Маркелова Софья Сергеевна : другие произведения.

Театр бездушных

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда пустеет зрительный зал, что происходит на сцене за закрытым занавесом? Каков замысел режиссёра, безраздельно преданного своему делу? Каких жертв требует подлинное искусство? Студенту Паше, устроившемуся на должность театрального работника, только предстоит узнать ответы на все эти вопросы, заглянуть за завесу тайны. Но увиденное навсегда изменит его жизнь, превратив её в нескончаемый спектакль. 16+
  Примечание от автора: История заняла 3 место в конкурсе "Билет в ад" от Ютуб-канала "Wendigo - Страшные истории". Рассказ запрещено озвучивать, он находится в эксклюзивной озвучке у Ютуб-канала "Wendigo - Страшные истории" на 6 месяцев.
  16+
  
  
  В зале померк свет, и вместе с зыбким полумраком пространство наполнила торжественная тишина. Прекратилась всякая возня, шуршание, раздражающие шепотки. Один за другим погасли экраны телефонов, и лица собравшихся повернулись к сцене, где дрогнул, поднимаясь, тяжёлый винно-красный занавес.
  Паша очень любил этот момент, таинственный миг перед началом представления, когда всё внутри замирало в сладкой истоме предвкушения.
  Но его лик привычно был обращён в зал, а вовсе не на театральные подмостки. Ему не было нужды наблюдать за актёрской игрой и сменой декораций, чтобы знать, что именно там происходило, ведь на этой постановке "Чайки" он присутствовал уже в десятый раз. Или в одиннадцатый. Пашка не мог назвать точной цифры, потому что его рабочие смены изредка разбавлялись иными спектаклями, но текст незабвенного чеховского шедевра невольно всё крепче оседал в голове. Через пару-тройку месяцев, он был уверен, что сможет по памяти цитировать пьесу и при случае красоваться перед одногруппницами в университете.
  - Отчего вы всегда ходите в чёрном? - раздался мужской голос со сцены.
  - Это траур по моей жизни. Я несчастна, - равнодушно ответил ему другой голос, а Пашка одними губами беззвучно повторил запавшую в душу реплику.
  Скользя взглядом по рядам и ложам бельэтажа, своему скромному царству на этот вечер, Паша подметил, как заелозила одна из зрительниц. Толстая женщина неопределённого возраста украдкой достала из сумочки телефон, понизила яркость до минимума и направила камеру на сцену. Злорадно усмехнувшись про себя, Пашка выудил из кармана форменной жилетки лазерную указку и выстрелил красным лучом в экран бескультурной даме. Та недовольно стала озираться и хмурить брови. Алый светлячок плясал по её телефону, мешая вести запись спектакля, до тех пор, пока женщина не спрятала гаджет обратно в сумочку.
  Паша самодовольно улыбнулся, как увенчанный славой герой, хотя едва ли кто-то в бельэтаже разделял его триумф, никто и не видел этой победы в полутьме. Но ему всё равно доставляло немыслимое удовольствие ставить на место нахальных зрителей, которые отказывались следовать правилам театра.
  Ещё два месяца назад он и подумать не мог, что судьба приведёт его в эту обитель искусства. Он в жизни не читал пьесы, не ходил на спектакли и свободное время предпочитал проводить вовсе не в душном партере, обмахиваясь программкой с важным видом, а перед ноутбуком, исследуя всякие виртуальные миры и кося монстров направо и налево.
  Пашка случайно наткнулся на вакансию с пафосным названием "капельдинер" в какой-то группе в соцсети, почитал условия и решил попробовать. Деньги лишними не бывают, особенно для живущего в общежитии студента с мизерной стипендией. Работа обещала быть непыльной, с удобным графиком: все спектакли начинались как раз после пар в университете, а самое главное - от Паши не требовали никакого опыта. Его приняли вместе с кучкой таких же студиозусов, вырядили в строгие жилетки, вооружили рациями и лазерными указками и отправили в заполненный зал, творить порядок.
  Едва Паша втянулся, разобрался во всех правилах и тонкостях, он неожиданно для себя самого очень проникся театральной атмосферой в целом, и полученной должностью в частности. Было нечто невыразимо гордое в том, чтобы именоваться капельдинером, с чопорным видом открывать двери зала перед зрителями после первого звонка, помогать гостям с рассадкой и отвечать на их однотипные вопросы.
  - Без театра нельзя, - словно бы вторя его чувствам, сказал актёр со сцены.
  Конечно, театральным знатоком в одночасье Паша не стал. Его всё ещё воротило от одной мысли, чтобы сесть и прочесть какую-нибудь нудную пьесу целиком. Но он старался в меру сил прислушиваться к тому, что происходило на сцене, следить за игрой актёров, когда среди зрителей устанавливались тишина и покой. Иногда почитывал программки, которые выдавались ему для продажи.
  В целом, несмотря на нищенскую зарплату, эта работа оказалась неожиданно интересной, а новым друзьям Паша теперь непременно при знакомстве говорил, что работает в известном театре в центре города. И наблюдал за тем, как рос градус уважения в глазах новоиспечённых приятелей, поскольку он никогда не уточнял про работу билетёром и гардеробщиком.
  На поясе глухо затрещала рация, и, прежде чем зрители устремили на нарушителя спокойствия возмущённые взгляды, Паша выскочил за двери в пустующий холл.
