Чёрная лента реки тягуче несла свои воды сквозь ночной зимний город, беззвучно принимая в себя подарок неба в виде медленно падающего снега. А в ответ отдавала небу вонь своих испарений вместе с частичками воды в виде пара, всё-таки это была река, протекающая, через полутора миллионный город, и чего только жители этого города не дарили ей в качестве продуктов своей жизнедеятельности.
Герман зябко пожал плечами, затем потянулся, брошенный окурок яркой искрой очертил свой путь и скрылся в тёмной воде. Подняв воротник дублёнки, Герман закурил новую сигарету и снова уставился вниз. Вода завораживала, а поднявшийся ветерок почти совсем избавил от "аромата цивилизации". Здесь, всего в нескольких кварталах от центра города с огнями набережной, спешащими в театры, кабаки или просто слоняющимися горожанами, было тихо. Одинокий фонарь, покачиваясь на ветру, отбрасывал причудливые тени на берег, уродливо изогнутый кустарник, которым поросли берега и чёрный от старости покосившийся забор больницы, расположенной на берегу. Как, и любой "объект социальной значимости", это достаточно старое здание оптимизма не вызывало, а наоборот заставляло задуматься о вечном. Только старый парк, с парой практически развалившихся беседок, в окружении переросших свой возраст тополей, в свете окон ещё до конца не сдался унынию.
Герман не зря выбрал это место. Здесь было тихо всегда, даже летом, когда к запахам реки добавлялся подарок в виде плодившихся здесь с неимоверной скоростью комаров, а отдалённость жилых домов, и дорога с интенсивным движением делало это место свободным даже от вездесущих бомжей и беспризорников. А подумать было надо, ой как надо. К тому же сегодня было ровно сорок дней, как умерла Пелагея. Пелагея Артуровна, соседка снизу, добрая фея, когда-то встретившаяся на пути у четырнадцатилетнего Германа и ставшего для него самым близким человеком на этом свете. Человеком сумевшим открыть ему прелесть, знаний, научившего малолетнего циника радоваться мелочам, любить ближних и жизнь. И всё это делать по настоящему, хотя и работу в том казино сосватала ему она.
Представьте себе четырнадцатилетнего подростка, который на мир смотрит через призму цинизма, недоверия. И ладно бы у этого парня был классический отец-алкоголик и мать сродни ему. Так нет, благосостояние родителей не поддавалось сомнению. Партийная кормушка, из которой привык питаться его отец, не оскудевала, даже в смутные времена. Тем более закаленный в борьбе за благополучие, партийный босс местного значения, коим являлся отец Германа, сумел урвать крепкий кусок и возможно стал бы основателем ново русской династии но...., но это не главное в рассказе. Если же отец, хоть и не баловал своего отпрыска вниманием, то и не обижал. Он избрал самый для себя простой способ успокоить зачатки своей совести, просто не ограничивал запросы отпрыска. Хуже было то, что мать не просто не любила сына, она его ненавидела. Конечно, внешне всё было очень прилично, только дети очень чутко чувствуют фальшь, и с каждым годом обмануть ребёнка становиться всё труднее и труднее. А если для обмана не прилагается никаких сил, тогда всё становится на свои места достаточно быстро.
Однажды, когда ему было лет десять, Герман случайно подслушал разговор своей матери с одной из её многочисленных подружек. Так вот узнал он тогда своё прозвище, "Нужный ребёнок", нужен он был мамаше лишь для того, чтобы оседлость с её слов жизнь и больше ни в чём не нуждаться. Таким образом она женила, на себе отца Германа. Читатель скажет, мол какая банальная история. И будет прав. Но оттого, что история банальна, она не перестаёт ей быть.
Мальчик рос, сытый и злобный, сильный и беспощадный к слабости ближнего. Рос с ненавистью на весь мир, но больше всего он ненавидел своих родителей, но и учился у них всему. Неизвестно, что бы из него выросло, если бы не случай, который может пройти незаметно, а может в корне изменить всю дальнейшую жизнь.
Однажды Герман ушёл из дома и не появлялся там пару дней. Дома к таким его выходкам давно привыкли. Голодным он не был, переночевать было где, а домашним всё проще, глаза не мозолит. Только на этот раз не повезло. Нарвался наш герой на одну компанию, с которой враждовал давно и не беспочвенно. Был изрядно побит, лишён денег, а самое главное, так его ещё не унижали. Спасаясь от преследователей, Герман заскочил в один из попавшихся на дороге подъездов. И вот сидя на одной из лестничных клеток, жалея себя и с презрением осматривая по его меркам убожество жилища. Не знал, что для очень многих людей в той стране, где он живёт, вот такая квартирка является пределом возможности, а что ещё хуже пределом мечтаний.
Размазывая слёзы по ставшему чумазым лицу, Герман строил страшные планы мести и потихоньку впадал в отчаяние, которое не смог бы объяснить сам себе. Из раздумий его вырвал скрип раскрывающейся двери и тихий, но очень уверенный в себе женский голос.
-- И долго ещё ты будешь поливать ступеньки влагой? Может и тряпку дать? В дверях стояла хрупкая пожилая женщина в простом платье и изучающе смотрела на парня.
Герман опешил. Сначала он хотел ответить грубостью, но что-то его остановило, толи полная достоинства поза говорившей, то ли искры смеха в её глазах. И он смутившись спросил.
-- А тряпку то зачем?
-- Пол помоешь, если умеешь конечно. Хотя вряд ли. - Затем несколько секунд длилось молчание, которое закончилось тем, что оба рассмеялись.
-- Есть хочешь? - В голосе женщины не было ни намёка на жалость, а только искреннее любопытство.
-- Хочу, -- неожиданно легко согласился Герман.
-- Тогда проходи.
Герман вздохнул и не колеблясь вошёл. Тесная прихожая, небольшой коридор уже не казались ему убогими.
