Фон Фольф Марта : другие произведения.

Мой лучший друг

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Для того, чтобы быть настоящим мужчиной, не обязательно им родиться. Пронзительная и трогательная лавстори человека, который смог стать мужчиной и любить единственную в своей жизни женщину, невзирая ни на что. Предупреждение! Роман может содержать шокирующую информацию и откровенные сцены. Не рекомендуется для лиц, моложе 18 лет.
  Все описанные в романе события вымышлены. Любые совпадения имен и событий - случайны. Автор никого конкретно не имел в виду, преследуя одну лишь цель - рассказать о настоящей любви, невзирая ни на что и о том, что можно стать настоящим мужчиной, даже если им не родился.
  
  Кажется, Алекс всегда был рядом. Я так привыкла к его присутствию, что теперь, когда все так внезапно переменилось в моей жизни, я чувствую себя совершенно одинокой. И некому пожаловаться, не у кого спросить мудрого совета - все решения придется принимать только мне самой.
  
  
  Глава 1
  
  Когда же он появился в моей жизни? Ах, да, кажется, после той ужасной студенческой вечеринки, когда я так нелепо лишилась невинности. Я чувствовала себя гадко. Голова болела с похмелья, тело тоже болело непонятно от чего. И каждое мое движение сопровождалось жестоким, до тошноты, отвращением к себе - к моей изгаженной душе, к моему телу. А ведь не было никакого насилия - все было сделано с моего полного согласия.
  
  Я вышла на лестничную площадку нашей общаги, туда, где всегда устраиваются стихийные заплеванные и продымленные курилки. Я вообще-то почти не курю, но в то утро мне казалось, что даже во рту у меня присутствует мерзкий привкус прошедшей ночи. Очень хотелось его чем-то забить. Сигарет своих у меня не было. Я надеялась встретить в курилке кого-нибудь из ее завсегдатаев, желательно, девчонок, но там, как на зло, никого не было. Впервые я видела нашу курилку пустой. Наверное, было еще слишком раннее утро. Я никогда так рано не поднималась, но сейчас мне совершенно не было желания находиться в той самой постели, где... не хотелось вспоминать об этом.
  
  Я сидела и маялась поздним раскаянием и похмельным синдромом, когда вдруг в дверях появился он - роскошный мужчина. Таких красавцев можно увидеть по телеку или на первой странице какого-нибудь дорогущего журнала, посвященного сильным мира сего. Он был высокого роста, с прекрасной атлетической фигурой, широкими плечами, но как-то нелепо мешковат в груди. Впрочем, глядя в его васильковые глаза миндалевидной формы и пшеничные волосы, слегка вьющиеся на концах, на его сочные губы, как-то не хотелось замечать небольшого изъяна. Он кого-то мне смутно напоминал, кого-то очень приятного, с кем, вроде, я недавно общалась, но я не могла вспомнить, кого именно Он был одет в дорогой, но немного старомодный костюм песочного оттенка. На шее у него красовался шелковый шейный платок, заколотый антикварной бриллиантовой булавкой. С такими платками я всегда представляла себе только художников. Ему бы еще шляпу. Я опустила взгляд на его руки - и точно, он вертел в руках фетровую шляпу, подобранную в тон костюму.
  
  Как-то сьранно на его холеной физиономии смотрелась смущенная улыбочка. Будто вырезанная из другого портрета и наспех приклеенная. Я подумала, что он хотел заговорить со МНОЙ. Мне очень-очень хотелось верить, что он хотел заговорить именно со мной, поэтому, я сделала вид, что хочу облегчить его непростую задачу и сделала встречный шаг. Я скорчила самую умильную мордашку и робко попросила сигаретку, виновато улыбаясь.
  
  Он вдруг как будто очнулся и полез за пазуху. С ума сойти - его сигареты были не в пачке, а в серебряном портсигаре со старинной монограммой на крышке. Тогда я вообще впервые в жизни увидела портсигар вблизи. Наверное, мое восхищение слишком явно отразилось на моем лице, потому что к джентльмену (а как еще назвать такого франта?) вернулось его привычное самодовольное выражение лица.
  
  - Разрешите представиться, - чарующим бархатным баритоном произнес он, - Алекс. Позвольте поинтересоваться Вашим именем, милая барышня?
  
  От такого обращения, будто вычитанного в старинном романе, я чуть не онемела. Вовремя поняла, что стою, как дура, открыв рот, и промямлила:
  
  - Меня зовут Рита.
  
  Он щелкнул дорогой зажигалкой у кончика моей сигареты и присел рядом со мной на жалобно скрипнувшую под его весом скамейку.
  
  Сигареты придумали, очевидно, робкие люди. Как же помогают выдержать паузу затяжки! И как некурящие могут обходиться без сигарет в такие напряженные моменты? Мы завели разговор ни о чем, во время затяжек сквозь дым и прищур глаз присматриваясь друг к другу. Мне очень-очень он понравился. Своей странной улыбкой, необычной манерой держаться, щегольским костюмом. Мне так хотелось, чтобы он не ушел просто так из курилки, когда бросит окурок в переполненную пепельницу.
  
  Я постаралась не показать, как я рада, когда он пригласил меня на чашку кофе в ближайшее кафе. У нас завязалась интересная беседа об истории искусства, оказалось, что он с моего факультета, но старше. Беседа плавно перетекла в прогулку по осенней Москве. Был пленительно теплый день, расцвеченный пестротой листвы и яркой одеждой москвичей. Ни в одном городе мира не одеваются так ярко и дорого напоказ. 'Смотрите все - вот на что я способен' как бы говорят друг другу москвичи.
  
  С Алексом мне было очень интересно и легко. Мы могли говорить на самые разные темы, а он умудрился ни разу не сбиться, не повториться и говорить о вещах, которые я понимаю. Обычно умные мужчины так важничают и начинают занудный монолог о том, чего девочкам вообще знать не положено. Его вычурный, слишком старомодный и правильный язык показался мне странным только поначалу. Я быстро привыкла к витиеватостям и уже через пару часов научилась выражаться так же красиво и длинно.
  
  Вечером мы сидели на веранде кафешки в Камергерском переулке и пили восхитительный кофе, заедая крошечными пирожными. Мои бедные ножки в туфлях на каблуках умоляли о пощаде. Я скинула туфельки и поджала ноги под себя, как всегда люблю сидеть. Смеркалось, стало быстро холодать. Когда я начала замерзать, официант мне вынес плед, а перед нами на столик поставил фонарик, с зажженной в нем свечей.
  
  Было так хорошо, что мне хотелось замурлыкать от удовольствия. Я с сожалением подумала о том, что скоро придется расставаться и ехать в унылую общагу, где девчонки обязательно станут расспрашивать меня о впечатлениях от прошедшей ночи. Видимо, я долго молчала, а лицо мое потеряло всякую жизнерадостность, потому что Алекс поинтересовался:
  
  - Дорогая моя, ты чем-то расстроена?
  
  Я набралась храбрости и... выпалила все, как есть - не хочу, мол, расставаться, потому что с ним так интересно, легко и хорошо. Он сделал удивленные глаза и спросил:
  
  - Зачем же расставаться? Тебе завтра надо идти учиться или работать?
  
  - Нет.
  
  - Тогда продолжим культурную программу.
  
  - Алекс, скажи мне честно, почему ты со мной целый день возишься, как добрая мамочка? Я хотела сказать, ты такой шикарный... наверняка у тебя куча разных дел.
  
  - Ответ банально очевиден, - и он галантно подал мне маленькое карманное зеркальце.
  
  - И что же здесь я должна увидеть?
  
  - Очень привлекательную девушку, на которую не жаль потратить гораздо больше, чем субботний вечер.
  
  Он предложил покататься на теплоходе по Москве реке. Я призналась, что оделась слишком легко, на что он подозвал официанта и, без лишних вопросов, просто купил плед, в который я куталась, а затем вызвал такси... мамочки, какое это было такси - настоящий лимузин с шофером в белых перчатках и шампанским в серебряном ведерке со льдом.
  
  А потом мы любовались огнями ночной Москвы с борта прогулочного теплохода, а под утро я ужасно глупо уснула, убаюканная тихой качкой мелких речных волн и мягким теплом пледа.
  
  Я проснулась в крайнем смущении, поняв, моя голова лежала на колене у Алекса. Он не спал, а любовался мной, улыбаясь и о чем-то мечтая. Странно, но он не пытался ко мне приставать, даже целоваться не лез. Он галантно помог мне встать, и мы ушли любоваться рассветом наступающего дня. Воскресенье мы тоже провели вдвоем, а когда пришло время расставаться, я набралась храбрости, чмокнула его в щечку и тут же убежала, сама испугавшись своей дерзости.
  
  Конечно же, я сразу влюбилась по самые ушки. Ну а вы разве не влюбились бы? Интригующий красавец со странностями, не хам и не кобель, при деньгах и очень романтичный. Разве не сказочный принц для Золушки?
  
  Алекс закрутил меня в таком волшебном хороводе, что разум мой совершенно отключился от реальности. Что видела я, провинциальная девочка, приехавшая в нерезиновую, чтобы получить образование? Университет, общагу, магазины, да еще Красную Площадь - обязательную программу любого приезжего. Он же водил меня в театры на самые интересные и модные спектакли, на выставки, в музеи. Знакомил меня с известными людьми. У него было так много знакомых среди московской богемной тусовки, что я поняла - не напрасно я заподозрила в нем художника. Он и есть художник, и, наверное, известный, раз к нему все относятся с таким уважением и теплотой.
  
  Это была самая красивая осень моей жизни. Я чуть не вылетела из универа, потому что не в силах была думать об учебе. Всем моим существом всецело владела любовь. Если бы Алекс не предложил помощь и не сидел бы со мной, как репетитор над моими учебниками, я бы точно осталась без высшего образования. Удивительно, но с ним было не скучно даже учиться. Он знал столько интересного по всем нашим предметам!
  
  Время шло, Алекс по-прежнему галантно ухаживал за мной, но, как ни странно, не пытался даже поцеловать. Поначалу меня это очень устраивало, потому что после той отвратительной ночи, когда меня сделали женщиной, мне и думать не хотелось о сексе. Но я была так влюблена в него, что меня влекло к нему с каждой минутой все сильнее. На какие женские хитрости я ни шла - все было напрасно. И вот однажды, когда мы сидели на диване его роскошной квартиры, я набралась смелости и сама поцеловала его.
  
  Его губы открылись навстречу моему настойчивому поцелую. Они пахли дорогим табаком и еще чем-то сладким и терпким, сам этот запах кружил мне голову. Сначала он ответил на поцелуй как-то робко и нерешительно, но потом впился в мой рот и жадно пил страсть, так долго сдерживаемую. Мои руки гладили его затылок, шею, слегка покалывающие щетиной щеки, но когда я сделала попытку прижаться к нему всем телом, он вдруг резко отстранился, откинул меня на диван и вскочил на ноги. Я не видела его лица, потому что он стоял ко мне спиной. Мне видны были только напряженные плечи и сжимавшиеся и разжимавшиеся кулаки.
  
  Когда, наконец, Алекс смог взять себя в руки, он проговорил изменившимся голосом, не оборачиваясь ко мне:
  
  - Рита, давай договоримся с тобой раз и навсегда: никогда так больше не делай.
  
  - Но почему?! - воскликнула я, давясь рыданиями.
  
  Он обернулся ко мне. Его васильковые глаза сияли еще ярче от стоящих в них слез.
  
  - Давай останемся друзьями. Пойми, я очень тебя хочу, но это невозможно. Никогда мы не сможем быть любовниками. И не пытайся узнать причину. Я хотел бы остаться в твоей жизни хотя бы на правах друга, если же ты узнаешь мою тайну, между нами все будет кончено, потому что ты никогда не захочешь меня больше видеть.
  
  - Но почему, Алекс?! Я люблю тебя! Я клянусь тебе, какой бы ни была твоя тайна, я всегда буду тебя любить и не оттолкну тебя!
  
  Несколько долгих минут он смотрел мне в глаза, и я видела, какая тяжелая борьба происходит в его душе, но потом взгляд его стал твердым и холодным, я заранее поняла, что он мне скажет:
  
  - Девочка моя, ты просто не знаешь, о чем просишь, - голос его был глух от невыплаканных слез, - пожалуйста, не будем больше говорить об этом. Для меня этот разговор невыносим.
  
  Глава 2
  
  Я не сдалась. Я сходила с ума по Алексу и атаковала его целый год, устраивала ему истерики и провоцировала его. Я пускалась на все хитрости. Однажды даже пришла к нему на свидание в одном пальто, под которым ничего, кроме чулочек, не было, и распахнула полы прямо перед его носом. Он боролся со своим чувством, успокаивал мои истерики и продолжал верно и преданно меня любить, красиво ухаживать и всегда быть рядом, если мне нужна была помощь, поддержка или утешение.
  
  Потом, поняв, что Алекса мне не соблазнить, я от досады на себя пустилась в безобразный загул. Начались сплошные студенческие попойки и вечеринки. Я потеряла счет своим случайным связям, но никак не могла остановиться.
  
  После этого я начала избегать Алекса. Мне было стыдно за свое поведение, но чем больше я думала о нем, тем больше мне хотелось мстить ему, за то, что он меня не захотел, отдаваясь кому попало.
  
  Однажды на какой-то тусовке я встретила Валерку. Он без долгих предисловий затащил меня в койку. С ним было хорошо и просто. Он казался мне опытным, терпеливым и пылким. Я постигала науку любви, с удивлением открывая для себя этот совершенно новый и незнакомый мне мир. Мы не вылезали из постели целых три дня.
  
  Валера не умел красиво ухаживать, но он был тем человеком, с которым можно было просто дурачиться, тусоваться в нашей компании и трахаться. Мы были похожи на двух кроликов и трахались повсюду, где только можно. Часто нам было даже наплевать на случайных свидетелей.
  
  И вот однажды я поняла, что беременна. Я так перепугалась! Сначала была задержка, потом тесты - один за другим они показывали две полоски. Я рыдала и ненавидела себя за неосторожность. Но время шло. Надо было обо всем рассказать Валерке.
  
  Ничего не подозревая, он позвал меня на квартиру к каким-то его друзьям, пока никого не было дома. И вот, после очередного бурного секса, мы лежали на раздолбанном диване, воняющим старостью и лекарствами, и курили, глядя в потолок. Тогда я и выпалила:
  
  - Валер, я беременна.
  
  Он вскочил. Его глаза метали молнии ярости.
  
  - Дура! Шлюха! Не смей мне говорить о своей беременности! Еще неизвестно, от кого она! Сама знаешь, что с этим делать, не мне тебя учить. А теперь одевайся и уматывай отсюда, пока я не выкинул тебя пинками!
  
  Я скакала через две ступени пропахшей котами хрущевки так, будто слова Валеры неслись за мной по пятам, как злобные псы. Лицо заливали слезы. Я и не знала, что слезы могут так обильно течь. Выскочив из подъезда, я бежала дальше, куда глаза глядят. В конце концов, я плюхнулась на ледяную скамейку какой-то заброшенной детской площадки и попыталась закурить. Пальцы дрожали, а сигарета моментально промокла от слез. Я яростно скомкала ее и выкинула. Вытерла лицо рукавом, не обращая внимание на то, что на модном бежевом кашемире остаются следы косметики. Немного успокоившись, я достала другую сигарету и, наконец, смогла закурить.
  
  И вот тогда мне в голову пришла замечательная мысль. Я достала мобильник и позвонила Алексу. Он будто ждал моего звонка. Сначала обрадовался, но, услышав мой голос, стал очень серьезен и, не спрашивая, что случилось, узнал только, где я нахожусь. Я попыталась оглядеться, с большим трудом нашла обшарпанную табличку с названием улицы и номером дома. Мой друг попросил меня оставаться на месте. Менее, чем через полчаса, он прикатил за мной на своей шикарной Мазде.
  
  Мы сидели в его машине. Он подал мне платок и фляжку с коньяком. Когда потоки слез немного поутихли, я вытерла лицо и глотнула обжигающей согревающей ароматной влаги. Только после этого я смогла ему все рассказать. Он слушал молча, лишь изредка задавая наводящие вопросы и поглаживая меня по руке. Несколько минут он курил, глядя куда-то вдаль, отвернувшись от меня, затем, спохватившись, предложил закурить и мне. Наконец, он сказал:
  
  - Значит так. В общагу ты больше не вернешься. Нечего там делать будущей маме.
  
  - Алекс, ты не понимаешь, я не буду оставлять этого ребенка! Я не смогу выжить в Москве одна с малышом! А что я скажу родителям?!
  
  - Ты оскорбляешь меня. Разве я тебе не друг? Я не позволю тебе бедствовать. Поверь мне, дорогая, все будет хорошо, - он ободряюще улыбнулся, и от этой улыбки мне стало тепло и спокойно.
  
  Он взял в руки платок и начал бережно вытирать мое лицо, а я опять расплакалась, как ребенок от его заботы и нежности.
  
  Как мы доехали до общежития, я не помню. Кажется, по пути он кому-то звонил. Я пила коньяк из приятной на ощупь фляжки, а в голове было совсем пусто. Он сам поднялся за моими вещами, а когда спустился, я была уже в какашку пьяная.
  
  Утром я проснулась в незнакомой мне квартире. После долгого слякотного февральского ненастья, вдруг выглянуло первое весеннее теплое солнце. В большой двуспальной кровати я спала одна. На мне была моя любимая пижама, но я совершенно не помню, как переодевалась. Все тело ломило, но в голове было странно легко и пусто. Я поднялась и пошла осматривать квартиру.
  
  В большой, со вкусом обставленной гостиной на диване спал прямо в одежде Алекс, укрывшись пледом. Это был тот самый плед, который он купил мне в первый день нашего знакомства. Мне очень хотелось поцеловать его, но я подумала, что будет неблагодарно с моей стороны опять начать к нему приставать после того, что он для меня сделал.
  
  В прихожей стояли мои пакеты и чемоданы - не распакованные.
  
  На кухне в хрустальной вазе благоухал огромный букет роз. В холодильнике лежали продукты в ашановских пакетах. Мне вдруг страшно захотелось есть, а еще разбирало любопытство. Я потянула на себя один из пакетов, но он оказался неожиданно тяжелым, и я с грохотом уронила его на пол.
  
  В дверях появился заспанный Алекс.
  
  - Доброе утро, - смущенно улыбнулась ему я.
  
  - Доброе утро, - просиял он, - как самочувствие?
  
  - Бывало и хуже. Только вот кушать очень хочется.
  
  - Садись за стол. Я сейчас все приготовлю.
  
  Пока он варил мне кофе, жарил омлет и тосты, я задала ему животрепещущий вопрос:
  
  - Что это за квартира?
  
  - Она твоя.
  
  - Как это?
  
  - Не подумай, пожалуйста, что я миллионер, или что я подарил тебе свое жилье. Я просто ее для тебя снял. Живи, учись, наслаждайся жизнью и готовься стать мамой. Ни о чем не беспокойся - тебе вредно волноваться. И еще. У меня к тебе серьезный разговор.
  
  - Внимательно тебя слушаю, - с волнением отозвалась я.
  
  - Когда ты была последний раз у гинеколога?
  
  - Никогда. Я же только недавно потеряла невинность. Еще не успела обзавестись женскими проблемами.
  
  - Как ты узнала, что беременна?
  
  - Мама приучила меня следить за циклом еще с подросткового возраста. Когда случилась задержка, я просто купила тест. Одного теста мне показалось мало, и я купила их штук 7 разных. Все они показали две полоски.
  
  - Что за парень этот твой Валера?
  
  - Обычный студент.
  
  - Откуда он?
  
  - Москвич.
  
  - Телефон мне его дай.
  
  Его голос был непреклонно властный и отдавал ледяной сталью клинка, поэтому спорить с ним мне не захотелось, и я покорно продиктовала Валерин номер, чувствуя себя Иудой.
  
  - Рита, ты должна бросить курить и, надеюсь, ты понимаешь, что алкоголя тебе нельзя больше ни капли.
  
  - Понимаю, не маленькая. Я пила вчера потому, что хотела сделать аборт.
  
  Он подошел ко мне и присел на корточки так, что его умные добрые глаза оказались напротив моих глаз. Его мягкая теплая ладонь накрыла мою руку, судорожно комкающую пижаму на коленях.
  
  - И никаких абортов, обещай мне.
  
  Я кивнула, а из глаз опять побежали непрошенные слезы. Он подал мне открытую упаковку салфеток и вернулся к приготовлению завтрака. Несколько минут мы молчали, потому что шумела соковыжималка - он готовил мне сок.
  
  Накормив меня завтраком, мой друг извинился и уехал по своим загадочным делам.
  
  Последующие несколько дней я обживала свою новую квартиру, бегала по магазинам на оставленные Алексом деньги, ходила по врачам. Алекс купил мне страховку беременной в хорошей клинике. Посещение ее мне доставило истинное удовольствие. Столько тепла и душевного отношения я не видела еще никогда. Узнав, что я не замужем, мне порекомендовали обратиться к психологу. Там я оставила все свои слезы и вышла, окрыленная мечтой о будущем малыше.
  
  Если бы ни мучавший меня токсикоз, я была бы совершенно счастлива. Наступила весна. Мне казалось, что весь мир осветил добрый солнечный свет. Я видела на улице множество беременных и прикидывала, как буду сама выглядеть с кругленьким животиком. Я смотрела на маленьких детишек и не могла сдержать слез умиления. Я вообще стала очень слезлива и сентиментальна. Наверное, так на меня действовала беременность.
  
  Я немного отстала от учебы и теперь, когда не было больше вокруг суеты студенческой общаги, я старательно наверстывала упущенное, готовясь к сессии.
  
  Однажды ко мне в квартиру пришел особенный гость. Я ждала Алекса, который почти каждый вечер заглядывал ко мне на ужин. В этот день он извинился и сказал, что не сможет прийти, но услышав звонок, я подумала, что это он - все же смог вырваться.
  
  Однако за дверью стоял Валерка с огромным букетом цветов. Принимая у него цветы, я отвернулась, чтобы скрыть усмешку, заметив у него под глазом тщательно замазанный фингал.
  
  Валера долго мямлил, извиняясь, а потом неумело и смешно бухнулся передо мной на колени и открыл бархатный футлярчик, сказав:
  
  - В общем... прости меня и... будь моей женой...
  
  Я не ожидала такого, но была рада, так как участь матери одиночки мне не очень нравилась, даже при наличии Алекса рядом.
  
  Мы остались жить в моей съемной квартире. Через несколько дней Валера вернулся с фингалом под вторым глазом и смущенно предложил мне поехать в гости к его родителям.
  
  Если про первый фингал Валера молчал, как партизан, то второй объяснил разговором с отцом. Отец вовсе не был счастлив, узнав, что сын собирается жениться на какой-то провинциалке, которую нечаянно обрюхатил. Видимо, в ходе нешуточной дискуссии, мой жених попал под горячую батину руку, но так и не сдался, твердо решив жениться.
  
  Я не знала, откуда взялась его решимость, но, как любая женщина, скоро объяснила ее его любовью, а ту нашу ужасную ссору шоком от неожиданного известия.
  
  Так или иначе, но мне предстоял не очень приятный визит к его родне. Причем, мой обожаемый Алекс не мог быть со мной рядом в тяжелую минуту.
  
  В панике, не зная, что делать, я позвонила Алексу.
  
  - Что мне делать? Я им определенно не понравлюсь. Я беременная иногородняя студентка. У меня нет ни копейки за душой. Только пожилые родители в далеком сибирском городе, которые с большим трудом высылают мне деньги на обучение.
  
  - Ты позволишь мне быть... посаженным отцом? Так это, кажется, называется. В общем, заменить тебе родителей в готовящейся свадьбе.
  
  - А как же мои настоящие родители?
  
  - Не волнуйся, мы вышлем им приглашения и даже билеты, но с таким расчетом, чтобы они прибыли в последний момент перед самой свадьбой. Сейчас тебе надо понравиться родителям твоего будущего мужа.
  
  - Как же мне это сделать, если они меня заранее ненавидят?
  
  - Знаешь анекдот про то, как вернувшись из армии, сын привез невесту чукчу?
  
  - Нет, не знаю.
  
  - Вернулся сын из армии. А служил он где-то на Крайнем Севере. Привез с собой невесту чукчу. Мать смотрит на нее и плачет: страшная, плоскомордая, узкоглазая... Спрашивает сына: 'Как же ты можешь жениться на такой уродине?', а он и отвечает: 'Да вот как-то уже привык к ней, мама. К тому же у нее отец - знатный оленевод. Дал за ней в приданое стадо оленей, которое я продал и привез 100 тысяч долларов, да еще в придачу золотой прииск.' Мать ходила, ходила, присматривалась к будущей невестке, подходит к сыну и говорит: 'А знаешь, сынок, она, вроде, ничего, на японочку похожа'.
  
  - И что ты имеешь в виду?
  
  - А мы сделаем так, что его родители просто влюбятся в тебя! Мы дадим тебе приданое, достойное лучшей московской невесты.
  
  - Алекс, что ты задумал?
  
  - Дорогая моя Рита, пожалуйста, позволь мне о тебе позаботиться. И пусть это будет... компенсацией за то, что я не могу на тебе жениться, - сказал он, нежно целуя мою руку.
  
  - Излагай свой план.
  
  - Во-первых, как тебе живется в этой квартире?
  
  - Спасибо, хорошо, а что?
  
  - Ну вот документы, - он зашуршал бумагами в неизменном своем кожаном портфеле, который постоянно носил с собой, - подпиши вот тут и тут - я поставил для тебя галочки. Эта квартира теперь твоя.
  
  Я машинально подписывала бумаги, не веря своим глазам. Это бы какой-то невероятный сон. Вот так просто я стала хозяйкой этой огромной квартиры из трех комнат и кухни размером со всю нашу родительскую хрущовку. Квартира эта находилась в новом доме, недалеко от центра города.
  
  - Алекс, но откуда у тебя столько денег?
  
  - Я похож на бедняка?
  
  - Нет, но и, прости, на чокнутого миллионера тоже не похож.
  
  - Девочка моя, женщине не пристало знать, откуда берутся деньги. Тебе будет достаточно, если я торжественно поклянусь, что они достались мне законным путем?
  
  - Вполне.
  
  - Теперь вот еще что. Как твои дела с античной историей?
  
  - Спасибо, благодаря твоей помощи, хорошо.
  
  - Вот и отлично. Завтра мы переведем тебя на заочное обучение на время твоей беременности и последующего материнства. Я устрою тебя на работу в один из самых старых и уважаемых московских музеев. Его директор - давний друг моего папы. Кроме зарплаты там существуют бонусы за научную работу и совместную деятельность с учеными других государств. Посидишь дома, попереводишь деловую переписку, заодно потренируешься в языках. Ты у нас какими владеешь? Английский, французский...
  
  - И испанский. Спасибо, Алекс!
  
  Я не знала, как его благодарить. Не верилось, что в один день моя жизнь так изменится.
  
  - Но это еще не все. Тебе надо пустить пыль в глаза этим снобом. А то они еще не довольны. Сейчас мы поедем с тобой по самым дорогим и модным бутикам, чтобы подобрать одежду. Встречают по одежке...
  
  И он заговорщицки подмигнул мне васильковым глазом.
  
  Нечего и говорить, что знакомство состоялось совсем не так, как предполагали родители Валеры. Они ожидали увидеть заплаканную замухрышку, а встретили высокомерную шикарную красавицу, которая смерила презрительным взглядом их пусть и престижную, но не новую квартиру на Кутузовском проспекте.
  
  Небрежным жестом я сняла перчатки, за которые накануне было уплачено 600 евро, и бросила их на полочку у двери. На моем пальце сияло кольцо, которое подарил мне Валера, а рядом красовалось золотое кольцо, на котором бриллиантами был выведен заветный логотип Картье. На запястье красовался браслет того же бренда, на шее и в ушах - украшения все из того же гарнитура. Маникюр сверкал свежим лаком и кристаллами Сваровски, прическа была уложена локон к локону, а я благоухала умопомрачительно дорогим парфюмом. На мне был костюм от Армани, а туфельки и сумочку мне выбрал Алекс от Джанмарко Лоренци.
  
  Я вручила родителям Валеры неприлично дорогую огромную коробку конфет ил бутика 'Шоколад', бутылку настоящей Мадам Клико и фантазийный заказной торт в золоченой коробке.
  
  Было забавно наблюдать за гаммой эмоций, которые сменялись на лицах этих московских снобов, привыкших на всех посматривать свысока. Как мать семейства не решилась подать мне заготовленные заранее тапочки, и я прошла по их дубовому паркету, нарочно цокая шпильками. Как отец онемело уставился на бриллиантовое кольцо помолвки, которое выглядело на моем пальце дешевой и грубой бижутерией. Как Валера стоял, выпучив на меня глаза и отвесив челюсть, пока мать, проходя мимо, не захлопнула его рот.
  
  Под конец званого ужина мои будущие свекор и свекровь уже заискивающе лебезили передо мной, как и предполагал Алекс.
  
  Глава 3.
  
  Все хлопоты по организации свадьбы взял на себя Алекс. Я плохо переносила беременность и с трудом двигалась. В желудке моем ничего не задерживалось, а кожа приобрела цвет несвежего капустного листа. Я едва могла вынести дорогу до ателье и обратно, чтобы пережить очередную примерку платья. Сама мысль о том, чтобы веселиться на свадебном банкете казалась мне невыносимой. Из-за моего плохого самочувствия, а также из-за нелетной погоды, мешавшей родителям прилететь на мою свадьбу, первоначальную дату пришлось перенести. Я и не знала, что такое возможно, но Алекс кому-то позвонил, а потом съездил в дворец бракосочетаний и вопрос был решен.
  
  Ближе к свадьбе мой токсикоз начал понемногу проходить. То ли подействовали импортные витамины, которые где-то раздобыл мне мой заботливый друг, то ли просто вышел срок моим мучениям, но мне с каждым днем становилось все легче.
  
  Наконец, наступил долгожданный торжественный день. Он выдался на удивление солнечным и погожим. Как будто специально, на смену бесконечным промозглым московским дождям, лившим весь конец мая, вдруг сразу настало лето.
  
  Когда меня, наконец, одели, сделали макияж, прическу, маникюр, я посмотрела на себя в зеркало. Такой красивой я никогда себя не видела! Кто эта сероглазая красавица, такая задумчивая и бледная сказочная принцесса в зеркале? Неужели это я? Не верю! Это сон. Как страшно, что сейчас я проснусь...
  
  Приехал свадебный кортеж, я вышла навстречу гостям под восторженные аплодисменты. А вот и мои родители, которые успели в самый последний момент. Мы даже не смогли до свадьбы перемолвиться словечком.
  
  Мама плакала, не стесняясь слез, у отца глаза тоже влажно блестели, но он крепился. На их лицах читался такой восторг, что я поняла - я просто обязана быть счастливой. Ради них. Ведь сегодня сбывается их мечта. Это они, вопреки всем насмешкам, растили меня на жалкие гроши, которые зарабатывали. Моя мама - учительница иностранных языков. Она подготовила меня так хорошо, что я с первого раза поступила в МГУ сначала на филфак, потом перевелась на факультет искусств. Папа всю жизнь проработал научным сотрудником в нашем городском краеведческом музее. Они мечтали, чтобы я выбилась 'в люди' и вот я стою перед ними - живое воплощение принцессы из сказки. Вся в белом и с букетом белых роз. У меня тоже слезы подступили к глазам, и я с большим трудом сдержалась, чтобы не потекла тщательно наложенная косметика.
  
  А потом все помчалось, закружилось, своим свадебным чередом. Если не выдумывать специальных сценариев, то, в общем, все свадьбы проходят одинаково. Кортеж, едущий по Москве под гудки машин, дворец бракосочетаний, торжественная регистрация. С моей стороны свидетелем был Алекс, со стороны жениха - подруга детства Лариса (как я потом узнала - тайная Валерина любовница на протяжении многих лет). Потом был несущий меня по лестнице на руках Валерка. Пир горой в престижном ресторане, бесконечная вереница поздравляющих и мои губы, распухшие, саднящие от поцелуев.
  
  Помню своего пьяненького папу, который подошел с бокалом вина поздравить меня, отвел в сторонку и недоуменно спросил:
  
  - Рита, что ты нашла в этом твоем Валере? Ну разве это мужик?
  
  Я посмотрела в сторону жениха, который, размахивая бокалом, фальшиво распевал пьяным голосом какую-то популярную песенку.
  
  - Нет, доченька. Не такого тебе мужа надо! Вот Алекс - это настоящий мужчина. Ну почему ты не вышла за него?
  
  - Папа, Алекс - очень хороший, но он мой друг.
  
  - Девочка, дружбы между мужчинами и женщинами не бывает.
  
  - Тем не менее, я не могу выйти за Алекса, - вздохнула я.
  
  Алекс, такой элегантный в своем костюме, о чем-то беседовал с моей свекровью, учтиво кивая ее словам.
  
  - Ну ладно, надеюсь, твой Валерка тоже остепенится, - подозрительно посмотрев в сторону пьяного новобрачного и грустно покачав головой, резюмировал папа.
  
  А потом была дорога домой и долгожданное облегчение - снять платье, тяжелую фату, выковырять из волос кучу шпилек и заколок, встать под душ... какое наслаждение! Рухнув на постель рядом с храпящим молодым мужем, я провалилась в обморочный сон, даже не размотав с мокрых волос полотенце.
  
  Дальше было все, как в продолжении сказки. Токсикоз совсем прошел. Часто я забывала, что беременна. Мои родители переехали в Москву, продав нашу сибирскую квартиру. Конечно, сумма получилась жалкая, но Алекс так устроил, что им дали ипотеку с хорошими условиями и мои папа с мамой купили себе небольшую уютную квартирку в спальном районе Москвы.
  
  Мама устроилась, опять-таки, при помощи неиссякаемых связей Алекса, в престижную московскую гимназию. Ее взяли с радостью, так как она владела не только английским и французским, но и испанским. Это в нашем городишке испанский был никому не нужен, а в Москве оказалось, что мамины знания стоят немалых денег. По вечерам она подрабатывала переводами и репетиторством, стараясь побыстрее выплатить ипотеку.
  
  Папа наконец-то был занят настоящей научной работой. Историк по образованию и по призванию, он никогда не занимался настоящей историей. Дома он всю жизнь каталогизировал экспонаты нашего краеведческого музея. Сейчас я официально оформила его своим научным консультантом. Он с упоением рылся в архивах в поисках нужной мне информации. Папа даже помолодел от счастья.
  
  Я ждала ребенка и готовилась к своей дипломной работе. Алекс посоветовал мне заранее наработать материалы. Тему тоже выбрали заранее. Как-то ему удалось уговорить мою руководительницу, чтобы она назначила мне тему раньше, чем другим.
  
  В целом, Валера вел себя хорошо. Правда, я стала замечать, что он подолгу задерживается, приходя домой поздно ночью. Отговаривался то поездкой к родителям, то индивидуальными занятиями по профильному предмету. Еще я заметила, что Валера очень сильно ревнует к Алексу.
  
  Периодически мы ссорились с мужем. Я плакалась на наши ссоры Алексу. Каждый раз после этого у мужа появлялись какие-то дорогие безделушки, и он приползал на коленях, вымаливая у меня прощение. Конечно, я догадывалась, откуда у него все эти вещи, но предпочитала не замечать. Меня всецело поглощала моя учеба, работа и счастливые мечты о моем ребенке.
  
