Marco Марко Картахена : другие произведения.

Адюльтер. Из записок гаргульи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Как развлечься ранним утром?
  Когда рядом - никого, никаких подручных средств, и только раздраженно горланит радио, накликивая все новые и новые погодные и прочие беды?
  Когда стоишь в пробке, и нервничаешь, опаздывая на работу?
  И созерцаешь зад похоронного 'пазика' с вывеской - 'ГП Ритуал'?
  
  Ну - не размышлять же о бренности сущего, о тщетности усилий человеческих, о тлене и суете - как советуют мудрые и, в тоже время, толстенные книги?
  Забавно, но мне кажется, что мудрость не бывает таких огромных размеров.
  Она, обычно, укладывается всего в несколько фраз.
  ***
  А мой шеф, между тем, пару дней назад улетел в Венесуэлу - отдохнуть. Такой вот он - большой любитель экзотики. И уже сообщил о своем благополучном прибытии на место.
  Как будто мы тут все - прямо испереживались, как он там, долетел ли?...
  
  У него и дома - к слову, какая-то штука живет. Полуметровая. Что в сельве водится. Или в джунглях.
  А может быть - даже и в пустыне.
  То ли варан это, то ли - саламандра, то ли еще какая-то.
  Страшная, с гребнем, поросшая костяными шипами, раскиданными там и сям - как сам дьявол.
  И такая же кусачая.
  Палец, если сунуть необдуманно руку в ее стеклянный террарий - а с ее точки зрения, очень, как раз и вовремя - отхватит. Будто кусачками провод. Чик, и готово!
  Если не успеешь руку отдернуть...
  
  А она, эта штука, похожая не бескрылую гарпию - обижается. То ли завтрак от нее сбежал, то ли обед. А может быть - и целый ужин. По-моему. она вечно голодная сидит в своем стеклянном дворце под светом греющих ее ламп.
  
  Кстати, зовется эта тварь - Тимофеем.
  Но уж больно она на самку похожа.
  Такие же манеры - обходительные.
  
  И как это она к нему попала - с другого конца света?
  Несмотря на таможенные запреты?
  
  ***
  Я пикаю джойстиком телефона, - глядя одним глазом на грустный дерьер 'Ритуала', а другим - в телефон.
  И нахожу секретный номер. Который шеф оставил нескольким избранным сотрудникам, в том числе и мне, - звонить ему. В Южную Америку. В случае чего.
  А - в случае чего, кстати?
  
  Не поленился ведь - новую симку купить. В виду важности момента своего отбытия на отдых в неведомые края - к паукам-птицеедам и анакондам.
  Интересно, а в каком же, все-таки, случае надо ему звонить-то, а?
  В случае наводнения, пожара, наезда клиентов, или налета на фирму налоговых санитаров?
  Инструкций он не оставил, а значит, можно и нужно действовать по собственному разумению.
  
  Вот, по-моему разумению, сегодня как раз тот самый случай. Для звонка.
  Надо предупредить шефа, что я опаздываю из-за уродов, едущих где-то впереди меня, по Кутузовскому. И перегородивших все движение на всех улицах, до которых они могут дотянуться своими начальственными лапами.
  Ну, все, как обычно у нас тут водится. Почти - каждое утро. Это тебе не Южная Америка. Это - гораздо хуже, как говаривал один великолепный герой.
  ***
  Я нахожу номер, и нажимаю кнопочку. Я вызываю Венесуэлу...
  Где - как раз сейчас - часа два ночи.
  Или - уже утра.
  Это - кому как нравится.
  
  Длинные, длинные гудки.
  Я мысленно представляю себе - как летят от компьютера к компьютеру, через космические дали, или даже по дну морскому, по подводным океанским кабелям - электрические сигналы моего вызова.
  Впечатляющая картина представляется...
  А сам, замечтавшись, едва не въезжаю в тормознувший не вовремя 'Ритуал'.
  