-- Ты пока в комнату пройди, а я что-нибудь соображу. У меня знаешь, гости не часто бывают, так что не обессудь.
Но Герман прислушивался плохо. Он с любопытством осматривал комнату, в которой казалось всё свободное пространство, занимали книги. Они были везде, в шкафу, на полках, подоконнике, прикроватной тумбочке. Книги, в этой квартире, играли главную роль, будучи полноправными квартиросъёмщиками.
-- Хочешь, возьми что-нибудь почитать.
-- А можно?
-- Конечно, -- в голосе хозяйки прозвучало удивление, -- конечно можно, они ведь для того и созданы, чтобы их читали. Ты пока выбери, а я приготовлю поесть.
К стыду своему Герман нашёл столько авторов, а которых просто никогда не слышал. Правда, удивляться этому не стоило, так как его интересы уже давно были направлены в другую сторону.
Затем был долгий разговор за ужином и матрас на полу, на котором провёл ночь Герман. И был робкий утренний вопрос за завтраком: "А можно я ещё приду",- и очень спокойный ответ: " Конечно". Так началась эта дружба.
Пелагея Артуровна, так звали эту женщину, прожила жизнь интересную, местами очень страшную. Но она не берегла сознание своего молодого друга ложью, а наоборот рассказывала ему всё как было и есть на самом деле, сдабривая рассказы своими комментариями, едкими и точно-остроумными. Герман начал много читать, а Пелагея лишь вначале подсовывала ему, что ни будь сама. Но зато здорово помогла в учёбе, подтянув олуха почти по всем предметам, кроме физкультуры естественно. Так что к концу школы Герман подошёл почти круглым отличником. Семья его уже больше трогала, как впрочем, и его существование давно перестало задевать родителей. Когда Герман поступил в местный университет, у него состоялся разговор с отцом. После которого ему была куплена квартира, которую Герман тут же поменял на двухкомнатную хрущобу на этаж выше от Пелагеи. Те, у кого он выменял это чудо коммунальной архитектуры, долго пожимали плечами, и вертели пальцем у виска. Но Германа это не трогало. Он даже хотел предложить вначале своему другу улучшить жилищную проблему, но вовремя одумался. Понял, что может обидеть жалостью. Только часть книг, периодически перекочевывала к нему и то только потому, что в квартире этажом ниже для них просто не было места.
До совершеннолетия деньги на пропитания Герману давал отец, конечно, уже не в тех размерах, что в детстве, но ведь и запросы стали другие. А когда пришёл призывной возраст, в дальнейшем спонсировании к облегчению обеих сторон было отказано. Герман, не раздумывая, пошёл в армию, и застал на излёте ту войну, последнюю, которая официально велась за пределами шатающейся империи. Вернувшись, он обнаружил, что жить как-то надо и манны небесной не предвидится, а сидеть на шее, у пусть самого близкого человека, не хотелось. Правда, учёбу бросать тоже не климатило. Через несколько дней раздумий, он всё же решил с высшим образованием завязать и пойти в пролетарии, чем и поделился с Пелагеей, говорил вдумчиво и проницательно. Она в ответ лишь покивала головой. Чего советовать взрослому парню, к тому же она не раз сама ему говорила, что право выбора своей судьбы есть только у её обладателя. Но, тем не менее, в ближайший выходной, спозаранку, Герман услышал обычный сигнал, стучали по трубе отопления, так соседка снизу призывала своего младшего друга. Удивившись столь раннему подъёму, Герман наскоро оделся и спустился. Пелагея Артуровна встретила Германа у входа, была она слегка возбуждена, что правда не сильно то и старалась скрыть. Прямо у входа она протянула Герману пару фиолетовых купюр, который по тем временам были ещё деньгами.
-- Ты извини меня, пожалуйста, за столь ранний подъём, но некоторые обстоятельства вынуждают. Понимаешь, я жду очень старинного друга в гости, а угостить его нечем. Ты уж постарайся, найди чего-нибудь прилично съестного, ноги у тебя молодые.
-- Когда гость то ожидается.
-- Часам к одиннадцати, он пташка ранняя. Да и ещё, сам подходи, за одним и позавтракаешь.
-- Но,...
-- Никаких но, так надо. Давай беги. Оденься только как ни будь поприличней, -- добавила вслед удалявшейся спине Германа.
Ровно в одиннадцать утра раздался звонок в квартиру. Пелагея, с несвойственной ей торопливостью пошла открывать, а Герман сидя чинно за столом в новой рубашке и хорошо поглаженных брюках заинтересованно уставился в дверь, ожидая увидеть что-то такое. А увидел вошедшего за хозяйкой дядю, неброского почти квадратного мужчину с волевым, но в то же время совершенно не запоминающимся лицом, за пятьдесят в добротном костюме, правда без галстука, почти лысого, но с очень густыми бровями из-под которых за миром следили небольшие, но очень внимательные глаза.
-- Это Герман, -- Пелагея представила его своему гостю, -- я тебе о нём не раз рассказывала. А это Иван Иванович, тебе про него я не рассказывала, но поверь человек он достойный.
Рукопожатие у Иван Иваныча было сильное и энергичное, а ладонь твёрдая и горячая.
-- Очень приятно, -- пробормотал Герман отчего смущаясь.
-- Мне молодой человек поверьте тоже очень приятно. Не часто встретишь человека, о котором с такой теплотой рассказывает уважаемая хозяйка. А это поверьте комплимент не из самых последних.
Голос у гостя оказался подстать внешности, негромкий, но какой то очень внушительный. Сразу было понятно, что он привык что его слушают внимательно, и вопросы задают после.
-- Прошу к столу, -- прервала хозяйка гостя. -- Я сейчас принесу еду и мы все позавтракаем и поговорим.
-- Я помогу, -- вскочил было Герман. Но был усажен на место нетерпеливым жестом хозяйки.
-- Не сегодня, -- ответила она и удалилась на кухню.
