Сна не было ни в одном глазу. Вот ведь гадство! Сандрин испробовала все проверенные способы. Вернувшись домой, приняла горячий расслабляющий душ. Завернула чёрные волосы в чалму из пушистого полотенца, накинула мягкий халат. Подогрела кружку молока, выпила не спеша. Ушла в спальню, плотно занавесила окно, завалилась в кровать. Минут через десять поняла, что чем старательнее она зажмуривает веки, тем больше видит на их внутренней стороне строчек кода из ночных записей "НАПС". Выругалась, перевернулась на другой бок. Потом на живот. Снова на бок. Через несколько минут такого вращения чалма из полотенца окончательно свалилась с головы и Сандрин метнула его в угол комнаты. Спустя минуту следом улетел халат. Она пыталась ещё примерно четверть часа крутиться под одеялом голышом, выискивая удобное положение. Тщетно. Выбралась с проклятьями из кровати, натянула топик на тонких бретельках и пижамные штаны, прошлёпала босиком на кухню. Достала из холодильника ополовиненную бутылку ирландского виски, нацедила в стакан примерно на дюйм янтарного напитка. Вернулась с ним в спальню, поставила на тумбочку, переложила подушки в изголовье кровати в позицию "для чтения". Бросила через плечо:
- О кей, новости.
Матовая панель в тонкой металлической рамке на противоположной стене превратилась из чёрной в тёмно-серую. Потом снова потемнела, в правом верхнем углу появилась смешная картинка с удивлённой совой - иконка её личного профиля.
- Громкость, двадцать пять.
Внизу экрана возникла дорожка из оранжевых ячеек, обозначила уровень в четверть от полной громкости. Запустилась подборка новостей, отобранных по её личным приоритетам: программирование, свежее компьютерное железо, видеоигры, большой теннис, виндсерфинг, местные и главные новости. Не обращая особого внимания на то, о чём рассказывал диктор на экране, Сандрин забралась в кровать, устроилась полусидя среди подушек в изголовье, набросила на ноги одеяло. Взяла с тумбочки свою электронную книгу, нашла роман, который читала сейчас, открыла нужную страницу. Не глядя, протянула руку за стаканом, сделала маленький глоток виски, покатала во рту языком горьковатую ароматную жидкость. Проглотила и погрузилась в чтение истории о приключениях новоиспечённого ангела и его подопечного.
Спустя минут двадцать она скомандовала уменьшить громкость до пятнадцати. Ещё примерно через полчаса виски, книга и бормотание телевизора наконец-то начали оказывать нужный эффект. Рот непроизвольно растягивался во всё более частых зевках, веки отяжелели, строчки путались и наползали друг на друга. Сандрин полистала страницы в поисках конца главы, поняла, что не дотянет до него, а момент нужно ловить прямо сейчас, положила читалку на тумбочку рядом с пустым стаканом, скомандовала телевизору "отбой" и сползла по кровати в лежачее положение. Растолкала лишние подушки, подтянула одеяло на плечи, свернулась калачиком и закрыла глаза. По внутренней стороне век пробежала было полупрозрачная строчка кода из ночных записей "НАПС", но её быстренько стёрли высвобожденная виски усталость, остаточный информационный шум от новостей и обрывки истории трудов начинающего ангела. Только на самой дальней периферии сознания почему-то остались крутиться три цифры, которые что-то наверняка значили. "Четыре", "один", "два". Четыреста двенадцать. Четыреста двенадцать, и сверху - двадцать. Что за двадцать, почему сверху? Неизвестно. Осколки чего-то, фрагменты незнакомой мозаики, непонятно откуда взявшиеся.
Четыреста двенадцать.
Через пять минут Сандрин Чанг крепко спала.
***
В поисках воздушных судов есть одна общая черта. Если вы потеряли самолёт, бесполезно искать его в небе. Это не корабль, который может дрейфовать по морю годами, а то и десятками лет. Как говорится в известной мрачной шутке: "Все самолёты рано или поздно возвращаются на землю". Всё зависит только от места и способа возвращения.
Есть, правда, печальная история, когда аэроплан встречается в конце пути не с сушей, а с водой. В этом случае поиски тоже могут затянуться надолго и иногда не дать никаких результатов. Но сути дела это не меняет. Потерял самолёт - не смотри в небо. Ищи под ногами.