  Эх, товарищ... чуток я не добрался бампером до гроба с покойничком - сантиметров десять, пятнадцать, но все же не добрался... Реакция - ничего себе еще.
  Неплохая бы сцена сейчас вышла.
  Те же - и усопший, и все - на третьем кольце. У поворота на Кутузовский.
  ***
  - Привет, Дмитрий Сергеевич, - говорю я бодро. - Как отдыхается?
  - Что это? Что? Кто это? - испуганно говорит Дмитрий Сергеевич на другом конце земли. - Это ты... Что случилось? Налоговая, или санэпидстанция?
  - Да ничего не случилось, все хорошо... Хотел, просто, поинтересоваться... Как там у вас? Анаконды с птицеедами - не беспокоят? В сельве...
  - Ты выпил, что ли? И когда успел?
  - Нет, Дмитрий Сергеевич, как можно - я за рулем не пью. Я вообще - трезвенник... Просто, ночью гады на охоту и выползают... Анаконды. Я беспокоюсь. Хотел, кстати, предупредить, что опаздываю минут на пятнадцать-двадцать - пробки у нас тут, знаете ли...
  - Куда опаздываешь?
  - Как это - куда? На работу... Не в Венесуэлу же... Вы всегда просите звонить в случае чего... Если опаздываю... Тогда и штрафа не будет - за опоздание... Вот я и звоню.
  - Ну, мать твою!...
  - Чао, Ливингстон..., - говорю я уже мысленно, и нажимаю телефонный delete. - Трахай свою, дешевле обойдется, как говаривали у нас. В бане - ребята...
  Шуток не понимает, человек.
  Это значит - все безнадежно.
  ***
  Однако, жизнь-то продолжается, и ничего страшного не происходит, - думаю я позже.
  Сидя уже в офисе, глядя на монитор, и подсчитывая собственные убытки...
  Ну, потерял...
  Ну не получишь то, на что рассчитывал.
  Жизнь кончилась? - задаю я себе вопрос.
  Да нет, конечно - сам же себе и отвечаю на него.
  
  Из внутреннего пластмассового окна открывается чудесный вид на ремзону, и на снующих между подвешенными на подъемники автомобилями механиков.
  И что это они снуют - когда делом надо заниматься?
  Не бегать по ремзоне надо, а машины ремонтировать! Дармоеды...
  Впрочем, наплевать мне теперь...
  Жизнь, оказывается, не просто продолжается, но даже, и снует туда и сюда, и местами кипит.
  ***
  Разглядывая цифры, я пишу письмо Дмитрию Сергеевичу. Директору сервиса. А заодно уж - и его владельцу. Заявление об уходе.
  Последнее, так сказать - прости. И прощай.
  Очень грустное.
  Однако слезы на глаза почему-то все не наворачиваются и не наворачиваются.
  Откроет он свой ноутбук - под ночной стрекот разных южноамериканских гадов - и прочтет.
  Интересно, у него - тоже слезы не навернутся?
  
  До сегодняшнего утра я у него был почти что правой рукой, менеджером по развитию.
  И вот - уже сплыл.
  Или уже - сплыла? Правая рука - имеется ввиду.
  Кстати, все-таки, Венесуэла - в Южной Америке находится?
  Или как?
  Да, неважно у меня с географией...
  
  Работаю я здесь потому, что сам Дмитрий Сергеевич ничего в этом самом автомобильном сервисе, которым он занимается в качестве бизнеса, не петрит.
  А вот деньги получать - любит.
  А также он любит хорошие автомобили, и поездки в Венесуэлу. Или - в Гондурас. Или еще куда - подальше. Довольно внезапные.
  Нет, правда, вылитый Ливингстон-исследователь.
  Какой уж тут сервис, спрашивается?
  ***
  Деньги, кстати, сервис уже начал зарабатывать, как я понимаю.
  И с моей помощью в том числе. И - неплохие.
  На поездку в Венесуэлу уже - в самый раз. И не на одну.
  И Дмитрий Сергеевич о своих обязательствах, сразу же и забывать стал.
  И не только про обещанные проценты и бонусы, но и просто - про мою зарплату.
  
  ...А как он мне некогда все живописал - через пару дней после одной удивительной ночи, проведенной в компании с ним и с его женой. Как он мне стелил...
  Мягко и сладко.
  Прямо, что жить без такого заместителя, как я - не может. И как я хорошо засуществую под крылом у него. Теплым и мохнатым.
  И я купился, дурачок.
  А вот, оказывается теперь, деньги - очень на память влияют. Непредсказуемо.
  ***
  Например, улетел он, а зарплату мне так и не заплатил... Месяца за три уже. Хотя обещал - вот-вот, сегодня, завтра. Будут в кассе деньги, тут мы и рассчитаемся...
  
  Но память, судя по всему, отшибло. Прямо - напрочь.
  Про симку вспомнил новую - для торжественных случаев и наездов.
  А про долги - никак не вспомнил.
  Он вообще в последнее время - очень забывчивым стал. Наш Дмитрий Сергеевич.
  И напрасно, я думаю.
  
  Потому что, как мне кажется, в автомобильном бизнесе он не очень петрит, и без посторонней помощи вряд ли сможет с сервисом управиться.
  Я у него - важный наемник.
  Был.
  Которого, в общем, и кормить надо было - точно и аккуратно.
  Также аккуратно, как его барышню Тимофея. Иначе тот, наемник, - может обидеться, и помереть от бескормицы.
  Или - перекусать всех, кого ни попадя - без разбору.
  И Дмитрия Сергеевича, отца родного, тоже, за компанию.
  
