Все права защищены. Произведение распространяется только в электронном варианте. По вопросам использования обращайтесь к автору.
Марк Певзнер, gendalf@hotmail.com
Сказка о бродячих артистах.
Эх, какой это весёлый праздник - сельская воскресная ярмарка! Народ приходит сюда со всех окрестных деревень. Среди пёстрой толпы можно заметить и торговцев из Лондона, и священников, и даже солдат Его Величества с грозными арбалетами и мечами. А сколько понавезли товару! Золотистое зерно высыпается из раскрывшегося мешка. На него тут же налетают бесстрашные воробьи. Сыры поблескивают круглыми лоснящимися боками, ловя лучики румяного солнышка. Ароматно пахнет копчёное мясо, вызывает поток жадной слюны у голодных зевак. Хрюкают в сооружённых на скорую руку загончиках свиньи. Кудахчут куры, отпуская на ветер грязно-белые перья. Терпеливо переступают с ноги на ногу коровы, низко опустив головы с большими грустными и покорными глазами. Хотите купить коня - пожалуйста! Можете выбрать любого: от арабского скакуна до шотландского пони. А у кого худой кошелёк, и ослик подойдёт. Зазывает дядька на пирожки и леденцы, а рядом развиваются по ветру шёлковые ленты и трепещут мелкой рябью кружева. Расставлены на повозках горшки из глины. Их бойко покупают. Но не зевай хозяин - случайный человек двинет плечом, горшок на утоптанную землю шмяк, вдребезги! Подороже, да понадёжней товар у кузнецов. Всё в хозяйстве пригодится тому, кто не жаден на монету. Кому новые штаны или рубаху - подходи! Грубый холст, благородные бархат и парча ждут своего покупателя. Шиллинги и пенни бойко перетекают их одних рук в другие. Кому доброго эля? Заждались, томятся тягучий мёд и свежий, пахнущий хлеб. Много не увезёшь - зато брюхо набьёшь. А кошелёк лучше держать спереди, да и руку на него положить не мешает. В толпе шныряют шустрые воришки, того и гляди, срежут твой капитал. Хозяйкам - тем проще. Зароют монетки под широкие юбки, да ещё и с передником, никакому вору не достать.
Там и сям звучат бубны, волынки, свирели и рожки. Это бродячие артисты, побывавшие во многих странах, показывают на ярмарке свои представления, зазывают народ, врут с три короба про заморские королевства, выпрашивают медяки. Больше дают редко, у всех монеты считаны. Да и то ладно. Несколько представлений за день, а горсти медяков потом в серебро у менял обратить можно.
Народ развесёлый на ярмарке. Ходят, на товары глазеют, друг на друга пялятся, спешат посмотреть на проказы акробатов и кривляющихся дураков в ярких костюмах с колокольцами. Многие уже хмельные - такие могут бросить и серебряную монету, если не отвлекутся, чтобы хлопнуть по заду проходящую мимо девицу.
Весёлый это праздник - сельская воскресная ярмарка, но не для всех. У маленькой Мэгги вон фингал под глазом здоровущий, и передний зуб выбит, мальчишки сопленосые смеются ей в лицо. Тётка Августина лютовала, руки приложила. Не удержалась Мэгги, примерила кружевной теткин чепец, уж больно привлекателен был. Игрушек-то у Мэгги совсем нет, развлечений тоже, вот и прельстилась бледными цветочками чепца, отразившимися в тусклом зеркале вместе с её замызганной мордашкой. Думала, что тётка отлучилась, а та возьми и вернись внезапно. Ну и досталось Мэгги, ели ноги унесла.