  - Левый бельэтаж, ответьте. Приём, - прошипел голос менеджера в рации.
  - Левый бельэтаж слушает. Приём, - отозвался Пашка.
  - Спускайся в партер на замену.
  Не особенно удивившись - подобное было не редкостью - Паша сбежал по лестнице на первый этаж. У дверей, ведущих в партер, его дожидалась, нетерпеливо постукивая ножкой, менеджер Женя со строгой косой, заплетённой вокруг головы, будто венец. Жене было двадцать пять лет, всего немного старше остальных, но она мнила себя главнейшей в стае этих несмышлёных щенков в жилетках, хотя её обязанности, как и её зарплата, едва ли сильно отличались от их.
  - Насте что-то плохо стало, я отпустила её домой, - сухо сказала Женя и наставила на Пашку палец: - Партер на тебе до конца спектакля, а, как откроешь двери, мигом в гардероб помогать с вещами. Всё ясно, Заболоцкий?
  Паша ограничился кивком, и менеджер затолкала его в темноту зала. Выпутавшись из занавески, он придал себе уверенный вид, одёрнул жилетку и встал возле стеночки. Вот за что он не любил смены в партере, так это за то, что здесь, в отличие от бельэтажа, запрещено было сидеть. В партере капельдинер должен был стоять весь спектакль, как каменный истукан.
  Зато отсюда лучше всего просматривалась сцена, где разворачивалось действо. Актёры и актрисы в старомодных костюмах вели философские разговоры, расхаживая по авансцене. Все их движения и жесты были выверены до мелочей: они далеко не первый раз ставили "Чайку", чтобы ошибаться, забывать слова или спотыкаться на ровном месте.
  Но сколько бы Паша ни смотрел на труппу из показа в показ, его не отпускало ощущение, что их игра напрочь лишена самоотдачи. Он слышал от Жени, что эту постановку театральные критики не любили: считали чрезмерно чопорной и выхолощенной.
  По Пашкиному дилетантскому мнению, спектаклю и впрямь чего-то не хватало. Актёры играли идеально, так идеально, что зубы сводило от их размеренных пауз и отрепетированных интонаций, но при этом они не вкладывали собственные эмоции в роли. Лишь держали маски, которые были им назначены, а сами оставались эмоционально пусты. Словно куклы с намалёванными на лицах улыбками.
  Осторожно и мягко ступая, Паша двинулся ближе к сцене, чтобы размять ноги и получше рассмотреть труппу. Он заметил, что вдоль рампы были расставлены напольные вентиляторы, которые, как и прожекторы, оказались направлены на актёров, развевая их волосы и одежду. Пашка слышал, что под софитами, да ещё и в костюмах, бывает чертовски жарко, а тут начальство великодушно позаботилось об исполнителях.
  Взгляд его сместился чуть вправо, и театральный смотритель, к своему неудовольствию, внезапно увидел в середине третьего ряда партера одинокого зрителя. Некая женщина, закинув ногу на ногу, самозабвенно ела банан, наслаждаясь спектаклем. Задохнувшись от возмущения, Пашка стал пробираться к нарушительнице спокойствия, пригнувшись пониже.
  По распоряжению художественного руководителя театра, первые пять рядов партера всегда должны были пустовать. На них не продавали билетов, бессовестно пересевших зрителей оттуда гоняли. Паша, конечно, считал это просто очередным маленьким бзиком руководства, но послушно делал то, что велели.
  Когда до женщины оставалось пройти всего пару кресел, Пашка вдруг почуял не самый приятный запах, рассеянный в воздухе. Он был слабым, едва уловимым, но гадким. Как если бы где-то под креслом сдохла огромная помойная крыса и теперь разлагалась, невыносимо воняя.
  - Извините, - стараясь не дышать носом, обратился Паша к одинокой зрительнице, надеясь, что эта вонь шла не от неё, - но в зрительном зале нельзя есть. И я попрошу вас немедленно вернуться на своё место. Эти ряды запрещено занимать...
  Он оборвался на полуслове, когда женщина резко обернулась к нему, рассерженно сверкнув глазами, как дикая кошка. Её чёрные вьющиеся волосы взметнулись облаком живой тьмы.
  - Мальчишка, - она длинным ногтем поманила его поближе и разгневанно зашептала на ухо, когда Паша наклонился: - Позволь мне самой решать, что можно, а что нет!
  - Простите, но правила театра едины для всех...
  - Ты что, совсем страх потерял? Или ослеп? Не видишь, кто перед тобой?!
  Паша, сражённый злым тоном, отпрянул и внимательнее вгляделся в черты незнакомки. На сцене как раз сменилось место действия, прожекторы засияли ярче, и молодой человек, к своему ужасу, рассмотрел и бледное лицо с острым подбородком, и бездонно-чёрные очи. И, конечно, узнал их.
  Когда он только поступил в театр, Женя первым делом сунула ему в руку телефон с открытой фотографией и сказала:
  - Это Киреева Венера Осиповна. Худрук театра и его полновластная хозяйка, известный режиссёр. Чтоб знал её лицо, как своё собственное, понял? При встрече всегда здоровайся, будь вежлив, не перечь ни в коем случае.
  С экрана смотрела властная черноволосая женщина лет сорока с печатью неумолимости на лице.
  Потом ещё пару дней Женя вылавливала Пашку перед работой и строго спрашивала:
  - Заболоцкий, как зовут худрука?
