Манаков Анатолий : другие произведения.

Неуловимый геном

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Наблюдения автора о том как выглядит Россия на общеевропейском фоне.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   АНАТОЛИЙ МАНАКОВ
  
  
  
  
  
  
  
   П Я Т Ы Й Э Л Е М Е Н Т
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВНУКУ СВОЕМУ ПОСВЯЩАЮ С НАДЕЖДОЙ,
   ЧТО ОН ПРЕОДОЛЕЕТ ТО, ЧЕГО МНЕ
   НЕ УДАЛОСЬ ПРЕОДОЛЕТЬ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СОДЕРЖАНИЕ:
  
  
  ПРЕЖДЕ, ЧЕМ В ВОДУ СОВАТЬСЯ
  
  ЗАБРОДКА ПЕРВАЯ: ПРАВДЫ НЕ ПЕРЕХИТРИТЬ
  
  ЗАБРОДКА ВТОРАЯ: ИЗВИЛИНАМИ ШЕВЕЛИТЬ
  
  ЗАБРОДКА ТРЕТЬЯ: СОБЛАЗНАМИ ОВЛАДЕВАТЬ
  
  ЗАБРОДКА ЧЕТВЕРТАЯ: ИДОЛОВ ОСТЕРЕГАТЬСЯ
  
  ЗАБРОДКА ПЯТАЯ: ЕСЛИ УЖ ЛЮБИТЬ
  
  ЗАБРОДКА ШЕСТАЯ: ИДТИ ДАЛЬШЕ
  
  ЗАБРОДКА СЕДЬМАЯ: И ВЕРИТЬ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПРЕЖДЕ, ЧЕМ В ВОДУ СОВАТЬСЯ
  
  
  Хочется землянам того или нет, но одна вполне научная гипотеза предлагает считать их общим местом происхождения район, где сейчас находится Эфиопия. И первой женщиной - не Еву, а Люси, как окрестили палеонтологи общую прародительницу. После нее бог знает сколько лет прошло, сменились многие тысячи поколений, разбрелись наши дальние предки кто куда, потеряли связь между собой, а потом уже стали выдумывать свои, отдельные родословные.
   Углубляться столь далеко и, задержав там дыхание, извилинами своими шевелить не входит в мои намерения. Мне больше хочется посмотреть, что же получилось после всех переселений и взять для наглядности хотя бы осевших на жительство в местах, называемых Европой. Разумеется, не пытаясь выделить их в какую-то особую категорию родственников одной большой семьи народов.
   В ходе многовекового общения между собой, склад мышления у европейцев становился все более общим, даже крылатые выражения зазвучали одинаково. К примеру, язык мой - враг мой. Что посеешь, то и пожнешь. Не так страшен черт, как его малюют. Из опыта житейского выводили они сентенции, которые легко становились общим достоянием. Типа, игра не стоит свеч и на всякого мудреца довольно простоты.
   Все это отнюдь не исключало местного колорита. Если на Руси напоминали, что без труда не вынешь и рыбку из пруда, то в Англии указывали на кота, который в перчатках мышей не ловит, в Германии - на награду, что без прилежания не дается. Восток или Запад, дома лучше всего - это у англичан, а у немцев - в гостях хорошо, а дома еще лучше.
   Из века в век бились русские как рыба об лед, англичане тащили дьявола за хвост, испанцы били молотом по холодному железу. В России вилами на воде писали, в Германии на звездах, в Англии на воздухе. Русский и немец обычно водили кого-то за нос, француз водил кем-то словно корабликом, англичанин махал перед чьими-то глазами шерстяной тряпкой. Катались как сыр в масле тоже колоритно: француз - словно петух в мармеладе, а немец - как червячок в сале.
   В любом стаде обнаруживалась паршивая овца, только звали ее черной. Русские и немцы называли вещи своими именами, англичане - меч мечом, французы - кошку кошкой, испанцы - хлеб хлебом, а вино вином. Немцы и русские, если обещали слишком много, то золотые горы. И повсюду ловили рыбку в мутной воде, рубили сук, на котором сидели...
   Писатель Джером К. Джером не только европейцев, но и весь род человеческий сравнивал с петухом, который воображает, будто солнце восходит каждое утро лишь для того, чтобы услышать его кукареку. По наблюдениям англичанина, не добродетели, а недостатки, вроде непомерного тщеславия или сумасбродства, заставляют людей сближаться. Во всем же, что в нас есть лучшего, мы сильно расходимся.
   Чего-чего, а тщеславия действительно хоть отбавляй: нам даже известно, о чем думают петухи при восходе солнца. Но сколь же часто, выставляя себя свершителями великих дел, мы выдаем за откровение затасканные банальности. Многие наши претенциозные обобщения на поверку выходят упрощенными схемами, в которых отсутствуют интерактивность связи, перспектива, прерывистость и многое другое. Не вписываются в подобные схемы и личности, которые не публично, а наедине с собой рассуждают так, будто под коркой у них не все в порядке...
   Наций, добровольно соглашающихся в мирное время на ограничение своих материальных запросов, история не знает. Да и кого из граждан нынешнего общества массового потребления увлечет перспектива пожертвовать привычным житейским комфортом, пусть даже энергетические ресурсы для его обеспечения неудержимо сокращаются и дорожают. Отнюдь не в ограничении таких запросов, а в их возрастающем удовлетворении видится им смысл жизни. И все было бы нормально, если бы при этом не покушались на чужое добро, в том числе за пределами собственного государства.
   Как правило, претензии на осуществление радикальных социально-экономических преобразований сопровождаются метаморфозами. Взять хотя бы демократизацию государственного устройства. На практике и в конечном итоге, такое устройство вынуждено соответствовать и особенностям человеческого материала, из которого состоят занимающие в государстве высокие посты правления индивиды и те, кто голосует за них на выборах. Потому не удивительно, что рано или поздно высокопарные лозунги реформаторы предают забвению не в ущерб своим личным интересам.
   Под воздействием жестких экономических условий демократия может выливаться и в диктатуру бесноватых, приводить к захватническим войнам. Когда под угрозой оказываются сырьевые источники развития экономики, шовинистический психоз подталкивает массы довериться своим лидерам, обещающим преодолеть трудности самым эффективным путем - путем грабежа других стран и народов.
   В глубинах капризных побуждений человеческих, или того, что является пятым элементов в схеме Леонарда да Винчи после земли, огня, воды и воздуха, даже великие провидцы терялись, особенно когда пытались найти истину с помощью двойного стандарта морали к себе и другим. Правда, обычно вынуждены были приходить к заключению: любой смертный, если его "прижать", способен сделать пакость, а негодяй или циник может вырасти и в благовоспитанном семействе.
   Скептически восприниматься может даже эволюция живых организмов. Происходит ли эта эволюция на самом деле и есть ли бесспорные доказательства биологического свойства считать человека совершеннее любого животного? К примеру, у червей столько же ген, что и у нас, хотя в пропорциональном отношении в пять раз меньше ген контроля и регулирования других ген, направляющих развитие ткани. В том же биологическом плане, человек почти ничем не отличается от мыши, а если и отличается, всего лишь разными формами возгорания и угасания генов. Доведись животному получить нужное 'образование', оно способно не только предвидеть опасности, но и угадывать мысли человека.
   Достаточно интересной кажется также идея немецкого философа Фернана Броделя. По его наблюдению, карты в истории раздаются не один раз, но козыри обычно липнут к одним и тем же рукам. Привлекают и суждения лауреата Нобелевской премии, португальского писателя Жозе Сарамагу, который в поиске подлинных причин человеческих напастей обнаруживает, что ответственность за происходящее в мире несут прежде всего государственные деятели, но столь же безответственно ведут себя и рядовые граждане. 'Посмотрите ТВ! - предлагает он. - Лучший пример того, что все мы живем под угрозой потери умственного здоровья в любой момент'.
   Сколь ни приукрашивай большую политику, чистоплотностью ее деятели не отличаются. Честный, бескорыстный политик? Такой на свет редко является. Высокие государственные чины, протягивая на публике кому-то руку, имеют обыкновение смотреть в сторону другого, следующего по цепочке: подержался, мол, и отваливай.
   Похоже, все это верно, как верно и то, что всегда находятся люди равнодушные к престижным, доходным местечкам с бонусами, льготами и привилегиями. У них уже есть своя интересная, приносящая им моральное удовлетворение работа...
   - Куда вы конкретно клоните? - перебивают меня и правильно делают.
   Это я просто начинаю свое очередное интерактивное расследование. Только на сей раз все действо мне очень напоминает рыбалку "взабродку" на быстрине незамерзающей Реки Времени.
   Словом, пора и в воду.
  
  
  
  
   ЗАБРОДКА ПЕРВАЯ: ПРАВДЫ НЕ ПЕРЕХИТРИТЬ
  
  
  Коли уж называть вещи своими именами, так называть: ведь обманул Создатель Адама и Еву, запретив им срывать плоды с древа познания. Пообещал покарать их смертью сразу, как только осмелятся. Они осмелились, но обещания своего не сдержал и просто их из рая выгнал. Построенный на этом догмат о первородном грехе был заложен в основу христианского вероучения. Причем, все еще можно сомневаться, не попал ли впросак сам Вседержитель, понадеявшись на безропотное подчинение ему людей, созданных по его образу и подобию?
   Восьмая заповедь в Ветхом Завете, что характерно, отнюдь не призывает говорить правду в качестве свидетельства, а лишь требует не свидетельствовать ложно против ближнего. Там же, в Пятикнижии Моисеевом, дается понять: совсем не обязательно говорить правду тем, кто не имеет права ее знать. Это, мол, и передал Всевышний Моисею на встрече с ним с глазу на глаз. Вот только не мог ли пророк слегка преувеличить свою роль или даже пойти на обман из благих намерений?
   Теологи пытаются сгладить нестыковки в Священном Писании и разъясняют, что нельзя все понимать буквально, что некоторые вещи надо рассматривать в аллегорическом свете. Главный теолог христианства Святой Августин, например, учил, что обман зависит от намерения души. В своем трактате о лжи он пояснил: 'Можно говорить не то, что есть, и при этом не обманывать, если веришь в истинность сказанного, даже когда оно противоречит действительности'.
   Что ж тогда получается? Обман бывает зловредный, но бывает и праведный, во спасение. Это подтвердил другой известный теолог христианской церкви Фома Аквинский. Назвав обман 'грехом против правды, но не против справедливости или благоговения', он предложил разделять его на полезный, невинный и опасный, а также отличать от других форм неискренности - притворства, лицемерия, хвастовства...
   Сентенция Фомы Аквинского уже напоминает сказку Льюиса Кэролла 'Зазеркалье', где один забавный персонаж по имени Пустик-Дутик, когда что-нибудь говорит, то придает своим словам каждый раз новое значение как ему заблагорассудится. На вопрос, разве можно это делать, он, не моргнув глазом, отвечает: 'А разве я своим словам не хозяин?' Оказывается, словам этим еще и приплачивает за лишнюю работу.
   С первого дня своих мытарств на земле люди прибегали к обману как бы инстинктивно, для защиты себя от своих же соплеменников или для нападения на них, дабы предварительно отвлечь их внимание и нанести удар первым. Обманом города брали, без обмана даже рыбка не ловилась. Престол и алтарь тоже с правдой не уживались: на неправде у них и суд стоял.
   Еще на заре цивилизации ложь вызывала негодование, но ее могли также восхвалять или использовать для утешения. Наиболее же дерзкие и не искушаемые ложью предпочитали пребывать в сомнении, нежели идти у нее на поводу. И, конечно, никогда бы не выжить обману без готовности общества воспринимать его неизбежным, уживаться с ним.
   При всех их достоинствах, древние греки правду не особо почитали. Невысоко ценили они и правдивые свидетельства, предпочитая факту поэтическое воображение. То была культура метафор и фантазий на службе у государства. Вот и Сократ уважал больше хитроумных мудрецов, нежели честных и откровенных, которые, по его мнению, ничего кроме правды сказать не могли, поскольку им просто знаний не хватало. Еврипид причислял к идиотам любого, не способного скрывать своих чувств. Право на обман оставлял за политиками и Платон, чьи идеи развил позднее Макиавелли, подсказывая правителям, как разыгрывать из себя натур добропорядочных и тем самым пудрить мозги своим подданным.
   Свою оценку обмана дали философы-классики. Шопенгауэр рассматривал его под углом зрения 'законной защиты от агрессии', усматривая зло не столько в обмане, сколько в его зловредных намерениях. Кант считал ложь пагубной для самих основ общества, которое должно опираться на общие договоренности по соблюдению этических норм. По его мнению, обман есть зло, совершаемое против человечества, деяние вне закона, включая любой, даже 'праведный обман'. Признавая же его целесообразным, люди разрушают основы морали и этики.
   Ницше находил жалким и смешным человека, который мнит себя центром мироздания и предпочитает жить этой иллюзией. Люди стараются избегать не лжи, как он полагал, а ее пагубных для них последствий и хотят правды тогда, когда она обещает им нечто приятное. Стоит же им не почувствовать грозящей опасности, обычно выбирают 'праведный обман' благостного для них мифа и реальной считают лишь жизнь, переделанную воображением в нечто прекрасное. Философ пришел к заключению, что к концу пребывания своего на земле любой смертный неизбежно начинает считать себя обманщиком.
   Старая мудрая черепаха из итальянской сказки про Буратино предупреждала насчет обмана, который сразу выявляется, поскольку бывает двух видов - с короткими ногами и с длинным носом. Это в сказке. На самом деле обман мог относительно легко срабатывать, представляя собою симбиоз из фактов, легенд, мифов и тщательно скрываемой лжи.
   Недавно в своем научном трактате "Фальсификация истории" итальянец Джулио Каро рассказал о некоем монахе-доминиканце, жившем в XV веке. Звали его Джиованни Нанни. Слыл он человеком эрудированным, начитанным полиглотом, но была у него особенность ловко расставлять ловушки и ненавязчиво заставлять других приходить к его заключениям. Брат Джиованни, к примеру, искусно сочинил документ, написанный якобы за четыре столетия до Иисуса Христа египетскими священниками. В частности, довольно красочно описал Иберийский полуостров после Всемирного потопа, где благодаря усилиям внука капитана ковчега Ноя возникли алфавит, поэзия, философия морали и монархическое государство.
   Египетские фараоны, кстати, очень любили украшать стены символами своих подвигов, которые были явно ими преувеличены. Примерно тем же занимался и Наполеон, всячески поддерживая авторов публикаций, выставлявших его фигурой божественного величия. Рассказы о личностях, сыгравших значительную роль во Всемирной Истории, насыщались легендами, мифами, фантазиями в самых разных целях, но при этом всегда страдала истина.
   В науке принято считать, что любая теория остается в силе, пока по ходу эволюции наших мыслительных способностей не будет апробирована более совершенная. Взять хотя бы происхождение человека. В 1856 году в одной из шахт неподалеку от Дюссельдорфа (Германия) были найдены человеческие останки, тут же признанные некоторыми экспертами новым человекообразным типом. Назвали его неандертальцем - по названию местной долины Неандер. Профессора Боннского университета, однако, вскоре опровергли гипотезу и доказали, что речь идет об останках русского воина, погибшего там в бою сорок с лишним лет назад. Чуть позднее, в начале XX века, в Англии откопали череп, а группа экспертов тут же признала в нем отсутствующее звено переходного этапа от обезьяны к человеку. И только ближе ко второй мировой войне увидели в находке подправленный кем-то череп орангутанга, дабы больше походил на homo sapiens. Автор археологической подделки до сих пор не известен.
   Меньше всего человеку хотелось принять факт того, что он не является Венцом Творения. В третьем рейхе обладателем такого венца признавали арийцев, а всех других - недостойными существования. Подобно тому, как раньше в Испанской империи высшей расой считали католиков, а низшей - мусульман, иудеев, еретиков и американских аборигенов. По этому случаю можно вспомнить о том, как в 1755 году "милостью божьей король Великобритании и Ирландии, защитник веры" Джордж II потребовал от своих подданных-колонизаторов "использовать любые возможности для преследования и уничтожения индейцев".
   К фальсификации и обману быстро привыкали, в результате чего все это превращалось в тривиальное социальные явление. Ко всему прочему добавлялся и другой опасный для общества элемент - безответственность правителей. Их высказывания, опять же, становились тривиальными настолько, что, по сути, никто из них уже не отвечал за сказанное или сделанное ими не в ладах с правдой...
   По сути, от своих приматов люди отличаются способностью не только разговаривать между собою, но и обманывать себя или других. В коммерции по-прежнему привычно прибегают к обману, иначе конкуренты обойдут. От журналистов требуется давать и ложную информацию в угоду политическим интересам партий или государств. Врачи избегают говорить горькую правду пациентам. В суде все клятвенно обещают говорить правду, одну только правду и ничего кроме правды, однако свидетельские показания могут и не соответствовать действительности, быть предвзятыми, окрашиваться в тона мести или зависти. О мастерстве профессионального обмана адвокатов можно вообще писать трактаты. В войне обман противника - непременное условие ведения боевых действий, для чего и предназначены разведывательные и пропагандистские службы. Война всегда сопровождалась сознательным обманом с целью прикрасить ее, сделать приемлемой для тех, кто мог бы отказаться в ней участвовать, знай всю правду.
   По наблюдениям психологов и психиатров, обман есть естественное проявление индивида в тех случаях, когда он ищет для себя материальную выгоду, старается удовлетворить свои желания, скрыть недостатки, придать себе вес, избежать наказания, обезопасить себя. При этом обманщик может краснеть, потеть, внутренне напрягаться. В определенных частях его мозга обычно возрастает метаболическая активность, возникают нарушения артериального давления, сердечного и дыхательного ритма.
   Проведенное в Университете штата Южная Каролина исследование показывает, что импульсивные, невольные лжецы обладают меньшим объемом серого вещества и обычно получают удовольствие от сознательного введения кого-то в заблуждение. Этот "синдром Буратино" уже близок к патологии, особенно когда, обманывая себя или других, живут верой в реальность созданного их воображением мира. Считая ложь терпимой, общество погружается в некое шизофреническое состояние, при котором чуть ли не каждый обманывал бы еще больше, если бы не страх перед наказанием. Не моральные препоны, а именно страх.
   Как и в стародавние времена, ныне тоже призывают 'играть честно', следовать этическим нормам. На практике же обычно выходит игра по обстоятельствам. Обмануть государство вообще считается нормальным, ибо оно само обманывает своих граждан, а если высокопоставленные чины и говорят правду, то тем самым лишь хотят произвести благоприятное о себе впечатление. Вот, смотрите, какие мы самоотверженные апостолы правды и справедливости!
   Профессор Квебекского университета Жин Герваис полагает, что правительства, в качестве оправдания и для прикрытия своих неблаговидных дел, обычно прибегают к идеологическим мотивам, интересам государственной или национальной безопасности. В действительности, преимущественно речь идет об интересах личного благополучия правителей, их стремлении остаться у власти любой ценой. И всегда "любовь к родине" у них выходит на поверку прямо пропорциональной размеру их личного банковского счета.
   Говорить голую правду многие не считают разумным, если она кажется слишком неприятной, вызывает не понимание, а раздражение. Вместо правды, могут больше ценить яркие, захватывающие воображение образы, больше искать не истину, а подтверждения сложившимся представлениям. Кому хочется признавать, что многое в их жизни было заблуждением! Лучше уж говорить об 'этапах на пути познания истины'. К обману или самообману подталкивает и опасение как бы самим не пасть жертвой обмана. Кто-то даже подмечает, будто правда - это мир без человека в нем.
   Ребенок не рождается обманщиком. Он становится им, подражая близким, когда те говорят или поступают нечестно, наставляют его не быть простаком, иначе, мол, жить нельзя, пропадешь. Мотая себе на ус, подросток начинает увиливать от прямого ответа, скрывать правду, выдумывать небылицы о себе и других, пользоваться незаметно шпаргалками на уроках.
   Обман не зависит от особенностей национального характера. Подсчитано, что нынешний среднестатистический житель планеты минимум каждые десять минут в день осознанно или неосознанно вводит других в заблуждение, говорит не соответствующее реальному положению вещей. Если же его укоряют в обмане или искажении фактов, чаще всего оправдывается своей недостаточной информированностью, наличием у него непроверенных данных или просто плохим настроением.
   Согласно опросам, англичане, например, "завирают" двадцать раз в день, но это еще не мировой рекорд. Примерно половина населения Европы при заполнении анкет преувеличивает свои профессиональные заслуги, а двое из трех достают подложные медицинские справки, чтобы оправдать свой невыход на работу. Каждая третья женщина имитирует оргазм, дабы выглядеть привлекательнее в глазах своего мужчины.
   Идеологи и теологи вроде бы должны упорядочивать хаос происходящего. В действительности, они подгоняют его под свои каноны и интересы. Информацию же не отличают от ее интерпретации, культуру подвергают строжайшей политической трактовке. Хотя ссылаются при этом на "надежные сведения", выводы делают под влиянием устоявшихся предрассудков, случайных совпадений или эмоций...
   Итальянский историк и писатель Умберто Эко убежден, что главный долг культурного человека - "быть всегда готовым переписать энциклопедию знаний". То есть, реагировать на новые перспективы, которые могут быть неприятными и опасными для власть имущих. Это в то время, когда многие граждане предпочитают не видеть подлинной действительности, а предаваться своим сладким иллюзиям и таким образом обманывать сами себя.
   Наверное, претензия на обладание истиной достойна права на существование, но не слепого почитания, ибо в жизни ничего нет только белого или только черного, есть разные цвета, оттенки. Да и сама история не является точной наукой, ибо ее творят весьма многоликие личности. Богатейшей питательной средой обмана продолжает упорно служить неугомонное воображение, ибо очень уж хочется из выдумок создать желаемую картину мира и подкрепить ее красивыми легендами.
   Когда в ход идут метафорические символы вместо фактов, прошлое становится выдумкой, а о происходящем уже трудно судить здраво и объективно. Казус плексус (сложный случай в переводе с латинского) в том, что наша потребность уверовать обычно превосходит потребность узнать. Вместо же анализа новой информации мы склонны собирать такие свидетельства, которые лишь укрепляют нашу веру и отсеивают все, не стыкующееся с ней. В довесок, обильные потоки лжи выплескивают государственные и частные институты, партии, профсоюзы, спецслужбы, СМИ. В итоге, Всемирная История походит на книгу в процессе написания, составлять которую приходится каждый раз все новой когорте сильных мира сего, одерживающих сиюминутную победу и выставляющих проигравших в самом неприглядном свете.
   Как тут не вспомнить такой эпизод. Когда в обескровленной первой мировой войной России произошла революция, западноевропейские правительства кинулись превозносить "ценности христианской цивилизации", призывать к защите ее от натиска "новых гуннов с Востока". Это в то время, когда Запад еще не вышел из самой кровавой бойни, в которую сам себя и завел. Разве не лицемерие? По иронии судьбы, спустя четверть века "новым гуннам с Востока" пришлось спасать мир от варваров с Запада, развязавших еще одну мировую войну.
   Своей тогдашней политикой умиротворения гитлеровцев западные государства вольно или невольно способствовали созданию и укреплению фашистских режимов. В этом отношении, ни одно из них не могло считаться "безгрешным", включая США и Англию. Вот и французы, традиционно выставляющие себя свободолюбивым народом, очень не хотят признавать существование нацизма французской выделки в виде коллаборационистского режима Виши, отдавшего их страну на откуп третьему рейху.
   А вот еще один пассаж. В мае 2006 года новый римский понтифик Бенедикт XVI посетил Аушвиц, где находился нацистский концлагерь. С глубоким переживанием на лице он произнес: "Господи, почему Ты терпел все это?" Ни один верующий не может ответить искренне на этот вопрос. Также не может и объяснить, почему Ватикан помогал нацистским головорезам найти убежище в Латинской Америке...
   Искушение тоталитаризмом и диктатурой носит повсеместный характер. Человек вроде бы походит на разумное существо, но разумом руководствуется далеко не всегда, а потому печальных последствий своих плохо продуманных действий избежать не может. Изначально общество настаивается на ферменте символов, создающих почву для недоверия наций друг к другу. В борьбе за власть каждая из сторон навязывает свое "самое верное" понимание добра и зла, произвольно оперируя понятиями случайное и закономерное, тривиальное и значимое.
   Гуманитарные и точные науки гордятся тем, что достоверное от ложного ими отличается проверкой на практике. Но и ученые совсем не обязательно оказываются разумнее или честнее других, в силу хотя бы своих клановых интересов. В результате, складывается мощнейшая форма идеологии в виде новой религии со своими богами, божествами, идолами и кумирами. Своего рода научный фундаментализм, преследующий собственные интересы, не столько сообщая об истинном положении, сколько заставляя людей поверить, что именно так оно и есть.
   Подлинно демократическим может считаться государство, где достаточно хорошо информированные граждане избирают, контролируют и, по необходимости, даже отдают под суд нарушающих закон правителей. Непременное условие здесь - свобода слова, но и эта свобода еще не гарантирует безошибочности суждений. Так, например, накануне второй мировой войны вроде бы респектабельная лондонская "Таймс", в унисон с политикой своего правительства, замалчивала информацию об экспансионистских планах гитлеровского рейха. И делала это сознательно, чтобы отвести от Британии нацистскую угрозу.
   Да и кто не стремится к определенности за счет подлинности? Кому не нравится наблюдать за жизнью персонажей литературы и кино, артистически четко выраженных, либо крайне плохих, либо очень хороших. В свою очередь, писатели и кинематографисты, пользуясь всеобщим желанием перекочевать в выдуманный мир, нередко берут на себя прерогативу выдумывать все, что им в голову взбредет, не неся при этом никакой ответственности за последствия деформации образов исторических персонажей и самого исторического процесса.
   Правду скрывают или препарируют, когда она невыгодна либо правительству, либо владельцам СМИ, либо отдельным культовым фигурам. В странах, называющих себя сегодня демократическими, политика СМИ диктуется их владельцами. Пресса и телевидение в ущерб пристальному слежению за возможными нарушениями закона политиками невольно формируют в обществе мнения, позволяющие принимать их словоблудие за чистую монету. Для этого впечатлять должна не объективная значимость события, а в первую очередь его образность, метафорическая символика...
   Наверное, редко кому из писателей удавалось столь интересно и убедительно выдавать придуманное за реальное, как Даниэлю Дефо. Его метод - обильно нашпиговать вымысел множеством конкретных увлекательных деталей. В предисловии к своему 'Робинзону Крузо', например, он выставил себя издателем книги, который якобы подтверждает, что речь идет о подлинных событиях. На самом деле, за исключением одного только факта, практически все остальное автор придумал.
   Когда англичанин принялся за написание этого романа, ему было без малого шестьдесят лет. Он уже поработал корреспондентом газет, памфлетистом, коммерсантом, страховщиком и солдатом тоже послужил. Характером отличался непокладистым, а потому нажил себе массу недоброжелателей. Одни называли его патриотом и настоящим джентльменом, другие - воплощением дьявола, проституировавшим своим литературным дарованием, беспринципным и бессовестным авантюристом.
   Став публицистом, Дефо вдруг посчитал своим долгом известить, что приходилось ему 'работать на Корону в различных почтенных, хоть и секретных службах'. Не важно, какая у власти стояла партия, тори (консерваторы) или виги (либералы), он оставался агентом правительственной секретной службы. Судя по его статьям и памфлетам, выступал сторонником гражданских прав, мирного разрешения социальных и религиозных конфликтов с позиции здравого смысла.
   В одном из своих агентурных сообщений шефу королевской разведки Даниэль Дефо, под псевдонимом Александр Голдсмит, указывал на целесообразность создания по всей Британии сети тайных информаторов, дабы правительство доподлинно знало о происходившем в каждом городе и графстве. Именно ему и было поручено заняться этим. В Шотландии он стал резидентом под журналистским прикрытием и успешно способствовал ее объединению с Англией. Там же узнал о происшествии с моряком Селькирком, оставшемся в живых после кораблекрушения и четыре с половиной года прожившем на необитаемом острове.
   Скончался он в полном одиночестве, скрываясь от своих кредиторов во второразрядной лондонской гостинице. После себя, помимо дюжины книг, оставил и поэму, где есть такие строки:
  
   Да пусть звучит средь ваших дум:
   Возьмись за ум! Возьмись за ум!..
  
   Не в укор будь сказано другому всемирно известному писателю, тот столь же охотно выполнял специальные задания в качестве тайного агента. Мигель де Сервантес Сааведра достаточно успешно справлялся с возложенными на него испанской Короной разведывательными поручениями на севере Африки, в Италии и Португалии. Только неизлечимая, полученная в бою рана руки заставила его оставить секретную службу, заняться исключительно литературной деятельностью и создавать своего "Дон Кихота".
   Любопытно, откуда у писателей интерес к миру тайных операций? Обычно художественное произведение строится на том, чтобы соблазнить читателя путем придумывания того, чего реально не было. Сам же автор выступает в роли иллюзиониста, выдающего кажущееся за подлинное. И, разумеется, считает, что не обманывает, а выдумывает никак не менее реальное, нежели сама реальность. В этом смысле, писателя и разведчика роднит также двойной образ жизни - явный и скрытный. Но этого еще мало. В конце концов, кого это не роднит.
   Разведчик сообщает свои впечатления от встреч с людьми узкому кругу лиц, писатель - широкому. Но заранее оба обычно не предупреждают собеседников, что собираются переложить их рассказ на бумагу, открыто не называют источников, придавая им либо псевдонимы, либо вымышленные имена. От одного требуются факты и их трезвая, непредвзятая оценка. От другого - запоминающиеся образы и метафоры. Прирожденные наблюдатели за действительностью и за тем, как у них работает воображение, каждый создает свои версии этой самой действительности.
   Еще со времен приснопамятных миры писателей и разведчиков соприкасались и соприкасались весьма плотно. Первым образом разведчика, выведенным в художественной литературе, можно считать Улиса из гомеровской 'Одиссеи': тот облачался в нищенское одеяние, чтобы добыть информацию в одном из троянских городов. Да и, видно, сам автор в шпионском деле знал толк.
   Иногда разведчики встречались с писателями неформально и доверительные отношения между ними складывались сразу, причем прочные, полезные для обеих сторон. В других случаях между ними ничего не получалось даже со второго или третьего взгляда. Так или иначе, по мотивам разного свойства писатели все же решались пробовать себя и на разведывательном поприще.
   После четверти века службы во внешней разведке я очень хорошо себе это представляю. В силу невозможности для писателя и разведчика быть непревзойденными мастерами в своем ремесле, они не чувствует себя полностью гарантированными от провала. Оба стремятся завербовать на свою сторону: один - читателей, другой - носителей государственных тайн. Для этих целей им нужны глубокие знания природы человеческой, уверенность в себе еще до превращения ее в самоуверенность, способность увидеть мир глазами другого человека и многое чего еще.
   Работа тайного агента правительства вроде бы должна наложить какой-то отпечаток на творчество писателя. При желании, его можно действительно обнаружить, но не в самом тексте, а в авторском раскрытии темы. Во всяком случае, такое впечатление складывается при чтении произведений Дефо, Сервантеса, Кеведо, Бомарше, Вольтера, отметившихся на стезе агентов разведок своих правительств.
   В ХХ веке писателями с опытом работы по тайной казенной надобности больше всех отличилась Англия: Сомерсет Моэм, Эрскин Чайлдерс, Ян Флеминг, Грэм Грин, Джон Ле Карре - если называть только получивших наибольшую литературную известность. Все они в своих романах так или иначе касались второй древнейшей профессии с ее играми в перевоплощение, однако делали это осторожно, дабы не пострадать от закона, запрещавшего бывшим сотрудникам разведки разглашать тайны их прошлой профессиональной деятельности.
   В той же Англии возник впервые жанр шпионского детектива. Его мэтр - Дэвид Джон Мур Корнвель (литературный псевдоним Джон Ле Карре). Сегодня на Западе нет таких авторов, кто мог бы сравниваться с ним своей компетентностью по этой части. Не понаслышке, а на основании своего личного опыта он описывает противоречия, возникающие у человека и общества по отношению к тайным операциям. Знание им разлада между политикой и этикой дает ему основание выходить за пределы детективного жанра и считаться политическим романистом. Любопытно, отец писателя не прочитал в своей жизни ни одной книжки и, в конце концов, попал за решетку по обвинению в мошенничестве, но перед тем, как оказаться в тюрьме, позаботился, чтобы сын получил хорошее образование. Мать же просто бросила его на произвол судьбы.
   В разведку Джона завербовали в годы его учебы в Оксфорде. Работал он под дипломатической 'крышей' в Бонне и Гамбурге. Еще до ухода в отставку опубликовал свой первый роман с главным героем, контрразведчиком Джорджем Смайли. Вскоре бестселлером стал его 'Шпион, который явился с холода'. Оставив это поприще, Ле Карре не распространялся о своей прошлой работе и еще меньше пытался придать ей веса. На все попытки журналистов разузнать у него об этом отвечал в свойственной англичанам иронической манере, что сделанное им не было важным и не изменило мирового порядка. Иногда даже говорил, будто работа эта наскучила ему своей монотонностью.
   Дабы никто, паче чаяния, не подумал, что его читаемые по всему миру шпионские детективы отражают подлинную действительность один к одному, англичанин предупреждал: хороший писатель ни в чем не является знатоком, за исключением самого себя, а если он еще и умный, то о подлинной работе разведки ему лучше помалкивать. Пресса все же продолжала интересоваться, почему бывший шпион избегает давать интервью и появляться на телевидении.
   'Все дело в том, - объяснял он, - что описываемые мною вещи являются плодом воображения. Как свидетельствует мой опыт, художники есть обманщики. Они - шпионы. И я не представляю собою исключение. Просто для меня сочинительство стало навязчивой идеей. Потребность писать возникает у меня из потребности общения. Создавать из хаоса хоть какой-то порядок есть мое самое интимное, глубокое желание'.
   По поводу 'холодной войны' Джон Ле Карре не счел нужным скрывать своего мнения: 'В эти годы мы научились объяснять происходящее понятиями заговора. И шпионский роман опирается именно на эти представления. Цинизм нынешних якобы самых правильных форм правления столь велик, что мы уже заранее ни во что не верим. Политики стараются убедить нас, будто эти наши предположения не обоснованы. Но мы-то знаем, 'что есть что' на самом деле. До тех пор пока между частной и официальной правдой не сложатся лучшие отношения, у нас есть все основания подозревать, что сокрытие и дезинформация ежедневно пропитывают новости. Мне думается, шпионские романы отражают такую озабоченность граждан'.
   В своих книгах писатель избегал давать политическую интерпретацию действий персонажей, выдвигать главной одну какую-то идеологическую версию и делать выводы оставляет за читателями. Взгляды его можно было бы считать либеральными, но к либерализму он относился критически, сознавал его пределы в разрешении таких проблем взаимозависимого мира, как закулисная деятельность многонациональных корпораций, международная торговля наркотиками и оружием, терроризм.
   После падения берлинской стены Джон Ле Карре посетил нашу страну. Его комментарий оказался для многих неожиданным: 'Запад обесчестил все обещания, сделанные им в годы холодной войны. Мы продолжали стоять на стороне сильных против слабых. Плохо используя мирные условия, мы упорно искали новые пути раздела мира, чтобы обладать большей безопасностью и удобнее себя чувствовать в нем. Мы одержали победу над коммунизмом, но унаследовали проблему противостояния нашей жадности и безразличия страданиям людей за пределами нашего собственного мира'.
   Не замедлил он выступить и против вооруженного вторжения США в Ирак. По его мнению, 'Америка вошла в исторический период сумасшествия, самый ужасный из того, что я помню, страшнее маккартизма и Бухты Кочинос, потенциально более катастрофический, чем война во Вьетнаме'. Вскрыв обман общественности американским правительством, он заключил, что 'стародавний колониализм США вот-вот охватит железными крыльями всех нас'.
   После выхода своего романа 'Абсолютные друзья' писатель позволил себе необычное и огласил главную идею: в этом мире можно уничтожать друг друга и посредством обмана, а безумие способно одержать верх даже в весьма образованных людях. 'Пока делается акцент на свободной торговле, на власти корпораций, - уточнил он, - будет расти нищета и мы будем убивать друг друга'.
   Джон Ле Карре назвал себя 'прирожденным беженцем', который когда-то вошел в определенную социальную структуру, почувствовал себя в западне и счел необходимым выбраться из нее. 'Я убежал из частной школы в шестнадцать лет, - рассказывал он, - от одиночества в двадцать три, от туманного мира британской разведки в тридцать три, от моего первого брака в тридцать шесть. Эти мои шаги предпринимал инстинктивно, пытаясь сохранить при этом свои жизненные обязательства. Жившие во мне патриот и ребенок заставляли меня влиться в большие социальные институты, а художник по призванию тайно готовил чемоданы и рыл туннель под стенами замка, чтобы совершить побег'.
   Сейчас писателю уже за семьдесят. Он не любит разговаривать по сотовому телефону. Не переносит толкотню больших городов, не может там пробыть и трех дней. От пишущей машинки отвык, пишет от руки авторучкой в день по несколько сот слов, жена печатает. Живет Джон Ле Карре в домике на побережье со своей семьей и еще двумя собаками...
   Романист Грэм Грин тоже служил в разведке, хотя и не имел склонности заниматься политической деятельностью. По сути, его интерес к политике был больше созерцательный и вызывался потребностью поддерживать живой контакт с действительностью. О профессиональных политиках он придерживался невысокого мнения, считая их аморальными и коррумпированными типами, за исключением редчайших случаев.
   Интерес к политике совмещался в нем с религиозными верованиями, а те, в свою очередь, заставляли его жить в постоянной озабоченности грехом и покаянием. Поговаривали, будто писатель сознательно грешил, чтобы потом иметь возможность покаяться. По его же собственному признанию, католической религией он как бы уравновешивал свою тягу к свободной любви, или явному нарушению шестой заповеди.
   О своих пассиях Грин никому не рассказывал, считая такие откровения неэтичными. Уйдя от первой жены, так и не развелся с ней, хотя вместе они уже больше не жили. Когда же его спрашивали, католик ли он, отвечал: 'Вероятно, нет, но хочу быть озабоченным Богом'.
   Грину нравилось заставлять людей блуждать в лабиринтах его сознания с особыми местами там для тайн. Все это вписалось органически и в выбор им разведывательного поприща в годы второй мировой войны. Отсюда, наверное, и отношение его к своему начальнику по службе - Гарольду 'Киму' Филби, работавшему уже тогда на советскую разведку.
   Даже после провала и побега Филби в СССР Грин поддерживал с ним переписку. В одном из писем ему Филби отмечал рост исламского фундаментализма в Азии, чем и обосновывал советскую акцию вмешательства в Афганистане. Оба соглашались, что СССР и США должны сотрудничать, чтобы помешать исламскому экстремизму.
   Несмотря на свой преклонный возраст, Грин даже ездил к Филби в Москву, но о чем они беседовали никому не рассказывал. Может, и рассказывал, но никогда публично. Да и вопрос, знал ли он в свое время, что Филби работал на советскую разведку, оставил без ответа. Писатель считал его своим другом.
   Марк Твен однажды предложил провести эксперимент и попросить какого-нибудь очень достойного человека написать хотя бы несколько страничек, о себе, а потом посмотреть, что у него получится. Получится же, считал Твен, далеко не полностью совпадающее с реальной действительностью: многие важные факты будут сознательно им опущены, дабы не портить о своей личности впечатления.
  
   *
  
  Пожалуй, самым грандиозным враньем в мировой истории отличались главари третьего рейха. Еще до нападения на Советский Союз главный паяц нацистов бахвалился: 'Наша роль в России после ее поражения в войне должна быть аналогичной той, какую играет Англия в Индии. Править империей через горстку людей'. Он планировал заселить всю Восточную Европу немецкими солдатами-фермерами, прослужившими в вермахте не менее двенадцати лет. На территории прибалтийских республик предполагалось разместить, 'по специальному разрешению', некоторое число датчан, голландцев, норвежцев и шведов. Поселенцам из Германии предоставлялись крупные поместья, которые должны были превратиться в 'крепости недоступные для посторонних'. Вакцин от болезней "аборигенам" не полагалось, но алкоголь и табак предоставлялись в неограниченном количестве.
   В октябре 1941 года, когда немецкие солдаты приблизились к Москве, фюрер продолжал выдавать желаемое за действительное: 'Нянчиться с ними мы не будем. Мы им ничего не должны, абсолютно ничего. Единственное, что им нужно будет понимать, это наши дорожные знаки, дабы они не мешались нашим водителям. Если же взбунтуются, забросаем их населенные пункты бомбами, и дело с концом. В период сбора урожая установим рынки во всех важных центрах, где в обмен на зерновые будем продавать им наши товары низкого качества. Наши фабрики по производству сельскохозяйственной техники, транспортные компании, производители разной домашней утвари найдут там огромный рынок для сбыта своих товаров. Там же будем продавать дешевую одежду из хлопчатобумажной ткани - ярких окрасок, учитывая склонность славян к пестрым цветам'.
   Рейхсфюрер СС Гиммлер Восточную Европу считал вотчиной СС. Там его части должны были полностью контролировать местное население, а оставшихся в живых свести к умеющим только считать до пятисот, писать свое имя, подчиняться властям, работать в поте лица и вести себя в соответствии с библейскими заповедями. В оккупированной Польше он уже начал осуществлять свой 'Хенеральплан Ост', пригрозив немцам концлагерем за сексуальные связи с полячками, а полякам за то же с немками - виселицей. В конце 1941 года, когда войска рейха завладели Прибалтикой, Белоруссией, Украиной и Крымом, Гиммлер отдал указание о начале заселения этих районов десятью миллионами немцев о депортации на работу в Германию двух третей исконного населения, за исключением евреев, которых было приказано уничтожать на месте...
   Неизбежно возникают вопросы. Почему столь легко Гитлеру удалось лапшу на уши немцам навесить? Не оттого ли, что он обещал им 'золотые горы' и массу заманчивых социальных благ после окончания войны в качестве компенсации за временные жертвы? Бесплатное медицинское обслуживание и образование, надежное пенсионное обеспечение, санатории на черноморском побережье и, наконец, новое жизненное пространство. Разумеется, при распределении всего этих благ, должна была учитываться лояльность граждан режиму. Не здесь ли одна из главных причин массового психоза и затмения разума?
   Историки до сих пор гадают, было ли конечной целью Гитлера завладеть только Европой или все же добиться мирового господства. Одни называют его 'континенталистом', другие - 'глобалистом'. В действительности, на 'континентальной европейской империи' бесноватый не хотел останавливаться. На очереди были Ближний Восток и США. Гитлеровская камарилья и командование рейхсвера разрабатывали варианты нападения на Америку с использованием баз на Азорских и Канарских островах, тяжелых бомбардировщиков и кораблей, согласно принятому 27 января 1939 года 'плану Зет'.
   На пути к мировому господству Гитлер видел в США вторую после СССР сдерживавшую его силу. В 30-е годы он полагал, что еще чуть-чуть и Америка разрушит сама себя изнутри. Представителей крупного американского бизнеса из кланов Форда, Дюпона, Моргана и Рокфеллера, еще оказывавших финансовую и техническую помощь Германии, считал близкими ему по духу. На заседании Американского общества химиков один из братьев Дюпонов открыто призывал создавать 'расу суперменов' путем психологической обработки молодежи с использованием психотропных препаратов. Крупные корпорации США финансировали свои собственные группировки расистского толка, вроде 'Крестоносцев Кларка' и 'Лиги американской свободы', выступавших против 'большевистской и антиамериканской' политики президента Франклина Рузвельта. Да и сами эти корпорации выстраивались почти что по образцу французского военизированного фашистского движения "Крест веры".
   Фюреру тогда докладывали о готовившемся в Вашингтоне государственном перевороте, который должен был возглавить генерал Батлер. То была специально подобранная германской разведкой для этого харизматическая фигура командующего морской пехотой, опиравшегося на финансовых воротил и ветеранов из Американского легиона. Разведка Гитлера не ведала только, что Батлер своевременно сообщил о заговоре в Федеральное бюро расследований. Впоследствии результаты разоблачения заговора засекретили.
   Миновали печать и многие факты сотрудничества рейха с крупным американским бизнесом за все годы пребывания у власти Гитлера. Нефтехимический гигант Рокфеллера Стандарт Ойл, например, установил теснейшие отношения с немецкой компанией Иге Фарбен. Используя американскую технологию и при активном участии Стандарт Ойл были построены несколько заводов по производству синтетического горючего, каучука и специальных свинцовых добавок для авиационного топлива. Осуществлялись поставки в Германию масел для танковых двигателей, в которых участвовала компания Тексако. Тайно было подписано соглашение о продолжении сотрудничества, даже если начнется война между Германией и США.
   В 1935 году автомобильный концерн Дженерал Моторс построил завод по производству тяжелых грузовиков в Бранденбурге с участием своего немецкого филиала Опель Блитц. Без этих грузовиков солдатам вермахта не то что до Москвы, до Вены бы не добраться. За помощь в аннексии Австрии Гитлер наградил вице-президента Дженерал Моторс Джеймса Муни орденом Орла. Уже шла война, а на заводе в Бранденбурге продолжали работать специалисты из США, с конвейеров сходили сто тысяч грузовиков в год, не считая авиационных двигателей и фюзеляжей для самолетов. В августе 1944 года завод частично разрушила бомбардировками союзная авиация. Это вызвало негодование у руководства Дженерал Моторс. Сразу после капитуляции Германии оно тоже подало в суд на Белый дом возместить нанесенный ущерб.
   В то время как наращивался военный потенциал нацистской Германии, Генри Форд заложил первый камень в строительство автозавода в Кельне. После его запуска с конвейеров сходил транспорт по заявкам германского военного командования, из Детройта поставлялись двигатели и шасси. В 1938 году Гитлер наградил Форда почетным орденом рейха. Во время войны на этом автозаводе работали военнопленные и рабы из Восточной Европы. После капитуляции Форд тоже выставил претензии Белому дому и потребовал возместить ущерб от бомбардировок...
   Вторая мировая война началась для США с обмана не только со стороны вероломных японцев. Вечером 6 декабря 1941 года на стол Рузвельта легли перехваченная и расшифрованная телеграмма японского МИДа послу Японии в Вашингтоне, а также сообщение с Гавайских островов - о подходе туда крупного японского авианосного соединения. Прочитав документы, президент обратился к присутствующим: 'Это война'. Однако никаких указаний о принятии надлежащих мер безопасности дано не было, даже не проинформировано командование Тихоокеанского флота в Перл Харборе.
   На рассвете следующего дня японские самолеты бомбили американские корабли, все еще остававшиеся в бухте. Приказ о приведении в полную боевую готовность пришел на Гавайи уже после бомбардировки. Почему? Его сознательно задержали, дабы 'не вводить в заблуждение' командование флотом. Погибло тогда более четырех с половиной тысяч военнослужащих. Они заплатили жизнями своими только для того, чтобы их президент получил убедительный повод объявить войну Японии.
   На войне как на войне: обман противника - непременный элемент тактики и стратегии. Не исключением стала и война 'холодная'.
   В августе 1964 года Белый дом подстроил нападение вьетнамских катеров на американский крейсер в Тонкинском заливе. В качестве 'ответной меры' президент Джонсон приказал бомбить Северный Вьетнам. Контингент американских войск вскоре увеличился до полумиллиона солдат, началась полномасштабная война.
   Без закулисного покровительства Вашингтона пиночетовским головорезам в Чили не удержаться бы у власти и трех дней, как и военно-фашистским режимам в Аргентине, Уругвае, Бразилии, Сальвадоре, Никарагуа, Боливии, Доминиканской республике. Все офицеры частей специального назначения этих стран, все будущие диктаторы проходили подготовку в американской зоне Панамского канала. Там же, в 'Школе Америк', ЦРУ готовило кадры спецслужб и полиции, из которых формировались 'эскадроны смерти'.
   Вооруженное вмешательство США на Кубе, в Камбодже, Панаме, Гранаде. Бомбардировки американской авиацией Ливии, Судана, Сомали, Ливана. Участие ЦРУ и Пентагона в заговорах по свержению законно избранных глав государств в Гватемале, Греции, Индонезии. Все это влекло за собой массовые убийства, пытки, издевательства над людьми. В то же самое время, каких только высокопарных слов не произносилось на берегах Потомака об Америке - знаменосце свободы и демократии, благословленной на дела праведные самим Господом Богом.
   Из Белого дома лились такие мощные потоки лжи, что можно было даже засомневаться, действительно ли американцы высаживались на Луне. Допускать вероятный подвох заставляли многие обнаруживаемые неспециалистами детали: на кадрах киносъемки, сделанной якобы на лунной поверхности, отсутствовало даже незначительное углубление под посадочным модулем, не видно было на небосклоне звезд, переговоры между астронавтами походили на беседу по заранее заученному тексту...
   И действительно, как стало известно значительно позднее, здесь тоже не обошлось без подлога. Первые шаги Армстронга и Олдрина на Луне засняли на пленку загодя в павильоне, специально построенном в пустыне штата Невада - на тот случай, если со съемочной техникой произойдет сбой. Вот эти-то 'уникальные' кадры и демонстрировались всему миру. Помимо же самих астронавтов и кинорежиссера Стэнли Кубрика, знал о подтасовке лишь очень узкий круг людей во главе с президентом страны.
   Тогдашнего хозяина Белого дома сами американцы неслучайно прозвали 'Дик-Трюкач'. Спустя три года после экспедиции на Луну Никсон оказался замешанным в закулисной политической афере под названием 'уотергейт' и, чем больше пытался выкручиваться, тем глубже уходил в тину вместе с другими участниками преступления. Только когда перед ним встала реально дилемма - либо тюремная камера, либо добровольная отставка, быстренько собрал чемоданы и покинул Белый дом. Как говорили на Руси, прытче зайца не будешь, но и того ловят.
   Обманывали и в Кремле в силу уже своих стратегических интересов. Политическим установкам ЦК следовали МИД с его официальными связями влияния и КГБ с его тайными агентами такого же негласного назначения - способствовать поддержке советских внешнеполитических инициатив. Но вот на то, чтобы перехитрить, оказался более способным Белый дом. Во всяком случае, 'холодную войну' он выиграл и выиграл в том смысле, что ему удалось праведными и неправедными путями отстоять свои экономические и политические интересы...
   Расчленяя в 1991 году Советский Союз на отдельные части и меняя в Российской Федерации общественный строй, когорта реформаторов ельцинского призыва обещала наступление реальной разрядки международной напряженности, чуть ли не вступление человечества в эпоху мира и согласия. Сгоряча, если не сказать сдури, многие даже надеялись, что их одарят чем-то вроде американского 'плана Маршалла', благодаря которому после второй мировой войны Западная Европа относительно быстро восстановила свою экономику. 'Холодную войну', однако, сменил 'горячий рынок'. А на рынке что главное? У кого половник, тому и товар.
   Есть разные обстоятельства, объясняющие, почему президент Буш отдал приказ напасть на Ирак. Относятся они и к торгово-экономической сфере межгосударственных отношений. В частности, с появлением евро и расширением Европейского союза у Вашингтона появилась новая 'боль в пояснице': возможная замена доллара в качестве расчетной валюты в торговле нефтью может привести к серьезным экономическим последствиям для США.
   В финансово-экономической области отношений между Вашингтоном и Европейским союзом до полной гармонии интересов весьма далеко. Взять хотя бы авиастроение. Многомиллионные контракты здесь имеют ключевое, стратегическое значение не только для гражданской авиации, но и для всей экономики. Слияние компаний Боинг и Макдоннелл Дуглас позволило Америке в начале нового века поставлять авиакомпаниям других стран три из каждых четырех пассажирских самолетов. Слились же они, чтобы успешнее конкурировать со своим главным соперником в Европе - консорциумом Аэробус.
   На мировом рынке многое вызывало у Белого дома беспокойство. Прочность доллара целиком зависела от его котировки в качестве главной расчетной валюты в торговле нефтью. Долларами расплачивались страны-импортеры со странами-экспортерами ОПЕК и те же "зеленые" снова оседали в Америке в виде акций, инвестиций, недвижимости и многого другого. Норвегия, третий после Саудовской Аравии и России экспортер нефти, вложила в акции и государственные бумаги США десятки миллиардов долларов. Саудовская Аравия инвестировала в американскую экономику семьсот миллиардов. Посредством такого механизма страны-члены ОПЕК, хоть и завладели значительными ресурсами в самих США, но иначе как на доллары они свою нефть продать не могли. Страны-импортеры вынуждены иметь долларовые резервы, без которых им нефть не продавали.
   Переливание нефтедолларов в американские активы означало, что фактически США не платили за ввозимую нефть, вследствие чего их экономическое благополучие приводило к дефициту торгового баланса, который по стоимости составлял больше половины их ВВП. Доллару грозила бы сокрушительная девальвация, не будь он принят в качестве расчетной валюты на мировом нефтяном рынке. Если же еще учесть, что две трети валютно-финансовых сделок и половина мирового экспорта осуществлялись в долларах, то становилось все более очевидным, что американская экономика жила не по средствам.
   Первая брешь в долларе наметилась в 2001 году, когда между Европейским союзом и Россией была достигнута принципиальная договоренность осуществлять торговые расчеты в евро. Речь шла о 40% российской внешней торговли со странами ЕС, главным образом нефтью и газом. Европа размерами своего участия на мировом рынке тогда уже превзошла США, в еврозону вступил Ирак, чуть позже Иран обменял свой долларовый запас на евро. В том же направлении шли Россия и Венесуэла. Решись на это Норвегия, Швеция и Дания, все сделки на нефтяном рынке могли бы осуществляться в евро. Европейский союз уже закупал у стран ОПЕК почти половину сырой нефти. Тут еще 'до кучи' Китай, по размерам своего ВВП, догнал Америку и накопил у себя столько долларов, что, выброси он их на валютные рынки, обменный курс 'зеленого' тут же полетел бы вниз.
   Принимая решение о вторжении в Ирак, президент США просто не мог не ставить перед собой цели удержать позиции доллара и таким образом подтвердить американское главенство на мировом финансовом рынке. Контроль Вашингтона над иракской нефтью позволил бы оттеснить ОПЕК от диктата цены на нефть и получить значимые рычаги давления на главных конкурентов США - Китай, Германию, Францию и Россию. А разве не вызывал у американской администрации недовольство тот факт, что российская компания Лукойл еще до вторжения заключила с Ираком контракт на освоение и эксплуатацию чуть ли не половины его нефтяных месторождений?
   Иногда говорят, будто США и без Ирака имели доступ к источникам нефти, а потому у Вашингтона не было необходимости идти на военное вторжение. Но одно дело - доступ, другое - полный контроль за чужими природными ресурсами и ценами на них. Поставляют же свою нефть в США Мексика, Венесуэла и Канада, однако ее цена заметно выше арабской. Помимо всего, в Аравийской пустыне хранится чуть ли не четверть мировых нефтяных запасов, а военно-политический альянс США с Саудовской Аравией всегда питало 'черное золото'. С американским участием королевство построило свою нефтедобывающую промышленность, а в признание заслуг Вашингтон получил льготные условия для своих компаний и гарантированную треть всего импорта нефти. Потому и поддерживал тоталитарный режим в этой стране, где даже не пахло демократией и правами человека, а система наказаний инакомыслящих напоминала Средневековье...
   А вот еще одна тема, интерактивно связанная с предыдущей. Распад Советского Союза и террористические вылазки исламских фанатиков 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне для большинства американцев оказались полной неожиданностью. Мало кто из них мог объяснить, что же вызвало эти два события. Советское военное вмешательство в Афганистане, закончившееся провалом и измотавшее вконец ядерную державу? И, во втором случае, почему, помимо религиозной общности, всех участников теракта объединяло то обстоятельство, что все они прошли через войну в Афганистане?
   Со временем выяснялось, что многие годы, еще до ввода туда советских войск, ЦРУ активно поддерживало местных моджахедов и талибов, включая перебравшихся позднее в Афганистан исламских фундаменталистов из арабских стран, среди которых был и выходец из богатой саудовской семьи Усама бен Ладен. Когда командующий 40-й Армией Громов последним пересек советско-афганскую границу, в штаб-квартире ЦРУ праздновали победоносное завершение своей "самой крупной тайной операции за всю историю холодной войны". В тот день резидент американской разведки в Исламабаде направил в Лэнгли шифровку: "Мы выиграли!"
   Некоторое время спустя горячие головы стала остужать водичка из холодного душа. Титанические усилия ЦРУ и миллиарды полученных через Конгресс долларов оборачивались своей обратной стороной: моджахеды не сочли нужным разделять с кем-то лавры победы и признавать значение американской помощи. В их сознании, победа принадлежала только одному Аллаху. А потому, нанеся поражение одной мировой державе, они вскоре обрушили свой гнев на другую, вскормившую их для противостояния "советской угрозе", но ставшую таким же олицетворением "империи зла".
   До сих пор тайная война ЦРУ в Афганистане - еще не написанная глава новейшей американской истории. Белый дом и исламские экстремисты не хотят, чтобы об этом стало известно всему миру, да еще в подробностях. На берегах Потомака не могут в этом признаться в свете того, что произошло 11 сентября. Безжалостная же реальность такова, что именно администрации Картера и Рейгана тоже участвовали в этой войне, хотя немалая доля вины падала на тогдашнее советское руководство, чья озабоченность экспансией исламского фундаментализма сейчас может рассматриваться уже иначе, чем раньше казалось.
   Версии, которые сегодня публично может предложить руководство ЦРУ по поводу своей тщательно скрываемой "афганской операции" вряд ли составят истинную картину. Что происходило в действительности, да и то не всё, знает лишь очень ограниченный круг людей. Разумеется, все они считали, что действовали в интересах национальной безопасности США и, как истинные патриоты, выполняли чуть ли не божественные предначертания. Если сейчас их припереть к стенке, они, скорее всего, будут отмалчиваться или просто врать. Но могут, чем черт ни шутит, и кое-что рассказать.
   Например, о том, ЦРУ всегда предпочитало следовать практике не использовать в тайных операциях оружие, следы от которого тянутся в США. Поэтому первые направленные моджахедам партии составляло стрелковое оружие советского производства, хранимое в секретных ангарах Сан Антонио (Техас). Груженные им контейнеры приходили на пароходах в Карачи и попадали в распоряжение спецслужбы Зия уль Хака, пакистанского президента с диктаторскими замашками, для переправки моджахедам. Пакистан использовался в качестве надежной перевалочной базы, о чем приходилось заботиться резиденту ЦРУ в Исламабаде Говарду Харту.
   В результате, вооружены были около полумиллиона "повстанцев". Получали они также средства связи, обмундирование, продукты питания, медицинскую помощь и проходили обучение в специальных лагерях в приграничных районах Пакистана. Тренировали их проведению диверсионных и террористических операций против избранных объектов с использованием велосипедов, автомашин и людей с поясами джахидов, начиненных пластиковой взрывчаткой неамериканского производства. Вместе с Говардом Хартом курировал учебную деятельность пакистанский бригадный генерал Мохамед Юсаф. Через своего резидента в Исламабаде ЦРУ снабжало моджахедов и оперативной разведывательной информацией, полученной пентагоновскими спутниками.
   Другой высокопоставленный сотрудник ЦРУ Густ Авракотос, если б захотел, мог сообщить, что моджахеды и талибы получали оружие и деньги из Египта, Саудовской Аравии и других мусульманских стран, где муллы открыто призывали к священной войне с неверными. В частности, он сам участвовал в тайных переговорах с египетскими военными при президенте Садате, который дал согласие продать крупную партию АК-47 по договорной цене для отправки в Афганистан. Отнюдь небезуспешно участвовал Авракотос и в переговорах с китайскими военными в тех же целях. О том, как разыгрывалась тогда "китайская карта", знало в ЦРУ не более десяти человек. Китайские власти, естественно, до сих пор не признают, что согласились на сделку и направляли оружие по назначению.
   По ходу "афганской операции" Еврокотос закупил советские ракетные установки "Катюши", находившиеся в арсенале пакистанской армии. Главной же его задачей было развитие сотрудничества ЦРУ на афганском направлении со спецслужбами, помимо названных государств, с Саудовской Аравией, Великобританией, Францией, Сингапуром. Его бесспорным достижением стала переправка моджахедам переносных ракетных установок земля-воздух "Стингер" производства американской компании Дженерал дайнэмекс. Для использования такого оружия потребовалось согласие государственного секретаря США Шульца, обхаживавшего Горбачева и Шеварднадзе на дипломатическом фронте.
   На протяжении всех семи лет советского участия в афганской войне никто из членов американского Конгресса не интересовался всерьез, в чем же конкретно заключалась деятельность ЦРУ. Процедуры выделения запрашиваемых ассигнований проходили в закрытом режиме, а самим ассигнованиям не препятствовали ни демократы, ни республиканцы. На Капитолийском холме о всех аспектах закулисной деятельности было известно лишь конгрессмену от штата Техас Чарльзу Вильсону. Именно он мог бы пояснить, какой весомый вклад в джихад внес режим Саудовской Аравии, откуда, кстати, и проистекала финансовая подпитка международной террористической сети Аль-Каиды.
   После вывода советских войск конгрессмена пригласили в штаб-квартиру ЦРУ, где в торжественной остановке ему были оказаны самые высокие почести. Как тут после всего ему признать, что его протеже, лидер моджахедов Халалудин Хакани после теракта 11 сенября скрывал в своих пещерах Усаму бен Ладена.
   Вот такая уж горькая ирония истории. Большие события неизбежно влекут за собой неожиданные последствия, которые могут оказаться трагическими для тех, кто меньше всего этого ожидал...
   В свое время, если хорошенько припомнить, Белый дом не жалел средств на оказание военной помощи фанатикам религиозной выделки и после вывода советских войск из Афганистана. Через пакистанские спецслужбы финансировалось обучение банд Аль-Каиды подрывному делу. Вплоть до самого вторжения США в Ирак Вашингтон поддерживал с Саддамом Хусейном довольно тесные отношения и использовал его против Ирана по принципу 'союз со злом для противостояния большему злу'. Не найдя же впоследствии у него ни оружия массового поражения, ни связей его с международной террористической сетью Аль-Каиды, администрация Буша выдвинула против Хусейна обвинения в других преступлениях, совершенных им в тридцатилетний период его правления. Именно тогда, когда все предшествовавшие администрации США их как бы не замечали.
   Террористические акты в Нью-Йорке и Вашингтоне стали удобным предлогом для президента Буша эмоционально воздействовать на своих граждан, дабы заручиться их поддержкой 'нового мирового порядка'. При таком порядке США могли бы нарушать международное право и самостоятельно решать, против какого государства и какие "меры возмездия" принимать по защите своих национальных интересов. Белый дом знал, что в новых условиях на мировой арене реального противовеса Америке уже нет, она стала единственной и неоспоримой сверхдержавой, способной обеспечить себя всеми необходимыми стратегическими ресурсами и направлять процесс глобализации в нужном ей направлении.
   Позволив терактам осуществиться, администрация США расписалась и в своей собственной легкомысленности. О планах по использованию террористами гражданских самолетов было известно в Белом доме с декабря 2000 года. Начиная с января 2001 года советник президента по терроризму Ричард Кларк предлагал принять неотложные контрмеры по предотвращению таких инцидентов, но Буш согласился что-то сделать лишь в августе и известил наконец-то об этом руководство авиакомпаний. Он явно не хотел прямо признавать грозившую опасность, чтобы 'не сеять паники среди населения'. Не из тех же ли соображений исходил президент Рузвельт, когда в декабре 1941 года придержал свой приказ о приведении в полную боевую готовность Тихоокеанского флота?..
   Сразу после трагических событий в Нью-Йорке и Вашингтоне весь мир выражал сочувствие американскому народу, солидарность с ним. Четыре года спустя люди смотрели на Америку уже несколько другими глазами. 'Никогда еще за всю свою историю Соединенные Штаты не были столь непопулярны в мире, - признавал американский историк Артур Шлезинджер. - Этого не могут не видеть и сами американцы. Если чем и ценна демократия, так это ее способностью поправлять себя. Поэтому, европейские друзья, не приходите в отчаяние'.
   Не знаю, но я лично не отчаивался. До меня тоже доходили известия о том, что действия администрации Буша в Ираке поддерживало все меньше американцев. Кинорежиссер Майкл Мур, чьи фильмы об Америке завоевывали премии на международных кинофестивалях, не скрывал своего негодования: 'Только тот, кто презирает молодых американцев, готовых отдать свою жизнь за родину, может послать их на войну, основанную на вранье'. По его мнению, война Буша с международным терроризмом служила ему удобным оправданием для отвлечения внимания от подлинных проблем в мире и для нагнетания страха. Единственное же, что могло его остановить - решительное непринятие американцами этого вранья.
   Мне не приходилось отчаиваться, ибо многие годы я всматривался в американцев с самого ближнего расстояния, наблюдая за их обыденной и не совсем обыденной жизнью. Что мне удалось в них подметить? Индивидуализм и конформизм, сплетенные в каждом из них воедино. Свободолюбие настолько глубокое, что нищету и богатство они уже не скрывают за высокими заборами. Отчаянное стремление верить в свои силы и быть верными себе. Все более ясное осознание двойного стандарта законов и официальной морали.
   В течение многих лет мне пришлось с самого короткого расстояния видеть и с удовольствием наблюдать, как американцы работают - продуманно, эффективно, слаженно. От напряженной работы и рутины они периодически уходят в придуманное и столь же охотно в реальной жизни знакомятся с чужими человеческими судьбами. Им нравится, когда изобретают нечто фантастическое, но с тем же интересом наблюдают, как складывается все на самом деле. Изменений в их личной жизни они не очень-то опасаются, а в бедах своих редко кого винят, кроме самих себя. Поскольку каждый стремится быть как можно более независим, то продолжительные дружеские отношения складываются нечасто, хотя верность в дружбе ими ценится очень высоко. Многие уверены, что серьезные проблемы между людьми возникают довольно часто из-за плохого их понимания друг друга и неумения вести себя достойно.
   В обыденной жизни я сталкивался с такими их традиционными заповедями: 'Полагайся больше сам на себя! Будь уверен в себе, как игрок, рискующий только выиграть! Не допускай себе слишком много поблажек и восхищайся человеком, который сам себя сделал! Помни, настоящий американец должен желать всем людям добра и отстаивать за другими право свободно высказывать свое мнение! Не мешай никому делать и его жизнь лучше! Даже если тебе не подфартит, дети твои смогут занять свое достойное место!..' Разумеется, сие не означало, что все строго следовали этим заповедям.
   Смерч мировых войн ХХ века обошел саму Америку стороной. Это оставило на менталитете ее людей известный отпечаток, освободив их от чрезмерного напряжения, которое испытали народы, долгое время жившие в состоянии войны или подготовки к ней. Отсутствие иностранного вмешательства принято было там воспринимать как естественное состояние. И, конечно, история их страны - очень далекая от идиллии картинка: есть у нее нечто, тщательно скрываемое, не имеющее ничего общего ни с демократией, ни со свободой, ни с этическими ценностями. Нет, никто из ее граждан не свободен от сплетения внутри себя всех мыслимых и немыслимых разладов между желаемым и действительным. Как уже мною подмечено, здесь нужен не один, а сотни писателей и психологов, чтобы понять и описать адекватно американский многослойный характер, в котором одна часть властвует, а другая в оппозиции, одна осознает в себе силу, другая - слабость свою.
   И, наконец, больная тема: отношение янки к обману. По моим наблюдениям, в стране, где два процента жителей довольно беззастенчиво владеют более половиной национальных богатств, на борьбу с обманом тратится столько же душевных усилий, что и везде. Непревзойденными же мастерами они считают себя в распознавании одного из разновидностей обмана, который называют "bullshit".
   Каждый знает, что в жизни буллшита хоть отбавляй. Немало уверено в своей способности безошибочно его определять и не поддаваться на его удочку. При этом редко кто может объяснить толково, в чем собственно этот буллшит заключается и какую роль выполняет. Тут надо согласиться, что данное понятие действительно емкое, многогранное и полностью оценить его по достоинству могут далеко не все.
   В общем, буллшит - это сказанное или написанное так, что осознанно или неосознанно искажает реальное положение до совершенно неадекватного действительности. Такой треп, по-нашему говоря, может быть высокопарным, претенциозным и одновременно неглубоким, поверхностным, хотя всегда с двойным дном, рассчитанным на то, чтобы отвлечь внимание от главного и выгородить себя. По сути своего содержания, это еще и глупость, выстроенная на абстракциях и совершенно безразличная к тому, как обстоят дела на самом деле.
   "That's bullshit" - скажет американец, когда начинает кто-то болтать от фонаря, безответственно, пусть даже искренне. Словом, тривиально, бессодержательно, но с претензией на глубокомыслие. Это не обязательно должно быть обманом, хотя чаще всего к обману все и сводится. Это скорее блеф, придумывание, выдача желаемого за действительное. Отсюда и крылатое выражение "Never tell a lie when you can bullshit your way through" - никогда не ври, если можешь добиться своего с помощью трепа. Отсюда и ключевое отличие обманщика от буллшитера: если первый знает, что говорит неправду и достаточно хорошо представляет себе саму правду, то второй может этого и не знать, ибо ему вообще безразлично, говорит он правду или нет.
   На вопрос, почему так много повсюду буллшита, решился ответить профессор Принстонского университета, философ Гарри Фрэнкферт. По его наблюдениям, невозможно уверенно утверждать, что сейчас буллшита больше, чем в прошлом: сегодня просто больше разнообразных видов коммуникаций. Буллшит неизбежен, когда обстоятельства требуют от человека высказаться по какому-то вопросу даже без полного знания дела. Это происходит от широко распространенного убеждения в том, что гражданин демократического общества обязан иметь свое мнение по всем вопросам, связанным с происходящим в его стране. Отсутствие же значимой адекватности таких мнений реальному положению становится еще более очевидным, когда кто-то считает своей обязанностью давать окончательные оценки событиям и условиям во всех частях света.
  