После смерти отца, пять лет назад, которого восьмилетняя Мэгги уже и не помнила, попала она к тётке. Мать Мэгги ушла, как она сказала, на заработки в большой город Лондон, да с тех пор и пропала. Бывавшие в Лондоне сельчане рассказывали недоброе. Говорили, что мать жива, но ведёт распутный образ жизни, служа подстилкой солдатам Короля. Мэгги не очень понимала эти грязные слова, она помнила только полные слёз глаза матери, когда та прощалась с ней, трёхлетней. Как следствие несправедливых слухов, доставались Мэгги всяческие обиды и унижения от деревенской ребятни, а от тётки Августины лишь упрёки да подзатыльники. Тётка её за родную не держала, кормила впроголодь, поручала за свиньями вычищать, в праздник ни одного медяка не давала. И вот в последний раз рассвирепела. Её-то дочка, погодка Мэгги, сколько раз чепец с кружевами и яркими лентами примеряла - и ничего, Августина только радостно щерилась, глядя на своё чадо. А тут завопила страшным голосом, что это, мол, отродье шлюхи руками в свинячьем дерьме к чистой одежде прикасается. Ну какие ещё у Мэгги могут быть руки, если она целый день со свиньями? Заорала Августина, и как вмажет кулачищами своими здоровыми. Зуба как ни бывало, губа разбита и болит нещадно, фингал чернеет-синеет под глазом, еле мир видно. И надо же, перед самой ярмаркой!
Сбежала Мэгги из дома, решила присоединиться к бродячим артистам и путешествовать вместе с ними из города в город, из страны в страну. Может, тогда она и в Лондоне побывает, и мать свою найдёт.
Со всех сторон раздавались соблазнительные запахи. До головокружения захотелось есть, а у Мэгги не было и пенни. Только и оставалось, что глазеть на артистов, чтобы забыть о голоде. Девочка натянула свой старый грязный платок на голову, стараясь закрыть заплывший глаз и быть как можно менее заметной,
юркнула в разношёрстную толпу.
А посмотреть было на что! Акробаты с размалёванными лицами, в обтягивающих мускулистые тела костюмах, сшитых из лоскутков, взлетали в воздух, становились друг на друга, ходили на руках, вытворяли всякие шалости. Раздобревшая и радостная публика охотно бросала им медяки, а иногда и серебряные чешуйки. Мэгги тоже поддалась общему благодушному порыву, хотела бросить акробатам монетку, и тут же с унынием вспомнила, что монетки у неё нет. Никакой монетки. Даже на то, чтобы купить себе кусочек свежеиспеченного хлеба, коварно напомнил о себе забурливший живот. Но Мэгги постаралась не заметить этой досадной помехи и тут же перешла к другому развесёлому кружку. Здоровенный дядька в женском платье с передником строил публике смешные рожи, топорщил усы, говорил тоненьким голосом. Вокруг него бесились потешные карлики, били в бубен, выкрикивая сальные шуточки. Толпа гоготала, отдельные смельчаки пытались дотронуться до платья переодетого дядьки, веря, что это принесёт им удачу. Ребятня хотела присоединиться к уродцам-карликам, но те дали напрошенным конкурентам суровый отпор, огрев кого бубном, а кого и увесистой палкой, чем привели толпу в ещё более весёлое расположение духа. И снова над Мэгги просыпался дождь медяков. Карлики бойко засновали вокруг, собирая деньги в бубны. Усатый дядька пискляво благодарил публику, жеманно приседая в реверансе. Мэгги сдавленно хихикнула и побежала к следующей группе ярмарочных артистов, вокруг которых уже собралась плотная толпа. Бравый рыцарь размахивал деревянным мечом, угрожая турецкому сарацину в цветистых развевающихся одеждах. Рядом с ними стоял певец, и, гордо вскинув голову, декламировал немного нескладные стихи про подвиги рыцаря, аккомпанируя себе на плохонькой дребезжащей лютне. Правда, публика не обращала внимания на все эти условности и с неослабевающим интересом следила за развитием поединка. Публика выкрикивала, как всегда в таких ситуациях, побуждающие к действию указания, советы по лучшему использованию оружия и маневрированию, заглушая и сбивая с ритма певца завораживающего поединка. Наконец, бутафорский меч оказался подмышкой у сарацина, тот картинно вскрикнул, и, предварительно выбрав себе не слишком пыльный участок, рухнул на землю под общие ликующие возгласы и град чешуек. Певец тут же забыл про свою лютню и принялся собирать монетки, в то время как рыцарь с уже ожившим сарацином чинно раскланивались перед довольной публикой. Весёлое солнышко отражалось в блёстках пестрого сарацинского костюма, настырно лезло в выглядывающий из-под драного платка любопытный глаз. В нос лезли восхитительные запахи из хлебной лавки. Рот наполнился требовательной слюной. Мэгги вздохнула и вышла из плотной толпы.
