Солдат Апанас Изоха возвращался домой с царской службы. Отдав двадцать пять лет Родине и Царю - Батюшке, Изоха не имел ни чего, ни кола, ни двора, ни родных, ни близких. Шёл он в родную деревню, откуда когда - то молодым парнем забирали его в рекруты. Плакала матушка, приглаживая рукой его русые волосы, плакала невеста Олёнка, вытирая рукавом румяные щёчки. Шёл скорее по убеждению, что идти то некуда, хоть и вольный человек, да и капиталец кой-какой имеется, так пусть будет своя деревня, а там как бог надушу положит.
Теперь Апанасу Изохе шёл сорок четвёртый год, был он сед, в плечах широк, лицо обветренное и изрезанное морщинами и шрамами, ростом Бог не обидел, но силушки былой уж нету. И что делать будет в родной деревне отставной солдат не разумел. Соху двадцать пять лет не держал, коня считай только под седлом видел, Оленка уж внуков нянчит, матушка уж десяток лет как схоронена, а изба поди развалилась совсем.
Солнце клонилось к закату, поросшая травой колея дороги шла мимо леса. Лес густой, но без подлеска почти, в основном ёлки. Дорога малоезженая -видно. Вот сократил путь, называется. А надо - бы на ночлег устраиваться. Что ж солдату не привыкать: мешок под голову, в шинель завернуться, и порядок. Мало что ли ночей так провёл? Изоха огляделся в поисках удобной ёлочки, чтобы под её развесистыми лапами как в шатре устроиться...
Только подходящую елочку недалеко от дороги приглядел, как видит мужик ему на встречу идёт. Да не мужик даже, барин. Сапоги на нём яловые поскрипывают, рубаха красная с серебряными пуговками, поверх рубахи безрукавка овчинная расшитая дивным узором. А сам то! Кудри чёрные, глаза горят, зубы белые в улыбке скалятся. "Ну вот. Угораздило -же. - подумал Апанас, - только барев тут не хватало. А где же лошадь его? Пешими баре редко ходят, разве что поохотится на уток, так ружья-то нет..."
Между тем поравнялся незнакомец с Изохой, хлопнул его по плечу панибратски: " Что, - говорит, - добрый человек, по ночам один ходишь? Аль ничего не боишься?"
- Я компании не ищу, - отвечает Изоха - А чего бояться, верой и правдой двадцать пять лет царю-батюшке отслужил, головы не положил, чести солдатской не уронил, товарищей похоронил, богатства не нажил. Чего мне бояться?
- Экий ты смелый Апанас! Ну, раз ты смелый такой, да терять тебе нечего,
сослужи мне службу? Я тебя хорошо отблагодарю.
"Странный, какой незнакомец"- мурашки пробежали по спине у бравого солдата, ни Бога ни черта не боявшегося... до сей поры.
"Сапоги чистые такие, это в такую грязь! И имя моё крещёное знает!.. Глядит странно, глаза - то вон так и горят. Э-э-э... да это, пожалуй, не человек вовсе, а нечистый".
Улыбнулся незнакомец, улыбнулся или оскалился, это уж кто как решит.
- Ну, Апанас, какую думу думаешь? Много не потеряешь. А найдёшь, то чего боле всего желаешь. Да думай уж скорее, а то мало времени у нас.
- Даже не знаю, что тебе сказать, незнакомец, нет, не боюсь я, думаю, что за служба будет, за которую так благодарить будешь, а если не обманешь, то что попросишь, за благодарность свою? А то - Апанас потеребил ухо, - может ты душу мою попросишь?
- Душу? - нечистый потёр рукой чёрную бородку - Нет, Апанас, мне твоя душа без надобности. Особой чистотой она не отличается - незнакомец хитро улыбнулся - да ладно, не о том сейчас речь.
Я, видишь ли - продолжал между тем незнакомец заговорщицким тоном - жениться хочу, Будь мне сватом.
