спиной о стены, и тянуть меня прекратил. Образумился?! Наконец-то, сейчас отталкиваясь от стеночки, аккуратненько поползём вверх.
Я словно забыл, с кем имею дело.
Пальцы уверенно сжимают лезвие, рука не дрогнет. Прислушиваясь к своим ощущениям, оглядываюсь кругом. Один в пустой квартире, и никто не помешает осуществить задуманное.
Запрокинув голову, ощущаю, как натягивается кожа на горле. Подняв руку, щекочу лезвием кадык. Я прекрасно могу обойтись и без резанья вен.
Одно движение - и уйду отсюда, открыв дорогу горячему фонтану артериальной крови. Кровь, она и есть кровь, что из вены, что из перерезанного горла.
Фарс или что другое - пора заканчивать, покуда окончательно не отяжелели руки.
Что и говорить, провёл он меня, как мальчишку. Опёрся о стенки подошвами и спиной - каким облегчением было не чувствовать веса его тела! Естественно, я ослабил хватку, хоть капельку долгожданного отдыха натруженным мышцам. И разорвать мои сцепленные пальцы не составило теперь никакого труда.
Раз - и пальцы левой хватают теперь пустоту. А он уже выдирает запястье из моей правой.
Провёл таки гад, обвёл вокруг пальца.
Правой я всё же удержал его запястье, реакция не подвела. Но если сейчас он оторвет подошвы и спину от стенки - всё, я его конечно не удержу.
Однако он сумел удивить и во второй раз.
От стенки он не отлепился. Вместо этого опёрся в неё ещё сильней. А потом худые, но цепкие пальцы ухватили меня за волосы. Сон там или нет, но было больно. Настолько, что разжались пальцы правой руки. А потом эта сволочь потянула меня вниз.
Еще через мгновение цепкие пальцы сомкнулись на моём горле.
Да что же это...нет, что бы ни случилось, я доведу задуманное до конца! Замах я уже сделал, осталось одно лёгкое движение. Ну же! Но...
...рука не просто немеет, кажется, она сейчас попросту отсохнет...
Рыча сквозь зубы, прижимаю лезвие к шее. Всё получится.
Если только кто-то невидимый не прекратит удерживать руку и высасывать силы.
Опять течёт кровь, и быть может, всё у меня получится...
Знаю, чего он хотел. Да, он сумел меня удивить, но двигало им в тот момент одна из самых древнейших и примитивнейших эмоций. Желание отомстить.
Мне. Себе. Нам обоим.
Мне - не позволявшему ему сорваться в никуда очертя голову, расстаться с жизнью. Без разрешения вломившемуся в иллюзорный мир серого тумана. И конечно, он был зол на себя самого - хотя бы за то, что позволил кому-то стать свидетелем собственного бессилия.
Но как бы там ни было, сейчас он душил меня и тянул вниз. А я сопротивлялся, упираясь ладонями в края колодца.
У меня оставалось совсем немного времени.
Он душил, а я терпел. Накапливал силы и кое-что ещё. Но времени было действительно в обрез. Сейчас он поймёт, что злость - как раз то, что не позволяет ему сейчас рухнуть вниз. Он душит меня и упирается в стенки колодца.
А мог бы попросту отпустить мою шею. И тогда - камнем вниз. Вряд ли я успею его перехватить. Мои руки широко разведены и упираются в края колодца, чтобы не позволить утянуть меня вниз. Пока он этого не понимает. Но рано или поздно до него дойдёт.
Но пока он зол, и это хорошо.
Пускай побрызжет слюной. Плевать на его злость - я уже достиг критической отметки. Моя злость находит, наконец, дорогу. Я долго её копил - и накопил.
Теперь я припомню ему всё.
Багровые отметины цепких пальцев.
Чёрную воронку, куда он едва не утянул меня и себя.
И, наконец, он попросту не давал мне спокойно поспать.
Ну держись, придурок.
