Маришина Екатерина Владимировна : другие произведения.

Синие молнии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


С И Н И Е М О Л Н И И

КНИГА 1

1

   Ей казалось, что жизнь медленно, словно нехотя, покидала ее тело...
   Боли она уже не чувствовала, в мозгу тяжело ворочались мысли:
   - Зачем я жила?.. За что со мной так?.. Слава Богу, конец, отмучилась...
   Материнский инстинкт еще заставил ее оторвать полу ветхого халата и сунуть ее под себя. Эти неимоверные усилия забрали остатки сил и сознания и все смешалось: мысли, видения, лица... , закружились в бешеном танце, а потом все быстрей и быстрей... И наступила темнота, словно одеялом накрыли... До потухающего сознания еще долетали слабые звуки - где-то тоненько пищал ребенок...
   Так думала, что заканчивает свое существование на грешной земле полонянка Настенька семнадцати годков от роду...
   К еще теплому телу медленно подошел огромный черный пес, лизнул мокрое от слез помертвевшее лицо и, не почувствовав ответного движения девушки, ткнул носом комок у ее ног, откуда опять раздался слабый писк. Комок зашевелился - это был крошечный ребенок. Пес начал быстро облизывать его, заставляя кричать все сильней и сильней. Какая-то неведомая сила заставила пса перегрызть пуповину, связывающую живую жизнь с почти мертвой.
   Псу очень хотелось сесть и завыть, но что-то подсказывало ему быстрее убираться отсюда. Очень осторожно взял он в свою огромную зубастую пасть ребенка и медленно потрусил в сторону бескрайней степи...
   Очень долго пес тащил свою ношу, время от времени опуская ее на землю, облизывал, заставляя малютку шевелиться, снова бережно брал ребенка, продолжая свой путь... Пес устал, ему хотелось есть и пить, но он упорно шел вперед. День сменялся ночью, а ночь днем, но никаких признаков жизни в степи он не находил.
   Звериное чутье подсказывало псу, что надо искать пищу, ребенок долго не протянет, ведь он уже совсем слабо шевелился в клыкастой пасти, да и голоса его уже почти не слышно... Ребенок слабел на глазах...
   Вдруг пес резко остановился, будто наткнулся на невидимую преграду: по степи разливался плач раненого зверя - где-то недалеко выводил свою заунывную песнь волк. Пес осторожно положил живой комочек на сухую траву и жадно втянул носом воздух, по запаху ища то место, где схоронился зверь. Он неслышно подкрался к краю пологой балки и пополз на стойкий запах крови: где-то здесь произошло убийство, и пес это чуял. Через некоторое время он поднял голову и увидел жуткую картину: возле развороченного логова, среди дюжины побитых и раздавленных волчат бродила молодая серая волчица. Щелкая зубами, поднимала детенышей и пыталась ставить их безжизненные тельца на ноги. Желание вдохнуть жизнь в щенков перегоняло ее от одного волчонка к другому, но все ее попытки оказывались неудачными, а она упорно, снова и снова, начинала свой круг от одного волчонка к другому...
   Учуяв постороннее присутствие, волчица грозно ощерилась, издав глухой рык, больше походивший на короткий стон. С ее разбухших сосков капало молоко, и она не могла понять, почему всегда голодные и ненасытные дети сейчас не хотят есть. Она мучилась от распирающего ее вымя молока, от безысходности из-за потери любимых щенков...
   Волчица твердо решила защищать детенышей от нежданно вторгшегося противника: она загородила собой трупики волчат и, широко расставив передние лапы, слегка присела на задние, готовая каждую секунду ринуться в битву.
   Пес заскулил, но вовсе не страх услышала в нем волчица, а сострадание и желание помочь. Она недоверчиво уставилась усталыми глазами на этого огромного черного волка и, вдруг, в наступившей тишине услыхала детское попискивание. и волчица, и пес быстро выпрямились, сторожко поводя ушами. Серая волчица вопросительно взглянула на пса, будто спрашивая его:
   - А что это было?
   Пес приблизился к ней, заскулил, нежно лизнул в мокрый нос и подтолкнул ее в направлении оставленного им дитя.
   Волчица осторожно приблизилась к ребенку, а, увидев живое тельце и жадно ищущий ротик, быстро улеглась рядом с ним. Подошедший за ней пес стал бережно тыкать свой нос в детский животик, заставляя малыша шевелиться и перекатываться. Ребенок, словно понял, что от него хотят, неловко перевернулся на бок и сразу же уткнулся в горячий сосок с молочными каплями на нем. Он быстро схватил пересохшими губками волчье вымя и стал инстинктивно сосать.
   В единое целое сплелись звуки радостного причмокивания ребенка, удовлетворенного урчания волчицы и счастливый лай пса. Он будто говорил всему этому миру, окутанному черным звездным плащом, о победе над смертью: " Ура! Ура! Да здравствует жизнь!" - его радостный голос слышала степь и согласно кивала пожухлыми стеблями трав...
  

2

  
   Всю оставшуюся часть ночи они втроем спали тихим и спокойным сном. Изредка, то волчица, то пес, поднимали голову, прислушиваясь к чему-то, но потом опять засыпали. Только крошка-ребенок не просыпался: наконец насытившись, он мирно посапывал на теплой от дневного зноя земле, заботливо укрытый от ночного степного ветра телами своих друзей и спасителей. Одной ручкой он крепко вцепился в один из оттянутых сосков волчицы, будто боясь его потерять, а другая рука медленно блуждала по черной голове пса, часто попадая ему в пасть, будто пыталась спрятаться в этом укромном уголке. Тогда пес открывал глаза, тихонько сжимал клыки, не давая детской ручке проникнуть в горло, потом кашлял, выплевывая эту настырную ручонку и опять закрывал глаза. Но через некоторое время все повторялось сначала...
   Лишь только забрезжил рассвет, волчица встала, лениво потянулась всем телом и, подхватив ребенка, хотела тащить его в свое логово. Но вопль малютки разбудил пса и он, вскочив, грубо оттолкнул волчицу, в испуге положившую ребенка назад. Он грозно рыкнул на нее, и, взяв свою необычную ношу, снова отправился в одном ему известном направлении.
   Волчица еще некоторое время недоуменно взирала вслед уходящему псу, затем переводила взгляд в сторону разоренного логова, жалобно повизгивая и, наконец, приняв решение, потрусила за ним.
   Так и двигалась по степи эта процессия: впереди черный пес с живым комочком в зубах, а позади него - приемная мать-кормилица - серая волчица.
   Сколько времени прошли они так, никто не знает. Иногда пес оставлял малютку под присмотром волчицы, когда та кормила его, и уходил на охоту. Заботливый пес всегда приносил еду и серой волчице. Это были или степные кролики, или птенцы перепелов и куропаток. Он ловил все, что двигалось, насытившись, делился пищей с волчицей.

3

  
   К вечеру, неизвестно какого дня пути, пес остановился на пригорке у сожженного села. Он положил свою драгоценную ношу на землю и присел над слабо шевелящимся комочком. Настороженно и долго нюхал пропахший гарью воздух, не веря собственным глазам: ведь здесь было его родное село, а сейчас его нет... Нет избы деда Михайлы, где они так счастливо жили втроем: дед, Настенька и он, Буян. Настенька осталась лежать в степи, а Буян нес ее частичку деду, но и деда тоже нет... Неизбывное горе затопило верное собачье сердце, и тишину наступающей ночи разрезал заунывный собачий вой. Сколько боли переливалось в этой звериной заупокойной песне! Тоска по потерянным друзьям наконец-то выплеснулась наружу, заполнила все естество животного и, изливаясь все новыми и новыми протяжными нотами, катилась над мертвым селом, пугая уцелевших собак, заставляя их плотнее прижиматься к земле тихонько, с оглядкой, поскуливая. Волчий вой вторил ему...
   Дед Михайла, согнувшись, выполз из землянки, прислушался, что-то знакомое чудилось ему в этом зверином вое.
   - Никак Буян вернулся, - сказал сам себе дед.
   Закатившееся за горизонт солнце, вырисовало на пригорке огромного пса, неподвижно застывшего в своем горе, а его вой, исходивший, казалось, из самого сердца, леденил кровь.
   - Буян, Буян! - позвал дед.
   Вой прервался, но пес не двинулся с места, чутко прислушиваясь к наступившей тишине. Дед увидел, как в сторону степи метнулось какое-то животное, то серая волчица, услыхав человеческий голос, постаралась убраться подальше. И тут раздался детский плач, больше похожий на комариный писк. Дед ужаснулся:
   - Неужто Буян в стае с волками?! А плачет кто? Они что, дитя сожрать хотят?!- вихрем пронеслось в мозгу старика.
   - Буян, ко мне! - еще раз крикнул дед, выискивая сук поувесистее, чтобы расправиться с волками и с одичавшим псом. Но Буян не двигался с места, хотя он уже узнал Михайлу и возвестил о своей радости задорным лаем. Дед медленно приближался к нему, сторожко озираясь по сторонам в поисках затаившихся волков. Пес прекратил лай и стал нетерпеливо повизгивать и лизать шершавым языком ребенка, которому это, видно, не очень-то нравилось, и он снова стал недовольно пищать.
   - Буян, пошел прочь! - грозно крикнул дед, для острастки замахиваясь на собаку палкой. Но пес совсем не испугался, а прилег рядом с ребенком, будто приглашая деда рассмотреть его получше. Дед подошел совсем близко, ему было немного боязно:
   - Одичал, поди, Буянушко? - осторожно и заискивающе ласково спросил старик, - сколько времени прошло-то, как исчез ты из села? Откуда ты дитя принес? Чей он?
   Буян поднял косматую голову и из его груди вырвался почти человеческий вздох, он носом потрогал ребенка и опять заскулил.
   Дед нагнулся, поднимая дитя. Развернув тряпку на нем, сказал:
   - Э, да это девица! Живая душа, есть просит, ишь, как кулачок сосет! Пойдем, Буян! - и направился к землянке.
   Очень медленно шли они, дед с трудом передвигал старческие ноги и неторопливо говорил собаке:
   - Настенька пропала, увели ее проклятые половцы. Думал, помирать пора пришла, ан, нет, Богу угодно еще мне дни продлить. Вишь ты, Буян, дитя приволок, жить надо, без меня, поди, пропадет девчонка...
   Дед осторожно спустился в землянку, и Буян проворно прыгнул за ним. В темной норе на земле лежала груда тряпья, служившая деду постелью, из которой Михайла выбрал тряпицы почище, бережно и неумело обмотал ими ребенка. Пожевав беззубым ртом черствую краюху хлеба, размоченную в ключевой воде, стоявшей в деревянной бадье в углу, дед завернул ее в лоскуток и сунул ребенку в рот.
   - Смотри, Буян, как причмокивает! Видать, ей нравится! Чем мы ее с тобой кормить-то будем? Эх, молочка бы раздобыть!
   Буян смотрел на ребенка и деду казалось, что пес плачет.
   - Откуда ты принес ее? Где ты был? Эх-хе-хе, если бы ты мог ответить, что бы ты мне рассказал... А так и не узнать! Эх, судьба-судьбинушка! - дед тоже уставился невидящим взором на ребенка, а перед глазами проплывали совсем другие картины...
  

4

  
   - Сбирайтесь, мужики, в Змеином распадке, в аккурат, трава подошла! - зычным голосом произнес кузнец Антип, обращаясь к мужикам-сельчанам, как обычно собравшимся возле избы деда Михайлы.
   - Пускай еще пару деньков постоит, чай, не убежит трава-то! - ответил ему сельский балагур Стенька.
   - Неча ждать, можем потерять все сено! Через день трава поляжет, надо брать сегодня! - недовольно зыркнув на Стеньку, сказал Антип. - Кто не хочет, пусть на печи сидит, а я пойду и выкошу все, тогда не сетуйте на меня, что оставил вас без сена на зиму! - и широко зашагал к своей избе.
   Мужики, как бы нехотя, стали расходиться, подбадриваемые дедом Михайлой:
   - Антип прав, от зноя трава пожелтеет и от ветра поляжет, надо брать, пока она в соку!
   Мало-помалу из дворов стали выкатываться подводы, бабы быстро бросали в них грабли да косы, собрав нехитрую снедь, заботливо укладывали узелки и кринки с молоком и водой.
   В Змеиный распадок с давних пор на сенокос женщин не брали: там почти на каждом пригорке, на каждой кочке грелись на солнце змеи, завидев которых бабы дружно визжали и бросались врассыпную, а мужики не зло матерились, успокаивая и подсмеиваясь над ними:
   - Какие с вас работники, только пищите здесь! Лучше дома сидите!
   С тех пор так и повелось, что в дни покоса в Змеином распадке в селе оставались только бабы, да старики с малыми ребятами.
   Еще не улеглась пыль за уехавшими мужиками, как с другой стороны надвинулась новая грозовая туча:
   - Половцы, половцы идут! - с ужасом кричали ребятишки, топоча босыми пятками по мягкой от пыли земле и разбегаясь по своим избам.
   В один миг село прогрузилось в зловещую тишину, через некоторое время разорвавшуюся диким гиканьем наскочивших кочевников.
   За селом они двигались единым отрядом, но только въехав в село, будто по сигналу, разом рассыпались по дворам... И заголосили, запричитали бабы, хватаясь за стремена всадников, хлеставших их плетками. Всех жителей сгоняли на луг, а тех, кто пытался убегать или сопротивляться, тут же рубили саблями, не разбирая, старик это, дитя малое или женщина...
   Дед Михайла, подхватив вилы, стоял, заслоняя собой единственную внучку Настеньку, невесту молодого ловчего князя Федора. Соседние избы уже занялись огнем, отовсюду слышались стоны и крики. Дед пытался достать вилами бочину здоровенного половца, смеявшегося ему в лицо из-под мохнатой шапки. Рослый детина развлекался: уже не раз он мог убить деда, но потом, словно передумав, опускал свой меч и опять насмехался над тщетным желанием старика нанести ему удар. Не обращая на Михайлу внимания, половец ловко бросил аркан, захлестнувший тонкий стан Настеньки и не удержался в седле, пронзенный вилами. Дед даже не успел вытащить своего орудия мести из обмякшего тела противника, как был сбит спешащим на подмогу соплеменнику, другим степным разбойником. Удар меча пришелся плашмя по голове и, если бы не это, то деда уже не было бы в живых. Падая, Михайла еще слышал крики и плач женщин и детей, видел горящие, словно свечки, соломенные стрехи изб, дым и всеобщий стон над землей...
   Опять вздохнул дед тяжело и протяжно. Буян положил ему на колени свою лохматую голову и преданно заглянул в глаза.
   - Тоска, тоска смертная..., чего я не умер от руки половецкой...? - тяжело и глухо прошамкал дед.
   После страшного набега кочевников дед Михайла очнулся среди трупов стариков, убитых за попытку оказать сопротивление захватчикам. Село догорало, вокруг ни одной живой души: всех угнали в полон проклятые половцы...
   - Жива ли Настенька? Кто скажет..., - помнит только дед, как дикий половец перекинул ее через седло своего коня и помчался в степь, а за ним стрелой летел Буян...
   - Нашел ли ты Настеньку, звездочку нашу? Не нашел, иначе ты бы не вернулся один..., - не знал дед, и его подслеповатые глаза не различали, что лежащий перед ним живой комочек - плоть и кровь его Настеньки...
  

5

  
   Пригнали половецкие воины пленных в свое становище и стали делить награбленное. Половецкий хан Котян ходил между рядами пленников, высматривая красивые лица девушек; поднимал жирный палец, указывая своим слугам, которую из полонянок выхватить из толпы. Он давно заметил Настеньку, но что-то сдерживало его просто ткнуть в ее сторону пальцем: от этой девушки исходила какая-то тайная опасность. Тревога, зародившаяся глубоко в груди, заставляла его мысленно поеживаться от взгляда этих синих глаз, с открытой ненавистью пронизывающих его насквозь. Ему хотелось подольше полюбоваться этой необыкновенной девушкой, сурово сдвинутыми бровями над бездонными озерами глаз, оттененными длинными черными ресницами. Эти глаза, казалось, метали молнии, Котян чувствовал их кожей... Крылья слегка курносого носика полонянки подрагивали от едва сдерживаемого негодования, плотно сжатые губы говорили о непокорности.
   В развращенном мозгу Котяна уже проносились любовные сценки с участием этой юной красавицы: он видел ее изнемогавшую в его объятиях, ее синие глаза просили о продолжении ласк... Душа Котяна таяла в предвкушении наслаждения...
   Наконец, хан отобрал достаточное количество женщин и, проходя еще раз мимо Настеньки, больно ущипнул ее за щеку:
   - Пойдешь со мной, красавица? - елейным голоском спросил ее Котян, а его похотливые глазки уже блуждали по ее точеному телу.
   Ответом была увесистая оплеуха, которой хан никак не ожидал, и которая чуть не сбила его с ног. Откуда взялась такая сила в этой удивительно тонкой ручке? Голова Котяна мотнулась в сторону и на его щеке четко отпечатались пальчики Настеньки. По взмаху руки Котяна ханские слуги выхватили Настеньку из-за спин женщин, пытавшихся закрыть девушку от разъяренного хана, быстро скрутили ей руки и ловко поставили на колени. Не опустила взгляда полонянка, радостью светились ее глаза, из которых опять метнулась синяя молния, поражая сердце хана.
   Настенька была уверена, что сейчас ее убьют и не будет позора, на который были обречены все угнанные женщины. Котян нагнулся, накручивая длинную косу Настеньки на руку. Хотел изо всей силы дернуть, чтобы голова этой непокорной рабыни склонилась перед ним, но опять наткнулся на синий взор и рука сама собой медленно отпустила косу. Половецкий хан как-то сразу понял, что этот орешек ему не по зубам, не сможет он ее сломить, только убить... Хан рассердился на себя, отвернулся от быстро поднявшейся с колен Настеньки и прошипел:
   - Не будь нужны мне красивые девушки, болтаться бы тебе на аркане за хвостом моего коня!
   - Вор! Разбойник! Красивых девушек ему захотелось! Стервятник! Ты, как коршун, налетел на мирное село, пожег, разграбил его, погубил беззащитных людей. Ты - трус, Котян! Дождался, когда мужики уедут, и пришел воевать с бабами и детьми! - бросала обидные слова в спину хана девушка.
   Резко повернувшись к Настеньке, Котян успел перехватить руку воина, занесшего нагайку над ее головой:
   - Нет! - властно остановил он воина, - она нарочно хочет заставить убить ее! Эти русские непредсказуемые, сумасшедшие! Я накажу ее по-своему: она пойдет подарком Хорезм-шаху! Что, не ожидала? Ты смерти хотела? - изгалялся над Настенькой рассвирепевший хан. - Ты ее получишь! - увидев смятение в глазах девушки, злорадно произнес Котян, - Шах сумеет по достоинству оценить твои прелести! Будешь ублажать его своими ласками, а он раздавит твое хрупкое тело своей жирной тушей! - еще что-то собирался сказать хан, но Настенькин плевок остановил его на полуслове. Связанные руки не дали возможности наказать обидчика и она плюнула в противное, лоснящееся от жира и пота лицо хана, в его свинячьи глазки, горевшие злобой и похотью.
   - В обоз ее! Пойдет подарком в Хорезм! - вытирая лицо рукавом богатого, но грязного халата, прошипел Котян.
  

6

  
   Хорезм-шах Мухаммед уже имел триста жен, но никогда еще не отказался от красивой девушки, называя ее триста первой... Сколько их, несчастных, бесследно исчезло в закоулках шахского дворца?!
   Караван с подарками от хана Котяна прибыл в Хорезм накануне похода Мухаммеда на взбунтовавшийся Самарканд.
   - Я покажу им восстание! - кричал шах, я раздавлю это змеиное гнездо бунтовщиков! В Самарканде не хватит деревьев и веревок, чтобы перевешать всех, поднявших руку на тень Аллаха на земле!
   Сердитый и грозный шах направился в один из самых отдаленных покоев дворца. Подозрительный и недоверчивый Мухаммед говорил:
   - И стены имеют уши, но в этой комнате, затянутой коврами, не было окон и каких-либо ниш, где могли спрятаться нежелательные свидетели тайных разговоров. Эта комната походила больше на глубокий колодец, потому что свет в нее проникал только через отверстие в потолке. Это была приемная комната шаха, где он принимал с докладами и доносами главного советника, лазутчиков и соглядатаев, приносивших ему последние новости и дворцовые сплетни, здесь часто бывал и главный палач. Его визиты сюда всегда заканчивались чьей-либо смертью и черные воды стремительного Джейхуна (Аму-Дарьи) тихо принимали безмолвное тело, завернутое в ковер...
   Сейчас шах хотел выслушать своего лазутчика, прибывшего вместе с караваном хана Котяна...
   Невеселые думы одолевали шахскую голову: не нравилось шаху, что его подданные перестали трепетать перед ним, да к тому же стал он подозревать измену со стороны своего сына Джелаль-Эд-Дина. Сын был наполовину туркмен и вокруг него стали часто собираться отчаянные туркменские молодцы, не желающие подчиняться Хорезм-шаху.
   - Что делать, что делать? - сверлила мозг мысль. - Отправить сына подальше от столицы, чтоб не видеть его и не слышать о нем? Но там. вдали от меня, он станет еще смелее и соберет вокруг себя всех недовольных и мятежных ханов и тогда великий Хорезм развалится , как рассеченный надвое арбуз... Нет, пусть уж лучше он будет здесь, у меня на глазах, тогда я вовремя смогу принять меры, чтобы укротить непокорных! - к такому решению пришел шах и, слегка успокоенный, вошел в тайную комнату.
   - Ну, что интересного узнал ты? Какие вести принес от кипчакского хана Котяна? Чего он хочет от нас, ведь неспроста он прислал обоз с подарками, - медленно говорил шах, поудобнее усаживаясь на подушках.
   - Страх перед нашествием какого-то Чингиса, монгольского хана, гонит Котяна с насиженных мест, - почтительно склонившись перед шахом, произнес лазутчик. - Котян уверяет, что Чингис имеет страшную силу и что скоро эта сила двинется на Хорезм, а по пути раздавит кипчаков (половцев). Он просит разрешения пересечь границы Хорезма и укрыться в степях возле вечно беспокойного Хорезмского (Аральского) моря. За эту услугу хан обещает свою помощь в войне с Чингисом, сказал он. Повисшая на некоторое время тишина, заставила лазутчика украдкой взглянуть на Мухаммеда, и, подняв глаза на шаха, он не на шутку испугался: шах стал багроветь на глазах, приподнимаясь с подушек.
   - Помощь мне?! В войне?! Да как он смеет предлагать мне такое?! - вскричал шах. - Мне ли бояться какого-то дикаря-степняка?! В своем ли уме Котян? Я - тень Аллаха на земле, хранитель веры, непобедимый и всемогущий Хорезм-шах одним взглядом развею этот сброд! Котян старый и жирный дурак, если осмеливается даже думать так! И воины его уже не сидят в седлах, и не ищут богатую добычу! - бушевал разгневанный шах, пиная ногами распростертое на полу тело доносчика.
   - Говори, видел ли ты сам этого Чингиса? - хватая за бороду и приподнимая таким образом голову обезумевшего от страха и ужаса лазутчика, кричал ему в самое ухо шах.
   - О, всемогущий! Чингис маленький и злобный старикашка, недостойный даже праха с твоих ног! И воины его маленькие и никчемные, ездят на лохматых лошадках, которых и близко нельзя сравнить со скакунами великого Хорезм-шаха! Прости неразумного раба твоего за столь дерзновенные речи! Это от слабоумия и недомыслия я позволил себе произнести недостойные слуха величайшего из великих слова! - витиевато причитал, лобызая ковер у ног шаха, лазутчик, про себя думая: - Кой черт меня дернул говорить правду тому, кто ее не хочет слышать?! Говорил же мне Тимур-Мелик быть осторожным в разговоре с шахом!
   Пытаясь отвести негодование шаха от своей головы, он попробовал перевести разговор на более приятную тему и в безопасное русло:
   - Хан Котян прислал тебе, о всемилостивейший, богатые подарки, а среди них одна сверкающая жемчужина, красавица, какой еще не было в шахском дворце! Это уруска с голубыми молниями в глазах. Хан обещает, что она зажжет твою кровь и заставит ее быстрее бежать по жилам великого хана, развеет плохое настроение и принесет удачу и много приятных минут!
   По начавшему добреть лицу шаха лазутчик понял, что гроза миновала, поэтому больше не рискнул возвращаться к прежней теме разговора и распространяться об опасности, грозящей всему народу Хорезма. Он не сказал шаху, что дикий варвар Чингисхан огнем и мечом покоряющий целые страны и народы, завоевывал их вовсе не для того, чтобы пользоваться плодами труда покоренных, а чтобы просто уничтожить их, стереть с лица земли... Промолчал он и о том, что помощники Чингисхана тоже под стать ему: Джебэ, Хубилай, Чжелмэ и Субудай - четыре разъяренных цепных пса с окровавленными клыками и железными сердцами, не знающими пощады. Они пьют росу, ездят на ветре, вместо конской плети у них кривые сабли. Псы уже спущены с цепи, у них текут слюни, они радуются предстоящей кровавой бойне... Не сказал лазутчик и о том, что узнал о войске Чингисхана:
   что в нем жесточайший порядок и закон, написанный самим Чингисханом: что если в бою из десятка воинов отступит и побежит от врага хоть один, то казнь ждет всю десятку; если в сотне побежит десяток, то казнят всю сотню; если в тысяче сотня откроет брешь в обороне, казнят всю тысячу... Не поведал он и о том, что монгольский воин самой жизнью приготавливается к военному делу: он с малолетства в седле, в руках всегда лук и стрелы, копье и меч. Кочевая жизнь и охота "загоном" приучала их к взаимодействию и взаимовыручке, к жесткой дисциплине, а выпадавшие на их долю трудности закаляли как тело, так и характер. Они не страшились смерти, а смело смотрели ей в глаза.
   Но ничего из этого не услышал шах, так как не хотел слышать, а потому не мог оценить по достоинству противника, нацелившегося на Хорезм. Самоуверенный шах считал, что кочевые племена не смогут ни противостоять его войскам, ни штурмовать его крепости. Запутавшись во внутригосударственных противоречиях и дворцовых интригах, он больше боялся своих подданных, чем кочевников...
   Судьба ворожила удачу Чингисхану и его верным псам...
   А пока шах не без удовольствия слушал медоточивые речи лазутчика, а его губы кривились в похотливой ухмылке. Ну, что поделаешь, любил Мухаммед лесть и подарки!..
   - Жемчужина, говоришь? Поди, врет Котян. Но я все-равно хочу взглянуть на нее, - сказал шах и негромко хлопнул в ладоши.
   В ту же минуту на пороге выросла согнутая пополам фигура векиля.
   - Займись немедленно подарком для меня от Котяна. Я хочу видеть ее как можно скорее, - сказал Хорезм-шах, взмахом руки отпуская лазутчика, который с радостью покинул тайную комнату, вознося благодарственные молитвы Аллаху за то, что остался жив...
  

7

  
   Невольницы долго натирали чисто вымытое тело Настеньки благовониями. Сначала она сопротивлялась, а потом удовольствием отдалась на волю мягким и нежным рукам: очень уж она устала за последние дни. И теплая ванна была очень кстати после долгой и изнурительной дороги. Она испытывала наслаждение, когда девушки растирали ее затекшие от тугих веревок руки и ноги, и закрыла глаза. Караван-баши связал ей не только руки, но и ноги, после того, как она пыталась убежать. Настенька не боялась потеряться в бескрайней степи, если бы ее замысел удался. Она давно заметила черного верного пса, ее любимого Буяна, который неотступно следовал за ней сначала в стан Котяна, а потом и за караваном в Хорезм. Буян чуял опасность и не приближался к Настеньке, только по ночам давал о себе знать призывным воем. Он обязательно вывел бы Настеньку, нашел бы дорогу домой, если бы только ей удалось обмануть стражников, но... Большую часть дороги в Хорезм Настенька, как поверженная березка, тряслась в повозке среди сундуков и бурдюков, наполненных драгоценностями. Она не понимала, почему ее не убили, как других пленников, пытавшихся оторваться от каравана и сбежать. Не приняла Настенька всерьез слова Котяна о драгоценном подарке Хорезм-шаху. А Котян возлагал на нее большие надежды, думая, что строптивая и непокорная наложница внесет разнообразие в скучную жизнь шахского гарема и зажжет сердце увядающего шаха любовью к себе и милостью к тому, кто преподнес столь приятный подарок...
   Вдруг Настенька почувствовала какое-то постороннее присутствие и, открыв глаза, увидела торопливо упорхнувших невольниц, а возле нее оказался очень красивый молодой мужчина, бесцеремонно разглядывающий ее обнаженное тело. Настенька вскочила, схватив одной рукой простыню, а другой баночку с благовониями и запустила в бесстыдные глаза мужчины. Лицо ее пылало краской стыда и негодования, а рука уже нащупала следующую баночку с розовым маслом, которая тоже полетела в уже известном направлении. Мужчина ловко поймал первую баночку и, поставив ее на место, непринужденно увернулся от второй. А в руках Настеньки уже был новый сосуд с благовониями, но метнуть его она не успела, мужчина вовремя успел перехватить ее руки. Лицо его было серьезным и бесстрастным, но глаза весело смеялись.
   - Не бойся, красавица, я - евнух, приставленный к тебе, - сказал он, опуская ее руки и забирая сосуд.
   - Мне поручено обучить тебя правилам поведения в гареме, хорошим манерам и искусству любви. Мы подберем тебе неповторимый наряд, в котором ты будешь пленять и очаровывать великого Хорезм-шаха, - зажегшиеся было искорки веселья в глазах евнуха после выходки Настеньки, начали гаснуть по мере того, как он подробно объяснял для чего ее привезли сюда.
   - Ты предназначена для услады великого шаха и должна быть покорной и покладистой, выполняя все его прихоти и самые невероятные желания, - говорил он.
   До сознания Настеньки, наконец, стал доходить смысл сказанного только после того, как евнух попытался не словами, а руками объяснить правила поведения наложницы в присутствии шаха, какие сладострастные позы должна она принимать, чтобы быть приятной и желанной ему. Звонкая пощечина прекратила поток слов лишь на мгновение, а потом евнух продолжил опять, потирая щеку:
   - Ничего тебе не поможет, все-равно ты станешь наложницей шаха, - грустно сказал он и вышел.
  

8

  
   Почти целую неделю шла открытая война между Настенькой и евнухом. Лишь только он входил в ее комнату, она набрасывалась на него с кулаками и криками:
   - Вон! Пошел вон отсюда! Блюдолиз проклятый!
   Давно надо было поставить на место эту зарвавшуюся гордячку. Стоило только сказать главному векилю, как ее тут же высекли бы, выбили бы дурь из ее головы, и она стала бы покорной, как все. Но что-то удерживало евнуха от такого шага. Сила, которую чувствовал евнух в этой необузданной юной девушке, вызывала у него чувство восхищения и ему становилось до боли жаль ее, лишь только он представлял себе ее, привязанную к столбу и исполосованную плетью. Мало помалу и Настенька стала успокаиваться, привыкая к евнуху, ведь к ней больше никто не приходил, кроме него. Евнух больше не заводил разговоров о шахской постели, но все чаще они разговаривали о жизни за стенами дворца и в самом дворце. Потихоньку евнух пытался внушить Настеньке мысль о смирении, уверяя ее, что так проще жить.
  
   Главный векиль, подстегиваемый недовольством шаха, стал требовать от евнуха скорейшего завершения обучения новой наложницы. Стремясь ублажить грозного, но сластолюбивого шаха, он уже придумал новую игру с участием этой новенькой.
   - Я преподнесу ему ее, как сладкий шербет на прекрасном блюде в обрамлении не менее обворожительных наложниц, - думал он.
   Любовные игры стали неотъемлемой частью шахской жизни, отвлекая его от нерадостных мыслей. И все это, благодаря французскому посланнику, прибывшему год назад в Хорезм. Его фантазии были неистощимы, и векиль часто пользовался его услугами, чтобы развлечь шаха Мухаммеда. Каждая новая игра сначала опробовалась посланником и векилем, а потом уже преподносилась шаху с обязательным присутствием в его игре девственницы, чтобы шах ничего не заподозрил. Если бы шах узнал о проводимых репетициях, не сносить бы векилю головы, но пока всю жизнь шахского дворца он умело держал под своим жестоким контролем: векиль узнавал все новости раньше шаха и сортировал их. Одни он разрешал донести до слуха шаха, а другие обещал сообщить шаху сам или просто уничтожал источник новостей с помощью палача.
   На этот раз готовилась темная комната, в которой старый шах не смущаясь, будет ловить бегающих вокруг обнаженных наложниц, те будут пугаться и визжать чем раззадорят увядающий шахский дух. Когда шах будет готов к любовной битве, по знаку незримо присутствующего векиля, одна из девушек быстро введет Мухаммеда в хорошо освещенную комнату, где на благоухающих подушках будет красиво разложено тело новой жертвы. Шах должен по достоинству оценить новую игру и, естественно, осыпать векиля золотом. А потому надо быстрее готовить эту новенькую, она должна ублажить шаха, чтобы золота у векиля стало намного больше, а шах на время забыл о государственных делах. Поэтому векиль отдал распоряжение евнуху о быстрейшем завершении соответствующего обучения следующей наложницы. И, подгоняемый недовольством векиля, евнух возобновил свои уроки...
  

9

  
   Настенька все это время так и ходила в простыне: одежды ей не давали специально, приучая ее к обнаженности. И простыню евнух должен был забрать, но все не решался. Настенька обернула ее вокруг своей груди и ходила так, будто на ней был сарафан, только без плечиков.
   Лишь только руки евнуха коснулись обнаженных плеч девушки, краска стыда залила ее щеки, а ее глаза метнули молнии, и она грозно произнесла:
   - Ты опять взялся за старое?!
   - Ты должна стать любимой наложницей шаха, иначе тебе здесь не выжить, - будто извиняясь, произнес евнух. - Ты не представляешь, в какое змеиное гнездо ты попала! Здесь наложницы исчезают, как по мановению волшебной палочки! И только особо замеченные шахом остаются жить, обласканные его милостью. Ты должна так ублажить его, чтобы мысли шаха были заняты только тобой, твоим телом, потому что здесь ценятся только тела, никого не интересует, что ты думаешь, как переживешь, что ты чувствуешь. Только телом ты можешь добиться хорошей жизни здесь.
   - Никогда! Слышишь, ты, проклятый скопец, никогда этого не будет! Никогда я не сделаю этого! - стыда не осталось на лице Настеньки, только гнев и ярость сменяли на нем друг друга. Она носилась по комнате, переворачивая все на своем пути, что попадалось под руку, сейчас же летело в голову евнуха, который устало опустился на пол и виновато закрыл голову руками. Настенька, как фурия, подлетела к нему с кувшином в руках:
   - Я убью каждого, кто приблизится ко мне! - и занесла кувшин над головой евнуха, но, вдруг, остановилась. Она увидела в поднятых на нее глазах столько боли, что ее собственная беда отступила, стала совсем маленькой по сравнению с той рекой скорби, что лилась из лучистых глаз евнуха... Гнев Настеньки сразу пропал, и она сказала:
   - Не бойся, я не убью тебя, скопец. Ты ведь даже не мужчина...
   - Лучше бы мне умереть, чем слышать и видеть все это! - едва сдерживая рыдания, сказал евнух. - Ты разбудила в моей душе то, что, казалось, навсегда похоронено и забыто! Я ведь тоже русский... Семи лет от роду я попал в Хорезм рабом и был продан на невольничьем рынке злой и коварной царице Туркан-хатун, матери нашего шаха. Красота детского личика пленила ее, а еще более поразил ее мой голосок, переливавшийся, как ручеек. Ей захотелось иметь в услужении такого мальчика, а чтобы дольше наслаждаться моим пением, она оскопила меня...
   - Так ты русский?! А почему ты мне об этом не говорил? Почему ты позволил сделать с собой то, что возможно только со слабым? Почему ты не убил себя, чтобы избежать позора? - засыпала евнуха вопросами без ответов Настенька.
   - А почему ты здесь? Почему ты еще жива? Почему нежишься в руках невольниц? - гневно бросил ей в ответ обиженный евнух.
   Настенька опустила голову:
   - Ты прав... Но мне не дали возможности убить себя... Помоги мне в этом, ведь мы с тобой одной крови! Не допусти, чтобы надо мной надругались!
   Евнух печально покачал головой:
   - Как я тебе помогу? Да и что я могу? Правду ты сказала, я - проклятый скопец, призванный обучать шахских наложниц премудростям любовной игры, хотя сам ни разу не испытавший этой самой любви... Здесь вокруг только грязь и порок, ложь и недоверие. Медоточивые уста произносят хвалебные речи, а рука под полой халата сжимает кинжал...
   - Кинжал! Вот что мне нужно! Достань мне кинжал! Дай мне его, чтобы я могла сразу покончить и с шахом, и с собой! - взмолилась Настенька, сидя на полу рядом с евнухом.
   - Нет! Ты с ума сошла, такое говоришь! - замахал на нее руками евнух, а потом, подумав, произнес: - Ты не умрешь, я помогу тебе бежать! Ведь я знаю все ходы и выходы во дворце. Пусть это будет последний день в моей жизни, но я не отдам тебя на поругание! - сжимая кулаки, сказал он.
   - Бежим вместе, - произнесла Настенька, опуская свою голову на плечо мужчины.
   - Нет, кто-то должен будет подольше скрывать твое исчезновение из дворца, а потом пустить шахских ищеек по ложному следу, - гладя Настеньку по волосам, говорил евнух.
   - В городе у меня есть друзья и когда ты выберешься за пределы этой тюрьмы, беги на базар, там найдешь лавку с большой подковой над дверью. Там торгуют конской сбруей. Спросишь деда Славка, это наш, русский, он тебе поможет, за этим он и сидит на базаре, чтобы вызволять и переправлять попавших в беду наших соплеменников. Ты только держись, не раскисай. Я все подготовлю и выведу тебя отсюда, - шептал евнух Настеньке.
   - А чего ты сам не бежишь отсюда? - спросила она, поднимая голову и заглядывая ему в глаза.
   - А куда мне бежать? Я никого не помню, даже не знаю, откуда я родом. И здесь я на своем месте, а там кому нужен евнух? - снова загрустил он.
   - Ты вселил в меня надежду, я даже не знаю, как тебя благодарить! Как зовут-то тебя, за кого Богу молиться? - тихо сказала Настенька.
   - Родные называли меня Глуздырем (Птенцом), а какое имя было у меня при крещении, то мне не ведомо, - горько усмехнувшись, сказал евнух, вытирая рукавом снова наполнившиеся влагой глаза.
   - Хочу тебя предупредить, что как только я объявлю векилю, что ты готова к встрече с шахом, за тобой станут очень тщательно наблюдать. Поэтому будь очень осторожна, в этом дворце и стены имеют уши! Да поможет нам Бог! - произнес он и вышел прочь.
  

10

  
   Очень долго тянулось время в ожидании свободы... Настенька металась по комнате, пытаясь выглянуть в окно, но у нее ничего не получалось: окна были расположены так, что было видно только небо и бегущие по нему облака...
   Наконец настал долгожданный час... Вошедший в комнату Глуздырь нес на вытянутых руках облако одежды из голубого шелка. Настенька недоуменно уставилась на прозрачное платье: - Разве можно ЭТО надевать, ведь оно подобно паутине, - пронеслось в ее возбужденном мозгу.
   Глуздырь подошел к постели и, наклонившись, разложил наряд. Это были легкие шаровары с широким поясом из такой же ткани и накидка, больше похожая на повязку, предназначенная для девичьей груди.
   - Надень это, - сказал евнух Настеньке, - сегодня ты отправишься к нашему высокочтимому шаху Мухаммеду, - и добавил еле слышно, - сегодня, после вечерней молитвы. - Глуздырь опять повернулся к постели и повторил:
   - Надень это.
   - Ты что, с ума сошел? - гневно сверкая глазами вскричала Настенька, - сам надевай эту пакость! - и, сложив руки на груди, величественно отвернулась.
   Глуздырь подошел к ней, властно взял за плечи, повернул лицом к бесстыдным одеждам и подтолкнул легонько: - Надевай! - громко сказал, а на ухо шепотом добавил: - только осторожно!
   Настенька нерешительно взяла в руки повязку и чуть не вскрикнула от радости: под ней, прикрытый поясом, лежал тонкий туркменский кинжал. Она тут же опустила повязку на место и сказала: - Спасибо, - и хотела еще что-то добавить, но увидела, что евнух как-то неестественно заморгал, словно пытался ее остановить.
   - Одеться тебе помогут невольницы, - сказал и направился к выходу Глуздырь.
   Только за ним закрылась дверь, как Настенька выхватила кинжал и, вместо того, чтобы незаметно спрятать его в подушках, быстро поцеловала, прижала к груди, потом несколько раз взмахнула, будто целясь в грудь невидимого противника, зло произнесла: - Ну, шах, теперь посмотрим, кто кого!
   Она совсем забыла предупреждение Глуздыря об осторожности...
   А в это время за ней внимательно наблюдал главный советник-векиль... Отвернувшись от стены, в которой было совсем незаметное отверстие для подглядывания и подслушивания за происходящим в комнате для избранных пленниц, он хлопнул в ладоши. Два здоровенных охранника тут же выросли перед ним, как из-под земли.
   - Евнуха - на кол, - отведите его к главному палачу, - и опять повернулся к стене, заглядывая в комнату Настеньки...
   А Настенька едва успела спрятать кинжал под подушки, как в комнату впорхнули невольницы, они передвигались совсем неслышно, будто и не касались земли. Они стали суетиться возле нее, надевали на Настеньку массу украшений, причесывая и расправляя складки на одежде, делая все это одновременно.
   Трижды прокричал муэдзин, призывая всех на вечернюю молитву...
   Невольницы, словно стайка испуганных птиц, исчезли из комнаты, лишь только векиль появился на пороге. Он немного постоял, любуясь игрой красок на лице Настеньки, на ее полуобнаженное тело, прикрытое только для соблазна прозрачной одеждой, и решительно подошел к ней. Так же молча дернул за пояс, но под ним кинжала не было, он оттолкнул Настеньку и стал разбрасывать подушки в поисках оружия.
  