Карл стоял у стекла галереи, опоясывающей здание аэронавигационного узла Стокгольма, и смотрел на туманную дымку бесконечного северного летнего рассвета, по которому практически невозможно угадать, который сейчас час. Он чувствовал, что начинает выдыхаться. Отказ от перелёта в пользу поездки на машине сэкономил ему пару часов времени, но потребовал затрат физической энергии. Приехав в Стокгольм, в оперативный штаб поисковой операции в субботу вечером, он всю ночь провёл в изучении массива информации и опросах диспетчеров. Предварительный вывод оказался неутешительным. Борт NP412 явно потерпел крушение вдали от своих "официальных" координат. Помимо очевидных соображений - отсутствие на экранах радаров и любых сообщений о катастрофе в районе поиска - майора Рихтера в этом убеждали ещё два момента: измеренное посредством "пинга" бортового компьютера расстояние до самолёта и сообщение о неопознанном истребителе.
Конечно, принимать за реальное расстояние ту чудовищную цифру, которую вычислила автоматика, было бы опрометчиво. В конце концов, получена она была экстремальным способом в экстремальных условиях. Тут возможны любые погрешности. Но всё же, если уменьшить эту дистанцию хотя бы наполовину или даже втрое, окажется, что предполагаемое место инцидента выходит далеко за границы четырёхугольника Йончёпинг-Линчёпинг-Кальмар-Векшё. В котором сейчас были сосредоточены основные поисковые усилия. Следовало бы как минимум отодвинуть западную границу района поиска до побережья: к линии Хальмстада и Гётеборга. Или вообще переносить его в другое место. Например, севернее линии Осло-Упсала. Для такого соображения имелось веское основание в виде второго фактора - контакта с неизвестным истребителем.
Дело в том, что по докладу капитана шведских ВВС Свенссона, ни с южной авиабазы Блекингского авиакрыла в Роннебю, ни с западного аэродрома в Лидчёпинге, где базировалось Скараборгское крыло, в субботу не поднимался в воздух ни один самолёт. Только самая северная база в Лулео отправляла истребители в тренировочные полёты. Причём, поскольку зона ответственности Норрботтенского авиакрыла распространяется практически на половину Швеции, три их самолёта долетали до района немного южнее Остерсунда. А ведь как раз вокруг него и южнее, до самой линии между Карлстадом и Упсалой, местность представляет собой именно то, что описал пилот рейса во время обрывка сеанса связи: "Лес, только лес и ничего больше". Следовательно, можно предположить, что инцидент произошёл значительно севернее. Принять это предположение мешало одно - отсутствие подтверждения со стороны пилотов этих истребителей. Точнее, невозможность такое подтверждение получить. Шли выходные, и двое из трёх лётчиков были попросту недоступны.
Вообще, главной проблемой был острый недостаток объективной информации. Пока всё выглядело так, словно инцидент произошёл в параллельной вселенной. В реальном же мире ни одно сообщение, новость, твит или комментарий не указывали на происшествие в небе Швеции. Что для современного, пропитанного информацией общества было очень подозрительно. С одной стороны, это было третьим голосом в пользу варианта, что всё случилось намного севернее, где плотность населения значительно ниже. С другой - открывались пугающие перспективы того, что местом действия могла оказаться и не Швеция даже, а, например, южная часть Финляндии.
Им как воздух была необходима полная реконструкция злополучного полёта - с перепроверкой и подтверждением данных, расчётом и учётом побочных факторов. Всем этим сейчас на другом конце света занималась команда "НАПС". До того, как они закончат работу, поисковый штаб может руководствоваться только предположениями и ждать, что какое-то из сообщений в бесконечном потоке информации укажет им на конечную точку маршрута борта NP412. Карлу Рихтеру же пора было заняться проработкой других аспектов происшествия: что именно послужило его причиной? Не оказался ли на борту самолёта кто-нибудь, чья жизнь должна была прерваться в этом полёте? Или наоборот, чтобы все думали, будто эта жизнь оборвалась в результате авиакатастрофы? Или это всё-таки террористический акт и вот-вот где-нибудь в Интернете всплывёт сообщение от очередных фанатиков, берущих на себя ответственность за крушение и блеющих что-то о том, во имя чего им показалось важным убить сотню невинных людей и уничтожить собственность на десятки миллионов евро. Или это просто техническая случайность, обычное происшествие, статистический элемент в будущих расчётах средних величин аварийности и безопасности авиационного транспорта. Или, или, или...
