Аннотация: О том куда приводят поиски цветущего папоротника в ночь на Ивана Купалу.
Цветок папоротника
Матвей настороженно озирался. Злость и стыд от пережитого унижения затуманили разум. Парень не сразу сообразил, где он находится, и как попал сюда.
Берег Пежмы круто уходил вниз песчаным откосом. Сразу за рекой начинался скошенный луг, а за ним - лес. Вот туда ему и надо - папороть-кветку искать. Кубарем скатившись с откоса, Матвей перешел реку вброд. По мелкой воде плыли венки с погасшими лучинками. Со стороны деревни доносились веселые крики, песни и музыка. Небо озарялось всполохами огня от купальских костров.
Парень, не оборачиваясь, устремился к лесу. Лицо горело как от пощечин, а в ушах до сих пор стоял девичий хохот. Матвей исступленно пнул камень, подвернувшийся под ноги. Боль слегка отрезвила, разогнала туман, застивший глаза. Старший сын солдатки, Матвей рано стал главой семьи. Отец являлся на побывку раз в году, раздавал оплеух старшим, пугал малышей, шумно кутил и тискал мать. Отпуск кончался, и государева служба вновь призывала отца в казармы. Мать неизменно оказывалась брюхата, и тихо плакала по ночам, стараясь не разбудить детей. Когда Матвей подрос, дядька Пантелей, материн брат, выучил его плотничать. Двенадцатилетний парень быстро схватывал науку, и вскоре вся округа стала зазывать Матвея для работы - то крышу починить, то ставни резные справить, избу срубить, баню, колодец. Мальчишкой, он брался за любую работу, не расставаясь с топором и теслом - в доме оставалось тринадцать ртов. Отец погиб, когда Матвею исполнилось пятнадцать. Мать, узнав об этом, не проронила ни слезинки. Прислонилась к старшему сыну да тут же отстранилась. Эта скупая ласка дорогого стоила. К тому времени и сестрицы подросли - рукодельничать стали. Дружная пошла жизнь, справная. Мать повеселела, похорошела, и Матвей все чаще слышал ее чистый, звонкий голос - она пела, чтобы работалось веселей. Парню уже не нужно было рвать жилы, берясь за любое дело - в доме появился достаток.
Акулину Матвей увидел год назад, когда справлял новую кузню, взамен сгоревшей, ее батюшке - Завражскому кузнецу. Не увидел даже, а разглядел. Знать-то знал с детства, но не замечал. Бегала к его сестрами пигалица - глазищи в пол лица, льняные, длинные волосы вечно растрепаны. Колядовали на святках, рукодельничали, по грибы-ягоды ходили - все вместе, да с песнями и хохотом.
В тот день Матвея пригласили отужинать с семьей кузнеца - плотник заработался допоздна. Небо к ночи заволокло набрякшими, черными тучами. Сверкали молнии, да ливень хлынул такой, что ни зги не видать. Акулина собирала на стол, перебрасываясь шуточками с отцом. Матвей залюбовался девкой - вся работа по дому в руках у нее спорилась. Двигалась Акулина как кошка - ловко, неслышно. А языком молола, что твоя мельница. Ох, и остра ж на язык девица, подумал тогда молодой плотник с восхищением.
С тех пор и поселилась синеглазая Акулина в сердце Матвея, да только он не сказывал про то никому. А вот сегодня решился. Она его ухватила в шутку, да через костер прыгать потащила. Матвей и пошел, как телок, а сам с нее глаз отвести не мог. Акулина его тормошила, веселила, а он молчал-молчал, а потом впился в её губы поцелуем. Девка оторопела от неожиданности. Вокруг сестрицы Матвея - Глашка, Аленка и Полинка - крутились, подружки ее закадычные. Акулина вырвалась, руку выдернула свою, да как рассмеется ему в лицо. Сёстры ей вторить начали, насмешничать. Матвей побледнел и кинулся прочь.
Лес встретил парня неприветливо. Темные громады деревьев угрожающе нависали над тропинкой, хватали ветками за одежду, подставляли корни под ноги.
