Марэй : другие произведения.

Кикимора болотная

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жила-была красавица и тут случилась любовь. Все бы ничего, да только красавица из рода болотных кикимор, княжеских кровей, а возлюбленный её - человек, всего лишь княжий гридень, к тому же знать не знает, что по нему сохнет чудачка-кикимора. Целиком история будет выложена позднее под названием Колодец небесной пряхи.
  Глава 1.
  - Скажи мне, вот на кой он тебе сдался, а? - В который раз возмутилась Ромашка, проследив за взглядом сестры. - Ты же, во - княжна! Настоящая кикимора болотная. Ты свое отражение в пруду видела?
  - Ну, видела, - лениво отмахнулась Левзея, заправила за ухо прядь волос цвета травы и продолжила поедать взглядом объект обожания. Среди кикимор княжна Левзея и впрямь слыла писаной красавицей: зеленоватая нежная кожа светилась тонкими прожилками золота, в глубоких изумрудных глазищах хотелось утопиться, а по губам бантиком блуждала рассеянная улыбка. - С лица воду не пить!
  Ромашка насмешливо изогнула тонкую бровь и цокнула языком.
  - Так-то оно так, но он же человек!
  Левзея задумчиво взглянула на сестру, на человека, снова на сестру и опять на человека.
  И впрямь, человек, а точнее, стражник из детинца, княжеский гридень - белобрысый, угловатый и неотесанный мужик. Лицо его словно вырубили из белого камня, вроде того, из которого стены города сложены, линии вышли жесткими и резкими. Единственным украшением на нем были глаза - необыкновенно светлые, как цветы льна, выбеленные солнцем, но сохранившие цвет по окружью радужки, а вокруг них лучиками разбегались гусиные лапки. Тонкогубый рот стражника сжимался в ниточку, а взгляд посуровел, когда к воротам с самого утра начали подтягиваться повозки и путники.
  Кикимора прислонилась к берёзе, обвила тонкими руками белоснежный ствол и с тяжелым вздохом прижалась щекой к шероховатой, в берестяных завитушках, коре.
  Каждый день, на рассвете, она пробиралась к воротам детинца, прячась за колючими зарослями малины, растущей вдоль дороги вперемешку с одинокими березами, и оставалась до тех пор, пока солнце не взбиралось на самую макушку неба и не начинало припекать беззащитную кожу болотницы.
  Чем стражник так приворожил родовитую кикимору, Ромашка в толк взять не могла, люди казались ей на редкость несуразными существами, некрасивыми, с кожей, как жабье брюхо, шумными и неуклюжими. Впрочем, Левзея и сама вряд ли знала ответ на этот вопрос, да только тянуло ее сюда который год подряд, едва сходили снега и таял лед на болотах. Ромашка думала, что будь у сестры возможность, она и зимой бы, босая, по снегу к воротам пробиралась и глазела на свое чудо-юдо. А толку-то?! Гридень о муках влюбленной кикиморы не ведал, да и о самой болотнице даже не подозревал.
  Близился полдень. Над пыльным трактом мерцало жаркое марево разогретого воздуха. Поток желающих попасть в город на ярмарку давно иссяк, и стражники на воротах маялись от скуки и жажды, пытались спрятаться от палящего солнца под стенами детинца, но тщетно - вокруг не было ни кустика, а далеко отходить не дозволялось.
  - Пекло какое! - зло выдохнул Бойко - молоденький, вертлявый парнишка - рванув ворот рубахи, - хоть бы кто водицы принес. Сами, небось, на торжище медовуху лакают, а мы тут жаримся... Слышь, Ветер, может, я сгоняю до той рощи, а? Там ручей бежит, вода студеная, аж зубы сводит.
  - По шее тебе сейчас сгоняю, - безразлично отозвался Ветер, прислоняясь к стене затылком и смежая веки на мгновение. День и вправду обещал невиданную жару, несмотря на то, что травень только начался. - Подумай о чем-нибудь другом, а еще лучше - сядь вон и не мельтеши.
  Пить хотелось нестерпимо. Голова у Ветра гудела еще после вчерашнего кутежа с Рыжем. Кажется, они снова переборщили, переломав столы и лавки в 'Веселом Лисе', пока пытались разнять дерущихся приезжих торгашей, к ночи знатно надравшихся медовухой. Рыж - названый брат Ветра и корчемный страж, частенько наведывался в 'Веселый Лис', пропустить стаканчик задарма и поболтать с дочкой корчмаря. Рыж закрывал глаза на то, что старый пройдоха Полель из-под полы торгует медовухой и пивом, не платя в казну акцизов, лицензии-то у него, у этого жадобы отродясь не водилось. Корчмарь же, в качестве платы за близорукость стражника, щедро наливал в кружку свое знаменитое пойло. Рыж подрабатывал у него вышибалой по выходным, а в ярмарочные недели к нему присоединялся и Ветер. Вдвоем они частенько увлекались, и в попытках усмирить буянов, ломали мебель, выносили двери и били посуду. Хозяину ничего не оставалось, как записывать ущерб в неизбежные издержки и мечтать, что Рыж, наконец-то женится на его дочери и начнет относиться к заведению как к собственности.
  Бойко продолжал недовольно бубнить над ухом. Ветер нехотя приоткрыл глаза и тут же снова зажмурился - от яркого света виски ломило невыносимо, захотелось придушить надоедливого паренька, но делать это с больной головой было лень. Бойко затих, словно почуял настроение напарника и решил не испытывать его терпение. Неторопливо текли минуты, Ветер задремывал, проваливаясь в душное ослепительное ничто, и снилась ему прохладная роща неподалеку. Прозрачная зелень листвы едва колыхалась от невесомого дуновения воздуха, солнечные зайчики прыгали по поверхности ручья, по пологому берегу с хитросплетением корней, по траве и стволам. А на берегу сидела девушка, опустив ноги до колен в воду, и ловко сплетала пальцами длинные стебельки полевых цветов в венок. Длинные, густые волосы цвета травы струились по плечам и спине, перевитые стеблем кувшинки в косицу лишь у самого лица. Ветер всего лица красавицы не видел, только висок, аккуратное ушко и нежную зеленоватую кожу щеки, пушистые темные ресницы да округлый подбородок. Он уже хотел было подойти ближе и заговорить с девицей, как вдруг она обернулась, зыркнув на него бездонными глазами. Бледные губы растянулись в улыбке, обнажив острые зубки. Красавица приподняла бровь и поманила его пальцем, на руках звякнули обручья. Ветер сделал шаг и с удивлением заметил прозрачную перепонку между тонкими пальчиками с острыми ноготками. Девушка и впрямь была красива, но странной, нечеловеческой, почти отталкивающей красотой. Ветер присел рядом и с наслаждением опустил разгоряченные ноги в прохладную воду ручья, жалея, что не может нырнуть в него с головой...не может...почему это? На душе стало тревожно.
  Красотка рядом с ним звонко рассмеялась, выпуская сплетенный венок в ручей, и плеснула ему в лицо пригоршню воды, ее ноги при этом показались на краткий миг и Ветер поежился от налетевшей прохлады - от колен и до ступней они превращались в утиные лапы с перепонкой вместо ступней. Да перед ним же кикимора болотная, а не девка вовсе. Он вздрогнул и проснулся, с трудом соображая, где находится. Бойко с напряженной спиной замер перед ним, приставив руку к глазам, что-то выглядывал в той самой роще, которая только что привиделась во сне Ветру. Только прохлада ему не померещилась.
  В выцветшем до белизны небе, прямо над воротами клубилась дождевая туча, на глазах набухая чернотой.
  - Что за... - Ветер вскочил на ноги, но не успел закончить фразу. Настоящий ливень хлынул на изнемогавших от жажды стражей врат. Бойко тонко взвизгнул от неожиданности и втянул, было, голову в плечи, но тут же опомнился, раскинул руки и подставил лицо теплым струям дождя. Ветер криво усмехнулся, оглядываясь по сторонам, и сделал тоже самое. Живительная влага потекла в рот, за шиворот, омыла запылившееся лицо. Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Ветер открыл глаза и увидел над собой чистое небо, такое же белёсое и сияющее, как и раньше. Можно было подумать, что им дождь почудился, да вот только лужи вокруг, до нитки промокшая одежда и дымящиеся чешуйки нагрудника говорили об обратном. Бойко и Ветер переглянулись.
  - Что это было? - охрипшим от волнения голосом спросил паренек.
  - Чудо? - Ветер пожал плечами, вновь прислоняясь плечом к стене, стаскивая сапог и выливая из него воду.
  - Мне показалось, что я увидел человека там, - Бойко махнул рукой в сторону рощи. - Странно, прямо перед тем как дождь пошел.
  Ветер насторожился. Бойко в гридни попал в столь юном возрасте потому, что славился необычайно острым глазом.
  - Человека, говоришь? И где он?
  - Больше не вижу, - Бойко еще раз внимательно оглядел округу. - Что там делать доброму человеку, дорога-то вон, с той стороны. А что там за рощей?
  - Топи, - Ветер поёжился, вспоминая сон некстати, который на удивление врезался в память до мельчайших деталей, - когда укрепления строили, всё вокруг на расстоянии двух полетов стрелы вырубили, чтобы никто незаметно не мог подобраться, а рощу не тронули. Это сейчас кусты вдоль дороги выросли, все сквозь пальцы смотрят на это безобразие.
  - Почему рощу не тронули? - удивился паренек.
  - Говорят, сам болотный царь явился, со своей свитой. Что уж у них там вышло: то ли битва, то ли откуп, да только рощу объявили священным местом и трогать не стали. И в болота стараются не соваться, неспокойно там и жутковато.
  - А ты был там? - живо заинтересовался Бойко.
  - Был. Давно... - Ветер осекся от нахлынувших воспоминаний. А ведь он действительно был в Топях мальчишкой, не старше Бойко. На спор с Рыжем тогда туда сунулся, едва живым ноги унёс. Он уже видел ту кикимору, и не во сне вовсе. Рука непроизвольно дернулась и коснулась оберега на груди. С той поры стража преследовали то ли сны, то ли видения, такие, что иногда Ветер начинал сомневаться, а в своем ли он уме.
  Перевалило за полдень. Одежда на стражниках давно высохла, а нового дождя не предвиделось. Бойко не давала покоя мысль о прохладных водах ручья в священной роще болотников. Подумаешь, 'неспокойно и жутковато', так он парень не робкого десятка, уж не испугается какой-то болотной гадины. Он снова пристал к Ветру.
  - Отпусти, Ветер, ну я же борзо бегаю. Туда и обратно: воды наберу и назад.
  - Вот неугомонный, - рассердился Ветер. - Потерпеть не можешь что ли? Ты воин или баба? Что ты как щенок бестолковый, все бегаешь по двору и тявкаешь?
  Бойко насупился и отошел ко второй створке ворот, и пока их не сменили, они больше не разговаривали. Под вечер, вместе со сменой явился Рыж, прихвативший с собой пару кренделей, пирог с зайчатиной и жбан с квасом.
  - Ну и жарища сегодня была, - Рыж заметно раскраснелся и язык у него слегка заплетался, - думал, нырну в Пежму не раздеваясь, весь день старался под навесами прятаться, а все ж припекало.
  - Мы, знаешь ли, заметили, - сварливо буркнул Бойко с набитым ртом. - У нас навесов не было, а пожрать нам никто не принес.
  - А чего с собой не захватил? Или мамка положить забыла, так ты голодным остался? - поддел его Рыж, чувствительно тыча в плечо. Паренек вскинулся было, но передумал, вместо этого щедро отпивая из жбана. - Ветер-то понятно, ему некому приготовить да постирать портки, все сам.
  - Угу, - хмыкнул Ветер, дожевывая кус пирога, - только вчера кто-то мне не то что поесть, поспать не дал, а сегодня даже водички названому брату не принес.
  - Э-э, - Рыж виновато развел руками, - виноват, исправлюсь. Что у вас интересного приключилось?
  Бойко и Ветру частенько было что рассказать, люд мимо них проходил самый разный, да и нелюдей хватало. Диковин они навидались, и казалось, их ничем не удивить уже. Рыж, несмотря на схожий род занятий, не утратил способности восхищаться и живо интересоваться всем необычным. Стражники сидели под раскидистой ивой на берегу небольшого прудика, недалеко от стен детинца. Солнце еще не зашло, но внутри, за стенами, уже сгущались сумерки.
  - Дождь с нами приключился, - Бойко все еще злился на Ветра и на всех вокруг, потому рассказывать не спешил. По обыкновению именно он делился впечатлениями дня, Ветер на слова был скуп.
  - Перегрелся что ли? - Рыж хохотнул и снова ткнул Бойко, - Какой дождь?!
  Бойко выразительно взглянул на Ветра, и промолчал. Рыж переводил взгляд с одного на другого, предвкушая необычную историю, и наконец не выдержал.
  - Давайте уже, рассказывайте, не томите честного человека.
  - Это ты-то честный человек? - фыркнул Бойко, уворачиваясь от очередного тычка. - Ладно, так уж и быть...
  - Помнишь историю с Топями? - перебил его Ветер, задумчиво глядя на друга. Шальная улыбка сбежала с лица Рыжа и он молча кивнул, ожидая продолжения. - Я сегодня видел ее снова, а потом пошел дождь. Шел только над нами и совсем недолго.
  - Думаешь, за столько лет она тебя еще помнит? - усомнился Рыж. Ветер пожал плечами и допил остатки кваса из жбана.
  - Эй, вот сейчас вот было нечестно! - возмутился Бойко, у которого отобрали славу рассказчика. - Что за история с Топями-то? Кто такая 'она'?! Ветер весь день меня мурыжит, вокруг да около ходит. Что там такого-то? Ну болото, ну ручей, ну болотники живут...
  Ветер вскинул голову и окинул паренька тяжелым взглядом. Бойко с матерью всего пару лет как поселился в крепости, не было ничего удивительного в том, что он ничего не знает о Топях, хотя все местные мальчишки эти байки с детства назубок знают.
  - Ты знаешь, почему люди на болотах пропадают? Почему закон есть не соваться в рощу, и в Топи людям ходу нет, а коли кто там оказался, его сразу в покойники записывают?
  - Н-уу, гиблое место, говорят, - неуверенно протянул Бойко. Мужчины переглянулись. Ветер покрутил в руках опустевший жбан и принялся рассказывать.
  - В то время я был не старше тебя. Мы с Рыжем вечно ввязывались в драки, на каждом торге не пропускали кулачные бои стенка на стенку, свары устраивали десятки раз на день. В один такой день я и подрядился на спор пойти в Топи и вернуться к утру. Дело было к вечеру. Добрался я до приграничной рощи уже в сумерках. Красотища там, да только я той красы и не замечал, трусился от страха что твой заяц. Сказывали, что издревле между людьми и болотниками заключили договор: люди не заходят на их территорию, а они - на территорию людей, но, ежели кто в сумерках окажется на болотах, то будет принадлежать им навсегда. Поначалу, между нами даже торговля была, но когда стал народ пропадать в топях, а на болотников - нападать на улицах, да на торжище - перемирие кончилось. Издали указ, кто увидит в городе кикимору болотную или болотника, водяного или русалку, должен существо изловить и доставить властям для умерщвления. В назидание за пропавших. Болотники ушли и больше не показывались. В город им ходу нет, выглядит их братия так, что любой сразу узнает...
  - А как они выглядят? - перебил Бойко. - Ты их видал же, расскажи! Правда, что они зеленые и все в тине? И пахнет от них гнилой рыбой?
  - Правда, что зеленые, а пахнут они студеной водой и лесом..., - Ветер осекся на полуслове и поймал насмешливую полуулыбку Рыжа, - а тухлой рыбой от упырей воняет, да от болотниковой стражи - щуров. У русалок - хвост есть, а у кикимор - ноги как утиные лапки от колен до пальцев.
  - А правда, что у болотниц чешуя на лице? - снова перебил Бойко.
  - Нет у них чешуи, кожа как кожа, зеленоватая только.
  - А мне сказывали, что она на солнце горит золотом, чешуя-то.
  - А ты верь всему, как дурак, - не вытерпел Рыж, вклиниваясь в разговор. - Слушать надо того, кто наверняка знает, а не байки стариковские.
  - Не чешуя это горит, - тихо, с сомнением, словно вспоминал слова давно забытой песни, сказал Ветер, - у кикимор по коже узор идет, словно внутри солнце, ну, как если оно сквозь листву просвечивает и узор получается... переливчатый.
  Ветер замолчал ненадолго, а Бойко и Рыж, пораженные его тоном, примолкли. В другой раз они не преминули бы подшутить над той любовной лаской, что прозвучала в его неуверенном описании. Наконец, стражник тряхнул головой, прогоняя видения прошлого, и продолжил рассказ.
  - В общем, сунулся я в Топи к ночи, как последний дурак, да и заплутал впотьмах. Солнце село, повылазили упыри. Меня на островок какой-то загнали, как по трясине пробежал, не увяз, до сих пор не знаю. Я с перепугу на ольху забрался, трясусь так, что с дерева сучья сыплются. Думал, хуже уже и быть не может, а потом пришли болотники со щурами. Щур - вроде змея, только с лапами, чешуя жесткая, как панцирь, а пасть длинная, с кучей зубов. Ростом они с медведя, злющие же как шатуны. Болотники на них ездят, как мы на лошадях, и поводья у них непростые, то ли ядовитые, то ли заговоренные - от них на коже волдыри вскакивают. Сняли они меня с дерева, поводьями к щуру прикрутили и потащили к князю своему, как нарушителя границы.
  Ветер умолк и поднял лицо к потемневшему темно-синему лоскуту неба над головой, на нем уже посверкивали первые звезды. Трава намокла от выпавшей росы, а от земли тянуло ощутимой прохладой - все же еще только весна. Рыж шумно с хрустом размялся и предложил перебраться в корчму к Полелю, поужинать. Бойко разрывался в сомнениях между желанием дослушать историю и нежеланием плестись в бандитское логово, коим считался в городе 'Веселый лис'. Любопытство пересилило, и троица отправилась ужинать.
  'Веселый лис' был полон. Кивнув верзиле на входе, Рыж и Ветер потопали прямиком к кухне, попутно хлопая по спинам, плечам, затылкам знакомых собутыльников. Бойко замешкался на пороге, озираясь. По стенам заведения вперемешку были развешаны охотничьи трофеи и оружие, предусмотрительно лишенное убойной силы - луки со снятой тетивой, тулы без стрел, арбалет с перекрученными плечами. Хозяин, далекий от охоты, и отродясь в руках ничего, кроме ножа и топора не державший, собирал весь этот хлам с пылкостью влюбленного дурака, и на все шуточки отвечал, что у каждого уважаемого человека должна быть своя неприличная страстишка.
  Вышибала легонько подтолкнул Бойко в спину, от чего тот едва не пропахал носом застеленный свежей соломой пол. Паренек обернулся, готовый дать отпор, но тут кто-то дернул его за рукав. Ветер и Рыж уже подвинули выпивох за одним из столов, разжились снедью и уплетали ее за обе щеки. За рукав же Бойко дергала миловидная, круглолицая девушка с подносом, заставленным кружками - Нежина, хозяйская дочка.
  -Будешь носом водить, эти двое все слопают без тебя, - промурлыкала она, - с ними нужно ухо востро держать, особенно, такому как ты.
  - Какому такому? - Бойко вспыхнул и забыл о вежливости.
  - Такому, - хихикнула девушка, развернулась так резво, что толстая русая коса увесисто хлопнула паренька по лица, и умчалась, позванивая кружками.
  Раздосадованный Бойко поплелся к друзьям и уселся рядом на лавку. Ветер молча подвинулся, освобождая ему место и придвигая поближе плошку с дымящимся кушаньем, судя по запаху - то ли тушеному кролику, то ли голубю с морковкой. Корчма гудела от разговоров, на троицу никто не обращал внимания. Бойко слегка расслабился и принялся уплетать горячее, макая в подливку ломоть свежего хлеба.
