Аннотация: Первый экспериментальный сборник небольших произведений. Предлагаю обратить внимание на поэмы "Мой город" и "Реаниматор", как наиболее яркие образцы жанра.
АЛЕКСАНДР МАРТОВСКИЙ
ЧЕПУХОВИНА
Это первый смешанный сборник в стиле Циничный натурализм. Для желающих откопать здесь вселенские истины сделаю маленькое предупреждение, зря стараетесь, дорогие мои, всякая мелочевка пузатая вселенских истин в себе не содержит. Для желающих просто с пользой и удовольствием провести время, здесь широкая улица и переулочек. Открываем, радуемся, аплодируем автору.
ДЕЛИТЬ НА НОЛЬ
Основную теорему Математики бесконечностей Александр Мартовский сформулировал в детские годы:
- Что с бесконечностью не делаем, в результате получится бесконечность.
Отсюда стопроцентный ответ на самый животрепещущий вопрос всех времен и народов:
- Делить на ноль можно, если делить бесконечность.
Рассматриваем доказательства от противного, или ту самую тупоумную идиому, что на ноль делить нельзя ни при каких обстоятельствах. Мы ребята упрямые, берем бесконечность и делим на ноль. Батюшки свет, не делится бесконечность. Мы ее делим, можно сказать, с помощью лома и какой-то матери, а она не делится. Неужели подсунули нам конечную бесконечность?
Ага, вот это мне нравится. Бесконечность тем отличается от любой конечной величины, что не ведает никаких ограничений и по большому счету может еще называться безграничностью. Приведу конкретный пример. Современная эпоха мракобесия помешалась на безграничном господе боге. Мол, господу все позволено, ограничений нет. Теперь представили безграничного бога за бесконечность и разделили на ноль.
Ой, кто сказал, результат отрицательный? Да такого не может быть, потому что не может быть никогда. Зачем нам товарищ бог, который конечный и ограниченный бог, не выполнил элементарную операцию, то есть не разделился на ноль? Повторяю, никаких ограничений в случае с богом. Сегодня не разделился на ноль, завтра набили пятак человечки.
Ну, и обратный ход к Математике бесконечностей. Бог, который делится на ноль, все равно не больше вселенной. В абсолютном варианте вышеупомянутый бог равен вселенной. Вот тогда мы называем вселенную 'богом'. В остальных вариантах тот же товарищ меньше вселенной. Вот тогда мы называем бога 'божком'. Например, маромойский божок или православный божок. Как вы уже догадались, религия не опирается на абсолютный вариант, то есть на бога вселенную. Религии нужен собственный мелкий божок:
- Человек создал бога по образу и подобию своему.
Но это уже не имеет никакого отношения к Математике бесконечностей.
ЕЛКИ-ПАЛКИ
Из какой-то далекой берлоги,
От помойки, а может со свалки
Ехал Ванька гнилой и убогий,
И тащил огроменные палки.
Ехал Ванька кривой и горбатый,
Да косил окровавленным глазом
На царевые к черту палаты,
На партийную к черту заразу.
И мечталось такому уроду,
Что по делу, а может без дела,
Для себя он добудет свободу,
Как добудет христовое тело.
Как от тела откусит облатку,
Да пожумкает злыми губами,
Что один, что сто раз по порядку.
И поставит себя над рабами.
Из рабов настругает иголки,
Да по той же свободе на дуру
Палки вырастут в грозные елки,
Да любую попотчуют шкуру.
А, попотчевав, сунут награду
Прародителю елочной пены.
Так что выйдет из подлого гада
Нечто более целой вселенной.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ ТЕХНАРЕЙ
Только не подумайте, что в одной коротенькой заметке я смогу описать многообразие величайшей цивилизации всех времен и народов. По крайней мере, подобная цель не ставится и не преследуется. Это мой параллельный ответ маленьким гаденьким человечкам, которые так и не поняли, что проморгали.
Шестидесятые годы - вотчина шестидесятников. До цивилизации технарей еще далеко. Бледно-фиолетовые руки скользят по рахитичной стене. Маразматические дамы работают над фиолетовой бледностью собственной рожи и кожи. Мысль на помойке. Мыслить запрещается. Кто тебе разрешил мыслить, позорная тля? Бездуховность, словоблудие, прогрессирующий маразм.