  Я была на восьмом месяце беременности, когда однажды муж заявился домой пьяный в дым. Он притащил початую бутылку виски и то и дело прикладывался к горлышку. Я попыталась отобрать у него спиртное и уложить в постель, но он не давался. Начал бузить:
  
  - Жена! Выпей со мной! Мне хочется выпить со своей родной же(ик)ной!
  
  - Перестань. Я же беременная. Мне нельзя спиртного.
  
  - Ну чуточку, совсем капельку ведь можно? С мужем, ы?
  
  - Нет, я обещала Алексу, что не буду пить совсем ни капли, пока не закончу кормить ребенка.
  
  - Алекс... Алекс, Алекс! Это серьезно, да. Постоянно этот Алекс во все лезет. Ты моя жена, а не его! Я говорю - пей! Ничего не будет ни тебе, ни ребенку.
  
  Вдруг его лицо исказила гримаса злобы. Он запрокинул мне голову и стал заливать виски в рот силой. Я ожесточенно отбивалась, отталкивая его руку, потом додумалась набрать в рот обжигающую влагу и плюнуть ею в глаза мужу.
  
  Он ошалело оттолкнул меня от себя, завизжал, закрыв ладонями глаза и начал осыпать меня отборной бранью и тумаками. Я не удержалась на ногах и рухнула на спину, больно приложившись сначала об угол табурета, а потом об пол затылком. На какое-то время я отключилась, а когда пришла в себя, муж уже вовсю пыхтел на мне, дорвавшись внезапно до запретного в последние месяцы секса.
  
  - Пусти, дурак, мне же нельзя! Совсем от пьянки разум потерял?!
  
  Ему мешал мой живот, и он тяжко навалился на меня своей тяжелой тушей.
  
  - Да слезь с меня, скотина, мне больно! - заорала я, сталкивая его.
  
  Поясницу вдруг обожгло внезапной болью. Я закричала. В низу живота было мокро. Я потрогала там и поднесла руки к лицу, увидев, что они красные от крови.
  
  Валера перепугано заорал и бросился вон из квартиры. Я корчилась на полу от жестокой боли. Хорошо, что этот пьяный скот додумался позвонить Алексу. Мой друг примчался еще до прибытия скорой.
  
  - Как ты, малышка? Только не вздумай вставать. Сейчас все пройдет. Все будет хорошо. Боже, что он сделал с тобой?! - потрясенно прошептал бледными губами друг, уставившись на мою разодранную, перепачканную кровью одежду.
  
  Он принес полотенце и бережно отер мне лицо. Оказывается, меня вырвало. Не помню, когда это случилось. Приехала скорая. Врач строго глянул на меня и спросил:
  
  - Женщина, Вы пили?
  
  - Нет, это муж пытался влить в меня спиртное.
  
  Врач посмотрел куда-то на мою макушку и сказал мрачно:
  
  - Понятно.
  
  Я машинально потянулась к волосам. Они были липкими и мокрыми. Я посмотрела на свою руку и тоже увидела кровь.
  
  - Какой у вас срок?
  
  - 33 неделя.
  
  - Черт, как плохо то...
  
  - Доктор, что не так? - заволновался бледный Алекс.
  
  - А вы, простите, кто? Муж?
  
  - Я ее друг. Это я вас вызывал.
  
  - Извините, но друзьям лучше остаться за дверью.
  
  Алекс сунул в карман врача что-то в бумажном конвертике и тихонько зашептал на ухо, после чего доктор сменил гнев на милость и уже совершенно другим тоном обратился ко мне:
  
  - Ну вот что, лапушка. Сейчас поедем в больничку. Полежим, понаблюдаемся. Дать обезболивающее я Вам не могу, пока не осмотрю Вашу рану на голове. Я сейчас сделаю укол но-шпы и магнезии. Это немного больно. Потерпите, пожалуйста.
  
  - Доктор, а как мой ребенок?
  
  - Да Вы что, мамочка, сами не чувствуете? Вон он - ворочается. Это видно невооруженным взглядом. Жив-здоров Ваш ребеночек. Сейчас в машине я прикреплю Вам датчики - послушаем сердцебиение. Успокойтесь, пожалуйста, сейчас будет уже не так больно. На носилки мы положим Вас сами. Пожалуйста, постарайтесь меньше шевелиться и, желательно, не напрягайте живот.
  
  В машине скорой мне сделалось хуже.
  
  - Едем в роддом. 27 - это хороший роддом, не беспокойтесь. У вас страховочка беременной с собой? Вот и замечательно. Там лучшие врачи Москвы работают.
  
  Боль была невыносимой. Меня будто раздирали изнутри. Я орала от боли, а доктор орал на меня, чтобы я перестала тужиться. Я не понимала, что он от меня хочет. Белый, как мел Алекс, с выцветшими глазами, мужественно держал меня за руку, пытаясь успокоить, и шептал что-то пересохшими бледными губами. Я не понимала, что он говорит, но от того, что он рядом, мне становилось легче.
  
  У меня начались роды, которые продлились целых 10 часов. Под конец, я уже не помнила, зачем все это. Мне хотелось единственного - чтобы прекратилась боль. И вот, обессилевшая, потерявшая голос, ослепшая от боли и усталости, я вытолкнула из себя что-то. Врач поднес мне странный, неприятно шевелящийся комок, облепленный белесой слизью.
  
  - Ну вот, мамочка, - это Ваш сыночек, - произнес он.
  
  Я, не понимая, что он мне протягивает и зачем мне это, с омерзением оттолкнула его от себя. И вдруг маленькое существо, которое было на руках врача, обиженно заплакало, будто поняло, что мама отвергает его. А я разрыдалась, протягивая к нему руки, обнимая крохотное скользкое тельце. Врачи что-то еще делали со мной, но мне было уже все равно. Он был у меня на руках - мой ребеночек.
  
  Порадоваться долго мне не дали. Новорожденного увезли, положив в специальную кювету, а меня повезли зашивать - разрывы в промежности и рану на затылке.
  
  Когда я очнулась, увидела рядом с собой Алекса. Он улыбнулся мне и сказал, что теперь все позади. Ребенок жив, я тоже жива. Я машинально потянулась рукой поправить волосы и рука моя прикоснулась к голой коже головы. Я потрогала свою голову и нащупала заклеенную лейкопластырем рану.
  
  - Алекс, будь другом, дай мне, пожалуйста, зеркало.
  
  - Зачем? Тебе не надо сейчас...
  
  - Алекс, дай мне зеркало. И не надо говорить, что его у тебя нет. Я знаю, оно всегда у тебя с собой.
  
  Он с сочувствующим видом протянул зеркало. Увидев себя, я ужаснулась. Белки глаз были красные от полопавшихся капилляров, а веки черными, будто мне подбили оба глаза. Голова была начисто лишена волос, залеплена в нескольких местах пластырем и перепачканная зеленкой. Губы запеклись в кровавой корке. Потрясенно я смотрела в зеркало, не веря своим глазам.
  
  Алекс мягко забрал у меня поблескивающий кругляш зеркальца.
  
  - Рита, только не плачь, пожалуйста, ранки затянутся, и волосы снова отрастут. Будут еще гуще и длиннее прежнего. Главное - ты жива.
  
  - А что, были варианты?
  
  Алекс поспешно отвернулся, но я успела заметить в его глазах смертельный испуг. Я сжала его руку, но получилось так слабо.
  
  - Все хорошо, - сказал он. В его глазах стояли слезы.
  
  Тогда я еще не знала, что в это время врачи боролись за жизнь моего ребенка. Долгих 2 недели мне не показывали его. Я металась по своей комфортабельной палате. Приходил Валерка. Приволок цветы и фрукты, молил о прощении с видом побитой собаки. Мне было не до мужа. Я не знала, что там, где мой малыш? Я ничего не могла для него сделать.
  
  Через две недели я увидела сыночка. В его головке был катетер от капельницы. Оказывается, малышам ставят капельницу в вену на головке. Еще через неделю нас выписали из больницы.
  
  Конечно, от волнений и тяжелых родов у меня пропало молоко. Я кормила его искусственным заменителем, терзаясь угрызениями совести. Увы, моя грудь была совершенно суха.
  
  Когда нас выписывали, Валера опять нажрался, хотя и обещал мне больше никогда не пить. Мне было уже совершенно все равно, что творит мой муж. Он стал мне таким чужим человеком, что кроме отвращения, я ничего к нему больше не испытывала.
  
  Приехавшие на рождение ребенка гости нас завалили цветами, подарками, открытками. Было так много гостей, а мне хотелось отдохнуть, побыть одной.
  
  Я стояла на кухне у окна рядом с Алексом и смотрела на предзимнюю хмурую Москву с высоты 19-го этажа. Мне было хорошо, потому что я думала, что все самое страшное позади. Алекс был совсем рядом, я чувствовала исходящее от него тепло. Он стоял спиной к окну, опершись ладонями о подоконник, и курил.
  
  Я вынула сигарету из его губ и затянулась. Сигарета хранила терпко-сладкий аромат Алекса. Рука друга взметнулась было отнять сигарету, но тут же бессильно опустилась. Видимо, он вспомнил, что у меня все равно нет молока.
  
  - Как ты назовешь его?
  
  - А разве могут быть варианты? Я назову его Александр, в честь тебя.
  
  - Не надо... имена, которые носят мальчики и девочки не приносят счастья...
  
  - Я уже назвала его. А менять имя - дурная примета, ты же знаешь.
  
  - Хорошо. Пусть будет Сашка.
  
  Я не смотрела на него, но знала, что он улыбается. Его рука легко коснулась моей щеки. Я обернулась и оказалась очень близко от его лица. Наши губы слились в поцелуе, который был так сладок и длился, как мне казалось, вечно. Я сделала машинальное движение, чтобы обнять его, но он тут же резко отстранился. Я вспомнила его странную непереносимость объятий и извинилась.
  
  - Прости, я забыла. Этого так давно не было между нами...
  
  - Да, 13 месяцев...
  
  - Неужели? Ты считаешь время?
  
  - Сказать тебе с точностью до дня?
  
  Я боялась посмотреть в его лицо, слыша, какая боль прозвучала в голосе Алекса.
  
  Я нежно коснулась губами его губ, надеясь на продолжение поцелуя, но тут мы услышали чьи-то приближающиеся шаги и отстранились. Я смотрела в окно. Там унылый сумеречный пейзаж сменился карнавальными огнями вечно не спящего города. Я попыталась затянуться сигаретой, но она уже погасла. Алекс протянул мне портсигар и щелкнул зажигалкой, когда я вытащила сигарету. Мне не хотелось оборачиваться. Гость, кем бы он ни был, постоял в дверях кухни и ушел. Мы снова остались одни, но теперь кроме печали нас больше ничего не объединяло.
  
  Глава 4
  
  После рождения Сашки моя жизнь превратилась в сущий ад. Те из вас, у кого рождались нездоровые дети, знают, что такое ребенок, у которого постоянно что-то болит. Он отказывается есть, отказывается спать, заливаясь злым плачем, очевидно, считая маму всесильной волшебницей, способной прекратить боль. У Сашеньки было повышено внутричерепное давление, отчего его мучили кошмарные головные боли. У него были какие-то проблемы с желудочно-кишечным трактом из-за того, что он родился раньше времени. Я не отчаивалась только потому, что мне сказали врачи, что все это временные трудности и что сыночек вырастет здоровеньким.
  
  Несмотря на то, что я кормила сына искусственной смесью, я не знала ни сна, ни отдыха. Чего я только не перепробовала, чтобы облегчить его головные боли: и дорогие лекарства, и детские чаи, и проветривание, и даже специальную ароматическую лампу для насыщения воздуха детской комнаты целебными эфирными маслами. Все это помогало, но ненадолго.
  
  Я ничего не успевала, постоянно занятая ребенком. Что уж говорить об учебе и работе - я не могла даже вовремя поесть. Муж закатывал мне скандалы за то, что я сижу дома, а у меня в квартире бардак, гора стирки, в холодильнике пусто, а ему приходится питаться вне дома. К тому же, я выглядела, как призрак: худая, бледная, с темными кругами под глазами, с ежиком отрастающих волос и просвечивающими сквозь волосы багровыми рубцами недавних швов. Мне постоянно хотелось спать. Я передвигалась по дому, словно сомнамбула, одетая в одну длинную вытянутую футболку.
  
  Валера капал мне на мозги, убеждая меня в том, что я плохая жена и мать. Ребенок у меня все время заливается плачем, отчего ему, бедному, не удается выспаться по ночам, к тому же, из-за разрывов промежности, мне интим с мужем еще долго был противопоказан.
  
  Мой благоверный ударился во все тяжкие. Я старалась не замечать его поздних возвращений домой, а потом и вовсе он перестал ночевать дома, отговариваясь тем, что был у родителей и понимая, что я ни за что не буду им звонить и проверять, там ли мой муж. У нас с его родителями были напряженные отношения.
  
  Я винила во всем только себя. Я настолько прониклась к себе отвращением и лютой ненавистью, что не хотела смотреть в зеркало. Мне казалось, что у меня все валится из рук, что я несчастная неудачница. Все это, конечно, сильно влияло на мое настроение. Я постоянно плакала.
  
  Звонил Алекс, но я не могла даже по телефону с ним поговорить, потому что из-за плача ребенка, ничего не было слышно.
  
  Мой друг, как всегда, стал моим ангелом-хранителем. Однажды он пришел ко мне домой без звонка. У меня даже не была заперта входная дверь. Я только уложила сына прямо на полу и уснула с ним рядом.
  
  Каково было мое смущение, когда вместе с Алексом зашла совершенно незнакомая девушка. Я почему-то подумала, что это девушка моего друга. Мне стало так стыдно. Я увидела как бы со стороны свои голые тощие ноги, все покрытые синяками, потому что я постоянно натыкалась на мебель, драную, перемазанную детской отрыжкой майку, обгрызенные ногти, заплаканное лицо и этот ужасный ежик волос на голове. Девушка была очень миленькая и опрятная. У нее была модная стрижка и коротко обстриженные розовые ноготки, одета она была не шикарно, но очень чистенько. Я почему-то подумала, что она медработник. И почти угадала.
  
  Я никогда не только не видела, но и ничего не слышала о девушках моего друга. Он как-то умудрялся скрывать свою личную жизнь, даже если она у него была. Все женщины обожали его, но он всегда был вежлив, обходителен, но соблюдал дистанцию.
  
  Он заговорщицки приложил палец к губам, бережно взял меня на руки и вынес на кухню, плотно прикрыв дверь за собой. Девушка осталась рядом с ребенком. Я тревожно озиралась в ее сторону, но привыкла во всем доверять Алексу, поэтому просто ждала объяснений. Он присел на табурет, держа меня на коленях.
  
  - Одевайся, дорогая моя, мы едем в салон красоты.
  
  - Алекс, я не могу. У меня ребенок. Я понимаю, что похожа на чучело, но как я оставлю Сашу? И с собой я не могу его взять.
  
  - Эта девушка, кстати, ее зовут Света - нянечка. Не волнуйся, у нее такие рекомендации, с которыми ее запросто взяли бы в дом королевы английской.
  
  - Няня? А я думала, что это твоя девушка.
  
  - У меня есть только одна единственная девушка - это ты.
  
  Я благодарно обняла его за шею. У меня из глаз хлынули слезы. Не обращая внимания на то, что слезы пятнают его дорогой костюм, а он нежно гладил дурацкий ежик моих волос и бережно прижимал мое исхудавшее тело к себе.
  
  Когда я выплакалась, он вытер мое лицо своим всегда безупречно чистым носовым платком и подарил мне еще один драгоценнейший поцелуй, который как будто влил в меня новую жизнь. Все куда-то провалилось, завертелось и не осталось совсем ничего, кроме его мягких губ.
  
  Пока Алекс давал какие-то распоряжения Свете, я успела принять душ и одеться. Правда, с одеждой были проблемы - на мне все висело мешком, даже самые маленькие вещи.
  
  В салоне надо мной хлопотали массажисты и косметологи. Я прошла несметное количество разных процедур. Под конец парикмахер подобрал мне несколько разных париков. Это было даже интересно - по своему желанию менять длину и цвет волос, укладывать волосы так, как мне нравится. Чем-то напоминало захватывающую игру. Каждый раз я видела себя в зеркале в другом образе.
  
  Домой я вернулась свежей, красивой, благоухающей и восстановившей уверенность в себе. Когда пришел домой опять пьяный Валера и уставился на меня, отвесив челюсть, он был выпровожен в гостиную на диванчик. Света осталась ночевать в детской, где для нее специально поставили раскладушку, а я блаженствовала в одиночестве на двуспальной кровати, где никто не храпел в мое ухо и не дышал перегаром.
  
  Валера наутро с похмелья попытался учинить мне скандал за то, что я наняла нянечку, на что я ответила ему, что зарплата у меня больше, чем у него и что я имею право распоряжаться своими деньгами, как хочу. На это он начал возмущаться, почему чужая девушка живет в нашем доме. Я напомнила ему, что это мой дом и что он, собственно, здесь даже не прописан. Он начал вопить, что раз так, то он будет трахаться с няней, а не со мной, а я ответила:
  
  - Ты что, считаешь себя настолько неотразимым, что все девушки будут вешаться тебе на шею? Ты посмотри на Свету и на себя? Что это? У тебя двойной подбородок? А под глазами - следы от бесконечного пьянства. Посмотри на свою фигуру! Где твой пресс? Это же пузо, а не пресс. Скоро вместо ремня буду покупать тебе подтяжки!
  
  Валера совершенно не ожидал такого отпора от меня, вечно плачущей и забитой. Он стоял, оторопело глядя то на меня, то на свое отражение в зеркале. Только сейчас он до него дошло, что я стала выглядеть намного лучше, чем вчера, что на руках у меня французский маникюр и даже ногти на ногах приведены в порядок и покрыты нежно-розовым лаком.
  
  - А откуда все это? Опять твой Алекс?
  
  - Да, представь себе! В отличие от тебя - он настоящий мужчина!
  
  Муж был доведен до бешенства. Он поспешно оделся, схватил свой портфельчик и убежал, громко хлопнув входной дверью.
  
  Я ужасно отстала от учебы и в панике думала, как буду наверстывать. А ведь это был последний курс - дальше только дипломная работа. Алекс сделал все возможное, но на этот раз успех зависел только от моей работоспособности. Я сидела над заданиями с утра до ночи, а иногда вскакивала по ночам, когда меня осеняла какая-то мысль. Алекс лишь изредка звонил, но я видела, что он он-лайн в контакте и готов мне помочь. Это меня воодушевляло. Мой папа тоже освоил интернет и теперь искал по моей просьбе материалы в сети. Это сильно облегчало мне задачу.
  
  Ребенком в эти дни занимались Света и моя мама. Мама взяла в своей гимназии отпуск и наконец-то дорвалась до своих обязанностей бабушки, и теперь ее из нашего дома было за уши не вытащить. Заодно она усиленно меня подкармливала, что сказывалось на моем самочувствии и внешнем виде.
  
  Конечно, я любила московскую еду - всякие там кулинарные изыски или фастфуд, но здесь они совершенно не умеют готовить нормальную домашнюю пищу. Мамина стряпня вливала новые силы в мой измученный родами и бессонными ночами организм лучше любых импортных витаминов.
  
  Валера пытался первое время фыркать на мою маму, но даже он не мог не оценить того уюта, который принесла она в наш дом. Поначалу он косо смотрел на домашние котлетки, пельмешки, картошечку со шкварками, заказывая на дом еду с доставкой, но потом начал кушать с таким энтузиазмом, что нажрал себе не только пузо, но и лоснящиеся щеки.
  
  И все-таки я сдала сессию. Почти что сама. Лишь один экзамен я запорола, пришлось уговаривать о пересдаче очень несговорчивого профессора, в чем мне помог Алекс. Повторно я сдала этот экзамен на твердую пятерку.
  
  Выйдя на улицу, я почувствовала сумасшедшую радость. Неужели я смогла? Неужели на какое-то время теперь я свободна и предоставлена сама себе? Я приехала в самый центр , который очень любила и не спеша, я прогулялась по зимней Москве. Не сказать, чтобы здесь в такую погоду было очень уютно, но по сравнению с четырьмя стенами, в которых я сидела последнее время, прогулка мне показалась настоящим путешествием. Продрогнув, я зашла в Шоколадницу и заказала себе большую чашку горячего шоколада и кофе с пирожными. Я сидела за столиком, курила тонкую сигаретку, на которые не так давно перешла, смотрела в окно на спешащих прохожих и проезжающие мимо машины, и мне было так хорошо!
  
  Я думала о своей семье: о Валере, о маленьком Сашеньке, о маме с папой и, конечно, об Алексе.
  
  Мне казалось, что я совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за Валеру. Было ясно, что мы друг друга не любим и абсолютно друг другу не подходим. Только маемся в этом нелепом браке. Ну что он вынужден терпеть маня, ведь у него наверняка есть на стороне другая женщина?
  
  Я подумала об этом как-то совершенно спокойно и даже с облегчением. А может быть разойтись? У меня есть работа, квартира и... лучший друг. Я обойдусь без мужа, даже если Валера откажется платить алименты.
  
  Эта мысль так поразила меня, что я начала обдумывать ее. Чем дальше я размышляла, тем более здравой она мне казалась.
  
  Валера, в сущности, неплохой человек. Просто обстоятельства так сложились, что он был вынужден жениться на мне. Возможно, у него были другие планы. Вот он и бесится теперь. Пить стал слишком много. Пожалуй, так и спиться может. Ну зачем он мне? Правильно говорит поговорка, что нелюбимый муж, как чемодан без ручки - и тащить неудобно и выбросить жалко. Если захочет участвовать в воспитании ребенка, то я препятствовать не стану - пусть.
  
  Я представила себе свою жизнь без Валеры - квартира, в которой жила бы я, Сашенька и Света. Мама и папа приезжали бы, когда хотели. Алекс тоже запросто приезжал бы, а то сейчас ему каждый раз приходится искать предлог.
  
  Тут у меня зазвонил телефон. Это был Алекс.
  
  - Привет, красавица, ты где? Что делаешь?
  
  - Я в Шоколаднице на Покровке. Сижу и праздную в одиночестве благополучное завершение экзаменационной сессии.
  
  - Сдала? Ну, умница. Ай, как нехорошо с моей стороны оставлять мою девушку в одиночестве в такой день. Я сейчас буду.
  
  - Я думала, что ты занят, потому и не стала тебя беспокоить.
  
  - Да, я был занят, но для тебя я всегда найду время. Никуда не уходи, сиди там - я сейчас приеду.
  
  Я мечтательно улыбалась коротким гудкам, предвкушая радость друга и предстоящий вечер.
  
  Из Шоколадницы мы поехали в Хижину. Там Алекс и высказал мне свое предложение.
  
  - По-моему, антураж самый тот для того, что я собираюсь тебе сказать.
  
  - Неужели ты сделаешь мне предложение руки и сердца?
  
  - Фи, что у Вас за вкус, мадам, разве можно это делать здесь? Нет, предложение совершенно иного и очень хулиганского свойства.
  
  - Заинтриговал. Излагай.
  
  - Настоящий джигит должен украсть свою невесту. Как жаль, что моей невестой тебе не быть никогда...
  
  - Никогда не говори никогда, - сказала я томно, касаясь похолодевшими от волнения пальчиками его сильной руки.
  
  - Не перебивай, женщина! - с кавказским акцентом деланно сердито воскликнул он, - так вот, я хочу украсть тебя на пару недель. И не куда-нибудь, а в Грузию. Ты была там когда-нибудь?
  
  - Ой, как интересно! Нет, никогда не бывала, но давным-давно была у меня такая детская мечта.
  
  - У меня там очень много друзей, и друзей моих родителей. Они будут рады нас видеть. Узнаешь, какое оно - кавказское гостеприимство, покатаешься на горных лыжах...
  
  - Алекс, я не умею...
  
  - Не беда, если захочешь - научишься, не захочешь, мы придумаем, чем еще можно заниматься в этой воспетой поэтами стране.
  
  - А как же моя дипломная работа? Как же Саша? Наконец, мой ревнивый Отелло благоверный?
  
  - Ерунда, что за отговорки? Или ты не хочешь ехать?
  
  - По-моему, мои аргументы достаточно серьезны. А ехать я очень хочу.
  
  - Так вот, по мере поступления вопросов: во-первых, ты молодая мама и можешь просить небольшую отсрочку, да и я у тебя на что - помогу тебе с твоей дипломной работой; во-вторых Саша останется со Светой, только не вздумай испытывать чувство вины - ты должна отдохнуть или будешь срываться на собственного ребенка; твоего Отелло я беру на себя - ручаюсь, он не будет против.
  
  - Ну и когда мы едем?
  
  Алекс положил на стол билеты с торжественным видом и лучезарной улыбкой.
  
  - Наш поезд до Минеральных Вод отправляется через 4 часа, оттуда мы поедем на автобусе в Тбилиси. Так что, у тебя останется достаточно времени, чтобы побегать по магазинам и купить себе что-нибудь симпатичное и легкомысленное, а у меня - сделать несколько звонков, чтобы урегулировать все твои неразрешимые проблемы.
  
  В результате, мы смогли зайти только в один магазин, в котором мы купили по чемодану, а также белье, зубную пасту, щетку, спортивный костюм для комфортной поездки в вагоне и кое-что еще. Алекс накупил большой пакет всяких вкусностей и пару бутылок хорошего грузинского вина, как он выразился, чтобы войти в роль и погрузиться в атмосферу.
  
  Остальное время мы сидели в уютном кафе в Атриуме у Курского вокзала и мечтали, взявшись за руки, как школьники.
  
  - А давай представим себе, что я, правда, твоя невеста... - шепотом, с заговорщицким видом предложила я.
  
  - Рита, родная моя, я не могу на тебе жениться.
  
  - Знаю, но давай поиграем. В игре все может быть.
  
  - Я боюсь с тобой играть в такие игры. Знаешь, чем выше взлетаешь, тем больнее падать.
  
  - Неужели мой мужественный Алекс чего-то боится?
  
  - Да. Всего одной вещи - потерять тебя.
  
  - Ты меня никогда не потеряешь. Даже если я умру, я вернусь, чтобы быть рядом с тобой, хотя бы привидением.
  
  - Бедная моя, глупенькая девочка. Ты никогда не должна узнать мою тайну. Иначе ты меня возненавидишь.
  
  - Нет, клянусь тебе. Я всегда буду любить тебя. Невзирая ни на что.
  
  Он грустно улыбался мне сквозь завесу табачного дыма, мне казалось, что глаза его мерцают, словно два аквамарина. Алекс процитировал слова Фауста:
  
  - Verweile doch! du bist so schön! (Остановись мгновенье! ты прекрасно!)
  
  Наш поезд, словно океанский лайнер, плыл сквозь какую-то туманную дымку, пропахшую запахами вокзала. Этот запах нравился мне с детства. Мой папа, большой шутник и балагур называл его самым поездатым запахом.
  
  Мы сидели в купе СВ и смотрели, как уплывает вдаль суетливая промозглая январская Москва. Замелькали огоньки полустанков. Мы пили чай из стаканов в подстаканниках, не зажигая свет, и смотрели в окно.
  
  - А может быть, отпразднуем? - предложила я, показывая глазами на пакет со вкусностями.
  
  - Пожалуй, можно начинать.
  
  Он достал вино и два бокала, фрукты, разнообразную закуску. Вино в полутемном купе мерцало, как волшебный эликсир. Все вокруг казалось сказкой. Подумать только, всего каких-то четыре часа назад я и предположить не могла, что куда-то поеду.
  
  - Ты хотела играть - начнем. Так чего хотела бы моя невеста?
  
  - Хочу целоваться.
  
  - Хорошо, иди сюда...
  
  - Только, пожалуйста, не отстраняйся. Если тебя смущают мои руки, хочешь, свяжи их у меня за спиной. Так я не смогу дотронуться до тебя, а ты сможешь делать все, что захочешь. Честно, я не буду против.
  
  Я смотрела ему в глаза. Одну долгую минуту он молчал. Мне казалось, что глаза его разгораются, словно угольки. Он не смог преодолеть соблазн. Медленно-медленно он стянул свой шейный платок, не отрывая своего жадного взгляда от моих глаз. Я заворожено двигалась, будто под водой, так же медленно. Он рывком привлек меня к себе так, что из меня даже вышибло дыхание, взял мои руки за спиной и связал их самыми нежными шелковыми путами.
  
  Он впился в мои губы поцелуем, который не был уже так мягок. От него пахло вином, и этот запах кружил мне голову, вливаясь в мое тело кипящим потоком страсти. С каждым мгновением нашего поцелуя, я ощущала, как ноги мои слабеют, а тело наливается, будто созревший плод. Его руки осторожно, пуговицу за пуговицей расстегивали мою блузу. У меня небольшая грудь и я редко ношу лифчик, в эту ночь его на мне тоже не было.
  
  Пальцы его коснулись моих напряженных сосков. Я глухо застонала, но он не позволил вырваться моему стону, оборвав его с моих губ своими пылающими губами.
  
  Вдруг он резко развернул меня, и я оказалась лицом к темному стеклу, за которым мелькали огоньки. Я видела свое отражение - в распахнутой блузе, с обнаженной грудью, которую ласкали руки Алекса. Я видела свои полные страсти, мерцающие глаза и лицо Алекса за своим плечом. Мне представилось, что кто-то сейчас может нас видеть в окне поезда с темной улицы и от этого мне стало еще жарче. Его рука ласкала мой живот, от чего он вздрагивал в нетерпении. Под кожей у меня переливалось расплавленное электричество. Я так была возбуждена, но не знала, что он сделает, ведь он всегда говорил, что секс между нами невозможен.
  
  Он забрался рукой под мягкий пояс моих штанишек и погрузил пальцы во влагу между ног.
  
  - Да, сделай это, Алекс, любимый...
  
  Он спустил с меня штаны и жестом показал, чтобы я переступила, освобождаясь от них. Теперь на мне оставалась только распахнутая блуза. Он нарочно поставил меня перед окном, чтобы я видела свое отражение в нем. И его пальцы, погружающуюся мое тело.
  
  Я изнемогала от страсти, уже не в силах сдерживать стоны.
  
  Он сел и посадил меня верхом на свое колено.
  
  - Ну-ка, девочка, поиграй в наездницу. Сделай это, ну, ради меня. Я хочу, чтобы ты кончила.
  
  Я поняла, чего он хочет, и стиснула его колено своими ногами. Мои руки оставались связанными за спиной, он держал меня так, чтобы видеть, как я это делаю. От одного его взгляда я пылала, как в огне. Он продолжал меня ласкать, отчего мои движения становились все неистовее. Я закрыла глаза, запрокинула голову и испустила долгий приглушенный стон.
  
  Он подхватил меня на руки и уложил на полку, развязал руки, нежно поцеловал в губы и вышел из купе.
  
  Через несколько минут я тоже вышла, чтобы покурить. Алекс стоял в тамбуре и курил. Его щеки все еще были красны, а волосы влажно блестели. Я прижалась к его спине и прошептала тихонько:
  
  - Спасибо...
  
  - Ты не понимаешь, что сделала для меня, но повториться это не должно. Пойми, мне это слишком тяжело.
  
  Мы вернулись в купе, выпили еще вина и легли спать каждый на своей полке.
  
  Глава 5
  
  - Теперь, как порядочный человек, ты просто обязан на мне жениться, - сказала я Алексу за завтраком.
  
  - Ты хочешь всю оставшуюся жизнь заниматься таким сексом?
  
  - Ради тебя, я готова на эту жертву.
  
  - Ты еще слишком молода и не понимаешь, что нормальной здоровой женщине этого недостаточно. Можно потерпеть год, два, даже пять лет, но потом ты меня возненавидишь.
  
  - То, что было прошлой ночью, было лучше всех наших ночей с моим нелюбимым мужем.
  
  - Значит, найдем тебе другого мужа. Я хочу, чтобы моя любимая женщина была по-настоящему счастлива.
  
  - Я счастлива с тобой, Алекс...
  
  - Рита, давай закончим этот разговор. Мы договаривались, что между нами возможна только дружба.
  
  - Сейчас мы играем в жениха и невесту, помнишь? Не будем думать о будущем, просто будем дурачиться и наслаждаться этим временем, проведенным вместе.
  
  Он улыбнулся мне через стол, уставленный сладостями, потянулся к моей руке, взял ее и поднес к своим губам.
  
  - Я никогда не забуду того, что случилось прошлой ночью. Я не смел и мечтать, не думал, что для нас это возможно.
  
  - Давай повторим.
  
  - Заманчивое предложение. У нас впереди еще целая ночь вдвоем.
  
  - И еще две недели вместе... и вся жизнь. Если я найду другого мужчину, клянусь, я скажу тебе об этом.
  
  - Я сам найду тебе другого мужчину, а ты будешь паинькой, влюбишься в него и выйдешь замуж по любви, - сказал Алекс.
  
  - Как влюбиться, если в моем сердце только ты?
  
  Он нахмурился, и я перевела разговор на другую тему, начала расспрашивать о предстоящем отдыхе.
  
  Он вышел на ближайшей долгой станции и принес мне букет роз.
  
  Все наше купе благоухало розами. Мы дурачились, смотрели фильмы с его ноутбука, и заедали грузинское вино поцелуями. Обедать мы пошли в вагон-ресторан, где нас вполне прилично покормили.
  
  Вечером у нас состоялся первый разговор, как я назвала это позже, 'о главном'. С этого разговора начался мой загул, результатом которого... впрочем, не буду забегать вперед.
  
  Наступал вечер и нас лихорадило. Мы оба предвкушали эту ночь, но и отчего-то волновались. И он, и я. Решили немного выпить и поговорить о мечтах и фантазиях.
  
  - Чего хотела бы ты? Чего-то, в чем не призналась бы никому?
  
  - Ты будешь смеяться надо мной.
  
  - Клянусь, не буду.
  
  - Знаешь, Алекс, у меня ведь, в сущности, было не так много мужчин. В тот день, когда мы познакомились, я потеряла невинность. И, в общем... я хотела бы, чтобы ты меня поцеловал... там, понимаешь?
  
  - Твоя тайная мечта - всего лишь оральный секс?
  
  - Я не знаю, каково это. Может быть, мне понравится или не понравится. Мой муж отказывается это делать для меня, а остальные... им было как-то не до того. Я боюсь признаться в том, что у меня этого никогда не было - вот в чем мой секрет.
  
  - Я сделаю это при одном условии..., - хитро усмехнулся Алекс.
  
  - Все, что ты захочешь, - с замиранием сердца прошептала я.
  
  - Я не только свяжу тебе руки, но и завяжу глаза.
  
  - Зачем?
  
  - Не для того, чтобы ты меня не видела, а для того, чтобы ты отдалась своим ощущениям. Иначе, как ты поймешь, понравилось тебе это или нет?
  
  - А какая твоя мечта?
  
  - Я хочу, чтобы ты САМА разделась передо мной.
  
  - И это все?
  
  - Это очень важно для меня. Давняя мечта... Вчера я уже видел тебя обнаженной, но это не то. Важно твое желание раздеться для меня.
  