  - Киреева Венера Осиповна! - рапортовал Паша, и менеджер, довольная результатами муштры, удалялась.
  С тех самых пор нигде, кроме как на фотографии, Пашка и не видел этого самого худрука. А теперь вот она сидела прямо перед ним, дожёвывая банан и изничтожая взглядом мелкого служку, осмелившегося ей указывать.
  - Простите, Венера Осиповна... Не разглядел вас...
  - Пошёл вон! - презрительно выплюнула худрук.
  Пашку как ветром сдуло. Он вернулся на прежнее место, к стеночке, и стоял обливаясь потом. Все мысли его были о том, что Женя по завершении спектакля оторвёт ему голову.
  Во время антракта Венера оставила наблюдательный пост и проскользнула на сцену, скрывшись за кулисами. Напоследок она окинула сжавшегося Пашу цепким изучающим взглядом, словно бы отпечатывая в памяти каждую чёрточку его лица. В зал она больше не вернулась.
  Стоило представлению закончиться, актёры вышли на поклон. Труппа быстро откланялась и испарилась. А все цветы, что им принесли зрители, так и остались лежать на краю авансцены нетронутыми. Позже их собрала Женя и куда-то унесла, но Пашка не успел заметить куда, поскольку убежал на помощь ребятам в гардеробе.
  После спектакля там всегда творился форменный ад. В стремлении быстрее покинуть театр, люди превращались в недовольную алчущую стаю зверья. Ещё полчаса назад они с интеллигентным видом восседали в зрительном зале, а теперь неотвратимо теряли последние остатки человечности. Паша с другими капельдинерами метался по гардеробу, роняя чужие зонты, шляпки и шарфы, а народ, отделённый широкой стойкой, чуть ли не с рычанием их поторапливал.
  - Да как вы несёте моё пальто! Оно же испачкается!
  - Молодой человек! Молодо-ой челове-ек, вы дали мне не тот зонт! Разуйте глаза!
  Вымотанный и взмокший, Паша только через четверть часа смог вздохнуть полной грудью и опуститься передохнуть на стул, когда в гардеробе почти не осталось вещей. Но тут же откуда-то подскочила Женя и взяла его за локоть:
  - Заболоцкий, Венера Осиповна желает тебя видеть.
  Похолодев до кончиков ногтей, Паша позволил менеджеру увлечь себя на третий этаж, в крыло административных помещений. А когда дверь кабинета захлопнулась за спиной, оставив его один на один с расхаживающей по комнате женщиной, Пашка окончательно струхнул. Хозяйка театра чующей кровь акулой сновала мимо рабочего стола, от окна к книжному шкафу и обратно, сложив руки на груди.
  Всё свободное место в кабинете оказалось заставлено вазами со свежими цветами с представления, которые наполняли небольшую комнатку приторным сладковатым ароматом. От этого густого запаха у молодого человека слегка закружилась голова.
  - Пришёл, мальчишка? - наконец обратила внимание Венера на испуганного Пашку у двери. Тон её был высокомерным, колючим. И это подстегнуло провинившегося студента излиться в потоке извинений прежде, чем начальница продолжила:
  - Венера Осиповна, пожалуйста, простите меня. Я тут недолго работаю, видел вас впервые. Не узнал в темноте, не разглядел лица... Такого больше не повторится, обещаю!..
  Женщина перестала расхаживать, остановилась и воззрилась на собеседника, вздёрнув тонкую чёрную бровь.
  - Я тебя не для того позвала, чтобы отчитывать. Думаю, если не дурак, то выводы ты и сам уже сделал.
  - А для чего тогда вы меня звали? - опешил Паша, сглотнув.
  Липким клейстером молчание заполнило весь кабинет. Венера не торопилась с ответом. Не сводя с подчинённого пристального взгляда, эта эффектная женщина элегантно присела на край стола.
  - Скажи, ты любишь театр?
  - Мм, - замялся Пашка, подбирая формулировку получше, - думаю, что с недавних пор - да.
  - Думаешь? А вот я точно знаю, что люблю. Театр - это вся моя жизнь. Я не мыслю своего существования без него. И в стремлении воплотить на сцене все те замыслы, что рождаются в моей голове, добиться высокой оценки публики и критиков, я готова трудиться без устали, идти на любые жертвы. Кажется ли тебе такой подход правильным? Разделяешь ли ты моё мнение?
  - Наверное. Если это важно для вас. Простите, Венера Осиповна, но при чём тут я? Вы так и не сказали толком, зачем меня позвали.
  Она лукаво сверкнула глазами, а потом произнесла, растягивая звуки:
  - В антракте я хорошенько разглядела твоё лицо. Ты довольно смазлив, надо признать. - Голос её изменился, стал более снисходительным. - Ладный профиль, есть стать...
  Паша не представлял, что на это ответить.
  - Ты бы неплохо смотрелся на сцене, мальчишка.
  Эта небрежно брошенная фраза просто сбила Пашку с ног, сразила наповал пушечным выстрелом.
  - Ну что ты хлопаешь глазами? - усмехнулась начальница, поправляя чёрное платье, отороченное кружевами. - Я уже много лет руковожу театром, у меня богатый опыт. Я сразу вижу, кого стоит брать в труппу, а кого нет. Кто будет выгоднее смотреться на сцене.