Но что это? Одинокий лучик отразился от земли и тускло блеснул девочке. В пыли валялась кем-то оброненная монетка. Мэгги мгновенно наклонилась, подняла медный кружочек. Пенни! На обед сегодня хватит. Ароматная краюха хлеба предстала перед её мысленным взором, снова предательски забурлил живот. Сейчас-сейчас, сказала себе девочка. Где же тут был пекарный ларь?
Но в это мгновение её внимание привлекла группа, собравшая совсем немного народа. Да и те, что стояли, по-видимому, как-то вяло, без особого интереса наблюдали за происходящим.
По веревке, натянутой между двумя грубо отёсанными столбами, шла, вернее пыталась пройти, довольно пухлая девочка чуть младше Мэгги. Странно, её толстый корпус, укутанный в серую невзрачную мешковину, совсем не гармонировал с тонким, печальным личиком. Девочка держала для равновесия худенькими руками длинную палку и с ужасом взирала на качающуюся землю. Откуда они её взяли, эту нелепую девочку, пытающуюся пройти по веревке? Тоненькие ножки, казалось, с трудом удерживали толстую бочку туловища, дрожа на твердой полудюймовой поверхности, отделяющей девочку от падения. В толпе недовольно заулюлюкали. Девочка натянуто улыбнулась, хотя ей было совсем не до смеху. Её глаза затравленно искали кого-то среди стоящих далеко-далеко внизу. Искали помощи, поддержки? Мэгги проследила за направлением её взгляда и заметила старика в темно-фиолетовом довольно пыльном балахоне и широкополой остроконечной шляпе с нашитыми фальшивыми золотыми нитками звёздами и кометами. Старик скрывался в тени большого старого фургона, на котором, по-видимому, прибыли артисты. Он тоже пристально следил за девочкой, стоящей на верёвке. Мэгги увидела, как старик кивнул девочке, что-то прошептав одними губами. Девочка подняла голову, целенаправленно глядя на малюсенькую деревянную площадку, скорее даже ступеньку, расположенную у противоположного столба, неожиданно зажмурилась и бысто-быстро засеменила по верёвке. Глазеющие зеваки на мгновение замерли, а потом снисходительно загалдели.
Странная девочка неловко слезла по маленьким реечкам со столба. Ей явно мешало её нелепое толстое тельце с тоненькими ручками и ножками. Потупив взгляд, девочка прошлась по кругу, собирая редкие медяки.
Мэгги крепко сжала пенни в кулачке, не собираясь с ним расставаться и готовясь найти всего лишь по запаху краюху свежеиспечённого, зовущего, соблазняющего всё её естество хлеба. Она даже немного отодвинулась назад, от греха подальше, и уже было собралась отойти от не слишком удачливых артистов, как в середину пыльного круга выскочил рычащий медведь, заменив собравшую скудный урожай девочку. Мэгги сначала в панике шарахнулась от громадного чудовища, но уже через секунду поняла, насколько смехотворны были её страхи. Никакой это был не медведь, а просто здоровенный детина, напяливший на себя старую, в прорехах медвежью шкуру, подвязанную коричневыми верёвочками, из-под которых торчало неопределённого цвета тряпьё, явно добавленное для увеличения размера. Детина потешно ревел, размахивал лапами и крутился на символической цепочке, охватывающей его шею и одним концом прикреплённой к шаткому столбику. Публика загоготала, поражённая, разумеется, не устрашающим видом бутафорского медведя, а глупостью происходящего. И снова Мэгги заметила взгляд, блеснувший из-под фиолетовой остроконечной шляпы с аляповатыми звёздами. Старик похлопывал по тощему крупу клячу, осуждённую тянуть повозку горе-артистов, и в тоже время пристально следил за ревущим и крутящимся детиной в медвежьей шкуре.