  

11

  
   - Я своих распоряжений не меняю! - гневно сказал Мухаммед, - я увижу эту дерзкую девку, чтобы самому наказать ее по заслугам! В назначенный час приведешь ее в ковровую комнату! А евнуха немедля посадить на кол! И чтобы эта негодница видела его смерть!
   Волосы на голове Настеньки зашевелились, когда она увидела насаженного на кол Глуздыря. Кинулась бы к нему:
   - Это я виновата, меня казните! - но ее крепко держал векиль.
   Глуздырь вымученно крикнул:
   - Прости меня, Настенька, что не смог тебя спасти из когтей этих хищников! - Душераздирающий вопль был продолжением его речи, - помолись за меня!
   Словно горлица в силках забилась Настенька в руках векиля, сникла, как подкошенная березка, ватные ноги совсем отказывались служить ей, и стояла она только благодаря державшему ее мучителю...
   Очнулась Настенька, когда ее почти тащили куда-то, сопротивляться не было сил, и она отдалась на волю случая. Ее втолкнули в узкую и длинную комнату сплошь затянутую коврами. Настенька упала лицом вниз, полежала, съежившись, словно ожидая удара, потом перевернулась на спину, огляделась. Высоко в стене увидела небольшое окошко, на противоположной стене - такое же с узорчатой решеткой, которое вскоре осветилось, там, видно, поставили свечу.
   - Оттуда за мной наблюдают "глаза и уши" шаха, - безразлично подумала она. Очень высокий потолок терялся в темноте наступающей ночи.
   Настенька отползла от двери в дальний угол и настороженно прислушалась в томительном ожидании чего-то страшного. Неизвестность пугала пуще смерти. Она и не подозревала, что уже стала участницей новой шахской игры...
   Вдруг зашевелился ковер на двери и из-под него показалась звериная голова. В тусклом сумраке комнаты круглые глаза животного мерцали злым желтым огнем.
   Настенька вскочила, прижалась к мягкой стене: огромная пятнистая кошка по-хозяйски вошла в комнату, лениво потянулась, огляделась и неторопливо двинулась к Настеньке. Плавно двигаясь, кошка будто бы подчеркивала: смотрите и любуйтесь красотой моего сильного и мускулистого тела, его могучей грацией и прекрасной гибкостью! Животное будто выставляло себя на показ перед зрителями, зная, что не может не нравиться им. Ковровая комната жадно впитывала в себя любой звук, любой шорох, поэтому каждое бесшумное движение зверя казалось потусторонним... Кошка бестелесной тенью грациозно скользила по коврам и неотвратимо приближалась к Настеньке, неся с собой ужас, от которого шевелились волосы на голове...
   Каждой клеточкой своего враз окаменевшего тела Настенька чувствовала опасность, которую несла ей встреча со зверем... Кошка неторопливо прошла до середины комнаты и, вдруг, остановилась. Она лениво лизнула свою лапу и сначала присела, а затем и вовсе прилегла, положив морду на пол, стала разглядывать свою жертву, будто размышляя, с какой стороны лучше ее схватить. Настенька завороженно следила за каждым ее движением, особенно за ее пастью, которая стала щериться острыми желтыми клыками. Зверь еще лежал, а его длинный хвост стал сильно извиваться, ударяя по полу. Барс, а это был именно барс, сначала перекатился несколько раз с боку на бок, а потом начал снова медленно приближаться к Настеньке...
   Шах специально держал при себе барса-людоеда, чтобы с его помощью наказывать своих уличенных в неверности жен и для острастки непокорных. Он просто бросал их барсу, наблюдая, как зверь разрывает свою добычу. Иногда, для разнообразия, палач душил их здесь, а шах наблюдал за происходящим через окошко, иногда жертве просто отрубали голову, но это было не интересно. Гораздо с большим удовольствием шах наблюдал за игрой барса с человеком, обреченным на смерть. Потом жертву заворачивали в один из лежащих здесь ковров и уносили прочь из дворца.
   Шах, лениво развалившись на подушках, с удовольствием наблюдал за происходившим в нижней комнате. А в это время с десяток специально обученных девушек разминали и ласкали каждую складочку на его теле, подготавливая шаха к любовной игре. А он только молча шлепал их, когда кто-нибудь из них нечаянно загораживал ему окно. Мухаммед хотел видеть все, до мельчайших подробностей, хотел видеть ужас в глазах непокорной пленницы, слышать ее мольбы о пощаде.
   - Жаль, что света внизу маловато, не видно выражения ее лица, - думал шах. - Надо было бы перенести забаву на утро, но сильно невтерпеж, ни одна из невольниц еще не позволяла себе подобных выходок, поэтому нельзя откладывать наказание. Может, я ее и не накажу вовсе. А почему она не кричит и не просит о прощении? Зверь ведь может ее растерзать, а как же тогда я, и все эти приготовления? Что же все это зря? - уже сердился шах, боясь потерять возможность насладиться новой игрой да еще с такой необычайно красивой и непокорной девушкой.
   Инстинкт самосохранения заставил Настеньку медленно поднять за край один из ковров, закрываясь им от хищника. А барс, сыто урча, подползал все ближе и ближе...
   - Вот она какая, смерть моя! - подумала Настенька, сжимаясь и прячась под ковром.
   Сильный неожиданный прыжок - и зверь опрокинул ее на спину. Ударяя лапами, барс старался разодрать толстую ткань ковра, чтобы добраться до жертвы.
   - Последний час мой пришел! - мелькнуло и погасло в сознании бедной девушки. Она уже не чувствовала, как зверь катал ее по полу, завернувшуюся в ковер, пытался прокусить его, все более раздражаясь от бесполезных усилий.
   Шах разочарованно смотрел через окно, ожидая криков о спасении, но так ничего и не услышал.
   - Мне не нравится эта игра! - крикнул он векилю, - она умерла, наверное, от страха! Это все ты виноват! Уберите барса! - властно скомандовал шах и направился в нижнюю комнату.
  
  

12

  
   Настенька очнулась от нежных прикосновений ко лбу чего-то приятно прохладного. Шах держал ее на руках и проводил по лицу смоченным в душистом настое благовоний утиральником. Еще ничего не соображая, Настенька благодарно улыбнулась ему и вдруг заметила, что она лежит совершенно обнаженная перед этим стариком, на котором тоже ничего нет из одежды. Резко дернувшись в поисках привычной простыни, она почувствовала тянущую боль внизу живота и увидела кровь...
   - Я ранена? Где зверь? Что ты здесь делаешь, старик? Это ты меня спас? Кто ты? - засыпала шаха вопросами Настенька, прикрываясь руками от его неприятного взгляда.
   - Я - твой муж и повелитель, несравненная моя, - ответил самодовольно шах...
   Белый свет померк в глазах Настеньки. Больше никогда она не увидит своего любимого Ратибора, никогда не будет перебирать его локоны цвета спелой ржи, никогда не прильнет к его богатырской груди, не заглянет в бездонно-голубые глаза, никогда... Жизнь закончилась...
  
   Еще несколько раз Настеньку отводили в шахские покои для услады развращенного сластолюбца. Она уже не сопротивлялась его домогательствам, а молча лежала без движения, как холодная каменная статуя, и смотрела в потолок. Шах Мухаммед предпринимал много попыток, чтобы расшевелить это роскошное тело, прибегал даже к помощи опытных невольниц, но и у них ничего не получалось. Душа Настеньки витала где-то далеко за стенами дворца, а ее тело не откликалось ни на какие ласки...
   - Это не жемчужина, а жалкое подобие ее! - гневался шах, но почему-то не решался отдать распоряжение об удалении Настеньки из дворца навсегда...
   А тут подоспела и новая придуманная французом и векилем игра, которая увлекла и отвлекла его от мысли о растоптанной, но непокоренной пленнице...
  

13

  
   Наконец все было готово для похода на Самарканд... Шах выступил во главе своего войска для усмирения и наказания взбунтовавшейся черни...
   Прошел месяц... Всегда задумчивая, со взглядом, устремленным куда-то вглубь себя, Настенька была никому не нужной в этом огромном дворце, гудящем, как улей, с вечно снующими туда-сюда людьми, подчиняющимся каким-то неведомым ей законам...
   Оцепенение спало, и проснулась лютая ненависть в сердце Настеньки, когда она стала замечать изменения в своем состоянии: у нее стала болеть и наливаться грудь, к горлу часто подкатывала тошнота. Это ее и шаха плоть жила и развивалась в ней! Настенька ненавидела не только шаха, но и его будущего ребенка! Как от него избавиться, пока шахские блюдолизы не заметили и не известили всех еще об одном шахском отпрыске?! Что делать? Как быть?
   Упала Настенька на колени и обратилась к Богу с горячей молитвой, впервые за последний месяц:
   - Отче наш, иже еси на небеси, да святится Имя Твое, да придет царствие Твое... Помоги, Боже...!
   Сколько прошло еще времени, Настенька не знала, потому что постоянно ее взгляд был обращен во внутрь себя: она не замечала пинков, щипков и оскорблений, которым подвергали ее шахские жены. Ее мысли были заняты одним вопросом: как выбраться из постылого дворца? Сам векиль был в раздумье, куда определить эту наложницу, ведь шах не отдал никаких распоряжений на ее счет. А с шахом шутить опасно: убрать ее из дворца легко, но только вдруг шах вспомнит о ней?! А тогда не сносить головы векилю! Нет, уж пусть лучше бродит пока тенью по дворцу, а вернется великий шах, станет ясно, что с ней делать: то ли рассказывать шаху о том, как холил и лелеял в его отсутствие любимую наложницу, то ли подарить ее, как обещал, французскому посланнику. Настенька спала там, где заставала ее ночь, ела то, что давали ей тайком добрые служанки шахских жен. Она все время пребывала в состоянии ожидания чего-то, что должно было случиться не сегодня, так завтра...
   Однажды вечером она забрела в какую-то дальнюю комнату и, вдруг, узнала ее. Это была ковровая комната, в которой Настеньку травили ужасным зверем. В памяти отчетливо всплыли воспоминания того страшного дня... Непроизвольно попятившись, Настенька споткнулась о свернутый ковер, лежащий прямо перед ней, и упала. Поспешив подняться, она оперлась о ковер и увидела, что из него торчат чьи-то ноги. Дрожь, пробежавшая по телу, заставила ее плотно сомкнуть губы и закрыть рот руками. Возникло желание немедленно покинуть эту роковую комнату, но что-то ее остановило.
   В голове зазвучали слова Глуздыря: "А ночью трупы убиенных выносят из дворца завернутыми в ковер и топят в реке...".
   - Это путь к освобождению! - решила Настенька, - Или я умру, не сумев выпутаться из ковра, или я буду свободна!
   Быстро раскатав завернутый ковер, она оттащила уже окоченевшее тело лежавшей в нем удушенной девушки в дальний угол и, накрыв его ковром, закидала подушками. Сама Настенька улеглась на освободившееся место и, ухватив край ковра, быстро закрутилась в него. Мысленно она обратилась к убитой, с просьбой простить ее и обещанием обязательно прочесть заупокойную молитву, если сумеет выбраться из дворца...
   Ковер имел неприятный запах, сладковато-приторный запах крови. Дышать стало страшно тяжело, Настеньку чуть не вырвало и она подумала, что если сейчас что-либо не изменится, она не выдержит и выдаст себя. Но тогда ее ждет такая же участь, как и той несчастной, лежащей в дальнем углу под подушками...
   Раздались приглушенные шаги, и Настенька затаила дыхание. Тихие голоса о чем-то говорили, но слов было не разобрать, ее подняли и понесли...
   Ночь укрыла своим черным покрывалом уставший от дневного зноя город. Долгожданной прохладой, повеяло от близкой реки, сонно плескавшейся за стенами дворца.
   Настенька услышала более отчетливые голоса:
   - Давай хоть ковер заберем, а к телу привяжем камень, - сказал один.
   Настенька мысленно сжалась, боясь пошевелиться и ожидая скорого разоблачения, но другой голос возразил первому:
   - Нет, он весь в крови, перед этой женщиной на нем палач обезглавил мятежного хана по приказу царицы Туркан-хатун. Я видел, как его голова скатилась с плеч, хан даже вскрикнуть не успел! Если бы не ужасные струи крови, все походило бы на захватывающую игру в фокусы. У меня до сих пор мурашки по спине бегают при одном воспоминании об увиденном! Не жалей за ковром! Радуйся, что не твое тело в нем! - уже весело добавил тот же голос. До слуха Настеньки донесся плеск весел, а через некоторое время при тусклом свете луны в темные воды реки был сброшен ковер с привязанным к нему камнем. Затем над широким простором Джейхуна пронеслась- прошелестела песня:
   Весной в твоих садах распевают соловьи,
   В цветниках свешиваются алые розы,
   О, прекрасный Хорезм!
  

14

  
   Настенька выплыла только благодаря тому, что выросла на берегу реки и с детства плавала, как рыба. С трудом удалось ей выпутаться из сразу ставшего тесным ковра, она почти захлебнулась, когда ее голова появилась над поверхностью воды. Настенька тихо перевела дыхание, вздохнула поглубже и опять ушла под воду, потому что лодка была совсем недалеко. Отплыв под водой в сторону, она вынырнула опять, огляделась и поняла, что течением ее сносит к городу. Распластавшись на воде, Настенька отдалась на волю волн и вскоре была на берегу.
   - Свобода! Я - свободна! - радость плескалась в сердце Настеньки. Но первое опьянение от воли прошло очень быстро, уступив место озабоченности:
   - Где базар, о котором говорил Глуздырь? Как туда пройти? Как найти указанную лавчонку?
   Настенька сидела на берегу, обняв мокрые коленки, не зная, в какую сторону направиться. С наступлением ночи стало прохладно, она стала замерзать, надо было двигаться, но куда? Да ведь и одежда на ней была совсем не подходящей для прогулок по городу...
   Крепко задумалась Настенька и не заметила, как к ней подкрался сон и уложил ее голову прямо на согнутые колени. Это был сон человека уставшего от невзгод и, наконец, освободившегося от них. Ей снилась родная деревня, но не сгоревшая дотла, а с красивыми чистенькими избами, с зелеными садиками вокруг них и морем цветов. По этому цветочному полю к ней плыл ее жених Ратибор. Он громко и заливисто смеялся, запрокидывая голову, и манил Настеньку к себе рукой. Вдруг сзади него появилась огромная лохматая медведица и, встав на задние лапы, замахнулась, чтобы мощным толчком сбить его с ног...
   - Ратибор! - пыталась крикнуть ему Настенька, чтобы предостеречь, но не могла издать ни звука, у нее пропал голос...
   Проснулась она от повизгивания и прикосновения холодного звериного носа к своему лицу. Ей показалось, что она все еще в ковровой комнате и зверь с желтыми глазами наконец-то добрался до нее и приготовился растерзать. Настенька отпрянула и упала на песок. Быстро собравшись в тугой комок, вскочила на ноги и только сейчас узнала испугавшего ее зверя: это был ее пес, ее Буян!
   - Буянушко, родненький, как ты меня нашел? - пес радостно лизал лицо и руки Настеньки, крутился и прыгал возле нее так, что чуть опять не сбил ее с ног. Собачьи бока были до того запавшими, что можно было считать ребра на его спине, а черная шерсть висела клочьями на нем. Настенька присела, нежно гладя пса по голове, заглянула в преданные собачьи глаза:
   - Ты выведешь меня из города, Буян? - спросила она.
   Пес замер, сторожко повел ушами и зарычал. Настенька обернулась и увидела, что по берегу медленно брела нищенка с котомкой за плечами, а за ней, держась за юбку, шел мальчик лет семи.
   - Тихо, Буян! - остановила Настенька пса, готового броситься на путников.
  

15

  
   Который день, одетая в тряпье из котомки нищенки, Настенька брела по степи вслед за караваном, направляющимся в Самарканд. Буян был все время рядом, чутко прислушиваясь и принюхиваясь к каждому, кто находился рядом с Настенькой, будто проверял их на надежность. Очень не нравилась ему нищенка Фатима, взявшая их с собой в Самарканд.
   Караван состоял в основном из мародеров, двигавшихся вслед за войском Хорезм-шаха в надежде на поживу. Они всю дорогу роптали на жадность шаха и его воинов, так как после их "победного шествия" по мятежным владениям поживиться им было уже почти нечем. Войско шаха Мухаммеда было беспощадным и не оставляло камня на камне от оказывавших сопротивление поселений...
   Настенька очень устала и ей позволили держаться за одну из телег, чтобы двигаться быстрее. Свое лицо она нарочно вымазала грязью, длинную косу спрятала под тряпкой на голове, тонкие, точеные руки, хоть и перепачканные, но все равно могущие выдать ее молодость и красоту, она не вынимала из-под рваной кофты. Когда уже не было сил передвигать ноги, только тогда она хваталась за край телеги и тащилась за ней. Так они и добрались до Самарканда...
   Здесь Настенька немного отдохнула и решилась двигаться дальше, на родину, в свою родную рязанскую деревеньку, назад к деду Михайле, от которого ее так грубо и бесцеремонно забрали.
   Разгромленный и разграбленный Самарканд шах сделал своей временной столицей. Здесь был заложен новый большой дворец Хорезм-шахов, а в ознаменование своей победы Мухаммед решил выстроить еще и высокую мечеть. Слушая льстивые хвалебные речи о своей непобедимости и величии, он совсем забыл об опасности, грозившей ему и его государству...
   Наконец ханы, прибывшие в Самарканд вместе с шахом, потребовали исполнить его обещание и направить свои войска в кипчакские степи, чтобы расправиться с кочевыми племенами меркитов, потеснивших их кипчакские кочевья.
   Неспроста хан Котян бросился искать защиты у Хорезм-шаха: он прекрасно знал, что окружение Мухаммеда на три четверти состоит из кипчакских ханов. Ведь сама царица-мать Туркан-хатун была кипчакской принцессой и всегда благожелательно смотрела в сторону степи... Она всячески поощряла сына на то, чтобы он приблизил к себе как можно больше ее соплеменников, уверяя, что преданнее шаху и смелее в бою никого нет. И она добилась своего: кипчакские ханы уже могли своей многочисленностью заставить шаха принять нужное им решение. А это, в свою очередь, стало сильно пугать подозрительного Хорезм-шаха...
   Ранней весной шахское войско выступило в новый поход...
   Нищенка Фатима, пригревшая Настеньку, была приторно ласковой с ней, все время пыталась погладить ее, даже подкормить, грубо отбирая кусок у своего малыша. Настенька отказывалась, да и Буян не подпускал Фатиму близко к Настеньке. Лишь только нищенка приближалась к ней, шерсть на спине Буяна поднималась дыбом и он издавал грозное рычание, обнажающиеся клыки в его пасти говорили о том, что пес совсем не шутит. Не действовали на Буяна и уговоры Настеньки: он твердо стоял на своем и всегда находился между ними, будто ожидая подвоха от Фатимы.
   - Буян, ну как тебе не стыдно? За что ты так не любишь Фатиму? Ведь она моя спасительница, мы должны быть ей благодарны, а ты набрасываешься на нее, как на врага! - увещевала друга Настенька.
   Буян опускал косматую голову, часто и виновато моргал глазами, но снова и снова вырастал между ними, лишь только нищенка собиралась приблизиться к Настеньке.
   Обычно Фатима с мальчонкой уходила на рассвете, чуть только взойдет солнце, чтобы занять получше место у мечети. Буян оставлял Настеньку вслед за ней. Он был для Настеньки основным источником пищи, где и как он доставал еду, она не знала, но неизменно, часа через два после ухода, он появлялся с куском мяса или колбасы в зубах и Настенька честно делила все пополам.
   Нет, Буян не воровал, он просто сидел и ждал платы за то, чтобы он, огромный исхудавший пес с облезлой шерстью, ушел от лавки мясника или колбасника. Лавочники быстро поняли, почему их лавки покупатели обходят стороной и сначала просто пытались прогнать его прочь, но он опять возвращался и тогда они стали бросать Буяну, сидящему напротив входа в лавку, куски пищи. Получив плату, Буян тут же нес ее Настеньке и, подкрепившись, отправлялся к следующей лавке...
   Так они прожили в Самарканде две недели...
  

16

  
   Однажды Фатима, как обычно, ушла на заре, вслед за ней подался и Буян...
   Но нищенка ушла недалеко: стоило Буяну скрыться за поворотом, она вновь вернулась к Настеньке и, схватив ее за руку, потащила за собой. Сначала Настенька улыбнулась ей, но потом, увидев злобное выражение лица Фатимы, начала вырываться. Грязные цепкие пальцы нищенки крепко сжимали запястье Настенькиной руки, а слова, быстро слетавшие с губ, совсем сбили Настеньку с толку:
   - Пойдем, хватит сидеть, ты должна отработать за мое добро. Ты должна поработать, я нашла тебе хозяина, он будет о тебе заботиться. Пошли, быстро, быстро! - подгоняла Фатима упирающуюся Настеньку.
   Так они почти бегом и добрались до нужного дома, чудом уцелевшего после пожаров, учиненных войском Хорезмшаха. В этом доме расположился купец, прибывший в Самарканд с надеждой еще более умножить свое богатство на скупке и перепродаже ковров, да так и застрявший в разгромленном городе. Не хотелось ему уезжать с пустыми руками и он, удобно устроившись в пустом доме, стал потихоньку скупать у мародеров нехитрый товар.
   Однажды, проходившая мимо нищенка, пристала к нему с просьбой о подаянии. Не любил Махмуд просто так расставаться с деньгами и потому сказал ей:
   - Я - честный купец, продаю и покупаю товары, но не подаю просто так никому. Продай мне что-нибудь, я, может быть, и куплю. Но у тебя ничего нет, а потому - проходи мимо, не задерживайся! - и, довольный собой, отвернулся.
   Обиженная Фатима побрела дальше, бормоча себе под нос:
   - Продать, что тебе может продать нищенка?! Какой жадный купец: имея мешки золота не дать монетки бедной женщине! Ай-я-яй! - и, вдруг, ее осенило: - Продать!.. А жену ему не надо, купцу заезжему? - и быстро повернула назад.
   Купец с Фатимой быстро сговорились о цене...
   - У меня есть две жены: одна за хозяйством смотрит, другая - за детьми, но эти жены уже старые, мне нужна жена для услады, для наслаждения! - говорил Фатиме враз подобревший Махмуд.
   - Эта девушка не простая, это нежный и прекрасный цветок персика, ласковая и верная! Будешь, доволен, купец! - расхваливала свой товар подлая нищенка.
  

17

  
  
   Фатима втолкнула ничего не понимающую Настеньку во внутренний дворик и быстро захлопнула за ней калитку.
   Настенька ожидала, что Фатима войдет вслед за ней, объяснит, какую работу она должна выполнить, чтобы отблагодарить за то, что та вывела ее из Хорезма, но с удивлением заметила, что Фатима скорым шагом уходит по узкой улочке, а сама она стоит посреди чужого двора с глупой улыбкой на устах. Чувство растерянности быстро уступило место гневу, синие глаза метнули молнии:
   - Что за шутки проделывает с ней Фатима? Что это за дом? Зачем она привела меня сюда? - сердитые мысли хороводом кружились в голове Настеньки, пока она решала, что же ей делать.
   На пороге дома появился купец:
   - Вах, вах! Какой красивый цветок я приобрел! Ай-яй! Какая красавица! О, услада моих очей, входи в дом!
   - Это ты - хозяин, у которого я должна работать? - спросила Настенька.
   - Работать? О, нет, заря моего сердца! Работать есть кому, а вот радость доставить некому! - суетился вокруг нее купец, довольно пощелкивая пальцами и поцокивая языком.
   - О какой радости ты говоришь, почтенный? Фатима сказала, что я здесь должна отработать долг. Что я должна делать, скажи, я выполню любую работу, - говорила Настенька, поворачиваясь за бегающим вокруг нее купцом.
   - Ну, если то, для чего я тебя купил, для тебя работа, то она начнется ночью, - ухмыльнулся купец, - А сейчас ступай в дом, мне некогда, я спешу на базар, - сказал Махмуд и легонько подтолкнул Настеньку в объятия старухи, выползшей на порог дома.
   Плохо соображающая Настенька подумала, что старуха будет давать ей работу и обрадовалась, что избавится от очень неприятного ей купца.
   Старуха, молча ухватив Настеньку за руку, поволокла ее в дом. Здесь она начала придирчиво осматривать ее со всех сторон: щупала грудь, бедра, проводила шершавой ладонью по тонкой шее, сорвала, разодрала и без того рваную одежду Настеньки, бросила ее в угол и, что-то бормоча, уставилась на начавший слегка округляться ее живот. Настенька не сопротивлялась, ей и самой надоело это тряпье. Она подумала, что старуха раздевает ее и осматривает, чтобы дать вымыться и переодеться, ведь для работы по дому ее "наряд" совсем не годился.
   - Грязная девка! - закричала вдруг старуха и наотмашь ударила Настеньку по лицу.
   Щеку обожгло огнем, шершавая ладонь оставила на ней отпечатки и царапины. Настенька с силой оттолкнула сумасшедшую старуху:
   - Что с тобой, старая? Ум потеряла? - возмущенно закричала, - Чего ты на меня набросилась? Дай мне одежду и воду, а потом скажешь, что делать! Да, я грязная, но мне негде было мыться. А если вас с хозяином не устраивает что-либо, отпустите меня! В конце концов, ему решать, буду ли я работать здесь или нет! Не будь ты старой женщиной, я бы задала тебе трепку! - не могла остановиться Настенька.
   У старухи глаза от удивления чуть не вылезли на лоб: она была сбита с толку таким отпором. Она надеялась, и так всегда было, что эта следующая "новая" жена, купленная для услады, после отъезда купца из Самарканда останется здесь, ее не надо будет брать с собой и кормить лишний рот. Так думала старая жадная купеческая жена. Поэтому и вела себя с Настенькой как подобает вести себя с временной женой, то есть с наложницей, сразу указав ей ее настоящее место. Более того, старуха обнаружила, что купленная девчонка-наложница беременна.
   - Ты не девушка, ты уже была в объятиях мужчины! - вскрикнула старая женщина, всюду сопровождавшая своего мужа-купца. Она следила за его одеждой, готовила ему пищу, даже подбирала ему дешевых временных жен в каждом новом городе, где они бывали. Благо везде хватало нищих и обездоленных людей, готовых за краюху хлеба продать собственных детей не имеющим ни стыда, ни совести, богатым купцам. Переезжая в новый город, они бросали несчастных девушек на произвол судьбы. Их не интересовало, как эти несчастные и обесчещенные девушки будут жить дальше. Для них была превыше всего нажива, а эти постоянно сменяющиеся "жены" - обуза, от которой необходимо избавиться. И они избавлялись...
   Но эта строптивая новая наложница, вместо благодарности за предоставленный ей кров и пищу, сама нападает, к тому же сердится и ругается...
   - Как ты можешь стать женой моего мужа, если ты - уже распечатанный сосуд, к тому же еще и беременная! - приходя в себя, начала тоже кричать старуха.
   - Да, беременная, но это вовсе не твое дело! Меня взяли на работу, а работать я могу в любом состоянии! Не нравится - я уйду сейчас же! - сердито выговаривала Настенька, собирая свои лохмотья и, в сердцах, даже заплакала: - Зачем ты порвала мою одежду, как я теперь ее надену, как пойду по улице?!
   - Никуда ты не пойдешь, пока не вернется хозяин и не узнает всего! - решила старуха, выходя прочь из комнаты.
   Дверь с шумом захлопнулась за вредной бабой и Настенька поняла, что ее опять запирают, что она опять стала полонянкой...
   - Опять неволя! - пронеслось в голове. Настенька бросилась на дверь и стучала в нее, пока без сил не опустилась на пол. Никто не хотел слышать и откликаться на ее зов о помощи...
   - Никто меня не спасет! - заплакала Настенька, - даже Буян не знает, где меня искать.
   Она опять и опять начинала кричать и стучать в запертую дверь, звала Буяна, уговаривала старуху выпустить ее, но ответом ей была тишина...
   Наступила ночь, но к ней никто не приходил, будто все забыли о ее существовании. Настенька в который раз горько заплакала, вытирая соленые слезы ладошкой, свернулась калачиком, кое-как стягивая полы разодранной одежды и прикрывая свою наготу. Постепенно слезы высохли, и Настенька погрузилась в тревожный сон.
  

18

  
   - Не может быть, чтобы она была беременна! - бушевал купец, - Ты все врешь, старуха! Ты не хочешь, чтобы я взял себе жену сам, без твоего участия, поэтому лжешь! Лжешь! Лжешь! - топал ногами неудавшийся муж.
   - Ты всю жизнь мою следишь за мной, шагу не даешь ступить! Везде лезешь! Ты мне надоела! Пошла прочь отсюда! - запустил подушкой в старуху Махмуд, когда та поведала ему о состоянии купленной им девушки.
   Да, старая досталась Махмуду жена... Но вместе с нею к нему пришло и богатое приданое, а выкуп за жену платить было некому, ведь все родичи богатой Ханум погибли во время набега кочевников. Оставшись одна, она очень горевала за потерянными ею мужем и детьми, дела, в принадлежавшей ей лавке, шли из рук вон плохо - она не умела правильно управлять доставшимся ей наследством.
   Отец Махмуда, хитрый и ловкий купец, быстро сообразил и женил своего двадцатилетнего сына на сорокалетней купчихе-вдове, прибрав к рукам все ее состояние. Купчиха же получила вместо мужа ребенка, о котором стала с радостью и самозабвением заботиться. А Махмуд, после смерти отца, стал еще более богатым и знатным купцом.
   Немного успокоившись и сорвав зло на своей первой жене, Махмуд захотел сам взглянуть повнимательнее на свою утреннюю покупку, но потом передумал и отложил смотрины до утра...
   Утром в комнату к Настеньке вошел купец, вслед за ним вползла согнутая фигура старухи. Махмуд подошел к быстро поднявшейся с пола Настеньке и стал придирчиво осматривать ее фигуру:
   - Ты и вправду была с мужчиной? - недовольно и сердито спросил он.
   - Не твое дело! - вспыхнула Настенька, заливаясь краской стыда, а сама подумала: - Разве можно назвать мужчиной того старого козла, что обесчестил меня?
   - Меня привели сюда для работы, а вы держите меня взаперти, - вскинула гордую голову Настенька, - Отпустите меня, если я вам не подхожу, - переводя взгляд с купца на старуху, с мольбой в голосе проговорила она.
   - Отпустить?! - выпучил глаза купец, - Да знаешь ли ты, сколько я за тебя заплатил, а теперь просто взять и отпустить?! Нет! Ты - моя! Моя собственность! И если не можешь сейчас стать моей женой и делить со мной постель, то пока будешь рабыней, а потом посмотрим! - сказал Махмуд и победно взглянул на старуху: - Не будет по твоему, старая, теперь я сам буду выбирать себе жен!
   Махмуду очень понравилось командовать, и он решил еще покуражиться:
   - Ты заплатишь мне сполна за обман, грязная тварь! - замахнулся купец, чтобы ударить Настеньку, но синие молнии, метнувшиеся из ее глаз, сразили его наповал. Рука медленно опустилась, и рассерженный купец вышел из комнаты, бросив старухе:
   - Пусть выполняет работу по дому, пока не родит, только не дай ей сбежать, головой отвечаешь!
  

19

  
   Прошел месяц или два, Настенька забыла счет дням. От усталости она просто валилась с ног с наступлением ночи, и только толчки живого существа внутри нее говорили о прошедшем времени...
   Старуха еще до зари поднимала Настеньку, заставляя ее ворочать тяжелые котлы для приготовления пищи. Вся грязная работа доставалась Настеньке. С утра до позднего вечера бегала по двору Настенька под неусыпным взором старухи, которая всегда была недовольна и на чем свет стоит ругала рабыню. Купец тоже норовил нагрузить ее непосильной работой, втайне надеясь сорвать ее беременность. По его приказу Настенька таскала тяжелые ковры в дом и из дома, вытряхивала из них пыль, без конца что-то чистила, скоблила, мыла...
   Потихоньку да помаленьку торговля у купца налаживалась, настроение у него улучшалось.
  
   Пришла весна, и пришло время собираться Махмуду в дорогу: он закупил достаточное количество ковров и домашней утвари и решил двинуться с караваном на Русь...
   Желая досадить своей старой жене-матери, он взял с собой и Настеньку...
  
   Караван медленно двигался по бескрайним просторам степи. Дорога, ведущая на Русь, была известна только караван-баши. Как он находил ее среди песчаной пыли и островков ковыля, одному Богу известно.
   Злая старуха не разрешала Настеньке сидеть на повозке, но, боясь, что она убежит, привязала ее кожаным ремешком к повозке, заставляя мерить шагами расстояние к родным краям.
   Много раз могла и хотела сбежать Настенька, но ведь караван шел к ней на родину, а сама она не добралась бы туда без пищи и воды. Да и по ночам волки так завывали, что становилось жутко. Но одно согревало душу Настеньки: на расстоянии от каравана, не отставая от него, двигался ее верный Буян... Приблизиться к Настеньке он не мог, Махмуд уже не раз заставлял стражников стрелять по этому надоедливому и настырному волку, как думал купец, но стрелы не достигали цели. Буян уходил от них без труда, благодаря большому расстоянию между ними.
   Вовремя ушел из Самарканда Махмуд: из разоренной Бухары к городу стали стекаться войска Чингисхана и после шестидневной осады город пал. После этого также быстро были разрушены и разграблены древний Мевр и Гургандж - столица династии хорезм-шахов. Но шаха Мухаммеда там уже не было: он бежал все дальше и дальше на запад, бросая под копыта монгольских коней свои земли и богатые города...
   А караван Махмуда уже приближался к кипчакским степям. Здесь уже знали о монголах, испытали на себе последствия набегов этой неуемной орды и, кто мог, старались уйти подальше в русские или венгерские земли.
  
   Войска кипчакского хана Котяна уже бились с монголами в стране аланов (осетин), пытаясь остановить непрошенных гостей, но те обманом и подкупом смогли посеять рознь в его войске и кипчакские ханы покинули поле битвы, уверенные в том, что с ними никто воевать не собирается. Положившись на честность "цепных псов" Чингисхана Джебэ и Субудая, предавшие алан кипчаки не ожидали нападения. А монголы, без особого труда разбившие сильно поредевшие отряды аланов, повели свои тумены на кипчакские кочевья и гнали их по берегам Дона до самого Хазарского (Черного) моря...
  
   Махмуду повезло: ни разу его путь не пересекся с путями монгольских отрядов. Только однажды на горизонте он увидел облако пыли и, подумав, что это монголы, бросился бежать, настегивая лошадей, подальше от этого места.
   Привязанная к повозке Настенька сначала бежала, затем, уцепившись за повозку, волочилась за ней по земле, а потом силы оставили ее и пальцы разжались и она свалилась в пыль. Кожаный шнурок впился в руку и являлся той единственной нитью, которая еще тащила Настеньку в родную Рязанщину...
   Перекошенное страхом и злобой лицо старухи мелькнуло перед потухающим взором Настеньки: - Нечего нас задерживать! - прошипела она.
   Взмах ножа - и Настенька осталась неподвижно лежать в придорожной пыли...
   Через некоторое время Махмуд понял, что ошибся и за его караваном никто не гонится, успокоился и продолжил путь, перестав нахлестывать лошадей. Но вскоре он заметил, что на последней повозке нет Настеньки и, остановив караван, набросился на старуху:
   - Где рабыня? Что ты с ней сделала?
   - Она не поспевала за повозкой, и я ее бросила издыхать на дороге, - ответила та.
   Купец страшно разозлился, рабыня ему очень нравилась:
   - Она скоро должна была родить и стала бы делить со мной ложе, а ты бросила ее! - кричал купец, садясь в седло, и погнал лошадь назад на поиски Настеньки.
  

20

  
   Хрупкое детское тело Настеньки, покрытое толстым слоем пыли, лежало на дороге: избитое и израненное оно не подавало признаков жизни. Настенька не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, ее ясные синие глаза подернулись поволокой и неподвижно уставились в небо, где маленькой точкой застыл степной орел.
   - Его добычей стану, - безразлично подумала Настенька и удивилась, что ей совсем не страшно умирать... Вдруг какая-то неведомая сила согнула непослушное тело и сразу же резко выпрямила и сознание Настеньки стало меркнуть, будто в хорошо освещенной комнате стали медленно по одной задувать свечи...
   Буян, все время бежавший чуть в стороне от каравана, увидел упавшую Настеньку и сразу же направился к ней. Вот она, его любимая хозяйка, он снова будет с ней и уже точно никому не позволит ее обидеть. Он нашел ее, он рядом с нею! Теперь они никогда не расстанутся, они опять будут вместе и он никогда больше не оставит ее одну! Но зла судьба - хозяйка молчит, она мертва! Буян лизал неподвижное лицо Настеньки, толкал ее носом, но она не отвечала. Ему хотелось выть так, как никогда он не выл. Он потерял ее, но все еще не верил в это. В верном собачьем сердце медленно угасала надежда...
   На горизонте появился всадник и Буян, схватив то живое, что осталось от Настеньки, побежал в сторону от дороги...
   Через некоторое время над безжизненным телом Настеньки склонился Махмуд:
   - Родила! Но где же ребенок? Где этот ублюдок? - озирался по сторонам купец. Далеко в стороне увидел убегавшего Буяна и решил, что это волк унес ребенка.
   - Ну и слава Аллаху, не надо о нем заботиться, - решил Махмуд и еще раз наклонился к Настеньке, - Жаль, мертва, или уже помирает. Жалко денег отданных за нее. И насладиться не успел этой красотой... Одно успокаивает, хоть немного она отработала затраченные на нее деньги. Проклятая старуха, это все она виновата! Взяла бы рабыню в повозку, она бы была жива, а так - хорони ее теперь! - Купец огляделся по сторонам еще раз: могилу копать ему совсем не хотелось. Еще раз оглянувшись и уверившись, что никого вокруг нет и осудить его некому он решительно сказал:
   - Волки да вороны ее похоронят! - и, вскочив на коня, Махмуд поскакал за караваном.
  

21

  
   Из-за бархана вышел старец с длинной седой бородой. Он приблизился к распростертому неподвижному телу Настеньки, нагнулся и прикрыл оголенные стройные ноги полой рваного халата, служившего ей платьем, заглянул в лицо:
   - Русская! Бедняжка, какая молоденькая и красавица к тому же! Какой злой рок бросил тебя в этот водоворот? Надо похоронить по христиански. Ишь, ирод нечестивый, бросил без погребения! - погрозил сухим кулаком в сторону умчавшегося купца старик.
   Приподняв совсем легкое тело Настеньки, старец поволок его за бархан, подальше от дороги. Осторожно опустил и хотел уже идти за мотыгой, чтобы выкопать могилу, но вдруг ему почудилось, что девушка тихо вздохнула. Старик нагнулся ниже и, о чудо, услыхал слабое дыхание!
   - Жива! А я чуть было ее не закопал! - всплеснул руками старец.
   Вдруг тело Настеньки напряглось и дернулось, и раздался детский плач.
   - Ах ты, Боже мой! Она еще и рожает! - испуганно вскрикнул старик.
   Он стоял в раздумье и не знал с чего начинать: то ли ребенка брать, то ли девушку. Наконец решившись, старик осторожно взял дитя и, перерезав пуповину, поднял его на вытянутых руках к небу и торжественно произнес:
   - Я понял, Боже, Твое предначертание мне! Я сделаю все, что в моих силах для этих двоих, посланных мне Тобой!
   Так Настенька попала в келью отшельника Никанора...
   Долгое время болела несчастная, избитая о дорожные камни Настенька. Много раз Никанору казалось, что она уже умерла, но вновь и вновь, прислушавшись, ловил слабое дыхание и, облегченно вздыхая, продолжал бороться за жизнь этой девочки. Наконец молодость и снадобья отшельника сделали свое дело: Настенька пришла в себя...
  

22

  
   Кипчакский хан Котян, понимая, что не сможет отсидеться в сторонке и монголы везде достанут его, узнав о разорении Хорезмского царства, помчался в Киев-град заключать с ними договор для противостояния нашествию.
   - Чингисхан - это серьезная сила и пришел он не на день. Его войско в одиночку не остановить, с ним бороться можно только сообща, - говорил степной хан киевскому князю, понуждая его собрать рать, - Если вы сегодня не поможете кипчакам, завтра монголы будут у ваших стен и ваши города превратятся в безжизненную пустыню, как города великого Хорезма! И тогда не будет спасения ни старому, ни малому! Так давайте же вместе кипчаки и урусы единым кулаком ударим по Чингисхану и отобьем у него охоту соваться в наши земли! - увещевал Котян князей и бояр, собравшихся в покоях киевского князя.
   Долго теребили бороды бояре да князья и, разведя руками, порешили:
   - Послать гонцов во все концы земли Русской, собрать всех князей на большой совет!
  
   На подворье Киевского князя Мстислава Романовича собрались почти все князья Киевской Руси. Стоят отдельно, каждый сам по себе, со своей свитой. Спорят, изредка переходят от одной группки к другой, ни столько что-то сказать самим, а больше послушать, что скажут другие, и свое мнение не спешат высказывать.
   - Нет веры ханам половецким! Ишь, кричат: "Исполчите полки! Помогите прогнать злых недругов!". Давно сами жгли наши города и села? Они - враги наши! Перебить их надобно прямо здесь! - говорили в одной группе, а в другой тихо шептались:
   - Чингисхан идет на Киев? Вот пусть и встречает его киевский князь! То его печаль и забота, чего нам встревать?
   На княжеское подворье забрел подозрительный странник, который вещал:
   - Придет с востока ранее неведомый народ и до основания изведет и погубит все земли. Этот народ - татары!
   В притихшей толпе вдруг раздался смелый и насмешливый голос:
   - Всю землю! Эка хватил!
   Странник встрепенулся недовольный раздавшимся тут и там смехом:
   - А разве не видно, что делается кругом? Конец миру пришел! Было знамение: явилась черная звезда, а лучи к востоку протянула! Это знак погибели христианской, которая уже не за горами! Это знак нашествия непобедимых врагов! Нет от них спасения никому!
   Все тот же задорный голос произнес:
   - Не каркай! Чего наплел тут? Половцев бивали, и это татарье, даст Бог, разобьем!
   Со всех сторон начали раздаваться голоса:
   - Откуда взялся сей черный пророк?
   - Чего раньше времени погибель кличешь, ворон?
   - Взять его и к князю отвести, пускай разберется! - сердито откликнулся статный и высокий воин из свиты рязанского князя.
   Загомонившая толпа поглотила странника, который бесследно растворился в ней...
   Нарастающий шум привлек внимание всех к воротам: двор княжеский стал наполняться ханскими подарками. Котян хотел любой ценой заполучить расположение киевских князей, поэтому дары были богатейшие: конюхи вводили отборных скакунов, закутанных в расшитые попоны, пастухи, щелкая бичами, загоняли ревущих верблюдов и невиданных громадных буйволиц с вилоподобными рогами. Свист и улюлюканье раздались в толпе, когда на подворье въехали телеги с сидящими на них заморскими пленницами, разукрашенными лентами и бусами.
   - Котян - хозяин в степи! Ишь, дары какие привез! Да, богат Котян!
   - Эка невидаль - дары богатые! Ты подумай, если богач, имеющий свою немалую рать, приехал просить помощи у нас, то, видать, действительно дела у него плохи! - сказал пожилой ратник, тяжело опираясь на копье.
   - А, может, Котян злое задумал? Богатыми дарами глаза нам муляет, а сам напасть на нас хочет и перебить всех сразу? Гляди-ка, сколько воинов с собой привел...
   Народу на подворье все прибывало. Нелегко было собрать всех князей воедино, но надвигающаяся беда сплотила непримиримых, гордых и упрямых, без конца враждующих между собой русских князей.
   Тут же в толпе бродил и сам хан Котян: он переходил от одного князя к другому и везде говорил:
   - Будем братьями! На всех одна погибель идет! Станем вместе - погибель отгоним! - и раздавал подарки налево и направо.
   Наступил полдень, а князья все ждали выхода киевского князя...
   - Мстислав Удатный, князь Галицкий приехал! - раздался возглас и во двор, спешившись в воротах, легкой походкой вошел Мстислав Галицкий - искусный воин и незаурядный политик. Котян стремительно бросился к нему: упал на грудь, разрыдался. Мстислав стал его зятем, женившись на дочери Котяна.
   - Плачет!.. - раздался шепот в притихшей толпе, - пусть теперь он поплачет! Сколько горя принес в наши земли, сколько женщин угнал в полон, на позор. Детей посиротил, стариков перебил, мужиков колодниками сделал! Пусть сам почувствует, что значат горькие невыплаканные слезы! К зятю кинулся, помощи ждет. Вот и будет Мстислав распинаться за богатого тестя, а кровушка наша польется...
   - Да цыть, ты! - прикрикнул старый воин, - не время обиды свои изливать, надо отбиться от Чагониза, а потом разберемся кто кому и чего должен!
   Наконец на крыльце появились дружинники, остановились по обе стороны лестницы, а за ними вышел киевский князь Мстислав Романович. Как только толпа увидела его, сейчас же во дворе поднялся галдеж недовольных князей. Со всех сторон неслось:
   - Зачем нас созывал? Зачем всех собрал?
   Киевский князь поднял руку, пытаясь остановить все нарастающий гул, но все новые и новые голоса, вливающиеся в общий гомон, перебивая друг друга, смешались в дикий шум. Князь беспомощно стал озираться по сторонам, будто ища поддержки. И поддержка пришла в лице Мстислава Удатного. Он легонько отстранил прилипшего к нему Котяна и будто взлетел на ступени крыльца. Его зычный голос враз перекрыл шум взбудораженной толпы:
   - Князья и воеводы честные! Удальцы русские! Забудем старые распри перед лицом врага неведомого! Татары уже двинулись на землю святорусскую! Так выйдем же к ним навстречу и примем их на мечи и секиры!..
   Еще долго бы спорили князья, но донесение разведчиков о передвижении татар к Днепру положило конец разногласиям. Так и не выбрав главного военноначальника в предстоящем походе, князья, каждый со своею ратью, отправились к Лукоморью, где по донесениям находились татары, чтобы захватить татарский лагерь врасплох и поживиться их награбленным добром...
  