  - Хорошо, Алекс.
  
  Наши глаза говорили гораздо больше. Здесь не было слов, здесь был извечный диалог мужчины и женщины. Наши чувства, желания, эмоции.
  
  Когда наступила ночь, он запер купе и выключил свет, оставив только ночник, включил какую-то нежную музыку, и я разделась для него, лаская себя руками. Он потянулся ко мне, я взяла его руки и гладила ими свое тело, а потом он уложил меня на полку, привязал руки к какой-то железяке над головой и завязал глаза. И... мне понравилось. Целых 5 раз.
  
  Засыпая, в изнеможении, я чувствовала, как он развязал мне глаза и руки, заботливо накрыл меня одеялом и вышел из купе.
  
  Наутро я проснулась от запаха кофе.
  
  - Чем это здесь пахнет?
  
  - Просыпайся, лежебока! Скоро приедем, а тебе надо еще умыться, позавтракать и нарисовать личико. Я принес тебе кофе и свежих булочек.
  
  - Умираю, как хочу кофе..., - простонала я.
  
  - Только хорошим девочкам, которые почистили зубки, - строго сказал Алекс.
  
  Я побежала быстрее в туалет. На мое счастье, там не было очереди, иначе я захлебнулась бы слюной, нюхая дивные ароматы завтрака, доносившиеся из купе.
  
  Увы, времени на долгий завтрак с разговорами у нас не было. Я быстро проглотила кофе с булочкой и занялась макияжем. Стоило мне закончить, как начали ходить проводники, собирая постельное белье.
  
  В Минеральных Водах мы немного погуляли по городу, который, честно говоря, мне не понравился. Может быть, летом он выглядит лучше, но в январе зрелище было довольно унылое. На автобусе мы доехали от Минвод до Тбилиси. От охватившей меня истомы, мне не хотелось даже разговаривать. Время от времени я касалась руки Алекса и мы обменивались несколькими фразами или поцелуями, потом я возвращалась в свои грезы, в которых бесстыдно и ненасытно отдавалась любимому. Я понимала, что все это лишь фантазии, в которых я даже не смогу ему признаться, но в этих мечтах я была счастлива.
  
  А потом нас закружила такая сумасбродная карусель веселья, о которой я даже не могла догадываться. Грузины - действительно очень веселые люди, а их гостеприимство вовсе не легенда - это самая наиправдивейшая правда.
  
  Нас встречали, как родных, устраивали шумные праздники, показывали достопримечательности, катали на собственных машинах, да с помпой, с шумом, с пробуксовкой колес. Все в городе должны видеть, как встречают дорогих гостей. По этой же причине каждый вечер нам устраивали сногсшибательные фейерверки.
  
  Первый день прошел в веселых пирушках. Я так много улыбалась и смеялась, что к вечеру у меня даже заболели щеки.
  
  Вечером мы с Алексом сидели у камина в небольшой гостинице горнолыжного курорта. Кажется, впервые, я видела его там, где он смотрелся уместно. Именно этот дом, построенный из 'дикого камня', увитый плющом и виноградом, потрескивающий в камине огонь и мягкие шерстяные ковры под ногами, тяжелая старинная мебель и массивные кресла казались настоящим жилищем Алекса. Во всех остальных местах он смотрелся явным анахронизмом в своем неизменном твидовом костюме, жилетках со старинными часами в кармане, дорогих рубашках с шелковыми шейными платками - это был джентльмен начала двадцатого столетия. Наш век мало ему подходил.
  
  Он раздобыл специально для меня молодое грузинское вино и сказал, что такое вино никогда не продают. Оно делается только для собственного употребления и подается с гордостью во время семейных застолий. Оно очень полезно, особенно для женщин, потерявших много крови и ослабленных тяжелыми родами.
  
  - Будь осторожна, дорогая моя, - сказал Алекс, смакуя рубиновую влагу из хрустального бокала, - это очень коварный напиток. Он пьется легко, будто это виноградный сок, но алкоголя в нем много. Он ударяет в голову и развязывает язык. Никогда не пей его в компании с незнакомцем, - и Алекс подмигнул мне.
  
  - Алекс, если я начну вытворять глупости, отнеси меня, пожалуйста, в постель и стукни чем-нибудь по моей дурной голове, ладно? Не хочу потом мучительно краснеть в твоем присутствии. На меня и более безобидные напитки действуют... сам знаешь, как.
  
  - Ничего не бойся и не стесняйся, - улыбнулся он, - что бы ты не натворила, ты всегда будешь для меня моей самой прекрасной и единственно любимой Маргаритой.
  
  - Я всегда знала, что ничем не заслужила твоей любви.
  
  - Любят не за что-то, а вопреки.
  
  Я чувствовала себя в тот вечер необыкновенно. И дело было не только в вине. На этот вечер я поверила, что мы молодожены и у нас настоящий медовый месяц. Из-за моей учебы и беременности с Валерой медового месяца у нас так и не получилось.
  
  То ли Алекс накликал, то ли на меня нашел лихой кураж, но вдруг я начала рассказывать ему о своих похождениях с другими мужчинами в тот короткий период, когда я поссорилась с ним, а с Валерой еще не познакомилась. Отчего-то на меня нашла такая злоба, такая обида на него за то, что наша любовь не может быть нормальной, как у всех. Я намеренно рассказывала все в малейших подробностях, смачно и красочно. Я видела, как на побледневшем лице засверкали его глаза, а потом выражение его лица стало задумчивым, а на глаза набежала поволока страсти. Я могла остановиться, но не хотела. Мне хотелось отомстить ему за то, что он не такой, что не может сделать со мной тех простых вещей, которые вытворяли те мужчины.
  
  Он долго молчал, а потом с видимым интересом начал выспрашивать такие подробности, от которых мне самой стало стыдно и жарко, но, раз взяв откровенный тон, я не могла отступиться. Я ответила на все его шокирующие вопросы, преодолевая собственную стыдливость.
  
  На мои откровения он отвечал лишь снисходительной улыбочкой, как старший брат студент, выслушивающий рассказ о первом поцелуе сестрички-школьницы. Мне было обидно и... приятно. Хотелось, чтобы этот допрос с пристрастием длился и длился. Я готова была выболтать ему все свои интимные тайны, начиная с детских экспериментов и до тайком просмотренных гейских порнофильмов, найденных в компе мужа. Лишь бы только это щекочущее чувство, разрастающееся в моей груди, не проходило. Наверное, именно тогда я впервые по-настоящему увидела в Алексе мужчину. Опытного, ироничного, все знающего, все понимающего и имеющего некую мужскую неодолимую власть надо мной. Под конец разговора я готова была разрыдаться от обиды или стонать от страсти. Еще больнее и обиднее было знать, что ничего не будет. Сейчас мы поговорим и отправимся спать, а мне хотелось большего. Вдруг все наши детские шалости показались мне такой малостью.
  
  - Иди сюда, - тихо сказал он.
  
  Я встала и пошла, будто лунатик, пошатнулась и чуть не упала, но он подхватил меня на руки.
  
  - Что, малышка, совсем пьяная? Пойдем, я отнесу тебя в постельку.
  
  И вдруг меня прорвало. Я разрыдалась, сквозь рыдания то признаваясь ему в любви, то крича, как я ненавижу его и прося только одного - его любви.
  
  Он уложил меня в постель и нежно поцеловал, но я не хотела его отпускать. Я попыталась его обнять, но он отстранился.
  
  - Нет, убери ручки...
  
  - Алекс, пожалуйста!
  
  - Я все сделаю сам, но ты помнишь наш уговор?
  
  Я ощутила его страстный поцелуй там, где все пылало и изнывало от желания. Я вцепилась в его волосы, прижимая к себе. Это было так хорошо, но мало. Недостаточно. Я хотела большего.
  
  Алекс взял со стола пустую бутылку. Ощутив ее прохладное прикосновение, я закрыла глаза и представила, что это он... О, как я кричала той ночью. Наверное, это была лучшая ночь в моей жизни.
  
  Наутро все население горнолыжной гостиницы, где мы остановились, встречало нас в местном ресторанчике дружными рукоплесканиями, смехом, свистами и дружелюбными шутками. Оказывается, той ночью никто не мог заснуть из-за меня.
  
  Один молодой грузин подошел к Алексу и похлопал его по плечу, поздравляя и выражая свое восхищение. Алекс поблагодарил его за молодое вино.
  
  - Вах! - восхитился он, - если это мое вино так понравилось твоей невесте, что все мы не могли уснуть, я подарю тебе еще бутылку, нет, пять бутылок. Если родится сын - назови его в мою честь Георгием!
  
  В тот день я впервые встала на лыжи, не считая, конечно, уроков физкультуры в школе. Сначала мне было страшно, но моим инструктором был тот самый грузин Гоги. Мне не хотелось его разочаровывать, поэтому я переборола страх и смущение, и... дальше был чистый снег, мчащийся мне на встречу и скорость - я будто летела в свободном падении. Разница была только в том, что я могла им управлять и была уверена, что со мной ничего плохого не случится. Это было сказочно, волшебно - полное ощущение свободы!
  
  Мы катались с Алексом целый день, деля поровну счастье этого великолепного солнечного снежного дня.
  
  Под вечер я так устала, что не могла идти. Алекс тоже устал, но он взял меня на руки и донес до гостиницы. А там нас уже встречали вином и тостами. Меня поздравляли с моим 'первым снегом' и говорили, что у меня талант. Советовали попробовать встать еще на доску. Мое лицо было красным, как помидор от усталости, счастья и смущения. Вино окончательно меня расслабило. Как я оказалась в постели, я не помню. Проснулась я наутро от яркого лучика солнца, прикоснувшегося к моей щеке и аромата свежего кофе.
  
  В этом счастливом водовороте пролетели незаметно две недели. Всего две недели - удивлялась я. Будто целая жизнь, полная солнца, счастья и любви пролетела и умчалась вдаль.
  
  Мы ехали с Алексом в автобусе. Я держала его за руку, боясь отпустить, зная, понимая, что эта прекрасная сказка закончилась. Осталось совсем немного нежности на двоих. Мы скоро снова станем лучшими друзьями. Я вернусь к мужу...
  
  В этот момент я ощутила такое отвращение к благоверному, что поняла - я не смогу с ним жить дальше, не смогу терпеть его неумелую и грубую любовь, его пренебрежение ко мне. Я поняла, что должна с ним развестись.
  
  Глава 6.
  
  Однако, дома получилось все совсем не так. Разбуженная во мне страстность, не имея больше выхода, обратилась на мужа. Я налетела на него, словно торнадо и ошеломила своими проснувшимися любовными аппетитами. Муж, вечно терроризировавший меня своими приставаниями, оказался вовсе не так ненасытен, как мне думалось вначале нашей супружеской жизни. Он даже начал прятаться от меня на работе и у своих родителей, так я его измотала.
  
  Супружеское ложе мне почему-то не приносило удовлетворения. Я знала почему. Потому что в мыслях я была не с мужем, а с Алексом.
  
  Я пыталась заманить домой друга под самыми разными предлогами. Он приходил, но у него был такой неприступный вид, что на меня будто выливали ведро ледяной воды. Мы говорили о чем угодно: об учебе, искусстве, новостях, политике, погоде, но не о том, что сжигало меня изнутри.
  
  Я мечтала снова увидеть тот внимательно-презрительный взгляд, с которым Алекс выслушивал мои студенческие похождения. Но не о Валерке же было рассказывать? О чем там говорить? Муж был до отвращения скучен в постели.
  
  Вот тогда мне в голову и пришла 'гениальная' идея - я зарегистрировалась на сайте интимных знакомств. И понеслось. Вспоминать сейчас стыдно. Сплошные случайные связи. Иногда по два свидания в день. Я даже не всегда заботилась о предохранении. И как я не подцепила никакую заразу тогда - понять не могу.
  
  Я жаждала поделиться впечатлениями с Алексом, но он, как на зло, был очень занят на работе и не мог или не хотел приехать ко мне.
  
  Наконец, я позвонила ему и начала рассказывать о своих загулах прямо по телефону. Он, очевидно, был на какой-то важной деловой встрече, потому что он извинился и сказал, что сейчас ко мне приедет.
  
  Как он смог вырваться - я не знаю, но через полчаса он уже был в моей квартире. Света с Сашей гостили у моих родителей, муж где-то пропадал.
  
  Я встретила Алекса в алом прозрачном пеньюаре, накрашенная и надушенная. Настроение у меня было игривое. На столе стояла бутылка с вином и бокалы. Алекс сел за стол и попросил кофе.
  
  Я увелась напротив него и начала рассказывать самым развязным тоном о мужчинах, свиданиях и о том, как это все происходило.
  
  Он молча слушал, пил кофе. В конце концов, его молчание начало меня смущать. Я оборвала очередной пикантный рассказ на полуслове и выжидательно уставилась в его глаза.
  
  - Ты все сказала? - спросил он ледяным тоном.
  
  - Нет, у меня запасено для тебя еще несколько историй, попыталась улыбнуться я, но улыбка получилась вымученной.
  
  - Ты что творишь? А как же твоя учеба? Как же твой муж, твой сын?
  
  - Я женщина и хочу любви!
  
  Он встал, нависая надо мной сердитой глыбой. Говорил он медленно и очень внятно, глядя мне в глаза:
  
  - Ты маленькая, избалованная, хулиганистая девчонка и не понимаешь всех последствий, которые могут произойти. Я жалею, что взял тебя с собой в Грузию.
  
  - А я - нет! - заорала я. Меня била истерика. Я выкрикивала ему в глаза обидные слова и видела, какой яростью наливается его взор.
  
  Я думала, что он меня ударит, и не ошиблась. Он сгреб меня в охапку, перегнул через колено и очень чувствительно отшлепал по попе.
  
  - Ах ты, мерзавка! Меня не жалеешь, пожалей себя! Не смей гулять! Не смей!
  
  Он уволок меня, брыкающуюся, бьющуюся в истерике в ванну и поставил под прохладный душ. По щекам текли слезы обиды и косметика.
  
  - Все, успокоилась? Извини. Я сам виноват. Я знаю, что бывает с женщинами, которые только начинают осознавать свои настоящие желания.
  
  Он завернул меня прямо в мокром пеньюаре в махровое банное полотенце и взял на руки.
  
  Я все еще всхлипывала, но на душе стало намного легче. Я будто напрашивалась на это наказание, как маленькая проказница. Теперь я была наказана, и все то мерзкое, грязное, что я творила, как бы само собой простилось, забылось.
  
  Он поставил меня на ноги, размотал полотенце, снял мокрый, прилипший к телу пеньюар, под которым ничего не было. Бережно вытер мое тело, волосы, лицо, подхватил на руки и унес в спальню.
  
  - Алекс... я не знаю, как мне дальше жить...
  
  - Как и раньше.
  
  - Нет, я не хочу, как раньше. Я хочу развестись с мужем.
  
  - Разведись.
  
  - Но как же я буду жить?
  
  - Найди себе нормального мужика. Хочешь, я тебе поищу?
  
  - Я не хочу никого, кроме тебя.
  
  - Рита, не начинай снова. Это невозможно. Мы с тобой однажды это все уже проходили.
  
  - И ты выдал меня за Валеру...
  
  - Да, я и сейчас считаю, что поступил правильно. У тебя нормальная семья, сын растет. Все будет хорошо. Тебе надо перебеситься. И, возможно, Валера - не самая удачная пара для тебя. Давай поищем вместе. Два умных человека всегда найдут выход из положения. Тем более, я не вижу ничего катастрофичного в этой ситуации. Тебе просто надо успокоиться.
  
  - Я перебешусь и успокоюсь...
  
  - Вот и умница.
  
  Он меня, наконец-то поцеловал. Я всем своим существом растворилась в этом поцелуе.
  
  - Давай поиграем, Алекс, как тогда...
  
  - Ну что ж, пожалуй, это выход. Давай играть. Рассказывай мне, что там у тебя было с твоими мужиками...
  
  - А ты меня поласкаешь?
  
  - Вот я и решу - либо приласкаю, либо отшлепаю. Все будет зависеть от твоего рассказа.
  
  Он укрыл меня одеялом и погасил свет. Я видела в неверном свете, сочившемся из окна только его строгое лицо. Его рука забралась под одеяло и начала меня ласкать. Она как бы жила своей отдельной жизнью, никак не связанной с Алексом. Глядя на его лицо, нельзя было заподозрить, что это часть его тела. Когда я возбудилась и дошла до самого волнующего эпизода, он строго спросил меня:
  
  - А ты предохранялась?
  
  - Я.. не помню.
  
  - Он больно ущипнул меня за чувствительное место.
  
  - У тебя голова для чего? Бантики носить? Чтобы больше так не делала! Узнаю - накажу!
  
  Я замолчала, глядя на него глазами, полными слез.
  
  - Продолжай, - велел он.
  
  Ко мне вернулось то чувство обиды, смешанной с бравадой и восхитительным возбуждением. Я рассказала еще более красочно, чем собиралась, а его рука помогла мне достичь пика наслаждения.
  
  Засыпая, счастливая, удовлетворенная, я слышала, как тихонько захлопнулась за Алексом входная дверь.
  
  Алекс снова пропал. Мы переписывались с ним СМС-ками самого откровенного содержания, где я пересказывала, как ищу себе нового мужа. Конечно, меня опять понесло на тот же сайт знакомств. Он отвечал благосклонно. Велел мне делать по-возможности более откровенные фото всего, что происходит.
  
  Однажды я договорилась с одним парнишкой, что Алекс будет присутствовать при наших утехах. Алексу сказала, что мне срочно нужно его увидеть и назвала адрес. Наверное, он подумал, что я вляпалась во что-то нехорошее и примчался очень быстро.
  
  Когда вошел Алекс, мы с тем парнишкой уже немного разогрелись. Я вышла к Алексу в одних чулках и представила мужчин:
  
  - Это Алекс. Он будет смотреть.
  
  - Это Игорек. Он сделает со мной то, чего я так давно хочу от тебя.
  
  Лицо Алекса приобрело выражение светской учтивости, будто он присутствует на дипломатическом приеме. Он снял шляпу, перчатки и уселся в кресло.
  
  Игоря, который совсем не знал Алекса, это вывело из себя. Он завалил меня на стол и немедленно приступил к своим обязанностям. Я смотрела в глаза Алекса, думая только о нем, представляя себе его на месте Игоря. Я старалась не закрывать глаза даже в момент высшего наслаждения, глядя только на него.
  
  Игорь был груб и развязен. Очевидно, вид одетого незнакомого мужчины, его смущал, а может быть, тоже заводил - не знаю. Когда он кончил, то хлопнул меня по попе и сказал:
  
  - А ты что же, не можешь трахнуть свою бабу? Тебе для этого нужен другой мужик?
  
  Алекс, глядя в глаза Игоря, поднял рывком меня на ноги и накинул на мое тело свое пальто.
  
  - Где твои вещи, Рита? Мы уходим, - велел он.
  
  - Молодой человек, это Вам за труды, - Алекс достал из дорогого кожаного кошелька несколько стодолларовых купюр и брезгливо швырнул на стол перед Игорем, - я благодарен Вам, что Вы выполнили каприз моей дамы.
  
  - А ты что, педик, что ли? Или импотент? Сам-то не можешь? Твоей детке понадобился настоящий мужик?
  
  Алекс, который уже направился к двери, вдруг резко развернулся и точным боксерским ударом в челюсть, отправил соперника в нокаут. Подошел, пощупал пульс на шее и, убедившись, что Игорь жив, смачно плюнул на его голую грудь.
  
  Он сгреб мои вещи и, не давая мне одеться, вышел на улицу, где нас ждало такси. Мне было стыдно, что таксист видит, что я голая под пальто, но Алекс сделал еще хуже. Он швырнул мне в лицо мои шмотки, стянул с меня свое пальто и велел ледяным тоном:
  
  - Одевайся.
  
  Мне пришлось одеваться в такси под похабные ухмылочки таксиста, которые Алекс даже не думал прекратить.
  
  Довезя меня до дома, он, не говоря ни слова, сел в то же такси и уехал. Несколько последующих дней я рыдала, зная, что он не возьмет трубку. Я сидела, тише мыши, дома, превратившись снова в примерную жену, занималась домашним хозяйством, гуляла с Сашей, помирилась с мужем.
  
  Я снова засела за занятия. Времени до защиты диплома оставалось уже очень мало, а у меня ничего не было готово.
  
  В панике, я, не смея позвонить, написала длинное СМС Алексу, где созналась, что забросила учебу и мне нужна его помощь.
  
  Он позвонил. Голос его был холодный и чужой. Я пересказала ему, заплетающимся виноватым голосом. Он молча слушал. Сказал:
  
  - Жди.
  
  И отключился.
  
  Через два часа он приехал ко мне домой. Дома была Света и Сашка. Мы ушли на кухню.
  
  - Как обстоят дела с твоей учебой?
  
  - Я показала ему свою дипломную работу. Он внимательно посмотрел, пошелестел бумагой и сказал.
  
  - Вот здесь - телефон того человека, который тебе поможет. Но при условии, что ты будешь себя хорошо вести.
  
  - Обещаю...
  
  - Мне все равно, но этот человек - мой хороший друг...
  
  Я схватила его руки, умоляюще заглядывая в глаза друга.
  
  - Алекс...
  
  Он убрал свою руку.
  
  Я опустилась перед ним на колени, по моим щекам текли слезы раскаяния:
  
  - Алекс, прости меня, пожалуйста. Я больше никогда так делать не буду...
  
  Он отвернулся от меня, а я все стояла на коленях и ждала, что он скажет. В груди у меня похолодело от страха. Вдруг он сейчас развернется и уйдет?
  
  Он внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:
  
  - Вставай. Посмотрим на твое поведение. С этого момента ты каждый день будешь мне отчитываться, чем занималась. Это не то, что ты вытворяла до этого, ты меня поняла?
  
  - Да, я... прости меня, пожалуйста...
  
  - Я даю тебе испытательный срок. Если не завалишь диплом - я тебя прощу.
  
  Глава 7
  
  Я с головой ушла в свою дипломную работу. Тема была захватывающе интересная, человек, которого порекомендовал мне Алекс, был очень интересным мужчиной. Он чем-то был похож на Алекса, но, скорее всего, это был просто человек одного с ним круга - та же несомненная порода, то же воспитание, широта взглядов.
  
  Каждый день я отчитывалась Алексу о том, что делала. О других мужчинах я даже подумать не смела. Муж вернулся в нашу супружескую спальню и иногда тиранил меня своими обычными приставаниями. Я отдавалась ему безучастно, на его удивленные вопросы отговариваясь занятостью и усталостью.
  
  Диплом я защитила на отлично! И так же, как и Алекс, закончила университет с красным дипломом. На работе мне устроили настоящее чествование. Оказывается, они все с замиранием сердца следили за моей защитой диплома и теперь от души радовались. Главным среди них был мой папа. Он завоевал заслуженную любовь и уважение у музейных работников. Теперь он занимался уже самостоятельной научной работой, а не бегал у меня на посылках.
  
  С Алексом я праздновала на другой вечер. Он пригласил меня в роскошный ресторан. Я была полностью прощена. В знак примирения и в честь моей отличной защиты диплома, я получила от него в подарок антикварный рубиновый гарнитур - колье и серьги. Раньше такие вещи я видела только в музее. Даже представить себе не смела, сколько это стоит.
  
  - Это фамильная реликвия?
  
  - Ты мне льстишь, девочка! Это моя работа.
  
  - Кто ты, Алекс?
  
  - Я ювелир. Потомственный. Вхожу в десятку лучших российских ювелиров. Не только делаю свои авторские украшения, но и реставрирую антиквариат для музеев и частных лиц. Это довольно дорогое удовольствие. Иногда делаю на заказ копии музейных экспонатов. Чаще всего, по заказу самих же музеев, иногда - принимаю заказы от частных лиц. При этом я обязательно ставлю свое клеймо и выдаю сертификат, в котором значится, что копия сделана с согласия правообладателя. Подними вот этот бархат. Видишь - там бумажка. Ты получила в подарок копию украшений королевы Изабеллы Кастильской.
  
  - Ого! Это же очень дорого!
  
  - Да, это стоит примерно столько же, сколько половина твоей квартиры. Но ты этого достойна, милая.
  
  - Алекс, прости, я совершенно ничего о тебе не знаю.
  
  - Ну, в общем, это моя вина. Не хотел выдавать о себе слишком много информации. Ты же знаешь, что у меня есть личная тайна. Я боялся твоего любопытства. А потом как-то было уже не до того.
  
  - Кто твои родители?
  
  - Моя мать уже умерла. Она была известным ученым востоковедом. Отец - человек очень властный. Как раньше сказали бы - самодур. А я пошел характером в него. Это я загнал маму в гроб, а отец не может мне этого простить. Папа - как и я, ювелир. У него своя мастерская и очень состоятельная клиентура по всему миру. Еще он - один из крупнейших частных коллекционеров произведений искусств в Москве. Из-за чего наш дом похож на Форт Нокс. Не люблю там бывать. Еще у меня есть младшая сестра. Не знаю, в кого она пошла, но это совершенно беспутное создание. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я за тебя так испугался. Я боялся, что ты станешь такой же, как она. Мы общаемся с папой, но не с сестрой. Хотя он меня и не признает сыном, тем не менее, у нас много общих дел. Я стал хорошим ювелиром и теперь работаю на него. Работал. С недавнего времени у меня свой бизнес, но мы продолжаем поддерживать деловые связи. Бизнес не терпит сантиментов. Скорее всего, после его смерти я унаследую все его сокровища, но и сейчас он подписал дарственную на треть всей коллекции. Я могу распоряжаться ею по своему усмотрению. Сестра моя, из-за образа жизни, который она ведет, полностью лишена права наследования. Об этом составлены документы по всей форме.
  
  - Как интересно! - я в восхищении слушала его, раскрыв рот.
  
  - Как твои дела, девочка моя? Ты что-то опять бледная и круги под глазами...
  
  - Это все усталость. Много просидела над дипломом.
  
  - Не похоже. Как ты себя чувствуешь?
  
  - Как-то, не очень...
  
  - Что с тобой? Ну-ка рассказывай.
  
  - Да ничего серьезного. Я тут отравилась чем-то, а теперь, думаю, у меня гастрит начался.
  
  - Гастрит? У тебя он раньше был?
  
  - Нет...
  
  - Прости, а как у тебя обстоят дела по женской части?
  
  После родов мои месячные были нерегулярными, поэтому я совершенно не помнила, когда они были и не волновалась. Но тут у меня возникли смутные подозрения. Я потрясенно уставилась на своего друга.
  
  - Что случилось? Ты похожа на приведение. Ты больна? Мне можно рассказать все, как доктору.
  
  - Алекс, я, кажется, беременна...
  
  Алекс молчал, глядя мне в глаза. Его взгляд посуровел.
  
  - Доигралась!
  
  - Да уж... и, скорее всего, не от мужа.
  
  - Скорее всего.
  
  - Что мне теперь делать?
  
  - Как что? Идти ко врачу. Проверить, не подхватила ли ты еще и инфекцию. Эх ты! Голова садовая! Если гуляешь, так хотя бы предохраняйся!
  
  - Я сделаю аборт. Мне нужны деньги.
  
  - Я тебе сделаю! - он поднес к самому моему носу свой внушающий уважение кулак.
  
  - А как я мужу объясню все это?
  
  - Ты же собиралась разводиться.
  
  - Собиралась. Но не сейчас, потом...
  
  - Рита, послушай, если ты хочешь развестись, давай, я тебе помогу. У меня есть знакомые - отличные адвокаты. Если ты хочешь остаться с мужем - давай я с ним поговорю и все улажу. Вот увидишь! Все будет хорошо. Выше нос!
  
  Он бережно поднял мое лицо за подбородок.
  
  - Алекс... я чувствую себя так...
  
  - Как и должна чувствовать неверная жена. Все в порядке. Тебе на пользу пойдет. В следующий раз...
  
  - Клянусь тебе, никакого следующего раза не будет. Я и так довольно наказана. Носить ребенка, не зная, чей он - то еще испытание.
  
  - Но ребенок ни в чем не виноват. Не стоит его наказывать за твои ошибки. Если хочешь, я сам его воспитаю, как отец. Только вот официально не смогу усыновить.
  
  - Тогда мне лучше развестись с мужем.
  
  - Хорошо. Ты точно решила? Не передумаешь потом? А то мне будет неудобно перед знакомым адвокатом.
  
  - Не передумаю.
  
  - Тогда скажешь ему сегодня же. Поняла? Не тяни с этим. Это неприятный разговор, но чем скорее он произойдет, тем лучше для тебя. Помни, тебе волноваться вредно.
  
  В тот же вечер я сказала мужу, что изменила ему и поэтому хочу с ним расстаться. Валера устроил такой скандал, что стекла дрожали, но я все вытерпела молча, думая о том, что скоро все кончится и я буду жить в квартире со Светой и Сашенькой, ждать второго ребенка, а Алекс будет нас навещать.
  
  В конце концов, видя, что никакие его вопли на меня не действуют, Валера замахнулся, чтобы меня ударить, но наткнулся на такой мой взгляд, что в нерешительности опустил руку.
  
  - Я пришлю адвокатов! Я выкину тебя из этой квартиры! Я отниму у тебя ребенка, - бушевал он, а я думала, что это всего лишь слова, что все будет так, как сказал Алекс.
  
  Мою вторую беременность я носила исключительно легко. Примерно до 6 месяца я вообще о ней вспоминала лишь тогда, когда надо было идти в консультацию или когда хваталась за сигарету или спиртное и спохватывалась, что мне этого сейчас нельзя.
  
  Света была сама предупредительность. Наконец-то мы разделили с ней материнские заботы о Сашеньке. Он рос на редкость красивым и умным ребенком. Я им очень гордилась и всем хвасталась. Алекс с удовольствием с ним играл, покупал ему развивающие игрушки, лакомства.
  
  Мой Сашенька Алекса просто обожал. Стоило ему только услышать голос моего друга, как ребенок начинал радостно улыбаться и хлопать в ладошки. Именно навстречу Алексу Саша сделал свои первые шаги. На первый зубик Алекс подарил моему сыночку золотую ложечку, украшенную драгоценными камушками.
  
  У меня начал округляться животик. Я чувствовала себя превосходно и выглядела гораздо лучше, чем в первую беременность.
  
  Все соседи считали Алекса моим вторым мужем. Он часто оставался ночевать у нас, но ложился всегда в гостиной. Он больше не прикасался к моему телу и даже целовал меня только в щечку.
  
  Я поступила в аспирантуру и училась с большим удовольствием. Все, случившееся в Грузии и в последующие месяцы, будто и не было вовсе. Моя жизнь стала самой обычной - с ее хлопотами, радостями и бедами. Я готовилась к родам, посещала занятия для будущих мам. Вспоминая те кошмарные 10 часов сплошной боли, я очень боялась, но когда настало время, я родила на удивление быстро и даже покричать не успела.
  
  У меня родилась девочка с огненно-рыжими волосами. Я назвала ее Марина - в честь моей бабушки.
  
  Когда я лежала со схватками, то очень боялась увидеть своего внебрачного ребенка. Мне не хотелось думать, от кого она могла быть зачата. Но всю беременность мне вспоминалось, как я смотрела в глаза Алексу, но отдавалась Игорю. Мне хотелось надеяться, что моя дочь была зачата именно тогда. Это была наша с Алексом дочка - плод наших сумасбродных фантазий.
  
  Алекс относился к Марине тоже с особой нежностью. Мне он подарил к родам шикарный бриллиантовый браслет - копию антикварного украшения Марии-Антуаннетты.
  
  С Валерой мы развелись совершенно безо всяких скандалов. Я подозреваю, что весь огонь взял на себя Алекс, так как у бывшего мужа появилась очень дорогая тачка и престижная работа, когда он наконец-то закончил свой институт.
  
  Шли года. Мы жили очень счастливо, тихо и мирно. Я всецело была увлечена своей научной работой и воспитанием детей. Сашенька оказался очень музыкальным ребенком. Он играл на виолончели и считался перспективным молодым дарованием. Марина была девочкой мечтательной, ранимой и романтичной. Я отдала ее в школу искусств, и у нее довольно неплохо получалось рисовать и даже что-то ваять из гипса.
  
  Алекс был нашим ангелом-хранителем. Он по-прежнему решал все мои проблемы, занимался воспитанием моих детей и, кажется, был абсолютно счастлив. Я больше не смела доставать его своими домогательствами. Я смирилась и принимала его таким, какой он есть.
  
  Света вырастила мне деток до того момента, когда Саша пошел в школу, потом извинилась, что не может дальше у меня работать, так как выходит замуж. Мы нашли другую няню, потом третью. Они сменяли друг друга. Ни с кем у меня не было уже таких сердечных отношений, как со Светой, но свою работу они выполняли отлично.
  
  Глава 8
  
  В дальнейшем у меня бывали, конечно, разной степени тяжести романы, но ничего экстраординарного в моей личной жизни не происходило. Чаще всего, с моими любовниками знакомил меня Алекс. Они почти все были безнадежно женаты и крутили любовь на стороне. Все они были галантны, учтивы и состоятельны, никогда не скупились на подарки.
  
  У меня собралась нешуточная коллекция ювелирных изделий, которые дарил мне Алекс и мои поклонники. Я опасалась хранить такие ценности дома и арендовала банковскую ячейку в солидном московском банке.
  
  Когда Марине исполнилось три годика, Алекс посоветовал мне научиться водить машину. В качестве награды за успешно сданные экзамены на права, он подарил мне мою первую машину - Ауди ТТ. Я ездила по Москве вся из себя такая деловая и шикарная и страшно себе нравилась.
  
  Мы с Алексом стали заядлыми театралами и побывали на всех боле или мене интересных спектаклях как в Москве, так и в других городах и даже за рубежом. Мои знания трех языков сослужили мне добрую службу. По командировкам и в отпуске я исколесила почти весь мир. Из каждой поездки я привозила небольшие сувениры. Чаще всего - кукол. Теперь моя коллекция кукол занимала огромную витрину, сооруженную в гостиной.
  
  Все было в моей жизни в меру гладко, в меру безумно. Я позволяла себе иногда эксцентричные поступки, но они никогда не вредили моей репутации.
  
  Я научилась любить Алекса, не изводя его своей любовью. Это была тихая нежность, живущая на самом донышке моей души. Я обожала его, но никогда больше не признавалась ему в любви. Трудно любить человека, зная, что моя любовь всегда будет платонической.
  
  Я постоянно чувствовала себя любимой. Знаете, каково это жить и знать, что есть мужчина, который за меня готов отдать свою жизнь, бросить к ногам все страны и небо в придачу? Быть любимой - это и значит - быть женщиной. Я купалась в этом теплом роскошном чувстве, ощущая, как оно всегда, словно незримый аромат, витает над моей головой, окутывает мое тело, делая меня желанной для остальных мужчин.
  
  Мои дети тоже обожали Алекса, а он много времени проводил с ними и всегда был в курсе их маленьких детских секретов, никогда их не выдавая. Его мудрость не позволяла вспыхивать скандалам и ссорам в нашей семье.
  
  Мой сын играл на виолончели. Ему нужен был репетитор, который занимался бы с ним дополнительно. Я хотела, по своему обыкновению, обратиться с этой просьбой к Алексу, но мой сын сам привел в дом своего учителя. Его звали Эдуард Витальевич, и он был старше меня лет на 10.
  