  А вот кормить уже и не хочется.
  Хотя это - совсем уже не профессионально.
  ***
  У меня есть серьезное подозрение, что он - мало того, что не профессионал, но что он и в других областях бизнеса, мягко скажем, не силен.
  Но всегда хочет денег, и удача пока сопутствует ему.
  Вот дура, прости ты мою душу грешную, господи, - эта самая мисс удача.
  Просто - обычная шлюха. Глупая и одноглазая.
  
  Ну, прямо, как из банальной оперы выходит - дуракам везет!
  На таких же вот дураков-наемников, как я, например.
  
  Но теперь я ухожу - и посмотрим, что он дальше делать будет. Как у него тут все посыплется.
  
  Наверное, я не совсем справедлив к нему.
  Мне ведь тоже можно было возразить на все это - если ты тут у нас при всем таком - замечательный и умный, почему же ты тогда такой у нас бедный, а?
  Почему, дорогой, скажи-ка нам - искренне!
  Станешь тут бедным, если тебе зарплату из месяца в месяц не платят... - отвечу я понуро.
  ***
  И еще, вот одно обстоятельство: в некотором смысле - он почти что мой родственник, Дмитрий Сергеевич.
  Тайный, что ли?
  Хотя, правда, об этом, по-моему, он действительно даже не подозревает.
  С родственниками ведь так не обходятся, вообще-то.
  Ну, ладно, и оставим его в неведении. В его этой самой Венесуэле.
  Умнее, конечно, было бы - получить сначала деньги, а потом уйти.
  Но, вижу я, денег он тайному родственничку - не заплатит вовсе. Пара бежать и от него, и от его юной наложницы-супруги.Куда подальше.
  
  ***
  Стараясь сдерживаться, я пишу директору - насколько я недоволен.
  В мягкой, конечно, форме, вежливо.
  Хотя и раздраженно.
  
  Я пишу ему, что не затем к нему устраивался, чтобы клянчить деньги.
  Не настолько я состоятелен, - в отличие от него, неплохо нажившегося ранее в бензиновой компании.
  Пока эту его компанию не съела большая и жирная мэрская акула.
  Всегда приплывающая точно и аккуратно, словно по расписанию, - на запах легких городских денег.
  
  Про это, про бензин и акул, я, конечно, не пишу...
  Очень болезненно реагирует Дмитрий Сергеевич, когда ему на мозоли наступают. Про потери напоминают.
  Из себя может даже выйти.
  И весь отдых в Венесуэле у него будет испорчен.
  Работа для меня, пишу я, обходя мозоли, - не прихоть художника, любящего создавать новые картины. Даже и бесплатно... Просто из любви к искусству вкалывать..., - пишу я в заявлении об уходе. Несколько цветисто - надо это признать.
  Для меня работа это - насущная потребность и необходимость. Как и для каждого нормального человека, обремененного различными обязательствами.
  В том числе, - что не очень приятно - и финансовыми тоже.
  
  Есть ли толк в письме ему жаловаться? На него же самого? Да конечно - никакого.
  А я зачем-то жалуюсь.
  Я пишу, и расписываю гневно, что при такой задержке, и, в то же время, - очень даже... даже очень, очень-очень неплохих результатах работы сервиса, - который я ставил ему, фактически, с нуля, факт его забывчивости является просто выражением моей полной ему ненужности.
  Фраза получается не ахти, какая казистая - но очень верно отражает суть данного вопроса.
  
  Деньги у сервиса есть, жалея я самого себя, они уже в наличии, и сервис выходит на проектную мощность. А платить вот ему мне уже и не хочется...
  
  Как говориться в классическом произведении - мавр сделал свое дело - и теперь может убираться.
  На все четыре...
  А мы пока отдыхать полетим.
  
  И лучший способ выставить мавра за дверь - перестать ему платить, и делать вид, что это проблемы мавра.
  Да и зачем было уже платить - этому самому мавру? С маврами ведь - всегда так и надо поступать. Сделал дело, мавруша, - гуляй смело. Обречены они, эти самые мавры...
  Как справедливо подметил классик - еще несколько столетий тому назад.
  Классное у меня заявление выходит - думаю я, глядя через окно в ремзону на праздношатающихся механиков.
  ***
  Эх... и что там писать ему еще - далее?
  И что это за заявление об уходе - с маврами в тексте?
  Ничего больше не надо писать. Ничего.
  Только жевать, и на кулак наматывать...
  Надо просто идти дальше.
  ***
  Кстати, а жизнь действительно на этом явно не собирается заканчиваться, размышляю я, мрачно глядя на дисплей с цифрами собственного тощего перспективного бюджета.
  В котором появлялись огромные ржавые дыры и бреши. И нужно придумывать способы, как их латать.
  