В подобный период чертовски трудно назвать вещь собственными именами. Россия достигла пика деградации именно в шестидесятые годы. Даже пол века спустя (то есть в канун двадцать первого века) деградация не такая обширная, как в шестидесятые годы. Потому что после цивилизации технарей еще остались кое-какие товарищи, у которых бледно-фиолетовые руки вызывают только отрыжку.
Теперь наводящий вопрос. Некто Александр Мартовский поставил шестидесятые годы на самый низкий уровень деградации. Зато товарищи шестидесятники разрекламировали шестидесятые годы, как высочайший уровень человеческой культуры. И где правда? Сами понимаете, она где. Десятки миллионов деградирующих шестидесятников против одного Александра Мартовского.
Если бы против одного Александра Мартовского выступил один высокоразвитый шестидесятник и доказал свою потрясающую культуру и выдающуюся духовность... Глупая надежда в розовых тапочках. Нет такого высокоразвитого шестидесятника среди десятков миллионов ему подобных товарищей, нет и не может быть. Зато существует Александр Мартовский, очень посредственный технарь, без какой-либо примеси потрясающей культуры и выдающейся духовности.
И все-таки я люблю шестидесятые годы. Самолюбование, отупение, деградация. Но с другой стороны, именно в эти годы родились будущие технари, те самые пацаны и девчонки, которые чуть повзрослев, устроили цивилизацию технарей. Самую величайшую цивилизацию всех времен и народов.
Легко и просто. Дети посмотрели на деградирующих родителей, и ужаснулись. Мы такими быть не хотим. Эти родители опять же наши родители, но абсолютно тупиковая форма. То есть дальше деградировать некуда. Да и не хочется, черт подери. А развиваться очень и очень хочется.
Брежневский коммунизм растоптал сталинскую тиранию. Товарищи шестидесятники подличают, выражаются через задницу, играют в прятки. Сталинская тирания испортила целое поколение окончательно. Ты только никому не говори! Вот лозунг любого шестидесятника. А говорить можно. При чем говорить правду.
Другое дело, кому нужна правда? Добрый дедушка Брежнев не подозревал, какое чудовище выпустил из темницы. Дети шестидесятников больны правдой. Дети шестидесятников пожелали увидеть правду не где-нибудь в недобитой Америке, но исключительно в нашей России. То есть Россия созрела для правды.
Вот вам извечный конфликт детей и родителей. Товарищи шестидесятники, то есть родители, не бьются за правду, не бьются за собственное благополучие. После девяносто первого года они получат собственное благополучие. В девяностых годах двадцатого века и в начале двадцать первого века товарищ шестидесятник превратится в знаковую фигуру. Он - герой. Ему награды. Он пострадал за отечество. И никого не заинтересовало, что именно товарищи шестидесятники продали отечество в шестидесятые годы.
Нет, я не ругаюсь. И вы успокойтесь, товарищи. Цивилизация технарей наступила чуть позже, чем произошло знаковое предательство. Цивилизация технарей наступила благодаря знаковому предательству. Будущие технари, или дети шестидесятников, насмотрелись на своих предательских родителей. После чего их вытошнило.
Россия такая лапочка. Россия лазоревый цветочек. Здесь самое время жить, любить и работать. Товарищи шестидесятники не хотели работать, но хотели весело жить за счет той же России. Именно в шестидесятые годы наметился массовый отток этих надуховившихся товарищей в другие страны. Мол, за границей и воздух чище, и трава гуще, и много свободы. Я не уточняю, чего накопали предательские шестидесятники там за границей, но после девяносто первого года их весьма потрепанные остатки ломанулись обратно.
Дальше семидесятые годы. С одной стороны, время подхалимских семидесятников, вылизывающих зад более старшим товарищам. Но с другой стороны, дети шестидесятников взрослеют, мужают, наполняются собственной правдой.
Я не очень понимаю семидесятые годы. Мертвый период, застойный период, тишина перед бурей. Если бы десятки миллионов семидесятников определились в собственном выборе и взяли курс на свободу... Но десятки миллионов семидесятников так ничего и не выбрали в конечном итоге. Вечная подстилка под предыдущее поколение. Вечная надежда понравиться более старшим товарищам.
Вот ты понравишься, и более старшие товарищи пригласят тебя за бугор, разрешат спеть песенку или издать книгу. Ах, очень трудно понравиться? Более старшие товарищи засели на самых теплых местах. Они не приглашают никого за бугор, они не слушают чужие песенки и не возятся с чужой книгой.