  Он чем-то очень сильно напоминал мне Алекса. Я влюбилась в него с первого взгляда. Это был солидный мужчина с одухотворенным лицом и изысканными манерами. Он очень красиво ухаживал за мной. Были милые очаровательные подарки, находимые мной внезапно то в сумочке, то на туалетной полочке, то в машине. Были совместные посещения театров и светских мероприятий. Его очень любили и хорошо принимали в любом обществе. Он всем внушал уважение. А женщины так просто откровенно млели от его пронзительного взгляда и мальчишеской белозубой улыбки.
  
  Наконец, мы уплыли с ним в теплоходный круиз, где почти все время не вылезали из постели. Я по достоинству оценила его опытность, изысканную манеру любви и галантность. Ах, это так важно женщине, переступившей свой 35-илетний рубеж!
  
  Состоялась пышная свадьба, где Алекс, конечно, был свидетелем. Он был рад за меня, но чем-то озабочен, когда смотрел на Эдика. Я не хотела ни о чем его спрашивать. Он, конечно же, скажет что-то неприятное и окажется прав, а я так была влюблена и счастлива со своим новым мужем.
  
  Идиллия продолжалась целых 5 лет. Эдик оказался не только отличным мужем, но и отцом. Он был очень чуток с Сашенькой. Под его руководством мой сынок поступил в консерваторию и успешно там учился.
  
  Марина немного дичилась его, но она вошла как раз в тот возраст, когда девочки впервые влюбляются. И она влюбилась... в Алекса.
  
  Мне было это забавно наблюдать со стороны, однако, моя бедная дочь не на шутку страдала от своей безответной любви. Я была совершенно спокойна, что ничего плохого ей Алекс не сделает, а такой романтический опыт пойдет девочке на пользу.
  
  У меня тогда было много работы - я была занята пополнением нашей музейной коллекции, и мне приходилось часто бывать в командировках. Оба моих мужчины - Эдик и Алекс помогали мне в этой нелегкой работе, снабжая зарубежными контактами и полезными связями. Одним словом, для женщины, приближающейся к 40-летнему юбилею, моя жизнь была идеально гладкой и счастливой.
  
  Пока однажды я внезапно не вернулась домой в неурочное время. Самолет в Рим задерживался из-за нелетной погоды. Я проторчала битых 6 часов в аэропорту, а потом позвонила итальянским коллегам и перенесла поездку из-за внезапно разыгравшейся мигрени.
  
  Я вернулась домой и с порога услышала, что муж в нашей спальне, и он там не один. Каково же было мое изумление, когда я застала с ним... моего Сашу!
  
  Я превратилась в соляной столб и стояла на пороге, не в силах вдохнуть. Воздух просто не хотел проникать в стиснутые спазмом легкие.
  
  Глаза сына были расширены от ужаса. Муж быстро обмотался простыней и подбежал ко мне.
  
  - Дорогая, я тебе все объясню..., - начал он.
  
  Я наконец смогла вдохнуть и с трудом проговорила:
  
  - Не трудись. Все, что надо, я уже увидела. Собирай свои манатки и выметайся из моего дома. Чтобы духу твоего здесь не было!
  
  - Мама, если уйдет он - уйду и я! Мы давно любим друг друга! Я совершеннолетний! Моя половая ориентация - не твое дело!
  
  - Саша, постой, подожди, давай хоть поговорим!
  
  - Мне не о чем с тобой говорить. Я достаточно терпел, когда ты разделяла постель с моим любимым. Между прочим, это я его сюда привел. И очень пожалел об этом. Но он говорил, что так будет лучше и проще нам встречаться. Я был против, зная твой нрав, а он... он меня не послушал.
  
  - Я его убью, - прошипела я.
  
  - Не смей к нему подходить! Я сам тебя убью, если ты попробуешь хоть слово ему сказать!
  
  Сын быстро оделся, схватил какие-то вещи и выбежал вслед за моим бывшим любимым мужем.
  
  Я опустилась на пол, не в силах больше стоять. Мои ноги подломились. Я рыдала от обиды и горя. Все, что я смогла сделать - набрать номер телефона Алекса. Он услышал в трубке только мои рыдания.
  
  - Что? Что с тобой, Рита? Я сейчас приеду. Жди меня, пожалуйста. Только не отключайся, не клади трубочку. Я еду.
  
  Я услышала, как он выбежал на улицу и поймал такси, продиктовал таксисту мой адрес. А я все рыдала, не в состоянии справиться со своим горем.
  
  Он вбежал в не запертую дверь нашей квартиры и увидел меня на полу на пороге спальни.
  
  - Что с тобой, дорогая моя, любимая, девочка? Что случилось? Подожди, я уложу тебя в постель.
  
  Я яростно запротестовала, закрутила головой, рыдая еще сильнее.
  
  - Нет, не в постель? Хочешь, я положу тебя на диванчик в гостиной? Хорошо, хорошо, успокойся, любимая, я рядом. Это же я, твой Алекс. Я говорил тебе, что всегда буду рядом с тобой.
  
  Он нес меня осторожно, словно хрупкую фарфоровую куклу, словно сломанную марионетку, у которой болтались ручки и ножки. Я никак не могла успокоиться. Слезы заливали мое лицо.
  
  Алекс вытащил из кармана свою неразлучную фляжку с коньяком, поднес к моим губам и заставил сделать глоток. Потом еще один. Мне стало горячо и хорошо. Вдруг все куда-то уплыло. Он глотнул из фляжки тоже.
  
  Я почувствовала давно забытый вкус его поцелуя на своих губах, пахнущих коньяком и забылась в этом запретном наслаждении, увязнув в нем, как пчела в меде. Все на свете вдруг стало не важно, отступив перед целительной силой его любви.
  
  - Помни, что бы ни случилось, я всегда буду тебя любить, - шептали его губы возле моих губ, - ты всегда и во всем можешь положиться на меня.
  
  - Алекс, сколько же времени мы не целовались?
  
  - 17 лет, 6 месяцев и 3 дня.
  
  - Ты считал дни?
  
  - Я помню каждый наш поцелуй, каждое твое слово, сказанное мне, каждый наш день, проведенный вместе. Любимая моя, я живу только ради того, чтобы быть рядом с тобой.
  
  - Алекс, почему же мы не можем быть всегда вместе? Тогда мы были еще детьми, но я так и не узнала твоей тайны.
  
  - И не надо. Я не хочу, чтобы ты знала. Тогда мне останется только умереть, потому что ты возненавидишь меня.
  
  - Увези меня отсюда далеко-далеко, в волшебную страну, где мы могли бы любить друг друга.
  
  - Я не волшебник, конечно, но я знаю одну такую страну. И могу тебя туда увезти хоть сегодня ночью. Как у тебя дела с шенгенской визой?
  
  - Она у меня есть.
  
  - Вот и прекрасно. Ничего с собой не бери. Ты ведь в дорожной одежде? Паспорт, кредитки, кошелек, таблетки там всякие.. А, так у тебя в прихожей чемодан. Ты куда-то едешь?
  
  - Вообще-то собиралась, но могу перенести. Мне надо через неделю лететь в Рим.
  
  - Там посмотрим. Давай, закрывай квартиру и поехали. Я позвоню твоим предкам, чтобы они Марину на время забрали к себе.
  
  Он заказал такси, которое приехало на удивление быстро. Мы только успели спуститься к подъезду.
  
  В такси он планомерно накачивал меня коньяком, чередуя его с поцелуями. В самолет я уже садилась сильно навеселе. Я даже толком не поняла, куда мы летим.
  
  Люди странно смотрели на немолодую целующуюся пару. А мы никак не могли прерваться.
  
  В какой-то момент я помню себя, рыдающую пьяными слезами и рассказывающую Алексу, как застала Эдика и Сашу в постели. Потом был снова коньяк или что-то другое - не суть важно. Из самолета он нес меня на руках.
  
  Глава 9
  
  Я проснулась в каком-то незнакомом помещении и долго не могла сообразить, где я нахожусь. Я лежала, совершенно обессиленная, слушая, как в другой комнате Алекс говорит с кем-то по телефону. Слов разобрать было невозможно, но я слышала по интонациям, что разговор был не из легких. Через закрытые шторы на высоких окнах просачивался яркий солнечный свет. На столике у кровати стоял поднос с кофейником, двумя чашками и другими принадлежностями для завтрака. Я попыталась поднять голову, но со стоном опустила ее в подушки - так она болела.
  
  И тут я все сразу вспомнила - вчерашний кошмарный день, когда я застала в постели мужа и сына, скандал, когда я выгнала благоверного и уход из дома моего любимого ребенка. Как я могла бросить его там, одного, без дома, без поддержки?! Он же еще так молод! Как он там сейчас? Где?
  
  Бедный мой мальчик. Как я могла быть так слепа?! Его совратили, растлили, а я пребывала в неведении, думая, что ращу музыкального гения и заботясь только о его учебе. Я думала, что проблемы пола его еще не волнуют. Ему было уже 19 лет, а он всегда выглядел так невинно. Такой прекрасный белокурый ангел. Оказывается, на ангельскую красоту мальчиков всегда найдутся любители из числа немолодых мужчин.
  
  А Эдик? Мой любимый муж. Я всегда думала, что он верен мне. Ну да, я же искала соперниц среди женщин, а надо было их искать среди мужчин.
  
  Как ни странно, но я даже никогда близко не была знакома с геями и совершенно ничего о них не знала. Разве может быть мужчина одновременно и геем и не геем? Ведь у нас были очень насыщенные интимные отношения. И я искренне была убеждена, что ему это нравится. Разве может мужчина притворяться в таких делах? Я дожила до 40 лет, а в этих вещах была наивнее школьницы. Потому что привыкла только принимать любовь мужчин и никогда ничьей любви, кроме любви Алекса не искала.
  
  Для меня люди нетрадиционной ориентации были, как инопланетяне. Кто они? Как они живут? Какова их любовь?
  
  Именно на этом месте мои размышления прервало появление Алекса, поэтому, я встретила его крайне неожиданным даже для себя вопросом.
  
  - Доброе утро, любимая, как тебе спалось? - начал он с бодрой улыбкой.
  
  - Алекс, скажи мне честно, - сказала я, садясь в постели, - ты гей?
  
  Алекс застыл с выражением крайнего изумления, а потом от души рассмеялся:
  
  - Нет, дорогая, я точно не гей, могу тебе в этом поклясться.
  
  - Прости, я никогда не могла тебя понять.
  
  - Это ничего. Просто я не похож на других мужчин.
  
  - Ты с ними общаешься? Ты знаешь о них что-нибудь?
  
  - С геями? Конечно, общаюсь. Я часто сталкиваюсь с ними по работе. В мире искусства люди больше думают о своих душевных склонностях, чем о предрассудках общества. Считается, что здесь геев больше, но у нас просто больше людей, которые позволили себе в этом признаться и открыто вести соответствующий образ жизни.
  
  - Какие они?
  
  - Очень разные. Чаще всего, самые обычные люди. Живут как холостяки и встречаются с кем-то или создают семьи. Редко, когда удается усыновить ребенка. Чаще - мальчика. Так естественнее, что ли. Но мальчик этот вполне может вырасти натуралом, что случается не так уж редко. Есть у них и своя субкультура. Тусовки, клубы, особый сленг. Но это игры для подростков или людей, недавно осознавших свою гомосексуальность. От этого быстро устают и возвращаются в нормальную обычную жизнь.
  
  - Что будет с моим сыном?
  
  - Ну, пока он с Эдиком - ничего плохого. Сейчас я скажу тебе ужасную вещь, но это хорошо, что мальчик ушел с твоим бывшим. Так он хотя бы застрахован от случайных связей. В их мире это опаснее, чем в мире натуралов.
  
  - Ты так спокойно об этом говоришь...
  
  - Дорогая моя, ты мать - тебе это больно слышать, но я мужчина - я не имею права предаваться эмоциям. Я должен думать, как быть в этой непростой ситуации. Поэтому я принял все случившееся, как данность. Сокрушаться о сделанном - пустая трата времени и нервов, а они нам еще пригодятся. Давай исходить из того, что условия задачки таковы: твой сын гей - это подтвержденный им самим факт. Он ушел из дома, потому что ты выгнала его возлюбленного. Вопрос - куда он пошел? Я попытался дозвониться твоему Эдику, но он трубочку не берет. Я позвонил его друзьям, и они подтвердили, что мальчика видели в его квартире и Саша там вполне по-хозяйски устраивается. Значит, все в порядке. Он не будет шляться по клубам и ночевать непонятно где.
  
  - Алекс, бывает такое, чтобы мужчине нравились и женщины и мужчины одновременно?
  
  - Сплошь и рядом - твой любвеобильный муженек тому пример, - ухмыльнувшись, сказал Алекс, - а ты что, ничего не знаешь о своем ненаглядном Эдике?
  
  - Получается, что нет. Он так мне вскружил голову. Я просто витала в облаках, пока меня не приложили лицом в грязь.
  
  - Начнем с того, что ты у него четвертая жена. При этом у него часто случаются очень громкие е неприятные скандалы, связанные с его любовью к мальчикам. Последнее время он стал осторожнее и соблазняет хотя бы совершеннолетних, но из парочки историй ему удалось выпутаться чудом, так как предметом его сладострастия становились совсем юные подростки.
  
  - Фу, какая гадость!
  
  - На вкус и цвет...
  
  - Ты что, его оправдываешь? Он же чудовище!
  
  - Я и не думаю его оправдывать. Понимать и оправдывать - не одно и то же.
  
  - А мой сын - он может когда-нибудь стать... нормальным?
  
  - Что ты называешь нормальным? - строго спросил Алекс, - ты имеешь в виду нормы морали общества или то, что человек сам для себя считает нормальным? Так вот, хочу тебе сказать - люди, предпочитающие в любви свой пол абсолютно нормальны.
  
  - Сможет ли он любить женщин?
  
  - Может быть, сможет, может быть - нет. Все очень индивидуально. Тебе проще будет жить, если ты как можно скорее перестанешь думать о том, что может или не может случиться и примешь ситуацию такой, какая она есть. Если вдруг он изменится - тогда и будешь думать уже исходя из новой ситуации, понимаешь? Пусть это будет для тебя сюрприз.
  
  - Как мне помириться с сыном?
  
  - А вот это главный вопрос, который сейчас и должен нас с тобой волновать. Это будет непросто. Во-первых, потому, что он не готов к тому, что ты его поймешь. Сейчас для него весь мир перевернулся, и он уверен, что близкие люди его таким никогда не примут. Он просто боится тебя. Вся его бравада с уходом из дома - это проявление страха. Повторюсь - это очень хорошо, что у него в этом новом для него мире есть на кого опереться. Эдик - не чудовище, хотя, конечно, в вопросах морали он не ангел. Но пока твой сын ему не надоел, мальчик будет в полной безопасности.
  
  - К чему ты клонишь?
  
  - Девочка моя, пожалуйста, выслушай мою мысль до конца. Без сцен и нервов. Хорошо? Чтобы помириться с сыном, тебе придется помириться с Эдиком. Помириться и хотя бы сделать вид, что ты его простила. Не устраивай публичного скандала. Сделай вид, что принимаешь всю ситуацию такой, какая она есть. Рита, это очень тяжело сделать. Я знаю, ты такая ранимая и хрупкая, но я постараюсь, чтобы у тебя хватило на это сил.
  
  - Я не смогу, - замотала головой я, заливаясь слезами.
  
  - Сможешь. Это трудно, но не смертельно. Ты должна. Ради сына.
  
  - Я ненавижу Эдика, ненавижу себя за свою глупость...
  
  - Давай, без истерик. Нервы тебе еще пригодятся. Успокойся, родная. Давай отложим в сторону вопрос: 'кто виноват?' и будем думать только над вопросом: 'что делать?'.
  
  Я закрыла лицо руками и старалась подавить рыдания. Алекс отвел мои ладони, нежно вытер лицо платочком, обнял и тихонько гладил меня по голове, пока я не успокоилась немного.
  
  - Скажи, у мальчика есть деньги?
  
  - Его карточка привязана к моей. Там установлен лимит, но этих денег вполне должно ему хватить на жизнь.
  
  - Тебе надо увеличить лимит.
  
  - Хорошо.
  
  - Ну вот, у него есть где жить и есть на что. Это уже неплохо. Есть чем заняться - он учится в консерватории. Давай посмотрим, как будут развиваться события и будем действовать уже с учетом изменившейся ситуации.
  
  - У меня есть шанс вернуть сына?
  
  - Пока человек жив, всегда есть шанс, что когда-нибудь он вернется. Но это будет непросто и не скоро.
  
  - Скажи, почему ты мне ничего не сказал про Эдика?
  
  - Я пытался, но ты просто не дала мне шанса. Вспомни, ты же избегала меня долго после свадьбы, а потом каждый раз, когда я пытался завести разговор о твоем муже, ты переводила его на другую тему.
  
  - Я плохая мать. Я сама привела этого человека в наш дом.
  
  - О, милая девушка, читайте Набокова, - усмехнулся Алекс, - к тому же, это не так. Твой сын привел в дом своего любовника, а тот, в свою очередь, соблазнил тебя. Представь, каково ему было все это видеть.
  
  - Мой сын был еще ребенком!
  
  - Рита, у Саши еще со школы существует склонность к своему полу. Я несколько раз помогал выпутаться ему из неприятных историй. Наверное, я слишком серьезно относился к хранению детских тайн, наверное, надо было тебе кое-что рассказать, но ты знаешь, как священно для меня данное слово. Я и сейчас не буду тебе всего пересказывать. Расскажу только одно, то, в чем я виню себя.
  
  - Ты винишь себя? - удивилась я.
  
  - Да. Возможно, в том, что мальчик вырос таким, виноват именно я. Ты знаешь, они с Мариной погодки и очень дружны между собой. А Марина с детства была влюблена в меня. Она всеми своими душевными тайнами делилась с Сашей, пока Саша тоже не влюбился в меня. Он... понимаешь, он пытался со мной флиртовать, и я не знал, как это пресечь.
  
  - Чем же это закончилось?
  
  - Марина поняла, что я не тот человек, который способен ответить на ее любовь. Видимо, она кое-что рассказала обо мне твоему сыну.
  
  - И что же такого поняла о тебе Марина, что мне, спустя 20 лет еще не понятно?
  
  - Извини, но это наши с ней тайны. Вернее, моя тайна, которую она случайно узнала. Марина только с виду кажется такой же нежной и ранимой, как и ты. Внутри у нее стальной меч. И горе тому, кто на него напорется.
  
  - А может Марина мне помочь помириться с Сашей?
  
  - А вот это хорошая мысль! Может! Они все так же дружны, как и в раннем детстве. У Марины совсем не женский ум. Она сможет убедить твоего сына, что ты ему не враг. Давай я ей сейчас позвоню.
  
  - Может быть, лучше позвоню я?
  
  - Нет, в этом возрасте молодые люди и девушки охотнее делятся секретами и прислушиваются к советам не родителей, а друзей. К тому же, тебя все еще переполняют эмоции. Ты можешь сказать лишнее.
  
  - Алекс, а Марина - она хоть нормальная? Я имею в виду она какой ориентации?
  
  - Марина совершенно обычной ориентации, - усмехнулся Алекс, - сейчас она встречается с очень приличным мальчиком на пару лет старше ее. Его зовут Илья. У нее в личной жизни все вполне обычно. Мы с ней остались хорошими друзьями, когда она поняла, что ее любовь ко мне бессмысленна.
  
  - Мне лучше было не иметь детей. Я не смогла стать хорошей матерью. Ты знаешь их лучше, чем я.
  
  - Это нормально в их возрасте. Еще придет время, когда они будут сами делиться с тобой своими секретами. Тебе надо научиться думать о них, как о взрослых людях, а не как о детях. Это непросто. А сейчас - кофе, наверное, уже остыл. Завтракай. Я сделаю еще пару звонков и присоединюсь к тебе. Хочешь, я закажу свежего горячего кофе?
  
  - Пожалуй, я лучше попью холодный. Алекс, ответь мне на еще один вопрос - где мы?
  
  - А ты ничего не помнишь, моя радость? - удивился друг, - добро пожаловать в столицу страны тюльпанов - Амстердам!
  
  С этими словами он распахнул тяжелые шторы и я увидела поразившую меня картину - старинные улочки, каналы и повсюду клумбы с тюльпанами.
  
  - Мы приехали с тобой на ежегодный праздник цветов.
  
  Я взяла с подноса чашку с кофе и пошла к окну - любоваться красотой старинного города.
  
  Глава 10
  
  От моих тягостных мыслей Алекс увез меня по весенним каналам Амстердама сначала на праздник тюльпанов, а потом на знаменитые тюльпанные фермы и ветряные мельницы. Красота всегда действовала на мою душу умиротворяющее. Я все забывала, любуясь на великолепные ландшафты или гениальные произведения искусства. В Амстердаме было полно и того, и другого.
  
  Конечно же, он повез меня в музей Ван Гога, к которому я всегда испытывала совершенно особенные чувства, ощущая некое сродство душ. Там, растворившись в невыразимой нежности его холстов и пытаясь проникнуть в мысли художника, я постепенно начала приходить в себя.
  
  Алекс не скупился на подарки и ласки. Подарками он всегда меня задаривал, а вот ласки были между нами давно под запретом. Я снова ощутила себя той безумно влюбленной девочкой, которая когда-то пыталась добиться взаимности от этого загадочного и такого неприступного мужчины.
  
  Мы позвонили Марине, рассказали все, что случилось между мной, Эдиком и Сашей. Она выслушала на удивление спокойно и пообещала сама во всем разобраться. Сказала, что могут потребоваться деньги, и я обещала перевести ей на карточку сумму, которую она назовет.
  
  Мариночка всегда была девочкой практичной. Если она сказала, что могут потребоваться деньги, значит, она задумала что-то важное. Она никогда не любила пускать деньги на ветер.
  
  Мы обедали в тихом сельском ресторанчике в пригороде Амстердама с видом на ветряные мельницы. Он заказал мне божоле (последнее, в этом сезоне), а я вспомнила, как мы когда-то ездили с ним в Грузию.
  
  - Алекс, а помнишь, как мы с тобой пили грузинское домашнее вино?
  
  - Конечно, помню. И ты не давала спать всю ночь никому в гостинице, он подмигнул мне поверх бокала.
  
  - Я была бы не прочь повторить...
  
  - Если ты будешь умницей и не будешь устраивать кошмарных развратных загулов после этого, - он накрыл мою руку своей ладонью.
  
  Несмотря на то, что лицо Алекса казалось спокойным, его ладонь была чуть влажной и пальцы подрагивали. Я вдруг поняла, сколько значат для него этот, вроде бы, шутливый и пустячный разговор. Я смотрела в его глаза, которые стремительно теряли свою безмятежную лазурь, заполняясь расширяющимися зрачками.
  
  - Скажи мне честно, мой лучший друг, мой единственный любимый мужчина, ты ведь этого хотел?
  
  - Все эти семнадцать с половиной лет. Я мечтал, но не смел нарушить твою устроенную жизнь. Не хотел давать тебе надежду, которую не смогу оправдать.
  
  - Что-то изменилось? Ведь я чувствую.
  
  - Пока еще - нет, но может измениться.
  
  - Как получить гражданство Нидерландов? Давай навсегда здесь с тобой останемся?
  
  Я почувствовала, как он весь напрягся, пальцы мелко дрожали, на побледневшем лице выступили бисеринки пота.
  
  - Ты этого хочешь? Правда?- спросил он.
  
  - А ты женишься на мне?
  
  Это была самая долгая пауза, которую я смогла выдержать в своей жизни. Его взгляд был тяжелым, мне казалось, он проникает в самую мою душу, дыхание вырывалось почти с хрипом. Он не замечал, как сильно стиснул мою руку, пока я не вскрикнула от боли.
  
  - Прости, - извинился он, - я вдруг поверил, что возможно исполнение моего самого заветного желания.
  
  - Если ты расскажешь мне, мы вместе попробуем его осуществить, - я взяла его большую сильную руку в свои и нежно коснулась губами ладони.
  
  - Моя маленькая глупенькая девочка, ты сводишь меня с ума, но даже не знаешь, о чем речь. Не причиняй мне боль, умоляю тебя!
  
  - Опять, запретная тема?
  
  - Да. Почти. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
  
  И мы говорили об искусстве, о Нидерландах, делились впечатлениями от прекрасного праздника тюльпанов. Я вдруг оборвала разговор на полуслове и, с хулиганской улыбочкой предложила:
  
  - Алекс, кажется, мы не посетили еще одну местную достопримечательность?
  
  - Ты это о чем? О кофешопах?
  
  - Ну, можно и туда зайти, но в другой раз. Я про квартал Красных Фонарей.
  
  - И зачем такой приличной милой даме понадобилось туда идти?
  
  - Хочу посмотреть. Любопытно.
  
  - Ну, поехали! - его глаза вдруг молодо сверкнули, и я вспомнила прежнего Алекса - еще без представительной русой бородки и этих лучиков морщинок в уголках глаз.
  
  Мне вдруг бессовестно захотелось с ним целоваться у всех на виду, что я и сделала. Амстердам - город свободный. На нас даже никто не смотрел. Самое лучшее место для безумств немолодой и безнадежно влюбленной пары.
  
  В ночное время квартал Красных Фонарей - удивительно красивое зрелище. Первое время меня очень смущали взгляды живых, настоящих проституток, выставляющих себя в витринах и принимающих зазывные позы. А потом на меня вдруг нашел бесшабашный кураж, я стала их рассматривать, не скрывая своего любопытства и даже перемигиваться с ними, показывать пальцем и громко комментировать.
  
  Что было для меня полной неожиданностью - это поведение Алекса. Он оробел, не знал, куда девать глаза и даже покраснел. Потом взял себя в руки и даже освоился настолько, что начал смеяться над моими выходками, но чувствовал себя здесь очень неуютно.
  
  - Скажи, мой дорогой друг, а сколько у тебя было женщин?
  
  - Мое сердце всегда принадлежало только тебе!
  
  - А тело?
  
  - А тело - никому, ты же знаешь.
  
  - И все же, со сколькими женщинами ты этим занимался?
  
  - Обещай, что не будешь смеяться, сказал он мне в самое ухо, нежно целуя меня в висок.
  
  - Обещаю. Признавайся в своих грехах! - с шутливой серьезностью сказала я.
  
  - Только с одной - с тобой.
  
  - Ты шутишь!
  
  - Я абсолютно серьезен. Неужели ты не понимаешь, что можно жить только ради единственной женщины в мире и посвятить себя любви к ней?
  
  - Я не могу в это поверить! В нашем современном мире...
  
  - И я тебе признаюсь в этом в самом центре квартала Красных Фонарей в Амстердаме - вот уж не думал, что выберу для этого такое неподходящее место...
  
   Я хотела предложить купить ему проститутку, но поперхнулась своими словами, видя, сколько любви и печали светился в его глазах.
  
  Кажется, в тот вечер я целовалась больше, чем я на двух своих свадьбах вместе взятых. Но мое хулиганское настроение не прошло. Я предложила зайти в секс шоп. Алекс сначала смущался, но потом, со знанием дела, начал помогать выбирать мне игрушки.
  
  Может быть, кто-то считает, что то, чем мы занимались той ночью - извращение, только потому что мы использовали для этого покупные предметы, но для нас эта ночь стала первым шагом к нашему странному союзу, который впоследствии сложился между нами, именно благодаря той поездке в квартал Красных Фонарей.
  
  Наши чувства за двадцать лет не поблекли, а стали глубже и сильнее, как выдержанное вино. Несмотря на то, что у нас не было возможности сделать это естественным для всех способом, мы нашли выход. Начиная с той ночи, я стала считать Алекса своим любовником, а когда, позже, мы начали жить вместе, в одном доме - супругом.
  
  С того момента, я принадлежала всегда только ему одному, и была счастлива, как никогда в своей жизни, потому что он наконец-то не отталкивал меня. Я научилась тактично обходить запретные для него темы. Научилась никогда не трогать его даже во время секса, не пытаться раздеть. Я ни разу не упрекнула его за то, что он не такой, как все. Он стал для меня единственным мужчиной. Остальные просто перестали для меня существовать.
  
  Наутро я проснулась в постели и сладко потянулась, вспоминая прошлую ночь безумств с краской стыда на щеках. Алекс спал в другой спальне. Я постучалась к нему и увидела, что комната не заперта. Его там не было. На столе, под вазой с тюльпанами, лежала записочка, где он предлагал побегать по магазинам и купить пока себе что-нибудь симпатичное. Поверх записки лежала банковская карточка.
  
  Когда я проверила баланс карточки, то поверила, что Алекс действительно ни в чем не хотел меня ограничивать. Я побывала в местных бутиках, купила себе несколько уместных костюмов по погоде, немного аксессуаров и сувениров. Подарки для Марины и Сашеньки. Меня вдруг больно резануло воспоминание о том, что Сашин подарок придется передавать теперь через чужих людей.
  
  Еще я зашла в парикмахерскую, чтобы мне модно уложили волосы, а также обновили маникюр. Когда я расплачивалась в маникюрном салоне, мне позвонил Алекс и поинтересовался, все ли деньги, оставленные мне, я истратила и не надо ли вызывать грузовой фургон? Я, в тон ему, сказала, что, пожалуй, теперь ему придется заказывать грузовой контейнер, чтобы отправить домой все мои покупки.
  
  - Где ты, любовь моя? - спросил он.
  
  Я назвала адрес салона.
  
  - Никуда не уходи, я сейчас к тебе приеду.
  
  Он появился с единственной белой розой в руках и большим бордовым бархатным футляром под мышкой.
  
  - Что это?
  
  - Это подарок моей ненаглядной за самую прекрасную ночь в моей жизни.
  
  Это был полный гарнитур ювелирных украшений работы известного дизайнерского дома. Я испуганно посмотрела на него:
  
  - Алекс, это уж слишком...
  
  - Нет, нет и нет! Ты достойна даров королевы, а это - просто пустяк по сравнению с тем счастьем, которое ты мне подарила.
  
  Он весь светился и казался мне мальчишкой с приклеенной бородой и усами.
  
  - Что-то случилось? Где ты был?
  
  - Да! Случилось! Конечно, случилось! Разве ты не помнишь?
  
  - Не вгоняй меня в краску, - я правда почувствовала, как заливаюсь жарким румянцем.
  
  - Я просто был у доктора.
  
  - Ты чем-то болеешь?
  
  - Я пока не готов обсуждать с тобой проблемы своего здоровья, но, уверяю тебя, я здоров, как бык!
  
  С этими словами он схватил меня на руки и закружил, смеясь.
  
  А потом у нас был удивительный тур по Европе. Мы побывали в Цюрихе, Лозанне, Париже, Риме, Венеции. Это было лучшее время моей жизни. Наш настоящий медовый месяц. Моя душа была переполнена любовью настолько, что, к своему стыду, из моей памяти даже стерся тот ужасный скандал, из-за которого все началось.
  
  Во время наших европейских каникул Алекс познакомил меня со многими своими коллегами и другими интересными и знаменитыми людьми. Драгоценностей у меня набралось столько, что у нас возникли проблемы на российской таможне при их ввозе. Спас только звонок какому-то известному ювелиру, который приехал и уладил наши неприятности.
  
  Мы возвращались в Москву. Предстояли очень неприятные для меня дела. Прежде всего, примирение и разговор с Эдиком и попытки вернуть сына. Но рядом теперь все время был Алекс, и я была уверена, что теперь со всем справлюсь.
  
  Глава 11
  
  Оказалось, что все не так просто. Я вернулась в свою московскую квартиру. И в тот день, когда застала мужа и сына в своей супружеской постели. Я увидела разворошенную постель, которую, разумеется, некому было прибрать, пошла в спальню и начала машинально стаскивать белье.
  
  Хорошо, что рядом был Алекс.
  
  - Не надо, я сам, - он забрал из моих рук простыню.
  
  - Алекс, выкинь, пожалуйста, это постельное белье. У меня еще есть.
  
  Я вышла в гостиную, достала из бара бутылку коньяка и плеснула себе в стакан. Через некоторое время вышел Алекс. Я сидела в кресле, он сел передо мной на пол, взял мои руки, держащие стакан, в свои, и заглянул мне в глаза:
  
  - Ты как?
  
  - Нормально, - соврала я, - только будет очень тяжело возвращаться в эту квартиру и жить здесь одной. Марина последнее время здесь не появлялась. Либо жила у родителей, либо у своего сердечного друга. Я тут подумала, что никогда в своей жизни не жила одна.
  
  - Я как раз об этом хотел с тобой говорить. Хочешь, я перееду к тебе жить?
  
  Я встрепенулась, обрадовано улыбнулась неуверенной улыбкой:
  
  - Ты будешь со мной жить?
  
  - Ну да. Мы ведь теперь с тобой любовники, да?
  
  - Да, - по моему телу разлилось благодатное тепло.
  
  - И я имею право претендовать на детскую комнату, раз там все равно никто не живет?
  
  - О, Алекс, я буду так рада!
  
  - Послушай, дорогая моя, а давай сделаем здесь ремонт? Все поменяем! Ведь теперь у нас будет совсем другая жизнь!
  
  - Отличная идея, а то я не могу смотреть без содрогания на свою спальню.
  
  - Если Марина надумает выйти замуж, я отдам ей свою квартиру. Если вернется Саша - придумаем что-нибудь. А пока мы будем жить с тобой вместе. Как я давным-давно мечтал.
  
  - Я знаю, что мы не можем пожениться, но можно, я буду называть тебя своим мужем?
  
  - Я буду счастлив. А я буду звать тебя своей женой. Мы притворимся, будто поженились в Европе.
  
  - Но прежде всего, надо разобраться с Эдиком. Я ведь еще не разведена.
  
  Несколько минут я сидела и набиралась мужества, держа в руке мобильный телефон. Потом набрала номер Эдика. Он взял трубку не сразу. Но взял.
  
  - Ало!
  
  - Это Рита. Я хотела бы с тобой поговорить. Ты мог бы приехать сегодня вечером? - самым спокойным голосом спросила я.
  
  Он довольно долго молчал. Потом сказал подавленно, тихо:
  
  - Хорошо, я приеду.
  
  Алекс обнял меня молча, потому что слова сейчас были не нужны. Все уже было обсуждено и сказано. Самый лучший на свете друг - это тот, с кем можно молчать.
  
  Одно из самых лучших и проверенных средств от горя для женщин - это шопинг. Мы отправились с Алексом по магазинам. Купили немного шмоток, еды в холодильник, а заодно заехали в строительный гипермаркет - помечтать о ремонте. Эта идея всецело нас захватила. Настолько, что мы чуть не опоздали к назначенной Эдику встрече.
  
  Нам хотелось успеть до его приезда еще распаковать покупки и приготовить что-нибудь перекусить. Времени было мало, поэтому все делалось в ужасной спешке. Это было так смешно, что мы устроили потасовку за то, кто будет стоять у плиты. Как подростки.
  
  Поэтому, когда приехал Эдик, он застал нас хихикающими и заговорщицки переглядывающимися. Он этого явно не ожидал.
  
  - Алекс, а ты почему здесь? - начал он.
  
  - Ну, право контролировать мою личную жизнь ты потерял, - отрезала я.
  
  - Да уж... прости.
  