После того с кухни стал слышен звон составляемой посуды Иван Иванович достал из внутреннего кармана пиджака чекушку и поставил её на стол. У Германа от удивления челюсть отпала.
-- Это нам с тобой, -- сказал Иван Иванович. - Затем ещё помолчал с полминуты и продолжил. - Что ты знаешь о её биографии.
Герман пожал плечами и удивляясь вопросу ответил.
-- Да почти всё, не в подробностях конечно.
-- Хорошо, -- гость пожевал губами собираясь с мыслями, -- знакомы мы с ней давно, а познакомились там, куда лучше никому и никогда не попадать. Тебе понятно.
Герман кивнул.
-- Так вот, умирал я тогда. Молодой был шпанёнок, дурной. Пневмония, плюс цинга, побег. А куда деваться, если проиграл. Нравы у нас и сейчас ещё те, тогда, сам понимаешь. В общем братва на мне уже крест поставила, а она нет. Медсестрой была в санчасти, нашего брата не очень любила, да и это понятно. Она ведь была настоящей политической, не как большинство. Но людей жалела, и меня. Жизнью я ей обязан. Её потом, после смерти Гуталина отпустили, хотя ох как не хотелось это лагерному начальству, а мне ещё восемь оставалось. Так я их полностью то не отбыл, сбежал. - На лице у гостя появилось непонятное выражение, радости и боли одновременно. -- Побегал какое то время, и на одной "малине" опять за старое взялся. Хотелось сразу и много.
-- Сберкасса? - Перебил Герман. Он много читал, фильмов насмотрелся и для себя вынес, что лучше с государством не связываться.
-- Да нет, -- как-то досадливо отмахнулся гость, -- если бы. - Он ещё несколько мгновений смотрел на Германа. Потом вздохнул, одним неуловимым движением лишил бутылку пробки и налил в заранее поставленные рюмки. - Ну давай, для аппетиту, и за её здоровье.
Выпили. Горькое тепло быстро пробежало по пищеводу и булькнуло в пустой желудок, как в пустую бочку.
-- Так вот, я не сберкассу ограбил, хуже, я опять в карты проигрался, а отдавать было нечем. Ну и мне кое какие условия были поставлены, только вот пойти на них я не мог. Понимаешь парень, никак не мог. Но про это если сподоблюсь, то потом расскажу. И ударился я в бега, понимая, что бегать мне не долго, ровно столько, сколько отпущено до отдачи. А так, как никого у меня в этом мире не было, родителей война забрала, братьев и сестрёнку голод, то единственный человек к кому я мог обратиться, это была она. Она мне в лагерь несколько писем написала. Зачем ей это надо было, -- Иван Иванович пожал плечами, -- до сих пор не пойму, -- только спасла она меня второй раз. Продала какую то фамильную драгоценность, да и за переводы поднакопила кое что, -- Иван Иванович назвал несколько известных романов, -- это её работа. И не побоялась мне деньги отдать. Не испугалась, что снова играть сяду. Но и правильно сделала, я тогда думать уже начинал. А ещё совет дала, дельный.
-- Какой?- Теперь Герману стало искренне интересно.
-- Простой и гениальный одновременно. Раз говорит, без того, чтобы не играть ты не можешь, а играть тебе нельзя, то тогда займись тем, что будешь давать играть другим. Мол всё равно человечество играло, играет и будет играть. Так почему бы тебе Ванечка, меня так кстати кроме мамы никто и не называл, не облагородить это довольно гнусное пристрастие человечества.
-- И что, облагородили?
-- Не знаю, но старался во всю. Всякое было, но к хозяину больше не попадал. Да и Пелагея шепнула кой куда, так что поддержка с очень высокого уровня была.
-- Вот не думал, что она с властью дружит. - Герман был искренне удивлён.
-- Глупости не говори, -- прервал Германа Иван Иванович, -- она с властью, н...да, сказанул же ты парень.
-- А с кем?
-- Ну если не дурак, и если у нас с тобой срастётся, то и сам поймёшь. А если нет, то и не судьба. Только, раз ты ей приглянулся, то всё у нас получится.
-- Что?
-- Не торопись, давай ещё по одной, а то скоро чую нас будут кормить.
Вторая прошла.
-- Так вот молодой человек, времена сейчас настают не чета прежним. Поводок кажется, отпускают, да и мясо не сильно отодвинули. Пора выходить из подполья. А раз дело расширяется, то и люди нужны. Кадры решают всё. Помнишь, кто это сказал.
Герман кивнул.
-- Так вот, а его дураком назвать нельзя. Короче приходи завтра вечером вот поэтому адресу. - Иван Иванович достал из кармана простенький блокнотик, шариковую ручку и накарябал адрес. - Там обо всём и поговорим. Он откинулся на стуле и стал смотреть в окно в ожидании завтрака.
А через минуту пришла хозяйка, И Герман получил возможность помочь накрыть на стол и слушать пару часов очень увлекательные воспоминания, про рудники и болезни, какого то Туза, Калошу, начальника лагеря по кличке Лютый и много ещё чего.
А работой оказалось только ещё открывающееся казино. Начиналось всё очень и очень просто. Герман был и охранником и штукатуром и доставалой. Платил Иван хорошо, времени при помощи Пелагеи на учёбу хватало. Так совмещая, он и закончил университет, а работать остался в фирме Иван Ивановича. Казино расширялось, расширялся и спектр услуг, благо в игроках, как для верхнего, так тем более и для нижнего уровня недостатка не было. Денег до неприличия много, возможностей ещё больше. Власти не доставали, так в этой стране сказки про ментов идут только по телевизору, а реальная власть может озадачить лишь суммой, а на это хватало с избытком.