Люди неохотно опускали медяки в пыльную, с облезшей шерстью лапу поддельного медведя. Однако, это скорее была милостыня убогому нищему, чем плата весёлому артисту. Всё, хватит, подумала Мэгги, осторожно потрогав языком пустое место недостающего свежевыбитого зуба. Пустое место распухло и очень болело, вместе с разбитой губой и заплывшим глазом. Ухожу!
Не тут-то было! Задняя часть фургона открылась, открыв взорам ещё оставшихся редких зевак импровизированную миниатюрную сцену. Путаясь в поддерживающих их нитках, перед зрителями предстали деревянные персонажи чудовищно исковерканного повествования о славном рыцаре Тристана и печальной красавице Изольде. Тоненькие голоса, раздающиеся из-за ширмочки, радостно сообщили, кто они такие, чтобы зрители не сомневались. Куклы вместе с кукловодом, как и вся эта группа артистов, были какие-то неумелые. Им постоянно мешали нитки, ручки у кукол дёргались вразнобой, короны съезжали набок, а деревянные, зачем-то обёрнутые в дополнительные слои цветных лоскутков, тела раскачивались в самые неподходящие моменты. На лица кукол были напялены грубо вырезанные маски с неровно нанесёнными пятнами краски. Зачем куклам маски?! Мэгги почувствовала, как кожа на её тощей, давно не мытой спине пошла крупными пупырышками, не смотря на довольно тёплый день. Мысли о голоде отступили на задний план. Хотя собравшейся публике было далеко до утончённых ценителей искусства, но люди быстро почувствовали, что им подсовывают что-то второсортное, и недовольно зароптали. Простодушный сельчанин, даже пытался запустить в кукол каким-то гнилым овощем, но из-за того, что принял уже изрядную порцию доброго эля, промазал, и недоброжелательный предмет ушёл в верхний левый угол сцены. Мэгги с ужасом заметила, что куклы на долю секунды замерли, а потом снова начали радостно дёргаться как ни в чём не бывало. Конечно же, замер их кукловод. Какая глупость, одёрнула себя Мэгги.
Раскланиваясь в конце представления, куклы окончательно запутались в нитках и потому их ноги, руки и тела изогнулись под какими-то невероятными углами. Однако и эта комичная деталь не слишком спасла положение. Так и оставшемуся неизвестным кукловоду досталось всего пять-шесть неохотных медяшек.
Какая-то неизвестная сила притягивала Мэгги к этому сборищу артистов. Что-то, оказавшееся сильней даже острого чувства голода. Артисты были какие-то неправильные, как будто бы они занимались своим ремеслом вынужденно, поневоле. Как будто бы ... их бросила мама и ушла в Лондон служить подстилкой небритым солдатам с арбалетами и мечами. На глаза Мэгги навернулись слёзы. Девочка усиленно затёрла глаза руками, чтобы изгнать предательскую влагу, и тут же сдавленно вскрикнула, задев посиневшую часть лица. Нельзя, нельзя плакать в такой весёлый, праздничный день! Вот и ласковое солнышко пытается пробиться ей под платок. Может быть, это ещё одна монетка? Нет... это блики от бутафорских звёзд и комет на фиолетовой пыльной шапке вышедшего в круг старика. Мэгги всхлипнула и придвинулась поближе, благо это оказалось несложно сделать - толпа сильно поредела.
