В юности я хотел стать писателем, баловался графоманством. Я никогда не относился к этому слишком серьёзно и не прикладывал значительных усилий. И судьба распорядилась по-иному. В конце концов я выбрал профессию, позволю себе скаламбурить, намного прозаичнее.
Я стал космонавтом.
Мне было невдомёк, какая горькая ирония заключена в моём выборе. Я узнал об этом только через десять лет.
Пересекая по долгу службы неизвестный уголок далёкого Космоса, я попал в неожиданную и коварную ловушку. Двигатели моего звездолёта полностью остановились. Как свечки, затушенные невидимой гигантской рукой. Навигационные, следящие и коммуникационные системы мгновенно вышли из строя. Также, неведомым образом, отказались работать большинство компьютеров и точных электрических приборов. По странному капризу система жизнеобеспечения, спортзал и библиотека остались нетронутыми.
Но главное не это. Я начал испытывать сильнейшую, ни с чем не сравнимую боль. Эта боль была скорее душевная, чем физическая. Я не мог понять её причин. Что-то корчилось в жесточайших муках внутри меня. Нет, это не было таинственное существо, пробравшееся в мой организм. Дела обстояли намного хуже. Страдала невидимая, но от этого не менее существенная часть меня. Возможно, это была Совесть. Или Душа. Назовите её, как хотите. Я не знаю. То, что было внутри, обливалось кровью, безнадёжно прося пощады и помощи.
Я не знаю точно, что случилось. Я могу только предполагать. Вероятно, мой корабль попал в неизвестное науке скопление энергетических полей, в плотное облако странных существ, способных воздействовать на электронику и живую материю. И эти существа убивали меня.
Я корчился на полу в жесточайших муках, не в силах что-нибудь предпринять. Хотел отправить послание в центр - бесполезно. Вся аппаратура вышла из строя. Я даже не мог надиктовать посмертное сообщение. Из последних сил, цепляясь за приборную панель, я сумел схватить карандаш и клочок какой-то инструкции с капитанского столика.
С трудом водя карандашом по бумаге, пытаясь сфокусировать взгляд глаз, из которых безостановочно лились слёзы, я принялся выводить буквы моего последнего письма к человечеству.
И, о чудо! Боль мгновенно отступила. Пользуясь внезапной передышкой, я исписал листок мелким почерком, стараясь изложить события как можно подробнее. Но, стоило мне отложить карандаш, и попытаться вернуть к жизни навигационные приборы, как боль вернулась ко мне с новой, удвоенной силой. Агонизирующий мозг отказывался воспринимать происходящее. Последним, способным анализировать факты, уголком сознания, я, сам себе не веря, отдал безумный приказ своему телу.
Мне нужны были снова карандаш и бумага. Раздирая в кровь губы, я зубами, как мог, заточил карандаш. Затем я безжалостно выдрал клок листов из сборника звёздных карт.
Дрожащей рукой я снова принялся выводить закорючки букв на бумаге. Невероятно, но боль повторно отступила!
Несомненно, между процессом письма и болью находилась таинственная связь. Как будто бы существа, захватившие мой корабль, с неподдельным интересом следили за тем, что я пишу. Или же, как не безумна была эта теория, существа понимали произведённый мной текст.
Они читали его.
Я был потрясён, обескуражен этим фактом. Как только я отнимал карандаш от бумаги, боль накатывалась на меня беспощадной, уничтожающей волной. Стоило мне продолжить писать, и боль отступала.
Генератор предметов, кроме одежды, питания и медикаментов, производил только белую бумагу, точилки и карандаши. Я усмотрел в этом злобный умысел существ-читателей. По всей видимости, дата моей гибели оттягивалась. Я оказался в состоянии держать оборону. В этот день, не смыкая глаз, я строчил воспоминания о своих полётах, источив полтора карандаша и исписав солидную стопку белых листиков, которые исправно производил предавший меня генератор.
Через восемь часов я готов был свалиться со стула от усталости. Мои пальцы занемели, а глаза слезились. Карандаш выпал из моих рук, но плети боли не хлестнули меня. Невидимые мучители решили дать мне передышку. Безрезультатно побегав по кораблю, в тщетных попытках воскресить умершие приборы и сообщить Земле о моём безнадёжном положении, я вскоре махнул рукой на свои усилия. Плотно поужинав, я завалился на койку, мгновенно провалившись в глубокий сон.