   *
  Мужики-острословы на Руси считали, что на правду да на пословицу суда нет. Если припомнить лишь некоторые крылатые выражения насчет обмана, может сложиться такая картинка.
   С одной стороны, когда там врали, то словно под горку катились, благо с вранья пошлин не брали, а врать - не мякину жевать, не подавишься. Невзначай и правду говорили, порой и в шутку. Иной брехал, только спотычка брала, другой - что и не перелезешь. Одна повируха наврала, другая не разобрала, третья по-своему переврала. Врать могли как по печатному, но вот переврать, переврать далеко не все умели.
   С другой стороны, что советовали в назидание? Не хочешь слушать враки, ври сам или не слушай. И враки дельные бывают, и на правде далеко не уедешь. Однако ж, как ни хитри, а правды не перехитришь. Зерна-то мели, но много не ври, не завирайся и назад озирайся. К любой лжи свое приложи и не всё слушай, иное мимо ушей пропускай. За вора же не божись - обманет...
   Как повсюду, на Руси правда с ложью шли рука об руку. Вранье у нас называли 'блядением'. Виновным считали и человеческое воображение, которому одного лишь факта было мало, надо придать ему вес ярким вымыслом, дабы придуманное, по силе эмоционального воздействия, не уступало подлинному. Кто-то видел Бога не в силе, а в правде. Кто-то считал, что истинную правду говорят только дети и пьяные. В любом случае, правду признавали даром божьим наравне со справедливостью, но тут же рекомендовали прикрывать ее одежкой притворства, иначе глаза колет.
   Вроде бы, правда должна быть одна единственная, но сколько же придатков к ней прилипало. К примеру, правда 'затаённая'. Её отыскивали в розыскных делах по ходу допросов путем вывертывания рук из лопаток - тогда она становилась 'подлинной'. Нередко случалось, что на деле прав, а на дыбе виноват. Когда обвиняемому забивали под ногти деревянные клинушки, то он раскрывал уже всю 'подноготную'. Инструментом дознания могли служить и клещи, по виду напоминавшие репку: сим приспособлением выдавливали правду "петропавловскую" - по названию церкви неподалеку от Преображенского приказа, в подвалах которого допрашивали с пристрастием.
   Никому не верить на слово привыкли в Москве, что стояла на болоте, ржи не молотила и без дарственного воздаяния дел не делала. Потому и к дьякам подступ был тяжек, а пуститься во все тяжкие ничего не стоило. И вообще, любили в стольном граде все с пылу да с жару, обычно отмачивая непристойное сдуру или спьяна. Молва ходила, будто черт там готовит в вине особого червячка величиной с волосок, проглотив которого, тут же голову теряешь. Местные жители на сей счет утешали себя: черт пьяных любит, а если не хочешь поддаваться его искушениям, отчитай псалтырь три раза кряду.
   Божьего гнева подданные царя даже не особо избегали, твердо зная наперед: кому быть на виселице - не утонет, кому суждено опиться - обуха не боится. Но хоть и веровали в Сына Царя Небесного, Владычице Богородице поклонялись, но всяк под ними понимал нечто свое. И немало народу про святую иконку-то разные крамольные думки вынашивало, для чего еще она в хозяйстве сгодиться может...
   'Отчего у нас все лгут, все до единого? Я убежден, что тотчас же остановят меня и закричат: 'Э, вздор, совсем не все!' - записывал в своем дневнике Достоевский. И на вопрос этот отвечал так: 'Двухсотлетняя отвычка от малейшей самостоятельности характера и двухсотлетние плевки на свое русское лицо раздвинули русскую совесть до такой роковой безбрежности, от которой... ну, чего можно ожидать, как вы думаете?'
   'Все на свете обман, все кажется не тем, что есть на самом деле', - занес в свой дневник Гоголь. У его Хлестакова ложь бесхитростна, невинна, органична, потому как он сам себе верит. Созданный его воображением мир для него интереснее и правдивее самой правды, вызывает в нем восторг, придает ему 'легкость в мыслях необыкновенную'. Азартно, но чуть поспокойнее объегоривает Чичиков. Этот всегда помнит себя и свой денежный расчет.
   Везде у Николая Васильевича проглядывают несоответствия между сомнительными негоциями и гражданскими постановлениями. Так и норовят персонажи его сочинений, вроде помещика Ноздрева, обмишурить ближнего, иногда без всякой злобы, по мелкому, как простой коллежский регистратор, захлебнувший куражу в двух чашках чая с ромом и врущий напропалую. Сосед его, помещик Собакевич, считает всех мошенниками и христопродавцами, что даром бременят землю.
   Отставной капитан Копейкин, которого сила не сломила, а кабак сломил, разбойничает со своими дружками на большой дороге. Полковник Кошкарев придумывает теорию о переодевании всех до единого русских в немецкое платье - тогда и дела пойдут как по маслу, науки возвысятся, торговля наладится, Россия заживет словно у Христа за пазухой. И один лишь помещик по фамилии Скудронжонгло занимается всерьез не своим происхождением, а хозяйством, отчего в поместье его даже мужицкая свинья 'глядит дворянином'.
   Дознаваясь, откуда происходит 'наше нищенство', Чехов отмечал у соотечественников страсть к получению незаслуженного и дармового, дурную привычку не уважать чужой труд, а чужой успех воспринимать, как занозу в сердце. По его наблюдениям, в России, где все зависит от волнения векселей, богатства праведного нет и не может быть. Красть считается безнравственно, но брать разрешено. Равно как можно ехать бесплатно, попрошайничать, заимствовать чужие пьесы, зачитывать чужие книги, брать скидки, пользоваться льготами. Стыдно лгать, но не стыдно просить у доктора медицинского свидетельства, чтобы одурачить казну. Одинаково беспечно можно относиться и к своей, и к чужой собственности: зря брать и в то же время зря давать.
   Из записок Антона Павловича Россия выходила нелепой, неуклюжей страной, где честный человек был вроде трубочиста, которым няньки пугали маленьких детей, где все кругом хитрили как черти, женились для порядка в доме, любовницу заводили для престижа в обществе...
   После того, как мне пришлось оставить Службу внешней разведки, меня иногда просят поделиться тонкостями обмана и его распознания, полагая, что я поднаторел на этом деле профессионально. Рисовать свою прошлую работу в этически безукоризненном виде было бы с моей стороны все равно, что матерком себя подбадривать. Потому отвечаю обычно так: позвольте мне просто рассказывать, во что я верю и кому, а если нет, то почему. А там уж сами смотрите, где я небывальщину за правду выдаю.
   Так вот, по моим наблюдениям, в последние годы минувшего века на российскую политическую сцену вышли лица разной степени мастерства сценического перевоплощения. Среди них немало личностей среднего калибра и невысокого полета, которых может развратить даже детская литература. Есть и мастера, умеющие ловить золотых рыбок без удочки, лески и даже воды. Понятие честность они трактуют широко: от некоторого надувательства до полного освещения вопроса лишь только с одной стороны. Это не я, это еще Салтыков-Щедрин подметил.
   А сколько 'солистов', что за деньги да налоговые поблажки поют дифирамбы сильным мира сего? Не перечесть. Как и тех, для кого запрещено лишь то, за что сажают, но поскольку всех не пересажаешь, можно и попробовать. Любимая их присказка: 'Все воруют - страна богатеет'. От своего вранья они не страдают, они им наслаждаются.
   К концу прошлого века повсюду в России балом стала править новая элита. Попадали в эту знать самые разные субъекты. Бывало, даже далеко не глупые, судя по их способности заучивать свои роли, а иногда даже чуть импровизировать по ходу пьесы. Характерен для них один общий признак: если раньше принадлежность к партийной номенклатуре определялась тем, насколько отвечал 'кадр' идеологическим требованиям, ныне, вместо партбилета, пропуском могла послужить банковская золотая кредитная карточка. Желательно, но совсем не обязательно, ибо ее можно было приобрести и в качестве награды.
   К знатным особам, посаженным на государственные посты высокого уровня, старалась прильнуть бизнес-элита, что участвовала в большой политике на правах ее спонсоров. Крупные бизнесмены отстаивали свои интересы достаточно твердо через высокопоставленных чиновников. И пусть бюрократы в трудную минуту не забудут о сделанных им услугах! В свою очередь, если бизнесмены были действительно полезны власти, то в Кремле они считались надежными партнерами. В противном случае, это уже их проблема.
   Уж больно много всего накручено было в 'новых князьях', чтобы доверять им без оглядки, благо еще и потому что они совсем не блистали способностью выдвигать привлекательные и полезные для общества идеи. Вместо этого, зациклились преимущественно на поддержании статус-кво, залога своего выживания в условиях, когда само государство фактически расписывалось если не нежелании, то в бессилии развивать социально ориентированную экономику.
   Из тех, кто вне этой элиты, одни открыто говорили, будто президента Путина привела к власти конкретная корпоративная группировка на условиях его ответственности только перед ней, потому, мол, и озадачивал он свой аппарат разработкой различных политических сценариев по эффективному использованию создаваемой им 'вертикали власти'. При этом, действовал исходя из понятий и договоренностей посредством разнообразных механизмов давления, в том числе используя одни группировки бизнеса в борьбе против других.
   Невольно приходилось мне прислушиваться и к доводам тех, кто указывал на необратимую деградацию общества, на вытравливание его творчески активного слоя, на неизбежность формирования политической надстройки авторитарного государства. Прислушивался я потому, что и сам прекрасно видел: материальные вознаграждения политическая элита сама себе назначала независимо от положения дел в экономике. Выстроенная же 'вертикаль власти', какие бы цели благовидные ни преследовала, на деле не стыковалась с демократическим принципом сдерживаний и противовесов. Да и вообще, экономика, образование, наука, здравоохранение выстраивались так, что могли обеспечить приемлемый уровень жизни лишь для пятой части населения.
   Новая номенклатура пыталась оправдаться тем, что свободное предпринимательство и рыночная экономика, мол, гарантируют демократическое устройство государства. Это либо вранье, либо плохая осведомленность, потому что мировой опыт ХХ века подтверждает такой вывод лишь при соблюдении определенных условий. В частности, если малому и среднему предпринимательству гарантированы в производстве и на рынке места адекватные их важному значению в повышении платежеспособности населения, его уровня жизни. Если парламент обладает еще и контрольными функциями. Если СМИ независимы по-настоящему. Если власть не приучает граждан к мифу о незаменимости лидера, прикрытому для отвода глаз патриотической риторикой...
   Пропагандисты на подхвате у новой номенклатуры не прочь были пофлиртовать с историческими экскурсами на тему 'Как хорошо жилось в России до большевиков, а они пришли и все испортили'. Это тоже далеко от правды. До Первой мировой войны в России отмечался известный экономический рост, но лишь, главным образом, за счет добычи сырья. Летом 1914 года рабочие Питера бастовали и строили баррикады - без участия большевиков или эссеров. В самый разгар войны оборонная промышленность развалилась, путиловские заводы обанкротились и были взяты 'на казенный счет'. Еще до войны Россия продавала хлеб за границу - это верно. Но верно и то, что в деревнях тогда голодали, а за период столыпинских реформ шесть тысяч крестьян были повешены по приговорам военно-полевых судов. Сколько их погибло под артиллерийскими обстрелами - не заносилось в официальные отчеты. Предвоенный 1913 год также отмечен и пиком взлета преступности за весь ХХ век - по убийствам, вооруженным разбоям, изнасилованиям.
   'И все же, варвары большевики: снесли собор Христа Спасителя!' - пели они всю ту же хвалебную оду в адрес престол - отечества. Будто бы Александр I не велел разрушить за одну ночь собор Николая Гастунского в Кремле только с целью устроить на этом месте плац-парад в честь прусского короля. Или Николай I не приказал снести церковь Николы Предтечи, мешавшую строительству Большого Кремлевского Дворца...
   Пятнадцать лет спустя после смены общественного строя в России мне уже трудно было сомневаться в том, что истинная цель ваучерной приватизации - любой ценой разрушить старую формацию и создать из крупных собственников опору для новой, сделав перемены необратимыми. Потому, как мне казалось, и не произошло ощутимого подъема в ключевых отраслях экономики, конкурентная способность отечественных несырьевых товаров упала до нуля, доходы самых богатых слоев населения в несколько десятков раз превысили доходы большинства граждан.
   Допускаю, и говорю это также откровенно: некоторые реформаторы начала 90-х могли исходить из благих намерений улучшить жизнь людей. Но что из этого получилось? Чеки, выписанные на банк, где не было текущего счета. Если уж всерьез присматриваться к зарубежному полезному опыту, нужно было обращать внимание на то, к примеру, как срабатывала социально-экономическая модель Канады, лидировавшей по индексу развития человека. Имеются в виду продолжительность жизни, уровень и доступность образования, реальная покупательная способность, отсутствие глубочайшей пропасти между доходами. Или на более близкие нам географически Швецию и Финляндию с их социально ориентированной экономикой.
   В лоно развитых, "цивилизованных" стран реформаторы ельцинского набора решили придти, искушаясь другими моделями. В результате, по все тому же индексу развития человека, Россия скатилась на пятьдесят второе место в мировом списке. Накалу недовольства в обществе мешал дойти до критической отметки лишь клапан по выпуску паров - начавшиеся заполняться импортным ширпотребом магазины крупных городов.
   Подобное товарное насыщение, кстати говоря, могло произойти и до 1991 года. Для этого советскому руководству нужно было сделать то, что сделали реформаторы: отобрать у населения сберегательные вклады, держать пенсионеров на голодном пайке, не повышать зарплату несмотря на гигантскую инфляцию, открыть внутренний рынок для импорта в ущерб отечественному производителю, срезать статьи бюджета на оборону, культуру, образование, медицинское обслуживание. А если бы еще и мировые цены на нефть были такими же высокими, как на смене веков, кто-нибудь помышлял бы о развале Советского Союза?
   Отказавшись от потерявшей доверие, дискредитированной своими же руководителями советской модели социализма, общество поначалу встретило с надеждой разрекламированную 'демократизацию'. Однако прошло несколько лет, и к началу XXI века поспешные искушения спали как с белых яблонь дым. Судя по результатам опросов общественного мнения в начале нового века, доверие большинства граждан к своему государству упало до самой низкой точки. Весомое их большинство выступало именно за социально ориентированную экономику, а трое из четверых считали, что у власти стояли циники беспринципные, равнодушные к судьбам простых людей.
   Как это ни печально, с самого начала к реформам в России прилипли легионы пустоболтов и любителей быстрой наживы, извративших саму суть демократии. Их кредо: "Дайте нам хапнуть! Потом и вы накормитесь". Преподаватели в школах все с меньшим энтузиазмом толковали о культурных и нравственных ценностях. Их вытесняли прагматические советы типа: деньги решают все, а успех в бизнесе может сделать жизнь интересной. К благополучию, мол, нужно стремиться кто как умеет.
   Предоставляя гражданам информацию, "четвертая власть" чаще всего ловила бабочек-однодневок. Самым привлекательным считала скандал и, если на него не набиралось материала, любую вспышку соломы раздувала до размеров пожарища. Скандалы обычно связывались с крупным мошенничеством, но редко вскрывались его подлинные причины. Вроде бы работали в СМИ достаточно образованные и совсем не глупые люди, но львиную долю новостей подавали так, чтобы их потребитель невольно отучался вырабатывать независимое, собственное мнение.
   Пиар, хоть такой неологизм и отсутствовал в словаре, обозначал целую индустрию 'промывания мозгов'. Работа его многочисленного аппарата по сотворению кумиров из личностей с туманным прошлым оплачивалась щедро и только наличными в самых разных упаковках. Отношениями с общественностью верховодили главные штабы со своими начальниками. Такие были у каждой политической партии, им доверяли кассу под честное слово. Имиджмейкеры у них на подхвате придумывали лозунги для кандидатов, готовили им выступления перед избирателями, изобретали 'приманки' и, если компроматов не отыскивалось, то их фабриковали. Такое впечатление, что когда совесть раздавали, этих ребят рядом не было.
   Экономисты твердили заимствованные "за бугром" трюизмы. Капитанам сырьевых отраслей их бредовые теории были до лампочки: они просто занимались вывозом туда же природных богатств. То бишь, 'подкармливали' тех на Западе, кто стремился завладеть контролем над ними. Осознавая, что в скором времени на всех сырья может не хватить, западные 'партнеры' (их можно понять, с чисто рыночной точки зрения) пытались всячески не допустить интенсивного экономического развития России в ближайшей перспективе...
   Как бы то ни было, не хотел обменивать свои жизненные принципы на подачки новой элиты бывший заместитель Председателя Счетной палаты Российской федерации Юрий Болдарев. Ответственность за безответственное, а в большинстве случаев корыстное поведение, предательство интересов общества и государства он возлагал на совершенно конкретных людей во власти, которые сами для себя создали гарантии своей полной безнаказанности. Российское же общество, по его мнению, теряло инстинкт самосохранения, способность осознать происходящее в стране и противостоять разрушительным силам.
   'Главная беда в том, что лакейско-мородерская психология оказалась воспринятой нашим обществом как некая норма, - отмечал Болдарев в своей книге 'О бочках меда в ложках дегтя'. - Девизом жизни стало элементарное: 'Кто успел, тот и съел'. А если не успел, веди себя кротко и смирно, всякие рассуждения о справедливости оставь и о них забудь, жди, когда 'успевшие' меценаты и благодетели тебе, так уж и быть, с барского плеча что-то подкинут'.
   В то время как реальная политика превращалась в 'теневую', Болдарев призывал обращать внимание не на высокопарные декларации лидеров партий, далекие от подлинных дел, а на истинные источники финансирования их предвыборных кампаний. Нет, он не думал, что если ему самому не виделись возможности создания нового политического объединения из людей порядочных и умных, значит нет этих возможностей. Отказывался он и утешать пессимистов, считавших, будто пора звать уже не врача, а священника: 'Это пусть священник утешает. Но пока его не позвали, пока какая-то воля к жизни у нации еще есть, надо эту волю крепить'...
   Более десяти лет на переломе веков российская экономика держалась, главным образом благодаря высоким мировым ценам на нефть и газ. Политическая элита делала вид, будто этого добра у нас хватает, а потому Запад просто вынужден будет с нами сотрудничать и оказывать нам помощью. Снова вранье или святая наивность! Затраты на освоение и эксплуатацию месторождений, на добычу и транспортировку сырья у нас не просто высокие, а очень высокие. Расходы на инфраструктуру в отдаленных и холодных районах столь значительны, что себестоимость добычи нефти в три с лишним раза выше, чем в Кувейте. С учетом этих особенностей, какой западный или восточный инвестор решится вкладывать деньги в дело, навар от которого меньше, чем в других местах. Это уж если совсем приспичит.
   'По всей видимости, через десять лет нефть в земле еще останется, но ее добыча будет вынуждена уходить в основном на отопление городов, - оценивал положение исследователь Андрей Паршев. - Если не снижать сейчас ее производство, то внукам мало чего достанется. По оценкам, у нас семь процентов мировых запасов нефти, у Венесуэлы - восемь. Но мы города отапливаем мазутом, а в Венесуэле круглый год ходят в тапочках. Плюс ко всему, у нас, как правило, разведанные запасы оказываются значительно меньше при их разработке. Рапортовать мы умеем! От этого зависят премии и награды'.
   С моего наблюдательного пункта тоже было видно, что нет в российской природной кладовой ничего такого, без чего на Западе не могли бы прожить и дня. А вот страна наша, если и дальше будет служить сырьевым придатком, увлекаться без всякой меры удовлетворением запросов мирового рынка, недолго протянет как суверенное государство...
   История пишется кровью, умывается слезами. Современность требует здравомыслия не по принципу 'чем хуже, тем лучше или чем лучше, тем хуже'. Так считал литератор Лев Аннинский. Продолжавшим утверждать, будто большевистская революция в России была кошмаром, он отвечал: 'Но почему и против чего произошла революция, разве не ужас? Революция была неизбежностью - она совершилась сама. Ленин ее не сделал - он ее оседлал и оказался на гребне. Гипноз назывался 'коммунистической мечтой'. Крах же этой утопии в России поставил под вопрос роль нашей страны в мире, как носителя всечеловечности, а самих русских - в положение, чем-то сходное с положением евреев: вместо мировой роли надо сживаться с рядовой ролью, сжиматься до нормы 'мести свой кусочек улицы'.
   На Западе Советскую Россию все еще выставляли в виде 'кулака, обрушившегося на цивилизованную Европу'. Если кого такой примитив и устраивал, только не Аннинского. В его представлении, из этой самой Европы обрушивались на Россию не меньшие кулаки, так что не одни русские такие оглашенные. Потому и предлагал он умнеть всем вместе, а заодно вывести за пределы нашей булыжной дури Маркса, Ницше, Фрейда, Гегеля, Канта, Фейербаха и многих других мыслителей, в нашей дури неповинных.
  
  
  
  
   ЗАБРОДКА ВТОРАЯ: ИЗВИЛИНАМИ ШЕВЕЛИТЬ
  
  
  Что может удержать быстро увядающую молодость и отдалить старость? По мнению голландского мудреца Эразма Роттердамского, с этим прекрасно справится одна только глупость. И, вообще, лучше всего жить шутом или болваном - их совесть не грызет.
   Если б не было средь нас дураков, кто бы тогда нами правил? Английский драматург Бернард Шоу со свойственной ему иронией считал, что не власть развращает людей, а забравшиеся на ее вершину дураки. Испанцу Мигелю де Унамуно импонировала идея Вольтера о философском значении истории, которое заключается в том, чтобы заставить людей знать сделанные ими глупости. По этому поводу философ сочинил забавную новеллу под названием 'История о доне Сандальо, игроке в шахматы', где главный герой делится своими способами обнаружения глупости. Особенно часто, напоминал он, ею искушаются умники. Сама же по себе глупость есть наиболее грандиозная из всех трагедий человечества - трагедия простодушия.
   Взять для наглядности хотя бы случай из жизни основателя престижной премии Альфреда Нобеля. Влюбился изобретатель динамита не на шутку в молоденькую продавщицу цветов из Вены. Но это еще куда ни шло. Непростительной глупостью с его стороны было поселить ее у себя дома. Этим и воспользовалась искусительница, принявшись шантажировать инженера-миллионера угрозой публикации их любовной переписки в газетах, если тот решит бросить её. Дамоклов меч расплаты за бескорыстную влюбленность висел над Нобелем довольно долго.
   Бесспорным лидером американской национальной сборной на всё дерзающих дураков стал в 1993 году один бывший сержант военно-воздушных сил США. Через своих друзей на базе раздобыл он твердотопливную ракету, которую использовали тяжелые бомбардировщики для взлета. Приехал в пустыню, прикрепил ракету к корпусу своей автомашины, чуть разогнался и поджог ее. Достигнув скорости примерно 350 километров в час, попытался притормозить на повороте, но тормоза тут же сгорели. На месте инцидента полиция обнаружила лишь труп с фалангами пальцев, впившимися в баранку руля.
   На другом конце света трое камбоджийцев тоже решили немного развлечься, зашли в кафе и сели за столик. Они были уже навеселе, когда один достал из сумки противотанковую мину и положил ее под столик. Договорились после каждой новой стопки топать по ней ногами. И топали, пока взрыв не разорвал в клочья тела всех троих и рядом сидевших посетителей.
   На менее опасную игру, но тоже не без риска, однажды пошел калифорнийский химик Боб Элберт. Жена его докучала ему своей забывчивостью. Зная о благотворном влиянии некоторых трав на работу головного мозга, он смешал вытяжку из них с обычным шампунем для волос и после испытания на супруге пустил в серийное производство. Новый продукт под названием 'Брейнуош' (промывание мозгов) имел огромный коммерческий успех. Химику поверили, будто память у жены его заметно улучшилась.
   По всей вероятности, подобные случаи и послужили поводом все тому же Бернарду Шоу назвать стопроцентного янки 'идиотом на 99%'. Тут я английскому драматургу не судья, поскольку речь идет о метафоре. Лучше уж мне поделиться своими личными впечатлениями от довольно длительного общения как с англичанами, так и с представителями некоторых других наций.
   Чувства собственного достоинства жителям Альбиона действительно не занимать. Они также претендуют на исключительное обладание особым даром понимать 'тайну нонсенса', то есть не искать злого умысла там, где все объясняется глупостью. В их представлении, нонсенс есть способ мировосприятия, нечто от религиозного смирения и благостного восторга. Разговоры на эту тему их всегда забавляют, хотя саму 'тайну' никто из них четко так и не определил.
   Типичный англичанин инстинктивно уважает право других выражать собственное мнение, каким бы глупым оно ни было. Но вот если у них нет чувства юмора, тогда действительно плохо: чувство это сразу пытаются уловить в собеседниках и, если оно незаурядно, сразу прислушиваются к ним. Ценит также чувство меры и манеры поведения, в которых обязательно должны присутствовать невозмутимость, оптимистичность, владение собой, обходительность без навязчивости и понимание тонких намеков. А если еще кто-то вместо проявления своей эрудиции в глубокомысленной беседе предпочтет вести легкий, ни к чему не обязывающий, расслабляющий разговор, таких охотно примут в любой компании. Важно лишь никогда ничего упрямо не утверждать и не отрицать, ибо не бывает таких суждений, которые нельзя оспорить.
   Видимо, неслучайно редко встречаются среди англичан типажи, склонные навязывать свою точку зрения совершеннолетним детям. От жителей Альбиона часто можно слышать, что честность есть лучшая политика, но им также ничего не стоит высказывать сразу два противоположных мнения. Тут уж невольно заподозришь их в лицемерии. Даже классик их литературы Чарльз Диккенс считал себя писателем-гуманистом, а в реальной жизни к самым близким родственникам относился как сущий деспот.
   Мне думается, чувства собственного достоинства у евреев не меньше. Чего у них несколько больше, чем у англичан, так это максимализма, побуждающего их действовать зачастую без необходимой подготовки, невзирая на риск и опасности. Эти отчаянные борцы с непредсказуемостью судьбы предпочитают игнорировать мелкие неприятности и любых светских кумиров или авторитетных личностей воспринимают без ажиотажа, спокойно. Не очень-то беспокоит их и вероятность оказаться в каком-нибудь сложном положении, благо на один вопрос их изворотливый ум всегда находит сразу несколько ответов.
   Кстати, юмор еврейский мне представляется весьма своеобразным: никто так не смеется над собственной или чужой глупостью, как они. Потому, наверное, и появляются среди них незаурядные ученые вроде Альберта Эйнштейна, равнодушные к личному материальному благополучию и по части тщеславия довольно сдержанные. Своих слабостей такие личности не стыдятся и обычно воспринимают неурядицы легко, даже чуть отстранено. При всем при этом, охотно оказывают материальную помощь даже плохо знакомым людям, в том числе безвозмездную.
   У французов, как мне кажется, самый строго логичный язык в мире. Производят они впечатление умных, рассудительных, благожелательных. Одновременно могут быть легкомысленными, самодовольными, скупыми, фанатически убежденными в своем интеллектуальном превосходстве над другими народами и в преимуществах своей культуры настолько, что частенько не считают нужным скрывать своего раздражения 'назойливыми, ущербными иностранцами'.
   Для любого француза признать свою неправоту - душевная пытка. В обыденной жизни он бережлив, однако ради высокой и благородной цели может пожертвовать многим. Рассказывать первому встречному о своих душевных переживаниях считает варварством, хотя сам стыдливостью не отличается. В межличностных отношениях ценит свободный обмен мнениями и идеями. В общем, человек он веселый, хотя шутить не очень-то любит и на шутки обижается, особенно когда улавливает в них чей-то намек на свою интеллектуальную ограниченность. Ну, а если уж пакостит кому-то, то предпочитает делать это так, чтобы его за руку не схватили.
   Немцы запоминаются своей дотошной въедливостью, прилежностью, бережливостью и в целом покладистым характером. Их рассудительность и остроумие заметно уступают французским, как и художественный вкус. Хотя в науках они часто первооткрыватели, сами к таким своим способностям относятся придирчиво, потому и стараются восполнить недостаток добросовестностью в работе. Иногда могут показаться лишенными живого воображения, деликатности и даже умения вести себя в обществе. В чем им нет равных, так это в их упорном стремлении поддерживать порядок, а также в особой любви к домашним животным, музыке и цветам. В беседе типичный пожилой немец может и покаяться за преступления нацистов, но где-то внутренне верит: преступления эти совершены в целях улучшить мир и установить в нем 'правильный порядок'.
   Испанцы оставляют впечатление своей обходительностью, галантностью и все тем же чувством собственного достоинства, правда, не всегда искренним и последовательным. В общении с ними чувствуешь их благородную, чуждую высокомерия национальную гордость. Работоспособностью они не обделены, хотя обычно не особо утруждают себя упорной научной деятельностью. Могут, скажем, открыто хвалиться тем, что обходятся без постоянной работы, но живут припеваючи. Не чужды им и попытки компенсировать отсутствие глубоких знаний суевериями всякого рода. Ставка же испанцев больше на свою интуицию нередко приводит их к шараханью из одной крайности в другую. Мне лично эта черта кажется нонсенсом, причем весьма легкомысленным, хотя и не больше, чем у других народов. Так уж у них издавна повелось, они к этому привыкли. Во всяком случае, паранойя их по данному поводу не мучает.
   Итальянцев природа одаривает тонким художественным вкусом. Подавление в себе эмоций они считают противоестественным. Могут быть чрезмерно экспансивны и зачастую даже мстительны, хотя одновременно - добродушны, жизнерадостны, открыты и дружелюбны. Обязательностью или пунктуальностью не блистают, но это восполняется их живым, интересным воображением. К детям проявляют заботу, чего не скажешь об их отношении к домашним животным. Суждение иностранца об их хороших или дурных привычках зависит от его настроя. При желании, даже в очаровательной Венеции можно усмотреть некую несуразицу.
   В общении с китайцами дает знать о себе издревле заложенное в них почитание светского, духовного и семейного авторитетов. Как следствие, возникает в них настороженность даже к самым закамуфлированным попыткам изменить установленный порядок вещей. Они в высшей степени выносливы и трудолюбивы, невозмутимы и терпеливы, веселы и довольно смекалисты. В каждом просматриваются следы сразу трех религий - конфуцианства, даосизма и буддизма. Дух дружбы имеет для них первейшее значение, отвечает их традициям национальной культуры, но если вдруг дружеские обязательства входят в острое противоречие с интересами общины или государства, то могут и передвинуть эти обязательства на второй план.
   Вряд ли европейцы могут успешно состязаться с японцами в трудолюбии до самоотвержения и любознательности, в развитом чувстве эстетики, эмоциональной сдержанности и... в явном отсутствии общепринятого чувства юмора. Жители страны восходящего солнца остаются серьезными даже в самых комических ситуациях. Они редко обманывают, но также редко и правду говорят, в нужный момент переводя разговор на другую тему, если должны ответить прямо да или нет. Мнение свое излагают довольно пространно, с множеством вводных оборотов, оговорок, ничего не значащих фраз: у них издавна принято так понимать учтивость и бережное отношение к самолюбию собеседника, а язык и речь считать не самым лучшим средством общения по сравнению с интуицией. В любом споре они признают виновными обе стороны. Преданность организации, где работают, ставят выше своих собственных интересов и в конфликтных ситуациях готовы пожертвовать личным, лишь бы не потерять доверие сослуживцев.
   Ну, а сейчас снова об американцах. Кинорежиссер Майкл Мур называет Америку 'страной ослов', где бродят целые орды хвастливых недоумков, которые в состоянии прочесть лишь этикетку на пивных бутылках, а "верховный главнокомандующий всеми тамошними идиотами" даже не считает нужным скрывать своего невежества. В подтверждение Мур приводит такие данные: сорок миллионов его соотечественников функционально неграмотны, застряли по уровню своих знаний где-то на этапе третьего класса начальной школы.
   'Наша проблема, - отмечает он в своей книге 'Глупые белые люди', - не только в том, что дети у нас ничего не знают, но и в том, что оплачивающие их учебу родители имеют примерно такой же объем знаний. В трех из четырех университетов изучение иностранного языка не обязательно, их выпускники не знают ни одного из них. В средних школах и университетах постоянная нехватка преподавателей. Белее четверти века назад государство отстранилось от финансирования публичных библиотек, скинув их на местные бюджеты'.
   Его соотечественник, лингвист и политолог Ноам Чомски, считает нужным все же уточнить, что американцы - не совсем идиоты. В качестве одного из доказательств он приводит их способность прекрасно запоминать множества фактов из спортивной жизни страны: где, кто, когда и как из спортсменов проявил себя в бейсболе или в других видах. По его мнению, дело все в том, что средний американец не получает достаточно убедительных стимулов для ума знать что-то вне спорта и своей профессиональной деятельности...
   Ни одна нация, и в этом я глубоко убежден, не имеет объективных оснований претендовать на корону самой здравомыслящей. Обоснованным мне представляется и выведенный итальянским профессором Карло Чиполла "Закон Всемирного Оглупления", устанавливающий плотность недоумков на душу населения величиной постоянной на всех континентах.
  
   *
  Своя достаточно богатая, многотомная история глупости есть у любого народа. Во многих странах говорят на эту тему без стеснения. Не составляет исключения и Россия. Если же подытожить наши пословицы и крылатые выражения относительно глупости, вырисовывается еще одна забавная картинка.
   Так вот, на Руси извечно хотели порядка, да уж больно разума была нехватка и не по уму рвение. В умной беседе ума прикупали, в глупой свой теряли. Частенько и на пустой крючок попадались - 'на дурака', а шапки спохватывались, когда уже головы не стало.
   Говорили, будто не было на Руси греха, за исключением глупости. Но ум, ум ярче всего проявлялся в глупостях, по глупостям да по мелочам и разбегался. В дурную-то башку даже хмель не лез: если уж дурак, все у него по-дурацки.
   Когда Бог давал, то и дурак брал. Хоть и с умом придумывали, нередко без ума делали. Подчас и дурак вилял умом, как пес хвостом: глядел лисой, но пахнул волком - такому либо деньги в долг дашь, либо в морду. И вообще, задним-то умом все были богаты.
   Как и по поводу обмана, советы касательно глупости не всегда ладили друг с другом. К примеру, доброта без разума пуста, но и житье без ума - рай. Глупостью не прокормишься, однако на всякий час ума не напасешься. В одну лапу всего не сгребешь, хотя и у головы умной сто рук бывает. Ум за морем не ищи, если дома нет. И лучше помалкивай, коль Бог разума не дал.
   В итоге, одни наставляли тому, что жадность последнего ума лишает, чужим умом в люди не выйдешь, а умный товарищ - половина пути. Другие поучали: пусть лошадь думает: у нее, мол, голова большая.
   Год за годом шел, век за веком. Мало помалу и ума-разума набирались на своем или чужом опыте. Но когда башка была чиста, тогда и мошна пуста и кур не много и петух влачил существование хуже, чем у поповской собаки. Если русская кость жар любила, то голова - ветерок, постоянно готовая отчебучить что-нибудь этакое. Особенно на склоне лет под занавес разудалого житья-бытья, когда память отшибало все больше и где обедом не накормили, туда и ужинать брел...
   Самые интересные и умные мысли в Российской империи, что характерно, выдвигали не богословы, а больше отставные офицеры и писатели. Наглядный тому пример штаб-ротмистр, участник Отечественной войны 1812 года Петр Чаадаев.
   В истории русской общественной мысли Петру Яковлевичу по праву принадлежит место родоначальника отечественной философии. При этом родине своей он дал аттестацию самую безжалостную, назвав ее пробелом в нравственном миропорядке, постыдно равнодушной к добру и злу, бессильной выбраться из порочного круга рабства. Считая плод христианства не созревшим для русских людей, Чаадаев относился и к Новому Завету, как к устаревшему, не пригодному для России писанию, авторы которого исказили образ Христа. По его убеждению, божественный разум Сына Божьего должен быть в каждой душе человеческой, а не в составленной церковью книге.
   Москвич, живший во флигеле на Басманной, в своих 'Философических письмах' игнорировал научные методы исторического исследования и считал, что достаточно лишь понимать и умело обращаться с фактами, благо не приходится ждать от них полной достоверности. В итоге размышлений он пришел к заключению: Царствие Божие неизбежно грядет для человечества и историкам ничего не остается, как созерцать волю Творца, признавать нравственную правду неисповедимых путей Господних. Всемирная же история есть прежде всего противостояние христианства и ереси.
   Что в Ветхом Завете вызывало у Чаадаева восхищение, так это упорство в отстаивании единобожия, в том числе путем беспощадного уничтожения не согласных с предначертаниями Всевышнего. Отставной поручик лейб-гвардии признал смертную казнь очищающей карой за грехи, благоговейным подражанием божественному правосудию. Обходя молчанием зверства Инквизиции, он приписал католической церкви роль освободительницы крестьян от феодальной зависимости и, нисколько не сомневаясь, возложил вину за крепостничество на православную церковь, отказавшуюся поднять свой голос против рабства.
   Называя себя русским православным человеком, Чаадаев, тем не менее, не скрывал личной неприязни к своему народу, который-де, в отличие от других народов Европы, как бы лишен божественной благодати. Для Чаадаева, западная церковь была более способна к раскрытию христианской идеи спасения души, тогда как православная предпочитала путь монашеской аскезы и замыкалась в своем первобытном невежестве.
   Судя по всему, философ не принял католицизма. Очевидно, мешали здравомыслие и предчувствие того, что действенность идеалов христианства ослабеет в Западной Европе, что папство тоже питалось прошлым, а потому освободить Россию посредством западных вероучений будет невозможно. Он все еще верил в особое призвание России, хотя любовь к истине считал даже дороже любви к отечеству. По его мнению, русская культура во многом заимствована извне, а потому в ходе подражания разрушала до основания старую и не вызывала при этом естественного внутреннего продвижения.
   Отнюдь не с целью понравиться своим соотечественникам бывший гвардейский офицер отмечал, что Россия воздерживалась от участия в жизни Европы и не ведала понятий, на которых зиждется европейская цивилизация. Среди них, к своему сожалению, он обнаруживал очень мало людей истинно просвещенных, не увлекаемых в пошлость и не наводивших уныние. 'Я не умею любить отечество с закрытыми глазами и запертыми ушами, - писал Чаадаев. - Я нахожу, что можно быть полезным отечеству под условием ясно видеть его. Я думаю, прошло время слепых амуров и теперь мы прежде всего обязаны своему отечеству истиной. Я люблю свое отечество так, как Петр Великий научил меня любить его'.
   В объединении церквей и конфессий отставник-анахорет видел средство братского слияния всех народов ради высшей культуры, ради осуществления Царствия Божия на земле. Отказываясь оставлять за Россией иной выход, кроме духовного сближения с Западом, он был убежден в том, что "русские призваны разрешить большую часть идей, возникших в старом обществе, и произнести приговор в самых важных вопросах, занимающих человечество'. В то же время выставлял самого себя не иначе как поверенным в делах Промысла Божьего и, вероятно, вследствие этого самовнушения, готов был внедрять высшие идеи в массы 'железом и кровью'. Даже допускал грандиозную мировую катастрофу, которая помогла бы людям 'переродиться в духе откровения Христова'.
   Император объявил вольнодумца сумасшедшим, запретил ему печататься. Светская власть обвинила его в ненависти к России, церковная - в симпатиях к католицизму, признающему римского понтифика 'верховным пастырем человечества'. Не по нутру правителям пришлось указание Чаадаева на отсутствие в России зрелого обсуждения проблем бытия и на склонность вносить во все произвол.
   Жандармский режим Российской империи напомнил Чаадаеву свои суровые законы наказания за искушения неортодоксальной мыслью. В результате, он вынужден был написать 'Апологию сумасшедшего', принести власти извинения за свои 'революционные замыслы', даже осудить за них своих друзей-декабристов, а о самодержавии отозваться уже в хвалебных тонах...
   Примерно в это же самое время один русский дипломат, работавший в Германии "по тайной казенной надобности", написал в своем стихотворном обращении к родному отечеству:
  
   Ты долго ль будешь за туманом скрываться, Русская звезда,
   Или оптическим обманом ты облачишься навсегда?
   Ужель навстречу жадным взорам, к тебе стремящимся в ночи,
   Пустым и ложным метеором твои рассыплются лучи?..
  
   Да, это Тютчев. Дед его, довольно благородного происхождения, рядился в разбойничьего атамана и в банде со своими дворовыми грабил проезжих купцов. Внук писал лирические стихи, политические и философские эссе. Литературное сочинительство Федор Иванович называл чуть ли не вторым грехопадением бедного разума, в созданных им виршах видел лишь бледные намеки на дарованные ему откровения. Именно он, Тютчев, которого Лев Толстой ставил даже 'выше Пушкина', считал всю историю России после Петра Великого 'сплошным уголовным делом'.
   Работая над своим трактатом 'Россия и Запад', Тютчев стремился воспринять во всей целостности свою страну - ту самую, что умом не понять, простым аршином не измерить и в которую остается только верить. По его наблюдениям, повышенный интерес к мелочам русского быта вряд ли приведет к значимым заключениям, а подлинная культура неизбежно приобретает общечеловеческое содержание, обобщает опыт всех национальных культур.
   Поначалу в российской внешней политике, в отличие от западной, он находил этический стержень. Но после Крымской войны разубедился и накануне отмены крепостного права, уже в ранге тайного советника, сделал такую запись в своем дневнике:
   'С моей точки зрения, все будущее задуманной реформы сводится к одному вопросу. Стоит ли власть, призванная ее осуществить, власть, которая вследствие этой реформы сделается как бы верховным посредником между двумя классами, взаимоотношения коих ей надлежит упорядочить, - стоит ли она выше двух классов в нравственном отношении? Я говорю не о нравственности ее представителей. Я говорю о самой власти во всей сокровенности ее убеждений. Отвечает ли власть России всем этим требованиям? Только намеренно закрывая глаза на очевидность, можно не замечать того, что власть в России не признает и не допускает иного права, кроме своего, что это право - не в обиду будь сказано официальной формуле 'Мы, милостью Божией' - исходит не от Бога, а от материальной силы самой власти, и что эта сила узаконена в ее глазах уверенностью в превосходстве своей весьма спорной просвещенности. Одним словом, власть в России на деле безбожна'.
   Тютчев считал органически присущим российскому государству пагубное, разрушительное паразитическое начало, чьи корни уходят глубже, чем просто недоразумение, невежество, глупость, недопонимание. Для него, борьба со злом означало не борьбу России с Западом, а общую всемирную борьбу, ради победы добра в которой наша страна должна войти в духовное общение с Западом...
   Так уж исстари повелось на Руси: сколь ни совались в волки, однако хвост свой собачий хоронить не умели. Сносили оскорбления типа подлец или плут, но никогда - дурак, что обиднее пощечины. Надеялись, авось проскочишь, а не проскочишь, так тому и бывать - все равно умирать. Разум подчас принимали за нечто вроде распутной бабенки, что фокусы знает, но душу не ласкает. Подчас и сами себя ловили на самодурстве.
   Современник Тютчева, писатель Салтыков-Щедрин делал это безжалостно. Не будь Михаила Евграфовича, в Российской империи все равно жила бы дамочка, у которой в прошлом декольте, в будущем тоже декольте и никаких иных обязательств, кроме содержания в чистоте бюста, шеи, других частей тела, да еще устремления к курортам за наслаждением.
   В сатирах его всегда находилось место для сценок из бытия пречудесных личностей, посвящавших себя культу самосохранения, подавлявших в себе буйство духа и низводивших жизнь свою к бесцельному мельканию при исполнении начальственных предписаний. Вместо ведения дела с умом они по обыкновению суетились и поспешали, а благочестивые мерзавцы, тоже по обыкновению, их обмишуливали. С младых лет ничего другого не являли они, кроме 'небрезгливой готовности' к бесконечному труду, сниманию шапки перед начальством и заведению разговора по душам со всяким встречным, включая проходимцев, которые их откровенно облапошивали.
   Персонажи Салтыкова-Щедрина сетовали не то на произвол власти, не то на умаление ее - сразу не поймешь. Отдельные искали спасения в Конституции, но только вот не хотелось им жить по расписанию, им нужно пофордыбачить. Довольно много так же искренне верили в то, что с жиру человек мог лишь беситься, потому самая мудрая внутренняя политика - держать подданных в состоянии более или менее пришибленном. Держава же их, по их мнению, твердо продолжала выполнять взятую на себя историческую миссию, за что европейцы ее лишь жалели, равно как и за ее административно-полицейские выдумки, благодаря которым свободно мыслящая часть россиян генетически привыкла жить под знаком 'мест не столь отдаленных'.
   Сами себя они называли головотяпами, потому как головой об пол тяпали при покаянной молитве, дабы искоренить в сердце своем гнездо крамольное. Не довольствовались они одною лишь верою в Господа, а искали в ней берущего за душу сладкого восхищения. Беззаветно отдавались своим ощущениям, так и не определив, действительно ли это ощущения или какая-нибудь фантасмагория. Отстаивали любой догмат особенно упорно, если за это еще четвертак перепадет.
   Подсматривал за ними Михаил Евграфович и видел, какими прелюбезными представали они перед начальством, упорными в своем дерзновенном чинопочитании. И не искушавшими себя никакими несбыточными мечтаниями, за исключением одного: 'Бог даст! У царя небесного милостей много'. Въедливые в вопросах о выеденном яйце, обыкновенно устраивали они повсюду рознь да галденье, растрачивая направо и налево энергию своего легкомыслия. Им-то уж доподлинно было известно: наилучший способ услужить начальству - беспрекословно исполнить чего не знаешь и знать не имеешь права.
   По наблюдениям сатирика, от длительного 'хождения в струне' произрастали в Российской империи мученики, ностальгически привязанные к родине, терпеливые, работящие и, самое главное, без заносчивости и особых видов вдаль. Попадались и мудрецы, которые решали для себя так: пусть отечество процветает отдельно, они тоже будут процветать отдельно. Где-то между ними произрастали дворянские сынки с классическим воспитанием, которое испарялось сразу после окончания ими военно-учебного заведения и не мешало им дерзать, благо не боги горшки обжигают.
   Поскольку же российские губернии цивилизовать трудно, а затея проделать то же самое с зарубежными не получалась, то на первых порах будущие прокуроры проводили "ассенизаторскую работенку" у себя в столице: наводили страх на гулявших по Невскому проспекту стриженных девиц или по ночам вламывались в квартиры неблагонадежных граждан, у коих имелись книги, бумага и перья. Ко всему прочему, и жили они с кем-то в гражданском браке.
   Неоперившихся адвокатов засасывало суетливо-деловое безделье и таскались они по учреждениям, составляя проекты о сокращении, расширении, раскрепощении, расстрелянии... Чиновников же там, настроенных демократично и напуганных либерально, носило с раута на раут поболтать обо всем и не о чем, напиться за казенный счет, а на утро, протрезвев, опять заступиться за дедушкину мораль 'бить по зубам, дабы оградить свою жизнь от неприятных элементов'. Попутно такие могли даже посчитать полезным подвергать расстрелянию всех независимо мысливших зубоскалов-газетчиков, огорчавших своим угрюмым очертанием лица.
   Нелегко в Империи приходилось просвещенному предпринимателю: одолевал его немец повсеместно, надувал в коммерческих сделках. Нет, не потому что русский человек ленив и глуп, а потому что ему трудно было вообразить себе, как это в Германии, где повсюду полиция, возможно такое мошенничество. Просвещенный предприниматель не спорил: для хорошего администрирования нужна полиция, но вся беда в том, что отечественный соглядатай походил на рохлю, который онучи в воде сушил. То есть, подслушивал чаще всего зря и все услышанное сваливал в одну кучу, пропустив предварительно через свое воображение или примазавшись к краешку какой-нибудь выгодной концессии, чтобы потом сбыть свою часть и махнуть на Запад к цивилизованной жизни.
   В стольном граде на Неве, к примеру, устраивался Международный статистический Конгресс. Местные участники кормили-поили своих иностранных коллег, обещали свозить в Троице-Сергиеву лавру, вели задушевные разговоры о том, почему и где в России статистика запрещена. В итоге, Конгресс оказывался ловушкой жандармов для проверки лояльности подданных. Пусть делегаты не думают, что можно дерзить за казенный счет! Смельчаков-фрондеров заставили все же явиться в одно тайное место, где они по очереди закладывали друг друга на чем свет стоит.
   Под пером Салтыкова-Щедрина появлялись также персонажи, которые действительно вольный дух у французов переняли и осложняли благоденствие Российской империи своим озорством. Не возникало среди них бунта, но и покорности истинной не отмечалось. В души их проникали "яд многоумия" вместе с повальной болезнью размягчения мозгов, ведущей к употреблению получеловеческого языка, негодного для выражения отвлеченных понятий. Непреклонность их граничила с идиотизмом. Тем самым идиотизмом, когда упорно идут напролом, пусть даже весь мир вследствие их деятельности обратится в пустыню.
   Под натиском безудержной блажи возникали и фигуры, словно рожденные для дел правления. Скажем, граф Быстрицын. Наладив хозяйство у себя в Чухломе, он решил повторить подвиг в масштабах всей России. С высоты своего полета окидывая ястребиным глазом целое море мучеников, изводимых жестокой и косной внутренней политикой, не понимал граф, хоть тресни, как это можно здесь что-либо сделать без водки. 'В нашем суровом климате, - приходил к выводу реформатор, - совершенно обойтись без водки столь же трудно, как, например, жителю пламенной Италии без макарон и живительных лучей солнца, а обитателю более умеренной полосы, немцу - без кружки пива и колбасы'. При Быстрицыне, кстати говоря, обыватели и квартальные жили припеваючи. В его родном городе на уме у них только одно - как бы ему при жизни монумент поставить.
   Летописец сочиненной сатириком истории города Глупова старался изобразить 'трогательное соответствие власти, в меру дерзающей, и народа, в меру благодарящего'. Градоначальников глуповских сменялось множество, но не было хотя бы одного, кто отнесся бы к себе с иронией. Правление некоторых приводило город к полному оскудению. Иные вообще отстранялись от дел правления и занимались только женским полом: их похождения на амурной стезе для поддержания своего мужского достоинства не уступали любовным шашням громовержца Юпитера. При других градоначальниках население погрязало в разврате, забывало истинного Бога, прилеплялось к идолам. Последний городской голова Угрюм-Бурчеев поставил своей целью превратить Глупов в 'вечно достойный памяти великого князя Святослава Игоревича город Неприклонск'. Там должны быть одинаково прямые улицы и дома для одинаковых семей. Но, разрушив до основания старый город, прохвост исчез бесследно, словно растворился в воздухе...
   Прочитав отдельные из таких "сатирических художеств", император Александр II назначил их автора рязанским вице-губернатором и при подписании соответствующего указа едко заметил: 'Вот и прекрасно. Пусть едет служить и пусть там сам поступает в том же духе, как пишет'. За сим последовал легкий сардонический смешок.
   Другой прозаик-сатирик Александр Васильевич Сухово-Кобылин так обрисовывал выхваченный из жизни типаж. Не любит Иван Расплюев англичан лишь за то, что все они обучены боксу. Без злого умысла выдумывает про них, что агрономии на острове нет, машины и пароходы изобретают с голоду. Вот французы, по его мнению, никогда не позволяют невежества, хоть и 'нет в них того духу'. Ясно, о чем речь он ведет - о широком, неудержимом русском духе. Поэтому и разглагольствует о 'России венценосной', прилипчивой к официальным лозунгам дня, года, эпохи, а его самого вполне устраивает складывающееся в верхах мнение по любому поводу. Поэтому и призывает подозревать всякого и требует от власти подвергать аресту без разбору, ибо 'и министры бывают со всячинкой'.
   В сочинениях отечественных сатириков важные должностные персоны, надо признать, всегда несколько тяжеловесны в разговорах с дамами: на беседы с комплиментами больше подходили господа никак не старше капитанских чинов. Совещания же в Российской империи обычно удавались лишь те, на которые собирались покутить или пообедать. Повсюду околачивались типы, коих нельзя заставить работать иначе, как пинком в зад, чтоб дурь слетела. Всякий употребляемый для переписки чиновник своего калачика хотел и взятку называл 'рекомендательным письмом князя Хованского' или просто 'акциденцией'.
   В остальном же милые, благочестивые с виду люди из породы 'огорченных', которые либо спивались от многочисленных тостов за матушку Русь, науку, просвещение и прогресс, либо решали не раздражаться из-за дураков и приобщались к служебным сладостям. Неординарных личностей тоже хватало, только они уж больно много мудреных видов вдаль в голову свою забрали, вроде прожекта осчастливить всех от Темзы до Камчатки, но так, чтобы не повредить Российской империи авантаж и не нанести казне ущерба.
   Наверное, вряд ли писатели злоупотребляли своим правом на художественный вымысел, когда подмечали в своем соотечественнике привычку работать 'с понукателем за спиной'. Иной раз им даже казалось, что не было в нем силы для постоянства, хватался он сразу за сорок дел и ни одного путем не доводил до конца. Вроде и средства у него были, и замыслов тьма, но не умел он рационально использовать свои знания, разрабатывал слишком часто проекты далекие от жгучих потребностей, обычно основанные на необходимости откуда-то достать огромную сумму в кредит, желательно беспроцентный...
   Однажды нижегородский купец-воротила Бугров, а это уже не художественный вымысел, удостоился аудиенции у Николая II. После беседы он так отозвался об императоре: 'Не горяч уголек. Десяток слов скажет - семь не нужны, а три - не его. Отец у него тоже невелика ума был, но все-таки мужик солидный, крепкого запаха хозяин'.
   Искушения недалекого ума отмечал и Чехов, причем не в одном каком-то сословии, а везде: среди ученых, священников, писателей, жандармов, студентов. Университеты, по его мнению, развивали все способности, включая глупость. Путешествовавших по Западной Европе русских он называл если не дураками, то шпионами. Россия ему представлялась 'казенной страной, где хитрым словом неблагонадежность хитрые люди пугают дураков'.
   Из наблюдений Антона Павловича выходило в Российской империи на одного умного человека тысяча глупых и на одно умное слово столько же неумных. Потому-то развивались туго ее города и деревни. 'При нашей несерьезности, при неумении и непривычке большинства вглядываться и вдумываться в явления жизни, - отмечал он, - нигде, как у нас, так часто не говорят: 'Какая пошлость!', нигде не относятся так слегка, часто насмешливо к чужим заслугам, к серьезным вопросам. И с другой стороны, нигде так не давит авторитет, как у нас, русских, приниженных вековым рабством, боящихся свободы... Мы переутомились от раболепства и лицемерия'.
   Любопытные писатель приводил примеры 'захождения ума за разум'. Вот, скажем, верх остроумия - это поставить под удар другую щеку, когда одна уже получила оскорбление. Или верх наивности: думать, что если жене предоставить полную свободу, то она, наскучившись этой свободой, вернется в объятия мужа...
   Чтобы поступать умно, одного ума мало, считал Чехов. Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, надо перестать верить тому, что говорят или пишут, а наблюдать и самому вникать. Задача же у нас общая - думать, иметь голову на плечах, извилинами шевелить.
   Жизнь учила тех, кто ее изучал и старался понять смысл явлений, а не только узнавал что-то. Такой вывод сделал и профессор Ключевский. Опираясь исключительно на факты, историк тоже пришел к весьма печальным заключениям по поводу отечественного легкомысленного пустозвонства.
   Неортодоксальные мысли в Российской империи, по его мнению, черпались главным образом из привозных книг, с помощью которых вольнодумцы рассеивали свои житейские огорчения, старались придать блеск своему показному уму, украшали свою речь, щекотали себе нервишки, удовлетворяли свою тягу к отвлеченным восторгам. Заученными в светском обществе приличиями подменяли нравственность, любезными словами прикрывали злословие с насмешкой и желчью пополам. Все это не приучало их ни к самостоятельной умственной работе, ни к полезной практической деятельности.
   В своих исследованиях Василий Осипович выделял заложенные в основе русского 'вольномыслия' озорство разгулявшегося холопского темперамента и неразборчивое зубоскальство. Новые же идеи, попадавшие из вторых или третьих рук, нравились доморощенным вольтерьянцам как скандалы или рисунки из соблазнительного романа. Под ширмой французской философии они выдавали свои собственные 'темниковские или судогодские измышления''. Могло произойти и такое: вольномыслящий тульский космополит, прочитав что-нибудь иноземное о европейских нравственных ценностях, шел в конюшню расправляться плетью с досадившим ему крепостным, оставаясь при этом в душе гуманистом.
   Разницу между умным и дураком Ключевский видел в том, что когда оба разозлятся, умный становится дураком. Начитанные же и надорванные либеральные дураки в России производили впечатление умных только на таких же надорванных, но не столь начитанных дураков. Подобные либералы ругали прошлое за его непохожесть на настоящее, некоторые сентиментально-озлобленные 'бурсаки киево-могилевского покроя' думали, что, стоит лишь обозвать всех дураками, сразу прослывешь умным. На самом деле, быть умным значит не спрашивать того, на что нельзя ответить. В этом смысле, самый дорогой дар природы - веселый, насмешливый и добрый ум. Чтобы править людьми, нужно считать себя умнее других, а так как это уже глупо, то править могут только дураки.
   Не скрывал Ключевский своей озабоченности дряхлением его поколения в мечтах самообольщения. С точки зрения историка, поколение это многое передумало, но достигло лишь чистого знания без практического приложения, без умения строить и двигать общественный порядок. В результате, люди становились резонерами, не сделавшись деловитыми, разрабатывали проекты умнее своих действий по их воплощению в жизнь, не музицировали, а рассуждали о музыке. Народ безумствовал пред великими фигурами Минина и Пожарского, не понимая их смысла и значения, жаждал молебнов с вином, попирал и религию с историей, и все свое нравственное состояние. Учащаяся молодежь ставила неугасимые лампады, носила на руках осмеянного всеми дурака и мошенника. Мыслящие люди толковали о черни, смешивая ее с народом и сравнивая с французским пролетариатом, глумились над ее безобразиями и боялись ее дикой силы. Словом, кружили в болоте собственных недодуманных, нервических соображений.
   'Мне жаль тебя, русская мысль, и тебя, русский народ! - занес Василий Осипович в свой дневник. - Ты являешься каким-то голым существом после тысячелетней жизни, без имени, без наследия, без будущности, без опыта. Ты, как фривольная невеста без приданого, осуждена на позорную участь сидеть у моря и ждать благодетельного жениха, который бы взял тебя в свои руки, а не то ты принуждена будешь отдаться первому покупщику, который разрядив и оборвав тебя со всех сторон, бросит тебя потом, как ненужную, истасканную тряпку. И теперь, когда везде во всякой церкви и во всяком кабаке орут во весь голос 'Боже, царя храни!', мне хочется с горькими сдавленными слезами пропеть себе 'Боже, храни бедный народ, бедную Россию!'
   На переломе исторических эпох Максим Горький в своих 'Несвоевременных мыслях' назвал главнейшим возбудителем драмы не 'ленинцев', не немцев, не провокаторов и не революционеров, а 'тяжкую российскую глупость' вместе с отсутствием культуры и исторического чутья. 'Ощущение жизни у нас становится острее, а понимание ее смысла и целей тупеет, - писал Алексей Максимович. - Ну а те правила общественного поведения, те навыки взаимоотношений, которые могут быть построены на остром зоологическом ощущении жизни, не обещают нам радостей, они еще более усугубят всеобщее одичание, которому, не сопротивляясь, подчиняется не только деревня, но и город, не только народ, но и так называемые 'полуинтеллигенты'.
   Зная подлинную жизнь людей не понаслышке, писатель пришел к заключению: нет страны, где говорили бы так много, думали бы так бессвязно, беспутно, как говорили и думали в России. По его наблюдениям, прежде всего жили там глупо, а потому уже - и поэтому - грязно, скучно, озлобленно и преступно. Садистское же наслаждение, с которым грызли глотки друг другу, стоя на краю гибели, утешало их в бесконечных несчастьях. А что еще можно ожидать от народа, веками воспитывавшегося в рабстве, пьянстве, разврате и мрачных суевериях, забитого до отупения, склонного к анархии и не умеющего работать? 'Кроме нового разнузданного деспотизма, ничего, - отвечал Алексей Максимович. - Революция дала право людям, воспитанным на истязании друг друга, свободно истязать ее врагов'.
   Русская интеллигенция всегда заботливо старалась уберечь свой народ от 'чуждых' ему влияний, даже если ее об этом никто не просил. Несмотря на свои клятвы в верности родине, очень многие представители творческой ее части, как только представлялась малейшая возможность, спешно уезжали за границу, чтобы клясть там народ свой и родное отечество на чем свет стоит. Среди них вскоре оказался и сам Горький. Правда, надо отдать ему должное, не клял и вернулся...
   Чуть менее века спустя уже в Российской Федерации поднимется на сцену писатель-сатирик Михаил Задорнов и станет выдавать переполненному залу разные свои смешные, но не без горечи репризы. В 'Научном трактате' поделится и видением того, насколько своеобразны его соотечественники:
   'Чем мы удивительны? Сочувствуем умом, а голосуем сердцем. Считаем себя умнее других, тем не менее постоянно оказываемся в дураках. Устаем на отдыхе, отдыхаем на работе. Уважаем только тех, кто с нами согласен. Вялые, но эмоциональные, мы думаем два раза в день, а остальное время переживаем то, что надумали за эти два раза. Зато если думаем, то мощно, всем организмом. Коли наш человек задергал под столом ногами - значит, он глубоко о чем-то задумался. Необразованные мы, но, как никто, разгадываем кроссворды. Мы - язычники с православным уклоном. Чтим Иисуса, даже не зная, чему он учил. Ставя свечку, умоляем о процентах. Крестимся и материмся одновременно. Долго думаем, но быстро соображаем. Долго думаем, где бы украсть; быстро соображаем, как это сделать... Мы живем с мечтой, что когда-нибудь нам обязательно повезет'.
   И весь зал через каждые его две-три фразы громко будет хохотать. Некоторые даже со слезами на глазах, не закрывая рта от удивления. Самими собою.
   В стране, где на рыночных принципах будет выстраиваться экономика, неизбежно все бытие станет держать равнение на выгоду. И тут невольно возникнет вопрос: выгодно ли в России начала XXI века быть умным? Осведомленным - обязательно, дабы обладать нужной информацией для своей профессиональной деятельности. Выгодно ли быть безжалостным к конкурентам, расчетливым, прагматичным в своем бизнесе? Несомненно. Что же касается ума и 'возвышенных видов вдаль', в новом наборе нематериальных ценностей им предоставят весьма скромное место.
   По данным социологических исследований, каждый шестой житель чуть ли не с панталыку собьется. Примерно как Денис Григорьевич Безмятежный из чеховского 'Злоумышленника', что гайки у рельс на грузила отвинчивал, хотя и не все подряд, через одну. Подобные ему типажи для строительства своего сруба станут присматривать, а потом и спиливать телеграфные столбы, выкапывать шпалы на запасных путях, тащить из прибрежных маяков оптику, радио-блоки, аккумуляторы. Двое солдат на охране оружейного склада, примутся выковыривать из корпуса ракеты детали, содержащие редкие металлы, а она возьми да взорвись, оставив от них одни воспоминания об их идиотизме.
   Как издревле заведено, в новой России настроятся полагать, что все ее беды от дураков во власти, а спасение - в привлечении к делам правления умных людей. Опыт засвидетельствует, что хорошо было бы направлять во власть побольше не только умных, честных и порядочных, но и... хотя бы преданных своей родине. А то, что получается? Поскольку Россия - страна ущербная и неизлечимо больная, без западных образцов ей никак не обойтись. Потому и станут пристраивать своих детей на учебу за границей для возможного их там оседания.
   Издательства выпустят в свет интереснейшие, умные книги своих и иностранных авторов. Готовы будут выпустить еще больше, будь коммерческий спрос на них такой же как на развлекаловки, шевелить извилинами не требующие. Все так же будет не доставать умения спокойно, связно и убедительно возразить или аргументировать свое мнение. Судить станут по любому вопросу свободнее, однако все рассуждения обычно сводить к насаживанию друг на друга 'общепринятых истин', неведомо откуда и от кого взявшихся. В беседах и спорах суть дела будет всякий раз ускользать в сторону, впадая из одной крайности в другую. К примеру, либо свобода без ограничений, либо жесточайшая регламентация. Иного якобы не дано. Это вездесущее 'иного не дано' призовут служить самым убедительным аргументом.
   Слабое умение рассуждать независимо от 'бесспорных доктрин' по-прежнему будет приводить к абсолютизации официальных мнений, а желание выглядеть осведомленным окажется слишком слабым, чтобы дерзнуть непредвзято их оценить. Ну, а если уж сам глава государства заявит, будто страна наша вышла на магистральный путь развития всего человечества, альтернативы которому нет, тут вообще спорить не о чем. Хотя он же, чуть позднее, предостережет о возможных кризисных явлениях в западной экономике, которые могут сказаться и на российской.
   На телевидении очень редко станут устраивать дискуссии один на один - без участия ведущего и время от времени встревающей своими репликами публики. В случае же если кто-то понесет политически некорректную крамолу, ведущий сразу вставит, парируя: превосходство новой политической системы заключается как раз в том, что позволено такую крамолу высказывать публично. Для обоснования проталкиваемого "верхнего мнения" будут подавать соответствующую информацию, а противоречия просто отведут на задний план. Все это очень напомнит времена, когда, кроме самодержавия или диктатуры пролетариата, тоже иного было не дано, а чего не дано, того и не должно существовать.
   Все такими же наивными останутся надежды некоторых оптимистов возвратить домой нелегально вывезенные из России капиталы. Отдельных владельцев, вышедших из рамок закона, возможно, и вернут, но, увы, без капиталов. Глупыми будут выглядеть и надежды на то, что, позволив некоторым лицам завладеть огромными кусками общенародной собственности, государство может ждать от них честной уплаты налогов.
   Многие довольно интеллигентные граждане продолжат считать народ свой мучеником и чуть ли не святым праведником. Вопреки тому, что мучаться можно и по собственной глупости...
   - Позвольте, любезнейший! - чувствую, как меня кто-то одергивает. - Вот вы вроде об историческом чутье говорите, а про советскую-то эпоху ни гу-гу. Разве не было тогда ни сумасбродств, ни глупости?
   Хоть кадки ими набивай. Только в том месте, куда я забрел сейчас, они почему-то 'не клюют'. Мне нужно уйти куда-нибудь вверх или вниз по течению.
  