Прищурился Апанас. Ухо почёсывает. Конечно, всякий знает, что нельзя нечистому верить, но и солдата не больно - то проведёшь. Нечистый словно почувствовал сомнения Изохи, откинул назад волосы и достал из уха серьгу: жемчужина с грецкий орех величиной. -
- Вот Апанас, пара этих серёжек станет тебе и конём добрым и скотиной
справной, даже если ты их за полцены их отдашь. Глянул солдат на драгоценные камни, на незнакомца - а, была, не была! русскому солдату всё по плечу. Но раз уж с нечистым путаться, так и не за гроши же пропадать? А в слух ответил:
- Согласен я тебе невесту посватать, но цену ты мне предлагаешь - не честную - хотя кто видал честного черта?
- ??? не честную? Больше злата серебра хочешь - Апанас? - про черта незнакомец как мимо ушей пропустил.
- неее, - не дал сбить себя с понталыку Изоха, - знаем мы твое, золото. Да и каменья что ты мне предлагаешь - тож. Ценно, оно конечно, но долго ли я проживу пусть даже богатым? Стар я, изранен, долго-ль протяну? И с кем? Найду себе молодицу, а она, не пожелав жить со старым калекой, да еще кое кем(твоим собратом вестимо) науськанная, возьмет, да потравит... Вот сможешь ли ты мне молодость вернуть? - выдал сомнения Апанас, однако серьги как-бы между делом сцапал, и в руках покручивал. Верно, редкой красоты камни.
- Пошли тогда, а то и так долго мы с тобой лясы точим. Пойдём, дорогой я тебе всё расскажу.
Свернули в лес, тем временем вечерние сумерки и вправду перешли в ночь, но не долго шли они в темноте, сам не заметил Изоха, как лес вокруг стал незаметно меняться. Стало вдруг светлее, но не от солнечного света, множество светящихся точек летало в воздухе роем, оседая на кустах и деревьях. Вдоль дороги папоротник в рост человеческий, а под ним грибы, маленькие, крепкие как обычные боровички, но с газками. Вдруг дорогу перебежала стая волков, последний остановился и повернул моду к идущим, глядя умными человеческими глазами. "Оборотни" - догадался Изоха, по спине у него пробежали мурашки, а ноги на мгновенье стали ватными. Но волк-оборотень не стал задерживаться, то ли Апанас показался ему слишком старым, то-ли спутник внушал оборотню уважение, но он равнодушно отвернулся и потрусил догонять стаю. Всё далее и далее вела в лес узкая дорожка, и неуловимо менялось всё вокруг. Вот и лес, какой - то уже не тот не наш, и диковинные цветы распускались похожие на колючие морские звёзды и корни у деревьев, словно живые словно шевелятся. Вот леший с кикиморой беззастенчиво по лесу носятся, русалки на деревьях сидят, мокрые волосы чешут, песни поют; вурдалаки в розовых кафтанах с ветки на ветку прыгают, зубы скалят. Аромат в лесу необычный, какими-то ароматами пахнет.
У Изохи голова начала кружиться от пряных запахов, когда вывел его незнакомец на берег чудного озера. Вода в озере розового, то-ли малинового цвета, а трава на берегу в свете луны казалась синей.
- Спрячемся здесь, в кустах - нечистый махнул рукой на прибрежные заросли - сейчас она придёт. Она каждую ночь приходит сюда купаться. Красоты она неописуемой, хоть и полукровка, - продолжал говорить незнакомец, устраиваясь на мягкой траве, - а может по тому и красива так, что отец у неё человече, а мать из здешней нечисти. Какой-то охотник, заблудился, или болотника его заманила, красивая тоже её матушка, заманила да потопила, в болоте. Да знать тож красавец был, понравился он все-ж Болотнице, что не сразу потонул тот несчастный, если в положенный срок родилась Ксения. - Глаза у незнакомца вдруг заблестели, ноздри раздулись, - смотри, смотри Апанас, идёт сама...
Откуда появилась на берегу озера девушка, отставной солдат так и не понял, как из тумана соткалась. Длинная рубаха из красного шёлка по подолу рукавам и вороту замысловатым узором вышита, таким как безрукавка, у незнакомца, на тонкой белой шее ожерелье из зелёного камня, чёрные как смоль волосы на две косы заплетены. Стала Ксения волосы расплетать, потом сапожки разула. Нет, смотрит Апанас, копытец нет, и ножки не лягушачьи, человеческие - маленькие беленькие. Тут вдруг повела девица плечами, и рубаха с плеч свалилась.