Герман жил в полную, так во всяком случае он считал до последнего времени, большего желать ему и не надо было. Объездил почти весь свет, иногда бывал в аналогичных заведениях по ту сторону границы, убеждаясь что порок вечен. Мог бы иметь дворец, но продолжал жить всё в той же квартире. О родителях и не вспоминал. А Пелагея только ухмылялась в ответ на его рассказы, из подарков принимала по прежнему только книги, и казалось была полностью счастлива, многообещающе кивала головой, тем самым, давая понять ему, что ещё не всё он понял из её уроков, и ещё что-то очень и очень важное ему предстоит узнать.
А Герман со свойственной молодости непосредственностью не понимал. Не понимал. Начало понимания появилось совсем недавно, после смерти своего доброго ангела. Он ещё до конца не мог понять, только начало догадки брезжило где-то там впереди.
Представьте себе большое сочное зелёное яблоко, которое так и говорит, всем своим видом съешь меня и освежись. И вот тебе дают его в руки, а оно вымыто горячей водой. Оно не перестало от этого быть вкусным, но впечатление, которое появляется при первом прикосновении испорчено. Мысль только ещё оформлялась, и как живая вставала перед глазами Пелагея Артуровна с улыбкой на лице, в которой кажется и была отгадка на вопросы, которые сейчас задавал себе Герман. Всё это требовало времени на обдумывание, а решать нужно было не просто сиюминутную проблему, решать нужно было жизнь.
Герман достал из кармана телефон, решив предупредить о своём отсутствии в ближайшую неделю, затем покачал головой и не раздумывая выкинул телефон прямо в реку. Решительно повернулся и побежал прямо к стоявшему на обочине агрегату под названием "..........". В кабине было тепло, машина завелась с пол оборота. Герман вырулил на дорогу и решительно направился к выезду из города. Лет пять назад он приобрёл избушку на окраине одной из дальних таёжных деревень, в которой жителей то почти и не осталось. Платил соседу хорошо, чтобы он присматривал за жильём. Очень любила Пелагея проводить там лето и Рождественскую неделю. Там было всё, запас продуктов, дрова, ружьё, удочки и не было ни радио, ни телевизора. Вот туда и отправился Герман. Оставалось заехать в ближайший магазин и запастись едой и водочкой, для сторожа.
Жизнь прекрасна, какая банальная фраза, но чертовски верная. Решение оформилось на второй день пребывания на лоне природы, да только уезжать не хотелось. Погода стояла удивительная. Днём минус пять, шесть. Ночью не больше десяти. Светило яркое солнце. Снег был повсюду. В общем предоставлю более талантливым описывать прелести зимнего леса.
Где-то через неделю пребывания в этом раю, Герман стоя у родника, который не замерзал в самые лютые морозы, он ещё раньше сделал для него сруб и поставил скамейку. Так вот набрав воды в большой бидон, он стоял любуясь журчанием воды и паром, который поднимаясь вверх оседал инеем на хвое ближайшей сосёнки, он понял что готов к возвращению. С удвоенной энергией Герман подхватил тележку и покатил к дому. Почти добравшись до ворот он услышал скрип полозьев и обернулся. Это был сосед, а по совместительству и сторож его фазенды, который задумчиво брёл рядом с санями в которые была запряжена небольшая лохматая лошадка, с таким же задумчивым выражением морды, как и у своего хозяина. Его ушанка была не завязаны и одно ухо висело, а второе торчало вверх, всё это совместно с давно не стриженой бородой и старым тулупчиком и небольшим ростом делало его похожим на доброго лохматого пса.
-- Здорово, -- Герман улыбаясь направился к саням. Поздоровался за руку с соседом, потрепал конягу по морде.
-- Здрав будь боярин, -- ответил усмехаясь в бороду сосед. - Никак до дому собрался.
-- Ага.
-- Баню то топить будешь.
-- А то как.
-- Мотор знаешь как включать, шланг в сенях.
-- А ты куда Валера собрался к вечеру то.
-- Да недалеко, за сеном.
-- Слышь, Валера, --Герман слегка замялся не зная как начать, -- ну короче не обижайся, сегодня не посидим, мне одному побыть надо.
-- Да я не слепой, понимаю, -- лицо соседа приняло не свойственное ему выражение печали.
-- И ещё, если я к весне не вернусь, -- Герман обернулся к своему дому, -- считай, что это всё твоё.
-- Ты чего? - Теперь в голосе соседа появилось не только удивление, но и тревога.
-- Да так, всякое может быть.
-- А может ну его.
-- Чего Валера?
-- Да дела твои криминальные.
-- С чего ты взял, что криминальные?
-- Ну не без понятия. Ты давай оставайся здесь, смотри какая благодать кругом. Дом тебе новый поставим, женим. Хозяйство заведёшь. Давай не журись.
-- А невесту где возьмём, здесь женского населения, твоя Настя, да пара старух.
-- Было бы желание.
-- Нет Валера, не могу. Должен я это сделать, ей бы понравилось.
Герман достал сигареты, угостил соседа. Постояли, покурили.
-- Ну раз для неё, тогда конечно. - Сосед подтянул штаны, залез боком на телегу, дёрнул вожжами, и телега плавно покатила поскрипывая по снегу. Проехав так метров двадцать, он остановил лошадь и обернувшись крикнул. - Ни пуха тебе!
-- К чёрту!
2
Вход в казино блестел всеми огнями радуги, электрическим фейерверком переливались огни вывески играя на снегу и стёклах подъезжающих машин разнообразно и разноцветно. Входные двери манили теплом и слабой музыкой, что раздавалась из здания, но как волшебная пещера Али-Бабы пускали не всех, только тез, кто знал волшебное слово. Швейцар размером со старинный бабушкин комод был одет так ярко и экзотично, что адмирал какой-нибудь банановой республики умер бы от зависти доведись ему увидеть этот прикид. Он был важен словно павлин в брачный период и дружелюбен словно сенбернар. Только его взгляд из-под роскошной фуражки был цепок и внимательно осматривал окрестности, хотя в этом особой необходимости не было, так как несколько охранников сидело в припаркованных по близости машинах их никто не видел. Да ещё наряд ППС за определённую плату проходил достаточно часто перед дверями. Тем более в окружающих дворах было темно и, наверное, страшно.