   *
  Не рядись иногда глупость в тогу глубокомыслия, вряд ли стоило бы о ней и разговор заводить. Скучная была бы тема. Однако глупость - ушлая и далеко не безобидная барышня, потому за ней нужно присматривать, чтоб не натворила чего.
   Все тот же итальянский ученый Карло Чиполла, открывший закономерности глупости в мировом масштабе, подмечает: 'Глупый человек - это тот, кто вредит другому, не получая для себя никакой выгоды'. Разумеется, есть и другие виды.
   В каких случаях здравомыслие отказывается помогать человеку? Когда он неадекватно воспринимают окружающий мир и себя самого, вследствие чего при решении возникающих проблем систематически делает промашки, ошибается. Когда ставит перед собой недостижимые цели, игнорирует имеющиеся у него возможности, приходит в отчаяние и опускает руки. Когда впадает в безумие цинизма, жестокости, кровопролития...
   Другая наиболее распространенная причина - неуравновешенность эмоций рассудком. Это тоже влечет за собой массу ошибочных оценок или действий. С таким же успехом ошибки делают и весьма неглупые люди, но те быстро замечают свою оплошность. Другие продолжают упрямо настаивать или отрицать всякие новые свидетельства, фанатически веря в свою правоту вопреки очевидным фактам.
   Придя к власти на выборах, политики рано или поздно игнорируют все, что не отвечает сложившимся у них представлениям. В результате, их интеллектуальная способность решать сложные вопросы падает, одна из функций мыслительного процесса познания новых реалий блокируется. Государственный деятель все больше удаляется в придуманный им мир, начинает верить не в то, что видит, а в то, что ему говорят. Его тщеславие идет наперекор мудрости древних: 'Кого Юпитер хочет погубить, того лишает разума'.
   Разум отказывает не только одному человеку, но и целым сообществам. Есть компании и организации, где интеллектуальный потенциал сотрудников постоянно наращивается, используется в качестве 'главного актива'. Там обычно ставят реальные цели, подбирают эффективные средства по их достижению, объективно оценивают ситуации, обнаруживают и устраняют недостатки или дефекты. Руководители таких сообществ приветствуют инициативу и творческий настрой в коллективе, стимулируют творческое общения его членов между собой. Но есть и сообщества, руководство которых любую новую, неортодоксальную идею встречает в штыки.
   Общества могут быть разными в соответствие с их разумным или неразумным устроением, выбранной ими системы приоритетных ценностей и целей. Коллективный интеллект создает или не создает адекватные для благоприятного общения язык, мораль, образ жизни, институты власти. Если же в обществе не используется рационально "человеческий фактор", чрезмерно превозносятся нация, идеология, партия, государство и его правители, тут можно говорить о верных признаках затмения в мозгах, а о благополучии народа даже не мечтать.
   Неразумно устроенное общество всегда несправедливо, по определению. Господствующие в нем духовные и культурные ценности, а также принятые способы избегать конфликтов и разрешать их направляются на то, чтобы заставить граждан меньше думать и больше подчиняться власти. Когда во главу угла ставятся государство, идеология и религия, провозглашаемое вместо всеобщего блага можно получить и большое кровопролитие. Политически корректно говорить, будто большинство народа никогда не ошибается. Но в народе и обществе тоже могут превалировать зависть, мстительность, идеологическая или религиозная нетерпимость.
   Еще древние признавали, что ошибаться свойственно каждому человеку, но только глупец упорствует в своей ошибке. Два тысячелетия спустя снова подтвердилось, что вся прошедшая история человечества - это бесконечно повторяющаяся череда достижений и ошибок, отчаянных усилий создать наиболее разумное устройство общество и одновременно помешать этому созданию.
   Вот, скажем, человек вроде бы умный, но поступает глупо. Будучи крайне амбициозным и самоуверенным, предпринимает неразумные, даже глупые действия. В интеллекте его находятся как бы два отдельных отсека: умственных способностей и способностей использовать их на практике. Бывают и такие случаи: он и она, вроде бы образованные и даже умные люди, а вместе составляют супружескую пару довольно глупую, которая ведет себя не просто легкомысленно, но и в ущерб даже своим интересам. Эмоции, как видно, тоже бывают разумные и неразумные.
   Похоже, в каждом из нас солнце сплетает своими лучами различные модули мышления и поведения: эгоиста и альтруиста, индивидуалиста и конформиста. Нередко встречаются личности, которые в силу своего склада мышления во всем и всегда усматривают беспросветную трагедию, а потому совершенно не приспособлены быть счастливыми. Но разве способность наслаждаться жизнью, не мешая другим это делать, разве не есть самый верный критерий степени умственного развития?
   Интеллект и разум - вещи разного плана. Интеллект напоминает игру в покер, где может одержать верх даже тот, кому из колоды не очень удачные карты выпали. Главное - придумать и контролировать новые возможности и таким образом увеличить свои шансы решить неразрешимую задачу.
   Как принято рассуждать? Вот, скажем, талантливый писатель или философ. Он, должно быть, очень умный. В действительности, разума ему может не хватать даже для решения совсем не сложных задачек по налаживанию положения в собственной семье и личной жизни. Он со своим сыном-то поговорить разумно, откровенно, по душам не в состоянии.
   Самый надежный показатель истинного ума-разума - удается ли с его помощью спокойно разрешать конфликтные проблемы бытия, от чего во многом зависит благополучие каждого человека и всего общества. Конфликты неизбежны, надо только уметь их предвидеть и предотвращать, не прибегая к крайним мерам. Этому должны учить в школах и семьях. Учить тому, что насилие и жестокость есть проявления недалекого ума.
   Войны, о чем свидетельствует исторический опыт, всегда связаны с легковерием и фанатизмом, отупляющими ум. В безумии 'священной войны', а войны все священны по своему, люди, словно овцы, от страха бросаются укрываться в логове волка. Что есть война, как еще и не самое гнусное проявление человеческого слабоумия. Если умный разум характеризуется способностью разрешать конфликты мирным путем, то используемый для войны интеллект всегда ущербный, ошалелый.
   В массовом милитаристском и шовинистическом психозе проявляется притаившаяся в природе человека склонность к жестокости в крайних формах насилия. Может быть, в такое безумие он впадает под влиянием солнечных ультрафиолетовых лучей? Или галлюцинаций, вызываемых сильной усталостью? По наблюдениям ученых, такая усталость действительно может привести к своего рода сумасшествию, как форме безумия. Уставший склонен к подавленности, потере памяти и способности мыслить здраво.
   Ум становится разумным, только если способствует благополучию людей, не накладывая при этом иррациональных ограничений на их возможности создавать новое и нужное всем. Чего мы ожидаем от связей со своими сородичами и обществом? Стимула и воодушевления, чтобы расширить свои возможности на пути к благополучию. Голландец Барух Спиноза в свое время не зря подметил, что когда человек ощущает себя способным действовать и действовать свободно, он получает от этого безмерно стимулирующую его радость.
   Испанский философ Хосе Антонио Мерина в своем научном трактате 'Поверженный разум' приходит к выводу: интеллект человека структурно устроен как речевой язык, а потому межличностные отношения всегда имеют сентиментально-словесную окраску. Многое зависит от того, как каждый рассказывает свою историю или высказывает свое мнение - насколько интересно, доходчиво, проницательно. Однако понимать и быть понятым зависит не только от интеллекта или ума. Здесь важно умение вести диалог с другими и с самим собой.
   Блез Паскаль даже считал, что 'человек - это интимный диалог'. Четко улавливаемый нами наш внутренний голос может стать голосом совести, самопознания, критического взгляда на себя. Но может привести и к разрушительной неспособности вести конструктивный диалог, если заниматься в основном самобичеванием и не слышать никаких других аргументов, помимо собственных.
   Колебания при принятии решений можно отнести на счет слабой воли. Но сами по себе волевые качества не хороши и не плохи. Сила воли позволяет лишь контролировать импульсы, спокойно взвешивать все за и против, действовать спокойно и целеустремленно. Ее только надо разумно и решительно использовать, а не как те генералы, которые с упорством достойным лучшего применения придерживаются такой военной стратегии, чья бесполезность уже доказана. Им то что, они отсиживаются в укрытиях. Погибают другие.
   А вот, интересный на крючке болтается вопросик: Насколько человек нашего века умнее человека века каменного? Такая постановка вроде бы неправомочна, ибо для сравнения надо хотя бы представлять себе в натуре мыслительный аппарат наших дальних предков. Остается лишь предположить, что инструментарий у современников действительно побогаче. Но, в силу именно этого преимущества, не чаще ли нам приходится совершать ошибок, делать глупостей, а то и просто безумствовать как мартовские зайцы, взявшие интеллектуальные каникулы?
   Лет тридцать назад немногие ученые на Западе и Востоке решались экспериментально изучать мыслительные процессы в мозге человека. На то были технические и юридические трудности, в том числе препятствия этического порядка. В частности, воздействие через вживленные электроды может вызвать у испытуемого неожиданные эмоциональные реакции, а электрическая стимуляция его коры височной доли - привести к раздвоению сознания. Тем не менее, даже придерживаясь ограничений, удалось получить некоторые данные о функциональной организации коры и подкорки, о механизме самосохранения и собственной защиты мозга, об особенностях обеспечения мыслительной деятельности.
   Новые результаты исследований достигнуты уже ближе к последнему десятилетию ХХ века, объявленному 'Декадой Мозга'. Так появился позитронно-эмиссионный томограф (ПЭТ), позволяющий безболезненно для испытуемого проникать в биохимические процессы по всему пространству живого мозга. Согласно показаниям томографа, изменения при мыслительном процессе происходят действительно в обоих полушариях, коре и глубоких структурах головного мозга. Обнаружены там зоны, которые при определенной деятельности человека работают всегда, а также звенья мерцающие, переменные, 'молчащие' почти всегда и включающиеся только при чрезвычайных обстоятельствах.
   Оказалось, что чем больше звеньев вовлекается в деятельность мозга, тем менее избитыми и более яркими получаются у человека ассоциации. Мозг его также может решать одну и ту же задачу разными способами. В этом плане работает механизм подстраховки и восполнения разрушенных гибких звеньев. Благодаря данному механизму саморегулирования человек может думать независимо от внутренних и внешних помех.
   В ходе экспериментов также выяснилось: мозг может быть гораздо умнее его носителя. То есть в мозге есть детектор ошибок и отдельные нейронные скопления, которые начинают функционировать, когда человек ошибается в своих действиях, говорит или делает какую-то глупость или несуразицу. Например, выходит из дома и вдруг чувствует, что сделал что-то не так, возвращается домой и видит утюг включенным. Бывает, тот же детектор начинает доминировать, в результате чего возникает постоянное состояние беспокойства и тревоги.
   По оценке ведущих специалистов Российской Академии медицинских наук, мы вплотную подходим к разгадке кода мыслительного процесса, если, конечно, таковой имеется на самом деле. Остается и возможность того, что мозг выполняет всего лишь роль территории для каких-то других процессов, не зависимых от внутренних закономерностей мышления. Иными словами, может существовать нечто вроде 'всемирного разума', при котором мозг служит его своеобразным детектором, 'детектором чужой воли', если можно так выразиться. То есть, мы просто не знаем, функционирует ли мозг только по законам физиологическим и механическим. Проблема учеными пока не решена.
   Мозг оказался аппаратом капризным и в плане его энергоснабжения. До определенного возрастного срока его не очень-то беспокоит дефицит энергии. С годами же кислород с глюкозой все меньше усваиваются им, а в крайних ситуациях 'топка' поглощает второсортное горючее в виде жирных кислот и белка. Кислородный баланс мозга становится все более нестабильным.
   Стареет мозг тоже у всех по-разному. У мудрых старцев, например, связанный с эмоциями ствол ветшает раньше, чем полушария. В результате, они уже не испытывают страстей былой молодости и вообще волнений, даже радостных. Их не беспокоят признание или непризнание обществом, успех или неуспех в делах. Но при этом сохраняются ясность мысли, рассудительность и чувство юмора.
   В противоположность мудрым старцам, суетливые старички тратят энергию как молодые, не считаясь со своими реальными возможностями. Они и умирают раньше, не желая 'адекватно стареть', цепляются за былые привычки юных лет, не давая своему мозгу перейти на 'энергосберегающие технологии'. Заскорузлые же консерваторы предпочитают старые рецепты, хотя в их возрасте те уже не действуют. Или страшатся вообще рисковать в надежде, что все и так образуется. Особенно медленно стареет мозг у тех, кто много общается с молодыми, ведет здоровый образ жизни и занимается умственной работой. Любознательность для них - важнейший стимул в жизни.
   Первую дюжину лет в нашем мозге доминирует правое полушарие, где зарождаются эмоции и образы, работает подсознание. Все происходящее там не терпит муштры или подавления и в итоге все равно выливается наружу, но уже в виде разного рода комплексов. Умственная деятельность индивида, по сути, начинается в левом полушарии после двенадцати и продолжается примерно до сорока лет, когда на рубеже нормативного кризиса могут происходить некоторые 'странности' при переоценке им или ею жизненных ценностей.
   В голове нашей уживаются как бы два мозга: первобытный и просвещенный. Основатель нейропсихологии, канадец Дональд Хэбб считает, что 'большой мозг - это своего рода большое государство, которое не может просто делать простые вещи'. Воздействие же окружающей среды на него может быть положительным, негативным или нейтральным. Оно исходит от чьих-то слов, взгляда, жеста, от внушения со стороны или от самовнушения. Три четверти получаемой информации улавливают глаза, одну седьмую - уши. В результате, в центральной нервной системе и коре больших полушарий образуется доминанта разной степени мощности и длительности, соответственно перестраивающая психику и сознание.
   Головной мозг может подвергаться и физическому воздействию. Большие дозы алкоголя поражают самые молодые клетки - физиологическую основу механизма сознания. Вследствие его накопления в мозге склеиваются красные кровяные тельца и создаются условия для массовой гибели нейронов. Влияют и слабые электромагнитные поля в городах, вызывая раздражительность, усталость, бессонницу, головные боли, депрессию. Гораздо легче подвержены физическому воздействию на мозг больные, голодные, нервно истощенные, ослабленные алкоголем и наркотиками, не умеющие анализировать свое поведение. В их мозге формируется очаг повышенной возбудимости, который сужает сознание человека и его способность контролировать свои действия.
   Мозг может и сам воздействовать на окружающий мир. При сильном умственном напряжении, когда по форме глазное яблоко походит на параболическое зеркало, сами глаза излучают некую энергию, способную влиять на людей и животных. Точно так же и современные компьютерные технологии способны воздействовать на подсознание через Интернет. Здесь начинается уже гипнотическое внушение, благодаря которому прокладывается невидимая дорожка доверия к информации, сознание переключается с левого аналитического полушария на правое эмоционально-образное. Духи, черти и прочие небесные существа из той же коллекции рождаются именно в правом полушарии, через которое дети воспринимают все, что видят или воображают себе.
   Мозг регулирует электромагнитное излучение каждой клеткой организма в миллиметровом диапазоне волн. Спектр излучаемых им самим частот зависит не только от физиологических процессов, но и от рождающихся в нем мыслей и чувств - действующих на свои и чужие клетки успокаивающе или раздражающе. Воздействие происходит и на уровне подсознания, незаметно для нас, ибо у биополя мозга, по всей вероятности, есть не только электромагнитная и гравитационная составляющие, но и совсем не известные нам.
   И насколько ж было бы все просто, определяй работу мозга только одно левое полушарие - аналитическое. Однако есть еще и правое - подсознание, где все происходит так, что не выразить это никакими алгоритмами. Правое полушарие не властно командовать над левым, но и правому без левого не обойтись. Потому воздействовать на психику человека и управлять его поведением - далеко не одно и то же.
   А разве случайно так совпало, что ритмы активности солнца и головного мозга совпадают?..
   Вспомнить можно и о существовании 'второго мозга'. Более четырех тысяч лет назад в Древнем Египте считали: орган мысли и чувств человека расположен не в голове, где очищается кровь, а в желудке. Сегодня неврологам известно, что желудок тоже способен запоминать, нервничать, веселиться, влиять на настроение и даже мышление. Стрессовые ситуации заставляют его сжиматься. Отторжение чего-то или кого-то может привести к тошноте.
   За семьдесят пять лет жизни человека через его желудочный тракт проходит примерно тридцать тонн продуктов питания, пятьдесят тысяч литров жидкости. Тракт это покрыт боле ста миллионами нервных клеток: столько же имеет спинной мозга, составляющий вместе с головным центральную нервную систему. Любые отклонения в желудке сопровождаются отклонениями в головном мозге. При расстройстве желудка человек и соображает плохо.
   Наука свидетельствует: мы есть существа 'шестьдесят на сорок'. На 60 процентов состоим из того, что складывается под влиянием окружающей среды, и на 40 из унаследованного генами. Больше всего наследуются конформизм, инакомыслие, религиозность, умение владеть собой, страсть к лидерству, влюбчивость, откровенность, застенчивость. Равно как и их противоположные качества.
   За один только минувший век медиками накоплен богатейший опыт по изучению организма на грани полной психофизической изношенности. Кому как не им хорошо известно, что такое деструктивный процесс диффузного характера в коре головного мозга, в ходе которого последовательно распадаются высшие психические функции. Замечено, что распад этот начинается незаметно. Человеку все труднее запоминать имена новых знакомых, сосредотачивать свое внимание в беседе на чем-то одном. Мало помалу снижается его психическая активность и интерес к окружающему. Оскудевает смысловая сторона речи. Все чаще он теряет нить в разговоре, повторяет стереотипные фразы, дает неточные определения. Хотя его словарный запас скудеет, некоторое время еще сохраняется естественность речи, но и та становится фрагментарной, превращаясь во все менее внятно произносимый набор слов.
   Дальше - больше. Личностные характеристики мельчают, стираются. Психическая жизнь индивида все активнее устремляется в прошлое, настоящее воспринимается, главным образом, через призму пройденного. В ткань его рассказов о былом чаще вплетается желаемое, выдаваемое за действительное. Отдельные черты характера заостряются до карикатурности, проходя стадию общего огрубения. Человек начинает вмешиваться в развитие событий, не понимая ни их сути, ни особенностей. Круг его интеллектуальных запросов сужается. Появляются неуверенная, шаркающая походка, заметная сутулость и дрожание конечностей.
   Возрастное изменение структуры и химического состава стенок артериальных сосудов (образование бляшек) медики называют атеросклерозом. Признаки его выражаются у каждого по-своему, но есть и общие, наиболее характерные. В частности - психофизическая слабость, быстрая утомляемость, несобранность, забывчивость. При неспособности к повышенному умственному напряжению обычно сохраняется понимание собственной беспомощности. В речи выявляется склонность к рассуждениям с использованием абстрактных, не связанных между собою понятий. Переживания насыщены обидами, претензиями к другим. Несоразмерная раздражительность и недержание аффекта могут выливаться в хамство и грубость. Заметно проявляются повышенная плаксивость, хрупкость переживаний, жалкая мимика на лице. Все это свойства склеротического поражения магистральных средних и крупных мозговых сосудов.
   А вот и знаменитая болезнь Альцгеймера, названная по имени известного швейцарского врача-психиатра. Так называют в обиходе прогрессирующую с возрастом атеросклеротическую деменцию, проще говоря, потерю умственных способностей.
   Признаки этой болезни начинают проявляться в возрасте от 50 до 60 лет, то возникая, то затухая, но безостановочно. По началу слабеет память, человек становится безразличным к ее провалам, теряет ориентацию во времени и пространстве. Утрачивает навыки, особенно тонкие и сложные, наиболее поздно приобретенные. Уже слабо различаются такие понятия, как 'мамина дочка' и 'дочкина мама'. Все больше чувствуются угнетенность и беспокойство.
   На второй стадии, когда человеку показывают изображение предметов, он либо не может их назвать, либо неправильно указывает их предназначение. В его речи превалируют существительные, фразы построены грамматически неправильно, обрываются на половине. Он с трудом понимает что ему говорят. Дают о себе знать и порезы лицевого нерва. Слабоумие развивается быстрее, чем при типичной старческой деменции, но пока еще сохраняется некоторое осознание собственной несостоятельности и вполне адекватные эмоциональные реакции при общении с родственниками.
   На третьей, завершающей стадии окончательный распад психических функций приводит к вегетативному образу жизни.
   В том же возрасте - от 50 до 60 лет может начаться болезнь Пика. Подверженный ею обращает на себя внимание странностями своего поведения. Прежде всего, утрачивает побудительные мотивы к действию, становится грубым и бестактным в отношениях с окружающими, безразличным к родственникам и знакомым, активно уходит в себя от служебных и домашних дел, от общения с людьми. Не суетится, как суетятся обычно старики, не испытывает потребности заняться привычной деятельностью и полностью погружен в собственный мир.
   Шизофрения - это уже штучка позаковыристей: сознание затемнено, границы между реальным и выдуманным размыты. В таком состоянии человек как бы находится внутри своего мозга, идет по его лабиринтам и совершает там им задуманное. Ему не дает покоя ощущение, будто он сам под наблюдением, будто все настроены против него и мешают ему жить по своему. Врачу трудно поставить себя на его место, ибо тот совсем потерял контроль над собой, выкидывая всякого рода фортели за пределами логики и здравого смысла.
   На раннем этапе шизофрении человек бессилен адекватно интерпретировать свои ощущения и реагировать на них. Типичный симптом - повышенная религиозность, когда во всем видится либо божественное, либо дьявольское, либо все вместе. Некоторые верят и в то, что тела их коснулась десница Божия, а Сатана им всячески вредит, искушает проказами разными. Другой симптом - восприятие людей и предметов только с худшей или только с лучшей их стороны, приводящее к галлюцинациям. В любом случае, внимание, память, ориентация во времени и пространстве расстроены.
   Личность с раздвоенным сознанием склонна никому не верить, повсюду усматривать заговор против себя. Способность принимать разумные решения у нее полностью блокирована. Обуреваемый манией величия или преследования, человек воспринимает все происходящее в мире, как имеющее к нему непосредственное отношение, а тех, кто пытается разуверить его в этом, считает наивными или просто идиотами. По данному поводу у него всегда найдутся 'доказательства', благо мозг его произвольно создает 'видения' и 'голоса', с которыми ему хочется общаться. К тому же, галлюцинации приводят его в возбужденное состояние. Выглядит он апатичным, истощенным, но в нем еще борются довольно сильные чувства.
   Движения такого типажа неуклюжи, в них просматриваются замешательство, нерешительность. При ходьбе он вдруг начинает усиленно размахивать руками или неожиданно останавливаться, замирая в какой-то позе. Язык и губы его причмокивают, зрачки застывают, моргание становится редким. Озабоченный своими ощущениями, он теряет интерес не только к общению, но и к своему внешнему виду. Такое поведение ему кажется нормальным, даже когда он мочится у всех на глазах. Расстроенный мозг начинает вытворять с ним злые шутки...
   Медики подметили также, что близкие к параноидной шизофрении расстройства возникают как следствие злоупотребления витаминами-стимуляторами умственной деятельности, эффект от которых уже обратный.
   Глупость и всякое другое сумасбродство или блажь - не заразительны ли они? Не может ли 'инфекция' передаваться через электромагнитное поле излучения клетками живого организма? В головном мозге спектр излучения во многом зависит от рождающихся в нем мыслей и чувств. Возможно, вместе с электромагнитной составляющей действуют какие-то другие, еще не познанные нами, и действуют незаметно, на уровне подсознания.
   Вероятно, не зря мудрые люди рекомендовали 'в сосняке веселиться, в березняке жениться, в осиннике удавиться'. По наблюдениям ученых, среди деревьев есть питающие нас энергией, вроде дуба, березы, сосны, акации, клена, рябины, яблони, каштана, ясеня, ивы. Подпитка происходит в моменты совпадения пиков частот излучения у растения и у человека. Дуб и береза активизируют нашу иммунную систему при хронических заболеваниях, способствуют лечению полиартритов, улучшению деятельности мозга.
   Мы тоже, все и каждый в отдельности, распространяем вокруг себя электромагнитные волны. В голове у нас имеется шишковидная железа, которая по ночам вырабатывает чудодейственные гормоны, регулирует все системы организма, включая механизм старения, врачует от неврастении, депрессии, бессонницы, аллергии, импотенции. Отсюда и пословица: 'Ночь - матка, проспишься - все гладко'. Только вот пересыпать не надо, потому как избыток таких 'гормонов ночи' приводит к меланхолии, порождает чувство угнетенности. В добавок мозг вырабатывает в нужном количестве свои естественные химические стимуляторы, повышающие чувствительность нервных окончаний...
   Здесь нелишне обратить внимание и на статистику. В первые годы века нынешнего две трети взрослого населения России нуждались в консультации психотерапевта, помимо других врачей, к которым они обращались, а оставшаяся треть - в консультации только психотерапевта. По оценке медиков, для предохранения от тяжелого невроза госпитализации подлежали более половины страдавших внушенными болезнями, внушенными ими самими, с имитацией симптомов болезней соматического плана, вплоть до онкологических.
   Не утешали и данные международных организаций в области здравоохранения. Оказывается, каждый четвертый житель планеты страдал шизофренией и другими психозами, каждый десятый - неврозами, каждый тридцатый - врожденной психической и умственной неразвитостью. Дополнив эти показатели беспросветными алкоголиками и наркоманами, можно с достаточным основанием утверждать, что около половины землян пребывают в состоянии разной степени постоянной или временной психической невменяемости.
  
  
  
  
   ЗАБРОДКА ТРЕТЬЯ: СОБЛАЗНАМИ ОВЛАДЕВАТЬ
  
  
  Согласно христианским догматам, лазейку в душу человеческую открывает дьяволу грех. Дабы люди чаще грешили, он постоянно искушает их мятежным инакомыслием и разными наваждениями, внушает им еретические мысли, устраивает эпидемии массового умопомешательства и даже природные бедствия. Подручные дьявола, демоны и черти, хоть и не властны над свободой выбора человека, действуют неутомимо, искусно расставляя повсюду свои незримые сети.
   Если верить тем же догматам, приступили бесы к этим пакостям сразу после появления на свет нашей общей прародительницы Евы и пытались совратить даже Сына Божьего. 'Не открывайте ему дверей! - призывал апостол Павел. - Оказывайте ему сопротивление, и он убежит от вас!' Но дьявол упорно продолжал совращать, внимательно отслеживать малейшие поводы, которые люди сами могли ему дать.
   Первые исторические хроники, запечатлевшие подобные всплески необъятного воображения на Востоке и Западе, составляли главным образом жрецы. Из них явствовало, что к покаявшемуся грешнику дьявол относился как к своему заклятому врагу. Самым благоприятным временем для совращения искуситель выбирал ночь, когда к расслабленной воле безмятежно спящего можно подкрасться незаметно. Потому и боялись монахи-отшельники ночных наваждений, предпочитали бодрствовать и молили Бога ниспослать им бессонницу, дабы успешнее бороться со страстями.
   Даже наиболее благочестивые аскеты-подвижники опасались искушений плотским вожделением. Воспетое еще древними греками любовное чувство иноки проклинали, почитали за высшую добродетель безбрачие и целомудрие. 'Любостяжание' приводило их в ужас, и едва заметную искорку телесного томления гасили они неимоверными усилиями воли. Не все, конечно, далеко не все. Даже мятежный протопоп Аввакум признавал, что сам однажды подвергся подобному испытанию, почувствовав влечение женщине, пришедшей к нему на исповедь.
   Вопреки стараниям лиц священнического звания, окончательных побед у них в схватке с 'любами телесными' всегда было меньше, чем поражений. Блаженный Иероним в письме к деве Евстахии признавался: 'О, сколько раз, уже будучи отшельником в сожженной лучами солнца пустыне, мрачном жилище для монахов, я воображал себя среди удовольствий Рима, часто был мысленно в хороводе девиц. Бледнело лицо от поста, а мысль кипела страстными желаниями в охлажденном теле, и огонь похоти пылал во мне, заранее умершем во плоте своей. Я боялся даже кельи моей, сообщницы моих помышлений'.
   В не меньшее искушение, как считалось, ввергали человека его гордыня, самодовольство, высокомерие. Тут уж дьявол оборачивался святым праведником, иногда вроде бы даже шел по дороге в сторону от своего истинного намерения, избегал прибегать к обычным соблазнам, заставлял людей умерщвлять плоть. Главным для него было сотворить грех из того, что есть в каждом смертном, ибо искушение никогда не превышало сил самого искушаемого.
   Спрятать молитвенник у монаха - самая мелкая проделка лукавого. Любимейшая его забава - свести парочку влюбленных на тайное свидание и в самый интимный момент неразрывно связать их, чтобы публично опозорить. Скорбящие и меланхоличные души легче подвергались его тлетворному влиянию, благо более всех предрасположены были к навязчивым идеям.
   Верным орудием бесовским признавали саму смерть: перед ней и подвижник стушеваться мог. Неслучайным считалось, что после своей неудачи в пустыне дьявол устремился на Голгофу наблюдать распятие Иисуса - в надежде ввести его, наконец, в искушение. Простых же смертных он особенно любил терзать перед смертью, мешать покаянию, перехватывать их души на отходе и уносить к себе в ад.
   Кому не жутко расставаться с жизнью. Дабы облегчить переживания, католический священник Доминик Капраник составил сборник поучений на предсмертный час 'Искусство умирать', а русский православный монах Митрофан сделал то же самое под названием 'Как живут умершие и мы будем жить после смерти'. Оба считали: задача дьявола в такие моменты - внушить умирающему, что грехи его превышают меру небесного терпения и мешают покаянию.
   От одержимости дьяволом не спасали даже святые прибежища. Неправильно совершенное в церкви крещение считалось уже приглашением прямо в лапы заправского прельстителя, который поселялся в сердце, словно червь в яблоке, поначалу одолевая ленью, обжорством, сонливостью. Больными он вообще тряс как вениками.
   Из века в век, из поколения в поколение передавались на Руси эти поверья, и вот уже редко кто сомневался в том, что бесы не только обманывают, но и вдруг ни с того ни сего заставляют человека красноречиво проповедовать против ереси. Дурные нравы и жестокие законы, богатство и нищету, воровство и нечестивые зрелища неизменно приписывали бесам. Повсюду отыскивали следы дьявола: в нашествиях иноплеменников, восстаниях, революциях, гражданских войнах, сердцах тиранов. Поговаривали, будто дабы сбить с толку, дьявол мог даже взять на себя роль карателя убийц и маньяков, но гораздо чаще вкладывал в душу человеческую смрадные искушения, внушал ненависть и злобу, напускал болезни и лишал рассудка.
   На другом конце Европы, над входом в собор Парижской Богоматери французы поместили фигуру Искусителя. С ликом черным и в легкомысленной позе опирается он на парапет, словно у себя дома. То ли в шутку, то ли всерьез острословы замечали: 'Нехотя и черт Богу служит'.
   Задолго до Средневековья среди китайцев ходило наставление: 'Сумей схватить за хвост самого маленького черта, и он укажет, где скрывается самый большой'. Имелось в виду - поможет распознать матерого негодяя.
   Веками складывавшийся у европейцев образ черта несколько разнился от принятого церковью. Бывал он и достаточно безобиден. В Италии называли его мотыльком, в Англии - старым джентльменом, в Испании - доном Мартином, в Польше - хохликом.
   Отношение к злым духам тоже отличалось. Ирландцы, например, рисовали домового в виде морщинистого, тщедушного старикашки в лохмотьях, что вечно подкалывал и подлянки устраивал, но его легко утихомиривали угрозами или обещаниями. С хозяином дома он обходился хорошо, если получал приличную кормежку. У ирландцев в каждом доме был даже свой семейный тролль, который предостерегал, напутствовал, хотя мог оказаться и коварным злыднем.
   Во многих европейских легендах и сказаниях, наряду с домовыми, действовали духи, каждый раз услужливо предупреждавшие об опасности, подсказывавшие выход из сложного положения. Они всегда также были готовы сбить с толку, подтолкнуть к обману. И если уж кого невзлюбят, то со свету сживут.
   В воображении народа на Руси чертяка домовой часто представлялся добрее всякой нечисти: от черта отстал, к людям не пристал. Его подкармливали, оставляя кашу на загнетке. В отличие от чертей, он не пугался первого петушиного крика, но где-то в апреле обычно колобродил и не узнавал своих домашних. Объясняли, будто с него слезала старая шкура и от боли он бесился, а, возможно, даже дрался с нечистой силой.
   Русские священники старого обряда рисовали черта чернокожим великаном. Церковные книги представляли его в обличии змия с червлеными устами и поучали: кто змия убьет, тому сто грехов простятся. Народные предания закрепили за ним кличку 'анчутка беспятый' (с отшибленной пяткой). У многих других народов пята означала уязвимость и одновременно орудие для изведения нечистой силы.
   Каким только слабостям не подвержен был русский черт. Частенько этого наивного, доверчивого простофилю напаивали в стельку, облапошивают в карточной игре. Временами он даже бывал услужлив к людям. Прозвищ у него множество - нечистый, лукавый, рогатый, черный, луканька, шайтан. На всякий случай простой люд и себя одергивал: 'Бога не забывай, но и черта не обижай'.
   По одной из некогда устоявшихся среди православных версий Сотворения Мира, дьявол происходил от извечно существовавшего злого духа. То есть схема такая. Решив создать, помимо воздуха и воды, землю Всевышний приказал дьяволу нырнуть в воду и достать со дна песок. Из этого он посеял землю, а камни и горные гряды позволил набросать дьяволу. В соответствии же с православным церковным догматом, Михаил-архангел разгневался на ангела Сатанаила и его сотоварищей, восставших против Бога, а потом сверг их с небес в бездну преисподней. В результате, часть мятежников все же упала на землю, в леса и болота, в моря и на крестьянские подворья. Полюбили они собираться на перекрестках дорог или у дворовых ворот. Проявляли себя чаще всего в обличии животных черной окраски, иногда каркали вороном или стрекотали сорокой.
   Вся эта нечисть глубоко западала в душу человека, представлялась ему вездесущей, преследующей всех без разбору. Призраки ее бродили по земле с вечера и до первых петухов, невольно выдавая себя громким голосом с примесью устрашающих звуков. Чувствуешь их рядом, немедля говори: 'Приходи вчера!' На худой конец, кукиш им покажи - сразу отстанут.
   На Севере и в Сибири, помимо обычного бесовского отродья, прописались еще и кикиморы. Так местные жители называли шаловливых карликов, которые обитали под печкой, днем никого не тревожили, но по ночам спать не давали, выли, вещи по дому разбрасывали. Туловище у них тоньше соломинки, злости хоть отбавляй. Не понравится им кто, причудами своими обязательно доведут до ручки или из дома выгонят.
   Если кикиморы чем-то напоминали западноевропейских эльфов, то баба-яга костяная нога - чисто русская креатура. Огромная, страшная, грязная старуха с растрепанными волосами летала или ездила в ступе, заметала свои следы помелом, чуяла человеческий дух за версту, любила высасывать молоко из грудей молодых матерей. Но хотя и к злым духам ее относили, могла покровительствовать смельчакам, давать им полезные советы, предостерегать об опасности.
   Как и в Западной Европе, на Руси за ведьмой признавали дар оборачиваться в кошку или собаку, доить чужих коров, нагонять дождь или засуху: проникшим в тайны ее ремесла она грозила высосать из них кровь до последней капли. Часто за ведьму принимали сороку, что сидит на крыше после захода солнца и без устали стрекочет. Надежным помощником в ее распознании советовали брать пса-первака от первородной суки: столь ценную собаку хозяин берег и знал, что если ведьма не удавит этого кобеля до годичного возраста, будет она его бояться пуще огня.
   Как и псы-перваки, ведьмаки на Руси, согласно поверью, узнавали ведьму с первого взгляда, однако не выдавали ее, старались подчинить себе. У прирожденных ведьмаков, как правило, был лысый череп без усов и бороды. Такие 'меченные' спали глубоко - их не добудишься. Вместе со злом они умели делать добро, отворачивать порчу, иногда запрещали вещим женкам делать пакости. После смерти обычно становились упырями.
   Молва ходила, будто наиболее продвинутые колдуны способны оборачивать врагов своих в зверей, чаще всего в волков. Такие четвероногие больше страдали от людей, чем вредили им. Обитали они в берлогах, бродили по лесной чащобе и полностью сохраняли человеческое сознание. По наблюдениям охотников, при неожиданной встречи с людьми многие волки выглядели жалко, даже плакали, словно просили о помощи.
   Сам же черт на дух не переносил петуха, корову, осла, голубя и больше всего любил кроткую овцу или барана. Отсюда и повелись напутствия. Типа, видишь во сне черта и при этом разговариваешь с ним - значит потеряешь имущество или даже саму жизнь. Чертыхнешься в разговоре - в сей же момент плюнь через левое плечо и помни: семь лет ждать будет луканька своего часа, но все-таки угостит копытом, за ним не пропадет. Чертову дюжину, по возможности, надо избегать, тринадцатым за стол не садиться, иначе быть кому-то из гостей покойником.
   В общем, проделки русских чертей мало отличались от проделок иноземных. Излюбленное их занятие - вносить раздор среди людей, особенно благополучных. Действовавшего по их подсказке они одаривали благами, льготами, привилегиями, но тут же и мерзких гадостей готовы были понаделать. К человеку праведному подсылали не призрачных, а настоящих шаловливых женщин. Многие аскеты в таких случаях поступали по принципу - 'сие есть не грех, а токмо падение'.
   Но уж от кого черти действительно ум теряли, помимо женщин, так это от пьяниц. Им легче внушить дурные мысли, заставить их сквернословить и пойти на согрешение. По пьяному-то делу чего не бывает. Тут лишь только петлю в руки возьми, черт сразу под руку подтолкнет и затянет. Хоть пьяница и ходит в своей шкуре, но ум у него чужой, вечно его куда-то носит к чертям в свайку играть.
   Больше всего боялись, когда дьявол напускал на человека особого беса, что приносил неожиданные и вроде бы совсем беспричинные боли по всему телу. Коли занемогший таким путем пищу принимать не хотел, ложился на правый бок к стене - скоро концы должен отдать, как и тот бедолага, остатки пищи от которого даже дворовые псы не доедали. Но вот доведись захворавшему чихнуть три раза подряд - еще помается на этом свете с годок, а то и больше.
   Про мужа и жену говорили - 'одна сатана', но даже их союз от искушений и соблазнов не был застрахован. Еще во времена допетровские, например, существовали самые разные вариации на тему 'прелюбов'. Тут и побочные браки, и брачное единение троих - 'по бесовскому вожделению и закону сатанинскому'. Если жена решалась на внебрачную связь, ее называли чертовкой, прелюбодейкой. Поведав о такой измене, муж должен был с ней развестись. Но мог и простить ее, такое тоже случалось.
   Православие накладывалось на греко-византийскую неприязнь к женщине и выставляло ее 'сосудом греха'. Сосуд сей рекомендовано держать взаперти во избежание соблазнов, ибо 'черт так не сообразит, где баба доедет'. Посему к изоляции своих девиц в теремах знатные семьи прибегали сразу после первых у них 'регул' (месячных) - в соответствии монашеской аскезой самоочищения уединением. Благо ко всему, дочки бояр и князей служили еще и ценнейшим обменным товаром в торгах при заключении династических браков.
   После сожжения на костре двенадцати колдуний во время чумы в Пскове суздальский епископ Серапион все же возвысил свой голос против приписывания женщинам всех несчастий. 'Вы еще держитесь поганского обычая волхвования, веруете и сжигаете невинных людей, - негодовал он, - В каких книгах, в каких писаниях слышали вы, что голод бывает на земле от волхвования? Скорблю о вашем безумии. Умоляю вас отступить от дел поганских! Божественные правила повелевают осуждать человека, лишь выслушав многих свидетелей, а вы в свидетели поставили воду и говорите: 'Если начнет тонуть, то невинна, а если поплывет, то ведьма'. Но разве дьявол, видя ваше маловерие, не может поддержать ее, чтобы она не тонула, и этим ввести вас в душегубство?'
   Преподобного Сильвестра, приближенного Ивана Грозного, такие возмущения не волновали. В своем 'Домострое' он придерживался совсем иного взгляда на женщину: 'С детства начнет она у проклятых баб чародейства навыки получать и еретичества искать, и вопрошать будет многих, как бы ей замуж выйти и как бы ей мужа обаять на первом ложе и в первой бане. Изыщет чародеев и чародеек, и волшебства сатанинского, и над едою будет ухищряться нашептывать, и под нозе подсыпать, и в возглавие или в постель вшивать, и в порты врезать, и под челом втыкать, и всякие прилучения к тому промышлять, и коренья с травами примешивать, и все над мужем чарует'.
   Миряне тоже усматривали в женщине существо 'тварного бытья', считали ее злобной потворщицей людской смуты и плутоватой торговкой, что ни ученья не слушает, ни Бога не боится. Со временем, правда, церковники стали менять ориентацию в церковных проповедях с плотского воздержания на целомудрие брачного союза. Запреты слабому полу 'тешиться до своей любви' и наказания за 'ласкательство' понемногу уступали умению отличать богопротивные удовольствия от желаний для целей чадородия.
   В реальной же жизни, при общей скудости культурных запросов, однообразии досуга и монотонности изматывающей работы, 'любы телесные', по своей привлекательности, уступали лишь желанию спеть или послушать что-нибудь задушевное, погулять вдоволь, вусладочку напиться и наесться досыта...
   В тогдашней Западной Европе изучение анатомии все еще приравнивали к колдовству. Привезенный из Нового Света картофель окрестили 'яблоками дьявола'. Прививки от оспы называли 'печатью антихриста'. Дезинфекцию от чумы - дьявольским наваждением.
   Данте в 'Божественной комедии' связывал колдовство с 'магическим обманом' дьявола, совершаемым в восьмом круге ада. Однако врачи, нотариусы, юристы, коммерсанты и предприниматели тех времен придерживались разных мнений по данному поводу. Одни всячески отстранялись от выходящей за пределы практического опыта магии, считали ее обманом, следствием невежества и предрассудков. Но были и такие, как поэт Боккаччио, который уважительно относился к 'просвещенной магии' и в своем 'Декамероне' об этом не преминул метафорически сказать.
   Возраставший повсюду интерес к магии привел к ужесточению светскими и духовными властями законов против колдуний и колдунов:они были приравнены к еретикам. Папские энциклики призывали применять к ним предельно суровые мера наказания. Инквизиторы, монахи францисканского и доминиканского орденов, воспринимали директивы римского понтифика как руководство к действию...
   Французская академия поначалу усмотрела в фонографе Эдисона 'уловку бесовскую'. Первый паровоз назвали 'дьявольским конем'. В XIX веке изобретать стали технику и делать такие открытия в науке, за которые в прошлом следовали пытки и сожжение на костре.
  
   *
  В конце шестидесятых годов прошлого века бывший сотрудник полицейского департамента Сан-Франциско Шандор Ла Вей основал секту поклонников дьявола, назвав ее 'церковью сатаны', себя - 'черным папой', а свое программное сочинение - 'Библией сатаниста'.
   Руководящий орган секты разместился в том же городе. Второй ее центр возник в Манчестере (Англия), ее секции действовали в Италии, Норвегии, Франции, Швеции. Как и в Древнем Риме, сатанисты считали дьявола не носителем мирового зла, а олицетворением света и озарения. Созданный вскоре 'Интернационал Люцифера' поставил своей целью объединить поклонников дьявола по всему миру и сформировать из них 'элиту - хранительницу тайн'.
   Что за диво такое 'Библия сатаниста'? При желании, ее можно найти в некоторых книжных магазинах и, заглянув туда, обнаружить нечто, суть чего сводится примерно к следующему.
   Автор сочинения назвал Сатану олицетворением подлинной мудрости и носителем духа, который потворствует человеческим слабостям, принимая людей за самую порочную из всех существующих разновидностей животных. В понимании Ла Вея, культура и религия основаны на отрицании инстинктов и умственных потребностей человека: 'подстегивают уже мертвую кобылу, тогда как люди должны жить в удовольствие, без страха, сострадания и упреков совести'.
   Для бывшего полицейского распятие означало 'жалкую беспомощность, висящую на дереве'. В традиционных нормах морали и нравственности он усмотрел 'обман удушающей догмы, живую мысль, стерилизованную мертвой рукой лжепророков, в чьих откровениях нет ничего исконно божественного'. И вообще, считал он, стоит только принять на веру один ложный принцип, начать доказывать истину с помощью вытекающих из вымысла результатов, как тут же открывается широкая дорога для обмана и глупости. Посему, мол, надо отсылать эти 'истины' туда, где покоятся мертвые идолы, империи и философские учения.
   Повсюду 'Черный Папа' обнаруживал обман и самым опасным называл обман священный, обожествленный, санкционированный духовными или светскими властями, а потому воспринимаемый в обществе в качестве эталона правды. Нет, Ла Вей не ставил прямо под сомнение христианскую заповедь любить ближнего, как самого себя. Просто по этому поводу у него возникала масса вопросов. Почему нельзя ненавидеть врагов своих? Только потому, что так учит Библия? Стоит врагов своих возлюбить, не попадешь ли от них в зависимость? Разве они сами разделяют христианские заповеди? Любить врагов своих, делать им добро, а они, в душе охотники-хищники, будут ненавидеть тебя?..
   Во всем этом калифорнийский жрец сатанизма увидел "отвратительную философию собачонки, которая ложится на спину после того, как ее ударят". У него другая позиция. Если ударили тебя, следуй закону самосохранения и нанеси ответный удар! Око за око, зуб за зуб! Только так можно заставить себя уважать. Что есть жизнь, как не следование своим искушениям! Бери от нее все желаемое здесь и сейчас! Считай своим искупителем и спасителем самого себя!
   Тогда может возникнуть вопрос и к предводителю сатанистов: почему только в его сторонниках должен гореть вечный огонь истины? 'Потому что Сатана здесь правит бал и никто другой, - отвечал он. - Давайте называть вещи своими именами. Скинем покрывало с ложного морализаторства, исправим ошибки оккультизма, признаем абсурдными все доселе бытовавшие басни о дьяволе. Истина сделает нас свободными? Одна только истина никого еще не освободила. Оковы с ума сбросит лишь сомнение. Если не сомневаешься, дорога к истине закрыта, как бы ни освещал ее Люцифер. Сейчас пришло время сомнений'.
   Расхожее мнение, будто сатанисты не веровали в Бога, Ла Вей старался опровергнуть прямо в стиле Игнатия Лойолы. Мол, не обязательно, что так оно и есть: просто у них свое представление о Боге. Начать хотя бы с того, что человек извечно создавал Бога в той или иной ипостаси. Одним Всевышний казался милостивым, другим - безжалостным. В действительности, Бог не имел никакого отношения к состраданию и служил уравновешивающей силой мощной, но слишком обезличенной, чтобы заботиться о благополучии каждого отдельного человека. Хоть Сатана и воплощает мировое зло, не следовало бы забывать о многих правоверных богоискателях, которые явно преждевременно и совершенно погибли. А разве завидуют живые мертвым, оказавшимся якобы ближе к Богу в Царствии Небесном?
   Вот тут даже прожженные теософы почувствовали бы себя неудобно в присутствии 'Черного Папы'. Считая людей виновными в их бедах, он не подыскивал удобную цитату из Священного Писания, не призывал ждать со смирением исхода судьбы вместо того, чтобы самому попытаться исправить положение к лучшему. Он не хотел идти на исповедь к человеку в сутане: для него унизительно и даже абсурдно просить у кого-то прощения, а потом снова грешить и каяться, как повсюду и происходит. Не считал он Бога ни всемилостивым, ни всемогущим. В лучшем случае, принимал его за стороннего наблюдателя с полномочиями, которые на людей не распространяются. Вот Сатана - уже другое дело.
   В сущности, рассуждал Ла Вей, все традиционные религии были плодом человеческой фантазии: это просто для придания им веса священники утверждали, что они-де от Бога. На самом деле, Всевышний ведь может осуществлять протекторат над людьми и без всякой взятой на себя ответственности за происходящее с ними. Провозгласив себя сотворенными им 'по его образу и подобию', люди выражают свою врожденную потребность в идолах и услаждении себя сладким самообманом под названием вера в добро и справедливость.
   Сатанист заверял, что было у него собственное этическое кредо и выглядело оно так. Интеллект человека развился в беспрецедентных размерах, однако только лишь знаниями не насытишься, нужны эмоциональные побуждения, новые ощущения, фантазии, догадки и нечто духовное, которое принимало бы человека со всеми его слабостями, грехами, пороками и превращало бы их в достоинства. Ну и желательно, чтобы оно не заставляло людей стыдиться себя, помогало бы им освобождаться от чувства изначальной вины, ибо они хотят пожить с радостью здесь на земле, а не в обещанном благостном мире.
   По мнению Ла Вея, многие видят безразличие Бога к человеческим невзгодам и не намерены уподобляться его безответным слугам. Рай, ад и козел отпущения дьявол - величайшие изобретения христианской церкви. И в этом случае, надо не идти на тайный сговор с дьяволом, а видеть в нем сложнейшую загадку для разгадки. Дело в том, что все такие тайные сделки придуманы для устрашения верующих адом кромешным, хоть и стращают самим Богом, одновременно называя его 'всемилостивейшим'.
   Любить надо того, кто этого заслуживает. Любовь и доброта к неблагодарным - чушь несусветная. Любить всех подряд? Тогда потеряешь свою свободу выбора, перестанешь здраво оценивать себя, людей и происходящее. Ненавидеть всех тоже глупо. Но сдерживать свое негодование значит самому встать на грань психологического расстройства. Ненавидеть нужно лишь тех, кто этого заслуживает: таким путем снимается напряжение и желчь уже не выливается на близких.
   В общении же с людьми-вампирами, бывший полицейский призывал тщательно взвешивать все плюсы и минусы. Помнить, что они никогда ничего не просят прямо, лишь ненавязчиво заставляют идти им навстречу, помогать и жалеть их. Играя на бескорыстии сочувствия, на сострадании к неудачникам в жизни, эти типы вечно плачутся по поводу отсутствия у них настоящих друзей, за исключением тех, кому в данный момент плачутся. Иными словами, уж больно часто просят оказать им услугу, но если ожидаешь от них ответной услуги, сразу увиливают, ссылаясь на некие взятые на себя обязательства. Заступаться за таких слабовольных созданий, обычно уповающих на радости в загробном мире, просто нелепо...
   Что ж, откровенно признать, многие рассуждения Ла Вея мне показались не без практического смысла. Мне оставалось лишь выяснить у него, насколько отвечали действительности утверждения, будто сатанисты всегда были готовы участвовать в оргии 'черной мессы'.
   Апостол культа дьяволу называл себя сторонником свободной любви - в том смысле, что предпочитал свободно выбирать: быть верным в любви одному кому-то или полностью отдаться своим желаниям удовлетворять свои сексуальные потребности с кем угодно и как угодно ему или его партнерше. По его мнению, выбор должен быть естественным и не причинять никому вреда, каждый решает сам. Глубокое любовное чувство лишь обогащается плотской любовью, и, вообще, лучше получать сексуальное удовлетворение от порока одиночества, чем от того человека, к которому не испытываешь никаких чувств. Относительно действ вроде 'черной мессы' Ла Вей ничего не отрицал и не подтверждал, а лишь признал, что "сексуальные ритуалы предназначены побуждать к экстазу полового акта, удовлетворяющего самые неистовые желания в момент, когда объект вожделения для этого созрел".
   Интересно, где американец научился всем этим штучкам? Неужели в своем полицейском управлении?..
   Ближе к концу XX века французский историк Жеральд Месадье подытожил: 'Мы оказались на пороге нового мрачного средневековья и смертный приговор, вынесенный псевдо-сатанисту Салману Рушди, стал лишь зловещей прелюдией. Отныне сатанисты постараются взять реванш над теми, кто оспаривает реальность падшего ангела, которому они поклоняются'.
   Вера в дьявола, как полагал Месадье, отражала не только махровое мракобесие и склонность к суевериям, но и простое человеческое легковерие. Также неслучайно дьявол стал кумиром любителей легкой наживы на спекуляции, торговле наркотиками, контрабанде, проституции и самом банальном воровстве. Сатана пал столь низко, что ему стали поклоняться бездельники, лжецы, грубые невежи и вся нерадивая часть рода человеческого. Ему тайно поклонялись многие министры и главы государств, поскольку постоянно обращались к астрологам в надежде узнать, что им уготовило будущее. Продали душу дьяволу и 'денежные мешки', которые незаконным путем добывали нужную им информацию для заключения выгодных сделок. Дьявол внушал философам отказываться от разумных умозаключений, эстетам - принижать достоинство талантливых художников и поощрять бездарей.
   Над Европой, по мнению историка, снова нависла зловещая тень Сатаны, и надо же такому случиться, именно Франция стала очагом этой заразы, распространившейся по всему свету. Ее великий поэт Шарль Бодлер одним из первых воспел дьявола в своей 'Молитве к Сатане'. Мода на порнографию в художественной литературе пошла от Донатьена де Сада, прославившегося своей распутной жизнью. От скуки англичане стали писать анонимные эротические романы, описывать заколдованные замки, где бродили провидения и содержались узники под присмотром похотливых монахов. После 'Франкенштейна' Мэри Шелли и 'Дракулы' Брема Старка постаралась застолбить себя в этом жанре и Германия...
   Никто так не может одурачить человека, как он сам себя. Опросы общественного мнения в Европе свидетельствуют: каждый третий немец склонен одобрять нацизм и каждый третий итальянец не считает своими соотечественниками проживающих в его стране евреев. Под крышей нетрадиционных религий находит себе убежище и традиционное мошенничество: там рекрутам обещают сделать их скучную жизнь счастливой, исполненной высокого смысла, если те откажутся от своей собственности в пользу духовных наставников, носителей подлинной истины. Главари сект, почти все состоящие на учете в психодиспансерах, начитавшись книжек по эзотерии, начинают остро чувствовать приближение конца света и выставляют себя спасителями рода человеческого.
   Вот, к примеру, основанная в Красноярском крае секта 'Богородичный центр'. Ее члены признавали только Богоматерь истинной матерью любого человека, а кровную называли не иначе как ведьмой. В то время как они соблюдали 'пост мысли', дабы глубже пропитаться страхом перед концом света, их главарь скупал и продавал иномарки, квартиры, дачи, гаражи. В это время в городе Минусинске чудил бывший милиционер Сергей Тороп. Про него шла молва, будто как-то ночью сошел к нему с иконы святой угодник и нарек его Виссарионом Спасителем. Члены его секты упрашивали людей продавать свои квартиры и ехать в тайгу на строительство Города Солнца. Искуситель предрекал конец света на 2015 год, после чего остаться в живых на земле должны только жители этого города.
   По данным правоохранительных органов России, первые секты сатанистов появились в Москве, Ленинграде и Одессе в начале 70-х. Культ дьяволу достиг апогея к началу нового века - особенно среди озлобленных неудачников, нашедших в Сатане оправдание своей никчемности. В столице действовали и 'черные сатанисты', чьи ячейки уже всерьез конспирировали свою деятельность, претендуя на свою долю барыша в торговле наркотиками и оружием, в игорном бизнесе и проституции, в заказных убийствах и вымогательстве...
   Где-то под занавес XX века выпускаемые массовым тиражом таблойды сообщали: в небе под Москвой летают ведьмы, леса вокруг столицы кишат нежитью и каждый раз под первое мая там устраивают свои сборища сатанисты. Одним из 'осведомленных источников' выступал некий консультант-парапсихолог 'Академии астральных магов', руководитель инициативной группы по изучению аномальных явлений в московском регионе. Вечером тридцатого апреля к нему якобы поступили тревожные звонки о странных сияниях на небе и раскатах грома при достаточно хорошей погоде. На окраине одной деревни его помощники обнаружили следы кровавого пиршества. Вскоре выяснилось, что там совершали свой традиционный ритуал сатанисты: они купили козла, окрасили его в черный цвет, поклонялись ему, а под утро зажарили его и съели.
   По данным источника той же осведомленности, встретиться в подмосковном лесу с ведьмой было очень даже возможно. Тут немедля надо определять, ведьма твоя спутница или нет. Для этого достаточно проверить, растет ли на ее копчике хвостик и не слишком ли длинный у нее язык, в прямом смысле. Можно также предложить ей отведать отвар из полыни или щи из крапивы. В случае отказа, она - уж точно ведьма, что бы ни говорила и как бы ни выглядела.
   В довершение, гулявшие по лесу могли также повстречаться с низкорослым, бородатым старичком с неестественно сверкающими глазами и левым башмаком надетым на правую ногу. Увидишь его - жди проказ и непременно заблудишься, кружа по лесу на одном месте. В разговор леший не вступал и очень не любил, когда в лесу кто-то свистит, словно его передразнивает. В таком случае он заводил в болото или насылал дикого зверья.
   Из Института ведьмологии сообщали о решении местных ведьм больше не справлять свой традиционный майский шабаш в подмосковном лесу. Вместо этого их делегация направлялась в Германию для участия в подобном мероприятии у горы Брокен, где Союз немецких сатанистов сдал им в аренду по льготной цене участок леса. Почему у горы Брокен? В Вальпургиеву ночь там якобы на три-четыре часа открывалась местная астральная воронка в преисподнюю. От нее ведьмы подзаряжали свою энергию, а некоторым через нее удавалось даже достичь девятого круга ада и коснуться рукой Сатаны...
  
   *
  30 января 1933 года партия Адольфа Гитлера победила на выборах в Рейхстаг. Став рейхсканцлером и войдя в свой кабинет, он заметил: 'Сейчас уже ни одна сила в мире не сможет заставить меня уйти отсюда живым'.
   Сразу после инсценированного поджога здания Рейхстага Гитлер расправился с коммунистами и социал-демократами. Затем вывел Германию из Лиги наций, заключил конкордат с Римско-католической церковью, отбросил Версальский договор, нейтрализовал командующего штурмовыми отрядами Рэма и ненадежных офицеров рейхсвера. Уполномочил суды рейха избавлять арийскую расу от душевнобольных и для этого умертвить более четверти миллиона пациентов психиатрических больниц. Та же судьба уготовлена была для цыган, евреев и прочих 'врагов рейха', которых направляли в газовые камеры...
   Вероятно, Гитлер действительно обладал психологическим даром затрагивать наиболее чувствительные струны в душе немцев, озвучивать их желания и искушения, гипнотизировать своей незаурядной силой внушения. Откуда это у него? Позаимствовано у масонской ложи Туле, где он познакомился с эзотеризмом Востока? Или у загадочного тибетского монаха, прикрепленного к нему консультантом по сверхчувствительному восприятию? В поисках ответов, можно 'поудить' там, где этот подонок начинал свою жизнь.
   Едва научившись читать, Адольф стал учеником приходской школы аббатства в австрийском городке Ламбахе. Старый приор аббатства вспоминал чуть позднее: 'Жителям Ламбаха он казался хулиганистым мальчуганом, который хорошим не кончит. Ему нравилось играть в прятки и бегать по лесу, читать популярные романы Карла Мэя об американском диком западе. В то же время он был очень способным. Мы помним его как необычайно упорного и беспокойного ребенка, который с удовольствием отдавался душевному забвению в наших тихих церковных двориках, храмах и на кладбище. Хотя ему было тогда всего десять лет, он уже обращал на себя внимание своими качествами лидера и властными манерами. Он всегда задавал тон'.
   В аббатстве Ламбаха состоялись и первые его знакомства с мистикой религиозных учений. Там он впервые увидел и свастику, выгравированную на стенах храма аббатом Хагеном - весьма эрудированным теологом, астрологом и специалистом по Апокалипсису, подозреваемым в симпатиях к еретикам. Отец Хаген однажды совершил паломничество в Иерусалим, побывал в Иране, Турции и на Кавказе, где изучал исламский суфизм, а по возвращении в Ламбах нанял мастеровых, чтобы те выбили в камне не известную тогда никому свастику. Очень уж редкий был в истории церкви случай: католик, монах-бенедиктинец ставит у себя в аббатстве знаки, почитавшиеся когда-то рыцарями-тамплиерами.
   Во время учебы Адольфа в приходской школе жил некоторое время в монастыре неподалеку монах Ланц. Занимался он в библиотеке какими-то загадочными делами и, вернувшись в Вену, основал Орден Нового Храма на манер тамплиеров: сам Ланц назначил себя Великим Магистром, приемником их казненного вождя Жака де Моле. Адольф знал этого монаха и, повзрослев, регулярно читал издаваемый Орденом журнал со свастикой на обложке. Ланц потом утверждал, что воспитал нескольких великих государственных деятелей, в том числе Гитлера. Не исключено, именно от тамплиеров возникла позднее у фюрера неприязнь к иерархам Римско-католической церкви. Отсюда и созданное им в гестапо специальное подразделение, следившее за папскими шпионами и теми немцами, которые могли бы пойти на услужение Ватикану охотнее, чем третьему рейху.
   Хорошо знавшие Гитлера по Вене и Мюнхену отмечали в нем цепкую память. Он мог цитировать древние легенды, прекрасно разбирался в истории церковной реформации Лютера и инквизиции времен Кальвина, изучал конфуцианство, буддизм, Библию, комментарии к раннему христианству, работы Эрнеста Ренана об Иисусе Христе. Пытался освоить премудрости эзотеризма Востока.
   Как он того ни хотел, давали знать о себе и симптомы сифилиса, позаимствованного им у венской проститутки: спирохета продолжала оказывать разрушительное действие, несмотря на все усилия венерологов. Сказывались также врожденная эмоциональная неуравновешенность параноика и маньяка с грандиозными политическими амбициями. Вес этот замес собирался во единое целое и порождал монстра, умевшего мастерски использовать свою истерию в политических целях.
   На склад мышления Гитлера мистика наложила свой неизгладимый отпечаток. Его вегетарианство тоже не обошлось без "магии общего очищения": по каждому поводу он упрекал своих гостей за их привязанность к мясу, в деталях рассказывал об ужасах скотобоен. Веря в переселение души по альбигойским и буддийским образцам, мог всплакнуть после гибели своей любимой канарейки или обрушить проклятия на всех охотников за дичью.
   Уже в зрелом возрасте он веровал в высшие силы и связывал их с Богом. Хотя не признавал астрологии, время от времени прибегал к помощи звездочетов, как и к доктринам мага Заратустры, пророка арийского племени. Восхищаясь миром древних нордических легенд, презирал христианское вероучение в том виде, в каком оно сложилось у апостолов после Иисуса Христа.
   Став главой государства, фюрер заставил солдат и офицеров присягать на верность не Германии, а ему самому. В написанном им тексте присяги говорилось: "Перед Господом Богом приношу священную клятву безоговорочного подчинения фюреру Рейха и немецкого народа, Верховному Главнокомандующему Адольфу Гитлеру, готовности в любой момент, как мужественный солдат, отдать за него жизнь".
   Спустя четыре года он заявил в аннексированной им Австрии: "Думаю, что воля Божия направила меня, еще молодым, отсюда в Германию, чтобы сделать из меня вождя нации и позволить воссоединить мою родину с Рейхом. Пусть все немцы осознают важность этого момента и почтительно склонят головы перед Всемогущим, совершившим чудо".
   Распространенное сегодня на Западе мнение, будто Гитлер был атеистом, обосновано слабо. Версия эта муссируется уже более полувека и многие охотно соглашаются с нею, поскольку именно безбожником хотелось бы его видеть. Тем не менее, если исходить не из благих намерений, а из фактов, дело предстает совсем в ином свете.
   Адольф Шикльгрубер родился и вырос в католической семье, был крещен в католической церкви и от своего вероисповедания никогда не отрекался. В 20-е годы близко знавший фюрера Рудольф Гесс называл его "человеком религиозным и хорошим католиком". Сразу же после прихода к власти новый рейхсканцлер заявил: "Мы убеждены, что людям нужна эта вера. Потому вступили в борьбу с атеистическим движением и уничтожим его не с помощью абстрактных заявлений".
   В то время, если припомнить, среди нацистов знатоком религии выставлял себя прибалтийский немец Альфред Розенберг. Получив в Московском университете диплом архитектора, он вернулся в Германию и вошел в тайную масонскую ложу Туле, где и познакомился с Гитлером. Позднее сочинил идеологическое пособие Национал-социалистской рабочей партии "Миф XX века", в котором интерпретация всемирной истории замешана на мистерии арийской крови и объявлена "ответом обскурантистам".
   Если вкратце, ответ был таков. Христианство делилось гитлеровцами на "позитивное" и "негативное", на связанное с Иисусом до его распятия и на ставшее после искажения церковниками его образа "в соответствие с мерками азиатского, иудаистского и африканского мышления". Розенберг также утверждал, будто Иисус не еврейского происхождения, ибо мать его принадлежала другому племени, а отец был римлянином. Личность Иисуса вызывала у него, как и у Гитлера, восхищение, особенно его проповедь "Я пришел принести не мир, но меч" и то место в Новом Завете, где Мессия говорит о "стоне и скрежете зубов" в наказание за отступничество от его веры.
   По сути вещей, нацизм в Германии стал светской религией, а на религиозной почве идея расового превосходства, легко сочленившись с нордическими легендами о духовной стойкости нации, породила массовый психоз. Методы оказания психологического воздействия на массы по форме мало чем отличались от церковных ритуалов: все те же хоры, эзотерическая риторика, игра звуками, светом. Партийные съезды в Нюрнберге напоминали театрализованные представления на манер религиозных фестивалей язычников в Древней Греции. Свои публичные выступления фюрер любил заканчивать "Аминь!" По своему содержанию, его речи были банальны, но в них, точно бой барабанов, бился пульс и гипнотизировал толпу, ревевшую в экстазе: "Нам не нужны священники! Мы можем общаться с Богом через Адольфа Гитлера!"
   В самом начале войны с Советским Союзом, как утверждал впоследствии личный адъютант фюрера, генерал Герхард Энгель, тот якобы сказал ему в приватной беседе: "Я останусь католиком навсегда". Насколько Гитлер был религиозен на самом деле, сейчас вряд ли кто сможет уверенно определить, учитывая психопатологию его личности. И, конечно, никто не осмелится утверждать, что он действительно откровенно высказывался о религии.
   Вероятнее всего, как мне представляется, Гитлер не был правоверным католиком, но в нашедшее на него божественное озарение верил свято. Христианские добродетели вроде смирения и страдания он цинично превратил в свое духовное подспорье, заставив немцев воспринимать беспрекословное подчинение их земным правителям важнее жизни в потустороннем мире. Как бы то ни было, всем своим словам и делам Гитлер придавал религиозно-мистическую окраску, а солдаты рейха считали его ниспосланным свыше на "ратные подвиги к вящей славе Божией".
   Пророчества в духе Апокалипсиса, что надо отметить, всегда были близки немецкой душе. Нацизм, ко всему прочему, спекулировал и на ожидании верующими пришествия Мессии, спасителя Германии, который должен был переделать их жизнь к лучшему. Миллионы немцев ожидали прихода сильной личности и считали, что если такой 'сверхчеловек' прибегнет к тайным доктринам храмовников, иезуитов или масонов, значит на то воля Господня.
   С такими пророчествами связан был и атомный проект Гитлера. Главарь рейха запустил его на полную катушку в 1938 году после того, как физики Отто Хан и Фриц Страссман осуществили разделение ядра. К тому времени Альберт Эйнштейн, Энрико Ферми и Лео Сцилард оказались для нацистов уже недоступны. Руководить проектом поручили физику Вернеру Хейзенбергу. Для получения обогащенного урана в нужном для изготовления атомной бомбы количестве оставалось тогда лишь построить ядерный реактор.
   Последовавшая экспансия рейха давала возможность добыть необходимое сырье в Норвегии, где работала фабрика по производству тяжелой воды, и в Чехословакии, где имелись урановые месторождения. Уже в ходе войны у немецких ученых возникли трудности в разделении изотопа урана-235, без которого невозможно осуществить цепную реакцию. Для этих целей должен был заработать полноценный реактор, а не его экспериментальные модели. Ко всему, диверсионные группы союзников вывели из строя норвежскую фабрику.
   В 1942 году атомный проект стал захлебываться, физиков решили переориентировать на использование урана в боеголовках снарядов и ракет. Осенью 1944 главные участники проекта оказались в руках союзников, в том числе и сам Хейзенберг. В английском плену он узнал об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. Ошеломленный известием, решил покончить с собой, но так этого и не сделал...
   Никто из главарей нацистов не был отлучен от католической церкви за совершенные ими преступления. Ватикан не включил "Майн кампф" в Индекс запрещенных книг. Сам фюрер воздерживался от нападок на иерархов Римско-католической церкви. Да и разве мог атеист приказать выбить у своих солдат на бляхах ремней Gott mit uns (с нами Бог)?
  
   *
  Во времена царствования Ивана Грозного работал в Москве приставленный ко двору английский коммерсант Джером Горсей. Ему удалось даже войти в доверие к самодержцу для выполнения им миссии негласного посредника между царем и королевой Елизаветой. На самом деле Горсей был не столько негоциантом, сколько сотрудником секретной службы Ее Величества.
   По возвращению в Англию он докладывал своим патронам о том, что первейшее наслаждение царя Иоанна заключалось в выдумывании новых мучений, пыток и смертных казней над теми, на кого он гневался или на кого падали его подозрения. Особую милость он оказывал свирепой военщине и разному сброду, дабы этим оскорблять дворян и вносить раздор. Раздор и соперничество действительно настолько обострились между дворянами, что они не смели доверять друг другу и не могли сговориться, как сбросить с престола тирана или погубить его.
   По наблюдениям английского шпиона, царь видел это и знал, что каждый новый день угрожал его личной безопасности. В отчаянных поисках, как ему избежать беды, он совещался с Елисеем Бомелием, английским врачом, хитрющим интриганом. Расспрашивал, сколько лет отроду королеве Елизавете и какой успех можно иметь, возьми Бомелий перед нею роль посредника. Правда, этому не благоприятствовали обстоятельства: Иоанн сам имел двух жен в живых много великих принцев искали руки королевы. Тем не менее, он свою особу по мудрости, величию, богатству ставил выше других и хотел попытаться.
   Сверх того, в голове его бродила мысль, в экстремальном случае, избрать Англию наиболее безопасным убежищем для себя. С указанной целью он построил и приготовил много больших судов, просторных барж и лодок в Вологде, перевез туда большую часть своих сокровищ, чтобы на судах отправить их вниз по Двине, а оттуда на английских кораблях в Англию, оставив своего старшего сына, царевича Ивана, управлять и успокоить его потрясенное государство. Исходя из этого, царь приказал собрать новые сокровища, чтобы оставить их сыну и лучше утвердить его могущество после себя. Сокровища были уже наготове, но посланник его в Англии Андрей Савин не смог выполнить возложенного на него деликатного поручения. Дабы отвлечь от себя подозрения, царь женился снова, уже на пятой жене.
   "Вам только отчасти известно о жестокости, варварском и деспотическом правлении Иоанна, о том, как он жил, сколько пролил невинной крови, какие совершал ужасные грехи, находя в них услаждение, - сообщал Горсей своему начальству в Лондоне. - Вы знаете также, какой смертью умер его старший сын и что для управления огромным царством остался полоумный сын, как в притчах Соломона, более чем слабых способностей, вследствие чего было пролито еще больше крови. По смерти Иоанна перерезали горло его третьему, десятилетнему сыну, царевичу, который был одарен умом острым и на которого возлагали большие надежды. С ним прекратилось, вымерло с корнем и угасло в крови потомство кровожадной династии, правившей более трехсот лет".
   Но даже проныра Горсей, по своему умению втираться в доверие к венценосцам, просто щенок по сравнению с 'лазутчиками Святого Престола', членами монашеского ордена 'Общество Иисуса'. Роль его в истории России настолько любопытна, что об этом стоит сказать отдельно.
   Членам этого ордена, иезуитам, до сих пор возбраняется украшать свои жилые помещения: там должны находиться только предметы первой необходимости и ничего больше. Аскетизм быта возводится в степень духовного подвига, поступать иначе считается грубейшим нарушением внутреннего устава. Наставники ордена учат каждого новичка испытывать на себе благодать заповеди Христовой 'Блаженны нищие!'. Заставляют его "походить на статую, которую можно одеть в любое платье, но которая не испытывает никакого сожаления, если с нее опять сорвут все одежды".
   Основатель ордена, Генерал Игнатий Лойола, жестко требовал от собратьев следовать христианскому идеалу смирения и стойкого перенесения физических невзгод. Одновременно он возлагал на своих 'солдат Христова воинства' непременную обязанность всемерно заботиться о материальном благополучии Римско-католической церкви, дабы финансировать ее миссионерские проекты по всему миру.
   Чем стали заниматься иезуиты в первую очередь, так это вымоганием у богатых людей денег якобы на заботы по спасению их душ. Отваживали они и состоятельных вдов от второго брака, обещали своим духовным чадам признать их после смерти 'богоугодными', если те, конечно, завещают собственность ордену. Богатые наследники были излюбленной паствой 'сынов Лойолы', а ловко придать юридическое обоснование любой, даже самой сомнительной сделке по наследованию, им ничего не стоило. В своей неутомимой заботе о материальных ценностях церкви начальство иезуитов даже обращалось к Папе Римскому с просьбой причислить к лику святых некоторых умерших китайских императоров, щедро одаривших орден.
   Лойола приказывал следовать повелениям орденского начальства даже в том случае, когда в них содержалось нечто греховное, 'но только если грех не очевиден'; если же грех очевиден, нужно было отрешиться от собственного суждения и положиться на решение двух или трех авторитетных лиц. Дабы испытать новичков, он даже подталкивал их совершать деяния, внешне выглядевшие преступными. Беспрекословному повиновению придавал не только уставной, но и культовый характер.
   Генерал обладал огромной силой внушения и заставлял своих подчиненных беспрекословно выполнять все его указания. Сам он вывел для себя правило: целиком и полностью отдаваться лишь тем планам, мыслям и чувствам, которые могли привести душу его в состояние длительного радостного возбуждения. Свои решения стал уже определять не Священным Писанием, а собственными видениями, называя эти озарения 'уроками катехизиса от Бога' и ничуть не сомневаясь в их божественности.
   Хотя фантазии его довольно однообразны, то был мистик особого рода. Ему удавалось подчинить порывы воображения дисциплине своей железной воли и контролю своего изощренного ума, не говоря уже об интересах ордена. Даже взгляд его карих глаз устремлялся обычно скорее куда-то вовнутрь, чем наружу. Стоял он выше личных симпатий или антипатий, оценивал своих подчиненных только по их делам. Друзей у него не было, и он в них особо не нуждался.
   'Будь спокоен и бесстрастен, - поучал Лойола в своих 'Духовных упражнениях'. - Пусть земные блага никогда не будут для тебя целью твоих желаний. Да будут они лишь средством для достижения истинной цели твоей жизни. Пусть они станут для тебя предметом не страстного вожделения, а хладнокровного рассуждения, которое заставит тебя искать эти блага только в том случае, если рассудок признает их полезными для осуществления высшей цели и для этого повелит тебе воспользоваться ими'.
   Орденское наставление гласило: 'Женщинам, которые жалуются на пороки своих мужей и на причиняемые им тем самым горести, следует советовать брать у мужей тайно некоторые суммы на искупление грехов, чтобы снискать у нас к ним милосердие'. Нечто вроде иезуитских резиденций действовали и среди мирянок, преимущественно в Италии, а от них удавалось даже получать обед целомудрия. В Португалии было основано общество покаяния среди придворных дам. Игнатий Лойола, правда, сослался на то, что 'эти дамы делают многое неприличное для женского пола, противное женской чести и стыдливости, в том числе и такое, что с трудом можно поручать опытным старцам, обученным бороться с искушениями'.
   Дерзновенные проекты ордена по работе среди великосветских дам, естественно, строились на 'благом обмане', позволявшем легко сочетать ханжество и бесстыдство с монашеской аскезой. Чувствуя наивную склонность женщин к мистицизму, благочестивые падре просто использовали их для удовлетворения своей похоти. При этом, разумеется, говорили о бескорыстной и безгрешной духовной любви.
   Почти полтора столетия на территории Парагвая действовала созданная иезуитами 'христианская республика'. Под духовно-административное водительство пастырей, выдававших себя за оракулов небесного происхождения, попало местное население. Там все было обобществлено, точнее - принадлежало 'Обществу Иисуса' под названием 'собственность Божия'. Жизнь аборигенов строго регламентировалась: произведенное ими доставлялось в специальные магазины, где они получали только крайне необходимое. Хотя и считался Парагвай колониальным владением испанской короны, всякие попытки проникнуть в 'республику' извне пресекались. Иезуиты называли ее 'образцом разума и справедливости'.
   Почему многие католики стремятся и сегодня попасть в исповедальни именно иезуитских церквей? Оттуда они всегда уходят довольными, свободными от угрызений совести, благо грехам и прегрешениям иезуиты дают достаточно широкий простор.
   Кого обычно рекрутирует орден? Лиц физически здоровых, в расцвете лет, привлекательной наружности, хороших умственных способностей, со спокойным характером и энергичным темпераментом. Богатство и благородное происхождение служат хорошей рекомендацией. Условно годными считаются слабохарактерные, склонные к мечтательности, упорно отстаивающие свои мнения, обладающие слабой памятью, плохим даром слова, бросающимися в глаза телесными недостатками, обремененные долгами. Необщительные и слабоумные признаются полностью непригодными.
   С первых же лет существования ордена его члены, мастера по делам искушения, изумляют мирян своим тонким обхождением. Особо старательно культивируют они свои доверительные отношения с государями и высшими сановниками. Изображая из себя 'юродивых Христа ради', под прикрытием показной бедности, смирения и послушания, пробираются повсюду к столпам государственной власти. Мастера по ведению теологических споров и завуалированному интриганству, иезуиты всячески избегают участвовать в чем-либо напрямую, предпочитают внедрять во все эшелоны власти своих доверенных лиц. Видя же, как члены 'дружины Христа' ведут непримиримую борьбу с противниками монархии и вероотступничеством, августейшие особы выбирают их своими духовниками, благо те еще проявляют деликатную снисходительность к прегрешениям любого свойства.
   В орденских архивах хранятся по сей день, как нечто самое ценное, директивные указания Игнатия Лойолы. 'Вступив в Орден, - говорится в одном из них, - ты должен всецело передать себя в руки Божии и того человека, которому Он повелел занимать на земле Его место. Ты должен желать, чтобы старший над тобою заставил тебя отказаться от своих суждений и подавить в себе проявление твоего духа. Ты не должен делать различий между вышестоящими, но обязан всех их признавать равными перед Богом, ибо, делая такие различия, ослабляешь этим дух послушания. Ты должен считать себя трупом без разума и воли, должен уподобиться неодушевленному предмету, позволяющему всякому переносить его с места на место. Ты должен быть посохом в руках старца, который использует его сообразно со своими потребностями и ставит куда ему нужно. Таким ты обязан быть в руках Ордена, чтобы служить ему способом, признанным наилучшим'.
   Для всего на свете имеется у иезуитов и свое учение о нравственности. Умерщвление плотских желаний, например, не распространяется на их монашескую общину, а если уж что-то неблаговидное происходит, тут же скрывается от посторонних глаз. Случалось, они и своих клиентов сдавали агентам Инквизиции. Не из злобы, мол, из милосердия, ибо иначе чем как через страдание нельзя спасти душу грешную.
   В чем можно обвинять иезуитов с полным основанием, так это в том, что понятие нравственности они сделали лишенным угрызения совести, а основным его содержанием - не ответственность и искренность, но беспрекословное повиновение орденскому начальству. Человеку, считают они, не нужно искать ни общественного идеала, ни религиозной истины, ибо они уже даны Церковью. И мыслить ему свободно тоже ни к чему: Церковь все равно разрешит все вопросы бытия земного и небесного. На арго иезуитов все это звучит, как 'рассеивать мрак плачевных предубеждений и проповедовать веру Христову посредством рассудка и к вящей славе Божией'.
   Прищурив лукавые очи, постоянно выражающие искреннее сочувствие тому, кто стоит перед ними, 'черные гвардейцы Ватикана' видят в любом простом смертном сплетение всевозможных грехов и пороков. Веруют же не столько в Иисуса Христа, сколько в величайшее утешение своего монашеского бытия: слепо повинуясь своему орденскому начальству, получаешь от него полную индульгенцию от ответственности за все сделанное 'по ошибке'. Сами себя они представляют путешественниками на корабле, где кормчий - всеведущий, всеблагой и безгрешный Папа Римский...
   Спустя всего лишь тридцать лет после создания ордена его миссионеры уже обратили в латинскую веру многих князей и помещиков Польши, образовали там школы по воспитанию молодежи в духе преданности 'наместнику Христа на земле' и его церкви. Коллегия иезуитов в Вильно активно готовила кадры католических проповедников, нацеленных на работу среди православных Речи Посполитой и Великого Княжества Московского. По указанию Папы Григория XIII, наиболее одаренных подростков из знатных семей направляли на учебу в Григорианский университет Ватикана, где преподаватели-иезуиты натаскивали их, как надо вести 'убедительные проповеди' среди шляхты и православных панычей, обращаемых в католическую веру.
   Перед 'лазутчиками Святого Престола' ставилась задача 'с Библией и крестом в руках нести правду апостола Петра в Московию и дальше на Восток'. Одновременно с образовательной и миссионерской деятельностью нужно было вести разведывательную работу с прицелом на Россию. Имелось в виду добывать сведения о политической, военной и религиозной обстановке там, внедрять своих людей в царское окружение, убеждать в преимуществах католицизма и необходимости воссоединения церквей - при условии, естественно, признания верховной духовной власти римского понтифика.
   Все тот же Григорий XIII направил в Москву большое посольство во главе с теологом-иезуитом Кленхеном. Действуя в соответствии с инструкциями, папский посланник на встречах с царем Иоанном Васильевичем должен был вести себя 'благоразумно и твердо, чтобы этот Государь пожелал для спасения души своей соединиться с Римской Матерью Церковью не только дружественным политическим союзом, но и духовными узами любви'. Однако, несмотря даже на изматывавшую Великое Княжество Московское Ливонскую войну, царь дал понять Кленхену, а позднее прибывшему в Москву из Рима папскому нунцию-иезуиту Посевино, что католическое вероучение 'греховно, полно заблуждения, посему о принятии им народом русским и речи быть не может'. Не иначе как Иоанн возмутился претензией Папы Римского быть сопрестольником верховного апостола Петра и наместником Христа на земле.
   Вернувшись в Рим, Посевино доложил понтифику об ошибочности ставки на насаждение католицизма в России сверху, при поддержке царского двора и Патриархии. Нунций рекомендовал начать 'униатскую акцию' с Западной Руси, с тех православных епархий, что находились на территории, подвластной преданному Святому Престолу королю польскому. 'Уния, а за ней и святое вероучение католическое придут на Восток из Львова и Луцка, Вильно и Полоцка', - предложил Посевино. Согласие Папы было получено.
   Вскоре глава Речи Посполитой своим указом предоставил иезуитам право вечного владения землей, отобранной у православных церквей и монастырей, их орден был полностью освобожден от всех податей и налогов в королевскую казну. В своих проповедях папские миссионеры старались всячески дискредитировать русское православие, восхваляли вселенский характер Римско-католической церкви, высокий образовательный и культурный уровень духовенства латинского обряда. Они внушали, что православие еретично и исторически бесперспективно в виду отсталости России, отсутствия у русинов твердой воли и стремления хорошо жить. Более того, русским предлагалось изгнать свои 'слепых вождей, тупых и малограмотных пастырей'.
   В России за иезуитами закрепилась репутация 'шулеров, жуликов и тому подобных художников'. Надо отметить, прикрывшись для отвода глаз показным благочестием, они не очень-то боялись и возможных репрессий против них властей. Для царской полиции иезуиты оказались просто неуловимы, ибо предпочитали работать не оставлявшими улик методами по формуле 'Делай, что я тебе говорю, но не говори, что это я тебе сказал делать'.
   После указа о выдворении иезуитов за пределы Российской империи в 1820 году они перешли там на нелегальное положение. Сто лет спустя появились уже в Советском Союзе, главным образом в Белоруссии и на Украине. Созданная тогда же в Ватикане коллегия 'Руссикум' специально готовила католических священников для работы на территории СССР.
   К исходу прошлого века иезуиты начали действовать, помимо стран Балтии, в Казахстане, Киргизии и Таджикистане. В июне 1992 года их 'Общество Иисуса' официально зарегистрировано в Москве. В Москве и Петербурге стали функционировать коллегиум Святого Фомы Аквинского и Духовная семинария, готовящие священнослужителей для Римско-католической церкви в России. На берегах Невы образовались два прихода. Римская курия называла цифру в триста тысяч российских граждан католического вероисповедания.
   В 'Обществе Иисуса' создан специальный орган - 'независимый регион России'. Там 'священнодействуют' иезуиты с опытом работы в учебных заведениях. Их основная задача - склонить российских граждан к католической вере, установить теснейшие контакты с учеными-гуманитариями, зондировать и осуществлять финансовое проникновение в СМИ, главным образов на телевидении, и прочее из традиционного набора по 'духовному наставничеству'.
   Главной целью ордена иезуитов остается распространение влияния Римско-католической церкви по всему миру. Используемые ими методы взяты на вооружение Ватиканом в его контактах с другими государствами, а сам их орден, как передовой отряд церкви в ее борьбе с атеизмом и ересью, принимает активнейшее участие в выработке основных внешнеполитических решений Святого Престола...
   В свое время 'Общество Иисуса' сыграло немаловажную роль в образовании Соединенных Штатов Америки. Рядом с отцами-основателями часто отиралась некая загадочная личность с итальянским акцентом, которую все звали 'профессор'. Он постоянно находился при Бенжамине Франклине, присутствовал на акте подписания Декларации независимости. Поговаривали, будто это опальный Генерал ордена иезуитов Лоренцо Риччи. Чуть позднее орден взял под свою опеку Джорджтаунский университет в Вашингтоне.
   В 1861 году, в самый разгар Гражданской войны, президент Авраам Линкольн поделился своими впечатлениями в письме к другу: 'Мне все явственнее представляется, что я воюю не только с американцами Юга. Думаю, что за ними стоит Папа Римский, его иезуиты и его слуги. Очень многие лидеры Юга подпали под влияние иезуитов напрямую или через своих жен, родственников и друзей. Даже священники-протестанты оказываются под этим влиянием, совсем не подозревая об этом. Делят нацию нашу, чтобы ослабить ее, подчинить себе и контролировать'.
   Линкольн был убежден в подготовке иезуитского заговора против него. Как потом и оказалось, все участники покушения были католиками-фанатиками. Спустя сто лет с небольшим мне пришлось столкнуться с секретным документом американской контрразведки, в котором говорилось о причастности римских католиков к заговору с целью покушения на Джона Кеннеди...
   В все минувшие после создания ордена иезуитов эти 'любители титулованных особ' всегда промышляли в высших эшелонах власти. Правительства некоторых западных стран возглавляли воспитанники иезуитов. Они и поныне играют важнейшую роль в партиях христианского толка, СМИ и вузах. Без их участия невозможен и финансовый бизнес Ватикана.
   В понимании нынешних руководителей ордена, доктрина католицизма лишь отчасти покоится на Священном Писании, преимущественно опираясь на апостольскую традицию, как источник веры. Тем не менее, сколь ни парадоксально, именно среди рядовых иезуитов появлялись сторонники 'теологии освобождения' и 'обновленцы', пытавшиеся снять противоречие между религией и наукой, выдвигавшие идеи нового гуманизма на основе христианских ценностей.
   Обвинения в адрес иезуитов относительно аморальности их средств и методов с тем же основанием относятся и ко многим другим монашеским орденам. Для них всех не чужды сомнительные методы, продиктованные 'похвальными намерениями', вроде тайных доносов и других, не менее предосудительные.
   Еще будучи на этом свете, Игнатий Лойола просил, чтобы после кончины бросили его бренное тело хищным птицам. Последователи отказали ему в этой просьбе, канонизировали его в святые, признали равноапостольным. В левой части центрального нефа Собора Святого Петра Ватикана до сих пор можно видеть огромную статую Лойолы, под ногами которого извивается демон ереси.
  