23

  
   Отчужденный взгляд Настеньки медленно полз по черному закопченному потолку пещеры-кельи, перешел на стены и ниже, остановился на сидящем возле нее и дремлющем Никаноре, который, будто почувствовав ее взгляд, встрепенулся:
   - Вот и славно, вот и вернулась на землю душа заблукавшая, - поглаживая Настеньку по голове, произнес старец.
   Синие бездонные озера глаз девушки ничего не выражали, не видно было в них движения мысли...
   В углу тоненько пискнул ребенок. Этот звук пробудил чувство беспокойства в груди Настеньки:
   - Я должна была скоро родить, это, наверное, мое дитя... Но зачем оно так противно орет? Как это меня раздражает... - вновь теряя сознание, подумала Настенька.
   Ни она, ни Никанор даже не предполагали, что Настенька произвела на свет двойню...
   А жизнь шла своим чередом: все чаще Настенька стала открывать глаза, возвращаясь из забытья, в них стал появляться жизненный блеск. Начало просыпаться желание жить. Детский плач ее уже не раздражал, и даже хотелось иногда взглянуть на ребенка, но стоило ей повернуть голову в сторону издающего непонятные звуки дитя, как она опять проваливалась в темноту, сознание покидало ее. Избитое о дорожные булыжники тело Настеньки уже забыло о боли, синяки и ссадины бесследно исчезли, но перенесенное потрясение еще не давало ей возможности встать на ноги.
   Очнувшись в следующий раз, Настенька увидела склоненное над ней лицо Ратибора.
   - Это сон, это мои видения из черной ямы забытья, - подумала Настенька, снова прикрывая глаза и пытаясь отмахнуться рукой от привидевшегося.
   - Настенька, милая моя Настенька! Неужели я тебя нашел? Неужели Бог смилостивился и внял моим молитвам? - услыхала она родной голос.
   Густые длинные ресницы дрогнули, открывая синий омут глаз.
   - Ратибор, ты ли это? Я думала это сон... - прошептала Настенька, пытаясь приподняться. Ей это удалось. Ратибор бережно поддержал ее. Голова у Настеньки сильно кружилась, страшная слабость навалилась на все тело, но радость от встречи с любимым преодолевала все недомогания.
   - Слава Богу! Келья отшельника перестала быть одинокой! - радостно сказал Никанор, когда вошел и увидел молодых людей в объятиях друг друга.
   Вдруг в углу не вовремя пискнул ребенок...
   - Ребенок плачет... Чей он? - с испугом, словно предчувствуя страшное, спросил Ратибор.
   - Мой, - медленно отодвигаясь от жениха, глухо произнесла Настенька.
   - У тебя ребенок?! Господи! Лучше бы мне погибнуть в сраженьи! - горько воскликнул Ратибор, схватившись за голову.
   - Настенька! Ведь я любил тебя! Что ты наделала? Как ты могла? Обманщица! Лгунья! Змеей прильнула к груди, а сама предала?! - негодовал Ратибор.
   Но Настенька уже с трудом слышала его слова: она опять проваливалась в спасительную теперь яму забытья...
   Не слышала она и того, как Никанор пытался объяснить Ратибору, при каких обстоятельствах он нашел Настеньку, чтобы оправдать ее в глазах разгневанного жениха. Но все было напрасно...
   Ратибор с криком раненого зверя:
   - Обманщица! Лгунья! Подлая, подлая, змея подколодная! - не слушая увещеваний старца, выскочил из пещерки, взлетел на коня и галопом умчался в степь.
  

24

  
   Раненое предательством сердце Ратибора не просто болело, оно пылало адским огнем. Воспаленное воображение подливало масло в этот испепеляющий пламень, рисуя картины одну ужаснее другой: Вот Настенька в объятиях чужого мужчины, она ласкает его, он прильнул к ее губам и она страстно отвечает на его поцелуй, крепко прижимаясь к нему всем своим порочным телом и постанывает от удовольствия... Ратибор резко встряхивает головой, отгоняя ненавистные видения, но они снова и снова подступают: вот мужчина пытается грубо обнять Настеньку, она, как затравленный зверек, мечется, везде натыкаясь на жадные и нахальные руки, она кричит, попав в мерзкие объятия, но ее рот закрывают слюнявые губы насильника...
   - Нет! Не могу! Не прощу! Она обманула меня, предала! Господи! Пошли мне смерть! Дай избавление от этой боли! Зачем мне жить дальше? - бормотал Ратибор, растирая грудь, стесненную, словно обручем схваченную, обидой и гневом.
   Нахлестывая коня, Ратибор помчался по степи. Кровавый туман был во взоре богатыря, душа искала выхода скопившейся в ней горечи и обиды. Впереди показался небольшой татарский отряд. Ратибор устремился к ним, а татары, приняв его за гонца, остановились, поджидая. Ратибор коршуном налетел на маленький отряд и вмиг изрубил ненавистных врагов. Через минуту по степи носились только испуганные кони, а их посеченные седоки лежали на земле. Ратибор, стоя среди трупов, вытирал кривую монгольскую саблю клоком сухой травы. Губы его кривились в какой-то зловещей, чужой улыбке, из горла вырывались не то стоны, не то звериный рык. И вдруг Ратибор рухнул на землю, будто кто-то невидимый дернул его за ноги, в его груди словно прорвало плотину: безудержные рыдания сотрясали тело богатыря...
   Никогда физическая боль не причиняла ему таких страданий и не могла выдавить ни единой слезинки из его глаз, но эта сердечная боль, рвавшая на части душу, терзавшая мозг, свалила и раздавила Ратибора...
   - Лучше бы она умерла! Лучше бы я умер! Господи, помоги! Как жить-то мне дальше?! - катаясь по сухой траве, выкрикивал он.
  

25

  
   Русские ратные полки, вышедшие на битву с Чингисовым войском, растянулись длинной лентой вдоль Днепра, часть войск плыла на ладьях по реке, чтобы не месить грязь на дорогах.
   Теплый апрель с огромным аппетитом съедал остатки снега и льда, реки разлились, затопляя пойменные луга, наполняя радостью и надеждой сердца хлеборобов...
   Русские дружины спешили: надо быстро разбить Чагониза и возвратиться, чтобы вспахать землю и посеять яровую пшеницу.
   Цепные псы Чингисхана Джебэ и Субудай уже знали о вышедших им навстречу русичах и попытались обмануть их, прислав послов. Хитрые и коварные, под стать самому Чингису, его верные слуги предложили русским князьям:
   - Оставьте кипчаков, мы пришли наказать их за набеги на наши земли, а с вами мы воевать не собираемся и ваших границ не тронем!
   Посланники Чингисхана действовали по давно усвоенному правилу: разделяй врага и бей его по одиночке!
   Но половцы, уже обманутые однажды такими же заверениями, быстро раскрыли глаза русичам:
   - Оставите нас, до домов своих не дойдете, как татары ударят вам в спину. Точно так, как вы сейчас хотите оставить нас один на один с этой ордой, мы бросили алан, уверенные лживыми словами Чингисовых полководцев о нежелании воевать с нами. Из-за нашей беспечности и доверчивости были разбиты аланы и только некоторые из наших отрядов чудом остались живы. Не верьте псам Чагонизовым! - уверяли испуганные половцы.
   Верный кровному родству с половцами Мстислав Удатный очень грубо оборвал переговоры: он перебил посольство татар и сделал невозможным примирение и отмену общего похода...
   Но монголо-татарские заверения возымели свое действие на киевского и черниговского князей. И снова забродила, заплескалась распря между ними и Удатным:
   - Зачем сам все решил? Зачет побил послов? - возмущались они.
   Не очень опечалившись потерей первого посольства, Джебэ и Субудай снарядили второе, все еще надеясь уговорить и обмануть русичей:
   - Не может быть, чтобы русичи не задумались над нашими посулами! Постоянная вражда между собой заставляет их мало доверять друг другу, а значит, их легко обмануть, рассорить между собой! - так считали татары и не ошибались...
   Второе посольство монголо-татар подоспело к стоянке русских на берегу речки Рось. Они осторожно попеняли князьям за убийство первых послов и опять стали настаивать на том, чтобы русские оставили половцев на произвол судьбы.
   На этот раз послов отпустили с миром. Но Мстислав Удатный. зная натуру своих собратьев, могущих отступить и передумать принимать участие в сражении, быстро навел по лодкам мосты. Вся русская рать, переправившись на другой берег Роси, вышло в степь, где завязался бой, который лишил союзников-князей предлога отвести свои войска...
   Ничуть не расстроившись провалом посольского засыла монголо-татары все равно сумели навязать русичам свою тактику ведения боя, с которой русские воины были совершенно не знакомы: налет авангарда они восприняли как начало настоящего боя, а его отступление расценили как бегство противника и свой успех...
  

26

  
   Восемь дней в предвкушении скорой победы гналось русское войско за татарами по ковыльной степи. Дни проходили в постоянных стычках с летучими отрядами кочевников и, казалось русским воеводам, что пришельцы бегут, устрашившись их грозной силы. Так от одной успешной схватки до другой, теряя по дороге убитых и раненых, они вышли на берег Калки. Здесь хитрые пришельцы еще раз ввязались в бой с русскими дружинами и быстро перебежали на другой берег реки, где их главные силы в засаде уже поджидали русичей для решительной битвы...
   Мстислав Киевский был намного осторожнее других: не хотел он без разведки переходить реку и был даже готов пойти на переговоры о мирном исходе дела, но Мстислав Удатный перешел Калку, а за ним поспешили другие князья, и бой начался...
   Не подозревая подвоха и думая, что перед ними основные силы захватчиков, русские дружины кинулись на них, стремясь смять и наголову разбить.
   Киевский князь стал за переправой и обносил свой стан частоколом, огораживая его повозками.
   - Почему монголо-татары стоят, словно ждут нападения? - сверлило в его мозгу, - что-то здесь не так, - думал Мстислав Киевский, не спеша посылать свои дружины в бой.
   После короткой схватки татарский авангард показал спину, удирая с поля брани. Половцы и Мстислав Удатный ринулись их преследовать и оказались зажатыми между правым и левым крыльями монголо-татар, которые немедля начали окружение. Затуманенному взгляду Удатного представились совсем не те силы, о которых он предполагал и за которыми с остервенением гнался:
   - Это - конец..., - подумал он, увидев, что побежавшие половцы сминают его дружины, вносят замешательство на переправах в стане Мстислава Черниговского...
   Перед киевским князем встал вопрос: "Что делать? То ли двинуть воинов на переправу, порушенную отступающими половцами и подставить под кривые монгольские мечи свою пешую рать, то ли замкнуть кольцо обороны и принять удар из-за укрытия?"
   Легкая конница противника в полном смысле слова висела на спине и пятках бегущих половецких и русских воинов. Киевский князь с высоты своей горы видел, что в чистом поле его войска обречены на верную смерть и, глубоко вздохнув, приказал:
   - Занять круговую оборону!
   - Здесь наша смерть! Станем же крепче! - сказали одиннадцать князей войска киевского и решили биться до последнего вздоха...
   Тучи пыли носились над широкой высохшей равниной и, где особенно клубилась пыль, там рубились люди, носились кони без всадников, раздавались стоны раненых и яростные крики команд, треск барабанов и завывание труб. Верные своей тактике хитрые татары, не сумев силой сломить киевлян, стали опять плести сети обмана:
   - Мы преклоняемся перед вашей удалью и силой! - сказал коварный Субудай, - Поэтому вы - свободны! Идите спокойно домой, никто вас не тронет! Переправляйтесь через реку и уходите, только сложите оружие!
   Посовещавшись, киевские князья, привыкшие держать слово и поверившие обещаниям лживого пса, сложили оружие и радостные и гордые от того, что татары признали их мощь, направились к Днепру... Но только лишь последний дружинник покинул лагерь, обнесенный частоколом, раздалось дружное "Ух-ха!" и татары накинулись на беззащитных и безоружных воинов и всех их беспощадно порубили...
   Русские и половецкие воины проявили стойкость и героизм в этой кровавой битве. Монголо-татары воспользовались несогласованностью действий русичей и одержали сокрушительную победу, хотя и сами понесли ощутимые потери. Преследуя остатки княжеских дружин, они дошли до Днепра, но дальше наступать не отважились.
   В битве на реке Калке и на длинном Залозном шляхе, по которому отступали русичи, погибло много русских воинов по вине недальновидных и завистливых князей, не пожелавших объединиться. "Слезным шляхом" назвал народ Залозный шлях, усеянный костями и обильно политый кровью русских удальцов. Желание князей биться каждому поодиночке, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не присвоил его заслуг себе и, чтобы победу над врагом одержало именно его войско, привело к такой жестокой развязке: платой за их самоуверенность была смерть...
  

27

  
   Мстислав Удатный, чудом уцелевший в этой неразберихе, собрал отряд добровольцев из разных дружин и приказал поставленному во главе Ратибору проследить пути передвижения татар, выяснить, почему они, одержав победу, не пошли дальше вглубь Руси, а повернули назад.
   Маленькому отряду приходилось туго в степи. Монголо-татары отступали не единым войском, а шли небольшими отрядами и было очень сложно не попасть в поле зрения одного из них. Поэтому Ратибор со своими удальцами переоделись в одежду татар и пересели на низкорослых татарских коней. Теперь, если они даже и натыкались на вражеские отряды, издалека вполне сходили за своих и не вызывали у тех подозрений.
   Так они, преследуя татар, добрались до жилища Никанора, степного отшельника, который сразу распознал в могучих и плечистых воинах русичей. Разведчики очень устали и хотели пить. Никанор не мог всех их пригласить в свою узкую келью, поэтому сам вынес воды воинам и сказал:
   - Вода пока у нас с дочкой есть, а вот накормить мне вас нечем.
   - Какая может быть дочка у отшельника? - засмеялись ратники.
   - Уж не женился ли ты тут на какой-нибудь отшельничихе? Или, может, проезжавшая мимо купчиха влюбилась в твою седую бороду и осталась с тобой? Да какой же ты теперь отшельник? - весело загоготали дружинники.
   - А, может, тебе ее Бог послал за усердные молитвы? - продолжая смеяться со всеми вместе, спросил Ратибор.
   - Бог и послал, - в тон ему хитро усмехнулся Никанор.
   - Интересно, как это Он послал? С неба, что ли, она упала? - веселились дружинники, толкая друг друга в бока.
   - Да можно сказать, что с неба и упала, - поддерживая общее веселье сказал старик.
   - Покажи-ка нам свою дочку, может и правда это ангел небесный, - сказал Ратибор и, низко наклонившись, вошел в келью...
   Перед его глазами поплыли разноцветные круги и, будто что-то взорвалось внутри него: перед ним лежала его любимая Настенька...
  
   Дружинники были в замешательстве, когда через некоторое время их командир вылетел из пещерки и, вскочив на коня, галопом ускакал в степь. На горизонте они заметили татарский отряд и несшегося к ним Ратибора... Поняв, что их командир сейчас попадет в беду, они один за одним помчались ему на подмогу. Но их помощь не потребовалась Ратибору, он сам управился с малочисленным отрядом татар, но не мог справиться с душевной болью, рвущей грудь когтями страшного зверя под названием ревность...
  

28

  
   Прошел еще месяц... Настенька могла уже самостоятельно подниматься. Легкое головокружение еще иногда бросало ее тело в сторону, но силы возвращались к ней.
   - Слава Богу! Волшебный корешок сделал свое дело! Теперь уж ты точно поправишься! - обрадовано говорил Никанор.
   - Зачем ты меня выходил, старец? Лучше бы я умерла... - с болью произнесла Настенька.
   - Что ты, что ты! Бог с тобой! Разве можно умирать такой молоденькой? Да к тому же у тебя есть для кого жить. Смотри, это твоя дочь! - сказал отшельник, поднимая на руки малютку. Это - твоя плоть и кровь, ты должна жить для нее. Я стар и немощен, скоро сойду в могилу, а вам с ней жить да жить! Кто о ней позаботится? Живой должен думать о живом, а спешить умирать и призывать смерть свою - грех, великий грех! Только Создатель знает, сколько нам жить и когда умереть. И только ОН может сказать, зачем создал нас, поместил на Землю и каково наше будущее. Так что живи, дочь моя! Живи и радуйся, что жива, что видишь эту степь, эту келью, свою дочь! Посмотри же на нее: ведь она точное твое отражение, только кожа ее смуглей твоей, - говорил Никанор, поднося ребенка Настеньке.
   - Нет! Не надо! - закрывая лицо руками, вскрикнула Настенька, - Не желаю ее видеть!
   Никанор мягко отвел ее руки от лица и сказал ласково:
   - Взгляни, не бойся!
   Настенька резко оттолкнула от себя протянутого ей младенца и упала на ковыльную подстилку, служившую ей постелью со стенаниями:
   - Зачем мне ребенок? Зачем он родился?! Боже, за что ты меня караешь?!
   - Разве так карают? - с возмущением сказал Никанор, едва удержав в руках отвергнутое дитя.
   - Бог дал тебе дочь, чтобы ты воплотила в ней то, что не суждено было тебе. Это не кара небесная, а благодать! Посмотри на эту кроху: она нуждается в тебе, так же, как и ты в ней, - продолжил Никанор.
   - Нет! Я не хочу ее видеть, пусть она умрет, я не заплачу! Она позор мой и вечный укор! Зачем ты спас меня, кудесник, как и зачем я теперь буду жить? - рыдая и все еще закрывая лицо руками, проговорила Настенька.
   - Не смей называть ее своим позором! - прикрикнул вдруг отшельник и уже тише добавил: - Все равно ты полюбишь ее, не можешь не полюбить!
  
   Еще много дней Настенька молча лежала в своем углу, безразличная к окружающему ее миру. Она безвольно глотала то, что давал ей старик, и, будто, ничего не замечала вокруг. А Никанор тоже молчал, давая ей время на раздумье, потихоньку агукая с малюткой.
   Однажды, когда старец ушел собирать травы и корешки в степи, Настенька тихонько встала и подошла к ребенку. Малышка, что-то соображая, насупила бровки и они до смешного напомнили Настеньке крышу домика. Не выдержав, она улыбнулась, и девочка вдруг тоже засмеялась, радостно задрыгав ножками, а ручками делала такие движения, словно хотела похлопать в ладоши. Настенька с удивлением рассматривала ребенка, а тот, в свою очередь, изучал лицо Матери... Настенька смотрела на свою дочь и будто видела себя в зеркале...
   Слабое чувство шевельнулось в груди молодой матери и вдруг сразу затопило, зажгло все ее естество:
   - Моя! Моя дочь! Боже, моя дочь! - рванулась Настенька и, схватив ребенка, прижала его к сердцу, а оно все стучало:
   - Моя, моя дочь!
   Желание жить пробудилось в Настеньке вместе с любовью к дочери.
   Не смотря на малый свой возраст, малютка была с характером. Она могла часами рассматривать одной ей ведомый узор на черной закопченной стене и не дай Бог, если кто-то заслонял ей эту картину! Сразу поднимался такой невообразимый крик, на который и Настенька, и Никанор бежали со всех ног, естественно освобождая простор для дальнейшего созерцания. И как только она видела свой знакомый узор, тут же прекращала рев и успокаивалась, продолжая с интересом рассматривать стену.
   Настенька вместе с Никанором много раз осматривали и даже ощупывали эту злополучную стену, но никак не могли понять, что именно так интересует на ней девочку.
   Временами ребенок начинал беспричинно смеяться, словно блики, блуждающие по стене, щекотали его. Смех у девочки был таким заразительным и хрустально чистым, как серебряный колокольчик. Настенька и отшельник переглядывались и начинали тоже беспричинно смеяться вместе с девочкой. Малышка будто решала одной ей ведомую задачу, начертанную на стене, а, решив, радовалась невообразимо!
  

29

  
   Незаметно проходило время... Внутри Настеньки лопнули сдерживающие обручи, она почти забыла о прошлом и все больше стала походить на ту Настеньку, какой она была до похищения - веселой и говорливой певуньей. Целый день она проводила с дочкой, ловила каждое ее новое "агу", каждое движенье, смех и тут же делилась своими открытиями с Никанором.
   Пролетело лето, за ним и осень, приближалась зима...
   Все чаще на горизонте стали появляться татарские отряды: они спешили из одного конца степи в другой. Никанор едва поспевал спрятаться в своей келье, понимая, что не может долго длиться такая игра в прятки. Все чаще ему приходила в голову мысль о необходимости уходить отсюда. Но куда идти? Никанор не знал этого, а с Настенькой говорить об этом не решался. А Настенька, забыв обо всем, как орлица над орленком вилась над девочкой...
   Отшельник боялся спугнуть только проснувшиеся материнские чувства в этом хрупком детском теле, в этой женщине с душой раненого ребенка...
   Он окружил своих посланных Богом гостей вниманием и заботой, но ему все труднее и труднее становилось прокормить всех.
   - Сниматься с места и идти куда-то одним очень опасно, - думал Никанор, - татары, как голодные волки, рыщут по всей степи, а караваны здесь не проходили уже с весны...
   Вечерами они как обычно сидели возле спящего ребенка и вели привычные разговоры. Настенька все еще искала ответы на вопросы, мучавшие ее:
   - Зачем я родилась на свет? Есть ли смысл в моем рождении? И за что Бог послал мне такое испытание? Отец Никанор, помоги мне разобраться, эти вопросы терзают мне душу! Может, ты зря выходил меня? Может, лучше бы было, если бы я умерла, а моя душа сейчас была бы в раю? - с мольбой обратилась она к отшельнику, - ты все знаешь, объясни, за что, за какие грехи наказал меня Господь?
   - Не правильно ты думаешь, дочь моя, что Бог лично ответственен за все, за все несчастья на земле. Эта вера в неотвратимость судьбы заставляет мысленно представлять себе, как Владыко Вседержитель составляет план: сегодня Иван упадет в пропасть, а Степан заболеет, дом Петра сгорит, а Прасковья не разродится и умрет. Кому нужен тогда такой Бог? Нет, не Бог насылает на нас несчастья! Это дело рук его противника - Сатаны Диавола. Это он сеет клевету на Бога, творя злое. Но и не все неприятности от Сатаны. Когда происходит что-то плохое, чаще следует обвинять людей. Это их злоба и алчность, зависть и корыстолюбие повинны в том! Верно, что случается много печальных событий, причины которых не совсем ясные. Но послушай, что говорит Библия, - сказал Никанор и достал огромную книгу в прекрасном сафьяновом переплете с золотыми застежками.
   - Это все, что я унес с собой, покидая мир людей. По ее законам живу и других учу, - раскрывая Библию, говорил Никанор. Он полистал страницы и, приблизив книгу к пламени лучины, стал медленно читать:
   - "И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, и не у разумных - богатство, и не искусным благорасположение, но ВРЕМЯ и СЛУЧАЙ для всех их".
   Бережно закрыв книгу, Никанор произнес:
   - Так что нет причин считать виновником всех несчастных случаев Создателя или полагать, что жертвы несчастных случаев несут за что-то наказание. Сам Иисус Христос возражал против таких рассуждений, - опять открывая книгу, сказал Никанор и, найдя нужную страницу, прочел:
   -"Думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам", - погладил Никанор книгу и опять заговорил:
   - Иисус приписывал это бедствие не вмешательству Бога, а ВРЕМЕНИ и СЛУЧАЮ.
   - Но ведь Бог видит, что творится злое в этом мире, почему Он не вмешается? Почему не покарает половцев, уничтожающих наши посевы, убивающих наших людей, угоняющих их, как скот, в рабство? Почему Всемогущий Бог допускает такое чудовищное количество страданий?! - протягивая руки к Никанору, спрашивала Настенька.
   Никанор чуть призадумался, а потом произнес:
   - Представь, что мы с тобой увидели избу: окон у нее нет, дверь перекошена, солома на крыше прогнила и торчит клоками... Будешь ли ты из-за этого беспорядка думать, что изба явилась сама по себе? Нет, ты подумаешь, что хозяин по какой-то причине перестал заботиться о своем жилище, он или умер, или отдал избу неблагодарным жильцам. Вот это и подобно тому, что происходит сейчас на Земле...
   Старик встал, подошел к очагу, поворошил в нем хворост и, повернувшись, сказал:
   - В намерения Бога никак не входило, чтобы люди страдали и умирали. Наши прародители Адам и Ева умерли вследствие своего непослушания Богу, они вышли из-под опеки Божьей, отсоединились от "источника жизни". Они вернулись туда, откуда пришли: "Прах ты и в прах возвратишься". Бог предупреждал их, что следствием непослушания Его законам будет смерть: "Смертию умрешь", - сказал им Бог. И так Адам и Ева передали во власть смерти все свое потомство. Бог сотворил людей со свободой воли - со способностью выбирать: то ли подчиниться законам Божьим, то ли самим управлять собой. Наши прародители сделали неправильный выбор, избрав путь независимости от Бога. Но Бог не уничтожил их, а позволил им идти своим путем, чтобы время показало, смогут ли люди управлять собой без своего Создателя. Люди не в силах вести свои дела независимо от Бога, за последствия своей попытки они должны винить только себя. Вот что говорит Библия: "Бог - твердыня, совершенны дела Его и все пути Его праведны. Бог верен и нет неправды в Нем. Он праведен и истинен. Но они развратились пред Ним, они не дети Его по своим порокам". Но придет время, Бог вмешается и положит конец страданиям, горю, болезням и смерти. Верь мне, дочь моя, верь Богу, и Он вознаградит тебя за веру искреннюю.
   В очаге догорал хворост, сон сморил Настеньку, а старец еще долго смотрел на мерцавшие в очаге огоньки и тяжело вздыхал. Потом он выпрямился и твердо сказал, отвечая на собственные мысли:
   - Пора сниматься с места, здесь мы не выживем. Надо идти к людям.

30

  
   Поздним утром, когда холодный ветер гонял по степи шары перекати-поля, Никанор вдруг услыхал мерное позвякивание колокольцев.
   - Караван идет! - обрадовано сказал он Настеньке, прижимавшей к груди свою кроху и согревая ее своим теплом. Еды в келье уже не было со вчерашнего дня. Старик и Настенька отдавали все, что находили в степи ребенку, но девочка стала капризничать и не хотела есть горькие корешки, приготовленные матерью. Раньше, когда еще старец жил один, его запасы пополняли проходившие мимо караваны, но из-за нашествия монголо-татар караваны здесь давно уже не проходили...
   Отшельник осторожно выглянул из своей пещерки и увидел уныло бредущих верблюдов, навьюченных большими тюками. Впереди каравана на гнедой кобыле ехал караван-баши, голова его свесилась на грудь, он мирно спал, предоставив лошади самой выбирать дорогу. Людей, охранявших караван, тоже сморила усталость, они двигались точно во сне, ожидая команды сделать привал. Один из них подъехал к караван-баши и что-то сказал ему, тот испуганно вскинул голову, некоторое время таращил узкие раскосые глаза, а потом махнул рукой и караван остановился.
   - Это неведомые мне люди! - сказал Никанор Настеньке, - но у нас нет выбора, - и, согнувшись, быстро вышел из пещерки, много лет служившей ему домом...
   Неведомым народом оказались китайцы, служившие Чингисхану верой и правдой. Среди них был совсем не старый, по виду похожий на купца, человек. Никанор понял, что он здесь главный потому, как караван-баши без конца оглядывался на этого человека скрывавшего свой возраст под черной курчавой бородой и надвинутой на лоб белой чалме. Он все время молчал, но хитрый караван-баши в каждом его жесте, едва уловимом движении глаз находил ответы на свои вопросы. Его отношение к Никанору изменилось с грубого, злого крика до елейного, стоило чернобородому сдвинуть брови. Заметив это, Никанор повернулся к чернобородому и без всяких предисловий спросил у него:
   - Далеко ли путь держит твой караван? В какие земли идете, люди добрые? Помогите мне, старому и немощному, добраться к людям вместе с дочкой и внучкой.
   Чернобородый вскинул брови и спросил:
   - А как ты, старый и немощный, попал сюда да еще с дочкой и внучкой? Что вы здесь делаете? И где твоя дочка? Где вы живете здесь?
   - Я - отшельник, прожил в этой пустынной степи тридцать пять лет. Этой весной, проходивший мимо караван, бросил на дороге умирающую беременную женщину. Вот она и стала мне дочкой, а ее ребенок - внучкой, - ответил Никанор и, слово за слово, поведал хозяину каравана печальную историю появления у него Настеньки с дочкой.
   В глазах чернобородого промелькнула тень гнева, он как-то болезненно поморщился, потом, погладив бороду, сказал:
   - Встретить бы того караван-баши... - глаза его сверкнули холодным стальным блеском. Никанор не сомневался, что если бы тот попался в руки чернобородого, то сто раз пожалел бы, что родился на свет...
   - Ну, что ж, если хотите, я заберу вас с собой. Сейчас мы идем в Сыгнак (город на Сыр-Дарье), там - мой дом, который я покинул три года назад. Там при родах умерла моя любимая жена Занкиджа, - сказал чернобородый и, минуту помолчав, добавил: - она подарила миру двух мальчиков. Этот подарок предназначался мне, но я отверг его тогда... Сам Аллах послал тебя ко мне! пусть твоя дочь станет им матерью, а твоя внучка - сестрой. Ты же, мудрый старец, будь детям учителем и наставником.
   - Но захочет ли моя дочь быть тебе женой? - задумчиво и с сомнением произнес Никанор, - ведь мы совсем другого роду-племени, чем ты, и наши женщины могут принимать или отвергать женихов. А ты сам все решил... - растерянно разводя руками, сказал старик.
   - А кто тебе сказал, что я беру ее в жены? Три года назад все женщины мира умерли для меня! - с надрывом прокричал чернобородый, - и их дети - тоже! - добавил он. А потом, уже тише, произнес:
   - Я понял, что у вас никого нет и идти вам все равно куда. Вы - как это вот перекати-поле, застрявшее между двух камней, прилепились к своей пещере. Но ветер переменится и понесет дальше бездомный шар травы, а вас убьют татары, если не успеете спрятаться. Горя вы хлебнули через край, думаю, что после такого вы не сможете обидеть двоих детей, не знавших и никогда не узнающих ни отца, ни матери. Я должен дать им все, но на место в моем сердце пусть не рассчитывают! - опять начиная злиться и срываясь на крик, сказал чернобородый.
   - Кров и еду я вам дам, но требую взамен, чтобы вы и все дети не докучали мне и не мешали, а я не буду мешать вам. Согласен, старик? - почему-то отвернувшись, спросил чернобородый.
   - Ты, видно, и сам знаешь вкус горьких лепешек, поэтому я согласен, думаю, что и дочка согласится на твои условия, - немного помолчав, сказал бывший отшельник.
   - Тогда иди, веди сюда свою дочь и внучку, садитесь на верблюдов и быстрее в путь. Я не хочу здесь больше задерживаться, мою душу терзают воспоминания... А я-то думал, что уже все прошло..., - с тоской поведя взором по горизонту, проговорил чернобородый, - еще пять дней пути и мы дома...
   - Как зовут-то тебя, добрый человек? За кого возносить молитвы? - спросил Никанор.
   - Добрый? Ты совсем не знаешь, какой я! - сердито бросил чернобородый.
   - Зови меня Демир-беком, - и, почему-то совсем рассердившись, крикнул:
   - Старайтесь не попадаться мне на глаза, не то я передумаю и велю просто казнить вас! - Демир-бек вскочил на коня и устремился вперед, даже не взглянув на вышедшую из пещерки Настеньку.
  
   го отношение к Никанору изменилось с грубого, злого крика до елейного, стоило чернобородому сдвинуть брови. свои вопросы. т по 31
  
   Не пять дней, а почти уже две недели добирались они до Сыгнака. И не татары были тому виной: у Демир-бека была золотая пайцза Чингисхана с выбитым на ней соколом, которая давала ему право беспрепятственно передвигаться во владениях Великого Могола. У Никанора с Настенькой был одинаковый взгляд на причины их задержки в пути: Демир-бек нарочно затягивает поход и боится возвращения домой...
   Никто не смел торопить чернобородого, и они стояли лагерем в степи всего в сутках пути до места назначения.
   Еды в лагере было предостаточно, а неудобства походной жизни были привычными как для Настеньки, так и для Никанора, поэтому они просто наслаждались отдыхом и покоем.
   Демир-бек каждое утро устраивал охоту, а после упивался до полуживого состояния китайской рисовой водкой, которой вез с собой огромное количество.
   Во время охоты Демир-бек стрелял во все, что двигалось вокруг: от пугливых сайгаков в степи до ворон в небе. Ему была безразлична целесообразность стрельбы и убийства животных, казалось, он испытывает наслаждение от обилия крови.
   Настенька, издалека наблюдая за хозяином каравана, поеживалась от каждого удара меча, добивавшего несчастную жертву.
   - Я ненавижу нашего хозяина, отец! - однажды сказала она отшельнику, - слава Богу, что нам с ним не надо общаться, а то я не знаю, что бы случилось, - метая синие молнии из глаз, сурово проговорила она и вздрогнула от предсмертного писка зайца, - ему доставляет удовольствие убийство! Причем - не нужное! Зачем ему столько мяса? Ведь его невозможно все съесть! А запасов он не делает. Странный и жестокий человек, хуже половцев!
   - Не суди, да не судима будешь! - грустно усмехнулся старец, - этот человек страдает и пытается успокоиться, причиняя боль другим. Что-то сильно гнетет его. И ему очень не хочется, чтобы об этом узнали окружающие...
   - Как ты можешь находить в нем что-то человеческое, - вскрикнула Настенька, показывая рукой на небольшой холм, где опять разворачивались кровавые события: от стада сайгаков отбилась самка, за ней стрелой несся Демир-бек на прекрасном гнедом скакуне. Он уже выхватил лук и вложил стрелу, натянув тетиву, был готов поразить несчастное животное, как вдруг от стада к самке с жалобным блеянием кинулись два козленка. Охотник резко повернулся в их сторону, и стрела взмыла вверх, не причинив никому вреда. Настенька зажмурилась: ей показалось, что Демир-бек решил подстрелить этих несмышленышей. Сердце ее сжалось, как и ее кулачки: если бы только она могла добежать туда - грудью бы закрыла козлят...
   - Проклятый убийца! - твердила она побелевшими губами не открывая глаз. Она не хотела видеть, как он станет добивать свои новые жертвы мечом...
   Но охотничий запал в Демир-беке почему-то пропал и он, резко осадив жеребца, повернул к лагерю. Чудом спасенные самка с козлятами унеслись за холм...
   На исходе второй недели, уже еле стоя на ногах от выпитой водки, Демир-бек отдал приказ караван-баши:
   - Все! Вези меня домой! - и кулем упал на руки услужливых стражников.
  

32

  
   Поздно ночью караван приблизился к роскошному дворцу...
   Настенька еще никогда не видела столь величественного сооружения, не считая шахского дворца, который она воспринимала тогда не как дворец, а как тюрьму. Еще когда она была маленькой девочкой, дед Михайла брал ее с собой в стольный град Киев. Детское воображение сразили деревянные терема, украшенные, словно кружевами, искусными изразцами. Она с восторгом задирала голову, чтобы рассмотреть крутые крыши с витыми коньками.
   Но этот дворец даже в темноте поражал своей красотой: он будто светился изнутри и казался огромным и в то же время легким кораблем с розовыми парусами - такого цвета были его стены.
   Как только во дворце услыхали звон колокольцев. он сразу ожил и превратился в живой муравейник: все бегали, суетились, тащили тюки, куда-то уводили верблюдов. Личная охрана Демир-бека бережно унесла его наверх по широкой лестнице. Казалось, что здесь каждый знает, что ему надо делать и выполняет свою работу молча, потому что ни Настенька, ни Никанор не слышали ни одного слова, произнесенного снующими мимо них людьми. Они бы так и простояли до утра одинокие и никому не нужные, если бы не недовольный плач ребенка, прозвучавший как свист нагайки в этой сутолоке. Все вокруг сразу замерли и обернулись к Настеньке, тщетно пытающейся успокоить ребенка. На лицах смотрящих на нее людей Настенька увидела застывшее выражение ужаса. Страх охватил и ее, но что она могла сделать? Она только крепче прижала к груди малютку.
   Из дворца выскочил караван-баши, таща за собой испуганную девушку. Подбежав к Настеньке, он сказал:
   - Иди за служанкой. Она устроит вас в ваших комнатах. И успокойте ребенка, в этом доме не должны слышать детский плач...
   Вслед за служанкой Никанор и Настенька прошли внутрь огромного дворца и, поднявшись по лестнице, оказались в длинном коридоре с множеством дверей по обе стороны.
   - Это крыло дворца предназначено для гостей, - тихо сказала девушка, распахивая перед ними одну из дверей. В комнате было светло, в многочисленных подсвечниках горели свечи. Стол, стоящий посредине комнаты, был накрыт к ужину:
   - Мы ждем вашего приезда уже вторую неделю. - Ответила на немой вопрос Настеньки служанка и распахнула еще одну дверь: - Здесь можно принять ванну, если пожелаете, - произнесла она и прошла в другой конец комнаты, где открыла другую дверь: - Здесь покои госпожи, а это - детская комната, - указала она на дверь рядом.
   - Нет, ребенок будет со мной, так далеко я не смогу услышать его плача, - испуганно произнесла Настенька.
   - Но госпожа, с детьми будут находиться няньки, а я буду приглядывать за ними, - с гордостью за неожиданное повышение по службе, возразила служанка.
   Настенька беспомощно оглянулась на Никанора, но тот и сам стоял оглушенный происходящим...
  
   33
  
   Появление во дворце новых, не то хозяев, не то слуг, насторожило дворцовую челядь. За три года свободной жизни без хозяев они привыкли жить без понуканий, а редкие наезды доверенного человека хозяина Хаджи Хакима воспринимали как временные неудобства. Приказ хозяина, переданный через Хаджи Хакима, о полном подчинении Никанору и Настеньке вызвал у них полное недоумение. Подчиняться Никанору - еще куда ни шло, но женщине...?! Хотя вся прислуга во дворце и состояла в основном из рабов, но вольная дворцовая жизнь избаловала их, и они уже даже пытались высказывать свое собственное мнение:
   - Кто она, эта женщина? Наложница? Ну и пусть сидит себе на женской половине и щелкает миндаль, нечего ей здесь командовать! - говорили одни.
   - Да какая она наложница? Посмотрите на ее одежду: тряпки какие-то! И еще ребенок на руках. Ни няньки, ни служанки возле нее нет, скорее всего, это тоже рабыня, прислуга, как и мы! - вторили им другие.
   Но в то же время все притихли в ожидании новых событий, которые незамедлили проявиться...
   На утро следующего дня, лишь только забрезжил рассвет, Настенька по привычке вскочила с постели и тут же остановилась, изумленно оглядываясь по сторонам. Комната была прекрасной! Высокий потолок, отделанный искусной лепниной, создавал впечатление яркого летнего неба с замысловатыми узорами облаков. Большое окно давало столько света, что казалось все стены комнаты пронизаны яркими солнечными лучами. Под ногами оказался огромный мягкий ковер. Настенька нагнулась, чтобы коснуться и погладить его шелковистую поверхность и вдруг в сердце больно кольнуло воспоминание о шахском дворце и о купеческом доме... Она быстро сошла с ковра и, завернув его край, по голому полу прошла к окну. ЕЕ глазам открылся прекрасный сад с тенистыми аллеями, с невиданными цветами и все это, умытое утренней росой, улыбалось Настеньке!
   - Господи! Неужели все это происходит со мной? - с сомнением прошептала она, вспоминая унылые окрестности их степного жилища с кое-где пробивающейся зеленью травы. И, будто в подтверждение ее слов, из соседней комнаты раздался недовольный плач ребенка. Настенька рванулась на зов дочери, но, зацепившись за край завернутого ею же ковра, растянулась на нем во весь свой небольшой рост.
   - Я ненавижу вас, ковры! - стукнув кулачком по ковру, выкрикнула Настенька, - вы приносите мне одни несчастья! - поднимаясь и поправляя на себе одежду, в сердцах произнесла она и вдруг услыхала глупое хихиканье служанки, вышедшей из детской с девочкой на руках. Она во всей красе увидела неуклюжий полет Настеньки и не удержалась от смеха.
   На бедную девушку метнулись две синие молнии из-под насупившихся бровей и она ошеломленно притихла. Настенька выхватила дочку из ставших деревянными рук служанки и зарылась пылающим лицом в ее пеленки. Служанку словно ветром сдуло, и по всему дворцу тут же поползли слухи о крутом нраве... нет, не наложницы, а хозяйки...
   Трудно было Настеньке привыкать к новой жизни. Приученная с детства все делать самостоятельно, она едва сдерживалась, чтобы, отдавая распоряжение слугам, не начать выполнять работу самой. Никанор ее успокаивал и убеждал, что все наладится.
   Постепенно все и правда стало налаживаться: Настенька не была заносчивой и совсем не порывалась всеми командовать, и слуги вскоре это поняли. У них сложились теплые и дружеские отношения, чем-то напоминающие родственные, и вся челядь с удовольствием спешила оказать услугу хозяйке, потому что она никогда не приказывала, а просто просила что-либо исполнить.
   Единственное, что еще вызывало недоумение обитателей дворца, так это то, что новые хозяева не придерживались общепринятых в мусульманском мире правил поведения: Настенька никогда не закрывала свое лицо, а Никанор не обращал на это никакого внимания. Он свободно входил на "женскую половину", то есть в комнату Настеньки и она также, не смущаясь, посещала его и хозяйских сыновей в их спальнях.
  

34

  
   Прошел месяц, как Никанор и Настенька поселились в прекрасном дворце. В любящем сердце Настеньки, конечно же, нашлось теплое местечко и для двух мальчиков-сироток при живом отце...
   Мальчишек звали Тимур и Туган. Они были похожи, как две капли воды. С самого рождения они были лишены родительской любви, тепла, жалости и сострадания. Они были лишены даже права голоса: им не разрешалось кричать или плакать... мать, умершая при родах, не смогла дать им свою любовь и, сама того не желая, отняла и отцовскую... Демир-бек не смог перенести свалившегося на него горя и возненавидел детей, видя только в них виновников своей тяжелой утраты. Он не мог спокойно слышать детский плач, это напоминало ему о Занкидже, навсегда потерянной им, поэтому приказал нещадно бить нянек, если вдруг слышал плач. Даже с его бегством из дворца здесь ничего не изменилось: нянек били, лишь только дети открывали рот... Побитые няньки всячески сгоняли зло на детях и те, едва достигнув трехлетнего возраста, прекрасно знали вкус тумаков и шлепков с избытком сыпавшихся на них со всех сторон. Дети Демир-бека больше походили на забитых и злобных волчат, чем на счастливых детей и, стараясь отплатить обидчикам той же монетой, кусались и царапались сами, но плакать они разучились... Сыновья, брошенные отцом, оказались никому не нужными и росли, как ковыль при дороге. Дворцовая челядь относилась к ним по-разному: одни жалели и давали леденец, а другие награждали зуботычиной... Играть с детьми слуг им не разрешалось, из-за этого они постоянно были запертыми в комнате и очень редко выходили даже в собственный сад...
   Демир-бек, казалось, навсегда покинул этот дворец, выстроенный им для любимой жены и будущих детей...
   Но не забыл он о детях: послал Хаджи Хакима, своего ученого лекаря и верного слугу в Сыгнак, чтобы проверить, как растут его дети. Правдивый слуга поведал ему правду о жизни неприкаянных мальчишек. Рассерженный Демир-бек хотел немедленно послать гонца с приказом казнить всю прислугу во дворце без разбора, но Хаджи Хаким отговорил его, посоветовав самому поехать туда и во всем разобраться на месте. Слуга знал, что причина такого отношения к детям кроется вовсе не в слугах, а в самом Демир-беке. И разгневанный отец отправился в путь...
   Но чем ближе приближался он к Сыгнаку, тем сильнее саднило в груди: боль утраты не прошла с годами, а просто спряталась и уснула, теперь же, разбуженная, больно щипала за сердце, и Демир-бек уже сожалел о том, что поддался на уговоры Хаджи Хакима. Его больная, истерзанная воспоминаниями душа искала выхода из сложившихся обстоятельств и неожиданно нашла их в лице Никанора...
   Внимательно выслушав рассказ отшельника, Демир-бек несказанно обрадовался: судьба послала ему этого старика! Вот и будет у сыновей достойный наставник! Ведь Демир-бек прекрасно понимал, что как бы плохо он не относился к своим детям, он все равно обязан заботиться о них и дать им достойное его положения воспитание и образование. Его дети, одного из самых богатых купцов Хорезма, тесно сотрудничающего с Великим Чингисханом, должны занять подобающее им место. Умом он это понимал, но сердце сопротивлялось...
   Приехавший намного раньше Демир-бека Хаджи Хаким уже навел порядок во дворце: зарвавшиеся злые няньки были изгнаны на грязную садовую работу, Тимур и Туган получили свои апартаменты, к ним были приставлены новые слуги. Но никто не мог с уверенностью сказать, сто и эти новые достойные слуги, увидев отношение отца к сыновьям, не превратятся в недостойных...
   Хаджи Хаким мог бы присмотреть за тем, чтобы такого превращения не произошло, но Демир-бек и слышать не хотел о том, что кто-то из дорогих ему людей будет находиться при детях, убивших Занкиджу. Ему казалось, что этим он оскорбит память о своей жене.
   - Они мне чужие по духу, вот и пусть с ними будут чужие люди! - неумолимо повторял он один и тот же ответ на все доводы, приводимые Хаджи Хакимом.
   Но чужие люди, они и есть чужие...
   - Эта встреча сулит выгоду обеим сторонам, - думал Демир-бек, глядя на Никанора, - с детьми будут чужие люди, но дети будут присмотрены со всей усердностью честных и благодарных людей. А в людях Демир-бек редко ошибался.
  