Искренне жаль поколение семидесятых годов, которое между прочим превратилось в потерянное поколение и ничего хорошего не сделало для нашей бедной России. Только бледная тень. Только вечное рабство. Только откормленный зад предыдущих товарищей... Ничего плохого мне пока не пришло в голову. Но после первого потерянного поколения получить следующее потерянное поколение - это уже слишком.
Я никого не агитирую, я никого не убеждаю в собственной правоте. Для меня самого восьмидесятые годы являются сплошной неожиданностью. Виданное ли дело, молодежь образца восьмидесятых годов оказалась на три, на четыре порядка умнее собственных родителей. Товарищи родители деградировали до потрясающего ничтожества. Товарищи молодежь сумели не только вернуться обратно.
Почему так получилось - иной разговор. Мы рассматриваем голые факты. Вершина развития науки и техники пришлась на восьмидесятые годы. Много умных товарищей, очень много умных товарищей. Не какой-нибудь единственный гений с сомнительной репутацией, но десятки миллионов умных товарищей. Александр Мартовский при всей своей неординарности и харизматичности затерялся в толпе и почувствовал себя маленьким-маленьким мальчиком.
Вопрос правильный. Как может почувствовать себя маленьким-маленьким мальчиком самое наглое, самое оборзевшее существо во вселенной? Александр Мартовский присвоил звание 'герой нашего времени' в восьмидесятые годы. И в девяностые годы. И на пороге двадцать первого века. И на следующие десятилетия немного осталось.
Очередной факт. Цивилизация технарей вспыхнула, достигла вершины, снесла коммунизм и исчезла. Опять же исчезли товарищи технари. Их потрясающая мысль. Их нестандартный интеллект. Их свободолюбие и мечта правды. После девяносто первого года остался единственный непримиримый технарь, тот самый товарищ Мартовский. Ну, а 'героем нашего времени' можно считаться без всяких проблем, если нет конкурентов.
Или я ошибаюсь? Или правы деградировавшие шестидесятники? Цивилизация технарей это блеф, это выдумка единственного технаря Александра Мартовского. Захотел распиарить себя Александр Мартовский. В шестидесятники не берут. В семидесятники самому не хочется. Ну, так придумаем собственную цивилизацию с очень красивым названием. Как вам нравится 'цивилизация технарей'? Неужели не нравится? Скромненько и со вкусом. Шестидесятые годы рвут на заду волосы.
ХРИСТИАНСКАЯ РАПСОДИЯ
Ничего не происходит из ниоткуда. Ничего не рождается на пустом месте. Сначала причина, затем следствие. Нет причины, черта лысого нет. По крайней мере, так повелось в человеческом мире среди дурных человечков. Даже русское самодурство, очень похожее на беспричинное следствие, имеет под собой причину. Сначала появились товарищи русские, затем самодурство, но не наоборот. Типа, сначала появилось самодурство, затем товарищи русские.
К чему это я? Да вот насчет христианства, что выросло отнюдь не на пустом месте и имеет отнюдь не христианские корни. Господа христиане взяли за основу сказочную историю еврейского народа под названием 'библия'. Пускай будет так. Если Иисус Христос, официальный основоположник (или гуру) христианства впервые появился на еврейской земле, почему не взять за основу историю еврейского народа? Причина - это история еврейского народа, породившего Иисуса Христа, и как следствие - христианство.
Отсюда встречный вопрос. Почему господа евреи, то бишь родоначальники христианства, как-то не очень относятся к своему детищу? Я не говорю, господа евреи лютой ненавистью ненавидят столь одиозное детище, как христианство. По последним сведениям из газет и Интернета, как минимум треть православных священников относятся к пресловутой еврейской нации. Христианство приносит деньги. Господа евреи не равнодушны к деньгам. Зачем ненавидеть нечто такое, что в результате приносит деньги?
С другой стороны, господа неевреи выскакивают из тапочек и обгаживают штанишки, дабы доказать нееврейское происхождение Иисуса Христа. Э, успокойтесь, родные мои. Многократно доказано и передоказано еврейское происхождение Иисуса Христа. Господин Иисус - чистопородный еврей. Нет, он не выходец из Индии, которого случайно приняли за еврея. Повторяю, он стопроцентный еврей, потому что 'еврей по матери'.