  Мой, с позволения сказать, бюджет, похож теперь на лакированную сверху, но ржавую снизу посудину. Плавать которой оставалось ровно - до первого выхода в море.
  Чтобы сразу за маяком на мысе, у входа в порт, - тут же и затонуть на глазах у изумленной публики, состоящей из провожающих и просто праздношатающихся по молу граждан.
  
  Что-то надо с этим делать.
  Только вот что - совершенно непонятно.
  Никаких плодотворных идей. Кроме виртуального хлопанья дверью.
  Особенно жаль времени, потраченного на розовые мечтания. И еще обидно - за свою удручающую слепоту и недальновидность, а также за плохое знание людей - типа моего директора.
  И его жены, кстати.
  Да, именно так - и его жены.
  
  ***
  Ситуацию, конечно, несколько драматизирует то, что директор сервиса, действительно в своем роде - уже почти что, мой родственник. Молочный брат, так сказать.
  По его собственной жене.
  С которой я имею несчастье сейчас встречаться, и не знаю, чем все это может или должно закончится. И для меня. И для нее. И для Дмитрия Сергеевича.
  
  Она, конечно, не виновата в том, что жизнь свела меня с ними.
  А он оказался таким вот... Не могу подобрать подходящего слова. Печатного - имеется ввиду.
  В конце концов, случайно встретились, случайно разошлись - чего только не бывает на свете...
  
  Но, случайно встретившись в какой-то компании, под какие-то праздники, мы не разошлись.
  ***
  ...В тот странный вечер она попросила меня, единственного, пожалуй, трезвого, подбросить их - с ее хорошо надравшимся в гостях мужем - домой.
  Сама она тоже была в небольшом подпитии, но держалась молодцом.
  Даже помнила, где они живут.
  И даже не пыталась выдернуть у меня руль из рук - чтобы побыстрее доехать.
  
  Да... и я их отвез.
  
  Мы приехали, подняли Дмитрия Сергеевича в квартиру.
  С божьей помощью, а такаже и с моими матюгами, уложили бесчувственное стокилограммовое тело в супружеской спальне на их огромную кровать.
  
  Мы ворочали тяжелого Дмитрия Сергеевича с боку на бок, и стаскивали с него пиджак, рубашку и брюки.
  И он еще при этом и брыкался и шипел, скотина.
  
  Он даже самостоятельно пытался снять носки. Не доверяя никому эту сложную хирургическую операцию.
  Но и для него, специалиста, это дело оказалось нелегким.
  Так, в одном, особенно неподатливом, не сдирающемся носке, он и захрапел.
  
  Разбуженный Тимофей, не мигая, наблюдал за нами, застыв за стеклом террариума, как изваяние какой-то гаргульи.
  
  Я выпил кофе, приготовленный его женой - в виде извинения за хлопоты.
  Она, кажется, немножко отошла, и выглядела уже вполне разумномыслящей.
  
  Я зашел на дорожку в ванну.
  Мне захотелось умыть осоловевшее от этих напряженных приключений лицо - время было далеко за полночь, и уже начала подступать самая глухая и тяжелая для бодрствования ночная зимняя пора.
  
  Наклонившись над раковиной умывальника, я плескал ледяную воду на лоб, и на потемневшие -от уже опять вылезающей щетины щеки, и сокрушался на свою податливость... Я уже часа два. как мог тихо-мирно спать в своей собственной кровати.
  А когда поднял мокрое лицо, оторвавшись от умывальника, то в огромном зеркале перед собой - в полстены - обнаружил ее, неслышно за шумом воды вошедшую следом, и стоящую за моей спиной. Она стояла почему-то с закрытыми глазами.
  На вытянутых руках она держала чистое полотенце.
  
  Я повернулся, и несколько неожиданно для самого себя, вместо того, чтобы спросить, что еще такого случилось с Дмитрием Сергеевичем, взял у нее полотенце из рук, обнял ее за плечи, и поцеловал в губы.
  И она жарко ответила на мой поцелуй.
  И мы, будто две мармеладные конфетки - буквально склеились в неразъемных объятиях.
  ***
  Дальнейшее происходило словно в приятном юношеском эротическом сне. В котором все и всегда происходит легко, просто и весьма доступно.
  
  Остроты в получившееся далее у нас с ней блюда, которым мы стали тут же жадно лакомиться, не давая ему остыть, - добавляло это ощущение приятной нереальности сна, а также висящий в воздухе привкус опасности.
  
  Бесчувственный идиот в спальне мог и проснуться, и, хватаясь за стены, в одном носке, отправиться похмеляться, например.
  Или - еще по каким-нибудь другим надобностям.
  И - ткнуться прямиком в незакрытую ванну...
  
