Аннотация: Вбоквелл Звоночка. Прямой связи с основным текстом не имеет. Небольшие изменения в датах (закладки лидера).
Преображение.
День 21 мая 1942 года клонился к вечеру. Капитан-лейтенант Александр Борисович Тухов, глядя на низкие, напитанные влагой сплошные облака, более подходящие ноябрьской Балтике и совсем не характерные для Чёрного моря в конце весны, поёжившись от стылой сырости, приказал выключить радиолокатор. Аппаратура, бывшая в непрерывной работе с самого начала войны, требовала обслуживания. Командир БЧ-7, лейтенант Заславский, всего лишь год назад бывший ленинградским студентом и распределённый при призыве "по профилю", начавший переживать за вверенное ему хозяйство едва ли не с первого дня похода, успел уже осточертеть капитану корабля до колик своими просьбами дать ему передышку. Ещё бы! В мирное время не было случая, чтобы радар единственного в советском ВМФ лидера включали больше чем на час-полтора, а на текущий, военный момент, рекорд был перекрыт раз в сто. Конечно, оставаться слепым Тухову не хотелось, но железо не люди, ему не объяснишь, что надо потерпеть. Да и погода... Разведчики-противолодочники ЧФ прекратили полёты ещё до полудня, оставив морякам самим контролировать море. В такое ненастье налёта на Севастополь, да ещё с самого "тихого", босфорского направления, можно было не ожидать.
Надводные корабли противника, получив урок от торпедоносцев-бомбардировщиков, не рисковали выходить из под прибрежного истребительного "зонтика". Встреча с ними в центре Чёрного моря казалась маловероятной. Оставалась угроза из-под воды. Прошлой ночью радар засёк малоразмерную цель, идущую курсом к берегам Крыма, но подкрасться к субмарине и неожиданно её атаковать не удалось. Она погрузилась задолго до подхода лидера, каким-то непостижимым образом "учуяв" приближение охотника. Проведя поиск с помощью акустики, Тухов установил контакт, но при выходе на позицию атаки гидролокатор вдруг потерял цель. Застопорив машины, советский корабль замер, как мышкующая лисица, готовый атаковать, как только противник себя проявит. И точно, через некоторое время издалека послышался шум винтов уходящей подлодки. Снова выход в атаку и опять, при сокращении дистанции, цель исчезла. Тухов, для очистки совести, отстрелялся из РБУ по исчисленным координатам и передал на берег рапорт о контакте. Так капитан-лейтенант на личном опыте убедился, что глубина погружения "немок" значительно превосходит те сто метров на которые были рассчитаны и поисковые гидролокаторы и противолодочное оружие советского ВМФ. Это неприятное открытие в противолодочной бригаде ЧФ сделали в самые первые дни войны, когда противник пытался извлечь максимальную выгоду из того, что привычки и обычаи мирного времени были ещё сильны. Флот приспособился, став проводить конвои под прикрытием катеров МО по мелководью. Потеряв от бомб катерников две субмарины, противник отступил, оставив советские коммуникации на время в покое. В открытом же море дозоры противолодочной бригады ЧФ, флагманом которой и являлся корабль Тухова, уничтожили лишь одну лодку и она, судя по всплывшему мусору, была итальянской. На такую удачу командир самого несчастного во всём ВМФ корабля даже не надеялся, потому, тяжело вздохнув, уступил настойчивости лейтенанта Заславского и, сдав командование старпому, покинул мостик.
Александру Борисовичу не везло. Уже давно, с того самого тридцать восьмого года, когда он, будучи командиром ОХВР проворонил атаку пловцов-водолазов, условно подорвавших прямо в главной базе ЧФ "Парижанку" и только что вошедшие в строй авианосцы "Александр Невский", "Азов" и "Грозный". О каких-либо учениях никто никого не предупреждал, флот стоял на ушах, готовясь к прибытию наркома, и тут на тебе! Флагман флота второго ранга, будущий адмирал, как раз и вылетел из Москвы, чтобы посмотреть на работу новообразованного спецподразделения флота и остался очень недоволен несением службы в Севастополе. Но пуще всего он взбеленился, когда Тухов, оправдываясь, брякнул, что никто не мог предполагать такой атаки в мирное время. Кузнецов, воспоминания которого о "Красном Кавказе" были совсем свежи в памяти, вышел из себя и пообещал каплею, что тот вечно будет командовать лишь самым никчёмным корытом, которое найдётся во флоте, таким, что, в случае войны, враг при встрече даже побрезгует его утопить, чтобы команда посудины страдала и мучилась как можно дольше.
Получив под своё начало 400-тонный тральщик "Джалита", который и в лучшие свои годы мог развить едва семь узлов, моментально переклассифицированный в опытовое судно и отправленный в распоряжение минно-торпедной станции, Тухов, навечно застрявший в капитан-лейтенантах, думал, что хуже и быть не может. Но спустя три года нудной, неблагодарной службы он получил новое назначение от которого сразу же захотелось влезть в петлю, потому, что при попытке увольнения с флота ему пообещали такую сладкую жизнь, по сравнению с которой все круги Дантова ада покажутся лёгким развлечением. Оставалось только надеяться, что полученные на МТС детальные знания обо всех образцах советских торпед, пополнившие копилку профессиональных знаний, пригодятся на новом месте.
Корабль, капитаном которого Александр Борисович стал в сентябре 1941 года, оставлял двоякое впечатление. Внешне красивый, стремительный, он не создавал ощущения лёгкости, столь характерное для одноклассников. Наоборот, в нём ощущалась некая основательность, прочность и нешуточная мощь. Обладая близкими размерами, он смотрелся среди эсминцев как линкор среди крейсеров, резко выделяясь и приковывая к себе внимание. Оснащённый мощнейшим для своих размеров вооружением и даже кое-каким бронированием, лидер не вписывался ни в какие концепции ВМФ, а главное имел имя, сразу делавшее его отверженным в Советском флоте. Какой садист назвал его "Преображение Господне", якобы в честь одного из первых черноморских линкоров, ходивших в бой под флагом Ушакова?! Он хоть мог себе представить каково будет команде корабля?! Ведь этот "пережиток" был своим именем просто обречён быть вечно "отстающим"! Впрочем, чьих это рук дело, капитан-лейтенант Тухов если и не знал точно, то подозревал. И это не добавляло ему любви к некому товарищу Любимову.
Действительно, Семён Петрович Любимов сыграл не последнюю роль в том, что лидер "Преображение" вообще был построен. Пойдя на поводу у своего товарища-соратника, главного конструктора КБ Мелитопольского завода Киреева, который испытывал трудности с реализацией своих "бочонков", которые некуда было сплавлять, кроме как в Военно-Морской флот, он озадачил подчинённое ему кораблестроительное КБ проектированием чисто дизельного эскадренного миноносца. ВМФ считал такую силовую установку слишком дорогой, допуская на советских эсминцах, выросших из проекта 1, не более одного "дизельного" вала, имея на двух других обычную КТУ. Экономия веса одного котельного отделения позволила подтянуть советские ЭМ на "мировой" уровень, вооружив их шестью стотридцатками в трёх башнях, восемью торпедными трубами и тремя 37-миллиметровыми зенитными установками с внешним силовым приводом, дававшими вкупе 1800 выстрелов в минуту, не считая более мелких 25-миллиметровок. Вместе с тем, такой подход позволял экономить моторесурс дизелей, используя их лишь в дальних походах, которые были весьма редки, да во время войны. Поэтому в наркомате ВМФ, едва выслушав, сразу заявили, что финансировать работы по проекту не будут.
Но, если гора не идёт к Магомету, то... Любимов нашёл деньги на проект там, где никто и не думал искать. Более того, считалось, что этот источник вычерпан досуха. Где взять много денег капитану госбезопасности? Конечно же у попов! Суть переговоров с служителями культа не осталась в тайне от людей с холодной головой и горячим сердцем, но тезис о том, что коммунизм - наука, а православие - Вера, и ей более угрожают западные ереси, насаждаемые завоевателями, о которых Любимов был мастак рассказывать страшные истории, нашёл понимание и в Церкви и в НКВД. По приходам был начат сбор средств и люди, на благое дело и добровольно, понесли то, что не удалось отнять за все годы Советской власти силой. Хоть и не было ещё никакой войны, но сгущающиеся над Россией тучи побуждали, как во времена Минина снимать с себя последнюю рубашку не только ради того, чтобы построить какой-то корабль, но показать, что жива Вера, что не одна лишь партия большевиков печётся об общей судьбе.
Происходящее не замечали ровно до тех пор, пока 19 августа 1938 года, на Яблочный Спас, корабль не был заложен и окрещён. И грянула буря. Газетные статьи пылали праведным гневом, на партсобраниях произносились пылкие речи с требованиями запретить, осудить и наказать всех причастных. Но Любимов, опирающийся на поддержку не только коммунистов, но и огромного большинства беспартийных сказал, как отрезал:
- Хватит уже переименовывать! Мы имеем дело не с наследием царизма, а с общим делом точно таких же советских граждан, как и члены партии большевиков! Недовольным предлагаю скинуться хоть по червонцу, построить что-нибудь дельное и назвать, как заблагорассудится. Готов поддержать и лично поучаствовать, как и в строительстве "Преображения". Коммунистам не к лицу уподобляться буржуям и присваивать себе хоть в каком-нибудь виде результаты чужого труда!