  
  
   ЗАБРОДКА ЧЕТВЕРТАЯ: ИДОЛОВ ОСТЕРЕГАТЬСЯ
  
  
  При всем разнообразии форм фашизма и тоталитаризма XX века в странах Европы, Азии и Латинской Америки, явления эти принято считать диктатурой отдельных лиц, клик или партий, безраздельно контролировавших жизнь своих граждан через репрессивный аппарат. Попутно, правда, следовало бы уточнить: граждан, большинство которых сами подставляли себя под молот государственного террора. И подставлялись потому, что в идеологии фашизма или тоталитаризма сплетены вместе тяга людей к радикальным переменам в их жизни к лучшему, обещания диктаторов решить социально-экономические проблемы одним махом и готовность граждан верить всей этой брехне.
   Таким образом, в человеке срабатывал пронизанный страхом импульс поклонения личностям, вставшим у кормила государства, а закрепляли этот импульс доктрины расового, национального, идеологического, духовного превосходства, озвучиваемые с трибун под хвалебные песнопения вождю. Огромная масса людей инстинктивно сплачивалась, испытывая аффект от ощущения принадлежности к великой нации во главе с выдающимся лидером. И это инстинкт не столько самосохранения, сколько саморазрушения, ибо люди неосознанно действовали в ущерб даже своей личной безопасности.
   Принято также говорить, будто фашистские и тоталитарные режимы обрекали творческую интеллигенцию на угасание. Верно, тем оно и кончалось. Но творческая интеллигенция никогда и нигде не была однородна политически, идейно, духовно. В гитлеровской Германии значительная часть ее встала на сторону нацистского режима. Журналисты, кинематографисты, архитекторы, искусствоведы пошли работать в правительственные ведомства - не без влияния, естественно, и предоставляемых государством льгот.
   Можно бесконечно рассуждать о природе коричневого или красного государственного террора. Можно говорить и об их похожести, замешанной на мистике и фанатической вере в превосходство своих 'светоносных' идей, ставших дороже жизни. Безусловно, между гитлеровской и сталинской тираниями большая разница, но рассматривая их непредвзято, подмечаешь и нечто общее.
   В Германии и СССР граждане не захотели - одновременно их от этого усиленно отучали - брать на себя личную ответственность за самые важные в общественной жизни нововведения. В итоге, вольно или невольно они жертвовали своими гражданскими правами, признавая самоцелью всемогущее Государство. У нас, немцев, итальянцев, испанцев, португальцев, венгров и многих других царила система правления общая в том смысле, что превращала главу государства в духовного пастыря и сознательно искажала реальность в угоду 'политической целесообразности момента'. Были, правда, и отличия, но сейчас речь не о них.
   Трудно представить себе нечто иное в Советском Союзе с его тяжелой исторической наследственностью. На вершину государственной власти там вознесся схоласт, способный рассуждать строго логично с претензией на особую историческую миссию в кардинальном реформировании общества. Граждане, в большинстве своем, голосовали за него сердцем: срабатывала многовековая привычка решительно отметать все, выходившее за рамки их обычного мировосприятия. Не согласные с официальным мнением считались супостатами, покушавшимися на 'святая святых'.
   Подобно Ивану Грозному, советский самодержец-параноик повсюду усматривал поползновения лишить его ореола 'всеведущего и всемогущего'. Злопамятный, мстительный интриган не останавливался даже перед уничтожением близких ему сподвижников, избавляясь от любого возможного претендента на его пост. И при этом вроде бы оставался в здравом уме, исходил из государственных интересов, как он их понимал...
   Если уж говорить о печальных фактах, то был и "русский фашизм". Погромщики-черносотенцы тому подтверждение. Но, как организованное политическое движение, фашизм стал оформляться позднее в Западной Европе среди иммигрантов из России под влиянием, в том числе, идеологических концепций философа Николая Бердяева, утверждавшего о невозможности ее превращения в 'православное демократическое государство'.
   Вдохновителями "русского фашизма" стали всплывшие на послереволюционной волне эмиграции евразийцы. Сделанный ими вывод блистал непреклонностью: в силу национального духа своего и политической судьбы, Россия никогда, мол, не станет демократической и не нуждается в этом. Нужным и возможным они считали корпоративный строй, который якобы способен заменить выродившийся в говорильню парламент 'профессиональным представительством', решающим не политические вопросы, а проблемы экономики, образования, культуры. Евразийцы верили в революционный, созидательный характер фашизма и даже большевистский режим признавали лучшим выбором по сравнению с демократическим. Согласно их доктрине, 'русский народ, как народ апокалипсический, не может осуществлять серединного гуманистического царства, он может осуществлять или братство во Христе, или товарищество в антихристе'.
   В ту пору среди эмигрантов широкой известностью пользовался князь Ширинский-Шихматов, бывший кавалергард и военный летчик, ставший водителем такси в Париже. Он проповедовал национал-максимализм, опиравшийся на веру в мессианское призвание России: 'Демократия минус плутократия плюс христианство'. Местами его идеология пересекалась с национал-социализмом, однако, по мере осуществления в третьем рейхе на практике доктрины превосходства арийской расы, князь все дальше отходил от черного национализма погромщиков. В итоге, оказался в застенках гестапо, где и погиб.
   До второй мировой войны немало русских эмигрантов примыкало к солидаристам. В национал-социализме они видели 'дух времени'. Признавая свою Национальную Идею главной духовной ценностью, ради которой можно пожертвовать жизнью, надеялись, что Гитлер освободит Россию от большевизма, а в самой Германии будут править 'новые крестоносцы', напоминавшие офицеров Белого движения. Заменив понятие 'общество' на 'нация', восприняли как близкую себе по духу романтику национал-социализма в товарищеской атмосфере мюнхенских пивных и кровавых уличных схватках штурмовиков Рэма с коммунистами Тельмана. Когда же началась вторая мировая война, тут же заявили, что честно и лояльно выполнят свой долг перед странами, их приютившими. Проживавшие в Германии и на оккупированных ею территориях иммигранты из России, включая солидаристов, встали перед выбором: либо идти на услужение гестапо, либо в отряды Сопротивления, либо прикинуться не от мира сего и выжидать, кто кого одолеет.
   Последний съезд Всероссийской фашистской партии состоялся в январе 1939 года в Харбине. В его президиум избрали атамана Семенова, генералов белой гвардии Кислицина и Туркуля, председателя Народно-трудового союза Байдалакова, представителей 'братских' партий Германии, Италии, Испании и Японии. Съезд проходил под двумя лозунгами. Один - 'Идеализм, национализм, солидаризм плюс Бог, нация, труд!' Другой - 'Да воскреснет Россия и погибнут наши имена!'
   С идеалами фашистского государства солидаристы связывали свои понятия евангельской морали о совести, милосердии, братстве, самопожертвовании, смирении. Боевики же из их среды отстаивали еще и конспиративные, террористические методы борьбы с советской властью. Их инструкции 'на ту сторону' призывали оказывать сопротивление большевистскому режиму путем 'террора, или системы казней с целью убрать там наиболее вредных для Национальной Революции людей'. В распространяемых ими на территории СССР листовках прямо назывались имена лиц из руководства советского государства, подлежавших 'ликвидации в порядке центрального террора'.
   Боевики Народно-трудового союза сплетались с гитлеровскими спецслужбами, солидаристы с тем же фанатизмом превращали патриотизм в оголтелый национализм. По ходу предавали забвению и философскую проповедь Николая Бердяева: 'Национализм есть измена и предательство по отношению к образу Божию в человеке. Тот, кто не видит брата в человеке другой национальности, тот не только не христианин, но и теряет свою человечность, свою человеческую глубину'...
   В это же время, и не без влияния извне, в Советском Союзе проходила своя 'охота на ведьм', в ходе которой озвучивались различные версии военно-политического заговора против советской власти. Об одном из них Сталин известил лично летом 1937 года в Кремле на Военном совете. Вот одна из версий того заседания.
   Ссылаясь на заранее предоставленные некоторым участникам совещания протоколы допросов арестованных маршала Тухачевского и некоторых других командиров Красной Армии, Сталин прямо указал на существование 'строго законспирированной контрреволюционной фашистской организации'. Выступал он без подготовленного текста, призывал к открытому обсуждению и выражал готовность выслушать любое мнение.
   - Это военно-политический заговор, - говорил вождь медленно, с расстановкой. - Это есть собственноручное сочинение германского рейхсвера. Я думаю, эти люди являются марионетками и куклами в руках рейхсвера. Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор. И эти господа взялись за заговор. Рейхсвер хочет, чтобы эти господа систематически доставляли им военные секреты. И эти господа сообщали им военные секреты. Рейхсвер хочет, чтобы существующее правительство было снято, перебито. И они взялись за дело, но не удалось. Эта агентура, руководящее ядро военно-политического заговора в СССР, состоит из десяти патентованных шпиков и трех патентованных подстрекателей шпионов. Вот основное. Хотели из СССР сделать вторую Испанию...
   Лица военачальников сосредотачивались и еще больше суровели, брови опускались на глаза. Никто между собой не переглядывался. Затаив дыхание, все смотрели только на трибуну.
   - Могут поставить такой вопрос, - продолжал Верховный. - Как это так, эти люди, вчера еще коммунисты, вдруг сами стали оголтелым орудием в руках германского шпионажа? А так, что они завербованы. Сегодня от них требуют: 'Дай информацию. Не дашь, у нас есть твоя расписка, что ты завербован. Опубликуем'. Под страхом разоблачения они дают информацию. Завтра требуют: 'Нет, этого мало, давай больше и получи деньги, дай расписку'. После этого требуют: 'Начинайте заговор. Сначала вредительство, диверсии. Покажите, что вы действуете на нашей стороне. Не покажите - разоблачим, завтра же передадим агентам советской власти и у вас головы полетят'. Начинают диверсии. После этого говорят: 'Нет, вы как-нибудь в Кремле попытайтесь что-нибудь устроить или в Московском гарнизоне и вообще займите командные посты'. И эти начинают стараться как только могут. Начали с малого, с идеологической группы, а потом шли дальше. Вели разговоры такие: 'Вот, ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках, Ягода в руках, Кремль у нас в руках, так как его комендант Петерсон с нами. Московский округ, Корк, Горбачев тоже у нас. Все у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, а то ведь, когда придем к власти, можно остаться на бобах'. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное, черт побери, оно будто бы даже выгодное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят Московский гарнизон и всякая такая штука, а ты останешься на мели...
   Лица командиров становились каменные. Некоторые еще и бледнели.
   - Как это им удалось так легко вербовать людей? - усмехнулся в усы Сталин. - Это очень серьезный вопрос. Я думаю, они тут действовали таким путем. Недоволен человек чем-либо. Например, недоволен, что он бывший зиновьевец и его не выдвигают. Либо недоволен тем, что он человек неспособный, не управляется с делами и его за это понижают, а он себя считает очень способным. Очень трудно человеку иногда понять меру своих сил, меру своих плюсов и минусов. Иногда человек думает, что он гениален, и поэтому обижен, когда его не выдвигают... Потом есть одна разведчица опытная в Германии, в Берлине. Жозефина Гензи. Может, кто-то из вас знает ее. Она красивая женщина, разведчица старая. Она завербовала Карахана, завербовала на базе бабской части. Она завербовала Енукидзе, помогла завербовать Тухачевского. Она же держала в руках Рудзутака. Это очень опытная разведчица, Жозефина Гензи. Будто бы сама датчанка на службе у германского рейхсвера. Красивая, очень охотно на всякие предложения мужчин идет, а потом гробит...
   В зале воцарилась гробовая тишина. Там сидели военные, которые политических 'академиев' не кончали и в премудростях паркетной дипломатии не разбирались. Под тяжестью сталинских аргументов какие уж тут вопросы.
   Вопросы тогда могли бы возникнуть, если иметь возможность выслушать и другую сторону. Скажем, самого Тухачевского. Или, на худой конец, шефа внешней разведки третьего рейха Вальтера Шелленберга.
   Уже после войны в своих мемуарах Шелленберг провел такую мысль (не исключено, завиральную): непосредственным толчком к операции по доведению до Сталина сведений об участии Тухачевского в заговоре с германским Генеральным штабом по свержению советского правительства послужило агентурное донесение белогвардейского генерала Скоблина. Начальник имперской службы безопасности Гейдрих придал значение полученным от него данным и ознакомил с ними Гитлера. Сведения были разрозненными, неполными, не хватало доказательств участия генералов рейхсвера в заговоре. Потому и добавили сфабрикованные для пущей убедительности, чтобы спровоцировать ликвидацию Сталиным верхушки советского военного командования. Подставные лица продали досье представителю НКВД в Берлине за три миллиона рублей золотом вместе с данными на агента Жозефину Гензи. Дело было представлено так, будто материалы выкрадены.
   И кто ж кого тогда переврал в дьявольской игре? Сталин и НКВД или Гитлер и РСХА? Отстаивать можно любую версию. Скажем, подобрать 'свидетельства' того, что руководитель НКВД Ягода действовал в тандеме с Гейдрихом и готовил заговор в РККА с целью физического устранения сталинской верхушки. Или утверждать, как это делал Шелленберг, что шеф гестапо Мюллер работал на советскую разведку. Или объявить Льва Троцкого агентом германским, тоже замешанным в заговоре, хотя в действительности сам Троцкий агентом не был, но люди его на содержании у РСХА все-таки состояли и указания ее выполняли...
   Сталин, конечно, знал о плане нападения Германии на Советский Союз. По его расчетам, ввести его в действие рейхсвер мог не ранее весны 1942 года, после поражения Англии в войне. К тому времени он надеялся, что Красная Армия полностью подготовится не только к эшелонированной обороне, но и к крупномасштабному превентивному наступлению "на чужой территории и с наименьшими потерями". Это оказалось грубейшим просчетом в стратегическом планировании, вследствие которого летом 41-го СССР попал в промежуточное положение, когда его вооруженные силы были не в состоянии ни обороняться эффективно, ни наступать.
   Руководство Наркомата Обороны и Генштаба прекрасно видело, как развиваются события на фронтах второй мировой войны. Все свидетельствовало о том, что оборонительные меры против армий рейха недолговечны и даже бессмысленны, а потому Советскому Союзу лучше придерживаться наступательной военной стратегии. Но в Генштабе никакого определенного плана на сей счет, тем более утвержденного или подписанного Сталиным, не существовало: все было на стадии разработки.
   В секретных документах особой важности только делался намек на превентивные действия и назывались они "стратегическим развертыванием вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками". Для военных было ясно, что вопрос весь в том, кто ударит первым: Сталин или Гитлер. О том, что первым ударит Гитлер, его предупреждала и разведка, но к ее данным и оценкам он относился по-барски, снисходительно, недоверчиво.
   Сегодня первые три директивы Сталина войскам, отданные им за несколько часов до и после того, как бомбардировщики Геринга начали уничтожать с воздуха наши самолеты на аэродромах, а армии рейхсвера перешли границу по всей ее линии, можно считать отражением его растерянности на грани паники и слабой компетентности в военных делах.
   Директива первая от 21 июня ближе к полуночи. Известив командующих округов о готовившемся нападении 22 или 23 июня, Сталин призвал их реагировать на вторжение "разумно", не поддаваться ни на какие провокации, дабы избежать еще больших осложнений. Войсковые части должны были придвинуться к границе и оставаться всю ночь в состоянии боевой тревоги.
   Заранее перерезанные диверсантами в ночь с 21 на 22 июня телеграфные линии связи не позволили командирам многих прифронтовых частей принять надлежащие меры. Но даже получив указания от своих штабов, они вряд ли поняли бы, как нужно реагировать на вторжение, открывать ответный огонь или нет.
   В 3.45 ночи Сталину на дачу позвонил начальник Генштаба Жуков. Через несколько минут тот подошел к аппарату. Генерал сообщил ему, что немецкая авиация бомбит города, аэродромы и железнодорожные узлы, запросил разрешение открыть ответный огонь. Сталин запретил это делать, назвав действия немцев провокацией, направленной на расширение конфликта. Жукову было приказано немедленно прибыть в Кремль на срочное заседание Политбюро.
   Уже во время заседания пришло сообщение о переходе армиями рейхсвера границы. Сталин дал указание немедленно связаться с германским послом в Москве и потребовать от него объяснений. Пока Молотов ездил встречаться с ним, прошло еще время. Узнав об объявлении Германией войны, Сталин погрузился в кресло и не произнес ни единого слова. Он был в шоке...
   В шесть утра, когда немецкие танки уже вспахивали гусеницами советскую землю, московское радио начало свою трансляцию с обычной сводки новостей: сбор урожая зерновых, рост промышленного производства, налеты самолетов рейха на Англию и потопление ее судов, прогноз погоды на текущий день. И после короткой паузы: "А сейчас переходим к утренней зарядке. Ноги вместе, руки в стороны..." В это время эскадрильи юнкерсов ревом своих моторов и взрывами бомб заглушали радиопередачи из Москвы.
   В 7.15 Сталин приказал Преднаркому обороны маршалу Тимошенко и Жукову отбивать атаки, но границу сухопутным силам не переходить. То была его вторая директива. Дошла она только до командующих округами: проволочная связь все еще восстанавливалась. Никому даже в голову не пришло заранее позаботиться об ее безопасности!
   Не получая никаких конкретных указаний, перед натиском превосходящих сил противника части и подразделения в приграничных районах вынуждены были отходить. Те летчики, которым удавалось все же взлететь, бились в гордом одиночестве. Радиосвязь с ними осуществлялась только в одну сторону, а полученную информацию пилоты передавали лично после приземления. Вернуться на свой аэродром они уже не могли: те были полностью разрушены.
   Ближе к ночи с 22 на 23 июня с извещением о вероломном нападении Германии на Советский Союз выступил по радио Молотов. Предложение военных взять на себя роль Верховного Главнокомандующего Сталин не поддержал. Ночью он продиктовал свою третью директиву. Войскам Северо-Западного и Западного фронтов приказано было "окружить и уничтожить врага" за одни сутки, а Юго-Западному перейти в контрнаступление в направлении польского города Люблин и взять его через двое суток. Однако подписать свою директиву он дал Тимошенко, Жукову и Маленкову.
   Этим и закончился в Кремле первый день войны. У войск, принявших первый удар на себя, оставался лишь один путь - отход. Запасные же командные пункты, по сути, отсутствовали, как и надежные линии связи частей со своими штабами. Прежняя первая линия обороны вдоль старой границы была оставлена. Новая, за 250 - 300 километров от нее на запад, так и не выстроилась. Альтернативные оборонительные позиции и места сбора частей после отхода не были обозначены. В небе господствовали немецкие самолеты.
   Никто из сталинского окружения не посмел возразить тогда вождю, что в подобных условиях его директива о контрнаступлении абсурдна, если не гибельна. Так и произошло: уже на пятый день после вторжения танки рейхсвера подошли к Минску. Тогда же Сталин отдал приказ о переводе алмазного фонда из Москвы на Урал в безопасное место, хотя первый немецкий бомбардировщик смог появиться в московском небе лишь спустя четыре недели.
   После катастрофических последствий третьей его директивы в последующие дни от него не исходило ни одного указания по нормализации обстановки на фронте. Вмешиваясь в военную область, профан приводил генералов в состояние внутреннего негодования своей патологической подозрительностью, неискренностью и блестящими способностями провокатора сталкивать людей между собой. Военные ожидали от него четких указаний с учетом конкретной обстановки на фронте, а он просто не мог, да и не хотел их давать, чтобы не брать на себя вину за возможные ошибки. Впав в депрессию, начал даже избегать встреч с военным командованием, предпочитая проводить время у себя на даче.
   Только в начале июля, когда уже двадцать миллионов советских граждан оказались на оккупированной территории, Сталин стал приходить в себя и осознавать происходившее. 1 июля он возобновил свой стабильный рабочий режим в Кремле. 3 июля решился выступить с обращением к народу по радио. Изложил почти буквально подготовленную в ЦК записку, ввернул от себя лишь неожиданное обращение "Братья и сестры!" Призвал их сплотиться вокруг коммунистической партии, которую назвал "партией Ленина и Сталина". Народ наконец-то услышал его. В это время на фронте каждые две секунды погибал советский солдат...
   После смерти Сталина и расстрела его главного пристяжного Берии Хрущев возложил всю ответственность за террор и, как следствие, за тяжелейшее положение на фронте в 1941 году, именно на них. Найти безответных козлов отпущения - дело действительно нехитрое. Только вот выступления Хрущева с осуждением культа личности трудно назвать искренними до конца, хотя бы потому что он сам, будучи до войны партийным боссом на Украине, никаких препятствий сталинским репрессиям не ставил. Наоборот, давал зеленый свет, санкционируя аресты и следствие, направляя партийным комитетам на места и управлениям НКВД указания следовать общепринятой формуле 'признание - царица доказательств'. К тому времени уже пять лет как действовала секретная директива ЦК об особых совещаниях, состоявших из секретарей обкомов, начальников управлений НКВД и прокуроров.
   Где же тогда истинная правда? Мне она представляется так. Пришли к власти большевики с намерениями улучшить жизнь простых людей. Вывески на государственных учреждениях были заменены на новые, однако суть отношения людей к закону и праву, к свободе и самим себе мало изменилась. Идеал правителя-самодержца все еще представлялся гражданам в виде грозной, мудрой, всемогущей силы, которой ничего не остается как покориться, даже когда она переступает закон. К новому 'царю-батюшке' люди по инерции стали относиться с холопской покорностью, не видя его приступов бешенства, любуясь им на трибуне, словно блаженные. Он это чувствовал и использовал массовый психоз на грани истерии по полной программе, как и Гитлер.
   Среди российских интеллигентов сегодня можно услышать нередко мнение, будто всей своей историей, всем духом своим Россия не стыкуется с фашизмом. Мне думается, все зависит, что иметь в виду под фашизмом. Если пропаганду национальной и расовой исключительности, то с этим можно согласиться. По части же чего другого, естественно ожидать и противоположных мнений.
   Чего-чего, а воображения моим соотечественникам не занимать, в том числе и тем, кто свои духовные силы черпает сегодня из недр национал-радикализма. Нынешняя Россия напоминает им Германию двадцатых годов прошлого века, за вычетом ксенофобии и антисемитизма. Ссылаясь на быстрое превращение ее, после прихода там к власти национал-социалистов, в могущественную державу, они предвещают такое же экономическое чудо в России - в случае их прихода к власти.
   В их представлении, Германия достигла вершины развития летом 1939 года, однако не смогла вовремя остановиться, попала под полное влияние демонической личности, возомнившей себя 'новым мессией'. Доказательством тому приводятся повышение вдвое промышленного производства и национального дохода в 1932 - 1939 годах и активная поддержка большинством населения Национал-социалистской рабочей партии. Откуда у фюрера взялся столь широкий отклик в народе? Благодаря его харизме, считают они, незаурядной памяти, интуиции, воображению, ораторским способностям и умению свести сложнейшую проблему к простой, понятной всем формуле решения. Замыслы же Гитлера стали работать против немцев, когда он, войдя в непомерную амбицию, прикрывшись лозунгом-щитом 'Германия превыше всего!', ринулся покорять мир.
   Все это так и не совсем так. Экономику рейха, за исключением ее военной отрасли, назвать системно и эффективно действовавшей трудно даже с натяжкой. Ее динамика и некоторая стабилизация наметились еще до прихода нацистов к власти в 1933 году, в том числе и благодаря финансовому вливанию Америки. Дальше гитлеровская пропаганда принялась манипулировать экономическими показателями как того требовала верхушка рейха. Безработица оставалась, а безработных продолжали использовать на работах с оплатой, которой хватало лишь на скудное пропитание. О безотказно функционировавшей государственной машине можно действительно говорить, но только лишь подразумевая тотальный террор. Да и вездесущее гестапо опиралось, главным образом, не на результаты собственных расследований, а на массовое доносительство. Впрочем, как и при всех других тоталитарных режимах.
   Подытожив уроки нацизма, российские национал-радикалы приходят к выводу о том, что поднять им и повести за собой массы сейчас все труднее, серьезного политического успеха здесь не добьешься. Поэтому их движение за национальное возрождение, мол, должно проповедовать идею партнерства между предпринимателями и рабочими в противоборстве отечественного капитала с иностранным, от исхода которого зависит выживание нации. Принципиальное отличие Германии более полувековой давности от сегодняшней России их главари усматривают в том, что 'хорошее дело национального возрождения при Гитлере закончилось плачевно, так как его государство подорвало у народа веру в Бога'. Посему союзниками ими признаются лишь православные.
   По оценке национал-радикалов, заложенная в природе человека 'экспансия' носит не экономический, а духовный характер. При этом отстаиваемые одной нацией идеи могут вызывать уважение у других, желание воплотить их в жизнь, что дает основания для образования 'сакральных духовных империй' типа Российской. Любая же западная империя была чисто прагматическим следствием сугубо военной и экономической экспансии.
   Любопытно, к какому же разряду они причисляют имперскую идею Великого Турана под эгидой исламского фундаментализма? Где-то в начале девяностых годов вдохновляемые пантюркизмом экстремистские исламские группировки в Турции выпустили географические карты, на которых Причерноморье, Крым, Кавказ и Новороссия окрашены одним цветом с Турцией. Чем не 'сакральная империя духовного плана'?
   Предводители национальных радикалов призывают их 'раствориться в свете провозглашенных целей', создать мощное дисциплинированное движение, вести пропагандистскую работу в широких слоях населения. Нет, они вроде далеки от того, чтобы считать себя нацистами, потому что в нацизме, по их мнению, нет и не может быть сути русского характера. "Для русских, - говорят они, - у которых одна родина-мать Россия, все народности и нации одинаково дороги'.
   Можно, конечно, обнаружить в таких националистах буффонаду фигляров, признавать их появление следствием эмоциональной реакции на дискриминацию русскоязычного населения в других бывших советских республиках. Но как бы то ни было, расизм на российской почве не прививается.
  
   *
  Изучаешь Всемирную Историю Народов, и невольно складывается впечатление, будто все течет, меняется, но спустя некоторое время непременно возвращается на круги своя.
   Несколько столетий назад, к примеру, церковные и светские власти Германии уже уничтожали массы людей, заподозренных в 'преступлениях души'. По отношению к этим 'проклятым пособникам сатаны' инквизиторы выработали свои изощренные методы дознания и следствия. Обвиняемый должен был опровергнуть слухи, домыслы и наговоры без даже видимости адвокатской защиты. Имена доносчиков скрывались, хотя, с их согласия, можно было устраивать очные ставки.
   Пытки считались тогда непременным атрибутом дознания и проводились без ограничений по тяжести или продолжительности. Если обвиняемый умирал под пыткой, в этом видели происки дьявола. После пыток заключенный должен был добровольно повторить признание в своей виновности. Обычно человека пытали, пока тот не сделает такое признание или не испустит дух. Самые невыносимые истязания устраивались, дабы вынудить жертву назвать имена сообщников. Мнимых или реальных - это уже не важно.
   Допрос с пристрастием, как правило, следовал сразу же за арестом - 'чтобы дьявол не успел подготовить слугу своего'. Пыточную камеру окропляли священными травами, помещали там и распятие. Полученные в ходе пытки сведения принимались за достаточное доказательство. В случае если обвиняемый, к примеру, сообщал о своем участии в шабаше ведьм, этого вполне хватало осудить его и всех, кого он назвал.
   Немецкий иезуит Шпее после принятия исповеди от приговоренных к сожжению ведьм подробно описывал, как их вынуждали оговаривать других, чьи имена вкладывались им в уста следователем. Специальный судья Бальтазар Росс обеспечивал приток обвиняемых с помощью таких увещеваний: 'Освежи свою память! Разве ты не видела его на шабаше? Не бойся назвать! Ты не должна щадить их! И богатый, и бедный получат то, что им причитается'.
   Ну, как тут сознаешься в преступлении, за которое положена смертная казнь. Потому и пытали, а само признание, если сделано без пытки, считали стремлением ее избежать. По принятым тогда светским и церковным нормам, человека можно было приговорить к смерти только на основании его собственного признания. Следователи Инквизиции полагали для себя бесчестием и даже попустительством оправдать того, чей ум помутился в результате пыток.
   После признания обвиняемым своей вины составлялось судебное заключение и специальное сообщение для газет, куда обязательно включались слова обвиняемого, произнесенные им в ходе дознания, даже если он всячески уклонялся. Накануне вынесения смертного приговора, от чего церковь формально отстранялась, передавая дело светскому суду, обвиняемый снова подписывал заявление о признании. От просьб о помиловании по делам о вероотступничестве августейшие особы шарахались как черти от ладана, а на любые недовольства по поводу пыток просто не обращали внимания.
   Английская судебная практика несколько отличалась от немецкой. Так, по закону, смертный приговор на острове полагался за убийство, совершенное посредством чародейства, а без оного - несколько лет тюрьмы. Прародительница парламентской демократии не очень-то строго следовала принятым у себя нормам наказания. Люди в судейских мантиях и париках признавали 'целесообразную благонамеренность' допросов с пристрастием не в любом случае, как на континенте, а на основании лишь неопровержимых свидетельств и при попытках обвиняемого запутать следствие.
   Ввиду отсутствия в Англии широкого присутствия римско-католического духовенства, от которого требовалось постоянное доносительство, ее суды не отличались маниакальной страстью выявлять всех до последнего участников 'сговора с дьяволом', равно как и разнообразием пыточных приемов. Обычно прокалывали тела длинными булавками, лишали обвиняемого сна, но чаще всего заставляли его постоянно ходить по тюремному двору и лишали сна одновременно. Способ безотказный и не оставлял на теле никаких следов телесных повреждений.
   Иногда можно услышать от германофобов, будто немцам принадлежит и авторское право на изобретение доносов. Все сваливать на эту страну тоже нельзя. В Шотландии, например, на стенах некоторых католических храмах размещались специальные ящички, куда любой прихожанин мог бросить анонимную записку с указанием имени еретика или колдуна и со всеми нужными сведениями на него или ее. Запирался ящик на три ключа, открывался раз в две недели тремя инквизиторами или специальными чиновниками, после чего следователи принимали анонимки к рассмотрению.
   По всей Западной Европе расходы на судебное разбирательство и дознание должны были нести сами обвиняемые или их родственники. Англия здесь не исключение из правила. 'Охота на ведьм' - весьма рентабельное предприятие повсюду, благо конфискованная собственность жертв доносов распределялась среди судей, чиновников, священников, охранников, строителей эшафотов, палачей, поставщиков дров для сожжения еретиков, прорицателей и чародеев.
   Британцы, конечно, народ своеобразный, но вряд ли стоит преувеличивать их непохожесть на других. Вильям Шекспир решительно это подтвердил, сказав коротко и ясно: 'In nature's sense all nations are the same'. То бишь, по природе своей, все народы одинаковы.
   Даже в относительно недавней истории Соединенных Штатов встречаются эпизоды, которые могут показаться 'странными' для государства, выставляющего себя эталоном демократии. Так, вплоть до декабря 1941 года американская тайная полиция (ФБР) вела активную переписку со спецслужбами третьего рейха, обмениваясь оперативной информацией о гражданах обоих стран. С немецкой стороны подпись под документами ставил группенфюрер СС Артур Небе, возглавлявший криминальную полицию, а заодно специальное подразделение РСХА, в компетенцию которого входила физическая ликвидация евреев и других 'врагов рейха' на оккупированных им территориях.
   О кровавых репрессиях нацистов было хорошо известно за пределами Германии, но ни Вашингтон, ни Лондон не мешали ей сохранять ключевые позиции в Интерполе. Директор ФБР Гувер продолжал заверять госдепартамент, что Интерпол остается-де независимой организацией. На самом деле, она работала под контролем гестапо, бросавшего в концлагеря далеко не одних только уголовников. Может быть, до Гувера просто не доходили сведения о крематориях и медицинских экспериментах в Дахау над заключенными, к которым прикладывал руку группенфюрер Небе?
   Все это на берегах Потомака не составляло тайны, равно как и то, что лицам еврейского происхождения американские консульства в Германии давали визы, но после получения от того же ФБР запрашиваемых сведений по этим лицам гестапо направляло их в концлагеря. Обмен информацией прекратился по указанию Белого дома за три дня до нападения японцев на Перл-Харбор. Уже значительно позднее, когда ряд документов ФБР был рассекречен, оказалось, что его директор даже не намекал на нарушения прав человека в нацистской Германии. О своем сотрудничестве с гестапо он хранил молчание все последующие годы вплоть до самой своей смерти. Словом в Америке черти тоже яблоки делили.
   А вот и более свежие эпизоды 90-х. Следы от исполнителей террористического взрыва административного здания в Оклахома-сити вели к ультраправой военизированной организации 'Мичиганская милиция'. Подобные формирования тогда действовали в тридцати штатах, а значительная их часть была связана с неонацистскими объединениями в Западной Европе. Основатель одного из них Роберт Мэтьюс, застреленный полицейскими агентами после оказания им сопротивления при задержании, считался своими сторонниками 'великомучеником, отдавшим жизнь за Белое дело'. Главарь другой подобной организации, 'генерал' Норман Олсон называл своих подручных 'ударным отрядом нарастающего в Америке движения накануне гражданской войны'.
   Идеология этих объединений расистов с нацистским душком, вроде 'Христианского естества' и 'Арийских наций', зиждилась на призыве к бескомпромиссной борьбе сил добра со злом: первых олицетворяли так называемые арийцы, вторых - евреи и негры. Обычно они возглавлялись офицерами-отставниками, не чуждались террористических методов и для финансового обеспечения своей деятельности; принося присягу на верность, 'арийский воин' обещал не страшиться собственной смерти, брал на себя 'священную' обязанность способствовать всеми доступными средствами победе арийской расы. В подполье, как контрмера, возникали и другие организации боевиков, куда входили негры и арабы, но уже с целью завоевания своего превосходства над белыми.
   Федеральное бюро расследований заверяло, будто держит их всех 'под колпаком' через внедренную туда агентуру. Контролировать же международные связи фанатиков расового превосходства ФБР было уже труднее, так как это сфера деятельности ЦРУ. И в этой сфере бесчинствовали авантюристы международного класса, сознательно не создававшие единого центра, чтобы успешнее проводить операции по заказным убийствам, наркобизнесу, торговле оружием, банковским операциям и, разумеется, по терроризму.
   Складывалась сеть политического террора ультраправых в мировом масштабе. В свое время, 'Фашистский Интернационал' уже создавался: в него входили бывшие эсэсовцы, гестаповцы, сотрудники абвера. На его учредительном съезде в Риме присутствовали члены тайного общества 'Паладин', возглавляемого Отто Скорцени, координатором неонацистских ячеек в Латинской Америке. Туда же вошли и бывшие сотрудники французской военной разведки, занявшиеся акциями устрашения активистов левых партий.
   Внимание независимых исследователей по проблемам терроризма все еще привлечено к загадочным обстоятельствам покушения на президента Джона Кеннеди. В частности, к тому факту, что в день убийства в Далласе полиция задержала и спешно выдворила из страны некоего Жана Рене Сестре, боевика французской ультраправой Организации гражданского действия (ОАС), отставного офицера военной разведки, члена Иностранного легиона, связника марсельской мафии, специалиста по ведению стрельбы из снайперского оружия...
   Повествуя о прошлом, как мне кажется, историк искушен собственной интерпретацией событий и считает ее наиболее адекватной реальности. Но обязательно найдется другой исследователь, который, описывая те же события, даст им иную оценку, да и сами события представит иначе. Дело в том, что каждый подбирает нужные ему источники информации и цели ставит перед собой свои.
   Насколько вообще могут быть достоверными "исторические факты"? Не с чрезмерной ли почтительностью относятся историки и писатели к архивным документам? Ведь их тоже пишут живые люди под влиянием самых разных обстоятельств и целесообразности - политической, идеологической, религиозной, научной. Разве никогда не производились в архивах чистки и выборки, не подправляются сами документы? Да и все ли материалы дошли до нашего времени?
   Историк имеет право на собственную версию и на искреннее убеждение в том, что его мнение не противоречит логике, здравому смыслу, максимуму объективности и минимуму предвзятости. Что никак не служит надежным свидетельством, так это его общая оценка какой-то исторической эпохи в раз и навсегда законченном виде. История вообще не подвластна окончательным вердиктам, а сам исследователь должен постоянно испытывать неудовлетворение от своих ответов на возникающие вопросы. Иногда, если он чувствует в этом необходимость, должен менять и сами вопросы на другие, более конкретные.
   На текущий момент, историки религий, принимающие Иисуса Христа за реально существовавшую историческую фигуру, выдвигают, вместе с теологами, около двухсот разных версий даже даты его рождения. Разница между ними составляет от одного до семи лет. Есть и трактовки посложнее, вплоть до полного непризнания надежными свидетельств Нового и Ветхого Заветов.
   Другой пример. Считается, что перед нашествием на Русь монголы в XIII веке завоевали Китай, одно из самых древних на земле государств. Правда, нет еще полной уверенности в существовании вообще китайского государства в том виде, как оно описывается в течение последних несколько сотен лет. Должно было случиться действительно чуду, чтобы полудикие, сведенные Чингисханом в полчища кочевники смогли нанести поражение армии, которая по тому времени, как утверждают сегодня, располагала самыми современными вооружениями. Может быть, просто не было тогда ни монгольских орд, ни китайских войск и вооружений в том виде, в каком их описывают?
   Когда специалист изучает древние китайские астрономические хроники, составленные якобы за многие века до нашей эры, он невольно сталкивается с тем, что у китайцев сегодня практически нет ни оригиналов, ни копий документов, написанных до XVI века. Нет у них ни описаний астрономических инструментов, ни следов от древних обсерваторий. Впервые китайские указания на появление комет европейцы опубликовали в XVIII веке: в них заметны последствия переписывания и дополнений, сделанные ошибочно самими европейцами. Более того, расшифровка приведенных в древних списках данных гороскопов показала, что указанное в них расположение звезд возможно только в первой трети XIV века, но никак не в 2637 году до нашей эры, которым они датированы.
   Дело в том, что с 1772 года в Китае начали собирать все рукописи и издания, появившиеся там на свет. Формально - якобы для их разбора и обработки. Затем стали выходить новые издания старых текстов, а сами эти тексты как в воду канули. После подобной титанической работы разве можно, ссылаясь на подобные документы, говорить с надлежащим основанием о реальности Древнего Китая? Можно, но только преследуя при этом определенные цели.
   Взять хотя бы знаменитую Великую китайскую стену. Строительство ее, по утверждению китайцев, начато в третьем веке до нашей эры и закончено в 1620 году. Как она построена, мол, так и стоит, мелкие переделки не в счет. Однако тут явный парадокс возникает: из камня выстроили стену протяженностью в несколько тысяч километров, но почему-то в других местах страны не обнаружены даже останки каменных сооружений в виде городских стен, крепостей, укреплений. Да и потом, неужели китайцы надеялись защититься от набегов извне одной только стеной? Уж слишком легкомысленно. Не построена ли стена гораздо позднее, а до того существовала больше в воображении или в проектах на бумаге? Свидетельств иностранцев, видевших стену до XX века, нет. В последующий период, можно предположить, что происходила не столько реставрация стены, сколько ее строительство.
   Не менее запутанным представляется открытие Америки китайцами. В подтверждение, например, они демонстрируют карту мира, на которой изображены Европа, Африка и обе Америки. Что это за свидетельство? Приобрел ее недавно один китайский юрист у одного шанхайского антиквара. На ней стоят дата 1736 год и надпись: 'сделано с оригинала 1418 года'. То есть за 74 года до первой экспедиции Христофора Колумба. Выходит, не он первооткрыватель, а китайский адмирал Чжэн Хэ, прославившийся своими морскими походами.
   Единственная загвоздка: почему-то сам адмирал не оставил после себя подтверждений своих открытий по ту сторону Тихого океана. Сами же карты повторяли топографические несоответствия тех, что были переданы китайскому императору миссионерами-иезуитами в XVII веке. Тут ведь важно не только посетить дальние края, но и вернуться, привезти оттуда доказательства, рассказать о своих впечатлениях. Именно это и сделал Колумб, хотя до него на американском континенте, вполне вероятно, побывали викинги, тамплиеры и, вполне возможно, китайцы.
   Вот так, из любви к своей самой древней стране мира можно, начиная с XVI века, когда там впервые появились европейцы, стараться придать ей особый шарм. На самом же деле, говорить более или менее адекватно о событиях в Китае можно только начиная с гораздо более позднего времени, а обо всем предыдущем - только выдвигать гипотезы. И китайский язык еще не известно, древнее ли индоевропейских или романских, ибо надежных документальных свидетельств в подтверждение или в опровержение просто нет.
   Сегодняшний Китай для некоторых экспертов может дать основания считать его государством, где мифы, легенды и метафоры одержали сокрушительную победу. Но не выдумываем ли мы посредством такого предположения еще одну легенду? Дабы судить об этой великой стране, надо хорошо ее знать, видеть ее изнутри, общаться с ее талантливым и трудолюбивым народом...
   Мифы вообще могут создаваться невольно, бессознательно, часто из самых благих побуждений. И чем они грандиознее, им же лучше: тогда даже какая-нибудь хиленькая идейка, облеченная в блестящий мифический образ, приобретает еще больший вес. Идя таким путем, человек как бы ставит свое воображение выше скучного, прозаического здравого смысла. Это вселяет в него гордость. Здесь он видит свое величие. Тем не менее, рискуя использовать метафорические образы для объяснения исторических явлений, может увлечься внешней стороной дела и ввести себя в заблуждение.
   Провести четкую границу между историческим фактом и мифом подчас довольно сложно. Одна из иллюстраций того - события Средневековья, насыщенного воинствующим религиозным фанатизмом. То было время, когда легендам придавали значение подлинности, не требовавшей доказательств. На этой почве и возникли небылицы про рыцарские ордены монахов-воинов, среди которых наиболее загадочным до сих пор остается Орден рыцарей Храма царя Соломона, или тамплиеров, известных у нас как храмовники.
   Создание Ордена вызывалось необходимостью для иерархов Римско-католической церкви закрепить свое присутствие на территории, где зародилось христианство. Святые земли на Ближнем Востоке служили им символом, их нужно было отвоевать. Этим и продиктованы религиозные войны в виде крестовых походов на Иерусалим, который наконец-то был взят штурмом в 1009 году. Вскоре там же возник Орден Храма, члены которого взяли на себя монашеский обет целомудрия и бедности, а одновременно роль "войска Христова", чтобы обеспечить вооруженной охраной паломников и сохранить Иерусалим за христианами.
   Инициаторами создания Ордена стали девять французских рыцарей благородного происхождения, участников первого крестового похода. В покровительницы они взяли Деву Марию и поклялись жить по правилам Святого Августина на службе у Иисуса Христа, быть готовыми отдать за него жизнь свою, полностью повиноваться Папе Римскому и орденскому Великому Магистру. Чисто военная миссия возлагалась на восточную часть Ордена, в то время как западная в Европе стала заниматься административными вопросами и коммерческой деятельностью.
   А как же с пятой заповедью "Не убий!", тем более что убивать должны были монахи? Римская курия решила, что убивать за Господа не есть смертный грех или преступление, поскольку жизни лишается "проклятый иноверец" в целях спасения христианина. Такое убийство благословил и Папа Римский, утвердивший статус Ордена. В бою это служило воинам моральным подспорьем, ибо считалось, что убитый рыцарь попадет в рай.
   В Иерусалиме Орден захватил для себя помещение мечети Аль - Акса, выстроенной на обломках разрушенного Храма царя Соломона. Его основатели укрылись там и не покидали своего убежища девять лет. Возможно, что все это время они занимались раскопками, в том числе поиском ковчега завета и других реликвий христианства.
   В тогдашние времена быть рыцарем или монахом считалось престижным, рыцарем-монахом - тем более. Вместе с юношами из знатных семей в Орден направлялись щедрые пожертвования. Многие королевства одарили его значительной собственностью, а король Арагона и Наварры даже назначил тамплиеров своими наследниками. Отряды Ордена расположились во Франции, Германии, Италии, Англии, Ирландии, Шотландии, Испании, Португалии, Нидерландах, Иерусалиме, Триполи, Сирии и на Кипре.
   По своему статусу, тамплиеры подчинялись только римскому понтифику. Несмотря на монашеский обет бедности, им не возбранялось владеть земельной и другой собственностью, хотя это и противоречило уставу. Что возбранялось, так это вступать в интимные отношения с женщинами, отращивать бороды и волосы на голове, ссориться, жаловаться или наушничать. Нарушения дисциплины и обета воздержания сурово наказывались, особенно если случались скрытно. Исключали из Ордена всех, кто убивал христианина, разглашал орденские секреты, занимался содомией, отступался от веры, бежал с поля боя, отсутствовал в расположении Ордена без разрешения более двух дней.
   Важные решения принимались на заседаниях орденских капитулов большинством голосов. Все члены Ордена делились на руководителей, священников и воинов; техническая работа возлагалась на вспомогательный корпус. Вслед за Магистром Иерусалимским на иерархической лестнице располагались его заместители по административным и военным делам. Далее следовали казначей, распорядитель орденского имущества, командующий флотом, хранитель Креста...
   В элиту Ордена Храма входили монахи-рыцари. Только они имели право носить белые накидки с красными восьмиконечными крестами на груди. У каждого были свои сержанты, оруженосцы и слуги. Боевым знаменем служило называемое ими "пегой лошадкой" черно-белое полосатое полотнище с крестом и надписью "Non nobis, Domine, sed nomini tuo da gloriam" (Не к нашей, Господь, а к твоей славе). Рыцари, если не воевали, то участвовали в строительстве замков или укреплений, в чем были большими знатоками. На печати Ордена изображались два рыцаря верхом на одном коне.
   В четыре утра зимой и в два ночи нужно было просыпаться и идти на молитву в капеллу - тринадцать раз отчитать "Отче наш". Затем направиться в конюшню кормить лошадей, потом еще одно "Отче наш" и досыпать до рассвета. Жилые монастырские здания-укрепления обычно имели квадратную форму с четырьмя башнями по углам; внутри находился искусственный водоем с рыбой, служащей пропитанием в случае длительной осады. Умершего рыцаря хоронили без гроба лицом вниз в общей могиле.
   По одной из версий, восьмиконечный красный крест содержал в себе тайный код (позднее эту символику перенял Орден рыцарей Мальты, бывший Орден госпитальеров святого Иоанна). Восьмерка обозначала не только возрождение, но и справедливость. Тамплиеры также использовали пяти и шестиконечные звезды, свастику, изображения драконов.
   Тесные контакты рыцарей Ордена Храма с восточными религиями и сектами не прошли бесследно: в результате появились новые идеи, собственные обряды и замыслы. В их представлении, Храм стоял выше Церкви, ибо служил символом родства религий и вечности Святого Духа: сами они через свой Орден посвящались во второе, истинное христианство. Видя, как церковники осуществляют на практике религиозную доктрину, в душе рыцари отрекались от апостола Петра и становились последователями святого Иоанна. То было их тайной ересью, не говоря уже о стремлении к независимости от римской курии.
   Ставил ли Орден более амбициозные цели, нежели охрана паломников? Например, создать в Западной Европе единое государство под их патронажем, подобно тому, чем занимались тевтонские рыцари в Пруссии, госпитальеры на Мальте или иезуиты в Парагвае? Скорее всего, орденское начальство предпочитало следовать своей стратегии, согласно которой дальнейшая судьба христианской цивилизации зависела от ее достижений в трех главных областях - духовной, военной и экономической.
   В ту пору принадлежавший храмовникам флот уже занимал ведущее место в торговле с Востоком, контролируя маршруты в Средиземном море. Заодно не чурались они, при благоприятном случае, и пиратством, соперничая на этом поприще с турками и маврами. Значительная часть их кораблей базировалась во французской бухте Ля Рошелль. Орден развил и бурную финансовую деятельность, став самым надежным и влиятельным банкиром на континенте. Один из тамплиеров, английский рыцарь Ричард Львиное Сердце даже дерзнул напомнить своему королю Генриху III, что тот останется на троне, лишь пока справедлив. Самые мощные свои коммерческие бастионы тамплиеры выстроили именно в Лондоне.
   Банк, и это весьма важный момент, был выбран Орденом фундаментальным средством экономического развития, а не институтом личного обогащения. Поскольку же орденский банк был освобожден от уплаты налогов, бизнес его процветал. Благоприятно складывалось сельскохозяйственное и ремесленное производство тамплиеров, так как им не надо было платить государству транспортный налог.
   Иерархи церковные запрещали тогда кредитование под процент, а занимались этим исключительно иудеи, чья религия не возбраняла брать его с иноверцев. Тамплиеры осуществляли финансовые операции через свой банк, служивший одновременно ломбардом и обменным пунктом. При этом Орден давал деньги взаймы в обмен на весьма незначительную компенсацию, но в случае неплатежа долга завладевал частью собственности должника. Просрочка грозила увеличением долга в качестве компенсации.
   Если феодалы хранили свои богатства в подвалах замков мертвым грузом, то тамплиеры считали, что деньги должны работать, приносить пользу и доход через инвестиции. Монахи-рыцари первыми в Европе ввели и чеки под банковскую гарантию. Желавшие взять у Ордена в долг должны были гарантировать контрактные обязательства через ипотеку или под использование своей собственности до полного возврата долга. Поскольку же часто долги не возвращались, собственность Ордена росла.
   Когда напуганный волнениями в народе французский король Филипп Красивый нашел временное убежище в здании Ордена Храма в Париже, ему удалось воочию удостовериться в громадных сокровищах тамплиеров. И это в то время, когда королевская казна была практически пуста, в стране царили разруха, голод, эпидемия черной оспы. Тут-то венценосец, сам должник орденского банка, решил кардинально поправить свое финансовое положение. И сразу запустил машину по фабрикации обвинений тамплиеров во всех грехах какие только есть.
   13 октября 1307 года Великий Магистр Ордена Храма Жак де Моле и все его ближайшие сподвижники были заключены в тюрьму. По Франции прокатились повальные аресты тамплиеров. Королевским указом они обвинялись в ереси, богохульстве, отречении от Христа, идолопоклонстве, содомии, заговоре против короля, разврате, кощунстве над крестом, колдовстве, магии. Потом уже под пыткой некоторые наговорили на себя, сотни умерли в заключении или покончили собой, не сделав никаких признаний. Отказавшихся давать ложные показания сжигали на костре. Пять лет продержав его в тюремной камере, так поступили и с Жаком де Моле.
   Однако французскому монарху завладеть богатствами тамплиеров так и не удалось. Из парижских хранилищ все ценности, включая документы, рыцари вывезли в неизвестном направлении незадолго до арестов. Примерно в это же время из порта Ля Рошелль вышли в открытое море восемнадцать галер. Существует версия, будто корабли тамплиеров взяли курс на американский континент. Гипотеза эта происходит от испанского Ордена рыцарей Калатравы, куда они впоследствии влились после ареста их руководителей.
   А вот уже не гипотеза, а факт: перед своей экспедицией на Запад, Колумб посещал монастыри Ордена Калатравы в поисках нужных ему сведений и фондов. Будучи в Португалии, он также связывался с Орденом Христа, предоставившим убежище тамплиерам, где интересовался морскими картами. Выходившие в открытый океан португальские корабли должны были нести на своих парусах красные кресты тамплиеров. Они были и на парусах "Санта Марии", каравеллы Колумба...
   Есть на юге Франции местечко под названием Rennes-le-Chateau, где в свое время обитали тамплиеры. От них и передавался из поколения в поколение рассказ о том, будто после смерти Иисуса богатому жителю Иерусалима Иосифу Ариматейскому удалось получить у Пилата разрешение похоронить тело казненного. Готовя его для захоронения, тот налил в использованную на Тайной вечере чашу кровь Иисуса. На третий день тело исчезло из склепа, а Иосифа заключили в тюрьму. После освобождения он вместе с Марией Магдаленой и чашей выехал из Иерусалима: с ними было и третье лицо - сын Иисуса от Марии Магдалены, ставший позднее родоначальником монархической династии во Франции. Именно в Rennes-le-Chateau тамплиеры якобы доставили останки Иисуса и Магдалены...
   Ну и что? Рассказывать можно еще и не такое. Просто, намеки на нахождение останков Иисуса во Франции и на его тесные отношения с Марией Магдаленой ставили под сомнение христианскую доктрину веры, во главу угла которой поставлена непорочность проповедника из Назарета. Насчет более значимой роли Магдалены в его жизни говорят также некоторые апокрифы. Находится и немало исследователей, вроде автора недавно вышедшего в свет романа "Код да Винчи", связавшего Иисуса с монархическими династиями в Западной Европе. Впрочем, фантазеров подобных несметное множество, благо сами тамплиеры после роспуска их Ордена разбежались кто куда. В Германии, например, вошли в Орден тевтонских рыцарей, в Португалии их приютил Орден Христа, в Испании - Орден Калатравы.
   Наиболее активно на роль законного преемника тамплиеров претендовал Суверенный Военный Орден Иерусалимского Храма (O. S. M. T. H.). В XVIII веке его возглавляли три принца династии Бурбонов. Действует этот Орден во Франции, Англии, Германии, Испании и некоторых других странах. Официально занимается филантропией и гуманитарными проектами в развивающихся странах, защитой прав человека, проблемами экологии, здравоохранения и образования. Провозглашает цель улучшить общество на основе идеалов тамплиеров, избавиться от бедности и несправедливости в мире. Есть также в нем секция, куда входят только офицеры вооруженных сил стран-членов НАТО.
   Вот и разберись, каких здесь искушений больше: обманом, глупостью или мистикой идолопоклонства!
   Нечто подобное можно сказать и о пребывании Гитлера в бункере в последние дни апреля 1945 года. Но тут дело еще более запутано, ибо, хоть изобилует "свидетельскими показаниями", строится оно в основном на информации, окончательно разобраться в достоверности которой невозможно.
   1 мая того памятного года радиостанция еще не захваченного союзными войсками Гамбурга неожиданно прервала свою передачу маршем Вагнера "Сумерки богов", а вслед за ним Седьмой симфонией Брукнера. После затянувшейся музыкальной паузы диктор объявил: "Сообщаем, что наш фюрер Адольф Гитлер умер сегодня днем на своем командном посту в Канцелярии Рейха, ведя до последнего вздоха борьбу с большевизмом". Затем выступил назначенный преемником адмирал Дениц, восхваляя героизм Гитлера, призывая немцев продолжать его дело, а пока воевать с американцами и англичанами, поскольку те затрудняют вести эту борьбу.
   ТАСС назвал это известие очередным фашистским трепом с целью предоставить Гитлеру возможность уйти от возмездия и незаметно скрыться. Сразу после взятия Берлина советская контрразведка перетряхнула все в самой канцелярии, под нею в бункере и в округе на предмет поиска трупа Гитлера. Предполагали, что он мог быть убит во время бомбардировок, а труп его закопан под обломками. Найденные же во дворе канцелярии обгоревшие останки больше походили на его личного повара, выполнявшего роль двойника. Да и никто из "очевидцев", утверждавших, будто тела Гитлера и его тайной любовницы сожгли неподалеку от входа в бункер, сам эту процедуру не видел.
   Представитель Штаба маршала Жукова, показавший бункер корреспондентам стран-союзников, сообщил, что обгоревший труп эксперты осматривали и не признали в нем Гитлера. "Говорю совершенно определенно, что нами не обнаружен его труп. Мы также не нашли и труп, который походил бы на Еву Браун", - уточнил он. Об этом говорил и сам маршал в беседах с представителями Командования союзников.
   В октябре 1945 года заместитель командующего американскими войсками в Западной Европе, генерал Смит сделал официальное заявление, в котором отказался утверждать, что Гитлер мертв. Позднее его начальник, генерал Эйзенхауэр признал, что ошибался, утверждая, будто Гитлер отдал концы. "Мы не смогли получить ни одной крохи осязаемого доказательства его смерти, - заметил он. - Многие считают, что он совершил побег из осажденного Берлина".
   Официальное сообщение правительство Великобритании по данному поводу опубликовало 1 ноября. Свидетельства очевидцев о пребывании Гитлера в бункере оно посчитало не до конца полными, конкретными и убедительными. Англичане не стали лишний раз напоминать о том, что немецкие самолеты с пассажирами на борту взлетали с берлинского аэродрома Гатоф вплоть до полудня 27 апреля, а с оборудованной под взлетную полосу улицы Шарлоттенбергер недалеко от канцелярии - вплоть до 30 апреля.
   Ближе к исходу лета американская разведка уже знала, что утром 10 июля, два месяца после подписания Акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, немецкая подводная лодка зашла в аргентинский порт Мар дель Плата и ее экипаж сдался аргентинским властям. Помимо пятидесяти четырех моряков, на борту находился достаточно большой запас продовольствия и сигарет, хотя курильщиков среди них не было. Топлива действительно оставалось немного. После взятия членов экипажа под стражу и осмотра лодки власти заявили, что никого из нацистских лидеров там не обнаружено. Подводников изолировали и стали допрашивать.
   По показаниям командира подлодки Отто Вермутта и данным бортовой документации, U-530 вышла из Киля 19 февраля, останавливалась на базе Кристиансанд в Норвегии, откуда 13 марта взяла курс на Северную Атлантику. После получения приказа от адмирала Деница о капитуляции командир решил следовать дальше и сделать это у аргентинских берегов. Таким образом, в открытом океане U-530 находилась почти четыре месяца. На вопрос, чем он занимался все это время, Вермутт утверждал, что никаких боевых действий не предпринимал.
   В Вашингтоне и Лондоне, куда поступили эти сведения от их военных атташе в Буэнос-Айресе, сразу заподозрили, что судно могло кого-то тайно доставить в Аргентину. Странным показалось и то, что на борту было в три раза больше людей, чем предписано штатным расписанием. Ко всему добавились еще и слухи, будто накануне в некоторых прибрежных районах Патагонии с надувных лодок высаживались люди, а уже после прихода в Мар дель Плата U-530 жители одного из рыбачьих поселков видели с берега силуэты еще двух подводных лодок.
   Правительство Аргентины после соответствующих переговоров передало членов экипажа и подлодку американцам, которых немедленно переправили их в США. Вскоре в том же Мар дель Плата сдалась еще одна немецкая подводная лодка также с непомерно увеличенным экипажем. Согласно бортовой документации, U-977 вышла с базы в Киле 13 апреля, заходила в тот же норвежский порт Кристиансанд, откуда 2 мая вышла в Атлантику. Вскоре и это судно вместе с экипажем были переданы американцам. И тоже с концами.
   Во всяком случае, на допросах в Аргентине, судя по официальным данным, командиры подводных лодок ничего не говорили о подлинном характере их секретной миссии, ни куда именно они направлялись, ни с какой целью. У них был приказ следовать в конвое по определенному курсу в южную Атлантику, сохранять при этом подводное положение и ни в коем случае не вступать в радиоконтакт с другими подлодками, дабы избежать обнаружения противником.
   Как бы то ни было на самом деле, осенью 1946 года Белый дом направил в Антарктиду к югу от Мальвинских островов экспедицию под началом адмирала Бэрда с участием двух авианосных соединений и четырех тысяч военнослужащих. Официально - для испытания действий морозов на организм человека. Но если учесть инциденты с подводными лодками и то, что шесть лет назад именно в этом районе Антарктиды уже отмечалась повышенная активность нацистов с использованием тяжелого машинного оборудования, даже дураку было ясно: цели Пентагон преследовал совсем другие.
   После войны уже на суде норвежский диктатор Квислинг признался: "Я верил в то, что отстаиваю справедливое дело и не хотел снимать с себя ответственности, даже когда нацисты незадолго до их поражения в войне предложили мне перебраться на подводной лодке в совершенно безопасное место". Квислинга расстреляли и не известно, знал ли он что-либо еще о предлагаемом ему безопасном месте.
   В ту пору оставался у Гитлера только один путь побега - к своему фавориту, адмиралу Деницу, который все еще располагал подводными лодками, способными в течение нескольких недель передвигаться под водой на глубине в сотню и более метров. Не было у фюрера и другого такого надежного места, как шестой континент, Антарктида. Площадь в 14 миллионов квадратных километров вокруг южного полюса. 3500 километров от Африки, 2600 километров от Австралии и 1170 километров от Южной Америки.
   Не ее ли имел в виду адмирал, когда еще в декабре 1943 года хвастался тем, что военно-морские силы Германии нашли где-то "земной рай и неприступную крепость"?
  