Мне снилось то время, когда я был молодым и пытался писать. Пару рассказов даже опубликовали в каких-то журналах, потешив моё самолюбие. Почему-то сейчас мне это непонятным образом мешало, хотя тогда я страшно гордился собой. Всё было очень просто. Я писал как бы между прочим, не отдавая делу всего себя, не посвящая этому всё своё время, не надрывая душу. И сейчас меня это сильно беспокоило. Так сильно, что я почувствовал боль. И проснулся.
Существа дали мне отдохнуть восемь часов и теперь снова подталкивали к работе. Я поспешно умылся, затолкнул в себя завтрак и ринулся к бумаге.
Боль отступила, испугавшись графитовых значков. Исчерпав свои воспоминания, я начал придумывать несуществующие детали и подробности, стремясь растянуть время. Странно, Читателям, как я стал называть про себя невидимых существ, это даже нравилось. Чем больше я выдумывал, тем лучше мне становилось. Однако стоило мне схалтурить, и я получал обжигающую плеть боли. Однажды, в поисках передышки, я попробовал переписать главу книги из корабельной библиотеки. Читатели тут же раскусили мой план, наградив меня целой серией ударов.
Они совершенно явным образом понимали смысл написанного, более того, они чрезвычайно строго относились к литературной части текста, не давая спуску халтуре и ремесленничеству. От меня постоянно требовали свежих идей, приёмов и абсолютной самоотдачи.
Прошли восемь часов с перерывом на обед, и карандаш выпал из моих рук. Прекрасная, волшебная истома разлилась по всему телу. В то же время я почувствовал восхитительные лёгкость и удовлетворение. Таким образом Читатели вознаграждали меня, воздействуя методом кнута и пряника.
У меня осталось время потренироваться в спортзале, посмотреть фильм и почитать перед сном. Разумеется, никаких контактов с миром, находящимся вне корабля. Читатели не хотели этого. Они пожирали продукт моего труда - тексты и были весьма довольны создавшейся ситуацией.
Моё писательское мастерство стремительно росло. Я мгновенно чувствовал, где повествование стало скучным, где персонажи выродились в безликие куклы. Я получил то, о чём только может мечтать каждый писатель - свою читательскую аудиторию, идеальную во всех отношениях. Я получил читателей, мгновенно реагирующих на моё произведение. Даже до того, как я успевал завершить строчку. Они беспристрастны и объективны. Они не умеют лгать.
Я работал в бешенном темпе. Мне была позволена передышка, если только я направлял течение мысли на обдумывание нового рассказа или повести. Я превратился в литературного раба, запертого в золотой клетке. Я работал не за деньги, стремительно взбираясь на вершину писательского мастерства. Ставкой была сама жизнь. Я просто не мог перестать писать, зная что бездействие убьёт меня. Всё вышедшее из-под моего пера могло бы иметь грандиозный успех. Но никто, ни одна живая душа не знала о моём получившем признание таланте. Мой глагол мог бы прожечь обшивку корабля, ставшего мне темницей, но только Идеальные читатели наслаждались моим искусством, доведя до абсурда идею профессионализма. Подобно Прометею, я каждый день давал на растерзание невидимому орлу свою печень. Только вот во имя чего я страдал?
Они весьма точно подвели меня к верхней границе моих физических возможностей, постоянно требуя если не увеличения количества, то улучшения качества текстов. Они давали мне возможность сохранить тело и рассудок в полном порядке, тем не менее заставляя меня работать на абсолютном пределе. Они не соглашались на компромиссы. Я каждый раз пишу, как будто это мой последний день, вкладывая в строчки всю свою душу и всё мастерство. Восемь часов в день, семь дней в неделю. На каком-то этапе я потерял счёт времени. Если я перестану писать, то умру в тот же день.
Я вывожу эти строчки в полном неведении относительно того, что ожидает меня в будущем. Возможно, как не смешно это звучит, я величайший писатель всех времён и народов. Я так никогда и не узнаю об этом. Если бы я писал плохо, я был бы уже давно мёртв.
Невольно я задаю себе вопрос: Что значат для меня эти Читатели? Являются ли они для меня абсолютным Злом или абсолютным Добром? И не могу найти ответа.
Кто они? Откуда они пришли и куда направляются? В чём их цель? Уникальна ли моя ситуация, или же есть другие попавшие в рабство? Не исключено, что рабы - представители иных миров, пишущие на чуждых и непонятных мне языках.