  - Ветер, а что дальше-то было? - с набитым ртом спросил паренёк. Ветер и Рыж снова переглянулись. Рыж дернул плечом, как бы говоря: ты эту кашу заварил, сам и расхлёбывай.
  - Что было? - пожал плечами гридень. - Приволокли меня к князю тамошнему, главному болотнику. А он ростом-то невелик оказался, только волосами зарос так, что одни глаза и видны. Сидит он что твой паук, трон у него из широкого пня, а по сторонам стена из веток сплетенная, да какими-то ползучими цветами увитая.
  - Как ты все разглядел, ведь ночь была? - усомнился Бойко.
  - Ночь-то ночь, да у них все болото светится призрачными синими огоньками, а вокруг островка, где трон, эти огоньки в прозрачные шары собраны, вроде как светильники. Живой огонь болотники не очень любят, факелами почти не пользуются. Да и на что им огонь, когда они сырое едят. Сидит их князь, а по сторонам - дружинники с копьями, почти голые, так, срам прикрыт какими-то обносками. Меня швырнули под ноги им, на своем языке булькают, решают, что со мной делать. Князь ко мне по-нашему обращается, спрашивает что-то, а я со страху то ли все слова забыл, то ли он так говорил, что я не уразумел. Они снова забулькали, заволновались, позвали кого-то...Вот тогда я ее в первый раз и увидел.
  - Кикимору? - Бойко от нетерпения подскакивал на месте как уж на сковородке.
  - Кикимору, - кивнул Ветер. - Я к тому времени отупел уже от страха, смирился, что убивать будут, стою на коленях, и меня волнует только, что сучок больно впивается в кожу, а пошевелиться не могу. Смотрю в землю, вдруг вижу, лапки гусиные перед носом прямо. Я так удивился, что глаза поднял, а там от колен и выше девичьи ножки, ладные такие, бедра крепкие, плоский живот и маленькие грудки с темными сосками. Вся эта краса только гривой волос прикрыта и бусами да браслетами. Смотрит на меня это диво дивное, а я - на нее, рот раззявил. Она тихонько так засмеялась и спрашивает меня: кто таков и что тут ночью делаю, разве про закон не ведаю?
  Я отвечал, что про закон ведаю, да проиграть спор не могу, потому что я никогда не проигрываю. Говорю, не держал злого умысла, заблудился с перепугу. Хотел только в роще у ручья переночевать, да воды в доказательство набрать оттуда.
  Кикиморка перевела все это своему князю, он нахмурился, что-то булькнул. А вокруг как загалдели все, копьями застучали. Тот болотник, что меня вез, ткнул меня древком в спину так, что я под ноги кикиморе повалился. Она тоже нахмурилась, хотела было рот открыть, да смолчала. Я краем глаза увидел, как князь болотный ей головой покачал, мол, уйди, не вмешивайся. Князь приказал меня в темницу посадить до утра, а на рассвете утопить. Дружина потребовала. Давеча у них какой-то хмырь болотный погиб, застрелили его из арбалета прямо в роще. Вот они на меня и подумали. Затолкали в клетку, чуть больше короба - ни встать, ни лечь, но путы сняли. Саднило нещадно, кожа вся струпьями покрылась от них, а почесать никак - ни руки, ни ноги не шевелятся.
  Ветер перевел дух, приложился к кружке с медовухой. Рыж слышал эту историю очень давно, с тех пор они не обсуждали, ту ночь, а потому внимал сказанному не меньше Бойко, только что на лавке от нетерпения не прыгал.
  - А дальше? Что дальше-то? Как ты выбрался? - Поторопил Бойко, цапнув кружку с медовухой, отпил и поперхнулся от крепости. Ветер добродушно усмехнулся и похлопал его спине.
  - Выбрался благодаря кикиморе той. Уже светало, когда она пришла. Сунула мне в рот какую-то бутыль, влила в горло жидкость, я, вот как ты сейчас, чуть не сгорел изнутри, но столбняк отпустил. Она клеть отперла, я кулем вывалился наружу, она что-то зашептала надо мной и все раны закрылись, даже царапина от сучка на колене. Я было встал, но меня качнуло от слабости, и я за нее уцепился. Она наощупь шелковистая, как шкурка у котенка. Стою я, пялюсь в лицо ей. Глаза у нее красивущие, а губы как ягоды, но самое невероятное - золотые узоры под кожей. Чем дольше я смотрел, тем ярче они становились, и мне казалось, они вот-вот в слова сложатся, я пойму что-то важное тогда. Она меня встряхнула и по мордасам съездила так, что искры из глаз полетели. Я протрезвел немножко. Кикимора спрашивает: бежать сможешь? Надо уходить, не то поздно будет. Мы и побежали, да только с ее ногами быстро не побегаешь. Она отстала сразу, рукой махнула, дорогу показала. Я уперся: не пойду, говорю, без тебя. Кикимора рассердилась на меня-тупицу и говорит: первый раз вижу придурка, которому жизнь немила. Я тут опомнился уже, а она меня повела к ручью - плыть-то ей сподручнее, тем более, по течению. Мы нырнули, вода студеная, я чуть не утоп, так грудь сдавило от холода. Она меня вытолкнула, плыть помогала, пока я не разогрелся. До рощи мы вплавь добрались, там на берег выкарабкались. Уже солнце встало, за мной поди уже охота началась, а я все наглядеться на нее не мог. И сам не понимаю, что на меня нашло. Она меня гонит, сердится, а потом расплакалась. Я, говорит, знаю, что ты не виноват, что не убивал, и князь знает, да только у болотников и князь лишь первый среди равных, а большинство решило, что ты виновен. Беги, говорит, скорее, не то зря всё. Хотел я, было, поспорить, да тут зашумело что-то вдалеке. Кикимора встрепенулась, залопотала на своем языке, и ливень пошел такой сильный, что впору ослепнуть и оглохнуть, гроза разбушевалась, а над нами - чистое небо. Я развернулся и побежал к детинцу. Пока сквозь грохочущий ливень и сверкающие молнии бежал, на меня ни капли не упало.
  Ветер полез за ворот и вытащил веревочку, зажав в кулаке какой-то предмет.
  - Знаешь, что в этом самое удивительное? - спросил он Бойко. - Уже дома я обнаружил, что всю дорогу сжимал кулак, а когда хотел разжать его, то не смог. Рыж помогал. Кикимора мне на прощание подарила оберег от самой себя...
  Ветер раскрыл кулак и выпустил на свет круглый серый камешек с дырочкой посередине - громовой камень.
  - Этот дурень даже имя ее не спросил, - фыркнул Рыж над ухом Бойко. - Засмотрелся на голую бабу, пусть и зеленую.
  - Посмотрел бы я, как ты имя спрашиваешь, когда тебе смерть на пятки наступает. - Ветер беззлобно пихнул кулаком Рыжа, спрятал оберег и уткнулся в кружку.
  - И что, с тех пор ты ни разу ее не видел? - Бойко задумчиво проследил взглядом за исчезающим за пазухой камешком.
  - Видел. Несколько раз во сне. Сегодня вот опять...- Ветер покосился на хрюкающего в медовуху Рыжа. - Ну, давай, глумись уже вслух.
  - Ой, что это были за сны... - заржал корчемник. - Ножки ладные, грудки крепкие... Жениться тебе пора, Ветер, я тебе давно это твержу.
  - Кто бы говорил, - хмыкнул Ветер и покосился на пробегающую мимо круглолицую девчонку. - Вон, Нежина заждалась тебя, небось, да ты не спешишь.
  - Ветер, а ты, часом, не выдумал все это? Разыграть меня решили? - Бойко подозрительно насупился. Ветер и Рыж в который раз переглянулись и расхохотались. Паренёк покраснел как свёкла, даже уши загорелись, выскочил из-за стола и рванул прочь - на сегодня с него достаточно впечатлений.
  Названые братья поглядели ему вслед. Ветер коснулся громового камня через рубаху, а Рыж цокнул языком. Столько лет утекло. Ветер старался не думать о том, что с ней стало, с той кикиморой, после его спасения, ведь она пошла против своего рода. Столько лет он просто жил, радуясь каждому новому дню, только во время грозы становился сам не свой.
  Глава 2.
  Левзея проснулась, едва первый солнечный луч коснулся верхушек деревьев. На болотах царил серый сумрак, разгоняемый лишь мертвенным голубоватым светом от гнилушек. Княжна любила спать под открытым небом, чем вызывала недовольство родни и свиты - ведь кто-то должен был оставаться с ней в таком случае. Под ногами сонно заворочался щур, кикимора нежно погладила его по носу, самой чувствительной части бронированного ящера, и с разбегу нырнула в воду. Отец устал спорить с дочерью, менять охрану, не успевающую уследить за свободолюбивой княжной, и, в конце концов, подарил ей безупречно выдрессированного боевого щура. В черной воде Левзея без труда отыскала Ромашку, свернувшуюся клубочком на илистом дне. Болотники предпочитали спать на глубине - и прохладнее, и тише, и слепящий солнечный свет не режет глаза, превращаясь в рассеянную дымку. Щур, последовавший за хозяйкой, поднял со дня тучу песка и ила, игриво ластясь к обеим кикиморам. Сонная Ромашка вынырнула вслед за сестрой у заболоченного берега, поросшего осокой и камышом. Кикиморы растянулись на прохладной траве, щур остался в зарослях неподалеку.
  - Снова пойдешь в рощу? - позевывая спросила Ромашка. - Не нагляделась еще?
  - Я придумала кое-что получше, - шепотом отозвалась Левзея. - Обещай, что не выдашь меня отцу!
  - Не могу обещать, пока не узнаю, в чем дело, - нахмурилась Ромашка.
  - Тогда я ничего не скажу, - пожала плечами Левзея и села. Сестра повторила ее движения, прильнула к ней, положила голову на плечо и обвила руками за талию.
  - Я волнуюсь за тебя, глупышка. Ты что же, не понимаешь, как на тебя народ смотрит? Да к тебе же не сватался никто уже сколько лет, хоть ты и княжеская дочь. Боятся тебя, юродивой за глаза кличут - спишь на воздухе ночами, пропадаешь в лесах днем, когда приличные болотники носа не кажут из воды, говоришь на человечьем языке лучше, чем на нашем. Батюшка уже отчаялся тебе мужа сыскать.
  - Батюшка и не станет меня отпускать, я ему как толмач уже не раз пригодилась. Я еще и на лесном наречии говорю, забыла?
  - Как же тут забудешь, - Ромашка вспыхнула от смущения, вспоминая красавца-лешего, с которым недавно отец совет держал по охране границ, Левзея тогда переводила, а Ромашка пряталась и подсматривала. Левзея прижалась щекой к макушке младшей сестры. Кому как не ей знать, что та чувствует. Смятение, волнение и сомнение - ведь нравится тебе не приличный болотник из хорошей семьи, и даже не бедняк со старицы, а чужеродное существо. Ромашка и посол из лесного народа знали друг друга с детства. Младшая сестра увязывалась за Левзеей в ее походах к стене детинца, а соскучившись, заигрывалась с лесным народом - лешими и дриадами. Кажется, и юный леший в политику подался исключительно ради кикиморы.
  - Я в город пойду, на торг, - шепнула в волосы Ромашки старшая сестра. - Я уже и плащ раздобыла, у зазевавшегося купца утащила, и платье умыкнула у одной из девок, пока те в Пежме плескались, а сестрица Ряска их отвлекала.
  - Нет! - Вскинулась Ромашка, вцепившись в руки сестры. - Нельзя туда, что ты?! Если тебя поймают - убьют!
  - Не поймают, - отмахнулась Левзея, скрывая дрожь в голосе смешком. - Я глаза отведу - меня увидит только тот, кто знает, что видит перед собой, остальные даже не поймут, кто я такая и сразу забудут обо мне.
  - Говорят, в старину кикиморы могли становиться невидимыми, - вздохнула Ромашка, - нам бы пригодилось это умение.
  - Нам?
  - Я пойду с тобой, ты что же думаешь, я тебя брошу в такой опасной затее? - молоденькая кикимора свела брови и решительно взглянула в глаза Левзее.
  - Нет, не пойдешь! - Возразила старшая кикимора и прижала палец к губам сестры, которая пыталась, было, возразить - Платье только одно. Ты нужна мне здесь, чтобы успокоить и отвлечь батюшку. Я вернусь. Обещаю, что буду очень осторожна.
  Кикиморы добрались до приграничной рощи засветло. Утреннее солнце вызолотило воду ручья, траву и деревья, и лица сестер, мерцающий узор под кожей обеих сделался ярче под его лучами. Утро было по-весеннему прохладным, ветер шуршал листвой, путался в камышах и рябил воду. Левзея вынула из-под камня припрятанную одежду и, не без труда, нарядилась. Выглядела она диковато в вышитой белой рубахе, понёве и мужской суконной епанче. Ромашка, как ни старалась, не смогла сдержать смех.
  - Что, все так плохо? - с сомнением спросила Левзея.
  - Без отвода глаз не обойтись, - давясь от хохота, ответила Ромашка, и вдруг посерьезнела. Вынула из волос сестры кувшинку, усадила ее на траву и принялась выплетать волосы в косу вокруг головы. - Чем-то бы голову прикрыть...
  Левзея прижалась щекой к ладошке сестры и встала. Щур нетерпеливо постучал хвостом, видя сборы хозяйки, да только та покачала головой и приказала уходить с Ромашкой.
  - Остерегись там! - Младшая из кикимор вскочила на спину щуру, шлепнула ладонью по шее и оба исчезли в блестящем полумраке рощи.
   Перед воротами, запертыми на ночь, собралась небольшая очередь путников, желающих войти в город. Стены детинца уже вовсю заливал солнечный свет, но стража не спешила отворять. Толпа у ворот прибывала. Пеший люд сидел прямо на земле, подстелив плащи, кто побогаче - на телегах. Одинокий всадник, запыленный и уставший, маячил чуть поодаль и не торопился спешиваться.
  Левзея с замиранием сердца приблизилась к толпе - самое время проверить отводящие глаз чары, чему все кикиморы болотные учились с малых лет. Взгляды людей скользили мимо. Никто не обратил на нее внимания...почти. Левзея поймала удивленные взгляды двух лесовиков, затесавшихся меж людей. Они привезли на торг редкие растения, причудливые плетеные короба и корзинки, коими была завалена вся их телега. Впряженный в нее лось поводил тяжелой головой с ветвистыми рогами и неодобрительно фыркал. Старший лесовик, мохнатый чуть не до глаз, с крючковатым носом-сучком поманил кикимору узловатым пальцем. Делать нечего, пришлось подойти. Левзея вежливо поздоровалась, поневоле оглядываясь вокруг. На лесовиков ее магия не действовала, они видели ее как есть. Судя по всему, торговцы они были опытные, в городе бывали не раз, и о распрях горожан с болотниками наслышаны.
  - Утро доброе, княжна, - поклонился лесовик в ответ.
  - Батюшка леший, ты пошто решил, что я княжна? - Левзея попыталась прикинуться дурочкой, авось прокатит.
  - Да вот разглядел на солнышке твои нежные щечки узорчатые, - усмехнулся лесовик. - Ты что ж, девица, не знаешь, что сюда вашему люду ход закрыт? Осерчает стража-то, внутрь не пустит. Негоже, ежели обидят такую красоту.
  - Знаю я, батюшка, про вражду, да только надо мне туда попасть по делу, на торжище. Не заметит меня стража, если ты меня не выдашь.
  - То-то я смотрю, люди глаза отводят, не таращатся на тебя, как на диво какое. Болотники и в других местах - редкость, а тут и подавно. - Леший задумчиво почесал в затылке и переглянулся с молоденьким лесовиком. - Вот что, девица, мы с внучком, стало быть, не выдадим тебя. Садись к нам на телегу, довезем тебя до самого торга.
  Левзея лукаво взглянула на лесовиков, прежде чем принять предложение, спросила:
  - Что хотите взамен?
  - Ох, девонька, умна не по годам, - хмыкнул старший лесовик. Младший смущенно отвел глаза. - Ты, часом, не сама ли княжна-толмач, правая рука болотного князя Омутника?
  Левзея покачала головой, не спеша сознаваться. Лешие - народ хитрый, во всем выгоду ищут, а по части интриг - первые в лесу.
  - А если и так, то что?
  - Да не помешало бы нам связи торговые расширить, богатство наше приумножить, а то дела как-то ни шатко, ни валко идут, да только Омутник - знатный затворник, без протекции к нему не попадешь. Вот поможем мы тебе, красавица, а ты бы за нас батюшке слово замолвила.
  Левзея рассмеялась журчащим смехом.
  - Быть по-твоему, батюшка-леший, - кикимора неловко распутала завязки плаща, скинула его на возок и запрыгнула сама.
   Ворота отворились со страшным скрипом, музыкой прозвучавшей в сердце болотницы. Сколько раз на рассвете она слушала этот звук, а потом появлялся ее ненаглядный. Народ медленно потянулся внутрь. Сегодня на входе дежурили два суровых, пожилых вояки. Они зорко следили, чтоб никто не проскользнул, не заплатив входную пошлину. Лесовиков, державшихся за борта телеги, на которой восседала Левзея, даже не заметили.
  - Ох и добрые чары у тебя, княжна, - подал голос молоденький леший, едва они миновали ворота даром и зашагали в сторону пустыря на берегу Пежмы. - Еще и торговля не началась, а мы уже не в накладе.
  Левзея только плечами пожала, довольная, что так легко прошла самую трудную часть пути. Сердце ее радостно билось в предвкушении чудес. Кто знает, вдруг она сможет увидать своего стражника. Порасспросить бы о нем, да так она ведь даже имени его не знала. Недосуг тогда спрашивать было, когда от казни его спасала. Впрочем, не беда, коли не встретятся. Левзея давно мечтала поглядеть на торжище, попробовать кушанья человечьи, да раздобыть себе и любимой сестре браслеты из цветных каменьев или низку бус, у болотников таких не водилось.
  - Ну, приехали, - лешие остановились. Левзея спрыгнула на землю и огляделась. Вокруг простирались ряды разноцветных шатров, повозок, крытых полотном от солнца, лотков и развалов. Лешие расположились недалеко от вытоптанной, пыльной площади. Посреди торчали несколько столбов с тележными колесами наверху. К спицам крепились прочные канаты с петлей внизу. Болотница уставилась на эту странную конструкцию с удивлением, открыла было рот, спросить для чего это, но не успела. Подлетела ватага ребят, толкая и ссорясь, самые шустрые влезли в петли и принялись раскручивать колесо, делая громадные шаги. Левзея поняла, что это такая забава.
  - Мы к ночи в корчму поедем. 'Три Плотвы' называется. Там привечают таких как мы, нелюдей. Хочешь, приходи, как свечереет. Плату с тебя не возьмем, - предложил молодой леший кикиморе. Она вежливо кивнула, мол, поняла, и попрощалась. Союзы леших и болотников не были редки, дети от таких союзов звались лесавками. По части проказ они превосходили всех вокруг: заманивали путников в трясины, водили по лесу до изнеможения, а внешностью же удавались кто во что горазд: то ли леший, то ли болотник, то ли вовсе человек. Левзея подозревала, что внук лешего как раз из таких. Уж очень маслянно поблескивали у него глазки, когда он бросал взгляды на нее всю дорогу. Небось, уже просчитывал, как женится на княжеской дочке. Кикимора фыркнула себе под нос. Её сиятельный батюшка - князь Омутник - дочерям даже думать не позволял о таком. Слыханное ли дело - княжеские внуки - полукровки. Ромашка, влюбленная в лешего, не смела перечить отцу, смиренно терпела бесконечные смотрины и вереницу женихов. Князь, давно смирившийся со странностями старшей дочери, и нашедший ей применение, все никак не мог взять в толк, почему женихи вдруг иссякли и у младшей. Обе его девки слыли красавицами среди болотников. Ему и невдомек было, что Левзея строила женихам козни, подговаривала, а то и подкупала кикимор, чтобы рассказывали про сестер всякие страсти. Например, последнего жениха Ромашки она отпугнула задушевным признанием, что на самом деле ее сестра - страхолюдина бесноватая, а на смотринах князь показывает незнатную кикимору из челяди. А невесту выдадут ему в жаркий полдень, когда солнце слепит, под покровом, завернутую до глаз, и поздно плакать потом будет. На чем женился - с тем и живи.