   *
  Не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы придти к выводу: возникающая в нашем воображении Вселенная есть лишь микрочастица реально существующей. Да и не склонись ось вращения Земли под углом двадцать три с половиной градусов, вряд ли на ней вообще появилась бы органическая материя, ибо Солнце всегда освещало бы только одну ее часть с постоянной интенсивностью, а на противоположной стояла бы вечная холодина.
   В мире Природы, похоже, не бывает ошибок, они возникают только в наших представлениях о ней. Для древних греков, например, время циклично витало по кругу, уходило и возвращалось, передвигаясь постоянно в одном и том же направлении, а Земля им казалась плоской, окруженной океаном. Благодаря ошибке в расчетах Колумб и открыл Америку, полагая, что до Японии, если туда плыть с востока, расстояние не столь большое.
   Со времен пунических войн армии-победительницы оставляли на поле боя, по меньшей мере, вдвое больше трупов, чем побежденные. Можно ли это принять за безусловное достоинство полководцев этих армий, за безошибочность их стратегии? В войне с Германией красноармейцев погибло еще больше. Напав же на Советский Союз, Гитлер совершил фатальную ошибку.
   Китай с его полководцами практически все свои войны проиграл и почти никогда не переходил собственные границы. Императоры считали, что Поднебесной не следует открываться миру, ибо через это нарушится ее равновесие. Для кого-то может служить и объяснением, почему не сохранилось документальных свидетельств открытия китайцами Америки.
   Самым популярным лидером в Аргентине до сих пор почитается генерал Хуан Доминго Перон. Его политика развалила экономику страны. Но даже после изгнания и возвращения на родину генерала вновь избрали президентом. Супруга его Евита, бывшая публичная женщина, стала любимицей нации и только неизлечимая болезнь помешала ей заменить мужа в делах государственного правления после его отставки по возрасту...
   Сегодня новейшие технические достижения заменяют нам не только руки, но и мозги. Электронные средства связи мгновенно делают доступной самую разную информацию для владельцев компьютеров или сотовых телефонов. В сущности, придумывать становится гораздо легче, чем уметь оперировать придуманным и избегать негативных последствий его использования. Изобретать, не предвидя последствий, можно и без большого ума или образования - с помощью готовых компьютерных программ, способных создать огромное количество вариаций. Все больше ученые искушают себя сотворением искусственного интеллекта, так и не разобравшись до конца, что из себя реально представляет наш собственный, природой нам данный.
   Хотя формально характеристики сотовых телефонов вписываются в допустимые и утвержденные Всемирной организацией здравоохранения, эксперты продолжают изучать последствия электромагнитного излучения на центральную нервную систему, индуцирующую слабые токи. Дело в том, что индуцирует токи и электромагнитное поле 'мобильника', создавая помехи в работе нервной системы его обладателя. Чтобы взаимодействовать с антеннами по всему городу, сигнал от аппарата должен иметь силу достаточную для его распространения во все стороны, включая и голову его владельца. Негативное воздействие на человеческий организм со временем лишь накапливается.
   Посылаемые сотовыми телефонами радиоволны воспринимаются невольно не только теми, кому они непосредственно предназначены. Достаточно провести элементарное медицинское обследование длительное время работающих рядом с коротковолновыми устройствами и спросить у них об усталости, ухудшении памяти, повышении артериального давления, бессоннице, ослаблении потенции, женской фригидности, выпадении волос, нарушении сердечной деятельности. Подмечено, что облучение электромагнитных полей вызывает у здоровых людей в височных областях мозга изменения, похожие на энцефалограмму эпилептика. Тем не менее, люди склонны приписывать свои недуги 'нервной обстановке на работе и дома', а преодолевать их - 'разумным распределением труда и отдыха'.
   Покрывшие земное пространство электромагнитные поля коммуникаций могут приводить и к ранее не известным заболеваниям, связанным с потерей иммунитета. В этом случае окружающая среда как бы выходит за пределы биологической терпимости многих живых существ. Качество мужского семени падает. Сексу придают все больше функции удовольствия и развлечения, что само по себе, может, и неплохо, если бы окружающая среда не пыталась бы подстраиваться под машины, а не под человека. Наш склад ума, в свою очередь, явно не поспевает за технологическим прогрессом, оставляя на произвол сам ход процесса естественного отбора. Да и, наверное, на братьев наших меньших все это не лучшим образом сказывается. Птичий грипп. Кто мог бы представить себе подобное лет десять назад?
   Но самый большой риск еще и в том, что редко кто по-настоящему изучает негативные последствия от использования новейших электронных малогабаритных устройств, а если это делает, только в засекреченных лабораториях. Кому хочется открыто признавать, и это вполне понятно, что мы - самые развитые животные, развитые в смысле способности ошибаться, давать неадекватные оценки как идеям, так и самой реальности. Не осознаем мы, да и не очень-то хотим осознавать ту критическую массу ошибок, которая сделает процесс приближения катастрофических последствий необратимым.
   Не ошибается лишь тот, успокаиваем мы себя, кто ничего не делает или всегда лишь подмечает промахи других, предлагая свои лучшие решения постфактум. Даже самый опытный может сделать грубейшую ошибку. Любопытная иллюстрация: только в США и только по ошибочным или неправильно использованным рецептам умирают десятки тысяч человек. Ошибаются или просто перепутывают выписанные врачом лекарства сами больные, путают пробирки медсестры... Медперсонал, совершивший серьезные оплошности, отстраняется от работы. Приходят новые, но ошибки от этого не исчезают.
   Эксперты дают толковые объяснения, но спустя некоторое время их оценки могут оказаться ошибочными, потому что проигнорированы некоторые факторы, не учтены последствия от возможных изменений реального положения дел. Правительства ж опасаются кардинально решать проблемы, ибо больше обеспокоены, как бы подольше остаться у власти. Для них лучший выход - назначить комиссию, которая все осложнит и обюрократит, чтобы потом на правительство не сваливали вину за ошибочно принятое решение. В конечном итоге, для правителей есть только два варианта. Делать вид, что проблем нет. Или они есть и решаются, но не крайними методами. Если нельзя действовать по первому варианту, действуют по второму.
   По данному поводу вспоминается сто сорок девятая рекомендация испанского иезуита Бальтазара Грасьяна (XVII век) - 'знать, как свои ошибки свалить на других'. То есть всегда надо иметь под рукой козла отпущения. Или, как советовал основатель его монашеской конгрегации, 'все, что может помешать и поставить в неудобное положение начальника, надо заставлять делать его помощника, а все, что может понравиться начальнику, надо самому приказывать, чтобы делали подчиненные и таким образом испытывали после этого к нему благодарность'.
   Кто есть правитель? Большой умелец использовать чужие ошибки для упрочения своего положения, а собственные вовремя свалить на других, делая так, чтобы все понимали: он всегда прав, даже когда ошибается. С той же целью он использует и покрывало государственной тайны: я, мол, знал, но не мог об этом сказать, дабы не раскрывать источника информации. Иными словами, прав и тогда, и сейчас, когда выявилась его ошибка. И пусть за промахи его расплачиваются другие.
   Точно так же поступают в любой иерархически выстроенной организации, типа политической партии или редакции газеты. В Римско-католической церкви понтифик прав даже когда одна его энциклика противоречит другой. Только спустя 347 лет Ватикан признал, например, что церковь ошиблась, осудив Галилея.
   У нынешних государственных деятелей можно подметить некий синдром технолога: это когда реально проблемы не решаются, а потому возникают все новые ошибки и провалы. Одновременно ходовой монетой становится миф о 'враге, который мешает всем жить'. Вместо информации об объективном положении в ход запущена пропаганда, вместо аналитики превалирует самодовольство. Какое уж там признание собственных ошибок: не допускается даже мысли о возможной правоте иного мнения. Главное - создать миф об изощренном, коварном и безжалостном противнике, который отвлек бы внимание общественности от их некомпетентности, беспомощности, лживости и бездарности.
   Когда одурманиваешь себя одной какой-то идеей до самозабвения, граница между вымыслом и фактом стирается, знания усваиваются некритически, если вообще усваиваются. В паранойю навязчивых состояний впадают чаще всего натуры мечтательные, легко раздражимые, даже одаренные поэтическим даром.
   Общепризнанные истины всегда соседствуют с мифами, иллюзиями и ошибками. Японцы, например, считают себя самым древним в мире народом, древнее даже китайского. Возник он более полутора миллионов лет назад. Откуда это им известно? В свое время об этом заявил их император, а столь авторитетного источника уже достаточно. Хотя он же говорил, если вспомнить, что солнце вращается вокруг земли. Или как сами евреи шутят про двух мойшей, которые обсуждают достоинства своих раввинов. Один говорит: 'Бог каждую ночь разговаривает с моим раввином'. Другой усмехается, спрашивает: 'Откуда тебе известно?'. 'Он сам мне сказал'. 'А если врет?' 'Может ли врать человек, с которым Бог разговаривает по ночам'.
   Почти все наши знания почерпнуты из книг, бесед или наблюдений. И когда нет возможности проверить их на практике, остается только верить в них или сомневаться. С предрассудками вообще бесполезно спорить в силу аргумента их носителя: 'Я не знаю, насколько это верно или нет, потому что мне не дано знать. Да и кто решает, верно или ошибочно, справедливо или нет? Судьи-то кто?' Ничего не скажешь, убедительно.
   Хоть и не братья они, но навязчивые идеи и мифы напоминают близнецов. В нашем головном компьютере нет устройства, позволяющего четко отличать воображаемое от реального, субъективное от объективного. Из каждых пятидесяти невронов мозга только один занят работой по пониманию происходящего вне нас, остальные исключительно обслуживают внутренние процессы. Первый импульс мозга не проверяет, насколько поступающая информация соответствует действительности: он смотрит, насколько эта информация вписывается в уже имеющуюся в банке памяти, и противится всему новому, что кажется странным, неизвестным, ненужным. Относительно же ошибок памяти мозг устроен так, чтобы забывать неприятные мысли и оставлять приятные, со временем их даже приукрашивая, превращая в желаемые.
   Каждый ошибается по-своему. Открытие рентгеновских лучей, например, даже ученые поначалу посчитали 'хитроумным трюкачеством'. Упорно ошибаться свойственно личностям, движимым глубокими убеждениями и отвергающим данные, которые противоречат их желанию видеть только желаемое. И если учесть, что огромный объем наших знаний ошибочен или, так скажем, не совсем адекватен действительности, то просто удивительно, как наши действия еще не привели к глобальной катастрофе.
   По сути вещей, сам прогресс весьма относителен и представляет собой лишь переход от цивилизации с низким числом ошибок к цивилизации с большим числом, но со способностью быстро обнаружить их и оценить последствия ошибок. Всякие же наши попытки избежать ошибочных действий вообще могут лишь повысить возможность выбора нами неправильного инструментария для поставленных целей. В результате, мы не сократим число ошибок, а увеличим.
   Как конкретно каждый из нас ошибается и преодолевает порожденные этим трудности, вот в чем все дело. Начиная с древних греков, ошибки представляются неизбежным продуктом развития интеллекта в познании окружающего мира, в котором ничего нет постоянного, даже скорость вращения Земли постепенной уменьшается.
   Часто говорят, будто большинство не может ошибаться, ошибается всегда меньшинство. Если принимать во внимание исключения, тогда под сомнение надо ставить и правомочность правила. Правило действует, если производит количество, а ошибка производит качество. В силу своего несовершенства, отклоняются от правила и гены передаваемой по наследству молекулы ДНК. Иначе никакого многообразия живых организмов на Земле вообще бы не было.
   Ошибки заставляют человека идти по пути, им еще не изведанному. 'По ошибке' он может оказаться либо щедрым, либо скупым, либо скромным, либо наглым. Что было бы с нами, не соверши мы ошибку и не откажись воздавать культ правилу, священнодействовать над ним? Только после сделанных ошибок появляется необходимость выправить положение. От ошибок еще никто не уберегся. Склад ума и души человека всегда формируется под влиянием ошибок, а сам он обычно делает только такие, которые обусловлены этим же складом.
   Если человек и в самом деле 'венец Творения', логично приходит мысль о том, что можно сожалеть об ошибке, совершенной самим Творцом. Но он очень удобно устроился, возникая там, где заканчивается наша способность вообще понимать его хитроумные намерения. Верующий же просто не в состоянии даже предположить случайное, не зависимое от божественной воли возникновение мира, тем более по ошибке.
   В результате всех этих метаморфоз и появились великие разгадчики души человеческой. Среди них был и ярый противник богоборчества Федор Михайлович Достоевский.
   Путешествовал он по Европе, переезжал из страны в страну, нигде не находил себе душевного успокоения, бедствовал. Слал на родину слезные письма, просил выслать ему денег. Случалось, деньги поступали, но не кушать писатель шел, а тут же бросался в казино к рулетке и опять все спускал. Равнодушно обходил он достопримечательности и мысленно сочинял своего 'Идиота'. Иисуса Христа ставил выше истины, но тут же уточнял, что об этом лучше помалкивать. Полезное и разумное находил во мнениях самых разных, подчас противоположных. Восхищался собою и питал отвращение к себе.
   Происходил Достоевский из той породы людей, которых не только понять, принять-то очень трудно из-за слабостей их характера, капризных выходок, мнительности, непоследовательности. Да и всей своей беллетристикой он словно оправдывался, доказывая, что в натуре человеческой благородство соседствует со всякого рода гадостями. Любой из его персонажей многослоен в своих поступках и мыслях, может быть сегодня один, завтра - абсолютно другой.
   К примеру, Николай Ставрогин. Бес в человеческом обличье, совершенно аморальный тип, однако способный расплачиваться собственным страданием и даже самоубийством. Или вполне благонамеренный чиновник Лебедев из 'Идиота' - в приобретательстве хитрющий, подлый мошенник, но не чуждый бескорыстия, сострадания, набожности. 'Ах, я хочу беспорядка!' - восклицает незабвенная Лиза Хохлакова из 'Братьев Карамазовых'. Хотеть беспорядка - это еще куда ни шло. Она признается в том, что заставит многих попятиться от нее: мечтает, как бы на ней кто женился, а потом истерзал, обманул и ушел.
   Стяжатель, прелюбодей и юродивый. Задатки этой 'великой троицы' Достоевский усматривал в любом человеке, а наиболее развитыми их видел в людях одержимых, физически нездоровых, в тех, кого называл психопатами святого злодейства. Раскольников из 'Преступления и наказания' отказывается чувствовать в себе вину за убийство старухи-процентщицы, потому что бес, мол, попутал, с него и спрашивайте. Под пятой своего двойника убийца старается скинуть с себя ответственность не из боязни этой ответственности, а просто не признает перед собой тех, перед кем отвечать можно. И не наказание его пугает, его пугает осознание им того, что никто из людей не имеет морального права снять с него вину, даже если приговорит к самой суровой мере наказания.
   Распознать двойника в душе человеческой удавалось далеко не одному только Достоевскому. Что удалось только ему, так это превратить двойник в главную особенность характера близкую к нравственной бесхребетности, изобразить духовное падение человека и сохранить при этом искру божественную в самом падшем из падших. Показывая неутолимое в людях искушение пороком и преступлением, он делал это не с целью цинично над ними поиздеваться, а из понимания, что зло в душе может само возгореться и без особого на то давления тяжелых внешних обстоятельств.
   Многие герои его романов и повестей мечтают об абсолютной личной свободе, пусть даже купленной ценой подлости и стяжательства. Автор и создатель их, правда, тоже пребывал в вечной заботе о деньгах. Знакомые писателя находили в его характере и менталитете нечто чрезмерное, вследствие чего ему самому казалось, в частности, будто он слишком беден. Далеко не нищий, Достоевский упорно жаловался на крайнюю нужду и безденежье, постоянно выпрашивал в долг, но ни одного своего обязательства перед кредиторами так до конца и не выполнил.
   Что именно Федору Михайловичу представлялось главным в русском менталитете и характере? Категоричность суждений обо всем при весьма скудных знаниях. Склонность 'хватить через край'. Глубоко затаившееся неуважение к себе при необъятном самомнении и тщеславии. И на тебе, народ с такими сомнительными качествами он посчитал 'богоносцем', предназначенным с помощью открытой им истины спасти мир. Когда же порочность своих земляков он явно преувеличивал, то на обвинения по этому поводу отвечал: 'А ведь не все же в народе мерзавцы, есть прямо святые, да еще какие - сами светят и всем нам путь освещают! Я как-то слепо убежден, что нет такого подлеца и мерзавца в русском народе, который бы не знал, что он подл и мерзок, тогда как у других бывает так, что делают мерзость, да еще сами себя за нее хвалят'.
   Достоевский посвятил себя разгадыванию роковой тайны человека: как же получается, что величайшая красота его, чистота, целомудрие и ум слишком часто обращаются в ничто или в прямо противоположное? Тайна приоткрылась писателю: оказывается, человеку не хватает последнего дара - дара благоразумно распорядиться всем богатством своих даров.
   Тут действительно задумаешься, почему столь неразумно ведут себя сотворенные по образу и подобию? Сия каверза не давала покоя и Льву Толстому, который отводил Достоевскому самое видное место в литературе. Но, что примечательно, граф не искал личного знакомства с ним. Обитатель Ясной поляны строил свое религиозное воззрение не столько на вере в Бога, сколько на любви к человеку. В церковном вероучении он усматривал 'сплошное сумасшествие'. Возможно, по этой самой причине и избегал знакомства с Достоевским.
   В кругах интеллигенции с насмешкой отзывались о поверхностной образованности и 'ретроградной' вере Достоевского в Бога. Распускавшим подобные слухи он отвечал, что они даже не представляют себе такого мощного отрицания Бога, какое заложено им в основе Великого Инквизитора и всех братьев Карамазовых. 'Не как дурак же, фанатик, я верую в Бога, - признался он в своем дневнике. - И эти хотели меня учить и смеялись над моим неразвитием. Да их глупой природе и не снилось такой силы отрицание, которое перешел я. Им ли меня учить'.
   Достоевского не просто интересовала, его мучила идея Бога. А что если его нет? И не искусственная ли эта идея? И уж коли нет Бога, то как человек станет добродетелен без него? 'Бог необходим, а потому должен быть. Но я знаю, его нет и не может быть',- доверительно признался писатель, но опять же только своему дневнику. Он готов был даже согласиться, что христианство не является источником живой жизни, столь нужным человечеству, что наука может дать людям и такую жизнь, и самый законченный нравственный идеал.
   Идеи Христа Спасителя могли показаться писателю ошибочными и невозможными к осуществлению, однако жгучее внутреннее чувство подсказывало, что уж лучше остаться с ошибкой, с Христом, чем с ниспровергателями. По его мнению, мечта легче осуществится во Христе, ибо без него все в мире станет грязно и греховно. Бытие же человеческое и наука представлялись ему неестественными, немыслимыми, невыносимыми без идеи о бессмертии души, благодаря вере в которую люди могут постигнуть разумную цель их пребывания в мире земном. Почему? Не станут, мол, они жить и умрут в отчаянии, если лишить их безмерно великого.
   Всем сердцем верил Достоевский в новое пришествие Христа и в то, что произойдет оно именно в России. На этом основании у него выстроена Русская Идея. В нее он заложил веру и любовь, как нечто, предшествующее логическому и не требующее доказательства. Волю он соединил с разумом и принял это за 'высшее рациональное'. На место государства поставил церковь и потребовал наказывать за преступление не из общественной необходимости, а потому что увидел в самом преступнике внутреннюю потребность быть наказанным, дабы ослабить муки своей совести. Свою Русскую Идею писатель связывал с самобытным общенародным духовным началом, которое не втискивалось ни в одну из западных форм жизни и не обособлялось от них полностью, синтезируя в себе идеи, развиваемые европейцами...
   Оно, может быть, все и правильно, но только в соответствии с его Русской Идеей. Богословы тоже убеждали, будто Господь не подавлял собою, будто его избирали для любви свободно. А что происходило на самом деле?
   Сократ так и не сделал твердого заключения относительно реального существования богов. То был агностик, но еще не атеист. Зачатки атеизма появились в эпоху раннего христианства во II веке среди тех, кто поставил под сомнение достоверность воскресения Иисуса на третий день после его распятия. Апостол Павел к тому времени уже предостерег, что если нет веры в воскресение, значит веры нет и в самого Бога.
   Лютеран, гугенотов и других протестантов от христианства иезуиты называли атеистами, считая таковыми также еретиков и отступников. Позднее сомневавшихся в догматах церкви окрестили вольнодумцами и устраивали им "хорошую жизнь" совсем не в духе заповеди любить ближнего как самого себя. Да и кого только теологи не обвиняли в безбожии за все минувшие века. На кого только не накладывали небесные кары своими же руками.
   Спинозу тоже объявили атеистом, хотя он был пантеистом. Раввины поставили ему в вину ересь и отсутствие "иудаистской ортодоксии", запретив иудеям приближаться к нему ближе, чем на два метра. Это верно, философ отвергал бессмертие души, посмертное наказание или вознаграждение. Он считал, что Библия писалась несколькими авторами и не представляет собой сборник откровений Божиих. Идею об избранном народе не разделял и в своем "Теолого-политическом трактате" прямо на это указал. Не поддерживал и самоуничижения иудео-христиан, их какой-то патологической ненависти к миру земному. За Иисусом признавал некоторые философские качества, но только не божеские.
   Первым философом-атеистом стал португальский иезуит Густаво Феррейра. В своем трактате "Разоблаченные предрассудки" (1636 год) он утверждал, что Бог не создавал мира и мир вообще никем никогда не создавался, что душа смертна, что нет ни рая, ни ада, ни божественного предначертания, ни первородного греха. По его убеждению, христианство есть плод воображения, десять заповедей библейских примитивно глупы, Папа Римский - персонаж аморальный и опасный. Непорочное зачатие - тоже глупость, воскресение - обман, Страшный суд - сумасбродство. Религия, в его понимании, служит для укрепления господства одних над другими.
   Не меньший атеист - французский иезуит Жан Месльер (1664 - 1729). Автор трактата "Завещание" не оставил камня на камне от церкви, религии, Иисуса Христа, аристократии и монархии. Противник социальной несправедливости, мистики и христианской морали страдания, он выступил адептом "анархического коммунитаризма" и материалистической философии. С его неверия в Бога и началась история атеизма.
   О философии Людвига Фейербаха известно больше, чем о его атеизме. В исследовании "Суть христианства" (1841 год) он предложил свое понимание Бога. Видя в нем химеру, задался вопросом: "Неужели это и есть Бог большинства верующих, созданный ими по образу и подобию своему, но наделенный сверхъестественными качествами Всевидящего, Всемогущего, Всеблагого?" По мнению Фейербаха, религия стала преимущественно практикой отчуждения человека от себя самого посредством сотворенного в его воображении потустороннего мира и перенесения на него всех истинных ценностей. Теологию он назвал психопатологией и не без юмора предложил "пневматическую гидротерапию". То есть, холодной водой разума воздействовать на религиозный жар.
   Фридрих Ницше пришел к выводу, что атеизм не должен быть самоцелью: через него нужно формулировать новую мораль и этику, другие ценности и гипотезы вне монотеистической религии. Он выразил надежду на то, что вместо Торы, Библии и Корана люди создадут нечто более разумное, чем содержавшиеся в них призывы уничтожать иноверцев...
   Строго говоря, христианство построено на доктрине, автор которой не Иисус Христос, а тринадцатый апостол Павел. Отступник от иудаизма, он презирал самого себя и это презрение, вместе со своим неврозом и мазохизмом, перенес на окружавший его мир. Евангелисты дали ему удобнейший повод для использования фигуры проповедника из Назарета в подкрепление своего собственного катехизиса: воздаяние хвалы удовольствию от подчинения вышестоящим, пассивности и непротивлению злу, прославление власти от Бога и смирения.
   Иными словами, Павел сотворил христианскую доктрину по меркам своего образа мышления и чувствования, фанатика-истерика, ведомого позывом к смерти и совершенно чуждого инстинкту продолжения рода. Половой аскет придал сексуальность анафеме, на женщину наложил проклятие и призвал всех следовать его примеру. Превратив свои недостатки в достоинства, стал главным мифотворцом всех веков и народов.
   В первую очередь Павел разработал эффективно действовавшую концепцию грехопадения и душеспасения, которую могли взять на вооружение социальные слои самого широкого спектра. Возникшее христианство наполнило своим содержанием европейскую цивилизацию, уходившую корнями в Древнюю Грецию, Римскую империю и Византию. Все исторические документы, противоречившие христианским догматам были либо уничтожены, либо подправлены.
   Чтение Евангелия и Апостолов требовало того же подхода, что и поэмы Гомера: отдать себя на откуп литературному художеству и полностью отказаться от критического восприятия прочитанного. Главное - убедить себя принять фигуру Христа не столько как историческую, сколько как идею душеспасения. То есть приять грандиозную метафору за самое убедительное доказательство.
   Наиболее вероятно, Павел не читал Евангелия и, уж конечно, не был лично знаком с Иисусом. Культурный и общий кругозор его довольно узок. Чем он старался привлечь внимание и завлечь на свою сторону, так это тем, что Мессия якобы являлся ему не раз и передал ему свои откровения. То обстоятельство, что все творения апостола написаны разговорным языком, лишь подтверждают версию о его неграмотности.
   Краеугольный камень христианского учения содержится в Послании Апостола Павла римлянам. Там он прямо призывает подчиняться представителям Всевышнего на земле и учит: "Власть, если она есть, то только от Бога". Неподчинение же кесарям равносильно бунту против Бога. По сути, Иисус Христос стал заложником Павла: это заставило христиан продавать свою душу светской власти, а саму власть принимать их с открытыми объятиями.
   Христианская доктрина именно потому и взята на вооружение римским императором Константином (IV век), что облегчила ему создание режима личной власти в христианском тоталитарном государстве. Теперь уже нападки против него приравнивались к нападками против Бога. Нет, после обращения в христианство рабовладение не отменялось, отменялись лишь бои гладиаторов. Христианское верование не помешало ему отрубить голову собственному сыну, жене и племяннику. Но церковные иерархи об этом ни гу-гу, ибо получили от императора множество материальных благ и привилегий.
   После смерти императора, на протяжении еще трех месяцев светские и духовные лица будут по инерции отчитываться перед забальзамированным трупом. Даст знать о себе невроз воздаяния христианами культа мертвецам и реликвиям. Все, что позднее станет характеризовать тоталитарные режимы, будет соответствовать модели первого христианского государства, возникшего при Константине: преследование и ликвидация иноверия, пытки и безнаказанные убийства, абсолютизм власти и отсутствие оппозиции, монополия на пропаганду и проповедование, бюрократизм государственного устроения...
   Отрубив голову королю Луи XVI в 1793 году, гильотина нанесла оглушительный удар по теократии и теологическим измышлениям о божественном происхождении монархической власти. После этого уже посмелее стали интересоваться и генеалогией христианства. В результате, обнаружили, что копии Нового Завета значительно моложе, чем те, за которые их выдавали, а сам его канонический текст утвержден окончательно лишь в середине XVI века. Иудеи поступали точно так же, выправляя Тору на протяжении веков. Да и у мусульман оказалось множество версий Корана, пока имамы не одобрили "единственно правильную".
   В тридцатые годы прошлого века Римско-католическая церковь заключила "брак по расчету" с нацистским режимом в Германии. Конкордат был продиктован необходимостью выживания церкви и общим для сторон чувством ненависти к главным врагам - евреям и коммунистам. Ватикан поддержал перевооружение рейхсвера в нарушение Версальского договора, молчанием отреагировал на принятие расистских законов в 1935 году, защитил фашистские режимы Муссолини и Франко, коллаборационистский во Франции. Римский понтифик не только не осудил геноцид евреев в Германии и на оккупированных территориях, но и через кардинала Бертрана приказал отслужить мессу в память о Гитлере, помог выехать в безопасные места нацистским военным преступникам, предоставил им убежище в монастырях...
   В своем недавно вышедшем в Париже "Трактате об атеологии" французский исследователь Мишель Онфрэ высказывает такую интересную мысль. Если бы раввины запрещали иудеям убивать иноверцев, колонизировать чужие территории и прикрываться для этого своими священными книгами. Если бы епископы осуждали убийства по религиозным мотивам и Папа Римский вставал бы в защиту обделенных. Если бы халифы, имамы и айятолы осуждали террористов-фанатиков за убийства ни в чем не повинных людей. Если бы все священнослужители действительно выступали за мир и социальную справедливость, терпимость и любовь к ближнему. Что было бы тогда? Удостоверившись в этом, можно было бы поддерживать религиозные учения и осуждать тех, кто использует их в корыстных целях. К сожалению, вместо этого иерархи выбирают из религии и практикуют худшее, вставая на сторону кровавых диктаторских режимов.
   По мнению Мишеля Онфрэ, монотеизм склоняется к инстинкту смерти, любит смерть, хочет смерти, наслаждается смертью и, с благословения Божьего, делает все, чтобы ее приблизить. Сначала Иисус призывал подставить другую щеку для удара, а потом угрожал гиеной огненной не верующим в него, стращая, будто принес не мир, но меч. В итоге, миллионы погубленных жизней "к вящей славе Божией". Инквизиция с ее пытками и кострами из человеческих тел. Религиозные войны и крестовые рыцарские походы в святые земли с Библией в одной руке и мечом в другой, массовые расправы колонизаторов над аборигенами на всех континентах...
   Церковные иерархи и в самом деле никогда, никогда не возвышали своего голоса против рабовладения и крепостного права. Сама Библия служила апологетикой рабства, только рабами должны были служить не иудеи, а другие народы. Имамы ислама поддерживали мусульман, занимавшихся вымогательством и торговлей живыми трофеями джихада. Израильское государство опиралось на Тору и Ветхий Завет для оправдания захвата палестинских земель. Палестинцы, в свою очередь, до сих пор цитируют Коран для оправдания любых средств, направленных на изгнание израильтян с оккупированных земель.
   Если Всевышний действительно мешал бы ненависти, обману, насилию, грабежу, коррупции и терроризму, то мы повсюду видели бы раввинов, епископов и муфтиев, творящими вместе с их паствой только добрые дела. Поскольку же это не так, то не пора ли кончать связывать происхождение зла с атеистами?
   В европейских государственных школах и судах уже не висит распятие на стене. Но его отсутствие - еще не доказательство провозглашенного конституциями отделения государства от церкви. Римский понтифик все еще берет на себя роль пастыря человечества. Но у него уже нет былой монополии, а светская этика все меньше нуждается в его наставлениях.
   Утверждение "Если Бога нет, тогда все будет позволено" может показаться правомочным. Однако столь же обосновано звучит и прямо противоположное - "Все позволено, потому что Бог есть". Чтобы удостовериться, нужно почитать хотя бы библейские тексты, в которых Всевышний предстает существом мстительным, склонным больше к кровопролитию, чем к доброте и терпимости.
   О том же свидетельствует и драматизм Всемирной Истории Народов. Тысячелетиями живет в людях вера во всемогущего судью-спасителя, а одновременно и неверие в него. Теизм и атеизм - две стороны одной медали, благо в заоблачных высотах всегда хранили молчание и дозволяли землянам делать всякие заявления либо от имени Бога, либо против него.
   Церковь продолжает выставлять веру в бессмертие души за высшую духовность. Именно разочарование в мире земном подталкивает верующих к искушению себя миром потустороннем, ради которого можно пожертвовать и жизнью. На практике религиозность выливается в невроз или фанатизм идолопоклонства.
   Монотеистические религии роднит также их пренебрежение к женщине, опирающееся на догмат о первородном грехе. Отсюда и экстремизм запрета ислама прекрасному полу демонстрировать публично волосы на своем теле, выходить замуж не за мусульманина, находиться с мужчинами в мечети, протягивать им руку без перчатки.
   Адептам иудаизма, христианства и ислама трудно договориться между собой. Христиане не доверяют Торе и Корану. Иудеи видят в Новом Завете и Коране химеру. Мусульмане утверждают, будто Яхве ничего не диктовал Моисею. Иудеи и христиане считают авторство Магомета в Коране вымыслом.
   И каждый заучивает свои канонические тексты, цитирует из них то одно, то другое. Тем же занимаются в политике или науке доктринеры, чей метод - в нужный момент привести изречение собственного пророка, непорочного носителя абсолютной истины.
   И все, судя по их заявлениям, стремятся к миру и согласию.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   *
   - Товарищ полковник, нежели вы в Бога не веруете? - доносится с берега голос, плохо скрывающий укоризну.
   Около ста лет назад философа Розанова тоже спросили, но более корректно: "Право, есть ли Бог-то, Василь Василич?"
   "А черт его знает, - отвечал он. - Впрочем, наплевать, неинтересно. Не имею интереса к воскресению. Говорят, будто мы воскреснем со стыдом и 'обнажением'. Ну что ж, зажмем глаза, не будем смотреть. Не осудим друг друга. Не заставит же нас Бог плевать друг на друга, не устроит такой всемирной плевательницы. Нет, это так глупо, что, конечно, этого не будет. Просто я думаю, умрем. Так думаю. Может быть, это и скверно, но так думаю".
   Гоголь, а это уже пример противоположного свойства, стремился найти для себя в православии источник душевного утешения, отчего происходила и легкость, с какой он убеждался в своей высокой избранности. При довольно ограниченном запасе специальных знаний и отсутствии понятия о научном методе исследований, взялся даже за написание многотомной Всеобщей Истории Человечества, чему свидетельство две прочитанные им в университете лекции по истории Средневековья и переселению народов в V веке. Потом, правда, грандиозный проект ему пришлось оставить. 'Мелкого не хочется, великого не выдумывается', - признался Николай Васильевич. Но в глубине души продолжал считать себя ниспосланным на создание великого творения подстать 'Божественной комедии' Данте.
   От постоянных душевных переживаний его знобило даже в теплую погоду. Полагая, будто выздоровление в руках Всевышнего, а не врачей, он надеялся на поездку в Святую Землю поклониться Гробу Господню, метался между молитвами и лекарствами. От депрессивного ли невроза проистекал его религиозный мистицизм или наоборот, однозначно сказать трудно. В любом случае, творческая энергетика от этого лишь проигрывала.
   Выехав за границу, Гоголь, по его же собственному признанию, жил там как в монастыре. Склонный к мечтаниям и метафизическим рассуждениям, в Риме он встречался с иезуитами. Те явно имели на него виды и всякий раз подсовывали ему свои хитрющие теософские сочинения. При каждой возможности, он пускался с ними в диспуты о благости страданий и болезней, о пользе для человека нанесенных ему оскорблений и о сочувствии грешникам.
   По возвращении на родину его нервическое состояние все чаще сопровождалось 'пароксизмом раздумья'. Переживания на религиозной почве стали бороться со столь же бурными эротическими искушениями, обогатившимися после пребывания в Италии, где местные прелестницы имели обычай демонстрировать напоказ свои женские достоинства.
   В своих 'Выбранных местах из переписки с друзьями' Гоголь признал крепостное право, превозносил самодержавие, отстаивал идею 'оцерковления' мирской жизни и культуры, как гарантии общего благополучия. Там же дал религиозное оправдание государству, эксплуатации крепостных крестьян и требовал усиленного надзора за подданными. Проповедником кнута, апостолом невежества и поборником обскурантизма назвал Гоголя литературный критик Белинский.
   Редко кто из русских писателей XIX века имел духовника. У Гоголя же был отец Матвей, который и принялся стращать его тем, что, мол, воля Божия требует отречения от литературного творчества, а обо всем остальном позаботится церковь, эта 'целомудренная дева, способная в непорочной первоначальной чистоте своей разрешить все недоумения и произвести неслыханное чудо на виду всей Европы'.
   В итоге, к сорока годам организм автора "Ревизора" и "Мертвых душ" полностью разрушился. Разочаровавшись в своих попытках вызвать у соотечественников благостную тоску по загробному миру, он умер от нервной горячки...
   Не забывая о поставленном мне с берега вопросе, снова обращаюсь за консультацией к профессору историко-филологического факультета Московского университета и преподавателю Духовной Академии Ключевскому. Считая себя православным человеком, под христианством он понимал религию любви. Это, правда, не мешало ему в своем дневнике называть духовенство 'тунеядным сословием' и критически оценивать достоверность 'житий святых'.
   Самовластие в ипостаси российского самодержавия чуждо гражданской совести Василия Осиповича. По его мнению, замыслы и результаты реформ Петра I не соответствовали друг другу. Далек он и от идеализации Екатерины II: как государственного деятеля оценивает ее невысоко. Императоров Павла, Александра I и Николая I называет чуждыми России людьми. Тезис Карамзина о самодержавии, как основе ее истории, считает результатом подмены логики исторического разума морализированием при некритическом подходе к источникам.
   'Что такое Бог? - размышлял академик в своем дневнике. - Совокупность законов природы нам непонятных, но нами ощущаемых и по хамству нашего ума нами олицетворяемых в образе творца и повелителя вселенной. Верит ли духовенство в Бога? Оно не понимает этого вопроса, потому что служит Богу. Процесс самосознания в духовенстве есть история его самоотрицания: оно вымирает по мере того, как сознает свое положение. Какая разница между духовенством и другими русскими сословиями? Здесь много пьяниц, там мало трезвых'.
   Великую истину Христа историк видел истраченной на обрядовые мелочи или художественные пустяки. Церковь, с его точки зрения, действовала на народ посредством искусства ритуалов и правил, пленяла воображение и чувства, но связывала волю, не давала пищи уму, не будила мысль. Религиозное воспитание придавало грусти русских людей особую окраску, делая их нравственным правилом преданность судьбе - воле Божией.
   По наблюдениям Ключевского, на Востоке к грусти примешивались вялость и фатализм. Русским приходилось стоять между безнадежностью мысли Востока и самоуверенностью Запада, вырабатывать национально-религиозное настроение, проникнутое надеждой без самоуверенности, с верой по формуле 'Да будет воля Господня!' Религия для них была не духовной потребностью, а, скорее, воспоминанием или привычкой молодости. Убаюкивая себя сказками, они отбывали свою веру как церковную провинность, наложенную на них для спасения чьей-то души, только не их собственной, которую спасать не научились, да и не желали. Все их богословие сводилось к заключению: как ни молись, все чертям достанется.
   Василий Осипович полагал, что издревле складывалось у наших предков мировосприятие по формуле "Не трогай существующего порядка, не изучай, а поучайся им как делом Божиим!" По его словам, Европа же доцивилизовалась до четверенек и ей оставалось только взорвать саму себя ею же изобретенным динамитом, если ее вторично не спасет от безбожия верующая ирония разбойничьего креста с распятыми на нем божественными истинами и любовью. Веру в загробную жизнь он называл тяжким налогом для людей, которые не умели дожить и до смерти.
   Знали б тогда в Московской Патриархии, какие еретические мысли втайне вынашивал преподаватель их Духовной академии. Просто так они бы его не оставили...
   Последние годы жизни Лев Толстой доверял своему дневнику больше, чем семье или даже друзьям. Почитать этот дневник, так многие суждения писателя о Всевышнем покажутся совсем не однозначными. По его мнению, Бога можно лишь осознать в себе, но не познать. К тому же, он не любит посредников: с ним можно и нужно общаться только один на один. Сущность Божия - в состоянии человеческого духа, при котором на пути к единению людей нет препятствий и теряют всякое значение религиозные, философские, национальные различия между ними.
   Назвав всякую просительную молитву проявлением неверия, Лев Николаевич дополнил десять заповедей Ветхого Завета еще одной: "Не проси!" Потому как истинно верующий просто живет в любви, не заботясь о собственной религиозности. В дневнике писатель также признался, что все дальше отдалялся от христианства и даже не переносил изображений Христа: они отталкивали его. Библию считал скучной, почитание Евангелия - идолопоклонством тексту: 'Сколько раз читал, так и не мог дочитать до конца. Что делается с религией, когда она закрепляется книгами'.
   Псалтырь Лев Николаевич окрестил 'декадентской поэзией, которая, как ни странно, народу почему-то нравится'. Призвал воздерживаться от религиозных внушений детям, только отвечать на их тяжелые иногда, искренние вопросы. Для него, если у человека было чувство долга, чувство обязанности, то он уже религиозный человек, а истинная религия - это прежде всего искание религии. Исказить же можно все в угоду излюбленной догме, произвольно расширяя значение символов. Толстой не снимал с себя ответственности за грехи свои, называл себя отставным офицером, который жил дурной жизнью, боролся с дьяволом тщеславия в себе и только к старости начал думать о Боге.
   'Вчера был архиерей, - записал он в дневнике. - Я говорил с ним по душе, но слишком осторожно, не высказал всего греха его дела. А надо было... Он, очевидно, желал бы обратить меня, если не обратить, то уничтожить, уменьшить мое, а не их - зловредное влияние на веру в церковь. Особенно неприятно, что он просил дать ему знать, когда я буду умирать. Как бы не придумали они чего-нибудь такого, чтобы убедить людей, что я 'покаялся' перед смертью. И потому заявляю, кажется, повторяю, что возвратиться к церкви, причаститься перед смертью я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и потому все, что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причастии, - ложь'.
   На закате лет ему представлялся все более бесспорным вывод: если, возможно, в свое время дела церкви и государства были нужны, то позднее стали явно губительны. Одной из главных причин бедствий он считал инерцию признания добрыми отживших форм жизни, связанных именно с церковью и государством. О себе отмечал, что был воспитан в духе уважения к высокопоставленным лицам, всю жизнь разрушал это уважение и в последнее время разрушил, признав их "ничтожными людишками'. Высшее сословие, по его мнению, спело свою песню, а надеяться оставалось только на ту часть народа, которая еще не заражена ложными рассуждениями, суевериями и верой, за которую человек спокойно дает себе отрубить голову или за нее же отрубает голову другому.
   Незадолго до кончины своей он обратился к людям с призывом: 'Ради бога, хоть не ради Бога, но ради самих себя, опомнитесь. Поймите все безумие своей жизни. Хоть на часок отрешитесь от тех мелочей, которыми вы заняты и которые кажутся вам такими важными: все ваши миллионы, грабежи, приготовления к убийствам, ваши парламенты, науки, церкви. Хоть на часок оторвитесь от всего этого и взгляните на свою жизнь, главное на себя, на свою душу, которая живет такой неопределенный, короткий срок в этом теле, опомнитесь, взгляните на себя и на жизнь вокруг себя, и поймите все свое безумие, и ужаснитесь от него. Ужаснитесь и поищите спасения от него'.
   Относительно Бога не скрывал своего искреннего мнения и драматург Бернард Шоу. Англичанин допускал за каждым человеком право на личное суждение по данному поводу, даже право вести полемику со Всевышним. По его мнению, писательское творчество всей природой своей обречено на несговорчивость, в том числе и в отношении существования Бога. Верить он предпочитал в себя, силы свои и то, что называется судьбою. Истины ему открывались путем собственных размышлений. Душевное успокоение он находил для себя сам.
   Как и американский поэт Уолт Уитмен, Шоу хотел сам отпускать себе грехи свои и мечтал о том дне, когда не будет больше священников, когда каждый станет своим собственным священником. Однажды он рассказал о райских жителях в сутанах, что брали мзду за опрыскивание коммерческих банков и лакали на презентациях дармовое вино: такие всю жизнь кадилом промашут и в рай. По сути, англичанин лишь строго следовал библейской заповеди не сотворить себе кумира и отказывался признавать себя 'рабом божьим'.
   Интеллектуал с необыкновенным чувством юмора, Шоу - еще и протестант, но смысл божественного видел отнюдь не там, где 'трусили церковные кобылки'. По его убеждению, иудео-христианские самодуры, даже если воспринимать их аллегорически, не могли удовлетворить духовные потребности современного цивилизованного человека, потому что в своей священнослужительской практике культивировали ответственность на страхе перед Вседержителем, но не перед собственным недомыслием.
   Нет ничего более опасного, считал англичанин, чем дорвавшиеся до воли бедные духом рабы, дотоле сдерживаемые в дикости, в том числе религиозной. 'Редко кому приходит в голову назвать глупость глупостью, - иронизировал Шоу, - если та венчает собой грандиозную пирамиду, сложившуюся из отбросов идиотизма и недомыслия'. Основу добра он видел в чувстве собственного достоинства личности.
   Максим Горький также откровенно выразил свое отношение к религии, назвав ужаснейшим фактом истории оскорбление человека богами, созданными им же из страха перед природой, созданными поспешно, неумело, слишком по образу и подобию своему. В понимании Алексея Максимовича, религия разъединяла людей, искусство и наука их объединяла. 'Мы должны извлечь из безумных событий разумные уроки, - призывал он, - памятуя, что все, называемое Роком, Судьбою, есть ничто иное, как результат нашего недомыслия, нашего недоверия к себе самим: мы должны знать, что все, творимое на земле, творится единственным хозяином и Работником ее - человеком'.
   Уже в наши дни философ из Барселоны Хосе Антонио Мерина считает все божества придуманными человеком и существующими только в нашем воображении. По его убеждению, размышляя о Боге как о существе совершенном, невольно нужно признавать его совершенным, а если об этом не думать, он сразу исчезает. Вот только не дают испанцу покоя некоторые сомнения. Высшее вроде бы существо, а создало столь несовершенный мир! Может, его творение ему просто безразлично? Если нет, почему позволил произойти содеянному в Аушвице? Область религиозного культа Мерина относит к психотерапии. С его точки зрения, религия должна отвечать этическим критериям хотя бы потому, что в мире сегодня слишком много людей, готовых за свою религию не только умереть, но и убивать.
  
  
   *
  В XVI веке Папа Римский Лев X откровенничал в письме одному из своих кардиналов: 'С незапамятных времен известно, насколько рассказ об Иисусе Христе оказался для нас полезным и выгодным'.
   Если обратиться к тексту Нового Завета, невольно обнаруживаешь, что Иисус произнес слово 'церковь' только в двух случаях и в обоих имел в виду общину верующих. Он также выступал против того, чтобы священники получали за свою работу жалованье. В Риме нарушили его завет и при поддержке государства создали особую касту священства, ввели культовые ритуалы в храмах. Статус Папы Римского изначально не стыковался с этим заветом. Список главных римских епископов был сфальсифицирован и появился лишь в IV веке. Декрет о передаче Церкви властных полномочий, составленный якобы императором Константином в 315 году, сфабриковали спустя три столетия.
   На многовековом пути от копья до ядерной бомбы религиозный фермент человеческого сознания практически не зависел от изобретаемых все более разрушительных средств ведения войны. Мечу, священному прототипу креста, придавали магические свойства и считали, будто им свершалась воля Господня. Сначала рыцари возлагали мечи на алтарь, потом приступали к молитве. В Германии после того, как меч палача отрубал девяносто девять голов, его хоронили с церковными почестями.
   Жесточайшие преследования иудеев, альбигойцев, вальденсов, квакеров, методистов, мормонов. В свое время церковные иерархи призывали забивать этих "вероотступников" камнями до смерти, сжигать на костре любых пророков, кроме официально принятых. То есть, стремились установить абсолютно неподвижную, герметически закрытую систему религиозного верования.
   Ближе к концу первой мировой войны некоторые теологи католицизма стали высказываться все более в пацифистском духе, но это не мешало иерархам каждый раз приспосабливаться к новым правителям. Возвысили они в нацистской Германии и Ватикане свой голос против репрессий, концлагерей, нашествия гитлеровских армий на другие страны? В кулачок посвистывали.
   После второй мировой войны десятки лет латиноамериканские военные пытали своих политических противников, осеняя себя крестным знамением. Террористами объявляли не только тех, кто взрывал бомбы, но и распространял идеи, противоречившие 'ценностям христианской цивилизации'. В тюрьмы бросали даже сторонников фрейдистского учения, считавшегося близким к марксистскому. Как на это реагировал Ватикан? Заключал конкордаты с диктаторскими режимами.
   Полагать, будто все мусульмане верят сегодня в очищающую силу войны с иноверцами, неправильно: в джихад уверовали больше шииты, осевшие главным образом в Иране, Ираке и Бахрейне. Главенство в исламе шииты признают только за выходцами из семьи пророка Магомета и считают, что последний, двенадцатый имам скрывается где-то в пустыне, выжидая момент для своего пришествия с целью установления исламского правления по всему миру. Именно разногласиями в веровании вызваны кровавые столкновения между ними и сунитами в Ираке.
   Исламские фундаменталисты исходят из справедливости только своих законов, другие считают порождением дьявола. В первую очередь, призывают уничтожать врагов ислама под водительством США и Израиля, для чего каждая мусульманская семья обязана направить сына или дочь на войну с 'посланцами Сатаны'. И заверяют, что если те принесут себя в жертву, то станут святыми, а их души переселятся в рай.
   Как и следовало ожидать, рай этот муфтии описывают в самом привлекательном виде. Там не надо следовать законам или предписаниям, даже молиться и работать. Повсюду полноводные реки, цветущие сады, готовые ублажать любую прихоть красавицы, роскошные одеяния и драгоценности. Разрешено потреблять не только вино, но и свинину. Можно петь, облачаться в одежды из шелка, развлекаться с гуриями сколько угодно, но жен законных иметь не больше трех. В райском оазисе царит весенняя свежесть прохлады. Питаться не обязательно, разве только для удовольствия: чтобы насладиться фруктом, достаточно лишь посмотреть на него. Никто не требует ни от кого продолжения рода. Никто не спит, потому что не чувствует усталости. Все в хорошем, приподнятом настроении, ибо их желания тут же удовлетворяются.
   Хоть и несбыточно, но кого не искушают подобные загробные блаженства, обещанные якобы самим пророком Магометом. Заморочив себе голову этими сказками наиболее фанатичные мусульмане ведут джихад с иноверцами, а некоторые обвязывают себя поясами джахидов, похищают самолеты и направляют их на дома с людьми...
   Исконно ислам, как и христианство, навязывался преимущественно силой. Согласно его канонам, война оправдана, если ведется с целью обращения других в ислам. Как в Торе и Библии, в Коране все достаточно хитроумно изложено. С одной стороны, дается совет приводить к пророку Магомету 'мудростью и добрым увещанием'. С другой, рекомендовано истреблять тех, кто на путь Аллаха становиться не хочет. И не важно, что одна сура Корана противоречит другой: Аллах ставится выше человеческого разума, выше диалектики противоречий, логики причин и следствий.
   Если выхватывать цитаты из канонического текста, можно вообще ссылаться на них в поддержку любого мнения. Вот и Гитлер занимался тем же, приводя в своих публичных выступлениях эпизод, в котором Иисус разгонял хлыстом торговцев у стен Храма, и замечание Мессии о том, что сам он "пришел принести не мир, но меч". Как известно, фюреру импонировал ислам за его воинственный характер. Ему нравилось, что в Коране Аллах и пророк Магомет предстают воителями, уничтожавшими иноверцев и запрещавшими мусульманам дружить с иудеями.
   Ведение джихада становилось обязательным против иноверцев, особенно населявших соседние с исламом территории. Перед началом военных действий надо было предложить им самим обратиться в "истинную веру" и, если они согласны, то принять их в общину, предоставив им одинаковые с мусульманами права. На случай отказа ими принять ислам рассматривались два пути: либо спор решать силой оружия, либо договариваться о налоге за предоставленное мусульманами покровительство. При первом варианте добыча делилась на доставшуюся в бою и на полученную по завершению войны. Четыре пятых этой добычи распределялась между воинами, оставшаяся часть, вместе с пленными, считалась 'долей Аллаха' и шла главам мусульманских общин - имамам.
   На протяжении веков мусульман приучали считать себя избранной расой, стоявшей над всеми другими, делить нации на своих врагов и друзей. Такое видение мира совпадало с попытками оправдать призывы к расширению для себя "жизненного пространства". Вплоть до середины ХIХ века власти в мусульманских странах заставляли иноверцев носить на их одеждах отличительные знаки желтого цвета. После второй мировой войны многие избежавшие наказания нацисты были пристроены в военных штабах и спецслужбах Египта, Сирии, Саудовской Аравии, Палестины.
   Сегодня ненависть к иноверцам наглухо закрывает глаза исламским экстремистам пеленой фанатической веры в превосходство их религии. Многомиллионная мусульманская община в Западной Европе считает неприкосновенным свой основанный на исламе образ жизни и не допускает даже мысли о возможном участии ее представителей в свободной дискуссии. Для них неприемлемо признанное в западноевропейском обществе право на свободу выражения религиозных взглядов. Тогда, спрашивается, зачем было переезжать туда на жительство? И почему бы не вернуться домой?
   В Великобритании, вполне толерантной стране, проживающие там мусульмане считают принятую на острове систему светского образования 'покушением на идентичность культурных меньшинств'. Руководители этой общины поддержали и смертный приговор, вынесенный иранскими властями писателю Салману Рушди по обвинению в оскорблении религиозных чувств мусульман. Будто бы право на свободу слова распространяется только на правоверных адептов ислама.
   Похоже, не только мусульмане стали заложниками своей многовековой истории. После террористических актов воздушных пиратов в Соединенных Штатах все громче слышны там призывы к созданию 'христианской республики'. Если в Европе практикующих католиков и протестантов становилось все меньше, то в Америке, наоборот, активность демонстрировали общины христианских фундаменталистов, вмешивавшиеся во многие сферы государственной и общественной жизни.
   В ходе вооруженного вторжения американских войск в Ирак, президент Буш заявил, что Всевышний, мол, предусмотрел результаты конфликта, в котором участвовала Америка, потому что "свобода и страх, справедливость и жестокость всегда воевали между собой, а мы знаем, что Бог никогда не придерживался нейтралитета в этой схватке". Он даже назвал войну США в Ираке "крестовым походом". В его выступлениях зачастило 'Да благослови нас Бог!'
   Для оправдания 'борьбы с мировым злом' идея мессианства уже не раз запускалась Вашингтоном в ход, особенно во внешней политике, хотя государство, согласно Конституции, отделено от церкви. Обязуясь не использовать казну для поддержания деятельности церкви, администрация выделяла значительную финансовую помощь клерикальным институтам, направляла субсидии на реставрацию храмов или в те государственные школы, которые отменили изучение теории Дарвина.
   В Америке взяли на вооружение национально-религиозный мотив идеологии в качестве уже испытанного веками средства оказания психологического воздействия на массы. Провозглашая свою доктрину добра и зла, призывая к 'крестовому походу против международного терроризма', Буш давал понять, что именно его избрал Бог стоять во главе страны, символизировавшей силы добра.
   'Президент Буш верит в то, что у него есть Богом данная ему мудрость, - отзывался о нем бывший советник Белого дома по борьбе с терроризмом. - Он тешит себя идеей о своей связи с Богом, а это влияет на выполнение им своих обязанностей'. Да если бы только один Буш. В его окружении постоянно витает образ Всевышнего, благодетеля Америки, и мало кто там сомневается, что публичные упоминания 'воли небес' приносят нужные политические дивиденды.
   Вооруженное вторжение США в Ирак высветило внутреннюю преемственность логики апокалипсиса христианского фундаментализма и нового вашингтонского проекта 'мировой демократической революции'. В проект этот включен наиопаснейший элемент межгосударственных отношений - одностороннее понимание целесообразности превентивной войны против суверенного государства под предлогом борьбы с международным терроризмом...
   Чувствуя, что эмоции переваливали через край, Академия наук США сделала заявление о необходимости четко разграничить научное и религиозное мировоззрение, поскольку они исключают друг друга, а совмещение их приводит к ошибочному пониманию как научных теорий, так и религиозных верований. То есть, эти две области знаний могут сосуществовать, но так как у каждой свои истины и свидетельства, от их совмещения ничего хорошего не выйдет.
  
   *
  Проснувшись еще до восхода солнца, осеняли мужики на Руси свое чело крестным знамением и молили Всевышнего о помощи во всех их мытарствах и заботах. Не помолясь, вообще не зачинали никакой работы. Перед наиболее рисковым делом, особливо перед выступлением в поход, шли в храм исповедоваться.
   На поле брани, коли выпадало воевать, умирали с надеждой, что души их ангел на отлете перехватит и отнесет в царствие вечного блаженства. Тут, правда, подмечали, что не всяк молится, кто крестится. Вот купец, к примеру, божится - про себя отрекается. Вор молится - черт его молитву перехватывает. И вообще, божится-то грешно, однакось без греха жить неможно.
   И невольно вырисовывалось где-то в глубине души двойное византийско-славянское дно. С одной стороны что выходило? Будешь плох, не даст и Бог. Подумаешь - горе, а раздумаешь - воля Господня. На милость Бог не убог: даст день - даст и пищу, найдет и в люди выведет.
   С другой стороны, слова подыскивали совсем другие. Поп да Бог - это пока разум плох, а с ясным-то умом мы и без них проживем. Без Бога широка дорога, за ним пойдешь - ничего не найдешь. Святой Боже пахать не поможет. Кто надеется на Небо - сидит без хлеба.
   Про 'кутейников, больших затейников' мужички бывалые говорили и нечто совсем нецензурное. По их наблюдениям, в церкви как в лавке, все за деньги - даже поп в алтаре спляшет, рай продаст и Бога обманет. Завистливы глаза поповские и брюхо легче пуха - на свадьбе поел, на поминки полетел. Мужик лишь пива заварил, поп уже с ведром стоит. Бородушка у него апостольская, чин ангельский, рожа как у святого, а сам хуже кобеля шустрого. Словом, с попом, колокольным лбом, хлеб-соль не води, только встреть да проводи...
   Что ж тогда оставалось в сознании? Богу молись, но и черта не гневи. Ставь и рогатому свечку, ибо никогда не знаешь, куда и к кому угодишь...
   А вот уже начало XX века. Ряд русских философов религиозного направления решительно стали отстаивать такую идею: национальные черты народного духа (отрешенность, духовное странничество, устремленность к абсолютной истине, к 'богочеловечеству' и другие) соответствовали христианским началам, а потому православие превосходило все другие христианские течения. Россию же, которой предназначалась роль хранительницы истинного вероучения, они выделяли в самостоятельную, внеевропейскую цивилизацию, имевшую свою особую культурную, историческую и духовную миссию.
   Где-то уже на заре века нынешнего несколько "прозревших" российских философов обрушили на Фридриха Ницше град обвинений. Призыв немца жертвовать верой в Бога ради правды, его критику христианства они назвали "ошибкой против вкуса, против духовной и интеллектуальной честности". Утверждение немца, будто с освобождением от Бога люди обретут светлые, надежные перспективы и идеалы, посчитали "фальшью и интеллектуальной нечистоплотностью". Честность мысли якобы не в том, чтобы вскрывать в священном фикции, а в том, чтобы сказать: "Стоп! Здесь святое! Назад!"
   "За отделяющие нас от Ницше сто лет, - утверждали они, - мы поняли, что в своем научном и философском богоборчестве безбожно и бесчеловечно зарвались и заврались. Теперь же долг чести ума и совести разума зовет нас к тому, чтобы вернуть вещам их имена - не по Ницше, Марксу, Фрейду и Фейербаху, а по слову и делу скромных практиков той школы прозрения, которая учит нас видеть не только земную подноготную вещей, но и их наднебесную сущность".
   Сия сентенция - еще только начало их "прозрения". Дальше появилось нечто более грандиозное. Они даже посчитали, что "в истолковании мировой истории, коммунизм Маркса и нигилизм Ницше предстают у обоих в одной и той же символике - замогилья, мира привидений и призраков". У него, мол, земной мир - это "обезбоженность, пустота, насилие, безысходность алчности и смерти, войны и роскоши". Ну и прочее в том же духе.
   Неудавшийся эксперимент Ницше в России XX века, по мнению этих пустозвонов-претендентов на "истолкование мировой истории", вернул людям Бога, будущее безумие на почве массового атеистического психоза обессмыслилось, благодаря чему путь к вере стал просторнее, соблазн радикального атеизма поубавился. Говоря их языком, "соревнование с Богом в строительстве идеалов кончается крахом, кто бы ни брал его тяжесть на свои плечи - государство или индивид".
   Это уж точно - коли не по силам, лучше соревнования не затевать. Но самое примечательное другое. У нынешних российских философов теософского направления получается как было во времена достопамятные, когда только одна идеология признавалось непорочной, а все другие - порочными.
   И, конечно, очень удобно нападать на Ницше, который ответить им уже никак не может. А то, сказал бы простенько, без затей: легко веруешь в Бога, когда жизнь твоя пуста и монотонна, но зачем навязывать религию тем, у кого жизнь содержательна и разнообразна.
   Писатель-славянофил Феликс Кузнецов стал относить классиков русской литературы XIX века именно к религиозным мыслителями, обеспокоенным духовными и нравственными ценностями. Авторитетное лицо Московской Патриархии, митрополит Кирилл, говоря о духовности народной, утверждал: 'Все мы корнями уходим в нашу единую природу, созданную духом и силой Русского православия'. Владыка называл это явление 'преемственностью правды', сохранением православной системы ценностей, на которой 'замешано все русское'.
   У историка Александра Зиновьева мнение диаметрально противоположное. 'С Ветхим Заветом поднимать Россию? - пишет он. - Большинство сидящих в тюрьмах тоже считают себя православными. Сегодня идеологический вакуум пытаются заполнить путем реанимации российского фундаментализма, православия в первую очередь. Из самой просвещенной страны Россия, в поразительно короткий срок, превращается в страну религиозного умопомрачения. И все это подается как освобождение от гнета коммунистической идеологии, как свободное волеизъявление народа, его духовное прозрение и возрождение. Это не просто заблуждение, это составная часть умышленной тотальной фальсификации истории и умышленного оболванивания населения, которое заранее было спланировано стратегами 'холодной войны' как средство духовного разложения советского народа. Под предлогом отмены марксистской государственной идеологии разрушена вообще вся сфера светской идеологии, не сводившаяся к марксизму и создававшаяся усилиями советских ученых, писателей, художников в течение многих десятилетий. В действие запущена безбожная идеология в лицемерно религиозной упаковке'.
   Историк видит, кто, как и зачем в нынешней России стремится найти некую национальную идею, которая по силе объединяющего воздействия походила бы на советскую, но чтобы при этом та была разгромленной и оплеванной. Потому и подают в хвалебных тонах православие, монархию, великодержавность, очерняют весь советский период, идеализируют Запад и досоветскую историю, культивируют покорность перед властью, дабы жизненные блага воспринимались неким даром свыше, но не как результат собственных усилий.
   А вот и литератор Лев Аннинский свидетельствует: 'Дело все в обожествлении Книги и поклонении Слову в виде Священного Писания, в идолопоклонении - если не Богу, так Пушкину, если не царю, так генеральному секретарю. Теперь обществу не до книг, все кинулись зарабатывать (торговать) и читать стало некогда и неинтересно. Барзописцы поставляют народу чтиво безыдейное, в рассуждении того, чтобы народу было легче 'крутиться'. Воцаряются дискета и экран. Меняются материально-технические носители слова. Но слово, как концентрат духовной энергии, не исчезает: народ привык ему поклоняться, верить. Драться словом и блудить. И искренне каяться - на словах же'.
   Очень близко мне и суждение лауреата Нобелевской премии по литературе Жозе Сарамагу. С точки зрения португальца, Библия, хоть и одна из самых читаемых в мире книг, ничего не могла изменить в жизни человека, разве только к худшему. То же самое он говорит о Коране и других священных писаниях. Религия, по его мнению, никогда не служила сближению между народами.
   У бразильца Пауло Коэльо, также удостоенного мировой литературной известностью, духовный поиск выходит за пределы религии и ответственность за этот поиск несет только он сам. В XXI веке им усматривается опасность, поскольку перед человечеством встает дилемма: или к лучшему миру, или к религиозному фундаментализму. Человек, замечает писатель, не обязательно должен верить в Бога, а верить в самого себя - это уже достаточное обязательство...
   На какой основе люди чаще и легче всего объединялись в экстремальных ситуациях? На основе общей уверенности в том, что им ведома абсолютная истина. Это послужило основой сближения и немцев в 30-е годы ХХ века, и государств антигитлеровской коалиции. Веками монотеистические религии являлись мощным средством объединения именно благодаря тому, что искушали человека потусторонним миром и бессмертием души. Кто не надеялся на справедливость и облегчение своих невзгод хотя бы за гробовой доской! Отсюда и живучесть этих вероучений.
   Как ни крути, религии всегда была свойственна двойственная роль. С одной стороны, с ее помощью люди сплачивались и выступали за справедливость. Одновременно, из той же веры в Судью-Вседержителя проистекал фанатизм, питавший насилие и войны, оправдывались нетерпимость и истребление инакомыслящих. Вот и XXI век начался под аккомпанемент все новых всплесков религиозного фундаментализма. Кровавые стычки между индуистами и мусульманами в Индии и Пакистане, христианами и мусульманами в Судане и Нигерии, католиками, православными и мусульманами в бывшей Югославии, сунитами и шиитами в Ираке...
   К чему могут привести попытки придать теократический характер государству, дабы оно активнее противостояло исламскому экстремизму? Как это ни парадоксально, к христианству на мусульманский манер, когда не народ, а Всевышний провозглашен единственным и непогрешимым судьею. Нет, очень многие граждане на Западе все еще соглашаются, что государство не должно быть теократическим, как в Иране или Саудовской Аравии, только светским. Между тем, Ватикан остается государством, которое в нарушение международного права продолжает навязывать свое теологическое понимание демократических и гражданских свобод. Для римской курии и ее прислужников в других странах неприемлемо право на критическое отношение к христианству и, разумеется, к римскому понтифику.
   Далеко не случайно в ходе дебатов по включению в Конституцию Европейского Союза "христианских корней западной цивилизации" общее мнение вырабатывалось с большим трудом. Высказывались сомнения в правомочности выделять одни корни, игнорируя другие: ведь когда-то были еще и силы, сопротивлявшиеся превращению христианства в государственную, единственно правильную и господствовавшую над другими религию. Не говоря уже о греко-романском и нордическом наследии политеизма, на который наклеили этикетку "язычество".
   Действительно, если исходить только из того, что на заре европейской цивилизации христиане отличались крайней нетерпимостью к другим верованиям, тогда, наверное, надо включать: что было, то было. Но не следует попутно и забывать, что заявления любого церковного иерарха, каким бы всезнающим он себя ни выставлял, должны оцениваться посредством тех же критериев, что и заявления любого светского лица.
   Что еще, по мнению европейцев, суждения которых мне представляются наиболее актуальными, нужно делать сейчас в первую очередь, дабы избежать прогрессирующего брожения ферментов углубления дальнейшего раскола общества и по религиозному признаку?
   Сознавать, что самая большая опасность исходит от религиозных экстремистов, считающих, будт они следуют воле Всевышнего и указаниям его земных представителей. Проявлять такую же терпимость к агностикам и атеистам, какую они сами проявляют ко всем религиозным конфессиям и сектам, имеющим статус права, но не обязанности.
   Следовать прежде всего гражданским законам, а не библейским. Признавать основным и обязательным светское образование, направленное на познание и улучшение мира реального, а не на то, как бы комфортнее устроиться в мире ином. В государственных школах знания должны даваться только проверяемые на практике, адекватные действительности и полезные для всех. Катехизис? Только вне обязательной школьной программы и при согласии родителей. Религиозной символике в государственных образовательных учреждениях не место, поскольку всегда есть те, а их немало, у которых не вызывает отчуждения лишь своя, другая символика.
   Сохраняя четкое отделение государства от церкви, следить за тем, чтобы государственная политика носила светский характер, а само государство было бы действительно неконфессиональным. В таком государстве клир вправе ориентировать свою паству относительно того, что есть грех, но квалифицировать чье-то действо преступлением - это уже прерогатива светского суда. Религиозные соображения не должны вмешиваться в работу государственных институтов, в том числе силовых структур. Не гражданский закон обязан адаптироваться к религии, а наоборот.
   Предоставляя людям возможности свободно веровать или не веровать в Бога, разумно все же останавливать претензии монотеистических религий на монополизацию ими этики, культуры и образования. Избегая нравственного релятивизма и предпочитая альтернативное мышление, допускать, что для людей реально существует один единственный мир, здесь на земле, а превознесение потустороннего неизбежно приводит к отчуждению человека от того, что у него есть...
   Библейские легенды, и это тоже любопытно, не были бы поводом для серьезного разговора, если бы за это не приходилось легковерным весьма дорого расплачиваться, слепо следуя наущениям не только в отношении алтаря, но и трона, на который время от времени возносились "маленькие боги".
   Сегодня уж точно никто не скажет, когда именно короновали первого венценосца. Судя по свидетельствам, зафиксированным на пергаменте, в Иудее это сделали по велению бога Яхве с целью укрепить правление пророков-судей. Первым царем там стал Саул, но он не удовлетворил Вседержителя и был заменен им на Давида.
   С тех пор по всему миру богом помазанных на царство сменилось несметное множество и все они должны были нести ответственность только перед Господом. Престол и алтарь образовали нерушимый тандем: Церковь благословляла венценосцев, возвеличивала их правление благодатью божьей и сама получала от них в ответ необходимые гарантии своего материального благополучия. То есть, если веришь в Бога, то должен верить и в Его Величество.
   В начале XIV века Данте написал трактат о монархии и дерзнул заявить, что римский понтифик является лицом некомпетентным в делах государства и общества. Ватикан тут же занес сочинение в свой Индекс запрещенных книг. Одновременно, правда, поэт выступил поборником монархии и сильной светской власти. Поскольку Бог, мол, один и создал людей по своему образу и подобию, то обществом должен управлять тоже кто-то один, дабы мир был лучше организован.
   А что если коронованный правитель впадет в неуправляемый невроз или еще того хуже, в маразм? В конце концов, им тоже могут овладеть разного рода сомнительные искушения, как бы ни хотелось подданным видеть в нем высоконравственного, справедливого судью. Также как нет на свете полностью бескорыстного человека, так и монарх им быть не может, поскольку в его корыстных интересах удержать свою единоличную власть, а соответственно материальное благополучие своей семьи.
   Современный испанский исследователь Хосе Луис Родригес Гарсия, автор "Памфлета против монархии", считает, что в истории королевских династий Европы проглядывали как бы два лица: толпы сатрапов и коронованных фанфаронов, считавших себя олицетворением государства. Официальные же церемонии с участием Их Величеств были настолько помпезны, что со стороны могло создаться впечатление о массовой эпидемии идолопоклонства.
   Одному из вольнодумцев Франции XVIII века "хотелось посмотреть на последнего короля, повешенного на веревке, сделанной из сутаны последнего священника". Потому как тогдашний жалкий спектакль разыгрывался на фоне обострявшегося конфликта между аристократией и народом, чьей главной заботой было не умереть с голоду. Культ монархический держался на легковерии масс к тому, что верховная власть происходит от Бога. Иначе говоря, Церковь заставляла подданных принимать их униженность за святость, вознаграждаемую якобы на том свете.
   Большие неприятности для королей и королев начались после того, как американские колонисты, подданные английского короля, послали его ко всем чертям и провозгласили независимость. Пример оказался заразителен. Вскоре грянула революция во Франции. Решением Конвента Луи XVI был лишен неприкосновенности, отдан под суд и приговорен к казни на гильотине за предательство национальных интересов. Кстати, по данным недавних опросов среди французских преподавателей истории, две трети из них считают, что революционный террор явился следствием нападок на революцию ее врагов и зависел от этого больше, чем от главы Конвента Робеспьера.
   И, конечно, важную роль сыграло тогда возмущение граждан, вылившееся в революционный энтузиазм с изрядной долей фанатизма. А что, Луи XVI вместе с его окружением поступали не как фанатики, всегда по справедливости и никакой их вины ни в чем не было? Просто получилось, что на троне вознесся смертный ума весьма ограниченного, но с претензиями на общение с силами божественного происхождения.
   Кто из нынешних европейских монархов, чье правление ограничено Конституцией или иным путем, осмелится говорить о своем божественном происхождении? У большинства граждан вызовет смех, да и только. Перед законом при демократии все должны быть равны. А если так, какая польза в монархии вообще? Оказывается, кому-то это очень надо.
   Изначально на королей и царей возлагалась миссия объединителей нации и носителей исторических традиций. Преуспели ли они на этом поприще? Да и нет. Свидетельством служат нескончаемые династические войны за престолонаследие, когда самым убедительным "аргументом" трона была сила оружия.
   Богом избранные на царство? В это верилось лишь легковерным, наблюдавшим за пышными церемониями с участием коронованных особ, герцогов, князей и церковных иерархов. Драматургия с целью прославления существ не от мира сего звучала и смотрелась так, что даже недостатки носителей голубой крови казались достоинствами. Все наиболее грандиозное приписывалось монархам, ответственность за нищету народа и поражение в войнах сваливали на отдельные личности, дабы не замарать Корону. Кода гитлеровские войска, например, захватывали для третьего рейха новое жизненное пространство, все тамошние монархические режимы практически не оказывали им никакого сопротивления.
   На самом деле, проницательность венценосцев всегда заключалась лишь в умении отмежевываться от социально-экономических проблем, которые могли бы поставить их в уязвимое положение. Влияние престола поддерживалось главным образом тем, что носитель короны формально являлся еще и Верховным Главнокомандующим. Монархисты считали, что, поскольку он помазан Богом, поэтому и стояла за ним военная сила. Республиканцы выстраивали зависимость прямо противоположную.
   Со временем одни европейские монархии ограничили Конституцией, другие упразднили за ненадобностью или в виду их полной дискредитации. Ограничивая их парламентами, власти все же обещали воздерживаться от действий, компрометирующих монархов. В качестве аргумента в пользу сохранения изжившего себя института нередко приводили факт его многовекового существования и адаптации к новым условиям на различных этапах истории.
   На сегодня конституционных монархий в Европе насчитывается неполная дюжина: в Англии, Испании, Швеции, Дании, Голландии, Бельгии, Люксембурге, Лихтенштейне и Монако. На других континентах далеко не конституционные монархические режимы поддерживаются в странах, которые можно сосчитать на пальцах одной руки.
   Уйма газетных полос и времени в телеэфире посвящается тому, в какой новой прическе появилась бельгийская королева Матильда. Многочисленные догадки строятся, почему английский наследный принц Чарльз вдруг стал большим любителем какой-то древней игры в мяч по никому не известным правилами. Или о том, кого и когда готовится произвести на свет принцесса Летиция, супруга наследника испанского престола. В освещении жизни королевских семей церковная литургия соревнуется со средствами массовой информации.
   Попутно иллюстрация применительно к одному из европейских королевств. После отречения от престола в 1931 году испанского короля Альфонса XIII и спешного выезда его из страны к власти пришли республиканцы. Пять лет спустя вспыхнул военный мятеж против законно избранного правительства, началась гражданская война. Наследник престола по линии династии Бурбонов тут же предложил свои услуги мятежным генералам, но те решили держать его пока на подхвате.
   Придя к власти на штыках и став единоличным правителем, генерал Франко, получивший от иерархов Римско-католической церкви сан помазанника божьего, вскоре провозгласил Испанию вновь монархией. Но отдавать бразды правления не торопился и принудил выбранного им своим приемником принца присягнуть на верность фашистской Фаланге. И попробуй тогда Хуан Карлос увернуться!
   Вот так, без ведома свыше, и решился вопрос с испанским престолонаследием.
  
   *
  Пусть у глаз моих уже давно появились "гусиные лапки", все еще хочется истоптать в этой жизни не одну пару ботинок. Нет-нет, а говорят мне, что пора, мол, и о душе подумать. Все дело в том, однако, что думать-то я предпочитаю по-своему.
   Обращаясь к священным писаниям иудаизма, христианства и ислама, вот уже в который раз невольно отмечаю отсутствие у Всевышнего какой-либо жалости к людям. Тем не менее, его почитают всемилостивым. Ну если так, тогда надо менять и канонические тексты на более адекватные!
   В моем представлении, Библия есть собрание сказочных мифов и легенд, коих в древности ходило по миру несметное множество и каждый со своей версией одного и того же. Называть же Вселенную творением того, кого люди сами создали по своему образу и подобию, мне кажется явно незаслуженным комплиментом в их адрес.
   На протяжении веков после огосударствления христианства столпы Церкви чего только не придумали и не натворили. При этом никогда не несли за свои слова и дела никакой ответственности - расплачиваться заставляли других, выставляя страдание и смирение простого люда средством удовлетворения его духовных потребностей. Идея жертвенности ради высокой цели находила оправдание и в мировой культуре. Но обязательно ли при этом, под печальные аккорды органа, возводить надо было боль, страдание и смирение в культ грусти, вместо культа счастья? Это когда сочиняют про кого-то некую печальную небылицу и начинают искушать ею людей до самозабвения.
   Отношения религии с наукой всегда выстраивались напряженно. Но, что любопытно, ни религия не могла полностью одолеть науку, ни наука - религию. Видимо, обе стороны в обществе, где терпимость к инакомыслию все еще служит приемлемым ориентиром, будут вынуждены и дальше искать формы сосуществования между собой. Естественно, при соблюдении принципа невмешательства и признания независимости науки от церкви, а церкви от науки...
   Касательно профессиональных посредников между Богом и человеком я исхожу из того, что никто из небесных сфер их на эту должность не назначал. Тем не менее, было бы несправедливо призывать к лишению священства права на проповедь, благо есть люди, которые охотно прибегают к его услугам. Желательно только при этом, чтобы оно не навязывало своих воззрений в качестве непререкаемых истин, особенно детям, и не проецировало на других свою подавленную сексуальность.
   Плоды святости, на мой взгляд, обесцениваются, если нет в них цивилизованной терпимости к самым разным представлениям о мире. К сожалению, даже у многих святых угодников приходится отмечать, наряду с их духовными порывами, довольно скромные интеллектуальные достоинства, отчего сама их жертвенность производит грустное впечатление. Их набожность может даже не исключать того, что чье-то критическое замечание в адрес религиозного вероучения воспламеняет в них желание сурово наказать еретика здесь на земле.
   Монотеистическую религию я отношу к сказкам, из коих человек вырастает, как из детских штанишек, а если все еще их носит, то либо у него брюк нет, либо на всякий случай в надежде получить местечко в обещанном ему загробном мире. Религиозное верование не считаю обязательным залогом высокой культуры хотя бы потому, что во Вседержителя могут веровать и от вызванного скукой душевного томления или просто, чтобы грешить, вкушать сладость запретного плода, а потом с тем же упоением идти в исповедальню. Под старость, как известно, даже черт в монастырь просится.
   Иконописным ликам святых предпочитаю живые лица. Кому-то из людей верю больше, кому-то меньше, иным и вовсе не верю. Богу в библейской ипостаси не верю, а потому и не верую в него. Допускаю, вообразить его себе можно и несколько иначе. Если так, нужно менять тексты канонических книг, что само по себе, как минимум, смехотворно.
   Высокие, благородные порывы духовные, мне думается, проявляются не в поклонении распятию, не в нашептывании молитв, а в моральной ответственности каждого перед самим собой, в его чувстве личного достоинства и гражданского долга. В этом и только в этом нахожу самый надежный ориентир подлинной духовности.
   В отношении человека к религиозному культу вижу состояние выправки его ума и воли. Кто-то иронично воспринимает и такой культ, и себя самого, а заодно и всякие связанные с этим выдумки. Кто-то, в силу своей природной несговорчивости, может не испытывать глубоких религиозных чувств, а просто поддерживать связь с традициями. Как это часто бывает, "Господи помилуй - не грех говорить, да и носить легко".
   Верование в божественное устроение мира неизменно служило правителям покрывалом Изиды, дабы вызывать у граждан благоговение перед их властью. Ту же цель преследовало и культовое почитание королей, царей, патриархов, императоров, рейхсканцлеров, генеральных секретарей и президентов. Истинную цену подобной 'любви без извилин' многим нациям пришлось испытать сполна. Убежден, что наступить на те же 'грабли' чревато для всех самыми губительными последствиями.
   Как мне представляется, теория научного коммунизма в Советском Союзе обрела статус и характер религиозного вероучения. Отсюда проистекали призывы жертвовать земными радостями во имя светлого будущего и ради этого быть готовым положить жизнь на алтарь революции. Сталинский культ - явление психологической глубины того же порядка, что извечная тяга человека держаться за некую незыблемую, всемогущую твердыню духовную, которой можно было бы приписать все блага земные. Культ Маркса, Ленина и Сталина мало чем отличался от культа единосущной Троицы в лице Отца, Сына и Святого Духа.
   Выдавая свои политические и экономические концепции за неоспоримые истины, все революционные движения в основе своих идеологических воззрений были еще и культовыми, хотя некоторые, причем справедливо, видели в традиционных религиях 'опиум для народа'.
   Короче, игра в кубики религиозных догматов и атавизмов, замешанных на синдроме вины человека перед Творцом небесным не отвечает моим духовным потребностям. Если же кто-то думает иначе, на это у него или у нее есть полное римское право. У каждого ведь свой жизненный опыт, свои резоны.
  