По всему было видно, старик собирался показывать фокусы. Он вытащил и поставил перед собой простой столик с коробочками и тряпочками. Среди коробочек находилась клетка с белым пушистым кроликом. Мэгги на секунду привиделось, как тётка Августина сдирала шкуру с точно такого же кролика, как белый тёплый мех окрасился алой кровью, розовые глаза застыли, распахнутые в ужасе от совершённого злодейства, а стоящие торчком чуткие уши бессильно обвисли. Мэгги замотала головой, отгоняя от себя этот ужасный образ. Старик вынул кролика из клетки, накрыл его разноцветной, сшитой из лоскутков тряпицей и начал делать таинственные пассы руками над застывшим зверьком и шептать какие-то заклинания. Зрители перестали переговариваться и внимательно следили за происходящим. Внезапно фокусник произнёс Бу! Он торжествующе обвёл замершую публику взглядом и сдёрнул тряпочку.
Щурясь от яркого солнца и мелко подергивая носом вместе с верхней губой, на людей взирал всё тот же кролик. Что хотел сделать старик? Что именно у него не получилось? Наверное, кролик должен был исчезнуть или же, в крайнем случае, превратиться в голубя. Редкие зрители снова недовольно зароптали. Фокусник виновато потупил взгляд и засуетился, готовясь к следующему действу. Он взял в руки несколько яблок и подбросил их в воздух, так как это делают жонглёры. Всё произошло очень быстро. Старик, кажется, и не собирался ловить яблоки. Он растопырил пальцы и собирался произнести уже своё очередное фальшивое заклинание, но... не успел. Все яблоки, одно за другим с глухим звуком упали в пыль. Одно красное яблоко раскололось и отдало безразличной земле несколько капель пенистого сока. Кролик смущённо переступил лапками на узеньком столике и подёргал розово-серым носиком. Сквозь его стоящие торчком уши, высвечивая узор тонких венок, проглядывало вездесущее солнце.
На лице старика читалось величайшее недоумение и растерянность. Зрители выдали порцию разочарованных, а некоторые даже злобных, замечаний. Они расходились, поворачивая спины к одиноко стоящему в нелепом фиолетовом колпаке старику. Несколько человек смачно сплюнули, выражая своё призрение неумелому артисту. Никто, ни один человек, не дал старику монетки. Глаза фокусника подозрительно заблестели. Казалось, старик вот-вот заплачет. Рядом с ним остались только кролик и несколько яблок в пыли. В тени у фургончика с клячей ощущалась какая-то возня, но никто явно не показывал своего присутствия. Ни кукловод, ни толстая девочка, ни даже детина в дырявой медвежьей шкуре.
Мэгги вздрогнула. Она осталась стоять одна перед поникшим стариком. Она почувствовала, что сердце её внезапно забилось сильнее, а время как будто почти остановилось. Шум ярмарки затих, отошёл на задний план. Она воспринимала свои движения и мысли как неимоверно растянутые, замедленные, сопровождающиеся гулкими ударами громадного колокола, исходившими из её впалой груди. Она протянула вперед свою руку со спрятанной в кулачке монеткой и разжала пальцы. Фокусник коснулся её ладони своими высохшими, чуть холодноватыми пальцами, и кусочек меди перешёл к нему.
Время возобновило свой естественный ход. Вместе с этим в ошеломлённый мозг девочки ворвались все шумы и запахи суетливого сборища людей. Развернувшись на месте, Мэгги ринулась бежать от злополучного места, где она просто так, ни за что отдала свой обед. Не будет тебе никакого хлеба, даже не приближайся к пекарным ларям! Ты променяла настоящее чудо на мимолётную глупую прихоть, оставив себя без еды. Стенания голодного желудка возобновились с удвоенной силой.