Ещё чуть-чуть, и у меня получится. Ещё совсем немного. Просто напрячь одеревеневшие мышцы.
Я бы сумел. Но не успел. Потому что начался ад.
Я накопил её достаточно - взрывной концентрированной ярости. На этого человека, на его дикие выходки, ослиное упрямство и глупый инфантилизм. А ещё - было сейчас страшно неудобно. Кому понравится сидеть на карачках головой вниз, в то время как тебя душат за горло?
Ну в общем, дал я ему прикурить...
Словно взрыв в глубинах тела, распрямляется сжатая пружина. Продолжая упираться левой рукой за край колодца, правой я от души врезал придурку по лицу. Прямо в глаз, а на очередном замахе по скуле. Пальцы на шее разжались, и я перехватил его ладони, с хрустом сжав пальцы. Очень надеюсь, что ему было больно. Ярость клокотала внутри, я просто выдернул его из колодца одною рукой.
Да, гнев способен на многое, и пружина моей ярости продолжает раскручиваться. Я сгрёб его за грудки и рывком поставил на ноги. Удерживая левой, правой съездил ему по лицу. Он упал. Я поднял и ударил снова. И ещё раз. Опять поднял и снова ударил. А потом поднимать не стал и просто бил его ногами.
Делал котлету из любителя дешёвого фарса, заставляя мучится от реальной боли, а не от надуманных страданий. Это полезно - ощутить иногда реальную боль.
Бил его, пока он не понял.
Тело словно взорвалось изнутри. Ломало суставы, вело судорогой мышцы. Бритва моментально вывалилась из пальцев. Да какая, к чёртям, бритва, я забыл даже собственное имя, не говоря уже о желании свести счёты с жизнью. Как же меня крутило. И ещё было очень и очень холодно. И страшно. Потому как был здесь кто-то рядом со мной или внутри меня. Этот кто-то или что-то выкручивал и корёжил тело, словно избивая меня изнутри. Он был зол на меня, вот это я знаю точно.
Я корчился на линолеуме балкона, и просто скулил. И молил о пощаде. Но невидимый кто-то продолжал делать мне больно. Пока я не понял. Понял, как остановить эту боль.
А ещё осознал - что я её заслужил.
Пальцы судорожно царапают линолеум. Ну же, где она? Я сейчас. Ну же...ну наконец-то!
Вот оно - холодное лезвие в испачканных кровью пальцах идиота, который решил, что вправе уйти, не приняв борьбы. Который смотрел на мир, как на врага и не видел в нём зеркала. Понадобилось доставить ему чудовищную боль, чтобы он, наконец, это понял.
И я понял.
И да, был благодарен.
Преодолевая боль, вскакиваю на ноги. Кровь горяча, и лунный свет по-прежнему забавляется моей любимой игрушкой. Но ведь всегда приходится чем-либо жертвовать? Такова жизнь, и я наконец понял, что выбираю именно её.
Как же красиво блестит лезвие, переливаясь искорками лунного света, когда, коротко размахнувшись, я отправляю его в долгий полёт. Далеко-далеко, как можно дальше от окон моей квартиры. Негромкий звон, где-то внизу сталь ударилась об асфальт. А я буду впредь бриться только одноразовыми лезвиями.
- Понял! - кричу в окно, в себя, в пустоту, - я понял, спасибо, спасибо, спасибо...
Падаю на колени, съёжившись в позе эмбриона. Ёжусь и корчусь, ещё не успев понять, что это уже и не к чему.
Рвущая тело и душу боль исчезла, помахав рукой на прощание, будто её здесь и не было.
Она ушла - я остался.
Валяясь на полу, вдыхаю полной грудью, улыбаюсь. Внутри пустота - но не та, что выедает душу бессилием, это скорей ощущение освобождения от чего-то грязного и липкого.
И это ощущение трудно назвать неприятным.
Вот только, что же произошло минуту назад, как же так получилось...
