Бумажка на земле что-то ему напоминала. Он присмотрелся и определил: да, сложенный вчетверо полтинник.
Мысленно огляделся и мгновенно оценил обстановку: продавцам в вагончике с выпечкой (дорогущей, на которую он никогда даже не смотрел) она принадлежать не могла, они бы "недостачи" в оплате не допустили, а возможного владельца денег тоже поблизости не просматривалось, хотя здесь, у метро, сейчас, как и всегда, было полно народу.
Он наклонился и торопливо подобрал новенькую хрустящую голубую купюру.
Да, 50 рублей.
Обычно он радовался, когда находил деньги, годы нищеты сделали его страшно суеверным, и даже найденный блестящий рублик или тёмную закопчёную монетку десятки он обязательно подбирал, надеясь про себя: "Это к деньгам".
Но надеялся и радовался он так давно, что чувства уже притупилось, и сейчас ему уже не хватало сил поверить, что сын шлюхи, которая когда-то увела у него отца, может быть, хотя бы после её смерти, усовестится и вернёт ему наследство отца, которое она, конечно же с помощью его, своего шибко оборотистого сыночка, путём обмана и подделок украла у него, единственного родного ребёнка.
Пока он, Валерка, скитался, нищий и бездомный, в Москве, еле-еле сводя концы с концами и с огромным трудом наскребая нужную сумму, чтоб вовремя заплатить за аренду самой дешёвой комнатки, ЭТОТ - жил не тужил.
Занимался каким-то бизнесом, который (это отец рассказал, когда Валера видел его в последний раз) прогорел, но, видимо, не совсем - раз успел всё-таки обзавестись хоромами в одном из самых дорогих домов города, в самом центре, напротив Оперного театра.
Но т а к и м всегда и всего мало. Они живут здесь, на земле, интересами своей жадной до жизни плоти, все "посторонние", сверх присвоения себе тех материальных благ, до которых можно дотянуться, им чужды.
Он не знал, жива ли ещё та тётка, которая не только отобрала у него отца, но и не постеснялась путём хитрых уловок и обмана присвоить наследство того, но думал, что всё равно рано или поздно выведет всех их на чистую воду, а пока что собирался с мыслями после тех битв, которые этой семейке уже проиграл.
Будет жив - обязательно разберётся, хотя когда тот момент может наступить, пока не знал.
Надежда, что в Вовочке с его плотским и приземлённым семейством проснётся совесть, была мала, так... теплилась слегка в глубине его души.
Поэтому и найденной купюре он обрадовался как-то между делом и "на холоду" (это словцо профессора Гальперина Валера запомнил на всю жизнь). Ему оставалось дойти до последнего лотка, где он мог ещё сегодня купить уценённых овощей, и он заранее стал готовить себя к тому, что будет делать, если и там ничего не найдёт.
Придётся заново искать эти помидоры (без них, огромной порции поутру, он свою жизнь уже давно не представлял и был на грани панической атаки) завтра - снова отправляться в обход близлежащих палаток.
Впрочем, хлеба-то он тоже сегодня не купил, так что задача найти нормальный серый хлеб по приемлемой цене тоже пока не снята с повестки дня.
Вчера он посчитал, что "обычный" серый хлеб уже перевалил, в пересчёте за килограмм, то есть былую советскую буханку, за сотню рублей, а своего привычного, по "щадящей" цене, он не мог купить уже третий день.
"Государству пора начать субсидировать цены на хлеб для населения", - сообразил он. Это - прямая его обязанность.
Да куда там! И в зоне военного противостояния Западу, и на международной арене оно сейчас разруливает такие завихрения, что не только само не вспоминает о самом насущном, но и население страны, завороженное открывшимся его взору зрелищем, как-то забывает ему об этом напомнить.
Валера побрёл к последнему лотку, где надеялся запастись своими уценёнными помидорами, но и там развели руками.
Ну вот, сегодня он пролетел!
...Немного позже он вспомнил стычку с кассиршей в Пятёрочке. Это была высокая и округлая, как огромная гладкая рыбина, флегматичная деваха, которая недавно, увидев его, вдруг сказала: "Что-то давно вас не видела".
Ему пришлось тогда длинно и неуклюже отшучиваться, но сегодня она, за кассой, была раздражённой и дёрганной.
Он несколько раз переспросил: "Почему 239? Должно быть 300 с чем-то..." "Всё правильно, платите, сколько я сказала", - раздражённо отмахнулась она. Ещё поспорив, он унялся, решив подождать получения чека.
Получив его и отступив на шаг в сторону, чтоб не заводить деваху ещё сильнее, он посмотрел на чек и всё понял.
"Ну вот, - сказал он ей. - Вы пробили 4, а у меня 5".
Цены на шоколад сегодня снизились, и он решил не дожидаться, упадут ли они до 54х. 59 тоже была неплохая цена, более чем вдвое ниже, чем в советские, времена его детства, времена (если считать, что тогдашняя копейка была приблизительно равна нынешнему рублю), и он решил на всякий случай не дожидаться лучшего, а взять пока хотя бы по цене этой.
- Доставайте шоколад, - скомандовала девица, глянув на чек.
Он достал, 5 плиток. В чеке было 4.
- Ладно! - сказала деваха, проводя плиткой перед сканером кассы и выдавая ему ещё одни чек. Он доставал ей дополнительные 60 руб., продолжая переругиваться с ней, по-прежнему взвинченной и дёрганной и спеша поскорее унести ноги.
Теперь, вспомнив об этом эпизоде, он усмехнулся.
"Надо же, как быстро те деньги вернулись! Всего один квартал я от этой Пятёрочки отошёл. Почти 1 в 1: там 59, а здесь 50. Вот это действительно "карма". Та самая, о которой все вокруг сплошь и рядом сейчас говорят".
"Прям знак какой-то".
Но при мысли о знаке ему стало грустно.
Он узнал всё то же: неизменный, фирменный почерк своей Судьбы.
Она всегда поступала с ним подобным, издевательским способом: замордовывала, забивала почти до смерти, доводила до грани гибели, и лишь в самый последний момент - бросала канат спасительной помощи, не давая сгинуть, окончательно пропасть.
И сейчас - нет, не Судьба, а какие-то вообще высшие, не ведомые ему силы, которые втравили его когда-то, ещё в ранней юности, в это исступлённое, безоглядное служение своему творчеству, подкинули еле заметный знак: ты на верном пути.
Но где значимые достижения его подвижничества? И много ли ему ещё осталось вообще этого пути? - ответа не было. Только, опять, еле заметный, им одним угаданный намёк... Как и всегда. Как и всю его жизнь.
Хрустящая купюра в его кармане (да, он положил её отдельно) его мало интересовала. Всего лишь купюра, не особо высокого номинала.