Запыхавшись, Мэгги наконец остановилась. Желания бежать дальше не было, плакать тоже почему-то не хотелось. Что же ей теперь делать? Как что, ответили она сама себе. Конечно же, следовать своему первоначальному плану, присоединиться к бродячим артистам.
Но к каким? Артистов на ярмарке было много. Ответ пришёл сам собой. Она присоединится к толстой нелепой девочке, здоровенному дядьке в медвежьей шубе, невидимому кукловоду и старику в фиолетовой остроконечной шапке. В них, в этих неудачливых артистах было что-то родственное, что внушало Мэгги доверие, чего явно не замечали глазеющие на представление зеваки. А ещё Мэгги очень боялась. Что если они заколют её ударом кинжала прямо в самое сердце и освежуют, как тётка Августина несчастного зверька? Нет-нет-нет! Всё это глупости. Мэгги замотала головой. Она нашла взглядом теперь далёкий фургон с серой понурой клячей, около которого снова собрались несколько человек, видимо не осведомлённые о предыдущих провалах. Теперь главное не потерять его из виду.
Мэгги терпеливо дождалась конца дня, шляясь по ярмарке, пряча сиреневый фингал под платком, тихонько подвывая от голода и глазея на других, гораздо более удачливых артистов. Ей даже удалось напиться, подойдя к переступающим и похрапывающим лошадям. Она быстро наклонилась и судорожно потянула тёплую воду из корытца, поставленного животным. Лошади смотрели на неё большими умными глазами и не мешали пить. Это и продержало её до вечера на ногах.
Подул прохладный ветерок, напоминая о наступлении вечера.
Зажглись факелы и костры. Люди не торопились расходиться с ярмарки. А вот фургон со странными артистами заскрипел плохо смазанными колёсами, выбираясь из шумного столпотворения. Попискивая от страха и от сознания своей собственной смелости и решимости одновременно, Мэгги последовала за фургоном. Наступающая темнота скрывала маленькую фигурку. Кляча неспешно волочила тяжёлую конструкцию, так что девочка без труда успевала следовать за ней, соблюдая осторожную дистанцию. Глаза быстро привыкали к темноте, к тому же на небе не было ни одной тучки, и узкий серпик луны помогал различать дорогу. Мэгги заметила, что старик идёт рядом с клячей, понурив голову в своём смешном колпаке. Другие бродячие артисты скрылись под холщовым навесом фургона.
Они медленно но верно отходили от населённых мест, приближаясь к тёмному, стоящему единой непроглядной стеной лесу. Мэгги стало по-настоящему страшно, но она с отчаянным упорством продолжала идти за артистами.
Лошадь свернула с дороги и устремилась к лесу. Жалкие остатки смелости стремительно покидали Мэгги. Она понимала, что не сможет даже найти дорогу назад. По пути они сделали несколько поворотов. Вначале она старалась их запомнить, но вскоре безнадёжно сбилась. Она никогда не бывала в этих местах. Да и где она вообще бывала, кроме своего села? Что она вообще видела кроме издевательств, подзатыльников и свинячьего дерьма? Пускай её лучше съедят в этом лесу дикие звери или обернувшиеся разбойниками странные артисты, но она никогда не возвратиться к тётке Августине!
Мэгги представила свои обглоданные громадными волками косточки, валяющиеся где-то под сосной и медленно обрастающие мхом, и ей стало совсем плохо.
В этот самый момент фургон остановился, выбрав себе небольшую полянку на окраине сумрачного леса. Старик выпряг клячу, привязал её к молодой осинке и устало опустился на трухлявый, поваленный бурей или давними путешественниками ствол дерева. Серое холстяное прикрытие фургона приподнялось, и на землю тяжело спрыгнул детина в дырявой медвежьей шкуре, а за ним и девочка. Здоровый дядька послушно поворачивался, а девочка принялась развязывать тесёмки его изъеденного временем одеяния. Старая шкура с оскаленным безглазой медвежьей мордой сползла на землю... вместе с клочками, как думала при свете дня Мэгги, настоящего одеяния артиста.