Было ещё достаточно рано для настоящего веселья, всего только около семи субботнего вечера. Швейцар скучая пропускал редких пока клиентов не забывая заученно улыбаться. Пока редкие из них совали в руку деньги, его время наступит значительно позднее. Он даже на какое то время потерял бдительность засмотревшись на пару ворон, которые устроили потасовку почти у самого входа из-за большой позолоченной пуговицы, которую вчера оставил один не в меру разошедшийся клиент, не понимающий, что право на проигрыш у посетителей несколько больше, чем на оборот. На хорошо освещённом снегу эта штука блестела так привлекательно, что птицы отбросили веками выработанное чувство недоверия к людям. Воронья разборка была хоть каким то развлечением и поэтому, когда неожиданно и непотребно быстро подъехала очередная машина, разгоняя пернатых крохоборов в разные стороны с возмущённым карканьем. Пуговица осталась точно под передним правым колесом. Швейцар от недовольства нахмурил брови, но многолетняя выучка заставила его перебороть себя и вот он уже приветственно улыбается. Только вот незадача, от удивления челюсть его съехала вниз и никак не хотела возвращаться на место. И серебристого "Ягуара", взятого для такого случая, выбрался Герман, и быстрым шагом направился к входу. Бросив ключи, поспешившему к нему парковщику, он широко улыбнулся швейцару, остановился на секунду и прижал палец к губам. Затем уже более медленно проследовал в казино.
Для швейцара появление Германа означало лишь одно, скорее всего будут неприятности. Про него, здесь, в верхнем отделении знали мало, только то, что это какая то большая шишка. И если такая важная персона появилась, толи ещё будет. Тем более у всех, кто связан с такими деньгами есть, что скрывать от своего работодателя. Нынешний управляющий не был исключением. После последнего визита Германа в казино был сменён почти весь штат, кроме швейцара, и теперь только он один знал кто пожаловал.
Проводив глазами незваного и нежданного гостя, швейцар уж было потянулся к внутреннему карману, где у него лежала рация, но именно в этот момент Герман обернулся и покачал головой. Швейцар сделал вид что чем-то очень сильно занят.
Герман отдал пальто в гардероб. Одет он был неброский с виду, но очень дорогой костюм, который сшил себе как-то посещая столицу туманного Альбиона. Белоснежная рубашка, стильный галстук с брильянтовой заколкой, брильянтовые запонки, перстень на правом безымянном пальце с великолепным изумрудом, шикарные туфли, в общем -- "Как денди лондонский одет". Причесавшись перед огромным зеркалом, он не спеша прошествовал в зал. Тихо играла музыка, немногочисленные игроки были пока спокойны, обслуживающий персонал тоже пока не суетился. Всё было расслаблено в ожидании ночи.
Герман сделал несколько ставок на рулетке, обменяв деньги на фишки прямо у стола, проиграл. Затем стал задумчиво передвигаться по залу останавливаясь то у одного, то у другого карточного стола. Делая достаточно крупные ставки, он с кислой миной на лице наблюдал, как его фишки сгребал себе крупье. Манера поведения была очень проста. У богатого клиента очень непонятные запросы. Он знал, что рано или поздно к нему подойдут. Ещё он знал, что отказать не смогут.
Проиграв очередные несколько тысяч, Герман явно играя на публику, удручённо пожал плечами, перехватил официанта, взял с подноса пару рюмок коньяка, махнул их залпом и пошёл в зал, где играли в бильярд. Решил сделать себе передышку в спектакле. Игру он эту любил, а играть хорошо так и не научился. Погоняв шары в своё удовольствие и проиграв очередную сумму, Герман вернулся в зал. Теперь казино было почти полным, официанты пока ещё не сбились с ног, но прыти прибавили. То тут, то там, чаще всего по углам мелькали внимательные лица охраны. Публика только разогревалась, входила во вкус. Окинув всё это внимательным взглядом Герман решил, что ещё рано для решительных действий и прямиком отправился в ресторан, резонно решив для себя, что прогнозировать будущие события не берётся и когда ещё придётся подкрепиться, неизвестно.
Плотно поужинав Герман подозвал к себе официанта и сунув ему в виде чаевых фишку на тысячу, попросил обменять все свои наличные на фишки. В ожидании гонца Герман курил, мыслей почти не осталось, только одно желание занимало его, быстрей начать и кончить. Он почему-то совсем не думал о том, что может проиграть, он просто в это не верил.
Официант вернулся с полным ящиком фишек и старшим крупье. Поставив коробку на стол официант удалился к стойке бара и стал беседовать с барменом, периодически косясь на Германа, пока его присутствие не потребовалось за одним и столиков. Крупье же не уходил.
Герман выжидающе смотрел на почтительно стоявшего рядом мужчину в строгом костюме. Внимательно посмотрел на "бейдж", сравнил фотографию с оригиналом, нарочито вздохнул и сильно гнусавя изрёк.
-- Ну? - Ответа не последовало, -- ну что ты уставился на меня халдей?
Стоически пропустив грубость мимо ушей мужчина улыбнулся и произнёс.
--Где вы намерены играть сударь.
-- Где хочу, там и буду. - Категорически изрёк Герман. - И припустив в голос твёрдости и одновременно недовольства добавил. - А, что есть ограничения?
-- Не в коем случае. Просто оценив по возможности все достоинства клиента казино предлагает вам особые услуги.
-- Какие?
-- А какие вы хотите?
-- Я? Да никакие. Хотя нет, хватай ящик и пошли.