Апанаса аж пот прошиб, смотрит, не отрываясь на красавицу, до чего же
хороша девка! Перешагнула Ксения через рубаху, и стала медленно входить в воду. Всё при ней и стройна она и бела, только вот там где у людей
ничему быть не положено, у этой маленький такой хвостик.
Зашла она по грудь и давай там плескаться, а нечистый тем временем Изохе на ухо шепчет:
- Сейчас подойдёшь к ней, снимешь у неё кольцо с пальца да мне это кольцо принесёшь. Кто этим кольцом завладеет, тот будет ей мужем, по преданию.
- Не так уж я правильно жил, чтобы по воде яко посуху ходить - пробормотал солдат под нос себе. Нечистый в ответ, ничего не сказал, а Изоха тоже помалкивал, вытаращил глаза и смотрел неотрывно на девушку, пока не получил тычка в бок, от жениха самозванного.
Вышли они с нечистым из кустов потихоньку, подкрались к самой воде, смотрит Изоха, а вода то льдом покрывается, вот уже всё озеро льдом сковало, Стоит Ксения не шелохнуться ей.
- Смотри Апанас, как она меня любит - говорит нечистый - аж вода стынет. Иди теперь ты к ней по льду, сними кольцо, да возвращайся сюда. А я не могу подойти, моя страсть лёд растопит, и сбежит красавица. Апанас не заставил долго себя упрашивать, ступил на лёд.
Вот он уже почти на середине озера, сердце бухает кузнечным молотом.и думы разные в голову лезут. Что не мил жених полукровке. Уж точно не мил. Раз вода стынет. А девка то какая! Беда а не девка! И видать подлостью да обманом нечистый её заполучить хочет. Отец-то потоп у девки, и даже если мать жива, все равно сирота считай. А солдат отродясь сирот не обижал. Этими думами пытался Изоха отгородится, от того что уже потихоньку вползало в его сердце. Любовь.
Подошёл Изоха в плотную к лесной красавице... А глаза у неё синие-синие как васильки во ржи, брови соболиные, губы - что спелая малина. Сам не зная почему, вдруг спросил Изоха, наверное, голосок её услыхать захотелось, "А почему тебя Ксенией назвали, девица?" А голосок у неё как бубенчик серебренный. "Аксения, по-вашему, моё имя будет. Это значит чужой или от чужого. Мой отец был не званым гостем в лесу.... А ты был зван сюда, по тому живым из леса выйдешь. Только беги тем берегом через болото, авось не утопнешь". А сама улыбается, да глядит синими глазищами, что потерял Изоха не только сердце, но и разум. Сорвал он поцелуй с губ малиновых, и бросился бежать к другому берегу без оглядки. Несколько шагов осталось до берега, вдруг затрещал под ним лёд - это нечистый на том берегу увидал, что Апанас совсем в другую сторону бежит, и бросился за ним вдогонку. Едва нечистый на лёд ступил, как тот таять под ним начал. Провалился Изоха в воду, хлебнул водички от неожиданности, к счастью не глубокое озерцо оказалось, кое-как выбрался. Как бежал через лес, болото, потом снова через лес, Апанас не помнил, откуда только силы взялись?!
Опомнился отставной солдат на опушке леса, лёжа лицом в траве, в руке кольцо зажато. Где-то в деревне попел петух, Изоха вздохнул с облегчением. Осмотрелся, всё родное вокруг, трава, лес, всё настоящее. Курить захотелось, сунул руку за пазуху, там тряпица, развернул - серьги драгоценные поблёскивают.
Стоял Апанас Изоха, таращился на неслыханное богатство, то-ли сон то-ли явь. Услыхал журчание ручья, пошёл на звук, наклонился и долго пил студёную воду. Стал, было подниматься и замер.... Из чистой воды ручья на него смотрело совершенно другое лицо. Почти молодое, ни шрама, ни сединки в щетине небритой. Только морщинки у глаз остались!. Волосы русые как в 20 лет. Поднялся, потянулся Изоха и в теле чувствуется прежняя сила. Быка Изоха кулаком сваливал. "Вот и нашёл я то, чего желал всего на свете больше, молодость свою, а ты нечистый, стало быть, с носом остался" - подумал про себя солдат и отправился потихоньку дальние пути не выбирая. День шёл Изоха, к вечеру догнал его мужик на телеге груженной свежескошенным сеном.