  
  
   ЗАБРОДКА ПЯТАЯ: ЕСЛИ УЖ ЛЮБИТЬ
  
  
  С детства Александра была не очень-то общительна. В дружеских компаниях вела себя все же не букой и не забивалась в угол с угрюмым видом отшельницы. Просто всегда чувствовала себя как бы в обороне.
   В жизни у нее уже состоялись свои очарования-разочарования, выплаканы слезы и по поводу расставаний с любимым существом. Но она все еще думала, что никакой искусственный душевный покой, никакие восточные премудрости любомудрия или углубления в себя не заменят ей трепета нежного любовного чувства к преданному ей мужчине.
   Вот и возможную потерю Виктора, самого близкого ей друга, она представляла себе самой большой трагедией, если такое случится. Ни с кем не ощущала себя так хорошо, как с ним. Он словно излучал нечто, охватывающее ее с головы до ног и приносящее безудержную радость. Приятно было даже идти с ним под руку по улице и ни о чем не думать, ни о чем не говорить.
   Виктор казался ей умным, рассудительным, внимательным к ее заботам и тревогам. Вот чуточку бы уверенности в себе ему побольше. Сумеет ли он решительно постоять за нее до конца? Да хотя бы сам за себя? Что больше ему внушали родители с детства - мужественность или робость? Что за склад характера у его матери? Ведь многое, должно быть, передалось ему от нее. По-видимому, он всегда подсознательно стремился найти себе женщину, похожую на его мать. Пока же Александра чувствовала, что чрезмерным родительским вниманием он не избалован.
   Они были знакомы уже больше года. Обнял и поцеловал он ее лишь где-то на втором месяце - не беременности, слава богу, а ее с ним знакомства. О своих прежних отношениях с парнями Александра ему никогда не рассказывала и не собиралась этого делать. Здесь одно из двух: либо начнешь хвастаться, либо жаловаться. Ни то, ни другое к хорошему не приведет, только вызовет в нем раздражение. 'Ну и ребят она себе выбирала!' - отметит он про себя и будет абсолютно прав.
   Нет, все-таки интуиция ей подсказывала, что можно и что нельзя говорить. Внутренний голос напоминал ей: все мужчины - эгоисты, не склонные к длительному проявлению нежности, хотя все зависит и от самих женщин. Как ему приходились ее женские ласки, она знала. А вот как он воспринял бы ее легкую капризную шаль? Наверное, думала Александра, нежность нужно дозировать, как и уступчивость в спорных вещах, дабы он не принял их за слабость или, еще хуже, за неискренность. Можно, конечно, брать инициативу в альковной интимности на себя, но и за ним надо оставлять такие же возможности. Главное - никогда не мешать ему видеть в себе ее защитника, ангела-хранителя и утешителя. Да и плохо защищенные женщины обычно притягивают к себе больше, чем самоуверенные.
   Импозантно красивой дамой можно и не быть, подбадривала себя Александра, но жизненным опытом в свои тридцать лет надо все же разумно распоряжаться. Глупо, скажем, всегда упорно настаивать на своем и в споре держаться намертво. Восхищайся им, по возможности, интересуйся, почему он думает так или иначе. Путь ему кажется, что окончательные решения принимает он. Все равно сделаешь по-своему! Неудач и огорчений не скрывай, но и с негативом не перебарщивай. Можно даже попенять на свою излишнюю доверчивость к людям, признать необходимость быть осмотрительнее. И очень хорошо, когда он видит, что ты нуждаешься в его сильном плече, совете, соучастии. Станешь в его глазах чуть послабее - он в себе сил больше почувствует, как по закону сообщающихся сосудов. Но боже упаси от упреков в его сторону, от претензий, нападок и обид!
   Разумеется, Александре было очень приятно слышать от него, что он всегда хочет быть рядом, жить без нее не может и дня. Правда, в эти моменты у нее почему-то появлялось ощущение, будто он чем-то встревожен. Может быть, гадала она, боится оказаться у нее не первым настоящим мужчиной, а просто запасным вариантом? Может быть, думает, что у нее есть еще главный 'принц', по зову которого она готова броситься хоть в омут?
   От таких переживаний и устать можно, хотя вроде бы уже привязались друг к другу. Даже сон однажды Александра видела: себя в подвенечном платье, а рядом трется об нее какой-то смуглый красавец с козлиной бородкой. Ну дела! Не внушай-ка ты себе разной чуши, а не то, неровен час, и крыша может поехать...
   У Виктора, если принимать во внимание свидетельства обеих сторон, 'заискрило' сразу при первом же взгляде на Сашеньку: стройная, легкая фигурка, веселый нрав, брюнетка да еще с длинными, вьющимися волосами, жизнерадостное и открытое выражение лица. Ему сразу же захотелось оберечь ее от всех и всяческих напастей, от разных там прощелыг и негодяев.
   Читал он, что Чехов не рекомендовал жениться на интересных женщинах, в смысле 'абсолютно добродетельных, но с небольшой долей порока'. От подобных типажей, думалось Виктору, нужно шарахаться как мотыльку от огня - сожжет и не заметит. Требовательная же, набивающая себе цену может пригодиться разве только партнершей по бизнесу, дабы повышать своему ухажеру вес в глазах его конкурентов. Такая 'модель' в исполнении собственной жены ему не подходила по всем мыслимым и не мыслимым соображениям.
   Ну и хорошо, что Сашенька не делилась с ним всей своей 'подноготною', не рассказывала о своих прошлых переживаниях. К чему это? Повысить спрос на себя, продемонстрировав лишний раз свою привлекательность? И без того видно, что до него за ней тоже настойчиво ухаживали. Ну и что? Пусть все это останется больше в прошлом, чем в ее памяти. Правильно американские полицейские предупреждают человека перед его задержанием: 'Вы имеете право сохранять молчание. Все вами сказанное или сделанное может быть использовано против вас'.
   Что есть жизнь, как не игра в искушения, при которой каждый по-разному относится к своему и чужому достоинству, но надо стараться держать гордо поднятой голову, сохранять решительный и одновременно благожелательный вид в любой, даже самой неожиданной ситуации. Не позволять себе жаловаться, тем более отчаиваться, и по возможности больше улыбаться, шутить и радоваться. Пусть даже все это смотрится со стороны несколько нарочито, все равно лучше тоски и страдания.
   По-видимому, продолжал отмечать про себя Виктор, ученые справедливо полагают, что обителью любви служит не сердце, а мозг. Активность его в этом плане может затухать в силу разных причин, зависящих и не зависящих от человека. Иногда случается и такое, что невольно он начинает задумываться: 'Ну и осел я. Как мог в такую втюриться?'
   Натуру свою Виктор считал предрасположенной к любовному чувству. Здесь он видел и корни своей неуверенности в себе, опасался возможной нехватки в себе сил для бескорыстного, эмоционально насыщенного и полного служения любимой женщине, равно как и долговечности своего плотского обладания ею. Ему приходилось читать, что в 'любви по-русски' есть, мол, больше особой духовности, чистосердечия, целомудренности, чем эротизма. Что приводилось в доказательство? Презрение в народе к браку по расчету и поэтически одухотворенные женские образы из классической литературы. Но, позвольте, разве в реальной жизни так оно и есть? Никому не чужды лживость, коварство, мелочность, стяжательство, жестокосердие, а восторг любви в супружестве поддерживается преимущественно, если не исключительно, плотским искушением.
   Ему казалось, отсюда и проистекает та самая 'любовь по-русски': когда чувствуешь одно, вынужден думать другое, делать третье, обещать четвертое, хотеть пятое и так до бесконечности. Неслучайно мало кто из супругов после развода благодарит другого за доставленную ему или ей радость. Многие из еще не разведенных никогда, при благоприятных обстоятельствах, не откажутся от постельного знакомства с любым, кто приглядится или пальцем поманит. И меркантильные соображения у русских не оригинальны: относятся они как к женской половине, так и к мужской. Вот богатенький, вроде бы добрый, не дурен собой, а там, в супружестве, авось если не полюбится, то свыкнется.
   Один из доморощенных 'инженеров человеческих душ' уж очень крепко подцепил наших мужичков за живое. Запутались они вконец. Секс путают с дракой, любовь с тщеславием. Привычно им врать и пустозвонить. Нет в них этакой элегантности стиля, элементарного чувства собственного достоинства, но в избытке стремления схватить для себя что-нибудь послаще и побольше. Любовь и секс у них как-то бестолково и чаще всего невпопад получаются...
   На темы эти, конечно, легко рассуждать и 'художества' разные сочинять, думалось Виктору. Но вот где ему с Сашенькой придется жить-то? Недавно за чаем будущая теща метнула на него такой пронзительный взгляд, что мурашки по телу рассыпались. Жить в маленькой квартире своих да еще с младшим братом? Его мать, признаться, тоже не подарок. На днях глядя совсем безучастно на Сашеньку выдала сентенцию народной мудрости: 'Женятся ради щей, замуж выходят ради мяса'. Нашла же время!..
   Медовый месяц после свадьбы у них выпал бедовый. Мечты провести его где-то в экзотических краях не сбылись. Пришлось жить не в замке на берегу моря, а в квартире с Сашиными родителями.
   Ночью, в самый пиковый момент первой брачной ночи теща постучалась в комнату новобрачных и с дрожью в голосе спросила:
   - Сашенька, ты стонешь? Тебе плохо?
   - Клёво! Черт вас побрал! - крикнула Александра, зарыдала и уткнулась в подушку.
   Первая метаморфоза супружества. Неожиданный, безжалостный удар наотмашь по всем гормонам любовного чувства. Выделенная им комнатка так и не стала гнездышком. Почти весь день они не выходили и, словно стесняясь друг друга, избегали встречаться взглядом.
   Постепенно 'рыцарь на белом коне' стал меняться. В нем появилась скрытность. Своими интересы он старался не делиться, прятал где-то в себе. Когда-то спокойный и выдержанный, раздражался все чаще по поводу и без повода. Тоже не очень общительный, принялся активно искать себе место в мужских компаниях.
   Терзаясь за бестактную выходку матери, Александра пыталась всячески ухаживать за ним, угождать всем его капризам. А ему уже не нравилось даже то, что в свое время вызывало восторг. Всегда в подавленном настроении, на работе он стал быстрее уставать, дома никак не мог снять напряжение. Все чаще пропадал где-то до позднего вечера без предупреждения, что задержится.
   Столь вызывающее поведение Виктора лишь провоцировало тещу на все новые выходки. Ранним утром по выходным, словно чертовка в нее вселялась, заходила в их комнату без стука, распахивала шторы и невозмутимо объявляла: 'Быстро вставать! Столько дел, а вы все дрыхните'. Однажды, оставшись с дочерью наедине, прошептала ей на ухо: 'Ну, милая, поторопилась же ты. Его я не взяла бы себе даже в любовники. Говорю это тебе, как любящая мать. Ты совсем перестала делиться со мной. Мне это обидно'.
   Виктор уже на духу не переносил тещу, хотя и пытался себя сдерживать. Сил же для обуздания в себе растерзанных чувств у них обоих становилось все меньше. Скандалы учащались. В такие моменты теща, извергая громы гнева и обид, всем своим существом давала понять: в прошлом ею тоже помыкали, теперь и вы потанцуйте. Словно бес противоречия вмешивался, подталкивая к ссорам по мелочам, не стоящим даже выеденного яйца.
   До свадьбы молодожены ожидали от интимной жизни совсем другого. Складывалась же все прозаично, тускло, а если что-нибудь происходило, то как-то вяло, редко, без ласк, наводя скуку и делаясь даже неприятным. Раскованности никакой, голая механика, и остается только банально притворяться, имитируя удовольствие. Как снег таяли былые взаимопонимание, доверие, откровенность.
   Вот уже и к Александре приходила шальная мысль: на карту поставила для него всю свою жизнь, а он не хочет даже чуть-чуть утихомириться. В довершении, Виктор стал напоминать супруге о своей матери, ставить ту в пример, при встречах втроем внимал каждому материнскому слову, взгляду, жесту. И под любым благовидным предлогом летел навестить ее, погостить у своих родителей. На такие его эскапады Александра вынуждена была отвечать тайной ненавистью ко всей его родне.
   Еще не разочаровавшись в сделанном им выборе, он старался подкрепить взятую на себя роль 'добытчика', однако его научная деятельность совсем не вписывалась в свободное предпринимательство. Домашние заботы все легли на супругу, но та вдруг даже перестала регулярно стирать белье. Любое её платье ему казалось старомодным, а он сам в новом костюме представлялся ей шутом гороховым. Она старалась безуспешно вычислить логику его капризов и в отчаянии начала делиться с подругами секретами супружества, дабы снискать у них понимание и сочувствие.
   Маразм крепчал. Все ближе подкрадывался и тот злосчастный момент, когда даже семь печатей не могут сохранить супружескую верность. Беспомощно, с обреченностью приговоренных они уже видели, как неумолимо расходятся их линии жизни и уже нечем заглушить нестерпимую обиду на весь мир.
   И вдруг, о чудо! теща согласилась на размен квартиры, а появившийся вскоре спаситель из агентства по недвижимости нашел для всех приемлемый вариант.
  
   *
  Из экспресс-досье "СВИДЕТЕЛЬСТВА ОЧЕВИДЦЕВ":
  
  'Та любовь, которую вкладываешь в женщину, благотворна и для тебя. Она никуда не исчезает, даже если вы расстались врагами. Если любовь была сильной, она очень достаточна и всегда - долгоиграющая. Я страшно берегу все любовные истории в себе. Каждый раз на каждую любовь я расходую гигантские душевные чувства, силы и время. По словам одной моей героини, как будто каждый раз возвращаешься с войны. Что касается конфликта долга и страсти, все равно, как ни крути, командует сердце и никуда от этого не деться. В любви не существует никаких обязательств... Если верить Толстому, любовь - это линии не параллельные, а пересекающиеся. Точка пересечения и есть женитьба. На эти линии наносится столько координат, что поди разберись, кто прав, кто виноват. Отсюда столько трагедий, страстей, мучений.
   Признаюсь, я недостаточно знаю сегодняшнюю молодежь. Теперь все стало проще в смысле 'постели'. Но главное, что я отстаивал - предоставление молодым свободы и воли, - до сих пор актуально. Рассказанная мною история в пьесе 'Валентин и Валентина' не изменилась, как никогда не изменится история о Ромео и Джульетте. Проблема несовпадения чувства и практики, мечты и ее осуществления никуда не ушла. Казалось бы, так просто: хотите жить - живите, вы свободны. Но никакой свободы на самом деле не существует. У нас тоже не произошло никакой революции, в том числе и сексуальной. Ведь она предполагает в человеке серьезную и значительную внутреннюю свободу. Этой свободы я не вижу, не чувствую в молодых людях.
   Пишу о любви только потому, что нравится об этом писать. Быть может, я - консерватор, но ощущаю себя воспитанником великой русской литературы, которая умела соблюдать меру и такт, никогда не скатывалась до голой эротики. А что касается современной ситуации, то существует, безусловно, определенный спрос, который формирует нормальное творческое развитие. Сегодня этот спрос во многом искажен в сторону эротоманской литературы. Я понимаю, эта патология отражает нынешнее общество. Но ведь в обществе чего только нет, есть даже мания убийства. Это же не значит, что и ей надо потрафлять. Необходимы ли запреты? Я против всяких запретов. Цензура - страшная вещь, она очень осьминожиста и быстро расползается.
   В интервью и в письмах мне чаще всего задают вопросы о любви, семье, моем собственном опыте и мнении. Отвечаю. Я люблю женщин. Они прекрасны, они интересны, в большинстве - талантливы. Каждая есть поэма, как говорил Пушкин о сказках, - надо только уметь их прочесть.
   Конечно, женщины бывают злы, мелочны, глупы, порочны, жестоки. Но все главная женская добродетель - добро, доброта, несомненно. Какое счастье - женщина умная, тонкая, понимающая и прощающая, свободная духом, озаренная любовь!
   Нельзя объять необъятное, вы скажете, надо все-таки любить одну, так заведено. А кем это заведено? Кода? Почему? Думаю, быть верным, быть однолюбом - редкий дар. Кому как выпадет. Не надо только злости и неправедных судей. Сам Христос сказал Свое сверхгениальное Слово: Кто без греха, пусть бросит в нее камень.
   Кто без греха? И что есть грех? Любовь - грех? Страсть? Вожделение? Неправда. Плотская любовь есть только частица той любви, которая разлита в мире и во всем человечестве. Надо любить и быть любимым. Это счастье. Боюсь, знакомый батюшка отец Владимир осудит меня, скажет, что я все путаю. Божий дар с яичницей. Возможно. Но я знаю, любовь пришла ко мне с рождением от матери, которая всегда была свободна и своенравна в любви, была полна подлинной любви к людям. Плотское воедино было слито в ней с духовным. Грешница была? Наверное. Но кто первым бросит в нее камень? Я? Упаси, господи!'
   Михаил Рощин, драматург.
  
  'У меня есть подруга, которая, несмотря на свои тридцать, продолжает верить мужчинам и всегда их оправдывает. Ее квартира вообще похожа на ночлежку для несчастных мужиков. Не счесть их там и все они обожают ее за доброту, за ласку, за вкусные обеды. Одно время я даже завидовала ей, что она так любима, любвеобильна, что ее обоготворяют. Пока меня не осенило: ценит она этих слабаков за те душевные силы, что она в них вкладывает, за выслушиваемые от них бесконечные жалобы на свое житье-бытье непутевое, за утешение их больного самомнения.
   Да, она святая, куда ни посмотри. Я же стерва, мужененавистница с толстой задницей. И обе мы никому, по сути, не нужны. Со мной вроде бы все понятно: я ставлю высоко планку, к этим идиотикам отношусь иронично - они и сбегают от меня через день. А что с моей подругой? От нее тоже бегут, трусы несчастные, потому что не могут соответствовать полноценной личности, потому что ногтя не стоят этой женщины.
   Недавно она мне сказала: 'Ты знаешь, бывают женщины - дороги, по ним идут и идут, пока не упрутся в тупик. А я - взлетная полоса. На мне мужчина потопчется, крылышки расправит, взлетит и умчится искать себе место для посадки'.
   Обидно мне за нее, зло берет на мужиков за их примитив. В штанах у него что-то зашевелится - значит женщина перед ним красивая, накормит и спать уложит - добрее не найти. Потому ищет для себя заморенного серого мышонка, чтобы если вякнет, стукнуть кулаком по столу и на место поставить.
   Моя горемычная подруга - лишнее подтверждение женской глупости. Все ждет, что кто-нибудь из этих моральных уродов, бесстыдно потребляющих ее мозги, тело и доброту, найдет в себе силы наконец предложить ей вместе идти по жизни.
   Говорят, на таких не женятся. Ну, и слава богу, меньше проблем'.
   Катерина П., Ростов на Дону.
  
  'По воспитанию, я типичный маменькин сынок. С детства наслушался, что к женщинам надо относиться по-доброму, со вниманием, а не как мой папочка-подонок, бросивший бедную мамочку с ребенком на руках. Сейчас мне под сорок и я очень хорошо понимаю: более испорченного, лицемерного и подлого существа, чем женщина, на свете нет.
   Существо это, еще малюсенькое и ходить-то еще не научилось, а уже надувает губки, выклянчивает у родителей все, что приходит ей в голову. Потом становится девушкой и, не известно с чего вдруг поверив в свою неотразимость, начинает вилять тощим задом перед такими же как она юнцами. Еще чуть постарше - и вот уже сучка с самодовольной физиономией шествует, рассекая тротуары.
   Думаете, зачем она тусуется так усердно? Отловить мужика, да побогаче. Использует свои телеса как приманку и лезет с ним в постель, дабы потом шантажировать его своей якобы заботой о своей женской чести. В гробу я видел такую честь! Тут и слепой видит: не каждая строящая из себя 'секс-бомбу' таковой является. Просто начиталась женских журнальчиков и вздыхает погромче, имитируя бешеные оргазмы. Попадись на ее удочку, век будешь ходить у нее в должниках и станет она тобою крутить. Потом выйдет за тебя замуж, будет сгорать от огня любви - если ей что-то нужно от тебя поиметь. Но когда повстречает другого ухажера, застонет от него в оргазме еще громче - дабы удовлетворить свои новые капризы. Ты ее обвинишь в измене, а она в ответ - импотент проклятый.
   Женщинам свойственно возмущаться, когда мужчины говорят, будто все бабы - шлюхи. Так это ж не оскорбление. Дуры набитые не ведают, что это их мечта, мечта о похотливой и щедрой телом женщине, которая искренне любит 'делать любовь'. К сожалению, мне лично такие не встречались.
   Но вот рождаются дети, потом внуки, жена стареет, покупает тележку на колесиках и ходит с ней по магазинам. Ты тоже стареешь, приближаешься к инфаркту, продолжаешь вкалывать на работе, чтобы прокормить прожорливую семейку. Тебя, наконец, хватает кондратий, и эта стерва становится благочестивой старушкой, рассказывающей внукам о своей тяжкой доле под бременем мужа, который заботился только о себе.
   С присущим женщинам дьявольским плутовством, они во всем обвиняют мужчин, жалуются на отсутствие любви. Сами виноваты! Не надо быть злобными, лживыми, жадными сучками!'
   Семен Н., Новгород.
  
  'Говорю с полным основанием: секс для меня - не только великолепная гимнастика, но и самая приятная часть моей жизни. Прежде всего, это средство по избавлению от отрицательной энергетики, по освобождению места для радостных ощущений. Как в первые мгновения взлета в космос чувствуешь невесомость, так и после полового акта начинаешь любить весь мир. Все, кто говорит о вреде или ненужности секса, просто болваны.
   В мужчинах я ценю ум, чувство юмора, умение жить интересно, понимать других и вовремя приходить им на помощь. Глупых мужиков терпеть не могу. Не терплю вралей, трусов, предателей и скупердяев, особенно помыкающих женской добротой. Прощаю редкий адюльтер, но предательство никогда. Оцениваю внешность мужчины в такой последовательности: глаза, руки, ягодицы, ноги, грудь, подбородок. Предмет же мужской гордости может быть любым - всяк хорош и желанен независимо от формы и размера.
   Что поражает, так это незнание нами, женщинами, мужской психологии. Вроде, уж все мы про них знаем, так нет, иногда приходим в замешательство от своей неоглядной глупости и наивности. Сексопатологов, психологов и прочих 'ологов' начитались, но все равно влюбляемся по уши, даже если в любовь не верим.
   За свои годы я получила от жизни щелчков достаточно. Но каждый раз, когда перестают болеть душевные раны, забываю все мои нервные клятвы ненавидеть мужиков и снова хочу их любви.
   Видно, всего нужно понемногу испытать, иначе не интересно. Вывод один: Да здравствует жизнь!'
   Лера М., Тверь.
  
   *
  Обычаи, порожденные во многом византийским монашеским аскетизмом, всегда подыгрывали настроенности мужчин на Руси считать ниже своего достоинства общаться с женщиной на равных. А как иначе, покуда она испокон веков существо подневольное, с детства и до гробовой доски рабочая лошаденка, что все в доме на себе везет. Да и попы подзуживали: 'Жена мужа обольщает, яко болвана. Красивая женка - безумному радость'.
   Какой там брачный союз по сердцу и нраву, если после свадьбы жена обретала одно лишь право, причем жестко ограниченное, - заниматься исключительно домашним хозяйством. Весьма плотное наблюдение за ней соглядатаев из числа родственников мужа, позволяло ему знать о каждом ее шаге вне дома. Даже в зажиточных семействах, воспитание детей ей тоже не полностью доверяли, возлагая эти обязанности больше на бабку с дядькой. Разве только у вольных казаков на окраинах государства жены чувствовали себя несравнимо свободнее.
   Супружеская жизнь редко когда складывалась без 'дурака' - так называлась плетка для битья. По поводу, а иногда и без оного, просто под плохое настроение, муж таскал жену за волосы, раздевал ее донага, привязывал и сек за малейшую провинность. Часто в ход шел кулак или палка. Церковники не возвышали своего голоса против и даже вменяли мужу такие 'поучения' в нравственную обязанность. Согласно утвержденному иерархами домашнему кодексу поведения 'Домострою', хлестать жену плетью дозволялось, только нежелательно было бить ее кулаком в лицо или палкой, дабы не изувечить или не допустить выкидыша.
   Привыкая к своему бесправному положению, жена верила, что действительно рождена на свет терпеть обиды от мужа своего, который, если бьет, значит любит. Еще нестерпимее становилась ее доля, когда она не могла рожать детей: тогда побоям и придиркам не было конца. В этом случае муж мог ее мучить так, что и свет не мил. Дабы избежать побоев, многим ничего не оставалось, как заточить себя в монастырь.
   Варианты, однако, случались и другие. Из ненависти и мести она могла донести на мужа о его 'злоумышлении' в отношении особ царской фамилии или о хищении им казенных денег: такие 'сигналы' уж точно не обходили без внимания, будьте покойны. Или положить мужа 'под лавку' - изменить ему с каким-нибудь 'петушком' доморощенным, а иногда и с иноземным - уж кто подвернется. Применительно к последнему варианту прелюбодеяния существовало даже негласное правило: 'Женщине сблудить с иностранцем простительно, ибо дитя от него родится, крещенное будет'.
   Так что, при желании, альтернатива всегда находилась даже для жены, тщательно оберегаемой мужем от всяких соблазнов. Благо время она проводила с бабками или прислугой, которые от скуки вели скоромные разговоры, приводили к ней разных торговок или гадальщиц, сводниц по натуре. Баб те называли 'потворенными', что весьма искусно проникали в семьи, прикидываясь набожными, а потом заманивали хозяйку в поле прелюбодейное...
   Начиная с XIII века, брак на Руси заключали только в церкви, всякое иное сожительство мужчины и женщины объявлялось богопротивным, незаконным. Свое клятвенное обещание сделать брачный союз нерушимым жених и невеста давали в храме перед всеми святыми и апостолами. Союз этот освящался молитвой и благословением. Священник просил Господа сохранить сочетавшихся рабов Божиих, подобно Ною в ковчеге и Ионе во чреве кита, даровать им радость чадородия, целомудрие, взаимную любовь, обилие благ земных и неувядаемый венец на Небесах.
   Объявление в присутствии Всевышнего брачных уз нерасторжимыми должно было вселять радостную надежду на сохранение союза, пока смерть супругов не соединит их окончательно после всеобщего Воскресения на небесах. Говорили - жена и судьба от Бога. В назидание приводили слова апостола Павла: 'Не уклоняйтесь друг от друга, разве только по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтоб не искушал вас сатана невоздержанием вашим'.
   Благословение благословением, а жизнь не только на Руси, но и вне ее велела подчиняться своим законам. Даже всемирно известный знаток души человеческой Вильям Шекспир хорошенько не разобрался и женился на сварливой особе, от которой потом сломя голову бежал. Брачные узы вселяли ужас в Джонатана Свифта, из-за чего только в пятьдесят лет он решился на бракосочетание, да и то тайное. Ярыми женоненавистниками слыли Микеланджело, Бетховен, Брамс, Шуберт. В праве сидеть с ним за одним столом отказывал дамам Байрон: ему, мол, было плохо от одного только вида жующей женщины. А сколько пребывало на этом свете убежденных в том, что после нескольких лет совместной жизни супруги надоедают друг другу, становясь одним и тем же блюдом на завтрак, обед и ужин? Несметные легионы.
   Вот, вроде бы, мужчина интересный во всех отношениях, но время от времени нападала на него блажь забвения, при которой и совесть него становилась столь гибкой, что начинаешь опасаться, как бы и тебя заодно не обманул. А вот, казалось бы, удачливый, преуспевающий, деловой человек. Но где у этого мужа собственные оригинальные мысли или даже чужие? Невольно застесняешься показывать его друзьям - засмеют...
   Часто слышишь о 'роковой несовместимости, черт бы ее подрал'. Но кто предполагал такое перед тем, как окунуться в брачную жизнь? Вот и начинают потом куролесить, забирая друг у друга больше энергии, чем он или она могут дать. Их энергетические поля не образовывают общего поля с единой аурой-хранительницей. Еще хуже, когда сходятся два 'вампира' или два 'донора'.
   Стоит лишь одному из супругов произнести 'изменишь - убью', как отворяй ворота для измены, она уже тут как тут. Едва начнешь злоупотреблять упреками, как обидам не будет конца. Отчего все это? А бес его знает. Кому не хочется прочной, дружной семьи - прибежища покоя, согласия, взаимопонимания. Тем не менее, из десяти зарегистрированных в Российской федерации брачных союзов, четыре распадаются из-за все той же 'роковой несовместимости'.
   Что, опять проделки искусителя? Или мы все рождаемся с уже вложенной в нас генетической программой? Мудрецы учат, если правильно выбрать один из двух открывающихся перед нами путей, отталкиваясь от изначального русла судьбы, тогда повезет и в брачной жизни. Пусть даже в программы супругов вторгается вирус-разрушитель, удлиняющий темную полоску жизни, все равно надо хотеть и уметь бороться с этой заразой, дабы напасти не накатывались снежным комом.
   Даже большая любовь между мужчиной и женщиной - неважно, закреплена она печатью в загсе или венчанием в церкви - тоже, наверное, может наскучить. В таких случаях уже не от обиды, а от истощения душевных сил маятник чувств понесет в сторону безразличия, а на пределе - к полному отчуждению. Любят сердцем, ненавидят еще и умом. Становясь привычными, качания маятника теряют свою прелесть разнообразия.
   Оптимистично настроенные супруги стараются продлить приятные мгновения, помогают маятнику раскачиваться и в какой-то точке придерживают его. Увы, обычно у каждой стороны в любви свой собственный цикл качания. И, чтобы приноровиться друг к другу, одного лишь желания для этого мало.
   Мужчины, например, могли бы поинтересоваться, как их различают женщины. Помимо всего прочего, оказывается, - по запаху и вкусу. Да, да, по запаху и вкусу большей или меньшей привлекательности, приятными, не очень приятными или отвратными до тошноты. Дело тут не в запахе одеколона, лосьона после бритья, табака, вина. Дело в запахе, который ничем не отмыть, никакими дезодорантами не заглушить. Запах этот, неотлучный от мужчины, может безумно притягивать женщину, глубоко запечатлевшись в подкорке ее мозга, или наоборот. И вкус у каждого мужчины есть - особый, неповторимый. Потому-то ревнивой жене не трудно определить, изменяет ли ей муж.
   Риск адюльтера, и это не секрет, издревле служит человеку для встряхивания себя острыми, эротическими ощущениями. Тайное свидание любовников чем-то очень напоминает конспиративную встречу шпионов, разгоняющую кровь, насыщающую ее адреналином. Однако, к таким острым ощущениям привыкаешь, в результате чего понижается чувство опасности, тайное становится явным, заканчиваясь либо громким захватом с поличным, либо относительно тихим провалом. В обоих случаях дело идет к разводу.
   Совсем не исключена и возможность того, что в каждом человеке заложены гены или некие гормоны, не располагающие к постоянству любовного чувства. Супружеская же измена напоминает тот глоток желанной свободы, который хочется попробовать когда удобный случай подвернется. Немного найдется на свете людей обоего пола, которые никогда, ни при каких условиях не переступали порога супружеской верности. Отличие между такими 'клятвопреступниками' лишь в степени их обмана. Многие даже находят для себя оправдание в Библии, которая-де санкционирует ложь во спасение. Либо отыскивают оправдание в реальной жизни, когда приходится обманывать, дабы предотвратить еще большее зло.
   Проще говоря, муж и жена могут быть и не одна сатана, а сразу несколько. Да и как сохранить им изначальный любовный трепет, удержать его кольцами брачных уз, если сами узы столь хрупки, что могут треснуть даже от невинной шутки кого-то из двух. Что скрывать, до свадьбы все немного притворяются. Если у него жгучая ревность возникает на почве 'сексуальной собственности', то у нее - и когда ей кажется, что он увлечен другой эмоционально. 'Ну и стерва! - возмущается она. - Какое право у этой подлюки на чужое. Устрою я ей красивую жизнь! Сердце болит, словно кошки по нему скребутся. Неужели я потеряла для него харизму и он бросился искать изюминку в другой? Я ж была верна ему, змию подколодному. Нет, нужно заставить его ревновать'...
   Вот только есть одна 'непонятка' в женском флирте. Реакция мужа на эскапады жены частенько оказывается совсем не такой, на какую она рассчитывает. Может, терпимее надо быть друг к другу? Ведь идеальные супруги если и есть, то лишь в плохом кино. Да и многовековой опыт подсказывает: если не хочешь разводиться, то не ворчи по этому поводу, принимай все как есть, иначе, вместо брачного свидетельства, получишь контракт о пансионе с дружбой без симпатии, доверия и удовольствия. Только идиот может пойти на такую договоренность.
   Просвещенный 'людовед' знает твердо: очаровывать прекрасный пол надо, прежде всего, своим искренним интересом к нему. Такой прелестник редко когда полностью рвет отношения со своими пассиями. Он оставляет их 'на черный день', ибо не очень-то верит в себя, в свою привлекательность и ужасно боится тесной, продолжительной связи с одной и той же женщиной - опасается, как бы она не узнала об этой главной его тайне.
   Сердцеед охотно хватается за идею о том, будто мужчина, в отличие от женщины, полигамен в силу исконной природы своей. Похоже на явный перекос с перебором, ибо на самом деле она в этом не отставала от него со времен стадного, кочевого образа жизни, когда никому даже в голову не приходило требовать постоянства в сексуальных связях. И такое продолжалось тысячелетиями, пока не возникли семья, частная собственность и юридически закрепленные государством правила ее наследования законными детьми по отцовской линии. В наследство, кстати, передавалась не только собственность: частенько у отца волокиты и сын вырастал подстать ему, а дочь получала такого же в мужья.
   Закономерности складывались, естественно, не без отступлений. Вдруг муж-ревнивец отпускал свою благоверную 'погулять' или она, само олицетворение благочестия, нежданно-негаданно оказывалась в постели с другим мужчиной. Иной выслушивал признание своей супруги тихо, без брани, даже интересовался у нее деталями прелюбодеяния, а после не давал житья своими издевательствами и упреками. Другой после такого же признания впадал в черную тоску, и жене его приходилось следить, как бы он не удавился. Во все века и у всех народов находились охочие пригласить любовника или любовницу к себе домой спровоцировать 'секс втроем'. А на следующее утро кто-нибудь из супругов и в петлю головой мог залезть...
   Многое из происходящего сегодня на российских просторах кажется странным и даже несколько жутким, особенно если пребывать в пасмурном настроении. Там можно услышать, будто настоящий мужчина вымирает, женщина теряет остатки женственности и ее охватывает повышенная гордыня, требующая для себя большей власти в семье. Пытаясь вознестись на трон единоличной властительницы, она старается, мол, вселить в мужа чувство вины своими упреками, типа 'все тащат домой, а ты - из дома'. В качестве ответной меры он бросается на поиски новой дамы сердца, которая сможет оценить его по достоинству.
   И это еще мягкая альтернатива на общем фоне. Неудачный брак может привести к тому, что муж пытается компенсировать свою собственную слабость физической силой. Треть связанных с насилием преступлений происходит в каждой четвертой семье - обычные побои, оскорбления и унижения здесь не в счет. Впрочем, речь идет о явлении не только российского, но и мирового порядка.
  
   *
  Не важно, чем зарабатываешь ты на жизнь: писанием картин, предпринимательской деятельностью или служением в какой-нибудь государственной или частной структуре. Пусть даже у тебя деньжат немного и по выходным добираешься до своих кровных шести соток на простой 'копейке'. Пусть ты сам, подстать твоему государству, вечный должник и в холодильнике твоем часто хоть шаром покати. Но зато есть у тебя проверенный, живой утешитель на все случаи превратности судьбы - трепетно, нежно и преданно любящая тебя женщина. В окутанном тобою табачном дыму, неистощимая на искуснейшие выдумки, она чувствует себя словно в норковой шубке. Такая не продается - ей просто цены нет.
   Есть и женщины, которые ходят в настоящих норковых шубках, но просто так тоже не продаются. Вот, к примеру, одна из них.
   Интересы личной жизни, тем более интимной, дама эта как бы бросила на алтарь профессиональной политики. Депутат Парламента, что вы хотите! Потому вместо 'именин сердца' уготованы ей ненормированные рабочие дни. Конечно, если потребуется, только дай знать! Но она все же проводила границу между политикой, любовью и сексом. В силу хотя бы опасения, как бы ее саму не использовали грубо, не по назначению.
   Чего добиваются мужчины в борьбе за любовь, для обладательницы депутатского мандата не представляло загадки: они ищут захватывающих приключений, дабы оторваться от приевшейся рутины своей брачной или небрачной жизни. Дома у нее хранились незабвенные эротические исследования Генри Миллера, Анаис Нин, Эрики Йонг. В сейфе рядом с ювелирными украшениями лежали видеокассеты того же жанра, которые она время от времени просматривала.
   Нет, не надо понимать превратно. У госдамы не было своего 'рыцаря на белом коне' и она принципиально против половой распущенности. На худой конец, в моменты необоримого возбуждения можно пойти в ванную комнату, включить воду, закрыть дверь, чтобы случайно не подсмотрели и... Кто без греха первым бросит в нее камень?
   Костюмы она носила не с 'Яшкиной улицы' в Нью-Йорке, а из довольно приличных бутиков, куда ее периодически заносило по ходу загранкомандировок. Пользовалась она дорогой косметикой, которая не бросалась в лаза, но к коже относилась бережно. Если же принять во внимание ее чуточку лукавый, но проницательный ум, то сразу станет понятным, почему она в упор не замечала личностей с немигающим нежным взором, расслабленной нижней губой и постоянно пульсирующим кадыком - верными признаками эротического вожделения.
   Нужно очень хорошо знать эту женщину, чтобы разглядеть за ее внешней уверенностью некоторые сомнения относительно своих возможностей вызывать у мужчин нежные чувства и одновременно - ее явное нежелание связываться с кем-либо эмоционально, всерьез и надолго. В особенности, с каким-нибудь альфонсом, который окажется прохиндеем, позарившимся больше не на ее, а на ее депутатскую квартиру с дачей и машиной. Она уже прошла через один развод. Хватит. К тому же, если уж решила заниматься политикой, то какие тут амурные эскапады. Позволять хоть чуть-чуть поволочиться за собой - это еще иногда можно и даже нужно для подтверждения своих чисто женских достоинств.
   Во времена, не столь отдаленные, она была комсомольским вожаком. Сменив одну ипостась на другую, сожаления большого по этому поводу решила не испытывать, благо от 'комплекса спасительницы' не страдала, равно как и от желания носить в себе долго обиды. С младенчества привыкла брать на себя роль лидера, мобилизовать людей что-то делать. На любовные идиллии у нее просто не хватало времени...
   Здесь, прежде чем переходить к другому аспекту темы, уместно сделать коротенький исторический экскурс. Без малого век прошел с тех пор, как две шаловливые танцовщицы Елена Рабинек и Ольга Десмонд на российской сцене в Одессе бросили вызов полицейской цензуре и исполнили танец в чем мама родила. Тогда же писатели Серебряного века принялись было строить мостик от грубого секса к изящному. Но тут власть захватили люди с горящим взором и оставили на потом все эксперименты подобного направления в общественной жизни и литературе. Только к концу прошлого века оказалось, что публичный секс кое-кому все же нужен в России, потому и появились на рынке соответствующие товары и услуги. Ко всему, почему бы не отвлечь внимание от неприятных ощущений и надоедливых вопросов относительно коррупции, задержек выплаты зарплаты, утаивания истинных доходов и прочего?..
   На новом историческом витке схватки за благонравие в обществе восставшая из пепла Государственная Дума взялась разрабатывать закон об ограничении оборота продукции и услуг сексуального характера. Именно об ограничении, ибо вырвать их с корнем - все равно что запретить солнцу восходить, а людям - обманывать или дурью промышлять. Подискутировав, депутаты готовы были даже придти к консенсусу: надо действительно что-то делать, потому как все это связано еще и с преступностью.
   Отдадим нашей государственной даме должное: от активного участия в парламентских дебатах по этим вопросам она воздержалась. Да и что понимать под 'продукцией и услугами сексуального характера'? При желании, беса сладострастия можно найти под кроватью любого с виду благочестивого гражданина. Изображение гениталий в процессе соития? Вот те раз! Выходит, что Всевышний сотворил людей по своему образу и подобию, за исключением половых органов. В результате, под запрет попало то, благодаря чему мы все появились на свет. А потом, чем отличается порнография от эротики? Спросите об этом любого члена Государственной Думы, и он беспомощно поплывет как студент-недоучка на экзамене.
   В то время в одной только Москве существовало несметное количество притонов, а для своего променада 'девицы интересного поведения' выбрали место прямо напротив здания самой Государственной Думы. Один парламентарий называл выезд наших прелестниц на заработки за границу самым подлым преступлением наравне с кражей золотого запаса страны. Другой ставил вопрос ребром: 'Или нравственность человека, живущего со стыдом и совестью. Или безопасный секс оскотинившейся двуногой твари'.
   Ох как хотелось нашей госдаме встать в ходе дебатов и былым горящим взором заявить с высокой трибуны:
   'В советские времена, когда запрещались эротика и порнография, подпольных развлечений сексуального характера было достаточно, хотя и страшились наказания за них. В младые годы блудники, а в старости ханжи сейчас говорят об этом одно, думают другое, хотят вообще н понятно что. Доморощенные мафиози, проезжая мимо храма Христа Спасителя, крестятся левой рукой с сотовым телефоном. 'Подсвечники' из бывших партийцев стоят перед иконостасом с понуренной головой, вспоминая о старых добрых временах. А не взглянуть ли нам самим на творимое у нас под боком безобразие? Как к себе домой, заходят в кабинеты высоких правительственных инстанций лица с туманным прошлым, двойным гражданством и сомнительной сексуальной ориентацией. Что, разве не наперсники разврата? Думают, есть у них на самом верху свой ангел-хранитель, который всегда защитит их от карающей Фемиды и, в случае реальной опасности, даст слинять за бугор, куда уже перекочевали многие их домочадцы. Чем вам не порнография!'
   Но, нет, не вышла она трибуну. К такому протесту не была готова...
   Протесты протестами, однако извечно вертится в голове почти что идея-фикс: почему секса хотят больше мужчины, любви и семьи - женщины? Сколько нас ни крути, в генах наших ничего не меняется. Крепок геном, упорно настаивает он на том, что девушка или женщина инициативу в плотской любви обязана предоставлять партнеру, а он, в свою очередь, должен ждать от нее безудержной страсти и разных постельных выдумок для удовлетворения всех его желаний. И прежде, она должна еще испытывать к нему симпатию, а он может сначала овладеть ее телом и лишь потом разбираться в переживаниях. Для него, мол, конкретные действия убедительнее всяких чувств подтверждают или опровергают подлинную ценность любовного влечения.
   Интересный все же этот феномен 'любовь по-русски'. Должно быть, слишком уж много в нем жалости и сострадания. Той самой жалости, когда он начинает блажить, а она ухаживать за ним, как за дитем малым, и утешать себя - главное, чтоб меня перед людьми не позорил. Больше в любви этой каприза, чем благоразумия. Больше смирения и самоунижения, чем благодарности за чью-то душевную чуткость, искренность, доброту.
   Какой русский не любит быстрой езды? В других странах к ней страсть питают не меньшую. Вот и мчимся мы все словно ошалелые, каждый со своим пониманием правды, разума, веры, чести и достоинства в любви. Очень уж хочется чувствовать себя на дорогах повольнее, чтоб никто не мешал. Пока 'движок' не перегреется или черт полосатый в кювет не занесет.
  
   *
  Обычная квартирка в типичном блочном доме на столичной окраине. Густой табачный дым, упираясь в обшарпанные стены, стоит туманом словно в лесу на болоте. Кожаный диван послевоенного времени, потертое кресло начала шестидесятых, журнальный столик и покосившийся торшер той же дерзновенной эпохи энтузиастов.
   Сквозь пропахнувшую косметикой дымовую завесу проглядывают силуэты молодых девиц. Четверо сидят на диване, двое стоят у окна, курят. Сидят локоть к локтю, как на фотографии трудового коллектива и примерно с тем же выражением лица. Все лаза устремлены на сидящую в кресле женщину заметно их постарше. Руками она вертит малюсенькой красной записной книжечкой, перелистывая ее и иногда делая в ней пометки.
   Положив книжечку себе в сумочку, женщина бросает на девиц взгляд игольчатых серых глаз из-под густо накрашенных ресниц и хрипловатым голосом, в несколько снисходительной манере начинает рассказывать:
   - Ну, что вам доложить, русалочки мои ненаглядные. У меня, конечно, вместо мужа, штемпель в паспорте, но какой-то семейный опыт все же есть. Могу даже поделиться, если хотите. Не вечно же вам куковать, когда-нибудь и супружеских сладостей отведаете.
   Легкое оживление присутствующих принимается ею за желание отведать.
   - Короче, у муженьков ваших через годик другой после свадьбы заведутся любовницы. Это как к бабке не ходить. Что, слишком быстро? Может, чуть позже. В их бесовскую натуру, если они не полные идиоты, семья и секс входят как бы раздельно. Сколь не лезь из кожи со своей пылкой страстью, все равно ты для него - нянька и кухарка, причем каждый день одна и та же. Можно, конечно, усечь его прихоти, не скандалить на почве ревности и посчитать благополучие детей важнее всего остального. Ничего от этого не изменится. В жилу пойдут, а это уж как пить дать, премудрости постельного мастерства и умение играть в 'дочки - матери'. Развал семьи оттянется, но, в лучшем случае, заживете вы соседями в одной комнате, а в другой сынишка или дочурка будут вырастать из пеленок и дальше по общей схеме. Скорее всего, у каждого из муженьков ваших будет одна, другая, третья мамзель, пока инфаркт иваныч не схватит его в кровати, причем не с тобою. Вообще-то, есть мужички, которых голыми руками не возьмешь, но голыми ножками можно взять почти что любого. Других сукиных сынов мне в жизни встречать е приходилось...
   Мелодия сотового телефона по мотивам гимна 'Вставай, проклятьем заклейменный' рассекает застоявшийся в комнате воздух, заставляет даму припасть к аппарату.
   - Да, да, добрый вечер, - говорит она нежнейшим голоском без хрипотцы, будто ее подменили. - Приятно, что вы нас помните. Что желаете? Так, так, поняла. Непременно. Куда?.. А, поняла. Надеюсь, условия прежние. Благодарю и приятно провести время.
   Сделав пометки в книжечке и на отдельном листочке, скользнув точечным взором по лицам девиц, она указывает на худенькую брюнетку в черном брючном костюме.
   - Нинуля, - голос распорядительницы уже чуть построже. - Бери адресок и дуй. Охранник ждет в машине. И да поможет тебе Дева Мария не втрескаться!..
   Вот так многие вечера напролет сидит она 'на гудке', болтает с девчонками о том, о сем и после каждого звонка посылает одну или сразу нескольких в ночь к надежным клиентам сферы услуг известно какого характера.
   Нет, не на блюдечке с голубой каемочкой принесли ей эту непыльную работенку. Несколько лет она точно так же вставала и покорно следовала по указанному адресу, забирая с собой свое грешное тело. Она еще помнит, как в первый день такого свидания никак не могла отделаться от въевшегося в него козлиного запаха чужого пота. Вскоре брезгливость пропала, хотя потом чего и кого только на панели не повидала.
   Немало мужиков откровенно издевались над нею, оскорбляли, заставляли проделывать нечто несусветное. Попадались и совсем изощренные садисты: эти укоряли, наставляли на путь истинный. Все клиенты были для нее на одно лицо - она их не запоминала, но чутьем отпетой развратницы училась определять с первого взгляда, что нужно одному, а что другому. И если кто-то хоть чуточку ей нравился, могла сделать так, чтобы он снова обратился к ней за той же услугой.
   На заре своего непотребного промысла в родном приволжском городке пришлось ей работать буфетчицей в клубе, где была еще и сауна. Разморенные паром мужики иногда ставили ее на четвереньки и играли у нее на спине в картишки: все остальное тоже за отдельную плату. Впрочем, на спинах и на животах проституток в свое время кто только не играл, даже офицеры Российского императорского флота попадались.
   По злой нужде приходилось порхать и уличной 'ночной бабочкой'. Тут уж никогда не уверен, загребет тебя или нет местная братва на 'субботник', когда обслуживать приходилось всю банду без вознаграждения, хорошо если еще невредимой останешься. Звериное нутро так и вылезало из-под кожи братков - добиться подтверждения собственной значимости через унижение других. Терпеливо переносила и это.
   Еще до переезда в Москву заносило ее вихрем, как ведьму, и в шалманы бараков, де в одной комнате стояло несколько кроватей, разделенных занавеской. Кода срочно нуждалась в деньгах, приходилось изображать половой акт для зэков прямо перед окнами камер следственного изолятора. Несколько раз попадалась в цепкие лапы шпаны, но чудом выбиралась целехонькой.
   В столице поначалу занесло ее в ресторан валютного отеля. Из него ее вывели под белые ручки официанты и сдали милицейскому патрулю. Вскоре устроилась на 'фирму' по обслуживанию иностранных гостей. Щедрее и внимательнее всех ей показались японцы, темпераментнее - итальянцы, дотошными - немцы, флегматичными - финны, жадными - французы, сдержанными - американцы. На их фоне доморощенные выглядели грубо и, что самое отвратное, всегда лезли целоваться. Иностранцы ни при каких условиях не станут целоваться с проституткой.
   Искусство выпивать с клиентом на равных она освоила не сразу, но все же освоила. Приноровилась также избегать конфликтов, когда кому-то в чем-то отказываешь: нравится - делаешь, не нравится - тоже делаешь, но за дополнительную плату. На допросах в милиции 'легенды' выдавала уже выборочно, в зависимости от того, кто допрашивает. Работаю, мол, медсестрой, денег не хватает, хочу уйти от родителей-алкоголиков или от отчима, который в двенадцать лет изнасиловал меня и принуждает к сожительству, приехала посмотреть Москву, ночевать негде, нашлись люди добрые, приютили, теперь надо как-то расплачиваться. Мент кивал ей на золотые кольца, а она даже глазом не моргнет - да это ж все бижутерия, начальник.
   Под каким только 'прикрытием' ей не приходилось работать: массажисткой, барменшей, официанткой, парикмахершей, секретаршей... Как-то в баре наскочила на одного врачевателя-экстрасенса. Тот принялся стращать ее, будто проституция - это неизлечимая болезнь, будто душа умершей путаны направляется прямо в ад, становится ненасытным упырем, что висит над похотливыми парочками и питается их энергией сладострастия. Под его проповедь ее чуть не стошнило.
   Подоспело время, и вот она уже стала выезжать за рубеж. Ну уж эти турки-чурки! От них даже голых кожаными куртками за версту пахнет. Париж? Париж ей совсем не понравился. Потому как слишком много на улицах наглых, горластых путан, особенно в конце месяца, когда нужно оплачивать счета за квартиру и коммунальные услуги. Полиция там регулярно отлавливала ее соотечественниц и выпроваживала их пачками из страны, но снова возвращались в составе тургрупп - поохотиться недельку и домой. Ее наивная мамочка не переставала удивляться 'любознательностью' своей доченьки, которая все хочет знать, увидеть собственными глазами.
   Если поинтересоваться у этой 'мамули', что главное в ее древнейшей профессии, она ответит однозначно: дать понять нужному клиенту, будто он гигант секса, способный завести женщину одним только взглядом. Про себя же подумает: 'Ну и пусть верят нашим вздохам козлы вонючие! Зато на заработанные деньжата я из торговки собственными отверстиями стала распорядительницей чужими, приобрела 'девятку', купила и шикарно обставила квартиру в Москве, завлекла в мой загон парочку телок из ближнего зарубежья, китаянку, богомольную девицу с арабского востока и совершенно монументальную красавицу из Камеруна'.
   Дела у нее вроде шли успешно, хоть и беспокоило ее, как бы в путаны не поперли все, кому не лень задом двигать. Собственные птахи ей не досаждали, заработками были довольны. Даже из-за висевшей над нею статьи Уголовного кодекса о сводничестве не хотела она бросать своего дела. Размечталась собрать средства и приобрести собственный 'салон красоты', который можно сделать одновременно пристанищем для дорогих куртизанок.
   Блудодеяние было словно у нее в гормонах и вытравить его оттуда не помогла бы даже полная замена крови. От нее постоянно исходили какие-то мощные флюиды: мужчине стоило посмотреть на нее как его уже слегка трясти начинало. Сущая бестия! Только вот почему-то ей самой не везло с мужиками, с которыми не только лечь, проснуться утром было бы приятно.
   Полагают некоторые, будто проститутки семей не разрушают, в отличие от шлюх, что за свои 'прелюбы' еще и подарки берут. Другие считают проституток бесчувственными, бесстыдными, тупыми тварями, а шлюх - искательницами острых ощущений любви, пусть даже не верят они в ее долговечность. Все эти абстракции витали далеко от нашей мадам. При такой напряженной работе на износ читать ей было вообще некогда, да и не за чем. На этом поприще знать хорошо надо только одно - где и когда можно влипнуть.
   Однажды она устроилась даже содержанкой у одного богатенького разведеныша, умудряясь не оставлять своей основной работы. Это позволило отстегивать в двойном размере маме-пенсионерке на импортные лекарства и осетрину горячего копчения. Набралась наглости продать себя еще дороже и поставила хахаля перед фактом зачатия от него ребенка - дабы он либо женился на ней, либо платил алименты. Но дьявол не дал - выкидышем наградил.
   В торговле своим и чужим телом мадам находила свое призвание, чувствовала свою значимость. В самом искусстве 'жрицы любви' редко кто мог с ей тягаться. Страсть изображала под такие душераздирающие стоны, что со стороны могло показаться - ну сейчас лопнет от напряжения, как лягушка от совокупления с самцом. Оргазмы имитировала столь мастерски, что через пару деньком звонили ей и обещали заплатить вдвое больше.
   Черт не выдаст, братва не съест - подбадривала себя сводница. Вот только не давали ей покоя слухи о совершенно новом у братвы оружии возмездия: строптивому конкуренту подставляли этакую секс-бомбу, способную ухлопать без пистолета любого, на кого ей укажут. В каком-то сибирском городе, слышала она, под суд попала одна из подобных 'террористок', заразившая спидом в заказном порядке троих предпринимателей, причем один уже прописался за кладбищенской оградой.
   Пока же бизнес ее шел как по маслу. Мешал лишь один у нее недостаток: желаний-то много, да мозгу мало. В тайне от девиц и с их слов составляла она регулярные отчеты своему боссу о клиентах среди преуспевающих предпринимателей. И невдомек ей было, что ребята из МУРа держали его 'под колпаком', а следовательно и ее тоже, и что очень скоро увидит она свою мечту о салоне красоты за высокой стеной с колючей проволокой...
   Эх, путаночки-русалочки! Бритвой им перед глазами водили, разными хворями заражали, издевались над ними, а они все брели к своим мамулям на красный огонек, подруг за собой тащили, себя подбадривали:
   Да, мы путаны, черт нас побери!
   И свою жизнь мы ни на что не променяем.
   Хоть нас пытаются стереть с лица земли,
   Всех мы к черту посылаем.
   Стереть этих тварей особенно старались после Октябрьской революции 1917 года, приравняв проституток к 'трудовым дезертирам' и отправляя на исправительные работы. Живучим, однако, оказалось и так называемое 'подсобное непотребство' барышень с советских учреждениях, вымогавших у начальства своими ласками повышения зарплаты или заграничные сапожки из спецраспределителей. В эпоху классовой нравственности проституткой считалась вообще любая женщина, которая отдавалась мужчине не по любви, а за нечто материальное, состоя с ним в законном браке или вне оного.
   Во времена идеологической нетерпимости домов терпимости, разумеется, не было. Это, что также разумеется, не мешало собираться компаниям со шлюхами в частном порядке. При черте лысом Лаврентии Берии, большом любителе поразвлечься с молодыми блондинками, функционировал под неусыпным надзором его 'госбезтреста' некий клуб 'Веселая канарейка'. Руководил притоном заведующий постановочной частью Госцирка Марьянов, завлекавший в сладостные сети молодых балбесов из семей крупных партийных и воинских начальников. Полученные сведения использовались тем же чертом для шантажа.
   С наступлением хрущевской 'оттепели' не стеснялся колобродить за фасадом благочиния министр культуры и демон-искуситель Александров. Через его похотливые ручки прошла не одна дюжина молодых актрис театра и кино. Кода Хрущев решил заменить его Фурцевой, органы услужливо выложили ему обильный компромат на действующего министра, включая подробности купания вельожи с его пассиями в домашней ванне, наполненной шампанским. К слову сказать, в руководстве этих же органов тоже находились любители зайти вечерком в свой 'домашний' кинотеатр на Лубянке посмотреть перехваченные таможней порнографические фильмы. Но на более рискованное идти все же побаивались.
   Уже после смены политического режима и при очень похожих обстоятельствах, только не с любовницами, а с проститутками, застали в первозданном виде 'тепленькими' министра юстиции и генерального прокурора. И не в кинозале, а одного в бане, другого в чужой квартире. Судя по их публичной жизни, надо отметить, на демонов-искусителей они были мало похожи.
   Кому как не этим двум правительственным чиновникам известно было, что к началу XXI века только в Москве на учете в милиции состояло около двадцати тысяч проституток. Половина этой 'пехотной дивизии' промышляла на улицах, остальные в казино, отелях, барах, заколачивая за ночь, плюс минус, несколько средних месячных зарплат - после отчислений охранникам, сутенерам и боссам всех сутенеров. Каждая вторая из них прикрывалась работой в какой-нибудь фирме услуг и всегда могла выдать свою 'легенду', отбрехаться.
   Московская писательница и скульптор Лавинская объявила о создании общественного движения 'Девственницы России'. Движение ставило своей целью заставить общество воспринять непорочную девицу, как уникальное и достойное бережного отношения явление. К его лидерам поступали предложения об организации при движении коммерческой структуры по 'продаже девиц в хорошие мужские руки'.
  
  
  
  
  
  
   ЗАБРОДКА ШЕСТАЯ: ИДТИ ДАЛЬШЕ
  
  
  Португальский мореплаватель Васко да Гама, когда на его корабль обрушивались особенно сильные штормовые волны, подбадривал матросов: 'Вперед, дети мои! Море дрожит перед нами!' Говоря прозаично, воздействовал на правое полушарие их головного мозга.
   Жизнь каждого из нас начинается со сказочных образов и метафор. Под их влиянием, пока еще работает только правое полушарие эмоций, некоторые отпрыски даже родителей своих называют 'сестрицей Аленушкой и братцем Иванушкой'. Это уже позднее в ходе взаимодействия с другими людьми и окружающей средой возникает у человека потребность сравнивать и перепроверять полученные отовсюду сведения. Однако склонность к метафорическому мышлению никуда не девается.
   Видимое нами собственными глазами полностью удовлетворить нас не может: нам нужно обязательно придумать нечто поверх увиденного. Покоящееся на символике образов восприятие ходит где-то в паре с инстинктом: кажется, что кто-то внутри говорит и ничего не остается, как кивать в ответ. Подменять полученные на опыте знания образным интуитивным восприятием свойственно всем, но не все отдают себе ясно отчет, в какую 'черную дыру' можно при этом попасть.
   Как ни парадоксально, люди с прирожденным метафорическим складом ума делают иногда признания совсем неожиданного плана. "Можно подумать, что мне, как поэту, рассудочность чужда, что я предпочитаю свободную игру воображения, - отмечает современный французский поэт Ив Бонфуа. - Это не тот случай. Мне думается как раз обратное: рассудок есть единственный доступный нам движитель возможного прогресса человечества. Почему? Потому что он способен вывести из практического опыта необходимые всем нам заключения. Тем не менее, вместо того, чтобы знать подлинную цену вещам и себе, мы позволяем манипулировать собою, страстно желаем обладать вещами. Судя по всему, мы стремимся достичь невозможного, когда позволяем фантасмагории поглотить нас целиком".
   Именно в поэтических средствах поэт видит возможность борьбы с призраками, против растерянности ума с его эгоистическими мотивами. Поэзия для него - поиск корней зла, путь к освобождению от ложных образов и предположений, от предрассудков и химер. Нет, его интересует современность. На самом деле, ничем он не встревожен столь серьезно, как катастрофическим положением, к которому человечество само себя приводит. Всех он признает ответственными за грозящие им опасности, хотя едва ли многие их замечают.
   С появлением Интернета действительно совершен гигантский прорыв: сейчас, при желании, практически любой может обратиться к альтернативным источникам информации. Казалось бы, должны появиться и новые возможности предвидеть последствия наших действий, должно углубиться и осознание того, что с демократией шутить нельзя, с экологией тоже, что экономическая глобализация без социальной справедливости лишь усугубит положение. Реально же, к сожалению, наше сознание продолжает отставать от научно-технического прогресса.
   Умные книги все больше оттесняются теми, что поучают либо оболванивать других, либо лицемерить. Вот, к примеру вышедшее недавно в Англии исследование историка Энтони Бивора 'Взятие Берлина'. Ссылаясь на 'документальные свидетельства', автор обвиняет советских солдат в массовых случаях насилия.
   Независимо от степени достоверности таких свидетельств, вынужден заметить, что я не сторонник столь диких форм отмщения за смерть своих близких. Но и не цветы же надо было преподносить фрау по случаю их освобождения.
   - Как у вас язык поворачивается говорить такое! Да вы просто варвар и нехристь, - слышу голос английского оппонента.
   Сэр, не надо заводиться. Во-первых, без советских солдат быть бы вашей Англии колонией третьего рейха, в лучшем случае. Во-вторых, откройте Библию, где в Ветхом Завете чего только не написано о том, что, следуя советам Всевышнего, следует делать после взятия вражеских городов. Это разве не дикость? Мог бы также напомнить о массированных бомбардировках союзной авиацией городов Германии вместе с их гражданским населением, включая женщин, стариков и детей. Хотя военной необходимости в таких бомбардировках: выполняли они лишь роль устрашения. И это нормально?..
   Мне пришлось прожить в Западной Европе не один год, чтобы испытать на себе сполна особенности местного амбициозного ума. Практически ничего не сделать, чтобы помешать приходу к власти нацистов в Германии, долгое время заигрывать с фашистскими диктаторами в других странах, породить в XX веке две мировые войны, унесшие десятки миллионов жизней. И после всего этого еще поучать мир христианским добродетелям!
   Наблюдая за происходящим сегодня в Западной Европе, испанский философ Рафаэль Аргуллоль вынужден отмечать у ее жителей скудость речевого языка и поддерживаемое СМИ мышление, признающее "героями" заурядных личностей, сводящее простых граждан к роли пассивных наблюдателей за всем этим спектаклем. По его мнению, для западноевропейской общественности становится все менее характерным серьезное обсуждение важных проблем, а из частных разговоров мало чего можно узнать, кроме того, как успешнее делать деньги и что на них приобрести. Очень часто отношения между людьми, даже самыми близкими, строятся исключительно на прагматизме сиюминутных материальных интересах...
   А теперь, дабы продвигаться дальше, снова чуть отступим по времени - назад этак на веков пять. Тогда в Западной Европе густые леса были почти полностью вырублены: рубить деревья на дрова в самовольном порядке строго запретили, у пойманных нарушителей выковыривали кишки и прибивали их к деревьям. Обогрев домов стал нешуточной роскошью для большинства населения, ибо угля еще добывали немного. Суровая необходимость заставляла считать бережливость дороже богатства. Окажись в то время зимние морозы такими, как в России, трудно себе представить, во что бы это вылилось.
   Вот и уместно возникает вопрос: могла ли пойти европейская история по другому пути, если...? Скажем, попади Россия в лоно Римско-католической церкви, стал бы Иван Грозный яростно бороться с городами, которые отстаивали свои вольности? Избавил бы он свое государство от княжеской междоусобицы? Свободная от византийско-греческого религиозного канона позволила бы Россия наукам и искусству развиваться более свободно?
   А если на Руси приняли бы не христианство, а ислам, то не пала бы католическая Западная Европа под натиском иберийских мавров, Турции и российского халифата? В общем-то, ислам не так уж сильно расходился с русским укладом чувствования, за исключением разве склонности к чрезмерному потреблению спиртного. Зверства воинов Османской империи? Православные воители вели себя не гуманнее. Исламское понятие халиф тоже вписывалось: светский и духовный владыка в одном лице. Не такими ли были Иван Грозный и Петр Великий?
   Не окажись тогда в Испании после войны с маврами целой армии авантюристов, способных только воевать, смогла ли она столь молниеносно, вместе с Португалией, открыть и завоевать Новый Свет? Для переброски через Атлантику у Франции не хватало людей, потому и владений у нее было там с гулькин хвост, пришлось идти в Африку и Юго-восточную Азию. И что было бы с Западной Европой, не окажись у России под боком своих огромных пространств для колонизации к востоку от Урала? Не то что европейская, вся мировая история могла бы сложиться совершенно иначе. Но стала бы от этого менее кровавой? Вряд ли.
   Эволюция развития западноевропейского общества, во многом, есть результат случайностей со своими собственными закономерностями, порвавшими связь с первоначальными мотивами. Впрочем, эта гипотеза, как и все абстракции, оставляет огромный простор для всевозможных версий.
   Утверждают, будто лишения и страдания, а также угроза всемирных катастроф отталкивают человека от полного озверения. Трудно верится, ибо ожесточение нравов всегда сопровождалось тяготением людей к щекочущим нервы зрелищам, а это лишь закрепляло в них низменные инстинкты. Особенно в кризисные периоды, они с удовольствие погружались в мир мифов настолько глубоко, что не останавливались перед жалостью не то что к другим, к самим себе.
   Из предрассудков и заблуждений можно уже составлять многотомную Всемирную Энциклопедию. О том, например, как за счастье принимают удовольствие от бессмысленной жестокости, целесообразность превращают в бессмысленность, разумную необходимость в произвол. Ницше назвал такое состояние 'радостью рабов на празднествах сатурналий'. Он же напомнил об опасности чрезмерного раздражения нервных и умственных сил в обществе, о печальной участи людей, чьи дела всегда немного неразумны, а они сами 'катятся подобно камню в силу глупости механики'.
   Правители не прочь попугать своих граждан и угрозой международного терроризма, на которого аргументы разума бессильны повлиять, поскольку сами террористы объявили себя смертниками. Людей таким образом стараются держать в перманентно тревожном состоянии, дабы они легче верили в любые официальные заявления по данному поводу и многим другим.
   Мало кто решается называть вещи своими именами. Например, капитализм - капитализмом, империализм - империализмом, а не 'реальностью того, чему другого не дано'. Упражнение по называнию вещей своими именами было бы весьма полезно для общения с призраками, идолами и кумирами, чтобы они не очень-то вводили людей в заблуждение. Тяжело это упражнение, когда потеряны силы и соответствующие навыки беспристрастного, критического анализа. Мешает и некий негласный сговор наивных простаков с отпетыми канальями, питающими друг друга своей уверенностью в том, что для всех остальных смертных, кроме них, в мире земном мест почти не остается.
   Депутат Европейского парламента Сами Наёр все же находит в себе эти силы, если судить по его книге 'Империя перед разнообразием мира'. Нынешнее общество он называет 'имперским', что, в отличие от римского значения слова, означает еще и повсеместное господство товарного рынка с его меркантильными интересами, заложенными во все структуры современного государства. В его представлении, главная власть сосредоточена не у политиков, а у транснациональных корпораций, которые устанавливают правила и определяют условия своих действий. Государство же - просто инструмент все тех же корпораций, контролирующих производство и природные ресурсы. Смириться с таким положением нельзя. Спасти будущее поможет только отстаивание разнообразия и, соответственно, новая эффективная политика, для реализации которой нужна воля лидеров.
   В процесс глобализации вовлечен и международный терроризм. Причем террористы новой выделки уже не столько стремятся поставить у власти марионеток, сколько показать свою способность нанести тяжелейший урон западным странам. Что следует противопоставить террористам? Декларацию ООН о правах человека? В свете агрессии США в Ираке это наивно, ибо там американское правительство принялось использовать именно террористические методы, заодно пустив по боку Устав ООН вместе с международным правом...
   Ныне на Западе повсюду слышишь, будто не надо увлекаться чрезмерным идеализмом, надо быть ближе к практике. Золотые были бы слова, если бы под ними зачастую не подразумевалась готовность идти на компромисс со своей совестью. Именно так, под предлогом 'другого не дано', предлагают относиться и к глобализации. Процесс представляют неизбежным, единственно возможным в условиях складывающегося рынка и взаимозависимого мира.
   Исследователи из Канады и США Джеймс Петрас и Генри Вельтмейер решили, однако, разобраться в этом явлении и на основе проведенного анализа пришли к выводам, которые далеко не всех устроили. Вкратце, вот лишь некоторые из них.
   Ныне действуют около сорока тысяч транснациональных корпораций. По сути, это новый капитализм в мировом масштабе со своей глобальной банковской системой, международным разделением труда, мировой информационной сетью и государственными аппаратами, которые перестраиваются для обслуживания прежде всего его интересов. Речь идет о форме либеральной демократии, возглавляемой национальными элитами, при весьма значительном неравенстве в распределении экономических ресурсов и доходов между богатыми и бедными слоями населения, между развитыми и развивающимися странами.
   Идеологической завесой глобализации прикрываются именно экономические интересы транснациональных корпораций. Ее сторонники утверждают, будто от этого выигрывают все. Тем не менее, из 500 крупнейших компаний мира 244 являются американскими, 173 - западноевропейскими. Из 25 самых крупных 70% американские, 26% западноевропейские и 4% японские. Соединенные Штаты занимают господствующее положение в сфере финансового капитала и высоких технологий. 80% транснациональных корпораций контролируют свои инвестиции и принимают стратегические решения в своих штаб-квартирах в США, Германии и Японии.
   По мнению американский и канадских исследователей, последствия этого процесса для демократии складываются ей же в ущерб. Не избранные обществом руководители корпораций главенствуют в вынесении главных решений, прямо влияющих на экономику и социальную жизнь граждан. На лицо новый авторитаризм в виде симбиоза традиционных выборных свобод с элитарными структурами, доминирующими во всех областях человеческой деятельности. Потому и получается нестыковка между популистской предвыборной риторикой и действиями правительств после выборов. Как только социальные реформы начинают задевать интересы транснациональных корпораций, те сразу запугивают правительства возможной утечкой капиталов. И попробуй только кто-нибудь 'чихнуть против денег'!
   Сожительство капитализма с демократией - это еще далеко не изученный до конца вопрос. Во многих странах капитализм возникал и в условиях политического абсолютизма. Когда же свободное предпринимательство оказывалось в глубоком экономическом кризисе, то, жертвуя демократией, правители прибегали к подавлению социального протеста, а крупный бизнес финансировал диктаторов в роли 'спасителей нации'. Как иначе будет решаться этот вопрос в случае возникновения серьезного экономического кризиса уже в наше время?
   Жозе Сарамагу так объясняет, почему он выступает на стороне антиглобалистов и почему для него неприемлем формирующийся ускоренными темпами "новый мировой порядок". По его мнению, хотя наука и технология достигли небывалого уровня развития и позволяют решать многие неразрешимые в прошлом проблемы, сегодня в мире больше несчастья, чем когда бы то ни было. Между тем, лидеры погрязли в политических играх и делают вид, что все нормально. Правительства окончательно превратились в комиссаров реальной экономической власти. Новые идеи, опираясь на которые можно было бы изменить жизнь человечества к лучшему? К сожалению, пока, словно сорная трава, прорастают идеи фундаментализма. Что касается религиозного фанатизма, то даже представить себе трудно, куда это может нас завести.
   Как тут не согласиться с антиглобалистами, которые хотя бы ставят животрепещущие, требующие немедленного ответа, если цивилизация хочет выжить и успешно развиваться. Что именно представляет собою пресловутая глобализация? Не новую ли форму экономического тоталитаризма? Можно ли всерьез говорить о демократии, когда реальная власть у транснациональных корпораций, чьи руководители обществу не подотчетны? В условиях, когда имперским амбициям США противовеса надлежащего нет, кому больше всего может служить 'новый мировой порядок', как только не Америке?
   Наднациональная бюрократия, по мнению Жозе Сарамагу, завладевает господствующими позициями в Европейском союзе, но Европа - это не только Европейский союз. Россия тоже говорит о своем пути в Европу. Какую роль она там хочет играть? И не получается ли так, что страна эта вышла из извращенного социализма, чтобы войти в развращенный капитализм?
   Отсутствие серьезного противовеса имперским амбициям США не один лишь он объясняет кризисом левой идеологии, политической апатией и умственным обнищанием. Многие представители либеральной западноевропейской интеллигенции вину за это возлагают на самих левых, так как их партии, опасаясь обновления своих идей, свели марксизм к бесплодным тезисам. Манипулирование сознанием людей по систематическому культивированию банальности достигло нетерпимого уровня. Телевидение, которое может быть инструментом образования и воспитания, представляет собой театр, где граждан подталкивают быть актерами отвратительного спектакля, демонстрирующего моральные и физические убожества.
   Французский кинорежиссер Константин Коста-Гаврас не менее резок в своих оценках, когда говорит: 'Компании делают деньги и хотят их все больше и больше. Мы живем во времена бандитского капитализма, при котором отношения между работодателями и наемными работниками продиктованы законами джунглей'. Может, и это утверждение есть метафора, выдающая желаемое за действительное?
   Наверное, далеко не метафора, потому как глобализация на деле есть создание единого мирового рынка, где конкуренты противостоят друг другу за обладание ресурсами и высокими технологиями, за выгодный сбыт своей продукции. Ресурсов же для дальнейшего роста всем не хватит, а нехватка эта станет серьезнейшим яблоком раздора. И это тоже далеко не метафора.
   Такое впечатление, что в глобализацию втягивается и сама природа. Еще лет пять назад 'Нью-Йорк таймс' сообщила: находившаяся на Северном полюсе группа исследователей обнаружила заметное уменьшение ледяного покрова. Чуть позже английская 'Таймс', дабы не провоцировать паники, уточнила, будто лед не тает, а просто 'немного подтаивает'.
   Последняя всемирная 'оттепель', ознаменовавшая конец ледникового периода, была вызвана потеплением климата на планете в четыре с половиной градусов. Сейчас делаются прогнозы о несколько большем повышении температуры к концу нынешнего века.
   Тем временем, каждую секунду вырубается лесного массива на участке размером с футбольное поле. Снег на вершине африканской горы Килиманджаро уже почти исчез, а в Венесуэле на четырех из десяти горных вершин исчез полностью. Дыра в озоновом слое, как следствие парникового эффекта, своими размерами превзошла вдвое территорию Европы. В том самом слое, который защищает нас от ультрафиолетовых лучей, вызывающих раковые заболевания.
   Все это результат выброса в атмосферу разного рода токсичных и других отходов промышленного производства, выхлопных газов автомашин, фриона кондиционеров и холодильников и прочего из того же набора. Если дело так пойдет и дальше, то наихудший сценарий, по оценкам ООН, может осуществиться к концу XXI века, когда средняя температура на планете поднимется на шесть градусов и, соответственно, уровень моря на 88 сантиметров. Это приведет к катастрофическим изменениям климата и серьезным последствия для здоровья человека. Непосредственной же причиной послужит увеличение углекислого газа в атмосфере, который пропускает на Землю ультрафиолетовые лучи солнца, но не дает ультракрасным лучам уйти с планеты обратно в космос, что приводит к парниковому эффекту.
   Для предотвращения катастрофы тридцать промышленно развитых стран должны были взять на себя обязательство уменьшить выбросы углекислого газа в атмосферу, предусмотренное Протоколом Киото. Однако под давлением энергетических компаний некоторые государства подписывать его не торопились. Среди них США и Китай.
   Атмосфера планеты сегодня почти на половину загрязняется выхлопными газами автомобилей. В Новом Орлеане перед тем, как на него обрушился ураган 'Катрина', летом на городских улицах дышалось тяжело не только от выхлопных газов, но и от фриона кондиционеров, работавших на полную катушку. Примером для подражания президент Джордж Буш предложил взять его 'экологически чистое' ранчо в Техасе: там геотермические системы охлаждения потребляют на 75% меньше электроэнергии, функционирует своя система очистки воды, которая для охлаждения летом откачивается из глубоких колодцев. Легко, конечно, вводить экологические новшества на отдельно взятом участке земли, охраняемом агентами Секретной службы. И хорошо, если б только за свой личный счет.
   Согласно оценкам экспертов ООН состояния производства продуктов питания, сложившиеся на сегодня методы животноводства представляют собой одну из главных причин климатических изменений на планете, в том числе потепления и парникового эффекта. Оказывается, на выращиваемый скот приходится 65% эмиссии в атмосферу нитрокислотного газа, который в экологическом плане разрушительнее углекислого в сотни раз. Если учесть, что около трети скопившегося метана, также значительно более вредного, происходит от метеоризма коров вследствие плохого переваривания ими кукурузы, то можно представить себе всю трагикомичность ситуации: в данном случае мясо становится неполезным для человека еще и потому, что коровы сами питаются далеко не экологически чистым сырьем.
   Голубая Планета - единый живой организм, в котором все функции взаимодействуют интерактивно, а сам он способен регулировать сам себя, только если люди не вмешиваются в этот процесс. К сожалению, все делается как раз наоборот. Земля уже немало времени подвержена навязываемым ей болезням типа кислотных дождей или озоновых дыр. Ее атмосфера все больше взаимодействует с искусственно произведенными газами, наполняется их необычной и нестабильной смесью. Тропические леса подвергают массовой вырубке: за последние пятьдесят лет уничтожена почти половина. При нынешних темпах истребления сельвы ее основной массив в Бразилии, Заире и Индонезии может полностью исчезнуть уже в первую треть нынешнего века, после чего планета потеряет главный для всего человечества резерв кислорода, исчезнет ее самая многообразная экологическая система. Кто и как может заставить людей тех районов прекратить вырубать сельву. ООН? Это наивно. Да и чем могут аргументировать жители промышленно развитых стран, которые сами больше всех загрязняют природную среду обитания...
   Есть и другие данные, очень близкие к теме. Трое американских миллиардеров, например, обладают капиталом большим, чем шестьдесят развивающихся стран вместе взятых. Треть населения планеты все еще живет без электричества, половина никогда не пользовалась телефоном, сто миллионов человек прибегают к совершенно не пригодной для питья воде. Для решения их проблем хватило бы и половины тех средств, которые Пентагон тратит ежегодно на производство все новых видов оружия массового поражения.
   О нравственной стороне ядерного устрашения в годы 'холодной войны' редкий государственный деятель отваживался говорить вслух. Однажды на это решился, как ни странно, министр обороны США Стимсон, когда спустя месяц после атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки высказал президенту Трумэну такое суждение. С его точки зрения, обладание Соединенными Штатами атомными секретами не должно использоваться в качестве средства того, чтобы изменить коммунистическую систему, а потому нужно поделиться этими секретами с Советами и таким путем избежать скрытой форсированной ядерной гонки.
   В начале 60-х, когда 'атомный джин' уже выбрался из бутылки, американский футуролог Герман Кан предложил сдерживание посредством компьютера, который должен автоматически дать команду на применение ядерного оружия в ответ на нападение противника. Чуть позднее создатель советской водородной бомбы Андрей Сахаров и 'отец атомной подводной лодки' адмирал Риковер к ужасу своему обнаружили и оповестили: 'ядерное мышление' пропитало насквозь все государственные структуры обоих стран, переплелось с шизофреническим искушением заиметь как можно больше оружия массового поражения...
   По сути вещей, нечто похожее продолжает и сегодня висеть дамокловым мечом над всем человечеством. Взять хотя бы возможность несанкционированного использования ядерного оружия. Сбои в компьютерной системе вряд ли могут привести к началу третьей мировой, хотя полностью исключать такого сценария тоже нельзя. Более реальная опасность исходит от возможных срывов в психике людей, обладающих доступом к ядерному оружию в условиях, когда в силу особенностей технических процедур складывается неустойчивое равновесие между жесткими мерами контроля и возможностями, которые должны позволять военным мгновенно реагировать, чтобы нанести ответный удар.
   По всему миру сейчас около полумиллиона военнослужащих имеют разной степени прямой доступ к ядерным средствам вооружения. Из сотни тысяч в США пять тысяч ежегодно лишаются такого доступа в ходе медицинских и других проверок - по причинам их психического расстройства, злоупотребления спиртными напитками и тому подобного. Аналогичная ситуация и в вооруженных силах других ядерных государств.
   Программа Пентагона по проверки надежности личного состава должна распространяться и на высших должностных лиц, уполномоченных распоряжаться ядерным арсеналом, - на президента, министра обороны и главу комитета начальников штабов. У последнего имеется дубликат президентской кодовой пластинки на дачу команды 'пуск'. Когда в 1981 году произошло покушение на президента Рейгана, агенты Секретной службы и ФБР немедленно приехали в госпиталь и изъяли у него ее первый экземпляр.
   Президенты США проходят ежегодное медицинское освидетельствование, как и другие руководители правительственных ведомств. Регулярным медосмотрам подвергаются и главы военно-промышленных корпораций на предмет возможного их пристрастия к алкоголю или каких-то серьезных отклонений в психике. В полиции и спецслужбах отступления их сотрудников он принятых норм поведения фиксируются их отделами внутренней безопасности, в том числе возможные случаи повышенного интереса к традиционным и, тем более, нетрадиционным религиям. Врач на борту корабля-носителя ядерного оружия считается единственным должностным лицом, который в открытом море может объявить командира недееспособным выполнять адекватно служебные обязанности. Но если такое решение будет принято им ошибочно, он попадет под трибунал.
   О некоторых государственных деятелях известно, что Черчилль, например, страдал артериосклерозом, Сталин - паранойей, Эйзенхауэр перенес несколько инфарктов, Франклин Рузвельт и Джон Кеннеди мучались болезнью позвоночника. Кандидаты в президенты и вице-президенты США должны оглашать данные о своем финансовом положении, но не обязаны раскрывать сведения о своем здоровье. Но если они что-то утаивают, им этого не простят.
   В Российской Федерации приняты нормативные акты, регулирующие медицинские освидетельствования военных, гражданских летчиков, водителей железнодорожного и автомобильного транспорта, а также некоторых других профессий. Члены Государственной думы однажды предложили проект закона о государственной медицинской комиссии, через которую должны проходить лица на высоких государственных и выборных должностях, но вскоре пошли на попятную, опасаясь, что это может служить средством политического давления или дискриминации. О состоянии здоровья президента России публике сообщается лишь признаваемое целесообразным им самим или то, что уже невозможно скрывать...
   В условиях ядерного сдерживания необходим хотя бы минимум доверия между главами государств. Увы, полного доверия между ними не бывает. К сожалению, далеко еще не все политики считают, что ядерная война будет означать последнюю катастрофу в истории человечества. Некоторые даже полагают, что самая эффективная защита от ядерного конфликта - это способность их вооруженных сил нанести первый обезоруживающий удар.
   Одним словом, так и не ясно, что у государственных деятелей перевешивает на чаше весов: беспокойство за военную мощь своего государства или за выживание всего рода человеческого. Да и некоторых простых граждан перспектива ядерного апокалипсиса заставляет реагировать по-разному. Одни ее категорически отвергают. Другие свыкаются с ней. Иных же, чрезмерно увлеченных мистикой Судного Дня, овладевает предвкушение экстаза самозабвения, в котором фанатик находит свое бессмертие.
   Вспышки международного терроризма, подогреваемого религиозным фундаментализмом, то гаснут, то вспыхивают вновь. Идеологи 'самых правильных' религиозных учений активно манипулируют чувствами верующих, заставляя их считать ядерное оружие 'карой Господней за грехи человеческие'. Это не мешает некоторым развивающимся странам, дабы никто не смог им безнаказанно угрожать, стараться приобретать свое 'оружие возмездия'. Что же до призывов к нераспространению ядерных арсеналов, больше всего насчет этого обеспокоены те государства, у кого они уже есть и в избытке...
   На глубину мирового океана в сотню и более метров солнечные лучи доходят, почти полностью растворившись в массе воды. Вместе с плавниковыми, там скитаются и сделанные руками человека 'громовержцы', каждый величиной с дюжину крупных китов. Внутри такого металлического 'бегемота', способного месяцами не появляться на поверхности, люди живут тихо и размеренно. Все они заняты своим делом. Отслеживают показания приборов, после шести часов боевого дежурства отдыхают. Движение под водой на постоянной глубине ими не ощущается.
   Там в океанской пучине люди рассуждают конкретно, уповают на себя, командира и технику. У них не принято спорить, делать резких движений, повышать голос. 'Думай тихо! - говорит их заповедь, - Такое уж наше дело'. На затворническую жизнь они согласились добровольно, потому обижаться им не на кого. Да и как обижаться, если на берегу все подвергаются самым тщательным проверкам на выносливость в преодолении нагрузок, способность действовать слаженно, беспрекословно подчиняясь команде старшего по званию.
   Это действительно особая порода людей. Их жестко отбирают прежде, чем дать вступить в элитарное сообщество мореплавателей, действующих в полой изоляции от других своих собратьев, дабы не позволить посторонним разузнать, куда именно их заносит нелегкая. Редко, крайне редко их субмарина стратегического назначения дает знать о себе через выброшенную в капсуле на поверхность антенну, ориентированную на специальный спутник связи. Случается, члены экипажа получают через тот же спутник и семейные телеграммы: дома все в порядке, дорогой, не волнуйся. Других личных посланий цензура не пропустит. От надежности техники и морально-психологического настроя этих моряков зависит, сработает или нет триада ядерного сдерживания: поимо подлодок, баллистические ракеты и бомбардировщики.
   Бывает, случается и такое - подводный ракетоносец неожиданно завершает свой поход на дне океана. После расследования каждого подобного трагического исхода высокие правительственные комиссии в Москве и Вашингтоне приходят к заключению о том, что решающим фактором послужили сбои в технике и реакция на них экипажа...
   Ядерного оружия и средств его доставки накоплено достаточно, чтобы уничтожить все живое на планете три дюжины раз. По оценке авторитетного российского эксперта по военно-политической проблематике Андрея Кокошина, на ближайшие десять лет можно прогнозировать возрастание неустойчивости ядерного сдерживания, появление такого оружия у других стран и даже попадания его в руки террористов нельзя исключать полностью. Опасность же его применения нарастает при отсутствии у международного сообщества адекватного ответа по предотвращению ядерного конфликта. Как бы ни было значимо ядерное сдерживание, с его помощью нельзя нейтрализовать военно-политические угрозы в адрес России.
   Американский сенатор Ричард Лугар называет ядерный терроризм перспективой ближайшего будущего. По его данным, перспектива эта становилась все более вероятной, поскольку учет и хранение расщепляющихся материалов не обеспечены надлежащим образом. Не скрывает он и того, что понимание подобной угрозы с трудом доходит до высшего руководства в Вашингтоне.
  