Карл поднял руку, опёрся предплечьем на прохладное стекло. Не упускает ли он что-то? Вроде бы нет. Списки пассажиров переданы для анализа спецслужбами. Гипотезы выдвинуты, задачи перед специалистами поставлены. Теперь наступает пакостный период, когда лично от тебя мало что зависит. Для принятия следующих решений должны поступить хоть какие-то результаты. Или произойти что-то проясняющее картину, добавляющее новые элементы к головоломке. Ненавистный, вынужденный, но неизбежный этап.
Ожидание.
- Господин майор!
Он оглянулся. Из двери комнаты отдыха выглядывала молодая женщина в джинсах и водолазке. Диспетчер дежурной смены. Он говорил с ней и запомнил необычное имя. Кажется, норвежское. Как оно звучало? Ах, да - Ингунн. Подходящее для её типичной нордической внешности - крепкая кость, светлые волосы, брови. Голубые глаза.
- Да?
- Хотите кофе?
О, это будет кстати.
- Конечно. Кофе - это вы здорово придумали. Спасибо.
***
Ночь прошла, будто её и не было. Словно кто-то накрыл голову непроницаемым чёрным мешком и - раз! Унёс с собой любые ощущения, воспоминания, само время, прошедшее с момента, когда эта самая голова коснулась подушки и до того, как глаза снова открылись.
Честно говоря, Коби довольно плохо соображала после того, как они вышли из комнаты, где на узкой старой железной кровати, покрытой бесчисленными слоями краски, осталась лежать Марси Уильямс. Перед этим пастор Майер мягким движением опустил ей веки, навсегда скрывая восхитительные глаза, подтянул наверх край колючего шерстяного одеяла, прикрыл бледное, парафиновое лицо. Склонился на полминуты, сложил ладони в замок перед грудью, беззвучно шевеля губами. Потом взял Коби и Рамону за руки, вывел за собой наружу, в прохладные серые сумерки. Лукас Кауфман плёлся следом, утирая слёзы и хлюпая носом. После чего пастор исчез на несколько минут, а потом, когда комары уже полностью определились в своём интересе к троице на крыльце, вернулся с несколькими таблетками и большой эмалированной кружкой, полной воды. Выдал каждому по паре пилюль, заставил тут же проглотить и запить. Потом вёл их куда-то, время от времени останавливаясь и перекидываясь с встречными местными жителями фразами на непонятном языке.
Затем была большая палатка, влажная и тёплая изнутри. Женщина средних лет из местных, невысокая и темноволосая, знаками объяснила Коби и Рамоне, куда сложить грязную одежду, выдала им кусок мыла, пузырёк шампуня на двоих и два больших, изрядно потёртых полотенца. Оценивающе посмотрела на фигуры девушек, после чего вышла, но скоро вернулась, неся в руках две стопки одежды.
Мылись на автомате, почти машинально. Тёплая вода бежала несильным ручейком из подобия душа - простого обрезка трубы, торчавшего из общей горизонтальной секции. Кран был один на несколько таких стояков, поэтому вокруг них с Рамоной лились ещё три или четыре лишние водяные струи, бесцельно разбивавшиеся о наспех сколоченный решётчатый деревянный пол палатки. Больше в импровизированной душевой уже никого не было.
Коби сначала долго стояла, подняв руки к голове. Вода размачивала, растворяла корку из грязи, засохшую на волосах, мутным потоком сбегала по лицу, плечам, телу. Потом кто-то похлопал её по мокрому плечу. Она оглянулась. Рамона протягивала флакон с шампунем.
- Если ты собираешься мыть голову, было бы неплохо расплести косу.
Точно. Коса. Коби о ней совсем забыла.