- Садись служивый, довезу до деревни.
- А спасибо, добрый человек, табачок уважаешь? Закуривай!
- Не хорошее здесь место, парень, ох нехорошее.... А ты смотрю, издалека идёшь, ночевать - то здесь ни как нельзя. Можешь у нас в деревне на ночлег остановиться.
- А чем место нехорошее, добрый человек?
- Да нечисть водится, она хе-хе конечно, везде водится, но тут испокон веков её, нечисти, места родимые. Тама, в лесу том, капище языческое было, больш-о-о-е. Даже говорят, людей там убивали, для жертв богам ихним, да и теперь вольготно она себя чувствует, нежить. Если-бы не отец Серафим, совсем мы тут пропали бы.
Мужик был рад возможности поговорить, и охотно рассказывал и о священнике, который мог совладать с любой нечистью, и о чудесах, что творятся в диком лесу. Изоха слушал его в пол уха, всё не шла из головы синеокая Аксения, по-этому, когда на следующее утро хозяйка предложила ему погостить в деревне, да забор ей поправить, Изоха согласился.
День, другой проходит, гостит солдат в деревне, забор солдатке ладит, печь переложил, день ещё ничего проходит, а ночью едва закроет глаза, видит её, Аксенею, во сне, да что во сне, наяву лишь только глаза закроет так и видит. Чахнуть стал, белый свет солдату немил. Думает, пойду в дикий лес, пусть уж лучше пропаду, но хоть раз увижу. Собрал котомку, встал затемно и с рассветом пошёл.
День был погожий, дорога пылью петляла по среди поля, глядит Апанас идёт ему на встречу священник, не высокий, сухонький такой, седой как лунь, с посохом.
- здравствуй, служивый - говорит - куда путь держишь, куда тебя грусть тоска гонит. Никак решил в дикий лес податься? Пойдём тогда сначала со мной, так просто нельзя в тот лес ходить. Слово знать надобно.
И в самом деле, места чудные, нечисть по дорогам как купцы шляется, священники с утра пораньше неизвестно от куда в деревню идут. Или это и есть тот самый приснопамятный отец Серафим?
... - Научил я тебя словам заветным, не забудешь, да вот, возьми еще крест старинный, что силу имеет великую, и вот кольцо, освященное.- Протянул священник колечко простое, гладкое из золота, с наказом: "надеть ей это кольцо на палец, взамен того, что она носит. Будет она тебе доброй женой".- вспоминал слова Серафима солдат, и сердце его млело, ибо ничего так не желал Изоха, как жизни семейной с красавицей Аксенией.
Днём в лесу не так страшно было, видать вся нечисть по дуплам, по норам, да берлогам отсыпалась. Никого, не встретив, дошёл Изоха до озера. И, правда, вода в озере цвета киселя ягодного. Огляделся по сторонам Изоха, вспомнил, что ему нечистый говорил.
"Да чего сюда приперся, дурак старый. На болоте девицу искать надобно, раз мать у Аксении - Болотница". До болота дошёл не путаясь, всё-таки запомнил дорогу, от нечистого улепетывая.
Все в этом лесу не по-людски, только что лес был густой с елями столетними, земля сухая, только жёлтыми иглами припорошена - как тут же лес расступился и предстала перед глазами ровная полянка с мягкой на вид зеленой травкой., только кое-где подозрительный темные лужицы, да кочки. А так благодать - и птицы щебечут, и бабочки порхают, и цветочки, само собою, благоухают, на страивая на лад, так сказать игривый.
Стал кликать девицу Апанас на разные лады: и голубушкой её назовёт и красавицей. Нет, не показывается. Только из-за кочек то одна темноволосая голова покажется, хлопая большущими глазами заспанными, то другая Болотница по плечи голые покажется, да подмигивает так, бесстыже.