   *
  Не скрою, почтительно отношусь я к Умберто Эко - историку, филологу, философу и писателю. Полностью разделяю мнение итальянца о том, что с помощью художественной литературы можно проверить человека, есть ли у него чувство реальности или же он - узник своих иллюзий и мифических персонажей, вроде Красной Шапочки, трех мушкетеров и мадам Бовари. В представлении ученого, современная художественная литература богата на афоризмы, но бедна на парадоксы, если иметь в виду утверждения, которые отличаются от широко распространенных и не теряют при этом своей значимости.
   Изящная словесность, по его мнению, способна также вселить в нас уверенность в существовании неких бесспорных идей и предложить модель истины, соответствующую возможностям нашего воображения. Читатель, правда, тоже бывает разный. Один отрицает, что Иисус был Сыном Божиим. Другой ставит под сомнение его историческое существование. Третий видит в нем истинный путь. Четвертый для подтверждения надеется на новое явление Христа народу. Пятый совершенно безразличен ко всякому суждению по данному поводу.
   Хотя перу Умберто Эко принадлежит более полдюжины романов, он все еще удивляется, как это можно написать один всего за год. Создание книги у него занимает гораздо больше времени, потому что приходится много читать, собирать архив материалов, выдумывать образы персонажей, описывать места действия, прорабатывать схемы сюжета. Наверное, поэтому получаются они у него интересные, познавательные, умные, которые еще и дружат с парадоксами.
   Его английский собрат по литературному цеху Вильям Бойд считает, что писательский успех зависит, в конечном итоге, от удачи, потому и оказываются не признанными многие по-настоящему талантливые люди. Для него, написание романа - это попытка соблазнить читателя придуманным миром, но таким, в котором правды должно быть не меньше, чем в мире реальном, где главенствуют факты.
   Колумбийский романист Габриэль Гарсия Маркес сравнивает себя со стервятником, который питается падалью разлагающегося общества, близкого к апокалипсису и переживающего преобразования, не известно куда ведущие. Перуанец Марио Варгас Льоса не оспаривает это суждение, но предупреждает об опасности, заложенной в самой художественной литературе. Опасности в том, что писатель обязан придавать красивую форму своему рабочему материалу и таким образом невольно подавать зло в привлекательной упаковке. Чтобы литература не вредила и не делала читателей хуже, чем они были до того, как взяли книгу в руки, автору надо все же избегать определенных тем и мотивов, чье одно только появление в книге приводит к губительным последствиям - увеличению доли страдания, боли и насилия в жизни людей.
   Живи сегодня Франц Кафка, он не согласился бы с перуанским писателем. В свое время чех не только вскрывал абсурдность бытия, но и выставлял его в привлекательной упаковке. Получалось же это у него довольно неплохо, ибо сам был крайне обеспокоен своей неуверенностью в себе и своей духовной опустошенностью. Вот только совершенно опускал из виду, что реальность намного богаче его собственных переживаний.
   Можно, конечно, заняться перетряхиванием уродливых сторон жизни и выдавать результат перетряски за саму эту реальность. Немало читателей даже поверит в такие искаженные образы и не воспримет их как литературный гротеск на них самих. Если все дальше погружаться в трясину фатализма, многие даже станут воспринимать убийство и насилие неизбежным, само собой разумеющимся.
   На мой взгляд, любой получающий за свои сочинения гонорары, может и в самом деле подливать масло в огонь читательского массового спроса на острые ощущения, цинично следовать принципу 'чем нелепее, тем интереснее'. В данном случае позиция у него такая: виновны все, посему ему только остается наблюдать и не вмешиваться. Не отсюда ли скептическое отношение Ницше к беллетристам, в которых он видел 'шутов современной культуры' за их некую невменяемость, как особый род умопомешательства?
   Мифами обрастают невольно и личности, заметно проявляющие себя на писательском поприще. Вот, к примеру, ярый противник тоталитарного государства, автор знаменитой 'Животноводческой фермы' Джордж Оруэлл. Отвечая на просьбу правительства, англичанин передал властям составленный им список из более сотни своих соотечественников, которых-де ни в коем случае нельзя брать на работу в средства массовой информации из-за их левых политических взглядов. Чем не стукач, хотя, судя по книгам его, должно быть все наоборот.
   Или супружеская писательская чета Жан-Поль Сартр и Симона де Бевуар. Более пятидесяти лет связывали их узы супружества. Их брачный союз во Франции выставлялся 'национальным образцом любви до гроба'. Сами они называли его 'триумфом любви в современной свободной семье'. Ну и что же выяснилось после того, как один из них первым отошел в мир иной? Оказалось, что на протяжении всех пятидесяти лет их брачной жизни блудили они напропалую и в своей переписке рассказывали друг другу в деталях, без тени смущения о своих амурных эскападах.
   Изящная словесность - далеко не пресвятая дева. С ее помощью можно играть в слова ради самой игры, для развлечения, как дети в кубики. Но вот когда автор художественного произведения несет какой-нибудь бред, а потом, даже не оправдываясь, говорит, будто так думает и действует один из персонажей его романа, за звериное нутро которого он сам, мол, не отвечает, это уже повод призадуматься, а не может ли быть литератор "ненаказанным соучастником преступления".
   Богатое воображение любит блудить словами, особенно когда можно говорить все, потому что не надо говорить ничего конкретного, а просто придумывать необычное, душещипательное. Интеллектом тоже играют либо для решения какой-то проблемы, либо ради самой игры. В любом случае, игра в слова ради неё самой есть походит на инфантильность. К такой инфантильности, в принципе, можно отнести и литературное сочинение Салмона Рушди о том, будто вдохновителем при написании Корана для пророка Магомета послужил не Аллах, а Сатана...
   Снова вернемся чуть назад по времени. Под влиянием первой мировой войны политическая борьба в Европе обострилась и приобрела бескомпромиссный характер. У одних это породило надежду, у других - мрачные предчувствия. Максим Горький увидел в этом еще и темные инстинкты, грозившие человеческой психике искривлением, искусственным развитием в одну сторону. Потому что на ее почве быстро и обильно разрастался чертополох ядовитой вражды, лжи, болезненного честолюбия и неуважения к правам личности.
   'Можно ли увлекаться грязными бульварными романами, когда вокруг нас во всем мире грозно совершается трагедия! - негодовал он в своих 'Несвоевременных мыслях'. - Все мощные силы мировой истории, все человекозвери сорвались с цепей культуры, разорвали ее тонкие ризы и пакостно обнажились, - это явление, равное катастрофе, сотрясает устои социальных отношений до основания. И нужно призвать к действительной жизни весь лучший разум, всю волю, для того, чтобы исправить последствия нашей трагической небрежности в отношении к самим себе - небрежности, которая породила страшную ошибку'.
   В представлении Алексея Максимовича, чрезмерное увлечение политикой вообще исключает здравый интерес к делу культуры, что едва ли полезно для такой большой страны, как Россия, и ее жителей, в головах большинства которых "черт палкой помешал". Пусть даже суждения писателя далеко не бесспорны, а причины и следствия в них выстроены не совсем четко, начинаешь находить в них "кость", когда сравниваешь факты с их литературным освещением в период того самого лихолетья.
   Обида, горькая обида не давала покоя стомиллионному крестьянству. Земля расходилась по купчикам да лавочникам, которые, не живя на ней и не работая, богатели ее скупкой-перекупкой, лихим закладным процентом. Во власти процветало самоуправство, перемешанное с дурью. В городах массовая безработица, бесновались воры и бандюги. Повсюду дезертиры с фронта германской войны, оружие распространялось бесконтрольно. Российские эксперты Международного союза криминалистов, после обсуждения растущего хулиганства в российских деревнях, назвали носителей новых нравов 'пакостниками, баловниками, мучителями, слабовольно разнузданными подражателями, дерзающими циниками и отчаянными бунтарями'.
   Озорство и хулиганство заполоняли улицы городов. Дикость своеволья глубоко проникала в гущу народной жизни, усугубляясь невежеством и скудоумием в массе своей неграмотного народа. Совмещаясь с причинами классового и социально-экономического характера, все это выливалось в разрушительные позывы, которые вином не зальешь, а грабежами только распалишь.
   В это время Константин Бальмонт переживал пленительное ощущение вольности: 'И с диким бешенством я в омуты порока бросаюсь радостно, как хищный зверь на лань'. Сладострастием насилия над личностью и эгоизмом наслаждения блистали его стихи:
   Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
   Из сочных гроздей венки свивать.
   Хочу упиться роскошным телом,
   Хочу одежды с тебя сорвать!
   Тягостные настроения начала XX века приобретали в беллетристике отображения апокалипсические, традиционный реализм обновлялся за счет запрещенных ранее тем. Произведения Михаила Арцибашева были пронизаны культом циничного нигилизма. У Анатолия Каменского все заполняла 'естественная' эротика. Озорному, разбойному придавался романтический ореол, завораживавший своей черной грустью. Агрессия всех против всех смаковалась и выдавалась за самобытный русский колорит утомления скукой...
   Придя к власти, большевики взялись управлять полностью разоренной страной и до крайности распоясавшимися людьми. Растерзанные тяготами мировой войны, они легко переходили от веры в Бога и царя к расхлестанному богохульству. Духовность 'богоносцев' оказалась не такой уж глубокой, а идеализация их Достоевским - не оправданной.
   Упоение воспетым Бальмонтом своевольем у Сергея Есенина обретало свои формы:
   Я одну мечту, скрывая, вижу,
   Что я сердцем чист,
   Но и я кого-нибудь зарежу
   Под осенний свист.
   Приветствуя революционное насилие, Владимир Маяковский весьма был близок к подобному своеволью насилия. Обычно опровергал он без аргументов, с упором больше на классовую подоплеку отвержения старого, некрасивого, несправедливого. Могло даже показаться, что ради красного словца такой не пожалеет ни мать, ни отца.
   Соответственно и как обычно с перегибами в сторону максимализма стала выстраиваться литература социалистического реализма. Ей ли приписывать заслуги или чему-то другому, но в 1956 году кривая преступности в Советском Союзе действительно упала до самой низкой отметки за весь XX век.
   В годы застоя при Брежневе пьянство все заметнее принялись поэтизировать в песнях, записанных на магнитофонных пленках. Мало помалу литературным героем становится вполне интеллигентный человек, пристрастившийся в выпивке и не заботившийся о мере. В романах появляется образ преступника, вызывающего если не симпатию, то сочувствие. Зарождается жанр криминальной романтики, если его можно так назвать.
   Безусловная благость для россиян конца минувшего и начала нынешнего века - широчайший выбор на книжном рынке, выход в свет некогда запрещенных книг и доступность их. Однако, из художественной литературы наиболее массовым коммерческим успехом пользуются детективы, триллеры, боевики, что, конечно, еще не свидетельство их достоинств, а скорее отражение вкуса довольно внушительной части читающей публики.
   Во всех этих романах, повестях и рассказиках детально описываются мордобои, убийства, мошенничества, грабежи и сексуальные сношения в промежутках. Безостановочно, до синих кругов под лазами, в сгущенном виде, когда обманывать, убивать и обладать другим человеком важно, но при этом желательно полностью подчинить его своей воле так, чтобы он сам в ноги кинулся. Главные их персонажи постоянно за кем-то охотятся, кого-то выслеживают и по ходу 'замачивают' мешающих им охотиться. Практически все без исключения описания строятся на насквозь придуманных сюжетах. И многие действительно верят в реальность представленного им для обозрения и настолько втягиваются в текст, что психологически уже подходят к грани того чтобы самим поступать по предложенным образцам.
   Мне могут возразить: в романах Достоевского тоже полно казнокрадов, убийц, гулливых женщин, которые благодаря их собственным угрызениям совести возведены автором в ранг 'героев', считающих, будто для спасения души надо пройти через нравственное падение. Именно такова и логика многих современных авторов. Для них православная вера, а они обычно считают себя верующими, состоит не в том, чтобы всеми действиями своими изображать из себя благочестивых, а в том, чтобы самим пройти тяжкий путь искушений. Кстати, не в укор на сей раз сказано Западу, там тоже хватает подобного чтива, но к нему относятся не столь серьезно, как у нас в России, где многие верят всему напечатанному или просто написанному от руки, включая анонимки.
   И еще про писательские соблазны. На мой взгляд, среди нынешних работников литературного цеха искушения занимают место сродни тому, что раньше называлось принципом партийности или классовым сознанием. Сегодня, чтобы продать свою 'художку-развлекаловку' или 'ужастик', многие авторы становятся солдатами уже не правящей партии, а книжного маркетинга. В оправдание они ссылаются на то, что современный человек настолько поглощен своими каждодневными материальными заботами, что ему уже не до глубокомысленных текстов, что он хочет развлечься, встряхнуться, отвлечься от действительности. Поэтому, мол, ничего не остается как идти ему навстречу.
   Иной раз думаешь, а зачем собственно прибегать к метафорам или аллегориям, когда можно просто и ясно выразить свою мысль. Вот, скажем, такую. Существует граница, не переступая которую, писатель отражает картину жизни, но переступив, начинает уже изобретать жизнь по своему хотению, подавая себя по принципу 'все равны бобры, один я - соболёк'. Постигший все на свете загадки писатель? Такого в природе не бывает. Почитающий себя за такого есть либо идиот, либо прохвост.
   Вроде бы кажется глупым искать причинно-следственную связь между серийными боевиками, триллерами и преступностью. Разумеется, истинные мотивы связи носят несколько иной характер. Но ведь речь идет не просто о литературе, а о литературе для массового потребления. Читая ее, невольно можно впасть в безысходность, представлять себе жизнь сплошным криминалом, а сам счастлив будешь уж тем, что тебя пока не убили, не ограбили, не искалечили. Поможет такой настрой созданию благоприятной атмосфере для борьбы с насилием, терроризмом и преступностью? Скорее, наоборот.
   Писатели страдают теми же недугами, переживают те же искушения, что и общество, но с некоторыми особенностями. Заняты они работой творческой и многие не могут долгое время довольствоваться одичанием или измельчанием описываемого ими человеческого материала. Некоторые, чтобы просто выжить, клепают один триллер за другим по договорной цене. Другие теряются и не знают, куда идти, о чем писать. Словно зайцы при виде охотника, оторопевают, бегая вокруг него по кругу: вроде бы хотели вернуться к традициям критического реализма, а получается чернуха.
   После снятия цензурных запретов, как ни парадоксально, душевного спокойствия у них прибавилось ненадолго. Нынешний беллетрист, даже если в прошлом не являлся поборником коммунизма, нет-нет да вспомнит, как в советскую эпоху личность писателя была окружена ореолом высокой культуры и духовности, почиталась существом, возвышающимся над общей читательской массой. Хорошо это или плохо, но сейчас его воспринимают таким как все, только деньги зарабатывающим своим характерным для него способом.
   Писатель не настолько наивен, чтобы не видеть, что успех его на книжном рынке в решающей степени зависит от того, как его могут раскрутить СМИ. Помимо всего прочего, власть и крупный бизнес не обязательно должны подвергать цензуре его творчество: нужно либо замалчивать автора, либо давать ему возможность появляться на телевидении. В цензуре с ее указаниями 'не печатать' уже нет необходимости.
   Среди писательской братии есть и такая настроенность: лучше жить в стране, где правит криминал, чем в той, где правили коммунистические вожди со своей цензурой. Действительно, свобод стало больше и это могут почувствовать все. Правда, увидят и стариков-пенсионеров, бомжей, беспризорных, просто обычных граждан, которые в любой момент могут оказаться жертвой насилия или причинить боль кому-то. Толь слепой не видит процветающих звезд шоу-бизнеса и эстрады, пригретых различными фондами или заграничными субсидиями. Кстати, он и зрячий бы их не увидел за темными стеклами лимузинов и кордоном телохранителей.
   Для подавляющего большинства писателей тоталитарный режим отошел в прошлое и реставрации его никто не хочет ни в какой форме, ни под каким благозвучным предлогом. Но и новый общественный строй не может избавить их от разочарований. За всех говорить не могу, но знаю немало среди них особенно чутких к складывающейся модели государства, в котором постоянно чувствуются дезорганизация, потеря согласованности и эффективного управления, растерянность при решении дилеммы 'свобода или порядок'. Даже самые большие оптимисты из них видят среди высокопоставленных правительственных чиновников людей априорно ущербных по своему умозрению и профессиональной компетентности.
   Литераторам понятно и то, что работать им приходится в совершенно новом информационном поле, значительно расширенном Интернетом и более раскованной прессой. Но я не знаю ни одного собрата по литературному цеху, который оставался бы равнодушным к телевизионной рекламе, продвигающей на рынке чрезмерно обывательские ценности. Бесспорно, женские прокладки и дезодоранты тоже нужны, но рекламные заставки врываются так часто и на таком повышенном звуковом уровне, что вызывают лишь раздражение. И даже не это главное. Разбивая на мелкие фрагменты фильм или авторскую передачу, реклама мешает сосредоточиться на единой смысловой и сюжетной цепочке, разрывает причинно-следственные связи, делает фрагментарным само восприятие. Чего еще, а ума-разума от всего этого не наберешься.
   Кому из писателей этого не видно? Все видят, а некоторые, дабы перещеголять и пофлиртовать с литературой для возбуждения, доводят температуру своих сочинений до сорока градусов и выше. Что обычно получается? Бред. Нобелевская премия за интеллектуальную яркость и честность им явно не светит. Но они задрали нос - и кочергой не достанешь.
   Чеховская мысль, будто чем больше люди знакомятся с житейской грязью, тем становятся чище, где-то и оправдана, но проявляется все же незаметно. И невольно напрашивается у меня ответ на поставленный вопрос о взаимосвязи между литературой и преступностью. Литературу детективно-криминального жанра, как я считаю, можно считать не столько причиной, сколько следствием уголовного беспредела.
   Впрочем, у каждого своя воля и свой ответ. Мне же остается только склоняться к правоте слегка переделанного изречения насчет того, что каждый народ заслуживает ту литературу и тех писателей, которых имеет. И стараться его обосновать.
  
   *
  Все тот же Максим Горький как-то подметил, будто в головах у русских 'черт палкой помешал'. Не знаю, какой там черт, а варяги с греками и финны с тюрками намесили уж точно.
   Не доверяли пращуры наши дальние коню в поле и жене на воле. Вот в судьбу свою милостивую, которая 'придет, все перемелет, мука будет', в нее верили свято, ей поклонялись, над нею подшучивали, ее старались перебороть и одновременно страшились - вдруг повернется не той стороной.
   Подобно земле-кормилице, душа у них была столь широка, что трудно им кого-то надолго полюбить или возненавидеть. Словно подталкивала она на всякий худой случай лукавить, изворачиваться, на жулика стать в пять раз жуликом, а коли на честного, так вроде откровения небесного. Для мужиков хмель силен, сильнее хмеля - сон, сильнее сна - злая жена. Даже натуры добродушные усматривали в женщине орудие искусителя. Не оттого ли поверье 'где черт не сладит, туда бабу пошлет'?
   Основу гражданского построения на Руси заложили варяги в X веке на земле новгородской. Там вскоре сложилось вечевое самоуправление, а пришелец из викингов, князь Рюрик, сколотил из витязей ядро дружин, которые потом основали Великое Княжество Киевское и через него шли походами на богатую Византию. Русская народность возникла позднее, по мере распространения христианства в греческом варианте под неусыпным присмотром византийских жрецов.
   О событиях в Киевской Руси кое-что просвечивалось из церковных летописных сводов. Монахи усердно их переписывали каждый раз так, что вроде бы одно и то же событие представлялось по разному, некоторые события вообще из летописи удалялись. Из свода в свод переходили описания извечного противоборства ангелов и бесов, сил добра и зла - со все большей уверенностью составителей в постижении ими тайн предначертаний Господних. В назидательных целях частями раскрывался замысел Создателя, позволявший покорным ему 'рабам' находить выход к свету из царства тьмы.
   Культура Древнего Рима весьма незаметно влияла на славянские племена, в отличие от арийских. Русичей же больше учил суровый климат отслеживать явления капризной природы, развивать в себе практическую сметку, стойкость, непритязательность в быту. Приноравливаясь к причудам природы, они отвечали на них своею дерзостью и, взявшись за казалось безнадежные проекты, стремились все проделать быстро, чтобы поспеть до морозов, а потом уже почесывать пятки на печке.
   Суматошное житье-бытье преподносило им разные каверзы, заставляло быть осмотрительными, сто раз проверить и примерить. Всегда себе на уме, чем опасливее они поступали, тем большего упрямства набирались, дабы выйти на главную дорогу окольным путем - с некоторым опозданием, но выйти. Как думали, так и ходили. Как ходили, так и думали.
   Ходить же и думать приходилось на бескрайних равнинах, где непроходимые лесные чащобы, реки и болота мешали плотнее заселиться, вести хозяйство сообща и, таким образом, менее рискованно. Солнце настолько обделяло теплом и светом их землю, что не хватало у них времени и сил оставить потомкам на память о себе нечто впечатляющее из внутреннего общественного устройства, изящных искусств и беллетристики.
   'Русские слишком много времени потратили с лесами и болотами, занимаясь черновой работой, - резюмировал Василий Осипович Ключевский. - Приобретая в этой работе житейскую выносливость, они не столь напряженно работали над самими собой, не развивали активно свои умственные и нравственные силы, не устанавливали свои собственные гражданские отношения. Для торжества же идеалов нужны не только крепкие нервы и самоотверженные характеры, но и сообразительные умы. Сколько высоких идеалов успели люди уронить и захватить неумелыми или неопрятными руками!'
   Чем отличался российский ландшафт, так это однообразием равнины, на юге плавно переходившей в степь. Если исторически Россия - не Азия, то географически - не Европа, где господствовали резкие очертания, многоликие и яркие тона, ослепительные природные краски. Нигде в Западной Европе не встретить такой изнурительной летней жары и суровых зимних морозов, от которых вода в реках на несколько месяцев покрывалась льдом.
   Российский пейзаж и климат как бы располагали к унылому раздумью, вселяли минорное настроение, 'не могли способствовать в самый раз'. Непроходимые леса служили укрытием от тиранов своих или пришлых сумасбродов. И совсем не просто было их вырубить для хлебопашества или пастбищ. Куда привлекательнее степь, где можно развернуть плечо, показать свою удаль молодецкую. Или тихая речка, полная карасей и плотвы, рядом с которой в построенной на высоком берегу избенке живется как-то спокойнее.
   Капризный симбиоз природы и человека порождал характеры в массе своей добродушные, благожелательные, располагающие к себе, но и способные неожиданно впасть в неукротимую ярость. Напьются - подерутся, проспятся - помирятся, а если в драке и убивают друг друга, то словно нечаянно, без злого умысла. С ними по-хорошему и они по-хорошему, но коли с ними по тайному, то и они - в ночь. Дабы выпарить смрад из души и тела, ходили в баню, приравнивая мытье к духовному очищению.
   Ничего не ведая о буйстве вольных нравов древних римлян, русские мужики тоже любили дармовые зрелища и гульбища с пирами застольными. То ли с укором себе, то ли в восторге от самих себя говорили, почесывая затылок: 'Эх, сладка халява!' И редко кто знал, что на севере так называли распутную бабенку, бесплатно оказывавшую услуги сексуального характера. А что, в Западной Европе подобные услуги были кому-то внове?
   В стране пирогов с грибами рекомендовалось держать язык за зубами. Но он почему-то не держался, приговаривал: 'Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан'. Сие относилось ко всему чему угодного, но чаще всего говорили это, когда живот от голода пух. Хороши честь и слава, однако лучше всего каравай сала, дабы не околеть, поеживаясь на морозе со своим мешком да горшком и лаптями на ногах.
   У простого люда сил было много, в особенности самовнушения, как и склонности к мистике. Мало кого смущал упрек в отсутствии совести, больше будоражил пронзительный взгляд. А кому не хотелось жить да попивать, располагать собою как Бог на душу положит? 'Мы вольно, весело живем, указов царских не читаем. Песни поем, табашничаем, девок гоняем и на гармони играем'.
   Витийствующим ветром бескрайних равнин заносило в душу русскую человеколюбие, причем не больше, не меньше как сразу ко всему роду людскому. С добровольным пожертвованием в пользу всех уживалось и безразличие, на чьей конкретно шее сидишь, на чьи средства проживаешь.
   А вот человек вроде бы тихий, застенчивый, набожный. Напившись же до чертиков, становился драчливым, наглым, циничным до богохульства и сразу рыскал повсюду, как бы овладеть какой-нибудь шальной бабенкой, не раздевая ее - раздеваются только в бане или при публичной порке. Часто встречались и типажи не от мира сего - с бородкой клинышком, шапкой пирогом, сапогами в дырку, что на базаре разную утварь продавали. Деньги у них на ветру, а не в кармане - в карман они горе людское собирали. В довесок к своим собственным получило Великое Княжество Московское и довольно экзотический тип из Византии - юродивого, божьего человека, нищего бродяги. Усматривал тот повсюду козни сатаны и вызывал своими пророчествами почтительный ужас. Непотребным своим поведением попирал православные святыни, на кабак крестился, в храм камнями метал. Сильные мира сего пасовали перед ним из суеверия как бы не накликать беду на себя.
   Да и вообще, кого только не увидишь на просторах российских. К примеру, Федька-кузнец. Этот ковал подковы, а у самого сивая кобыла с подвязным хвостом на крючках, которую он хотел выменять на буланого жеребца с прибором. Продавал лапти на рынке, но выдавал их за американские штиблетки в двадцать четыре клетки. С толкучки домой сматывался быстро и незаметно: боялся, что один невежа, которому он удачно сбыл фигуру саксонскую с подклеенной ногой, вернется и ряху ему почистит. Сам он жил приживалой без прописки у кухарки Амфиски, завидуя по белому своему дружку Ваське-столяру, у кого одна мадам заказала диванчик 'рикамье'. Поди сыщи такой! Но Васька изловчился, подогнал, сцветил ножки от старого зеркала, в дело пустил и резьбу с иконостаса. Правильно говорят, в цене не обман, а торговая сметка. Кто не знает, не ходи покупать!
   Федьку с Васькой вряд ли назовешь брехунами с сучьей петли. Истый надувала покупал за рубль, врал на два, на полтину хвастал и еще сдачи требовал. Шустрый такой, аж не поймашь, словно мать на бегу его родила. Поверить ему труднее, чем семь грехов замолить. На руке у него по двадцать пальцев, хоть и не из воровского табуна бугай. Плутище, говорите, коему впору на спину туза бубнового вешать? Помилуйте, господа хорошие, осторожней в выражениях! При вас он тасовал, при вас сдавал, карты правительственные - не из его фабрики. Коль не нравится, так можете хоть самому митрополиту жаловаться.
   В Российской империи разгуливали по городам с виду и типажи бесхарактерные. В головах у таких вроде бы туман и дым, но вели себя как в благородном обществе при дамах. Трепались под интеллигенцию, вальяжно сигару курили. Не жулики и не плуты, просто фирменные банкруты - сами проиграют и других спутают. Причем, не жадные, у воробьев харчи не отнимали. Если садились, то, словно домовые, в кулак насвистывали, думку думали - как бы получить солидное наследство, не имея богатого родственника, тещу вокруг пальца обвести, заплатить за две штуки по цене одной и еще со скидкой, приобрести заморское колечко от жару и пожару, работы и заботы, и чтоб чертей отпугивало. Ну и, конечно, как бы в шикарную баньку завалиться на горячий полок, баночками сухими прососать, а еще лучше - кровь повытягивать с просечкой...
   Как ни мудри, двойная спираль ДНК у всех народов похожая. И повсюду накручивается на нее склонность не довольствоваться одной только правдой - иной раз подавай им всю 'подноготную'. При этом сами могут наговорить на себя или других черт знает что, забыв всякую меру, а если и взыскивают с себя за свои собственные проступки, то обычно путем упорного самооправдания. Умиление своим страданием делало бы русских смешными и жалкими, не будь они терпеливы и упрямы. Невзлюбить кого-то без особых на то оснований и поносить последними словами, хотя в прошлом боготворили, у них получалось тоже неплохо.
   Обид они не забывали, но и мстительными их не назовешь. Душевная забота частенько уступала черствости: без ругани им вообще было нельзя, ругань у них вместо покурить. Всем своим нутром хотели они бросить вызов здравому смыслу, усматривая в нем либо малодушие, либо умственную лень. Вечно в конфликте с самими собою - ну как тут жить в мире и согласии даже с самыми близкими!
   О русской лени ходили по миру легенды. Но, наверное, поискать надо на земле другого народа, способного работать столь одержимо, не щадя живота. Скорее, это даже не лень, а тоска, тоска, в которую впадали, не видя большого смысла в том, чем приходилось заниматься. Потому и говаривали: знай меньше, спи больше, а коли счастье придет, то и на печи найдет.
   Что еще делало русских, по своему складу характера и ума, не хуже, не лучше, а просто другими, не похожими на западноевропейские образцы? Вот лишь несколько из догадок, извлеченных мною на поверхность, чуточку отойдя и от сатиры, и от чрезмерно мрачной беллетристики.
   На рыхлой, но довольно глубокой исторической почве внутреннего разгильдяйства русский по происхождению и в душе человек вместо активного проталкивания своего ума вперед весьма часто - от неверия в себя и отчаяния - приносил ум этот в жертву, выставляя сие 'приношение' чуть ли не актом христианского благочестия. Одновременно, с завидным постоянством не любил он далеких от жизни умников, поднаторевших подавать чушь так, что вроде и чушью перестает быть. Их робкие, поверхностные мысли вызывали у него насмешку и страшно ему хотелось, чтобы кто-то нашел некий путь беспрепятственного следования нравственному закону в ладу с его собственным душевным настроем, с его пониманием благородства, справедливости и подвижничества.
   Не довелось русскому человеку выработать инстинктивной привычки домысливать или доделывать все до конца. Отчасти потому и не появлялось в Российской империи всеобъемлющих философских учений действительно общечеловеческого звучания. Глубокие открытия на пути правдоискательства были у русских мыслителей, но рожденные ими идеи часто теряли убедительные обоснования реальными, взятыми прямо с улицы фактами. В обыденной же и общественной жизни главенствовал своеобразно истолкованный закон, при котором каждое новое поколение скептически отзывалось о предыдущем, а взошедшие на вершину власти деятели поносили в пух своих предшественников.
   К примеру, дерзания философа Владимира Сергеевича Соловьева. Практически все обоснования его теорий умозрительны, сплошь и рядом призывы придерживаться христианской морали, опираться на интуитивное чувствование - интеллектуальное и эротическое в платоновском значении слова. За его ключевым понятием 'всеединство' кроется влюбленность в красоту 'вечной женственности и божественности космоса'. По убеждению философа, вера в Бога есть вера в добро и вера эта должна предполагать признание вышнего мира реальным. Зло же может принимать личину добра, а потому надо верить и в Бога, и в победу божественного в человеке. Сам Соловьев хотел быть православным и католиком сразу, принадлежать ко Вселенской Церкви. Тогда почему не мусульманином и буддистом заодно?
   Наиболее самобытные мыслители накануне распада империи с равным почтением относились к Соломону, Сократу, Конфуцию, Будде, Иисусу Христу, но не ко Всевышнему из Ветхого Завета. Навязывание же идеи, во имя которой надо отречься от интеллектуальной свободы, считали дьявольским искушением. Еще задолго до прихода к власти большевиков воспринимали они христианский постулат о вечных муках ада либо со скепсисом, либо как нечто уродливое, превращающее жизнь в унижающий человека судебный процесс над ним под угрозой вечной каторги...
   Дабы обозначить некоторые координаты русского склада мышления-чувствования, надо покорпеть, ибо его маятниковые движения не укладываются в рамки однозначных определений. И все-таки, положим на одну чашу весов любовь, а на другую справедливость. Что перевесит при конечном подсчете? Справедливость, понимая под справедливостью праведный социальный порядок, прежде всего.
   Да, наверное, все это всегда было и есть не у нас только одних. Нет в мире народа совсем безразличного к правде и справедливости. Западного человека тоже всегда тянуло к нравственному максимализму. Выступая против социальной несправедливости, многие в Европе жертвовали своим личным благополучием так, что даже причастие не выручало. Проницательный наблюдатель мог с полным основанием усмотреть в этой тяге к радикализму больше метафизики, чем политики. Правдоискательство революционеров в их стремлении облегчить жизнь людей тоже приобретало свойство неистового отрицания, становилось явлением религиозного порядка.
   Вряд ли назовешь какой-то народ законченным скептиком. Скорее, все нации состоят из сомневающихся догматиков, склонных придавать своим радикальным социальным новшествам панегирический характер. В душе многим больше импонирует государственный деятель, который не навязывает силой своих взглядов. Вот только на почве религиозного непротивления злу, на почве смирения и всепрощения уж больно много мучеников чересчур терпимых к обману их правителями. Хотя и до поры до времени, пока не переполнится чаша терпения.
   Русские сплошь и рядом походят на бунтарей-нигилистов из ложного морализма. Так считал философ Николай Бердяев. По его наблюдениям, они не выносят страдания, не хотят жертв, отрицают все ценности и святыни. Но они же ничего не делают реально, чтобы слез было меньше, они увеличивают количество пролитых слез, делают революцию, которая вся основана на неисчислимых слезах и страданиях. В нигилистическом морализме русского человека философ не усмотрел нравственного закала характера и отречения от произвола.
   Можно объяснять неприглядные стороны русского национального характера порочностью государства с его правителями, которые, не познавши дури своей, часто едут за границу набираться чужой. Можно считать порочной даже саму идею Творения, видя в ней гнусную провокацию по отношению к человечеству, в результате чего ослаблено в людях волевое сопротивление своим же отступлениям от нравственности. Можно и полагать, что пороки проистекают из самой природы человеческой, создавая под себя соответствующие социальные структуры. Можно-то оно можно, но станут ли от того убедительно растолкованы противоречия русской выправки ума, который кажется еще и необъемлемым, не до конца отделанным, хоть и дико уверенным в своей правоте, страстно желающим навязать свои представления другим народам, у которых хватает собственных озарений или затмений...
   Если погонять и дальше шарики в голове, нужно попутно напомнить себе, что первые иностранные специалисты появились в Московии еще в XV веке. Самый видный из них - Рудольфо Фьораванти (Аристотель) из Болоньи. Летописцы называли его 'мастер мураль, кой ставит церкви и палаты'. Прибыл он вместе с сыном своим, архитектором, как раз в то время, когда московские мастера Кривцов и Мышкин взялись строить Успенский собор в Кремле, но возведенный до сводов тот рухнул из-за плохо сделанных расчетов. Итальянец велел все снести до основания и взялся руководить строительством.
   Главный храм страны для коронования царей и вступления в должность владык-митрополитов воздвигали четыре года. По завершению, несмотря на требования властей Болоньи, Аристотеля удержали, чтобы по его чертежам построить башни и стены Кремля. Сам он работал также мастером литейного пушечного дела, помогал чеканить монеты, за что в знак милости был награжден царем золотой медалью. После казни одного врача-итальянца, обвиненного в смерти заболевшего царевича, арестовали и Аристотеля. Последний раз летописцы упомянули о нем в качестве начальника артиллерии похода Ивана III по покорению Тверского княжества.
   Чуть позже в Москву приехали соотечественники Аристотеля: мастер-ювелир Франческо Асцентини и мастер-ткач парчи Марко Чиноппи. Последний руководил целой фабрикой, прилепившейся к колокольни Ивана Великого. Из других стран наведывались инженеры и мастера огнестрельного дела, оружейного, порохового, литейного, стекольного, часового, живописного, кружевного, токарного, переплетного, подкопного, рудного, караблестроительного. Некоторые, вроде голландского мастера бархатного дела Лермита, стали фабрикантами, возглавили целые промыслы. Царь, хоть и допускал частные заводы, считал их своей собственностью, относился к заводчикам, как к служилым людям. Вольных же иноземных мастеров проживало тогда в Москве не много - всего тридцать шесть человек.
   Массовый приток иноземцев в Московию пришелся на середину XVI века при Иване Грозном. Пришлые были ему интересны, он не чурался личного общения с ними и особую склонность имел к англичанам. Медика, астролога и маститого пройду Бомелия сделал даже своим личным врачом, используя его и для отравления опальных бояр. Вскоре Бомелия самого обвинили в измене и после пыток казнили.
   При новой династии Романовых число посольств увеличилось. Снабжением посольств занимался Посольский приказ, под неусыпным надзором которого держали и самих послов: по городу они передвигались только в сопровождении особых 'приставников'. Приход кого-то к послу по частным делам вызывал подозрение и даже в случае болезни к ним редко допускались придворные лекари из иностранцев, единственные тогда в Москве врачи. Только к концу XVII века сделаны некоторые послабления, но лишь после первой личной аудиенции царя с послом и преподнесения подарков. Любые неофициальные контакты сотрудников дипломатических миссий с местным населением пресекались.
   Врачи, лекари и аптекари были иностранцы. Обслуживали они и других, помимо царской семьи, но только по особому распоряжению самого царя. Доступ в Россию таким врачам для частной практики был заказан, сосчитать их можно на пальцах одной руки. Первая вольная (нецарская) аптека открылась в Москве в 1672 году.
   Романовы беспрестанно просили у западноевропейских монархов выслать в Москву ученых, инженеров, художников, мастеров, ремесленников - 'на службу государеву и государево жалованье', но не как частных лиц. Иноземным купцам давали разрешение на жительство только на короткий срок. В общении подданных со 'знатцами', как называли иностранцев, не допускалось никаких вольностей. Держать у себя дома учителя из их среды категорически запрещалось.
   После отбытия срока командировки 'знатцы' возвращались домой и там делились своими впечатлениями о жизни в России XVI и XVII веков. Впоследствии многие свидетельства были собраны и подытожены польским историком Казимиром Валишевским. Вот как они поданы им в начале ХХ века:
   'В интеллектуальном плане, в Московии заметно скорее падение, чем прогресс. Знаменитый Собор 1551 года отметил исчезновение некоторого количества школ. Обнаружилось также сильное понижение интеллектуального уровня клира и развитие суеверий в народной среде. Одним из последствий такого положения - распространение апокрифических или и испорченных текстов. Невежественные переписчики и глупые переводчики соперничали друг с другом в своем усердии, увеличивая количество самых неправильных переводов и фантастических вставок, часто дискредитировавших те оригиналы, на которых они изощрялись в своем невежестве. И компрометирующие последствия этого факта приняли в Москве очень серьезный характер.
   Древняя и постоянная черта русского ума - придавать огромное значение внешней стороне дела. Став христианином, Владимир и его спутники были слишком склонны видеть сущность принятой ими религии в мелочах ритуала и в благочестивых обрядах. Священные книги интересовали их очень мало, так как они не умели читать. В XVI веке интеллектуальное безразличие дошло до того, что чтение этих самых текстов было недоступно для массы верующих и считалось даже преступным. Клир, имея на то основание, не противился такому образу мыслей. Неспособные по большей части сами прочитать даже по складам псалтырь, попы сводили всю церковную службу к простым молитвам и коленопреклонениям. Часто будучи не в состоянии сказать, сколько было евангелистов или апостолов, самые красноречивые из них заводили споры о том, на каком дереве повесился Иуда...
   Самые преданные делу прогресса московиты полагали совершенно излишней роскошью развитие образования: аристократия вообще владела этим искусством в довольно ограниченных размерах. Как и пьянство, невежество было общее во всех классах до конца семнадцатого века, хотя уже и тогда стала прорываться пропасть, которая и теперь еще в России отделяет избранных от большой массы. Но тогда расстояние было огромно даже между этими избранниками и европейской культурой. Иностранные наблюдатели, объясняя это явление, указывают на корыстную роль клира, правительства и бояр.
   Исчезновение в XVII веке первоначальных основ ранее устроенной школьной организации является действительным фактом, каким бы странным он ни казался. В этих предоставленных самим себе учреждениях обучение также было, по-видимому, очень скудно. Там не учили даже катехизису. Ученики этих школ, впрочем, выносили оттуда некоторые обрывки из всеобщей истории, а готовившиеся стать священниками изучали кроме того Новый Завет, отцов церкви, в частности св. Иоанна Златоуста. Но число тех и других было крайне ограничено, так как в шестнадцатом веке, по всем свидетельствам, на тысячу московитов едва один умел читать.
   Начиная с XVII века, в своей борьбе с западноевропейскими соседями Москва не колебалась более не только осаждать другие иностранные и западные державы просьбами о поддержке, но и заимствовать у них кое-какие элементы, дававшие им общепринятое превосходство: научные методы войны и усовершенствованное оружие, обученных офицеров и опытных солдат. Такая эволюция была неизбежна. Если действительно жестокие испытания заставили этот народ на минуту углубиться в себя, с единственным желанием защитить поруганные святыни его национальной жизни, то эта дикая изоляция, которая противополагалась положению дел и идеям других стран, не могла ни оставаться абсолютной, ни продолжаться бесконечно...
   Если бы Московия XVII века была совершенно дикою страною, тогда переход ее к новому миру руководящих идей совершился бы без страданий и борьбы. Но западное влияние встретило здесь другую культуру, также иностранного происхождения. Византийский Восток опередил Запад. Отсюда неизбежный конфликт, позже принявший драматический характер в борьбе против реформ Петра Великого и продолжающийся еще до сих пор в борьбе западников со славянофилами, с того момента не перестававший производить трения и крупные беспорядки.
   Эта византийская культура имела особенный характер: очень поверхностная во многих отношениях, она по некоторым пунктам глубоко проникала в народное сознание. Она принципиально управляла религиозною и моральною жизнью московского народа, украшала и поддерживала туземный правительственный аппарат, но, по картинному и совершенно справедливому замечанию историка Ключевского, деятельность ее ограничивалась совершением обедни и не входила никак в область политической организации. Эта культура ввела несколько принципов в гражданское право, особенно с точки зрения семейных отношений, но проявлялась очень слабо в правах и еще слабее в экономической жизни народа. Она регулировала его жизнь в праздничные дни и дни досуга, но не увеличивала суммы практических знаний народа, не создавала ничего нового в его образе жизни и мысли и в этой области предоставляла свободу его оригинальной созидательной деятельности, как и его первобытному невежеству..."
   Что верно то верно: начиная с XVII века культура и быт России все заметнее испытывали влияние происходивших в Европе процессов. Душа народа сопротивлялась, но сопротивлялась в целом пассивно, с интересом знакомилась с новыми, полезными для жизни вещами. Вероятно, способствовала этому и полярность русского характера, вместилища вроде бы несовместимых идей. Русский менталитет, как ни парадоксально, даже нуждался в других народах. В варягах и греках - чтобы не убаюкать себя вконец своими заунывными песнопениями, в татарах и монголах - создать из отдельных княжеств единое государство, в западных европейцах - развивать торговлю, промышленность и науку, обогащать свое культурное достояние.
   Несмотря на челобитные церковников Петру I о засилье иноверцев, Россия была открыта для почти свободного въезда и поселения там иностранцев. Весьма далекое от веротерпимости, его правительство все же мирилось с существованием в Немецкой слободе четырех лютеранских и кальвинистских церквей. При этом протестантские пастыри и православные иерархи соглашались принимать совместно жесточайшие меры против еретиков, вплоть до сожжения их в срубе. Тем не менее, Петр заставлял свое собственное духовенство соизмерять церковные догматы с торгово-экономическими интересами государства.
   За вычетом эксцессов, иностранцам в Российской империи жилось, прямо скажем, неплохо. Только вот настораживала западноевропейских монархов и иерархов эпизодически вынимаемая из-под нафталина властями идея псковского монаха Филофея о Москве, как Третьем Риме, провозглашавшая Святую Русь носительницей истинного христианства, а царя русского - царем над царями, варяжского князя Рюрика - потомком брата Цезаря. Хоть и любил Петр Великий называть себя немцем, христианство он истолковывал по православному, строго в соответствии с интересами своего самодержавного правления.
   Венецианского авантюриста Джакомо Казанову, называвшего себя 'гражданином мира', Российская империя сразу поразила тремя обстоятельствами. Первое: цари всегда и во всем почитали себя самодержцами и иного языка знать не желали. Второе: палку и кнут там настолько уважали, что под их воздействием люди могли творить чудеса. Третье: у кучера императрицы был чин полковника, как и у ее главного повара.
   В 'Записках венецианца' Казанова нашел место и для другого своего наблюдения: 'Нет в мире лучшего слуги, чем русский - неутомимый в работе, спящий на пороге господской опочивальни, дабы явиться по первому зову. Он всегда послушен, не перечит, если провинится, вовсе не способен украсть. Но он звереет или дуреет, выпив стакан крепкого зелья. И этот порок присущ всем. Кучеру частенько приходится ждать всю ночь у ворот в жесточайший мороз, лошадей сторожить. Не знает он другого средства перетерпеть, как выпить водки'.
   Те же иностранцы, кто не видел Москвы, не видел и России, а кто знает русских только по Петербургу, не знает их вовсе, ибо ближе к императорскому двору они во всем отличны от естественного своего состояния. Москвичи, в первую голову богатые, жалеют тех, кого служба, интерес или честолюбие понудили покинуть родину, ибо для них она есть Москва, а Петербург - источник все бедствий. 'Не ведаю, справедливо ли сие, я с их слов говорю', - отмечал Казанова.
   То было время, когда на воротах границ Российской империи висели тяжеленные замки, а уж отправиться куда-то за границу без разрешения властей можно было только на свой страх и риск. Даже для передвижения внутри границ нужны 'подорожные' и 'виды'. Дворянам для поездок или переезда на жительство в другой город необходимо получить разрешение полицмейстера. Всю империю перегораживали шлагбаумы с полосатыми сторожевыми будками.
   Что за люди вырисовывались из наблюдений "знатцев" за жизнью тогдашней России? По свидетельству многих, русские могли показаться себе на уме, но если приглядеться к ним повнимательнее, можно было разглядеть холопов чужой воли, плохо владевших собой и чрезмерно словоохотливых. В том смысле, что на пиру пили по-русски, а врали по-немецки. Спокойное и зрелое обсуждение вопросов для них не было характерным, а то, что происходило до них, зачастую им казалось неинтересным и чуждым. В великом событии они не привыкли и не умели видеть назидательные уроки на будущее: посмотрят, потолкуют и дело с концом. Весьма способны были к расширению своего кругозора с изумительной быстротой, но всегда чужды критическому самопознанию. Приемистые ребята: начинали хорошо, а дальше словно на салазках мчались под гору - прямо беде в объятия.
   Русская ментальность казалась малочувствительной к приоритету прав человека, предпочитавшей вместо закона силу власти. В глазах иноземцнв, доверчивость русских, чуть прикрытая скептицизмом, наслаивалась на их природную склонность в рассуждениях к мистике. Да и легко было, например, графу Льву Толстому рассуждать о 'загадочной русской душе': для него дворня на кухне готовила сразу несколько завтраков в ожидании, когда и какой именно подавать ему на стол. Многих приверженцев его нравственного учения отправляли в ссылку тогда, как самого графа оставляли неприкосновенным, а он мог писать и говорить что угодно против самодержавной власти. Даже когда он ушел перед смертью из дома, полиции было велено не задерживать его и не требовать у него паспорта.
   Отмечали западные европейцы наивную веру русского человека в то, что он смекалист от рождения и, стоит только ему обучиться наукам, никакой профессор с ним не справится. А также веру в доминанту его ума и воли, в способность сопрягать не сопрягаемое, переносить не переносимое. И вынуждены были признавать, что два таких народа в Европе, неуемная душевная широта которых и страсть к своеволию побивали все рекорды. Это, кроме русских, еще и ирландцы.
   Во второй половине XIX века миф о долге рыцарской чести в Европе окончательно был вытеснен бухгалтерской отчетностью и банковскими операциями. Мыслящая часть общества все еще пыталась ставить человеческое достоинство выше прав собственности и упорно отрицала один миф за другим, в том числе религиозные. В Российской империи происходило то же самое и еще не известно, кто на кого больше влиял. Атеизм повсюду угрожал престолам и алтарям...
   Сегодня обильно продолжают рождаться у нас в стране новые мифы, нашпигованные своими представлениями. Вот лишь некоторые, которые мне представляются наиболее характерными.
   Миф первый - о гибельной, безысходной судьбе многострадального отечества и брошенных, несчастных россиянах. Обычно связываются с этим мифом происки ЦРУ и прочих темных сил, стремящихся к разгрому России изнутри. Такое впечатление, что только на земле русской люди мучаются, а больше им просто негде.
   Миф второй - о судьбоносности русского народа и его истории. Народ-великотерпец становится богоносцем, призванным разрешить неразрешимое и спасти все заблудшее человечество. В результате, Россия предстает страной с непредсказуемым прошлым, когда историческая реальность перековывается каждый раз по-новому, в соответствии с нуждами новых приходящих во власть князей.
   Миф третий - об индоевропейском происхождении русских. Необъяснимую внутреннюю близость России и Индии находят в духовном векторе самопознания, направленном к сверхъестественному началу в душе. Россия и Индия предстают духовными сестрами и по языку своему: русский очень близок к санскриту. Сходство обнаруживают также в общей неприязни ко всякой законченности формы.
   Миф четвертый - о России, как 'духовной царице мира'. В этот миф вбирается некая потаенная сила, состоящая также из православия, великой русской культуры и неутоленной метафизической жажды самопознания. Имеется в виду, что у русских все извечно заложенные и ожидающие своего проявления их скрытые возможности могут заговорить вдруг на всечеловеческом языке и создать на земле нечто невиданное. Называется и некое грозно-таинственное явление русского исторического бытия в виде затаившейся, непредсказуемой и нераскрытой космической потенции. Такую безмерность обнаруживают в российских просторах, в языковом построении, в образе жизни народа, пугающем и привлекающем западных европейцев своим выпадением из привычного им рационализма в хаотичность.
   Миф пятый - о великом и могучем русском языке. В соответствии с этой легендой, вытекающей из той же хаотичности, русскому языку предназначена роль 'санскрита будущего' - отражать исходящее из арийских истоков мировоззрение, выражать невыразимое, проникать в самые недоступные сферы метафизики. Одно лишь звучание русской речи обладает якобы магической силой глубины подтекста, не сопоставимой ни с каким другим языком. Это загадочный мир неких вибраций, которые предшествуют фразам, все поглощающего контекста и зеркальных аналогий, сотрясающих логику текста. Словом, мать всех языков, потому как содержит в себе все лингвистические возможности 'сдвигов', 'алогизмов' и выходов в другой язык, параллельный нормальному.
   Тут невольно стоит отступить и подметить, что в то время как 'санскрит будущего' пытается якобы проникнуть в самые недоступные сферы метафизики, английский язык уже стал латынью современности, основным средством международного общения в науке, технике, искусстве, спорте, быту. В том числе и потому, что с помощью минимума английских слов можно передать максимум информации. На этом языке легко также говорить с любым человеком независимо от его социального происхождения, национальности или возраста. Не на ты и не на вы, а на 'you'.
   Миф шестой - о свободном образовании цен на товары и услуги в условиях нынешней рыночной экономики России. На самом деле, цены устанавливает не рынок, а преимущественно тот, кто их продает, причем делает это чаще всего по негласной договоренности между конкурентами, которые в борьбе за собственное выживание всегда готовы прибегнуть к обману, шантажу, дискриминации соперника.
   Миф седьмой - о главном классе России, классе крупных собственников, который, мол, ведет ее в лоно цивилизованных стран. В действительности, кто есть, так это олигархи, их комиссары в правительстве, осуществляющие диктатуру денежного мешка. Чтобы укрепить этот миф, приватизировали не только нерентабельные предприятия, то и крупные государственные, чья рентабельность не вызывала сомнений...
   И несть числа этим сказкам. Историк Александр Зиновьев добавляет к названным еще и миф о том, что с попыткой пойти по пути Запада советские люди якобы приобрели больше, чем потеряли. На самом деле, по его мнению, все как раз наоборот: 'клеточка коммунистического общества более человечна', а что нам нужно, так это социально ориентированная рыночная экономика, при которой дефекты рынка восполняются усилением экономической роли государства - как в Германии, Канаде, Швеции и Финляндии.
   Постсоветская социальная система, с его точки зрения, формируется как некий гибрид по трем направлениям: регенерация отдельных элементов разрушенного советизма, имитация западнизма и реанимация дореволюционного феодализма. Президентский аппарат Владимира Путина явно пытается копировать советский Кремль, стремясь подчинить себе все ветви власти и контролировать все сферы жизнедеятельности страны - экономику, идеологию, образование. По ходу имитации западнизма, складывается сверхгосударственность в системе власти и, как следствие, демократическая часть оказывается второстепенным ее компонентом. Над капиталистической экономикой вырастает сверхэкономика, начинает действовать механизм денежного тоталитаризма - основной компонент западнистской системы сверхвласти.
   В результате, как считает Зиновьев, во власти российской сегодня главенствуют невежество и дилетантство, безудержное словоблудие, интеллектуальное и нравственное вырождение. Дает о себе знать и тенденция превращения православия в государственную идеологию и тотального оболванивания населения путем навязывания непомерно приукрашенной картины монархического прошлого России. С таким сознанием страна вообще никуда не поднимется, что вполне устраивает Запад. Одна часть населения вымрет, другая превратится в людей низшей категории, третья будет процветать и включится в привилегированный слой.
   Нельзя не видеть в сегодняшнем мире, и как складываются два наиболее влиятельных образа действия (modus operandi): западный (преимущественно американский), и восточный (преимущественно исламский). Каждая из этих цивилизационных систем не в состоянии идти на разумный компромисс в столкновении двух образов жизни - самого якобы свободного и самого якобы праведного. Русская же, китайская индийская модели интересны, но поскольку их самостоятельная роль ограничена, они служат лишь полем для столкновения западнизма и ислама. Не выручает эти модели и никакая евразийская идея, ибо слишком мощные и самостоятельные этнические силы здесь задействованы, чтобы образовать единое целое. К тому же, если отбросить словоблудие насчет демократии, Россия нужна Западу не столько свободная, сколько как сила способная отвлечь на себя агрессивный пыл ислама. Так что, исход дела от нее будет зависеть во многом, но решать предстоит западнизму и исламу...
   Призрак непросвещенного социализма сбросил наконец-то свое покрывало с России. Сейчас ее накрыл своим покрывалом уже призрак всеядного капитализма с его меркантильной и циничной моралью денежного тоталитаризма. 'Мы живем во времена всеобщего шантажа - насилием, предательством, провокациями, продажностью, роскошью, - пишет в 'Литературной газете' Владимир Поляков. - И трагедия не в том, что Бога нет и, значит, все позволено. Бог остался, но ведь 'и бесы веруют, и трепещут'. Бога, может, люди и боятся, но все равно продолжают грешить напропалую. Все позволено, потому что вероятность наказания невелика. Что нравственно запрещено в России ныне? Ничего! Развращайся с нами, развращайся как мы, развращайся сильней нас! Деньги - единственное мерило оценки человека. Богатые и преуспевающие автоматом зачисляются в 'праведники', бедные и неудачники - в презренные 'грешники'. Кто богаче, сильней и властней, тот и прав. Во всем. Конечно, можно утешаться, что сила в правде, но это для кино. Власть и деньги - настоящая сила, с ними доказать недоказуемое легко. Из любой посредственности можно слепить хоть известного политика, хоть любимица эстрадного'.
   После финансового переполоха в августе 1998 года у элиты вновь появилась бодрость слова и куролесить она стала пуще прежнего. Ее немотивированные действия, безответственные заявления и поступки свидетельствуют о возрастании критической массы нецеленаправленного поведения. Иначе говоря, критической массы экономического и политического своеволия. Хотя представители новой элиты все еще воздерживаются от хватания друг друга за грудки и от мордобития в общественных местах, идея верховенства отдельной сильной личности в роли главы государства и гаранта их благополучия все настойчивее ими овладевает на тот случай, если все пойдет совсем не по выработанному ими сценарию.
   В отличие от них, мне думается, что гарантии соблюдения прав личности для всех без исключения граждан существенно необходимы для полнокровной общественной, государственной и экономической жизни. Примат личных интересов над коллективными ни к чему хорошему не приведет, как и примат коллективных над личными. Нужен между ними баланс - только тогда они могут стать жизнеспособной силой. Иначе получатся существа задумчивые без мысли, энтузиасты без причины и цели.
   Наверное, совсем не обязательно быть оптимистом. Почему бы не быть реалистом и не очень-то идеализировать человека, равно как и очернять его? Общество есть ничто иное, как проекция самого человека вместе с его пониманием добра и зла, вместе с его иллюзиями и мифами. Если же сравнивать идеалы с реальной практикой их воплощения, мифом можно считать не только коммунизм, но и демократию в их доселе известном виде. Что лучше, сейчас даже трудно сказать, ибо под их прикрытием всегда действовали чуждые им силы, а всем политическим доктринам свойственно было подвергаться извращениям, включая анархизм.
   В наше время созданы беспрецедентные возможности для неформального общения между народами. Патриотизм, если действительно истинный, сегодня должен сочетаться с уважением к другим нациям, с пониманием их слабостей и достоинств. У каждой нации в сегодняшнем взаимозависимом мире должно быть не только право на собственный путь, но и обязанность сознавать свое общечеловеческое единство. И ни одна не должна считать, что истина у нее в кармане. Да и что есть истина? Это не вещь, которой можно обладать или завладеть. Скорее всего, речь идет о правдоподобии или наибольшей вероятности.
   Для нас, россиян, действительно другого ничего более разумного не дано, как идти все дальше по пути равноправного сотрудничества с Западом и Востоком при твердой опоре на собственные силы, на растущую роль культуры и общечеловеческих нравственных ценностей. При этом, не только другие народы должны представлять себе лучше россиян, но и мы отвечать взаимностью.
   Ну, а работать, работать станем по-настоящему не столько под влиянием материальных стимулов, сколько объединяющей нас большой, привлекательной идеи, направленной на достижение социально-экономической, правовой справедливости. Не еще одного буллшита, а идеи, в которую большинство могло бы искренне, всей душой поверить.
  