После того как Рамона ещё пару раз вывела её из зависшего состояния, заставив смыть пену с волос и мыло, размазанное по телу, она механически вытерлась полотенцем, дошлёпала по влажному настилу до скамьи у брезентовой стены палатки, выбрала одну из кучек одежды, принесённых давешней женщиной. Так же механически натянула на себя вещи, с трудом концентрируясь на правильной последовательности: какие-то трусы, футболка, шорты на пару размеров больше нужного. Вместо обуви - шлёпанцы.
Потом они шли вслед за другой женщиной, пока не оказались внутри одного из одинаковых домов, сливавшихся друг с другом в наступившей наконец-то ночи. Сопровождающая с коротким щелчком высекла из ладони узкий луч света от небольшого фонарика, коротко стрельнула им по потолку большой комнаты, нашарила два свободных места на поставленных в два яруса металлических кроватях. Приложила палец к губам, кивнула девушкам - забирайтесь. Коби непонятным образом, не иначе, как опираясь на генетическую память от первобытных предков, исхитрилась вскарабкаться на звякнувшую металлической сеткой постель, после чего прилегла набок, коснулась головой подушки...
И всё.
Следующим воспоминанием были проникающие сквозь ресницы лучи света, рассыпающиеся на мелкие сверкающие светлячки в не сфокусированном спросонья поле зрения. В комнате было душновато, хотя откуда-то и тянуло свежей, пахнущей лесом и влагой, струёй. Внизу бормотали несколько голосов. Коби лежала несколько минут, отчего-то опасаясь открыть глаза. Очень хотелось верить, как в детстве, что всё ужасное, случившееся с ними вчера - это всего лишь сон, очень яркий, натуральный, реалистичный. Но всё-таки сон.
Увы.
Затекшее от лежания в одной и той же позе тело, непривычные запахи, незнакомые голоса, странные ощущения от чужой одежды - всё однозначно подтверждало реальность происшедшего. Потом в голени стрельнула судорога. Коби с трудом удержала стон от резкой боли, повернулась на спину - пружинная сетка кровати захрустела под ней - постаралась максимально вытянуть пятку, чтобы расслабить икроножную мышцу. Спустя пару минут борьбы, когда боль отпустила, она наконец-то решилась открыть глаза.
Примерно в метре над головой нависал дощатый потолок, некогда окрашенный белой краской. Сейчас она потемнела, местами облупилась, из рассохшихся щелей между досками торчали клочки пакли. В углу, на стыке между стеной и потолком, невидимый сквозняк шевелил лоскуты полупрозрачной старой паутины. Рядом на кровати лежало жёсткое шерстяное одеяло, которым Коби так и не воспользовалась. Она повернула голову, осмотрела комнату. При свете дня та оказалась не такой уж большой. Вдоль всех стен стояли в два яруса старые железные кровати с сетчатыми рамами. Раньше Коби Трентон видела такие только в старых фильмах про армию. Или тюрьму. Почтенный возраст этих раритетных экземпляров подтверждали многочисленные следы ржавчины, проступающие сквозь тёмно-синюю краску. На нижних кроватях сидели несколько женщин из числа пассажиров, одетые кто во что горазд, и переговаривались между собой. Коби перевела взгляд на себя, впервые пытаясь оценить, во что, собственно, одета она сама. Футболка явно принадлежала подростку - плотно облегала тело, обтягивала грудь и плечи. Спереди красовался какой-то непонятный рисунок из ярких цветов и надписей. И всё это на фоне китайских иероглифов. Длинные, почти до колен шорты, сбились набок из-за слишком большого размера. Коби подцепила пояс пальцами, оттянула вверх. Да уж, в свободное пространство можно кулак просунуть. При этом конфигурация застёжки однозначно выдаёт принадлежность к мужскому гардеробу.
Скрипнула входная дверь, потом хлопнуло что-то. Кто-то невидимый с её места прошёл внизу, поскрипывая досками пола. Звякнула рама кровати, вся двухярусная конструкция качнулась и над краем постели появилась голова Рамоны Брукнер. Короткие волосы взлохмачены, на смуглой коже ни следа косметики. Короче, ни дать ни взять - утро после вечеринки в общежитии колледжа.
- Привет! Ты проснулась?
Коби кивнула и неожиданно хриплым голосом ответила:
- Ясно дело. Слезай. Пойдём умываться и завтракать.