  - Но ведь я не актёр совсем... Никогда даже не пробовал. Я вообще на переводчика учусь...
  - Я открою перед тобой двери в мир драматургии, поделюсь всеми секретами актёрского мастерства. Если театр для тебя - не пустой звук, и ты готов положить себя на алтарь величайшего из искусств ради воплощения режиссёрского замысла, моего замысла, то нам по пути.
  - Не уверен, что нужен вам, - повторил Паша. - Это ведь надо тонны текста наизусть знать. А помимо этого, ещё и играть - жесты там, мимика, слёзы из глаз выдавливать...
  - Это всё второстепенно. - Хозяйка хлестнула его холодом брошенной фразы.
  - Это явно не моё, - покачал головой Паша.
  - А ты подумай ещё раз, мальчишка. С твоим личиком ты станешь бриллиантом. Я ограню тебя, подберу нужную оправу. Будешь сиять под софитами. Неужели тебе этого никогда не хотелось? Приобщиться к вечному искусству? Стать его неотъемлемой частью?
  Паша промолчал, чтобы не злить Венеру категоричным отказом.
  - Давай поступим так. Я дам тебе время на раздумья. Вижу, что ты сейчас не в силах мыслить ясно. Но не тяни с ответом слишком долго. Иначе я приму решение за тебя.
  Этой фразой она поставила жирную точку в их разговоре и непреклонно указала Паше на дверь. В коридор он вышел растерянный, ничего толком не понимающий и с чувством подступающей к горлу тошноты от запаха цветов, пропитавшего одежду насквозь.
  Внизу уже всё убрали. Посетители покинули театр, гардероб опустел, а коллеги Пашки ушли переодеваться в отведённую им каморку. Только Женя, поглядывая на часы, дожидалась последнего сотрудника, устроившись на мягком пуфе.
  - Ну наконец! - воскликнула она, заслышав шаги издалека. - Чего так долго, Заболоцкий? Рацию мне сдавай, а то я домой хочу.
  - Я думал, Венера Осиповна меня отчитывать будет... - поделился собственными переживаниями Паша, протягиваю рацию. - А она предложила играть у неё в театре.
  Брови менеджера взлетели на лоб.
  - Правда?
  - Угу.
  - Это твой счастливый шанс на самом деле. Знаешь, полгода назад с нами тут работала девочка, Дианой звали. Так Венера Осиповна её тоже под своё крыло взяла.
  - И как?
  - Блистает теперь. Вон роль Нины Заречной в "Чайке" играет. Ну да ты сегодня её видел на сцене.
  Паша вспомнил белокурую красавицу в белом платье, которая будто не ходила, а плавала по сцене с томным видом.
  - Жалко только, что зазналась девочка, - неохотно призналась Женя. - Сразу, как взяли в труппу, перестала с нами всеми общаться. Как отрезало.
  - А до этого?
  - До этого была улыбчивой, дружелюбной, а потом вдруг стала надменной ледышкой. Я теперь её если случайно встречаю где-то в театре, то даже не здороваюсь... Да и она со мной...
  Через мгновение, будто устыдившись несвойственной ей печали, менеджер передёрнула плечами и приняла обычный невозмутимый вид. Забрав рацию, она отпустила подчинённого домой, а сама растворилась в темноте неосвещённых коридоров.
  На следующий вечер в театре опять давали "Чайку". Паше впервые стало казаться, что он не может смотреть на неё без тошноты. Это ощущение усиливалось ещё и из-за того, что его вновь поставили в партер, где распространялся сладковато-гниющий отвратительный запах неизвестного происхождения. Один из вентиляторов у края рампы вышел из строя, и эта вонь явственно тянула с театральных подмостков.
  Паша её чувствовал, менеджер её чувствовала, зрители её чувствовали, недовольно обмахиваясь программками. Два ряда в партере пришлось рассадить в незанятые ложи бенуара в антракте.
  Но больше запаха Пашу волновал пристальный взгляд Венеры, занявшей место в пустующем третьем ряду партера и наблюдавшей вовсе не за тем, что творилось на сцене, а за одиноким капельдинером, покорно стоявшим у стенки. Пашку очень нервировало внимание начальства - дышать и шевелиться он старался пореже.
  Обдумывал ли он всерьёз её предложение о вступлении в труппу? Едва ли. Желание стать актёром никогда его не посещало, иначе он учился бы в ГИТИСе, а не на переводческом. Просто Паша надеялся, что через пару дней хозяйка театра забудет о его существовании, как было до этого, и всё вновь станет на свои места. Но, судя по взгляду, Венера не планировала ничего забывать. Кажется, мысленно она уже видела своего избранника на сцене.
  После спектакля, когда зрители покинули здание театра, а гардероб опустел, Женя, взглянув на часы, строго приказала:
  - Так. Даша с Максимом идут запирать двери бельэтажа и лож. Настя пересчитывает бинокли. Паша, ты закрываешь кресла чехлами.
  Пашка поморщился от такого назначения. Работа не особенно трудная, но вот запах...
  - Там в зале какие-то проблемы с вентиляцией, да? - обратил он на себя внимание менеджера. - Просто эта вонь, которая сегодня стояла весь вечер, жуткая была.
  - Там всегда так. Иногда сильнее, иногда слабее, - пожав плечами и не дав никакого вразумительного ответа, Женя отправила Пашу в партер с ключом.