35

  
   Тимур и Туган долго не отзывались на тепло и ласку вновь прибывших воспитателей. Они вели себя настороженно, иногда даже враждебно. Много раз Настенька опускала руки и слезы бежали по щекам, ей казалось, что она никогда не сможет разрушить стену отчуждения между собой и мальчиками. Они никак не хотели воспринимать ее, но Никанора слушали с открытыми ртами.
   - Дочь моя, терпение и ласка сделают свое дело, только нужно время. Эти дети не видели ласки от женщин, поэтому с недоверием воспринимают твою, - говорил старик.
   - Почему же с тобой они себя ведут совсем иначе? - с обидой выговаривала Настенька.
   - Потому что их отец - мужчина, которого они чтут, боятся и ненавидят; Хаджи Хаким - мужчина, которого они чтут, уважают и немного любят; я - тоже мужчина, еще ни разу не обидевший их, много интересного знающий, новый и желанный рассказчик для них. Потерпи, их сердца откроются для материнской любви, - успокаивал Настеньку Никанор.
  
   Прошло еще несколько месяцев...
   Во дворце, казалось, ничего не изменилось. Во время редких наездов Демир-бека жизнь во дворце затихала, вся челядь, будто съеживалась, дети тоже становились тихими и молчаливыми, разговоры велись только шепотом и лишь неугомонная Настуся, как окрестил малышку Никанор по приезде во дворец, щебетала без умолку на одной ей понятном языке, путешествуя по комнатам на четвереньках. С появлением Демир-бека ее запирали в комнате матери чтобы, не приведи Господи, она не попалась на глаза сердитому хозяину. Настенька тоже старательно избегала его, еще ни разу не встретившись с ним лицом к лицу.
   Только Никанор безбоязненно разговаривал с Демир-беком. В конце концов, тот сам стал искать встреч с мудрым старцем, испытывая необходимость в разговорах с ним. Будто что-то начинало таять в груди Демир-бека после бесед с Никанором. Они говорили о многом, иногда у них появлялся третий собеседник - Хаджи Хаким, и тогда они даже спорили в основном на религиозной почве. Наконец старый отшельник однажды сказал:
   - Вам меня не обратить в свою веру, а я не собираюсь делать из вас христиан. Бог - един! Для нас - это Господь Бог, для вас - Аллах Мухаммед. Но это просто мы его по-разному называем, а ОН - один для всех! И давайте не будем больше об этом спорить, ведь есть много прекрасных тем для разговоров, не требующих криков и злобы.
   Но Хаджи Хакиму очень не нравилось, что Демир-бек так быстро начал сближаться с Никанором. Это была обыкновенная ревность. Он не хотел делить своего друга и господина с кем бы то ни было. А Никанор вел себя столь независимо, словно был таким же богачом и равным Демир-беку, чего Хаджи Хаким никогда не мог себе позволить. Он мог сказать хозяину все, что думает, но только в том случае, если это было необходимо, а если можно было промолчать, он молчал, считая, что нечего зря расстраивать хозяина из-за пустяков и решал вопросы сам, пользуясь неограниченной властью, данной ему Демир-беком.
   Независимый Никанор, на самом деле во всем зависящий от хозяина, всегда говорил неспешным голосом и делал такие замечания Демир-беку, за которые у других давно бы голова слетела с плеч. А старику все сходило с рук, мало того, хозяин прислушивался к словам Никанора, что совсем выбивало из колеи Хаджи Хакима. Но со временем и он пристрастился к вечерним посиделкам, начиная искать каверзные вопросы для бывшего отшельника, с удовольствием выслушивая ответы на них. Никанор говорил:
   - Я не знаю, так ли это, но я чувствую и думаю так..., - и начинал, будто копаться в себе, разлаживая все мысли четко по полочкам, преподнося свои размышления на суд собеседников.
   Демир-бек стал чаще наведываться во дворец, иногда даже без свиты, чтобы она не мешала ему общаться с интересным стариком. Он даже стал меньше пить китайской водки, находясь во дворце, и все это благодаря замечаниям Никанора.
  

36

  
   Однажды, в один из таких неожиданных наездов, Демир-бек услышал в саду веселый детский смех и, по привычке насупившись, выглянул в окно. Там он увидел двух симпатичных мальчишек, играющих с маленькой девочкой, словно с обезьянкой, заставляя ее стоять на голове, при этом бережно поддерживая ее за ножки. Девочке такая игра доставляла удовольствие и она, заливаясь заразительным смехом, приговаривала:
   -Исо, исо! - стоило мальчикам отпустить ее ноги.
   Демир-бек вдруг заметил, что и сам улыбается во весь рот и постарался нахмуриться. Он ушел от окна, но снова долетевшее до его слуха "Исо, исо!" опять развеселило его, и он снова повернул к окну. Он увидел, как к детям подбежала красивая девушка и, схватив девочку на руки, помчалась прочь от окна Демир-бека, под которым играли дети. Испуганные мальчишки семенили за ней следом, ухватившись за ее юбку.
   Только сейчас Демир-бек понял, что это были его сыновья, а девочка - внучка Никанора. В груди шевельнулся злой червячок: "Они смеются, а Занкиджа умерла!". Но обычной горечи от воспоминания о жене не появилось. Демир-бек удивился вспыхнувшему в нем желанию еще раз увидеть детей. Не привыкший отказывать себе в чем-либо, он немедля направился в сад, надеясь там найти играющих детей. Но прогуляв битый час по всем закоулкам сада он не нашел ни одной живой души, кроме садовника, подстригавшего кустарник. Демир-бек задумался:
   - Куда же подевались дети? И где та девушка, вихрем пронесшаяся под моими окнами? Прячутся они, что ли?!
   Вечером, сидя с Никанором и ведя приятную беседу, Демир-бек вдруг вспомнил о случившемся днем и спросил старика:
   - А почему дети прячутся при моем появлении здесь? И почему я ни разу не встретил твою дочь с внучкой? Они что, все боятся меня?
   Немного помолчав, Никанор ответил:
   - Когда ты брал нас к себе, ты поставил условие, чтобы ни мы, ни дети, не докучали тебе и не попадались на глаза. Мы свято чтим желание хозяина этого большого, ставшего нам родным, дома и стараемся не нарушать данных обязательств.
   Демир-бек обиделся:
   - Но я ведь не зверь какой, что от меня бегут, как от чумы! - вспомнил он убегающую девушку.
   Никанор не стал ничего отвечать, а Демир-бек задумался:
   - Времени прошло вроде бы и немного, а изменилось многое, изменился даже я сам... Меня все время тянет вернуться сюда насовсем и только служба у Чингисхана не дает мне такой возможности. Я стал мягким, это заметил даже он. Вчера я не позволил наказать раба, нечаянно опрокинувшего на меня кубок с вином, а раньше за такую провинность этого раба уже бы убили... Наверное, это плохо - быть мягким. Но мне это даже нравится. Я стал чувствовать почти так же, как было при Занкидже... Мне хочется улыбаться, даже смеяться, меня стала интересовать жизнь. Правду говорил старик, что время лечит. А еще лечит и сам старик: его слова всегда достигают цели. Я влюблен в этого старика, как может влюбиться юноша в мудрого аксакала.
  

37

   Отказавшись от преследования разгромленного ополчения русских князей, войско Джебэ и Субудая направилось на восток. Разорив Черниговскую землю, дошло до Новгорода-Северского, оставляя за собой только развалины. Жестокости неведомых пришельцев не было предела: никакие мольбы о пощаде и слезы не трогали злобных сердец завоевателей. Они двигались узкой полосой и там, где они прошли, сея страх и ужас, все жители вырезались, а их дома сжигались. Только вороны кружились черной стаей, и только их хриплое карканье нарушало кладбищенскую тишину оставленного пепелища совсем недавно бывшего городом или селом... Нежданно налетели и внезапно исчезли, словно от далекой грозовой тучи оторвалось черное облако, разразившись громом и молнией, тут же растаяло... Но сама туча все еще громоздилась над горизонтом и, будто предупреждая о своем крутом нраве, иногда погромыхивала...
   Ожесточенное сопротивление обреченных на уничтожение жителей русских земель, значительно ослабило войско монголо-татар и, как бы им ни хотелось двигаться дальше вглубь Руси, пришлось повернуть в родные края, да и богатая добыча обременяла и затрудняла военные действия...
   Отряд Ратибора, выполнив задание, возвратился к пославшему его князю. Опытный воин, Ратибор собрал ценные сведения о ранее неведомом вороге. Он понял сам и постарался донести это понимание князю, что это нашествие не последнее, что это только разведка боем, а самое страшное еще впереди...
   Захваченные в плен татары откровенно смеялись в лицо смерти и говорили о рати монголо-татарской столь великой, что и не счесть, как капель в море, а это пришедшее огромное войско только маленькие его ручеек...
   Ратибор поведал князю обо всем, что узнал сам и, подводя итог, сказал:
   - Пришельцы провели глубокую разведку, теперь надо готовиться к встрече более грозного и коварного врага.
   Надолго задумался князь Мстислав Мстиславович Удатный...
  
   А жизнь на Руси продолжалась все в той же княжеской междоусобице...
  

38

  
   Ратибор, отпущенный князем на отдых, отправился в родную сторонушку... Он знал о том, что село было сожжено половцами, но истинной картины себе представить не мог. Сердце его сжалось, когда он увидел обугленные головешки сельских изб.
   Помаленьку и полегоньку уцелевшие мужики отстраивали выжженные избы, но многие еще ютились в землянках.
   Ратибор не знал, как сказать деду Михайле о Настеньке, об их встрече в степи, о позоре, покрывшем ее... Он шел к землянке деда, а ноги тяжелели с каждым неверным шагом, их все труднее становилось передвигать. Наконец Ратибор, пересилив себя, решил ничего не говорить старику, чтобы не травить начавшую рубцеваться рану. Он думал:
   - Для деда Михайлы Настенька умерла, ну и пусть все так и остается. Нет ее, и дело с концом.
   Подходя к землянке деда, Ратибор с изумлением уставился на сидящего у входа хозяина, который ритмично раскачивался, баюкая на руках ребенка. Рядом с ним сидел Буян и, в такт дедовской колыбельной песне, тоже качал лохматой головой.
   - Дедушка, откуда у тебя взялся этот ребенок? - спросил Ратибор.
   - Да вот Буян приволок нам маленькую Настеньку, - ответил дед, поворачивая к нему лицо ребенка.
   На Ратибора уставились совсем не сонные синие бездонные озера Настенькиных глаз, а сдвинутые домиком бровки, казалось, за что-то осуждали его. Молнией в мозгу пронеслось воспоминание: келья отшельника, Настенька, лежащая без чувств, плачущий ребенок и эти же сдвинутые домиком бровки... Да ведь это тот самый ребенок!
   - Это Настенькин ребенок! Но как он попал сюда? Я видел его в степи с Настенькой полгода назад! Неужели Настенька здесь?! - воскликнул Ратибор, совсем позабыв о своем решении ничего не говорить деду о встрече с Настенькой.
   - Так ты видел ее, звездочку нашу?! Значит она жива? Бог услыхал мои молитвы! Ратибор, сынок, где же она, ты привез ее обратно? - теребил его за рукав кафтана обрадованный старик, но, увидев, как исказилось гримасой боли и страдания лицо Ратибора, враз умолк и сник.
   - Она умерла, да, она умерла, иначе Буян не бросил бы ее там, - пролепетал дед бесцветным голосом и опять стал качать ребенка.
   - Подожди, дедушка, здесь что-то не вяжется, - задумчиво произнес Ратибор, - когда Буян принес девочку?
   - Дак это..., весной, кажись, - прошамкал дед.
   - А я видел ее летом! - обрадовано воскликнул Ратибор и осекся: - так выходит, что у Настеньки двое детей? Но где же она сама подевалась?
   - Какие двое детей? - стал опять нетерпеливо теребить за полу кафтана дед: - Настенька-то где же?
   - Когда я вернулся туда, где видел ее, там уже никого не было, только злой ветер неутомимо гонял по степи перекати-поле..., - тихо сказал Ратибор и закрыл лицо руками:
   - Что я наделал?! Зачем оставил ее?! Почему не забрал? Татары убили ее, иначе бы мы встретились вновь. Это все проклятая гордыня! Не смог простить ее! Да это мне надо просить у нее прощения! Сколько бед свалилось на ее хрупкие плечи, а она выстояла! А я своим недоверием убил ее! Господи! Возьми мою душу! Боже! Что же я наделал?! - уже кричал Ратибор, падая перед дедом на колени.
   - Прости меня, дед Михайла, это я убил Настеньку!
   Дед сначала с недоверием, а потом с жалостью посмотрел на распростертого у его ног Ратибора и тихо сказал:
   - А ведь она тебя любила... - и отвернулся, принявшись опять баюкать непослушную малышку.
   Убитый собственным горем и презрением старика, Ратибор ушел в монастырь и там, за толстыми и крепкими стенами пытался спрятаться от тех страшных мук раскаяния и любви, что, словно стая волков, гнались за ним и терзали его изо дня в день, не давая ни секунды передышки... Ратибор надеялся, что молитвы и жесточайший пост помогут ему притушить бушующий в душе и в сердце всепожирающий огонь....
  

39

   Маленькая непоседа, доставшаяся деду Михайле, совсем не была похожа на Настеньку по характеру, хотя лицо ее было точной копией, только кожа смуглей. Дед очень уставал от ее необузданного норова. Она стремилась быть везде, словно боясь пропустить что-то очень важное для себя. Она пыталась влезть в самые опасные и недоступные для других места: будь то горячий котелок или огонь под ним. Стоило только деду отвернуться или хотя бы отвести на мгновенье от нее взгляд, как она уже хватала ложку и мешала в котелке похлебку или совала сучья в огонь, сосредоточенно нахмурив бровки. своенравная малышка не терпела никаких сюсюканий и будто не слышала зова деда, если он обращался к ней с ласковым обращением "Настенька" и всегда откликалась на имя "Настя". Когда Михайле бывало уж совсем невмоготу, он звал Буяна и тот, схватив Настю за грубую рубашонку, тащил ее в степь. Там они играли и баловались до тех пор, пока не валились от усталости. Они спали рядом: Буян сворачивался клубком вокруг девочки, она клала голову на него, руками обнимая своего друга и воспитателя за шею. Лохматая шерсть собаки служила ей и подстилкой, и одеялом.
   Просыпалась Настя всегда первой и начинала будить Буяна. Она дергала его за уши, открывала ему глаза, тыча в них вездесущим пальчиком, сопела и ворочалась в собачьих объятиях. Буян еще некоторое время делал вид, что спит, жмурился и начинал сладко зевать, широко разевая зубастую пасть. Настя смеялась, совала ручку в эту страшную для других пасть, хватала собачий язык, пытаясь вытащить его. Буян сжимал челюсти, сдавливая нахальную ручонку и у них опять начиналась веселая возня, которая заканчивалась только с зовом деда Михайлы:
   - Буян! неси Настю! Пора обедать! - кричал дед в степь.
   Как бы Настя ни сопротивлялась и не изворачивалась, Буян бесцеремонно хватал ее и тащил назад к деду. Если она к тому времени уже проголодалась, то молча терпела возвращение. А если нет, то окрестности оглашались такими воплями негодования, что соседи деда сначала сбегались на помощь, пытаясь отбить Настю у Буяна, а потом привыкли и только усмехались:
   - Опять Михайлова внучка чем-то недовольна, - говорили они друг другу.
   Так прошло лето и осень, приближалась зима...
   Князь Василько помог своим крестьянам отстроить сожженные избы и дед Михайла вскоре покинул свою землянку.
  

40

   Демир-бек стал надолго задерживаться во дворце, а с началом зимы и вовсе перебрался туда.
   Для обитателей дворца закончилась вольная жизнь, все боялись сурового хозяина, хотя он еще ни разу не ругал и не наказывал никого из слуг. Но тот ореол таинственности и горечи, что окружал Демир-бека, заставлял всех и говорить потише, и ступать неслышно.
   Настенька строго следила, чтобы дети больше не играли под окнами хозяина, и старалась уводить их подальше вглубь сада на ежедневные прогулки, а там уж они резвились, как хотели!
   Настенька всегда охотно принимала участие во всех играх детей, сама придумывала новые, стремясь расшевелить мальчишек. Тимур и Туган с радостными и раскрасневшимися лицами возвращались домой с прогулок и тут же бежали к Ходже Никанору, как они называли бывшего отшельника, поделиться новыми впечатлениями.
   Настуся, уже крепко ставшая на ножки, ни в чем не уступала мальчишкам: ни в быстроте передвижения, ни в смелости очередных проказ. Она была не по возрасту смышленой и сообразительной.
   Настеньке было сложно с ней управляться, особенно с приездом хозяина: ее было трудно удержать на месте, Настуся ходила везде, где ей хотелось и заходила в любые комнаты, не спрашивая на то чьего-то разрешения. Да ей никто и ничего не запрещал: Настуся была всеобщей любимицей во дворце. Она одинаково смело входила на кухню, где хозяйничал длинноусый и с виду суровый Кирязек, всегда баловавший ее чем-нибудь вкусненьким, и в комнаты Хаджи Хакима, у которого всегда был припасен для нее кусок шербета или халвы.
   Когда мальчикам исполнилось по пять лет, Настусе было лишь два годика, но она уже бойко изъяснялась с обитателями дворца, причем разноплеменной народ, населявший дворец, очень хорошо понимал язык этой прелестной девочки: ангелочка с виду и чертенка внутри.
   Туган и Тимур всей душой привязались к обеим Настенькам: старшую любили и почитали как мать, а младшую считали своей сестрой и всячески оберегали ее от наказаний, которым рассерженная Настенька пыталась подвергнуть проказницу. Они старательно уверяли, что содеянное - дело их рук, а если им не верили, они просто прятали шалунью в своих покоях. Входить в них не каждый имел право, ведь они были хозяйскими детьми и, благодаря заботам Хаджи Хакима и Никанора, сейчас с ними все считались, а некоторые даже побаивались.
   Дети росли, а Демир-бек все никак не мог с ними сблизиться: они, как растревоженные мыши, разбегались в разные стороны, лишь только он появлялся вблизи них.
   Гордость не позволяла ему обратиться за помощью к Никанору, он сам пытался много раз заговорить с детьми, но у него ничего не выходило и он мог только тайком наблюдать за ними, ища различия в личиках сыновей и не находя их. Демир-бек до сих пор не знал который из них Тимур, а который Туган...
   Демир-бек все чаще и чаще останавливал свой взор на точеной фигурке Настеньки, но заговорить с нею почему-то не решался. Она его будто манила, и в то же время предупреждала: "Не приближайся!"
   Настенька старательно избегала встреч с хозяином: стоило ему появиться во дворце, ее тут же извещали об этом и она или уходила с детьми в глубь сада, если дети не спали, или закрывалась в своей комнате в ожидании его отъезда. Но приезды Демир-бека без свиты часто заставали Настеньку врасплох в самых неподобающих местах: то в конюшне. нежно гладящей бархатные бока тонконогих арабских скакунов или беседующей с конюхами; то на кухне, снимающей пробу с изысканных блюд, приготовленных поваром Кирязеком, старающимся не просто угодить ей, а обязательно поразить своим умением и мастерством. А однажды Демир-бек застал ее сидящей на старой шелковице и с аппетитом уплетающей ягоды, сок которых красными сладкими дорожками бежал по ее пальцам. При виде хозяина, появившегося неподалеку, Настенька с проворством обезьяны перепрыгнула на другую сторону дерева и, спрятавшись за мощный ствол, осторожно наблюдала за ним. Она была уверена, что он не заметил ее в густой листве.
   - И совсем он не страшный! - думала Настенька, с безнаказанным нахальством рассматривая хозяина, - И чего его так боятся?
   Она знала многое о Демир-беке: из своих воспоминаний - как жестокого охотника; из рассказов слуг - как злого и беспощадного правителя всегда и всем недовольного; из бесед с Никанором - как несчастного и запутавшегося в самом себе человека. Все это порождало в ней противоречивые чувства: она то боялась его, то сердилась на него, то жалела его...
   Демир-бек, чему-то улыбаясь, медленно прошел в соседнюю аллею и по ней повернул назад во дворец. Он, конечно же, увидел Настеньку, видел, как она испугалась и юркнула за дерево, но не хотел ее еще больше смущать и ушел. Его мысли часто блуждали вокруг этой красивой женщины и он опять усмехнулся:
   - Надо же! Сама влезла на дерево, как простая девчонка!
   Он мог бы воспользоваться правом хозяина и, призвав ее к себе, поговорить, но ему хотелось непринужденной беседы, как с Никанором, поэтому он старался столкнуться с ней неожиданно, а столкнувшись, сам терялся и Настенька непременно ускользала опять.
   Не раз Хаджи Хаким жаловался Демир-беку на нововведения во дворце, но тот только отмахивался от его замечаний, как от надоедливой мухи: ему нравилась эта новая дворцовая жизнь, и сам дворец уже не казался склепом, где живут одни воспоминания.
   Демир-бек, сам того не подозревая, все время искал глазами детей, и всегда начинал озираться по сторонам, если с ними рядом не было Настеньки. Как ему хотелось принять участие в их веселой беготне и так же, как они, беззаботно смеяться! Но он мог только тайком наблюдать за ними из укромной беседки, осторожно раздвигая виноградные лозы, тщательно укутавшие ее со всех сторон. И если раньше Демир-бека вполне устраивало то, что его все боялись, то теперь этот страх раздражал его, а его раздражение влекло за собой новые страхи окружающих, и получался замкнутый круг...
  

41

   Однажды Демир-бек курил кальян у себя в комнате, удобно устроившись на мягких подушках, как вдруг с криками: "Спасите! Спасите!" к нему ворвалась Настуся, а за нею гналась испуганная Настенька. Девочка с проворством ловкой обезьянки влезла к Демир-беку на колени и, прижавшись к нему, закрыла глазки хитрой лисички:
   - Мамочка, а меня нет! - потом повернулась и обхватив Демир-бека за шею тоненькими ручками, зарылась личиком в роскошной курчавой бороде, - А вот и не найдешь меня, мамочка! Я в лесу заблудилась!
   И Демир-бек, и Настенька замерли: один от удивления, а другая от испуга и от неловкости за поведение дочки, ведь она никак не ожидала, что Настуся убегая от нее, кинется в запретный апартаменты хозяина.
   Демир-бек неловко обнимал это хрупкое детское тельце, а по его спине на голову, как ему казалось, взбирались миллиарды мурашек и терялись где-то на темечке... Его словно теплой волной окатило изнутри, и он боялся отпустить ребенка, чтобы не расплескать ни капли этой живительной влаги...
   Но непоседе уже надоело прятаться, и она повернула сияющие и смеющееся личико к матери:
   - Ку-ку! А вот я и нашлась! - и осеклась, увидев замершую в оцепенении Настеньку.
   - Мамочка, не плачь, я больше не буду! - с готовностью быстро произнесла заученную фразу малышка.
   Настенька протянула руки, чтобы забрать ребенка у хозяина, но вдруг их глаза встретились, и она увидела мольбу в ставших влажными глазах этого странного Демир-бека.
   А проказница уже разбирала бороду Демир-бека на пряди и, пытаясь заплести их в косу, приговаривала:
   - Не ходи растрепой, а то сердитый хозяин увидит тебя и накажет! Надо причесаться, быть умницей и не расстраивать нашу мамочку! - слово в слово повторяла она наставления няньки. Потом она резко спрыгнула с колен Демир-бека и, выскользнув из его рук, помчалась по комнате к выходу с криком
   - Мамочка, догоняй меня!
   Настенька словно приросла к полу, а Демир-бек так и держал руки полусогнутыми, будто все еще обнимал ребенка. Молодая женщина стала приходить в себя, залилась румянцем и хотела извиниться за поведение дочери, но Демир-бек жестом остановил ее и быстро произнес:
   - Что за чудный ребенок у вас, Ханум! Не запрещайте ей приходить сюда, может она сможет снять печаль с моего сердца... И сами не бойтесь меня, и забудьте тот глупый уговор, заключенный нами в степи. Аллах велик! И он видит, что не разум произносил те горькие слова, которые отгородили высокой стеной меня от моих собственных сыновей, а утонувшая в горе душа... Теперь боль улеглась, но я потерял сыновей: они боятся меня, даже не приближаются ко мне! А ваша дочь, Ханум, это серебристый ручеек радости в этом доме. Она оживила здесь все, к чему прикоснулся ее взгляд, а то, к чему прикоснулась ее ручка, весело скачет за ней вприпрыжку!
   Изумленная Настенька не знала, что и сказать: ей было жаль этого совсем не страшного хозяина, которого так опасалась вся дворовая челядь. Она не могла понять одного, как он мог так долго не видеться со своими детьми. Она даже не подозревала, что все они: и она, и Настуся, и Тимур с Туганом, давным-давно находятся под пристальным вниманием Демир-бека. Но говорить ему сейчас о его недостойном поведении, Настеньке показалось грубым и жестоким. Так ничего и не сказав, Настенька медленно вышла из этой уже совсем не страшной запретной комнаты...
  

42

   Вечером того же дня Настенька сидела с Никанором и рассказывала ему о случившемся днем:
   - Демир-бек вовсе не злой и сердитый, как казалось поначалу. Я думаю, что он страдает, но ничего не показывает окружающим, - задумчиво произнесла Настенька, даже не заметив, что слово в слово повторяет то, что говорил о Демир-беке Никанор.
   - Боль утраты лечит время, но воспоминания все еще бередят его душевную рану. А вообще он добрый и хороший человек. После смерти жены Демир-бек пытался найти успокоение в причинении еще большей боли другим. И первыми от этого пострадали его же дети, да и он сам. Он страшно сожалеет о случившемся, всем сердцем потянулся к сыновьям, но они уже по другую сторону пропасти, которую Демир-бек сам воздвигал и старательно расширял. Ему бы подойти к детям и открыто поговорить, но гордость, глупая гордость не дает еще ему возможности перекинуть мосток через эту пропасть, отделяющую его от мальчиков, - перебирая четки, сказал Никанор. - Но мы с тобой можем помочь им сблизиться, не раня никого из них. Мы с тобой должны попытаться уменьшить пропасть, разделяющую их. Дети могут узнать отца с другой стороны, не только как деспотичного и жестокого, но и как страдающего и любящего. Они должны понять его и обязательно простить...
   Неожиданно раздавшийся стук в дверь испугал на время задумавшихся Настеньку и Никанора. На пороге выросла фигура слуги Демир-бека:
   - Хозяин прости Хаджи Никанора на чашку вечернего чая, - с достоинством произнес он.
   Никанор тяжело вздохнул и ответил, откладывая в сторону четки:
   - Скажи хозяину, что я сейчас буду.
   После того, как дверь за слугой закрылась, Никанор грустно добавил:
   - Сейчас мне хотелось бы посидеть с тобой, дочка, но просьба хозяина - закон для слуги. Как бы с нами здесь хорошо ни обращались, мы здесь только слуги и совсем недавно Хаджи Хаким напомнил мне об этом... Не нравится мне, как он стал на тебя поглядывать. По-моему в его седой голове роятся греховные мысли или я совсем перестал разбираться в людях, - закряхтел, поднимаясь, Никанор.
   После ухода Никанора Настенька опять задумалась: вот уже скоро три года, как они живут в этом прекрасном дворце. Она с трудом привыкла к тому, что ее величают здесь "госпожой", а вот Хаджи Хаким последнее время постоянно подчеркивает их зависимое положение, напоминая Настеньке о том, что их взяли сюда из милости. Да и ведет он себя с ней, как с прислугой: однажды даже попытался притиснуть Настеньку в кладовой, но она, не произнеся ни единого слова, таким взглядом его одарила, что его руки сами собой опустились. После этого случая он стал придираться к ней еще больше: то дети сильно шумят, то они не совсем опрятно одеты... Настенька надеялась, что это только с ней Хаджи Хаким такой колючий и всем недовольный и искала причину такого отношения к себе, думая, что может и вправду она в чем-то виновата: не уследила, когда дети перепачкались, не успокоила их, когда они сильно расшумелись... Ведь когда Хаджи Хаким видит Настусю, он превращается из колючего и сердитого в мягкого и податливого дедушку, с которым проказница вытворяет все, что ей заблагорассудится: дергает его за усы, катается на его шее, как на коне, да еще и прикрикивает на старика, понукая его ехать быстрее. Это точно, Хаджи Хаким любит и балует Настусю, но страшно ненавидит за что-то ее... А теперь, оказывается, что и Никанора он стал притеснять. Что происходит с этим человеком? То он слишком добр к ним, то, как еж, выставляет иголки недовольства и неприязни...
  

43

  
  
   В дверь тихонько постучали.
   - Кто бы это мог быть в такое позднее время? - подумала Настенька, направляясь к двери через всю комнату, чтобы впустить непрошенного гостя, но сердце вдруг сжалось в недобром предчувствии и она повернула в детскую:
   - Гюльджан, отопри дверь, там кто-то стучится, - сказала она вышедшей из спальни Настуси служанке, - И, если это ко мне, скажи что я сплю, - проговорила Настенька подходя к дочке и наклоняясь над ней.
   - Не стоит учить врать служанку, госпожа, - раздался голос Хаджи Хакима за спиной Настеньки.
   Настенька вздрогнула от неожиданности и, резко повернувшись к нему, возмущенно спросила:
   - Ты не заблудился случайно, милейший? Твоя комната совсем в другой стороне!
   - Нет, не заблудился! Мои апартаменты действительно в другой стороне,- сделав ударение на слове "апартаменты", ответил Хаджи Хаким. - Но я пришел к тебе, Настенька, и хочу с тобой говорить.
   - Но как ты можешь приходить в такой поздний час на женскую половину? Ты - не брат, не сват, а туда же! Да к тому же ты - пьян! - гневно воскликнула Настенька, увидев, как качнулся на неверных ногах Хаджи Хаким.
   - С вашим появлением во дворце все перемешалось и немудрено, что даже я опьянел: границы между мужской и женской половинами сами собой стерлись. Хаджи Никанор живет на женской половине, а ты хозяйничаешь в апартаментах Тугана и Тимура. Где теперь женская и где мужская половины?! Вы все здесь перемешали, переиначили, все изменили, даже в моей седой голове! Я считал себя уже старым человеком и, не появись вы здесь, спокойно бы дожил до своего последнего часа. А вы пришли и во мне, как в виноградной лозе весной, началось брожение. Я почувствовал. что еще не так стар и что мое сердце еще способно любить. Я боролся, долго боролся с этими чувствами, пытался подавить их, унижая вас, но ничего не вышло. Я больше не могу молчать. Мне кажется, что если я не выскажу тебе всего, я умру от разрыва сердца: так во мне уже наболело и накипело! Настенька, прости меня! Я уговорю Демир-бека и уеду отсюда далеко-далеко, но я должен знать, что ты меня простила и не держишь на меня зла! - почти уже кричал Хаджи Хаким, упав на колени перед Настенькой.
   Молодая женщина опешила и не знала, что же ей предпринять. Служанка еще в начале исповеди Хаджи Хакима серой мышкой выскользнула из комнаты, и они оставались одни, не считая спящей Настуси.
   Сердце бешено колотилось в груди, ей было неимоверно жаль старика, но чем она могла ему помочь? Обстановка накалялась из-за того, что она не могла найти нужных слов, чтобы успокоить его. А Хаджи Хаким уже рыдал, распластавшись на полу и хватая Настеньку за края одежды.
   Положение спасла Настуся, которая, проснувшись от криков Хаджи Хакима, некоторое время молча наблюдала за происходящим, а потом, поднявшись на ножки, строго сказала:
   - Ты, дедушка, не можешь любить мою маму, потому что она молодая и красивая. Тимур говорит, что мы отдадим ее в жены его отцу, который сразу же станет таким же добрым, как она, а мы с Тимуром станем настоящими братом и сестрой! А ты, если хочешь, женись на тетушке Кулиджан, она тебя тоже любит, всегда спрашивает, как ты живешь, здоров ли и какие печали тебя одолевают. И тогда у меня будет еще и бабушка настоящая! Ведь если ты мне дедушка, то твоя жена будет мне бабушкой, правда же? Сейчас, если я называю ее так, она обижается и говорит, что молода еще для бабушки, а когда вы поженитесь, она тоже сразу станет старенькой, как ты, и будет у нас хорошая бабушка! - серьезно рассуждала малышка.
   Столь умные речи из уст ребенка развеселили Настеньку и она, заулыбавшись, стала поднимать с пола притихшего Хаджи Хакима со словами:
   - Я очень люблю и уважаю тебя, но вовсе не как мужчину, а как наставника, отца! Оставайся же таким всегда, и забудем о случившемся, как о плохом сне!
   Хаджи Хаким виновато прятал заплаканные глаза и лепетал:
   - О, Аллах! Что это на меня нашло, как я мог решиться высказать самое сокровенное? Прости, Настенька! Правду говорят, что устами младенца глаголет истина. Внутри меня будто все перевернулось и стало на свое место. Пелена упала с глаз и с души! Но я ведь не произносил слов любви, Откуда она узнала о моих чувствах?
   - Я совсем не сержусь на тебя, о почтеннейший, и уже забыла все и ты забудь! Будем друзьями! - говорила Настенька, усаживая старика на подушки.
   Хаджи Хаким еще некоторое время сидел молча, а потом повернулся к Настусе и произнес:
   - Ах ты, проказница! разве можно говорить такие слова дедушке?! Ты словно кувшин воды вылила мне на голову! С чего ты взяла, что Кулиджан меня любит?
   - Любит, любит! Я сама слышала, как она говорила об этом на кухне! - весело хлопая в ладошки, закричала малышка.
   - А с чего ты взяла, что твою маму надо отдать в жены Демир-беку? - опять спросил ее Хаджи Хаким.
   - Потому что у меня есть мама, а папы нет. А у Тугана с Тимуром есть папа без мамы. Вот мы их соединим, и у нас будет у всех одна мама и один папа! - нисколько не смущаясь, говорила Настуся.
   - Прекрати говорить глупости! - сердито оборвала ее Настенька, заливаясь краской стыда, - ложись спать немедленно, негодница!
   - Мамочка, ты говоришь совсем как Туган! Он тоже не хочет, чтобы ты стала его мамой, но вовсе не потому, что не любит тебя, просто он еще сильнее любит меня! А если ты станешь его мамой, то я буду его сестрой, и он не сможет жениться на мне, когда я вырасту. Мамочка, а давай станем, ты мамой, а я сестрой только Тимуру, он так этого хочет! Но Туган не будет называть тебя мамой, а когда мы с ним поженимся, ты опять станешь мамой для всех! - продолжала взрослые рассуждения кроха.
   - Замолчи, бесстыдница! - прижимая ладони к пылающим щекам умоляюще выкрикнула Настенька.
   Хаджи Хаким с трудом поднялся на ноги и, улыбнувшись обеим, сказал:
   - А, может, так и надо сделать? Может это самый лучший выход?
   - Хаджи Хаким, не обращайте внимания на ее болтовню! - попросила Настенька, - и никому не говорите об этом!
   - Уста младенца, уста младенца..., - продолжал бормотать старик, направляясь к выходу.
   Только за ним закрылась дверь, как Настенька сгребла в охапку дочку и, прижав ее к себе, попыталась остановить поток красноречия, бьющего фонтаном из Настусиного кукольного ротика:
   - Да замолчи же ты, наконец! - выходя из себя, воскликнула мать.
   Но малышку уже было не остановить:
   - Тимур тоже сердится и говорит, что и ему хочется жениться на мне, но тогда Туган будет сильно страдать, а он этого не допустит, и лучше будет страдать сам..., - звонкий шлепок на мгновенье остановил болтунью, но сейчас же ее синие глаза потемнели, она очень серьезно и обиженно проговорила, вырываясь из материнских рук и направляясь к кроватке:
   - Ты, мамочка, не права, так ведут себя только плохие люди, так говорят Тимур и Туган, их тоже когда-то били, но потом всех плохих людей выгнали и пришли мы, а с нами - все хорошие люди, поэтому все сейчас счастливо живут. Я лучше пойду спать и забуду, что ты была плохой, а завтра ты опять будешь меня любить, и мы с тобой снова будем хорошими, - укладываясь под одеяло и закрывая глаза, продолжала Настуся.
   Настенька подошла к кроватке, нагнулась к дочери и сказала:
   - Прости меня! - и поцеловала ее в нахмуренный лобик.
   Складочки на лбу девочки быстро разгладились и Настенька, не успев разогнуться, оказалась в цепких объятиях малышки, которая, счастливо смеясь, закричала:
   - Вот ты и опять хорошая! И не надо ждать до завтра! - и обе Настеньки, заливаясь смехом, закружились по комнате.
   Уложив дочурку снова в постель, Настенька задумалась. Она была удивлена, что слова малютки не оставили горького осадка в душе, а наоборот, там творилось что-то невообразимое! Какое-то ликование, радость захлестывали ее и она пыталась разобраться, от чего это с ней происходит - то ли от того, что мальчики ее любят, то ли от мыслей о Демир-беке...
  

44

   По установившейся привычке Настенька продолжала избегать встреч с хозяином, но когда они все же происходили, она не была уже столь напуганной, да и детей приучала не шарахаться в сторону при одном только упоминании имени Демир-бека.
   Однажды, нагрянув в Сыгнак как всегда неожиданно, Демир-бек застал детей в саду, играющими в прятки. На удивление мальчики не бросились врассыпную, а почтительно склонили головы, приветствуя его. Демир-бек был настолько поражен этим, что даже не заметил Настусю, карабкающуюся по его ногам на руки. Сделав неверный шаг. он нечаянно сбил с ног непоседу, она упала, но тут же, как мячик, подскочила и опять затеребила его за полу халата:
   - Дяденька, возьми меня на ручки! Я спрячусь у тебя и Тимур меня никогда не найдет, потому что он тебя боится!
   - Ничего я не боюсь! - насупившись, произнес Тимур и обрадованный Демир-бек отметил для себя, что он впервые знает, где сейчас Тимур, а где Туган.
   Подняв на руки Настусю, он подошел к мальчикам и присел возле них:
   - Ну, здравствуйте, орлы! - сказал он сдавленным голосом.
   А Настуся ловко спрыгнула с колен Демир-бека и понеслась навстречу появившейся в конце аллеи Настеньке с криками:
   - Мама, мама! К Тимуру и Тугану отец приехал!
   Настенька, заметив присевшего Демир-бека, хотела юркнуть в соседнюю аллею, но, взяв себя в руки, сдержалась. Она подхватила на руки подбежавшую к ней дочку и направилась к застывшим в неловком молчании отцу и детям.
   Мальчики с надеждой и смятением смотрели на нее, такими же глазами на нее уставился и сам хозяин. Все ждали чуда, а у Настеньки при виде этой сцены ком застрял в горле, и она делала судорожные движения языком, пытаясь проглотить его.
   Как всегда обстановку разрядила Настуся: она сползла с материнских рук и метнулась к мальчикам:
   - Ну, идите же, обнимите отца! - сказала она и сильно толкнула их в спины.
   Демир-бек поймал падающих в его объятия сыновей и крепко прижал их к груди из которой вырвался какой-то сдавленный орлиный клекот...
   Настенька, поймав Настусю за руку и сдерживая ее, застыла на месте. Но непоседа снова ловко вывернулась и уже разнимала железные объятия Демир-бека со словами, услышанными от бродячих скоморохов:
   - Ну, ты, медведь, задушишь, ослабь хватку-то!
   Хозяин затуманенным взором посмотрел на девочку и, когда смысл сказанных ею слов наконец-то дошел до него, рассмеялся и, подхватив мальчишек на руки, весело побежал по аллее, преследуемый неугомонной девчонкой.
   Настенька стояла и улыбалась и не знала, что ей делать: то ли бежать за ними, то ли тихо уйти. Ей очень хотелось, догнав Демир-бека, повалить всех в шелковистую траву или просто столкнуть их в бассейн. Бесенок, вдруг проснувшийся в ней, подталкивал ее на необдуманные действия, но разум победил и Настенька, представив себе, как бы все это выглядело со стороны, начни она кувыркаться в траве с хозяином и детьми, фыркнула от смеха и быстро направилась на кухню к Кирязеку.
  

45

   Розовый дворец стал походить на настоящий муравейник: с раннего утра в нем пробуждалась жизнь, куда-то спешили слуги, дети, едва проснувшись, бежали к бассейну купаться, садовники спешили убрать с клумб увядшие цветы. Настенька, поднявшись раньше всех и отдав распоряжения по хозяйству, тоже спешила к бассейну, чтобы принять участие в детских играх. Но с недавнего времени она стала чувствовать себя скованно, будто ощущая, что за ней постоянно наблюдают. Она уже не позволяла детям брызгать на нее прохладной водой и не гонялась за ними, играя в "салочки". Всему причиной был Демир-бек: он стал каждое утро встречать детей и весело принимал участие во всех их развлечениях, они, к великому неудовольствию садовников, дружно вытаптывали траву и клумбы вокруг, с визгом и смехом носясь друг за другом. Настенька уже подумывала о том, что она здесь лишняя и вообще ей не пристало находиться в обществе Демир-бека, видеть его плескающимся с детьми возле бассейна, бегающим по траве с голыми пятками, но отказать себе в удовольствии быть причастной к этим забавам не могла. Она видела осуждающие взгляды Хаджи Хакима и Кулиджан, где-то в глубине души она ревновала детей к Демир-беку, хотела обидеться на них за измену и каждый вечер обещала себе, что завтра не пойдет к бассейну. Но лишь забрезжит рассвет, она уже бывала на ногах с единой мыслью скорее управиться и поиграть с детьми.
   К вечеру дворец затихал: уставшие дети валились с ног, засыпали на ходу и их на руках разносили каждого в свои покои...
   Демир-бек сделал мальчишкам лук и учил их стрелять. Настуся ни в чем не уступала братьям. Не смотря на свой малый возраст, она старалась не только не отстать, а быть всегда впереди. И Тимур, и Туган видя, как страдает девочка, если у нее что-то не получалось, просто поддавались ей, льстя ее самолюбию.
   Иногда Демир-бек никому и ничего не сказав, надолго пропадал из дворца. Его исчезновениям предшествовали визиты странного человечка на лохмоногой и низкорослой лошадке, который молча проходил в покои Демир-бека и там они долго о чем-то разговаривали, а на утро их уже не было во дворце.
   Настеньке очень хотелось узнать, куда это они ездят тайно от всех, но спрашивать Демир-бека о чем-либо она не могла, ведь он - хозяин, что хочет, то и делает...
   Жарким летним днем, возвратившись после очередного таинственного исчезновения, Демир-бек, выглянув в окно, увидел интересную картину: Настенька стояла на краю бассейна и пыталась отжать вымокший сарафан, а дети, смеясь, продолжали плескать в нее водой. Стройная фигура девушки была красиво очерчена прилипшей к телу мокрой одеждой, и Демир-бек мысленно отметил, какая у Настеньки тоненькая талия и совсем юная грудь... Настенька всегда носила широкий сарафан, который сама сшила. Он скрадывал все прелести ее фигуры и сейчас мужчина стоял, словно громом пораженный, зачарованно взирая на нее. Настенька, будто почувствовав на себе пристальный взгляд, озабочено огляделась по сторонам, но, не увидев ничего подозрительного, успокоилась и вдруг, разбежавшись, прыгнула в бассейн. Что за кутерьма тут поднялась! Дети радостно визжали, брызги летели во все стороны, а Демир-бек увидел, как над бассейном повисла разноцветная радуга...
   - Отец приехал! - радостно воскликнул Тимур, увидев в окне потерявшего бдительность и не успевшего спрятаться за штору Демир-бека.
   Настенька охнула и присела в бассейне, будто желая раствориться в его воде.
   Настуся, увидев испуг на лице матери, засмеялась и сказала:
   - мама, он не станет тебя ругать за мокрое платье! - и прильнула к ее груди.
   Настенька быстро выбралась из воды и с дочкой на руках пустилась бегом от места ее позорного поведения.
   Не успела она тихонько прикрыть за собой входную дверь, чтобы, пробежав по лестнице, спрятаться в своей комнате, как перед ней вырос Демир-бек, быстро спустившийся по лестнице с противоположной стороны.
   Ему хотелось сказать ей что-нибудь смешное и приветливое и он уже, было, раскрыл рот, как вдруг увидел Настенькино лицо, выглянувшее из-за Настуси: мокрое, густо покрасневшее и со слезами отчаяния в глазах.
   Демир-бек словно подавился готовым сорваться с губ смехом и стоял глупо ухмыляясь.
   Синие озера Настенькиных глаз при виде этой идиотской ухмылки начали быстро темнеть, будто молнией полыхнули в сторону нахального хозяина, а сама Настенька ужом проскользнула мимо него и понеслась наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
   - Серна, испуганная серна..., - с нежностью произнес Демир-бек, проводя рукой по лицу, словно пытаясь стряхнуть с себя оцепенение.
   - Наваждение какое-то! - приходя в себя, сказал он и, резко повернувшись на каблуках, направился назад в свои апартаменты. Но он не дошел до них: за его спиной раздалось веселое шлепанье мокрых ног по мраморному полу, и тут же у него на руках повисли Тимур и Туган. Демир-бек рассмеялся счастливым смехом и стал осторожно двигаться вперед, раскачивая уцепившихся за него мальчишек. Скоро эта процессия потерялась за поворотом огромного коридора.
  