И что получается? Истинные христиане открестились от еврейства. Истинные евреи используют христианскую религию в корыстных целях, то есть зарабатывают свои любимые денежки. Опять же христианство могло и не быть, если бы не кучка заучившихся философов-платоников, что таким образом, то есть через христианство реализовали идеи собственного учителя, то есть Платона.
Я не провожу сравнительный анализ, где христианство очень напоминает Платона, а где напоминает не очень. Мне интересен единственный факт, что Платон развивал свои христианствующие теории за четыре века до Иисуса Христа. Что еще один предтеча перед рождением 'истинного бога'? Насчет предтечи вопрос открытый. Зато причиной христианской религии Платона назвать можно. Ну и язычество заодно есть папа и мама новомодного христианства.
Оплеванный, обгаженный немецкий философ Ницше сравнил Иисуса Христа с языческим Дионисом. Неоплеванный, необгаженный русский философ Александр Мартовский не просто сравнил, но признал за Иисусом Христом ту самую идентичность. То есть товарищ Христос и есть Дионис в более зрелые годы.
Таким образом, отсекаются еврейские корни апологета христианской религии, а господа неевреи вместо смехотворного выходца из индии получают стопроцентного нееврея Диониса. Плюс Платон, опять-таки стопроцентный язычник, вроде бы пришелся ко двору. Язычник проповедует языческих богов. Дионис - языческий бог. Христианство свалилось с неба на нашу грешную землю, христианство пришло из язычества.
Причина есть, следствие наблюдается. Побудительный мотив для причины не совсем чтобы ясная величина. Какого черта нееврей Дионис перекрасился в еврея Христа и придумал свое собственное учение? В данном месте проблемы. Истинный нееврей как-то не очень стремится записаться в евреи. По крайней мере, в двадцатом веке нееврейские корни приветствуются, а еврейские корни порицаются. С позиции двадцатого века быть неевреем - хорошо, быть евреем - не совсем чтобы здорово. Зато в двадцать первом веке...
Сам удивляюсь, насколько двадцать первый век отличается от предыдущего, то есть двадцатого века. Особенно на русской земле. Ибо на русской земле в двадцать первом веке быть неевреем - не совсем чтобы здорово, а быть русским - полная задница.
Нечто подобное могло получиться двадцать веков назад, когда деградировало язычество. Языческий бог Дионис, обладающий между прочим даром предвидения, поставил на новую нацию. Ибо никто не спорит, что двадцать веков назад находилась еврейская нация в самом низу общественной лестницы. Даже рабы из других наций находились неизмеримо выше, чем богоизбранный народ, или те самые господа евреи.
Вы засомневались, черт подери? Ваше право. Как-то не верится, что весьма аристократический бог Дионис спустился со своей олимпийской вершины, чтобы выбрать самую худшую нацию. И последние станут первыми, вот мой ответ. Весьма аристократический бог Дионис потому является богом, что размышляет более возвышенными категориями, чем обыкновенные обезьянки. Ой, простите, чем обыкновенные человечки.
Предлагаю парочку наводящих вопросов. Греческая нация на вышеуказанный период прошла пик развития и покатилась в неизмеримую пропасть. Римская нация на вышеуказанный период еще занимала вершину общественной лестницы, но развитие явно закончилось. Зато господа евреи даже не приблизились к основанию общественной лестницы. Отсюда первый наводящий вопрос, что говорит библия о предыдущих достижениях еврейской нации? И второй наводящий вопрос, вы не верите в библию?
Насчет веры предлагаю слегка успокоиться. Научные труды Тацита, то есть величайшего историка всех времен и народов, подтверждают не саму историю еврейской нации на библейский манер, но кое-какие общие выводы. Например, господа евреи двадцать веков назад находились в сплошном минусе. Ни одного позитивного факта не приводит Тацит о еврейской нации. Как и библия, что является кладезем негатива. Отсюда опять и опять выводы.
Если на минус поставить маленький плюс, то получится не совсем минус. Если на маленький плюс поставить еще один маленький плюс, то команда из плюсов в который раз увеличится, а команда из минусов станет чуть меньше. Весьма аристократический бог Дионис пошел по пути наименьшего сопротивления, предпочитая заносчивому римскому народу так называемый богоизбранный народ. Сами понимаете, маленький плюс в куче бесконечных минусов всегда найдется.