Пока всё шло как надо. Герман долго блуждал по залу, делая вид что присматривается. Затем, как-то сразу направился к карточному столу. Очко, игра быстрая. Усевшись за стол, Герман ткнул пальцем рядом, туда и поставил коробку с фишками его сопровождающий.
-- Банкуй, -- Герман расстегнул пиджак, устроился поудобнее и вопросительно уставился на крупье, который пожирал глазами коробку с фишками. - Банкуй!
-- Давай Вася, сдавай, -- раздалось из-за спины.
-- Вы погуляйте, скандала не будет, -- не оборачиваясь изрёк Герман, -- играть не мешайте.
-- Конечно, конечно.
А дальше началась игра. Следует сказать, что проиграть Герман не мог, во-первых работая здесь он знал, что на честность казино полагаться глупо и как укладываются колоды, и как они тасуются он в своё время изучил досконально, а во-вторых, было у него какое то шестое чувство.
Сначала игра шла вперемежку, Герман подстраивался под крупье. Затем он несколько раз выиграл по маленькому и поднял ставку сразу в три раза. Выиграв ещё несколько раз, Герман попросил новую коробку для фишек. А в ожидании закурил. Только он сделал несколько затяжек, как к нему неслышным шагом подобрался его давешний носильщик.
-- Кхе, кхе, -- неоригинально обратил он на себя внимание.
-- Что ещё? --Голос Германа был равнодушен.
-- Крупье надо бы сменить.
-- А чё так?
-- Да понимаете, что то у него голова заболела.
-- Странно, такой с виду здоровый молодой человек, может погода.
-- Может.
-- Ладно, меняйте.
-- Вы не возражаете?
-- Абсолютно. У меня только маленькая просьба.
-- Какая?
-- Водички пусть принесут, холодненькой, с газом.
-- Не беспокойтесь.
Герман пил воду и изучал своего нового крупье. Это была очень и очень интересная во всех отношениях дама, словно сошедшая с обложки модного журнала, возможно порножурнала. Герман усмехнулся, допил воду и закурил новую сигарету. Пустив дым в сторону нового крупье, он сказал.
-- Сдавайте сударыня.
Потом ещё несколько раз меняли крупье, колоду карт, так что бы Герман этого не заметил, устраивали потасовку за соседним столом, дамскую истерику, обливали пиджак соком и предлагали отправить его в чистку, а Германа подождать в ресторане. Ответ был одним.
-- Сдавай.
Примерно часа через два перед Германом на столе стояло уже три коробки с фишками. Слух о крупной игре давно пролетел над залом и почти все игроки, кроме самых самовлюблённых играли роль группы поддержки. Герман периодически покупал на всех выпивку, тем самым ещё больше подогревая энтузиазм своих болельщиков.
Окинув взглядом вокруг себя, Герман понял, что окружён плотной, до предела взведённой толпой и решил, что пора приступать к реализации того, за чем пришёл. Он откинулся на спинку стула, потянулся, жестом показал, что ему нужно выпить. Отмахнувшись от традиционного стакана воды, принял из рук официанта бокал с коньяком, посмотрел сквозь него на свет и снова отставил.
-- Принесите бутылку, не распечатанную.
Окружающие его люди засмеялись. Начальник охраны, который стоял вместе с главным менеджером зала позеленел от злобы и хотел уж было что-то сказать, но потом махнул рукой и подозвав к себе одного из своих людей растолкал толпу и куда то скрылся. Герман ждал коньяк. Когда принесли бутылку, Герман внимательно прочитал французское название на этикетке, одобрительно кивнул и открыв бутылку сделал пару глотков. Довольно икнул, закурил и пуская дым в потолок закрыл глаза. Народ откровенно наслаждался сценой. Только лицо крупье покрылось красными пятнами. Видя эту картину к столу подошёл до сих пор незаметно стоявший за спиной у крупье мужчина невысокого роста, в простом костюме, с рассеянным выражением лица. Оглядев внимательно представшую перед ним картину, он отодвинул крупье и занял его место. Охрана почтительно встала по бокам от него.
Оценив смену караула Герман открыл глаза, затушил сигарету и зевнув произнёс.
-- Играю последний раз, -- затем ещё помедлил, и добавил, -- играю на всё.
Потом встал, снял пиджак, повесил его на спинку стула и одним широким жестом продвинул весь свой выигрыш на середину стола. Толпа охнула, послышался звон разбитой посуды, кто-то уронил бокал. Герман ждал ответа. Голоса за спиной постепенно утихали, вскоре наступила тишина не свойственная этому месту, такая тишина, что стало слышно гудение очень тихих и дорогих кондиционеров.
-- На всё? - Тщательно прожевывая слова произнёс мужик, что поменял крупье.
-- Ну да, -- широко улыбаясь ответил Герман, и добавил своё традиционное, -- сдавай.
-- Нет.
-- Что нет? - Герман сделал вид, что возмущён, хотя внутри его всё так и завибрировало от предвкушения.
-- Казино прекращает игру.
-- От чего же?
-- Без комментариев.
Мужчина развернулся, собираясь уйти, но его остановил вопрос.
-- А мне говорили, что это приличное заведение. Подтвердите господа! - Герман обернулся ища поддержки у публики. Толпа, которая совсем не хотела терять такое зрелище угрожающе загудела. Напряглась охрана, рассредоточиваясь так, что бы во время разбить толпу на части. - Ну так, как на счёт настоящей игры?
Мужик резко обернулся, теперь его взгляд больше не был рассеянным, а наоборот стал очень внимательным и цепким. Быстро осмотрев Германа с головы до ног, он ухмыльнулся и снова расслабился.
-- А что вы подразумеваете под настоящей игрой?
-- Что угодно, только не это. - Герман ткнул пальцем в стол.
-- Попытайте счастья в рулетке. - Мужчина явно провоцировал Германа.
-- Нет, я хочу играть по настоящему.
-- Что же, -- развёл руками оппонент Германа, -- желание клиента, закон.
-- Неужели?
