Аннотация: увлекательный художественный рассказ современной крымской писательницы Галины Мамыко "В отпуск из ада" читайте в журнале "Новая Литература" http://newlit.ru/~mamyko/5490-1.html
Предисловие
Немало размышляла я над тем, надо ли раскрывать тайну написания этого текста. Но долг перед памятью дяди превысил. Я очень мало знала его, моего богатого родственника. Мы жили в разных городах, практически никогда не общались. От мамы я слышала драматическую историю его жизни, его несчастной супруги, погибшего малыша. Иногда эти люди приходили мне на ум, и я шла в церковь ставить заупокойные свечи. Как-то я зашла в храм помолиться, и усталость сковала тело, глаза закрылись, и я на лавочке в сумрачном углу, за спинами богомольцев, задремала, пока шла служба. Мне привиделось странное явление. Дядя, опаляемый огнём, взывал ко мне и протягивал руки. Это видение было совершенно ясным, реальным, словно я сама присутствовала в том кошмаре, откуда что-то кричал мой горемычный родственник. Я прислушалась, и какие-то слова донеслись до моего слуха: "Надо, чтобы люди знали, что здесь такое, скажи им, возьми, возьми, пусть знают...". Дядя швырнул что-то в мою сторону, и тут же всё исчезло. Я пришла в себя. Странно. Что это было? Я будто побывала в ином мире. Руки и лицо до сих пор как бы горели от близкого огня. Вокруг по-прежнему разносилось тихое молитвенное пение. На меня никто не смотрел. Я поднялась в намерении уйти, но споткнулась о какой-то предмет. Толстый блокнот лежал под ногами. Наверное, кто-то выронил, будет искать, надо пойти, отдать служащим, пусть вернут владельцу. Я взяла в руки находку и обомлела. На обложке было написано: "Загробные воспоминания Михаила К. Отпуск из ада. Экзамен в рай".
Воспоминание первое. Первая минута отпуска. "Мне отпущен мизер времени на отпуск из ада..."
Я поднялся и посмотрел на неё. М-м-да, выражение её лица невинно как у ангела. Я не смог ничего сказать. Грубить ангелу? Лучше я отрежу себе язык. Я оглядел себя, щелчком сбил жука с кашемировых брюк. Ещё раз кинул на неё взгляд, развернулся и ушёл. Моя душа была переполнена раздражением. От досады у меня начали дрожать руки. Злость просто палила меня, и губы сами собой кривились в усмешке. Ох, как мне надоели эта канитель, эти её вечные жалобные вопросы, её страдальческие вздохи. Какие нервы надо иметь, чтобы так долго терпеть и каждый раз церемониться с ней, сюсюкать, уговаривать, ублажать. Нет, определённо, не понимаю, как это мне удалось ещё столько лет выдерживать эту странную связь, как я умудрился до сих пор не разорвать эти несуразные отношения. Я был так раздражён, что ничего хорошего из нашей дружбы сейчас не могло пробиться к моему омрачённому сердцу. Я ловил себя на том, что разговариваю вслух, и даже плюю себе под ноги, чего за собой никогда не замечал. Какую-то долю секунды перед мысленным зрением ещё маячил отпечаток её внешности. Я тряхнул головой. Женский лик, дрожащий как водная рябь, помутнел, стал отдаляться, пока не исчез в глубинах моего сознания.
"Захади, дарагой!" - закричали с не нашим акцентом из придорожной харчевни, аромат мясной пищи против обыкновения вызвал во мне отвращение. "Если я зайду к ним, то первым делом прикажу отрезать себе язык, пусть кормят им цепных псов", - я не к месту хохотнул и ускорил шаг. Вслед присвистнули. Кто-то швырнул в меня камешек, я спиной ощутил его прикосновение.
Как обычно это бывало со мной, мой гнев был недолгим. Я весьма стремительно остыл, мой ум прояснился, от злости очень быстро не осталось и следа. И я уже сам удивлялся своему недавнему бешенству. Не выдержав, оглянулся. Сердце моё невольно сжалось. Из жаркого летнего дня, сквозь тени кипарисов и пируэты бабочек, я увидел перевёрнутую страницу жизни. Неподвижная женская фигурка на скамье внутри бушующего снегопада. Ураган вырвал из её рук сотканный из кружевных голубей, поцелуйчиков и рюш свадебный зонтик, и он как весёлый парусник полетел, покачиваясь, переворачиваясь, закручиваясь юлою, по белокипенным дюнам, взобрался на макушки древних тополей.