  ...Где его жена - со спустившимися на щиколотки чулками, с растянутыми, и так и не снятыми до конца эластичными трусиками, повисшими на одной ноге, а также с задранной до груди юбкой, пристроившись сверху, и, откинув голову назад, порывисто и глубоко двигалась, буквально натягиваясь на меня, и едва сдерживая стоны.
  
  А я, сидя на закрытой крышке унитаза, опираясь спиной о стенку, вытянув ноги, и взяв в кольцо рук ее нежные, упругие половинки попки, методично насаживал юную прелесть на свое, несколько не очень уместно разбушевавшееся в столь поздний час орудие.
  
  ...Дмитрий Сергеевич мог проснуться и зайти в ванну и чуть позже, например...
  И увидеть меня, сидящего уже теперь на краю джакузи без брюк, и тоже, как и он, в одном носке. И ее, свою жену Анечку, примостившуюся передо мной, между моих широко расставленных ног, упирающуюся руками мне в колени, и делающую, как отжимающийся спортсмен, мерные и глубокие, со всхлипом и чмоканием, нырки головой... До тех пор, пока я, бурно кончив, не откинулся в электрической почти судороге назад...
  ...И едва не поехал спиной в пустую, сияющую эмалью и хромом, огромную ванную, в которой валялись комом мои брюки, перекрутившиеся с полотенцем.
  Да, я бы выглядел красиво - с задранными вверх ногами, орошаемый извергающимся из моего раскрасневшегося орудия молочным фонтаном...
  
  Или еще позже, он бы мог увидеть - как Анечка, скинув с себя уже все, повернулась ко мне попкой, нагнулась, и уперлась руками в бельевой ящик. А я, удерживая ее за тонкую - на фоне широких бедер, - талию, все тешил и тешил моего, как с цепи сорвавшегося, ненасытного друга...
  ***
  Слава богу - наркоз ее мужа, видимо, был крепчайшим. Шотландцы умеет делать подходящий наркоз. А может быть - ирландцы. Я не следил за тем, какой, ирландский или шотландский продукт поглощал за фуршетным столом ненасытный Дмитрий Сергеевич в совершенно непомерном количестве.
  
  - Я сегодня без руля, господа, - говорил он, почему-то, горделиво, - после каждого выпитого неразбавленного стакана.
  - Он сегодня без головы, господа, - говорила весело Анечка, вступая в разговор следом за мужем...
  По-моему, она была права.
  ***
  Но он не встал и не зашел к нам в ванну на огонек.
  Мы все же люди взрослые, и даже порядочные, и совершенно не обязательно ему было интересоваться интимными подробностями и эротическими сценами - кто, кого, как, где и куда трахает?
  
  Подумаешь, случился каприз недотраханной, немного выпившей дамы... Пусть даже и его собственной жены.
  Раба она, что ли?
  Или вещь - без желаний и капризов?
  Сам виноват. Не надо было так надираться - до полного помутнения.
  
  И вообще, дамы без капризов, в том числе, и жены с домохозяйками - это уже и не дамы вовсе, а солдаты какие-то...
  Роботы...
  
  В общем, он поступил довольно мудро и порядочно, оставшись в спальне - сопящей, и совершенно бесчувственной колодой.
  ***
  ...Под утро, уже приехав домой, и лежа в своей постели без сна, я думал о том, какой же я все-таки неугомонный и неуправляемый малый.
  Будто прямо с цепи сорвался.
  Я живо представлял себе - не произошедшее.
  То, что не случилось несколько часов назад.
  А могло бы...
  ***
  Интересно, думал я - а что бы это было, если бы он все же выдрался бы из темного лабиринта своих бессознательных блужданий, и, пошатываясь, вошел в ванную?
  Принял ли бы он все это за простой ночной алкогольный кошмар?
  В котором - возможно все?
  
  Или только бы - рассмеялся представившемуся ему сексуальному водевилю?
  И, схватившись за больную голову, - отправился бы на кухню к холодильнику - в поисках пива?
  Ну а дальше?
  Что было бы дальше в этой ночной повести с открытым финалом?
  
  Фантазия моя начинала разогреваться, и я чувствовал, как под ложечкой набухает неприятный ком.
  ***
  А еще, лежа в предутренней темноте с широко открытыми глазами, я представлял себе ее нежные выпуклые бедра, которых недавно касался, которые ласкал, ощущал кожей ладоней ее шелковистую тонкую талию, и чувствовал на губах вкус ее разгоряченной ласками груди.
  Мое желание, казалось бы, уже погашенное усталостью и нашими быстрыми и многократными упражнениями, опять разгорается, с новой силой, чувствовал я...
  
  В общем, все это было просто из ряда вон... Настоящая авантюра.
  
  Адюльтер, - одним метким словом.
  ***
  ...Мой компьютер, кажется, тоже был со мной не только согласен, но даже и обрадовался, - когда я поставил в заявлении об увольнении последнюю точку.
  