Под светом звёзд стоял самый настоящий молодой медведь. Ветерок ласково ворошил его блестящую ровную шерсть. Кляча, хотя, по-видимому, и привычная к таким метаморфозам, всё же опасливо покосила глазом. Медведь с хрустом потянулся, поигрывая бугрящимися мышцами. Затем он оскалил коричневую, с мощными клыками пасть, опустился на четыре лапы и начал собирать валежник, стаскивая его к центру полянки.
Мэгги стояла за кустами, трясясь мелкой дрожью и не в силах даже пикнуть от страха.
Старик небрежно протянул руку вперёд и щёлкнул пальцами. Мгновенно сухие ветки вспыхнули и вся поляна озарилась ярким, приветливым светом пламени. Костер бросал отсветы на переливающуюся шкуру зверя, прибавляя ей красные, оранжевые, розовые оттенки. Весёлые искорки отлетали от огня и отражались в коричневых умных глазах медведя.
- Иди к нам, Маргарет, не прячься, - послышался ровный и спокойный голос сидящего к ней спиной старика.
Мэгги вздрогнула. Никто не называл её полным именем, кроме матери. Но это было так давно, что она даже почти забыла его звучание и даже не сразу поняла, что старик обращается к ней. Откуда он знает её имя? Она стояла в нерешительности, зная, что разоблачена, но всё же боясь сдвинуться с места.
- Не бойся, Беодор не причинит тебе вреда. Он не питается маленькими девочками, - снова раздался успокаивающий голос старика. Медведь встал на задние лапы и посмотрел в сторону Мэгги. Казалось, он растянул свою клыкастую пасть в добродушной улыбке. Хотя, разве ж такое можно сказать наверняка про зверя? Толстая девочка безбоязненно подошла и погладила мощную шерстистую лапу.
Мэгги зашуршала кустами, выбираясь в свет костра. Девочка, продолжающая поглаживать медведя, тихонько хихикнула и ободряюще подмигнула ей. Мэгги осторожно опустилась рядом с фокусником на ствол старого дерева. Не переставая смотреть на костёр, старик улыбнулся и снял свою нелепую шляпу, аккуратно положив её рядом с собой. Затем он чуть слышно прихлопнул в ладоши и из фургона стали выпрыгивать один за другим персонажи Тристана и Изольды, срывая ненужные маски и отвязывая от себя ниточки. Под масками оказались живые выразительные рожицы! Человечки, а вовсе не куклы, двигались ловко и уверенно. Это было совсем не похоже на скованные ниточками-оковами кривляния глупых марионеток.
- Ой! - только и смогла произнести Мэгги. - А где же?.. - хотела спросить она. И тут же поняла, что нет никакого таинственного кукловода, и никогда не было. Что куклы, а вернее эти живые славные существа всегда двигались и давали всё преставление сами по себе, без чьей-либо помощи. Они специально напялили дурацкие маски и прикрепили к себе ненужные, только мешающие им ниточки, чтобы не вызывать подозрений.
Увёртываясь от искр костра, человечки вытащили из фургона несколько свежих хлебов, пару бурдюков с водой, маленький бочонок с мёдом и лукошко яблок, подтащив всё это богатство к старику и Мэгги.
- Угощайся, - просто сказал старик. - Большего мы купить не смогли. Магия не предназначена для развлечения зевак.