На меня дохнуло ледяным ветром. "Там уже зима", - отметил я. По разгорячённым от июльского солнца щекам скользнуло декабрьским снегом. Мне стало холодно. Я втянул голову в плечи, поднял воротник пиджака, но продолжал стоять, пока не ощутил себя полностью заледеневшим. Мне уже не были видны ни скамья, ни та, от которой я ушёл. Снег завалил и её, и парк, и деревья, всё ушло под толстый белый саван. Космическая пустыня.
Может, вернуться? Растопить лёд? Закричать, обнять, изменить, всё начать заново?! Я заколебался. Искушение. Надо победить себя. Если вернусь - всё опять сначала. Опять двадцать пять. Но её страстные глаза, гибкий стан, протянутые ко мне руки, аромат её любви, запах её детских щёк с милыми, милыми ямочками, её радость и счастье, её восторженное лопотание при встрече, когда мы бежим друг ко другу после разлуки, когда она бросается мне на руки... О боже, я же люблю, люблю её! Я не смогу без неё, я вернусь, я схвачу её в охапку, никому не отдам, увезу, спрячу, всё брошу, буду с ней, и больше ни с кем! Родная, любимая, ненаглядная! Всё это вихрем шумело в моём сердце, пьянило разум, я уже готов был сорваться, бежать назад, но что-то удерживало, что-то мешало, и сердце вновь превращалось в камень. И снова холодный ум напоминал о том, что назад нельзя, назад никогда нельзя. Никогда. Я сделал над собой усилие и заспешил прочь, и скоро уже вновь тяготился полуденным зноем.
Дорога пролегала мимо помоек, сменяющих жилые кварталы, и тощие кошки провожали меня кровожадными взглядами.
"Как хотела меня мать да за первого отдать, а тот первый он да неверный, ой не отдай меня, мать... Парней так много холостых, а я люблю женатого! Ух-ха-ха!" - нищенка пустила по кругу флакон с одеколоном. Два немолодых оборванца по очереди допили. "Дяденька, дай сигаретку!" - обратила ко мне красные очи певица. Троица полулежала на распотрошённых мусорных мешках и смотрела на меня осоловелыми глазами.
"Отвратительно", - с досадой пробормотал я, зажимая ноздри краем шёлкового галстука "Versace". Я смотрел под ноги в опасении запачкать брюки. И ничего не видел. Глаза были заполнены слезами. И посторонние мысли, которые настырно лезли в голову, представлялись оскорблением моей только что похороненной любви, а уж чистоплюйство пижона, боящегося испортить дорогие брюки, - тем более. "Идиот", - забормотал я ругательства в свой адрес, замотал головой, но легче не стало. Моя душа разрывалась на части. Моё сердце было переполнено тоской. Я был в отчаянии. Как я буду без неё? Как я буду жить дальше? Зачем я ушёл? Что я натворил? О боже, я не знаю, как жить дальше в этой пустоте, моё сердце опустошено, моя душа выжата, я не хочу ничего, мне очень, очень плохо. Зачем я оставил её там? Как, как я мог?! Мои щёки горели от слёз, глаза были закрыты, я брёл, не глядя, ничего не видя перед собой.
...Всё внутри меня будто одеревенело. Я стоял истуканом, смотрел деревянными глазами, думал деревянными мыслями. "Чёрт возьми. Зачем я жил все эти годы? Чтобы в один чудный день оказаться лицом к лицу с ангелом и обнаружить в его глазах своё чёрное отражение?". Я в растерянности огляделся. Ни моря, ни пляжа. Ничего уже не было. Пустота. Я находился в пустоте. Я вспомнил, что мне отпущен мизер времени на отпуск из ада, где моя душа уже так давно страждет. Сейчас где-то здесь, прямо сейчас, должен начаться обещанный экзамен в рай. Надо спешить, спешить, если не хочу вновь загреметь в преисподнюю. Но куда? Какой дорогой? Какими тропами? Где? Кто будет экзаменовать меня? Вокруг было тихо и пустынно. Может быть, я сейчас нахожусь посреди вселенной? А вдруг я заблудился в каком-нибудь колодце, откуда дороги нет? Я засуетился, душа пришла в смятение, но что делать, куда идти, как распорядиться отведенными драгоценными мгновениями прохлады и тишины, - не имел понятия. Волна воспоминаний и какие-то туманные видения без времени и без расстояний вновь накрыли меня с головой.... ДАЛЕЕ ЧИТАТЬ В ЖУРНАЛЕ "НОВАЯ ЛИТЕРАТУРА" http://newlit.ru/~mamyko/5490-1.html