  - Алекс теперь будет жить со мной. Мы тут как раз ужин готовим. А ты пока можешь собрать свои вещи, - я не удержалась и хихикнула, вспомнив, что мы так и не поставили на огонь кастрюлю.
  
  Алекс вспомнил и опрометью бросился на кухню.
  
  Эдик непонимающе на нас уставился, а потом побрел собираться.
  
  Я вбежала на кухню и тихонько рассмеялась. Алекс схватил меня и зажал мне рот рукой, но это не помогло. Нас пробило на хи-хи и мы глупо смеялись, глядя друг на друга. Такое иногда бывает, когда в какой-то напряженный момент просто не выдерживают нервы и начинаешь смеяться неизвестно почему.
  
  А потом у нас вдруг одновременно возникла хулиганская мысль. И мы целовались, думая, что Эдик в любой момент может нас застать.
  
  На конфорке сердито зашипела кастрюля, выплескивая кипящую воду. Мы разжали объятия и увидели, что Эдик стоит перед нами и потерянно смотрит на нас. Мы не слышали, как он вошел.
  
  Я и не подумала оправдываться, а посмотрела на Эдика с вызовом. Алекс, кажется, смутился и занялся кастрюлей, а Эдик все понял и вышел с кухни.
  
  Когда, наконец, мы собрались втроем в гостиной, все уже были серьезны.
  
  - Я хочу развода, - сказала я.
  
  - Да, конечно, - согласился Эдик, - но, пожалуйста, не надо скандала. Я очень хочу, чтобы все было тихо.
  
  - Все будет зависеть от твоих отношений с Сашей. Пока мой сын с тобой, я буду молчать и делать вид, что мы разошлись, потому что я решила выйти замуж за Алекса. А ты скажешь, что сын решил жить с тобой. Как с отчимом. Понимаешь? Не порть мальчику репутацию. Но стоит вам только поссориться - я сделаю так, что все и каждый узнают обо всех твоих мерзких похождениях с мальчиками! И еще. Устрой так, чтобы мы с Сашей помирились.
  
  - Рита, я постараюсь, но это ведь зависит не только от меня. Ты же знаешь своего сына - он такой гордый и упрямый.
  
  - Ты очень постарайся, - впервые вмешался в разговор Алекс, - за твои старания я выплачу тебе некую круглую сумму, которая сильно тебя порадует. Особенно в свете твоих пошатнувшихся финансовых обстоятельств, - он внимательно смотрел Эдику в глаза.
  
  Я ничего не понимала, но, очевидно, мужчины хорошо поняли друг друга.
  
  - Я сделаю все, что от меня зависит, - покорно согласился Эдик, - мне тут Марина передала кое-что. Премного благодарен.
  
  - У тебя что, совсем плохо с деньгами? - удивилась я.
  
  - Увы, - он пристыжено замолчал.
  
  - Ладно, финансовую сторону мы обсудим с тобой позже, - сказал Алекс, - ни к чему Рите это слышать. Ты тут уже и так достаточно нагадил. Не втягивай ее в свои темные делишки. Надеюсь, ты не прихватил никаких ценных сувениров, собирая свои вещи? А то смотри, ты меня хорошо знаешь, - сказал Алекс угрожающе.
  
  Эдик смертельно побледнел и замямлил.
  
  - Прости, я совершенно случайно, кажется, положил...
  
  Он начал лихорадочно рыться в своих сумках. Мне стало так противно, что я вышла на кухню, сидела и курила сигарету за сигаретой, пока не услышала, как захлопнулась входная дверь.
  
  - И почему ты всегда выбираешь таких мерзавцев? - возмутился входящий на кухню Алекс.
  
  - Наверное, я ищу твои противоположности. Для контраста.
  
  Было уже довольно поздно, но мы решили не ждать до завтра и поехали домой к Алексу за его вещами. По пути нас застал звонок Марины.
  
  - Мамуля, ты где? У тебя все в порядке?
  
  - Я с Алексом. Мы разговаривали с Эдиком. Все в порядке. Спасибо тебе за то, что ты сделала для меня.
  
  - Не за что. К тому же, я сделала это еще и для своего любимого непутевого братца.
  
  Марина сказала, что хотела бы встретиться и поговорить. Я пригласила ее к нам назавтра.
  
  Мы быстро погрузили в машину вещи Алекса и приехали домой.
  
  Первым делом он приделал шпингалет в детской комнате, распаковал вещи и устроил себе там постель. Я не возражала. Если у человека есть тайна, которая мешала нам на протяжении 20 лет быть вместе, я согласна отказаться от своего любопытства.
  
  Мы решили посмотреть какой-то фильм и уселись рядом на диване в гостиной. Но фильм мы не посмотрели, потому что увлеклись поцелуями, которые плавно перешли в очень бурный секс. Я засыпала в своей огромной двуспальной постели одна, слушая, как в ванной шумит вода. Я пыталась представить себе Алекса без одежды, но у меня не хватало фантазии. Как жаль, что я никогда не смогу уснуть и проснуться с ним рядом.
  
  Утром он разбудил меня в домашней мягкой бархатной куртке и подходящих к ней штанах. Он принес на подносе дымящийся ароматный кофе, тосты и сладости.
  
  - Доброе утро, любовь моя!
  
  - О, Алекс, неужели это кофе в постель?
  
  - Конечно. Разве твои мужья тебе его не приносили?
  
  - Нет, - я рассмеялась, настолько нелепо было бы представить вечно недовольного Валеру или эгоистичного Эдика с таким подносом.
  
  - Я буду приносить тебе кофе в постель всегда.
  
  - Ты меня избалуешь.
  
  - Да! Я хочу баловать тебя, хочу выполнять малейшие твои капризы!
  
  Он поставил поднос и нежно меня поцеловал.
  
  - Дорогой, не увлекайся, а то мы весь день проведем в постели, а мне хотелось бы многое сегодня успеть.
  
  - Ты права... - он сел на постель, улыбаясь мне с хитринкой в глазах.
  
  - Нет, иди сюда. К черту дела. Я хочу, чтобы ты повторил то последнее, что делал ночью. Помнишь?
  
  - Тебе понравилось? Где наши игрушки?
  
  Через полчаса я стояла под обжигающими струями душа и млела от удовольствия, стараясь смыть с себя эту блаженную улыбку, но ничего не получалось. Я снова и снова видела те сцены, которые происходили сейчас в спальне при солнечном свете. Как стыдно... и как приятно.
  
  Днем мы были поглощены своими делами. Вечером приехала Марина.
  
  - Алекс?
  
  Она удивленно уставилась на Алекса в домашней одежде.
  
  - Как ты здесь...
  
  - Марина, Алекс теперь будет здесь жить. Если хочешь - можешь пожить у дедушки с бабушкой, если не хочешь с ними жить - Алекс отдаст тебе ключи от своей квартиры.
  
  - Алекс, но ты не можешь...
  
  - Марина, моя личная жизнь тебя не касается. - угрожающе проговорил он.
  
  - А мама знает?
  
  - Нет. И не надо ей ничего знать!
  
  - Но она должна! Как ты мог?! Я сейчас же ей все расскажу!
  
  - Ты мне обещала!
  
  - Послушайте, мальчики и девочки, - вмешалась я, - мне не надо ничего знать. Это Я, - я выделила голосом это слово, - не хочу ничего знать.
  
  - Мамочка, но ты не понимаешь...
  
  - И ничего не хочу понимать! Позволь мне жить собственной жизнью!
  
  - Да уж! Ты мало ошибок натворила?! Алекс, но как ты посмел?!
  
  - Я люблю ее и буду с ней жить!
  
  - Так. Давайте успокоимся и пойдем пить чай.
  
  Когда мы чинно расселись, я сама начала разговор.
  
  - Я так понимаю, что у Алекса есть некая личная тайна. Марина, я ценю твою заботу, но о ее существовании я знаю больше лет, чем ты живешь. Все эти годы эта чертова тайна не позволяла нам любить друг друга. И вот только сейчас мы решились жить вместе.
  
  - Но как? - перебила Марина.
  
  - В разных комнатах, - холодно отрезал Алекс.
  
  - Представить не могу вашу любовь, - усмехнулась Марина.
  
  - А ты не напрягай свою фантазию, - возмутился Алекс, - это не твоего ума дело.
  
  Они долгую минуту смотрели друг другу в глаза. Видимо, между ними происходила нешуточная дуэль, в которой победил Алекс.
  
  - Ну что ж, - сдалась Марина, - я давно хотела назвать тебя папой, Алекс.
  
  - В сущности, это почти так и есть...
  
  - Ооо, не надо, дорогой, - взмолилась я, краснея.
  
  - А что, была какая-то история? - поинтересовалась дочь.
  
  - Была, - усмехнулся Алекс, - но очень пикантного свойства.
  
  Марина ехидно улыбалась, глядя, как я залилась краской до самых корней волос.
  
  - Ну, я догадываюсь, что я не от папочки, - сказала дочь, многозначительно вытягивая длинную рыжую кудрявую прядь, - однако, я точно знаю, что биологическим отцом ты мне быть не можешь, - она с вызовом уставилась на Алекса, - Ну что же, не хотите рассказывать историю моего появления на свет... Мамочка, не могла бы я хотя бы узнать свое настоящее отчество?
  
  - Игоревна, - смущаясь и выдерживая долгий испытующий взгляд Алекса, созналась я.
  
  - Вот как? - тихо удивился он
  
  - Так ты не знал?! - воскликнула Марина, - вот это да!
  
  - Я догадывался. Знать такие вещи наверняка может только мать.
  
  - Мамочка, ты не против, если я отчество поменяю?
  
  Я сделала возмущенный и испуганный жест.
  
  - Да не бойся, я шучу. Меня все устраивает. Алекс, так могу я звать тебя папой?
  
  - Конечно, дочка, - с нажимом произнес он, глядя прямо ей в глаза, - и, надеюсь на то, что ты умеешь хранить чужие тайны.
  
  - Надейся, - усмехнулась она.
  
  Глава 12
  
  Алекс всецело увлекся ремонтом и обустройством дома. Он вил нам гнездо с упоением, ведь это приходилось делать ему впервые в жизни. Оказалось, что, несмотря на его мягкие руки, он очень любит и умеет ими работать. Вместе с белорусскими гастарбайтерами он переносил стены, сооружал ниши, разбирался в схемах проводки, даже красил и клеил обои. Не потому что не доверял, а потому что находил немалое удовольствие в физической работе. Рабочие прониклись к нему искренним уважением.
  
  Он стал одним из них, ни капли не отличаясь. Он купил себе такой же синий комбез и рабочую рубашку, закатал рукава и из-под них показались мускулистые руки, покрытые светлыми волосками. Он, не стесняясь, расспрашивал рабочих обо всем, с удовольствием учился чему-то новому и радовался, как ребенок, когда у него получалось.
  
  Наша квартира превратилась в стройплощадку. По вечерам мы уходили куда-нибудь в ресторан не потому, что хотелось посидеть и отпраздновать что-то, а потому что дома приготовить ужин было решительно невозможно.
  
  В ресторане все время у нас уходило на обсуждение перепланировки, выбор обоев и мебели в комнаты.
  
  Несмотря на царивший в доме кавардак, Алекс как-то умудрялся сдержать свою торжественную клятву, и каждое утро приносил мне кофе в постель.
  
  В конце концов, я не выдержала состояния постоянного ремонта нашей квартиры и откровенно сбежала в командировку во Францию. Там у меня был очень насыщенный график - я едва успевала поговорить по телефону с детьми и мужем. Если кто-нибудь бывал в Лувре, то знает, каково в этом громадном музее даже обычным посетителям. А если надо найти что-то в запасниках или кого-то из сотрудников?
  
  Мои ноги ныли от каблуков, и я впервые в жизни изменила своей привычке - надела обувь без каблуков.
  
  Но, в общем, все, вроде бы, было хорошо. Мне бы наслаждаться счастьем, но счастливой я себя не чувствовала, потому что постоянно думала о Саше и очень скучала по нему.
  
  Каждый день я просыпалась, вспоминая его лицо, и засыпала с мыслями о нем. Я думала о том, что он давно мечтал побывать в Париже, что ему здесь точно понравилось бы. Я пыталась ему позвонить, но он не брал трубку. Я звонила Эдику. Он испуганно что-то лопотал, но ничего внятного от него добиться было невозможно.
  
  Алекс звонил мне постоянно. Мы переписывались, находясь постоянно на связи, на одной волне. Он был счастлив. Я никогда в жизни не слышала, чтобы у него был такой голос. Когда ремонт был закончен, он вырвался из Москвы ко мне в Париж и попытался меня развлечь. Благо, на всякого рода культурные мероприятия и просто романтические свидания он был большой выдумщик.
  
  Я очень старалась качественно развлекаться и веселиться, опасаясь, как бы Алекс не принял мою тоску на свой счет. Но кого я хотела обмануть? Единственного человека, который меня действительно хорошо знал так много лет!
  
  В конце концов, он не выдержал и спросил напрямую:
  
  - Радость моя, отчего же ты такая печальная последнее время?
  
  Я очень старалась сдержать слезы, но когда я начала говорить, вместо связной речи получилась сплошная истерика, из которой Алекс с трудом понял, что я очень скучаю по сыну.
  
  - Терпи, моя девочка, терпи. Еще немного. Он обязательно тоже соскучится. Ведь он тебя очень любит. Давай лучше выбирать вместе ему подарки.
  
  - Алекс, только ты один меня понимаешь. И принимаешь такой, какая я есть. Со всеми моими потрохами и тараканами.
  
  - Но ведь я тебя люблю.
  
  - Да. Только глядя на тебя, я понимаю, что на свете еще существует настоящая любовь.
  
  - Скажи мне честно, Звезда моя, ты не из-за меня ли удрала в командировку в Париж?
  
  - О, нет, Алекс! Только не из-за тебя! Из-за ремонта!
  
  - А ты не жалеешь, что мы решили жить вместе?
  
  - Ни единой секундочки!
  
  - Я соскучился.
  
  - А я-то как соскучилась!
  
  - Ну тогда держись! У меня для тебя есть сюрприз!
  
  - Ты меня заинтриговал!
  
  - Тогда пойдем в номер...
  
  Поднимаясь в лифте, я уже сгорала от нетерпения. Я вдруг поняла, насколько соскучилась по любимому. Даже если это будет очередное украшения, я с удовольствием воспользуюсь им как предлогом, чтобы уединиться с Алексом.
  
  Он целовал меня, и мне уже было наплевать на его сюрприз. Я тащила его в спальню, но он подвел меня к столу, не прекращая целовать, и резко развернул, прижимая к себе.
  
  Я думала, что найду на столе подарок, но вместо подарка на столе, вдруг ощутила очень твердый предмет, упирающийся мне в ягодицы. Я издала удивленный возглас, но не успела ничего сказать, потому что Алекс вдруг повалил меня на стол и вошел в меня сзади.
  
  Неужели это случилось? 20 лет надо было ждать? Зачем? Все это пронеслось в моем возбужденном сознании и утонуло во всепоглощающей страсти, которая меня охватила.
  
  Я не помню, сколько раз я кончила, прежде чем поняла, что что-то не так. А как же он? Моя душа переполнялась нежностью и благодарностью к Алексу. Я порывисто высвободилась и, пока он не успел еще ничего сообразить, упала на колени и приникла горячими губами к источнику моего наслаждения... мои кубы ощутили лишь пластик.
  
  - Увы, детка, он не настоящий, - грустно сказал Алекс, - хотя очень похож.
  
  Но я не отстранилась. Я целовала его так нежно, будто надеялась, что он оживет. Но он был лишь качественной имитацией, не умеющий передавать ощущения. Я подняла полные любви глаза на Алекса. По его щекам бежали слезы.
  
  Он бережно поднял меня на руки и понес в спальню. В его груди гулко колотилось сердце, живущее только любовью ко мне.
  
  - Я мечтаю только об одном, - прошептала я, - однажды суметь удовлетворить тебя. Или хотя бы увидеть это своими глазами.
  
  Он замер и даже перестал дышать на несколько мгновений. Посмотрел на меня такими глазами, что я почувствовала себя виноватой. Его лицо исказилось от боли. Он уложил меня в постель, сидел рядом и гладил меня по голове. В этот вечер мы не сказали ни слова больше.
  
  Когда он решил, что я уснула, он тихонько ушел в ванну. Я слышала, как зашумела вода, осторожно встала, чтобы не зашуршать бельем и на цыпочках подошла к двери.
  
  Мне казалось, что он там за дверью стоит, прислонившись к ней спиной. Я гладила эту дверь, и мне даже показалось, что она стала теплой там, где он, наверное, к ней прислонялся. Я прижалась щекой к бездушному дереву и вдруг услышала приглушенный стон. Может быть, мне показалось, но вот, снова и снова. О, дорогой мой! Он не сделан из железа и пластика. Он обычный, нормальный человек, со своими странностями. И ему тоже нужна разрядка. Я представила себе, как он стоит там и вспоминает все, что только недавно случилось...
  
  ***
  
  Алекс зашел в ванну, запер дверь и включил воду. Сегодня он был слишком возбужден. Это была игра, но он почувствовал себя настоящим мужчиной, а стоящая перед ним на коленях его любимая женщина поразила его в самое сердце. Дорого он дал бы, чтобы сейчас она касалась горячими мягкими губами его живого тела. Он не смог сдержать стон. И вдруг ему почудился какой-то шорох за дверью. Он представил себе, как она встает с постели, тихонько подходит и прижимается к двери, гладит ее, представляя, как он стоит за ней. Он так сильно в это поверил, что, кончив, быстро оделся и рывком раскрыл дверь.
  
  За дверью стояла его возлюбленная. Она испуганно отстранилась, застигнутая врасплох. Она была совершенно нагая. Любимая и знакомая до последней родинки, до последнего седого волоска на голове. Ее губы шептали в мольбе:
  
  - Алекс, пусти меня, я хочу быть с тобой там. Я хочу тебя такого, какой ты есть...
  
  Его губы сжались в каменной непреклонности. Она заранее знала, что он скажет. Он произнес одно слово:
  
  - Уходи.
  
  И она покорно ушла...
  
  ***
  
  Я лежала, свернувшись клубком в постели и плакала от обиды. Ну почему он прогнал меня? Я так и не дождалась любимого и уснула в слезах. Почему? Ведь все было так прекрасно! Последнее время, для меня стала навязчивой идея удовлетворить его, но я не знала, как. Я не понимала его, не знала его тайны и не могла догадаться, что им движет.
  
  Наутро мы оба делали вид, что ничего особенного не случилось глубокой ночью, когда, предположительно, я должна была спать. Однако, мои мысли постоянно возвращались к той закрытой двери. По выражению его лица я понимала, что он думает о том же, но, по умолчанию, это стала для нас запретная тема. Мы больше никогда о ней не упоминали.
  
  Мы вернулись домой. Мне очень понравилась наша обновленная квартира, где у Алекса теперь была своя комната - спаленка и кабинет в одном флаконе. Моя спальня была выдержана в нежных тонах. Освещение в ней было подобрано так, что я всегда в зеркалах выглядела молодой и свежей.
  
  Я продолжала тосковать по сыну. Доставала своими жалобами и расспросами Эдика, Марину и Алекса, но сынуля у меня упрямый - весь в маму. Хотя, там и папа мог бы дать мне в упрямстве сто очков вперед.
  
  Не знаю, то ли Алекс что-то придумал, то ли Марина, а, может быть, Саша действительно соскучился, но примерно через полтора года однажды он позвонил сам.
  
  К тому времени они уже расстались с Эдиком, и мой бывший жутко меня боялся. Я понимала, что дело не в нем, просто мальчик повзрослел. У него появился сердечный друг - чуть старше его. Очень красивый мальчик. Вместе они составляли завидную пару.
  
  Конечно, я все еще сожалела, что мой сын гей, но как-то со временем я стала привыкать к этой мысли.
  
  Поэтому, когда он привел к нам знакомиться своего друга Антона, то наш радушный прием буквально шокировал его возлюбленного, а Саша был очень горд своими родителями, которые принимают его таким, какой он есть.
  
  Пока Алекс показывал Антону свою коллекцию антикварной эмали, я улучила минутку и уединилась с Сашей.
  
  - Сашка, родненький, я так соскучилась по тебе! Ну почему же раньше ты меня так избегал? Ведь я ничего плохого тебе не сказала. Ни единого словечка!
  
  - Мама, потому что я был маленький дурачок! Ты прости меня, пожалуйста! Ты у меня самая мировая мама в мире! Мне стыдно, что я так скверно обошелся с тобой. Потому и не приезжал...
  
  - Хорошо, что ты понял - я тебе не враг. Я люблю тебя таким, какой ты есть!
  
  - Мама, знаешь, ты единственная среди всех моих знакомых ребят геев, кто не оттолкнул, признал и понял. Я так тебе благодарен, что ты не пытаешься меня изменить, не закатываешь сцен. Пойми, я такой, какой есть. Меня не изменить. Мне и так не сладко живется. Хорошо, что ты меня понимаешь.
  
  Я расплакалась от избытка чувств.
  
  - Ну-ну, не плачь. Все позади. Я с тобой. Теперь мы с Антоном часто будем приезжать. И я рад, что вы, наконец, вместе с Алексом - он классный!
  
  Глава 13
  
  Тот Новый Год остался одним из самых счастливых воспоминаний моей жизни. Сохранились наши фотографии, на которых мы все такие радостные, смеющиеся, любящие друг друга. Мы и не знали тогда, сколько горя принесет наступающий год. Если бы мне предложили вернуть время назад, я все на свете отдала бы, лишь бы вернуться опять в это беззаботное счастливое время.
  
  Мы собрались вместе всей семьей у моих родителей на даче. Еще когда я была замужем за Валерой, они выкупили дом с участком в деревне за 100 километров от Москвы. Тогда это стоило еще не очень дорого. Со временем от того деревенского дома почти ничего не осталось - его многократно перестраивали и достраивали за прошедшие 23 года. В последний год к нему пристроили еще веранду и тут же ее утеплили, сделав из нее большую семейную гостиную с камином. Надстроили полноценный второй этаж, а над ним построили еще мансарду.
  
  Теперь родители, которые давно вышли на пенсию, почти все время жили на даче, уступив свою квартиру Саше. Марина с ее молодым человеком Илюшей жили в квартире Алекса, которую обустроили уже под свое любовное гнездышко.
  
  30 декабря мы все приехали в деревню. Долго перетасовывали машины, пытаясь их поудобнее припарковать, так как их собралось в нашем дворе уж очень много. У папы была своя Нива, мальчики приехали на новенькой Kia Sportage, Илья водил потрепанную, доставшуюся от родителей Ауди. Меня привез Алекс, который последнее время предпочитал исключительно Крайслеры.
  
  Веселая суета началась еще со стоянки. Мужчины шутливо бранились, подкалывали друг друга, подтрунивая над автомобильными предпочтениями и манерой парковаться. Мы, нашим дружным женским коллективом, смеялись от души, глядя на них, а они и рады были напоказ расфуфыривать павлиньи хвосты.
  
  В родительском доме в те дни безраздельно властвовала ее величество Любовь, которая объединяла всю нашу семью.
  
  Нам с Алексом отвели одну комнату, так как родители знали, что мы теперь живем вместе. В этом нам виделись некоторые проблемы, но мы с ними впоследствии успешно справились.
  
  Мальчиков положили в одной комнате, но на разных кроватях. Родители не знали об их отношениях, думая, что они просто друзья. Ну а почему бы друзьям не спать в одной комнате? Мои родители, простые и чистые душой, даже не подумали ничего плохого. Я взяла с мальчиков страшную клятву, что они будут себя вести тише воды и ниже травы, чтобы не дай Бог не шокировать стариков.
  
  Марина с Илюшей напоказ заявили, что им нужна общая постель. Моя мама попыталась возмутиться, но Илья, которого она очень уважала, заговорщицки подмигнул, ей и она оттаяла, заулыбалась.
  
  Целый день прошел в веселой суете, а под вечер наши гурманы-кулинары собрались на кухне: мама, Алекс и Марина. Я никогда не испытывала особой любви к кухонным хлопотам, поэтому осталась с остальными в гостиной. Илья и Саша Антоном наряжали елку, о чем-то заговорщицки перешептываясь. Я не стала им мешать и отошла в сторонку. Мало ли, какие могут быть у них секреты.
  
  Ко мне подошел папа:
  
  - Рита, доченька, тебя, наконец, можно поздравить с нормальным мужчиной в твоей жизни?
  
  - Да, папа, спустя 23 года мы решили жить вместе.
  
  - Поженитесь?
  
  - Непременно. Алекс что-то замышляет.
  
  - Как я хотел бы дожить до вашей свадьбы...
  
  - Какие твои годы - доживешь. Будешь еще в третий раз пропивать свою непутевую дочку.
  
  - Как же тебе повезло! Не каждой женщине встречается в жизни такой Алекс. Я смотрю на него и понимаю, что даже мне до него далеко, не то, что современной молодежи.
  
  - Да, папа, ты прав. Мне очень повезло. Я так его люблю!
  
  - Вот и правильно. Я очень боялся, что ты его потеряешь.
  
  - Вряд ли это возможно. Ты его не знаешь. Алекс однолюб. Кроме меня в его жизни просто никого не существует.
  
  - Я догадываюсь.
  
  Когда ужин был готов, все мы собрались у камина под новогодней елочкой.
  
  Вот они - наши новогодние фотографии. Вот папа нежно обнимает совсем старенькую и седую маму.
  
  Вот мы с Алексом. Такие беззаботно счастливые и влюбленные, как подростки. Я последнее время стала красить волосы в темно-каштановый (как и мой природный) цвет и стричься под каре, одеваясь в стиле ретро. Теперь мы с Алексом смотрелись как очень стильная пара родом из начала двадцатого века.
  
  Вот наши мальчики Саша и Антон. Изо всех сил делают вид, что они просто друзья, а в глазах пляшут чертики и улыбки уж больно нежные.
  
  Вот Мариночка и Илья, не размыкающие рук. В их глазах светится любовь.
  
  Вот мы все вместе - пока еще все живые и счастливые.
  
  Этой ночью сбылась одна моя давняя мечта. Впервые я спала в одной постели с Алексом. Конечно, он надел очень плотную пижаму и повернулся ко мне спиной, взяв с меня клятву, не приставать к нему сонному. Я прижалась к нему сзади, гладила его почти совсем седой затылок, шептала нежные глупости в его большое мохнатое ухо и целовала его шею. Он чуть ли не мурлыкал от удовольствия.
  
  Потом я уснула, окутанная его ароматом, как волшебным коконом. Мне приснилось, что мы с Алексом бежим по летнему лугу и радостно смеемся. Он кричит мне:
  
  - Лети! Я знаю, ты умеешь летать! Не бойся! Я рядом! Если будешь падать - я тебя поймаю! Ну же! Взлетай!
  
  Я разбегаюсь, раскидываю руки в стороны и взлетаю высоко над деревьями. Я смотрю вниз и вижу запрокинутое лицо Алекса. Он радостно кричит мне:
  
  - Я всегда знал, что ты умеешь летать! Лети! Моя любовь тебя защитит!
  
  Кажется, во сне я смеялась. Проснувшись, я долго лежала, ощущая ленивое утреннее тепло тела любимого. Какое это счастье - просто засыпать и просыпаться вместе! Все вы - те, кто ворчит на благоверного за то, что тот ворочается или храпит во сне! Вы не понимаете своего счастья! Нет ничего на свете слаще, чем засыпая, касаться тела любимого, гладить его волосы, а просыпаясь, встречать новый день с его поцелуем на губах или просто лежать и понимать, что он здесь, рядом, такой теплый и родной.
  
  Новый год мы встречали под дружный звон бокалов. Мы желали друг другу любви и счастья, с надеждой и воодушевлением встречая наступающий год.
  
  Чуть позже, когда Новый год был уже встречен, но никто еще не встал из-за стола, Илья поднялся с очень торжественным видом.
  
  - Дорогие Рита и Алекс, Марина и все ваша замечательная семья. Пользуясь случаем, что все мы здесь сегодня собрались, я хочу сделать предложение руки и сердца моей обожаемой, любимой Мариночке. Я очень надеюсь, что она мне не откажет, и я вольюсь в вашу семью.
  
  Он протянул Марине открытый футлярчик, в котором лежало очень красивое колечко. Я не сомневалась, чьей оно было работы, и посмотрела на Алекса, который выглядел очень гордым. Во взгляде его стояли слезы умиления.
  
  Марина вся зарделась, как часто бывает с рыжими людьми. Вспыхнула и побледнела, осторожно беря в руки футляр. Надела колечко, посмотрела на своего возлюбленного лучащимися счастьем глазами, вскрикнула, как всегда импульсивно:
  
  - Я согласна! - и кинулась ему на шею.
  
  Мы встретили эту сцену дружными аплодисментами, звоном бокалов и криками: 'Горько!'
  
  Марина и Илья целовались. Мои предки держались за руки и вытирали глаза. Алекс нежно обнимал меня за плечи, а мальчики явно завидовали, что им никак нельзя проявить своих чувств.
  
  Мне стало душно в доме, я надела шубку и вышла под зимнее звездное небо. Хлопнула дверь. Ко мне вышел Алекс. Я хотела взять у него из кармана портсигар, он мне не позволял, крича, что осталась последняя сигарета. Завязалась дружеская возня. Он повалил меня на снег, мы катались, смеясь, а потом лежали на снегу, глядя в небо, и курили на двоих одну сигарету.
  
  - Алекс, я хотела бы навсегда запомнить этот момент. Я так счастлива, - к звездам поднималось маленькое облачко дыма, будто душа нашей с ним любви.
  
  - Никогда не говори такие вещи вслух, - он вынул у меня изо рта сигарету и затянулся, - я чувствую то же, но из суеверных соображений молчу. Пойдем в дом. Так недолго и простыть.
  
  Он бережно поднял меня со снега на руки.
  
  - А ты, однако, стала тяжелая.
  
  - Да, что-то у меня проблемы с лишним весом.
  
  - Не смеши! Ты всегда была такой худой! Тебе немного округлиться не помешает.
  
  Мы вернулись в дом, который понемногу погружался в сон. Через некоторое время мы остались у камина вдвоем.
  
  - Алекс, а помнишь, как мы сидели когда-то у камина в Грузии и ты поил меня домашним вином?
  
  - Такое не забывается, - сказал он мечтательно, - хочешь, повторим? Домашнего грузинского нет, но есть божоле. Налить тебе?
  
  - Давай возьмем его в спальню, - предложила я, и у меня вдруг сел голос - я вспомнила ту ночь в Грузии.
  
  Он, кажется, меня понял. Его взгляд потемнел от желания. Он взял в одну руку бутылку, в другую бокалы, и они предательски звякнули, когда он не смог унять дрожь в руках. Почему-то у Алекса, когда он сильно меня хочет, всегда подрагивают пальцы.
  
  Я подошла, поцеловала его и почувствовала, как губы его стали тверже, требовательнее. Как странно, что спустя столько лет его поцелуи все так же сильно меня волнуют.
  
  Той ночью было все почти так же, как тогда, на грузинском горнолыжном курорте, только я научилась не кричать так громко, когда меня любит мой мужчина. Даже если любовь эта нестерпимо прекрасна.
  
  Засыпая, умиротворенная, счастливая, я слышала, как он тихонько вышел, прикрыв за собой дверь. Утром проснулась я снова с ним рядом, и это было чудесное пробуждение.
  
  12 дней каникул пролетели незаметно. Мы катались на лыжах и на ледянке с горки, устраивали снежные покатушки на машинах, жгли костры, дурачились, сидели вечерами у камина, вели разговоры об искусстве, политике, литературе и других интересны вещах. Мы любили друг друга страстно, тихонько, каждый за своей дверью. Не знаю, как там было у мальчиков, но никто ничего так и не заподозрил.
  
  В один из этих счастливых дней ко мне подошла дочка, когда я наслаждалась одиночеством, сидя у камина. Марина, в ее обычной манере, выпалила новость сразу, без предварительных маневров и предисловий.
  
  - Мама, я хочу тебе сказать еще одну новость. Я беременна.
  
  - Прекрасно! Значит, у нас с Алексом скоро будет внук или внучка?
  
  - Да.
  
  - Пойди, расскажи отцу. Он обрадуется.
  
  - Ему я давно сказала. Мы же с ним друзья.
  
  Меня это немного задело, конечно, но не настолько, чтобы устраивать сцены. Я всегда знала, что мои дети доверяют все свои секреты Алексу. Потому что он умеет их хранить.
  
  Уезжая, мы мечтали, что еще не раз будем встречать здесь новые и новые года, но никто из нас не знал, что больше всей семьей нам встретиться не удастся никогда.
  
  Глава 14
  
  Свадьбу Марины пришлось отложить до весны из-за того, что ее жениха Илью отправили на стажировку в Польшу. Он мог отказаться или перенести поездку, но в этом случае, он не получил бы хорошее распределение после института. Пришлось переносить свадьбу.
  
  Наверное, Марина была расстроена, потому что никакой невесте не хочется быть на своей свадьбе уже сильно пузатой, но что-либо прочесть на ее лице было сложно. Она никогда не показывала своих настоящих эмоций, а во время беременности стала всем демонстрировать сплошной показной позитив, пряча свои истинные чувства.
  
  Мальчики бывали в гостях у меня довольно часто. Им нравилась наша с родительская демократичность, моя хлопотливая забота и мудрые советы Алекса.
  
  Однажды Саша с гордостью заявил, что собирается принять участие в московском гей-параде. Алекс не на шутку встревожился и разозлился на него:
  
  - Не смей этого делать, Сашка! Я тебе запрещаю!
  
  - Пап, ты не можешь мне запретить. Я уже большой мальчик. Мне исполнилось 23 года.
  
  - Саша, куда ты лезешь! В Москве гей-парады запрещены! Сколько бы ни было решений по этой проблеме международных судов, здесь вы можете подтереться этими бумажками. В этой стране никогда не было и не будет толерантного отношения к секс меньшинствам. Вспомни, чем закончились все предыдущие попытки!
  
  - И что теперь? Заткнуться и сидеть, поджав хвост?
  
  - Жить обычной нормальной жизнью! Что тебе еще надо? У тебя семья, которую приняли родные. Скажи, у многих твоих знакомых ребят такое произошло? Тебя не взяли в армию, официально признав за тобой право быть геем. Хочешь, я помогу получить вам с Антоном гражданство Нидерландов - езжайте, живите, как люди, в официальном браке. Но не лезьте вы в российскую политику! Здесь это занятие смертельно опасно!
  
  - Я никуда отсюда не поеду! Не сможем мы с Антошкой там жить-поживать и добра наживать, когда наших ребят здесь будут гнобить? Заткнуться и сидеть, глядя, как кучка христианских лицемеров и депутатов-гомофобов втаптывают в грязь те свободы, которые ваше поколение, между прочем, для нас отвоевало? Как ты не понимаешь, это ведь касается не только геев. Это касается всех нас вообще! Сегодня позволим запретить гей-парад, а завтра государство будет нам диктовать с кем, когда и сколько трахаться, сколько рожать детей, какого цвета и длины носить одежду, что жрать, сколько спать... А любые отклонения от общепринятой и государственно закрепленной сексуальной нормы поведения снова будут считаться уголовным преступлением?! Помнишь, ведь все это уже было: 'В СССР секса нет'.
  
