Здравствуйте, душенька моя Глафира Петровна! Вот уж год как Вы покинули нас и уехали с N- ским полком на Кавказ, и с тех пор не было от Вас ни единой весточки.
Мы все в добром здравии, чего и Вам желаем. Девушки шлют Вам свой поклон, особливо Магда, Любка, Изольда (помните Маню косую?) и Олимпиада. После Вашего отъезда дела в заведении стали не очень. Клиент пошел прижимистый, лафит заказывать не хочет, что уж говорить о шампанском. Одна надежда на купцов, да и те стали реже захаживать. Давеча справлялся о Вас купец Синебрюхов, все спрашивал, где, мол, Жоржетта. Ванда Казимировна в прошлом месяце отдали Богу душу и теперь заместо нее я в начальницах. Так что если вернуться надумаете, мы вас завсегда ждем.
Намедни приходил поручик Чижов-Чижевский, тот самый брунет с огненным взглядом, что, напившись, танцевал на рояле польку-бабочку, может помните? Мы с ним славно посидели, вспомнили былое, распили бутылочку красного, и такая промеж нас вспыхнула любовь, что очнулись мы лишь на второй день, причем лицо поручик имел красное и опухшее, а я никак не могла найти свой корсет, и только потом увидала его натянутым на поручиковы сапоги.
К горю моему, мы вынуждены расстаться. Узнав это, я долго плакала у него на груди, а он, сердешный, все вздыхал и просил триста рублей на конверты и марки, чтобы писать мне душещипательные письма. Поручик должен ехать по заданию на Кавказ и откомандирован он в ваш N- ский полк.
Зная ваш нрав, любезная Глафира Петровна, хочу Вас наперед попросить не лезть к Чижову-Чижевскому со своей страстью, а не то я к тебе, сорока рыжая, приеду и всю морденцию расквашу, не посмотрю, что я нраву кроткого. Я женщина нервическая, и ежели ты, квашня, надумаешь поручика своими телесами приманивать, я тебе лично рыло-то начищу и волосенки твои кудрявые повыдергиваю. А коли он тебе про тетку-генеральшу или про имение петь будет, так ты не верь, врет все, голодранец. И люблю я его не за это, а за натуру и душеспасительные качества.
А так, Глафира Петровна, все у нас по старому. Кланяется Вам Иван Терентьевич, наш тапер, говорит, как Жоржетта уехала, так и некому цыганочку с выходом плясать.
Желаю Вам не болеть, может когда приедете навестить старых друзей.
Остаюсь со всем к вам почтением,
Акулина Никандровна Жабина-Непомнящая.
P.S. Коли будете писать мне, так и указывайте: мадам Зосе с Малой Ямской.
Сентября 29-го
Голубчик Акулина Никандровна!
Уж и не передать, как я письмецу-то вашему рада! Завсегда приятно от старинных друзей весть получить. Живу я здесь хорошо. Господа вокруг все степенные, вечерами ко мне захаживают - пьют чай с пряниками, наливочку, и за жизнь разговаривают, да все так душевно и с удовольствием.
Общество вокруг солидное. Приходил недавно штабс-капитан Перепелицин, клялся в неземной любви, да потом ушел, подлец, так и не расплатимшись. Ну я ему, анафеме, это припомнила, когда сам майор Чучулинский изволили с визитом быть. Так и сказала майору, что Перепелицын с евонной супружницей в запрошлую осень вдвоем под луной целовались да миловались. Совесть в людях должна быть! Не позволю меня, порядочную даму, объегоривать!
А я, милая Акулина Никандровна, оченно рада, что вы теперь в главных ходите! Царство Ванде небесное, вечный покой, но... больно сквалыжная баба была, упокой господь душу. Вот только вы (уж не обижайтесь) начальницей-то не очень подходящей будете, общая комплекция не та, да и культуры маловато. Какая с вас мадам Зося? Смех один. Поглядели бы на мой салон. Тут тебе и бархатные портьеры, и рояля новая, и мой портрет на стене. Недавно художник заезжий нарисовал. "Вы, говорит, мадам Жоржетта - это нечто неудобоваримое! Фея вы неземная!" Всю наливку вылакал и исчез, мерзавец. Хорошо хоть портрет оставил. Я его в золоченую раму забрала и в гостиной повесила.
Третьего дня приехал наш общий знакомый, поручик Чижов-Чижевский, да сразу в мой салон заявился. Весь вечер романсы пел, красотой моей любовался, затем, само собой, остался ночевать. Натура, скажу я вам, страстная! Хорош, шельма! Двое суток со мной провел безвылазно. А когда пришла пора прощаться и я ему счет выставила (выпивка, закуска, белье новое, ну и дальше, сами знаете...), так он платить отказался и оскорбления всякие наносить начал, мол, не понимаю я его деликатных чувств и все на рубли меряю. Как же мне, помилуйте, не мерять?! Нешто я деньги печатаю? Ничего, попомнит он мне, когда майор Чучулинский снова в гости пожалуют!..
А уходя оставил он мне ваше письмо. Так и сказал : "Вот, мол, депеша от старой кошелки с Ямской, как бишь ее"... Цельный час имени вспомнить не мог, всех девиц перебрал, пьяница. Так и ушел, не сказамши. Я только потом конверт открыла, да прочитала ваше послание.
Удивляюсь я на вас, машер! Неужто раньше предупредить не могли? Кабы я знала, что он таким обманщиком окажется, разве стала б я его два дня кормить да поить? Оно ладно про страсть, так ведь водка-то анисовая, домашняя, по рублю за четверть, да лосось, да разносолы всякие, да кофий с сахаром внакладку! Так что, добрая моя Акулина Никандровна, посылаю вам счет, а вы уж будьте так любезны, оплатите расходы, раз поручик вашему сердцу мил, а не то я к тебе, ведьма, лично пожалую да все твое заведение на ветер пущу! Ты меня, змея, знаешь, я слов на ветер не бросаю!
За сим, голубушка, целую вас трепетно. Поклон от меня Ивану Терентьичу, Магде, Любке, Мане кривой и Олимпиаде.
Вечно Ваша Глафира Петровна Собакина.
P.S. Деньги, душечка, посылайте в N -с кий полк мадам Жоржетте Таврической.