  Он забрал из подсобки груду струящегося атласа, длинные полотна ткани, которыми следовало накрыть кресла от пыли. В тишине и полумраке безлюдного зала, он медленно шагал по рядам, укутывая сиденья. Ткань с шуршанием скользила по спинкам, растекалась блестящими волнами. Но чем ближе Паша подступал к сцене, тем отчётливее он различал какие-то посторонние звуки за плотным театральным занавесом.
  Оставив ткань не расправленной до конца, молодой человек на цыпочках подкрался к самому краю сцены. Тихонько поднялся по лесенке и прильнул всем телом к занавесу.
  - Если бы вы знали, как я несчастлив! - раздался вдруг голос по ту сторону.
  Паша испуганно отпрянул, но через мгновение до него донеслось безумное бормотание:
  - ...страшно, невероятно... уже считаете меня заурядным, ничтожным, каких много... У меня в мозгу точно гвоздь, будь он проклят вместе с моим самолюбием, которое сосёт мою кровь, сосёт, как змея...
  Наконец до Паши дошло, что этот текст он прежде неоднократно слышал со сцены. Треплев, один из персонажей "Чайки", произносил нечто подобное во втором действии. Значит, просто какой-то актёр решил в неурочный час порепетировать?
  Раздался глубокий сиплый хрип, затем шуршание, грохот досок. Такого Пашка точно не помнил в постановке.
  На свой страх и риск он слегка отодвинул ткань, чтобы заглянуть в щёлку. И чуть не задохнулся от удушающей волны вони, хлынувшей в ноздри и выбившей весь воздух из лёгких. Чудом не закашлявшись, Паша сквозь слёзы осмотрел кусочек сцены, что ему открылся.
  Посередине, под грудой обвалившихся декораций, корчился человек. Паша узнал его. Это был тот самый исполнитель роли Треплева, относительно молодой парень с хорошей фигурой. Но теперь с ним что-то было не так: на лице остался театральный грим, который смазался, обнажив маслянисто-жёлтую кожу, остекленевшие глаза косили в разные стороны, костюм изорвался. А рухнувшая на него балка повредила левую ногу - колено неестественно выгнулось назад.
  Первым порывом Паши было броситься на помощь. Он сдержался, потому что услышал из-за кулис приближающийся стук каблуков. Венера вырвалась из темноты и замерла на месте, чтобы в следующий миг разразиться бранью:
  - Чёртова рухлядь! - воскликнула она. - Что ты натворил?! Нескладный урод!
  - ...ничтожным, каких много... У меня в мозгу точно гвоздь... - как заведённый повторял актёр, даже головы не повернув в сторону хозяйки.
  Паша забыл, как дышать. Теперь он ни за что в жизни бы не пошевелился, чтобы себя не выдать. Венера явно была не в духе из-за несчастного случая, а сорваться могла на бедном студенте.
  Она принялась в одиночку разбирать завалы декораций под монотонный бубнёж актёра, словно в одночасье повредившегося рассудком.
  - Ещё и головой приложился! - с мрачной злобой выплюнула женщина и рывком попыталась поднять пострадавшего на ноги. Что-то со смачным звуком хрустнуло, и актёр повалился на пол как подкошенный. Из левой штанины выпала оторванная нога ниже колена с белеющим суставом.
  Паша подумал, что его вывернет в то же мгновение, но тошнота отступила, стоило в голове промелькнуть пугающей мысли. Крови не было.
  Обтянутая тёмно-жёлтой кожей конечность покоилась на полу, и ни единой капли крови не сочилось ни из чудовищной раны, ни из оторванной ноги.
  - Дрянь! - в отчаянии завопила Венера. - Безногий и безмозглый теперь! Мусор.
  Наклонившись, она подняла отделённую ногу и внимательно её осмотрела.
  - Не восстановить. Чёрт... - Явственно скрипнув зубами, хозяйка кинула конечность актёру, как обглоданную кость жалкому псу. - Придётся искать тебе замену. И срочно.
  Развернувшись, она решительно шагнула за кулисы, с презрением бросив напоследок:
  - Сам доползёшь до комнаты отдыха.
  Венеры и след простыл, а изувеченный актёр, бурча одно и то же, на локтях пополз прочь. Пашка дождался, пока тот немного отдалится, и затем сошёл со сцены обратно в партер. Бесшумно он выбрался из зала, заперев за собой дверь.
  В здании никого не осталось из работников, свет почти нигде не горел. Паша на ощупь переоделся, всё ещё глубоко потрясённый увиденным, через чёрный ход покинул театр и пошёл к метро. Ему проще было поверить, что случившееся сон. Потому что в реальности люди истекали кровью, когда у них отрывались конечности. Потому что в реальности люди стонали от боли при травме, а не продолжали повторять заученную роль.
  А ещё был этот пугающий белый грим, бестолковый косой взгляд. И запах.
  Эту ночь Паша спал тревожно, ворочался до самого утра под храп соседей по комнате. На учёбе он всё прослушал, пребывая в тумане собственных мыслей, а на работу поехал по привычке, осознав это только в тот момент, когда переступил порог каморки, где переодевались в форму коллеги.
  Едва он развернулся, чтобы успеть незамеченным сбежать, дорогу ему преградила Женя.