-- Да. Только есть несколько правил и первое, то что билет на такую игру стоит не мало.
-- Этого хватит? - Герман кивнул в сторону своего выигрыша.
Толпа сдавленно охнула. Раздалось несколько не лестных отзывов в адрес одного дурака. Несколько хлопков в ладоши. Одна экзальтированная дама лет так ... с дорогим брильянтовым колье на морщинистой шее повиснув на шее Германа подарила ему страстный поцелуй. Герман вежливо отстранил ровесницу коллективизации и вопросительно посмотрел на другую сторону стола. Его успокоили доброжелательным кивком.
-- Вполне хватит. Есть ещё несколько формальностей.
-- Каких?
-- Про это чуть позже.
Мужик сграбастал, не спрашивая разрешения, коньяк, и сделал несколько глотков прямо из горлышка.
-- Шарман, --грассируя пробормотал он.
-- Бля! - В унисон ему ответил Герман.
После такого обмена репликами они оба заржали. Толпа очень быстро рассосалась и только тогда в окружении охраны Герман направился к выходу из зала.
Пройдя несколько полутёмных коридоров, с парой живых охранников и кто его знает, скольких в виде видеокамер, провожатые остановились перед большой, с богатой отделкой дверью, бронзовой ручкой в виде львиной головы и без обозначающей таблички. Герман не дожидаясь приглашения толкнул дверь, которая не смотря на свою массивность открылась неожиданно легко. За ней его поджидала довольно большое помещение с накрытым в середине столом, хорошо, но без вызова освещённое. Мебель стояла антикварная, стоящая очень больших денег. Кондиционированный воздух не давал понять если в комнате окна, хотя было достаточно прохладно, а большие бархатные шторы на гардинах из какого то экзотического дерева были скорее декоративными. Пол был натёрт до зеркального блеска, а картины на стенах были явно жертвами приватизации, музейные работники тоже хотят есть. Но самым колоритной деталью был естественно камин, перед которым стояло два кресла накрытые пледами. Герман никогда не был здесь, хотя теперь понял где именно вербовали будущих игроков для того, настоящего казино. Герман сделал несколько шагов и остановился в ожидании. Мужик который привёл его сюда жестом отпустил охрану и закрыл дверь.
-- Ну, что же, давайте знакомиться, а потом к столу. Я весь изнервничался и естественно изрядно проголодался. - И почти не делая паузы представился. - Василий Васильевич, можно просто Вася.
Рукопожатие его было твёрдым, но доброжелательным.
-- Символично, -- пробормотал Герман.
Василий Васильевич пристально посмотрел на Германа, но сделал вид, что ничего не слышал.
-- А меня Герман.
-- Символично. - На полном серьёзе произнёс Василий Васильевич.
-- Что символично, -- немного опешил Герман.
-- Как, что? Тройка, семёрка, туз...
-- Классику любите?
-- Люблю. А вы?
-- И я. Только вот Вася, можно так вас называть?
-- Конечно, конечно.
-- Так вот Вася, в нашей пьесе конец будет совершенно иной.
-- Ну это, как бог даст. А пока давайте перекусим и заодно поговорим о делах наших будущих. Ведь вас, как я понимаю сейчас не еда особенно интересует, всё горит внутри, пар требует выхода, хочется продолжить. Ведь так? - И не ожидая ни согласия, ни опровержения Василий продолжил. - Но я вам совершенно искренне советую перекусить, ещё всё раз обдумать, а уж потом выслушать наши условия. Прошу за стол.
Герман улыбнулся. Ещё раз осмотрелся.
-- Нравится.
-- Очень.
Ответ был искренним и по существу. Ведь никто иной, как он сам в своё время без разговоров выделил деньги на обустройство этого зала. Но сам так и не разу сюда раньше не зашёл. Может быть к лучшему. Герман расслабленно потянулся, снял с себя галстук и засунув его в карман пиджака уселся на предложенное место.
Василий Васильевич в свою очередь сел за стол, поднял с него колокольчик, и уже хотел вызвать официанта, как у него во внутреннем кармане пиджака зазвенел телефон. Ситуация хозяина этого говорящего пейджера озадачила. Он, как мог, попытался скрыть досаду, сотворил пару извинительных гримас. Было видно, что звонок был совершенно не к месту. Но тем не менее, как ответственный администратор Василий Васильевич достал трубку, приложил её к уху и тут выражение досады резко сменилось выражением удивления. Он растерянно почесал в затылке, сложил аппарат на место и широко улыбнувшись произнёс.
-- Прошу извинить за отменённый ужин, поверьте это очень досадно, у нас очень хорошие повара. Правда, правда.
-- Да я вам верю, -- тон Германа был совершенно искренен. Он сам много лет пользовался услугами именно этих поваров, и претензий к ним не имел, но разве иногда.
-- Видите ли уважаемый, вами заинтересовались там, -- Василий Васильевич показал пальцем наверх, -- такой игрок приходит к нам не часто, и видно начальство лично решило поговорить с вами. Но начальство оно на то и начальство, чтобы принимать решение. А мне искренне жаль.
-- Чего?
-- Ну во-первых, того что вы не отведали несколько очень пикантных блюд, а во-вторых, что более всего меня огорчает, мы не побеседовали. У меня видите ли есть одна слабость.
-- Какая же? - Герман расслабился, он примерно знал, что последует за этим звонком и поэтому просто отдавал дань вежливости.
Василий Васильевич ещё раз широко улыбнулся, демонстрируя чудеса современной стоматологии и ответил, стараясь придать голосу оттенок проникновенности, как бы давая понять, что мы уже одна семья и всё такое прочее.
-- Люблю побеседовать с умным человеком.
-- А вы льстец, -- ещё шире улыбнувшись ответил Герман.
-- Нисколько. - Василий Васильевич уселся за стол, расслабил галстук, потянулся и добавил. - Вас за дверью уже ждут, а я всё-таки поужинаю.
