Аннотация: А потом громадная полая игла, медленно вращаясь, вспорола ему живот...
Мертворожденный или Яков Самуилович Вейс и Икс-файлы
Тихим и душным июльским вечером Яков Самуилович Вейс очнулся от вечного сна в своей могиле. По своему обыкновению, он принялся ворочаться и ворчать, проклиная тесную домовину усопшего, жаловаться на загробную жизнь и даже немного поскуливать, но вдруг осознал, что причиной пробуждения стал вовсе не голод. Что-то распирало его изнутри, не давая спокойно спать!
- Этого еще не хватало! - ругался он, разгребая острыми фалангами пальцев ссохшуюся землю. - Видать, подцепил какую-то кишечную инфекцию, сожрав не больно чистоплотного доброго христианина в прошлое пробуждение, или...
Тут он задумался, перестав даже копать. Ну какая, скажите пожалуйста, инфекция?! Ведь он же мертв! Сто пятьдесят лет как мертв! "Наверное, мертвая инфекция!" - заключил он, и принялся копать быстрее, так как в животе творилось что-то невообразимое. Что-то будто рвалось наружу, и уже слышался треск многострадальной тазовой кости.
- Только не здесь! Только не в могиле! - взвыл Яков Самуилович и рванул наверх. Предположить, что это может быть чем-то, кроме поноса, мертвец не мог, а лежать потом изгаженным - не хотел.
Он копал так шустро, да еще и отталкивался ногами, что неожиданно для себя треснулся головой о замшелую надгробную плиту красного гранита, установленную на его могиле скорбящими родственниками. От такого удара у любого человека потемнело бы в глазах, но вокруг и так было темно, а глаза Якова Самуиловича давно сгнили. Тем не менее, зомби замер и погрузился в воспоминания самого неприятного события, произошедшего с ним при жизни, за исключением инсульта, конечно.
***
Это случилось летом 1863 года, незадолго до преждевременной кончины Вейса.
Вечером, в пятницу, 13 июля, Яков Самуилович возвращался со службы. Пребывая в благостном настроении, купив гостинцев для дочки Маши и племянницы Глаши, он шел домой по излюбленной липовой аллее. Путь по ней был длиннее, но хотелось насладиться вечерней прохладой и развеяться.
Яркий, всепоглощающий свет, внезапно появившийся из ниоткуда, заставил Вейса остановиться. Сообразив, что перед ним чудо, настоящее библейское чудо, вроде явления пресвятой Богородицы, Яков Самуилович упал на колени и принялся усердно молиться, но вдруг остолбенел, застыл, не в силах пошевелиться. Он попытался вскрикнуть, но крика своего не услышал. Ему стало трудно дышать. А потом этот свет потянул Вейса куда-то вверх...
Дальнейшие события Яков Самуилович помнил смутно: чистые, светлые помещения, непонятные приборы, иглы, впивающиеся в его плоть... и существа. Странные, страшные, серого цвета. Смущало только отсутствие у них рогов, копыт и хвостов, так как Вейс был уверен, что это - черти. Огромные, миндалевидные черные глаза этих существ казались бездонными.
А потом громадная полая игла, медленно вращаясь, вспорола ему живот...
Дальнейшего Яков Самуилович не помнил. Очнулся он все на той же липовой аллее, как выяснилось потом, спустя всего каких-то пять минут после появления света. Так и не подобрав разбросанные по земле гостинцы для дочки Маши и племянницы Глаши, он поковылял домой.
Придя домой, Вейс пожаловался домочадцам на плохое самочувствие и уединился в своем кабинете. Он обдумал произошедшее с ним и пришел к такому выводу: рассказывать о случившемся никому не стоит, а то еще, не дай боже, отправят в приют для душевнобольных. А еще лучше - и вовсе забыть об этом.
Несколько месяцев забыть происшествие не удавалось, а потом вдруг удалось. Мучительно, но быстро. С Яковом Самуиловичем случился инсульт, и в скорости он стал мертвым.
***
Опомнившись от нахлынувших так некстати воспоминаний, Вейс мощным рывком отшвырнул прочь надгробие и пулей вылетел из могилы. Он с рёвом побежал прочь, куда глаза глядят, хоть они у него сгнили, и поэтому никуда не глядели.
Преодолев несколько метров, Вейс рухнул, зацепившись за чей-то крест. И тут началось! Захрустела тазовая кость, с треском разорвалась сухая истлевшая плоть, и продолговатое нечто, по виду напоминавшее кокон, покинуло утробу покойника.
Поднявшись на четвереньки, Яков Самуилович обернулся и принялся разглядывать и обнюхивать покинувший его организм объект. Он был перепачкан слизью и сильно смердел муравьиной кислотой.
"Это точно не понос!" - резюмировал Вейс, и руководствуясь любопытством, хотя и не характерным для покойников, начал расковыривать кокон пальцами.
Внутри, в позе эмбриона, покоился младенец. Судя по всему - мертвый. Он не представлял никакого интереса для Якова Самуиловича, поэтому покойник, с облегчением, поплелся к своей могиле.
Затащив на место надгробную плиту, Вейс зарылся в землю и забылся вечным сном. Он решил поскорее забыть о случившемся, благо, в положении покойника, сделать это было несложно.
Яков Самуилович не видел, как вскоре, этой же ночью, над местом, где лежал кокон, вспыхнул яркий свет...
***
Малыша назвали Нюм. Нюм Яковлевич Вейс. Его похоронили на далёкой планете, название которой, ни Вейсу, ни нам с вами не произнести, и уж тем более - не запомнить. Несколько серых существ провожали его в последний путь.
Много лет пролежал Нюм Яковлевич в сырой, плесневелой земле той далекой планеты, пока не проснулся и не почувствовал голод...