Я не преувеличиваю. Христианство выросло из самого махрового, самого закоренелого язычества. Христианский ад по большому счету языческий Аид. Поэтому христианский ад такой сочный, такой образный, такой красочный. Христианский рай в свою очередь есть всего лишь противоположность христианскому аду. Если бы первоосновой являлся христианский равй, тогда его сочность, образность и красочность составляли бы так же первооснову. Но припомнили Данте. Про ад читается с наслаждением, про чистилище читается с удивлением, после рая тошнит и блевать хочется. Вот почему христианский рай не тянет на первооснову.
Дорогие товарищи христиане, выросшие, выпестованные из язычества по сути так и застряли в язычестве. Иисус Христос (бывший бог Дионис по Александру Мартовскому) сменил на небесном престоле отца родного, то есть товарища Зевса. Был один бог, стал другой бог. Более мелкие боги (чем Зевс) за христианский период опять-таки поменяли обличие. Были более мелкие боги, стали ангелы и архангелы. При чем с некоторой христианской окраской. То есть стали бесполые боги. Плюс бывший бог подземного царства Аид получил функции христианского дьявола.
А в остальном ничего не изменилось в нашей вселенной. Храмы, поборы, служители культа. Хорошо жить как-то не запретишь. Работа служителя культа не самая пыльная, не имеет ничего общего с работой инженера и дворника. Вышеупомянутый служитель всегда при работе, ибо бог есть вечная и бесконечная величина, чего нельзя сказать о предмете работы инженера и дворника. Плюс карательные органы присутствуют.
Я недаром остановился на темной, то есть на дьявольской стороне христианства, как на основополагающей стороне. Вроде бы господь бог отличается вечностью и бесконечностью в противовес прочим объектам вечной и бесконечной вселенной. Тогда очередной наводящий вопрос, откуда взялся здесь дьявол? Как вечная и бесконечная величина вышеупомянутый бог отрицает присутствие дьявола. Либо дьявол является частью самого бога, либо его нет и не может быть по определению. Но если дьявол является частью самого бога, то подобную часть можно легко исключить за ненадобностью.
Вот насчет ненадобности вы погорячились, дорогие товарищи. Бог сладчайший, бог всеблагой, то есть папа и мама позорного человечества. Все равно нужен дьявол. Не просто нужен, черт подери, но очень нужен молодому развивающемуся учению, имя которому христианство. Бог сладчайший, зато человечки вокруг него гадкие. Бог всеблагой, зато человечки погрязли в грехе по самые яйца. Про папу и маму говорить вовсе не хочется. Может, человечки смахивают на детей, но лучше бы не рождались подобные дети.
Повторяю, без дьявола христианству труба. Дьявол ублажает, дьявол согревает, дьявол питает и обогащает служителей культа куда интенсивнее, чем пресловутый господь. Холодно, скучно и кушать хочется. Если бы только господь заботился о сконструированной им вселенной с полной ответственностью и самоотдачей. Но как-то не очень заботится этот господь. На него понадеешься, так откинешь и руки, и ноги.
А посему сели за стол, выжрали стакан водки. Ничего не происходит из ниоткуда. Ах, об этом я говорил. Встали из-за стола, выжрали второй стакан водки. Под таким соусом христианство выглядит ласковой пипочкой, бог сливается с дьяволом, и не очень тошнит от той лабуды, что напридумывали служители культа. Дабы не переводилась у них водка.
МЫСЛИ ПОД ОГУРЧИК
А кто сказал, что по блату
Дается только богатство?
Еще по блату дается
Душа тупого уродца.
***
А кто сказал, что для веры
Необходимы крутые примеры?
Башку задурили немного,
И веришь в несуществующего бога.
***
Мысль о смерти
Преследует человечество.
Но это мысль беспредметная,
Противопоставить ей нечего.
***
Культурный шок
Всегда беспредметный.
Сел на горшок,
Пустил ветры.
***
Завывание под водку
И бесовские пляски
Это не подводная лодка,
Проплывшая до Аляски.
***
Учат моторы
Не абы как,
Презираешь скорость,
Значит слабак.
***
Для больных и убогих
Опять повторяю,
Металла много
Вообще не бывает.
***
Опять же культура
Не сотрясание воздуха.
Ты чего такой хмурый?
Словесный понос.
***
Ах, по речке по реке
Прет культурный налегке.