  - А что ты предлагаешь? Переть против системы? Это все равно, что бежать навстречу паровозу и орать 'Задавлю!'. Кого вы здесь собираетесь переубеждать? Все, кончилась демократия. Или живи здесь и терпи, или езжай в сытую благополучную Европу и живи, как белый человек. Другой альтернативы ты не дождешься.
  
  - Алекс, ты воспитал меня мужчиной. Независимо от моей ориентации - я мужик. И не боюсь ничего - ни полиции, ни государства, ни гопников. Я выйду со всеми вместе на гей-парад и ничего они нам не сделают.
  
  Они так распалились, что оба вскочили со своих мест. Я подошла к Саше и умоляюще заглянула в глаза сыну:
  
  - Сыночек, пожалуйста, никто не сомневается в твоей храбрости. Не ходи туда! Ради меня, ради Алекса, ради Марины. Она ждет ребенка - ей волноваться нельзя. Я не переживу, если с тобой что-то случится там.
  
  Он стоял рядом со мной - такой большой и сильный. Саша за последний год раздался в плечах и заматерел, превратившись из тонкого женоподобного херувима в настоящего мужчину. Так, что я почувствовала себя рядом с ним маленькой и хрупкой. Поверить не могу, что этого мальчика я рожала, страдая целых 10 часов подряд. Он бережно обнял меня своими огромными ручищами и улыбнулся, глядя сверху вниз:
  
  - Мам, не бойся, все будет хорошо. Я способен за себя постоять. Алекс, я привык тебе во всем доверять, поэтому я приехал сюда, надеясь, что ты меня поддержишь. Не ожидал, что ты чего-то можешь испугаться. Ты меня разочаровал.
  
  - Не боятся только глупцы! Не стыдно бояться прыгать с башенного крана без парашюта, не стыдно бояться нападающей на тебя гремучей змеи, не стыдно бояться смертоносной машины государства, которая может слепо смести тебя с лица земли. Для тех, кто здесь заказывает музыку ты и твой смехотворный гей-парад - всего лишь песчинка, которую сдуй - и все, никто и не вспомнит.
  
  - Я все сказал. Мам, пап, мы пошли. Антош, пойдем.
  
  Антон обернулся, виновато улыбаясь, и ушел вслед за своим возлюбленным.
  
  Я растеряно стояла посреди гостиной и смотрела вслед мальчикам. Ко мне подошел Алекс и обнял за плечи.
  
  - Что теперь будет? Ты можешь его переубедить? - спросила я у него.
  
  - Нет, он взрослый человек. К сожалению, я не могу на него повлиять. Если бы Марина не была беременной, я попросила бы ее повлиять на брата, но, увы, я не могу сейчас перекладывать такой груз ответственности на ее плечи.
  
  - А может быть, купить им с Антоном тур в Европу или еще куда подальше отсюда?
  
  - Он не поедет. Гей-парад для него принципиально важен. Рита, мы ничего не можем сделать. Если бы я умел, я бы непременно помолился за него. Ничего не говори Марине, поняла?
  
  - Это, действительно, так опасно?
  
  - Ты не представляешь себе, насколько. Если бы он пошел воевать в любую горячую точку планеты, у него было бы больше шансов остаться в живых.
  
  - Ты что-то знаешь?
  
  - Да, я слышал. Ходят слухи. Но тебе я этого пересказывать не стану. Или ты наделаешь глупостей.
  
  До самого 15 марта, когда была объявлена дата шествия, мы не находили себе места. У меня разразилась мигрень от того, что я перебирала тысячи способов остановить сына и не могла ничего придумать. Я попросту была бессильна.
  
  Казалось, только недавно, он, такой милый и послушный мальчуган, считал мое слово законом, уже не говоря про Алекса, которого он боготворил. Теперь он вырос, и я утратила всю родительскую власть над ним.
  
  Инстинктивно я жалась к Алексу, надеясь, как всегда, что он обязательно что-нибудь придумает и остановит Сашу. Но он ходил, мрачнее тучи. Я видела, что его мучают те же мысли, что и меня. В конце концов, я начала избегать его общества.
  
  Последние несколько вечеров Алекс мертвецки напивался по вечерам и засыпал в кресле перед телевизором, а я чувствовала себя такой беспомощной и одинокой, как никогда в жизни.
  
  Однажды, посмотрев на меня, он вдруг стал стремительно трезветь. Он понял, что предаваясь отчаянию, забыл про мои чувства. Он с трудом поднялся из кресла, дошел до кухни, принял апохмелин и ушел в душ. Оттуда вернулся уже привычный Алекс - как всегда элегантный, с чисто выбритыми щеками и подстриженной бородкой, благоухающий туалетной водой. Он все еще был бледен, но уже решителен и трезв.
  
  - Что бы ни случилось, мы не должны терять самообладания, моя радость, - сказал он мне, улыбаясь неестественно бодро.
  
  Я посмотрела на него и отвернулась. Его фальшивая улыбка не вселяла в меня оптимизма. Он обнял меня и поцеловал в макушку.
  
  - Все, детка, все, что смогли - мы сделали. Давай ждать и надеяться. Не хорони его раньше времени. Люди и с войны возвращались живыми.
  
  И мы ждали. Казалось, мы плывем в какой-то вязкой патоке, двигаясь замедленно и с большим усилием. Время тянулось и тянулось мучительно медленно.
  
  Вот уже наступила роковая дата. Тот самый час... Я металась по гостиной, не находя себе места. Алекс сидел в кресле и пытался найти по телевизору новости. Как назло, ничего не было - все какая-то приторная мерзость. В интернете тоже ничего. Пусто. Как будто нет и не было никакого гей-парада.
  
  Вдруг Алекс подпрыгнул на месте:
  
  - Так они же все удаляют! Всю информацию из сети! Где телефон?! Надо немедленно ему позвонить.
  
  Но было уже поздно. Сашин телефон не отвечал. Тянулись минуты и часы. Мы поставили оба телефона на постоянный дозвон на громкую связь: 'Абонент не отвечает или временно недоступен'.
  
  - Алекс, что же делать? - взмолилась я, не в силах больше пассивно ждать.
  
  Он взглянул на мое перепуганное лицо и сказал:
  
  - Я обзвоню всех своих друзей и знакомых, может быть, кто-то что-то знает. Ты обзванивай все больницы и морги.
  
  - Алекс...
  
  - Рита, пожалуйста, сделай это. И держись. Мужество нам сейчас пригодится.
  
  Прошло уже больше суток. Ни по телевидению, ни в интернете ничего не было. Не было ребят в списках поступивших в больницы и морги. Была полная тишина и неизвестность.
  
  - Алекс, а как узнавали новости в 90-ых во время переворота?
  
  - Ты гений, девочка! - хлопнул он себя по лбу и вскочил.
  
  - По радио! Надо срочно найти что-нибудь мощное.
  
  Он притащил какой-то старый приемник и растянул через всю гостиную проволоку. Мы напряженно крутили ручки настройки, пытаясь расслышать хоть что-нибудь в шумах.
  
  И вот, наконец, удалось поймать едва уловимое: 'Говорит радио 'Свободная Россия'. Вчера, 15 марта должен был состояться заявленный активистами ЛГБТ гей-парад. На подступах к Болотной площади мирную демонстрацию... убитых и раненых. Если вы... телефону...'
  
  Мы переглянулись, в ужасе, обнявшись, не решаясь поверить в это чудовищное известие.
  
  - Надо слушать снова, вдруг удастся услышать номер телефона. Видимо, там есть списки убитых и раненых.
  
  От раздавшегося звонка моего мобильника мы оба подскочили. Звонила Марина.
  
  - Мам, папа там с тобой? А где Саша? У него почему-то вторые сутки не отвечает телефон.
  
  Алекс забрал у меня телефон.
  
  - Мариночка, пожалуйста, сиди дома и никуда не выходи.
  
  - Но что случилось? Я ничего не понимаю. Сашка опять где-то шляется, вы панику разводите.
  
  - Марина, на улице опасно...
  
  Связь оборвалась. Телефон не подавал больше признаков жизни, как будто в нем сломалась сим карта.
  
  - Что это, Алекс?
  
  - Тебе отключили твой телефон.
  
  - Давай позвоним с домашнего. Его вряд ли отключат.
  
  - А ты подними трубочку. Его уже отключили.
  
  Теперь стало ясно, что происходит что-то неладное. На улице завывали сирены, в воздухе пахло гарью.
  
  - Что это? Что там происходит, - не выдержала, заорала я. Меня бил озноб, зубы выбивали дробь.
  
  - Какая-то заварушка. Непонятно пока, какого масштаба. Слушай радио. Это важно. Мне надо отлучиться.
  
  Он ушел на кухню и вернулся спустя 10 минут с сим картой и стаканом, где плескалось что-то спиртное.
  
  - Что это?
  
  - Это симка, зарегистрированная на левое имя. Ну что ты так на меня смотришь? Ты всегда знала, что у меня есть свои секреты. А это твое успокоительное. Выпей и приляг. Это просто коньяк. Тебе надо расслабиться. Я не могу сейчас тратить свои силы на твои нервы.
  
  Я приняла из его рук стакан и легла на диван. Глотнув обжигающую жидкость, я сразу поняла, что туда что-то подмешано, так как у меня закружилась голова и загудело в ушах. Последнее, что я помню, руки Алекса, бережно забирающего из моих рук стакан и укладывающего мою голову на подушки.
  
  Я проснулась только утром. Марина, очевидно, не услышала предупреждения Алекса и приехала к нам. Они вдвоем напряженно слушали что-то, надев наушники, время от времени делая какие-то пометки на листах бумаги, периодически заглядывая друг другу через плечо.
  
  Я встала и, шатаясь, ушла в туалет. Заметив, что я проснулась, они сняли наушники. Лица их были озабочены.
  
  - Мам, привет, - деловито поздоровалась дочь, - пока ты спала, нам удалось узнать номер телефона, где кто-то отвечает на вопросы об убитых и раненых. У нас хорошие новости - Сашки пока нет в списках. Есть Антон - он ранен, лежит в 1-ой градской больнице. К нему пока не пускают - он в тяжелом состоянии.
  
  - Вы выяснили, что случилось? - мой голос оказался слабым и глухим.
  
  Ко мне подскочил Алекс, нахмурился, пощупал пульс, ушел на кухню и вернулся с тонометром.
  
  - Да. Дела не веселые. Гей-парад и примкнувшую к нему многотысячную демонстрацию расстреляли в упор правительственные войска.
  
  - Полиция?
  
  - Нет, именно войска, - мрачно уточнил Алекс.
  
  - Но почему? - ахнула я.
  
  - Все это давно планировалось. Их предупреждали по-хорошему. Они не захотели прислушаться.
  
  - А Саша знал, что готовится расстрел демонстрации?
  
  - Саша знал, - сказала Марина.
  
  Судя по ее выражению лица, не знала об этом только одна я. Какой-то домашний заговор - все знали и все молчали!
  
  - Хорошо, что наш Саша не пострадал! - облегченно вздохнула я
  
  Они мрачно переглянулись. Алекс потянулся к портсигару. В комнате уже было накурено, чего никогда не происходило раньше - Алекс всегда выходил курить на балкон.
  
  - Что-то еще случилось?
  
  - Час назад прошло сообщение МЧС, - сказала Марина, - Официальная версия случившегося звучит так: 'Массовые беспорядки на Болотной площади. В ходе вооруженного антиправительственного мятежа произошло столкновение агрессивно настроенных повстанцев и вызванных в подкрепление полиции армейских подразделений'. Есть списки арестованных. В них нет Саши.
  
  - Так это же хорошо! Значит, он не ранен, не убит, и не задержан.
  
  - Тогда он уже позвонил бы, мама. Работа мобильных сетей восстановлена.
  
  Повисло тяжелое молчание. Никто не решался задать следующий вопрос. Наконец я, не помня себя от страха, тихо прошипела:
  
  - Так где же он?
  
  Они отвернулись и продолжили напряженные поиски.
  
  - Дайте и мне какую-нибудь работу, - попросила я.
  
  Мне доверили официальные номера телефонов горячей линии, чтобы я позванивала их в поисках Саши.
  
  Еще долгих пять часов не было никаких известий. Алекс подключил каких-то своих знакомых к поискам. Наконец, когда надежды уже почти не оставалось, зазвенел звонок. Нам сообщили, что Сашу задержали и содержат в Лефортовском СИЗО.
  
  Алекс воспрял духом и засел за телефон в своей комнате. Туда он никого не допускал. Мы немного повеселели - Саша был жив и здоров. Ведь он не в морге и не в больнице. Нам даже удалось выпить кофе и немного перекусить, когда из своей комнаты вышел Алекс.
  
  Его лицо было серым от усталости и горя. По щекам текли слезы, которые он не вытирал. Он сказал, упавшим голосом.
  
  - Саши больше нет. Я пытаюсь узнать, как это произошло и договориться, чтобы нам выдали его тело, но пока мне это не удается.
  
  У меня все закружилось перед глазами, и я медленно погрузилась в темноту.
  
  - Она приходит в сознание.
  
  - Пап, мама очнулась!
  
  - Родная моя, ты как? - я увидела, как из тумана выплывает лицо любимого мужчины.
  
  Я хотела сказать, что нормально, но почему-то голос не слушался.
  
  - Это всего лишь был глубокий обморок. Ничего страшного. Ей надо полежать и отдохнуть, - услышала я незнакомый голос, - Женщина, как Вы себя чувствуете? Помните, как Вас зовут?
  
  - Рита.
  
  - Знаете, где вы находитесь?
  
  Зрение постепенно возвращалось ко мне, и я увидела, что лежу дома, в спальне, укрытая одеялом.
  
  - У себя дома, - прошептала я.
  
  - Так, Вы кто? Муж?
  
  - Друг.
  
  - Вот что, ДРУГ, вот Вам рецепт - это лекарство надо купить и давать по две капсулы три раза в день. И вот это тоже. Это по пол таблетки под язык два раза в день. Здесь я вам все написала.
  
  - Большое спасибо, доктор. Вот... позвольте...
  
  - Да, конечно, большое спасибо. Выздоравливайте.
  
  Врач ушел. За ним следом вышла дочь. Со мной остался Алекс. Я вдруг все сразу вспомнила: напряженное ожидание, попытки прояснить ситуацию и... скорбное известие о гибели сына.
  
  - Алекс... - я вцепилась в его сильную руку, такую знакомую и такую любимую.
  
  Я всегда верила, что Алекс может все - он отведет от меня любую беду и все вопросы решит. А тут...
  
  Он смотрел на меня глазами побитой собаки. Он не мог вернуть мне сына. Наконец, он решился прервать молчание.
  
  - Я договорился о выдаче тела. Мы похороним нашего мальчика, как полагается.
  
  Я порывисто вскочила и обняла его. Мы оба плакали, баюкая друг друга в объятьях, не в силах больше сдержать свою скорбь.
  
  Глава 15
  
  В результате, переговоры с властями затянулись почти на две недели и нам выдали не тело, а прах сына. Как он погиб, нам оставалось только догадываться. Одни очевидцы говорили, что его в упор застрелили солдаты, когда он шел, безоружный, во главе мирного гей-парада, другие утверждали, что его схватили и избили до смерти уже в СИЗО.
  
  Мне не было важно, как он погиб. Я не хотела этого знать. Я знала лишь одно - от моего отважного, красивого талантливого мальчика, осталась лишь горстка пепла, уместившаяся в небольшой сосуд, некрасиво называющийся урной.
  
  У меня больше не было сил плакать, когда, наконец, нам удалось организовать похороны. Было очень много народу, и нашу процессию со всех сторон окружали кордоны полицейских, так как государство боялось, как бы опять не вспыхнул бунт.
  
  Было много добрых и печальных слов. Как много людей, оказывается, знали моего Сашу. А вот я почти никого из них не знала. Разумеется, прочувствованную душещипательную речь толкнул мой бывший муж Эдик, который совратил моего сына. Этот человек даже на чужих похоронах не забывал о личном пиаре.
  
  Я ушла, мне было противно, как он ораторствует над могилой того, кто по его милости погиб. Если бы не этот замечательный учитель музыки и любитель мальчиков, может быть, мой сын не стал бы геем и не погиб бы так рано, защищая свои идеалы и чужие свободы.
  
  Алекс ходил за мной, словно тень. Он очень терзался виной за то, что не смог сберечь того, кого вырастил и считал своим сыном. В горе человек всегда остается один на один со своей болью. Только потом приходит осознание дружеского сочувствия и любви близких людей. Так и я замкнулась, не хотела пускать в душу даже его.
  
  После похорон, поздней ночью позвонил папа. Он сказал, что маме стало плохо, и он уже вызвал скорую. Пока мы доехали, маму уже увезли в больницу.
  
  Мы с Алексом примчались туда со всей возможной скоростью. У нее был тяжелый инсульт. Она лежала, такая белая и торжественная, а врачи сказали, что она уже ничего не видит, не слышит и доживает свои последние часы.
  
  Я смотрела на нее и не понимала, когда она, всегда такая жизнерадостная, успела состариться, поседеть. Моя милая мама. Как много сделала она для меня. Только благодаря ей я смогла поступить в университет, работать по специальности, защитить диссертацию, построить успешную карьеру. Она всегда была рядом. Тихая, строгая, спокойная. Мой оазис тишины.
  
  Она очень любила Сашу. И не знала о его тайной жизни. Он всегда был для нее ее первым внуком, ее любимым ангелочком. Теперь они скоро будут вместе, где-то там, на небе.
  
  Я вышла на улицу, так как в помещении больницы, пропахшем смертью и безнадежностью, мне было душно.
  
  Я машинально поискала сигареты и вспомнила, что оставила их в плаще. Так не хотелось возвращаться туда, где медленно угасала моя мама. Так тяжело было видеть ее, смотреть в ее навсегда ослепшие глаза и ничем не в состоянии быть ей полезной.
  
  Большие и мягкие руки обняли меня, заботливо кутая в плащ, любимая рука Алекса поднесла к моим губам зажженную сигарету. Он обнимал меня сзади, мы смотрели на небо, где горели вечные звезды.
  
  Я знала, что он тоже вспоминает о том, как мы любовались звездами на даче под Новый Год. Я знала, что он чувствует и о чем думает. Нас связывала любовь, длиной в половину жизни. Я прижалась головой к его плечу и почувствовала, как он нежно целует меня в макушку.
  
  Слез не было, не было никаких сил. Опустошенная, потерявшаяся в этом огромном холодном мире я стояла, пытаясь сберечь тепло любви того, кто мне был дарован судьбой, как утешение.
  
  Я вернулась и нашла в себе силы оставаться с мамой, держа ее за руку, пока ее сердце не перестало биться.
  
  Снова надо было организовывать похороны. Я обернулась к Алексу. Он выглядел постаревшим и усталым, но он кивнул и сказал:
  
  - Поехали домой, милая, я все сам сделаю.
  
  Его рука легла мне на плечо. Я взяла ее и поцеловала в ладонь. Она пахла Алексом. Пахла любовью, надежностью, страстью, нежностью и домом.
  
  Я повернулась и заглянула в его глаза. Одними губами я прошептала:
  
  - Я люблю тебя.
  
  Он подхватил меня на руки и отнес в машину. Мы возвращались домой. Над Москвой загорался весенний рассвет, обещающий новый день и новую жизнь тем, кто остался в живых.
  
  Он уложил меня в постель. Не знаю, сколько времени я проспала, но когда я проснулась, была глубокая ночь. Я встала и пошла на кухню, не зажигая свет.
  
  Там было темно, только светилось два красных огонька: один - сигарета Алекса, другой - ее отражение в темном стекле окна. За окнами опять шел дождь. Алекс сидел на табурете смотрел, не видя, в эти дождливые стекла, залитые потоками воды. Его плечи мелко подрагивали, на столе стояла почти пустая бутылка виски.
  
  Я подошла, опустилась на колени перед ним. Взяла в ладони его мокрое от слез лицо и медленно целовала его, пока не осушила все слезы. Я коснулась губами его искусанных в кровь, просоленных слезами и пахнущих виски губ. Они едва заметно шевельнулись.
  
  Его глаза смотрели мне в душу. Внимательные и настороженные, едва посверкивая в отблесках фар далеких машин. Перед ним на коленях стояла его любимая женщина, которой довелось нечаянно застать его в момент слабости. И он не отстранился. Принял мое сострадание. Лишь теперь он начинал мне по-настоящему доверять.
  
  Кто сказал, что настоящие мужчины не имеют права на скорбь и слезы? Эти слезы, скупые и тайные драгоценнее всех сокровищ мира, ибо они и выражают самые настоящие мужские чувства.
  
  Слова были не нужны. Я плеснула виски в два стакана и раскурила новую сигарету взамен потухшей сигареты Алекса.
  
  Так мы и сидели в темноте, молча курили и пили виски. Когда подходила к концу вторая бутылка, я увидела, что его глаза закрыты. Я попыталась его поднять с табуретки, но он замычал протестующее. В конце концов, мне удалось поставить его на ноги. Опираясь на мои плечи, он добрел до своей комнаты, где я уложила его на постель, прикрыв пледом, поцеловав перед тем, как тихо прикрыть дверь в его комнату.
  
  Глава 16
  
  В тот день мы с Алексом собирались побегать по врачам. У меня что-то последнее время было неладно по женской части. Зачем и куда надо было Алексу, я не знала. Он никогда не посвящал меня в дела своего здоровья, а любые расспросы пресекались так резко, что я привыкла ни о чем его не расспрашивать.
  
  Ко врачу я не попала, возвращалась в скверном настроении, зная, что до приезда Алекса мне придется быть дома одной. Родные стены после двойных похорон давили на меня. Я старалась одна не бывать дома. Думала позвонить дочке и позвать ее к себе или самой навязаться к ней, но у меня разболелась голова, и я решила просто лечь поспать.
  
  Марина несколько дней назад тихо расписалась в ЗАГСе с Ильей, которого отпустили всего на несколько дней, и он уже снова уехал в Польшу. Свадьбу они решили не делать, потому что все мы находились в глубоком трауре. Решили отложить торжества на более удачный момент - когда наша семья оправится от горя, а Марина родит ребенка.
  
  Потому, когда я открыла дверь своим ключом и услышала громкие голоса, то была неприятно поражена. Меня охватило тяжкое предчувствие. Какое-то зловещее дежавю. Снова я возвращалась домой нежданная и заставала врасплох своих домочадцев. Я уже хотела тихонько запереть дверь и уйти, посидеть где-нибудь в кафе, позвонить оттуда как ни в чем не бывало, а потом уже возвращаться домой.
  
  Но тут я вспомнила, как себя вели Алекс и Марина, когда мы искали Сашу. Как не доверяли мне свои тайны, будто я слишком слабая или слишком глупая, чтобы иметь право их знать.
  
  Поэтому я решилась на поступок, которого никогда в жизни раньше не совершала. Я вошла в квартиру, тихонько прикрыла входную дверь и на цыпочках вошла в квартиру.
  
  За закрытой дверью комнаты Алекса спорили мой любимый и моя дочь. Да как спорили! Они орали друг на друга. От Марины еще такое поведение ожидать было можно, но чтобы всегда сдержанный и спокойный Алекс так повышал голос, я не слышала никогда в жизни.
  
  - Седина в бороду, бес в ребро? Сколько тебе лет? 47? Не мальчик ведь!
  
  - Я здоров, как бык! Вот! Читай!
  
  За дверью зашуршала бумага, хлопнувшись о стол, будто там была ее целая стопка.
  
  - И все это только потому, что твоя любимая Риточка так захотела? Для тебя всю жизнь ее капризы были законом! Ты всегда ее боготворил и баловал. Она не знает, чего тебе стоила такая ее жизнь.
  
  - И никогда не узнает, - глухо, с нежностью в голосе, ответил он.
  
  - Ты избаловал ее. Она без тебя и шагу ступить не может самостоятельно. А теперь - ну что ты надумал?! Это же какой риск!
  
  - Ты не понимаешь. Если бы она меня не любила, все было бы просто. Я так и думал изначально, что буду тенью следовать за любимой женщиной, неслышно и невидно, исполняя ее капризы, буду ее ангелом-хранителем, может быть, стану лучшим другом и советчиком, потому что никогда не смогу заслужить ее любовь. Но видеть, как она сходит по мне с ума, и не сделать все, чтобы...
  
  - И что, ради этого ты пойдешь...
  
  - Да, даже если придется рискнуть своей жизнью, я должен попытаться сделать все, чтобы она была счастлива!
  
  - А что будет с ней, если тебя не станет? Ты об этом подумал, старый черт?! Да она влипнет в очередную историю - и дня не пройдет. Кто будет ее вытаскивать?! У меня своих проблем хватает. И ты думаешь, что та, которая тебя так любит, как ты говоришь, вообще сможет тебя похоронить и остаться в живых? Алекс, у нас уже в этом году двое похорон было. Дед лежит в больнице. Хватит уже!
  
  - Да что ты меня хоронишь! У меня очень много шансов на благополучный исход.
  
  - Ты не имеешь права так поступать... Алек...
  
  - Молчи, не смей меня называть этим именем!
  
  Я не расслышала окончания фразы Марины, потому что, в отличие от Алекса, который орал так, что дребезжали стекла, дочь теперь говорила довольно тихо.
  
  - Она не маленькая девочка. Она должна хотя бы знать, ради чего и чем ты собрался рисковать. Если ты считаешь, что она любит тебя, почему ты не посвятишь ее в свою тайну.
  
  - Мне есть чем рисковать. Пока что она любит меня таким, каким знает. Каким я стал. Но совершенно не факт, что она не отвернется от меня в ужасе, узнав всю правду. И зачем тогда мне будет нужно все это, да сама моя жизнь потеряет смысл!
  
  - Алекс, я умоляю тебя, живите так, как вы живете - ведь счастливы же! Не надо ничего менять ради нее.
  
  - Это не только ради нее, - теперь он говорил тихо и печально, - тебе не понять. Это мечта всей моей жизни.
  
  - И что, вот так сразу все изменится и наступит СЧАСТЬЕ?!
  
  - Изменится очень многое. Хотя бы то, что мы сможем спать в одной постели. Если бы ты видела ее счастливое лицо, когда мы проснулись рядом на даче.... И между нами больше не будет стоять эта тайна. Я много лет постоянно, каждую минуту боюсь, что все неожиданно раскроется, и тогда...
  
  Я стояла, как ледяная статуя, не смея дышать, окаменев и не помня себя от волнения. Они говорили обо мне и, очевидно, о той тайне Алекса, которая была известна только им двоим.
  
  - Я понимаю тебя, папа, - сказала дочь с такой любовью в голосе, что меня кольнула иголочка ревности.
  
  - Да. Только ты меня понимаешь, потому что только ты имела наглость проникнуть в то, что тебя не касалась.
  
  - Ну, тогда еще как касалось... Я до сих пор, ей так завидую... Почему именно ее ты любишь? Она ведь не самая достойная из женщин. Не самая красивая, не самая сильная и не самая умная. Столько ошибок в жизни совершила, столько глупостей натворила, а ты все ей простил.
  
  - Когда любишь, не выбираешь, кого полюбить. Вот я встретил ее тогда, еще в студенческие годы - и влюбился. Получилось, что на всю жизнь. Я этого специально не планировал, но оказалось, что иначе я не могу. К тому же, такую женщину, как твоя мама любить проще. Защищать, оберегать, помогать. Она не так глупа и не так беззащитна. Она по-своему, по-женски мудра. Именно ее слабость позволяет мне чувствовать себя рядом с ней мужчиной. Сильную и умную любить трудно, ведь надо стать сильнее и умнее ее, а она может этого и не простить.
  
  - Знаешь, Алекс, я все еще тебя люблю. Хотя и понимаю, как это безнадежно. Такие, как ты мужики - это золотой генофонд человечества. Вас просто надо всех на учет ставить и размножать под патронажем ЮНЕСКО.
  
  - Вот, увы, с размножением у меня никак. Да и сильно сомневаюсь, что все абсолютно зависит только от генетики. Скорее, это образ мыслей и стечение обстоятельств...
  
  - Ну а что говорят... терапию ведь тоже нужно...- еле расслышала я голос Марины
  
  - ... уже 25 лет... документами могут быть проблемы. На всякий случай... тебе придется свидетельствовать... больше никто не знает или не станет этого делать... - отвечал Алекс.
  
  - Алекс, в нашей стране это не законно...
  
  - Мне придется уехать...
  
  Они говорили уже тише, и их разговор было сложнее расслышать.
  
  Я тихонько вышла за входную дверь, чтобы не слушать дальше. Постояла на лестничной клетке, чтобы справиться с волнением и мимикой лица, затем нарочито громко цокая каблуками и гремя ключами, открыла дверь.
  
  Меня встречали Алекс и Марина. Лица их все еще были взволнованы, но они уже взяли себя в руки. Я постаралась максимально притвориться, что ничего не знаю и ничего не слышала.
  
  - А вот и наша мама вернулась, - сказала Марина, - Мамочка, как сходила? Как твое здоровье? Что-то ты рано.
  
  - Я не попала ко врачу, вот и вернулась раньше. Как ты себя чувствуешь, доченька?
  
  - Я-то? Великолепно. И ребенок мой в полном порядке.
  
  - Я так переживала, что похороны могут повлиять на твою беременность...
  
  - Рита, сядь, пожалуйста, у меня плохие новости, - сказал Алекс.
  
  - Опять?
  
  - Да, этот год оказался на них урожайным. Вчера умер мой отец.
  
  - О, дорогой! - я сделала движение, чтобы встать.
  
  - Нет-нет, я в порядке. Последние 25 лет мы были с ним почти чужими людьми. Это большой срок. Больше половины моей жизни. Поэтому, я ничего не испытываю, узнав о его смерти. Но не пойти на похороны я не могу. Все-таки я единственный сын и наследник. У меня еще есть сестра, но она лишена наследства и вообще вряд ли появится. Поэтому, мне придется быть и на похоронах, и на поминках. Меня не будет целый день.
  
  - Хорошо. Иди, конечно, раз так надо. Я поскучаю без тебя.
  
  - Мамочка, я не дам тебе скучать. Поехали ко мне! Я, собственно, ради этого и приехала.
  
  - Папа просил?
  
  - Он попросил, но и я сама была бы рада, если бы ты выбралась ко мне в гости.
  
  Глава 17
  
  Мы провели вместе с дочкой три дня. На третий день я начала беспокоиться, потому что Алекс не брал трубку. Я всегда знала, что у него есть свои собственные дела, в которые он меня не посвящает, поэтому я не стала бы волноваться, если бы меня не испугала нервозность Марины.
  
  Они с Алексом всегда были очень дружны, и дочка была в курсе многих тайных дел своего отца. По ее поведению я поняла, что что-то не в порядке. Что случилась какая-то беда, а меня опять держат в неведении.
  
  - Марина, что ты знаешь? Где Алекс?
  
  - Мам...
  
  - Нет, мне надоело быть эдакой хрупкой игрушкой в ваших руках. Я имею права знать, где мой любимый мужчина?!
  
  - Ты хочешь правду? Я НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ОН!!! И телефон не отвечает, - совсем убитым голосом ответила она.
  
  - Куда он поехал?
  
  - Алекс сказал правду - он поехал на похороны отца.
  
  Меня затрясло от страха. Опять повторялось все то же - не отвечающий телефон, неизвестно куда пропавший любимый человек.
  
  - Марина, ты ведь знаешь, где его искать, правда?
  
  - Могу только предположить. И позвонить по одному телефону. Но, пожалуйста, мама...
  
  - Ооо, опять эти тайны, как они мне надоели!!!
  
  - Все, успокойся, тайна не моя. Ты знаешь, как Алекс относится к своим тайнам и как он приучил меня относиться к данному мной слову. Поэтому, тебе придется подождать за дверью, пока я позвоню по этому телефону.
  
  - Скажи мне одно - это связано как-то со смертью Саши? Я ведь просила его не проводить никаких расследований. Мне сына это не вернет, поэтому я не хочу знать правду о его смерти.
  
  - Нет, это никак не связано с Сашей.
  
  - Хорошо, - я немного успокоилась и вышла из комнаты.
  
  Я стояла на балконе, любуясь на редкость красивым весенним закатом. Был теплый майский вечер. Вся Москва оделась душистыми цветами. Воздух кружил голову. Как хотелось бы сейчас быть рядом с Алексом и разделить с ним этот закат.
  
  В этот вечер я очень жалела, что я не верующая. Хотелось запрокинуть голову к небу и помолиться, чтобы единственный любимый мужчина в моей жизни вернулся ко мне целым и невредимым.
  
  Я вздрогнула, услышав за спиной шаги дочери.
  
  - Мам, пойдем... - тон ее мне не понравился, - вот так, садись. Тебе понадобится все твое мужество...
  
  - Что случилось? Он жив? - вскричала, не помня себя от страха я.
  
  - Жив. Спокойно, без нервов, пожалуйста. Постарайся меня выслушать. Я помогу тебе, но сейчас тебе придется все делать самой. И не будет рядом Алекса, который всегда приходил тебе на помощь. Теперь помощь нужна ему. Если хочешь - это твой экзамен на любовь к нему. Держись. Ты сможешь. Ну? Готова?
  
  - Я готова. Говори, что тебе известно?
  
  - Алекс в тюрьме.
  
  - Где?
  
  - Ну, не совсем. В следственном изоляторе. На Преображенке.
  
  - Как он там оказался?
  
  - Я ничего не знаю. Даже если и догадываюсь... я дала слово Алексу, что никогда тебе этого не расскажу, так что, тебе придется самой все увидеть. И это жестоко...
  
  - Что случилось? Ты хотя бы можешь сказать, за что его туда посадили?
  
  - За подделку документов. Это официальная версия. Но есть и не официальная. Всему виной его сестричка. Та еще штучка. На нее это похоже.
  
  - Ты что, знаешь ее?
  
  - Лично - нет. Боже сохрани меня от таких знакомств. Но наслышана.
  
  - Алекс действительно совершил что-то незаконное?
  
  - ДА! - заорала Марина, - и это он сделал из любви к тебе, - уже более спокойно добавила она.
  
  - Я должна ехать...
  
  - Мама... я даже не могу тебя подготовить, бедная моя... я не смогу быть с тобой рядом. Я добилась свидания, но пойти туда ты сможешь только одна - таковы условия, которые мне поставили.
  
  - Тогда поехали, скорее.
  
  - Я поведу машину, - сказала Марина, - тебе нельзя сейчас.
  
  - Нет, ты что, с ума сошла, на твоем сроке?!
  
  - Тогда возьмем такси. Тебя за руль сейчас я не пущу. Собери все свое мужество. И... поклянись мне, что даже если тебя что-то шокирует, ты не покажешь это Алексу. Потом разберешься в своих чувствах. Пощади его! Ведь если ты хоть жестом, хоть взглядом выдашь свое презрение, увидев его, ты его погубишь. Он столько раз мне твердил, что просто не будет жить, если ты его оттолкнешь.
  
  В моей груди было так холодно, что, казалось, сердце превратилось в лед, но билось оно часто-часто. Руки дрожали.
  
  - Мама. Посмотри на меня. А теперь глубоко вдохни и медленно выдохни... Еще раз... И еще раз. Все. Постарайся держать себя в руках. Ради Алекса.
  