"Критики" вынуждены были замолчать и противостояние перешло в конструктивную плоскость. Партия, чтобы утереть нос "несознательным", также объявила добровольный сбор средств, замахнувшись, ни много, ни мало, на самый-самый в мире линкор.
Страсти кипели, а корабль строился и через три с небольшим года, приняв на себя команду, вышел на испытания. А ещё через пару месяцев, успешно их выдержав, был зачислен в списки ВМФ СССР. Поскольку флот с самого начала устранился от дела, товарищ Любимов посчитал себя не обязанным исполнять приказы ещё прошлого наркома, флагмана первого ранга Кожанова, об использовании только выпускаемых серийно образцов вооружения и, подключив все подчинённые ему КБ, использовав все связи, поставил задачу впихнуть в проект всё самое-самое лучшее и перспективное. "Шарашка" в Крестах "начала плясать" всё от того же корпуса проекта 1, установив в него новейшую трёхвальную силовую установку с зубчато-гидравлической передачей, позволившую "отыграть" пять процентов КПД по сравнению с прежней, чисто гидравлической, установленной на авианосцах. В её состав входило шесть дизелей КД, три маршевых по одиннадцать тысяч лошадиных сил и три форсажных, по шестнадцать с половиной тысяч лошадиных сил каждый. Общая мощность на валах составила, таким образом, почти 75 тысяч "килокобыл", что, казалось бы, позволяло надеяться на неплохую скорость. На деле же, из-за того, что экономия веса и объёмов машин была употреблена на усиление вооружения, всё вышло иначе. Чтобы сохранить приемлемую остойчивость при размещении дополнительных масс на верхней палубе при "облегчении" ниже ватерлинии, пришлось расширять корпус. Водоизмещение росло и соблазняло усилить вооружение ещё больше. В итоге на испытаниях "Преображение" едва-едва достиг тридцати пяти узлов.
Зато он нёс на себе восемь торпедных труб. Вроде бы немного, если не знать, что они были 65-сантиметровго калибра. Чтобы их разместить на палубе, оставив на ней достаточно свободной площади для технологических люков, через которые производилась замена дизелей, от полноповоротных платформ пришлось отказаться. Двухтрубные аппараты устанавливались как на катерах, вдоль бортов, и, направленные вперёд, могли поворачиваться только на фиксированный угол, обеспечивающий безопасный выстрел. "Задрапированные" фальшбортом и укрытые сверху лёгким настилом, они не бросались в глаза. Со стороны казалось, будто корабль совершенно не нёс торпед, просто его полубак продолжался до самой кормовой возвышенной зенитной установки. Под стать аппаратам были и новейшие торпеды, принятые на вооружение вместе со своим первым носителем. Благодаря кислородной турбине, работающей с использованием забортной воды, они могли на пятидесяти узлах преодолеть двадцать пять миль, что было более чем достаточно, чтобы поразить цель на предельных дальностях артиллерийского огня линкоров. А чтобы в неё попасть, самодвижущиеся мины оснащались приборами наведения по кильватерному следу, срочности, кратности и маневрирования. После пуска они могли совершать до двух запрограммированных поворотов на угол до девяноста градусов, первый непосредственно после выстрела, а второй через заданный промежуток времени. Эта хитрость позволяла поражать даже цель, идущую встречным курсом. Безусловно, это была самая "умная" торпеда из всех своих современниц, не только сама наводящаяся на цель, но и поражающая, с высокой долей вероятности, выбранную из множества. Даже её неконтактный взрыватель мог до семи раз срабатывать вхолостую, чтобы уничтожить восьмой корабль в кильватерной колонне. Мощи же боеголовки с лихвой хватало, чтобы утопить самый крупный линкор.
Под стать торпедам была и артиллерия. Система управления огнём с одним КДП главного калибра заимствовалась у крейсеров проекта 26бис, превосходя по своим возможностям упрощённые, серийно устанавливаемые на эсминцах. И управляла она аж двенадцатью стволами 130-миллиметрового калибра. Пушки Б-7 спаривались вертикально в одной люльке и две такие спарки составляли вооружение каждой башни. Соответственно были расширены и артпогреба. Такое решение было обусловлено желанием повысить плотность зенитного огня. Поскольку установки были не стабилизированы и скорострельность лимитировалась периодом качки, увеличение количества стволов было единственным решением. При этом четырёхорудийная башня, по сравнению со стандартной, потяжелела всего на десять процентов. Но, как бы ни мала была эта величина, размещать главный калибр линейно-возвышенно побоялись, вторая башня на носу устанавливалась на одном уровне с первой, глядя стволами ей "в затылок", третья ставилась на корме.
Над главным калибром, в диаметральной плоскости возвышенно, со своей собственной СУО, размещался первый зенитный. Изначально предполагалось, что это будут 37-миллиметровки, но при рассмотрении вариантов в работе у Таубина нашлась трёхствольная 57-миллиметровка с внешним приводом под патрон в переобжатой гильзе дивизионной пушки и стали ориентироваться на неё, а потом и вовсе перешли на стандартный сухопутный 76-миллиметровый патрон. Разрывной снаряд или шрапнель с дистанционной трубкой сулили, несмотря на худшие баллистические данные, большую вероятность поражения на высотах до четырёх километров. А неважную баллистику решили компенсировать с помощью стабилизированной системы управления огнём, которая прежде на дизель-гатлингах любого калибра просто не устанавливалась. Теперь наводчикам надо было лишь совместить риски со стрелками директора и выстрелы следовали автоматически. Конструкторам-артиллеристам пришлось не только пересчитать пушку под новый-старый боеприпас, создать систему установки трубок непосредственно в механизмах орудия на подаче в патронник, для чего была даже спроектирована специальная кассета в которой снаряды располагались строго единообразно, но и модернизировать саму трубку и снаряд. Зато теперь пушка, имевшая техническую скорострельность в 225 выстрелов в минуту, буквально засеивала небо поражающими элементами в виде напёрстков с запрессованным внутрь термитом, по 260 штук в снаряде вместо пуль, не оставляя летунам, попавшим в прицел, никаких шансов. Тем не менее, памятуя о том, что лучшее - враг хорошего, на "Преображении" сохранили, по бокам от дымовой трубы побортно, два, ставших уже привычными, спаренных 37-миллиметровых автомата с вращающимися блоками стволов. Дополняли комплект четыре шестиствольных 25-миллиметровки ближнего рубежа.
Противолодочное вооружение корабля, хоть и было стандартным для эсминцев, включало в себя гидролокатор и обычные глубинные бомбы, но их боекомплект был увеличен, а количество пусковых РБУ "Гирлянда" удвоено. На палубу можно было принять сто двадцать мин. Но самое главное, "Преображение", помимо четырёх стандартных теплопеленгаторов был оснащён радаром, чего не было ни на одном корабле флота рангом ниже крейсера.
Получив в состав флота такое чудо, которое изначально задумывалось как корабль сопровождения авианосцев в открытом океане, способный защитить своих подопечных накоротке от любой угрозы с воздуха, с поверхности и из-под воды, в наркомате ВМФ не придумали ничего лучше, чем обозвать его лидером и зачислить флагманом в противолодочную бригаду, мотивируя своё решение схожестью силовых установок. Среди 500-тонных малых противолодочных кораблей "Преображение Господне" смотрелся как слон в отаре овец, но для действий вместе с эсминцами он не годился из-за малой скорости, для крейсеров слабоват, а его предполагаемые подопечные перешли на Север, дорога туда с Чёрного моря с лета 41-го года советскому ВМФ была закрыта.
Новоявленный флагманский корабль ни командование флота, ни самой бригады, по понятным причинам не жаловало. Комбриг контр-адмирал Владимирский брезговал даже подниматься на борт, предпочитая выходить в море на "Чайке" или "Сороке", а "Преображение" изо дня в день продолжал уныло стоять на якоре в самой глубине Севастопольской бухты. Ему не нашлось даже места у пирса, потому, что основной состав противолодочников был гораздо скромнее по размерам, а в чужое хозяйство "гадкого утёнка" не пускали. Капитан-лейтенант Тухов попытался было заикнуться комбригу о боевой подготовке, но тот его сразу осадил, заявив:
- Мне один твой выход в море по топливу как учёба целого дивизиона за тот же период обойдётся! Четырёх кораблей! Каждый из которых основную задачу бригады - топить вражеские подлодки, выполнит не хуже твоей посудины! Четыре или один! А у меня лимит! Улавливаешь? Приходи, когда разбогатеем.
