Деревья. Осень. Гулкость тишины.
Пустынный сквер. Себя тем веселя,
прохожий редкий, опустив штаны,
струёй выписывает кренделя.

Как геометр искусный, в ком апломб
немалый и ума особый склад
присутствуют, он то рисует ромб,
то круг, то треугольник, то квадрат.

Лишь Время, лицемерный сей авгур,
глядит лениво на летящий след,
на странное сплетение фигур,
что есть, по сути, девичий портрет.

Колдует мастер необычный столь, - 
поток от напряжения звенит, - 
над локонами чёрными, как смоль,
покатым лбом и бледностью ланит.

И каждый взмах, прижавшейся к бедру,
рождающей чудесные мазки,
что на свету таинственно в игру
оттенков превращаются, руки, - 

ступень в недосягаемую высь.
Ни краски не нужны тВОРЦУ, ни холст.
Он держит гениталии, как кисть,
одновременно - и велик, и прост.