46

   Настенька металась по комнате в поисках сухой одежды и ничего не находила, потому что, схватив вещь, тут же швыряла ее в возникающее перед глазами видение ухмыляющегося Демир-бека.
   - Мама, что с тобой? - спросила притихшая Настуся.
   - Ничего! буркнула та в ответ и, схватив дочку, стала срывать и с нее мокрую одежду.
   Не терпящая никакого насилия девочка вырвалась из ее рук и, надув губки, ринулась искать спасения в комнате Никанора...
   - Как он смел, как он смел смеяться надо мной! - закрывая ладонями пылающие щеки повторяла Настенька продолжая метаться по комнате.
   Пришедшая в голову мысль заставила ее резко остановиться:
   - А почему он не смеет смеяться надо мной? Кто я здесь такая? Кто я в этом огромном доме?
   - СЛУЖАНКА! - услужливо подсказал внутренний голос.
   - Нет, я не согласна! Я не простая служанка! - пыталась сопротивляться Настенькина гордость.
   - Обыкновенная служанка! Нянька! Вот ты кто! - настаивал противный голос.
   Еще долго бы препиралась сама с собой Настенька, но раздавшийся голос Демир-бека под ее окном, прервал затянувшийся спор:
   - Настенька-Ханум! Прошу меня извинить, но дети не хотят идти есть без вас с Настусей! - как ни в чем не бывало сказал он.
   Осторожно выглянув в окно Настенька увидела уже переодетых Тимура и Тугана крепко держащихся за руки отца, в глазах которого плясали искорки смеха.
   - Женщине не пристало сидеть за одним столом с мужчинами! - резко крикнула она
   - Да будет вам! - В этом доме жизнь течет по другим законам - по европейским! - от всей души засмеялся Демир-бек.
   - Даже Кулиджан уже смирилась с этим и ей самой доставляет большое удовольствие сидеть на стуле за столом! Да вы же сами, дорогая. Ханум, отвергли законы Шариата, а теперь так истово ратуете за них?! - откровенно насмехался над ней хозяин.
   - Ничего подобного! - выпалила Настенька и еще больше залилась краской стыда, понимая всю глупость сказанного ею.
   - Мы ждем вас в столовой! Спускайтесь к нам! - весело помахав ей руками, прокричали мальчишки.
   Настеньке ничего не оставалось делать, как, быстро переодевшись самой и переодев Настусю, подхватить под руку Никанора и спуститься вниз...
   В столовой стояло веселое оживление - все гомонили, разговаривая друг с другом. Настенька ждала, что сейчас все присутствующие обратят на нее внимание и будут смеяться с нее, но никто даже не вспомнил о том, что она купалась с детьми в бассейне. И у нее постепенно отлегло от сердца...
   Тетушка Кулиджан опять порадовала всех своей стряпней и все разговоры разом стихли, отдавая должное ее кулинарным способностям...
   За обедом изредка Настенька ловила на себе взгляд хозяина, но лишь она обращала на него свой взор, он тут же делал вид, что занят содержимым своей миски...
   - Это все из-за купания в бассейне, - думала Настенька. - Но я не позволю ему насмехаться надо мной, даже если я всего лишь служанка!
   - Что за удивительная женщина эта Настенька! - лаская ее взглядом, нежно думал Демир-бек.
   - Может, счастье еще улыбнется этим двоим, - думал Никанор, наблюдая за взорами Настеньки и Демир-бека.
   - Что-то давно у нас не было праздника во дворце,- думал Хаджи Хаким переглядываясь с повеселевшей Кулиджан.
  

47

   Незаметно летело время...
   Дед Михайла, казалось, молодел вместе с внучкой. Настя уже так выросла, что Буян не мог таскать ее в зубах. Но девочка без зазрения совести могла взгромоздиться ему на спину и кататься так, пока псу это не надоедало и он, выгнув спину дугой, сбрасывал свою наездницу на землю. Настя вскакивала и снова хватала Буяна за шею, норовя свалить его. Иногда уставший пес ей это позволял, и она с воплем победителя валилась на распростертого у ее ног Буяна празднуя победу над ним. Настя росла ужасной проказницей и болтуньей. Она просыпалась очень рано, шумела до позднего вечера, пока не валилась с ног от усталости. Стоило днем умолкнуть ее голосу, как всех охватывала паника. Это означало, что с Настей или что-то случилось и она молча корчится от боли, или же совершает очередное преступление: самозабвенно и старательно мажет дегтем изнутри праздничные дедовы сапоги, или старательно стирает в придорожной луже вымазанный сарафан и так далее и тому подобное. Ее изобретательности не было предела: неосторожно брошенное деду Михайле слово о его несостоятельности управиться с внучкой, порождало новые проказы. Настя с кошачьей ловкостью карабкалась на дерево и как только очередная жалобщица проходила под ним, издавала утробные крики, от которых та шарахалась в ужасе и бросалась наутек. Она лазила на соседскую крышу и бросала в трубу камни, чтобы испугать ворчливую соседку. Однажды она даже раздобыла где-то старое деревянное корыто и отправилась в плавание по речным просторам... Благо сельские рыбаки ее вовремя заметили и, не смотря на отчаянные вопли Насти, вытащили из воды. Руки девочки всегда были в синяках и ссадинах. Со своими сверсниками она плохо ладила, ее побаивались даже дети постарше. Если в ее диком сердце вспыхивала любовь к кому-либо, то это сулило неприятности обоим: Настя не могла просто любить, она набрасывалась на несчастное существо словно волчонок, царапала, кусала, старалась прижать к груди так сильно, что почти душила жертву в объятиях, за что получала неоднократные шлепки от деда. После этого она дулась на него: забивалась в угол и. сев на пол, отворачивалась к стене, но никогда не плакала. Если ее кто-то незаслуженно обижал, ее синие глаза тут же темнели, как у Настеньки-старшей, и из них полыхали молнии, но лицо девочки при этом становилось веселым и она без умолку начинала болтать, находя такие слова для обидчика, что тот немедленно ретировался и убегал со слезами. Сама Настя никогда ни на кого не жаловалась: ей казалось, что так легче жить...
   А время все бежало, как песок сквозь пальцы....
  

48

   Как-то ранним утром Настенька направилась в сад, чтобы набрать у садовника свежих цветов. Увлекшись выбором самых лучших, она не заметила, как к ним приблизился Демир-бек, с некоторых пор тоже полюбившего ранние прогулки в саду. Он остановился чуть сбоку и любовался замысловатой игрой красок на лице молодой женщины, ему казалось, что каждый цветок, как в зеркале, отражается в ней. А Настенька, не заметив его, продолжала начатый разговор с садовником о цветах:
   - Я очень люблю цветы, но здесь они какие-то ненастоящие: очень красивые, яркие, но совсем не согревают душу... Вот у нас в селе такие розы не растут, но наши васильки и ромашки кажутся такими теплыми и родными... - Грустно прижала отобранный букет к груди, ойкнула, уколовшись, - вот и колются они больно, а цветы, ведь они нежными должны быть, а эти - как люди: сверху красивы, а изнутри колючи...
   - Нет, вы не правы, госпожа. Они - розы, очень нежные, а колючки - ведь это для защиты, - уверял ее старый садовник, - в них нет человеческого зла и ненависти. Они - цветы и несут только радость от созерцания их красоты.
   - Какая необыкновенная женщина! - восхищенно подумал Демир-бек. - Надо же, цветы сравнивает с людьми!
   - Подарите и мне хоть один из этих прекрасных цветов! - обратился он к Настеньке.
   От неожиданности Настенька чуть не подпрыгнула, в испуге охнула и повернулась к Демир-беку:
   - Как вы меня напугали! Если хотите цветок, выберите его себе сами, - протягивая ему весь букет сказала Настенька.
   - Нет, мне хотелось бы получить розу из ваших рук, - широко улыбался ей хозяин.
   - У меня плохой вкус и я могу не угодить вам, - с сомнением и робостью произнесла Настенька, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
   - Со мной что-то странное происходит. Скорее бы он ушел, это из-за него у меня дрожат руки и сильно колотится сердце..., - сердито подумала Настенька.
   - От чего это у меня такое волнение в груди? - с удивлением заметил про себя Демир-бек и тут же сам себе ответил: - Да это ведь от присутствия Настеньки! Это она пробуждает во мне какие-то таинственные силы!
   - ну же, выбирайте цветок! - нетерпеливо протягивала женщина букет, надеясь побыстрей избавиться от назойливого хозяина.
   - Нет, я прошу, чтобы вы мне подарили розу, а если я ее выберу сам, то это уже будет не подарок, - пряча руки за спину, проговорил Демир-бек.
   - Ну, какую же розу вам подарить? - лихорадочно рассматривая букет, произнесла зардевшаяся Настенька. А затем решительно выхватила из букета самую яркую, протянула ее Демир-беку.
   Мужчина взял розу очень бережно и, прижавшись к ней губами, вдруг сказал:
   - Она также прекрасна, как и вы! - А про себя подумал: - О Аллах! Что за слова я говорю! Они звучат как объяснение в любви! Остановись, Демир-бек! - но его язык его не слушал, а продолжал говорить: - Я сохраню этот цветок этот цветок на память о самой прекрасной женщине, какую я когда-либо встречал!
   Настеньке показалось, что она сейчас вспыхнет и сгорит ярким пламенем от стыда, ей захотелось убежать, но ее ноги будто приросли к месту. а всегда острый язык окостенел...
   Она стояла и молча прятала лицо за букетом, садовник давно тихонько ушел, а Демир-бек все продолжал рассматривать злополучную розу:
   - Какие нежные лепестки, словно ваши алые щечки, - сказал он и посмотрел на Настеньку долгим испытующим взглядом.
   - Вы..., вы..., - только и смогла выдавить из себя Настенька и, круто развернувшись, быстро побежала по аллее, теряя розы...
  

49

   Во дворце собирался большой пир: Демир-бек праздновал десятилетие своих сыновей.
   Тимур и Туган выросли и вытянулись, стали высокими и стройными, как топольки. Они уже умело владели оружием и, поэтому, в их честь был объявлен турнир. В состязаниях должны были участвовать мальчики - дети богатых купцов Сыгнака.
   К столь торжественному празднику отец подарил сыновьям отличных арабских скакунов, черных, как безлунная ночь, с белыми звездочками на широких лбах. Мальчишки были на вершине счастья! Ведь это были их первые кони, настоящие!
   Давным-давно уже забылись невзгоды и печали в этом большом, веселом и счастливом доме!
   Демир-бек беззаветно любил сыновей и очень нежно и трепетно обходился с женщиной, заменившей им мать. О маленькой Настусе никто не мог говорить без улыбки: все обитатели дворца боготворили ее, весело смеялись над ее проказами и дружно защищали от наказаний матери.
   Но в этот день никто не мог помочь в несчастье малышки: Демир-бек нанес ей горькую обиду, подарив маленькую лохмоногую лошадку, считая Настусю еще ребенком. А ведь она не хуже мальчишек стреляет из лука и вместе с ними проходила обучение военному мастерству: только мальчишки занимались с учителем, а она, подглядывая за ними через окно.
   Только дедушка Хаджи Хаким знал об этих упражнениях и помогал ей как мог. Он сам сделал ей меч, но, конечно же, не такой тяжелый и большой как настоящий, но очень удобный и легкий даже для ее маленьких ручек. Ничего, что меч был деревянный, зато она могла прекрасно тренироваться с дедом не причиняя ему вреда. Это была их большая тайна, которую дед с внучкой тщательно оберегали и скрывали ото всех. Сегодня на турнире Настуся собиралась одержать сокрушительную победу, но как можно победить Тугана и Тимура на их прекрасных скакунах - ей, на этой игрушечной лошадке?! И Настуся горько плакала, забившись в угол конюшни.
   Вдруг на ее вздрагивающее от рыданий плечико легла чья-то ласковая ладонь. Настуся быстро обернулась и увидела Хаджи Хакима. В руках он держал белоснежный костюм для верховой езды, который он протянул девочке со словами:
   - Одевайся быстрей, а то опоздаешь на турнир! - и, положив перед ней костюм, стал выводить из стойла стройного белого скакуна.
   - Это тебе подарок от дедушки Хакима и бабушки Кулиджан, - с улыбкой сказал он, протягивая ей поводья.
   Синие молнии счастья полыхнули в глазах Настуси, и она бросилась на шею Хаджи Хакима:
   - Спасибо, деда! Родной, любимый, мой самый лучший деда! - звонко чмокая его в щеки, воскликнула она.
   - Я давно приготовил тебе этот подарок, Я уверен, что ты обязательно победишь на этом турнире! Хватит разговоры разговаривать, одевайся быстрей, слышишь, рог трубит? Это сигнал для сбора участников турнира! А лицо прикрой вот этим шлемом, под ним тебя никто не узнает! Ах, какой у нас будет сегодня прекрасный праздник! - надевая на голову Настуси позолоченный шлем, говорил Хаджи Хаким.
  

50

   Турнир был в разгаре! Зрители тесным кольцом обступили ограду поля, на котором Туган и Тимур гарцевали на своих черных арабских скакунах в таких же черных блестящих доспехах.
   Трибуны, украшенные гирляндами цветов и знаменами поднимались над полем подвижным и многоцветным поясом. Там восседала вся знать Сыгнака. В отдельных ложах расположились женщины в роскошных нарядах со стыдливо прикрытыми лицами.
   Настенька и тетушка Кулиджан стояли в своей ложе и приветливо махали братьям платочками, подбадривая их. Все сверстники мальчишек, пытавшиеся состязаться с ними, были уже повержены и гордые своими победами братья готовились к поединку между собой.
   Настенька все время тревожно оглядывалась по сторонам: она взглядом искала Настусю, так неожиданно исчезнувшую после получения детьми подарков от Демир-бека. Мать сразу заметила разочарование и обиду на лице дочери, как только Демир-бек, легко подняв Настусю, усадил ее на маленькую лошадку. Черные красавцы-кони пританцовывали вокруг сидящей на пони Настуси, а мальчишки, смеясь, просили ее прокатить их на этом дивном коньке. Девочка, больно ударив пятками по бокам лошадки, умчалась прочь. Все подумали, что Настуся так выразила свою радость, но сердце матери говорило о другом...
   Демир-бек издали пристально вглядывался в фигуру Настеньки, отмечая про себя все: и ее неприкрытое прекрасное лицо, и цветы в льняных волосах, и восхищенные взгляды мужчин, и осуждающие - женщин. Она стояла в лучах солнца и казалась ему настоящей богиней, излучающей тепло и способной осчастливить весь мир. Он провел по лицу рукой, прогоняя наваждение, но все равно опять уставился на Настеньку: ласковым взглядом пробежал по ее точеной фигуре снизу вверх, остановился на губах, что-то говорящих тетушке Кулиджан. Они были столь искусно вырезаны творцом и так притягательны, что Демир-бек невольно потянулся к ней, будто она была не на трибуне, а рядом с ним. Пошатнувшись, он устоял на месте и опять стал смотреть на Настеньку, остановив взгляд на ее глазах.
   - Ах, какие глаза у Настеньки! Они просто завораживают! Сколько в них душевной теплоты, силы и глубокой страсти! Обладательницы таких глаз умеют сильно любить, но и страдают безмерно..., - почему-то вдруг подумалось Демир-беку.
   Его внимание привлекли мягкие и выразительные жесты Настенькиных рук, и он повернулся туда, куда устремились взоры всех зрителей турнира - к его сыновьям.
   Демир-бек не хотел, чтобы братья состязались друг с другом: не хотел, чтобы один из них оказался проигравшим и собирался уже объявить об окончании турнира, как вдруг на поле неизвестно откуда выскочил белоснежный конь с хрупким наездником на спине. Таинственный пришелец приветствовал взвывшую от предвкушения новых впечатлений толпу и повернулся к распорядителю турнира:
   - Я, Белый Паж, вызываю на состязание Черных Пажей! - громко прокричала срывающимся голосом Настуся, стараясь изменить его и сделать грубее. Ей это удалось благодаря шлему, плотно закрывавшему лицо и искажающему звуки.
   Туган и Тимур недоуменно переглянулись и уставились на отца, ожидая его решения. Такая близкая для них победа опять отдалялась. Но временное замешательство быстро прошло, и они уже с презрением смотрели на новоявленного соперника, твердо уверенные в своем превосходстве.
   - Объявляю новый тур состязаний! - провозгласил распорядитель турнира по знаку Демир-бека, торжественно ударив в гонг.
   Все три наездника выстроились в ряд, готовые в любую минуту сорваться с места и понестись вперед к победе. Но сначала надо было произвести по одному выстрелу из лука и попасть в кольцо, закрепленное на столбе, установленном в центре поля.
   Первым стрелял Туган: его стрела точно попала в цель, кольцо качнулось, а стрела упала на землю. Зрители одобрительно загудели и опять притихли
   Тимур, самодовольно ухмыляясь, натянул тетиву и пустил свою стрелу: она, попав в центр кольца, намертво пригвоздила его к столбу. Раздавшийся гром рукоплесканий и криков немного испугал Настусю, но в тот же миг она смело сорвала свой лук с плеча и, почти не целясь, выстрелила: ее стрела расщепила стрелу Тимура надвое и осталась торчать в ней. Рев восторженной толпы сразу же показал на чьей стороне ее симпатии.
   Мальчишки опять переглянулись, одновременно нахмурились и по новой команде распорядителя поспешили к стартовой линии для участия в непростых скачках.
   Демир-бек был страшно недоволен этим выскочкой: ведь ему очень хотелось, чтобы именно его сыновья оказались лучшими. Он и призы приготовил для обоих: заказал у золотых дел мастера два прекрасных перстня. Но что поделаешь, состязания есть состязания! И он нетерпеливо ерзал на месте, ожидая новых неожиданных событий...
   Состязающиеся должны были непросто обогнать друг друга, а к тому же как можно больше сорвать на скаку раскачиваемых ветром тряпичных шаров, закрепленных чуть повыше голов всадников, а в конце пути сбить мечом надетые на тонкие жерди глиняные кувшины. Победителем будет объявлен не просто первый, пришедший к финишу, а еще и больше всех собравший трофеев. Этот вид состязания придумали Никанор с Настенькой, тоже уверенные в победе Тимура и Тугана.
   Все зрители замерли, внимательно следя за происходящим на поле: впереди летел Тимур, у него уже было три шара, потянувшись за четвертым, он неловко толкнул его и тот свалился прямо в руки следовавшего за ним брата. Таким образом у Тугана тоже оказалось три шара. Настуся только на полкорпуса отставала от Тугана, но у нее было уже пять шаров. Обезьянья ловкость, с которой она скакала по деревьям за фруктами и орехами очень пригодилась ей сейчас - она без особого труда срывала шары. А мальчишки уже рубили кувшины...
   Своим деревянным мечом Настуся не смогла бы перерубить жердь, на которой торчал кувшин, поэтому она и не стала пытаться рубить с плеча, как это делали братья. Она ловко поддевала кувшины снизу кончиком меча и сбрасывала их на землю.
   Все трое одновременно вложили мечи в ножны. На счету у ребят было восемь сбитых кувшинов на двоих, а у Настуси - пять!
   Увидев, что у соперника деревянный меч, мальчишки стали хохотать и потешаться над ним, показывая пальцами:
   - Смотрите, смотрите какое оружие у Белого Пажа! Ха-ха-ха!
   Слезы обиды выступили на глазах у Настуси, синие молнии, метнувшиеся в сторону обидчиков, остановили веселый смех, а Туган вдруг воскликнул:
   - Да это же Нас..., - и, не договорив, свалился в пыль, сбитый ловким ударом Настуси. Через секунду у ног своего вороного коня лежал и Тимур...
   А победитель турнира, издав воинственный крик, уже скакал к роще и вскоре скрылся в ней...
   Демир-бек, с трудом приходя в себя после сокрушительного поражения сыновей, властно крикнул:
   - Остановите его! - но было уже поздно, погоня не увенчалась успехом, таинственный всадник исчез также неожиданно, как и появился...
   Въехав в рощу, Настуся повернула своего скакуна к задним воротам конюшен, где ее уже ждал разгневанный Хаджи Хаким:
   Зачем сбежала? Почему не взяла главный приз? Что же это за победа, если о ней никто не знает? - ворчал старик, помогая девочке быстрее расседлать уставшую лошадь. Тщательно обтерев ее потные бока сухим сеном, они спрятали ее в дальнем стойле.
   Счастью Настуси не было предела! Она с силой тискала деда, осыпая его поцелуями, смеялась и прыгала от удовольствия!
  

51

   А во дворце за торжественным пиром все только и говорили о неизвестном Белом Паже, повергшем зазнавшихся хозяйских отпрысков. При приближении кого-либо из хозяев дворца эти разговоры мигом прекращались и опять возобновлялись после их удаления. Для Тугана и Тимура, да и для Демир-бека, праздник был окончательно испорчен...
   Приготовленные для победителей перстни так и остались неврученными, ведь намеченные победители турнира оказались поверженными обладателем деревянного меча...
   Зато появившаяся только на пиру Настуся носилась по залу, словно на крыльях! Туган из-подлобья поглядывал на нее: он теперь был уверен, что "Деревянный Паж" и она - одно и то же лицо. Наконец он не выдержал и подошел к Настусе:
   - Ты сбросила меня с коня только потому, что воспользовалась моим замешательством, ведь я узнал тебя! - сердито стал он выговаривать ей. - Где ты научилась всему, что показала на состязаниях? И где ты взяла такую красивую лошадь? Ведь отец подарил тебе маленького пони!
   - Будешь зазнаваться и задирать нос, всегда будешь валяться в пыли, уж я об этом позабочусь! - весело взъерошив его волосы, ответила сильно повзрослевшая проказница.
   - А я и не зазнаюсь, с чего ты взяла такое? - обиделся Туган.
   - А зачем стал высмеивать мой деревянный меч? Разве он оказался хуже твоего стального клинка? Дедушка просто забыл принести мне настоящий меч, - соврала Настуся и, тут же спохватившись, стала уговаривать Тугана:
   - Туганчик, миленький, не говори никому, что мы с дедушкой в сговоре! Не говори никому, что ты узнал меня! - и нежно чмокнула его в щеку.
   Лицо Тугана покраснело от удовольствия и он, счастливо засмеявшись, сказал:
   - Ну, что же, теперь это и моя тайна! - и дети весело побежали в сад, взявшись за руки.
   Тимур, заметив шептавшихся о чем-то Тугана и Настусю, грустно улыбнулся, а когда они бросились к двери, хотел присоединиться к ним, но почему-то передумал. Понурившись, он направился наверх в свои комнаты, но потом, вдруг, резко встряхнув головой, быстро подошел к низкому столику уставленному сладостями и, схватив самый большой кусок халвы с изюмом так любимой Настусей, тоже побежал в сад...
   Хаджи Хаким и Никанор понимающе переглянулись, дружно усмехнулись в седые бороды и, одновременно подмигнув друг другу, весело рассмеялись.
   Только Демир-бек ничего не замечал и был мрачнее тучи...
  

52

   Демир-бек ходил с товарами в Киев не один раз, а когда возвращался, всегда получал приглашение от Чингисхана, который, не смотря на свой крутой нрав, всегда внимательно вслушивался в обстоятельные рассказы купцов об увиденном в дальних странах. Из этих разговоров он черпал сведения о количестве войска у русских князей, обо всех распрях между ними, о местах расположения оборонительных сооружений в приграничных областях. Особенно высоко Великий Каган ценил получаемые сведения от наблюдательного Демир-бека, веря им беспрекословно. Да и сам Демир-бек понимал, зачем Чингисхан призывает его к себе. Все окружающие считали купца Демир-бека разведчиком монгольского Кагана, а он сам не опровергал этих слухов, потому как ему это было на руку: все разведчики пользовались золотыми пайцзами, выданными самим Великим Каганом и дающим право беспрепятственно передвигаться во владениях монголо-татар. На одной из таких встреч сам Потрясатель Вселенной пожаловал Демир-беку высокое звание мунхи - своего доверенного разведчика. Чингисхану очень нравился умный и немногословный Демир-бек, его скупые, точные и уверенные определения, иногда очень смелые суждения, но никогда - подобострастные. Поэтому так доверял им уставший от лести Великий Каган.
   В начале 1227 года Чингисхан опять призвал к себе своего верного купца-лазутчика - мунхи Демир-бека...
   Демир-бек прибыл к берегам Керулена в становище Буки-Сучегу, где расположился Потрясатель Вселенной. Он уже точно знал, что Великий Чингисхан смертельно болен. Не один десяток голов знахарей и лекарей снес палач по приказу Великого Темучжина - Чингисхана. Он требовал от них невозможного - поставить его на ноги, вернуть ему здоровье и силу и они, дрожа перед его именем, обещали невозможное, за что и платили своими жизнями.
   Великий Каган считал, что Демир-бек всегда способен находить нужных людей, поэтому приказал и ему отыскать опытного знахаря для лечения.
   Демир-бек послал своих гонцов в далекий Китай, где провел немало лет, общаясь с мудрыми ламами и древними целителями. Один из них согласился приехать к Чингисхану. Умный Демир-бек понимал, что нет на свете такой силы, которая сможет вдохнуть жизнь и дать требуемое бессмертие старому телу Великого Кагана, но он уповал на великую мудрость древнего старца.
   - Возьми все сокровища, что у меня есть, старик! Только верни мне молодость! - обратился к мудрецу Чингисхан.
   Осмотрев дряхлое тело умирающего хана, старец смело и честно сказал ему:
   - У камня нет кожи, у человека нет вечности!... А сокровища твои мне не нужны, ведь еще ни один богач, переступивший черту жизни не смог унести с собой свое богатство! Поэтому нет смысла копить его.
   - Я казню тебя страшной смертью, презренный раб! - вскричал Чингисхан.
   - Ты можешь казнить меня и еще не одну сотню лекарей, но это тебе не поможет... Ты же - Великий, так будь таким до конца! А смерти я не боюсь, я жду ее, как избавленья..., - даже ничуть не испугавшись, произнес мудрый старец.
   - Почему же ты не хочешь даже попробовать лечить меня? - удивленно спросил Великий Каган, - другие заставляли меня пить разные снадобья, молоко кормящих матерей, свежую кровь младенцев, по их указаниям я ел еще теплую печень своего врага и еще невесть что, чем меня потчевали они. А ты сразу выносишь мне приговор, даже не начав лечить...
   - И у тебя, и у меня за плечами стоит смерть, - отвечал лекарь, - Я вижу твою и честно тебе об этом говорю: твои дни сочтены. А ты можешь призвать быстрее мою, стоит тебе только шевельнуть пальцем. Каждый человек живет столько, сколько ему отмерено, и твой срок на этой земле уже истек, приготовься достойно предстать перед Богами.
   - Я не простой смертный! Я - Великий Каган - Потрясатель Вселенной!
   - Нет, перед Всевышним все равны. И сколько бы ты не тряс эту вселенную, пред Ним твоя душа предстанет обнаженной, ибо сказано: человек рождается один и умирает один, из праха вышел, в прах возвратится.
   - Говорящий такие речи умирает не от болезни..., - зловеще прошептал Чингисхан.
   - Я это знаю, - также спокойно произнес китайский мудрец.
   - Скажи правду, ведь ты тоже боишься смерти..., - вдруг спросил Великий хан.
   - Еще не родился тот человек, который бы не боялся смерти. Но ведь она неизбежна, поэтому к ней надо относиться как к неизбежному.
   Долго молчали два старика внимательно разглядывая друг друга: один спокойно взирал на другого, а во взоре другого часто сменялись злоба, страх, безысходность...
   - Я не казню тебя, уходи..., - наконец прохрипел Чингисхан, приподнимаясь на локтях, - Уходи скорее!
   -- Прощай! - просто сказал мудрый старец, и удалился, даже не поклонившись Великому Кагану.
   - Это конец! А я так много не успел сделать! - тоскливо думал Чингисхан.
   - Завершат ли мои дети и внуки все задуманное мною? Надо сделать так, чтобы завершили...
   Мысли о завещании потомкам давно тревожили голову Потрясателя Вселенной, и сейчас он взялся за него, как за самое неотложное дело...
  

53

   Когда Демир-бек вошел в юрту Великого Кагана, тот лежал на своем любимом белом войлоке и тихонько постанывал. Он сильно страдал, никто не в силах был остановить надвигающуюся на него беду. Ни один мудрец, ни один шаман, призываемые к нему, не смогли предложить ему средство для получения бессмертия... Для чего же тогда нужны все его богатства и слава непобедимого воина?..
   - У камня нет кожи, у человека бессмертия, нет вечности даже у великих!... - с тоской проговорил Чингисхан, обращаясь к склонившемуся в почтительном поклоне Демир-беку.
   Выпрямившись, Демир-бек молча сел у его ног.
   - Будешь ли ты таким же верным слугой моим преемникам? - спросил Потрясатель Вселенной, - не отступишься ли, не предашь ли, не нанесешь ли ты им удара в спину? Могут ли они верить тебе так же, как верил я? Все мои сыновья крепко сидят в седлах, только Джучи-хан потерял поводья и умер. В его владениях, в улусе Джучи может начаться смута. Поможешь ли ты его сыну и моему внуку Бату-хану, выросшему у тебя на глазах? Если ты мне пообещаешь верно служить ему, я буду спокоен за него. Субудай-багатур научит его воевать, а ты обереги его от тайных происков врагов.
   - Да, мой повелитель, я буду рядом с твоим внуком и незримо стану оберегать его, как собственного сына, пока он будет нуждаться во мне, - искренне пообещал Демир-бек.
   - Помни о своем обещании, иначе проклятие Чингисхана настигнет тебя везде, где бы ты ни спрятался! - угрожающе просипел больной хан.
   - А сейчас уходи и быстро уезжай отсюда! Скоро из этого становища ни одна птица не вылетит, - зло усмехнулся Чингисхан, - уходи и пусть ко мне придет факих, что пишет нашу летопись. Ему еще придется много написать...
   Зима 1227 года - зима смерти Великого Кагана - Потрясателя Вселенной... Никто не должен был знать о его смерти, пока тело не будет похоронено в месте, указанном им самим. Так завещал Темучжин. Поэтому на пути следования отрядов монгол, везущих тело своего повелителя к месту его вечного пристанища, уничтожались не только встреченные люди и поселения, но даже собаки и вороны... Никто не мог раньше указанного времени рассказать всем о смерти, настигшей непобедимого Чингисхана...
  

54

  
   Демир-бек опять собрался с товарами в далекую Русь...
   Молодой Бату-хан приказал своим нукерам точить мечи, чтобы пронестись грозою через земли чужих народов за великой рекой Итиль (Волгой). Он мечтал раздвинуть царство своего деда Чингисхана до последних границ вселенной, а для этого надо было многое узнать о тех народах, которые хотел покорить. Поэтому Демир-беку предстояла долгая и опасная дорога, чтобы оправдать доверие молодого хана, помочь ему и исполнить обещание, данное Повелителю Вселенной перед его кончиной.
   Демир-бек ревностно выполнял свой долг перед юным Бату: он помогал ему во всем, учил вовремя разгадывать и просчитывать хитроумные ходы и уловки его врагов, чтобы не попасть в подготовленную ими ловушку; учил, глядя в глаза собеседнику, точно определять, где правда, а где ложь в его словах; учил не реагировать на открытую лесть; учил не обижаться на слова правды... Только не всегда он видел понимание в глазах потомка Великого Кагана...
   В огромном царстве Чингизидов назревала великая смута, а лучшим лекарством от нее, как учил сам Чингисхан, это война. И его сыновья и внуки старательно выполняли заветы своего отца и деда не только порабощая близлежащие земли, но и тянулись жадными руками до самого последнего моря...
   При этом они не забывали строить козни друг другу, поэтому очаги междоусобиц то там, то здесь вспыхивали в монголо-татарских становищах...
   Бату-хан наследовал улус своего отца Джучи-хана с центром на реке Яике. Все земли от Яика на север, запад и северо-запад, вся Сибирь и вся Русь входили в этот улус. Даже королевства Восточной Европы были назначены дедом ему во владение, хотя эти земли и не были еще завоеваны, а народы, их населявшие, сном-духом не знали о том, что их судьба уже предрешена....
   Демир-бек прибыл в ставку Бату-хана за последними распоряжениями. Его, наставника молодого хана, незамедлительно пропустили в шатер Бату, хотя самого хана там не было.
   Долго и терпеливо ждал Демир-бек возвращения своего юного повелителя, не смея покинуть шатер. Только поздно вечером раздался стук копыт, оборвавшийся возле ханского шатра и вбежавший Бату, радостно приветствовал учителя:
   - Я давно уже ждал тебя! Думал, что придется посылать за тобой еще раз! - быстро говорил юноша, подходя к Демир-беку и крепко его обнимая.
   Вслед за Бату-ханом в шатер вошел воспитатель и телохранитель молодого Чингизида Субудай-багатур. Увидев его, Бату сразу же изменился, будто его подменили: он напустил на свое лицо суровость и, сосредоточенно сдвинув брови, произнес:
   - Я буду править всем миром, как того хотел мой дед, а для этого надо быть сильным. Ну а сила заключается в силе войска и сильной руке, направляющей это войско. Сильная рука - это власть, а ее легко утратить, если не бороться за то, чтобы сохранить ее. Верный Демир-бек, ты должен отправиться в Волжскую Булгарию и Русь, мне необходимы сведения об этих странах, об их войске, об их укреплениях! Благодаря походу Джебэ и Субудая русские земли дня меня уже не загадка, да и твои сведения были достаточно ценными. Теперь я хочу все знать о булгарах! А еще дойди до Кыюва, узнай, чем сейчас дышат кыювские князья. Я покорю их и покажу им свою силу и мощь, моя власть над ними будет беспредельной! - закончил свою речь Бату и совсем по-детски облегченно вздохнул.
   - Как прикажешь, мой повелитель! Завтра же пойду в Волжскую Булгарию и о Кыюве не забуду, - очень сдержанно сказал Демир-бек, слегка наклонив голову. Он уже давно заметил, что Бату-хан стал стесняться проявлять свою привязанность к нему, да и вообще какие-либо человеческие чувства, кроме недовольства и подозрительности. И не зря он думал, что это все происки Субудая, это он накручивает молодого хана, заставляя видеть только плохое в людях его окружающих. Это очень не нравилось Демир-беку, но он ничего не мог поделать: Субудай был таким же воспитателем юного Бату, как и он.
   - Стань на колени перед Великим Чингизидом Бату-ханом! - приказал ему Субудай, резко обнажая кривую саблю.
   - Не тронь его! - поднял руку безусый юнец. - Демир-бек служил еще моему деду, и я помню, что Чингисхан говорил о нем: " Не клони эту голову долу сильнее, чем она сама склонится, главное, что его сердце уже преклонилось! Дорожи этим сердцем!"
   - Но Великий Бату-хан, - зло сверкнул в сторону Демир-бека маленькими и колючими глазками Субудай, - Чингисхан также говорил, что " голова, которая не клонится, должна освободить шею"! - низко кланяясь, возразил ханский воспитатель.
   - Эти слова действительно говорил мой дед, но только не о голове Демир-бека! - вскакивая с места сердито сказал Бату.
   - Да, измельчали "Повелители Вселенной", - с грустью думал Демир-бек, шагая к своему шатру.
   - Раньше был один Чингисхан, ему служил, а сейчас даже этот облезлый пес Субудай пытается мной командовать! Если бы не обещание, данное мной, бросил бы все и мирно сидел бы в своем дворце, наслаждаясь покоем и детьми, - в сердцах подумал Демир-бек, но внутренний голос прошептал ему:
   - Если бы не было у Бату-хана нужды в тебе, твой розовый дворец давно превратился бы в груду развалин..., - и это было правдой...
  

55

   Демир-беку совсем не хотелось покидать семью, свой прекрасный дом, где царили любовь и счастье, но обещание, данное Чингисхану, гнало его в далекий и нелегкий путь.
   Тимур уговорил отца взять его с собой: он не мог уже спокойно наблюдать, как его брат Туган открыто признает над собой власть этой взбалмошной девчонки - Настуси. А все потому, что сам любил ее, но мужская гордость, о которой часто говаривал отец, не позволяла ему так расслабиться, как Тугану, который, забыв обо всем, выполнял любые приказы голубоглазой егозы.
   Тимур стал с радостью готовиться в дорогу, чтобы быть подальше от своей мучительницы и избежать ее чар, таких желанных... Да и не хотел он стоять на дороге у брата!
   Настуся, заметив необычайное скопление людей, верблюдов, лошадей на заднем дворе, стала все время крутиться возле Демир-бека. А когда разузнала, что с караваном уходит и Тимур, заявила ему:
   - Я тоже поеду с вами! - сказала, как отрезала.
   Демир-бек усмехнулся, прижав большой палец к вздернутому носику девочки:
   - Мала еще, а дорога длинная и трудная!
   - А я вырасту по дороге! - приподнимаясь на цыпочках и преданно заглядывая в глаза Демир-беку, уверяла Настуся.
   - По дороге не растут! - от всей души засмеялся Демир-бек.
   - Растут, когда много едят? Да? Я буду много есть! - опять принялась уговаривать Демир-бека Настуся.
   - Нет, девочка, тебе нельзя с нами! Мы привезем тебе много подарков, жди нас! - и торопливой походкой направился к караван-баши, отдававшему приказы рабам.
   - Тогда и Тимуру нельзя с тобой ехать! Ведь он тоже маленький! - с обидой крикнула ему вдогонку Настуся.
   Демир-бек остановился, обернулся и, подхватив на руки надувшую губки девочку, закружил ее со словами:
   - Тимур будет мне помогать в дороге, а ты здесь будешь следить за Туганом! Ты же помощница мамина? - защекотал он настырную Настусю.
   Той очень хотелось остаться серьезной, но ей очень нравилось, когда ее кружили, а еще больше - когда ее щекотали. И, не выдержав такого натиска, залилась громким смехом.
   Когда Демир-бек, наконец, отпустил ее, она, сунув указательный палец в рот, опять попыталась уговорить его:
   - За Туганом может присмотреть и мама, ей не привыкать, она все время за всеми нами смотрит! А я поеду с вами, и буду ухаживать за Тимуром и тобой! Вы же там пропадете без женщины! Кто вам будет еду готовить? А я уже умею все делать, меня мама научила! Ну же, ну можно мне с вами?
   - Давай договоримся, в следующий раз мы обязательно все вместе отправимся в путь! - присел возле Настуси и, взяв ее за плечики, сказал Демир-бек.
   - Ты совсем-совсем не хочешь меня брать с собой... - прошептала Настуся и, вырвавшись, понеслась в конюшню плакать, как это она всегда делала, когда обижалась на кого-либо.
   - Как обиделась девочка! Совсем ребенок, а хочет взрослой быть! - тепло подумал Демир-бек, - Придется как-то заглаживать свою вину перед ней, и, я думаю, не подарками...
  

56

   Долго шел караван...
   Демир-бек был неутомимым наездником и мог не слезать с лошади сутками, стремясь побыстрее пересечь степи, пустынные и холодные. Тимур уже не раз пожалел, что отправился с отцом. Гордость. глупая гордость крепко держала его в седле, хотя ноги его стали почти деревянными и кожа на них уже не чувствовала щипков и ударов, которыми Тимур пытался разогнать застоявшуюся кровь в конечностях.
   Демир-бек, наблюдая за сыном, сначала молча усмехался себе в бороду: дескать, скоро сын сам сдастся и попросит привала. Но через три дня почти непрерывной езды, еды и сна верхом, понял, что если сам не остановит караван, Тимур упадет с лошади и разобьется, так уже было сковано его тело и в глазах сына не наблюдалось никакого движения мысли.
   Команда караван-баши на остановку на привал прозвучала для Тимура как сладостная песнь. Он хотел по-молодецки соскочить с коня, но свалился с него, как мешок: ноги оказались чужими, не слушались и не держали его. Они оставались разведенными колесом и не поддавались на отчаянные попытки хозяина овладеть ими. Демир-бек, будто случайно, оказавшийся рядом с Тимуром, помог ему устоять на ногах и шепнул на ухо:
   - Я горжусь тобой, сынок!
   По затекшим ногам Тимура медленно растекалась болезненная, но приятная благодать: похвала отца была наилучшим лекарством от усталости.
   Проворные слуги быстро развели костер и Тимур, еще не успевший как следует растереть занемевшие конечности, услыхал запах жареной зайчатины.
   Демир-бек сидел рядом с сыном на войлочной подстилке и с жадностью ел. Утолив первый голод, он стал внимательнее оглядываться по сторонам.
   - Что ты так озираешься, будто что-то пытаешься вспомнить, - спросил его Тимур.
   - Какое-то смутное чувство проснулось во мне с тех пор, как мы здесь остановились, - ответил отец, - но это не чувство тревоги от близкой опасности, - тут же успокоил он сына.
   - Давай пройдемся немного, тебе сейчас надо походить, чтобы вернуть ногам способность нормально двигаться, - предложил Демир-бек Тимуру.
   Они поднялись и медленно пошли к расположенному невдалеке кургану. Подойдя к нему поближе, увидели обвалившийся вход в пещерку и тут Демир-бек вспомнил, что именно здесь он впервые встретил Никанора с Настенькой и Настусей...
   Они присели на камни у полузавалившейся кельи отшельника и разговор сам по себе перешел на Настеньку и ее дочку:
   - Сын, я давно наблюдаю за тобой и вижу, что тебя гложет скрытая страсть. Я уже и не рад, что привез в дом этих людей. Эта маленькая шалунья околдовала всех, а моих сыновей вообще свела с ума! - испытующе глядя на Тимура проговорил Демир-бек.
   - Не говори так, отец! С появлением этих людей у нас в доме поселилось счастье! Да, я страдаю от любви к Настусе, но не могу открыться ей, ведь она еще очень мала, а любовь для нее - это очередная игра! Да и к тому же он тоже любит ее! - с горечью в голосе сказал Тимур.
   - Кто это - ОН? - с веселыми искорками в глазах спросил Демир-бек.
   - Он - это мой брат Туган. И не смейся, я знаю, что ты скажешь: что мы еще молоды и можем сто раз разлюбить и снова влюбиться. Да, может ты и прав, но меня- то это не касается: я никогда не смогу вырвать из сердца Настусю, она занозой сидит в нем и болит, болит, болит... Но я никогда не скажу ей о своей любви, зачем вставать на пути брата и ранить его чувства.
   Тимур не смотрел на отца, носком сапога он чертил в придорожной пыли линии и тут же их перечеркивал. В голове роились мысли, но он не находил слов, чтобы их высказать.
   - Отец, я не хочу возвращаться домой! Я не могу видеть их вместе! - слезы заблестели на глазах сына и Демир-бек ласково привлек его к своей могучей груди:
   - Благородный и великодушный сын мой! Не печалься, твоя судьба еще впереди! Она обязательно придет и перевернет все так, как никто не ожидает! Эта детская любовь пройдет и еще найдется другая девушка, которая властно вычеркнет из твоего сердца Настусю и напишет в нем свое имя! Она полновластной хозяйкой завладеет не только твоим сердцем, но и твоей душой! Или то же произойдет с Туганом и Настусей: он влюбится в другую девушку, а она полюбит кого-то другого или тебя!
  