  Ромашка, узнав об этом, смеялась до колик в животе, обнимала сестру, а потом ревела от страха - вдруг отец прознает.
  Левзея шла между рядами, улыбаясь своим мыслям, но не забывая поглядывать по сторонам. Несмотря на раннее утро, торговля шла бойко. Народ толпился у скоморошьих шатров. Это диво кикимора видала и у себя в родных топях. Среди бродячих музыкантов и скоморохов попадались не только люди, но и разная нечисть. Такие заглядывали и к ним на болота. Князь не противился, позволял показывать представления вечерами, да только выпроваживали их, едва веселье закончится, расплатившись, конечно.
  Кикимора остановилась поглазеть на представление. Дюжий мужик заставлял плясать медведя на цепи. Рядом тренькал на балалайке босой и косоглазый мальчонка в замызганной рубахе. Медведь, худой и грязный, остервенело дергал головой, звеня цепью, но послушно приседал и кланялся под свист и улюлюканье зевак. Рядом с шатрами стояли лотки со всякой снедью: рыбой, дичью, ранними овощами и соленьями-копченьями. В толпе сновал лоточник с большим подносом на лямке через плечо. В воздухе плыл аромат сдобных кренделей, пирожков с начинкой, шанег со сметаной. Чары работали безотказно: люди не понимали, что перед ними болотница, скользили взглядами мимо и тут же забывали о ней. Левзея, пользуясь суматохой, утянула крендель с лотка и рискнула попробовать. Непривычный вкус поразил ее. Она долго жевала кусочек, пока тот не превратился в сладковатую, клейкую кашицу и проглотила с явным наслаждением. Левзея неторопливо шла дальше, увлекаемая потоком людей, вертела головой по сторонам и впитывала новые звуки, запахи, краски и лица. Впереди показалась утоптанная ровная площадка. Вокруг столпился народ, за спинам не было видно, что происходит внутри кольца. Кикимора медленно пробралась ближе, замирая всякий раз, стоило кому-то задержать на ней взгляд подольше.
  Внутри бились на кулаках два бойца. Обнаженные по пояс, босые, они с обманчивой легкостью двигались друг против друга, то вдруг ныряя, то бросаясь ужом на соперника. Левзея пригляделась и обомлела от восторга и ужаса. Одним из бойцов был тот самый светловолосый страж врат. Он двигался крадучись, с ленцой, гибкий и поджарый, словно кот, небрежная улыбочка поигрывала на его губах, когда он жестами подначивал соперника. Его противник был выше и крупнее него, с рыжими, коротко стрижеными волосами, широкоплечий и статный.
  Рыжий нападал, норовя попасть кулаком в голову, а светлый проворно уходил в сторону, несильно тыча противника кулаком под ребра, тем самым раззадоривая публику. Мужики возбужденно галдели, бабы охали, девки хихикали, мальчишки смотрели во все глаза и впитывали каждое движение, а ну как в свалке-сцеплялке пригодится. Левзея молчала, впитывая происходящее всей душой. Очередной рывок-бросок рыжего, и светловолосый поставил ему подножку, свалил на землю. Народ зашумел, боец обвел публику насмешливым взглядом. Левзея окаменела, встретившись глазами со стражником. Он замер, улыбка сделалась неуверенной, взгляд метнулся в сторону, и вновь вернулся к ней. Рыжий к тому времени поднялся, и, воспользовавшись замешательством соперника, нанес резкий, жесткий удар кулаком тому в душу. Светловолосый согнулся пополам, задохнулся и повалился кулем на землю. Рыжий вскинул кулаки вверх и заревел. Толпа вторила ему, улюлюкала и свистела. Левзея стояла, ни жива, ни мертва, не зная, что предпринять - то ли броситься к нему у всех на виду, то ли бежать подальше, ведь он увидел ее, несмотря на чары отвода глаз. Между тем, Рыжий поднял побежденного, помог ему выйти из круга и затеряться в толпе. В кругу уже готовились к бою другие кулачники.
  Левзея протолкалась наружу, встала посреди улицы, и огляделась. Как бы ни хотелось ей увидеть своего стража, осторожность взяла верх над любопытством. Кикимора неторопливо пошла по улице прочь, чтобы не привлекать лишнее внимание. Пора отыскать лоток с украшениями и выбираться отсюда. Ей еще предстоит выйти из города, а это ничуть не проще, чем войти. Болотница начала уставать. Солнце обливало торжище ярким светом и жаром. От пыли и запаха множества тел вокруг свербело в носу, глаза щипало, дышать стало трудно. Левзея огляделась по сторонам, в поисках воды, но нашла только тенистый угол между лотками с тканями и плетеными корзинами, забилась внутрь, укрываясь от беспощадных лучей, и тяжело осела на землю. Время текло полноводной рекой, слишком быстро, чтобы сопротивляться его ходу. Кикимора запоздало испугалась, что не сможет выбраться отсюда без помощи, которой и ждать-то неоткуда. Никто кроме сестрицы не знает, что она здесь. Лешие вряд ли озаботятся её поиском: ну не пришла ввечеру, так может, в каком другом месте нашла приют. Левзея негромко застонала и вяло пошевелилась, пытаясь встать. Большой, лопоухий пес, пробегавший мимо по своим собачьим делам, шарахнулся было в сторону, а потом, привлеченный незнакомым запахом подошел ближе. Черный влажный нос ткнулся в лицо кикиморы, та взмахнула рукой, отталкивая зверя. Пес отскочил и зарычал на всякий случай, совершенно сбитый с толку.
  Глава 3.
  Ветер с трудом отдышался. Рыж вылил ему на голову жбан ледяной воды и похлопал по плечу.
  - Что-то ты сдал, брат, - хохотнул он. - Давненько я тебя так легко не побеждал. На кого загляделся-то хоть? Может, пойдем, поищем ее в толпе? Приголубит тебя, битого.
  - Я ее видел... - Ветер фыркал, как большой кот и тряс головой, пропуская мимо ушей подначки, - кикимору, что меня спасла.
  Рыж нахмурился, огляделся, нет ли кого поблизости, и участливо спросил:
  - Тебе голову напекло или я тебе так вдарил, что мозги вышибло? Откуда ей тут взяться?! Ты забыл про войну с болотниками? Твоя кикимора чай не царьгородская девица, спрятать не получится.
  Ветер молча пожал плечами, утерся рубахой и натянул ее на себя. А ну, как и правда померещилось. Уж больно часто он стал вспоминать ее в последние дни. Друзья шагали прочь с ярмарки, Ветер нет-нет, да поглядывал по сторонам. Рыж недовольно скривился, язвительное замечание так и просилось на язык, но озвучить он его не успел. Ветер остановился как вкопанный, с изумлением глядя куда-то между ярмарочными палатками. Там, в тени, стоял большой пес и грозно рычал на кучу тряпья, из которой доносились слабые протесты. Стражник решительно зашагал к палаткам.
  - Ой, да ладно тебе, - рассерженно взвыл Рыж, - не на службе же сейчас!
  Ветер его будто и не слышал, он шуганул пса и рванул вверх копошащуюся под плащом кикимору. Та беспомощным кулем повисла в его руках. Понева с рубахой задралась до колен, обнажив гусиные лапы. Болотница задушено пискнула и спрятала лицо в ладонях. Подоспевший к тому времени, Рыж удивленно таращился на сие диво.
  - Хм...- откашлялся корчемный страж, первым приходя в себя, - не показалось, значит. Да поставь ты ее уже на землю, придушишь.
  Ветер бережно опустил кикимору, та отняла ладони от лица, покачнулась и плюхнулась на пятую точку. Стражи оторопело взирали, как она тщетно пытается одернуть подол и скрыть ноги. Губы Левзеи запеклись от жары, кожа посерела, а золотистые узоры поблекли, движения стали замедленными, неловкими.
  - Она пьяная что ли? - Громким шепотом спросил Рыж, толкая друга в бок.
  - Жарко, - прошелестела кикимора, подняла осунувшееся лицо вверх, силясь улыбнуться. Улыбка вышла кривая и виноватая. Да уж, вот так встреча. Видок у неё сказочный, упыри и те краше. Ветер отмер, протянул руку болотнице.
  - Идти сможешь?
  Та руку не взяла и покачала головой. Не то, что идти, она уже ни стоять, ни говорить не могла. Для водяного народа полдня на жаре и воздухе - верная гибель. Ветер подхватил ее на руки словно ребенка, укутал поплотнее ноги и понёс прочь. Рыж поспешил за ними.
  - Что ты задумал? - спросил он набегу.
  - Ей нужна вода, - бросил Ветер.
  - И как много воды ей нужно?
  Ветер только досадливо дернул подбородком. Он понимал, что если кто увидит под одежками болотницу, начнется переполох. Он и знать не знал про отводящую взгляд магию, а Левзея все думала, как же он нашел её, как увидел сквозь чары. Мысли скользили как ужи, скрывались под поверхностью, мелькали хвостатыми тенями в угасающем сознании кикиморы до тех пор, пока она окончательно не уплыла в глубину небытия.
   Ветер размашисто шагал к реке. Крутой берег у торжища сменялся пологим, Пежма здесь мелела и разбегалась двумя рукавами, обнимая островок посередке. Летом тут купалась ребятня, сейчас же вода еще не прогрелась, и островок пустовал. Ветер перешел вброд реку, чуть не выронив враз потяжелевшую кикимору из рук, вытряхнул ее из плаща и опустил в воду в зарослях рогоза. Рыж, с шумом и плеском шлепавший за ними, уселся на берегу.
  - У нее и правда ноги как у гусыни, у твоей зазнобы или мне почудилось? - Рыж приподнял густую бровь, озорно скалясь на друга, ему и в голову не пришло, что кикимора может умереть. Ветер стоял с непроницаемым лицом в воде, рядом с недвижимой болотницей, и молча уговаривал то ли ее, то ли себя: 'Ну, давай же, дыши!'. Его руки, со вздувшимися венами повисли как плети, только пальцы подрагивали, будто перебирали невидимые струны. Песчинки времени сыпались мучительно медленно. Кикимора вздохнула, выгнулась и молча забилась в воде, путаясь в одёже. Рыж взволнованно привстал, не ожидая подобного исхода, смачно выругался с досады. Ветер замер на мгновение, не понимая, как помочь, а потом выхватил нож из-за голенища и принялся резать намокшую ткань. Левзея билась в судорогах, силясь вдохнуть, набухшая одежда облепила все тело словно кокон.
  - Помоги, - рыкнул Ветер. Рыж отмер и бросился в воду на помощь, подхватил кикимору подмышки, удерживая, будто норовистого сома. Ветер рвал и кромсал понёву и рубаху под ней, пока не разодрал до ворота. Ткань разошлась, и стражи увидели, как под тонкой кожей кикиморы по бокам, там, где у людей нижние дуги ребер, трепещут жабры. Оба зачарованно смотрели, как оживает болотница, сливается цветом кожи с зеленоватой водой речки. Рыж выпустил из рук плечи кикиморы, та извернулась и нырнула поглубже. Стражники выбрались на берег, мокрые по пояс, вылили воду из сапог и растянулись на траве на небольшом пригорке, где посуше.
  - Маленькая, а сильная тварюшка, - Рыж отплевывался от набившейся в рот тины. - Титьки красивые. Понятно теперь, почему ты уходить от них не хотел.
  Ветер резко выпрямился, собираясь врезать другу подзатыльник, но передумал. Они переглянулись и расхохотались от облегчения.
  - Дубина ты неотесанная, - отсмеявшись, Ветер беззлобно ткнул названого брата кулаком в плечо. - Девка задыхалась, а ты на титьки смотрел.
  - Да я чуть в штаны не наложил со страху, пока она барахталась там. Думал, помрет еще, так ты окончательно сбрендишь, - Рыж посерьезнел. - Я ж думал, ты привираешь... ну так, чтобы любо послушать было. Добрая байка вышла про твое чудесное спасение вражиной болотной, а оно вон как, взаправду все обернулось... Как думаешь, вернётся она?
  Ветер только плечами пожал. Вскоре кикимора вынырнула у самого берега, поднялась во весь рост и замерла в зарослях рогоза. На ней ни лоскутка не осталось: искромсанное одеяние уплыло по течению, и плащ, скинутый второпях, тоже куда-то задевался. Ветер стащил с себя рубаху, жестом поманил болотницу, та неловко подковыляла к ним ближе и оделась. Рубаха оказалась ей до середины бедра.
  - Так-то лучше, весь срам прикрыла, - хмыкнул Рыж. Кикимора сверкнула глазами, но смолчала.- Что делать-то будем теперь?
  - Тебя как зовут? - вопрос этот вертелся у Ветра на языке много лет, а высказанный вслух прозвучал резковато и невпопад.
  - Левзея, - ответила кикимора, зачарованно протянула руку и коснулась камешка с дыркой, болтающегося на груди у стражника. Ветру показалось, будто её голос, словно серебряный дождик звенит, именно так, как он и запомнил. Он перехватил ее пальцы, сгреб в горсть и дернул к себе.
  - Ты как на торжище попала? Как через стражу на воротах прошла? А по улицам как шла неузнанной? - допрашивал Ветер, грозно сдвинув брови. - Зачем сюда явилась-то?
  - А имени твоего тогда не спросила, - кикимора заглядывала ему в лицо снизу вверх, - дай, думаю, зайду, выспрошу. Ни есть, ни спать не могу, счет хочу предъявить, а кому - не знаю.
  Левзея и Ветер сердито уставились друг на друга.
  Рыж согнулся пополам от хохота. Отсмеявшись, он хлопнул себя ладонями по коленям и с восхищением сказал:
  - У твоей зазнобы не только титьки да ножки хороши! Ох, языкастая девка, за словом в карман не лезешь.
  - У меня и карманов нет, - с досадой дернула плечом кикимора, рубаха при этом свалилась, обнажая ключицу и грудь. Ветер стремительно натянул ткань обратно ей на плечи и закатил глаза.
  - Ну и что мне делать с тобой теперь? В городе тебе нельзя оставаться...
  - На мне чары для отвода глаз. Я так и прошла мимо стражей врат, и на торжище осталась неузнанной. Видит меня только тот, кто знает, ЧТО он перед собой видит, остальные скользят взглядом и тут же забывают. Люди не могут меня заметить... - Левзея осеклась, и после паузы удивленно добавила, - кроме тебя, почему-то.
  Рыж с Ветром опять переглянулись, и Ветер остервенело резанул по воздуху возле шеи, красноречиво показывая, что ждет друга, если он сейчас откроет рот.
  - Чары, говоришь? - Рыж почесал в затылке. - Даже если ты в таком виде пойдешь по улице, не узнает никто?
  - Не знаю, - насупилась Левзея, - не проверяла. Может, они и вовсе не работают уже, раз вы меня увидели...
  - Ну, и что делать будем? - спросил Ветер обманчиво спокойным голосом, зло поглядывая на кикимору. - Бросим тут, так я в должниках навечно останусь.
  - Я одно место знаю, где её до темноты спрятать можно, только одеть не помешало бы, - хмыкнул корчемный страж. - Ждите здесь, я мигом.
  Ветер лежал на берегу, в траве, закинув руки за голову и щурясь на проплывающие в выцветшей синеве неба облака. Рядом сидела кикимора, молча и неподвижно, как истукан, взгляд пустой, словно смотрела она внутрь себя. Страж остро ощущал её присутствие, обнаженные руки и плечи то и дело покрывались гусиной кожей, а внутри клокотал гнев. Гридень и сам не понимал, злится он на кикимору, за то, что свалилась как снег на голову, или на себя, за то, что до мурашек страшится глядеть на неё и в то же время, что взглянет, а её и нет на самом деле.
  Рыж отправился раздобыть женское платье для Левзеи, Ветер наотрез отказался рисковать, и проверять работают ли отводящие чары, пока она не вернет ему рубаху.
  - Расскажи мне про свою магию, - попросил Ветер нарочито небрежно, чтобы отвлечься от непрошеных мыслей. Левзея встрепенулась, шумно вздохнула и посмотрела на него.
  - О чем именно ты спрашиваешь? - в ее голосе сквозила усталость. Стражник ощутил укол совести: её день лёгким не назовешь, а он пристает с расспросами.
  - Я помню, как ты кровь заговаривала. Потом ты сказала, что можешь глаза отводить, а давеча со мной очень странный дождь приключился, - Ветер прищурился, глядя на кикимору. - Ты и такое умеешь?
  - Умею, - усмехнулась Левзея, - водой управлять, боль и кровь заговаривать, глаза людям отводить. И всё.
  - Почему только людям?
  - У нас сказывают, что в стародавние времена болотников было гораздо больше. Они играючи управлялись со стихиями воды и воздуха. Дружили крепко со всеми родичами: русалками, водяными, лешими и даже с людьми. Только стали люди селиться повсюду, никого не спрашивая, болота сушить под пашни, выкорчевывать лес, запруживать реки. Все бы ничего, да мало этого показалось людям. Сочиняли они сказки, что волшебный народ зловредный: младенцев утаскивает, девок крадет, молодцев топит. Пугали сами себя, да и нас всех заодно так долго, что сами в это поверили. Дружба врозь пошла. Воевали все со всеми. Стали болотники думать, как защитить себя. Жил в те времена князь Тина, собрал он самых даровитых стихийников, призвали они великие силы колдовские да наделили свой народ умением скрываться от любых живых существ. Много веков мы жили скрытно. Понемногу распри между волшебным народом поутихли, скрываться от леших, да водяных нет надобности уже, хотя былая дружба все ж не вернулась. Да и колдуны среди нас повыродились за ненадобностью. Так и осталось умение только людям головы морочить, да глаза отводить.
  - Ладно сказываешь, - восхитился Ветер, - тебе бы в корчме под гусли... - Он осекся, осознав, что перед ним не человек. Болотница равнодушно пожала плечами.
  - Мне запросто, но люди таких как я не любят, особенно в здешних местах.
  - Что правда, то правда. Мне вот что не понятно, когда вражда пошла между нашими народами, люди в детинце заперлись, всех болотников погнали, почему вы не вошли скрытно и не перебили всех? Спалили бы все тут, да свои земли отвоевали. Или отводить глаза не все болотники умеют?
  - Все умеют, кто-то лучше, кто-то хуже, - Левзея помолчала и добавила, - почему не сожгли детинец, не знаю. Я всего лишь толмач у батюшки. На совет меня не зовут.
  - Так ты княжеская дочка? - изумился и вновь насторожился Ветер. Болотница хмуро кивнула, под ее рукой травинки свивались в причудливый узор. - Зачем же ты на самом деле пришла, ведь знала, что тут опасно? Соглядатаем?
  Кикимора отшатнулась, будто от удара и вскинула на него свои дивные глаза, пытаясь понять, взаправду спрашивает или шутит. Ветер не шутил, по-новому, холодно и оценивающе разглядывая её. Левзея выдержала взгляд, но узоры на её лице вспыхнули ярче от сдерживаемого разочарования.
  - Я тебя искала, - ответила она, - да вижу, зря... Мне пора. - Левзея поднялась, стянула через голову рубаху и швырнула стражнику. Он подхватил влажный комок ткани, а кикимора тем временем заковыляла к воде. Ветер догнал ее в один прыжок, схватил за руку и дернул на себя.
  Левзея ахнула от неожиданности и со всего маху ткнулась носом ему в грудь, вскинула подбородок, сердито сверкая глазами.
