- это был тоскливый день, и небо сгибалось под тяжестью большого, серого, и все грозило не выдержать, извергнуться на нас, излиться утешительным дождем; а ветер подбирался поближе ко мне из раскрытого окна, неумело ронял карандаши, трогал за плечо, звал сквозь прозрачную занавеску туда, где асфальт, балконы и лестницы пели о чем-то своем, потертом, несбывшемся и давно ушедшем; и что же, я вышел на балкон, и сквозь дверную решетчатую вязь видел улицу, она была как учебный рисунок, неоконченный этюд в карандаше, и не хватало, наверное, всего несколько штрихов, всего пары строк, чтоб завершить начатое; и что же, я принялся ждать, что-то подсказывало мне, что все только начинается, и серый ветер задумчиво играл на лестничной свирели, и мешал мне думать; и взгляд мой скользил вдоль ряда балконов, старых, осыпавшихся, и сквозь решетки я видел желтые цветы, они были как нечаянное яркое пятно, неведомо откуда взявшееся на рисунке; что-то произойдет, сказал я себе, и действительно, тут рядом с ними появилась ты, и я увидел тебя, твои руки, скользящие вдоль решетки, твои волосы, бережно подхваченные ветром, твои глаза, будто и в них прячется теплое серое небо, и такая ты была живая, такая настоящая, что и улица ожила, потеплела под твоим взглядом, сгладились неровности, исчезли углы и трещины, и пошел наконец дождь, спасительный дождь, вот что это были за недостающие штрихи, а теперь рисунок был окончен, и ожила картинка, наполнилась водой и ветром,
я посмотрел на тебя сквозь невесомую стену из капель, разделявшую нас - светились твои глаза, лился из них теплый серый свет, и я засмеялся, а ты смотрела пока еще не на меня, куда-то вдаль, но я знал, да и ветер шептал мне на ухо, еще секунда, и картинка будет закончена, будет дорисована до конца.