   Демир-бек даже не подозревал, как он близок был к правде! Изменения в жизни всех обитателей розового дворца были уже не за горами! Божье проведение вело своими дорогами всех, но к цели, о которой знала только судьба!
  

57

   - Я любил твою мать беззаветно и преданно и, хотя я мог иметь несколько жен и наложниц, мне никто не был нужен, только она, моя несравненная Занкиджа! Когда она умерла, весь мир померк для меня. Я думал, что на земле уже не осталось никаких красок, кроме черной. Внутри меня, казалось, все выгорело, а пепел осел на душе тяжелым покровом, сковавшим ее, словно ледовым панцирем... Но вот прошло более десятка лет после страшной потери и я начал чувствовать, что в мире не умерли краски, что живы веселье, любовь, счастье... Мне стыдно признаться даже себе, что я влюблен, опять влюблен, как мальчишка! Мне хочется прыгать, скакать, без причины смеяться, но я обуздываю эти чувства, прячу их далеко-далеко...
   Демир-бек сам не ожидал от себя подобной откровенности: слова сами лились из его уст, выдавая самые сокровенные мысли, которые он гнал от себя столько лет, а сейчас они оказались неуправляемыми, выскакивают, как горох сквозь дыру в мешке...
   - Отец, ты тоже влюблен в Настусю?! - чуть ли не с ужасом спросил Тимур.
   - Нет, не в Настусю, а в ее мать! - рассмеявшись и взъерошив волосы сына, сказал Демир-бек.
   - Любовь... Как объяснить и понять это слово? - задумчиво произнес Тимур после короткого молчания.
   - Никто не знает, что такое любовь и как ее объяснить словами, но когда она приходит, каждый понимает, что пришла именно ОНА...- грустно усмехнулся Демир-бек.
   - Отец, расскажи мне о маме, ведь ни я, ни Туган о ней ничего не знаем..., - осторожно попросил Тимур.
   Демир-бек надолго задумался, а потом произнес:
   - Ваша мать - удивительная женщина! Она яркой звездой зажглась на небосклоне моей жизни. И, как пришла внезапно, так внезапно и ушла... Оставшаяся в сердце нерастраченная любовь превратилась в горькую обиду на весь белый свет ... Все вокруг стали виноватыми в ее смерти, а в первую очередь мои дети...
   Тимур ласково коснулся отцовского плеча:
   - Тебе до сих пор больно вспоминать о ней. Не надо, не говори пока ничего!
   - Сынок, место вашей матери в моем сердце - свято! Его никто и никогда не займет! Но место рядом с ней прочно заняла женщина, заменившая вам мать! - признался Демир-бек. - Я часто пытаюсь их сравнивать и не нахожу между ними ничего общего: они совершенно разные! Но как я могу любить их обеих?! Занкиджа - сказочная темноволосая бабочка - легкая и призрачная, всегда молчаливая. Она больше говорила глазами, чем устами, в ее дивных очах постоянным огнем светилась преданная любовь. За это, наверное, я и любил ее, мою необыкновенную и прекрасную жену... а Настенька... Она полная противоположность Занкиджи! Светловолосая колдунья, подвижная, как молния, острая, как дамасский клинок, непредсказуемая, как шаловливый ветерок: то ласково погладит по щеке, то швырнет горсть песка в глаза!
   Опять надолго задумался Демир-бек, а Тимур его и не торопил, сам задумавшись...
   - Все свои мысли я всегда глубоко прятал по привычке, выработанной за многие годы жизни, - опять стал говорить Демир-бек. - Я боялся, что кто-нибудь догадается о тех чувствах, что бушуют во мне к Настеньке! А сейчас, сидя рядом с тобой на этом камне, я думаю: " А стоило ли прятать их?"
   - Отец, ведь это же здорово! Ведь мы с ранних лет с Туганом мечтали соединить вас с Настенькой! Но мы никогда не рискнули бы предложить вам это! - с восторгом хлопая в ладоши, запрыгал вокруг отца Тимур.
   - Успокойся, сынок! - пытался остановить его необузданную радость Демир-бек. - Ты забываешь, что сама Настенька может отвергнуть меня! Она не нашей веры и не моя рабыня, я не могу просто взять ее в жены без ее на то согласия! И мне стыдно признаться, я боюсь предложить ей выйти за меня замуж. Ведь, если она мне откажет, мы больше не сможем жить под одной крышей: ни моя, ни ее гордость этого не позволят! И тогда она будет вынуждена покинуть наш дом, а я этого совсем не хочу, вот поэтому и молчу, - слова Демир-бека вырывались из его груди с надрывом, будто кто-то невидимый больно натягивал самые сокровенные струны внутри него...
   - Отец, разве есть такая женщина, которая не хотела бы выйти за тебя замуж? Женщина, которая могла бы устоять перед тобой? - с тревогой и непониманием спросил Тимур.
   Демир-бек грустно улыбнулся сыну:
   - Есть и может! Ты многого еще не знаешь о жизни, сынок! Но в этом и вся прелесть этой жизни! Познавай, открывай ее для себя, она прекрасна!
   - Но в моей жизни нет смысла, если рядом не будет Настуси! - вспомнив о своей душевной боли, выдавил из себя Тимур.
   - Ищи этот смысл! Ищи его в работе, загружай себя делами, как я! Ведь жизнь не остановить! Старание найти смысл жизни является главной силой в человеке. Я не побоюсь сказать, что в мире не существует более действенной помощи для выживания, даже в самых ужасных условиях, чем знание, что твоя жизнь имеет смысл! - сказал Демир-бек, поднимаясь с камня.
  

58

   Не смотря на быстро изменяющуюся окружающую обстановку, Тимуру было скучно в дороге. Его сердце и все помыслы остались в Сыгнаке рядом с Настусей, а лошадь уносила его все дальше и дальше от нее...
   На горизонте появились деревянные постройки. Караван приближался к границам Рязанского княжества, исколесив и обследовав южные рубежи Волжской Булгарии. Демир-бек хорошо изучил построенные булгарами для обороны укрепленные линии - огромные валы протянувшиеся на десятки километров...
   - Тяжело будет взять Булгарию с налета, - думал он, - для успешной атаки необходимо начать штурм сразу в нескольких местах...
   Тоненькой тростинкой он наносил одному ему ведомые линии и кружочки на куске ткани - это была своеобразная карта тех мест, где они уже побывали, с указанием крепостей, укреплений и даже выдвинутых далеко вперед сторож...
   С юга Рязань была защищена от Дикого Поля, где кочевали со стадами овец и табунами лошадей половецкие ханы пограничными заставами и сторожевыми крепостями. Со временем эти заставы и крепости обрастали поселками, куда стремился вольный люд со всей Руси и куда приезжали половцы для меновой торговли. Они привозили шерсть, кожи, пригоняли стада овец, быков, лошадей. Взамен брали муку, меха, бортный мед. Присмотрев красивых девчат, тут же сватались, а если получали отказ, крали невест, устраивая набеги на маленькие поселения русичей.
   Демир-бек нарочно шел нехожеными дорогами, стараясь как можно больше высмотреть, разузнать, собрать сведения о сторожах и постах Рязани - это княжество первым на Руси должно было пасть под копыта монгольских коней...
   Он, как будто пришелец из Дикого Поля, заходил в каждую и деревушку, поселок, предлагая диковинные ткани, дорогие украшения, разноцветные нитки и ленты. Демир-бек не очень-то отчаивался, если его товар никто не брал, ведь для того, чтобы проникнуть как можно дальше вглубь Руси и не вызвать подозрений у местных князей, его караван должен везти много, очень много товаров. Но на глазах простых смердов и поселенцев, с удовольствием разглядывающий товары, но ничего не покупающих, он расстроено цокал языком, приговаривая:
   -Дзе, дзе, одни убытки от торговли с этими русичами!
   Так потихоньку Демир-бек обошел всю южную границу Рязанского княжества и приблизился к маленькому селу на берегу Оки.
   Отправив подарки местному воеводе, он сообщил ему, что остановил свой караван здесь для приведения в порядок товаров перед посещением рязанского князя Юрия Игоревича. Он очень надеется хорошо поторговать на его подворье, а для этого ему надо снарядить подобающее сану князя посольство и отобрать наилучшие товары и подарки.
   Лагерь разбили невдалеке от села, в степи. Пока слуги ставили шатры и разводили костры, Тимур решил прогуляться по округе. Невдалеке он увидел перелетавших с места на место перепелов и решил поохотиться. Никому и ничего, не сказав, он вскочил на своего скакуна и помчался в степь.
   Солнце уже садилось за горизонт, а Тимуру все еще не хотелось оставлять свою забаву: у него за поясом уже болталось около десятка перепелок, но азарт гнал его все дальше.
   Наконец он решил возвращаться и резко развернул коня, направляясь к лагерю. Вдруг он услыхал какое-то звериное урчание и, повернувшись, увидел сбоку огромного черного волка, разрывающего зазевавшуюся куропатку. Зверь поднял голову, внимательно осмотрел Тимура и, оскалив страшную клыкастую пасть, приподнялся, как будто готовясь к прыжку.
   Резкий удар плетью по крупу лошади возымел обратное действие на перепуганное животное: вместо того, чтобы пуститься вскачь, конь поднялся на дыбы, Тимур, не удержавшись в седле, упал на землю. Конские копыта, занесенные над ним, обрушились на ногу Тимура. От резкой боли мальчик вскрикнул и потерял сознание...
   Очнулся Тимур от того, что этот страшный черный волк лизал его по лицу и тихонько поскуливал. Широко раскрыв глаза мальчик увидел перед собой не ощерившуюся волчью пасть, а умную и доверчивую собачью морду.
   Перед Тимуром стоял Буян, вышедший в степь поохотиться и подкрепиться, а также и отдохнуть от Насти перед наступлением короткой летней ночи.
   Тимур попытался подняться, но от острой и резкой боли опять потерял сознание...
   Демир-бек был вне себя от страха за сына: вороного скакуна с хлопьями пены на боках, храпящего, с налитыми кровью глазами поймали охранники, но Тимура нигде не нашли...
  

59

   Настя вышла за околицу села: что-то долго не идет ее верный друг Буян. Она посвистела, прислушалась _ никакого ответа, и стала громко звать:
   - Буян, Буянушко! Иди ко мне! - пес был уже старым и дед Михайла говорил, что однажды он не вернется домой, умрет где-то в степи... Настя не могла себе даже представить свою жизнь без Буяна... Она не заплакала от слов деда, но сердце тисками сжала жалость от неотвратимости потери...
   Вдруг в наступающих сумерках она уловила какое-то движение: то ли ветерок прошелестел по сухой траве, то ли кто-то двигался в прошлогодних зарослях бурьяна... Настя позвала опять:
   - Буян, Буян! - и услыхала в ответ радостное повизгивание и зовущий собачий лай. Камень упал с души девочки, она облегченно вздохнула и опрометью кинулась на зов друга. Подбежав к тому месту, откуда раздавался лай Буяна, она увидела, что он сидит возле лежащего на земле странно одетого длинноногого мальчишки. Из его сапога сочилась кровь, нога была сильно опухшей. Настя нагнулась над незнакомцем, потрогала его: жив ли? И, уловив слабое дыхание, успокоилась, не раздумывая, ловко подхватила тело мальчишки подмышки и поволокла его к избе деда Михайлы.
   Дед сидел на завалинке, опершись на длинную суковатую палку. Увидев Настю, волокущую что-то, насторожился: что еще выкинула эта проказница?
   - Деда, деда, помоги! Глянь, что Буян в степи нашел! - крикнула она срывающимся от напряжения голосом.
   Вдвоем они быстро затащили мальчика в избу.
   - Что за странный молодец! Откуда он к нам забрел? - шамкал дед беззубым ртом улаживая Тимура на полатях.
   А шустрая Настя уже притащила нож и резала голенище сапога на ноге неизвестного гостя. Полосатый халат прикрывал ноги мальчика до самых колен, под халатом виднелись шелковые шаровары, сильно пострадавшие от сучков, пока его тащили Буян с Настей. Не задумываясь девочка отхватила ножом одну штанину и с стащила ее вместе с разрезанным сапогом.
   Нога пострадавшего представляла собой плачевное зрелище: раздробленная ступня, синяки и ссадины, кровь, запекшаяся на многочисленных ранах и ранках и ко всему - страшная опухоль...
   - Деда, ты ему поможешь? - с надеждой обратилась Настя к Михайле.
   Дед по привычке забубонил:
   - Вечно ты собираешь что зря в степи! - и осекся: ведь перед ним лежал живой человек.
   - Конечно же, помогу, дочка, готовь воду, и тряпицы чистые найди, чтоб его перевязать, - сказал Михайла, копаясь в многочисленных холщевых мешочках с пахучими травами...
  

60

  
   Тимур очнулся: перед ним сидела дремавшая Настуся, но что-то в ней было не так. Он стал внимательнее ее разглядывать и задумался, что же изменилось в ней? Еще раз присмотрелся и обнаружил, что Настуся очень небрежно заплела свои волосы в одну косу, хотя мать всегда аккуратно причесывала ее и плела две тугие косички, которые, заворачиваясь, задорно торчали в разные стороны.
   Тимур протянул руку и погладил Настусю по щеке: та вздрогнула и тут же улыбнулась ему:
   - А я уже и приснула возле тебя! Долго же ты спал! Дед говорил, что дал тебе сонное зелье, но я схитрила и не все его влила тебе в рот: зачем же спать, когда так не терпится узнать кто ты? Откуда ты пришел, как тебя зовут?
   Тимур засмеялся:
   - Что ты выдумываешь, Настуся? Ты что так быстро забыла меня? Я - Тимур, проказница!
   Глаза Насти округлились и стали похожи на голубые блюдца, она заорала:
   - Деда, деда! Он меня знает! - подскочила на месте, крутнулась и умчалась прочь из избы.
   - Деда, иди сюда скорее! - вопила она с порога, наш гость бредит, а в бреду говорит, что знает меня!
   Дед медленно поднялся и заковылял в избу:
   - Говорил тебе, не тронь его, пусть отдохнет, а ты, верно, растормошила-таки мальчишку! - ворчал старик.
   - И не трогала я его совсем, только смотрела на него, да и заснула, а он меня сам по щеке погладил, вот так - смотри! - не могла устоять на одном месте и вертясь перед дедом показывала ему, как гость гладил ее по щеке не сдавалась упрямая Настя.
   - Деда, идем, идем скорее! Посмотришь на него! - тащила она неповоротливого Михайлу в избу.
   - Как мы попали сюда, Настуся? - спросил Тимур, как только хозяева появились на пороге.
   - Я помню, что охотился, упал с лошади... Но я помню и то, что ты должна быть далеко отсюда, ты ведь осталась дома, или ты опять ослушалась и тайком ехала за нами? - ужаснулся он. - Но ведь это невозможно! - засыпал словами недоумевающую и сгорающую от любопытства Настю мальчик.
   - Видишь, деда? Он, наверное, сошел с ума от боли, да? Зря я ему не все зелье влила в рот..., - с опаской выглядывая из-за дедовой спины, произнесла Настя, заглядывая ему снизу вверх в слезящиеся глаза.
   - Да нет, на сумасшедшего он не похож, - успокоил ее озадаченный дед.
   А Настя, уже успокоенная словами деда, наскочила на Тимура:
   - Что ты плетешь?! Никуда я не ехала, тоже мне придумал! Дед, скажи ему!
   - Сынок, кто ты и откуда будешь? - присел на полати возле мальчика Михайла и ласково погладил его по голове. - На наших людей ты не похож, на половцев-басурманов, тоже, ты - пришлый, но откуда? И кто обучил тебя нашей речи?
   - Ваша речь - и моя. Я знаю ее от моих воспитателей. Зовут меня Тимур. Я - сын купца Демир-бека. Мы идем с караваном товаров в Кыюв-град. А это - моя сестра Настуся. Не обижайся на нее, уважаемый, она - страшная выдумщица, опять придумала себе новую игру! Она не понимает, что наделала, ведь, наверняка, дома все с ног сбились, разыскивая ее, запропастившуюся проказницу. Надо дать знать моему отцу, они где-то поблизости разбили лагерь, он пошлет гонца в Сыгнак с известием, что Настуся здесь, с нами! И что я жив, - быстро говорил Тимур, схватив Михайлу за руку.
   - Успокойся, малыш, мы сообщим твоему отцу о тебе. Но что за глупости ты несешь о Насте?! Посмотри на нее: видишь, что твои слова сделали с ней! - показывая на девочку пальцем, улыбнулся дед.
   Настя и вправду выглядела очень смешно: круглые глаза чуть не вылазили из орбит от удивления, рот был раскрыт так, что казалось ее острые зубки приготовились схватить кого-то или что-то ускользавшее от нее, губы шевелились, но слов не было слышно. На самом деле Настя просто боялась пропустить хоть один звук из уст мальчика: в его словах крылась какая-то заманчиво-интересная тайна или даже приключение и она вся превратилась в слух.
   - Я не пойму, с чего ты взял, что Настя твоя сестра? Мы с внучкой видим тебя впервые в жизни! - продолжал разговор дед, приподнимая рядно, которым был укрыт Тимур. Он стал внимательно осматривать его ногу, будто искал в ней причину столь странных речей мальца.
   - Как - внучка!? Настуся - внучка? Когда она успела ею стать? Три месяца мы в пути, три месяца назад она была еще в Сыгнаке! - взволнованно проговорил Тимур.
   - Никогда я не была в твоем Сугнаки! - успела вставить свое словцо в их разговор опять выглянувшая из-за спины деда Настя.
   - Замолчи, глупая! Ты не соображаешь, что говоришь! - прикрикнул на нее совсем по-взрослому Тимур.
   Дед предостерегающе поднял руку:
   - Не волнуйся так и не сердись на Настю, она сказала правду. Действительно всю свою недолгую жизнь она провела рядом со мной здесь, в этом селе, - сказал Михайла.
   - Я, наверное, действительно сошел с ума, я ничего не понимаю...- устало откидываясь на подушку и трагически закатив глаза прошептал Тимур и замолчал.
   - Деда, а деда, чего это он? Глаза закрыл, он не умер, нет? - забеспокоилась непоседа.
   - Возьми Буяна и найди его отца, вот там, в их лагере, действительно сходят с ума! - строго приказал внучке дед.
   Настя стрелой вылетела из избы...
  

61

   Демир-бек, был сражен появлением в лагере Настуси и кинулся к ней, схватил за плечо, затряс:
   - Как ты посмела увязаться за караваном? Сумасшедшая девчонка! Где ты была все это время, где пряталась? А Тимур с тобой? Он знал, что ты едешь за нами?
   Настина голова болталась в разные стороны от тряски этого сумасшедшего дядьки. Но, наконец, она изловчилась и вырвалась из его цепких рук и, выставив свои ладошки, будто защищаясь от него, быстро сказала:
   - Я не ваша Настуся! А ваш Тимур лежит у нас с дедом в избе с переломанной ногой!
   Огромный черный пес стал перед девочкой и хищно ощерил клыкастую пасть, защищая и не давая возможности Демир-беку опять дотянуться до ее плеча.
   Демир-бек опешил, да, действительно в этой девочке что-то было не так. Она была словно напоенная ветром: вся такая взъерошенная и непредсказуемая, а Настуся казалась более нежной и домашней.
   - А где же ваша изба? - спросил растерявшийся Демир-бек.
   - А совсем недалеко! Тут, за пригорком! - махнула ручонкой девочка в сторону.
   - Коня! - крикнул Демир-бек слуге, который быстро метнулся в сторону стреноженных за повозками лошадей. Но и сам хозяин уже мчался туда же.
   Находу, схватив Настю в охапку и усадив перед собой на величественного скакуна, Демир-бек помчался в указанную девочкой сторону. Пес летел стрелой рядом с ним, и, каждый раз, приближаясь, норовил схватить Демир-бека за сапог.
   Прискакав с Настей в село, он спрыгнул с коня перед дедом Михайлой, поклонился ему учтиво, но нетерпеливо. Скороговоркой пожелав ему доброго здравия, спросил:
   - Где мой сын?
   - Он в избе, отдыхает, - степенно произнес дед.
   - Что с ним случилось?
   - Я толком не знаю, что именно произошло, но ногу он повредил сильно. Думаю, что до конца лета ему нельзя будет ходить.
   - А что же мне делать? Нам надо идти дальше, на Киев-град...
   Они вошли в избу, и Демир-бек увидел лежащего на полатях сына.
   - Сынок! - кинулся к нему отец.
   - Со мной все в порядке! Дедушка Михайла мне ногу вправил, и сейчас она уже не так сильно болит, - поспешил сказать Тимур.
   - Спасибо за заботу о сыне, - поклонился Михайле Демир-бек.
   - Как я смогу отблагодарить, что смогу сделать для тебя? - приложил руку к груди взволнованный отец.
   - А ничего не надо делать! Пусть малец остается здесь, я за ним пригляжу, а на обратном пути заберешь его, добрый человек. Только объясни, что за околесицу несет твой сын о Насте? Будто она где-то в каком-то городе с ним живет? - не удержался от любопытства Михайла.
   - Твою девочку, старец, тоже Настенькой кличут? - спросил Демир-бек.
   - Что значит тоже? Она одна Настя, на все село, - с достоинством ответил дед.
   - Я тоже был сбит с толку абсолютным сходством ни разу не встречавшихся девочек, - сказал Демир-бек, едва успокоившись и уверившись, что сыну больше ничего не грозит.
   Он вышел на улицу вместе с дедом и они, усевшись на любимую Михайлову завалинку, разговорились:
   - У меня в Сыгнаке живет девочка, как две капли воды похожая на твою внучку, старик. И даже зовут ее также! - улыбнувшись в бороду от воспоминания о Настусе, начал Демир-бек.
   - Какая сложная штука - природа! Как замысловато устроила - в разных концах земли на свет появились одинаковые дети, прямо близнецы! - разводя руками, продолжал рассуждать он.
   - Моя Настя - точное отражение моей внучки, сгинувшей в неволе, - тихо сказал Михайла, - нашу Настю нашел в степи и принес домой Буян, ставший ей верной нянькой, - проскрипел старик, смахивая набежавшую слезу.
   - В степи нашел, говоришь?! Но и я своих в степи нашел! - подскочил на месте Демир-бек.
   - Наша Настуся тоже являет собой точное отражение своей матери - Настеньки-старшей!
   - Настеньки?! Не может быть столько простых совпадений! Значит, моя Настенька жива! У нее родилась двойня, ведь и Ратибор что-то говорил о двух одинаковых детях! Господь услыхал мои молитвы! Где она сейчас, где моя Настенька? - утирая слезы, градом катившиеся по морщинистым щекам, спрашивал дед, - Неужели я еще хотя бы раз увижу ее, звездочку нашу?! - надежда зажглась в вылинявших от времени глазах старика.
   Рядом, будто понимая о чем идет речь, крутился, поскуливая, Буян. Он все время заглядывал в глаза старику, словно пытался что-то сказать ему, объяснить. Потом, недовольно урча, поворачивался к Демир-беку, и в его глазах читалось осуждение. Демир-бек попытался погладить его по голове, но Буян увернулся и незло цапнул того за руку. Демир-бек отдернул руку и больше не делал попыток приласкать собаку.
   - Я немедленно пошлю гонца в Сыгнак с доброй вестью для Настеньки! Ведь я даже не знал, что она родом из Рязани, что ее родина здесь, ведь мы могли отправиться в путешествие вместе! Я был уверен, что у нее никого нет: ни родных, ни близких, ни дома, ни родины... А, оказывается, у нее все это есть, - задумчиво закончил говорить Демир-бек, немного помолчал, разглядывая с интересом деда, будто впервые увидел его, и опять начал:
   - Но как оказалось, что одна из девочек попала к вам? Уму непостижимо! - растирая глубокие морщины на лбу, произнес он.
   Хитрая Настя тихонько стояла за углом избы и внимательно слушала весь разговор.
   - У меня, оказывается, есть сестра, а к ней еще в придачу и мать! Хм... - посасывая указательный палец, произнесла девочка. - Но я еще не знаю, радоваться мне из-за этого или грустить... Мать - это, наверное, как тетка Пелагея, будет без конца умывать и драть за волосы, причесывая, - рассуждала Настя, - Это мне совсем не нравится, а сестра..., что же мне делать с сестрой? Она нужна мне или нет? - Настя опять серьезно задумалась.
   - Надо как следует порасспросить этого мальчишку о новых родственничках! - решила Настя и направилась в избу.
   Она вошла, нарочно сильно топая ногами, чтобы разбудить Тимура, если он спит. Но мальчик не спал: он радостно заулыбался, увидев ее. Настя смутилась, ей захотелось почему-то убежать и спрятаться, краска залила щеки и она рассердилась сама на себя и на Тимура:
   - Ну, чего уставился? Не видел, что ли? Дырку проглядишь у меня на лбу!
   - Чего ты злишься? Вот такая колючая ты еще больше походишь на мою сестру Настусю! - засмеялся Тимур.
   Твоя сестра к тому же еще и моя! - выпалила девочка, - А ее мать - и моя тоже! - и опять сунула палец в рот, изображая глубокую задумчивость.
   - Так ты сестра нашей Настуси?! - удивился мальчик.
   - Сестра, сестра, - нетерпеливо проговорила Настя, - хватит тебе квохтать, как наседка, расскажи мне лучше о них!
   - Ну, Настуся она знаешь какая! Она..., она самая красивая, как заветное желание, как мечта; она самая быстрая, как ветер, самая ловкая, как кошка, самая смелая, как...
   - Я просила рассказать о них, а не молиться на них! - перебила его Настя. - Фу, как противно ты говоришь о ней! Я ее уже не люблю! - резко выкрикнула она и выбежала прочь, не желая слушать хвалебные оды о своей прекрасной и далекой сестре, которая неожиданно появилась из ниоткуда, не спросив Настю, нужно ли ей это и что хорошего ей сулит ее появление...
   - Зачем только Бог позволяет появляться на свет сразу двоим одинаковым детям? - думала она, скрываясь за углом избы, - Ну, мать нашлась, это еще полбеды, но зачем мне сестра?!

62

   Давно ушел караван Демир-бека дальше...
   Тимур не мог следовать за отцом, и его решили оставить у деда Михайлы. Березовый лубок, приспособленный дедом, плотно обхватывал раздробленную ногу, не давал возможности свободно передвигаться мальчику, но это неудобство имело свои преимущества: находящаяся в покое ступня стала быстро срастаться.
   В конце лета дед разрешил Тимуру первый раз наступить на больную ногу... Обрадованный мальчуган вскочил и тут же упал. Оказалось, что так долго находившаяся в неподвижности нога, отказывается ему служить. От досады, что упал на глазах у Насти, Тимур чуть не расплакался, но, быстро взяв себя в руки, опять поднялся и, осторожно держась за руку деда и сильно прихрамывая, первый раз прошелся по избе.
   - Ура! - захлопала в ладоши Настя, - Теперь мы сможем вместе бегать на речку!
   - Бегать?! Ни в коем случае! Ему нельзя еще бегать! И ты должна строго следить за этим! - сказал дед внучке, - иначе Тимур навсегда останется хромым и некрасивым! - пошутил Михайла.
   - Некрасивым?! - деланно ужаснулась Настя, - Как же это нога сможет изуродовать его лицо? - лукаво спросила шалунья.
   Дед рассмеялся и взглянул на Тимура: глаза мальчика излучали такое тепло при виде Насти, что даже вечно мерзнущему Михайле стало жарко!
   - Этому юнцу только тринадцать лет, но рассуждает он, как вполне взрослый юноша! И по всему видно, что он крепко любит Настю! - думал старик, радуясь за внучку. Мальчик нравился ему с каждым днем все больше и больше.
   Тимур действительно полюбил Настю, но только как отражение той, далекой Настуси... Он представлял, сколько счастья и радости будет в их доме, если эта Настя согласится поехать с ними в Сыгнак.
   А пока они беззаботно жили своей особенной детской жизнью: купались в речке, удили рыбу, гонялись за перепелками в степи, играли с Буяном, который становился все больше и больше неповоротливым и, казалось, ленивым.
   Дед Михайла тоже как-то сник: из него будто воздух вышел, он тоже стал совсем неповоротливым и даже перестал ругать как обычно Настю за все ее проделки.
   Настя стала настораживаться: предупреждение деда о почтенном возрасте Буяна она не забывала и старалась окружить его своей любовью и вниманием, отдавала лучший кусочек из своей нехитрой еды другу и няньке.
   Тимур все более уверенно наступал на ногу, только еще прихрамывал, но уже пытался даже бегать за вездесущей Настей. Девчонка нарочито строго ругала его за это в присутствии деда, а без него подначивала, что Тимуру ее никогда не догнать, потому что в ее волосах живет ветер и он ее носит быстрее всех.
   - То не ветер в твоих волосах живет, а ты просто непричесанная! - поддразнивал Настю мальчик.
   - А вот ветер меня и причесывает всегда! - парировала она.
  

63

  
   Приближалась осень... Дни были еще теплыми, и ласковое солнышко пригревало, но вечерами уже тянуло прохладой, и дед Михайла стал все больше мерзнуть и кутать свои ноги старым кожушком.
   Но дети не замечали того, что лету приходит конец и все также бегали и резвились.
   Дед часто останавливал свой взор на них и не мог нарадоваться их дружбе. Его радовало в них все: и задор, с которым они без конца соревновались друг с другом, и то, что они совсем не обижались и бесконечно подшучивали друг над дружкой. Не забывали и деда с Буяном, присваивая им все новые и новые титулы и звания, как то: князь рваных валенок или служитель зимней вьюги - для Михайлы, а для Буяна - сонный царь или ленивый хан. При этом они так уморительно представляли в лицах эти прозвища, что и сами покатывались со смеху, и заражали весельем окружающих.
   Соседки говорили деду:
   - Счастливый ты, Михайла, внуки тебе просто с неба падают! Одним ничего Бог не дает, а у тебя вместо одной Настеньки еще две появились, а к ним еще и два внука набились в придачу!
   - Счастливый, не спорю, - ухмылялся старик, - но такое у Бога еще заслужить надо!
   - Да уж, ты заслужил! Сколько добра людям делаешь! Врачуешь их и души, и тела! - поддакивали соседи.
  
   Демир-бек должен был скоро возвратиться за сыном, и Тимур забеспокоился, загрустил: ему совсем не хотелось покидать этот ставший таким родным край, а особенно его терзала неизвестность: поедет ли Настя в Сыгнак или нет, увидит ли он благодарность в глазах матери и, главное, сестры?
   Спросить Настю об этом откровенно он боялся: слишком настороженно вела себя девочка, стоило только зайти разговору о сестре. Стойкая неприязнь сквозила в каждом ее слове, в каждом жесте и даже дед Михайла не в силах был остановить поток нелицеприятных выражений, с которыми Настя вела разговор о вновь приобретенных родичах. Тимур даже не подозревал, что в ее юном сердце свила гнездо ревность: сестра живет с матерью, в богатом доме, а она - дитя полей и лесов, столько лет не была нужна им обеим. Как-то ее встретят и не будут ли над ней потешаться?
   - Не поеду, пусть лучше они к нам переезжают! - говорила она деду.
   - Но ведь Настенька - твоя мать, разве ты не хочешь ее увидеть? - пытался разбудить здоровое любопытство в девочке Михайла.
   - Зачем мне ее видеть? Она ведь не захотела оставить меня с собой, бросила, а себе взяла ту Настусю, ну и пусть с ней теперь живет, а мне она без надобности! - отбивалась Настя.
   Дед только удрученно качал головой и на время отставал от Насти.
   - Как мне ее уговорить поехать к матери? - думал он.
   - Не верю, что Настенька просто бросила одну из девочек, там что-то произошло такое, о чем мы только можем догадываться. Ведь неспроста Буяну был отдан один из младенцев! Ему Настенька верила и могла отдать ребенка, чтобы спасти его, не иначе! - сам себя уверял старик.
   - Но как мне быть, я ведь уже долго живу на свете, скоро Бог призовет меня, а Настя остается совсем одна. Нельзя ей не ехать к матери, надо обязательно ее уговорить. Но как найти слова, могущие стереть обиду в ее сердце? Надо вырвать у нее обещание поехать! - твердо решил Михайла.
   Тимур также старался как можно более красочно рассказывать о Сыгнаке, о розовом дворце, о том, как они играют и живут в нем большой и дружной семьей.
   Но рассказы Тимура рождали в душе девочки совсем противоположное мнение об обитателях дворца. Ей было конечно же интересно познавать неизвестную ей другую жизнь, и ей хотелось хоть одним глазком подсмотреть за этой жизнью, но самой жить в каменном дворце ей казалось скучным. Для нее ничего не было лучше ее лесов, ее полей, ее речки, ее избы, ее деда Михайлы, ее вечно недовольных соседушек... Но Настя чувствовала, что изменения в ее судьбе уже стоят на пороге и изо всех сил сопротивлялась, как могла. И во всем винила, естественно, свою новую сестру...
   Дед Михайла часто стал предаваться воспоминаниям и старался, чтобы его рассказы о детстве Настеньки слушали и Настя, и Тимур. Он считал, что дети просто еще лучше узнают Настеньку, а Настя сможет полюбить ее и перестанет множить обиды в душе на мать и сестру.
  
  

64

  
   Однажды утром дед Михайла не смог спуститься с полатей... Старые ноги не слушались, сердце учащенно стучало в груди, и этот стук множился и отдавался в затылке...
   - Видать пора пришла..., - подумал дед, - засиделся на этом свете. Только бы дети не испугались.
   Он тихо позвал:
   -Тимур, Настя!
   Настя с легкостью проворной птички вскочила с постели и подбежала к деду. Тимур уже стоял рядом с ним и держал Михайлу за руку.
   - Дети, мой час пробил..., - с трудом ворочая отяжелевшим языком, проговорил старик.
   - Не бойтесь и не плачьте, я умираю счастливым. Когда-то очень давно я потерял одну внучку, потом Буян принес мне другую, а теперь у меня их три! - надолго замолчал, будто набираясь сил старый Михайла.
   - Жаль, что я не увижу всех вас вместе, но вы помните и знайте, что я любил вас всех и всю жизнь посвятил вам... Настя, ты еще мала, поэтому поезжай к матери и слушайся ее, как слушалась нас с Буяном. Обещай мне, что ты исполнишь мой наказ! - строго посмотрел на Настю дед.
   - Не плачь, не надо, - протянул руку к Насте Михайла.
   - Будь моим посланником в том далеком Сыгнаке, донеси мою любовь Настеньке и Настусе... Знай и то, что тебя я любил больше всех..., - вновь прикрыл глаза старик.
   - Да поеду я в этот Сыгнак, деда, только выздоравливай! Какую травку тебе подать? Как тебе помочь? - заливалась горючими слезами Настя.
   Девочка не просто плакала, она впервые в жизни рыдала. Слезы лились по щекам и капали на руку деда. Говорить она не могла - в горле стоял ком. Она пыталась его проглотить, но только делала судорожные безрезультатные движения.
   - Тимур, не покидай ее... Будьте счастливы, дети...! - из груди деда Михайлы вырвался какой-то клекот и он, глубоко вздохнув, затих.
   Настя забилась в объятиях Тимура:
   - Деда не бросай меня! Деда, как же я?! - кричала девочка.
   Тимуру тоже было очень страшно и одиноко, сильно хотелось плакать, но он плотно сжал зубы, понимая, что остался единственной опорой для Насти. От безысходности случившегося он как-то сразу повзрослел и молча держал Настю, не давая ей упасть на тело деда...
   - Мы похороним деду Михайлу и уедем в Сыгнак, - твердо сказал он Насте, и та в первый раз ничего не ответила ему на слова об отъезде...
   Соседки обмыли тело старого деда и обрядили его в холщевые штаны и рубаху. Настя требовала, чтобы ему укутали ноги его кожушком:
   - Тетка Пелагея, ты же знаешь, как у него ноги мерзнут, зачем кожушок под лавку кинула, верни его деду!
   - Да не нужен он ему уже! - хотела настоять на своем противная баба, но тут вмешался Тимур:
   - Женщина, положи кожушок на ноги дедушки! - сказал, как отрезал.
   Этому чужестранному мальчишке Пелагея побоялась прекословить и, достав кожушок из-под лавки, послушно укутала им ноги старика.
   Всю ночь Настя не сомкнула глаз. Она пристально вглядывалась в такие знакомые и уже ставшие какими-то чужими родные черты лица деда Михайлы. Слабый мерцающий свет лучины бросал колеблющиеся тени на него, и девочке казалось, что губы деда шевелятся, даже улыбаются. Она, как во сне, тоже шевелила губами, вела бесконечный разговор с любимым дедом:
   - Даже поспорить с тобой не дал, взял и умер! - шептала она.
   - А я совсем не хочу ехать, но ведь придется! Вырвал ты все-таки это обещание у меня... Слышь, деда, а они не будут смеяться надо мной? - наконец высказала она свои опасения вслух.
   Треснувшая лучина принесла ей дедов ответ:
   - Нет, дочка!
   На следующий день Михайлу отнесли на погост...
   Настя долго сидела над холмиком свежей земли и горько плакала: вся ее недолгая жизнь пронеслась перед нею: в ярких детских воспоминаниях везде рядом с ней были дед и Буян... Сейчас остался один Буян...
   Дед Михайла все время говорил с ней тихим голосом, она и сейчас, сидя у его могилы, слышала его ворчание:
   - И чего плакать, умирать-то все равно надо когда-то! Вот и мой жизненный путь окончился... Не горюй, дочка! У тебя вся жизнь еще впереди! Пусть на твоей дороге не встречаются горе и беда, какие постигли нас с твоей матерью... Не обижай свою сестру, она не виновата, что осталась с нею, а ты ушла... Это был не ее выбор. И запомни: трудности исчезают, если смело идти им навстречу! Вперед, моя девочка, смелей вперед! Не поддавайся и никогда не сдавайся!.. Я всегда буду рядом с тобой!

65

  
  
   Демир-бек приехал через неделю, молча посидел у могилы старика и засобирался в обратную дорогу:
   - Тимур, Настя, нас здесь больше ничего не удерживает, едем домой, - сказал он детям.
   Сборы были не долгими... Да и что было брать Насте с собой? Старое одеяло или колченогий стул? Нет, нечего взять с собой Насте даже на память... Грустно бродила она по избе, оглядываясь и мысленно прощаясь с родными стенами, ласково поглаживала дверной косяк, о который не раз набивала шишки, а дед ее жалел и прикладывал холодные примочки на ушибы...
   Настя все медлила выходить из дома, она, казалось, впитывала в себя его запах, таинственные шорохи, навсегда хотела оставить в своей памяти не только образ деда, но и эти стены, эту печь, занавески, ухваты, груду хвороста, которую уже никогда не зажжет...
   В дверях появился Демир-бек:
   - Пойдем дочка, - грустно сказал он и взял ее за плечи.
   Еще раз беспомощно оглянувшись, девочка вышла с ним на улицу, где их ожидал Тимур, держа лошадей в поводу.
   Никогда еще Настя не была такой послушной и тихой. Она как-то сразу повзрослела, и это заметили все соседи:
   - О-хо-хо! Горе горькое! Настя на Настю совсем не похожа стала! Подменили ее, что ли? - проговорил хмурый Авдей.
   - Сирота-сиротинушка Настя без деда! - вторил ему Прокопий.
   - Унес Михайла в могилу Настину беззаботность, - присоединилась к ним Пелагея.
   Демир-бек помог Насте залезть на коня. Он предлагал ей ехать в повозке, но упрямица захотела сидеть на коне и ехать только верхом.
   - Буян! - позвала Настя верного друга, но ответа не последовало
   - Кто-нибудь видел Буяна? - спросила она враз одеревеневшими губами у столпившихся у избы соседей.
   Тетка Пелагея махнула рукой в сторону кладбища:
   - С утра Буян у деда на погосте, там его видела.
   - Поедем, догонит тебя твой Буян, - поторопил Настю Демир-бек.
   - Без Буяна никуда с места не тронусь! - пригрозила та в ответ.
   - Поехали на погост, там его поищем, - предложил Тимур, не обращая внимания на сердитые взгляды отца.
   Настя с Тимуром направились к кладбищу: на сердце у Насти стало еще тяжелее, будто камень придавил сердце и оно билось рывками, пытаясь высвободиться из плена.
   Демир-бек направился было за ними, но Тимур протестующе махнул ему рукой и он остановился в нерешительности, а дети уже скрылись за пригорком.
   Своего друга Настя увидела сразу: Буян лежал на могильном холмике и будто спал.
   - Буян! - позвала негромко и осторожно Настя, но пес даже не пошевелился.
   Спрыгнув с лошади, Настя тихонько приблизилась к собаке, сердце девочки сжалось, предчувствуя недоброе. Она увидела глаза Буяна, ей показалось, что он плачет.
   Из груди пса вырвался вздох облегчения при виде своей воспитанницы. Живые огоньки в глазах Буяна стали меркнуть и тускнеть, и он устало прикрыл веки. Настя погладила друга по лохматой черной голове и, вдруг все поняв, упала на уже бездыханное тело собаки.
   Рыдания, больше похожие на стоны раненного, вырывались из ее широко раскрытого рта, глаза были закрыты, а по щекам градом катились слезы...
   - И ты меня бросил, предатель! Все вы меня куда-то толкаете, а я не хочу, не хочу!!! Почему все и все решают за меня?! - и упала на бездыханное тело.
   Тимур попытался поднять Настю. Но та так рванулась, и таким ненавидящим взглядом одарила его, что мальчик отошел в сторону и молча наблюдал за происходящим.
   Настя каталась на могиле деда Михайлы, обняв застывающее тело Буяна и кричала:
   - Почему вы меня все бросили, зачем уходите без меня?! Я с вами хочу! Деда, деда! Верни мне хоть Буяна! Как я без вас буду?!... - слова любви к умершим перемешивались с горькими и обидными упреками в их адрес. Настя то начинала жалобно причитать, то изрыгала такие проклятия в сторону неба, забравшего ее деда и друга, что бедный Тимур, затыкал уши и в испуге начинал молиться, прося у Аллаха прощения за ее слова....
   Сколько прошло времени, Тимур не знал, но, наконец, Настя затихла, плечи ее еще вздрагивали, но она уже молча и неподвижно лежала на могильном холмике, крепко обнимая труп собаки.
   Тимур достал лопату, притороченную к седлу его лошади и, положив ее возле дедовой могилы, подошел к Насте.
   Мальчик тихонько тронул ее, но она будто и не почувствовала его прикосновения. Тогда он очень осторожно и ласково разжал сведенные судорогой пальчики Насти, высвободив из ее объятий верного пса и также молча начал копать яму рядом с могилой деда...
   Настя открыла глаза только тогда, когда Тимур потащил труп собаки к яме.
   - Не смей с ним так! - закричала она, подхватываясь на ноги.
   - Но я не могу его сам поднять! - оправдываясь, проговорил мальчик.
   Они вдвоем бережно опустили Буяна в могилу, а Настя опять зарыдала:
   - Вы злые, хитрые сами здесь остаетесь, а меня к черту на кулички отправляете! Я тоже здесь останусь и умру, как вы, и пусть меня рядом с вами похоронят! Хочу быть с вами! - размазывая по щекам грязными кулачками налипшую землю, приговаривала она, наблюдая, как Тимур засыпает могилу.
   - Зачем кинул такой большой ком Буяну на голову?! Ему ведь больно! - закричала вдруг Настя, вырывая лопату у Тимура и отбрасывая ее в сторону.
   Она стала сама осторожно бросать землю, сначала измельчив ее руками. До слуха мальчика, отошедшего подальше от сумасшедшей Насти, иногда долетали отдельные фразы, произносимые ею:
   - Тебе здесь будет хорошо... Мягко и тихо... Я не ударю по голове, я ведь знаю, как это больно... Я тебя очень люблю... Как ты мог бросить меня одну...? Я к вам буду приходить... Даже, если буду далеко, я буду с вами... Я все время буду думать о вас... Ты смотри там за дедом..., чтоб не упал с неба... Ты же знаешь какие у него ноги больные...
  