  Системный блок шумел негромко и успокоено, мерно и плавно втягивая и выпуская воздух, и проглатывая письмо, и отправляя его в зигзагообразное путешествие по серверам мировой паутины - на компьютер Дмитрия Сергеевича. Если, конечно, тот не забыл дома ноутбук.
  
  Мой старенький компьютер, даже наверняка, рад был такому повороту событий.
  В конце концов, с финансовыми моими потерями приходилось отложить покупку навороченного ноутбука 'Vaio' от 'Sony' - даже уже со считывающим устройством 'Blue Ray'... На неопределенное время.
  А может быть, и навсегда.
  Этот самый 'Vaio' вполне мог бы его, этот старый системник, и заменить, - по причине своей навороченности, и даже двуядерности.
  Но теперь компьютер мог успокоиться.
  А мне следовало бы подумать о том, что делать дальше.
  А не об этой дорогой игрушке.
  
  Зачем, кстати, мне нужен был этот самый 'Vaio' с оптическим дисководом 'Blue Ray', под который-то еще даже и дисков-то не продавалось, я и сам не знал.
  Наверное, у детей одни игрушки - у взрослых другие. Гораздо более дорогие.
  Но такие же никчемные - в обиходной жизни.
  И такие же - манящие.
  ***
  Моя, так неожиданно свалившаяся на мою непутевую голову пассия, когда узнала о том, что я собираюсь приобрести новый комп, по-моему, даже слегка расстроилась.
  Хотя, я не могу сказать, что за год общения, я в чем-то особенном отказывал ей. Конечно, не могу сказать, также, что дарил ей каждый день цветы, или покупал раз в неделю белье по сотне долларов за одни воздушные невидимые лямочки трусиков или лифчика...
  Но все же.
  ***
  Все же, худо-бедно - мы могли позволить себе сходить в итальянскую пиццерию в торговом центре - перекусить перед тем, как отправиться, например, ко мне, в мою скромную холостяцкую светелку.
  Или, пойти в кофейню с французскими пирожными - она их обожала, и они, как не странно, совсем не портили ее талию.
  
  Или даже, оправиться поужинать в дорогом и хорошем месте, хотя я не люблю эти вычурные рестораны.
  Да и она боялась встретить там ненароком Дмитрия Сергеевича. Или каких-нибудь общих знакомых...
  Поэтому, такие походы были редки.
  Но все же...
  
  Потом мы могли отправиться в недешевое кино в 'Рамсторе' или в 'Ролане' - с прекрасным 'долбанутым' звуком от 'Dolby'.
  И даже сидеть в кино на специальных, двухместных ВИП-местах - сзади, в последнем ряду. В общем-то, не предназначенных для просмотра фильмов, или наслаждения шикарным звуком.
  
  Диванчики эти не снабжены перегородкой между сидениями, и, сидя в них и сняв куртку, можно прижаться бедром к крутому бедру спутницы, и ощущать предплечьем ее тугую, разгоряченную моим прикосновением, грудь, и вдыхать свежий аромат ее длинных волос.
  С двух сторон от нас, обычно, никогда и никаких нескромных наблюдателей не было. По причине дороговизны этих диванчиков для влюбленных в последнем ряду.
  А сзади была - глухая стенка. И прямо над нашими головами - прорези, из которых вылетают и живут в темноте своей жизнью экранные призраки.
  ***
  На таких местах к тебе не заглядывают через плечо или сбоку любопытные, интересуясь - куда же это забралась в темноте нежная ручка твоей очаровательной спутницы, и зачем это она там делает плавные возвратно-поступательные движения. И что это она вообще там ласкает - разбухшее, и упрямо пробивающееся вверх, как возбужденный сорняк к солнцу...
  
  Некому там было интересоваться и тем, почему и твоя рука покоится где-то в расстегнутых джинсиках спутницы, и пальцы нежно перебирают горячий и влажный, призывно разбухший бугорок.
  А спутница прикусывает пухлые сексуальные губки, вздрагивая всем телом от накатывающего острого удовольствия, и едва удерживается, чтобы не вскрикнуть.
  ***
  Такие вот наши развлечения - вроде пиццы, VIP-диванчика в кино, а также довольно регулярных встреч - вполне, думаю, вначале могли ее и удовлетворять.
  Но аппетит, как известно, приходит во время еды.
  
  И я, как собака - приближающуюся грозу, почувствовал, что она слегка расстроилась. Когда услышала про дорогой компьютер.
  У меня возникло ощущение, что она уже ждет от меня чего-то другого.
  Гораздо большего. И уже начинает предъявлять на что-то другое свои права.
  Совсем не задаваясь вопросом - а входит ли это ее "большее" в мои планы.
  