Поняв, что на любые свои обращения он получит "полный отлуп", Александр Борисович только тихо вздохнул и вопрос личного состава даже затрагивать не стал. Между тем, экипаж "Преображения" был поистине удивительным. На весь корабль, кроме капитана-штрафника, только один кадровый командир, старпом старший лейтенант Скворцов, да и тот разжалован за пьяную драку из каплеев. Будучи ещё лейтенантом, он успел понюхать пороха в Испании, отличившись там отчаянной храбростью, порой граничащей с безрассудством. Подвиги его не остались незамеченными и, награждённый орденом Ленина, он, по возвращении на Родину, стал быстро расти в званиях и продвинулся по служебной лестнице на должность командира дивизиона торпедных катеров. Но, увы, пережив страх и ярость настоящих атак, он нигде не мог найти ничего похожего в мирной жизни и стал топить неудовлетворённую жажду острых ощущений в вине. Тухову тут и самому было в пору запить, но он ещё в самом начале своих злоключений решил для себя, что никому не удастся его сломать и компанию своему старпому за бутылкой составлять не стал. Из остальных командиров единственным, кто ходил в море до того, как поднялся на борт "Преображения", был штурман лейтенант Загриценко, призванный на службу из торгового флота. Он успел, после окончания училища, походить пару лет по Чёрному морю в составе экипажа небольшого каботажного грузового судна. Но тут вышел закон о всеобщей воинской обязанности и Пахому Загриценко пришлось надеть погоны. Подвело штурмана непролетарское поповское происхождение, хоть и воспитывался он в детском доме после смерти родителей. Все другие лейтенанты, на удивление, как один, были вчерашними студентами, призванными на флот на два года срочной. Ни один корабль флота так командным составом не комплектовался, но, видимо, в наркомате ВМФ заранее решили, что лидер в море ходить не будет, а значит, на него можно сослать кого угодно. "Слишком умные" студенты, имевшие какие-либо изъяны в характеристиках и биографиях, пришлись как раз ко двору.
Под стать комсоставу на "Преображении Господнем" были матросы и старшины. Собрав в один экипаж успевших послужить "залётчиков" со всего ЧФ и разбавив его призывниками, имевшими в личных делах отметки о неблагонадёжности, штаб флота посчитал это правильным, избавив остальные корабли и береговые части от головной боли. Тухов даже в тайне стал подозревать, что укомплектовав корабль буйными хулиганами и теми, кто так или иначе пострадал в период установления Советской власти и коллективизации, имел осужденных или даже расстрелянных родственников, но благодаря своему таланту, упорству и трудолюбию выбившихся, не смотря ни на что, в люди, командование надеялось спровоцировать беспорядки в экипаже или даже бунт, чтобы подавив его, переименовать "белого слона". Иначе, как объяснить, что замполитом ему назначили совершенно бесполезного Старчака, который даже свою жену ни на что не может распропагандировать и вдохновить? Придя по партийной мобилизации во флот, он с первых шагов заставил к себе присмотреться поближе. Оказалось, что партия его просто выпихнула туда, чтоб не позориться. Едва попав на борт, он сразу отличился и восстановил против себя экипаж, "наградив" корабль намертво прилипшей обидной кличкой "Недоразумение". Зато особист, лейтенант Самохвалов, не давал повода усомниться в своём профессионализме. Он тоже никогда не видел моря, но, начав службу рядовым во время Грузинского мятежа, пробился, в центральный аппарат НКВД, и уже потом, по договорённости наркомов об укреплении особых отделов флота, одел чёрную морскую форму.
Поняв, в какой переплёт он попал, капитан-лейтенант Тухов всю свою энергию направил на то, чтобы как можно больше снизить муки моряков от пытки бездельем и постарался так загрузить экипаж, чтобы на вредные мысли не оставалось ни сил не времени. Всю зиму он тренировал подопечных, пусть "на сухую", по основным специальностям, добиваясь овладения ими в совершенстве. А после, когда казалось изучить матчасть глубже уже невозможно, стал тасовать расчёты боевых постов, добиваясь взаимозаменяемости. С этой же целью он осадой взял Владимирского, который не сумел найти отговорок и разрешил отправлять "преображенцев" в море на других кораблях бригады на стажировку. Иначе как учить, к примеру, акустиков, если они знают, как пользоваться гидролокатором, но "живую" подлодку никогда не слышали? Командир, по возможности, постарался выпихнуть в море всех, хоть на крейсерах, хоть на эсминцах.
Его усилия не пропали даром. В апреле "Преображению", после многочисленных дотошных проверок, вымотавших все нервы, разрешили наконец-таки выйти в море со штатным экипажем, который не "подпирали" как осенью, заводские специалисты и представители КБ, сдающие флоту свои "изделия". Не поддаваясь на провокационные подначки контр-адмирала Владимирского, который то и дело дёргал его:
- Что ты телишься? Не на своём прежнем корыте...- Тухов осторожно, помня о том, что рулевые и машинисты не имели никакой практики, вывел лидер из бухты и пошёл на полигон. Зачётные задачи он выполнил всего лишь "удовлетворительно", даже, несмотря на то, что артиллеристы накрыли цель, щит, должный изображать вражескую лодку в надводном положении, первым же залпом, а вторым добились прямого попадания. Предвзятость принимавших зачёт, цеплявшихся за каждую мелочь, была капитан-лейтенанту очевидна, но он был доволен результатом, изначально не надеясь на большее. Зато теперь его корабль по всем правилам считался полностью боеготовым и Тухов надеялся, что хоть теперь его перестанут "мариновать" в базе.
Напрасно. По возвращении с моря "Преображение" вновь оказался под "береговым арестом", что сразу же сказалось не лучшим образом на моральном состоянии экипажа. Заразив людей своим стремлением доказать всем, что они могут, что они не хуже других, он воодушевил их, заставил работать на совесть, но награды за это не последовало. Ситуация стала быстро накаляться и возмущение уже было готово прорваться наружу, но тут началась война и все прежние переживания сразу же отошли на второй план.
В ночь с 14 на 15 мая 1942 года флот отражал воздушный налёт на главную базу. Береговая радиолокационная станция обнаружила строй бомбардировщиков противника на удалении ста километров, что дало запас в двадцать минут до удара, чтобы не только объявить боевую тревогу, но и вырубить в городе весь свет. Глядя на то, как немецкие самолёты, подходящие с разных высот и направлений, сбрасывают на фарватер на парашютах мины, Тухов только скрипел зубами от бессилия. Боекомплект кандидату в бунтовщики, по разумению командования флота, был не положен, обстрелять противника "Преображению" было не чем. И как же было обидно смотреть, как подсвеченные наводимыми по радиолокатору прожекторами лидера, вражеские бомберы заходят на цель и по ним никто не бьёт, поскольку каждый занят своими целями.
- Как же так?! - сжимая кулаки, чуть не плакал с досады молоденький командир БЧ-5 лейтенант Парамонов, выдвинувшийся из сверстников за то, что кроме математики ничем совершенно не интересовался, в том числе и марксизмом.
- Вот так, - глухо отозвался командир корабля. - Война большая, успеешь ещё пострелять. Потом.
Потом. Потом, не успел ещё закончиться воздушный налёт, далеко в море засверкали зарницы и до берега донеслись глухие отголоски далёких залпов. Эсминцы первого дивизиона, "Свирепый" и "Способный", бывшие "Москва" и "Харьков" при поддержке торпедных катеров схлестнулись с крейсерами противника и их эскортом, подкрадывавшихся в темноте, чтобы обстрелять город и порт. Как и рассчитывали итальянцы, командующий флотом не рискнул выводить по заминированному фарватеру в море главные силы, но то, что их обнаружили так далеко от берега, сорвало операцию. После первой же стычки корабли противника развернулись и, развив максимальную скорость, стали уходить в сторону Босфору, не оставляя катерникам шансов догнать их и атаковать торпедами, а в более крупных кораблях силы были слишком не равны и советские эсминцы тоже отвернули к базе. Командующий флотом вице-адмирал Октябрьский отыгрался, подняв ещё до рассвета с крымских аэродромов минно-торпедную авиадивизию, настигшую "пиратов" и пустившую ко дну "Тренто", "Фиуме" и два эсмица типа "Солдати" из четырёх. "Гориция" уцелела, но все корабли получили серьёзные повреждения. В первый же день войны итальянский флот лишился всех тяжёлых крейсеров. Поднятые с анатолийских аэродромов истребители подоспели к месту боя слишком поздно, чтобы успеть перехватить советские СБ-М, которые уходили на север, за границу предельного радиуса действия.