  
  
   ЗАБРОДКА СЕДЬМАЯ: И ВЕРИТЬ
  
  
  Хоть и говорят 'поздно щуке на сковородке вспоминать о воде', на мой взгляд, вспоминать никому никогда не поздно, пока еще работают оба полушария и мозжечок в придачу. Английский историк Марк Альмонд, к примеру, развил передо мной эту идею вот в каком контексте.
   По его мнению, поражение советского коммунизма - уже история, но неплохо бы напомнить себе: никто на Западе не предсказывал последний спуск красного флага над Кремлем в декабре 1991 года. Разве уж только совсем накануне. 'Коммунистическую систему поразила серьезная болезнь и она почила, - пишет он. - Но кто сегодня может быть абсолютно уверен, что демократия действительно одержала верх? Западный миф о неизбежности победы над коммунизмом просто несостоятелен'.
   Англичанин полагает, что просто недовольством советского народа ничего толком не объяснишь. Весь вопрос - что именно не сработало и почему поражение не предотвратили? Почему Кремль без сопротивления уступил своему давнему противнику с его политической системой и военной силой? В начале 80-х на Западе принято было считать, что советское государство способно производить 'масло и пушки', одновременно повышая уровень жизни своих граждан и поддерживая военно-стратегический паритет с США. Экономист Кеннет Гэлбрайт утверждал, что в Советском Союзе производительность труда на душу населения выше, чем в США. Редко кто из западных экспертов ставил под сомнение легитимность советской системы, сомневался в том, что ее поддерживает большинство граждан СССР. Так почему же советские коммунисты не предприняли энергичных мер?
   На эти вопросы Марк Альмонд отвечает однозначно: коммунистическая партия потеряла свой авторитет, а за паралич власти всю ответственность несет главный проповедник коммунизма - Горбачев. Именно его действия привели к потере членами партии веры в нее. Ошибочно утверждая о снижении роли идеологии в современном мире, не давая гражданам увидеть в его курсе реальную перспективу улучшения их положения, он был полностью дискредитирован в глазах народа.
   Просчеты Горбачева, как считает английский историк, вызваны потерей им контакта с реальностью, упоением собственной риторикой и хвалебными отзывами о нем западных лидеров. Встав за штурвал государства, он направил корабль прямо на скалы. Объясняет провал и горбачевский максимализм: считая себя советским патриотом, он был убежден, что СССР должен и дальше выполнять роль великой державы, а после реформирования экономики можно будет успешнее конкурировать с Западом в области высоких технологий.
   Зациклившись на своем рейтинге за рубежом, бывший секретарь обкома партии так и не понял, что, даже со всем их технологическим превосходством, США никогда не решились бы на военное столкновение с СССР. Наоборот, Вашингтон был удовлетворен, видя, что советская система выживает, реально никому не угрожая. По иронии судьбы, своими попытками сделать 'большой скачок' Горбачев лишил страну возможности изменить в свою пользу баланс сил в мире. Вследствие его лихорадочной суеты по реформированию экономики была разрушена сама ее структура.
   Марк Альмонд убежден, что именно Горбачев, а не западные банки давил на руководство ГДР платить по западным и советским кредитам. Он же настаивал на переходе стран СЭВ на систему сделок в твердой валюте, а не в переводных рублях. В результате, экономика стран-членов Варшавского договора встала на грань катастрофы и их политическая система обрушилась еще до того, как СЭВ перешел на рыночные отношения. Поэтому и называет англичанин горбачевскую перестройку 'катастройкой'. В качестве же решающего фактора советского кризиса указывает на падение мировых цен на нефть, чему способствовала и политика Горбачева, проигнорировавшая во второй половине 80-х реальные возможности этому помешать. Уверенность его в том, что разрядка и перестройка способствовала советским интересам на мировой арене, оказалась ошибочной и фатальной...
   - Это все хорошо, но как вы сами оцениваете роль Горбачева? - слышу голос, доносящийся с берега.
   Думается, был у него один грешок и тот с мешок: искушение словоблудием. В этом своем словоблудии он сам запутался и других запутал. В итоге, даже сам за себя не мог постоять, не то что за страну свою...
   Как личность, мне гораздо интереснее принявший британское подданство немец Эрик Хобсбаум. По его мнению, развал и крах советской системы еще по-настоящему не оценены: среди специалистов просто сложилось молчаливое согласие не признавать социальной, экономической и культурной катастроф в тех республиках, которые когда-то входили в Советский Союз. В действительности, они потеряли половину своего валового продукта. В России же сейчас свобод больше, чем раньше, но достигнуты они ценой еще большего неравенства, социальной несправедливости и деградации человеческих отношений.
   Значение коммунизма XX века историк видит в критике капитализма как общества, основанного на социально-экономической несправедливости. Коммунистическая идеология, полагает он, не умерла, ибо опирается на такие вечные ценности как свобода, равенство и братство, на защиту интересов бедных и угнетенных. Что провалилось, так это эксперимент, основанный на сталинской модели и не сумевший адаптироваться к новому времени. Несмотря на это, коммунизм, как мотивация и цель, продолжает жить, пусть даже его программа принадлежит прошлому. Утопии никогда не воплощались в жизнь, но и надежда с идеалами не умирали.
   В книге 'Интересные годы. Одна из жизней XX века' Хобсбаум рассказывает о своем детстве в Вене, юности в Берлине, приходе к власти Гитлера, эмиграции в Англию. Написать что-то о собственной судьбе для него намного труднее, нежели просто описывать происходящие в мире события: тут надо иметь, помимо хорошей памяти, способность открыть себя для других, сознавая в то же время пределы понимания читателем важного и неважного для автора. Сегодня, пишет он, люди очень легко забывают прошлое своей страны, а потому им об этом неплохо и напомнить, подправлять, заставлять сверять их впечатления от настоящего с тем, что было на самом деле. Потому как в любой стране с большим историческим опытом отмечаются попытки перестроить свое прошлое так, что к подлинной истории оно не имеет никакого отношения.
   Испанский востоковед Франциско Лопес-Сейване тоже убежден, что разумное развитие общества во многом зависит, приняты ли в нем ценности, ставящие духовное над материальным, сотрудничество над соперничеством. Как он считает, принятие главным ценностного ориентира 'Быть, а не иметь!' ознаменовало бы наступление Новой Эры Экологии Сознания, когда приоритетными ценностями должны быть признаны всеобщность, нравственная чистоплотность, терпимость, ответственность каждого за себя и общество, за развитие своего интеллектуального и духовного потенциала.
   - Империи и религии всегда строились на черной опоре страха: церковь запугивала адом, империя - тюрьмой, - говорит он в беседе со мной. - Все мы в жизни иногда жертвы, иногда палачи, соблазнители и соблазненные. Но не надо путать духовный поиск с попаданием в когти религиозной веры или, что еще хуже, лжепророка. На Западе мысль всегда прикрывалась щитом религии, различными интерпретациями иудейско-христианских концепций. Западный шовинизм, в своем безграничном самомнении, судит обо всем через близорукость своих собственных ценностей, Верить в то, что наш образ жизни есть вершина и отказываться признавать много хорошего, чем мы обязаны Востоку - это свидетельство нашего невежества.
   Историк из Барселоны Хосе Фонтана не признает за своими коллегами права распространять какие-то четко определенные ценности или идеи, хотя и предполагает наличие у каждого своих ценностей и идей. Их роль он видит в том, чтобы способствовать развитию у людей критического мировосприятия, помочь им думать самостоятельно, не позволяя никому промывать себе мозги. Когда историки обнаруживают обман, они должны вскрывать его, но прежде обязаны сказать людям, что в исторической науке никто не владеет абсолютными истинами и что нормально, если человек руководствуется фундаментальными этическими ценностями, которые лежат за пределами научных исследований. Главное - бороться за право каждого человека на свою жизнь, свободу и достоинство. Но это уже не наука, а этика.
   Всяк на свой аршин меряет. По-разному относятся ученые и к возможности существования этики вне религии. В России, например, доцент философского факультета МГУ Алексей Козырев исходит их того, что стремление сделать мораль религиозной является попыткой свести религию к этике, в то время как религия заботится о 'священном', а этика - о 'моральном'. Религиозному повороту в России на переломе веков, по его мнению, придается формула: 'Религия нам нужна, ибо она представляет собой часть нашего культурно-исторического наследия и без нее нельзя осуществить нравственное оздоровление общества'. Философ считает, что такое оздоровление в большей степени зависит от справедливой и разумной организации общества. В этом плане более подходит образ честного юриста, добросовестного врача, самоотверженного воина, рачительного хозяина, чем 'благородного разбойника', отмывающего нечестным путем нажитые деньги жертвою на храм или на монастырь.
   Свое собственное мнение отстаивает профессор кафедры философии МГИМО Андрей Зубов. В его понимании, нравственный закон записан не в кодексах, а в самом человеческом сердце. Нравственное, как и прекрасное, относится к сфере предопытного знания, и поэтому этика может существовать независимо от религии. Но вот беда, по опыту мы знаем, что совершенно не склонны исполнять записанный в нашем сердце закон, что отказавшись от стремления к абсолютному божественному благу, общество теряет привычно именуемое общественной нравственностью. На основании этого профессор делает вывод: 'Общество, которое не определяет свою жизнь критерием абсолютного блага и безусловного воздаяния за добро добром, а за зло - злом, просто исчезает! Только новое сильное и живое обращение к Добру, Истине и Красоте совершенного Бога дает падшему народу надежду на возрождение и исцеление'.
   У заведующего кафедрой этики МГУ Абдусалама Гусейнова суждение по тому же вопросу основано на факте существования в прошлом, еще до христианства, целых цивилизаций, которые были далеко не безнравственны: к примеру, китайская. По его убеждению, мораль не просто может быть автономной от религии. Она не может быть иной! Здесь, как он считает, нужно иметь в виду взрывоопасную силу соотношения религии и морали. Президент Буш тоже апеллирует к Богу, прочерчивая свою ось зла на карте мира. Это же делает Усама бен Ладен - под прикрытием Аллаха. Где критерий, который поможет отделить злоупотребление именем Бога от оправданного обращения к нему? По мнению исследователя, нравственная атмосфера в современном обществе будет намного чище, если люди перестанут делать вид, будто знают, что хочет от них Бог или чего требует от них история. Нужно просто принимать решения и совершать поступки с полным осознанием своей ответственности за них...
   В то время как философия российской 'индустрии развлечений', в том числе литературных, внедряется главным компонентом психики гораздо интенсивнее, чем марксизм-ленинизм при социализме, многим россиянам это не мешает осознавать, что складывающаяся политическая система не предусматривает осуществления их насущных потребностей, не отражает их понимания правды и справедливости. Так полагает, например, математик Игорь Шафаревич. Признав отсутствие религиозности в интеллигенции и основной массе народа, он высказывает идею типа того, что без религии народ существовать не может, ибо вера дает осмысленность существованию.
   'Если у человека нет опоры в Боге, - замечает Шафаревич, - то он перестает себя чувствовать причастным к движению истории. В этом смысле Россия, как и многие другие государства, находится в состоянии глубочайшего кризиса. Но если религиозность все-таки возродится, она, я думаю, будет другой. Я не имею в виду догматы. Но есть некий духовный оттенок, который в разные времена свой. Даже если произойдет возвращение к православию, это будет уже другой народ, обратившийся в православие. Если же духовного изменения не случится, рано или поздно мы станем свидетелями 'заката России'.
   Безусловно вера придает осмысленность нашему существованию. Но вот перестает ли человек чувствовать себя "причастным к движению истории", если у него нет опоры в Боге? Подтверждений обратному вполне достаточно, чтобы засомневаться в правомочности такой посылки. А потом, уж слишком патетично, если не сказать демагогично, звучит это 'чувствовать себя причастным к движению истории'.
   Хорошо, если не вера в Бога, что тогда? Некоторые предлагают верить в предопределенность судьбы. Но вера эта не освобождает от страха перед судьбой, возведенной в культ. А потом, миллионы человеческих жизней сталкиваются, переплетаются, отталкиваются. Что будет, если каждый начнет верить в судьбу, причем только свою?
   Кто-то предлагает верить в чувство юмора, считать эту веру религией будущего. То есть, не воспринимать всерьез ничего и никого, даже самих себя, учиться брать легко все свои беды и несчастья, свое невежество и абсурдность своего существования. А не наскучит ли быстро такая вера, не утомит ли? Например, если все время говорить шутливо, что Россия - страна дураков и пьяниц, что капитализм ее бандитский, то можно спокойно садиться на завалинку в ожидании не художественных, а вполне реальных сценариев апокалипсиса.
   Вера в себя и свои силы преодолеть трудности мне кажется поубедительнее. Особенно учитывая, что все наши чувства и мысли есть тонкие энергии материального свойства со своим все еще скрытым от нас механизмом обратной связи с окружающим миром. Мысль, поддержанная верой человека в себя, приобретает огромную силу. Вопрос лишь в том, что в понимании каждым себя самого чего только не намешано.
   Вероятно, у энергии веры даже больше проникающей силы, чем у энергии мысли. Сама по себе вера не несет никакой информации, но на нее может быть наложена мысль и тогда энергия передается на большие расстояния. Надо только очень верить в ожидаемый результат. То есть, все дело в высокой эмоционально-психологической заинтересованности 'передатчика' добиться того, чего хочется.
   Таким же путем человек в состоянии воздействовать и на собственный организм - своей мыслью, пронизанной глубокой верой. Не отсюда ли случаи исцеления верующих иногда даже без целенаправленного самовнушения, только с помощью веры? Но симбиоз мысли и веры способен и загубить организм, в результате чего заболевают мнительные пессимисты, которые не верят ни во врача, ни в себя, ни в чудеса исцеления. Они верят в неверие.
   Если не верить в успех, можно легко поверить в поражение. На вере держится не только религия, но и наука. Без веры в подчиненность природы определенным законам невозможно проводить научные эксперименты, потому и верят ученые истово в адекватность своих теоретических построений. Они, конечно, могут ошибаться, но без веры им тоже нельзя. Когда суждение подкреплено верой не в ущерб логике суждения, это уже нечто, способствующее продвижению к истине.
   Успех новых научных разработок во многом зависит от энтузиастов, твердо верящих в успех, от того их особого состояния духа и умонастроения, всегда предвкушающего удачу, которым они заражают окружающих, побуждая их активно думать в том же направлении. Негативный же настрой мешает достижению успеха. Разумеется, нельзя отметать и личные амбиции, и материальную заинтересованность в творческой, продуктивной работе.
   Усиленная верой идея притягивает к себе другие ментальные приемники-передатчики, позволяет разрастаться мощным энергоинформационным сгусткам, влияющим на поведение людей, а через них и на развитие ситуации в целом. Не отсюда ли берется целительная сила намоленных икон, хотя и говорят, что это от Царя Небесного? Не отсюда ли воодушевление человека от его присутствия на парадах, партийных съездах, концертах и прочих мероприятиях, не обязательно церковных?
   Подорвать веру у противника - лучший способ сковать его силы. Стоит государству лишить преступников веры в безнаказанность их нарушений закона, как падает уровень преступности. От поблажки-то, говорят, и воры родятся. К примеру, Наполеон, придя к власти, отказался выплачивать выкуп пиратам-мусульманам и пригрозил разрушить их государства до основания, если они и дальше будут нападать на французские корабли. С тех пор на эти корабли нападали разве лишь случайно.
   Вместо укрепления у детей веры в себя, часто родители бранью и постоянными укорами подталкивают их к вере в свою никчемность. Примерно так же программируются и распад страны, и социально-экономические кризисы, пусть даже картина здесь несколько сложнее.
   Потеряв веру в себя и свои силы, человек обычно стремится запастись чем-то, во что можно верить. Для склонного верить в небылицы ничего не стоит сделать один небольшой шажок, чтобы начать воздавать культ сильной личности, деньгам и прочим идолам или кумирам.
   Волю и интеллект Спиноза считал тождественными понятиями. Но и волевые личности могут ошибаться, обмануться или даже обмануть, чтобы выгородить себя и не признавать совершенных ими просчетов. Можно быть умным, образованным, решительным, но только уж очень легковерным. С верой в себя и свои силы работают и те, кто изобретает все новые виды оружия массового поражения.
   Говорят, будто надо верить в культуру. Хорошая идея. Но ведь культура, как и вино, имеет массу различных компонентов. По сути, в это понятие входит все, что служит человеку средством познания мира. Степень же развития в нас подлинной, непоказной культуры находится в обратной зависимости от нашей подверженности манипулированию нами со стороны.
   Сегодня нельзя считаться себя индивидом культурным, если не знать хотя бы в общих чертах историю научного познания законов природы. Наука стала неотъемлемой частью культуры. Но науку вместе с культурой можно направить на какую угодно цель, включая самую циничную и разрушительную, если нет в них духа самокритичности, придирчивого взгляда людей на самих себя. Современная культура даже может вызывать недоверие к ней, как к чему-то во многом искусственному, далекому от надежного ориентира для утверждения глубоких, бескорыстных и эмоционально богатых отношений между людьми. Такая культура легко надоедает, вызывает скуку еще и в силу слишком навязчивого ее национального компонента, который заставляет критику в его адрес воспринимать чуть ли не как оскорбление нации.
   Тогда почему бы не верить в человека, надеясь, что его природная сущность не так уж отвратительна, как может показаться? В действительности, любой из нас представляет собой причудливое сплетение несовместимых начал со всеми нашими порывами иной раз ввысь, а иной - в глубины зла и порока. К тому же, очень трудно верить в того, кто не знает, верит ли он хотя бы в себя самого. Если уж верить, то во что-то, по поводу чего складывается общее согласие. Скажем, в любовь. Но ведь и любовь тоже разная: бывает, и навязывается, на чем-то настаивает, претендует на право обладания объектом любви...
   Вопрос, где взять критерии универсальные, охотно всеми принятые? Да и кто должен устанавливать эти критерии? Безусловно, такие разработчики обязаны быть непредвзятыми, не преследовать свои собственные политические, идеологические, национальные и религиозные интересы. Они должны быть хорошо информированы по самому широкому спектру вопросов, открыты для всех желающих предложить свои варианты. И ни в коем случае не впадать в миссионерское нравоучение как нужно понимать добро или зло. Неплохо также им сознавать, что наряду с вещами, которые время расставляет по своим местам относительно быстро, есть и такие, для уяснения которых надо чуть подождать.
   Одно время мне казалось, что за подобное дело могла бы взяться Организация Объединенных Наций. После десяти лет работы в Нью-Йорке в качестве аккредитованного при ООН журналиста я увидел, что такие иллюзии построены на весьма шатком сновании. И вот почему.
   Подавляющее большинство сотрудников Секретариата ООН используют эту организацию, главным образом, для укрепления своего личного материального благополучия. И если бы только праведным путем. Случаи финансовых махинаций среди ее руководителей не редкость. Чего стоит только программа ООН 'Нефть в обмен на продовольствие' в отношениях с режимом Саддама Хусейна в Ираке. Миллионы долларов, в том числе в виде взяток, перекочевали на личные банковские счета 'заинтересованных лиц', среди которых оказался и сын Генерального секретаря Кофи Аннана.
   Чем ООН прославилась больше всего сразу после ее основания в 1945 году, так это принятием Генеральной Ассамблеей Декларации прав человека. Документ получился светский по своему содержанию, хотя и предпринимались попытки сделать в нем сноски на божественное происхождение человека и бессмертие души. Саудовская Аравия тогда воздержалась от голосования по религиозным мотивам, обосновывая тем, что для мусульман права человека являются даром Божиим и составляют часть законов ислама с момента его зарождения. Что было на самом деле, тоже хорошо известно: исламские фундаменталисты воздавали культ насилию под прикрытием 'священности', а на равенство в правах женщин даже не намекали.
   Для суждения о религии, в том числе об исламе, многие философы предложили такие критерии. Во-первых, считать религиозную мораль совместимой с этическими принципами. Во-вторых, верить в способность разума приблизить человека к Богу. В-третьих, не использовать систему иммунитета религиозных догматов против всякого нового опыта, не ограничивать информацию для верующих, не использовать страх в качестве метода склонения в свою веру, уважать другие религии и верования. В конечном счете, рассматривать религии с позиции этики, но не их достоверности или недостоверности...
   Вот и подхожу сейчас к тому, что издревле называется Этика. Имеется в виду комплекс решений проблем бытия, непосредственно связанных с фундаментальными жизненными ценностями, среди которых одна из главных - стремление человека к счастью.
   Как показывает многовековой исторический опыт, никакая мораль и никакая религия не в состоянии разрешить конфликты. Апелляция к любви или какому-то высшему авторитету в области морали тоже мало чего дает, ибо любовь бывает и жестокой, может даже приводить к вооруженным конфликтам. Этика же направляет свой потенциал познания на удовлетворение глубинных мотивов действий человека: самосохранение, материальное благополучие, справедливость, солидарность, взаимопомощь. Это не катехизис запретов, а реестр разумных рекомендаций, дабы жить человеку достойно, счастливо и мирно вместе с другими, оставляя за каждым право мыслить неодинаково, критически относиться к любым истинам и авторитетам. Этика - это мораль и нравственность общечеловеческие.
   Сегодня не так уж трудно найти самые разные варианты рекомендаций, которые могут стать составной частью этического кодекса. Например, не делай другим того, чего не желаешь, чтобы делали тебе. Относись к окружающим честно, бескорыстно и уважительно. Когда пытаются причинить кому-то зло или нанести ущерб, постарайся помешать этому и сделать так, чтобы все вышло по справедливости. Восхищайся людьми достойными уважения, но не возводи их мнения в абсолют и не пой никому хвалебных гимнов. На приобретенных знаниях не успокаивайся, ищи новых, более глубоких, и будь всегда готов отказаться от тех, что не поддаются проверке практикой. Уважительно относись к праву других с тобой не соглашаться. Приходи к заключениям только на основании опыта и не позволяй никому тобою манипулировать...
   Этика и наука связаны, но каждая движется в своем поле. Наука объясняет, что и как в природе происходит. Этика рекомендует, что и как должно происходить в отношениях между людьми, а потому для нее истинно все справедливое и гуманное. Наука превосходит этику своей эффективностью в улучшении материального положения людей, но способствовать большей свободе и справедливости наука не может. Это не ее функция.
   Ни в этике, ни в науке не предусмотрено мест для абсолютных истин: там все надо доказывать, проверять, соотносить с действительностью, даже если некоторые вещи кажутся само собой разумеющимися. В науке и этике все принадлежит кругу объективных понятий, принимаемых только после обсуждения и экспериментов.
   Наука, как и религия, не хочет признавать главенство этики по одной единственной и общей для них причине. Наука исходит из того, что в природе не существует морали или этических норм, самих по себе. Религия же настаивает, что всё происходит от Бога, включая мораль и этические нормы. То есть, надо сделать что-то хорошее, чтобы потом получить вознаграждение, ниспосланное с небес. Пардон, но это больше походит не на моральность, а на корыстный расчет.
   Этика ставит человека перед выбором, в каком мире он хотел бы жить. Там, где система образования, престижности и материального вознаграждения имела бы в качестве ориентира правду и справедливость? Или там, где моделью служили бы амбициозные личности, совсем не обременяющие себя поиском правды и справедливости? Возможно ли, наконец, согласие внутри самой этики относительно ее собственных понятий?
   Вроде бы, все хотят материального и духовного благополучия, мира и расширения своих возможностей достичь этого, но у каждого свои представления или предпочтения относительно счастья, добра и зла. Тут для начала нужны общие усилия и общие проекты, надо правильно выбрать цели, отличать важное от второстепенного.
   Как можно было бы понимать зло? Как провал разума. Но ведь личность рассудительная бывает одновременно злой, а добродушный человек - глупым. Индивидуальность личности может быть победой ее разума, но поражением разума коллективного. Наполеон тоже был умный человек, однако, в свете сотворенного им, можно ли назвать его разумным?
   Как понимать 'счастье' тоже нужно договариваться, ибо оно тоже разное бывает. Счастье рассматривается этикой, как комплекс условий, верований, принципов, жизненных ценностей, привычек, которые все вместе способствовали бы осуществлению стремлений человека к удовлетворению своих духовных и материальных потребностей. Люди остаются неравнодушными и к справедливости, которая гарантировалась бы социальным устройством, укрепляла бы в нем веру в себя и чувство собственного достоинства.
   Можно ли договориться по поводу того, что нужно считать 'благоразумным'? Тоже не легко, ибо чего только люди не творили, считая себя разумными. Этика предлагает признавать человека благоразумным, если он стремится к познанию мира, правильно выбирает необходимое себе для счастья, не нанося при этом вреда обществу, ищет свидетельства и постоянно критически их перепроверяет, отстаивает свое право мыслить свободно от любого на него давления и уважает попытки других делать то же самое.
   Понятия 'справедливость' и 'солидарность' тоже требуют уточнений. Здесь без взаимопонимания сторон не обойтись. В противном случае, не избежать давления одних на других. Этика строится на диалоге равных. Это ее основа.
   Какие есть объективные исторические аргументы в обоснование этики? Весь путь развития человечества, как цепь инстинктивных и непрестанных попыток добиться большей справедливости, большего равенства социально-экономических возможностей, гражданских и политических свобод, уважения человеческого достоинства.
   Что утверждает по этому поводу этика? Цель оправдывает средства, но лишь тогда, когда эти самые средства не противоречат нравственным ценностям и принципам. Ведь Бога-то никто почему-то не боится, когда можно действовать, не опасаясь неизбежно понести наказание.
  
   *
   - Хорошо, вот вы в Бога не веруете. А верите ли вы в народ свой? - опять кто-то не дает мне покоя своими вопросами.
   Не хочу лишний раз поддаваться патетическим искушениям. Просто думаю, очень важную роль в жизни любого народа играют поколения. На смену одним приходят другие, на них непохожие, но это не означает, что всегда более достойные.
   Лично у меня просто так получилось: мне приходится больше верить в мое поколение - мальчишек и девчонок, заканчивавших советские школы в шестидесятые годы. Многие из нас считали себя романтиками, искренне надеялись жить в справедливом обществе, исходили из того, что человек по природе своей совсем не плох. Сейчас нам говорят, будто мы ошиблись и ошиблись капитально. Но кто уверенно скажет, как оно будет в будущем? Трагическое, если рисовать его в мрачных тонах, всегда выглядит еще трагичнее, чем оно есть.
   Хоть и собственной заслуги в этом у меня нет никакой, мне выпало быть плоть от плоти племени добродушного, талантливого, работящего, но чаще всего пассивного в своем терпении издевательств над собою сильных мира сего. Повелось у нас, всю жизнь надеяться на авось пронесет и вынесет, уповать на Николая Угодника или барина, который придет и всех рассудит. Что уж тут скрывать, с такой надеждой и верой душе нашей было как-то спокойнее.
   Чехов однажды подметил, будто у русских, как в решете, ничего не задерживается. В юности жадно наполняем душу свою всем, под руку попавшимся, а после тридцати остается в ней какой-то серый хлам. "Дабы хорошо, по-человечески жить, надо же работать! - призывал писатель. - Работать с любовью, с верой. А мы не умеем этого. У нас всего много, но любви к труду нет. Рабы мы своей любви, глупости и лени, своей жадности к благам земным, своего темного страха перед жизнью, которую наполняем бессвязными речами о будущем. И никому не приходит в голову простой вопрос: да кто же сделает Россию хорошей, если мы будем только мечтать?"
   Вместе с добродушием, зачастую искушаем себя и хамством. Вслед за всплеском чистосердечия, произнеся сотню душевных слов, можем выкинуть потом все это из головы. Наверное, оттого что чувствуем больше, чем думаем. Неслучайно же в Великой Революции 1917 года оказалось слишком много болезненного раздражения, вседозволенности и злобствующей мести. Разве случайно совпал излюбленный метод Петра и Сталина - 'на дыбу'? Хотя, объективности ради не стоит также и забывать, что по кровопролитию своему эта самая революция, вместе со всеми ее тяжкими последствиями, значительно уступала развязанной тогда в Европе первой мировой войне, не говоря уже о второй, начатой тоже не Россией.
   Да, и это тоже надо признать, любим мы поразмышлять о парадоксах добра и зла, духа и плоти, а потом придти к опрощенным выводам, типа все есть вранье, богатые - негодяи, бедные - дураки. Суетимся, мечемся где-то рядом со свободой, ищем ее вне себя вместе со счастьем и удачей. И жизнь для нас, как это ни печально, может оказаться не благом самим по себе, но всегда ожиданием оного...
   Всяк говорит в силу умения выставить себя на ярмарке тщеславия. Именно этим занимаются сейчас и некоторые наши "инженеры человеческих душ". В их представлении, типичному русскому человеку, за редким исключением, мало известно чувство чести или благородное бескорыстие, ибо извечно затянут он в порочный круг, где здравый смысл и благоразумие совсем не почитаются. Его знаменитую духовность они объясняют следствием скандальных провалов, которыми регулярно заканчиваются кардинальные реформы в экономике и общественном устройстве. Его религиозность видят преимущественно в жалобах для показухи. Хоть и ставит он свою личную этику превыше всего, нет у нее, мол, крепкой моральной основы.
   Бросаясь из крайности в крайность, такие "знатоки души" считают русский ум атавистичным, трудно изменяемым и загадочным исключительно в том смысле, что можно ожидать от его носителя величия, низости и полной дури. Из их сочинений явствует, будто типичный русский человек предпочитает получить выгоду при минимуме затрат и, когда достигает желаемого, вдруг может обратиться в фантазера не довольного достигнутым. А если и признает свои ошибки или грехи, то лишь для получения от этого выгоды, а на следующий день забывает о своих угрызениях совести. Столь же легко он превращает свою победу в катастрофу, ибо каждый божий день проходит у него на грани апокалипсиса. Хотя выставляет себя за незаурядного мыслителя, частенько речь его или писания бессвязны и мало понятны.
   Если не ошибаюсь, смысл их откровений выходит за рамки 'русской загадки' куда-то в область глубочайших тайн человеческой природы вообще. Воображение русского человека выставляется ими в виде самообмана, в результате которого он идет на риск с большой охотой, всегда в поисках удачи, но в обычном своем состоянии безразличен к выполнению своих обязательств или обещаний.
   И в довершение всего, выносят они суровый приговор всей стране. Россия определяется ими как нечто, основанное на ложных понятиях, где граждане всерьез озабочены коррупцией и мошенничеством, но за всем этим в широких слоях уже проглядывает готовность к новому культовому воздаянию лидеру с авторитарными наклонностями, который с вершины своей власти провозгласит наконец непогрешимые истины...
   Хорошо, вот и моя очередь выложить свои карты на стол. На мой взгляд, эти ребята из литературного цеха тратят чрезмерно много мрачных красок на стереотипные клише, в курятнике не оставляя даже несушку с золотыми яйцами. Что я имею в виду? В моем представлении, все 'перетирки людей' в ходе многовековой отечественной истории так и не смогли помешать русским внести свой заметный вклад в развитие цивилизации. Да, есть среди них еще много похожих на варваров. Но дайте хотя бы один пример страны, где их нет, где нет обмана, глупости, заблуждений и предубеждений. Повсюду всяк себе дороже и себе загребает, а назови его братом, он и в старшие захочет.
   Стало уже затасканным клише говорить про две главные проблемы в России: дураки и плохие дороги. Кстати, я тоже принадлежу к некоторым их разрядам, вместе с полудурками, которые время от времени становятся идиотами. Отношусь ли сам к дуракам образованным и даже культурным, что вооружились разными понятиями и используют их как Бог на душу положит? Об этом решать читательскому жюри. Во всяком случае, я не живу припеваючи за счет казны и народа по принципу 'Режь волк чужую кобылу, но моей овцы не тронь'.
   Вот здесь и болит раздражающий фактор исторической драмы России. Но назовите страну, где не болит тот же самый фактор! Рассуждая дальше, дерзну сказать, что никто из существ человеческих не есть чистое зернышко и, куда ни посмотри, повсюду самый удачливый на себя одеяло тянет. Все мы сделаны из одного и того же материала и, прежде чем из нас что-то слепится, проходим через огонь, воду и медные трубы. Любой, кого ни возьми, странствует по жизни со своей верой и надеждой, но далеко не каждому достается большой кусок пирога...
   Упорно продолжаю копаться в многотомной Всемирной Истории Народов, дабы обнаружить, где же лежит, скромно себя не выпячивая, истинная правда не только о русских. Рискую ошибиться, но, как мне представляется, покоится она где-то вокруг такого предположения.
   Горяч бывает человек, как кипяток опасен. Но иной раз обгонять себя не хочет и, если находит в себе силы перебороть разрушительные позывы, способен держать себя в руках, не доводя до кипения, особенно в своей алчности и ненависти к собратьям.
   Индивид, стремящийся безудержно к превосходству над другими, обычно превосходит соперников либо в физической и военной силе, либо в своей уверенности и амбициях. Ему приходится просчитывать ходы свои и конкурента, манипулировать людьми, быстро и гибко действовать в духе рекомендаций Макиавелли, нагнетая в себе повышенное содержание гормонов, способствующих достижению победы в соперничестве.
   Наверное, неслучайно ученые подтверждают, что биохимическая составляющая крови играет значительную роль в выполнении человеком командных, начальственных функций. При этом он должен глубоко уверовать в непогрешимость своей способности выносить правильные решения, влиять на других в заданном направлении, навязывать свою волю в схватках за верховенство. То есть обладать высокой конкурентоспособностью, умением скрывать свои подлинные намерения и выставлять себя публично поборником справедливости.
   Все эти черты личности обнаруживаются сегодня благодаря тесному сотрудничеству психологов, психиатров, биологов, физиологов и неврологов, получивших новейшую аппаратуру изучения деятельности мозга. Какие исконные позывы обнаружены ими в натуре человеческой? Наряду со многими, стремление к получению все больших материальных благ - свидетелей надлежащего статуса, к подчинению себе других или манипулированию ими в собственных интересах. Позыв этот имеет свой мощный генетический заряд, организующий и четко направляющий деятельность гормональные и метаболические систем на то, чтобы дать человеку энергетические возможности добиться превосходства, отличиться.
   Научные эксперименты обнаруживают, что среди людей идет постоянная схватка за получение престижного статуса, ранга, чина на иерархической лестнице, где знаки отличия играют первостепенную роль. Если избегают силовых методов вандалов и бандитов, то чаще всего прибегают к обману и манипулированию. Важнейшую роль при этом опять-таки играет присутствие в крови тестостерона. Гормональная готовность к соперничеству всегда связана с аналогичной готовностью к достижению удовольствия в соперничестве. Повышенный же уровень тестостерона, конечно, не гарантирует победу, но явно способствует ей...
   Изыскания ученых к началу XXI века свидетельствуют: если включить в общий комплекс исследований обычный детектор лжи и новейшую аппаратуру по изучению деятельности мозга, то шансы определить обман заметно увеличиваются. Умственные усилия по искажению реальности ведут к заметному увеличению альфа-излучения, которое происходит именно под коркой мозга. Кто чаще обманывает, мужчина или женщина? Их больше отличает не это, а разный метод манипулирования людьми. Мужчины склонны ставить ближайшие, достижимые цели. Женщины предпочитают долгосрочные, лучше при этом используя слухи, человеческие слабости и аффекты.
   Любопытно, в чем кроется талант именно политического обмана? В мастерском симулировании эмоций и убеждений при манипулировании другими для достижения поставленных целей. Речь идет о способности говорить внешне искренне, убедительно, когда в это не веришь, но успешно обманываешь себя и других по поводу собственных намерений. Потому-то и встречаются довольно часто на вершине политической пирамиды палачи, убедившие других, будто они действуют в интересах общего блага.
   Бросим непредвзятый взгляд под корку мозга любого политического лидера. Он может быть изначально довольно душевным, чутким человеком, но добытая им власть, мало чем ограничивающая его, преобразует эту личность. Добродушие все больше вытесняется агрессивностью и грубостью, эмоциональная уравновешенность - раздражительностью неврастеника, упорство и решительность - непостоянством и подозрительностью параноика, общительность - замкнутостью, интеллектуальная любознательность - равнодушием. Расцветают в нем хитрость, цинизм, лицемерие, коварство, непомерная самонадеянность.
   Политический вождь мистифицирует сознание своих сограждан при их же активном соучастии. Внешняя его обаятельность составляет непременное условие создания ауры с мессианским колоритом вокруг такой личности; такие же его особенности как религиозность привлекают особое внимание. Это важно подмечать, учитывая склонность национальных лидеров спекулировать на религии и мистике, предлагать пророчества собственного изготовления, соблазняющие легковерных.
   Лидер с мессианским поветрием всегда стоял во главе любого массового движения. Что, например, характеризует мессианизм Гитлера, Сталина, Мао и других личностей авторитарного склада? Навязываемая ими "ясность видения", непреклонность и упорство в достижении поставленных ими целей. На публике такие фигуры, по определению, должны излучать убежденность в своих взглядах и намерениях, дабы ею глубоко проникались массы. Вокруг себя они собирают готовых на все, преданных им лично клевретов.
   Мессианизм - один из самых мощных механизмов подчинения, особенно вкупе с запугиванием. Достигнутое подобным путем господство обычно приводит к массовому самопожертвованию. В этом сила привлекательности тронов, кафедр, высоких кабинетов политической и экономической власти. Кардинальские пурпурные шапочки обладают тем же потенциалом соблазна...
   Совсем неслучайно начало нового века проходит под знаком политико-религиозного гангстеризма в мировом масштабе. При этом бандитский, политико-религиозный фермент во многом напоминает романтическую всепоглощающую страсть. Эти два типа чувствования, наряду с мстительностью, содержат в себе безбрежную энергию мировосприятия, при котором объект желания становится всепоглощающей идеей фикс.
  
   *
  Легко безудержным оптимистам: лепи себе благозвучные лозунги один за другим, особо глубоко не задумывайся, просто играй в красивые слова о высоком предназначении человека. Пессимисты в отчаянии погружены в свои беспросветные переживания, все ставят под сомнение, даже хорошее. И те, и другие придумывают картинки будущего, которые более всего отвечают их настроению.
   Может, лучше вообще не пытаться заглядывать далеко в будущее, а выявлять и анализировать назревшие проблемы применительно к конкретным обстоятельствам, предупреждать о негативных последствиях и, если не предотвращать, то смягчать их? Может, хотя бы научиться правильно ставить вопросы для уяснения, что из себя представляет объективная реальность и лишь потом предугадывать возможные перспективы ее развития?
   Одни считают, что будущее предопределено и создается вследствие общего направления сил, заключенного во всем предшествующем ходе исторического развития. По мнению других, будущее основано на действиях произвольного характера, на случайном сочетании причинных факторов, а потому либо не предопределено, либо предопределено лишь частично, позволяя в каждый момент появляться новым силам, событиям, явлениям, ранее скрытым от нас. Сторонники предопределения настаивают на том, что даже случайное далеко не случайно, о и они признают свою неспособность что-либо предсказать с надежной гарантией.
   Да и кто знает по-настоящему прошлое, чтобы определить 'общее направление сил'. Рассматривая его сквозь узкую щелку своего предубежденного сознания, в состоянии ли мы вообще интерактивно воспринимать прошлое, настоящее и будущее? Адекватны ли для этого наши ощущения, представления, понятия, идеи и способы их выражения? Может ли вообще наш 'головной компьютер' вырваться из трехмерного пространства в четырехмерное и при этом задействовать интуитивное восприятие по полной программе? Разумеется, многое в прогнозировании будет зависеть от степени адекватности наших представлений реальным причинно-следственным связям, при которых не абсолютизируется какой-либо один фактор экономики, религии, культуры, техники или идеологии.
   Смелую попытку сделал в XIX веке англичанин Генри Томас Бокль. В своем двухтомнике 'История цивилизации в Англии' он поставил под сомнение теологическую трактовку исторического процесса, сводившуюся к жизнеописанию монархов, полководцев и других выдающихся личностей. Его вывод: экономическое благополучие любой страны зависит больше не от климата и географических условий, а от энергии ее народа, безграничной по сравнению с ограниченностью природных ресурсов, а также от соотношения сил 'между классами трудящихся и нетрудящихся'.
   Во внешней разведке мне тоже приходилось заниматься прогнозированием развития ситуаций. Вот и сейчас, используя прежние и новые навыки, попытаюсь выразить свое представление о будущем в отдельных его проявлениях на ближайшие десять - пятнадцать лет. Дальше уж лучше не загадывать.
   Из наиболее влиятельных цивилизационных систем, если их так можно назвать, наиболее заметно будут давать знать о себе западная, китайская и арабская. Противоречия между ними не сгладятся, ибо вряд ли кто пойдет на принципиальные уступки. На стороне западной системы будет военно-экономический и научный потенциал, относительно высокий уровень жизни, развитая сеть электронных средства массовой информации. На стороне китайской и арабской - свои представления о счастье, свободе, справедливости, равноправии. И у всех своя вера в продиктованную небесами судьбу или в высокое историческое предназначение.
   Претендующая представлять интересы западной цивилизационной системы американская культура будет продолжать влиять на умы повсюду, но до известного предела, поскольку не сможет вместить в себя все многообразие культуры мировой. Обретет ли более зримые очертания однополюсный мир во главе с США, главным международным арбитром? Установится ли 'новый мировой порядок', не допускающий глобальных конкурентов для Америки? Попытки будут постоянно предприниматься Белым домом, но и наталкиваться на противодействие со стороны Европы, Китая, Ближнего Востока, Индии, России, Японии, Латинской Америки и Юго-восточной Азии. Развитие цивилизации по-прежнему не будет укладываться в одноцветные и даже двухцветные картинки.
   Мировой объем производимых и поступающих на рынок товаров широкого потребления увеличится, но это не означает, что борьба с голодом и нищетой успешно завершится. Напряженность между баснословным богатством отдельных стран или индивидов и нищетой огромной массы населения планеты останется. Социальной стабильности это не обещает. Экономическому абсолютизму и религиозному фундаментализму общечеловеческие гуманитарные ценности будут все так же чужды.
   Пропасть между промышленно-техническим прогрессом и этикой, если и сократится, то не намного. Паранойя не оставит нас в первой четверти XXI века: навязчивы идеи будут преследовать, а это может помешать продуктивному направлению интеллектуального поиска. Усугубляемая фанатизмом паранойя все еще будет служить источником ожесточения умов, политической и религиозной нетерпимости.
   Общество по-прежнему будет опираться на минимум доверия его членов друг к другу. Относительно легкий компьютерный доступ к информации может этот минимум либо укреплять, либо подрывать. Как следствие, у одних возникнет конформизм по отношению к навязываемым властями 'правилам игры', у других - безразличие к ним. Никуда не денутся и упорные поисковики истины, что подвергают безжалостной, непредвзятой проверке общепринятое, ставят под сомнение традиционные подходы и предлагают свои пути преодоления трудностей.
   Если же кто-то заявит, что истина всегда одна, значит, он либо недалекого ума, либо словоблуд, либо фанатик, либо идиот, либо все вместе. Как бы то ни было, немало людей постараются оставаться верными не столько какому-то государству или личности, сколько идеалам свободы, справедливости, солидарности и равноправия. У адептов абсолютизма здравомыслие по-прежнему будет уступать их надеждам на благоволение свыше, в том числе и небесами ниспосланное. Государственные и политические лидеры устремятся к достижению поставленных целей внешне корректными средствами, придавая благочинный блеск своим сомнительным методам, пудря мозги якобы своим бескорыстным служением народу.
   Экономическое развитие повсюду потребует все более дорогостоящих энергетических затрат, прибавочной стоимости суждено сокращаться, приближаясь к затратам. Природных ресурсов для выработки энергии хватит обеспечить более или менее сносное существование миллиарду человек. Тенденция к объединению национальных экономик обозначится стремлением небольшого числа стран диктовать условия торгового обмена экономически слабым. "Свободное ценообразование" подпадет под еще большую зависимость от тех, у кого на мировом рынке финансовые позиции крепче. Преимуществам частного предпринимательства станет все труднее проявлять себя в условиях обострения конкурентной борьбы за источники сырья, сбыт товаров, объекты инвестирования, экономическую экспансию и дешевую рабочую силу.
   Процесс глобализации, прежде всего в получении транснациональными корпорациями максимальной прибыли, опередит развитие демократии и установления социального механизма для более справедливого распределения материальных благ и вознаграждений. Противодействие этому процессу, направленное главным образом против США, как основного действующего лица мировой интеграции, никуда не исчезнет. Даже членов Европейского союза не ожидает полная гармония интересов внутри объединения.
   Весьма большой представляется и вероятность того, что в ходе процесса интеграции традиционные библиотеки ожидают тяжелые времена в конкуренции с Интернетом. Дискетка продолжит вытеснять печатную продукцию. Более широкие возможности появятся у компьютерных сайтов электронных библиотек художественной и нехудожественной литературы. Мышление человека попадет во все большую зависимость от компьютерной сети, которая неизбежно склоняет своих пользователей и думать одинаково...
   В мире реальном ни от кого не отгородишься, замки на государственных границах не повесишь, санитарными кордонами ничего не удержишь. Все возрастающие потоки нелегальных эмигрантов в Европу и США превысят критический уровень. Значительно осложнится работа силовых ведомств по борьбе с распространением наркотиков, контрабандой и терроризмом.
   По мнению немецкого философа Петера Слотердихка, многие западные европейцы, хоть и обманывают себя метафизикой отчаяния, продолжат верить в конечный успех справедливого и достойного в человеке. Его наблюдения могут показаться симптоматичными в свете прогнозов на будущее. Например, он надеется, что, помимо музеев предметов искусства, в Европе больше будет музеев разного рода неортодоксальных идей, где можно свободно их ставить и обсуждать.
   Будущее, и далеко не только Европы, в немалой степени зависит от того, насколько и чем в духовно-интеллектуальном плане удастся заполнить вакуум, образовавшийся после провала социалистических экспериментов. Превзойдут ли новые социальные идеи своих предшественниц, станут ли более адекватны реальности? Попытки предложить варианты решений ключевых вопросов будут предприниматься постоянно. И здесь не принципиально, кто и когда станет инициатором того, что можно условно назвать Новым Интерактивным Мировоззрением, которому предназначено потрясти марксизм, либерализм, интеграцию вместе с глобализацией и вытащить из них на свет наиболее рациональное, гуманное, общечеловеческое. Процесс становления НИМ обещает происходить в условиях беспрецедентно открытого информационного пространства, интенсивного международного обмена идеями и мнениями. Люди захотят иметь непредвзятую информацию о государственном правлении, принципах распределения прибыли, кастовых привилегиях, характере и размерах вознаграждения за труд, закулисной деятельности спецслужб и транснациональных корпораций.
   С чего может начаться выработка Нового Интерактивного Мировоззрения? Скажем, с безоговорочного признания главными таких духовных ценностей, как свобода, справедливость, солидарность и равноправие - без оглядки на все и всяческие официально признанные авторитеты. Не помешает и разработка моральных кодексов, вбирающих в себя все многообразие духовных ценностей Востока и Запада. Одним из фундаментальных принципов этики должно быть признано: высокая цель ни при каких условиях не может оправдывать аморальных средств ее достижения.
   Независимо от того, как будет складываться такое мировоззрение, темпы экономического роста повсюду обречены сокращаться, соперничество конкурентов - обостряться. Одновременно с дальнейшей интеграцией экономик и культур, межрелигиозные и межгосударственные противоречия в прошлое не отойдут. За красивым фасадом демократии будет проглядывать господство привилегированных элит. Без поддержки большинством в США не установится авторитарный режим. Если же такое произойдет, катализатором послужит серьезная нехватка энергетических ресурсов для поддержания сложившегося материального потребления.
   Учитывая множество вариантов непредсказуемых изменений, куда пойдет развитие человеческой цивилизации в первую четверть XXI века? Во всех направлениях, причем сразу и столь настойчиво, что в ее триумфе или провале нельзя быть абсолютно уверенным. Человек продолжит упорно разрушать природную среду своего обитания в ущерб борьбе со своей собственной природой и совершенствованию себя. Исход этой борьбы будет зависеть не от предопределения высшего порядка, а от столкновения вероятностей. Воплощение же промысла божьего или любой другой высокопарной идеи о судьбе человечества, так и останется примером непомерного людского самохвальства.
   В довершение всего, многие способны будут жить и без парения в заоблачных высотах: просто пить, есть, любить, восхищаться красотой природы, сделанного собственными руками, находя в этом свой душевный покой. Одних такой приземленный образ жизни не устроит, других наоборот. Обычно же те, кому душевный покой не устраивает в любом виде, будут метаться в неуверенности, что лучше делать: стихи писать или в бизнес удариться.
   Пожалуй, самым привлекательным все так же будет личная или семейная безопасность при достаточно гарантированном материальном достатке. Своими предшествующими действиями человек может не соглашаться с этим, но ближе к завершению своих мытарств земных неизбежно захочет, чтобы ему не мешали жить по-своему и свободно распоряжаться своим временем. Не столько собственностью, накопленной годами тяжкого труда, сколько именно временем, которое становится самой дорогостоящей ценностью в жизни.
   И, наконец, будет ли Новое Интерактивное Мировоззрение совместимо с государством в известном на сегодня виде? Похоже, положительный ответ был бы очередной сладкой утопией. Вопреки даже здравому смыслу, просто по инерции многие будут искушать себя иллюзией и верить благозвучным обещаниям государственных деятелей показать гражданам единственно правильную дорогу в лучшее будущее, ради которого можно и нужно, мол, жертвовать некоторыми личными интересами. Жертвовать всем другим, но не им самим.
   В мировой истории произойдет глубочайший переворот, если потребность в социально-экономической справедливости станет определяющей для государственной власти, а благополучие людей будет зависеть не от размеров их собственности, а от честного и активного выполнения ими своего гражданского долга. Полагаю, вряд ли стоит ожидать подтверждения правителями на деле провозглашаемой ими на словах верности свободе, демократии, равноправию и справедливости. Заставят ли их новые обстоятельства вести себя так, чтобы не мешать гражданам хотя бы исправно платить налоги? Своеволия, словоблудия и надменности в них будет все такой же непочатый край. В странах, где роль граждан сведется преимущественно к их участию в выборах, коррупция расцветет, а правители будут обращаться с гражданами по-прежнему как с вещами, имеющими низкую обменную стоимость.
   Установка на неограниченную частную собственность и стремление к обладанию такою собственностью будет выливаться в насильственный ее передел и, как следствие, приводить к обострению социальной напряженности. Попытки государства обеспечить крупным предпринимателям надежные гарантии безопасности их экономической деятельности лишь подхлестнут и соперничество между ними.
   Международные вооруженные конфликты будет уже все труднее избежать, ибо никому не уйти от соблазна заиметь то, что уже есть у другого и даже больше. Наиболее сильные государства будут все так же шантажировать, угрожать, создавать коалиции для принятия силовых мер, искать предлог для вооруженного вмешательства под флагом борьбы за свободу и демократию, против международного терроризма или чего-то еще.
   У рыночной экономики останутся некоторые преимущества, но она же чревата все более серьезными издержками. В условиях рыночного абсолютизма проблемы культуры, экологии, образования, духовного развития будут играть второстепенную роль. Его неумолимые законы таковы, что даже если ограничивать наиболее прожорливых разумными пределами собственности, стяжательство по-прежнему будет приводить к потере бескорыстной привязанности к людям, к оценке их преимущественно под углом зрения извлечения выгоды от общения с ними.
   Эпоха популярности звезд эстрады и других культовых фигур больших политических шоу затянется. Выставление метафорических образов выше идей останется тенденцией и в развитии массовой культуры. Борьба на выборах по-прежнему будет решаться в зависимости от рекламирования себя кандидатами, а не от выдвигаемых ими программ и аргументов. В этом и многих других случаях форма подачи себя явится содержанием, как в цирке, кино или на карнавале.
   Побеждать, например, на выборах глав государств, чаще всего, суждено будет не автору лучшей экономической программы, а тому, кто убедительнее воплотит собой персонаж политического спектакля, вызывающий у публики наибольшее восхищение своими яркими, запоминающимися номерами. Номинальные правители все больше будут болтаться на крючке у своих финансовых спонсоров...
   Сценарии будущего выстраивают сейчас и астрофизики. Они фиксируют постепенное удаление Земли от Солнца по ходу расширения Вселенной, все больше склоняются к ее пульсирующей модели, проходящей через стадии расширения и сжатия после каждого Большого Взрыва. Что действительно будет вызывать серьезное беспокойство ученых, так это вероятность столкновения Земли с крупным астероидом, как уже случалось в далеком прошлом. Но если приближение такого космического тела еще можно вычислить, то предугадать заранее, тем более предотвратить извержение мощного вулкана подобного расположенному в Йелоустоне (США) никто не в состоянии.
   Вроде бы, угроза нам не будет исходить от Солнца. Более серьезно представляется опасность, нависшая над нашей планетой-волчком, ось которой движется по конической поверхности, а само движение зависит от скорости вращения. Из-за крайне небрежного нашего отношения к природной среде, вызывающего в том числе и глобальное потепление, в один прекрасный день этот волчок может просто перевернуться. Тут уж даже никакой мобилизационный план не поможет. Если что и может помочь, то предусмотрительно принятый и заранее осуществляемый всеми общий принцип шевелить мозгами прежде, чем издеваться над собственной природной средой обитания...
   А сейчас ближе к большое политике, хотя и не вызывает она доверия к ней. К примеру, у нынешней общественно-политической модели России весьма мало шансов стать привлекательной в духовном и интеллектуальном плане. Как и сегодня, для Запада наша страна будет представлять собой значение преимущественно в качестве заслона на пути экспансии исламского фундаментализма. Правда, ее политики и государственные деятели все время будут многозначительно намекать на 'евразийское призвание' России. На исход это мало повлияет, ибо выразить для всех приемлемую в практическом плане концепцию им крайне трудно. Тут не спасет даже никакой соблазн возродить православие, если еще больше не усугубит дело. У нас, конечно, появятся разные интересные идеи, но к ним будут относиться скептически и на Западе, и на Востоке.
   В предстоящие годы, кто бы ни пришел к власти в России, будет пытаться восстановить ее утерянное влияние на мировой арене. Способность социально активных граждан осознать подлинные национальные интересы может возрасти по мере того, как они сами будут отказываться оплачивать красивую жизнь немногих своих соотечественников. Мешать, правда, этому намерена веками вырабатываемая и в генах засевшая привычка воспринимать материальные блага больше как дар власти земной или небесной, чем результат собственного труда. Все будет зависеть больше не от власти, а от людей, если они опять не дадут заморочить себе голову очередным культовым воздаянием.
   Хоть русская классическая культура и не утратит своего мирового звучания, на прошлом далеко не уедешь. Крах осуществления в СССР коммунистической идеи означал конец роли нашей страны-носительницы нечто большего, чем нация, а образовавшийся вакуум по-настоящему достойными новыми идеями не заполнился. В этом контексте, добьются ли россияне мира и согласия у себя дома? Ясно, что новые князья будут стараться следовать по уже проторенному пути, занимаясь отстаиванием своих особых привилегий в распределении материальных вознаграждений. Призывая к национальному возрождению, но резервируя за собой ключевые позиции в экономике, крупный бизнес всегда будет стоять на стреме при всяком возможном переделе собственности.
   Внутренние цены на энергоносители и жилищно-коммунальные услуги опередят рост доходов населения, сделают для очень многих практически неподъемной плату за свое жилье независимо от формы собственности. Из-за дороговизны добычи и транспортировки нефти ее производство будет становиться все менее рентабельным. Продавать же по мировым ценам Россия может лишь нефть, газ и лес, запасы которых неумолимо сокращаются, а основные бюджетные средства вынуждены уходить на погашение внешней задолженности и содержание госаппарата.
   Уверенности у иностранцев в получении ожидаемой прибыли от вкладываемых ими в российскую экономику средств прибавится незначительно. Освоение ее рынка привлечет преимущественно тех, кто за свою продукцию может получить твердую валюту и вывезти ее из России. А идти на большие затраты, рассчитывая на незначительную прибыль, никому не интересно: слишком уж много расходов на то, что в других странах достается намного дешевле...
   Есть ли, в свете такого неоптимистического прогноза, основания для веры в будущее России? Мне думается, есть. Вместе с темными страницами ее истории всегда были светлые, когда правда, справедливость и разум одерживали верх. Сегодня далеко не все таланты утекли из страны, а идеи тех, кто остался, еще пользуются спросом в мире. Уверен, мы не сдадимся, если примем и будем, каждый как может, воплощать в жизнь объединяющие всех идеи Свободы, Справедливости, Солидарности и Равноправия. Именно здесь я вижу и основы своей собственной веры.
   А сейчас мне остается лишь признать, что делать долгосрочные прогнозы в отношении любой страны всегда крайне рискованно. Кто бы этим ни занимался, обычно не сбываются ни самые сладкие предсказания, ни самые горькие. Наверняка, не составят исключение и мои. Буду только рад, если доживу до того дня, когда мне предложат признать мою недальновидность.
  
   *
  После написания книги очерков о просвещенном уме Жозе Сарамагу замечает с облегчением: ну, мол, теперь и умирать можно. В книге он высказывает и такое мнение: 'Конечно, я коммунист и не мыслю себя иначе. Но сознаю, что должен добавить, и добавляю - я свободно мыслящий коммунист. Для меня очевидно: правильное понимание того, что могло бы стать коммунизмом, доведенное до его последней крайности в анархизме, должно привести к отмиранию государства'. Демократию в нынешнем ее виде писатель называет насмехательством. По его мнению, она обещает все, но одной рукой дает, другой отнимает. Это должен быть не пункт назначения, а пункт отправления.
   Российский литератор Лев Аннинский тоже свое критическое суждение имеет. 'За образец мы взяли американский, но дурь-то осталась булыжной, доморощенной, - пишет он. - Да, давали нам советы и учили нас жить. Но никто не заставлял наших реформаторов следовать этим советам, навязывать своему народу глупые догматические предписания американского руководства, несмотря на предостережения лучших экономистов'.
   От Аннинского можно услышать, что он не намерен искоренять в себе советскую ментальность, потому как в ней возник, из нее сделан, на ее основе вырос. И ментальности этой не семьдесят, а тысяча семьдесят лет. И положительных черт в ней столько, сколько отрицательных - это уж как повернуть. Вот и будет он поворачивать на то, что почитает лучшим, ни в какой Запад или Восток не выпрыгивая. Он под красными знаменами вырос и просто так, по указу, знамен в душе не меняет.
   Советскую ментальность в себе полностью искоренять, как и по команде сверху убеждения менять, я тоже не собираюсь. Очень близкими мне останутся суждения тех, кто видит характерную особенность советской ментальности в ее многонациональности. Русская, и вслед за ней советская культура, действительно была именно такой и по своему характеру, и по составу наиболее выдающихся ее творцов. Гоголь - украинец, Пушкин - арап, Фонвизин - немец, Жуковский - турок, Багратион - грузин, Куприн - татарин, Пастернак - еврей, Вахтангов - армянин...
   Если мне не изменяет память, в советских республиках массовых движений, направленных на выход из Союза, не было. Застрельщицей "коллективного развода" стала ельцинская группировка в Верховном Совете РСФСР, олицетворявшая великорусский шовинизм с сепаратистским уклоном. Печальную, даже гнусную роль сыграли и депутаты от российской компартии, поддержавшие беловежский сговор. Затем, вместо того, чтобы сделать этнические образования равноправными хозяевами общероссийского дома, новая элита стала насаждать психологию 'хватай все, что можешь, и разбегайся'. Почувствовав опасность уже развала России, в Кремле принялись лихорадочно выстраивать 'вертикаль власти'...
   Как ни парадоксально, в последние годы его жизни Льва Толстого уже не волновали литературные замыслы. Свои романы и повести он называл 'пустяками и художественным баловством', даже забывал содержание 'Анны Карениной'. Отставного офицера больше увлекала идея разумной любви к человеку и человечеству. Одновременно он стал соглашаться с тем, что человек может и не быть высшим созданием, а подобных Земле планет бесчисленное множество. По данному поводу сделал такую запись в дневнике: 'И вот когда поймешь это, то как смешны разговоры о величии чего-нибудь человеческого или даже самого человека. Из тех существ, которых мы знаем, да - человек выше других, но как вниз от человека - бесконечность низших существ, которых мы отчасти знаем, так и вверх должна быть бесконечность высших существ, которых мы не знаем, потому что не можем знать'.
   Толстой видел людей разделившимися на враждующие классы, партии, государства, а человечество - стоящим на пороге мировой войны. Малым злом ему представлялся эгоизм личности, большим злом - эгоизм семейный, еще большим - эгоизм партии, самым ужасным - эгоизм государства. Ограниченной ему казалась любовь к своему народу и стране, ибо 'спасать надо не Россию, а каждому душу свою - тогда и Россия спасется'. Идеалом общественного развития считал такое соотношение нравственности и культуры, при котором культура развивается только одновременно и немного позади нравственного движения. Его страшило будущее, когда люди, пренебрегая моральными ценностями, оснастят себя умными машинами, делающими за них почти всю работу, расширяющими для них сферу удовольствий. Ему думалось, что такие рабы материального прогресса от скуки и душевной пустоты будут способны на все.
   В беседе со своим врачом Маковицким назвал суеверием считать людей разумными существами. Говоря о марксизме и коммунистической утопии, отмечал, что для социалистического устроения нужны распорядители, но вот только негде взять таких, что без злоупотреблений устроят посредством насилия социалистический справедливый строй. Все больше его привлекал 'разумный анархизм'. Все четче представлялась ему государственная политика с ее безумием, безнравственностью и лицемерием.
   По убеждению Толстого, единение людей совершится не отказом их от разума, а признанием его законов. И все оттого, что они разделяются на два рода: для одних мысль управляет жизнью, для других - наоборот. В этом ключ к объяснению происходящего. Все зло оттого, что, извращая мысль, люди заставляют ее служить своей выгоде. Ничто так не объединяет людей, как деятельность мысли, ее невидимая работа, от которой зависят и их поступки.
   Из дневниковых записей видно, что старость не очень огорчала писателя, а, бывало, радовало и приближение смерти. Он чувствовал благость старости, освобождавшей его от излишних забот о мнении людском и даже с некоторым облегчением общался с людьми так, словно прощался с ними навсегда. При этом многое становилось для него уже не столь важным, как раньше. Что значат рана, болезнь, бедность, упадок духа по сравнению со смертью? Отношение к смерти у Толстого - далеко не страх, а скорее напряженное любопытство. В такие моменты его могла посетить мысль, будто доброй жизнью душа готовит себя для лучшей жизни за гробом. Но мысль эта не привлекала его. Он отстранялся от нее, убеждая себя, что 'ничего не будет, все есть', а чудеса нужны тем, у кого отсутствует разумная основа для веры.
   'Дело у меня теперь главное: хорошо умереть. Оно и у всех всегда главное дело, потому что для того, чтобы хорошо умереть, надо хорошо жить'. Это одна из последних его записей.
   Историк Василий Осипович Ключевский во всяком возрасте тоже видел свои привилегии и неудобства. По его мнению, привилегия стариков - хвалиться своим прошлым. Иначе говоря, своей ненужностью в данный момент. Неудобства? Почет, похожий на повышенную вежливость хозяев к собравшимся уходить гостям.
   Старость, как и любая физическая немощь, может действительно вызывать сочувствие: ее преимущество проглядывает только в избавлении от навязчивого диктата суеты или в богатстве накопленного опыта. Тут же надо признать, что многие здравомыслящие личности, хоть и теряют в старости свою интеллектуальную бодрость, реже других впадают в маразм, обычно стараются быть снисходительными и терпимыми, страшатся больше не болезней, а потери своего достоинства, когда оказываешься в тягость родным и близким.
   Иной раз только шея выдает человека, что ему уже далеко за семьдесят. Седина такого бобра не портит: седина ему в бороду, ум в голову. Хоть зубы его притупились, молодость ушла - не простилась, старость пришла - не поздоровалась, живет он с разумом, ему и лекаря не надо. Предпочитает заниматься чем-то полезным и интересным. Ну, а подремать? Почему бы чуток не подремать, пусть даже в гробу-то еще наспишься.
   Хочется того или нет, старость упорно заставляет любого человека быть менее восприимчивым к новому, сужать круг своих умственных запросов, невольно слабеть памятью, характером и нередко уже ничего не хотеть, а просто ждать, пока мозг заснет окончательно и тело созреет для могилы. На склоне лет всем хочется поучать других как надо жить по закону и морали, настоятельно требовать, чтоб каждый думал как старший им велит. Пятьдесят лет прошел, как говорят знающие татары, ума назад пошел. По мере потери физических способностей, неизбежно теряются и умственные.
   Старый мозг теряет способность регулировать сам себя. Это влечет за собой в одном случае уход человека в себя, в другом - напыщенное самомнение, чрезмерные скупость, завистливость, подозрительность. В обоих случаях центры морально-психологической устойчивости теряют равновесие. Активность мыслительного аппарата затухает и уже не в состоянии направить нужную энергию организму. Угасает мысль - угасает и тело. А если за всю свою жизнь человек так и не научился активно извилинами шевелить, тут от старого дурака молодым дуракам совсем житья не будет.
   Среди катастрофически теряющих память стариков каждого пятого настигает болезнь Альцгеймера. То есть, возникают непреодолимые трудности в запоминании, когда забываются обычные слова, фразы укорачиваются, становятся невнятными и малопонятными, личные вещи оставляются в самых необычных местах, в пространстве происходит дезориентация, настроение все чаще переходит в глубокую депрессию.
   Чтобы мозг продолжал работать без сбоев, его надо правильно кормить и постоянно с ним заниматься. Исходя из того, что каждая пятая доля принимаемой нами пищи поступает в наш мыслительный аппарат, неплохо бы помнить, что у любой его функции имеются свои кулинарные предпочтения. Не делая культа из еды, можно подтвердить на опыте: чем разнообразнее пища, чем больше в ней свежих фруктов и овощей, тем больше мозг за это благодарен. Точно так же он благодарен за интересный кроссворд, умную книгу, содержательный разговор, дыхательную гимнастику, свежий воздух, искренний смех. И, конечно, незаменимая для него благость - дать ему хорошо выспаться. Тут можно не удивляться, почему Альберт Эйнштейн, по его же признанию, не мог должным образом работать без десяти часов, проведенных в объятиях Морфея.
   По законам биологии, период развития и обновления человеческого организма равен двадцати пяти годам. Вследствие ускоренного изнашивания жизнедеятельность его сегодня фактически ограничивается тремя такими периодами, когда появляются новые возможности для продвижения либо назад, либо вперед. В итоге, все упирается в наше умение или неумение стимулировать организм, дабы избавить его от перегрузок 'ошибок' и накопившихся в молекуле ДНК повреждений. Один из путей такого стимулирования - терапевтическое воздействие электромагнитного биологического поля сверхвысоких частот молодых организмов на старые...
   Если говорить интерактивно, это еще не все. За последние два десятилетия число раковых заболеваний в США увеличилось вдвое, во Франции на 60%. В Америке и Европе эпидемия захватывает своей "косой" не только пожилых, но уже все больше относительно молодых людей. Пусть даже болезнь эта незаразная, причины её носят общий и совсем не случайный характер: повышенная нервозность, стрессовые перегрузки, загрязнение природной среды обитания и, как следствие, ухудшение качества продуктов питания. Канцерогенные клетки получают тем самым дополнительный стимул перерасти в опухоль.
   Хотя новая напасть обычно приписывается злополучному генетическому наследству, на самом деле исключительно генетическим фактором объясняется лишь каждый шестой смертный исход, вызванный раком. Ученые и медики свидетельствуют: человеческий организм порождает постоянно не только губительные, но и здоровые клетки, способные оказывать сопротивление расползанию раковых, укреплять иммунитет. Кроме того, и в этом другая половина сути дела, сам склад мышления и чувствования человека, его образ жизни и отношения с собратьями содержит нечто, либо ослабляющее сопротивление росту раковых клеток, либо дающее возможности перекрыть им каналы снабжения.
   Вряд ли кто из серьезных экспертов будет оспаривать заключение о том, что стресс способствует раковым образованиям, наряду с повышенной радиацией, токсинами окружающей среды и прочими канцерогенными субстанциями вроде табачного дыма или повышенных доз алкоголя. Сам по себе никакой психологический фактор не способен породить раковую клетку, но затянувшийся стресс влияет на биологическую среду ее развития. Часто стресс предшествует какой-либо психологической травме, в результате чего появляются отчаяние, безысходность, страх перед смертью. Иммунная система от этого лишь проигрывает.
   Научные эксперименты подтверждают, что укрепляющие иммунитет клетки действуют наиболее эффективно, когда активно функционирует все тело, не только мозг и руки. Чутко воспринимая наши эмоции, положительные или негативные, грустные или радостные, которые возникают в ходе общения с окружающим миром, белые тельца иммунной системы могут со всем напором обрушиться на раковые клетки, но только если наш "эмоциональный мозг" направит им соответствующий сигнал для активации внутреннего потенциала. Эти тельца особенно реагируют на чувство беспомощности, отчаяния, безысходности, на потерю веры в себя и свои собственные силы: иммунитет в таких случаях ослабевает, если не перестает действовать вообще.
   В итоге итогов, чтобы научиться разумно тратить разливающуюся по всему телу жизненную энергию и таким образом противостоять раковой болезни, нужно в первую голову поддерживать активный интерес к жизни здесь на земле, к этому самому удивительному и прекрасному из миров...
   Похоже, от всего можно вылечиться, кроме смерти. Иногда, правда, даже из ее цепких объятий вырываются. Подобное произошло, например, с уругвайцем Густаво Зербино в Андах, на границе между Чили и Аргентиной. Самолет, на котором он летел, потерпел аварию и упал на склон горы. Из-под снега ему пришлось выбираться, наталкиваясь по пути на бездыханные тела пассажиров. Воздуха у него оставалось лишь чуть больше того, что могли вместить легкие. Он вдруг начал вспоминать и вспоминать лучшее, что у него было в жизни. Словно кадры фильма мелькали такие эпизоды в сознании, страх и паническое возбуждение исчезли. До него донеслись голоса людей, старавшихся помочь ему выбраться из-под снега и обломков самолета.
   Немногие оставшиеся в живых сплотились, решили не поддаваться отчаянной безысходности, морозу и голоду. Внутри разбитого самолета разводили костры, используя для поджога и оставшиеся в карманах денежные банкноты. Отмороженными руками разгребали снег, пытаясь отыскать друзей и близких. Вперед выступало страстное желание противиться смерти. Каждый видел себя таким, каким он есть на самом деле, словно проникал в самую свою суть, когда уже не надо производить ни на кого благоприятного о себе впечатления. Через несколько дней обмерзшим и обессилевшим им все же удалось перебраться через горный хребет.
   Из своего экстремального опыта Густаво вывел для себя: никогда не делай никому того, чего не хочешь получить сам. В кармане одного из пассажиров, кому не хватило сил добраться до людей, уругваец, когда искал его документы, нашел записку: 'Нет ничего прекрасней, как отдать жизнь за друзей. Это и есть настоящее счастье'.
   Представлений о счастье ходит столько, сколько людей, если не больше, ибо каждый вмещает в себя множество способностей равносильных и часто противоречащих. Результирующая действия их чудесной механики постоянно меняется. Они связаны между собой, но не подчиняются никакому центральному органу, жестко требующему исполнения команд. Нормально функционирующий мозг не соглашается с бесцеремонным вмешательством внешней силы с целью насаждения в нем единообразия.
   Если исходить из общих знаменателей, то счастье восприниматься может, как ощущение свободы выбора поступать так или иначе без боязни понести суровое наказание или получить порицание от какого-то начальника за свои действия. Жизнь тогда складывается плодотворно в самых разных проявлениях ума, чувства и воли. Обычно это происходит, когда не видишь смысла противопоставлять альтруизм эгоизму, равенство - достоинству личности.
   Сегодня, в условиях все более тесного общения между людьми, народами и странами, соблюдение этических принципов является непременным условием и сохранения природной среды обитания человека. То есть, необходимо осознать и признать безусловный императив солидарности и взаимопомощи, взять на себя моральные обязательства по отношению ко всему планетарному человеческому сообществу. Вместо велений некоего высшего небесного владыки, разумнее было бы положиться на более животворную этику, в основе которой: если хочешь быть счастливым, поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобою.
   Возможно, я ошибаюсь, но думаю все же, что судьбу планеты и человечества больше решат не благие призывы любить ближнего как самого себя, а инстинктивное осознание нами всеми своей взаимозависимости, необходимости оказания помощи друг другу. Да, без этого позыва к солидарности, заложенного природой изначально, род человеческий уже давно прекратил бы свое существование, Однако столь же прямо нужно признать, что взаимопомощи и солидарности извечно мешали проявляющиеся в людях позывы к соперничеству, господству одних над другими.
   И тут не бог нам в помощь, а наш собственный мозг, склонный работать в режиме диалога между двумя равноправными полушариями. Он может запретить своему носителю повелевать слабыми или самому раболепствовать перед сильными мира сего. И волевые качества в людях оценивать высоко, когда им удается самим искоренить в себе властолюбие, жажду обогащения за чужой счет, наслаждения своими особыми привилегиями. Мозгу-то уж доподлинно известно, что нравственные понятия не ниспосланы нам с небес, а развиваются в каждом из нас благодаря врожденным инстинктам взаимопомощи.
   На основе моего жизненного опыта я убедился и продолжаю считать, что люди нравственно деградируют, становятся алчными, циничными и безжалостными всегда и повсюду, если власть предержащие насмехаются над ними, обманывают их, подавляют в них волю, одурманивают лживыми иллюзиями - в то время как сами в этическом плане представляют собою ничтожества. При таком положении, сколь не увеличивай войско "блюстителей порядка", будет процветать и преступность, порождаемая аморальной социально-экономической системой, позволяющей лишь красиво разглагольствовать о справедливости и равноправии.
   Из своего многолетнего опыта непрестанных забот о государственной безопасности своей страны, мне пришлось сделать вывод: власть бесконтрольная портит кого угодно, даже самого добропорядочного из всех добропорядочных, своим духом бездумного иерархического подчинения, наличием чрезмерных начальственных прав и привилегий. Парадокс государственной власти как раз в том и состоит, что в нее, как правило, вливаются лица, которым нельзя доверять бразды правления в силу их духовной или интеллектуальной ограниченности.
   Как и сотни лет назад, сегодня у власть предержащих стремление к личному обогащению берет верх даже над их инстинктом самосохранения. Хоть и стремятся они создать вокруг правителей ореол избранности, желают видеть неизменным сложившийся социальный статус-кво и активно поддерживают своим административным ресурсом экономический уклад, основанный на получении крупными корпорациями баснословных прибылей любой ценой. В массе своей повязанные ими СМИ культивируют у граждан примитивность мышления, опрощенные представления и интересы в жизни - помогают держать их в состоянии пришибленном, пичкая разного рода иллюзиями, дабы они пассивно наблюдали за происходящим, не лезли в большую политику и, как дети, верили в сказки о всеобщем процветании и свободе...
   В свое время Петр Алексеевич Кропоткин высказал такую мысль. Пока остается каста живущих в праздности, она всегда будет являться источником нравственной заразы. Поскольку же чувство солидарности с другими у них убито самими условиями их жизни, эти социальные паразиты опошлят все, до чего прикоснутся. Со своими туго набитыми кошелями и грубыми инстинктами они развратят женщин, детей, искусство, печать, продадут свою родину. Так как они слишком трусливы, чтобы самим избивать кого-либо, то, когда бунтующий народ заставит их дрожать за свой кошель, привлекут к этому наемников. И никакие священные писания или нравственные проповеди тут уже не помогут. Все дело в общественном устройстве, допускающем безбедное существование привилегированных сословий.
   Для опального ученого и революционера, правители и верховные жрецы были исконными противниками свободомыслия, потому и культивировали холопские натуры с инфантильными умами, дабы легче подчинить народ власти, данной им якобы от Бога. Нравственность заменялась церковной догматикой о божественности законов, обман облачался в тогу добродетели. Представительная же государственная структура в виде парламента не в состоянии была помешать правлению претендентов на обладание абсолютной истиной.
   По мнению Кропоткина, происходило это потому, что любое государство таило в себе зародыш единоличной власти, а избранные на выборах депутаты были всегда склонны тяготеть к сильному правителю, на которого можно скинуть ответственность за рискованные решения. Реакционная диктатура, предостерегал он, сначала слегка окрашенная в красный цвет, затем понемногу синеющая по мере того, как чувствует свое положение более прочным, не заставит себя долго ждать и в ее распоряжении будут все вполне готовые орудия власти.
   Теоретик анархо-коммунизма как в воду смотрел. Между диктатурами одной личности и одной партии действительно не оказалось существенной разницы. Любая диктатура, пусть даже преследующая самые благие цели, являлась также следствием обоготворения массой народа сильной единоличной власти, которое вкупе с религиозным идолопоклонством служила опорой насилия и эксплуатации. Вера в Мессию, при всех ее особенностях, была верой во всемогущего диктатора, отражавшей психологию добровольного холопства. Ко всему прочему, любая политическая партия, дабы избежать прихода к власти оппозиции, прибегала к иезуитским методам подавления. У нее могли быть прекрасные лозунги, провозглашены самые благородные цели, но рано или поздно одурманенные своей безнаказанностью лидеры узурпировали власть.
   Как не признать провидческий дар беглеца из Петропавловской крепости, который предупреждал о посредственностях, стоявших у кормила государства в эпоху всепоглощающей погони за прибылью, лихорадочных финансовых спекуляций и внезапных биржевых крахов. О посредственностях, озабоченных только тем, как бы успеть обогатиться прежде, чем их отовсюду погонят.
   Вот и коммунизм в практическом выражении на стадии социализма, по предсказанию Кропоткина, оказался палкой о двух концах. С одной стороны, его вожди ограничили личную свободу граждан, обуславливая эту необходимость особенностями исторических условий. С другой, полностью игнорировать эту свободу не могли, так как коммунистическая форма общежития не предусматривала подчинения личности государству: на такой пока еще не состоявшейся стадии развития само государство должно было отмереть. Да, при коммунизме тоже могли вылезти на поверхность фанатики государства, но подобных выродков порождал бы уже не коммунизм - антипод принуждения, а вековые человеческие искушения культовыми личностями, облаченными единоличной, диктаторской властью.
   Как и Петр Алексеевич, я верю в Свободу, Справедливость, Солидарность и Равноправие. То есть, в отношения между людьми, которые строились бы не на их материальной выгоде или принуждении, а на добровольно заключенных между ними соглашениях, постоянно обновляющихся и все более совершенных. В таком обществе каждому гражданину гарантировались бы на деле равные права и возможности развивать свои лучшие индивидуальные способности к общей пользе. Ассоциации свободных товаропроизводителей, построенные на принципах солидарного сотрудничества, обходились бы без государственного аппарата экономического и политического принуждения. Кастовые привилегии исчезли бы, потому что для каст мест там не предусматривается. Именно при таких условиях могло бы начать действовать и правило этики не делать другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе...
   Весь вопрос для меня не в том, что от государства в его нынешнем виде лучше всего избавиться, как от порождения многих зол, стоящих на пути к подлинной Свободе и Справедливости, Солидарности и Равноправию. Все дело в том, чтобы заменить его иерархически выстроенный бюрократический аппарат общим социально-экономическим механизмом управления, который решал бы эффективно вопросы производства и распределения материальных благ на основе свободных, взаимовыгодных договоренностей. В компетенцию такого общественного механизма входило бы осуществление демократического контроля за производством, его средствами и результатами. При этом свобода не должна становиться товаром, который можно приобрести столько, сколько кошелек позволяет.
   Скажут, будто я верю в утопию. Просто сейчас мне это представляется идеалом, к которому общество должно приблизиться. Хоть и обнаружил заложенными природой в человеке два противоположных побуждения, но все еще верю в солидарность, пусть даже искушение соперничеством может овладевать не только отдельными личностями, но и целыми нациями.
   Чему еще мне пришлось научиться, так это не платить за не мною разбитые окна, не принимать метафоры за доказательства и не петь никому аллилуйю. Никому! И всегда, как бы тяжело ни было, верить в собственные силы к преодолению трудностей, не дожидаясь, что кто-то свыше обо мне позаботится. Так уж жизнь моя сложилась, а сложись она иначе, научился бы другому.
   Здесь и подступило время выходить на берег спокойно, сохраняя достоинство.
   Могут заметить: 'Отзвонил? Ну и слезай с колокольни'. А я даже спорить не буду.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"