КАРУСЕЛЬ



Там  было плохо. 
Жарко и мокро, как в финской бане. 

Только в баню не ходят на шпильке, в тяжелой пушистой шляпе... 

жестокость перьев: норовят врезаться во влажность накрашенного глаза, 
назойливо прилипнуть к жирной красноте губ...

в баню не ходят в синтетике сверкающих тряпок

-	там тихо и таинственно, 

а под рукой мягкое полотенце и бутылочка «Балтики»...

Но главное: баню 
- только пожелай - 
ты  покинешь в любой момент. 

...отсюда ты уйдешь только когда те, кто мог идти, ушли.

И унесли тех, кто не мог.

Когда официант станет доедать одинокие креветки, 
а повар уснет, 
бросив седую голову 
между куропатками и гусиной печенью в малине.

Тогда можно будет стянуть с влажности тела 

серебряную кожу,

перекинуть увесистую сумку через плечо и убежать в черноту свободы. 
Завести старушку с третьего раза и ехать, 
бесстрашно оставляя желтоглазые светофоры за костлявой спиной.
Встречая рассвет мутью зрачка.

Этот нехитрый план будет вертеться меж извилинами тупеющего мозга,
поблескивая обманом надежды.

Пока белый свет будет сжигать и без того пылающее тело.
Пока дым не забьется в глубь носоглотки.

Поселится навсегда.


... мозг рассорился с телом - они не разговаривают. 
Механичность ног: аттетюд, шаг, еще один... Правый каблук заблудился в золоте юбки. 

Зубы наверняка в помаде.

Мат Эдика сквозь стон Стинга - опять не поймал солистку. 
Улыбается весело и зло.

Батман (что за дрянь под ногой...), поворот, еще...

В холодильнике мороженое. На верхней полке в углу.
...пять лишних фунтов - и прощай работа.

...отмороженные рожи... 
Лирическое настроение.

На балконе кто-то клянется в обладании золотыми шахтами.
Если судить по толщине шейной цепи,

не врет.
  
Мужик в "Versace" выплясывает «Лезгинку».
Дивный компотик.

А получается...

Не забыть: акценты убрали, на четвертом такте 
голову не поворачиваем - у Татьяны шея болит.

Этот карапуз сейчас точно под ноги попадет 
-	что за идиоты ходят с детьми в рестораны... 

«...иди поиграй на хайвей...», 
- говорит барабанщик.

Ну, конечно... сказала же не поворачивать!...тоже мне испанка
... ладно, не заметили.

Джунгли гримерки. 
Коже - не стынется, горлу - не пьется. 
Незамысловатый маршрут ресторан-дом 

печатается пунктиром
где-то в подкорке.

      -     Ир, ты как?
-	Как, как... Я с этим безруким не работаю больше. Самому б на четыре кости загреметь!

Эдик  вяло отшучивается. Не в первый и не в последний...

Раз.
Нахлобучить улыбку поверх костюма

-	Вперед!


 
Порой кажется, что ад выглядит именно так: 

сверкающая сковорода сцены, мерзкие профили людей-чертей... 
Вертятся вокруг тебя, 
скалясь в лицо или равнодушно отворачиваясь. 
Жадно пережевывая то ли салат «Оливье», то ли мертвые души.

Грохот музыки превращается в треск поленьев,
отсветы прожекторов - в блики адского пламени.

Шабаш вертиться вокруг с дикой скоростью, 
глаз схватывает лишь фрагменты: 
плотоядность челюстей, 
уродство тел, 
похотливость глаз...

И жарко.

Боже! Мне жарко!

Но слишком велик.
И равнодушен.


Зато у входа - знакомый силуэт с косой.
Наслаждается пиршеством.

Глотает 

лихорадку скул.
Блеск глаз.
Хрип грудей.

Для нее пляшет красавица в норке, играет оркестр...
за нее поднимает бокалы скопище патологических счастливцев.

Любит смотреть на эту блестящую карусель...
Красочный зверинец.

Вокруг ржавчина клетки, дрессировщик бьет кнутом в кровь,

а душа порой тонет в тоске 

- непонятной, заставляющей просыпаться
и выть

на голый желтый диск.

Зато когда дают поесть, веселы и счастливы.
И готовы скакать в упоительном, диком танце. 

...и бежит по кругу, сверкая.

Веселье музыки, мелькание
Лиц 
Мест
Чувств
Мыслей.


Выпасть из круга в снег 

 - опаленной кожей - 

окрасить глаза в цвет невинности.
Забыть.
Уплыть. 
Пропасть... припасть к Земле, слиться в одно, раствориться...


С ужасом!...
увидеть в Ней -  верной, мудрой, родной -

третью голубую бусину в очередной

 - гигантской -

Карусели.