Старик задумчиво посмотрел куда-то вглубь костра. Человечки притащили Мэгги грубую деревянную посуду, налив воды, зачерпнув мёда и отломав щедрый кусок умопомрачительно благоухающего хлеба. Казалось, подчиняясь воле старика, костёр тянется к самому небу, на котором высыпали громадные, ослепительно блистающие звёзды. Чёрный бархат небосклона внезапно перечертила комета с гигантским радужным хвостом. Её волшебный след медленно затухал в небе, смешиваясь с языками пламени. Маленькая толстая девочка заливисто засмеялась и принялась скидывать с себя опутывающее её тельце невзрачное тряпьё. Мэгги зажмурила здоровый глаз, она боялась увидеть смешное голое тельце, дрожащее на ветру. Когда через несколько секунд она всё-таки разомкнула веко, то с восхищением обнаружила, что таинственная девочка вовсе не толстая. Её тоненькие ручки и ножки удивительно гармонично подходили к её стройному, в зелёном переливчатом шелку туловищу, а за спиной затрепетали разноцветные, просвечивающие в отблесках дрожащего пламени крылья. Она легко поднялась в воздух и закружилась над полянкой, вокруг костра, над радостно заверещавшими и задравшими смешные рожицы человечками. Её радужные крылья одновременно имеющие что-то общее с крыльями бабочками и стрекозы, с лёгкостью перемещали грациозное создание по воздуху.
Вот почему она была так скована и неуверенна, стоя на верёвке, вынужденная замотать вокруг себя крылья, скрывать свою воздушную сущность! Чтобы... чтобы какой-нибудь пьяный солдат не подстрелил её из арбалета. Люди, увидев что-то таинственное и прекрасное, непременно захотят прикоснуться к этому грязными жирными пальцами, скомкать это и сломать. Настоящая красота в этом мире должна прятать свои волшебные разноцветные крылья.
Также не поворачивая головы в сторону Мэгги, старик плавным движением руки указал в сторону серой унылой клячи. Дымка, как будто ранее закрывавшая глаза девочки, упала, и Мэгги увидела, что жалкое животное преобразилось в белоснежного сказочного единорога, нетерпеливо переступающего точёными копытами. Мир поплыл перед её глазами, превратившись в одно прекрасное бесконечное чудо. Небо придвинулось к ним, казалось, до громадных искрящихся звёзд, перемешанных с искрами костра, можно дотянуться рукой. Мэгги даже не заметила, что, улыбаясь в усы и сжимая в кармане тусклую медную монетку, старик, к которому вернулась вся его магическая сила, шепчет какие-то заклинания. Она только бессознательно потрогала языком бывшее ещё утром пустым место, на котором, с весёлым зудом, выбивался из десны новый здоровый зуб, и пошире открыла удивлённый глаз, который теперь уже совсем не болел. Маленькие человечки, вытащив из фургона бубны и крошечные дудочки, завели безумный хоровод вокруг костра, извлекая из своих инструментов звуки, сливающиеся с щебетанием птиц, песней ветра в вершинах деревьев и далёким воем волков. Бутафорские звёздочки торопливо срывались с остроконечной тёмно-фиолетовой шапки, присоединяясь к огненным светилам. Молодой медведь, отведав мёда из бочонка, вплетал свой мощный рёв в эту притягивающую и пугающую музыку. Из фургона высунул мордочку пушистый кролик, недоверчиво понюхал подвижным носиком воздух, и снова юркнул обратно. Яблоки вдруг плавно взлетели одно за другим из лукошка и закружились дополнительным уровнем хоровода над разошедшимися человечками, вторя тактам таинственной дикой музыки. Одно яблоко отделилось от танца и аккуратно приземлилось в ладошку Мэгги.
Ей было легко и весело. Она забыла на время обо всём грубом и жестоком, о несправедливости и зле. Она восхищённо смотрела на переливающийся красками и звуками мир, её душа парила меж звёзд, а взгляд встречал разноцветные крылья летающей девочки, поблескивающие умные глаза медведя, гордо изогнувшего шею единорога, улыбку всемогущего старика, весёлые живые рожицы человечков и гигантский костёр, уходящий в небо, мерцающее ослепительными бриллиантами и рубинами.
Это представление было только для неё, и ей хотелось, чтобы эта дивная, волшебная сказка никогда не заканчивалась.