И тогда-то, на долю секунды поплыло вдруг перед глазами, и голова моя пошла кругом. Странная галлюцинация, видение. И в те мгновения, что плыло оно перед глазами, я успел кое-что рассмотреть...увидеть то, с чем едва ли потом доведётся соприкоснуться.
Там был холод и неприятный сероватый туман, но, прежде всего, взгляд притягивало странное отверстие, похожее на чёрную дыру. Словно всевидящий дух, я нырнул туда, и тут же отпрянул - испуганный, пораженный... Какой это был ужас, то, что увидел я в чёрной глубине, до чего неприятно и мерзко. И в первую очередь тем, что это моё и мне знакомо.
Кто-нибудь, когда-нибудь, видел свою душу со стороны? Я видел.
Меня вышвырнуло из чёрной воронки - ошарашенного, испуганного. И я упал в серый туман, лицом к лицу столкнувшись с тем, кто был всё это время со мною рядом. Как он оказался в этом месте - моём, и только моём, кусочке психоматериальной субстанции?
Я не знаю. И, сдаётся мне, он не понимает этого тоже.
Мы сейчас просто глядим друг на друга - я, породивший всё это, и мой незваный гость. Пускай у нас были доли секунды - нам хватило.
У парня короткие светлые волосы, тренированное тело. Вижу синяки на мускулистых предплечьях, красные полосы на шее. И - опускаю глаза, теребя пальцами складки на брюках.
Я не звал этого человека, но он всё равно пришёл. А чтобы со мною было, если бы он не явился?
Поднимаю глаза. Парень грозит мне пальцем...и вдруг улыбается. И я улыбаюсь в ответ, искренне, от всей души, и делаю шаг навстречу, пытаясь что-то сказать...когда видение исчезает. Я снова на полу своей квартиры душной июльской ночью, и перед глазами Луна и звёзды. Кряхтя, поднимаюсь на ноги, высовываю голову в окно. В метрах двадцати от дома поблёскивает в лунном свете металлическое лезвие. Плюнув в его сторону, закрываю окно.
Кем бы ты ни был таинственный незнакомец, я навсегда запомню твою улыбку...
"И днём и ночью я пил немало за призраков шоссе, их больше не стало на чёрной полосе...".
Летнее утро приходит быстро и незаметно, легко отбирая власть у короткой летней ночи. Небо едва заметно алеет на востоке, чуть рассеивается тьма, и вот, не успеешь и глазам моргнуть, как солнце без остатка заливает всё вокруг золотым сиянием, и оживает город, мгновенно скидывая оцепенение ночи.
Ярко-жёлтые лучи косыми стрелами пробиваются сквозь неплотно задёрнутые занавески, освещая распластавшегося по кровати человека. Длинные волосы разметались по подушке, тонкие пальцы едва заметно вздрагивают, мерно вздымается грудь. Не будь этого, спящего вполне можно было бы принять за мертвеца. Солнце бьёт ему прямо в закрытые глаза, не причиняя никакого беспокойства, но он, конечно же, не мертвец. Парень спит, мирно посапывая и чему-то улыбаясь во сне. Он проспит около суток, здоровым и крепким сном, и следующим утром вспомнит едва ли половину того, что приключилось с ним сегодняшней ночью. И это, скорее всего, к лучшему.
А на другом конце города, в десяти километрах отсюда, щурится на восходящее солнце крепкий светловолосый парень, ровесник, судя по виду, спящего на другом конце города человека. Светловолосый потягивается и вдруг с изумлением смотрит на собственные руки. Багрово-синие отметины на предплечьях исчезли, будто и не было их там вовсе. Отметины на руках и горле пропали, но остались воспоминания, и такой вариант светловолосого вполне устраивает. Будет что вспомнить, думает он, найдётся теперь оправдание не такой уж насыщенной событиями жизни.
Последний раз погрозив пальцем кому-то невидимому, он направляется на кухню пить чай.