  - Ты чего так поздно, Заболоцкий? Хочешь штраф за опоздание получить? Ну так я выпишу, ты не переживай. - Паша рта раскрыть не успел, как менеджер продолжила: - Быстро переодевайся и на гардероб. У нас тут всё кувырком. Венера Осиповна вчера прислала распоряжение, что сегодня вместо "Чайки" показываем "Медею". Кто-то из актёров заболел, замены нет. С утра толпы недовольных сдают билеты в кассах, а оставшимся гостям, кто придёт, мы весь вечер будем объяснять, почему так вышло. Так что быстрее, быстрее!
  Женя оказалась совершенно права в своих догадках. Весь вечер Паша, как и остальные ребята, пояснял зрителям, почему заменили спектакль. Но, судя по всему, настоящую правду никто, кроме него и Венеры, не знал. И молодой человек откровенно боялся с кем-то заговорить о том, что он видел. Не поймут. Не услышат. Не воспримут всерьёз.
  Нужно было увольняться ко всем чертям из этого театра и держаться подальше от Венеры - вот и всё, что Паша решил к тому моменту, как очередной спектакль отгремел и капельдинеры проводили всех гостей до последнего. Он уже набрал воздуха в грудь, чтобы сообщить о принятом решении менеджеру, когда та, выудив из кармана связку ключей, пихнула их Паше и попросила перенести сломанный стул из гардероба на цокольный этаж.
  - Спускаешься и сразу налево, последняя дверь, маленький ключ, - проинформировала она Пашу на ходу, активно собираясь. - Там склад всякого хлама. Когда отнесёшь, то оставь ключи в нашей раздевалке. Завтра заберу. А то мне пора бежать.
  Так, спихнув обязанности на Пашку, она легко упорхнула из театра в компании остальных ребят. Коря себя за покорность, Паше пришлось взять стул и нести его на нулевой этаж. Но он мысленно пообещал, что завтра с утра напишет Жене об уходе. Больше тянуть не станет.
  Спускаясь по ступеням на цокольный этаж, первым он ощутил прикосновение холода. Внизу было темно и стыло, несколько тусклых люминесцентных ламп на потолке рассеивали тьму. Но ровно настолько, чтобы было видно заставленный объёмными декорациями и афишами коридор.
  Паша преодолел все ступени и замер, вращая головой и силясь вспомнить, куда сказала идти Женя. До конца направо или налево? Кажется, всё же направо. Да, точно.
  Подняв стул повыше, чтобы не царапать ножками пол, он протиснулся мимо груды театрального барахла, добрался до последней двери, оказавшейся полностью металлической. На этаже стояло такое бархатистое таинственное безмолвие, что Паша невольно старался вести себя тише. Но когда он загремел ключами, этот противный звон разрушил всю атмосферу, и темнота вокруг недовольно заворочалась.
  Маленький ключ не подошёл, но когда Пашка случайно дёрнул неожиданно холодную ручку, незапертая дверь вдруг послушно распахнулась перед ним, заскрипев петлями. Из тёмной комнаты в лицо Паше дохнуло знакомым зловонием и пробирающей до костей прохладой. Оставив ключи на стуле, он поспешил рукой нащупать выключатель на стене.
  Кнопка обожгла пальцы осколком льда. Щелчок. Бледно-голубой свет вспыхнул на потолке.
  В идеально квадратной комнате в абсолютном молчании стояли актёры театральной труппы, расставленные ровными рядами, будто шахматные фигуры на доске. Их остекленевшие глаза были распахнуты, взор устремлён прямо перед собой. Пашка отступил, когда подумал, что они пялятся на него, возмутителя спокойствия. Но нет. Они смотрели и не видели.
  Густо покрытые гримом лица не выражали совершенно никаких эмоций. Затянутые в театральные костюмы, эти похожие на кукол актёры смиренно ожидали следующего спектакля. Никто из них не шелохнулся, стоило Паше открыть дверь, никто не сказал ни слова. Они не дышали.
  И одуряюще тошнотворная вонь шла от этих людей, оставленных стоять в комнате без окон и света, в сухой прохладе тёмного плена.
  Чуть дальше, за спинами безмолвствующих актёров, Паша разглядел нечто более жуткое: гору человеческих останков. Изломанные лишённые отдельных конечностей трупы тихо догнивали у задней стенки, и эта объёмная смрадная куча почти касалась потолка. А у самого её подножия валялся одноногий актёр, которого ещё вчера Паша видел на сцене под грудой обломков. Теперь его место было среди мусора, как и сказала Венера.
  - Тело без души гниёт, - раздался внезапно из-за спины Паши вкрадчивый, сочащийся надменностью голос.
  Он резко обернулся, чтобы увидеть, как из темноты коридора к нему медленно ступала Венера. Грива её чёрных волос клубилась, колыхалась юбка платья, словно тьма только что выпустила её из своих объятий, но тени ещё тянули незримые длани к женской фигурке, лаская силуэт.
  Впервые Паше почудилось нечто потустороннее в облике хозяйки.
  - И как бы я ни пыталась замедлить этот процесс всеми доступными мне средствами, ни бальзамирование, ни поддерживаемая температура и влажность не позволяют моим актёрам играть достаточно долго. Я вынуждена постоянно искать новые кадры.
  - В-вы... Вы! - запнувшись воскликнул Паша. - Вы превратили людей в ходячие трупы?! И играете ими, как марионетками, на сцене?!
  У него в голове никак не укладывалось увиденное.