В первый же день войны Севастопольские бухты опустели. Флот, выполняя планы, ушёл, протралив фарватеры, прикрывать и поддерживать высадку корпуса морской пехоты в Добрудже. Ушли и все 12 МПК противолодочной бригады, получив задачу установить линию ближнего дозора. А "Преображение" занялся погрузкой боезапаса, что само по себе было далеко не простым делом. Для заряжания в аппараты уникальных 65-сантиметровых торпед, которых, к слову, в Севастополе был всего лишь десяток, пришлось использовать плавкран и баржу с временным деревянным зарядным лотком, который ещё пришлось сколачивать. Провозившись с этим до самого вечера, Тухов доложил оставшемуся на берегу Владимирскому о том, что корабль к бою и походу готов. И получил приказ замкнуть дозорную линию бригады с востока, выйдя на позицию на полпути между Севастополем и Стамбулом. Там, где уже шесть дней не происходило ровным счётом ничего.
Все события на Чёрном море разворачивались гораздо ближе к берегам Румынии, Болгарии, побережью Анатолии и Аджарии. Потеряв в первые же часы войны отряд тяжёлых крейсеров, итальянский командующий флотом, адмирал Якино, не решился выводить в море свои главные силы, хотя по первоначальному плану должен был прикрывать высадку немецкого десанта в тыл оборонявшихся по линии границы советских войск в Молдавии. Авиация русских, их истребители, постоянно висевшие в воздухе, и бомбардировщики-торпедоносцы, которые могли быть в кратчайшие сроки подняты с береговых баз, по обоснованному мнению итальянца делали эту операцию против русских слишком рискованной, несмотря на явное превосходство в линейных силах. Даже обещанное ему непрерывное прикрытие истребителей не заставило его изменить своё мнение. Поэтому высадка немцев не состоялась. Напротив, десант, сковавший часть сил группы армий "Украина", высадили русские. Небольшой, силой, по немецким меркам, всего в полторы-две дивизии, но он вырвал из рядов ударной группировки целый пехотный корпус, брошенный на блокирование и уничтожение крайне опасного плацдарма, напрямую выводящего большевиков к румынским нефтепромыслам. Это не было предусмотрено первоначальным планом войны, предполагавшим если не господство, то явное превосходство итальянцев на море и командующий вторжением на Украину Рейхенау был взбешён, не постеснявшись высказать всё, что он думает об итальянцах, Гитлеру напрямую. Последовавший за этим "обмен мнениями" между вождями фашистских государств заставил Якино активизироваться, но опасения относительно авиации русских были слишком сильны и всё свелось к ночным рейдам лёгких сил, которым успешно противостояли равнозначные силы русских. Итальянцам не удалось ни нанести плацдарму какой-либо значимый ущерб, ни прервать его снабжение. Наибольшим успехом этих действий следовало считать обстрел Батума и уничтожение расположенного там нефтеперерабатывающего завода на "анатолийском" фланге.
Но буря войны никак не затрагивала "Преображение Господне" и его командира, в тайне, может быть даже от самого себя, надеявшегося совершить какой-нибудь подвиг, разом заставивший бы померкнуть все прежние грехи. Увы, советский лидер оказался будто в глазе циклона, полосе полного штиля, в то время как вокруг бесновались штормовые волны и ветер войны, будто сошедший с ума, завывал в небесах моторами боевых самолётов. Другие корабли бригады, 500-тонные МПК, разбившись попарно, имея один дивизион у болгарского берега и ещё один перешедший к анатолийскому, выделив третий и последний в резерв, продолжали оставаться на "передке", ежедневно и еженощно сталкиваясь с противником. Слишком малые, маневренные и быстроходные, благодаря дизелям интенсивно сбрасывающие и набирающие ход, обладая мощным зенитным вооружением, они были слишком неблагодарной целью для авиации противника и торпедных катеров, могли уйти от эсминцев под защиту "больших братьев", а при случае и угостить супостата торпедой. Именно этим оружием итальянцам в первые дни были нанесены наибольшие потери в кораблях, но когда весь весьма ограниченный запас самонаводящихся рыбок был расстрелян, ситуация стала равной и всё уже решало только мастерство и воля к победе. Может, отношении первого советские моряки и уступали воюющим два с половиной года итальянцам, но по второму параметру безусловно превосходили и чаша весов в борьбе на море всё больше склонялась на их сторону. Тухов уже начинал думать, что война кончится, а он так и не увидит врага в радиусе досягаемости оружия его корабля...
20 мая 1942 года в кабинет командующего группой ВМС "Юг" адмирала Карла Георга Шустера, расположившего свой штаб в бывшем, ещё во времена султанской Турции, германском посольстве в Стамбуле, вошёл и остановился, сделав положенные три шага, корветтенкапитан Эрих Зайдель, командующий метеорологической службой. "Искупавшийся" в норвежскую кампанию и списанный по здоровью на штабную работу с эсминцев, он не утратил решительности и горячности истинного миноносника и, пользуясь правом личного доклада командующему, без предисловий выпалил:
- Господин адмирал, следующие три дня, возможно и дольше, в регионе Чёрного моря прогнозируется исключительно скверная погода, низкая облачность, при умеренном ветре, волнение в пределах трёх баллов!
- Что вы этим хотите сказать, корветтенкапитан? - спросил пятидесятивосьмилетний адмирал у совсем, с высоты его лет, ещё юного моряка, всем своим видом выражавшего, что это не просто рядовой доклад.
- То, что погода будет не лётная! - горячо отозвался метеоролог. - И макаронникам уже довольно отмачивать свои задницы в Босфоре! Русских самолётов, которых они так боятся, в небе не будет!
- Увы, мой юный друг, приказывать этим выродившимся потомкам римлян, - припечатал Шустер сидевших уже в печёнках "героев" нелестным определением, - я не могу. Но кое-что, используя ваш доклад, сделать попытаюсь...
И шестерёнки закрутились. У Шустера, из-за неспособности итальянцев установить контроль над морем, были свои проблемы. Две пехотные дивизии, посаженные на БДБ в Сирии и Палестине, застряли в Босфоре в ожидании, когда Якино, наконец, овладеет морем и их можно будет высадить в Молдавии. Чем больше проходило времени, тем менее оправданной становилась такая высадка, фронт смещался на восток и уже скоро должен был подойти к району, прикрытому русскими береговыми батареями. Да и сейчас высаживать дивизии пришлось бы уже прямо на фланге войск противника, а не в их тылу. В то же время занятый сейчас десантом тоннаж был остро необходим для доставки снабжения силам, дерущимся на Кавказе. Неудачные действия итальянцев грозили сорвать все планы вермахта на обоих черноморских флангах! И вина за это косвенно падала на него, на адмирала Шустера! Карл Георг не боялся наказания, он был офицером и желал только одного - выполнить свой долг перед Фатерландом так, как он его понимал.
Не желая терять времени на уговоры союзника, адмирал Шустер немедленно связался с Рейхенау, чтобы вдвоём, через Берлин, добиться от итальянцев выполнения воинского долга. Попав на стол к генералу Паулюсу, начальнику штаба группы армий "Украина", оперировавшей на всём пространстве южнее Припятских болот до Чёрного моря, информация о нелётной погоде послужила отправной точкой для создания дерзкого плана. В высадке в Молдавии уже большого смысла не было, две дополнительных пехотных дивизии там ничего не решали, немецкие войска теснили русских и так. Более того, генеральный план с главным ударом на левом фланге, выходом к морю и окружением сил большевиков на правом берегу Днепра предполагал лишь сковывание противника на остальном фронте и эта задача успешно выполнялась. Но был ещё Крым. По данным разведки у большевиков перед войной там располагались только силы их морской пехоты, теперь высаженные в Добрудже. Защищать полуостров от немецкого десанта было просто некому! Всего один удар в ключевой точке обещал уничтожить вражеские аэродромы и прикованную к ним нелётной погодой авиацию. Флот русских, если бы и выжил в бою с превосходящими силами, лишался поддержки с воздуха и основных баз. Более того, перебросив собственные бомбардировщики в Крым, немцы не только загоняли корабли противника "в угол", но и начисто обрубали всякую возможность снабжения высаженных в Добрудже сил. Ликвидация плацдарма, таким образом, становилась делом короткого времени и высвобождала застрявший там корпус. Поистине, этот удар решал всё! И, в перспективе, выводил немецкие армии в глубокий тыл не только фронтов, дерущихся на Украине, но и ставил под угрозу всю Кавказскую группировку русских.
Поддержал план и командующий группой армий "Анатолия" Рунштедт, пообещавший выделить силы во второй эшелон закрепления и развития успеха из тех дивизий, которые оставались в резерве на случай действий морской пехоты русских. Поскольку последняя уже была введена в бой, а на Кавказе их было просто негде развернуть, в Крыму эти дивизии принесли бы наибольшую пользу. Решительное требование сразу трёх командующих ко всем высшим инстанциям любыми средствами вытолкнуть Якино в море привело к телефонному разговору фюрера, полностью разделявшего и поддержавшего "своих", с дуче, в ходе которого последнему пришлось выслушать немало упрёков и даже скрытых угроз.
- Древние римляне завоевали себе море собственным мечом, дуче, а не пользовались плодами побед храбрых союзников! - резко заявил Гитлер Муссолини. - Отважные германские солдаты и так уже подарили вам Средиземное море, которое вы во всех газетах без стеснения именуете Итальянским! Мы, верные союзническому долгу, смотрим на это без осуждения. Но если вы и в этот самый решительный момент уклонитесь от боя с варварами, то вопрос, по какому праву, встанет со всей остротой! Победа и её плоды могут принадлежать только тому, кто за них сражался!