  - Отпусти меня, - свистящим шепотом потребовала она, - я вовсе не следить приходила. Отпусти, и больше никогда меня не увидишь.
  - Откуда мне знать, что не соврешь? Ты уже пробралась сюда, по торжищу разгуливала неузнанная. Может, вас тут таких много, только мы зазеваемся, нас во сне всех перережут, - со злой насмешкой спросил Ветер.
  Левзея недоверчиво уставилась на стражника, приоткрыла от возмущения рот, будто собралась выбранить его, и передумала. Он ей не доверял. Мысль ужалила болью, разлилась по всему телу, на глаза навернулись слезы. Он же не знает, что она годами приходила под стены детинца, рискуя быть пойманной и убитой, наблюдала за ним. Не знает, как долгими, летними днями, спасаясь от жара солнечных лучей на дне болот, лежала она и грезила о нём. Совсем иначе виделась ей эта встреча. В мечтах её человек улыбался и радовался, расспрашивал про неё саму, смотрела восхищенно-влюбленным взглядом, и нежно брал за руку. То было в мечтах, да долгих зимних снах подо льдом. Наяву сильный, высокий гридень крепко стискивал ее локоть жёсткими пальцами и сверлил сердитым взглядом. Кикимора опустила голову, пряча навернувшиеся слёзы.
  - Я тебя спасла там, в Топях, не для того, чтобы предать, - едва слышно прошептала она. Жгучий стыд жаркой волной окатил все тело. - Я с тех пор приходила в рощу каждый день, как только снег сходил и до нового снега. Я думала, вдруг узнаешь меня, или в рощу войдешь, звать станешь. Гадала, помнишь ли меня... Отпусти, я уйду. Насовсем уйду.
  Ветер разжал пальцы и выпустил кикимору из рук, та отступила на шажок, потом еще, а потом повернулась и бросилась бежать к воде. Гридень опомнился, нагнал и вновь схватил за руку.
  - Да стой же ты, дуреха, - он развернул ее к себе и приподнял ее лицо за подбородок. - Думаешь, такое можно забыть? Я в каждом ливне слышал твой шепот, думал, с ума схожу. Ни на одну девку смотреть не мог, некрасивые они мне казались. - Ветер коснулся громового камня на шнурке. - Сколько раз порывался снять вот это и выбросить, да так и не смог. На меня такой ужас накатывал, словами не описать, а ты просишь тебя отпустить?! Сначала, сними свои чары!
  Левзея нахмурилась, между бровями и по лбу разбежались морщинки.
  - Какие такие чары? - И задохнулась от внезапной догадки. - Постой, ты думаешь, я тебя приворожила?!
  Ветер кивнул, а кикимора снова попятилась, выставив руки ладошками вперед, и замотала головой.
  - Нет у меня такого дара! Я тебе что, ведунья деревенская?
  - Чем это вы тут заняты? - Рыж появился с другой стороны островка, помахивая небольшим тючком, и с интересом уставился на происходящее. Ветер шагнул в сторону и равнодушно пожал плечами, мол, ничего такого. Кикимора сделала неловкое движение в сторону воды, но страж предостерегающе наставил на нее палец.
  - Даже не думай! - он сорвал громовой камень с шеи и кинул в траву. - На вот, свой подарок, назад забери.
  Ветер замер, ожидая привычной волны невыносимого шума в ушах и боли, разрывающей голову, но так и не дождался. Он несколько раз пытался снять оберег, но всякий раз не выдерживал пытку и надевал обратно. Сейчас его окружали только привычные звуки: плеск реки, шелест листвы, щебет птиц и стрекот изока.
  - Что я пропустил? - Рыж снова подал голос.
  - Да ничего. Платье принес? - Рыкнул Ветер, и дернул подбородком в сторону кикиморы. - Переоденется, пойдем в 'Веселый Лис'. Пересидим до вечера, а как стемнеет - проводим через ворота. Там, кажись, дядька Некрас в ночном дозоре. Надо медовухи не забыть.
  - Я здесь корчму знаю, где нелюдей не гонят, меня лешие туда звали. Они утром назад едут, я с ними пойду, - робко предложила болотница.
  Рыж с Ветром переглянулись. Кажется, игра в гляделки уже становилась привычной.
  - А что, может и к лучшему там переждать до вечера. Вдруг её чары и не работают больше? Ты представляешь, сколько сегодня народу будет у Полеля, где там ее прятать? - Рыж выжидающе смотрел на друга. - Ну, Ветер, решай.
  - Ветер, - эхом откликнулась кикимора, услышав, наконец, имя стражника и впервые искренне заулыбалась, точно солнышко заиграло на её лице, - точно - ветер.
  - Знаю я это место. Будь по-твоему, - мрачно кивнул княжий гридень. - Надевай платье, идем уже.
  Кикимора быстро натянула рубаху через голову, а с сарафаном пришлось повозиться. Под веселые замечания Рыжа, она кое-как справилась с задачей, и решительно устремилась к броду. Ветер последовал за ней, а Рыж замешкался, шаря в траве.
  - Догоняй уже! - окликнул его названый брат.
  - Иду, - Рыж нашел, наконец, то, что искал: веревочку с дырявым камешком на нём и, усмехаясь, спрятал его в кулак.
  
  
  Глава 4.
  Корчма 'Три плотвы' стояла на самом берегу Пежмы, на отшибе. Публика тут собиралась весьма сомнительная. Каждый в округе знал, как и в случае с 'Веселым Лисом', где всегда можно было разжиться контрабандным пойлом, что если ты хочешь провернуть темное дельце, прибегнуть к помощи нелюдей или разжиться колдовскими вещичками посильнее травяных настоев бабки-вещуньи, то милости просим. Хозяйка-лесавка - озорная баба без возраста - в зеленом заморском платье с рукавами-крыльями, расшитом золотой и серебряной нитью, общалась с посетителями, переходя от стола к столу и перекидываясь парой слов. К кому-то подсаживалась поболтать подольше, смеялась, сверкая ослепительно-белыми, острыми зубками или шушукалась. Левзея загляделась на её наряд: такого, наверное, у самой княгини не было. Нездешнее, искусное вышитое узорочье так и хотелось потрогать. Кикимора представила себя в таком платье, как она идет между скамьями, да взмахивает рукавом-крылом, и смутилась. Лесавка была стройная, рослая и крутобедрая с крепкой, высокой грудью и копной каштановых волос, заплетенных на иноземный манер во множество мелких косиц с цветной ниткой в каждой. Хозяйка корчмы показалась Левзее сказочной красавицей. Куда ей, с ее утиными лапами да мелким ростом да в таком одеянии - смех, да и только.
  На столе перед кикиморой стояло блюдо с лягушачьими лапками в сметане с диким луком и травами, россыпь хрустящих, сушеных цветов и плошка с медом на сладкое.
  Ветер с Рыжем пробовать лягушатину отказались, заказали вместо этого дичь и пиво. Наконец, хозяйка присела на лавку возле их стола. С минуту молча разглядывала троицу, а потом тихо сказала: 'В моем заведении невежливо спрашивать, что здесь делает гость, поэтому я спрошу о другом. Ты знаешь законы здешних мест, девочка?'
  Левзея кивнула и бросила осторожный взгляд на Ветра.
  - Тогда берегись. В этом месте твои чары отвода глаз не действуют, любой может видеть тебя, будь то человек или нет. Болотники - ценный и редкий товар. - Ветер беспокойно шевельнулся, но лесавка предупреждающе подняла руку. - Успокойся, Зрящий, я не трону твою подругу... или невесту? - Хозяйка весело прищурилась, заметив смущение Левзеи и Ветра.
  - Мне нравится это заведение. Пожалуй, стоит заглядывать сюда почаще, - Рыж хохотнул и хлопнул ладонями по столу, забавляясь происходящим.
  - Милости прошу, стражник, - засмеялась лесавка, - гостям, у которых водится монета, всегда рады. Меня Рябиной зовут, кстати.
  -Как ты меня назвала? - торопливо спросил Ветер, когда хозяйка поднялась уходить, та удивленно воззрилась на него.
  - Так ты не знаешь? - она вновь опустилась на скамью, стрельнула глазами в сторону кухни. Почти тотчас прибежал мальчишка-лешачонок с подносом, на котором высился жбан пива и кружка. Лесавка кивнула мальчику, забрала поднос и водрузила на стол. Рыж заинтересованно покрутил носом, учуяв аромат пива в жбане. Хозяйка приглашающим жестом указала на кружки.
  Пока корчемный страж разливал пиво, она пристально разглядывала Ветра.
  - Давным-давно это селение, а потом и детинец, выросший вокруг, защищал не только князь со своими гриднями. Был у старого князя в дружине воин, да не простой. Не скажу, как звали, много воды с тех пор утекло, да только все его называли Зрящим. Был у него большой и очень редкий для человека дар - видеть любую волшбу и любых существ по ту и эту сторону Яви. В ту пору как раз случилась война между болотниками и людьми. У Зрящего было два сына и дочь, унаследовавших дар отца. Ежели б не они, нипочем бы не выстояли люди перед болотниками. Те окружили стены, навели отводящие взгляд чары, да незамеченными войти так и не смогли. Много народу тогда полегло с обеих сторон, погибли и сыновья Зрящего. Свара-то, известно, чем закончилась: каждый при своем остался. Люди за стенами укрылись, болотники - в Топях. По сыновьям колдун как ни печалился - пали в бою, в славе и почете, - да благодаря своему дару, продолжал он их видеть и слышать даже после смерти. А вот дочь пропала без следа после той битвы. Ни среди живых, ни среди мертвых найти ее Зрящий не мог. Вскоре от тоски он зачах и умер, а может, дар его измотал. Шутка ли, видеть и слышать сразу и лицо, и изнанку. Хоронили Зрящего с княжескими почестями. Дым от погребального костра в Ирии чуяли, не иначе. Дочь колдуна так никто и не видел больше.
  - А почему Ветер - Зрящий? И причем тут эта история? - Левзея непонимающе нахмурилась.
  - Почти век не рождались такие колдуны в здешних местах, - ответила Рябина, - думали, прервался род, а с ним и дар. Вижу, что все не так. Кто бы мог подумать, что из такого крикуна вырастет такой молчун.
  - Что это значит? - Оторопел Ветер. - Ты знаешь, откуда я родом?
  -Засиделась я с вами что-то, гости ждут, - заторопилась хозяйка. - Вверни-ка ему поскорее, что подобрал, - Лесавка тронула Рыжа за плечо, тот выложил на стол шнурок с громовым камнем. Ветер и Левзея одновременно протянули к нему руки, встретились взглядами. Кикимора отдернула пальцы, а Ветер сгрёб в горсть её давний подарок и неловко надел на шею.
  - Ты, девочка, поди и не ведала, какой подарок ему делаешь, - хмыкнула лесавка. - Твой оберег не только жизнь, он его разум охранял. Задержитесь у меня на денек. Денег за постой не возьму. Давно такие интересные гости ко мне не заглядывали, - хозяйка решительно встала и пошла прочь.
  Мужчины жарко заспорили в полголоса: оставаться или нет. Ветру страстно хотелось узнать, откуда он, но остаться - значит подвергнуть опасности болотницу. Рыжа и Левзею тоже распирало любопытство, да и расставаться так быстро кикимора не спешила. Ветер использовал последний довод в споре - кикимора не могла обходиться без воды слишком долго.
  - Так река вот она, прямо за порогом, - улыбнулась Левзея, - к тому же я редко сплю в воде. Мне нравится любоваться звездами, слушать ветер, ночные шорохи леса...
  Кикимора осеклась, заметив неподдельное удивление братьев.
  - А кто сегодня на торжище умирать вздумал, как бродячая кошка на земле валялся, и мяукнуть не мог? - Ветер насмешливо приподнял брови.
  - Запихаем тебя в бочку с водой, если вдруг поплохеет, - Рыж по-дружески звонко хлопнул её по плечу. Левзея охнула и потерла ушибленное место.
  - И как это батюшка-князь дозволяет своей кровиночке шляться целыми днями, когда приличные болотники спать должны? - снова уколол её Ветер.
  - А ко мне страж приставлен, - Левзея показала ему язык.
  - Ага, значит, не одна в город явилась!? - насупился Ветер. - Соврала.
  - Щур это! Мой собственный, боевой щур! - возмутилась кикимора. - Я его сестре оставила. Почему ты все время ищешь подвох?! Что я тебе сделала?!
  - Да не в тебе он подвох ищет, - не вытерпел Рыж, - он всё поверить не может, что ты здесь, и себе не доверяет... ай-ай, только в лицо не бей, а то меня девки любить не будут со свернутым носом!
  Рыж со смехом отбивался от тычков и затрещин друга. Левзея с улыбкой смотрела на их возню, а сердце трепетало от радости. Пусть ненадолго, но она всё же видит его, ненаглядного, так близко - протяни руку и коснись. Она чувствовала, что готова вытерпеть любые муки, лишь бы это счастье не заканчивалось.
  Под вечер народу в корчме заметно прибавилось. Левзея устала от шума и непривычной обстановки, и, чтобы не привлекать внимания, ушла на берег. Она воровато огляделась по сторонам, быстро скинула с себя одежду и с разбегу нырнула без единого всплеска. Ласковая прохлада воды обняла её, смывая усталость. Кикимора вынырнула в зарослях у берега, поудобнее устроилась на спине и запрокинула голову вверх. Над головой по темно-синему ситцу рассыпался звездный горох, над самой рекой курился белесый туман, скручивался в тонкие жгутики, словно дым. Яркие разноцветные всполохи расцвечивали небосвод у самой земли. Солнце уже закатилось, и свет стремительно угасал. Левзея закрыла глаза, прислушалась к голосам, доносящимся из корчмы. Река покачивала свою гостью на мелкой волне, убаюкивала, нашептывала дрёму. Кикимора не заметила, как заснула.
   Ветер сбился со счета, который жбан пива они с Рыжем осушили. Хмеля не было ни в одном глазу. Внутри угнездилось беспокойство, топталось суетливыми лапками, прикладывалось, вновь вскакивало и крутилось вслед за хвостом, словно зверёк. Он то и дело ловил на себе задумчивый взгляд хозяйки. Она уже не сновала между столами, а сидела в центре зала на небольшой скамеечке, лениво постукивая по обтянутому кожей бочонку. Ритм, вроде бы неспешный и случайный, притягивал, завораживал. Болтовня вокруг стихала, публика привычно ждала действа. Рыж в нетерпении ерзал на лавке.
  - Что это такое?
  - Ты что, ни разу не был здесь? - удивился Рыж.
  - Я гридень, не корчемный страж, - огрызнулся Ветер и встал, собираясь прогуляться.
  - Что ты смурной такой? Никуда не денется твоя кикимора, я видел, как она в реку ныряла. Отдохнет и вернется. Смотри лучше, что сейчас будет, - Рыж схватил названого брата за руку и силой усадил обратно на лавку.
  В корчме стало заметно темнее, народ раздался в стороны, образуя в центре круг. Рябина обвела взглядом присутствующих и хлопнула по натянутой коже на диковинном инструменте. Гулкий звук прокатился по залу, отдаваясь в теле, словно сердцебиение. И вот уже хозяйка принялась отстукивать странный ритм. В грохот вдруг вплелась свирель, словно тонкий ручеек потёк по иссохшему руслу. Публика принялась озираться в поисках источника звука. На стойке, закинув ногу на ногу, сидела девчонка с такими же косицами, как у хозяйки, похожая на нее как две капли воды. За спиной у Рябины появилась девушка постарше первой с бубном в руках и все с теми же косицами, а вместо платья она носила объемные штаны из искрящейся, шуршащей ткани и густо расшитую бисером рубаху. Девка согнулась, будто гибкое молодое деревце под ветром, чуть повела плечом, рука пошла волной, колокольцы на бубне тренькнули, ожили. Ожила и девушка, она двигалась в такт ударам, гнулась и прыгала как дикая коза. Музыка росла, ширилась, заполняла собой все пространство, рождая в голове пустоту и легкость. Ветер не смотрел танцовщицу. Он закрыл глаза и плыл по волнам звука, уносясь далеко-далеко. И вот уже над головой не потолок, а черный плат неба с прорехами-звездами, а под ногами мерно плещет река, а в зарослях рогоза, широко раскинув руки и покачиваясь на волнах, спит кикимора. Капли воды поблескивают на её лице как драгоценные камешки, а кожа присыпана золотыми узорами словно пыльцой. Ветер протянул руку, хотел было коснуться её лица, как вдруг всё вокруг полыхнуло белым огнём. Вот он стоит на пыльной, растрескавшейся от зноя земле. Вокруг него шумит незнакомый торг, чуть впереди собралась толпа. Люди во что-то тычут, зубоскалят и опасливо жмутся друг к другу. Ветер протискивается сквозь толпу и замирает от ужаса. В небольшой железной клетке он видит Левзею. Её прекрасное личико посерело, узоры поблекли, губы запеклись от жары, лопнули и кровоточат, а глаза подернулись белой пленкой. Плечи, спину и грудь кикиморы покрывают рубцы от кнута и ожоги. Рядом с ней стоит леший, тычет в неё острой палкой и злобно гудит: 'Вызови дождь, тварь болотная, нам на потеху, да себе на поживу. Сдохнешь ведь, гордячка бестолковая'. Левзея сидит, будто каменный истукан, даже не вздрагивает от тычков. Леший набирает воду в рот и плюет ей в лицо...
  Ветер вздрогнул и распахнул глаза. Отзвук колдовской музыки еще висел в воздухе. Рябина внимательно смотрела ему прямо в глаза долгое мгновение, а затем широко улыбнулась и принялась раскланиваться публике. Её дочери весело тормошили гостей, обходя всех с бубном по кругу. Внутрь сыпались монетки, и бубенчики вздрагивали и дзынькали каждый раз. Рыж щедро сыпанул горсть монет в бубен и обернулся к другу.
  - Нигде такого не увидишь, брат, - заплетающимся языком выговорил он, блестя глазами.
  - Э, брат, да ты совсем захмелел, - усмехнулся Ветер. - Самое время проветриться.
  Он схватил друга подмышки и выволок на улицу. Рыж даже не пытался сопротивляться, восторженно расписывая танец и музыку. Ветер поддакивал, таща его к реке, а потом с размаху окунул того с головой. Рыж вылетел из воды, отплевываясь и отфыркиваясь, злющий, но мгновенно протрезвевший.
  - Что ты за человек такой, все удовольствие испортил, - возмутился Рыж. - Столько доброго пива даром перевел.
  - Охолонись, - невозмутимо ответил гридень. - Рябина недаром же приглашала на постой. Разговор к нам есть у неё. Проспишь всё пьяный, мне опять языком молоть, пересказывать. Терпеть не могу попусту трепаться.
  - Ладно, ладно, - Рыж примирительно вскинул руки и вылез на берег, - трезвый уже, видишь? Пойду обсохну.
  - Не пей, - буркнул ему вдогонку Ветер.
  - Да понял я уже, - огрызнулся Рыж, бормоча себе под нос ругательства.
  Ветер покрутил головой и размашистым шагом направился к зарослям рогоза у самого берега.
  В тусклом отсвете из окон кормчы, воин разглядел любопытное лицо Левзеи. Трава с шорохом раздвинулась, кикимора удобно устроилась на сплетенных стеблях, подперев подбородок кулачками, и смотрела на него.
  - Разбудили тебя? - Ветер присел на песок.
  Левзея опустила глаза, помотала головой, но ничего не сказала.
  - Как бы беды не вышло, если тебя хватятся дома, - помолчав, добавил Ветер.
  - Мы с Ромашкой придумали уже, что сказать, чтобы скрыть моё отсутствие пару дней. Не хватятся так быстро. Время есть. Не волнуйся за меня, - отмахнулась болотница.