  Мы приехали к мрачному казенному зданию с тяжелыми воротами и высоким забором с колючей проволокой. Дочка вышла из машины вместе со мной. Она довела меня под руку до поста охраны.
  
  - Вы кто и к кому?
  
  - Я Маргарита Павловна Безсонова. У меня свидание, - чужим от волнения голосом сказала я.
  
  - С кем?
  
  - С Алексом Хартом.
  
  - С кем? - удивился полицейский.
  
  - Подожди, мама, - дочь протянула охраннику бумажку.
  
  - Ааа, все в порядке. Проходите, гражданочка, - сказал он мне, - а Вам придется подождать здесь, - это уже Марине.
  
  - Мама, - Марина неестественно бодро улыбнулась совершенно белыми губами и показала мне сжатые кулаки, - я буду ждать тебя здесь.
  
  Меня куда-то вели. Всюду был ужасный запах дешевой столовки и еще какого-то дезинфектанта. Мне было до ужаса страшно. Я вдруг ощутила, что мой мочевой пузырь переполнен и я вот-вот не сдержусь. Я постаралась не смотреть по сторонам и трижды глубоко вздохнула, как учила дочь. Мне стало немного легче.
  
  Мы пришли в комнату, обставленную с казенным уютом. Два стула и стол. Мой взгляд с ужасом остановился на широкой кровати, застеленной грубым одеялом. Боже, куда я попала...
  
  Я присела за стол и стала ждать. Мои руки дрожали, но я сжала их в кулаки, чтобы не выдавать волнение. Это странным образом подействовало на мое состояние, и я немного успокоилась, взяла себя в руки.
  
  - Введите задержанную... Александру Хартман...
  
  Это все сон. Кошмарный и неправдоподобный. Мне надо проснуться....
  
  В комнату ввели незнакомую мне женщину. Немолодую, высокую и массивную. Одетую в казенную блузу и юбку. Ее волосы были повязаны косынкой. Она подняла глаза на меня и я окоченела от ужаса... на меня смотрел мой Алекс. Гладко выбритый и одетый в женскую одежду. В глазах его была смертельная тоска и невыразимая боль.
  
  Это существо тяжело опустилось на стул напротив меня. Я вглядывалась в его лицо, узнавая и не узнавая, не веря своим глазам. Мне хотелось закричать, так мне было страшно, но я вспомнила, какую клятву взяла с меня дочь. И опустила глаза.
  
  Ее (или его) руки тоже лежали на столе и были сжаты в кулаки. Костяшки побелели от напряжения. Долгую минуту я смотрела только на эти сжатые кулаки. Несомненно, они принадлежали моему любимому мужчине, знакомые до последнего волоска. Я знала, как они были нежны, как умели ласкать, защищать от всех бед, помогать, поддерживать и даже носить меня в минуту моей слабости.
  
  Я нерешительно потянулась к ним своими белыми дрожащими пальцами, но он отодвинул их от меня. Тогда я снова посмотрела ему (или ей) в глаза. Он ждал, что я решу.
  
  - Алекс...
  
  - Нет, теперь ты знаешь мое настоящее имя. Я Александра Хартман... - бесцветным голосом сказал он.
  
  Я молчала, глядя ему в глаза. Наконец, я сказала:
  
  - У меня к тебе всего один вопрос.
  
  - Спрашивай, - таким тоном, как он это сказал, люди соглашаются на смерть или на предательство, на подвиг или на подлость. Он находился за гранью, когда уже все безразлично.
  
  - Кем ты себя считаешь? Женщиной или мужчиной?
  
  - Я всегда считал себя мужчиной. Хоть и родился по ошибке природы в женском теле. Это и есть самая моя страшная тайна.
  
  И тогда я решительно, с неожиданной для меня силой, схватила его большие могучие кулаки и стиснула их так, что он вздрогнул от неожиданности.
  
  - Значит, я могу и дальше звать тебя Алекс, любимый, - совсем незнакомым, звенящим от внутренней силы голосом сказала я.
  
  У него был вид помилованного за минуту до казни. Вся гамма чувств пробежала по его лицу - невыразимая боль, недоверие, печаль... и, наконец, оно осветилось такой любовью, что я поверила - его тело действительно было ошибкой природы. Это мой Алекс, попавший сюда в результате стечения роковых обстоятельств. И я обязана его отсюда вытащить.
  
  Долго-долго он смотрел мне в глаза, пытаясь прочесть мои настоящие чувства, а я сейчас спрятала их очень глубоко, на самое донышко своей души. Сначала надо сделать так, чтобы он вышел на свободу. Потом я буду копаться в себе.
  
  - Итак, в чем тебя обвиняют и что нам теперь делать, чтобы снять эти чудовищные обвинения? Я не верю, что ты мог совершить преступление.
  
  - Я подделал паспорт.
  
  - Зачем?
  
  - Хотел жениться на тебе, а в нашей стране это или неосуществимо, или незаконно.
  
  - Как это выяснилось? И почему тебя надо было обязательно сразу сажать сюда?
  
  - Это все козни моей сестры. Она пыталась предъявить свои права на наследство, но, поняв, что ей ничего не достанется, сделала так, что теперь ничего не достанется и мне, ведь у меня теперь другое имя и фамилия в паспорте.
  
  - Но ведь это не настоящий паспорт, так?
  
  - Да, так.
  
  - А настоящий существует?
  
  - Да.
  
  - У тебя есть идеи, что нужно сделать? Я сделаю все. АБСОЛЮТНО ВСЕ, чтобы ты вышел на свободу.
  
  - Рита, помнишь, что я подарил тебе на твой последний день рождения? Перечитай мою поздравительную открытку.
  
  Я сидела, пытаясь вспомнить и сообразить, что он имел в виду. Обычно он дарил мне ювелирные изделия, которые я хранила в банковской ячейке. На этот раз... кажется, он подарил мне изумрудное колье... Оно было таким дорогим, что я не осмелилась даже ни разу, кроме того дня рождения, его надеть. К каждому украшению, если оно являлось копией антикварного изделия, прилагался сертификат, который обычно Алекс клал под бархатную обивку футляра... Ах, вот оно что! В футляре должно еще что-то лежать!
  
  Я понимала, что он не может мне сказать напрямую. Посмотрела в его глаза. Он ждал ответа. Я медленно кивнула ему, в знак того, что догадалась.
  
  - Еще. В моей записной книжке в кабинете ты найдешь телефон адвоката по фамилии Вареничев. Позвони ему. Пока идей больше нет. Меня могли бы выпустить под залог, но... сейчас у меня совершенно нет денег.
  
  - Почему?
  
  - Я... понимаешь, я собирался сделать кое-что очень важное и уже это оплатил.
  
  - Что же это?
  
  - Серия операций по смене пола.
  
  - Зачем?
  
  - Хотел, чтобы мы с тобой жили полноценной жизнью, чтобы ты была счастлива. Я знал, что отец очень плох. Он последнее время много болел. Знал, что на меня оформлено завещание. Я бы получил огромное состояние. Поэтому я решился потратить почти все свои деньги. Теперь я нищий, опозоренный и в тюрьме.
  
  - Не понимаю, зачем тебе надо было подделывать паспорт. Мы могли бы с тобой уехать в Нидерланды. Помнишь, мы ведь с тобой хотели. И там нормально пожениться.
  
  - Я виноват, знаю. Но я видел, как ты страдаешь, как превращаешься в тень. После двух похорон ты почти перестала смеяться. Я хотел, чтобы у нас была свадьба - большая, красивая - такая, какой ты достойна.
  
  - Глупый мой влюбленный романтик, - растроганно сказала я, - ну зачем ради этого надо было так рисковать!
  
  - Ты же знаешь, я готов на все ради одной твоей улыбки. Так было и так будет... если ты не оттолкнешь меня теперь И если простишь, что я всю жизнь тебя обманывал...
  
  Я ничего не сказала. Молча, внимательно смотрела ему в глаза, но потом поняла, что просто промолчать нельзя, что он чего-то от меня ждет именно сейчас.
  
  - Алекс, давай, сначала, разберемся с проблемой. Потом ты выйдешь и все мне расскажешь. Обещай.
  
  - Клянусь тебе, я расскажу все, как на исповеди. Я давно хотел, но мне было так страшно, что ты узнаешь и в ужасе не захочешь даже ничего слушать.
  
  - Не могу сказать, что я не удивлена. Но все это после. Держись. Помни, ты нужен мне. Я тебя люблю... такого, какой ты есть.
  
  Его увели. У меня хватило сил встать и дойти до выхода. Колени мои дрожали, ноги не слушались, я почти ничего не видела и не слышала вокруг себя. Выйдя за ворота и увидев, что ко мне приближается дочь, я сделала ей шаг на встречу и потеряла сознание.
  
  Глава 18
  
  Я очнулась в такси. Дочь приводила меня в сознание, похлопывая по щекам.
  
  - Мама, ты жива? Как ты?
  
  - Я...- голос был такой слабый.
  
  - На, выпей, это придаст тебе силы.
  
  Я глотнула чего-то из ее фляжки.
  
  - Что это?
  
  - Просто настойка из травок на алкоголе. Я захватила, подумав, что нам обеим понадобится подкрепить силы.
  
  Я сделала еще один глоток. Постепенно слабость отступала. Я внимательно смотрела в глаза дочери:
  
  - Так ты все знала?
  
  - Мам, только, пожалуйста, без сцен. Ты знаешь Алекса и тебе незачем ревновать. Тем более, все это дела давно прошедших лет.
  
  - Рассказывай. Я обещаю, что выслушаю тебя, а потом уже буду решать, как к этому относиться.
  
  - Если ты помнишь, я была в юности до безумия влюблена в Алекса. И считала, что любой ценой должна добиться его любви. Мне казалось странным, что он столько лет твой друг, хотя я видела, что он тебя явно любит. Ты же крутила романы с другими мужиками и не обращала на него внимания. Мне и тогда, и сейчас он кажется достойнейшим из мужчин. В отличие от тебя, мамочка, у меня хватило наглости узнать, что он прячет под одеждой.
  
  - И как же это случилось? - я хотела знать все.
  
  - Зачем тебе? Ну ладно. Я полезла к нему целоваться. Он, очевидно, увлекся и пропустил момент, когда моя рука слишком высоко поднялась по его ноге.
  
  - И что же было?
  
  - Я так испугалась! Но больше меня испугался Алекс. Он умолял меня сохранить его тайну. Особенно от тебя. А я вдруг так многое поняла про ваши отношения. И мне стало так жаль вас обоих! Я увидела совершенно под новым углом зрения вашу безнадежную любовь, и то, что должен был чувствовать Алекс, всю жизнь находясь рядом с любимой женщиной, но не имея возможности стать ее любовником. В общем, с тех пор мы стали очень хорошими друзьями. Я - одна из очень немногих людей, посвященных в его личную тайну. Еще знает врач и его инструктор по фитнессу. Ну и родные знали, конечно. Надеюсь, ты понимаешь, что я не могла тебе всего рассказать. Я поклялась, что от меня ты никогда ничего не узнаешь.
  
  - Ну что тебе сказать, дочь. Конечно, я знала, что ты в него была влюблена. Конечно, зная твой характер, я понимала, что ты попытаешься добиться взаимности. Неприятная неожиданность для меня лишь одна - он ответил на твой поцелуй.
  
  - Это был единственный наш поцелуй, мама. Ни до, ни после, он никогда не подпускал меня близко. Я застала его врасплох, в минуту душевной слабости. Это было, когда ты второй раз вышла замуж, а он снова остался один. Ну что сказать - я была глупая упрямая девчонка. Но я не жалею. Прости меня, мама.
  
  - Хорошо, я прощаю тебя. И понимаю. Он необыкновенный человек. В него так легко влюбиться.
  
  - Я пыталась уговорить его открыться тебе, но он так боялся тебя потерять...
  
  - Да уж, у него были такие шансы.
  
  - Что ты хочешь сказать?
  
  - Я... я не знаю, кого же я любила все эти годы. Кто любил меня? Кому я отдавалась? Мужчине моей мечты или этой жуткой незнакомой мне бабище. Мне так омерзительно думать об этом.
  
  - И что же изменилось? Ты узнала, что он не совсем такой, как все под одеждой. Это не делает его в меньшей степени мужчиной!
  
  - Но он ведь родился женщиной! Значит, меня любила женщина?!
  
  - Нет. Он никогда не хотел и не был женщиной. Ну вспомни же! Подумай сама. Все его поступки, поведение всегда было истинно мужским.
  
  - Тебе легко говорить. Ты единственный раз прикоснулась к его телу и испугалась. А я... между нами были гораздо более близкие отношения.
  
  - Ну и что? Чем же он отличается от твоих многочисленных любовников? Тебе не было противно, когда ты узнала, что была замужем за геем, соблазнившим твоего сына?!
  
  - Было. Очень противно и обидно.
  
  - И что же? Ты считаешь, что мужчину делает мужчиной только наличие мужского полового органа? Да Алекс во многом больший мужик, чем оба твоих мужа! Особенно твой первый Валерочка. Он даже противнее второго твоего мужа гея. Мерзкий сопливый подонок! А ведь корчит из себя невесть что и тоже считает себя мужчиной. Ты знаешь, что он пытался ко мне приставать? А ведь числится по документам моим папочкой.
  
  - Кто? Валера приставал к тебе? Когда?
  
  - Я была еще ребенком. Мне было всего 12 лет. Хорошо, что я уже тогда обладала решительным характером и так ему врезала между ног, что он навсегда запомнил, что ко мне близко подходить опасно.
  
  - Да что ты говоришь?! Прости меня, дочка. Видимо, из меня получилась ужасная мать. Я не знала, ничего не знала... что вытворяют мои мужчины за моей спиной.
  
  - Ничего, мам, ты такая, какая есть. Во многом - продукт 'воспитания' Алекса. Это он тебя избаловал, заставив думать, что он может все за тебя решить сам и все беды развести руками. Я пожаловалась на Валеру Алексу. Он с ним разобрался по-мужски. Ты заметила, что он носа не кажет в наш дом, только очень регулярно и аккуратно присылает алименты. До сих пор, хотя брата уже нет, а я скоро сама стану мамой.
  
  - Ничего себе! Да, Алекс всегда относился ко мне, как к тепличному растению мимозе или как к драгоценной хрупкой вазе. И как ты после всего этого ко мне относишься?
  
  - Нормально. Алекс показал мне личным примером, что человека, если любишь - прощаешь ему все, в том числе его ошибки и его недостатки. Иначе нельзя. А я тебя люблю, мама.
  
  Я порывисто обняла дочку. Самого моего родного человечка. В ее животе толкнулся ребенок. Я нежно погладила дочку по животу.
  
  - Да, толкается. Я разволновалась, ему не нравится, - сказала Марина.
  
  - Скоро родится мой внук или внучка.
  
  - Ага, а ты все никак не разберешься со своими чувствами. И выглядишь, как девочка.
  
  - Наверное, это его любовь меня хранит. Даже старость отступает, видя, как он меня любит. Господи, я сойду с ума. Не могу думать о нем, как о ней.
  
  - Мам, вспомни, как говорила Скарлет: 'Об этом я подумаю завтра'. Вот и не думай сейчас об этом. Нам надо думать, как его из беды вызволять.
  
  - Да, ты права. Надо собраться с мыслями.
  
  - Так что сказал Алекс?
  
  - Позвонить адвокату Вареничеву и перечитать поздравительную открытку на мой последний день рождения.
  
  - Где может быть эта открытка?
  
  - Разумеется, там, куда он ее положил - в футляре с его подарком - изумрудным колье. В моей банковской ячейке.
  
  - Почему он сказал, что тебе надо перечитать открытку?
  
  - Видишь ли, - я смутилась, - я не люблю читать открытки. Не знаю, почему. Мне кажется, что поздравления должны быть высказаны лично. Иначе, мне кажется, что я читаю какие-то письма мертвого человека. Алекс эту мою особенность знает и вполне мог написать что-то, что я точно не стала бы читать сразу, но обязательно перечла бы, если бы его не стало. Открытки умерших близких мне людей я читаю и перечитываю, считая, что это как бы их голос с того света.
  
  - Так значит, Алекс оставил тебе послание, опасаясь, что с ним может что-то случиться?
  
  - Да, но чего он боялся?
  
  - Он говорил тебе, что собирался сделать операцию... операции по смене пола?
  
  - Да.
  
  - Мама, в его возрасте это уже очень рискованно, хотя он и говорит, что здоров. И врачи это подтверждают. Но он боялся оставить тебя одну и без средств. Поехали в банк.
  
  - Поехали. Кстати, я не говорила тебе, но я оформила на всякий случай право доступа к своей ячейке на тебя и Алекса. Без ключа все равно никто не сможет ее открыть, а ключ только у меня. И еще у представителя банка. Открывают ячейку сразу двумя ключами.
  
  С таксистом мы договорились, что мы нанимаем его на весь день, так как нам предстояло немало поездок.
  
  В банке нас провели в особую кабинку и помогли донести туда мой ящичек, который весил уже немало.
  
  - Это что, все твои драгоценности?
  
  - Да, коллекция собралась немалая. Здесь то, что дарил мне Алекс... и другие мужчины.
  
  - Но почему ты не носишь их?
  
  - Мариночка, я боюсь такое носить. Так же, как и хранить дома. Они все слишком дорогие. В наши дни и за менее ценные предметы убивают.
  
  - Ты права. И зачем было дарить драгоценности, если Алекс знал, что ты носить их не будешь?
  
  - Не знаю, может быть, он так пытался меня обеспечить, а может быть, ему хотелось делать самому драгоценности именно для меня. Мне всегда было приятно их получать. Иногда я приезжала сюда и, как скупой рыцарь, открывала свои футляры, смотрела, как играют гранями драгоценные камни..., а потом снова все складывала в сейф и оставляла в банке.
  
  - Так странно... Почему такие красивые вещи должны всегда жить взаперти?
  
  - Так, вернемся к нашим баранам. Где же этот футляр... А, вот он! И тут есть открытка: 'Любимая, поздравляю тебя с днем рождения! Оставайся всегда такой же юной девочкой, какой я встретил тебя впервые. Если со мной что-то случится, то здесь ты найдешь ключ от моего сердца. П.С.: загляни под подкладку'
  
  - И что там?
  
  Я подняла обитую бархатом подушечку, на которой покоились драгоценности. Кроме сертификата, там лежал небольшой конверт и ключ. На конверте было написано: 'Рита, открой этот конверт только в том случае, если меня не станет' Мы с дочкой переглянулись. Преодолевая волнение, я открыла конверт. В нем лежала записка: 'Это номер твоего счета в Цюрихе. Кроме тебя никто не может распоряжаться им. Это реквизиты моей банковской ячейки. В футляре ты найдешь ключ. Если меня не станет, открой ее. Там лежат документы, которые тебе многое объяснят. Прости, дорогая, если я огорчу тебя. Я хочу, чтобы ты узнала о моей тайне в случае моей смерти'
  
  - Хм, ты, возможно, удивишься, но, зная Алекса, он должен был позаботиться обо мне даже в таких мелочах. Никуда ехать не надо. Эта ячейка находится в том же банке, что и моя. Ах, Алекс! Он не хотел даже, чтобы я тратила время на дорогу.
  
  - Давай откроем ее.
  
  Мы заперли мою ячейку и отперли ячейку Алекса. Там лежал паспорт на имя Александры Николаевны Хартман и документы. Завещание, составленное Николаем Родионовичем Хартманом на ее имя, документы на квартиру, еще какие-то важные деловые бумаги - их я пока отложила в сторону. В сейфе лежала еще одна записка от Алекса: 'Любимая моя, прости, что вынужден был всю жизнь тебя обманывать. Я не мог тебе рассказать о той несправедливости судьбы, которая выпала на мою долю. Я родился в чужом теле, не соответствующем моему полу. Всю жизнь, сколько себя помню, я считал себя мужчиной. Если ты читаешь эту записку, значит, меня уже нет в живых, поэтому я хочу, чтобы ты знала обо мне всю правду. Знаю, что ты не поверишь, но эти документы - лучшее доказательство. Здесь также ты найдешь завещание моего отца и мое завещание на твое имя. Все это теперь твое. Так же, как и те деньги, которые я регулярно переводил на твой счет в Цюрихе. Пожалуйста, запомни меня таким, каким ты меня любила. Вечно твой, Алекс'
  
  Как я ни пыталась держать себя в руках, но тут мои глаза наполнились слезами, мешая читать строки, написанные знакомой рукой. Мой любимый, мой истинный рыцарь! Всю жизнь он заботился обо мне. И даже после смерти хотел, чтобы я ни в чем не нуждалась.
  
  - Мам, хватит плакать. Время действовать! Давай, поехали домой - нам еще адвокату звонить.
  
  - Поехали. Наверное, документы надо забрать с собой, - сказала я, утирая глаза платочком.
  
  Мы позвонили адвокату. Я не очень удивилась тому, что он, узнав, что случилось, бросил все свои дела и примчался к нам домой. Алекса многие любили и уважали, потому что он всегда был человеком благородным, всегда и всем внушая искреннюю симпатию и уважение не только своей внешностью и обходительными манерами, но и поступками.
  
  Мы пересказали адвокату все, что знаем, показали документы. Видно было, что он шокирован, но он, как человек деловой, проявил сдержанность, усилием воли подчинив себе мимику, которая изначально отразила его полнейшее недоумение и смятение. Сказав, что должен все выяснить, он, записав номера наших мобильных, уехал.
  
  Я видела, как устала Марина. Уложив ее прилечь на диван, я осталась наедине с собой. У меня в душе бушевала такая буря, что я должна была хоть немного побыть одна.
  
  Столько на меня свалилось в тот день неожиданной информации, тайны самых близких людей, которые раскрывались одна за другой. Алекс приучил всех щадить мои чувства, считая меня хрупкой, ранимой и впечатлительной. Как многое от меня скрывали! А я ведь не такая уж слабая, чтобы не выдержать всего этого.
  
  Первое потрясение прошло. Сейчас мне уже было нестерпимо жалко моего Алекса, который так преданно любил меня столько лет. Почему же он не открылся мне раньше?! Неужели я не поняла бы его? Я прислушалась к своим чувствам. С раннего детства я привыкла быть честной с собой, поэтому я отчетливо осознала: если бы не стечение обстоятельств и сама обстановка, в которой мне открылась тайна Алекса, я могла бы и не принять его таким, какой он есть. Потому что это страшно - любить человека больше 20 лет, считать его мужчиной и узнать, что у него женское тело.
  
  Я постаралась подавить свое живое воображение и не представлять, какой он под одеждой. 'Мне все равно' - уговаривала я себя, понимая, что мне отнюдь не все равно. Ну а если бы у него было другое уродство, которое он бы скрывал? Например, огромное родимое пятно, покрытое волосами или третья рука. Стала бы я так же брезговать им? Нет, конечно, нет. Так почему же этот физический недостаток, которым наградила его природа, так меня шокирует? В моей душе бушевали такие страсти. Я как будто раздвоилась. Одна моя половина все так же любила Алекса, скучала по его ласкам, хотела его, а вторая стыдилась, что я прожила пол жизни с незнакомой мне женщиной, любила, целовала ее, отдавалась ей. Как же теперь я смогу снова любить его? Нет, думать об этом было невыносимо. Я решила последовать мудрому совету Скарлет О'Хара и подумать об этом позже. Может быть, все прояснится, может быть, негативные чувства, брезгливость, отступят, и я снова буду так же нежно целовать моего Алекса. Надо подождать и дать себе время свыкнуться с этой ужасной новостью.
  
  Я сидела за его письменным столом, на котором стояла в рамочке наша фотография. Такие счастливые, мы улыбались: я беззаботно, он - с гордостью. Столько любви и нежности в наших взглядах. Я гладила пальцами холодное стекло, под которым было любимое лицо. 'Я все равно люблю тебя' - прошептала я и поцеловала его фото.
  
  От телефонного звонка, резко прозвучавшего в сгустившихся сумерках, я чуть не подпрыгнула на стуле.
  
  Позвонил адвокат и сказал, что новости, к сожалению, не из приятных. Все дело против Алекса явно сфабриковано. Выдвинут еще ряд обвинений - совершенно нелепых. Конечно, можно будет доказать, что он невиновен, но на это уйдет много времени. По всему видно, что попал он за решетку неспроста, и что 'растут ножки' у всего этого неприятного дела от его сестры и что следователь явно подкуплен. Адвокат посоветовал мне встретиться с ней и попробовать договориться.
  
  Я позвонила сестре Алекса Ларисе и, узнав, что она может принять меня прямо сейчас, стала собираться. Проснулась дочь и заявила, что поедет со мной.
  
  Глава 19
  
  Лариса Николаевна Хартман была до омерзения похожа на своего брата. Те черты, которые придавали Алексу благородство, мужественность, аристократичность, совсем не украшали его сестру. Она была высокого роста такого же, как Алекс, а он и среди мужчин считался высоким, массивная в кости, с монументальной грудью и явной склонностью к полноте. К тому же, она почему-то совершенно не желала замечать своих не женских габаритов и одевалась очень нелепо. Живот, на котором лежали пудовые груди, несколько жировых складок на боках и поражающий воображение зад были обтянуты ярко-красным атласом так, что я опасалась, не лопнут ли швы. Ноги, каждая толщиной с мою талию, были открыты намного выше колен и затянуты в кокетливые сетчатые колготки. Я стеснялась смотреть на них, боясь, что моему взору предстанет впечатляющих размеров нижнее белье этой веселой мадам. Ее вытянутый череп с массивной нижней челюстью, такой же, как у Алекса, смотрелся лошадиной мордой, особенно в сочетании с крупными ровными белыми зубами и сочными губами. Мягко говоря, его сестра не могла похвастаться красотой и хорошим вкусом. Если бы не ее грудь (в том, что она настоящая, не давало усомниться глубокое декольте), то создавалось бы впечатление, что это она переодетый мужик.
  
  Я обратила внимание, что вся эта великанских размеров женщина была увешана, словно новогодняя елочка массивными украшениями - то ли настоящими, то ли бижутерией. Очевидно, любовь к драгоценностям - единственная фамильная черта характера, переданная ей ее достойными предками - потомственными ювелирами.
  
   Мы с Мариной приехали по приглашению Ларисы Николаевны к ней домой. Она уселась в глубокое кресло у столика, заставленного сладостями, и приглашающим жестом указала нам на диван напротив нее.
  
  Мы минуту сидели молча, после чего, она закурила сигару и спросила голосом, от которого я вздрогнула, так он был похож на голос Алекса:
  
  - Что, не нравлюсь? А моя сестричка Сашенька, очевидно, пришлась Вам по вкусу, - и она гулко расхохоталась, - а что, может быть мне ее заменить в постельке? Я девочек люблю! Как Вам свиданьице? Оценили интерьерчик? А как наша Сашенька смотрится в казенной одежде - просто прелесть! Это я настояла, чтобы ее обязательно в женское переодели. Уж больно она в детстве бесилась, когда ее заставляли юбки носить.
  
  К великому удовольствию Ларисы Николаевны, на моем лице отразилось все омерзение и ужас, которые я испытала. Я залилась краской стыда и не могла выдавить из себя ни слова, но моя дочь была не столь чувствительна.
  
  - Послушайте, мадам, мы приехали сюда не для того, чтобы Вы могли выместить на моей маме свою обиду, досаду... или что там еще, которые Вы испытываете, видимо, к своему брату...
  
  - Сестре, - ухмыльнулась она.
  
  - Не суть важно, не перебивайте. Так вот, мы хотели бы знать, зачем Вам вся эта затея с явно сфабрикованным обвинением против Алекса... Александры? Вы кажетесь мне человеком практичным, а ведь Вам ничего, кроме неприятностей это не принесет.
  
  - Да, меня лишили наследства. Меня все считали такой безнравственной. А мой высокоморальный благородный брат оказался переодетой бабой! Теперь и она не сможет получить папино наследство. Ведь паспорт у нее другой - поддельный. Да и завещание, кажется, аннулировано - она подмигнула нам своим накрашенным глазом через дым, поднимавшийся от сигары.
  
  Мне вдруг тоже ужасно захотелось курить, но я вспомнила, что забыла зажигалку дома, а просить у этой... дамы что-нибудь мне было омерзительно.
  
  Марина продолжила разговор:
  
  - Так вот, если Вы знали своего брата, то Ваш отец передал ему не только наследство, но и, как бы это сказали раньше, секреты мастерства. И свои ценные знакомства по всему миру. Вы знаете, над чем он работал всю свою жизнь?
  
  - Ну, цацки какие-нибудь мастерил для музеев.
  
  - И вы считаете, что он, как дурак, потратил свою жизнь на такую работу? Подумайте, ведь он Ваш брат... ну, хорошо, сестра, просто я привыкла с детства считать его мужчиной. Значит, Вы должны думать похоже. Скажите, что бы Вы сделали, попадись Вам в руки музейные ценности, которые оценили бы в просто в астрономические суммы? Неужели бы честно скопировали и вернули в хранилище?
  
  Взгляд гром бабы стал внимательным, цепким. Она задумалась на минуту, затем, выпустив колечко дыма из накрашенного рта, сказала:
  
  - Ну я бы настоящие цацки никогда из рук не выпустила. Раз уж умею так хорошо их подделывать, то заменила бы их копиями собственного изготовления, а настоящие сокровища оставила бы себе.
  
  - А известно ли Вам, что Алекс недавно получил гражданство Нидерландов? Что Вы знаете об этой знаменитой стране тюльпанов?
  
  - Что там разрешены наркотики и гомосексуальные браки! - заржала она.
  
  - К тому же, это еще и мировая столица спекуляции произведениями искусств, - добавила дочь.
  
  - Тааак, все интереснее и интереснее... ну-ну, продолжайте, - внимательно глядя то на Марину, то на меня, сказала сестра Алекса.
  
  Я ничего не могла понять, но делала вид, что полностью осведомлена, а моя дочь просто ведет переговоры от моего имени.
  
  - Мой отец (я так привыкла его называть с детства) всю жизнь дарил очень много драгоценностей маме. Так, что у нее набралась огромная коллекция в ее личном хранилище в банке. Как Вам известно, никто не имеет права задавать лишние вопросы о том, что хранится в банковской ячейке.
  
  Вид Ларисы Николаевны был пораженным и обрадованным:
  
  - Вот так Алекс, вот так сукин сын! Каким херувимом прикидывался всю жизнь! Всех обвел вокруг пальца. И маме вашей голову задурил, притворяясь мужиком, и всех остальных убедил в своей честности и благородстве. Это по-нашему, это я понимаю, - и она снова от души расхохоталась.
  
  - Так вот, суть нашего предложения такова - мы передаем Вам всю мамину коллекцию, а Вы отзываете все свои нелепые обвинения. Это ведь Вы заплатили ментам, чтобы они Алекса посадили, так?
  
  - Молодец, девочка, хорошо соображаешь. А вот у твоей матери вид такой, что она впервые все это слышит. Согласится ли она ради своей любви к трансвеститу отдать мне такие сокровища?
  
  - Я отдам Вам все, только, умоляю, сделайте так, чтобы Алекс вышел на свободу! Он получит свое наследство, продаст папину коллекцию барахла, в котором Вы все равно ничего не смыслите, и уедет в Нидерланды вместе со мной. Мы будем жить тихо и никаких претензий к Вам предъявлять не станем. Зато Вы сделаетесь самой богатой и желанной невестой Москвы! - подыграла я.
  
  Я очень боялась, что переиграю, но, очевидно, именно такие театральные эмоции могли пробить толстокожую Ларису.
  
  - Я ничего не пожалею, лишь бы мой любимый Алекс был на свободе! Пожалуйста, ведь я вижу, что Вы человек не злой и чувствительный! Мы любим друг друга всю жизнь! Во имя любви, умоляю Вас, пощадите брата!
  
  И я, картинно заломив руки, заливаясь слезами, упала перед ней на колени.
  
  Она даже прослезилась от всей этой мелодраматической сцены. Теперь она нам поверила и сразу кинулась обсуждать детали сделки. Я сказала, что даю ей время на раздумье, а детали она сможет обговорить с нашим адвокатом. Она брезгливо поморщилась и согласилась, сказав, что не видит смысла тянуть - она уже все решила, а адвокаты сейчас разведут тягомотину на целую неделю. Но мы уверили, что все будет сделано очень быстро, так как мы хотим как можно скорее увидеть на свободе своего ненаглядного Алекса.
  
  Когда мы уезжали от нее, я спросила у дочки:
  
  - Марина, когда ты все это придумала?
  
  - Я увидела ее украшения и вспомнила твою коллекцию. Все это была чистой воды импровизация, и я очень боялась, что ты начнешь возмущаться, заступаясь за честь любимого, и все испортишь, но ты так хорошо сыграла свою роль - я не ожидала. В тебе погибла великая актриса.
  
  - Но как дальше ты собираешься это провернуть? Ведь это все копии!
  
  - А как их различают?
  
  - На них есть особые сертификаты, которые подтверждают, что это копии, сделанные с разрешения музеев. А еще стоит клеймо Алекса.
  
  - Это уже хуже. Скажи, а к кому, по-твоему, она обратится за оценкой коллекции.
  
  - К кому бы она ни обратилась, любой ювелир скажет ей, что это официально зарегистрированные копии.
  
  - Ладно, поживем - увидим. Рискованно, конечно, но я надеюсь, что нам повезет.
  
  Марина позвонила адвокату и рассказала вкратце о наших переговорах. Тот явно обрадовался, повеселел и принялся хлопотать о передаче драгоценностей.
  
  Я чувствовала себя грязной. Мне так хотелось вымыться, что начала зудеть кожа.
  
  Глава 20
  
  Экспертизу моей коллекции смогли назначить только через неделю. Все это время я всячески пыталась ускорить переговоры, но сестра Алекса несколько раз меняла экспертов, руководствуясь какими-то ей одной известными мотивами. Я не находила себе места, будучи уверена, что наш обман раскроется. Накануне, я приехала с банк одна и как следует проверила все футляры, вытащив из них все записки и сертификаты.
  
  На следующий день в специальной инкассаторской машине мы прибыли на место экспертизы - в один из музеев, где в свое время работал Алекс, где все его знали и очень уважали. Мне показалось это добрым знаком.
  
  Пожилой ювелир - седой подвижный старичок с живыми внимательными глазами уставился на меня в упор.
  
  - Если я не ошибаюсь, это коллекция Алекса Харта.
  
  - Так и есть.
  
  - А Вы, мадам, кем ему приходитесь?
  
  - Я Маргарита Павловна Безсонова - его... возлюбленная.
  
  Он внимательно изучал мое лицо и, наконец, продолжил:
  
  - Что ж, я о Вас наслышан. Оказывается, Вы еще красивее, чем говорил о Вас Алекс. Я ему искренне завидую, глядя на Вас.
  
  - Вы мне льстите, - скромно потупила глаза я.
  
  - И скромная, притом, - улыбнулся мне старичок, - так что же Вы, хотите продать или передать в дар все его подарки? - его лицо сделалось строгим.
  
  - Я... - я посмотрела в сторону Ларисы, - понимаете, я хочу помочь ему... он попал в очень затруднительное положение...
  
  Ювелир смотрел мне прямо в глаза, будто хотел там прочитать какую-то подсказку. Вдруг он как будто принял решение, но спросил еще:
  
  - А эта дама - кто?
  