В ночь на 21-е мая подводная лодка Щ-205, патрулировавшая у устья Босфора, не вышла на связь, но в штабе Черноморского флота никто даже не подумал поставить об этом в известность командира лидера "Предображение Господне". Вовсе не из желания "подвести под монастырь", просто пропуск сеанса связи ещё ни о чём не говорил.
... Капитан-лейтенант Тухов, почти неделю болтаясь в море, застолбил за собой в корабельном расписании первую ночную вахту, надеясь быть уже на боевом посту во время, когда подводные лодки с наступлением темноты всплывают в надводное положение для подзарядки аккумуляторов и их можно засечь с помощью радара, обозревающего пространство радиусом в тридцать миль. Фактически, радиолокоционное поле, создаваемое "Преображением Господним", покрывало почти весь район патрулирования, "нарезанный" ему в штабе, и если в нём и присутствовал супостат, то это было бы видно сразу. Но сегодня, вечером 21-го мая, радар не действовал и капитан чувствовал себя как голый, то и дело, напоминая сигнальщикам и расчётам теплопеленгаторов о внимательности, осложнив жизнь рулевым и штурманам, приказав идти противолодочным зигзагом. Время шло, но в "глазу циклона" продолжала царить тишина и, вконец измотавшись, накачав ценными указаниями принимающего вахту лейтенанта Загриценко, которые он должен был передать заступавшему на "собаку" старпому, Тухов спустился в свою каюту. Не успел он, сбросив мокрый дождевик, расстегнуть китель и прилечь, как тишину взорвал ревун боевой тревоги и над дверью замигала кроваво-алым светом лампа. Всего мгновение прошло, а мурашки, пробежав по спине и, по ощущениям, стянув кожу на затылке, напрочь вышибли из тела усталость. Вот оно! Началось! Организм, вбросив в кровеносную систему лошадиную дозу гормонов, сам по себе, не обращаясь к сознанию, которое всё равно было занято чёрт знает чем, вынес капитана на мостик. Тухова ощутимо потряхивало и всё время, пока Загриценко докладывал, капитан-лейтенант боролся с собой, безуспешно пытаясь справиться с дрожью. Но возбуждение было слишком велико, поэтому все действия, необычно резкие, все слова, отрывисто брошенные в виде приказов подчинённым, выдавали его с головой. Впрочем, на мостике сейчас просто не было людей, полностью сохраняющих хладнокровие, вряд ли кто мог бы истолковать состояние капитана как трусость.
- Обстановка?! - коротко бросил капитан вахтенному начальнику, пропустив детали доклада о готовности, лишь осознав и приняв главное.
- Пост ТП-1 в 2.12 доложил о контакте по пеленгу 305 градусов, контакт потерян, наш курс на момент контакта норд-ост 21, я приказал изменить курс на норд-вест 315 и увеличить ход до 18, - коротко и ёмко, как и положено, отрапортовал Загриценко, но не удержался от пояснений. - Если она идёт к Севастополю, то перехватим.
Тухов вперился взглядом в море, но там было, хоть глаз коли. Дождь, такой мелкий, что не падал каплями на палубу, а садился на неё, будто туман, заполонил всё вокруг. Штурман поступил правильно, получив доклад от теплопеленгатора, расположенного на левом крыле кормовой надстройки. Сближение было верным решением, вот только новый курс означал бортовую качку из-за бегущих на северо-восток волн и, хотя "Преображение Господне", впервые в советском флоте был оборудован бортовыми рулями-успокоителями, это ухудшало условия работы постов ТП. Как объясняли командиру разработчики, эти приборы, внешне похожие на обычные прожектора, имели точно такое же поле зрения, с той лишь разницей, что прожектор испускал свет, а они лучи, не видимые человеческим глазом, принимали. Никакой стабилизации, конечно, не было предусмотрено, поэтому при качке было чрезвычайно трудно "держать" горизонт, где и находились все предполагаемые цели. Кроме того, "Уран-М" давал только направление на цель и не позволял её классифицировать. Попробуй угадай, что он там засёк, подлодку в надводном положении в двух милях от корабля или эсминец в десяти. К тому же погода.
- Все машины стоп! - скомандовал Тухов, показывая, что подчинённый не может быть профессиональнее командира. - Акустики!
Двигаясь по инерции "Преображение Господне" замедлялось, что положительно сказывалось на условиях работы шумопеленгаторов. Гидролокатор, чтобы преждевременно не выдать своего присутствия, Тухов приказал не включать.
- Горизонт чист! - пришёл минуту уверенный доклад. Это было странно, грохот лодочных дизелей они обязаны были услышать. Его заметили и, погрузившись, затаились? Или подкрадываются на аккумуляторах в надводном?
- Гидролокатор в активный режим! Ход восемь узлов! Противолодочный зигзаг! - капитан-лейтенанта пронзило крайне неприятное чувство, будто он вот-вот окажется в прицеле. - БЧ-7, что у вас там с радиолокатором?!
- Проверка цепей! Готовность к работе через десять минут! - пришёл ответ от Заславского.
Тухов сжал зубы, хоть и испытывал зуд подогнать подчинённых. Радар сейчас нужен был как никогда. Может именно благодаря тому, что он был выключен, к лодке удалось подобраться так близко. Наверное, немцы имеют прибор, способный уловить работу наших локаторов, поэтому вовремя погружаются? Но на "пистолетной" дистанции в две мили, "Уран-М" не мог засечь лодку дальше, а скорее и менее, у-бот уже не успеет уйти на недосягаемую глубину, прежде чем получит полный залп "Гирляндой"! Знать бы только, где эта гадина затаилась!
Время шло, десять, двадцать минут, тишина. У Заславского что-то не ладилось и он спешно устранял неполадки. На море, несмотря на полное напряжение остальных средств наблюдения за обстановкой, не наблюдалось никакого движения. У командира корабля уже было закралась мысль, что цель ушла, они потеряли её безвозвратно, как "Преображение" вынырнул из полосы дождя-тумана и с постов посыпались доклады.
- ТП-2, контакт, пеленг 310 градусов! ТП-3, контакт, пеленг 42 градуса! Контакт устойчивый! ТП-4, контакт, пеленг 58 градусов! ТП-1, контакт, пеленг... - Тухов оцепенел, осознавая, что охотой на субмарину здесь и не пахнет.
- Лево на борт!!! - скомандовал он, стремясь вновь спрятать свой корабль в хмари. - Заславский! Тухлая сардина, локатор!! БЧ-4 связь на базу!!! Контакт с надводными кораблями противника!
Через минуту, после обмена короткими предварительными сигналами, аппарат выплюнул перфоленту, выстрелив в эфир сжатым сообщением. Пусть пока не ясно что, но штаб уже извещён, что в центре Чёрного моря что-то затевается. Будет пущен в работу радиолокатор, будут и подробности, а пока так. Сделав первое дело, капитан-лейтенант сразу успокоился. В конце концов, разве не ради этого, он здесь находится. И с чего он взял с самого начала, что будет только охотником? К хорошему, к тому, что вражеский флот сидит в базе или действует вдоль берега, оказывается, очень быстро привыкаешь... Ничего, он ещё поиграет с итальянцами в кошки-мышки. Попробуй его, в такую непроглядную темень, найди. Тем более, что враг сам таится, судя по тому, что соблюдает полное радиомолчание даже на частотах "эскадренной" связи. Отойти подальше на юг, благо все цели, судя по планшету, находятся севернее и, когда будет готов радар, с безопасного расстояния, вскрыть состав и расположение противника.
Доклад о готовности от командира БЧ-7 пришёл ещё через пятнадцать минут, когда стрелки часов уже подбирались к трём часам ночи. Засветившиеся зелёным светом индикаторы кругового обзора разом "оживили" море, испятнав его многочисленными засветками. Старпом, не бравший с начала похода в рот ни капли, присвистнул в центральном посту, сдвинув на затылок фуражку.
- Вот это мы влипли!