  - Я за людей переживаю, вдруг болотники войной пойдут, подумают, что мы тебя украли, а Зрящего нет среди нас, чтоб беду отвести, - хмыкнул Ветер.
  Левзея смутилась и уткнулась лбом в сложенные ладошки.
  - Всё-то я невпопад говорю и думаю, - шепнула она, но стражник услышал.
  - Пошутил я. Ты мне и правда, вроде как жизнь спасла, так я тебя отблагодарить должен. Выведу тебя отсюда, чтоб не попалась стражам. И мы квиты. Больше не должен буду. Уговор?
  - Уговор.
  - Вылезай теперь. Страсть как хочу с хозяйкой побеседовать. - Ветер поднялся, отряхнул штаны и зашагал к корчме. Кикимора вышла из воды и шагнула, было, за ним вслед, когда тот обернулся и буркнул - Одеться не забудь, горе луковое. У людей не принято нагишом разгуливать.
  ***
  - Что ты видел? - спросила у Ветра Рябина, едва они расселись за столом.
  - Так... разное, - стражу очень не хотелось пугать кикимору своим рассказом. - Незнакомое место, жарко и пыльно... и она была там, - Ветер кивнул на Левзею, сидевшую напротив него.
  Болотница поглубже натянула капюшон плаща, которым накрыл её Рыж, в попытке спрятать от случайных взглядов засидевшихся посетителей.
  - О чем это вы? - вклинился Рыж в разговор.
  - У твоего друга случилось видение во время нашего небольшого ... представления, - охотно пояснила Рябина, - что лишний раз подтверждает мою догадку.
  Все молча уставились на лесавку, ожидая продолжения. Она широко улыбнулась, взмахнула руками, позванивая обручьями, и принялась рассказывать.
  - Как-то утром, в месяц изок или червен, запамятовала в который, я возвращалась от родни. Ворота отпирают рано, и я не спешила, надеясь, что не застану толпу. Что ж, тем больше я удивилась, когда у ворот сгрудилась целая орава. Они словно хоровод водить надумали. Подошла я ближе, а там, в центре хоровода стояла плетеная корзинка, а в ней спал младенец, которому не было дела до всей этой галдящей ватаги. Я послушала немного разговоры, и оказалось, что корзина уже стояла у ворот, когда пришли первые путники, а пришли они затемно. Младенчик оказался прехорошеньким светлоглазым мальчишкой, месяцев пяти от роду, но к себе забрать его никто не решался - мало ли, чудо-юдо какое. Я тогда вызвалась помочь Некрасу, стражнику, что стоял на воротах в тот день, пристроить найденыша. До вечера беднягу так и таскали в корзине от двора ко двору, а он стойко терпел, пока голод не взял своё. Ох, и знатно же орал малец, весь детинец слышал, не иначе. Признаюсь, моё сердце дрогнуло, когда я взяла его на руки, в нём так ясно и чисто ощущалась колдовская сила, что мне захотелось оставить его себе. С такими мыслями я и сидела на берегу с вопящим на всю округу младенцем. На его счастье мимо шла женщина с таким же пухлощеким крикуном на руках. Она тащила корзину с затона, где все бабы стирают, устала и присела отдохнуть со мной рядом. Мы разговорились, я поведала ей историю найденыша, и сердце у этой доброй женщины дрогнуло, забрала она мальчика к себе. Сказала, где один рот, там и два, а будет ее сыну товарищ по играм.
  Помню, у неё были волосы рыжие, на солнце огнём горели, нос курносый и веснушек - тьма, и мальчонка у ней такой же был.
  - Не Лиской звали ту женщину? - хрипло спросил Рыж.
  - Лиской, - лесавка лукаво заулыбалась. - Это была наша первая встреча.
  Парни, затаив дыхание, ждали продолжения.
  - Второй раз Лиска пришла ко мне через пять лет, когда мальчишки подросли. Она была очень напугана. Найденыш рос как все, шалил, влезал в неприятности на пару с названым братцем. Обычно, дети дерутся, но эта парочка была неразлучна с рождения, стояла друг за друга горой, и лещей выхватывала за все проказы тоже вместе, взрослые всегда заняты, некогда им разбираться, кто виноват. Только с некоторых пор найденыш стал рассказывать всякое, что потом сбывалось. Видел то, чего не видят другие, говорил с умершими людьми и всякой нечестью, вроде домовых... - Рябина умолкла. Ветер побледнел, уставился невидящим взглядом в столешницу.
  - А ведь и правда было такое, - неуверенно, словно память возвращалась к нему нехотя, кивнул Рыж. - Что же ты сделала, когда матушка к тебе пришла?
  - Парень терял рассудок, всё больше отрывался от мира живых, ведь некому было его научить управлять своим даром. Кудесники-то давно перевелись в наших местах. Я сварила для него зелье, ослабляющее видения, сделала мешочек-оберег, и велела повесить мальчишке на шею. Тогда я больше ничем не могла помочь.
  - Твои травы не помогли. Я до сих пор чувствую их запах от моей подушки, - Ветер поднял голову, но смотрел, почему-то на Левзею, - но видения не прекратились, ослабели, но не прекратились. Я был отчаянным сорви-головой, потому что хотел умереть, в каждую драку лез и брата за собой тянул. Я и в Топи-то сунулся, надеялся, что умру. Если я поддавался видениям, я терял счет времени, приходил в себя в самых неожиданных местах, измотанный до полусмерти. А если не поддавался...
  - Магия тебя наказывала, - кивнул лесавка, - оттого, что противишься своей природе.
  - Да, голова болела так, что я разбивал в кровь кулаки, тренировался до изнеможения, лишь бы заглушить эту свербящую боль, проедающую насквозь, словно ядовитое зелье...Всё прекратилось, когда Левзея дала мне громовой камень.
  -Знаю, - усмехнулась Рябина. - Да только не думаешь, что пришла пора поглядеть своим страхам в глаза? Я могу научить тебя управлять даром, Зрящий. Недаром же я столько лет собирала знания по крупицам.
  - Зачем? Тебе, нечисти, это зачем? - голос Ветра резал будто нож. Левзея, обрадовавшаяся было, что он назвал её по имени, сжалась. Нечисть - слово ощетинилось, будто ёж, столько злости сквозило в нём, а ведь и она - нечисть.
  Рябина молчала слишком долго, спокойно глядя в глаза Ветру. Кикиморе стало казаться, что она не станет отвечать, задетая резким тоном стражника.
  - Мне нет дела до вражды людей и нелюдей, - наконец пожала плечами лесавка. - Я веками имею дело с магией. Люди почти лишены её. Ты прав, это мы, нечисть, наполнены дарами до краёв. Ты - человек, но обладаешь столь редким даром, что обидно будет не раскрыть его.
  Ветер недоверчиво разглядывал Рябину, взвешивая её слова.
  - Отойди-ка в сторону, девочка, - скомандовала хозяйка корчмы кикиморе, та чуть замешкалась, неловко поднимаясь с лавки. - Да накинь-ка чары отвода глаз посильнее.
  Левзея отошла к дальней стене и прислонилась спиной к гладким, отполированным бревнам, окутывая себя мерцающим коконом чар. Рыж, внимательно следивший за перемещениями болотницы, изумленно моргнул и принялся оглядываться, едва сработали чары. Ветер озадаченно тряхнул головой, когда фигурка кикиморы стала истончаться и таять в воздухе, но едва он сосредоточился на этом, как все чары рассеялись, и страж уверенно смотрел в глаза Левзее.
  - Это потому, что я знаю на что смотреть, - возразил Ветер, не желая признавать правоту лесавки.
  - Сними оберег, - предложила та и прикрикнула, - Лутоня!
  Рыж перестал понимать, что происходит, только молча глядел во все глаза, а потому подпрыгнул от неожиданности, когда над ухом у него раздался очень юный и недовольный голос.
  - Лутоня то, Лутоня сё, поспать не дадут бедному Лутоне, - ворчливо сказал кто-то невидимый. Ветер, стянувший с шеи оберег, с удивлением разглядывал коренастого, нечесаного паренька с травяной подушкой в руках. На щеке у того отчетливо выделялся след от этой подушки, глаза, заспанные и сердитые, посверкивали из-под сведенных домиком бровей.
  - Ты кто такой и откуда взялся? - спросил Ветер паренька, подавляя желание схватить оберег и надеть обратно. Рыж заерзал, тщась разглядеть в пустоте обладателя голоса, и на всякий случай отодвинулся к противоположному краю стола.
  - Оттуда, - пришелец мотнул кудлатой головой в сторону кухни. - Домовой я местный. Спать хочу, умаялся за день.
  Тут он покосился в сторону хозяйки корчмы и жалобно заскулил: ' День-деньской пол мету, посуду намываю, мышей вместо кота в подполе гоняю, а в награду что? Что, я спрашиваю, в награду бедному трудолюбивому домовому? Кормят объедками, одевают в обноски, а теперь еще и спать не дают!'
  - Иди уже, - Рябина фыркнула, жестом отсылая лохматого помощника, - сиротинушка.
   Ветер не слышал причитаний домового. Нарастающий звон в ушах превратился в оглушительный гул голосов, накатывающий волнами, сбивающий с ног. Страж покачнулся, ухватившись за край стола, скребанул по столешнице ногтями, в попытке достать оберег, но промахнулся. Левзея торопливо подошла к нему, прикоснулась к плечу и испуганно спросила: 'Что ты увидел?'
  Ветер выпрямился и осторожно потрогал голову, будто сомневался, что та ещё при нём. Голоса отступили так же быстро, как и налетели, но, в отличие от Рябины, он не связал это с тонкими пальчиками, невесомо лежащими его плече. Лесавка точно знала, что он почувствовал, и очень удивилась, когда прикосновение кикиморы сработало точно защита громового камня.
  - Хм, забавно, - Рябина переводила взгляд с Левзеи на Ветра и обратно, - а ну, убери руку и отойди на пару шагов...
  Болотница поспешно отдернула руку, спрятала её за спину и скакнула в сторону. Ветер не успел даже глаза поднять на кикимору, как голоса обрушились на него с новой силой. Он покачнулся и ухватился за столешницу. Сколько он себя помнил, ему никогда не удавалось сладить с этим до конца, пока кикимора не подарила ему оберег. Шум звучал по-разному: от тихого шепота, похожего на трепет листьев в вышине, до громогласных неразборчивых воплей, взрывающихся разноцветными искрами перед глазами. Сквозь пелену он едва разобрал, как лесавка просит кикимору снова прикоснуться к нему. Гомон мгновенно стих. Все заинтересованно смотрели на Ветра, пока он растерянно моргал, пытаясь прийти в себя.
  - Ни разу такого не встречала, - восхитилась Рябина. - Левзея действует на тебя как оберег, даже если просто стоит радом. Она приглушает твой дар, ведь верно?
  - Никогда не мог совладать с шумом в моей голове. Раньше это сводило меня с ума, - хмуро заметил Ветер, - но пока на мне громовой камень, я не слышу голосов.
  - На тебе нет сейчас громового камня, брат, - Рыж со стуком приподнял камешек и подвесил перед глазами стража. - Мы тебе как раз об этом толкуем. Девчонка вместо него.
  Глядя на растерянное лицо Ветра, вся троица за столом расхохоталась. Рыж накинул шнурок на голову друга, тот зацепился за ухо. Кикимора скользнула на лавку рядом со стражником.
  - Ну что, воин, пока дар управляет тобой, ты бесполезен и опасен даже для самого себя, - Рябина поднялась из-за стола. - Надумаешь учиться - милости прошу. И девочку не отпускай: она для тебя - бесценна. А пока не мешало бы поспать. Утро вечера мудренее.
   Ветер молча проводил хозяйку корчмы взглядом. Время и впрямь было позднее, кое-кто из гостей дремал в зале прямо за столами. Рыж растянулся прямо на полу, под столом, и мгновенно уснул, пьяно похрапывая и с кем-то ругаясь во сне. Левзея забралась с ногами на лавку, накрылась плащом и привалилась к стене. Ветер застыл и долго сидел, провернувшись к ней спиной и уставившись в одну точку. Кикимора несколько раз порывалась коснуться его напряженной спины, спросить, что он думает обо всем этом, но так и не решилась. Наконец, он вытянулся на лавке, положив голову на скрещенные ноги болотницы, глядя в потолок невидящим взглядом. Левзея осторожно выпростала руку из одежд и коснулась его светлых волос, пропуская шелковистые пряди сквозь пальцы и дивясь, какими тяжелыми и прохладными они оказались наощупь. Кикимора осмелела, погладила его по голове раз, другой. Ветер шумно выдохнул, закрыл глаза и расслабился, а через пару мгновений дыхание его выровнялось. Кикимора замерла, не закончив движение, прижала руки к груди, боясь пошевелиться и потревожить его сон.
  В сером предрассветном сумраке хозяйка корчмы спустилась в главный зал и застала болотницу, сидящую в той же позе. Левзея приоткрыла глаза, засветившиеся, будто у кошки, и неуверенно улыбнулась лесавке. Сразу и не разберешь, чего в этой улыбке было больше - торжества или изумления. Ветер во сне перевернулся на живот, сгреб ее в охапку одной рукой, и спрятал лицо между бедер кикиморы.
  Рябина присела на край лавки напротив, облокотилась на стол локтями, подперла подбородок кулаками, разглядывая умилительную картинку. Кто бы мог подумать: грозный, грубый воин, кудесник с редким даром и хрупкая девчонка-нечисть.
  - Ты любишь его, девонька? - тихо спросила лесавка у кикиморы. Та улыбнулась еще шире и кивнула. - Расскажешь мне, как вы встретились?
  Левзея в полголоса поведала историю своего знакомства с Ветром, сама не замечая, как во время рассказа, она вновь принялась с нежностью поглаживать его по голове.
  - Болотный князь одобрит твой выбор? - спросила Рябина, выслушав историю до конца.
  - Нет. В Топи ему дорога заказана. Для моих родичей он - беглый преступник, - Левзея закусила губу, чтобы не расплакаться, - а в детинце нет места для меня.
  - Ты права, милая, люди не примут дочь болот, - Рябина печально качнула головой, - слишком силен страх перед вашим народом. Но не отчаивайся, рано или поздно, этот мальчишка признается, что он тобой не на шутку увлечен. Он очень упрям, уж я-то успела в этом убедиться.
  Кикимора хихикнула и кивнула, вспомнив, как он упорно не хотел уходить от нее тогда, в лесу, и как стремится сейчас прогнать её обратно.
  - Что есть, то есть. Он упёртый. Боюсь, он не захочет себе ни в чем признаваться. Быть с ним - всё, о чем я мечтаю вот уже много лет, но я не могу, а он не хочет... - последние слова кикимора выдохнула едва слышно, так горько признаваться во всем этом самой себе и красавице-лесавке в особенности.
  - Кто знает, как жизнь обернётся, - лукаво прищурилась Рябина. - Я заметила, как ты давеча нарядом моим любовалась. Не хочешь ли примерить?
  - А можно? - Левзея подалась вперед от нетерпения. Ветер беспокойно заворочался во сне и заворчал.
  - Отчего ж нельзя? Проснется этот ухарь, тогда и принарядим тебя.
  Рябина ушла хлопотать по хозяйству, первые гости собирались в корчме уже к полудню, предстояло много работы. К хозяйке присоединились её девочки, позевывая, они устроили веселую возню на пороге, а потом разбежались по домашним делам.
  Кикимора еще раз медленно погладила стража по голове, кончиком пальца обвела его скулу, коснулась носа, обрисовала губы и огладила короткую, аккуратную бороду. Едва она убрала руки, Ветер, не открывая глаз, поймал её за запястье и вернул её руку на свою макушку, требуя продолжения.
  - Вот еще, - смутилась болотница от такой наглости, спихнула его голову со своих колен, - хорошенького понемножку! А меня ждет платье!
  Ветер хмыкнул, но глаз так и не открыл. Он впервые за много лет спал без сновидений.
  Глава 5.
   Левзея с трудом выпрямила затекшие ноги, осторожно встала, схватилась стол. В груди запершило - сказывалось долгое пребывание под крышей. Кикимора сделала шаг в сторону двери, отпустила край стола и покачнулась. Ветер бесшумно и быстро сел. Выглядел он бодрым, словно и не спал вовсе. Левзея задумалась, как много он успел услышать из их разговора с хозяйкой корчмы. От мысли, что она ему в любви признавалась, стало жарко. Он её прочь гонит, а она, княжеская дочь, лужицей вокруг него растекается. Тьфу, гордость-то где? Кикимора доковыляла до двери, ни разу не обернувшись, но не успела их открыть. Ветер опередил её, распахнул дверь, прислонившись к ней спиной, и позволил болотнице выйти.
  Левзея скинула плащ ему под ноги, вдохнула полной грудью влажный, прохладный воздух и закашлялась. Стражник с тревогой посмотрел на неё. Кикимора мотнула головой и принялась избавляться от одежды. Ветер вновь понимающе хмыкнул.
  - Кажись, я уже начинаю привыкать к этому, - поддел он Левзею, выпутавшуюся, наконец, из длинной рубахи. Она горделиво приподняла подбородок, приосанилась, оглядела его с ног до головы, совершенно не смущаясь своей наготы, откинула волосы за спину и пошла к воде. Стражнику показалось, что у неё даже походка изменилась, стала походить на человеческую.
   Левзея зашла в реку и плашмя упала спиной в её прохладные живительные воды, дышать сразу стало легче. Ветер недолго колебался на пороге корчмы. Утро едва окрасило небо киноварью и золотом, над рекой плыл туман, а вся трава покрылась каплями росы. Стражник быстро скинул с себя одежду, подобрал обе кучи тряпья и швырнул их на куст у самого берега. Левзея подняла голову и с любопытством следила за его действиями. Ветер вошел в воду и поёжился.
  - Холоднючая же, - фыркнул он. - Рановато для купания, чай не лето ещё.
  - Живительная, - возразила кикимора, ныряя с головой и выныривая прямо перед ним. - Взбодришься на весь день. Давай, не трусь.
  Она встала во весь рост с шумным плеском и окатила стражника ледяными брызгами с ног до головы, заставив его охнуть от неожиданности.
  - Ах так! - едва переведя дух, Ветер рванул за болотницей. - Ну, держись.
  Левзея ловко увернулась и ушла в глубину, дразня его. Погоняв его немного, чтобы тот согрелся, она вновь показалась на поверхности и улеглась на воду рядом с подуставшим воином.
  - Плаваешь как топор, - небрежно заметила кикимора, сверкая глазами.
  - А ты ходишь как утка, - Ветер в долгу не остался, брызнув ей в лицо водой.
  Кикимора засмеялась и проделала тоже самое.
  - Эй, голубки, меня позвать забыли! - с берега донесся хриплый голос корчемного стража. Он с шумным плеском, ругаясь во весь голос, плюхнулся в прохладную воду.
  - Давай, давай, брат, заодно протрезвеешь, - отозвался Ветер и поплыл ему навстречу.
  - Трезвый...я...уже... матушка, - стуча зубами, огрызнулся Рыж, в два яростных гребка разворачиваясь то в одну, то в другую сторону, чтобы согреться.
  Ветер встал на дно, сложил ладони лодочкой, присел и поманил ими друга. Рыж вскарабкался ему на руки, придерживаясь за плечи. Ветер резко выпрямился, мощным броском выкидывая того из воды. Сделав кувырок в воздухе, Рыж рыбкой ушел в глубину, проплыл под водой, а вынырнув, заорал дурным голосом.
  - Что это с тобой? - удивилась Левзея.
  - Давно мы так не дурачились, кажись, с самого детства, - вопил Рыж, - давай, твоя очередь!
  Левзея вопросительно взглянула на Ветра. Тот пожал плечами и подставил ладони. Кикимора подплыла к нему и положила руки на плечи. Их лица были так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже. Ветер в который раз залюбовался игрой золотистых завитков на щеках кикиморы. Они будто бы стали ярче, чем обычно.