  ***
  При всей моей внешней природной самоуверенности, я не всегда чувствую себя в своей тарелке.
  Как вот сейчас, например.
  
  ...Вот сейчас,например, я лежу, закинув руки за голову и ухватившись за подголовник кровати, и вяловато помогаю Анечке движениями торса и поясницы.
  А она восторженно скользит по мне сверху, развернувшись ко мне спиной - и это очень сексуально выглядит. Даже, если смотреть не ее спинуи попку прекрасной формы, а перевести взгляд на потолок, где над кроватью расположилось круглое зеркало, расчерченное на сектора.
  Можно тут же прямо и кончить- глядя в это зеркало...
  
  Здесь, в этом доме у Дмитрия Сергеевича, судя по всему, вообще очень любят себя.
  Поэтому зеркала встречаются на каждом шагу, и даже - на потолке спальни, над огромной кроватью.Тут оно, как выяснилось, очень уместно.
  Но я, придерживая Анечку руками за бедра, смотрю не на гибкие линии переходящей в крутые бедра талии, и не на круглую попку, плавно поднимающуюся и опускающуюся прямо передо мной.
  И не в подталкивающее к оргазму зеркало наверху.
  
  Чуть повернув голову, я гляжу на виднеющийся сквозь открытую дверь спальни стеклянный террарий.
  Где, как бескрылая гарпия, застыла эта южноамериканская шипастая штучка по имени Тимофей.
  Наверное, напиталась недавно - чем бог послал.
  И теперь впала в летаргическое состояние - думаю я. Переваривает, греясь под лучами ламп, и, почти не мигая. смотрит на нас одним глазом.
  
  Огромное супружеское ложе ходит подо мной - мерно и довольно ощутимо. Разношенное стокилограммовым весом Дмитрия Сергеевича - надо так полагать.
  Похоже, будто мы с Анечкой находимся в лодке, которая качается на длинных волнах мелководного прибоя.
  ***
  А ведь она никогда не говорила мне, думаю я, что Дмитрий Сергеевич ее не удовлетворяет. Или, что он вообще не спит с ней.
  Так нет же, спит - что совершенно явно. Еще как спит! И даже трахает ее, судя по качке и поскрипыванию - довольно регулярно. Любуясь на нее в зеркало на потолке, и возбуждаясь, и сопя еще больше.
  
  Я представляю себе, как в зеркале на потолке отражаюсь уже не я, а распластанный так же, как я сейчас, вполне знакомый субъект. С искаженным страстью лицом Дмитрия Сергеевича. На котором Анечка проделывает тот же номер, что и сейчас - на мне.
  И мне становится и тошно, и одновременно - смешно.
  
  ***
  Обычно я легко кончаю в такой позе.
  Да еще с таким бередящим душу чудесным видом перед глазами - в виде Аничкиной попки, которую мы с ней интимно называем попуся. За ее нежность и округлость.
  Да еще и с электрическом ощущении - в ладонях, ласково движущихся по ее талии, бедрам, по шелковистой коже попуси.
  Да еще и при том, что Анечка, умница, наклонившись чуть вперед - одной рукой ласкает собственную грудь. А другой - меня.
  Точнее, ласкает то, что не помещается в нее, в Анечку.
  
  Но сейчас меня - как будто заклинивает.
  А взгляд мой, точно у лунатика, уперт в этого чертового варана. Который, не мигая прозрачными веками, смотрит на нас.
  Анечка дышит все чаще и чаще, будто начинает захлебываться, и вдруг - останавливается в своем движении, замирает.
  - Что-то не так? - спрашивает она, почему-то, громким шепотом. - Ты не в порядке? Или - у тебя кто-то завелся другой?
  
  Да, думаю я, я сейчас действительно не совсем в порядке... Можно даже сказать - совсем не в порядке - и прямо с раннего утра, с самой встречи с ритуальным автобусом.
  
  - Все хорошо, милая, - тоже трагическим шепотом провинциального актера бестрепетно вру я. - Зачем мне кто-то другой, если ты - просто восторг одинокого пешехода! И потом, я ж тебе не голубой какой-нибудь... Чтобы какого-то другого заводить. Я же тебя сразу предупреждал - я не голубой! А ты - все туда же... И попочку иногда подставляешь, и все кто-то другой, кто-то другой...Кто это - "кто-то другой"?
  
  - Дурак, - говорит она уже громко, - испортил мне кайф зачем-то. Своими шуточками. Причем тут голубые? Причем тут моя попа?
  Она снимается с меня, и поворачивается ко мне лицом, встав на колени и уперев руки в боки.
  - Вечные твои шуточки... в самый неподходящий момент.
  ***
  Я вижу, она здорово раздражена. Ее сердитое лицо, освещенное подсветкой - Анечка не любит заниматься любовью в темноте - с падающими откуда-то тенями, выглядит сейчас значительно старше, чем у девушки в тридцать. Которые она иногда, под настроение, декларирует.
  Впрочем, паспорта своего она мне никогда еще не показывала.
  Ни к чему было это как-то...
  