- Сейчас.
Коби перекатилась к краю кровати, свесила голову через край. Боже, как же она не убилась ночью, взбираясь сюда! В поле зрения попали также свесившиеся по краям лица спутанные, лохматые пряди волос. Она ощупала голову рукой, вопросительно глянула в близкие карие глаза Рамоны. Та пожала плечами, покачала головой - ерунда, бывает и хуже. Спрыгнула с нижней койки, сделала Коби приглашающий жест рукой. Та, наконец, села, свесила ноги с края кровати. Некоторое время соображала, как бы спуститься. Решила не рисковать, неловко перевернулась на бок, потом на живот, сползла вниз. Высмотрела внизу какие-то шлёпанцы, смутно припоминая, что в таких она и притопала сюда после душа. Обулась, выпрямилась, подтянула осевшие на бёдра мальчишеские шорты, двумя руками попыталась пригладить волосы. Ещё раз с немым вопросом посмотрела на Рамону. Та в ответ ухмыльнулась, показала большой палец.
- Пошли.
Снаружи было классно. Несмотря на незнакомую обстановку, непонятное настоящее и крайне неопределённое будущее. Солнце пробивало густые кроны высоких сосен, пятнало всё вокруг яркими солнечными зайчиками. Лёгкий тёплый ветер летал между стволами деревьев и почти одинаковыми, как близнецы, домами, шелестел высокими зарослями камыша вдоль берега оказавшегося совсем рядом с ними озера. Высоко над головой щебетали птицы, перекликаясь на разные голоса. Под ногами поскрипывали доски деревянного тротуара, открытую землю за его пределами покрывал слой тёмно-рыжей сухой хвои. Тянуло запахом смолы, близкой воды, свежих опилок, еды. Со всех сторон доносились голоса, где-то стучали молотки. Между некоторыми соснами протянулись верёвки, украшенные гирляндами выстиранной одежды.
- Представляешь, - рассказывала на ходу Рамона. - Местные за ночь исхитрились перестирать всю нашу одежду! Так что к вечеру можно будет переодеться в свои вещи. Правда, я с трудом представляю, как мы будем носить здесь униформу и туфли. Ну да ведь это же ненадолго, как думаешь?
- Не знаю, Рамона. Как у них тут с удобствами?
- А вон там всё. Этот длинный сарайчик - туалет. Ужасный, конечно. Как на ферме. Помост и дырка в нём, представляешь? Вон там строят ещё такие же. Некоторые из пассажиров вызвались помочь. Слава богу, чтобы копать яму, язык знать не нужно. А вообще, с общением беда. Со мной такого никогда не было, чтобы никто не знал ни слова по-английски. Совсем ни бум-бум. Я понимаю, что им он тут, как собаке пятая нога. Это как если бы мы с тобой были японками и приехали куда-нибудь в глухомань, Кентукки или Небраску. Вот-вот, и они на нас так же смотрят. Хорошо, что у нас хотя бы двое нашлись, кто русский знает. Вот ты слышала раньше, что Лукас его понимает? Нет, не говорит. Не сейчас, по крайней мере. Но понимает. В результате местные, когда им что-то надо, идут к нему, а он потом уже нам пересказывает. А этот пастор, немец, так он не только понимает, но ещё и говорит. Так что его вообще рвут на части. Постоянно.
Из окна большого дома с крыльцом и резной отделкой, мимо которого они проходили, донёсся глухой, протяжный стон. Рамона побледнела, если можно было так назвать изменившийся оттенок её смуглого лица.
- Это вроде госпиталя. Ну, где мы вчера... Помнишь, с Марси...
Она потупилась, потом покачала головой.
- Так вот, Лукас говорит, что ночью местный главный, который вроде здешнего мэра, привёз хирурга. И тот до сих пор оперирует раненных. Без перерыва.
Некоторое время шли молча.
- А вообще я ничего понять не могу, - продолжила Рамона через минуту. - Кто эти люди, что это за место? Ты что-нибудь соображаешь по этому поводу?