66

  
   Время словно остановилось для Насти. Она не замечала ничего вокруг и за все время долгой дороги не произнесла ни слова.
   Тимур пытался ее развеселить, рассказывая о том, как он уставал в первые дни путешествия и как отец поддержал его, когда он чуть не упал от переутомления.
   Он поведал ей и о победе Настуси на турнире, но и это не привлекло внимания Насти...
   Демир-бек настороженно следил за девочкой: сердце его рвалось от жалости, но как помочь ей он не знал, поэтому гнал караван быстрее в Сыгнак большими переходами.
   Там Настенька-старшая сумеет найти к ней подход, она ведь волшебница, вон даже его сыновей смогла обогреть и растопить лед в их сердцах.
   Несколько раз и Демир-бек пытался разговорить ее, обращая внимание на перебегающих дорогу ланей и летающих вокруг птиц.
   Но Настя его не слышала. Она совсем не чувствовала усталости, хотя и никогда до сих пор не сидела в седле. Ела она в полусне, поглощая вложенную в ее руку пищу. И спать ее стаскивали с лошади Тимур с Демир-беком и ложили на расстеленный войлок, заботливо укутывая хрупкое тельце девочки.
   И только приближение к чужому незнакомому городу пробудило хоть какой-то блеск в ее глазах.
   Выросший на горизонте город сразил Настю своим величием: никогда не видевшая ничего подобного, она с трудом удерживалась, чтобы не охнуть и не выказать своей заинтересованности этим белым чудом с узорными башенками и стрельчатыми окнами... Чудесный город будто медленно наползал на караван и Насте казалось, что он живой и это он движется к ним, а не наоборот.
   А розовый красавец-дворец показался ей огромной летящей княжеской ладьей, какую она видела однажды вдалеке на реке...
   - Караван идет! - крикнул повар из окна, увидев отряд охраны.
   Вся дворцовая челядь высыпала во двор: здесь уже знали о чудесной находке - второй Настеньке и с нетерпением ожидали прибытия каравана.
   Настуся очень переживала из-за этой новой Насти. Она с раздражением думала:
   - Ну откуда ты взялась, моя новая сестра? Так все было хорошо без тебя!
   Настуся стояла в общей толпе встречающих и грызла ногти от досады.
   Настенька-старшая крепко сжимала руки, комкая накинутый на плечи платок. Мысли ее путались, глаза слезились от напряжения, а ноги порывались бежать навстречу каравану. Настенька, нетерпеливо переступала с ноги на ногу, мысленно подгоняла караван-баши... Она вглядывалась в лица, пытаясь угадать в седоках деда Михайлу и дочку...
   Вскоре она смогла выделить из общей массы наездников дочь, которая вначале ехала впереди, но вдруг струсила и переместилась в хвост каравана. Настеньке показалось, что она с удовольствием бы даже повернула назад, но Тимур, ухвативший нарочно оброненные девочкой поводья, тащил ее лошадь за собой, как на аркане...
   Все с нетерпением ожидали встречи и в то же время пытались отсрочить ее, такой пугающей она представлялась всем.
   Настя думала, что она уже никогда не сможет плакать: все свои слезы она вылила на могилах деда и Буяна, но как только увидела мать и сестру, соленые капли опять задрожали на ресницах. Ей неожиданно захотелось крепко прижаться к материнской груди и опять разрыдаться, чтобы снова и снова попытаться вылить, выплеснуть постигшее ее горе, поделиться им с матерью.
   Настенька-старшая, не выдержав, побежала за несшейся впереди нее Настусей к каравану. Подскочив к Насте, она силой стащила с лошади вдруг заупиравшуюся и опешившую Настю и, крепко прижав ее к себе, нетерпеливо спросила:
   - А где дедушка? Он болен? Где он, в какой повозке? - но, увидев горе и отчаяние в глазах девочки, охнула и медленно опустилась на землю:
   - Не дождались...
   А Настя уже громко всхлипывала, шмыгая мокрым носом.
  

67

  
   Настуся тоже была рядом, но бежала она вовсе не к сестре, а к Тимуру, ее больше интересовал он, а не эта нескладная девчонка называемая ее сестрой.
   - Ну кто сказал, что мы с ней похожи, как две капли воды? - ревниво думала она, обнимая брата и краем глаза наблюдая за Настей. Она засыпала Тимура вопросами, тормошила его, дергала, но ни как не могла вывести его из состояния оцепенения. Наконец он решительно отстранил от себя руки Настуси и приблизился к плачущим Настенькам:
   - Мама, встань, не плачь и не убивайся. Дедушка Михайла умер счастливым, он просил передать вам эти слова..., - но мать с дочкой пуще прежнего разрыдались.
   Настуся, наблюдавшая за этой сценой, фыркнула и, гордо вскинув голову, прошествовала во дворец, даже не сделав попытки познакомиться с сестрой. Там она забилась в свою комнату и тоже горько расплакалась.
   - Он не любит меня! Он любит эту приехавшую замухрышку! - ее горю не было придела...
   Она любила обоих братьев и не могла выделить из них никого, до тех пор, пока Тимур не уехал. А потом и началось: Туган все делал не так: не так смеялся, не так шутил, не так говорил, не так ходил... Настуся с удивлением заметила, что испытывала к Тугану только сестринскую любовь, а подчеркивала свое увлечение им, в отместку Тимуру, ушедшему в сторону с дороги брата... Сейчас же, увидев, как Тимур вьется вокруг этого найденыша, она умирала от ревности. Она ненавидела сестру, не сказавшую ей еще не единого слова, ненавидела Тугана с его нежной любовью к ней, ненавидела Демир-бека привезшего в их дом эту несносную девчонку, ненавидела мать, зачем-то родившую двух совершенно одинаковых дочерей...
   В комнату вошел сгорбленный Никанор. Он всегда без слов понимал Настусю, ему она доверяла все свои немудреные тайны.
   Он подошел к Настусе, погладил ее по голове и, подняв и повернув, прижал к себе:
   - Она сестра тебе, а не враг, - тихо сказал он, приподнимая ее голову, чтобы заглянуть в глаза.
   - Она воровка! Она украла у меня любовь Тимура! - гневно воскликнула Настуся.
   - Подожди, не торопись упрекать, разберись во всем, а, главное, в себе! - остановил поток обвинений Никанор.
   - С наскока нельзя решать столь трудные вопросы! Успокойся, не мечи молнии, все будет хорошо. Вот увидишь, - продолжая удерживать строптивую внучку, сказал дед, а про себя подумал:
   - Разлука ослабляет мелкие страсти и усиливает большие, так же, как ветер задувает пламя свечи и раздувает пламя костра...
  

68

   Мать с вновь обретенной дочерью, все еще обнявшись, но уже затихшие, сидели на земле. Тимур оставил бесплодные попытки поднять их и отвести в дом. А Демир-бек решил вообще не трогать их и дать им обеим возможность выплакаться.
   Настенькам было что сказать друг другу, но они молчали, понимая все без слов...
   Настенька гладила Настю по голове и знала, что никогда не спутает дочерей: ведь они такие разные!
   - Вот и ушко у нее оттопырено, ну совсем как у меня в детстве! А у Настуси такого нет! Это все из-за деда Михайлы, часто дравшего меня за уши в детстве! Знать и Насте доставалось от деда! Хотя нет, это дед Михайла всегда говорил, что драл меня за уши, но я сама не помню, чтобы он меня обижал, - думала она.
   Уже прошло достаточно времени и Демир-бек забеспокоился, выглядывая на скрывающихся в подкрадывающейся темноте мать и дочь:
   - Все ли с ними в порядке? - нервно потер подбородок, различив в сумерках все еще сидящих Настенек.
   - Идти за ними или дать им еще немного времени? - решал он.
   - Пусть еще побудут наедине, - сам ответил на свой вопрос и скрылся в своих покоях, чтобы переодеться.
   Все обитатели дворца сидели в большом зале, когда, наконец, мать и вновь обретенная дочь появились в дверях. Они улыбались тихими счастливыми улыбками.
   Бурно оплакав смерть деда Михайлы, которая их сразу сроднила, они неожиданно разговорились. Потоку слов не было конца и края: им так много надо было поведать друг другу!
   Настя не ожидала от себя, что так запросто пустит в свое сердце так долго отсутствовавшую мать. Ей уже казалось, что Настенька и не покидала никогда ее сердца, а жила в нем давно, ведь дед все время вспоминал о потерянной внучке. Только Настя тогда будто пропускала это мимо ушей, но сейчас дедовы рассказы всплывали в памяти яркими картинками.
   Лицо Настеньки-старшей, будто умытое росой, разрумянилось, в голубых глазах плескалась радость: она с удовольствием знакомила дочь с огромным дворцом и его обитателями.
   А Настя все еще дичилась, смотрела на все настороженно, из-подлобья, ожидая какого-нибудь подвоха. Но она уже не казалась застывшей и заледеневшей: несколько часов, проведенных с матерью в безмолвных рыданиях, растопили горе, сковавшее ее душу и тело, и пробудили в ней живой детский интерес.
   Эта огромная каменная изба была наполнена чудесами! В ней было столько интересных вещей, что Настя уморилась задавать один и тот же вопрос:
   - А это что? А это зачем?
   А сколько людей, оказалось, живет здесь! И всем места хватает, не то, что у них с дедом: печь, лежанка, да колченогие стол и скамейки! Им вдвоем с дедом Михайлой негде было развернуться, а здесь - хоть конем езди!
   Демир-бек, как хозяин дома, поднялся навстречу вошедшим с улыбкой на лице и распростер свои объятия:
   - Мои дорогие Настеньки! Как же мы станем вас всех различать? Ведь вы не только одинаковы на лицо, но и имена ваши одинаковы! - сказал он, будто сильно озабоченный данной проблемой, а сам хитро усмехался в усы.
   Настенька обняла за плечи Настю и рассмеялась:
   - А чего долго думать-то? Я как была старшей, так и останусь, Настя станет Настенькой-первой, потому как родилась первой, а Настуся - второй будет!
   - Нет, мне не нравится имя Настенька, я хочу, чтобы меня называли так, как звал меня дед Михайла - просто Настей, - твердо сказала Настя и оглядела всех независимым взглядом.
   И, вдруг, будто спохватившись, испуганно добавила:
   - Если вы все не против..., - но при этом упрямо встряхнула небрежно причесанной копной волос.
   - Какие эти три Насти характерные! Ведут себя совсем не так, как подобает женщинам, - подумал Хаджи Хаким то ли с досадой, то ли с гордостью, и сам не понял. Но отметил для себя, что он уже любит эту Настю, какой бы упрямицей она ни оказалась.
   - Да, да, конечно, как хочешь, - поспешила согласиться Настенька-старшая.
   - Ну, тогда эта Настенька, - показывая на вошедшую вслед за Никанором Настусю, весело пошутил Демир-бек, - станет Настенькой-второй, потому как родилась второй!
   - Почему это я должна быть второй? - зло сверкнув синими глазищами, спросила Настуся.
   - Потому, что ты появилась на свет вслед за Настей, которую утащил Буян, а тебе Буянов не хватило! - взъерошила ее волосы Настенька-старшая и рассмеялась.
   - Тогда я лучше останусь, как была - Настусей! - заявила девочка, не принимая шутливого тона матери.
   Настенька-старшая хотела что-то возразить, но наткнулась на предостерегающий взгляд Никанора и остановилась, замолчала. Затянувшееся неловкое молчание смело прервала Настя. Она шагнула к сестре и, улыбаясь, сказала:
   - Здравствуй! А я многое о тебе знаю, мне Тимур рассказывал!
   Сердце Настуси екнуло и подпрыгнуло в груди:
   - Тимур говорил обо мне! Он и в далеком краю не забывал меня! Он любит меня, а не эту...! - вихрем пронеслось у нее в голове.
   Поведя угловатым плечиком, она сбросила руки Никанора, все еще обнимавшего ее, и подошла к сестре:
   - Ладно, будь старшей! - и, помолчав, добавила:
   - И первой! - и крепко обняла Настю.
   Она могла многое простить сейчас Насте за такие слова! Но тут же червячок сомнения начал грызть ее:
   - А что именно говорил обо мне Тимур? Может он рассказывал сестре о том, какая я противная и нехорошая?
   Но все уже весело и облегченно смеясь гурьбой пошли в столовый зал, где был накрыт стол по русскому обычаю.
  
  

69

  
  
   Жизнь во дворце вошла в свое обычное русло.
   Настя быстро освоилась в своем новом доме, успев подружиться со всеми.
   Она стала самой желанной гостьей на кухне у повара Кирязека, которого сразила своим здоровым аппетитом. Он все не мог налюбоваться на то, как она поглощала все блюда, приготовленные им. В ее лице он приобрел благодарного и всегда голодного едока. И каждый день старался еще лучше накормить ее и удивить новыми изысками, приговаривая:
   - А вот такого ты еще не пробовала! - пододвигая ей свежеиспеченный крендель и любуясь, как она набивает им рот, жадно откусывая большие куски.
   Безмолвные служанки, приходившие по утрам прибраться в ее комнате, переставали быть едва заметными тенями, лишь только переступали порог. Настя не разрешала им убирать за собой, говоря:
   - Дед Михайла перевернется в гробу, если узнает, что у меня столько нянек! Здесь спала я, и убирать за собой должна я! Так всегда учил меня дед. А вообще у меня была одна нянька - Буян. Представляю, как бы он убирал за мной! - и заливисто смеялась, заражая своим смехом служанок.
   Хаджи Хакиму тоже очень нравилось разговаривать с Настей. Она была такой непосредственной и простой, высказывая свои мысли вслух, стараясь казаться взрослой, чем покоряла сердце старика.
   Никанор старался чаще объединять сестер, втягивая их в общие разговоры, но Настуся всегда была настороженна и не поддерживала его, а Настя безразлично пожимала плечами, каждый раз стремясь побыстрее улизнуть из дворца.
   Хорошие отношения между сестрами никак не налаживались: тонкая нить взаимопонимания, протянувшаяся в первый день их встречи, быстро порвалась из-за проявившейся дружбы между Настей и Тимуром и снова вбила клин между девочками.
   Настуся всячески старалась подчеркнуть свою любовь к Тугану на глазах у сестры и брата, а, оставаясь с ним наедине, затевала ссору без всякого повода и убегала. После этого все вокруг для нее были виноваты и Настуся злилась от того, что никто не чувствовал этой вины перед ней.
   Настя вовсе не помышляла о любви, только в присутствии Тугана почему-то терялась и в груди начинало сладко ныть. Обретя в лице Тимура настоящего друга, она пыталась разобраться в своих чувствах с его помощью:
   - Туган похож на сонную змею, и я его боюсь! - жаловалась она Тимуру.
   В ответ Тимур смеялся и много раз уговаривал ее расстаться с этой боязнью:
   - Туган тебе брат, как и я! И любит тебя также, чего его бояться? - увещевал он Настю.
   Туган, видя неприязнь Настуси к сестре, тоже стал подшучивать над девочками, пытаясь наладить отношения между ними. Но Насте казалось, что Туган смеется только над ней, нарочно отпуская колкости в ее адрес при сестре...
   Жизнь в прекрасном дворце стала еще более походить на котел, который поставили на огонь и забыли снять и он весело кипел, иногда проливаясь на печь...
  

70

   Настуся часто уезжала на охоту с Туганом и Тимуром, а Насте это вовсе не нравилось. Ей совсем не хотелось просто так без надобности убивать несчастных кроликов и куропаток, а за стрельбу из лука по голубям она долго ни с кем из них не разговаривала. Ей нравилось просто скакать по степи, чтобы ветер свистел в ушах, чтобы он трепал ее волосы, то спутывая их, то расчесывая.
   Настя никак не хотела взрослеть: если ее младшую сестру одолевали любовные страсти, то ее любовь пока не трогала, а на замирание сердца и легкое головокружение в присутствии Тугана она не обращала внимания и думала, что все это от ненависти к нему за его насмешки.
   Любимым развлечением Насти с первых дней пребывания во дворце стало прыганье по лестнице: она не просто скакала по ступеням, а держа ноги вместе, прыгала сразу через несколько ступенек, добравшись таким образом до конца лестницы быстро вскакивала на перила верхом и молниеносно слетала вниз, пугая всех.
   Настусе тоже очень хотелось проделать такое же, но гордость не позволяла ей этого и она всегда с осуждением говорила:
   - Вот так старшая сестра! А ведет себя, как ребенок! - и, поджав губы, уходила, гордо неся свою прелестную головку.
   Но Насте было наплевать на ее слова. Она с удовольствием играла с детьми прислуги, всегда верховодила ими. Вся дворцовая детвора носилась стайкой за этой длинноногой девчонкой, с упоением заглядывая ей в глаза, в ожидании новых приключений и выдумок. Настя бегала с ними до позднего вечера. Они целыми днями бродяжничали по степи, лазили тайком в дворцовый сад, воровали еще незрелые фрукты. Настя могла свободно войти в этот сад и сорвать все, что ей заблагорассудится, но воровать было гораздо интересней! Домой она возвращалась в сумерках. Лицо девочки было опалено солнцем, нос облупился, исцарапанные руки прикрывали дыры на платье.
   Настенька-старшая не сильно ругала ее, но всегда ставила в пример младшую сестру как более степенную и уравновешенную в вопросах одежды. Но сама прятала улыбку, которая все равно вырывалась наружу, лишь только дочь припадала к материнской груди и самозабвенно обещала:
   - Мамочка, я обязательно буду паинькой, ну прямо с завтрашнего дня!
   Наступающий завтрашний день становился днем сегодняшним, и обещания повторялись вновь и вновь.
   В своих забавах Настуся была не лучше сестры! Она была просто помешана на всевозможных турнирах, все время с кем-нибудь соревновалась в стрельбе из лука, в бою на мечах, в скачках, даже пыталась бороться, что ей категорически запрещалось.
   Между сестрами будто кто-то невидимый провел черту: они сторонились друг друга и даже не пытались скрывать свою неприязнь, доводя мать до отчаяния.
   Настуся подавляла Настю изысканностью манер, она перестала носиться по дому сломя голову, двигалась плавно и легко. При виде ее грациозной фигурки прислуга опускала глаза и приветствовала ее, как взрослую хозяйку глубоким поклоном. Вначале это очень забавляло Настусю, но потом она привыкла. Детская энергия все равно бурлившая в ней, могла найти выход только на ристалищах...
   Настя же, казалось, совсем не заботилась о том, что о ней подумают окружающие.
   Когда она впервые вышла в сад, Тимур сказал ей, подводя к бассейну:
   - А это наш бассейн, а в нем золотые рыбки!
   Настя, не задумываясь, прыгнула в воду, в чем была: так ей захотелось подержать в руках прекрасных рыбок!
   Тимур и Туган еле вытащили девочку на берег, светящуюся от счастья и успевшую ловко схватить зазевавшуюся рыбешку. Мокрое платье облепило ноги и всю фигурку девочки, но она не обращала на это никакого внимания: она была поглощена рассматриванием рыбки. Наконец она с разочарованием сказала:
   - И вовсе она не золотая! - и выпустила ее снова в бассейн.
   Тимур и Туган дружно рассмеялись, а Настуся состроила такую гримасу презрения, что Настя не выдержала и быстро показала ей язык в ответ.
   Настуся высокомерно ткнула пальчиком на мокрую одежду старшей сестры и сказала:
   - Пойди, переоденься! Разве можно такой неряхой ходить?
   На что Настя отрезала:
   - Еще чего! И так высохнет, тепло ведь! - и понеслась дальше по дорожке, время от времени останавливаясь и рассматривая диковинные кусты с розами и чудные деревья с листьями, похожими на растопыренные пальцы рук, никогда ранее не виданные ею.
  

71

   Но, не смотря на веселый нрав Насти, ее часто грызла тоска по родному селу, по деду Михайле, по Буяну... Она даже с любовью вспоминала тетку Пелагею, вечно бурчавшую на нее. Большая изба, досконально изученная ею, уже не манила Настю своей таинственностью и величием. Она знала каждый закоулок дворца, знала, где, играя, можно спрятаться, и знала где кого искать, если прятались другие. В саду уже не было дерева, на которое бы она не залезла и кустов, которых бы она не обшарила. Рыбки в бассейне ее тоже не привлекали: ловить и жарить их было нельзя, а просто любоваться ими ей также надоело. Днем еще Настя могла забыться, занятая придуманными ею самой делами, но вечерами, оставаясь одна в своей комнате, убедившись, что уже никто к ней не зайдет, она забивалась под одеяло с головой и тихонько скулила, как щенок, такая грусть на нее накатывала...
   Она часто разговаривала с дедом и Буяном во сне, но они не всегда отвечали ей. А иногда ей казалось, что они на нее сердятся и ругают ее, пытаются заставить примириться с противной Настусей. Она и рада бы примириться с ней действительно, но эта Настуся такая спесивая, что Настя не знала даже как к ней подойти, чтобы заговорить. И все эти мысли о примирении приходили к Насте по ночам. У нее аж пятки чесались, чтобы побежать к сестре и, растормошив ее от сна, заставить сбросить налет надменности для этого может даже хорошо ее тряхнув или даже стукнув. Но Настя сдерживала себя, отлаживая этот поход к сестре на утро. Но лишь вставало солнышко, Настя, как ранняя птичка, стряхивала с себя остатки сна и неслась навстречу новому дню, позабыв о ночных обещаниях самой себе...
   Человек живет и привязывается невидимыми нитями к людям, которые рядом, к предметам, что его окружают, к месту, где он живет, но наступает разлука и эти нити натягиваются и рвутся, издавая унылые и жалобные звуки... И каждый раз, когда нити обрываются у самого сердца, человек испытывает самую острую и непроходящую боль... А чтобы ее не испытывать или отдалить, обмануть боль, человек придумывает себе несуществующее, а потом и сам верит в придуманное собой.
   Так было и с Настей. Воображаемые ночные беседы с дедом и Буяном привели к тому, что они действительно стали не только сниться ей, но и разговаривать с ней, давая советы и поддерживая ее. В ее снах Буян заговорил человеческим голосом и Настя этому ни чуть не удивилась. Он убеждал ее не сдаваться и не вешать носа:
   - От всех невзгод есть одно лекарство - терпение. Все беды обладают тайным состраданием: кто не жалуется и встречает их с улыбкой, к тому они менее жестоки. Потерпи, все образуется! - и улыбался ей своей зубастой пастью.
   Дед тоже вторил Буяну, он говорил:
   - Не сдавайся, дочка! Пусть веселье твое мимолетно, но разве луч света, пробившийся в темное ущелье или жалкий цветок, распустившийся среди камней, не есть признаки жизни, несущие и надежду, и утешение? - подмигивал ей Михайла.
   И девочка каждое утро бодро вскакивала и делала все, что ей заблагорассудится, чем опять ужасно злила сестру...
   Неприязненные отношения между дочерьми все сильнее расстраивали Настеньку. Она часто заговаривала об этом с Никанором, ища у него совета и поддержки. Старый Никанор уже с трудом вставал с постели, но ум у него был как всегда ясен и он никому не отказывал в добром слове... Каждый из обитателей дворца хотя бы один раз, да заворачивал в его комнату, ища совета, поддержки или просто заходил поговорить и поделиться с ним своей радостью.
  

72

  
   Однажды к Никанору вечерком на огонек зашел Демир-бек. После обычных приветствий и пожеланий доброго здоровья и долгих лет жизни, он завел разговор на интересующую его тему:
   - Ты знаешь, мудрый старец, что я давно неравнодушен к Настеньке-старшей, но она до сих пор все еще избегает меня. Если бы ты смог осторожно расспросить ее, узнать, как она ко мне относится, и могу ли я просить ее выйти за меня замуж... Или у нее есть на примете более желанный жених... - стыдливо пряча глаза, сказал купец.
   - Почему ты сам не откроешь ей свое сердце? - удивленно спросил Никанор.
   - А если она скажет мне "нет"?! Что тогда делать? Как жить станем? - с испугом ответствовал Демир-бек.
   - А как ты станешь жить, если она скажет "нет" через меня? Об этом ты не думал? - усмехнулся старец.
   - Думал... Но полученный через тебя отказ не будет считаться ответом на мое предложение. Ведь я его не слышал из ее уст! Отрицательный ответ будет дан не мне, а тебе, а я же схороню свою любовь глубоко в сердце и мы будем жить, как прежде, словно этого предложения и не было вовсе, а я ничего не знал о твоем разговоре с Настенькой! - грустно произнес купец.
   - Ты давно уже нарушил все условности, жизнь в твоем доме идет совсем не по мусульманским законам Шариата, только ты не хочешь сам себе признаться в этом. Прячешься от проблемы, как трусливый заяц, будь мужчиной! Добивайся сам ее любви! Неужели это так трудно подойти к ней и спросить хочет ли она выйти за тебя замуж?! - недоумевал Никанор.
   - Не обвиняй меня в трусости, иначе я могу не сдержаться! Я не боюсь встретиться с любым врагом лицом к лицу! - посуровел Демир-бек и замолчал, а потом продолжил уже потеплевшим голосом:
   - Я только увижу ее глаза, загляну в них и тут же утону! У меня язык отнимается и костенеет при виде ее, и мурашки бегут по спине! А слова, словно вспугнутая стая воробьев, разлетаются в разные стороны и я не могу поймать ни одного! - неожиданно густо покраснев, сказал Демир-бек.
   Никанор подергал себя за бороду, пряча лукавый взгляд и, не выдержав, громко рассмеялся:
   - Ты похож сейчас на Тимура или Тугана своей застенчивостью перед любимой! Но они еще юнцы, а ты ведь уже убелен благородными сединами! Как же ты ухаживал за своей женой? - пошутил старик.
   Демир-бек, расхаживая от неловкости положения по комнате, хватал себя то за волосы, то за смоляную бороду, подергав ее несколько раз, порывался что-то сказать, но опять не находил нужных слов и снова дергал себя за волосы, а потом все-таки произнес:
   - Занкиджа вошла в мою жизнь раз и навсегда с первого взгляда, с первой встречи... Брачный договор был заключен нашими родителями заочно, когда мы были еще детьми... А встретились мы с ней только на свадьбе и сразу полюбили друг друга. Но то, что сейчас бушует в моей груди, совсем не похоже на те чувства, которые были у меня к Занкидже! - разводя руками и пожимая плечами произнес Демир-бек.
   - Я не могу словами передать всего! Тогда это была уже моя жена, моя собственность, по закону она принадлежала мне и телом и душой, а сейчас любимая мною женщина столь независима и своенравна, что я робею перед ней, как мальчишка! Меня разбирает досада на самого себя!
   - Нет, Демир-бек, никто тебе не поможет, кроме тебя самого! Сам добивайся любви Настеньки. ее благосклонности. И если она ответит тебе взаимностью, я буду только рад! - и добавил чуть погодя:
   - И не мне учить тебя смелости!
   Демир-бек, понурив голову, вышел из комнаты Никанора.
  

73

   Настенька сидела возле окна с вышиванием.
   Комната медленно погружалась в вечерние сумерки, но закатное солнышко еще посылало свои трепещущие лучи утомленной за день земле, словно давая ей время довести до завершения начатое. Возле открытого окна было все еще хорошо видно, и Настенька-старшая спешила закончить начатую работу.
   Тоска по родному дому, которую она все время прятала далеко и глубоко в недрах своей души, выливалась в красивые узоры на полотне.
   Задумавшись над вышивкой, Настенька не заметила Демир-бека, остановившегося в дверном проеме. А он стоял и любовался игрой красок на лице женщины и вдруг подумал:
   - А что я знаю о ней, кроме того, что она растила моих сыновей, все время неотлучно была здесь, но о чем она думает, что чувствует, никто не знает... А ведь она сама еще молода и красива, ей же нет еще и тридцати лет...
   Демир-бек кашлянул, привлекая ее внимание.
   Настенька вздрогнула и обернулась:
   - О, я и не заметила, как вы уже покинули дедушку! - сказала она.
   - Ты называешь Хаджи Хакима дедушкой или отцом и дети наши его так зовут, - задумчиво растягивая слова, произнес Демир-бек.
   - Меня дети зовут отцом, но я никогда не слышал, как меня называешь ты? Всегда стараешься спрятаться, если видишь меня поблизости, уходишь от разговора со мной... Ты боишься меня до сих пор? По-моему уже все поняли или я уже всем доказал, что совсем не страшен... - продолжал он.
   - Нет, я не боюсь вовсе, - ответила смущенная Настенька, заливаясь краской и радуясь, что этого не видно в подкравшихся сумерках, - просто нам не о чем было говорить...
   Она старательно прятала глаза и пунцовое лицо за вышивкой, прикрываясь ею, будто щитом. Она боялась взглянуть на Демир-бека, зная и чувствуя, что он неотрывно смотрит на нее. Настенька и впрямь его никак не называла и сейчас лихорадочно искала слова, а они, будто нечаянно порванное монисто, разлетелись в разные стороны, не найти ни одного... За глаза она называла его и Демир-беком, и хозяином, но как назвать его сейчас, оставшись с ним с глазу на глаз?..
   Видя ее замешательство, Демир-бек улыбнулся и, подойдя к ней вплотную, сказал:
   - Давай знакомиться поближе, Настенька! Я - Демир-бек. Но мне очень хотелось бы, чтобы ты называла меня просто Демир, - последние его слова прозвучали как-то глухо, его рука нежно коснулась головы Настеньки и, медленно пройдясь по волосам, легла на ее плечо.
   Темные ресницы дрогнули, вышивка выпала из рук Настеньки, она быстро, словно ошпаренная, вскочила с места.
   - Прости, Настенька, я не хотел тебя испугать! Тебе не приятны мои прикосновения..., - опускаясь перед ней на колени, сказал Демир-бек.
   - Ну что вы..., ты..., зачем так... Я не испугалась вовсе... - не зная, куда деться, лепетала женщина, теребя непослушными пальцами перепутавшиеся нити вышивки, а сердце ее чуть не выпрыгивало из груди, заставляя ее сдерживать дыхание. Настеньке казалось, что его стук слышен в каждом закоулке огромного дворца и из-за этого робела еще больше и еще больше пыталась затаить дыхание...
  

74

  
   - Настя разбилась! - с криком ворвалась в комнату Настуся.
   - Как? Где это случилось? - стал трясти обезумевшую девочку Демир-бек, но Настенька-старшая уже не слышала этого: она птицей летела из дворца в сад, где неугомонная Настя устроила качели.
   Девочка неподвижно лежала на земле, ее голову держал на своих коленях испуганный Туган, безуспешно пытавшийся остановить бегущую по лицу Насти кровь, но дрожащие руки только еще больше размазывали ее.
   Настенька-старшая схватила дочь на руки: ее сердце тоскливо сжалось в тугой комок и гулко ухало в груди. Мать принялась плескать в лицо девочки воду из бассейна. Туган стоял рядом, нервно переминаясь с ноги на ногу и без конца повторяя одно и то же:
   - Я не виноват, качели почему-то оборвались, - скорее для себя, чем для матери, бормотал он.
   За спиной мальчика выросла мощная фигура Демир-бека: он молча направился к дереву, где были устроены качели и под которым валялась доска, служившая детям качелью. Он очень внимательно осмотрел ее, а потом стал медленно перебирать в пальцах веревку, с помощью которой доска крепилась на дереве. Вдруг его брови сурово сдвинулись, он грозно взглянул на сына, его пальцы остановились:
   -Если бы эти две веревки лопнули одновременно, девочки уже не было бы в живых, - сказал он, пытливо вглядываясь в испуганное мальчишеское лицо.
   - Почему они должны были лопнуть одновременно, отец? - недоуменно спросил Туган, - вчера, когда мы цепляли качели, все веревки были целыми, я сам проверял их.
   - Смотри сюда! - ткнул ему под нос веревку Демир-бек.
   Обе веревки были разрезаны чем-то острым почти до половины - здесь их края были ровными, а другая - лопнувшая под тяжестью качели и Насти половина веревки имела торчащие ершиком ворсинки.
   - Ты сам цеплял веревку на дерево? - спросил Демир-бек Тугана.
   - Да, отец, мы вместе с Тимуром сделали это по просьбе Насти. Я был на дереве с Настей, а брат подавал нам веревку снизу, - ответил Туган.
   - Мне это очень не нравится, - задумчиво опустив руки, произнес Демир-бек.
   - Кому нужна смерть девочки? Кому она мешает? - сам с собой заговорил Демир-бек.
   И тут его взгляд остановился на съежившейся за деревом Настусе.
   - Подойди сюда, - позвал он ее.
   Девочка нерешительно двинулась с места.
   - Тебе очень не нравится сестра? Ты хотела ее убить? - схватив Настусю за плечи, затряс ее Демир-бек.
   - Нет, нет! Я не хотела ее убивать! Я только хотела испортить ее качели! - зашлась громким ревом девочка, - простите меня!
   - Простить?! Да тебя пороть надо, как нерадивого раба! - негодующе выкрикнул Демир-бек, продолжая трясти ее, уже зашедшуюся плачем...
  

75

  
   - Если у человека есть пила или молоток, это вовсе не значит, что он хороший плотник. И если у кого есть дети, это не означает, что он опытный отец или мать. - Никанор нежно гладил вздрагивающие плечи Настеньки-старшей, зашедшей к нему вечером не столько за советом, как высказать наболевшее на душе и приговаривал:
   - Но ты все делала правильно, и дети у тебя хорошие, не смотря ни на что, - продолжал он.
   - Хорошие, говоришь?! А как объяснить, что сестра чуть не убила сестру? Разве я ее этому учила? - по-детски вытирая слезы кулачками, говорила Настенька.
   - Я никогда и никому не жаловалась, только ты обо всем догадывался, но молчал, а теперь, оказывается, все мои усилия были напрасны. Одна из дочерей точно унаследовала коварство скорпиона-шаха, а ты говоришь, что все зависит от воспитания! Права пословица: "Отцы ели кислый виноград, а у детей оскомина". Вот и у Настуси проснулись повадки ее отца шаха Хорезма...
   - Шаха? Какого шаха Хорезма? - не поняв, переспросил Никанор.
   Настенька в испуге прикрыла рот рукой. Она клялась себе, что никогда не вспомнит этого ненавистного старого шакала - Хорезмшаха, а сейчас ее язык сам все выболтал...
   - Так ты была у Хорезмшаха, а не у купца в рабстве? - опять спросил ее Никанор, не получив ответа на первый вопрос.
   - Эти девочки - принцессы?
   - Нет! Они мои дочери и больше ни чьи! - резко встрепенулась Настенька, - никто не отнимет их у меня!
   - Так вот что тебя все время гложет! - улыбнулся Никанор.
   - Не бойся, дочка, Хорезмшаха уже нет, и никто не собирается отнимать у тебя детей! Но черты его характера все же дали о себе знать в нашей Настусе. Здесь ты правильно заметила это. Но ты же знаешь и другое: Настуся искренне раскаивается в содеянном!
   - Нет, отец! Это не правда! Не раскаяние руководит дочкой! Да, она не хотела убивать, но мысль о том, чтобы убрать сестру с дороги никогда не покидала ее! Она так и не смогла смириться с тем, что она не первая и не единственная! Посмотри, как она себя ведет: гордая, надменная, разговаривает свысока, будто делает одолжение собеседнику. Разве я ее этому учила? - Настенька вскочила с места и стала нервно ходить по комнате.
   - Ты всегда говорил, что у детей должен быть пример перед глазами. Разве я не старалась быть для нее этим примером?! Я схоронила в своем сердце собственное "я", чтобы отдать всю себя без остатка ей, Настусе, чтобы сделать для нее все, что в моих силах! Вырастить из нее достойного человека! И мне казалось, что у меня получалось, что дочка росла и приобретала прекрасные качества хорошего ребенка и за эти качества ее все любили. А когда оказалось, что Настуся не одна и ничьей вины в этом нет, и надо только радоваться, что Настя нашлась, Настусю словно подменили: куда подевались все прекрасные качества, даже простой человеческой доброты не осталось...- заломила руки Настенька.
   - Плохая я мать, не смогла воспитать достойную дочь, хотя и была ею занята с утра до вечера, целые дни напролет... А вот дед Михайла воспитал настоящего человека: посмотри, как за Настей табуном бегают ребятишки, а Настуся все время одна... Немощный старик сделал больше, чем я, молодая и сильная. И не надо меня уговаривать! - резко остановила она Никанора, попытавшегося что-то ей сказать.
   - Настусю надо примерно наказать, другого языка она не понимает! - выкрикнула Настенька и выбежала прочь из комнаты.
   Никанор долго молчал, а потом вздохнул и тихо произнес сам себе:
   - Наказать... Наказание должно служить уроком, а ведь Настуся уже его получила... За что же наказывать снова? Кротостию склоняется к милости вельможа, и мягкий язык переламывает кость... Только любовь и терпение в силах изменить все...
  

76

   Придя к себе в комнату, Настенька постаралась успокоиться и взять себя в руки, но у нее ничего не получалось: сердце испуганной птицей билось в груди неровными ударами, то временно затихая, то опять громко начиная стучать, будто пыталось вырваться наружу и улететь...
   Так долго гонимые прочь воспоминания, снова с новой силой нахлынули на Настеньку и она присела у окна, задумчиво глядя в сад. Сколько времени прошло, она не знала, ей казалось, что время вообще остановилось...
   Вдруг образ Ратибора так ясно выплыл перед ней, что Настенька даже отпрянула и перекрестилась, но видение не исчезло. Когда-то любимый и родной Ратибор сейчас выглядел чужим : его лицо приобрело какой-то мученический вид, да и одежда на нем была вся черная... Видение произнесло непослушными губами какое-то слово и из его глаз заструились слезы...
   - Что, что ты сказал? - сердцем спросила Настенька.
   - Прости... Прости... - прошелестела листва на деревьях и образ Ратибора медленно растаял...
   - Что бы это значило? - тоскливо защемило в груди Настеньки.
   - Может он еще помнит меня? Может, простил..? - горячим угольком шевельнулась слабая надежда, но тут же и погасла, а в ушах набатом зазвучали последние горькие слова Ратибора, услышанные ею:
   - Лучше бы мне погибнуть в сражении! Подлая, подлая!..
   Настенька вскочила с места и в волнении стала расхаживать по комнате, а в ушах, в такт шагам, раздавалось:
   - Под-ла-я, под-ла-я...
   Не зная, как унять этот жестокий маятник внутри себя, Настенька устремилась в детскую, надеясь там, возле детей, спастись от обуревавших ее мыслей, и остолбенела: кровать Настуси была пуста, а в кровати Насти виднелись две светлые головки.
   Девочки спали, крепко обнявшись, покрасневшие носики говорили о том, что они долго плакали вместе...
   Настенька-старшая тихонько пошла к выходу и улыбаясь притворила дверь...
   Снова вернувшись к себе, она стала машинально расплетать косу, уложенную короной вокруг головы. Тяжелые волосы цвета спелой пшеницы волной упали до самых ног. Бездумно достав гребень, Настенька стала причесывать их, пока они не заблестели при свете свечи и не стали похожими на золотые нити солнечных зайчиков. Но она этого не видела, хотя и смотрела в зеркало на свое отражение...
   В сумеречном свете по ту сторону зеркала она увидела родное село, поле за околицей и Ратибора, бегущего ей навстречу по веселому зеленому ковру с резными звездочками бело-желтых ромашек.
   Настенька понимала, что Ратибор манит руками и зовет ее, но не могла оторвать ног от пола, хотя и не ощущала в них тяжести, просто у нее не было сил сделать хоть одно движение, да и руки заняты гребнем, а не то бы взмахнула ими и полетела к любимому, такая легкость появилась у нее во всем теле...
   Желтые огоньки ромашек начали быстро таять, зеленое поле стало темным и глубоким, как вода в черном омуте болота... Ратибор вдруг упал. Оброненный Настенькой гребень с громким стуком ударился о резную ножку кровати и вернул Настеньку к действительности.
   Она глубоко вздохнула, тряхнула соломенной копной волос и стала медленно раздеваться, готовясь ко сну...
   Но сон не шел... Настенька много раз уже переворачивала подушки, которые, казалось, были раскалены до бела и обжигали голову, стоило только ей прикоснуться к ним. Она вставала уже много раз, пила воду и опять ложилась в надежде уснуть. Наконец долгожданный сон снизошел на утомленную Настеньку, усталость сморила тело, мысли стали путаться и она растворилась в коротком забытье...
   Но душа ее не отдыхала: ее мучил часто повторявшийся ночной кошмар: будто Настенька, снова и снова открыв глаза, видела перед собой козлиную бороду Хорезмшаха, слышала его зловонное дыхание на своем лице и опять чувствовала внутреннюю опустошенность и боль, тянущую боль внизу живота...
  

77

   - Нет, не любит Настенька Демир-бека, - думал Никанор.
   - Уважает, но не любит... А так хотелось бы, чтобы она нашла свое счастье, а ее мятущаяся душа - покой. Рядом с Демир-беком она могла бы быть счастлива, он окружил бы ее заботой, вниманием и, главное, любовью. Но для этого Настеньке надо поменять веру, а она никогда не согласится на это..., - сам того не замечая, старик стал то нервно подергивать бороду, то почесывать затылок, то хлопать рука об руку.
   - Бедная, бедная Настенька! Как же жестока к тебе судьба! Юная, цветущая девочка, любящая и любимая истерзана и растоптана злыми никчемными людишками, мнящими себя великими! Где они сейчас эти великие люди?! Жизнь всегда расставляет все по своим законным местам, вот и Хорезмшах растворился в истории, и злой купец исчез из жизни Настеньки. Все меняется в жизни, а Настенька одна и одна, хотя вокруг очень много людей... Если ничего не произойдет, то она так и похоронит себя рядом с детьми! - Никанор даже привстал от такой мысли, но опять опустился на топчан - ноги его непроизвольно подкашивались и без клюки стоять самостоятельно он уже не мог.
   - А ведь дети даже не понимают, какую цену она платит за их спокойствие и счастье, чем она ради них жертвует! Так дальше продолжаться не может, надо что-то делать... А что? Что можно сделать? - не находил ответов старик и от этого еще сильнее волновался.
   - Как помочь Настеньке? Только сумев обратить ее внимание на ухаживания Демир-бека! - обрадовался Никанор возникшей мысли.
   - Но как его обратить? Нельзя же подойти к ней и сказать: "Настенька, обрати внимание на его страдания", - усмехнулся сам себе старец.
   - Нет, надо, чтобы она сама заметила Демир-бека, чтобы в ее душе затеплился хотя бы слабый огонек взаимных чувств... Но как это сделать? Сколько лет они живут бок о бок, а волшебной искорки любви в ней не замечалось... Хотя я и в Демир-беке ничего не замечал, пока он не открылся мне сам... Может и Настенька тоже успешно прячет свои чувства? Ведь не может такого быть, чтобы красивого одинокого мужчину не заметила красивая одинокая женщина..., - воображение старика рисовало ему образы Настеньки в объятиях Демир-бека.
   - А может она до сих пор любит того молодого дружинника, что так обидел ее у меня в келье? - вдруг подумал Никанор.
   - Да нет, не может быть!... А почему не может? Ведь она ни разу не заговорила со мной о нем: решительно вычеркнула из жизни и конец! Сильная моя девочка! А, может, потому и не заговаривала о Ратиборе, что сильно болит у нее в душе из-за него? Вычеркнуть из жизни можно, но вот из сердца...
   Никанор твердо решил приложить руку к достижению цели, намеченной Демир-беком...
  

78

   Прошел месяц. Неприятное происшествие с девочками стало постепенно забываться, Настина разбитая голова, синяки на теле, ссадины на коленках и локтях давно зажили, а на их месте уже неоднократно появлялись другие. Сами девочки так сдружились, что стали не разлей вода. Между ними будто плотину прорвало: Настуся перестала жеманничать и вместе со старшей сестрой весело носилась по саду, лазила по деревьям, качаясь на ветках как обезьяна.
   Стоило Настусе очень близко заглянуть в глаза смерти, пусть даже не своей собственной, как весь налет чопорности слетел с нее, как шелуха с высохшего ореха.
   Она с удовольствием обучала сестру верховой езде, учила ее брать препятствия, стрелять из лука прямо из седла. Настя уже могла благодаря ее стараниям владеть мечом, копьем, в общем, она могла все, чему научила ее младшая сестра.
   В свою очередь Настуся уже не смотрела вниз с опаской, когда проворно карабкалась на деревья и уже могла плавать так же, как Настя. Они часто лежали, отдыхая, на воде чистого дворцового пруда с закрытыми глазами и рассказывали друг другу свои сокровенные тайны.
   Но долго без движения они не могли находиться: энергия, фонтаном бившая из них, заставляла сестер вновь куда-то нестись сломя голову, решать выдуманные ими проблемы.
   Увлекшись своими играми они вдвоем устраивали такой тарарам, состязаясь друг с другом, что казалось, крыша дворца медленно начинает подниматься, и тогда раздавался строгий голос матери, произносивший одно слово:
   - Девочки! - и сестры, зажав рты от сдерживаемого смеха, ненадолго умолкали.
   Нет, они не боялись матери, они ее очень любили, но знали, если она так с ними заговорила, значит, совсем незаметно рамки дозволенного остались далеко позади и терпению окружающих пришел конец.
   Девчонки начинали дружно уверять:
   - Мы больше не будем! - и тогда раздавался дружный смех со всех сторон дворца - это смеялись все его обитатели, зная цену этих заверений.
  