  Она опускает руку на то место, с которого только что снялась.
  Там, собственно, уже нечего, особенно, ни ловить, ни гладить.
  Мой друг поник моментально... Он опал, сдулся быстрее, чем она успела сняться с него.
  Слишком много нервничал сегодня, думаю я.
  
  - Так... Что же все-таки случилось с тобой?- спрашивает она, ложась рядом на живот, и кладя мне руку на грудь. - Ты меня расхотел? Надоела?
  
  - Да как ты можешь, попусик... такие гадости говорить глубоко любящему человеку?... Скажи, а Тимофей ваш, он, что, - недавно ужинал?
  - Нет, я даю ему собачьи консервы один раз в день, утром... И пою святой водой...Когда Дмитрий Сергеевич им не занимается. Все - по книжкам.
  - ? Святой водой поишь? И какой же крепости?
  - Что значит - крепости?
  - Ну - сколько градусов в святой воде? Сорок, девяносто шесть? Сколько святости?...
  - И глупости же ты иногда говоришь...
  - А разве не глупость - эту штуку святой водой поить? Или даже - не богохульство?
  - Нет. У Тимофея слабый иммунитет. А в святой воде микробов нет - туда серебряный крест батюшка опускает. Серебро микробов и убивает...
  - Зато - уж те, которые выжили - прекрасно себя чувствуют. Мускулистые... - говорю я, стараясь увести наш разговор в сторону. - Бедняга, Тимофей. То-то он в ступоре постоянно, и на людей кидается... Когда пищу видит. На собачьих консервах, да на святой воде, да вдали от исторической родины... Бедное животное...
  ***
  Анечка дергает меня за шерсть на моей груди - и довольно больно:
  - Так что, все-таки, случилось? Отвечай - быстро!
  - Ой, - говорю я, хватаясь за Аничкину руку. - Ты - садистка. Все идет своим чередом - просто, я уволен. Без выходного пособия.
  - Что за бред? Это Дмитрий Сергеевич придумал? - Анечка, опершись локтем о мою грудь, и здорово придавив меня, - возникает надо мной. - Давай-ка мы ему сейчас позвоним...
  
  Я вижу, что она действительно сейчас может позвонить мужу.
  Это будет приключение почище, чем мой утренний звонок ему. С докладом об опоздании.
  ***
  - Я сам уволился. Деньги не платит... Стоп-стоп, а как это - МЫ ему позвоним? Как это будет выглядеть? Он что - в курсе?
  
  Анечка смотрит на меня сверху. Как на круглого идиота.
  - Конечно, в курсе. С самого первого раза - в курсе.
  - Зачем же мы от него прятались, - спрашиваю я какую-то глупость, ошарашенный новым, свалившимся на голову, как кирпич, известием.
  
  - Я тебе просто подыгрывала, дурачок. Мужчины обожают тайные свидания, конспирацию и все такое - прочее. Да не бери ты в голову... это все чушь собачья. Я все улажу. И все он тебе заплатит. Как миленький. - Она тянется к телефону на тумбочке, но я останавливаю ее руку.
  - А ты что, - действительно не знал? Да? Стал бы он тебя вообще к себе брать - если бы не я. Почему ты мне раньше не сказал, что он тебе не платит? Моей любимой игрушечке...
  Она смеется, и наконец, убирает локоть с моей груди. И я, наконец, могу вздохнуть полной грудью.
  
  У меня просто нет слов.
  ***
  Анечка приникает ко мне всем телом:
  - То-то я обратила внимание, что ты в последнее время какой-то не такой... Вялый какой-то... Ну, расслабься, пожалуйста, все уже позади. Обними меня, давай отпразднуем все по-нашему... Как мы с тобой умеем. Милый...
  Анечка целует меня в губы, в подбородок, язычком ласкает мне грудь, и потом отправляется в путешествие вниз, к животу, и уже почти добравшись до цели своего путешествия поднимает голову, и смотрит снизу на меня:
  - Ну же, герой! Подъем! Подъем?
  
  ...А я смотрю молча на нее, потом перевожу взгляд на зеркало наверху, и закрываю глаза.
  
  Я действительно не знаю, что сказать. Совершенно.
  Я просто лежу с закрытыми глазами чувствуя, как ее губы начинают волшебную игру.
  Под немигающим взглядом голодной гарпии.
  
  Февраль 2007
  
  Џ Copyright: Марти Хелл, 2007
  Свидетельство о публикации ?2702050022
  
  http://www.proza.ru/texts/2007/02/05-22.html
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"