  - Я позволила этим бездарных актёришкам стать частью моего бессмертного искусства! - чуть повысив голос, ответила женщина. Она прошла мимо Пашки, прижавшегося к стене в испуге, и перешагнула порог комнаты отдыха. - Знаешь ли ты, какими жалкими они были до того, как я дала им шанс? Они забывали текст, болели, падали на сцене, напивались, не могли достойно сыграть ключевые роли... Теперь это лучшие актёры на свете. Они безупречны, покорны. Они полностью подчинены мне, они не ошибаются и не устают.
  С необычайной лаской она коснулась кончиками ногтей лица ближайшей актрисы.
  - Но ведь это были живые люди... - проблеял Паша.
  Венера развернулась к нему, как чёрная пантера, одним хищным слитным движением.
  - Живые люди не способны воплотить на сцене мой замысел так, как нужно. А вот те, у кого я забрала душу, - вполне. - Уголки её губ дрогнули в слабой улыбке, и Пашка был готов поклясться, что заметил раздвоенный змеиный язык, на миг выскользнувший у неё изо рта и сразу втянувшийся обратно. - Великое искусство требует великих жертв. Я свою жертву принесла давным-давно. Ты тоже должен отринуть всё лишнее, чтобы примкнуть к труппе.
  - Я-я не хочу! - выставил перед собой руки Паша.
  - Теперь твоё мнение ничего не значит. Мне нужна достойная замена для роли Треплева. И ты идеально подходишь. Я ведь обещала, что сделаю из тебя огранённый бриллиант, мальчишка? Твоё милое личико привлечёт к моей постановке новых зрителей, выведет её на иной уровень популярности. И тогда критики наконец по достоинству оценят мою работу...
  Паша понял, что больше медлить нельзя. Пробудившийся здравый смысл подстегнул его, он оторвался от стены и побежал прочь, петляя по коридору, как загнанный заяц. Надо было убираться ко всем чертям из этого проклятого театра ещё вчера, когда он увидел оторванную ногу у актёра. Теперь это промедление дорого ему обойдётся.
  - Догнать и схватить, - послышался из-за спины отчётливый приказ Венеры.
  Обернувшись на миг, Пашка успел заметить, как вся труппа покинула отведённую им комнату отдыха и устремилась в погоню. Их белые загримированные лица то возникали в слабом ореоле люминесцентных ламп вереницами безжизненных масок, то вновь исчезали в полумраке коридора, поглощённые тенями.
  Толпа живых мертвецов по пятам следовала за Пашей, постепенно ускоряя ход.
  Он птицей взлетел по лестнице, задыхаясь от охватившего его ужаса. Первой мыслью было броситься к парадному входу, расположенному поблизости. К счастью, Паша вовремя вспомнил, что Женя запирала эти двери сразу, стоило последнему зрителю покинуть театр. Оставался лишь чёрный выход, которым все работники обычно и пользовались.
  Рванув в нужную сторону, Паша прислушивался к рокоту собственного сердца в груди и нестройному топоту пары десятков ног за спиной. Они настигали его с сумасшедшей скоростью, ведь у мертвецов не ныли мышцы, не стучала в висках кровь и не сжимались болезненно лёгкие от бега, в отличие от Паши.
  Он свернул в узкий коридор, за которым ждала желанная дверца, ведущая к свободе. Преодолев это расстояние в считанные секунды, Пашка схватился за ручку, но дверь глухо дрогнула и не открылась. Холодный пот заструился по спине молодого человека, когда он понял, что оказался заперт в здании театра с толпой бездушных мертвецов и их жестокой хозяйкой.
  Это промедление, лишние секунды, потраченные на осознание, чуть не стали роковыми. Со спины к Паше подобрались те из покойников, что опередили остальных. Холодные пальцы впились в плечо беглеца, без труда вспарывая кожу и проникая ногтями в мясо.
  Паша заорал от боли и крутанулся вокруг оси. Схватившая его рука актёра с сухим хрустом вышла из сустава и безжизненно обмякла в рукаве старомодного пиджака, соскользнув с плеча Пашки. Он сразу оттолкнул второго мертвеца, освобождая проход, и кинулся прочь от чёрного выхода, куда прибывало всё больше и больше ходячих трупов.
  Плутая по неосвещённым знакомым коридорам театра, Паша не представлял, где бы мог спрятаться хоть на время, чтобы перевести дух. Его постоянно кто-то настигал. Одна не в меру ретивая покойница поймала беглеца на лестнице, в прыжке схватив за щиколотку. Он рухнул на ступени, чудом не сломав нос. Обернувшись, Пашка разглядел обрамлённое светлыми волосами личико девушки, на котором застыло вечное выражение безразличия.
  - Диана! - вспомнил её имя Паша, пытаясь высвободить ногу. - Диана, не подчиняйся ей! Пусти меня!
  Но бездушный мертвец слушался лишь того, в чьих руках была заключена его украденная душа.
  Паше пришлось переступить через все свои рыцарские принципы и второй ногой ударить девушку по лицу. Её голова дёрнулась, как на шарнирах, а из глазниц на ступеньки выпали два гладких стеклянных шарика. Диана медленно повернула голову прямо, блеснув чернотой пустых глазниц, давно лишённых сгнивших очей. Очевидно, отсутствие зрения ничуть ей не мешало.