... Адмирал Якино, командующий итальянскими морскими силами на Чёрном море, был недоволен и раздражён. Обладая формально общим превосходством в силах, кроме авиации, он не мог поделать с советским флотом почти ничего. Первые же дни войны обернулись большими потерями во всех операциях, которые он только не предпринимал. Горько было осознавать, но всё говорило о том, что русские обладают на театре качественным превосходством. Они демонстрировали такие приёмы ведения войны, суть которых он даже не понимал. Как ни странно, в ночных схватках итальянских эсминцев и русских катеров, поле боя обычно оставалось за последними, несмотря на кажущуюся несопоставимость "весовых категорий". И это нельзя было объяснить выдающимся мастерством. Процент попаданий был недопустимо велик. Они умудрялись топить торпедами даже миноносцы типа "Спика"! Причём речь совсем не шла о стрельбе в упор, зачастую бой для итальянцев начинался как раз с подрывов. Не менее неприятными противниками оказались русские лётчики, применявшие свой особый способ пикирования с большой высоты, вне пределов эффективной дальности малокалиберной зенитной артиллерии, и на максимальной скорости. Если бы немцы попробовали бы сбрасывать так свои бомбы, то попадали бы, разве что по чистой случайности. Но русские не сбрасывали бомб, они стреляли ракетами, фугасными и бронебойными. Огненные стрелы на огромной скорости впивались в корпуса итальянских крейсеров, взрываясь глубоко в глубине корабля и спасти от них, пожалуй, не могло никакое палубное бронирование. Выжившие в первый день войны после атаки пикировщиков эсминцы, привезли на базу в своих корпусах сквозные пробоины, по которым был определён калибр бомб - 356 миллиметров. Им просто повезло, что получили бронебойными, взорвавшимися уже в воде, а не фугасами. При этом ситуация не была равной, "драконы", как прозвали немецкие и итальянские лётчики малокалиберные зенитки, установленные на русских кораблях, сыпали в небо чудовищное количество снарядов, увернуться от которых было крайне трудно. Решив проучить советских и устроить показательную порку, союзники предприняли массированный налёт на обнаглевшие в конец русские линейные силы, подошедшие вплотную к румынскому берегу и поддерживавшие десант средним калибром. Достать по-крупному удалось лишь старый линкор, зенитное вооружение которого было послабее, а оба линейных крейсера отделались лёгким испугом, получив всего три попадания полутонными бомбами на двоих. Дредноуту же пикировщики разворотили корму, вызвав нешуточный пожар, а герои-торпедоносцы на SM.79 влепили торпеду под самый нос, отчего тот еле уполз в ближайший порт Одессу и, видимо, выбыл из строя надолго. Но какую цену пришлось за это заплатить! Из тех, кто бросился на зенитки первыми, уцелела едва половина, а вторую волну вообще рассеяли русские истребители, после того, как избавились от группы расчистки неба, выработавшей всё топливо! Проклятые керосинки! Они висят в небе, прикрывая корабли, изумительно долго! Как можно было начинать войну, зная ещё с Испанской кампании, что остроносые с Балеарских островов дотягивались до Сардинии и не имея на это должного противоядия! Фирма ФИАТ, имея русскую лицензию, провозилась с созданием дизельного авиамотора недопустимо много времени, оправдываясь соблюдением лицензионного договора и русскими "надсмотрщиками"! Какие могут быть договоры, когда война на носу! Время, вот, что нужно было сейчас итальянскому командующему флотом. Дождаться прибытия истребительных групп, вооружённых новыми машинами, найти противоядие против русских торпед. Немцы уверены, что они наводятся сами на шум винтов корабля и именно этим объяснятся то обстоятельство, что жертвами зачастую становятся ближайшие к противнику цели, а не наиболее важные. Русская подлодка у Босфора только вчера атаковала трабзонский конвой, в состав которого входили два больших парохода, утопив при этом, всего лишь корвет. Отряд охотников расквитался с ней, догадавшись сбросить буй в месте, где всплыли масляные пятна. Если позволят глубины, то лодку можно попытаться поднять, а вместе с ней и оружие. А пока, хоть неделю, хоть две, чтобы оснастить корабли ложными механическими буксируемыми источниками шума, по сути - обычными сиренами, приводимыми в действие напором набегающей воды. Немцы считают, что это должно помочь. Вот тогда и только тогда, опираясь на надёжную силу, а не уповая на погоду и удачу, и надо было бы высаживать войска в Крым! И если германцы готовы рисковать, отправляя в море свои мелкосидящие, малоуязвимые для мин и торпед десантные баржи, на пределе их мореходности, то он, Якино, обязан позаботиться, прежде всего, о безопасности своих кораблей, хотя бы линейных. Итальянский адмирал был готов в любое время сразиться с русскими в честном бою, благо превосходил оставшиеся у русских линейные крейсера по артиллерии почти в три раза, а не ждать предательского удара из-под воды от лодок или каких-то там катеров.
Руководствуясь этими соображениями и согласовав с немецким командующим, лично возглавившим десантный отряд, составлявший львиную часть корабельного состава командования ВМС "Юг", один походный ордер, Якино вечером, пользуясь тем, что необходимость соблюдать радиомолчание избавляет его от упрёков и возмущения, самовольно изменил его. Первоначально, имея в первом эшелоне два десятка немецких торпедных катеров, развёрнутых в дозорную линию, Карл Георг Шустер вёл за ними в строю фронта коротких кильватерных колонн три сотни быстроходных десантных барж, непосредственно прикрываемых от атак русских субмарин миноносцами типа "Спика" и их одноклассниками. Широко раскинувшаяся "фаланга" прикрывала собой третий эшелон из дюжины транспортов с второочередными грузами, построенных в четыре колонны по три, также под защитой итальянских фрегатов. Якино должен был, по плану, иметь лёгкие крейсера и линкоры в сопровождении эскадренных миноносцев на флангах построения, слегка выдвинув их вперёд, но почти сразу же спрятал свои драгоценные корабли за крыльями "фаланги", рассчитывая, что у русских торпед будет достаточно "ближайших" целей в виде БДБ, которым всё равно ничего не угрожает. И это было с его точки зрения разумно. О приближении крупных кораблей, благодаря немецким приборам, он всегда узнает заранее и выдвинется вперёд, эсминцам противника будет крайне сложно проскочить мимо немецких катеров, а от русских десантные баржи, имеющие вооружение вплоть до 88-миллиметровых пушек, сами отобьются.
... Капитан-лейтенант Тухов, глядя на высветившуюся на индикаторе картинку, лихорадочно соображал. Наползавшая с юга со скоростью восемь узлов масса засветок вызывала ощущение невозможности происходящего, какой-то мистификации. Их не может быть столько! Даже если итальянцы выведут в бой все посудины, до последнего буксира! Маскировка? Ложные цели, наподобие тех уголковых отражателей, что в РККФ используются для тренировки расчётов радиолокаторов? Очень похоже. Но среди них должны скрываться и настоящие. Где же они? Боевые корабли не ходят стадом, у них должен быть ордер. Приглядевшись повнимательнее, командир, будто разгадывая ребус, один за другим выделил из общей массы отдельные отряды. Вот дозорная линия, которую им повезло проскочить во тьме и хмари. Именно эти цели и были первыми контактами, которые засекли "Ураны". Уходят, совершая зизагообразные манёвры, на север. Вот широкое "облако" помех, на самый центр которого выходит "Преображение", находясь в трёх милях от его края. Вот на фланге за ним чёткая кильватерная колонна из четырёх ярких засветок в обрамлении дюжины более слабых. У фашистов как раз четыре линкора. Похоже, что это именно они, да ещё эскорт. На западном фланге ещё два похожих отряда, но у них эскорт пожиже, по восемь штук, да и засветки послабее. Наверное, крейсера. А в центре чёткая коробочка четыре на три - не иначе, транспортный отряд. Десант? И информация, и предположения немедленно ушли в штаб ЧФ. Тухов же, посчитав свою основную задачу выполненной, приказал полным ходом идти на восток, чтобы уйти с пути неприятельского флота, избежать собственного обнаружения и атаковать главные силы торпедами с фланга. Сегодня его день, вернее ночь.
... Немецкие детекторы радиолокационного облучения, установленные на баржах, катерах и подводных лодках, исправно выполняли свою задачу, вот только пеленг на источник они не выдавали. О дистанции можно было судить только по силе входящего сигнала. Поэтому внезапное включение русского локатора в непосредственной близости от конвоя вызвало у адмирала Шустера шок. Радары у русских установлены только на крейсерах и линкорах и он это знал. И теперь все его корабли были в прямой досягаемости вражеских орудий, его видели, а значит, вот-вот откроют огонь! Это понимание точно также пронзило командиров и вахтенных офицеров на всех кораблях и судах союзного флота. Никто не задал себе в первый момент вопроса, как русские смогли просочиться мимо катеров. Они были здесь, больше уже ничего не имело значения. Эфир взорвался лавиной сообщений от капитанов, посчитавших ситуацию экстренной и нарушивших приказ о радиомолчании.
- Ставить дымзавесу! Отходить на юг! - сгоряча приказал адмирал Шустер, решив, что нахождение русских там наименее вероятно. В первые секунды он попросту не подумал о каких-либо уточнениях, а потом было уже поздно. Каждый спасал сам себя, каждый ставил завесу и маневрировал, кто во что горазд. Ночью, в дыму, развив десятиузловый ход, на который только и были способны, БДБ поворачивали в разные стороны, не одновременно, это не могло, при таком количестве судов, обойтись без столкновений. "Преображение Господне", даже не начав стрелять, за какие-то десять минут уже нанёс противнику потери, составившие восемь барж и два транспорта, к несчастью немцев, как раз перевозившие с относительным комфортом штабы обоих дивизий. В этом бардаке лишь катера, считавшие, что противник находится перед ними, продолжали идти на север, готовясь защитить камрадов или хотя бы задержать врага.