Но Апанасу эти подмигивания - что псу морковка. Крепко запала в душу полукровочка.
Тут, наконец, видит Изоха, прыгает с кочки на кочку, она Аксения. Улыбается, на щеках ямочки, рубаха на ней на этот раз лазоревая, как незабудки, шёлковая, цветами расшитая.
Остановилась Аксения за десять шагов, и кричит ему: "Чего пришёл, Апанас? Чего кричишь, лес пугаешь? Аль по мне соскучал? Так иди сюда, я песню спою нежную, поцелую в уста сахарные".
"Знаем мы эти песни нежные, да поцелуи сладкие - подумал Изоха - так вот и батюшка ваш, белый свет покинул, песен да басен заслушавшись".
- Да нет, душа моя Аксения, лучше вы сюда, на бережок подойдите, я тоже расскажу вам, что нибудь интересное, или песенку спою, маршевую, солдатскую. Да и поцеловать - не откажусь.
Заманивала, заманивала его Аксения, но Апанас твёрдо на своем стоял. Что солдатских маршей нечисть еще не слыхала, а именно они, строевые песни самое сильное влияние на мужика - то и имеют. А то? Что по-вашему, господа душегубы болотные, заставляет тысячу человек строем на встречу смерти идти? Да! Именно песня! Да, спою. Но только тут, на бережку.
Тогда ловко подталкиваемая в спину добрыми родственниками, прыгая с кочки на кочку, оказалась Аксения рядом, смотрит на Изоху васильковыми глазищами, а у того опять разум с телом прощается.
Тут обожгло что-то грудь, схватился рукой, крест. Достал тут солдат кольцо из-за пазухи, взял девицу за руку,
- Пойдёшь - говорит - со мной, к людям жить?
- Пойду, на край света пойду, люб ты мне, только не отпустят меня...
- А я и спрашивать никого не стану, тем более разлапистых этих, только ты не бойся ничего.
Взял Изоха Аксению за руку, и побежали они, не оборачиваясь. А следом лес трещит, земля трясётся, слышен вой, топот, вот-вот беглецов догонят. Просвет уже среди деревьев виднеется, скоро лес кончиться, но и дыхание погони уж спину жжёт.
И тут, откуда не возьмись, появился сам нечистый, стоит прямо на дороге, зубы белые в улыбке скалит.
- Куда спешишь так солдат, с моею невестой?
- Да тебя ищу нечистый. Гостинца тут для тебя припас. Смотри! И достает из-за пазухи крест отцом Серафимом даренный, нечистый как увидал нечистый крест, так отшатнулся в ужасе, но Апанас тоже не промах, ухватил его за кудри да крест ко лбу-то и приложил. Прошептал слово заветное, и на глазах превратился нечистый в коня.
Вороной конь. Красавец, уздечка с чеканным серебром, под седлом богатым. Конь копытом бьёт, глазом лиловым косит, зубы скалит, тогда Изоха ещё раз приложил крест ко лбу "коня" и присмирел тот заметно.
"Вот опять я нашёл то, чего желал, - подумал Изоха, - коня доброго. Видно во-время твои слова были сказаны, нечистый".
***
На перекрестке двух дорог стоит богатый постоялый двор, держит его отставной солдат Апанас Изоха с женой Ксенией, живут в любви и достатке, три сына погодка по дому бегают да доченька в люльке качается.
Хозяйство большое, да и место бойкое, люди специально заворачивают, чтобы заехать к Апанасу. Как тут проедешь мимо, если кухня знатная, хозяин честный, да и слух о редкостном коне дошёл до самого Петербурга. Многие хотели перекупить коня, Один граф даже поместье давал.
Украсть пытались, но уж больно свирепого нрава конь, только Изоху и признаёт. А при жене его вообще, как ягнёнок кроткий, и слушается её как собачка.
Да что там конь, любой, кто хоть раз повстречал красавицу хозяйку, сам был бы готов собакой во дворе жить, лишь прикажи она. Но жена у Апанаса умница, хозяйка замечательная жена примерная позавидуешь.
Один только недостаток Жены омрачает счастье Изохи, - маленький такой хвостик...