  Паше пришлось бить её по запястью до тех пор, пока истлевшая конечность не развалилась, распавшись лохмотьями пергаментно-жёлтой кожи, костей и грязно-бурого мяса. Едва гнилая плоть отпала, он смог освободиться и ринулся на второй этаж, надеясь там скрыться от преследователей.
  Утратив надежду, он метался по коридорам и просторным холлам, то и дело слыша за спиной шаги. Не было надёжного укрытия, где он мог отсидеться. Следовало выбираться любым возможным способом, пока у него ещё были силы. Но все пути на первый этаж оказались отрезаны - на лестницах блуждали рассеянные забальзамированные актёры.
  Пашка тряхнул пыльные портьеры, закрывавшие окна в фойе на втором этаже, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, далеко ли было до земли. Выходило прилично, но выбирать не приходилось. Подобрав ближайший горшок с декоративным цветком, он бросил его в одну из нижних секций окна, разделённого на равные прямоугольники.
  Стекло с жалобным звоном рассыпалось осколками, усеяв весь пол. Этот громкий звук непременно привлёк нежеланное внимание, так что Паша поторопился. Сорвав портьеру с карниза и обмотав ей руку, он быстро расчистил проход от торчащих осколков и намеревался уже прыгнуть во мрак ночи, когда его немилосердно схватила за волосы чья-то рука, царапнув длинными когтями кожу.
  - Думал улизнуть от меня? - прошипела на ухо Паше Венера, оттягивая его голову назад. Он почувствовал на мочке легчайшее прикосновение змеиного языка.
  - Я здесь не останусь! Пустите!
  - Поздно! Я выбрала тебя! Ты отдашь душу мне и моему театру!
  Тени вокруг стали сгущаться, становясь всё плотнее и тяжелее.
  - Ни за что! - рявкнул Паша, пытаясь вырваться. - Я не стану частью такого искусства! Никто и ничто не спасёт ваш театр и унылые постановки! Они бездушны, как и вы, как и вся ваша труппа!..
  Венера замерла, глубоко уязвлённая его словами, и Паша воспользовался возможностью. Он нырнул вперёд, в пролом окна, оставив в руках режиссёра приличный клок волос. Но эта боль была пустяком в сравнении с тем, что его лицо наконец овеял благодатный свежий воздух. Вокруг больше не было никакой тошнотворной мертвецкой вони.
  Приземлился Пашка криво, сделав вынужденный перекат, но всё равно подвернул ногу и изгваздался в уличной грязи. Он торопливо похромал прочь от театра, как можно дальше от него. А раскалённый взгляд Венеры, наблюдавшей за упущенной добычей через окно, жёг ему спину.
  
  
  Прошло целых три месяца с тех самых пор, как Паша бросил университет и вернулся в родной захолустный город, из которого он некогда вырвался с большой радостью. Конечно, родители были счастливы, что сын вновь возвратился в семью, хотя и не знали причины.
  Мать винила во всём сумасшедший ритм большого города, подкосивший её мальчика. Она давно твердила сыну, что в мегаполисах люди чёрствы, бессердечны, они привыкли идти по головам ради достижения своих целей. И, чтобы пробиться там, нужно соответствовать стандартам, тоже обладать толикой беспринципности. У Пашки, по мнению мамы, был слишком мягкий характер для такого, не пробивной.
  Он с родительницей не спорил. Конечно, упущенные возможности отдавали горечью на корне языка, но Паша ни за что в жизни бы не вернулся туда, где его могла настигнуть хозяйка театра бездушных. Здесь, на отшибе жизни, он был в безопасности.
  Потихоньку Пашка обустроился, стал подрабатывать репетитором, преподавая школьникам иностранные языки. В свободное время рубился в любимые компьютерные игры. С искусством и театром он решительно завязал, оставив это в прошлом.
  Особенно Паша старался не вспоминать о жуткой ночи, проведённой с мертвецами, никому об этом не рассказывал. Но изредка в кошмарах его навещал окутанный мраком облик Венеры, простирающей к нему чёрные щупальца тьмы. И тогда он просыпался в поту, ощущая на лице зыбкие отголоски прикосновений змеиного языка.
  Со старыми друзьями и коллегами Паша не общался. Они до обидного быстро вычеркнули его из своей жизни. Только однажды бывший сосед по комнате вдруг написал, что к ним в общежитие заглядывала не так давно какая-то молодая девушка, представилась Пашиной начальницей, интересовалась, куда он делся. И узнав, что с концами уехал из города, быстро ушла.
  В один из дней Паша возвращался домой от ученика. Стояла хорошая погода, по улицам в потоке транспорта медленно ползали троллейбусы, цепляясь рогами за провода, и молодой человек терпеливо дожидался нужного номера на остановке, когда его внимание привлекла яркая афишная тумба, установленная возле киоска с прессой.
  Полностью обклеенная плакатами и рекламой музыкальных концертов, эта тумба не вызвала бы интереса у Паши, если бы не одна свежая афиша, располагавшаяся поверх остальных.
  Не поверив собственным глазам и сделав несколько робких шагов вперёд, Паша воззрился на новенький плакат и напечатанный на нём крупным шрифтом текст:
  
ГАСТРОЛИ
ведущего российского театра под руководством Венеры Киреевой
* * * * *
На сцене городского драматического театра состоится показ
спектакля по пьесе А. П. Чехова
"Чайка"
Роль Треплева исполняет Павел Заболоцкий
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"