-- Приятного аппетита.
-- Спасибо.
Герман уже открывал дверь, когда услышал совершенно чётко.
-- Удачи!
-- Иди к чёрту Вася, -- пробормотал он себе под нос захлопывая за собой дверь.
-- Что совсем крышу сорвало, нигилист хренов! Жизнь пресной кажется, зажрался паразит! Острых ощущений захотелось?! Чего тебе в жизни то не хватает? А? Высоких материй видите ли ему надо. А я с кем тут останусь? С кем я тебя спрашиваю? Что вылупился, как не родной?!
И так в течение примерно получаса длился монолог Иван Ивановича. Он метался по комнате периодически сбивая единственный стул на пол, тряся на пол, совсем забыв про пепельницу. Да в ней и не было места, она под самый край была забита окурками от Беломорканала. В помещении кроме него и Германа была только достаточно худая кошка многоцветной масти, которая сидела на столе, щурила от дыма свои жёлтые глаза с искрами. От чего щурила, было совершенно непонятно, то ли ей мешал дым от не затушенного бычка, толи просто по известной кошачьей привычке она просто презирала весь мир, который не обращал на неё никакого внимания. Брезгливо подёрнув лапой, она медленно, исполненная собственного достоинства, обошла лужу от разлитого по столу кофе, спрыгнула на пол и направилась к двери. Хвост её дёргался из стороны в сторону и весь вид выражал скуку и ещё что-то понятное только ей самой. Усевшись возле двери она стала ждать. Герман, который отвлекся от слушания про себя, с интересом уставился на кошку. Потом с поклоном открыл перед ней дверь и выпустил животное на волю.
Кошка была непростая, именно она и привела Германа в данное помещение, которое стало для него очередным открытием в заведении, где он проработал столько лет. Это была небольшая комната, с обшарпанными стенами и железной дверью, расположенная где-то под землёй, и как оказалось здесь и уединялся от сотрудников бессменный руководитель данного заведения. Из мебели в комнате стоял один офисный стул, на котором кажется никто не сидел, простой деревянный, который казалось вот-вот развалится, письменный стол добытый из какой то конторы годов так тридцать назад. На столе стоял графин с водой кофеварка. У стены притулился несгораемый шкаф внушительных размеров. Но самой главной достопримечательностью был телевизионный экран почти на всю стену, который был разбит на множество небольших экранчиков. По этому чуду техники Иван Иванович и наблюдал за всем, что происходило в его заведении. Так как про комнатку эту никто не знал, то окружающих его сотрудников Иван Иванович удивлял часто и заработал себе славу вездесущего и никогда не отдыхающего начальника.
Проводив кошку, Герман как бы очнулся. Не обращая внимания на что-то ещё бормотавшего себе под нос Ивана, он подошёл к столу и с интересом уставился на экраны. На них происходило столько интересного, что Герман даже на некоторое время отвлёкся от того, за чем пришёл. Затем затушил бычок в пепельнице, который уже достал его своим вонючим дымом, и произнёс.
-- Слушай, Иван, вот ты человек в плане техники передовой, а куришь всякую гадость.
-- Чего? - Иван Иванович замер.
-- Чего? Чего? - Передразнил его Герман. - Куришь всякую гадость говорю, костюм странный носишь. Деньги экономишь что ли? Так вроде не жадный? И вообще заканчивай, давит мне на уши и психику, а лучше выслушай.
Иван Иванович выдал непонятный звук, достал очередную папиросу, засунул её в рот, но прикуривать не стал. Затем уселся на стул, который недовольно заскрипел и жестом показал Герману на второй стул. Герман сел.
-- Ну давай, излагай.
-- Я Иван письмо нашёл, понимаешь теперь.
Иван Иванович некоторое время молчал, осмысливая сказанное Германом. Затем как-то обречено потряс головой, усмехнулся и переспросил посмотрев в потолок.
-- От неё?
-- Да.
-- И что тебе Пелагея написала?
-- Она мне написала.
-- Ладно, ладно. Тебе, так тебе. И что?
-- Я должен попытаться.
-- Значит не передумаешь, -- уже не спрашивая, а утверждая произнёс Иван.
-- Нет.
-- Ну что же, выбор сделан. Только вот что я тебе скажу парень. не просто это всё, ой как не просто.
-- Я знаю.
--Чего ты знаешь мальчишка?
-- Знаю, что шанс он единственный.
-- Это не главное. С тобой это не главное.
-- А что главное?
-- То, что выбора игры у тебя нет. Но и это не самое важное. Самое важное, то, что судить твою игру она сама будет. Не боишься.
-- А что, у меня есть выбор.
-- Есть.
-- Какой?
-- Не играть.
-- Значит выбора нет. Спасибо тебе. Хотя, теперь мне будет ещё сложнее.
-- А то. Ну давай попрощаемся на всякий случай.
-- Всё так серьёзно?
-- Очень Герман, очень. Ты даже представляешь как всё закрутится. - Иван Иванович пожал Герману руку и добавил. - Иди, провожать не стану. Провожатая та же, уже ждёт.
Со времени последнего посещения главной игровой комнаты Германом прошло достаточно много времени. Последний раз он был здесь, когда провожал сюда какого то родственника Пелагеи, до такой степени блёклого, что весь его образ так и не отложился в памяти. Комната почти не изменилась, только драпировка теперь была не зелёная, а бардовая, да люстра светила каким то "играющим " светом. Было светло, но в то же время, казалось, что всё окружающее не реально. Да ещё в самом углу появилось удобное кожаное кресло, большое и глубокое, а самое главное очень уютное, даже с виду. Герман ещё раз окинул помещение взглядом, подошёл к столу, взялся было за спинку стула, но передумав прошёл и уселся в кресло. Кресло приняло его как родного, мгновенно расслабив и вогнав в дремоту, да ещё люстра светила как-то необычно....