А чего он это прет?
А его никто не прет.
***
Космос стал разумнее
Со звездами и прочее.
Пошлем туда культурных,
Пусть они духовятся.
***
За последние сто лет
Человек подрос в натуре.
Скажем, на семь сантиметров.
А вы что подумали?
***
Без героического прошлого
Нет счастливого будущего.
Человек подумал немножко,
И придумал культуру.
СОСИСКА
У Михеича был кот. Мордастый, холеный, огненной масти. Хороший кот, знающий себе цену. Выйдет на кухню, соседи ахают:
- Прямо прынц какой!
Только гулял безбожно. Как вырвется за порог, просто нет сладу: пока всех кошек окрест не обрюхатит, домой ни шагу.
Михеич, добрая душа, терпел безобразия:
- Пускай тешется.
Но и ангельскому терпению приходит конец, если процесс затягивается или грозят материальные неприятности.
***
Однажды Рыжик загулял особенно бурно. Привлекла новая красотка. Еще хрупкая, неопытная, да с повадками лютой тигры. Так водила за хвост, что повытрясла из кавалера и жирок, и спесь, и вальяжность.
- Бог ты мой, - обалдел Михеич после длительных поисков загулявшегося любимца в крысином подвале, - Что за фигня такая?
Рыжик был не лучше драного валенка. Хвост опустился, уши поникли, шерсть увалялась. И в глазах стояла тоска непробудная. Только усы топорщились в разные стороны, можно сказать, лихим отголоском былого величия.
Михеич чуть не разрыдался:
- Милый, поди сюда.
Но уже точно охрип:
- Поди сюда, кысонька...
Рыжик сюда не пошел, а пошел неизвестно куда по сетям отопления. Яростная погоня вообще не дала результатов. Бедный погонщик вернулся в испорченном пиджаке, с разбитым лицом и пустыми руками:
- Потерпи маленько... Увидимся.
***
На утро Михеич принес сосиску.
Сущий пустяк, мелочь, совсем ничего особенного. Сосиску вот как сосиску. Маленькую, дохлую, с отвратительным запахом. Не из частной лавочки буржуина, из обычного гастронома, из мясного отдела, где балдеют вполне обуржуившиеся мухи от изобилия пищи.
- Сущий пустяк.
Но хитрец не остался в прогаре. Сказочный аромат достиг закоулков подвала, выудил из закоулков наиболее разношерстный народ, истинные помои, или точнее, истинные отбросы кошачьего общества. То есть выудил одноглазых, безхвостых, безухих, полосатых и гладких, пятнистых и однотонных, моложавых, замшелых, матерых, но одинаково возбужденных котов.
- Кыс-кыс.
Тут не пришлось надрываться. Развратный гуляка выскочил в первом ряду, и пока остальные товарищи взвешивали подозрительные намерения человеческой твари, бросился к самым хозяйским ботинкам:
- М-мяу...
Цап - и назад.
Поздно! Рука заграбастала холку.
- Ишь какой прыткий, - ухмыльнулся Михеич печально, - Погулял последнюю волю, пора и решпект знать. Пора к дохтуру.
***
Нынче Рыжик вообще никуда не стремится. Жизнь наладилась, стала однообразной, потасканной, скучной. Как этот рассказ. От плиты до койки, от койки и до плиты. Бока значительно округлились, а морда затарилась, что твоя кастрюлька. Милый котик дьявольски раздобрел, словно суровый страж добродетели в гареме персидского падишаха.
А причиной всему сосиска.
ЧУДО
Если малая пена
Поднимается к звездам
И сорвет у вселенной
Тяжелые грозди.
И пройдет через пламя
И пропасти мрака,
И раздавит ногами
Позорного хряка.
И отбросит в помои
С подачками блюдо.
Это будет не воем,
А истинным чудом.
ЗЕЛЕНЫЙ СУП
Припоминая детство, я силюсь заглянуть в сокровенные рудники своей сокровенной души. И не могу. Не вернуться назад в те непостижимые времена, когда пробуждаются темные силы, тянет ко всякому сверхъестественному и ужасному.