  - Это сестра Алекса, Лариса, - сказала я.
  
  По выражению его лица было видно, что теперь-то он разобрался в ситуации. Уже с совершенно другими интонациями в голосе он сказал, вздохнув:
  
  - Ну что ж, давайте приступим. Что Вы привезли?
  
  И он оценил все украшения, как подлинники, искренне удивляясь, откуда это у меня и восхищаясь, будто держал в руках несметные богатства и истинные шедевры ювелирного искусства. Это и были шедевры. Почему-то эксперт ничего не сказал о стоящих на всех украшениях клеймах Алекса.
  
  Акт, составленный о передаче начинался так: 'Я, Маргарита Павловна Безсонова передаю Ларисе Николаевне Хартман принадлежащую мне коллекцию ювелирных украшений в составе:... Со своей стороны я, Лариса Николаевна Хартман снимаю все обвинения со своей сестры Александры Николаевны Хартман и обещаю больше никогда ее не преследовать и не предъявлять претензий'. Там было еще много чего написано, но, главное, что нигде не значилось, какие именно ювелирные украшения я ей передаю. Она не обратила внимания не эту деталь, так ей хотелось, наконец, завладеть сокровищами.
  
  Через три часа выпустили Алекса. Его паспорт на имя Александры Хартман был признан подлинным, а паспорт на имя Алекса Харта куда-то затерялся.
  
  Я бросилась ему на шею, но он отстранил меня, взял за руку и повел к такси. Наверное, ему не хотелось, чтобы кто-то видел его в женской одежде, обнимающего любимую женщину.
  
  Он взял меня за плечи и долго, настороженно смотрел в мои глаза. Его взгляд был неспокоен, было видно, что он ищет ответы на незаданные вопросы.
  
  Я потянулась к нему и нежно коснулась губами его губ. Он ответил не сразу, не смея целовать меня, не веря, что я все еще люблю его. Потом губы его раскрылись, согретые теплом мои губ и... время исчезло для нас. Никакие слова никогда не высказали бы столько, сколько сказали тогда наши губы, соединенные в поцелуе. А потом он обнял меня, а я положила голову на его сильное плечо, слыша, как часто-часто стучит его сердце, ощущая, как он взволнован сейчас. Его теплая ладонь тихонько гладила мои волосы.
  
  Я заглянула в его глаза, полные любви, и сказала:
  
  - Помнишь, ты обещал мне все о себе рассказать?
  
  - Я не забыл. Поехали на дачу. Там легче дышится, а мне сейчас не хочется оставаться в городе - он меня душит.
  
  Мы заехали домой, он тщательно вымылся, переоделся, и мы отправились на родительскую дачу.
  
  Дом стоял осиротевший, пустой. Такой огромный и сейчас, после смерти мамы, заброшенный, никому не нужный.
  
  Был конец мая. В воздухе разливался аромат цветущей сирени, в зарослях которой заливались соловьи.
  
  Мы приехали уже под вечер. В доме было промозгло холодно. Алекс поставил дом на прогрев, включив систему отопления, взял немного фруктов, другой вкусной снеди, бутылку вина, сигареты и пледы. Мы вышли на улицу, на свежий воздух.
  
  Он расстелил пледы поверх большого надувного матраца, зная, что я люблю смотреть на звезды в моменты сильного волнения или важных разговоров.
  
  Мы лежали рядом, по нашей студенческой привычке куря одну сигарету на двоих. Над нами раскрылся бархатный черный купол неба, усыпанный крупными звездами. Дым улетал вверх, возносясь прямо к небесам.
  
  Алекс долго молчал, собираясь с мыслями. Я хотела помочь ему начать и тихонько спросила:
  
  - Когда ты понял, что ты мужчина?
  
  - Сколько себя помню, я всегда так считал. В детстве мне было очень трудно, потому что родители всячески пытались вырастить из меня девочку. Поначалу мои заявления, что я мальчик, встречали лишь смех, потом, увидев, что я всерьез не считаю себя девочкой, родители начали злиться. Мама наряжала меня в платьица с кружавчиками. Как же я их ненавидел! Если мне не удавалось их испачкать или испортить, то я, гуляя на улице, просто снимал с себя платье, забрасывая его куда-нибудь в кусты, и бегал в одних трусах.
  
  - И что же твои родители? Наказывали тебя?
  
  - Мама меня лупила, как сидорову козу, но однажды отец заступился за меня, видя, что никакого прока в наказаниях нет:
  
  - Да пусть ходит в штанах. Ничего страшного. Подрастет - поумнеет.
  
  А школе было еще хуже. Меня заставляли носить девчачью школьную форму. Все смеялись надо мной, потому что я продолжал говорить о себе в мужском роде, но скоро ребята в классе перестали смеяться, когда я наставил им хороших таких полновесных фингалов. Девочки меня сторонились, инстинктивно ощущая, что я не одна из них. Учителя, видя, что я умный, прилежный ученик, к тому же вежлив, воспитан и благороден, перестали надо мной издеваться, считая меня ребенком со странностями. Тогда и начало проявляться мое обаяние, которое особенно действовало на пожилых учительниц - они стали меня просто обожать и позволяли мне все, даже находиться на занятиях в джинсах и мешковатом свитере.
  
  Мать пыталась растить мне косички, но каждый раз, когда она заплетала мне это уродство на голове, я брал ножницы и, глядя ей в глаза, срезал их под корень. Она бесилась, не зная, как сделать из меня девочку, но натыкалась на мою непреклонную решимость и упрямое заявление, что я мальчик.
  
  Хуже всего было на физкультуре. Физрук - махровый гомофоб чувствовал во мне что-то неправильное, с его точки зрения. Он заставлял меня носить женскую спортивную одежду с короткими шортами. Когда у меня начали оформляться женские пропорции, он нарочно заставлял меня прыгать через скакалку, а все мои одноклассники ржали, глядя, как подпрыгивают мои груди.
  
  Однажды я не выдержал и хорошо отлупил его, зажав в раздевалке. Тогда я уже был крупным и сильным, а он - плюгавец предпенсионного возраста. Именно в тот день я понял, что не обязательно иметь мужские гениталии, чтобы поступать, как мужчина.
  
  Физрук стал бояться меня, как огня, а потом договорился с моими родителями, что я буду ходить куда-нибудь в спортзал, а он мне будет ставить оценки автоматом, лишь бы меня не было на его уроках.
  
  Мне очень понравилось заниматься в спортзале. С моими широкими костями, я быстро накачал себе не женскую мускулатура, к тому же, стал замечать, что от моих занятий ненавистные мне груди стали значительно меньше. В старших классах я даже принял участие в соревнованиях по бодибилдингу среди женщин. И занял там отнюдь не последнее место.
  
  А потом я поступил в университет. Меня и в школе очень интересовала история искусств, а в универе это стал мой любимый предмет. Я хорошо учился, успевая и по другим предметам, ведь у меня не было ни друзей, ни девушки, на которых я тратил бы свое время. При поступлении в университет отец сказал мне, что поможет получить сертификат ювелира, если я буду носить женскую одежду.
  
  Ювелирному искусству я был обучен с детства. Мне очень нравилось работать с драгоценными камнями и металлами. У меня хорошая память и наблюдательность, благодаря чему я научился очень точно воспроизводить изделия знаменитых мастеров.
  
  Моя первая работа была единственной нелегальной работой в моей жизни. Мне заказали сделать копию диадемы одной принцессы (не буду сейчас уточнять - тебе лучше не знать подробности). И я сделал ее очень старательно и точно. Я знал, что мой заказчик выдаст ее за настоящую, поэтому взял с него значительную сумму денег за работу.
  
  Мне очень нужны были мои собственные деньги, о которых не знали бы родители. Когда мне исполнилось 20 лет, я тайно от предков, незаконно, сделал операцию по стерилизации.
  
  Я рассказываю это тебе для того, чтобы ты знала - я никогда не был женщиной и не собирался ею становиться. Когда я ложился на операцию, у меня не было ни малейших сомнений, никаких сожалений о вырезанных женских органах.
  
  После операции я начал принимать мужские гормоны. Скандал в моей семье разразился, когда я начал бриться. Перепуганные предки таскали меня по врачам, а узнав, что я стерилизовал себя, у мамы случился инфаркт, после которого она прожила недолго. Отец, поседевший за одну ночь, когда он потерял маму, сказал, что у него родились две дочки, никакого сына он не знает и никогда не признает.
  
  Но позже, когда он увидел, во что превратилась моя сестра, которая в 16 лет уже была потаскухой и воровкой, отказался от нее и начал пытаться налаживать отношения со мной. Очень долго он звал меня дочкой Сашенькой, но со временем ему пришлось смириться с тем, что я мужчина. В конце концов, нелепо обращаться к рослому бородатому мужику 'доченька'.
  
  Очень долго я был самодостаточен, но, понимаешь, гормоны - такая вещь, которая рано или поздно заставит обратить внимание не женский пол. Однако, я ощущал себя уродом, недостойным любви и решил, что мне достаточно роли мужчины в обществе.
  
  А потом в я встретил тебя. Я заметил тебя в универе - только что поступившую абитуриентку. Я видел, с каким волнением ты просматривала списки зачисленных студентов. Ты была такая тоненькая, хрупкая, беззащитная, с длинной каштановой косой и большими серыми задумчивыми глазами. Я очень стеснялся к тебе подойти, потому что осознавал свою неправильность. Тогда я подговорил однокурсниц, и они пригласили тебя отпраздновать поступление в нашей студенческой столовке. Я набрал столько мороженого, что мы его объелись и дружно болели ангиной. А потом....
  
  - Потом мы гуляли в Нескучном Саду! Я помню тебя! Ты еще носил женскую одежду и очень меня стеснялся. А я увидела твои глаза - такие яркие, такой красивой миндалевидной формы, и твои сочные чувственные губы. Я подумала, что ты очень красивая и если бы ты был мальчиком, я хотела бы тебя поцеловать.
  
  Алекс приподнялся на локтях и заглянул мне в глаза:
  
  - Правда? А я думал, ты меня не заметила!
  
  - Ну как же было тебя не заметить? Ты в любой одежде всегда оставался очень незаурядной личностью. Даже твоя немногословность и умение слушать были необычными.
  
  - А потом я понял, что влюбился. Я жил тогда не в общаге, а с родителями. Каждый день я приезжал очень рано и ждал, когда ты выйдешь, но я не хотел, чтобы ты меня видела, поэтому я прятался и наблюдал за тобой втихаря, издалека. Я запоминал тебя и рисовал, рисовал... все занятия я только думал о тебе и рисовал твои портреты. Чуть не завалил сессию, но потом решил, что мое поведение недостойно мужчины и взял себя в руки.
  
  Со временем мне стало мало просто смотреть издалека. Я хотел, чтобы ты заметила меня. Однажды ты, проходя мимо, стрельнула у меня сигаретку, но даже не посмотрела на меня. Я был для тебя обычным студентом, очередным мальчиком из курилки. А я так волновался, что не мог сказать ни слова.
  
  У тебя закрутилась студенческая жизнь. Я познакомился с ребятами, которые учились с тобой в одной группе, и они пересказывали мне все подробности - с кем ты флиртовала и с кем целовалась. Я видел, что тебя окружает сущий сброд, а ты и радовалась их хулиганским выходкам.
  
  Один из ребят заметил, что я влюблен в тебя. Он начал рассказывать мне про тебя всякие гадости. А потом он нарочно, на спор с другими пацанами лишил тебя девственности. Еще перепачканный твоей кровью, он вышел к нам во двор, где мы засиделись за поздним разговором, нарочно демонстрируя пальцы с запекшейся кровью, и включил диктофончик, где все было записано в доказательство его 'подвига'.
  
  Я накинулся на него и жестоко его избил. Папе стоило больших денег и хлопот, чтобы он отмазал меня, так как я сломал ему несколько ребер, нос и ту самую руку, наступив на нее каблуком и раздробив пальцы.
  
  В ту ночь я ненавидел всех мужиков за их жестокость и вероломство. Я шлялся по улицам, нарочно стараясь ввязаться в драку, чтобы еще кого-нибудь избить. А потом мне стало стыдно. Я подумал, каково тебе сейчас, после такого, что с тобой сделали.
  
  Я потратил значительную сумму на одежду, чтобы предстать перед тобой настоящим франтом, которого ты уж точно заметила бы.
  
  Я пришел к тебе в общагу, дав взятку вахтерше в размере ее полугодового заработка. И увидел тебя. Твои глаза - такие печальные и беззащитные, бледное грустное личико. Ты была такой... мне хотелось обнять тебя, защитить от всего мира, никому никогда не давать в обиду. Но ты была красавица, а я - бесполый урод.
  
  - Алекс! Ты был самым красивым мальчиком, которого я встречала.
  
  - Вся беда, что я не был мальчиком. Я хотел просто быть с тобой рядом в тот день, чтобы утешить тебя, поддержать. Я думал, что просто погуляю с тобой и навсегда исчезну из твоей жизни, стану твоей тенью, твоим незримым ангелом-хранителем, ведь я не мог любить тебя так, как все.
  
  - Мне так хотелось быть с тобой рядом. Я чувствовала, что если я отпущу тебя, то никогда больше не увижу.
  
  - Ну вот, ты всегда меня понимала, любимая. Когда ты уснула на теплоходе, положив голову мне на колено, я думал, что счастливее меня нет никого на свете. Ты спала, доверчивая, маленькая, по-детски сложив ладошки под щечкой, а я чувствовал себя хранителем величайшего в мире сокровища. Таким сильным и мужественным. Я видел, как над рекой встает солнце и мне хотелось, чтобы оно не поднималось, чтобы никогда не настал день, и не кончилось это время моего тихого счастья. Просто смотреть на тебя и чувствовать твое сонное дыхание своим коленом - вот все, что я хотел. Вот наивысшее наслаждение в жизни. Я обещал себе, что сейчас ты проснешься, я провожу тебя до общаги и уйду. Никогда больше я не буду встречаться с тобой, потому что я не достоин твоей хрупкой наивной красоты и нежной женственности.
  
  Ты проснулась, открыла свои серые, как утренняя речная вода, глаза и я понял, что никуда я от тебя не уйду. Не хватит у меня всего моего мужества и силы воли.
  
  Мы начали встречаться. Я видел, что нравлюсь тебе. Это, конечно, меня очень радовало, но я так боялся, что наступит момент, тебе захочется поцелуев, а потом и... всего остального. Как я этого боялся - не можешь себе представить. Боялся и... хотел. Я думал - еще не сегодня, еще не сейчас, тянул время, блаженно замирая, когда твое лицо оказывалось совсем рядом. А ты взяла и поцеловала меня сама. Я никогда и ни с кем не целовался и не знал, как это бывает сладко. Я ведь стремился избегать всех мыслей и чувств, связанных с проблемой пола. Потому мое внезапное возбуждение застало меня врасплох. Это было так приятно физически, но причиняло нестерпимые душевные страдания. Я знал, что для нас с тобой ЭТОГО никогда не будет. Потому что я не мужчина и не смогу сделать с тобой самых простых и естественных вещей.
  
  Я знаю, что был с тобой груб. Оттолкнул тебя, наговорил всяких дерзостей. Я хотел, чтобы ты сама меня бросила, раз уж у меня не хватает мужества это сделать.
  
  Ты ушла, но возвращалась ко мне снова и снова. К своему ужасу я понял, что ты тоже в меня влюбилась. Ты пыталась меня соблазнить с изобретательностью и упорством, достойным лучшей цели, но ты и догадаться не могла, что все это совершенно бесполезно.
  
  Я добился своего - ты меня бросила и ударилась в загул. А мне, конечно, все пересказывали. Каждую подробность. Меня мучила ревность, но я не мог конкурировать с твоими мужчинами. Да, я знал, что стоит мне только прийти к тебе, и ты всех их бросишь, но что потом - снова будешь мучить себя и меня, не подозревая о причине, почему это невозможно? Сначала я бесился, разбивая кулаки о стены. Потом уходил в качалку, чтобы там сбросить пар и хоть немного утихомирить свою ярость. Но на смену ей приходило отчаяние, которое высасывало мою душу.
  
  Тогда я решил заняться делом - я много учился и работал. Это помогло, но ненадолго. Я узнал, что ты встречаешься с одним парнем. Ну что ж, я добился чего хотел. Однажды, возвращаясь домой из нашей библиотечной читалки, я увидел тебя с ним. Ты меня не заметила, потому что была очень увлечена. И я смотрел, как какой-то чужой парень грубо и неумело трахает на моих глазах мою любовь. А я не мог ничего сделать - что я мог предложить взамен? Я даже пошевелиться не мог, затаившись в темном углу. Вы так и ушли вместе, не увидев меня. Ты выглядела такой довольной.
  
  - Прости, Алекс, - мне было нестерпимо стыдно, - я не знала, что ты меня видишь.
  
  - Да это и не твоя вина. Я сам виноват, мог бы уйти, не смотреть, но досмотрел все до конца с каким-то мазохистским удовлетворением, чтобы видеть и протрезветь, очнуться от своей любви, понять, что я не имею на тебя никаких прав.
  
  Однажды ты позвонила мне и сказала, что беременна. Я примчался, раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, мне было тебя так жаль - ты плакала, а я был готов убить за одну твою слезинку. С другой стороны я подумал, что это мой шанс - ты осталась одна, беременная. Я тебя никому не дам в обиду, усыновлю твоего ребенка, сам воспитаю его, буду хранить тебя и молиться на тебя, как на Мадонну с младенцем. Я тогда чуть не сделался верующим. Думал - вот Бог дает мне ребенка, которого у меня никогда не будет.
  
  Я привез тебя в квартиру, которую ребята из нашей золотой молодежи снимали для встреч с девчонками, позвонил хозяевам этой квартиры. Я даже пошел на подлость, рассказав, чем там занимаются мои друзья - так я смог уговорить хозяев, чтобы договор перезаключили на мое имя. Всю ночь я метался, раздираемый противоречиями в своей душе, под утро я принял решение - я поговорю с твоим бойфрендом так убедительно, что заставлю его жениться на тебе. И нечего тешить себя пустыми надеждами. Ты нормальная, молодая женщина. Тебе нужна полноценная супружеская жизнь.
  
  А потом я поехал в мастерскую своего отца и продался ему в рабство. Я согласился работать на него, получая всего 10% от реальной стоимости работы. Только для того, чтобы он дал мне в долг денег на первый взнос за квартиру и влез в ипотеку, которую мне дали быстро, но на грабительских условиях. Потому что я видел, как ты осваиваешься в той квартире, как тебе там хорошо, как ты вьешь гнездо. И я знал, что любому, кто посмеет тебя оттуда выселить, придется переступить через мой труп. Не буду рассказывать, чего мне стоило уговорить квартирных хозяев ее продать. Это была та еще песня. Но я смог. Я думал только о том, что тебе там будет хорошо с твоим ребенком и мужем. А я еще заработаю денег. И я работал. Все свободное время, которое у меня оставалось от забот о тебе.
  
  Я знал, что в этих стенах, которые я тебе подарил, будет ползать, учиться ходить, бегать, учиться говорить, читать и писать твой малыш. И что в той большой двуспальной кровати тебя будет... любить твой муж, который понятия не имеет о том, что такое любовь. А я буду стоять за дверью. Всегда лишний в твоей жизни.
  
  Не хочу рассказывать, как я пережил твою свадьбу, еще улыбался, шутил, был свидетелем. Я думал, что навсегда забыл, что такое слезы, но той ночью я плакал, зная, что ты для меня навсегда потеряна после того, как захлопнулись за вами, молодоженами, двери квартиры, на которую я зарабатывал унизительным каторжным трудом.
  
  Но беда в том, что я не стоял за дверью. Ты захотела сделать меня своим другом и поверенным своих секретов. Я вытирал тебе рот платочком и держал твои волосы, когда тебя рвало во время токсикоза. Я ходил с тобой за ручку к гинекологу и стоматологу, потому что ты боялась узнать результаты анализов и лечить зубы. Я слушал, как в твоем животе шевелится маленькая жизнь. Я был рядом, был посвящен во все события твоей жизни, но не был ее частью.
  
  А потом был день, ставший страшным испытанием в моей жизни.
  
  - Алекс, это когда я родила Сашу?
  
  - Да. Именно тогда. Но ты помнишь, что стало причиной твоих преждевременных родов? Твой муженек, пьяная скотина, избил тебя и, пока ты была без сознания, изнасиловал. Что меня удивило больше всего - что ты даже не обиделась на него. Типа: 'а что с него взять - пьяный дурак, проспится и будет жалеть'.
  
  Я был с тобой все время - все 10 часов, когда ты корчилась и кричала от боли. И я не мог помочь. Ничем. Я просто был рядом и смотрел, как страдает моя любовь, рожая чужого ребенка. Я ненавидел твоего кобеля мужа, что он тебе его заделал, а теперь ты кричишь, пытаясь его родить, но никак не можешь. Я возненавидел твоего ребенка, который тебя мучил. Я думал, что сойду с ума за эти 10 часов. Когда увидел себя в зеркало, то обнаружил седую прядь волос на лбу.
  
  А после, когда все кончилось, я держал на руках твоего ребенка, улыбаясь ему вместе с тобой и стараясь не показать, как я за него боюсь, ведь мне врачи сказали, что у малыша крайне мало шансов выжить. И я снова пошел к своему отцу, выклянчил у него денег, нашел самых лучших детских врачей, чтобы они спасли твоего сына.
  
  А потом я пошел убивать твоего мужа. Я знал, что просто приду и убью его за тебя, за твои страдания. Он увидел мои глаза, в которых была смерть и стал визжать, как девчонка, плача и умоляя простить его. И знаешь, чем он пытался оправдать свой поступок? Он жаловался мне, что ты не давала ему целых два месяца, а он ведь мужчина, ему нужен секс.
  
  Я даже не стал о него марать руки. Мне было так противно, что я едва добежал до уборной - меня вывернуло от отвращения к этой мрази. И это мужчина? Тогда я понял, как отомщу ему. Я понимал, что у меня маловато возможностей, но ведь есть другие мужчины - я сделаю так, что ты ему изменишь.
  
  - И вот тогда ты увез меня в Грузию.
  
  - И тогда я увез тебя в Грузию. И ты еще в поезде дала мне понять, что у меня самого есть шансы стать твоим любовником. Впервые в жизни я увидел твое обнаженное тело, я ласкал его, вспоминая все те книги и учебные пособия, порнофильмы. Потому что это был мой первый раз. И я должен был сделать так, чтобы тебе со мной было хорошо.
  
  Я не могу передать тебе, что я испытал в те две ночи в поезде. Наверное, это были самые сильные эмоции, пережитые мной в моей жизни. И вдруг я понял, в нашу вторую ночь, что ты способна принять меня таким, какой я есть. Пусть, в нашей любви все будет не так, пусть будет куча запретов - у меня есть шанс. Ты хотела именно меня и никого больше. Как бы это ни звучало парадоксально, но я мог любить тебя физически и был счастлив.
  
  - О, милый мой, как многого я не знала о тебе. Как жаль, что ты не открылся мне раньше.
  
  - Я и не подозревал, как сильно ты меня любишь. Ведь я считал себя уродом, не достойным твоей любви.
  
  А после Грузии повторился все тот же кошмар, как в нашей студенческой любви. Тебе хотелось большего, потому что этого требовало твое тело, пробужденное моей любовью, а я не мог тебе дать большего и не мог объяснить причину, которой ты домогалась.
  
  Единственное, что меня порадовало, что ты гуляла, не стесняясь своего козла мужа. И мое злорадство грело мне душу.
  
  Было и еще одно. Я понял, что могу получать удовольствие другого рода. Не менее сильное. Я имел власть над тобой. Как мужчина. И ты подчинялась. От этого, как выразился бы Сашка, у меня сорвало башню. Я понял, что эти отношения возможны, и мы оба получим от них удовлетворение, но я подумал, во что мы превратимся через несколько лет и мне стало страшно.
  
  Я избегал тебя именно потому, что не хотел поддаваться этому страшному соблазну, который затягивал меня, словно воронка утопающий корабль. Но ты уже почувствовала это и тебе был нужен только я один - единственный мужчина, с которым ты могла получить этот кайф.
  
  Ну а потом был момент, в котором я, словно в кошмаре, испытал дежавю. Зачем-то ты хотела, чтобы я присутствовал при том, как ты будешь отдаваться другому мужчине. Настоящему мужчине, способному заделать тебе ребенка.
  
  Я смотрел в твои глаза и видел все твои чувства. Мне казалось, что я раздвоился - это я грубо и цинично брал тебя и, одновременно сидел такой одинокий и растерянный - бесполое создание, бессильно наблюдающее этот бесстыдно сладострастный акт.
  
  А потом я молился, как умел, чтобы ты забеременела у тебя родился ребенок именно от того мужчины, потому что мне казалось, что это будет мой собственный родной ребенок.
  
  И это случилось. Когда я впервые взял на руки Марину и увидел ее огненно-рыжие волосы - я все вспомнил и понял - вот она, моя дочка. Я добился твоего развода с Валерой и занялся воспитанием нашей дочки.
  
  - А разве Игорь был рыжий? Не помню.
  
  - У него были каштановые вьющиеся волосы. Очевидно, его предки были рыжие.
  
  Потом я успокоился и вжился в роль друга семьи. Я воспитывал твоих детей, находил тебе любовников, заботился о тебе, как мог.
  
  - Пока не появился Эдик.
  
  - Пока не появился Эдик. Я пытался помешать вашему браку, потому что я знал о нем и Саше. Но он сразу понял, что я из себя представляю. У него был наметанный глаз, он сразу разглядел, что я не мужчина. Он начал меня шантажировать, угрожая, что расскажет тебе всю правду обо мне.
  
  На твоей второй свадьбе я сидел, как на похоронах. Вот тогда, когда я был в расстроенных чувствах, меня и застала врасплох Марина. Я знал, что она в меня влюблена, считает таким идеальным мужчиной своей мечты, рыцарем без страха и упрека и прочий романтический бред. Но тогда она подошла ко мне, а я увидел не ее, а тебя. Я был пьян и не сразу отстранился, когда она поцеловала меня. Нагло и смело, как ты когда-то. И не сразу понял, что она ласкает меня и ищет то... чего нет.
  
  Я сразу же протрезвел, отбросил ее от себя. Хотел на нее закричать, но увидел, как она испугалась. Я смотрел в лицо твоей дочери, искаженное ужасом и отвращением, а видел только тебя. Тогда я и понял, воочию увидел, какое у тебя будет лицо, если ты все узнаешь.
  
  Я испугался так, как никогда и ничего в жизни не боялся. Я обещал золотые горы - тогда я уже был богат, свой контракт с папочкой я отработал и зарабатывал много денег. Но она ударила меня по щеке и расплакалась. Сказала, что я дурак и что она во мне разочаровалась. Потому что она сама никогда никому не рассказала бы обо мне. Потому что любит меня и щадит мои чувства.
  
  Так у меня появился самый верный настоящий друг - наша дочь Марина. Она все знала и понимала меня. Как могла, конечно. У нее редкий дар сострадания, сочетающийся с холодным умом.
  
  Ну а потом Эдик сам себя выдал. И мне не нужно было уже тебе ничего рассказывать про него. Я увез тебя в Амстердам, мечтая, что там мы сможем начать нашу новую жизнь.
  
  Но первый же твой вопрос, с которым ты встретила меня утром, был для меня, как ведро ледяной воды. Ты помнишь, что ты у меня спросила?
  
  - Да. Я спросила тебя: 'Алекс, ты гей?'
  
  - Ты не видела своего лица - как ты это сказала. Конечно, я всегда был исключительно гетеросексуален, считая себя мужчиной. Но я понял, как ты нетерпима в этих вопросах и снова начал бояться, что откроется моя тайна.
  
  И я решился - я пошел ко врачам, чтобы пройти обследование и сменить пол. Ради нас с тобой. Быть настоящим мужчиной - это казалось мне так логично и легко, как будто с плеч глыба упала. Правда, все оказалось не так просто и даже сама процедура смены пола оказалась длительной. Мне пришлось доказывать, что в свои годы я имею право этого хотеть. Надо было, чтобы я нашел свидетелей, которые подтвердили бы, что я хотя бы год прожил в мужской роли. Я прожил уже 25 лет в роли мужчины - все, кто меня знал, знали меня только как мужчину. Они были бы шокированы, обратись я к ним с такой просьбой. У меня был только один свидетель - Марина, а надо было найти трех свидетелей.
  
  А еще был квартал Красных Фонарей, где ты сама показала мне простой и очевидный путь к нашему счастью - игрушки из секс шопа для меня, человека консервативного, были настоящим откровением.
  
  Я мог быть твоим любовником и даже гражданским мужем, но я зря тешил себя иллюзиями, так как ты молча, покорно соглашалась на условия нашей любви, но продолжала хотеть большего.
  
  Я помню свою дурацкую выходку с той игрушкой, которую я себе прицепил, чтобы любить тебя. Думал, что это сделает меня мужчиной. И это было здорово - ты поверила, что все происходит по-настоящему. Тебе было хорошо, и ты хотела выразить свою благодарность... и я помню твои глаза - как ты ласкала эту несчастную пластиковую имитацию, с какой нежностью и грустью смотрела на меня.
  
  А потом была ночь, когда я уединился, чтобы еще раз все пережить и получить удовлетворение и представил себе, что ты стоишь за дверью... Оказалось, что ты там действительно стояла.
  
  Я прогнал тебя, но понял, что ты продолжаешь страдать. Несмотря на наше внешнее счастье, проблема никуда не делась.
  
  Я, наконец, прошел все формальности, сдал все анализы. Дело оставалось за малым - надо было оплатить все эти операции и пребывание в клинике. Я был богат, но не настолько, чтобы мне это было по карману. Я решил подождать, заработать...
  
  А тут в нашей семье настали тяжелые времена. Гибель сына, смерть твоей мамы. Снова я чувствовал свое бессилие - я ничем не мог тебе помочь.
  
  И вот тогда я решился - я подделал паспорт - просто подкупил чиновников, чтобы они изменили имя, фамилию и пол. И хотел на тебе жениться. Чтобы ты была счастлива здесь и сейчас, а не потом когда-нибудь.
  
  Я перевел все оставшиеся деньги, оплатив операцию. Я просто сказал бы тебе после нашей свадьбы, что мне нужно лечь в клинику на операцию, не уточняя, зачем. Ты привыкла не задавать вопросов. Ты бы ничего не узнала. Я бы вернулся уже мужчиной и мы были бы с тобой счастливы.
  
  Но тут скончался мой отец, а сестренка решила воспользоваться ситуацией в своих целях. И ты обо всем узнала. Не от меня. Прости меня, если можешь. Я всю жизнь обманывал тебя, потому что слишком сильно тебя любил.
  
  Была уже глубокая ночь, когда Алекс закончил свою исповедь. Я поднялась на локтях и заглянула ему в лицо. Он зажмурился, напрягшись, ожидая то ли удара, то ли поцелуя...
  
  - Алекс, любимый мой, - я нежно поцеловала его плотно стиснутые губы, - Я всегда говорила тебе, что люблю тебя таким, какой ты есть. Если бы я знала, как сильно ты меня любишь... Столько лет ты у нас украл, не решаясь довериться мне.
  
  - Прости меня, я трус, - он посмотрел на меня своими бездонными глазами, - но для меня страшнее всего было - навсегда потерять тебя.
  
  - Нет, ты самый удивительный человек на свете. Я горжусь твоей любовью и преданностью. Ни одна женщина на свете не заслужила такое счастье, тем более - я.
  
  - Я знаю, что ты мечтала услышать всю свою жизнь. Рита, выходи за меня замуж. Прости, но именно в этот момент у меня нет ни одного подходящего для тебя кольца.
  
  - Я согласна, прошептала я тихонько, покрывая поцелуями его лицо, влажное то ли от слез, то ли от пота, то ли от ночной росы, - Мы поедем в Германию и я буду с тобой рядом каждую минуту. Мы вместе пройдем все этапы твоих операций. Я буду тебе любящей женой, лучшим другом, заботливой сиделкой - кем хочешь, только люби меня.
  
  Он приподнялся, открыл бутылку вина и налил его в два бокала.
  
  - Твое любимое, грузинское домашнее. Специально берег для особого случая, - сказал он.
  
  Эпилог.
  
  На Белорусском вокзале, возле поезда Москва-Париж ранним утром целовалась немолодая хорошо одетая пара. Чуть в стороне стояла другая семейная пара. Женщина явно дохаживала последние дни перед родами. Сзади ее обнимал за большой круглый живот ее муж. Они смотрели глазами, полными слез умиления на немолодую пару, которая все никак не могла перестать целоваться.
  
  Когда влюбленная пара, наконец, обернулась, лица их были заплаканные, усталые, но такие счастливые, что все спешащие вокзальные прохожие невольно оборачивались и улыбались, глядя на них.
  
  Молодая рыжеволосая беременная женщина подошла и нежно расцеловала влюбленных в щеки.
  
  - Мам, пап, счастливого пути. Смотрите, не шалите в купе, а то вас высадят за непристойное поведение, - сказала она.
  
  Ее муж подошел, поцеловал женщину в щеку, а мужчине пожал руку, сказав:
  
  - Алекс, я горжусь, что могу считаться твоим другом. Счастья тебе и Рите.
  
  - Мы обязательно приедем вас навестить в Берлине!
  
  Проводник стал звать пассажиров в вагон, поезд медленно отъехал от вокзала.
  
  ***
  
  Игорь показал Марине газету, где было написано о том, что Лариса Хартман устраивает крупнейший за последнее десятилетие аукцион, продавая папино наследство - коллекцию редчайших антикварных украшений.
  
  Марина взяла конверт, вложила в него сертификаты с подписью Алекса Харта и отправила бандероль на адрес аукциона, указанный в газете.
  
  ***
  
  В Москве разразился невероятный скандал. Антикварные ювелирные украшения, выставленные на продажу Ларисой Хартман оказались легальными копиями, сделанными ее братом, Алексом Хартом, о чем сообщил неизвестный доброжелатель, прислав сертификаты устроителям аукциона. Мошенница Лариса Хартман задержана и содержится в следственном изоляторе на Преображенской площади.
  
  ***
  
  Я вошла в освещенный яркими летними солнечными лучами внутренний двор больницы. На скамеечке под старой липой сидел Алекс. Его грудь все еще была в повязках, но рубашку он снял, с удовольствием подставляя голые, бледные, никогда не загоравшие плечи солнечным лучам. Он щурился, будто довольный мартовский кот, наслаждаясь хорошей погодой, пару дней назад установившейся в Берлине.
  
  Я подошла и нежно погладила его красивые рельефные мышцы.
  
  - Какие у тебя красивые плечи, - сказала я, - здравствуй, дорогой. Не рано ты поднялся с постели? Смотри, не сгори на солнышке.
  
  - Здравствуй, милая. Я так давно хотел вот так выйти и просто позагорать. Какой же это кайф - снять одежду! Я вложил столько стараний, чтобы сделать свое тело красивым. Для единственной женщины на свете, чтобы однажды она посмотрела на меня восхищенными глазами и прикоснулась ко мне своей нежной ручкой.
  
  - Ну вот, совсем скоро ты будешь нормальным полноценным мужчиной. Как ощущения?
  
  - Тебе такое и не снилось.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"