Адмирал Якино, поднявшись в рубку "Литторио", включился в происходящее слишком поздно. Понимая, что невидимая в темноте толпа катится прямо под форштевни его боевых кораблей, он отдал приказ изменить курс, выводя свои отряды с её пути. Крейсера отвернули на запад, а линкоры в противоположную сторону - на восток. В тоже время итальянский командующий флотом, имея на своём флагмане полноценный пеленгатор, был в лучшем положении, нежели немцы. Понимая, что всё равно обнаружен, он приказал осветить неприятеля. Для гаубиц эсминцев дистанция была великовата и в 3.35 "Литторио" дал залп средним калибром по пеленгу русских. Повиснув на парашютах в облаках, снаряды озарили их изнутри мертвенно-белым светом, который, рассеявшись в них, достиг поверхности чёрного, будто бездна, моря, изрядно ослабевшим. Но лишь только экипажи немецких торпедных катеров могли оценить жуткую красоту летящего по волнам, играющего размытыми тенями и ярко-белой пеной буруна, советского лидера. От остальных наблюдателей он был скрыт непроницаемой пеленой дымовой завесы.
То, что он обнаружен, капитан-лейтенант Тухов понял чуть раньше, по резким маневрам противоположной стороны, срывающим все расчёты на атаку. Самонаводящиеся по кильватерному следу торпеды - хорошо. Но погрешность на включение головки составляет целый кабельтов, а данные в торпеду надо ввести заранее. Попробуй тут попади, когда всё море переполосовано следами прошедших кораблей, которые, к тому же, наверняка изгибаются и пересекаются самым неприятным для командира БЧ-3 образом. То, что предполагаемые линкоры легли на параллельный курс - хорошо. Надо выждать, когда их эскорт выстроится, дать им время занять позиции в ордере. Только тогда можно рассчитывать точно "упасть на хвост" вражеским главным силам. А пока лидер летел, напрягая машины, как между Сциллой и Харибдой, между дозорной линией врага, в которой мог оказаться кто угодно, хоть катера, хоть эсминцы, и линейной эскадрой.
Немногие в его экипаже, заняв по боевой тревоге места на боевых постах, запертые в отсеках и башнях, сейчас точно знали, что происходит вокруг. Но приказы, приходящие с мостика, гул работающих на пределе форсажных дизелей, частые удары волн в корпус, заставляли людей внутренне сжаться от сознания, что помощи ждать неоткуда. И именно в этот момент тишины перед боем важно было направить их в правильное русло, чтобы в критический момент они проявили все те качества, упорство, талант, бесстрашие и инициативу, за которые и загремели в отверженный экипаж. Не допустить, чтобы испуг, неминуемый в первом серьёзном бою, сработал не на мобилизацию всей воли и энергии на борьбу, а перерос в паническую обречённость. Подумав об этом, Тухов взглянул на забившегося в угол Рубки Старчака. Будь он дельным комиссаром, прошёлся бы по отсекам, настропалил бы моряков на серьёзную драку, но этого от него ждать было слишком. Да и не будут его слушать, чтобы ни говорил. Не тот человек.
- Объявить на всех боевых постах! - используя с толком минуты вынужденного ожидания, приказал Тухов. - Мы находимся ввиду неприятельского флота и вынуждены принять бой! Успех дела зависит от чётких действий каждого краснофлотца и всего экипажа в целом! Командир корабля ждёт, что каждый исполнит свой долг и не подведёт боевых товарищей! - вот так, без "политики", старомодно, коротко и ёмко, капитан обратился к уму и сердцу подчинённых ему людей. Чтобы отбросить в сторону то, что сейчас не важно. Чтобы все, комсомольцы, коммунисты, беспартийные, недовольные, узбеки и евреи, русские и татары, поняли и осознали, что здесь, на "Преображении Господнем", свои. Ради них надо сделать всё, что возможно. А там, во тьме, притаился несущий смерть враг, которого надо уничтожить.
... Получив от торпедных катеров первого эшелона сообщение о том, что русский эсминец один и других кораблей противника не обнаружено, оба союзных адмирала испытали почти одинаковые чувства - смесь стыда, раздражения и ярости. Но действия их были в связи с этим совершенно различны. Если немец быстро совладал с собой, приказав конвою застопорить ход во избежание дальнейших столкновений и заняться оказанием помощи оказавшимся в воде, то итальянец азартно бросил в атаку четвёрку эсминцев из состава своего эскорта, посчитав, что этого будет достаточно, чтобы расправиться с одноклассником. Сам же, развив полный 28-узловый эскадренный ход, немного склоняясь на зюйд спешил выйти из-за крыла второго эшелона, чтобы увеличить дистанцию до противника, исключив даже случайные попадания торпедами, и при нужде поддержать авангард главным калибром флота. Впрочем, четвёрка "Солдати", имея два десятка 120-миллиметровок против пяти-шести стотридцаток, обыкновенного вооружения русских эсминцев, то есть превосходя противника по огневой мощи минимум в два с половиной раза, должна была быстро справиться с наглецом сама. И только опасение дьявольски точных русских торпед, заставляло Якино присматривать за боем лично, чтобы в любом случае не допустить того, чтобы русские ушли безнаказанно.
Они вырвались из-за стены дыма практически одновременно. И итальянский авангард, и русский лидер шли равным для них, максимальным 35-узловым ходом. При этом "Преображение Господне" под люстрами осветительных снарядов выполнял на всякий случай противоартиллерийский маневр, принимая через разные промежутки времени на кабельтов-другой в сторону. Итальянцы же легли на курс на два румба левее, смещаясь на норд, чтобы сократить разделявшую авангард и советский эсминец семимильную дистанцию для более эффективного применения артиллерии. Поэтому, корабль Тухова с каждой секундой по чуть-чуть, но опережал преследователей. Сам капитан-лейтенант, несмотря на иллюминацию, прежде огня не открывал, хоть и не понимал, почему по нему не стреляют. Он, готовя торпедную атаку, боялся спугнуть врага, опять заставить совершить его резкий маневр, что опрокинуло бы все расчёты на залп. Но когда в ночи в прямой видимости засверкали вспышки и вокруг поднялись водяные столбы, со смешанным чувством сожаления и облегчения, командир "Преображения" сказал:
- Похоже, эсминцы. Ну-ка, БЧ-2, пуганите их, чтоб не зазнавались! Открыть огонь!!!
Что тому виной, противоартиллерийский зигзаг советского лидера, отсутствие мастерства или, может, просто удачи, но в течении трёх минут обе стороны палили в ночь почём зря, так и не достигнув ни единого попадания. А потом "Преображение", будто испугавшись, распушил дымовой хвост и резко покатился влево, прочь от врага, описывая циркуляцию. Эсминцы авангарда, боясь упустить добычу, повернули следом и неслись строем фронта на север, когда навстречу им из дыма, как тигр из высокой травы, вырвался советский корабль и с командно-дальномерных постов, да и просто с мостиков в бинокль, было видно, что он стреляет торпедами. Итальянские капитаны не были трусами, но русские чертовски искусно обращались с этим оружием. И раз дали залп, значит - надеялись попасть. Весь их опыт, всё, чему их учили, говорило о том, что курс на залп русских надо сохранять. Так их корабли представляют собой наименьшую цель, лучше было бы только идти в противоположную сторону. Но тогда... Тогда наглец, натворив бед одним своим появлением, ушёл бы безнаказанно.
И они шли. Мужественно и решительно, делая всё от них зависящее, чтобы победить. Но теперь, когда итальянцы были ограничены в маневре, ситуация в артиллерийском бою поменялась кардинально. "Преображение" вновь лёг на курс "ост" и, сбросив ход до пятнадцати узлов, вёл огонь всем бортом, развив максимально возможную скорострельность. Теперь двенадцать стволов, управляемые крейсерской СУО, для которой равномерно и прямолинейно движущиеся цели были практически равнозначны неподвижным, брали верх над восьмью, разбросанными по четырём кораблям. За считанные минуты 130-миллиметровые снаряды разворотили нос флагмана авангарда, снеся носовую установку главного калибра, и превратили надстройку в руины. Повреждённый эсминец быстро садился носом, но не осталось никого, кто мог бы дать команду застопорить ход и прибывающая вода, проламывая своим напором преграды, затапливала всё новые отсеки. Лишь когда под её давлением прогнулась переборка котельного отделения, машинная команда остановила турбины.