  - Красиво, - он расцепил пальцы и коснулся её щеки. - Отчего они меняются?
  - От волнения, от страха, от ...- кикимора осеклась и смущенно опустила глаза, но руки с его плеч не убрала.
   - Ну чего вы там застыли? - издалека вновь заорал Рыж. - Всё веселье портите.
  Кикимора вздрогнула, когда ладони Ветра скользнули по её бокам и бедрам. Он подхватил ее у колен, и с силой выбросил из воды.
  Левзея вынырнула и огляделась. Неподалеку Ветер и Рыж напряженно застыли, по пояс в воде, спина к спине, со сжатыми кулаками, словно собрались сражаться с кем-то. Кикимора бесшумно подплыла ближе и поняла, почему так подобрались стражники. Вокруг них кружили три русалки, дружно хихикали и спорили, которой какой молодец достанется. Русые волосы паутинкой плыли по воде вокруг сестриц, их бледные, худые лица светились в сереющем рассветном сумраке. Воины не поднимали глаз, Рыж вполголоса бормотал что-то, похожее на заговор, а русалки смеялись пуще прежнего.
  - Опоздали, сестрицы, не ваша добыча, - Левзея скользнула по воде, вклинилась между братьями и обвила руками обоих за шеи. Ветер подхватил болотницу за талию и настороженно заглянул ей в глаза, пытаясь угадать, что она задумала.
  - Ох, неужели сама княжна Левзея пожаловала? - мелодичный голос одной из русалок сочился показным разочарованием.
  - Отдай нам одного, зачем тебе сразу двое? - засмеялась вторая, подплывая ближе и обнимая Рыжа за талию. - Вот этого, которого солнышко поцеловало. Я его тоже целовать стану.
  Рыж неловко переступил с ноги на ногу, а русалка тянула его вниз, под воду.
  - Руки прочь, сестрица Калужница, - в голосе болотницы зазвучали властные ноты. Русалка отпрянула и ощерила мелкие зубки, сделавшись сразу некрасивой. - Мои это люди, а пошто надобны - не твоего ума дело.
  - А батюшка-князь знает, что его дочурка промышляет на чужой, запретной воде? - вкрадчиво спросила третья из сестёр. Рука Ветра на талии Левзеи дрогнула и сжала ее покрепче.
  Кикимора мягко высвободилась из объятий Ветра, невзначай коснулась его лица и направилась к русалкам, сбившимся в кучу.
  -Сестрица Осока, - тихо сказала Левзея, наклоняясь к самому лицу младшей из водяниц и переходя на родной язык, - а ну как сбегутся сейчас люди, да узнают меня. Что они сделают с болотницей? Неужели вы, сестрицы, из праздного любопытства, отдадите родную кровь на растерзание людям?
  - Не родную, а двоюродную, - ехидно отозвалась Калужница. - Будь по-твоему нынче. Только должок теперь за тобой, сестрица.
  - Смолчишь, что видела меня здесь, одарю, - кивнула Левзея.
  - Не нужны нам твои отдарки, - рассмеялась Осока и обняла кикимору. - Расскажешь свою историю, и должок простим. Понятно, зачем тебе человеческое платье понадобилось, которое давеча Ряска умыкнула.
  Третья русалка заулыбалась и пожала плечами, а Левзея смутилась. Выследили их малявки.
  - Какую еще историю? - Развела она руками, не желая признаваться.
  - А такую, в которой болотная княжна водит дружбу с человеком, - шепнула Калужница. - Думаешь, мы не видели, как ты тут резвилась со своим белобрысым?
  - Что ж, сестрицы двоюродные, жду в гости в полнолуние, - Левзея сдалась и с облегчением расхохоталась. - Будет вам история. А теперь, скройтесь с глаз моих. Нечего людей пугать.
  Русалки с плеском нырнули и исчезли в глубине. Напоследок одна из них дернула Рыжа за ноги, и тот с воплем рухнул в воду, тут же выскочил, ругаясь и отплевываясь, и рванул к берегу. Ветер выжидающе смотрел на кикимору.
  - Все в порядке, - пожала плечами Левзея. - Я что-нибудь наплету им, когда придет время.
  - Не выдадут тебя князю? - с тревогой спросил стражник. Разговор он слышал, да только ни слова на чужом языке не понял.
  - Мы всё детство проказили вместе, - заулыбалась кикимора. - Нет у них нужды меня выдавать.
  - Так вы нас нарочно пугали? - смекнул Ветер и прищурился. Вокруг глаз лучиками разбежались морщинки.
  - Не нарочно, - Левзея рассмеялась и спиной упала в воду, распластав руки по воде, - но забавно же вышло!
  - Обхохочешься, - скривился Ветер и выбрался из воды.
  Посвежевшие и окончательно проснувшиеся, стражники вернулись в корчму завтракать. Левзея замешкалась на берегу. Она оделась и рассеянно выжимала волосы, глядя, как светлеет небо и выглядывает из-под земли красновато-рыжий край солнца. Тонкие струйки промочили рубашку, но кикимора этого не замечала. Смогла бы она привыкнуть к человеческой еде, если бы осталась тут? Ведь спать на воздухе её родичи не могли, а она - запросто. Левзея впервые задумалась о матери. Какой она была? Батюшка о ней не рассказывал, сколько бы дочери не приставали к нему в детстве с расспросами. Тетки да няньки тоже как в рот воды набрали. Лишь однажды кто-то проговорился, что она умерла родами вместе с младенчиком. Левзее в ту пору было пять лет, а Ромашке - всего год. Сестры совсем её не помнили.
  Кикимора выпустила жгут волос из рук и помотала головой, рассыпая пряди по спине. Лесавка обещала дать ей примерить своё чудесное платье. Она просто не может упустить такую возможность: побыть кем-то другим.
  Ветер сидел на полу в главном зале корчмы, подогнув под себя ноги, и тщетно пытался сосредоточится на нескончаемом шуме в голове. На полу перед ним лежал громовой камень. Рябина сидела напротив, в точности повторяя его позу, и сердито щурилась.
  - Ты не стараешься! Я сказала: сосредоточься на своем дыхании, а ты на чём сосредоточен?
  - Сама бы попробовала, когда у тебя в голове галдит на все голоса вече, - огрызнулся Ветер, приоткрыв один глаз.
  - Ну да, ага, - лесавка рассмеялась, - я и так знаю, к чему ты прислушиваешься, принюхиваешься и приглядываешься.
  В дальнем конце зала с визгом и хохотом примеряли наряды лесавкины дочери и кикимора. В заморском диковинном платье хозяйки Левзея и впрямь смотрелась нелепо и чуждо, но шаровары и свободная, расшитая бисером рубаха шли ей несказанно. Девчонки заплели кикиморе сложную косу, нанизали золотистые бусинки и уложили вокруг головы. Ветер то и дело отвлекался, ему очень хотелось посмотреть на смену нарядов. Дикая болотница преображалась на глазах, а стражник никак не мог решить, нравятся ему такие перемены или нет. Рыж смылся куда-то под шумок сразу после утреннего купания и завтрака, а стражник попался в лапы лесавки. Она предложила научить его закрываться от видений и голосов, звучащих в его голове, если он снимал оберег. От такого он не мог отказаться и уступил, несмотря на недоверие и сомнения.
  - Пожалуй, с тебя хватит на сегодня, - махнула рукой Рябина, когда Ветер в очередной раз отвлекся на девчонок.
  - Я плохой ученик, - пожал плечами стражник.
  - Владеть мечом и топором ты научился с рождения или тренировался много лет, изо дня в день? А верхом скакать тоже от рождения умеешь? - Рябина встала и, подбоченившись, насмешливо смотрела на него сверху вниз.
  - Понял, - проворчал Ветер, надевая шнурок с громовым камнем на шею и с облегчением вздыхая.
  - Приходи ко мне каждое утро, будем пробовать. Защита в магии - самое важное. - Ветер с сомнением фыркнул. - И не фыркай тут мне, вояка! Не всё в этом мире можно решить грубой силой с нахрапа, иногда нужно действовать тоньше. Отступить, затаиться, выждать...
  - Я всё думаю, за что мне счастье такое привалило? - тихо буркнул Ветер, бросая взгляд на кикимору исподтишка.
  - Ты о каком из даров, уточни-ка? - поддразнила его Рябина. Стражник смутился и предпочел убраться подальше.
  Левзея вызвалась помогать хозяйке на кухне. Ветер вернулся в корчму, когда туда набился народ. Ярмарочные дни были в разгаре, от посетителей не было отбоя. Левзея спряталась от чужих взглядов под чарами отвода глаз, а Рябина помогла ей усилить их, чтобы та не привлекала внимания нечисти.
  Стражник устроился в углу, откуда хорошо просматривалась вся корчма, с кусками бересты и угольком, и принялся что-то чертить, то и дело поглядывая на кикимору в косах и шароварах.
  После полудня стало невыносимо жарко, и Ветер вызвался проводить кикимору до островка на реке. Левзея нырнула в небольшой затон, поросший рогозом и ряской, а страж устроился на берегу, в кружевной тени старой ивы, и продолжил рисовать. Там его и отыскал Рыж. Он плюхнулся на траву рядом с другом, заглянул ему через плечо и восхищенно присвистнул.
  - И не скажешь, что кикимора, - хмыкнул корчемный страж. - Девка как девка, красивая даже.
  - Где тебя носило? - пробурчал Ветер, переворачивая рисунки и прикрывая их рукой для верности.
  - Сегодня ночью на воротах Бойко, так что, я подумал, что нам понадобится его помощь, - Рыж оглушительно свистнул, в кустах что-то зашумело, затрещало, и берег островка, озираясь по сторонам, вывалился Бойко.
  Ветер потерял дар речи, а затем гневно взглянул на Рыжа.
  - Ты окончательно сбрендил?! Ты ему рассказал о ней?
  - Уймись, ты ему сам о ней рассказал, помнишь? - отмахнулся брат, прислоняясь к стволу ивы, нависающему над водой. - Я пообещал ему, что он с ней познакомится, если будет держать язык за зубами и откроет нам ворота ночью.
  Ветер сердито взглянул на Бойко, тот мелко-мелко закивал.
  - Я никому не расскажу, клянусь! - срывающимся голосом заверил парнишка.
  - Если расскажешь, она умрёт, - зло сказал Ветер, - а я отрежу тебе голову, ты меня понял?
  Бойко остолбенел от неожиданности. Такой спокойный, насмешливый Ветер вдруг показался ему чужим и диким: глаза опасно сузились, длинные светлые волосы растрепались, на загорелой обнаженной груди, под тонким шнурком с громовым камнем, ровной полосой резко выделялся рубец от удара мечом, а на обеих руках от запястий до локтей белели застарелые шрамы от щурова яда.
  - Да понял всё малец, понял, - одернул его Рыж, пораженный необычайной враждебностью. - Садись, парень. Ждать надобно, пока наша княжна болотная почивать изволит.
  - Какая она, а, Рыж? - шепотом спросил Бойко, опускаясь на траву рядом с корчемным стражем и косясь в сторону Ветра.
  - Сам увидишь, - Рыж широко, с подвыванием, зевнул и закрыл глаза, и через секунду уже храпел.
   Ветер закончил рисовать, свернул в трубочку берестяные свитки и сунул в кошель на поясе. Бойко так и не решился попросить посмотреть рисунки, изрядно струхнув от угроз и новой, незнакомой стороны стража. Некоторое время оба сидели молча, вслушиваясь в ленивый плеск реки, басовитое гудение шмелей и шорох листьев. Где-то далеко, на противоположном берегу реки, шумело торжище. Бойко сам не заметил, как задремал. Разбудил его мелодичный смех, будто бубенчик звенел. Юноша открыл глаза и прислушался, стараясь не шевелиться, чтобы не выдать, что уже проснулся.
  - Покажешь, что нарисовал? - спрашивал смешливый девичий голос, явно продолжая какой-то разговор.
  - Ни за что, - в голосе Ветра тоже слышалось игривое веселье. - Я художник от слова худо.
  - Подари мне на память, - продолжала девушка. - Буду глядеть на картинки и вспоминать тебя.
  - Неужто тебе картинка нужна, чтобы меня вспоминать? - поддел её Ветер. - Столько лет без картинки помнила, и вдруг забудешь?
  - Забуду, - девушка посерьезнела. - Вот выйду за ворота и забуду.
  - Ну и правильно. Неподходящее это место для такой как ты, - Ветер долго молчал, прежде чем сказать ей это. - И я не подходящий.
  - Рябина говорила, что я могу помочь тебе управлять даром. Могу сделать так, чтобы тебе больше не было больно.
  - Я справлюсь.
  - Не сомневаюсь, ты же храбрый, сильный и бесстрашный воин, - голос девушки переменился и теперь сочился ядом.
  - Вот именно, - сухо подтвердил Ветер.
  - А еще безмозглый и упрямый, - рассердилась девица. Послышался плеск и смех Ветра.
  Бойко не выдержал и приподнялся на локте, посмотреть, что же происходит. У берега в воде вполоборота сидела кикимора: влажные зеленые волосы выбились из сложной косы и липли к шее, зеленоватая кожа блестела на солнце, усыпанная россыпью капелек, но чудеснее всего были мерцающие, переливающиеся узоры на её щеке. Стражник сидел на стволе ивы, свесив ноги в воду. Болотница плеснула водой Ветру в лицо и скорчила сердитую гримасу, он рассмеялся.
  Едва Бойко сел, как оба повернулись к нему, уловив движение.
  - З-здрасте, - запинаясь, еле выговорил приветствие тот.
  - И тебе поздорову, - улыбнулась кикимора, забавляясь его вытянувшейся физиономией.
  - Рыж, - Ветер окликнул названого брата. - Подъем! Жрать охота!
  Корчемный страж моментально сел и потер глаза. Вот кто умудрялся выглядеть бодрым и свежим даже с перепою и ночи, проведенной на полу под столом.
  - Вернемся к Рябине? - предложил он. Ветер и Левзея посмотрели друг на друга и одновременно кивнули. Рыж расплылся в улыбке, открыл было рот, высказать замечание, но брат одарил его таким красноречивым взглядом, что тот пожал плечами и передумал острить.
  Бойко, краснея, продолжал таращиться на кикимору. Она встала во весь рост и вышла на берег. Ветер поспешно шагнул в сторону, закрывая ее от Бойко, и сунул ей в руки рубаху и шаровары. Ему почему-то отчаянно не нравилось, когда кто-то глазел на неё так, как сейчас это делал юный стражник.
   В корчме яблоку некуда было упасть. Чары Левзеи хранили ее от любопытных человечьих взглядов, но не защищали от внимания нечисти. Лесавки, лешие, компания анчуток и парочка полудниц в белоснежных переливающихся солнечным светом платьях изумленно уставились на кикимору. Ветер взял ее под руку с одной стороны, Рыж с другой, пока они пробирались к кухне нечисть провожала компанию взглядами, теряясь в догадках о происходящем. Все знали, что болотников в этом детинце особенно не жалуют, но болотная кикимора в сопровождении стражи заставляла нечисть нервничать.
  - Надо было тебя одного отправить, - шипел Ветер брату, пока они шли через зал корчмы. - Слишком много любопытных глаз. А ну как кто-то князю донесет?
  - Наш князь нечисть особо не привечает, - тихо ответил Рыж, - так что, вряд ли. Или ты болотного князя имеешь ввиду? Боишься, что узнает про тебя и сватов зашлёт?
  -Иди ты, - рассердился Ветер. - Не надоело зубоскалить на эту тему?
  Левзея сделала вид, что не слышит их перебранку у себя за спиной. Бойко догнал их, когда они уселись за самым дальним столом, подальше от выхода и любопытных глаз.
  Напряженное молчание можно было резать ножом. Левзея посмотрела на ерзающего Бойко, отложила кусок пирога, который цапнула с тарелки Ветра, сдвинула брови и наставила на паренька палец.
  - Спрашивай, давай!
  Бойко дернулся, подпрыгнул на месте, пригнулся и заговорщицким полушепотом забросал кикимору вопросами один другого смешнее. Рыж и Ветер переглянулись поверх их склоненных голов. Напряжение за столом как рукой сняло.
  - Можно стать таким как ты? - Бойко задал, наконец, свой главный вопрос.
  - Таким - это каким? - уточнила Левзея, в глазах заплясали искорки.
  - Ну... с жабрами, чтоб под водой дышать и там...ну... - смутился паренёк.
  - Конечно, она тебя покусает, и ты обратишься в полнолуние, - звенящим шепотом ответил за кикимору Рыж. Левзея плотоядно облизнула пальцы и ощерила зубы в ухмылке. Бойко от неожиданности отшатнулся и чуть не свалился с лавки. Вся компания дружно грохнула от хохота.
  - Пообещай мне кое-что, - Левзея повернулась к Ветру, когда все отсмеялись, посерьезнела. - Прими помощь Рябины. Раньше дар не мучил тебя так сильно, значит, он усиливается. Когда я уйду, тебя сможет защитить только громовой камень, но если с ним что-то случится, ты сойдешь с ума. Обещай, что будешь учиться!
  - Обещаю, что не сойду с ума, - улыбнулся Ветер, его глаза всё ещё смеялись. - Не волнуйся.
  Бойко ушёл, сговорившись с друзьями, что будет ждать их у ворот, как стемнеет. Ветер отошел поговорить с хозяйкой, а Рыж снова куда-то запропастился. Левзея сидела одна за столом и разглядывала посетителей, когда к ней подсел старик леший, подвозивший её до торжища.
  - Здравствуй, княжна, - прищурившись, леший разглядывал необычный наряд кикиморы. - Ты, никак в беде? Выручать тебя пора?
  - Здравствуй, батюшка леший, - болотница тепло улыбнулась знакомому. - Не нужно меня выручать. Я сегодня ночью домой возвращаюсь. Замолвлю за вас с внуком словечко, как обещала, перед батюшкой.
  - А я-то, было, подумал, что ты княжьим гридням в лапы попала, когда они тебя под руки вели, - хмыкнул лесовик. - А они и не стражи вовсе.
  - Всё не так, - кикимора смущенно теребила расшитый рукав. - Стражи-то они стражи, да только не выдадут меня. Обещали проводить до ворот.
  - Вот как? - нахмурился леший. - С чего ж такое благородство? Разве не знают, что укрывательство болотников карается в здешних местах очень сурово? Ты уверена, что тебе наша помощь не надобна?
  - Ей не требуется помощь, - грозно сказал Ветер, вырастая за спиной лесовика, - а что до причин, так не твоего ума дела, старик. Иди поздорову, да помалкивай, что видел. Целее будешь.
  - Остерегись, воин, - леший поднялся из-за стола, - рубить с плеча. Так и врагов нажить недолго.
  Ветер сердито посмотрел вслед старику.
  - Мне всё это не нравится, - он нахмурился, на лбу собрались мощинки. Левзея погладила пальцами его густые, светлые брови, прогоняя озабоченность с лица. Ветер расслабился от этой простой ласки, поймал ладонь кикиморы, прижался к ней щекой на краткий миг и закрыл глаза. - Леший прав. Русалки, лешие, Бойко, Рябина и вся нечисть в этой корчме видела тебя...нас...Мы пропали, если кто-нибудь донесет князю.
  - Какое наказание ждёт человека? - осипшим от страха голосом спросила Левзея, мысленно ругая себя последними словами, что не подумала об этом, слишком увлекшись своими переживаниями. Давняя вражда между её народом и людьми в ее воображении рисовала болотников жертвами злодейского обмана и несправедливости, но ей и в голову не приходило, что у каждой медали есть оборотная сторона.
  - Всё зависит от тяжести преступления, - пожал плечами Ветер. - Ты ведь не собираешься никого убить или заколдовать?
  Болотница помотала головой. Ветер заправил выбившуюся прядку волос ей за ухо.