79

   Спрятавшись, как улитка в своей раковине в повседневных домашних заботах Настенька-старшая не давала себе возможности расслабиться. Да и уже повзрослевшие дети забирали все свободное время, какое у нее только находилось, а в ее внимании они нуждались постоянно. Настенька вместе с Никанором и Хаджи Хакимом решала их бесконечные споры, давала советы кому из них и что надеть, куда пойти, чем заняться и так до бесконечности.
   Настенька днем забывала, что она тоже еще молода, а вот вечерами и ночами... Ее женское естество заявляло о себе вроде бы беспричинной тоской, желанием просто поплакать, или посидеть, бездумно уставившись в одну точку... Случались такие моменты в ее размеренной жизни, когда Настенька не понимала, почему ее тело ноет, будто в ожидании чего-то.
   Тело просило ласки, мужской ласки...
   Когда весь дворец и с ним Настенька, погружались в глубокий сон, отпущенная на свободу раскрепощенная душа отправлялась в одной ей ведомые путешествия... Ее воображение рисовало сладкие сцены, приятные ощущения в томительных грезах захлестывали волнами истомы... Но видела она все это, как бы со стороны наблюдая за своим телом...
   Просыпаясь, вся в холодном поту, Настенька и не знала уже, спит ли она, или все это с ней происходит наяву: она видела, как Демир-бек обнимает ее, шепчет ласковые слова, нежно целует и ей приятны эти ласки. Иногда на месте Демир-бека она видела Ратибора, но даже во сне она гнала прочь этот образ и только во сне она помнила это имя... Днем она никогда не произносила его, будто он и не существовал вовсе, но после нервной встряски из-за происшествия с дочерьми, его образ все чаще стал выбираться из глубин тайных закоулков души и ее сердце опять саднило от невостребованной любви...
   Она нарочно начинала думать о Демир-беке, точно зная, что никаких серьезных отношений между ними никогда не будет, ведь он так преданно любит свою даже мертвую жену. Поэтому Настенька всячески поощряла свое воображение в отношении хозяина, он ей начинал сниться после таких дневных раздумий. Если бы поблизости был другой мужчина, она спокойно заменила бы им образ Демир-бека в своих грезах. Так она думала и так ей казалось...
  

80

  
  
   Как-то, принеся свежую воду в комнату Никанора, Настенька, откликнувшись на просьбу старика посидеть с ним, пристроилась на краю кровати.
   - Одному Богу известно, сколько мне осталось жить, дочка, но мне кажется уже не долго. Поэтому я очень хотел бы увидеть тебя счастливой, ведь ты еще так молода и прекрасна! - беря Настеньку за руку, сказал Никанор.
   - Но я и так счастлива, отец! - пытаясь увести разговор в другое русло, сказала Настенька.
   - Дети, дом, заботы обо всех и обо всем - в этом мое счастье.
   - Твои губы научились лгать, но глаза и лицо остались совсем неискушенными, так что не пытайся меня отвлечь, - погрозил ей пальцем Никанор.
   - Люди, сраженные на поле боя, после того, как их настигнет стрела или клинок, сразу ничего не замечают, продолжают нестись вперед. Одни - чтобы настичь противника, другие - мечтая спастись бегством; пока рана горячая, она не болит, а вот стоит ей остыть... Так случилось и с тобой, дочка, - задумавшись и погрустнев, сказал Никанор.
   - Не надо об этом, отец! - снова попыталась остановить его Настенька.
   - Нет, надо! Давно надо было выдать тебя замуж за Демир-бека! И вы были бы счастливы вместе, я это точно знаю! - вдруг выпалил старик сам того не ожидая.
   - Что ты сказал? Замуж? За Демир-бека? - Настенька весело рассмеялась, - ты шутишь, а я уж думала, что опять предстоит серьезный и неприятный разговор! - облегченно вздохнув, сказа она.
   - А я и говорю серьезно! обиделся старик скорее на себя, чем на Настеньку.
   - Демир-бек тебя давно любит, но боится признаться в этом!
   - Отец, не говори глупостей, а то я и впрямь подумаю, что у тебя неполадки с головой! Демир-бек преданно любит свою Занкиджу и больше никого, об этом все знают! - поднялась Настенька, возмущенно отталкивая от себя руки Никанора.
   - Сколько можно тебе твердить, что мне никто не нужен! А ты все норовишь устроить мою судьбу без моего на то согласия! Хватит! Я больше не могу слушать эти глупости! - обиженная Настенька направилась к двери.
   - Это ты глупая! Ничего не замечаешь вокруг, живешь в своей скорлупе! Ты хоть когда-нибудь выглянешь из нее на свет божий? - тоже рассердился Никанор.
   - Демир-бек давно признался мне о своей любви, но вот подойти к тебе и сказать "люблю" не решается и боится, как маленький ребенок! - сердито продолжал говорить старец.
   - И не пытайся от меня убежать! Хватит тебе прятаться от моих речей! Ты должна меня выслушать до конца и не заставляй меня подниматься, чтобы догонять тебя! Иди сюда, сядь, и давай оба успокоимся. Поговорим откровенно, - приказал Никанор Настеньке и она не посмела его ослушаться.
   Настенька-старшая опять покорно присела возле старика, но пылающие щеки выдавало ту бурю чувств, которую всколыхнул Никанор своими речами.
   - Думаешь, я не знаю, что ты до сих пор грезишь тем богатырем Ратибором? - Настенька молча затрясла головой, отрицая сказанное старцем.
   - Это ты можешь говорить кому угодно, но не мне, что ты схоронила свою любовь к нему! Но любовь нельзя схоронить, спрятать! Скажи, разве тебя никогда не посещали мысли о жизни с другим мужчиной? Ты живешь здесь затворницей, рабыней этого прекрасного дворца! Но я не раз ловил твой взгляд, птицей перелетавший через эти каменные стены, туда, на свободу! Я думал отправиться с тобой на родину, но все откладывал: то дети еще малые, то Демир-бека жаль оставлять, а потом сам стал сильно хворать... Но это все отговорки, которые я без труда находил. Я просто боялся, что ты не выдержишь испытания встречей с родными местами, где ты была счастлива и всеми любима. Я не знал. как встретят тебя односельчане: то ли с радостью. то ли с осуждением, правильно ли они поймут всю глубину свалившегося на тебя горя и испытаний. или изваляют в грязи твое многострадальное имя... А после того, как нашлась твоя вторая дочка, я узнал, что твой любимый Ратибор ушел в монастырь. Я не говорил тебе этого, боясь бередить твои старые раны, но сейчас понял, что ты все еще надеешься на встречу с ним. А какая она будет эта встреча с монахом?! Лучше сразу разрубить этот узел и покончить с нелепыми мечтами о невозможном! Я хочу тебе счастья и не вижу рядом с тобой никого, на кого мог бы положиться, оставляя вас одних на этом свете, кроме Демир-бека. Он любит не только тебя, но и твоих детей, почему бы и тебе не полюбить его? Я знаю, что любовь по заказу не бывает. Но мне некогда ждать, когда пелена упадет с твоих глаз и ты сама заметишь его чувства и полюбишь его так же, как он любит тебя! А ты его полюбишь, я в этом уверен! Ведь это человек с большим и добрым сердцем, благородный рыцарь уже много лет ищущий твоей любви!
   Настенька сидела, плотно закрыв лицо руками, но краска стыда, казалось, струилась под пальцами и они тоже стали ярко красными.
   Шумно вбежавшие девочки прекратили Настенькину пытку и она быстро вышла из комнаты, воспользовавшись тем, что непоседы дружно атаковали Никанора, требуя его внимания.
   Две младшие Настеньки искали справедливости и трещали без умолку, дергая Никанора каждая в свою сторону и требуя слушать только ее.
   - Замолчите, сороки! - прикрикнул на них улыбающийся старик и стал разбираться в их неотложном деле...
  

81

  
   После неоконченного разговора с Никанором Настенька все чаще стала задумываться над словами старика о любви к ней Демир-бека, отмечая про себя, что и сама волнуется при виде статной фигуры хозяина даже вдалеке. Стоя перед зеркалом и примеряя новый наряд она не раз ловила себя на мысли:
   - А что сказал бы Демир-бек, заметь он на мне мою обновку? Понравилась бы она ему? - и, тут же фыркнув от смеха над самой собой, отворачивалась от своего отражения, но краешком глаза все-равно пыталась разглядывать себя, как маленькая девочка. Чувства природной скромности и стыдливости не давали ей возможности откровенно признать себя красивой и она, тщательно покопавшись в себе, выуживала несуществующие изъяны в своей безукоризненной фигуре и прекрасном лице. Но потом все равно улыбалась себе в зеркале и, по-детски показав отражению язык, довольная отходила от него. Иногда Настенька начинала ругать себя:
   - О чем ты только думаешь?! Ты уже старая, у тебя две взрослых дочери, а ты в зеркале своим отражением любуешься! - но ее сердце просило, молило о любви, таяло в ожидании ее, и все чаще ей хотелось видеть Демир-бека, разговаривать с ним. Но как только представлялась такая возможность, она тут же терялась, краснела и, устыдившись самой себя, старалась спрятаться как можно дальше от его пытливого взора.
   А Демир-бек тоже страдал... Ему все время казалось, что Настенька избегает его общества, а если уж они столкнутся где-нибудь ненароком, то она норовит побыстрее избавиться от него, прячась, как за стеной, за срочной необходимостью бежать за детьми или к Никанору на одной ей слышимый их зов.
   - Она меня не только не любит, но даже видеть не хочет! - огорченно думал Демир-бек.
   Однажды, выглянув в окно, он увидел Настеньку-старшую сидящей возле бассейна с золотыми рыбками. Демир-бек быстро сбежал в сад и, приняв задумчивый вид, медленно пошел по направлению к бассейну.
   Настенька увидела его, когда убежать уже было неудобно, и она осталась сидеть, украдкой наблюдая за его приближением. Сердце ее учащенно билось, а потом, будто оборвавшись, стремительно покатилось вниз так, что у нее даже голова пошла кругом...
   Демир-бек приблизился к ней и вдруг понял, что сказать ему нечего: много раз повторяемые про себя слова любви вдруг испарились, как утренняя роса, осталась только нежность к этой щупленькой женщине томной волной накрывшей его. Также молча Демир-бек присел возле Настеньки, осторожно коснулся ее руки, Настенька в испуге отдернула свою руку и залилась краской стыда. Увидев, как сразу помрачнел Демир-бек, расстроилась, что незаслуженно обидела его и тихонько охнула...
   Демир-беку показалось, сто в этом вздохе-охе прозвучали нотки раздражения, и он заговорил быстро, глотая слова, боясь, что его не выслушают и прервут:
   - Настенька, милая! Я не хотел тебя обидеть! Не бойся, я более не притронусь к тебе! Тебе неприятны мои прикосновения, неприятно мое присутствие здесь, я уйду, не стану тебе докучать! Не сердись на меня! - и вдруг улыбнулся от пришедшей в голову мысли:
   - Она похожа на взъерошенного воробья, защищающего свое гнездо от опасности! и снова повторив: - Не сердись! - поднялся и пошел вглубь сада.
   Сердце Настеньки кричало:
   - Куда ты пошел! Немедленно вернись! - на глаза навернулись слезы досады, и тут же из них полыхнула синяя молния гнева. Настенька быстро встала и даже затопала ногами, таким образом пытаясь выразить свое недовольство поведением Демир-бека.
   - Да что он за человек такой?! Ведет себя со мной так, будто я хрупкий сосуд с драгоценными благовониями, который он боится разбить! Да что это за мужчина?! Никанору говорит о своей любви ко мне, а со мной даже разговаривать не стал! - нападала в мыслях на Демир-бека Настенька.
   А Демир-бек, стоя в заросшей вьющимися розами беседке, с интересом наблюдал за Настенькой:
   - Ты посмотри, как она волнуется и сердится, даже ногами топает! Неужели это из-за моего единственного прикосновения? Неужели оно так глубоко ее обидело? - и тут же заметил, - Сколько в ней детского! Милый мой воробушек! Если бы ты приняла мою любовь, не было бы в мире человека счастливее меня!
   Настенька бегом направилась в свою комнату. Губы ее дрожали, она готова была разрыдаться от переполнявших ее чувств. Она не понимала их, не понимала себя, не могла точно объяснить себе самой от чего пришла в такое неистовство. Она сердилась не только на Демир-бека. но и на себя. Но признать, что она в чем-то виновата, Настенька тоже не могла и выливала свою горечь на Демир-бека:
   - Любит? Кого он любит?! Ту мертвую женщину или меня? Как он может любить, этот пентюх?! "Притронусь", - "не притронусь", "приятно", "не приятно", - мысленно кривляла она его.
   Настенька забыла, что еще совсем недавно весь дворец дрожал при одном упоминании имени хозяина, и тогда ей и в голову не приходило называть его пентюхом...
   Она не могла понять того, что ее тело просило ласки, а душа любви, любви чувственной, решительной, напористой, чтобы она забыла все свои колебания и, как в глубокий омут, бросилась, отдалась на волю чувств...
   Демир-бек был именно таким мужчиной в жизни: решительным, смелым, напористым, но присутствие Настеньки в корне меняло его: будто по мановению волшебной палочки он превращался в слабого ягненка, слабо блеющим что-то непонятное себе под нос, и тоже сердился на себя...
  

82

   Придя к себе, Настенька уселась возле зеркала, стала вытирать непрошенные слезы, стараясь стереть вместе с ними и яркий румянец. Потом задумалась, уставившись невидящим взором в зеркало и не видя своего отражения в нем... А затем вдруг неожиданно даже для самой себя начала кривляться: она то старалась изобразить выражение лица Демир-бека, которое увидела - растерянное и рассеянное, то напускала на свое собственное лицо строгость и гнев, ругая и понося на чем свет стоит нерешительность Демир-бека. Прошло много времени, прежде чем она заметила, что же она вытворяет. Настенька сначала застыла, изумленно рассматривая себя в зеркале с гримасой на лице, потом безудержно расхохоталась и опять стала вытирать набежавшие уже от смеха слезы...
   Никанор, услыхав почти истерический смех Настеньки, испугался не на шутку. Не смотря на больные ноги, он быстро поднялся и направился в комнату Настеньки, бормоча на ходу:
   - Что-то случилось, но что?!
   И уже ворвавшись в ее комнату, недоуменно спросил, увидев как Настенька вытирает заплаканные глаза:
   - Ты смеешься или плачешь?
   - И то, и другое! - ответила, улыбнувшись старику Настенька.
   - Я разговаривала с Демир-беком, сидя здесь перед зеркалом!
   - Как ты сказала? Здесь? С Демир-беком? Ты не заболела, дочка? - озабоченно разглядывая ее, опять спросил старец.
   - Нет, я здорова! Просто решила немного поиграть в любовь..., - сказала Настенька и опять неожиданно расплакалась...
   Ее глаза, томные, как у ребенка, которого безжалостно разбудили и не дали досмотреть сладкий сон, нескладные и неловкие движения, подрагивающие обиженные губы, рассказали Никанору все:
   - Да ты влюблена, моя девочка! - воскликнул он, обнимая Настеньку за плечи, - Слава Богу, он услышал мои молитвы! - и счастливо рассмеялся.
   - Чему ты радуешься, отец? - обиженно спросила Настенька, - тому, что я страдаю?
   - Нет! Я радуюсь твоему счастью! Демир-бек будет тебе защитой от ветра и покровом от непогоды, источником воды в степи, тенью от высокой скалы в земле жаждущей! Вы будете счастливы! Слишком много горя на своем жизненном пути вы оба познали, теперь надо спешить: жизнь слишком коротка, а любовь слишком драгоценное чувство и нельзя терять ни одной минуты своего счастья!
   Настенькой овладело какое-то оцепенение, голос Никанора звучал откуда-то со стороны, он будто звал ее за собой, обещая впереди что-то волнующее, тревожное и прекрасное...
   А в это время расстроенный Демир-бек быстрыми шагами мерил беседку. Мысли роились в голове, наскакивая одна на другую, но ни одной из них он не мог ухватить, чтобы задержать. Наконец он остановился, тяжело переведя дух, устало потер глаза. И вдруг заметил, что и природа волнуется и переживает вместе с ним: поднявшийся ветер зло и сердито засвистел и завыл на окрестных холмах. Деревья зашумели и вдруг задрожали, словно по их листьям застучал невидимый дождь. Дорогу, убегающую от дворца, перерезали песчаные вихри, которые, крутясь волчком, поднимали столбы пыли даже здесь, в этом оазисе кажущегося благополучия, песчинки били в лицо, слепили глаза.
   - Надвигается гроза, подумал Демир-бек, щуря глаза, и повернул к дому.
   - Любовь - опасная штука, - размышлял он, - она делает мужчину смешным и беспомощным, поэтому нельзя так копаться в душе, в своих чувствах, лучше скользить по поверхности, чтобы потом не жалеть о случившемся! Демир-бек в сердцах решил для себя трудную задачу и ранним утром, никого не предупредив, надолго покинул дворец. Последняя мысль сверлила его мозг: а может лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном?... Но, подчиняясь принятому ранее решению, он уже гнал своего коня прочь из дома...
  

83

   Проснувшись от ласкового прикосновения солнечного лучика к лицу, Настенька, сладко потянувшись, улыбнулась ему и, вскочив, птичкой выпорхнула в сад, тая скрытую надежду увидеть там Демир-бека. Ей не просто хотелось его увидеть, она жаждала услышать его вкрадчивый голос, обволакивающий ее теплом и нежностью. Долго сидела она у бассейна, наконец, не выдержав, откровенно уставилась на окна Демир-бека и сердце ее сжалось от тоски: она почувствовала, что его там нет. Через минуту уже гнев плескался в ее глазах, она еле сдерживалась, чтобы опять не затопать ногами!
   - Он смеется надо мной! То все делает, чтобы я поверила в его любовь, а стоило мне и впрямь в нее поверить и ответить на его чувства взаимностью, как он тут же сбежал! Он не любит меня! Какая же я глупая! он играет со мной, как кошка с мышью!
   И только после многочасовой беседы с Никанором Настенька немного успокоилась...
   - Ты считаешь, что ответила на его чувства, но он-то об этом ничего не знает! Он подумал, что не нужен тебе и что своими словами о любви только обидел тебя" Поверь мне, он очень страдает! И Демир-бека следует пожалеть, а не ругать его на чем свет стоит! - говорил ей Никанор.
   Ободренная и слегка успокоенная Настенька отправилась к детям, дружно звавшим ее из глубины сада.
   Девчонки, как белки, прыгали по веткам огромного ореха и, срывая плоды, бросали их мальчишкам, чинно стоявшим внизу.
   - Не подобает девушкам скакать по деревьям! - упрямо повторял им Туган, хмуря широкие черные брови, сросшиеся на переносице.
   - Надоел ты мне до смерти, противный Туганище! - крикнула Настуся и запустила в него орехом.
  
   От меткого удара в голову Тугана зеленая оболочка ореха лопнула, а вылетевший из нее плод больно стукнул Тимура в лоб.
   Оба брата один за другим схватились за головы и обиженно почесывали ушибленные места, о девочки от смеха чуть не падали с дерева, раскачиваясь на его ветках.
   Подоспевшая Настенька строго прикрикнула на дочек:
   - Вы пользуетесь тем, что мальчики не могут вам дать отпор, но я на их стороне все равно бы задала вам трепку! Ишь, негодницы, что вытворяют! - ее голос был строгим, но глаза искрились смехом.
   - А мы этим сейчас и займемся! - крикнул Тимур, хватаясь за ветки ореха.
   - Вперед, Туган, покажем им, где раки зимуют! - и полез на дерево.
   Туган, поразмыслив немного, устремился за ним. Девчонки дружно завизжали и стали карабкаться еще выше.
   - Ну что, сдаетесь? - вопрошал красный от натуги Тимур, продолжая высматривать удобную ветку, чтобы подтянуться поближе к Настенькам.
   - Никогда! - в один голос вскричали девочки.
   - Лучше упадем и разобьемся, но не сдадимся! - решительно заявила Настя, оглядываясь на приближающихся мальчишек.
   - Так! Быстро все вниз! - заявила Настенька, - а не то я сама вас всех достану и поскидываю с дерева!
   Ловкие девчонки, обогнув крону ореха с другой стороны, быстренько спрыгнули вниз, а мальчишки еще долго кряхтели, спускаясь с дерева, охая от неловких движений и цепляясь одеждой за ветки.
  

84

   В повседневных заботах промелькнул еще один месяц...
   Демир-бек страшно соскучился по детям, по Никанору и, конечно, по Настеньке, хотя и не хотел себе в этом признаваться ...Но первой, кого он увидел, подъезжая к дому, была она...
   Шаловливый ветер обнимал ее фигуру, оборачивая легким платьем. Настенька стояла на пригорке, козырьком приставив ладошку к глазам, и вглядывалась в приближающихся всадников. Демир-бек четко видел каждый изгиб ее тела: это было такое зрелище, что он готов был выпрыгнуть из седла и бежать ей навстречу.
   Вдруг Настенька всплеснула руками и, резко повернувшись, бросилась наутек.
   Демир-бека будто холодной водой окатили: он подумал, что Настенька, узнав его, спешит скрыться. Радостное настроение от возвращения сразу пропало и во внутренний двор дворца уже въезжал нахохлившийся и раздраженный грозный хозяин...
   Из широко распахнутых дверей дворца высыпала оживленная и возбужденная прислуга: все радостно приветствовали любимого хозяина, за ними чинно вышли Никанор с Хаджи Хакимом, Тимур и Туган с обеими Настеньками-младшими, а за их спинами стояла зардевшаяся Настенька-старшая.
   На ее лице Демир-бек увидел радость и смятение, стыд и любовь - и настроение его резко поднялось. Он и сам не заметил, как его плечи распрямились, подчеркивая довольно стройную осанку; взгляд из хмурого стал радостным и приветливым. Демир-бек быстро прошел мимо всех встречавших его, кивая в знак приветствия, и остановился перед Настенькой, опустившись на колено:
   - Здравствуй, Солнце мое! - нежно беря ее за руку, сказал он.
   Все чувства Настеньки, такие противоречивые и непонятные ей самой, переполнявшие ее сердце, единым потоком хлынули из ее счастливых глаз...
   Для обоих влюбленных пропало ощущение времени, исчезли вдруг окружавшие их люди и предметы: Демир-бек и Настенька видели только друг друга.
   По знаку Никанора обитатели дворца стали тихо расходиться, унося на губах озорные улыбки, глазами говоря друг другу:
   - Наконец-то! Свершилось!
   Все уже давно ждали счастливого конца этой любовной истории между хозяином и Настенькой-старшей.
   - Настенька, любимая! Я много думал о тебе! Я часто рисовал твой образ в своих грезах и понял: ты не такая, как все! У тебя задумчивая, порой горькая улыбка: так улыбаются люди, носящие в себе воспоминания о большом горе! Но я развею злые тучи, навевающие на тебя тяжелые думы! Ты и создана не так, как все! Старики рассказывают о прекрасных пери, появляющихся на свет от сказочного поцелуя двух сердец, их и вскармливают волшебными поцелуями! Ты - одна из таких пери. Ты создана любить и быть любимой! Когда ты улыбаешься, на твоих щеках зацветают дивные розы, но стоит тебе заплакать - из твоих глаз струится жемчуг...
   Настеньке показалось, что она вдруг закружилась в дивном танце в паре с Демир-беком. Реальность жизни пропала и она оказалась в какой-то чудной стране, где существует только любовь и отдалась этим ощущениям всей душой...
   Очнулась Настенька, когда совсем уже стемнело: ее плечи заботливо укутывал теплый халат Демир-бека, его голова лежала у нее на коленях, а его руки нежно обвивали ее стан. Губы Настеньки, припухшие от поцелуев приятно холодил ночной ветерок. Робость влюбленный, как рукой сняло, языки развязались, они говорили легко и свободно, чувствуя, как проникаются безграничным доверием друг к другу...
   Демир-бек наслаждался, слушая мелодичный голос любимой, даже сквозь закрытые глаза, видя улыбающиеся губы и искрящиеся в полутьме голубыми искорками синие глаза...
   И Настенька-старшая тоже была счастлива, как никогда!
  

85

   Во дворце полным ходом шли приготовления к свадьбе! Настеньку-старшую освободили от всех обязанностей по дому. Все свое время жених и невеста, в нарушение всех законов бракосочетания, проводили вместе. Они, казалось, были озарены каким-то внутренним светом.
   Счастливый Демир-бек говорил Настеньке:
   - Любимая, от тебя исходят такие волны счастья, что я тону в них!
   - Так спасайся! - надувала губки Настенька.
   - Не хочу! Хочу утонуть, хочу раствориться в тебе! - подхватывая ее на руки и радостно кружась со своей драгоценной ношей, смеялся Демир-бек.
  
   Накануне свадебного пира Настенька-старшая пришла к Никанору: ей было просто необходимо выговориться, а, если честно, то ей хотелось просто исповедаться перед свадьбой и получить отцовские наставления от Никанора, заменившего ей отца.
   - Что беспокоит тебя, дочка? Что еще не так, как ты хочешь? Ведь все так хорошо устроилось! - ласково улыбнулся навстречу Настеньке Никанор.
   - Нельзя быть такой счастливой, отец! Это нехорошо! Не нормально! - присев возле ног бывшего отшельника и спрятав лицо в его коленях, сказала Настенька.
   - Вы будете счастливы вместе и будете жить долго-долго! - приподнял голову Настеньки Никанор и ласково заглянул в ее лучистые глаза.
   - Тебя беспокоит, что вы с Демир-беком разной веры? Но ведь он не требует от тебя изменить ее! Бог - Он в душе человеческой, и пока ты в него веришь, он не покинет тебя! Бог - един, люди молятся Ему на разных языках, но это все же единая молитва человека к Богу. И какое бы имя Ему не давали, Он все равно один единственный Бог-Творец все существующего на земле!
   - Отец, меня страшит будущее! Мне кажется, что я не смогу сделать жизнь Демир-бека по-настоящему счастливой и не смогу стать ему настоящей женой. Я никогда не смогу заменить ему умершую Занкиджу! Может, я не достаточно крепко его люблю? - сжимая руки, произнесла расстроенная Настенька.
   - Ты уже сделала его счастливым! И не надо пытаться кого-то заменять! будь сама собой, и ты станешь настоящей опорой в его жизни! В любом случае старайся быть скорой на слышание, медленной на злое слово и на гнев, оставляй ссору прежде, чем она разгорелась. Помни, что сердце мудрого делает и язык его мудрым и умножает знание в устах его. Это все библейские истины, написанные много веков назад, но они и сейчас помогают нам жить и переносить все тяготы! - говорил Никанор, прижавшейся к его коленям Настеньке.
   - Ты - умная девочка! Ты будешь Демир-беку верным другом и советчиком, сможешь вовремя и ненавязчиво подсказать ему нужную мысль, а это все равно, что бросить человеку мяч: можно сделать это мягко, чтобы его без труда поймали, а можно так швырнуть изо всех сил, что это причинит боль человеку, поймавшему мяч. Помни об этом, дочка! Продолжай жить, как жила, и продолжай по-старому заботиться обо всех домашних, ибо, кто перестал о них печься, тот отрекся от веры и стал хуже неверного!
   - Я часто думаю о том, что сказал бы дед Михайла на все это, происходящее со мной..., - сказала через некоторое время Настенька.
   - А что бы мог сказать любящий тебя дед? - строго спросил Никанор.
   - Ты сделала что-то нехорошее? Сказала кому-то злое слово? Обидела кого-то? Украла что-то? Нет, это тебя обидели, у тебя украли! Так что дед Михайла просто порадовался бы за тебя, верь мне! - убедительно сказа Никанор.
   - Дед Михайла так радовался нашей любви с Ратибором, что, наверное, сильно бы расстроился, узнав всю правду о случившемся...- с недоверием произнесла Настенька.
   - А что Ратибор? Он еще живет в твоем сердце? - удивленно спросил Никанор, теребя седую бороду.
   Настенька не нашлась, что ему ответить...
  
   Еще долго не гасла свеча в комнате Никанора...
  

86

   Было далеко за полночь, когда Настенька собралась уходить. Успокоенная и умиротворенная, она поднялась со скамеечки у ног Никанора и, привлеченная шумом во дворе, подошла к окну.
   Громким голосом татарский воин требовал Демир-бека:
   - Великий Бату-хан прислал своего гонца к мунхи Демир-беку! - отбиваясь от наседавших сторожевых псов, кричал он.
   Быстро вышедший на крыльцо Демир-бек единым окриком усмирил хрипящих собак. Тихо и недолго поговорил с приехавшим, и они вместе вошли в дом после того, как гонец бросил повод коня подбежавшему заспанному конюху.
   - Отец, кто такой мунхи? Я не знаю такого слова, - с подступившей к сердцу тревогой спросила Настенька.
   - Мунхи - шпион, это слово применялось у хорезмшахов и, видно, перекочевало к татарам, - стоя рядом с ней у окна, задумчиво произнес Никанор.
   - Но какое отношение это слово имеет к Демир-беку? Неужели это связано с его службой?
   Обеспокоенная Настенька спустилась вниз и подошла к двери, ведущей в комнаты Демир-бека: уже завтра эти комнаты будут и ее, а его спальня станет их общей, так решил он...
   В груди женщины нехорошо заныло, будто предчувствуя беду, сжалось сердце. Настенька хотела постучать и войти, но потом подумала, что это очень нехорошо входить в комнаты мужчины ночью. Что о ней подумают? И она решительно повернулась, чтобы уйти. Стук открываемой двери заставил ее прижаться к стене в темном коридоре, тяжелая штора скрыла ее от глаз выходящих и Настенька услыхала продолжение начатого в комнате разговора между Демир-беком и пришлым гонцом:
   - Какие еще новости ты можешь рассказать мне, друг? - спрашивал Демир-бек гостя.
   - Великий Каган Угедей, сменивший Чингисхана, собирает курултай, он решил завладеть странами Булгарии, землями асов и урусов, которые сильно гордятся своей многочисленностью, и которые завещал покорить сам Великий Могол, - с достоинством ответил гонец.
   - Но ведь эти земли отданы Чингисханом в улус Джучи, то есть Бату-хану! Неужели Угедей хочет забрать их у него? - воскликнул Демир-бек.
   - Нет, не забрать, а помочь окончательно покорить их. А чтобы составить наилучший план наступления, нужны твои знания о той земле, - ответствовал пришелец.
   - Но я ведь давно рассказал Бату-хану все, что знал о них! Ничего нового я ему не смогу рассказать! - пожимая плечами, сказал Демир-бек.
   - Бату-хан высоко ценит твои способности мунхи, а потому хочет, чтобы именно ты заново прошел этот путь еще раз со своими караванами. Стало известно, что между урусскими князьями опять посеяна смута, надо использовать это в наших целях, - важно произнес гонец, скрываясь за порогом дворца.
   - Скажи Бату-хану, что я прибуду в его становище сразу же после свадьбы, - переступая дворцовый порог вслед за гонцом, сказал взволнованный Демир-бек.
   - Я-то скажу, но уверен, ему не понравится такой ответ, - глухо звучало за дверью, захлопнувшейся за вышедшими из дворца собеседниками.
   - Ничего, за верную службу, за честь и совесть, Бату-хан простит меня и поймет! - самоуверенно заявил хозяин, похлопав по плечу низкорослого посланца.
   Напялив лохматую шапку на такую же лохматую голову, гонец со вздохом произнес:
   - Эх, давно служу, много слышу, да мало говорю, но столько лет зная тебя, хочу предостеречь: честное имя - это золотая монета, ловко пускаемая в оборот хитрыми придворными, а совесть - пугало, способное только отгонять воробьев от вишневых деревьев в твоем саду! Бату молод, но Субудай стар... Помни об этом! - гонец быстро прошел двором, вскочил в седло и умчался, как будто бы его и не было здесь вовсе...
   Демир-бек еще постоял, глядя вслед ночному гостю, потом, тяжело вздохнув, повернулся и вошел в дом, притворив за собой дверь...
   Полуоглушенная услышанным Настенька еще немного постояла, приходя в себя, а затем направилась к себе, забыв о том, что хотела зайти к Демир-беку. Ватные, негнущиеся ноги отказывались ей повиноваться, цеплялись одна за другую, и она с трудом переставляла их... Счастье, которое так заманчиво замаячило на ее затуманенном горизонте в образе Демир-бека, разбилось о предательство...
   - Шпион, Демир-бек - шпион, а не купец! Он ездил не товары продавать, а собирать сведения о русских князьях и об их отношениях между собой для проклятых татар, готовых, как стая голодных волков, разорвать мою родную Русь... Что делать? Как теперь мне жить? Ведь Демир-бек так же легко сможет предать и меня, как он сделал это с Русью... - эти мысли не давали Настеньке покоя до самого утра...
  

87

  
   На рассвете, так и не сомкнув глаз за всю ночь, Настенька вышла в сад. Невольно подслушанный ею разговор болью отзывался в сердце. Как быть, как поступить: сказать Демир-беку о том, что она знает о его происках против Руси, значит признаться в подслушивании, а ей этого очень не хотелось.
   - Но предателя не прощу никогда! - твердо решила для себя Настенька.
   Она шла по саду, останавливаясь у кустов роз, нагибалась, нюхая их, но запаха не слышала. Сердце гулко стучало в груди, предчувствуя и пророчествуя какие-то неизвестные перемены...
   Перемены... Как Настеньке хотелось перемен! Чтобы забыть обо всем, ничего не помнить, начать жизнь заново! Ее еще юное тело рвалось за дочками, когда они скакали по степи на быстрых конях или, оглушительно визжа, взлетали на качелях в крону могучего платана. Ей очень хотелось быть с ними, ведь она и сама была такой же неугомонной и веселой! Но суровая жизнь накинула на нее крепкую узду и не давала возможности расслабиться и стать прежней Настенькой: счастливой и разбитной. Только с любовью Демир-бека она почувствовала, будто ледяной панцирь упал с души и Настенька превратилась в легкую бабочку, беззаботно порхающую с цветка на цветок, которой нет надобности прятать свои чувства и мысли.
   Но сейчас она опять оказалась в золотой клетке: любовь обернулась предательством, а предательство нельзя прощать!
   Любовь в сердце Настеньки боролось с ненавистью и, казалось, что ненависть победила...
   - Домой! Домой, хочу домой! Хочу увидеть родное село, могилу деда Михайлы! Господи! Помоги вырваться отсюда! Из этого пронизанного предательством дворца! - бормотала Настенька в очередной раз наклоняясь к розам.
   Вдруг она заметила уныло бредущего по аллее Демир-бека. При виде Настеньки он будто встрепенулся, на лице заиграла радостная улыбка, быстрым шагом он направился к ней.
   - Нет! Не надо! Не хочу! - пронеслось вихрем в голове женщины, и она непроизвольно вытянула руки вперед. Она будто защищалась от Демир-бека и собралась уже повернуться и бежать прочь, но ее остановила гордая мысль:
   - Почему я должна бежать, пусть этот предатель от меня бегает! - и Настенька приступила к выполнению молниеносно созревшего в ее прелестной головке плану.
   Нарочито громко напевая давно забытую песенку своей беззаботной юности, Настенька решительно пошла навстречу Демир-беку:
   - Ах, милый Демир-бек, у тебя такой вид, будто ты ангела увидел! - нежным голоском прощебетала она.
   - Точно! Я искал сравнение, а его нашла ты! - радостно произнес он.
   Но в его сердце закралось сомнение: он четко видел и поражался переменам в Настеньке и не находил объяснения им. Но эти перемены в ней отчего-то пугали его, от них веяло могильным холодом...
   - Я - ангел? Тут ты ошибаешься! - слишком весело отозвалась Настенька.
   - А что ты делаешь в саду в такую рань? Розы пришел собирать? Для меня? - и она показала на себя рукой.
   - Ну что ж, вот прекрасная роза! Чудный красный цвет, капельки росы, словно жемчужины, дрожат на лепестках, - мило и задумчиво произнесла она.
   - Сорви ее для меня! - резко потребовала Настенька.
   Демир-бек, словно во сне, по команде Настеньки протянул руку к стеблю и хотел надломить его, но острые шипы неожиданно и больно впились в его пальцы, и он отдернул руку.
   - Что, больно? - сочувственно спросила Настенька.
   - Так и в жизни бывает: кажется, что все, дело сделано и ты получил прибыль, но... не говори "гоп", пока не перескочишь, так учил меня дед Михайла! И, оказывается, что прибыль вовсе и не прибыль, а убыток, а жизнь тебя не приласкала, а впилась занозой в сердце, которую невозможно удалить...
   Демир-бек, пораженный непредсказуемым поведением Настеньки, смотрел на нее, открыв рот...
   А у нее веселость тоже прошла: синие глаза потемнели, и, казалось, из них вот-вот полыхнет молния:
   - Что, удобную жену захотел, хозяин? Тихая, услужливая, и за детьми присмотрит, и за хозяйством... Надоело! Я еду домой! И никто меня не остановит! Все, кончилось мое заточение! Ничего мне не надо! Хочу домой, домой! - слезы брызнули из ее глаз, она круто развернулась и побежала в дом.
   Только спустя некоторое время Демир-бек заметил свое глупое положение: дурацкое изумление на лице, полуоткрытый рот, туловище чуть изогнуто, рука протянута к розе...
   Он выпрямился и с минуту постоял размышляя:
   - Что произошло с Настенькой? Что случилось такого, что вот так резко изменило ее? Я еще никогда не видел ее такой... Что она мне наговорила сейчас? Да ведь она, как говорят русичи, дала мне от ворот поворот! А теперь и вовсе собирается покинуть меня! В какой дом она собралась?
   Первым желанием Демир-бека было бежать за ней и умолять остаться, но глубоко раненая гордость погасила этот порыв:
   - Она насмехалась надо мной все это время! Поиграла в любовь, как кошка с мышью, а теперь убегает! - и он опять уныло побрел по аллее, все дальше удаляясь от дворца...
   - Я ее совсем не знаю, а думал, что знаю о ней все... Какой страшный бес сидит в ней, а я его никогда не замечал... Надо же, как сказала... И где только слова такие нашла! А глаза, как изменились ее глаза! Сразу на меня смотрели ласковые голубые озера, а потом это были грозные реки черного перевала... Эта женщина способна убивать одним взглядом, как суровая богиня! О, Аллах! Как я ее люблю! Сейчас еще больше, чем раньше! Дикая, необузданная Настенька! Я никогда, слышишь, никогда не откажусь от тебя! Я страстно хочу обладать тобой! Я все равно добьюсь, чтобы ты меня полюбила! Ты собралась уезжать? Я поеду за тобой, буду твоей тенью, но своего добьюсь! - Демир-бек круто развернулся и пошел обратно.
   Но теперь это был не потерянный и безвольный отверженный жених, а решительный и собранный рыцарь, рвущийся в бой.
   Он быстро дошел до злополучного розового куста, схватив колючий стебель, сорвал розу, не обращая внимания на шипы и осторожно, чтобы с нее не скатились капли росы, понес ее перед собой...
   Демир-бек смело вошел в комнату Настеньки, где она уже развила бурную деятельность по сбору вещей в дорогу и сидела верхом на узле с одеждой, пытаясь изо всех сил стянуть его концы.
   Демир-бек молча подошел к ней и бережно положил розу в задравшийся подол ее платья и также молча повернулся и вышел.
   Настенька взяла цветок в руки и чуть было не ойкнула: колючка больно кольнула ее палец. Она глянула на стебель и увидела на нем кровь, перевела взгляд на свою руку - на пальце тоже алела красная капелька.
   - Наша кровь смешалась, - подумала она, - одна и та же роза ранила нас обоих. Коварная красная роза! Что теперь будет? - задумалась Настенька на минутку.
   - А ничего не будет! Я еду домой! Домой! Домой! - и стала опять собирать вещи, а розу сунула в один из узлов...
   В комнату с криками вбежали дети:
   - Мама, ты куда-то едешь? А мы? - глядя на разоренную комнату и узлы вокруг, в один голос спросили девочки.
   - Да, мы возвращаемся домой! - гордо ответила Настенька-старшая.
   - Домой! Домой! - радостно запрыгала от радости Настя.
   - Но разве не это наш дом, мама? - растерянно разводя руками, словно пытаясь охватить все вокруг, произнесла Настуся.
   - Нет, доченька, мы - русские, и отправимся на родину.
   - Но я не хочу покидать этот дворец, этот сад, Тимура, Тугана...! - запротестовала девочка.
   - Мама, а давай возьмем их с собой! - обрадованно предложила Настя.
   - Нет, девочки, дом ребят - здесь, и они останутся здесь, а мы отправимся в путь, - сказала и задумалась Настенька:
   - В путь собралась, а о безопасности не подумала! Как мы поедем домой? Кто будет нас охранять в дороге? Надо было сначала узнать о ближайшем караване, а потом собираться..., - но ликование, поселившееся в груди от так неожиданно предоставившейся возможности отомстить Демир-беку, успокоило женщину:
   - Как-нибудь все утрясется... само собой... Главное, что мы едем домой!
  
  

88

  
  
   Об их безопасности позаботился Демир-бек...
   _ Он хочет поскорее от меня избавиться! - уже с грустью и без прежней решимости подумала Настенька, увидев утром следующего дня во дворе дворца четыре повозки, окруженные отрядом охранников.
   Расстроенный хозяин не показывался на глаза отъезжающим
   Демир-бек сначала был уверен, что Настенька-старшая с девочками быстро вернется назад, ведь здесь был Никанор, заменивший ей отца и деда. Но старик, узнав о решении Настеньки, вместо того, чтобы отговаривать ее от необдуманного шага, наотрез отказался оставаться и потребовал себе отдельную повозку, которая, по его словам, "повезет его бренное тело на родину"...
   И надежда на скорое возвращение Настеньки, которая грела его весь прошедший день и бессонную ночь, угасла...
   Настенька была почти счастлива от чувства злорадства, что никого из дорогих ей людей она не оставит этому предателю!
   Только очень жаль мальчиков: она сильно к ним привязалась и ее сердце щемило от тоски и сознания того, что она их больше никогда не увидит. Но у них же есть отец! Они остаются с ним!
   А мальчишки, притихшие и ошеломленные, не могли сказать ни слова, только в их черных глазах Настенька читала немой укор:
   - Зачем ты с нами так...? За что? - но их губы были плотно сжаты от обиды.
   Они уже отвыкли получать оплеухи и затрещины от жизни, но Настенька-старшая напомнила им об этом времени.
   Даже слуги не произносили ни слова, они даже не шептались как обычно потихоньку по углам, обсуждая происшедшее. Гнетущая тишина висела над всем дворцом, нарушаемая только фырканьем лошадей...
   Тайком Настенька продолжала искать взглядом хозяина, но его нигде не было, а спрашивать она не решалась, да и не хотела.
   - Ну, вот и прекрасно! Он тоже рад, что я уезжаю! - подумала она, подавляя навалившуюся грусть.
   Настенька старательно напоминала себе о предательстве Демир-бека, стоило только закрасться в ее душу самому маленькому сомнению. Мысленно она говорила ему:
   - Оставайся здесь со своими татарами, гнусный мунхи! - но ее сердце все равно сильно щемило, а глаза почему-то были влажными...
   - Поехали! Скорее, скорее! - стала подгонять она свой собственный караван.
   - Впереди нелегкий путь, но это путь к новой жизни, к честной жизни, на свободу! - крикнула она, поворачиваясь ко дворцу и бросая последний прощальный взгляд на дом, столько лет дававший ей приют...
   В одном из окон ей показалось, будто кто-то взмахнул рукой, но, приглядевшись, она увидела только слабое шевеление тяжелой шторы...
   Настенька отвернулась и больше не оглядывалась. Она смотрела только вперед, чтобы не видеть заплаканных лиц девочек и укоризненного взгляда Никанора, следовавших за ней в повозках, окруженных хорошо вооруженной охраной...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   31
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"