Когда противников разделяло уже не более двух миль, капитаны эсминцев авангарда, отнюдь не по команде, по личной инициативе и примеру товарищей, разрозненно, но повернули на параллельный курс, чтобы ввести в дело всю свою артиллерию. Тухов же перенёс огонь на следующий по порядку мателот. Теперь, накоротке, с "Преображения" стреляло всё, вплоть до 37-миллиметровок. И если последние били не столько ради того, чтобы действительно поразить врага, а лишь только поучаствовать, занять людей делом. Чтобы не думали о воющих вокруг и попадающих в лидер снарядах. То 76-миллиметровые скорострелки, выбрасывая в ночь лисьи хвосты дульных газов, издавая с каждым залпом могучий, раскатистый рык, нашпиговали итальянца так, что он, дав всего один залп, прекратил огонь. Шрапнель, поставленная на удар, при попадании проламывала тонкие борта эсминца и его надстройки, засыпая отсеки горящим термитом. К моменту, когда первый зенитный калибр отстрелял весь находящийся на лотках заряжания оперативный боекомплект и спешно занялся перезарядкой, второй каччаторпединьери пылал от носа до кормы, озаряя море вокруг багровыми отблесками, отчего оно казалось кровавым.
Всё имеет свой предел. В том числе и решительность итальянцев. Увидев, как за какую-нибудь минуту русские буквально растерзали их товарища, оставшиеся эсминцы, не сговариваясь, дали веером почти наугад торпедный залп и отвернули, прикрываясь дымзавесой. "Преображение Господне" выполнил в точности такой же маневр, уклоняясь от изделий фиумского завода. К тому же, вокруг стали падать снаряды гораздо тяжелее 120-миллиметровых. Адмирал Якино, выйдя из-за дымового облака и воочию увидев расправу, приказал ввести в дело всё, что есть и бросил на подмогу авангарду второй дивизион эсминцев сопровождения, оставив в собственном охранении всего-навсего четыре корабля. Отступить в этой ситуации было для капитан-лейтенанта Тухова весьма благоразумным решением. Хотя и он, и его экипаж, ощутив вкус победы, попробовав крови, всем сердцем желали увидеть хоть ещё раз, как горит и тонет корабль противника, но разум говорил о том, что пора уходить. "Преображение" в этом коротком бою тоже принял в себя полдюжины вражеских снарядов, которые, к счастью, не нанесли существенных повреждений. Были разбиты оба торпедных аппарата правого борта, причём в кормовой попали дважды, снесена спаренная 25-миллиметровая установка и теперь, на её остатках палубная команда боролась с пожаром, вызванным разлившимся дизтопливом. Один снаряд врага ударил во вторую башню прямо между орудийными спарками, но 30-миллиметровая вязкая броня, хоть и, выгнувшись, лопнула трещинами, но спасла расчёт от осколков. Еще два попадания в борт в районе ватерлинии, если бы у Тухова был обычный эсминец, наверняка привели бы к обширным затоплениям, но первое пришлось в короткий бронированный участок в районе машин, а второе ближе к корме, на уровне автомата первого зенитного калибра. И в том и в другом случае, увеличенная по нужде ширина и водоизмещение лидера, сейчас спасли корабль. Слой мелких отсеков вдоль бортов и броня избавили от крупных сквозных пробоин. Тем не менее, принятая вода, контрзатопления, увеличили осадку и снизили ход. Корабль ещё мог драться в полную силу, но не со всем же вражеским флотом! Пора было уходить. Тем более, что оба крейсерских отряда, огибая скопление "ложных целей" скоро могли присоединиться к веселью. И надо было подумать об экипаже. Убитых уже не вернёшь, но тяжёлых раненых надо как можно быстрее доставить на берег.
Сейчас, во время передышки, капитан-лейтенант Тухов всё чаще стал нервно поглядывать на часы. И он, и БЧ-3 сделали всё от них зависящее, чтобы риск, которому он подверг "Преображение Господне", гибель товарищей, не были напрасными. Но теперь всё решалось не людьми, работали сложные электромеханические устройства в головках наведения, приборах маневрирования и взрывателях торпед.
- Пора бы уже, - не сдержался капитан, отметив про себя, что с момента залпа прошло почти пятнадцать минут. И почти в тот же миг над морем прокатился раскатистый грохот, будто началась гроза и ударил гром. А потом взрывы последовали один за другим.
- "Джулио Чезаре" торпедирован! - вопль сигнальщика заставил адмирала Якино броситься на крыло мостика и посмотреть что произошло с третьим в колонне кораблём. Он успел как раз в тот момент, когда удар из под воды подбросил вверх задний мателот - "Кайо Дуилио". В ночи было прекрасно видно, как море вдруг вздыбилось, побелело, чётко очертив корпус, и опало. Линкор грузно осел в пену, заваливаясь на левый борт, но тут же следующий взрыв опрокинул его вправо и, совершив оверкиль, "Дуилио" в считанные секунды скрылся под водой. Адмирал Якино оцепенел, не в силах оторвать взгляд от бурлящей пузырями поверхности моря там, где только что были два его линкора. Засада! Подлодки! Его заманили приманкой в виде одинокого эсминца прямо в ловушку! Наверное, море здесь кишит вражескими субмаринами!
- Противолодочный маневр!!! - истошный вопль адмирала совпал с взрывом четвёртой торпеды, поразившей "Андреа Дориа". Этот линкор продержался чуть дольше, но также, помахав на прощание винтами, разделил судьбу своих систершипов. Командующий итальянским флотом зажмурился, вцепившись в поручни, понимая, что настал черёд его флагманского "Литторио". Он так и стоял, отстранившись, ожидая катастрофы в любой момент. В его голове сейчас всё смешалось, среди сумбура не нашлось места даже для молитв.
- Господин адмирал, мы ждём ваших приказов! - спустя пять минут, пришедший в себя раньше флагмана командир "Литторио", презрев этикет и субординацию, потряс адмирала за плечо из-за того, что устные обращения тот попросту игнорировал.
- Отступаем! Полным ходом идём в Босфор! - вяло отозвался Якино, - Будь прокляты все русские, немцы, погода, все, кто заставил меня выйти в море! - ответом ему был водяной столб, разломивший пополам ближайший эсминец. Шестой и последний взрыв случился в конвое спустя ещё десять минут, став роковым для одной из десантных барж, хотя Тухов, строго по инструкции, направил по две торпеды на наиболее важные цели.
- Противник развернулся и бежит!!! - прозвучал в ходовой рубке "Преображения" возбуждённый голос командира БЧ-7 лейтенанта Заславского.
- Что ж, раз враг отступил, займёмся теми, кто перед нами, - спокойно отреагировал на это Тухов, - БЧ-2, ну-ка подсветите ближайшую цель на норде! Сдаётся мне, что это не эсминцы и даже не сторожевики, иначе давно бы влезли в драку. Наверное, это катера.
Сейчас для всех, кто мог его видеть в этот момент, капитан корабля представлял собой живое воплощение идеального образа военного моряка, подчинённые смотрели на него буквально влюблёнными глазами. И ради этого момента стоило жить! Бог с ними, с потопленными вражескими кораблями, это всего лишь средство, шаг к тому самому главному, что делает экипаж одним железным организмом, готовым на любые свершения. Капитан-лейтенант испытывал сейчас законное чувство гордости и ликования, по сравнению с которым все прежние жизненные неурядицы казались несущественными, равно как и ожидание наград, славы и признание неправоты тех, кто затирал его на службе. Сейчас он мог по праву сказать: "Имею честь командовать вами!". Как в старые времена. И не желал большего.
Эпилог.
- Что я должен докладывать?! Предположительно потоплены три, опять предположительно, линкора?! Ты это своими глазами видел?!! - бушевал адмирал Владимирский, оказавшийся в неприятной ситуации, когда тех, кого он уже мысленно "списал", надо было награждать.
- Нет, но...
- Что но, капитан-лейтенант Тухов?! Достоверных данных нет! - отрезал комбриг и уже спокойнее сказал. - Список представленных к наградам я у тебя возьму, но на многое не рассчитывай. По факту, два эсминца всего. Не Бог весть что. У нас катерники и не такое вытворяют.
- Но можно же проверить!
- Нужно проверить! И мы проверим, - обнадёжил Владимирский. - Вот когда всё подтвердится, тогда можешь на звезду героя прицеливаться. А пока представлю тебя на "Красное Знамя". Заслужил. Рассматривают сейчас быстро, успеешь ещё на берегу пофорсить, пока лидер в ремонте, - несмотря на произошедший бой, внутренне для себя, адмирал так и не смог "реабилитировать" название корабля и избегал произносить его лишний раз вслух.
Тогда, весной 1942 года, командование флота расценило произошедшее как набеговую операцию, свёрнутую из-за раннего обнаружения. Гибель трёх итальянских линкоров была установлена агентурным путём спустя почти год. А факт неудачного десанта в Крым, имевший стратегические последствия для всего южного крыла советско-германского фронта - так и вовсе после войны из трофейных документов. К сожалению, когда масштаб этого, казавшегося незначительным, эпизода стал ясен, для кавторанга Тухова и его отчаянного экипажа было уже слишком поздно. Лидер "Преображение Господне" так и не успел поднять полностью им заслуженный гвардейский флаг, но имя его было присвоено новому кораблю и навсегда осталось в скрижалях славы советского ВМФ.