Матвей сломал ветку потолще, поджег ее. Идти стало веселей. Еще в конце весны парень приметил полянку, сплошь заросшую папоротником, а посередке торчало одинокое засохшее дерево. Тогда, днем, идти казалось до нее всего ничего, но сейчас Матвею чудился леший за каждым кустом. Уханье совы мстилось хохотом ведьм, а скрип веток - стонами вурдалаков. Впереди мелькнула пара зеленоватых огоньков. Матвей перекрестился и рванул вслед за ними. Мысленно, парень уже сорвал папороть-кветку и загадывал желание. С топотом и шумом продираясь сквозь бурелом, Матвей выбрался на прогалину. Лунный свет вычернил силуэт волка. Зверь сидел у большого валуна, вывалив язык. Бока его вздувались и опадали словно кузнечные мехи. Волк первый опомнился от погони, сверкнул зелеными огнями глаз и зарычал. Матвей отскочил, ругнулся, перекрестился и бросился бежать в обратном направлении. Ему все чудилось, что за ним гонится целая стая волков, и норовит укусить за порты. Путь до заветной поляны оказался в стократ длиннее, чем днем. В конец обессилевший от страха, Матвей вывалился на папоротниковую полянку неожиданно для себя, и тут же упал, стараясь вжаться в землю как можно глубже. На высоте человеческого роста летал рой светляков, испускавших тусклый синеватый свет. Этого освещения хватило, чтоб разглядеть, парившую в воздухе на метле, обнаженную бабищу, немалых размеров. Взлохмаченные волосы прикрывали лицо ведьмы, бормотавшей то ли ругательства, то ли заклинания. Матвей ее сразу узнал - тетка Агафья жила у самого леса. Старая, уродливая и настолько толстая, что ходила с трудом, Агафья наводила ужас на всю деревню. Бывало, идет и бормочет под нос что-то, или напевает, а бабы деревенские детей похватают, да бегом в дом. Матвей не боялся ведьму, считая, что россказни о ней - всего лишь россказни. Оказывается, не брешут люди.
Матвей обернулся, выискивая пути к отступлению. Раздавшийся неподалеку голос заставил его испуганно вздрогнуть. Осторожно высунув голову из травы, парень силился разглядеть, что творится на поляне.
- Тетушка Агафья, - голос Акулины дрожал от слез. - А то как не будет папоротник цвести сегодня!? Я ж его обсмеяла, да при сестрах, прилюдно... Он мне не простит никогда этого, в мою сторону и глядеть не захочет.
Девушка горестно вздохнула, готовая вот-вот разрыдаться вновь.
- Не трать слезы, дуреха! - пробасила ведьма. - В ночь на Ивана Купалу всегда папоротник цветет, да только открывается не всем. Ты можешь все глаза проглядеть. Он перед носом цвести будет, а ты и не заметишь. Думай лучше о своем Матвейке, как следует думай. От всей души желай исполнения мечты, может, тогда и заметишь цвет папоротника вперед меня.
Агафье, впрочем, смертельно надоело парить на метле, да пялиться в темноту. Куда как желаннее ей был милый дом, да теплый бок мужа. Ноги замерзли, пальцы рук от напряжения крючило судорогой - освещать полянку стоило немалого труда, да и себя в воздух поднять - тоже. Ведьме захотелось сломать метлу на мелкие кусочки и расшвырять по поляне в припадке ярости, но слово дала - выполнять надо. Да и не могла Агафья племяннице отказать.
Акулина прекратила всхлипывать. Матвей мог только догадываться, о чем сейчас думает девушка. Вот чуднО-то как. Он мчался сюда, сжигаемый жаждой мести, распаленный обидой. Акулина же сразу после разговора помчалась к тетке, исправить ошибку хотела поскорей. Значит он здесь от обиды, а она - из чувства вины. Не покажется папоротник им сегодня. С этой мыслью Матвей встал в полный рост и двинулся к Акулине. Ведьма кувырнулась в воздухе от неожиданности, еле-еле восстановила равновесие.
- Ишь ты, и этот здесь, - грубо захохотала тетка Агафья. - Все, Акулька, домой я. Не нужно тебе мое колдовство больше. И папороть-кветку не ищите - без надобности она вам.
Ведьма взмыла над лесом, с гиканьем и понуканиями, словно на коне скакала, и растворилась в ночном небе. Светляки, мигнув, рассыпались в разные стороны брызгами.
Акулина смотрела на Матвея с доверчивой и чуть виноватой улыбкой. Парень не стал вести долгих разговоров, а сразу перешел к делу, благо на Акулине одежды уже не было.
Влюбленные не расплели объятья даже во сне. Утомленные ночной охотой и страстью, они заснули прямо в зарослях и не видели, как заалел над их головами цветок папоротника. 30-08-2010