  - Тогда не о чем волноваться. Стемнеет совсем скоро, и ты благополучно отправишься домой, - мягко сказал он.
  На закате явился Рыж, ведя под уздцы двух лошадок, кивнул Рябине и её девчонкам, прощавшимся с кикиморой во дворе, и взглядом поторопил Ветра. На расспросы, где он пропадал всё это время, корчемный страж только скорчил недовольную мину и отмахнулся.
  - Нежина закатила мне сцену с битьем посуды. Кто-то сказал, что меня видели с другой. Пришлось целый час объяснять ей, что нет никакой другой.
  - Она в девках засиделась, - хмыкнул Ветер. - Уж поди и надежду потеряла, что ты на ней женишься.
  - Я б давно женился, - признался вдруг Рыж, - да меня ж запрут в корчме, и я стану как Полель -жирный, обрюзгший и задерганный бабскими капризами.
  - Кто тебе мешает настоять на своем? - Ветер взлетел в седло и протянул руку кикиморе. Та бесстрашно подошла к лошади. Кобыла обнюхала её и фыркнула, обдав теплым дыханием обнаженную кожу. Расшитую рубаху и шаровары Левзея оставила лесавкиным дочкам. Не могла же она явиться домой в человечьих одёжках.
  - Нежина мне все уши прожужжала как будет здорово, и вот так будет здорово, а меня с души воротит, - Рыж сплюнул под ноги и сел в седло.
  - Укради её и увези подальше, - предложила Левзея, уверенно усаживаясь впереди Ветра. Она не раз ездила на щуре в седле и без седла, так что держаться на лошади сумеет. Ветер приподнял бровь, и сгрёб кикимору в охапку, прижимая к своей груди спиной. Та пискнула от неожиданности, но сопротивляться не стала, расслабляясь в его объятьях.
  - Вот как только тебя Ветер украдет из родных Топей, так и я сразу. Бежать, так вместе, - отшутился Рыж и тронул поводья.
  Улицы опустели. Дневная жара спала, сменившись влажной прохладой. Вся троица без приключений добралась до ворот крепости. Рыж спешился и исчез в темноте, а вскоре явился вновь и тихо предупредил, что на пару с Бойко поболтает с Твердятой, вторым стражником, чтобы отвлечь его, но времени мало, и лучше бы им побыстрее попрощаться. Корчемный страж вновь исчез в темноте. Он отпустил какую-то сальную шуточку в адрес Бойко, послышался хохот и шаги стражи затихли.
  Ветер спешился, снял кикимору с лошади, взял за руку и слегка сжал тонкие пальцы. Впереди высилась темная громада ворот. Страж слегка приоткрыл створку калитки, молясь всем богам, чтобы она не скрипнула.
  - Ну, прощай что ли, избавительница. Должок я вернул, - стражник повернулся к кикиморе.
  Левзея неловко дернулась, словно он её ударил и в тот же момент Ветра вновь захлестнуло видение искалеченной болотницы, повергая в ужас. Кикимора молча шагнула в сторону ворот, мгновенно растворяясь в глубокой черноте. Её ладонь все еще лежала в его руке, прохладная, нежная и хрупкая. Они снова расстаются второпях, и встретятся ли вновь, не знает даже он, Зрящий. Ветер шагнул в темноту ворот вслед за кикиморой, сгрёб в охапку и прижал к шершавым, хранящим дневное тепло камням стены. Левзея тихонько охнула от неожиданности, прильнула к нему доверчиво, подняла лицо. Ветер ощутил её дыхание на своей шее. Он так и не выпустил её пальцы. Болотница провела свободной рукой по его лицу, скользнула по подбородку, по шее и плечу. Ветер поймал вторую руку, перехватил оба запястья и поднял над головой. Глаза кикиморы сверкнули зеленым, словно огоньки на болоте, она подалась вперед и поцеловала его в губы. Страж резко втянул носом воздух и ответил на её поцелуй. Его руки скользнули по бокам Левзеи, стиснули её бедра, он прижался к ней всем телом, впечатывая в стену, а затем одним движением поднял кикимору и посадил на себя. Она обвила его ногами за талию, обняла руками за шею и выгнулась, подставляя горло. Ветер покрывал ее поцелуями, вдыхал острых, терпкий аромат полыни и студеной воды. Левзея таяла в его ласках, словно снег под лучами солнца. Она гладила шелк его волос, ощущала, как жесткая борода царапает кожу на шее и на плечах, на груди. Его губы обжигали, а пальцы причиняли боль пополам с неизведанным восторгом и удовольствием.
  Ветер опомнился первым. Замер, уткнувшись лбом в её плечо, медленно выдохнул, успокаивая дрожь возбуждения. Он должен её отпустить. Она такая хрупкая, беззащитная и нежная. Ей здесь не место, а ему нет места в её мире.
  Левзея всё поняла. Она отстранилась, и Ветер опустил ее на землю. Кожа еще хранила воспоминания о её прикосновениях, губы горели.
  - Береги себя, - голос охрип, и фраза вышла похожей на змеиное шипение. Он вовсе не это хотел ей сказать после всего того, что сейчас произошло.
  - Буду, - прошелестела из темноты Левзея, и тенью выскользнула за ворота, так ничего и не добавив. Ветер осторожно закрыл калитку, опустил засов и на мгновение прижался лбом к нагретому за день дереву. Он нашарил за пазухой оберег и сжал его в горсти. Хватит полагаться на хрупкий камешек, ведь случиться может всякое. Рябина права: пора взглянуть в лицо своему ужасу, обуздать дар. А вот второму её совету - держать Левзею рядом, чтобы заглушить дар - он следовать не собирался. В конце концов, он будет управлять своей жизнью сам, а не метаться как листок в бурных волнах по чужой воле, не важно - дара или красотки-нечисти.
  За воротами тьма уже не казалась такой непроглядной. В крепости было гораздо темнее. Тени от домов, от ворот и стен скрадывали свет. Серпик месяца светился так ярко, что Левзея, привычная к полумраку Топей, невольно пожалела людей. Серая лента дороги огибала пограничную рощу и терялась вдали. Кикимора вышла из тени, отбрасываемой крепостной стеной и чуть пригнулась, чувствуя себя слишком на виду, хотя для человеческих глаз, она, конечно, была неразличима. Решив не рисковать, Левзея сошла на обочину. Под ногами мягко шуршала трава, подсохшая на непривычной для весны жаре. Остывающий воздух полнился свежим ароматом близкого леса, душистых цветов и нагретой за день дорожной пыли. До рощи оставалась лишь пара шагов, но кикимора медлила. Казалось, едва она ступит под сень деревьев, эти два дня навсегда останутся позади, растворяться в сумерках, растают словно утренний туман. Болотница прижала пальцы губам, сдерживая всхлипы, задыхаясь от нахлынувших чувств. На глаза навернулись слезы, заныло в груди. Зачем только она решилась отправиться на это торжище. Любовалась бы своим красавцем как прежде, издалека, мечтала бы, и не знала, что он от нее отказался. Она нужна ему, пока он не совладал с даром, но, несмотря на это, он её отпустил. Это ведь она его поцеловала, а он первый отстранился. Это её сердце сейчас болит так сильно, что хочется развернуться и бежать обратно, колотиться в ворота и кричать, звать его по имени, и будь что будет. Жизнь потеряла краски и смысл в одночасье. Нет, она, конечно, вернется домой, чтобы не навлечь беду на сестрицу и на любимого. Откройся её прогулка, батюшка, чего доброго, объявит войну людям. Мысли о войне и гибели сородичей причиняли еще более сильную боль. Левзея приподняла подбородок, расправила плечи, стряхивая минутные сомнения, и вошла в рощу. Раздался тоненький свист и две петли - сверху и снизу - затянулись на её теле, стреножили, словно дикого коня. Рывок, и кикимора, итак нетвердо стоявшая на ногах, кулем свалилась на землю. От удара головой о торчащий из земли корень перед глазами все поплыло. Воздух выбило из груди и сил закричать не осталось. Да и какой смысл кричать, кто услышит? Оставалось надеяться, что это батюшкин отряд дозорных принял её за нарушителя границ. Левзея принялась лихорадочно придумывать оправдание, когда ей на голову накинули какую-то ткань. Все звуки умерли, не родившись, а второй удар по голове отправил княжну в темноту.
  Глава 6.
  Ромашка не находила себе места от беспокойства. Два дня ей удавалось не попадаться на глаза батюшке, но когда на третью ночь сестра не вернулась, юная кикимора по-настоящему испугалась. Воображение рисовало картины одна страшнее другой: вот ее схватили при попытке войти в крепость и убили, а вот морят голодом в темнице, вот её разбойники умыкнули по пути к детинцу и продали бродячим торговцам. А вдруг она встретилась-таки со своим стражем и теперь он не хочет её отпускать? Что если Ромашка отцу расскажет о пропаже сестры, а та и не пропадала вовсе? Младшая княжна извелась от сомнений, осунулась, но сдавать беглянку не спешила, решив для начала наведаться в пограничную рощу. Поглядит одним глазком, что там делается, о чем лесной народ судачит. Ромашка, следовавшая за сестрой почти в каждой её вылазке, волей неволей выучилась понимать лесную и человеческую речь, но от окружающих её таланты тщательно скрывались. В отличие от сестры, острой на язык, юная княжна мучительно бледнела, заикалась и смущалась, едва кто-то незнакомый пытался с ней заговорить. Прознай батюшка князь, что и младшая дочурка не обделена талантами толмача, чего доброго заставил бы присутствовать перед гостями из разных мест. Ромашка пугалась этого до смерти. На рассвете четвертого дня кикимора оседлала щура и подалась в рощу, на облюбованное сестрой место.
  Желающих войти у ворот детинца почти не было. Торговые дни кончились, пришлые купцы погрузили телеги и поехали дальше накануне утром. Простой люд вернулся к своим делам. Ромашка тщетно всматривалась в стражей, дежуривших у ворот, пытаясь углядеть сестриного белобрысого. На удивление в роще не было и никого из лесного народа.
  Кикимора вернулась в Топи еще больше взволнованная, чем раньше, а вечером пятого дня попалась-таки на глаза батюшке. Ромашка замерла посреди тропы, испугано огляделась по сторонам, ища предлог улизнуть, но два дружинника, верхом на щурах, перегородили дорогу - не проскочишь, а вокруг как назло никого не было.
  - Иди-ка сюда, дочка, - поманил ее князь узловатым, когтистым пальцем. Ромашка поникла и с обреченным видом подчинилась. Отец спешился, отдал поводья своего щура одному из мрачных дружинников, Ромашка с перепугу не поняла, которому, и властным взмахом руки отпустил их восвояси. В телохранителях у болотного князя были два молчаливых, суровых брата-близнеца. Юная княжна не помнила, чтобы слышала от них хоть слово. В детстве сестра подшучивала над опаской Ромашки и сочиняла небылицы об этом. Почему-то крепче всего запомнилась история, как якобы близнецы спели дуэтом похабные частушки на празднике Небесной Пряхи, и как сама Владычица Судеб спустилась в Топи и волшебными ножницами укоротила буянам языки.
   Князь приобнял дочь за плечи, поцеловал в пушистую макушку.
  - Давненько не видел ни тебя, ни твою сестрицу старшую, - заговорил Омутник. - Здоровы ли?
  - Здоровы, батюшка, - пролепетала Ромашка, ёжась в руках отца. Князь никогда не обижал дочерей, но нередко гневался на других, и в ярости своей был страшен. Вокруг Топей поднимался тогда жуткий ветер, с небес сыпались крупные градины и темные воды болот разливались до самой пограничной рощи.
  - Ну, ступай тогда, позови сестрицу. Ночью лесовики пожалуют, опять выпрашивать право проезда будут, - поморщился болотный князь, - мне толмач понадобится.
  Всё, попались! Ромашка ощутимо вздрогнула, во всей красе представляя батюшкину злость.
  - Н-не могу, - проблеяла княжна, страшась поднять глаза на родителя и заламывая руки. - Л-лев-взея ушла.
  - Куда ушла? - не понял князь.
  - На торжище в детинец подалась, почти седмицу назад, - голос Ромашки упал до еле-слышного шепота. - Сказала, под чарами не увидит никто.
  Омутник больно сжал плечо дочери, бледнея. Длинная борода встопорщилась, глаза князя остекленели, губы сжались в нитку. Ромашка кожей почуяла леденящий холод, потёкший от хозяина Топей. Княжна вцепилась в отцово запястье, упала на колени и заревела.
  - Прости, прости, батюшка, - рыдала она. - Я с ней хотела пойти, уберечь, да она не пустила меня!
  - Дуры-девки, - князь отмер и в сердцах сплюнул. - Вот доченьки-то уродились! Волос долгий, ум короткий! Одна в звериное логово самолично сунулась, вторая утаила! Ты хоть представляешь, что будет, если её в том детинце поймают?
  Ромашка отпустила руку отца, осела квашнёй на тропинку и спрятала мокрое лицо в ладонях. Омутник грубо встряхнул младшую дочь.
  - Будет реветь. Сказывай давай, да в точности всё, - приказал он. Юная кикимора шмыгнула носом, утерлась и сквозь икоту и всхлипы, принялась рассказывать историю сестры. Князь мрачнел, ругался сквозь зубы, еще сильнее пугая дочь.
  - Батюшка, не сердись, - Ромашка понемногу успокаивалась. - Сестрица дурного не замышляла.
  - Надо было утопить волчонка, - пробормотал болотник, - пожалел на свою голову. Поймаю, убью своими руками... Подымайся. - Князь дернул дочь за руку, ставя на ноги, и потащил за собой. - Из дома ни ногой! Не хватало, чтоб ты меня еще позорила. Кто кроме вас двоих знает?
  - Ряска с Осокой, - княжна едва поспевала за отцом, семеня на утиных лапах. - Они для Левзеи одежду достали.
  - Русалки? Украли у людей, ты хочешь сказать? - Рявкнул Омутник, оборачиваясь к дочери. Та кивнула и потупилась. - О, боги! Чем вы, бабы, думаете?!
  Ромашка еще ниже опустила голову, завешиваясь волосами. Страх за сестру превратился в настоящую панику, когда она увидела гнев отца. Князь приволок дочь в чарусу, где сходилось вече, принимали послов и гостей. В центре смыкались полукругом поваленные ветром сухие коряги, образуя шатер, с берега к нему были переброшены жердины, сложенные крест накрест. Там и сям скалились из шелковистой зелени серыми зубьями острые обломки березовых стволов. По окраинам топи шелестела на теплом ветру осока, из которой высунулся настороженный нос щура. Омутник свистнул. На его зов первыми откликнулись близнецы, затем отовсюду стали появляться остальные болотники. Князь отдал дочь под надзор тёток, те утащили её в глубину - отдыхать, да в порядок приводить, негоже, когда княжна в пыли вывалялась, глаза красные, да нос распух, а сам поспешил посоветоваться с ближниками.
  ***
  Корчма 'Три плотвы' пустела далеко за полночь. Ветер дожидался, пока хозяйка освободится, коротая время за кружкой пива. Бойко сегодня стоял на воротах, Рыж - у Полеля вышибалой. Ветер улизнул под шумок, радуясь, что никто не пристает с расспросами. Он вернулся к Рябине сразу же, как проводил кикимору за ворота. С тех пор минула седмица. Ветер стал замкнутым, раздражительным и взвинченным. Огрызался на Рыжа и его привычные шуточки, а вчера бросился на него с кулаками и вывалял в пыли за то, что тот прошелся по его неудачным попыткам обуздать дар. В доме, где они жили вдвоем с братом, он старался появляться как можно реже: запертый в четырех стенах он сам себе казался загнанным в ловушку. Рыжу хватало ума не упоминать о кикиморе, но от Бойко отвязаться было не так просто. При каждой встрече он выспрашивал о болотной княжне, и попадался под ноги так часто, что Ветер стал подозревать, что встречи эти происходят не случайно. Свой караул на воротах, через два дня после ухода Левзеи, Ветер едва пережил. Бойко заговорщицким шепотом пытался вызнать, придет ли княжна снова, держат ли они связь, и если да, то как им это удается. Ветер неловко отшучивался, а потом и вовсе замкнулся и на все расспросы только отмалчивался. Это нимало не смущало парнишку, тот вслух фантазировал о жизни Левзее в Топях, пока Ветер не озверел окончательно и не впечатал того в крепостную стену.
  - Умолкни, бестолочь! - рыкнул он ему в лицо. - Неужто не понимаешь, что даже у стен есть уши.
  Бойко притих и примирительно вскинул руки, сдаваясь под столь яростным натиском.
  - Что ты лютуешь, как шатун, - жалобно сказал Бойко. - Первый раз там, на излучине, когда я познакомился с княжной, и теперь вот...Чего бросаешься?
  - Думаешь, это шутки? - рыкнул Ветер. Бойко азартно помотал головой. - Прознает кто, что она тут была, а мы её выпустили, так отхватим плетей оба, а то и с жизнью распрощаемся. Князь Беривой страсть как не любит нечисть.
  - Мне же любопытно, как они живут. Это ж совсем не как у людей всё... - под гневным взглядом друга паренёк осёкся, но пыла не утратил.
  - Не вижусь я с ней. Не связываюсь никак. За много лет видел ее второй раз, - отрезал Ветер и рубанул ладонью по воздуху, словно обрубая разговор. - Хватит об этом. Забудь. Целее будешь.
   С тех пор Бойко стал осторожнее, но выспрашивать не перестал.
  На стол перед Ветром плюхнулась миска с тушеным мясом. Недовольный Лутоня, сопя, протопал мимо. Домовой бормотал себе под нос, что-то вроде: ходят тут всякие, пиво лакать, а потом лыка не вяжут, мебель ломают, честным нелюдям спать мешают. Все потому, что не закусывают. Стражник подцепил ножом кусок и отправил в рот. Пожалуй, кое-чему за прошедшую седмицу он все-таки научился: стал видеть нечисть даже с оберегом на шее. Справляться же с видениями и шквалом голосов оказалось куда сложнее.
  Прожевав кусок, Ветер помог хозяйке выпроводить последнего забулдыгу, запер ставни и заложил дверь. Выровнял столы, освободив место в центре. Рябина погасила свет, оставив гореть пару желтых, резко пахнущих разнотравьем и мёдом, свечей в глиняных плошках. Густая, нагретая тьма обступила их со всех сторон. Ветер уселся на пол, закрыл глаза и стянул с шеи оберег. Темнота помогала ему отсечь все лишнее, сосредоточится. Привычный шум голосов ворвался в уши, едва стражник выпустил из рук веревочку. Громовой камень глухо стукнул об пол. Видения замелькали перед глазами, будто стрижи перед грозой. Вкрадчивый шепот Рябины пробился сквозь мешанину звуков, красок и ощущений. Ветер уцепился за её голос, как за нитку из волшебного клубочка, принялся не спеша разматывать.
  - Найди что-то одно: самый настойчивый голос, самый яркий цвет или сильный запах, - шептала лесавка, - ухватись за него. Остановись, отсеки всё лишнее. Что видишь?
  Страж медленно пробирался сквозь дебри видений, разворачивая каждое, словно берестяной свиток, прислушиваясь к голосам. Живые звучали четче, все краски были сочными, режущими глаз. Мертвые - наоборот, казались чуть размытыми, приглушенными. Люди из таких видений будто плавали в дымке. Ветер никак не мог взять в толк, почему все они так любят поболтать. Почему бы мертвым не упокоиться в Ирие. Валялись бы на вечно-зеленых лугах, попивали медовуху и глазели на прекрасных дев, или что там, в райских кущах, еще принято делать. Как-то он спросил об этом лесавку. Рябина фыркнула, пожала плечами и предположила, что у каждого, кто взывает к Зрящему, осталось какое-то незавершенное дело в этом мире. Чтобы не сойти с ума, ему придется научиться закрываться от таких просителей, и обращаться к ним, только если ему самому понадобиться их помощь. Вот тогда придется расплатиться и выполнить наказ почившего. Дашь на дашь. Даром ничего не дается ни в одном из девяти миров.