Не передать, как шести лет от роду я вкушал наиболее жуткие, то есть пакостные истории, а потом, обливаясь холодным потом, прятался от услышанного под одеяло. Как призраки и фантомы кружились над потной макушкой моей, шуршали незримыми саванами, протягивали то ли цепкие клешни, то ли костлявые пальчики. И спазмы сжимали нутро. Я задыхался, но не дерзал шелохнуться, выглянуть на секунду наружу. Казалось, высуни хотя бы ничтожнейший краешек тела из-под спасительной ткани - и больше не станет тебя, не станет, не станет. Призраки одолеют не только краешек, но само тело.
Ну и что? Наутро все возвращалось обратно. Я просил, я требовал, я разыскивал таинственные источники страха, чтобы накинуться на такую хреновину, впитать без остатка, переварить в воспламененном мозгу, превратить в живую реальность. И если мне говорили о мрази, караулившей под диваном, я долгие месяцы, даже годы спустя трепетал, приближаясь к дивану. Вот так закрою глаза и стою, полный смутной тревоги и непонятного пафоса перед неведомым. А еще я надеялся, что когда-нибудь, может сегодня, может сейчас не удастся отвадить костлявую руку, что, наконец, попадусь на крючок, прежде чем заползу под спасительное одеяло.
Дальше лучше. Можете смеяться, или накручивать пальцами возле лба, но только упоминалось о привидениях, я принимал за них самые безобидные вещи: лампочку на стене, стул у окна или ворох небрежно подбитой одежды на стуле. Лунная дорожка, опять-таки отблески фар, прочие безобидные всполохи или отблески походили всегда для меня на посланников преисподней.
И это не главное. Самый настоящий ужас поджидал на других рубежах и дорожках. Скажем так, основные события разворачивались где-то в ночи, когда приходилось покинуть постель в силу естественных причин, ну, вы понимаете. Именно в данный момент пропадали защитные ауры и остальные приятные вещи, окружающие раньше ребенка. Ибо приходилось покинуть не только спасительное одеяло, но и выйти за пределы спасительной комнаты. А дальше как следствие несколько шагов по наиболее мерзкому в данный момент коридору и бесполезная попытка напрячь все силы души, чтобы забыть самую дурацкую из существующих сказку.
***
Не помню, кто мне рассказал эту сказку. За какой тарелкой еды, пережевывая какие там лакомые кусочки и деликатесы. С какой гримасой на умном лице, либо совсем без гримасы. От обычного несварения желудка или наоборот. Я не помню. Ибо по сути не было сказки, а был только суп. Зеленый-зеленый суп, с изумрудными жилами, с плесенью, с запахом.
Я чувствовал эти жилы на расстоянии. Я чувствовал плесень за сорок домов. Я чувствовал запах лучше нектара и лучше амброзии. Я жил вместе с супом, не мог отказаться от супа ни при каких обстоятельствах (лучше бы меня расстреляли). И не только из гастрономических соображений, ибо я мало чего понимал в гастрономии. Не только из любви к зеленому цвету, ко всем оттенкам его и так далее. Причиной была любовь. Если хотите, любовь к некому образу жуткой, зловонной, зеленой старухи, всегда сопровождающей суп, который она и готовила ночью на кухне.
Суп зеленый варись,
Злая смерть веселись,
Пусть засохнет земля
С колдовского зелья.
Пусть в награду за труд
Жилы кровью пойдут.
И кровавую муть
Не удастся задуть.
И хотя я не сомневался, то есть доподлинно знал из той же дурацкой сказки, что справедливость восторжествовала. Зеленая старуха в конечном итоге рассталась с кастрюлей своей и прекратила поточное производство зеленого супа. То ли поганку сожгли, то ли сперва утопили, а следом еще прописали осиновый кол для профилактики. Скажем так, никаких компромиссов с поганкой. И хотя я слыхал это тысячу раз, повторял себе на порядок выше и чаще, были глупыми все мои доводы. Ибо ночная дорога пролегала по мрачному коридору, то есть за несколько метров от кухни, и каждый из вышеозначенных метров плевался потоками страха:
- Рядом смерть.
- Рядом ад.
- Оторвут тебе рожки и ножки...
Трудно без дураков описать, как долго я собирался с последними силами, как долго кряхтел и ругался для храбрости, сколько еще обнадеживал, строполил, подбивал тумаками себя на единственный, самый решительный шаг. И, наконец, решившись, как пристально вглядывался в безызвестную темноту, страшился, надеялся, снова страшился в неясных полосках неясного света увидеть примерзкую тварь с примерзким ее котелком, с торчащим в груди суковатым обломком.