   Ветер развернул очередной свиток и чуть не выронил его из рук. Нарисованная углем картинка задвигалась, ожила, обретая цвет и объем. В этом не было ничего удивительного. Так всегда происходило. Когда страж поделился этим с Рябиной, она удивленно захлопала глазами и предположила, что его ум пытается облечь всё непознанное в привычные ему, как художнику, образы. Ветер не стал спрашивать, в виде чего ему представали бы видения, будь он, к примеру, кузнецом или мельником. Слишком живое воображение рисовало совсем уж забавные картинки.
  В этот раз привиделась ему молоденькая кикимора. Едва различимая в игре света и тени, верхом на щуре, она сидела в тени раскидистой березы и вглядывалась в очертания крепостных ворот. В том, что это не Левзея Ветер был совершенно уверен: ни одного знакомого жеста.
   Он зло отшвырнул свиток и открыл глаза. Сердце стучало как бешенное, но все голоса притихли, будто изумленные его гневным порывом. Тонкий язычок свечного пламени отбрасывал теплый, розовато-рыжий свет на лицо лесавки, плавающее в темноте.
  - Зачем это всё? - стражник потянулся было за оберегом, но на полпути передумал и отдернул руку. Огоньки свечей нервно заплясали от его резких движений.
  - О чем мы говорим? - Рябина удивленно приподняла красивые брови.
  - С мертвыми всё понятно. Зачем мне смотреть на живых? Я будто подглядываю за чужой жизнью, как тать...- Ветер скривился. - Противно.
  - То, что ты увидел, уже случилось или только будет? - уточнила лесавка, не обращая внимания на раздражение, исходящее от Ветра.
  Страж уставился на неё в немом изумлении.
  - И как это различить?
  - Ты мне скажи, - хозяйка корчмы развела руками. - Видения-то твои.
  - Я могу посмотреть то, что точно было со мной, - принялся размышлять вслух Ветер, - и сравнить картинку.
  Лесавка взмахнула ладонью, будто говоря: 'действуй'. Ветер сомкнул веки, медленно выдохнул через нос, успокаиваясь. Впускать голоса и образы каждый раз становилось всё легче. Если поначалу это напоминало погружение в ледяную воду с разбега, то сейчас он будто бы выныривал из теплой воды затона, глотнуть воздуха. Ворох свитков лежал под ногами. Ветер выбрал один, наугад, и развернул.
  Тот вечер он помнил. В корчме у Полеля яблоку негде было упасть. Нежина сбилась с ног, Рыж едва успевал растаскивать свары. Сам Ветер стоял на входе, в пол глаза следил, чтобы обиженные и выброшенные братом за порог посетители, не лезли обратно. За столом, по левую руку от входа, за столом сидел какой-то пришлый купчишка со своей бабой, двумя сопливыми мальчишками, одинаковым с лица, и девицей. Хорошенькая была девица, про таких в балладах сказывают: белолица-черноброва, глазки будто звезды горят. Купцу очень не понравилось, что дочь строит глазки какому-то белобрысому вышибале без роду, без племени. А когда он увидел, как его ягодка ненаглядная обжимается за углом с паршивым босяком-вышибалой, так и вовсе озверел: схватил кнут и кинулся в драку. Страж уложил сурового папашу отдыхать, кнут отнял, а с девицей вволю пообжимался ночью.
  - Без толку. Разницы нет, - пробурчал Ветер, не открывая глаза.
  - Помнишь первую ночь здесь? - Рябина распрямилась, разминая затекшую спину. - То видение отличается от нынешних?
  Ветер вздрогнул и поморщился. По телу пробежал холодок, приподнимая волоски на руках и на шее. Так бывает, когда в жаркий полдень стоишь возле устья пещеры, или наклоняешься к колодцу: вроде тепло, а дрожь пробирает до костей.
  - Да. Это словно кота погладил, потом за нож схватился, а тебя тряхнуло, и пальцы покалывает. Да что пальцы - от пяток до макушки прошибает.
  - А говорил, ученик из тебя нерадивый, - Рябина радостно хлопнула в ладоши и взъерошила ему волосы. - У знакомого зверя и повадки знакомые.
  Лесавка встала, взяла одну из свечей и прошлась посолонь по темному залу корчмы, касаясь свободной рукой столов, лавок и стен. Ветер с интересом следил за тем, что она делает, по-прежнему сидя на полу.
  - Что это было? - полюбопытствовал страж, когда Рябина закрыла круг и встала рядом с ним.
  - Ты колдун зеленый еще, - усмехнулась лесавка и туманно ответила, - кто знает, какая хтонь за тобой притащилась, пока ты разгуливал по ту сторону Яви. Граница междумирья - дело тонкое.
  - Эка невидаль: нечисть гонит нечисть, - картинно пожал плечами Ветер, озорно блестя глазами на лесавку снизу вверх. - Было б чему дивиться.
  Рябина прыснула, как девчонка, и отвесила стражу шуточный пинок.
  - Поднимайся уж, остряк. На сегодня закончили.
  На пороге корчмы Ветер замешкался, хотел что-то сказать, да передумал. Лесавка по-матерински погладила его по спине и вздохнула.
  - Хочешь, русалок попрошу весточку передать от тебя?
  Ветер сердито отмахнулся и бесшумно, по-кошачьи крадучись ушел в темноту.
  **
  Кикимора пришла в себя, будто из омута вынырнула: разом обрушились звуки, краски и запахи. Она лежала на спине, спутанная грубой веревкой по рукам и ногам. Солнечный луч хозяйничал на ее лице. Звонко щебетали птахи, где-то поблизости журчала вода, а вокруг витал густой дух леса. Тряпку с головы сняли и очень вовремя. Глаза открывать, пожалуй, княжна поспешила. Едкая тошнота подкатила к горлу, обожгла внутренности. Левзея едва успела повернуться на бок, как ее вывернуло.
  - Фе-е, гадость какая, - откуда-то сверху раздался знакомый голос.
  - Ты бы посильнее бил, чтоб мозги сразу наружу полезли. Небось, еще и не такое увидел бы, - сварливо ответил первому второй знакомый голос. Сбоку что-то затрещало и зашуршало.
  - Батюшка Леший? - просипела кикимора, тщась повернуться, чтобы увидеть говорящих. Горло нещадно саднило от рвоты и целой ночи, проведенной на воздухе в пыльном мешке. - Что происходит?
  - Соображалка у нее туго работает. Правду говорят, волос долгий - ум короткий, - хрюкнул от смеха внук Лешего.
  - Рот прикрой, не то муха залетит, - старый торговец цыкнул на отпрыска и скомандовал: - Подыми-ка девку, да посади вон к тому дереву. Воды подай.
  Молодой леший подхватил кикимору подмышки, брезгливо морщась прислонил её старой, растрепанной березе и отправился за водой. Левзея смежила веки, борясь с очередным приступом дурноты. Пока внук ходил к ручью, старик остановился напротив княжны и задумчиво глядел на неё, пощипывая клочковатую бороду.
  - Что происходит? - едва слышно спросила его кикимора.
  - Князь Беривой щедро заплатил, чтоб тебя доставили к нему, - развел руками леший. - Не держи уж обиды, да только от таких даров не отказываются.
  - Зачем я Беривою? Он болотников не жалует, - Левзея попыталась выпрямиться и напустить на себя суровый вид, даром что княжна, но от изнеможения голос прозвучал слабо и жалко.
  - Сама как думаешь? - усмехнулся старик.
  Вернулся его внук с берестяным ведерком воды, грубо сунул его в лицо кикиморе. Не успела она и глотка сделать, как леший опрокинул воду ей голову и расхохотался. Умытая Левзея вздохнула свободнее.
  - Благодарствуй, молодец - кикимора ухмыльнулась уголком рта, от чего лицо перекосилось в некрасивой гримасе - И напилась, и пыль смыла заодно.
  Молодой леший злобно прищурился, пытаясь сообразить, смеётся над ним пленница или вправду такая чокнутая, что благодарить вздумала. Левзея испепеляла его тяжелым ненавидящим взглядом.
  - Так зачем я человеческому князю понадобилась? - склонила голову к плечу кикимора, старательно изображая праздное любопытство, а у самой внутренности в узел свернулись от страха.
  - Прознал вот про тебя, решил познакомиться, - старый леший не спешил выкладывать пленнице козыри.
  - Кто ж ему доложил, что я такая распрекрасная существую? - съехидничала Левзея, с вызовом глядя в глаза старику.
  - Ты ж с его кметями путалась, - гоготнул внук, - может, кого из них не приголубила, так он и побежал к Беривою, правды искать.
  - Какой правды? - оторопела Левзея. Такая мысль ей в голову не приходила. Она была уверена, что лешие её продали. Сердце ухнуло вниз и болезненно затрепетало где-то в районе пупка.
  - Вот ведь дура. Что тут непонятного? Мне люди все на одно лицо кажутся, масти только разной. Ты с которым из них кувыркалась у Рябины в корчме: с рыжим, с белобрысым или со щеглом тщедушным? Может, они тебя не поделили? - молодой леший презрительно сплюнул. - Вот один из них и побежал к князю, чтоб никому не досталась.
  Узоры на щеках кикиморы вспыхнули ярким золотом от стыда и ужаса. Вот, значит, как это выглядело со стороны. Старик хмыкнул, видя её замешательство, но промолчал.
  - Ты так яришься, потому что тебе не досталась? - вырвалось у Левзеи прежде, чем она успела прикусить язык и задуматься о последствиях. Страх прошил всё тело от макушки до пят. Безнаказанно дразнить леших не позволялось никому. Внук лешего взвился, в два шага преодолел расстояние между ними и грубо схватил её за плечи.
  - Так это можно исправить! - проскрипел он. Кикимору обдало запахом горящей сосновой ветки. - До заката далеко, успеешь мне не единожды достаться.
  - Остынь, Копытник - прикрикнул старик на внука. - За порченный товар много не дадут. Наше дело передать её князю Беривою, а с болотниками пущай сам разбирается.
  Молодой леший оттолкнул кикимору, та шлепнулась спиной на дерево, чувствительно приложившись головой. Перед глазами вновь вспыхнули звезды, от приступа тошноты - аж кишки скрутились.
  - Надеюсь, вы не продешевили, - княжна загребла полные ладони земли вперемешку с травой и сжала что есть силы. От тоски и страха хотелось свернуться калачиком и завыть в голос. Дома её долго не хватятся, если сестрица сделает всё правильно. Ветер искать не станет и подавно. Сестрицы-русалки раньше полнолуния не явятся. Плохи её дела. Любопытничала, батюшку ослушалась, нарушила законы болотников и людей - получите награду. Теперь еще и леших разозлила.
  Старый леший так разухмылялся, что кикиморе испугалась еще сильнее, хотя, казалось бы дальше некуда. Видать, награда не просто щедрая, а царская. Знать бы еще, чем князь Беривой смог заманить на свою сторону лесной народ. Лешие и болотники не воевали, предпочитая сохранять хрупкий мир между волшебными народами.
   До вечера Левзею оставили в покое. Старик снял с нее путы, но шепнул пару слов дереву. Раскидистый вяз натужно скрипнул ветками, зашумел, и княжну окружил плетень. Она попыталась выбраться, но, едва прикоснулась ладонью к плотному узору из веток и нежно-зеленых листьев в рубчик, больно, с оттяжкой, получила прутом по спине.
   Копытник принес воды после полудня. Плетень расступился под его рукой, открывая небольшой просвет. Леший грубо просунул ведро внутрь, расплескав половину содержимого, и нетерпеливым движением пальцев сомкнул ограду. Солнечный свет нестерпимо резал кикиморе глаза, сухой воздух обжигал кожу и внутренности, и болотной княжне становилось всё хуже. Тошнота кружила её в черном водовороте, отнимая силы. Она свернулась клубочком в тени и забылась тревожной полудремой.
   В сумерках Левзея очнулась. Леший отливал её теплой водой из ручья. Кикимора судорожно всхлипнула и приподнялась на локтях и коленях, хватая ртом струйку воды. Внук лешего связал её и усадил на лося, а конец веревки намотал себе на руку - не сбежишь, мигом выдернет из седла, а пропахать лицом землю - удовольствие не из приятных. Кикимора пыталась снять веревку, но заговоренный узел не поддавался, а ключ-заговор надо повторить в точности, не то путы вопьются в самую кожу. Левзея решила поберечь силы и смирилась со своим положением, по крайней мере, до поры. Хитрый старик так и не сказал ей, что же пообещал лешим князь Беривой, что те согласились украсть болотную княжну. Ведь батюшка этого так не оставит. А ну как война будет? Левзея вздрогнула и похолодела от этой мысли. Молодой леший грозно глянул на неё и дернул веревку, чтоб не думала бежать.
  Война. У людей теперь есть Зрящий, а болотники об этом даже не догадываются. Левзея словно наяву увидела Ветра на поле боя: без рубашки, с волосами, рассыпанными по плечам, и с топорами в окровавленных руках. Поверженные болотники под его ногами корчились в предсмертных муках. От этой мысли стало так горько и больно, что княжна расплакалась. Чего в тех слезах было больше - жалости к себе, к своему народу или страха за судьбу Ветра - Левзея и сама не знала. В сгущающейся весенней тьме пленённая кикимора ехала верхом, проливая молчаливые слезы и проклиная себя за безрассудство.
  **
  В корчме Полеля было шумно, несмотря на позднее время. Рыж, злой и потный, ругался сквозь зубы, разнимая очередную свару, раздавал оплеухи и выкидывал перебравших знаменитого хозяйского пойла за порог. Когда явился Ветер, в пылу драки корчемный страж сперва не понял, что за непрошенный доброхот помог усмирить ему разошедшихся выпивох, а когда узнал брата, перевел дух и хлопнул того по плечу.
  - Вовремя, дружище, - раскрасневшийся Рыж шумно выдохнул и потёр гудящую челюсть. Один удар он все-таки пропустил. - Я уж думал, ты со своим колдунством простой работы теперь чураешься.
  - Не начинай, - устало нахмурился Ветер, - по мне будто табун прошелся. Закрывайся давай, и напьемся.
  Рыж не стал расспрашивать, пока вокруг крутился народ. Он кивнул брату на стол в углу, свистнул одной из полелевых подавальщиц - хорошенькой девчонке с растрепанной русой косой и сумасшедшими глазами. Стражи уселись рядом, Рыж бдительным взором оглядывая корчму. Девка принесла пару кружек и жаренного зайца с хрустящими, тонкими ломтиками жаренного хлеба. Ветер сдвинул брови и обвиняюще ткнул пальцем в кружки и возмутился:
  - Я сказал 'напиться', а не жажду утолить!
  - Медовуху тащи, Яся, - гаркнул Рыж, - бутыль тот, что побольше захвати.
  Корчма быстро пустела. Яся с Нежиной споро прибрались со столов, вымели пол и присоединились к стражам за столом. Полель запер дверь, погасил свет, оставив только пару толстых свечей на столе у бражников, и отправился спать, недовольно бурча себе под нос.
  - Успокойся, старик, - крикнул ему вдогонку Рыж, - целы будут твои столы и лавки, целы.
  - Вот и славно, - огрызнулся корчмарь, - а то больно дорого мне ваша парочка обходится. Проще наемника взять вышибалой.
  Рыж не успел поговорить с Ветром о том, как прошла встреча с Рябиной. Нежина обвила руками его за плечи и принялась бесстыдно целовать в губы. Яся как бы невзначай подсела поближе к Ветру, теребя кончик косы, тот скосил глаза, но возражать не стал. Бутыль со знаменитой медовухой Полеля стремительно пустела. Корчемный страж поглаживал Нежину по спине, что-то шептал ей в ухо. Она ежилась от щекотки и смеялась в голос.
  - Ветер, нарисуй мой портрет, - Нежина положила локти на стол, подперла кулаками подбородок и уставилась на стража.
  - С чего ты взяла, что я умею рисовать? - пьяно спросил Ветер, приподнял одну бровь и с трудом сфокусировался на лице дочки корчмаря.
  - Это ты перед Яськой можешь прикидываться, - насмешливо фыркнула Нежина, - а я тебя как облупленного знаю. Тебе чтоб захмелеть надо бочку медовухи выпить. А что рисуешь, так видела я твои картинки, когда у вас дома была.
  Ветер ухмыльнулся и перестал притворяться.
  - Ладно, ладно, - он, смеясь, поднял руки над головой, - нарисую как-нибудь. Вот замуж тебя Рыж возьмет, тогда и нарисую.
  Рыж замахнулся и запустил в названого брата кружкой. Ветер легко уклонился, и та с хрустом разбилась об стену над его головой, осыпав стража острыми черепками.
  - А меня? - Яся привстала, прижалась к Ветру и принялась выбирать из его волос глиняное крошево.
  - Что тебя? - стражник встряхнулся всем телом как мокрый пес, потряс за ворот рубаху, избавляясь от остатков несчастной кружки.
  - Нарисуешь? - Яся выпрямилась и встретилась с ним взглядом, зазывно улыбаясь. Ветер опустил глаза и уткнулся в распущенный ворот Ясиной рубахи, где виднелась аккуратная ложбинка между грудями. Страж схватил со стола бутыль с медовухой, запрокинул и сделал большой глоток. Обжигающая жидкость выплеснулась тонкой струйкой, потекла по подбородку. Яся прикусила губу, и Ветер сдался под натиском аппетитной девчонки. Оплетенная бутыль с медовухой глухо стукнула о дощатый пол, следом опустилась рубаха стражника. Девица уселась к нему на колени, обвила руками за шею и впилась в его губы. Ладони стража скользнули по её спине, по бокам, впились в поясницу сквозь ткань понёвы и нижней рубашки. Ветер зарылся лицом в Ясины полные груди, та устремилась ему на встречу и радостно вздохнула. Рыж с Нежиной переглянулись. Нежина прижала палец к губам и сползла с лавки. Рыж выскочил за ней, схватил за руку и потащил к кухне.
  Ветер приподнял Ясю, ссадил с колен и распустил завязки юбки. Девчонка стояла и с улыбкой смотрела на него сверху вниз. Ветер собрал подол её рубашки в горсть, потянул вверх, поглаживая бархатистую кожу бедра костяшками пальцев. Яся рассмеялась, стащила рубашку через голову и потянулась, не стесняясь своей наготы. Ветер отстранился и внимательно разглядывал девушку. Дрожащий огонек свечи превращал её белоснежную кожу в расплавленное золото.
  - Нравлюсь тебе? - Яся зажмурилась, мурлыкнула как кошка. Ветер резко поднялся, обхватил её бедра руками и, опрокинув на стол, навис сверху, с прищуром глядя в смеющееся лицо девушки. Между ними качнулся громовой камень. Яся поймала оберег и попыталась стащить веревочку с его шеи. Ветер больно сжал её запястья, развел руки в стороны, незряче уставился ей в лицо и по-змеиному прошипел на выдохе: 'Не смей!' Девка пискнула вспугнутой мышью, рванулась из железной хватки. Страж пришел в себя, отшатнулся и заморгал.
  - Совсем озверел спьяну? - насупилась Яся, приподнимаясь на локтях, но сбежать не пыталась. - Не трону я твою цацку, надо больно.
  Ветер усмехнулся, схватил ее за растрепавшуюся косу, неспешно подтянул к себе и смачно поцеловал в губы. Девка перестала дуться и охотно вернулась к игре. Позже, измотанный и совершенно трезвый, он лежал в объятьях посапывающей во сне девицы и тоскливо пялился на пляшущие на потолке тени от свечи. От Яси вкусно пахло сладким тестом и яблоками в меду, а Ветру чудился плеск воды, горьковатый дух полыни, и оттого на душе становилось совсем муторно. Целиком история будет выложена чуть позже под названием Колодец небесной пряхи.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"