- С чего бы? Я ещё в школе училась, когда Россию закрывали. Так что знаю только, что в новостях говорили - "суровая северная страна", ни с кем дружить не хочет, всех норовит обидеть, "непредсказуемая" и так далее. И, глядя вокруг, я вижу, что в чём-то они может и правы были. Ты смотри, ведь каждый третий с оружием.
- Ну, это не показатель! Ты не видела, что такое на самом деле "много оружия". Вот у нас как-то была весной история. Мне тогда пятнадцать лет исполнилось. Так вот, объявили у нас "волчью тревогу". Это значит, что в национальном парке по соседству волков расплодилось сверх всякой меры, и они стали выходить за его границу в поисках пищи. А у нас в воскресенье теряются две девчонки-подружки, на два класса меня младше. И тут же приходит сообщение, что из федеральной тюрьмы соседнего штата, до которой от нас за полтора дня пешком дойти можно, сбежали несколько уголовников. И не мелочь какая-нибудь, а матёрые рецидивисты, убийцы. Ты бы видела тогда наш городок! По сравнению с тем, что у нас творилось, здесь самое мирное место на земле. У меня мать в те дни в супермаркет с ружьём ездила, отец постоянно с соседями в патрули ходил. Знаешь, как это выглядело? Едет пикап, в кузове куча народу и во все стороны стволы торчат. Как повстанцы какие, ей-богу! А нас на улицу вообще не выпускали - в школу на машине, обратно на машине. Веселье, одним словом.
Рамона хмыкнула, покачала лохматой головой.
- Ну и чем закончилось?
- Да хорошо всё вышло. Девчонок на второй день нашли в охотничьей хижине. Голодные, грязные! Но целые. Заблудились, говорят. Беглецов через неделю поймали совсем в другой стороне - они на юг двинули. А волки... Ну да, забрели как то на ферму недалеко от города несколько штук. Фермер и его домашние в воздух постреляли, те и ушли. Вот и вся тревога. Зато наш местный оружейник за неделю оборот сделал, как за полгода. Довольный ходил, как кот.
- А-а, вот и вы наконец-то!
Навстречу шёл Лукас Кауфман, одетый почти неотличимо от местных - футболка в пятнах камуфляжа, брюки и ветровка из плотной ткани защитного цвета, на ногах резиновые сапоги.
- Как вы?
- Пока терпимо. Всмысле - пока терпим, но это ненадолго.
- Ага, понял. Тогда давайте в этот милый павильончик. Обращайте внимание на букву на двери. Я не помню, как называется правильно ваша, но точно знаю, что там, где нарисована "М" - это не для вас. Потом туда, на край помоста, где руки вчера мыли. Там можно будет умыться. Есть полотенца и мыло. Полотенца пока, к сожалению, общие. И зубных щёток тоже, увы, нет.
- Совсем?
- Совсем. Мне сказали, что кто-то поехал за припасами и к вечеру обещают привезти всё необходимое. Так что пока или обходитесь обильным полосканием водой или действуйте старым студенческим способом.
- Это как?
- Как, как. Мажешь палец зубной пастой и трёшь им зубы. Процедура почти бесполезная, но на время создаёт иллюзию чистоты. Ну, давайте, шагайте, хватит скакать на месте. Потом к столу. Кара уже там.
- Как она?
- Вроде неплохо. Идите уже!
Четверть часа спустя, условно умытые и приведшие себя в порядок, они уселись с двух сторон от Кары Купер. Та и вправду выглядела неплохо, только вела себя непривычно тихо. Без обычных шуточек и звонкого смеха, сидела, потупившись в тарелку с овсяной кашей и остатками вчерашней тушёной картошки. Отвечала на вопросы скупо и односложно, словно стеснялась чего-то. А потом, когда Рамона ушла с кружками за кофе, Кара вдруг порывисто потянулась к Коби, обняла её, спрятала лицо на плече.
- Прости меня, Коби. Прости, пожалуйста. Я... я вас всех подвела.
Та даже не нашлась, что ответить сразу. Обняла коллегу левой рукой за талию, правой неловко погладила по затылку.
- Прекрати, Кара, успокойся. Это было... трудно. Для всех трудно. Никто тебя не винит. Так получилось.
Кара приподняла голову от её плеча, жарко дохнула в ухо:
- Спасибо. Ты правда так думаешь?
- Конечно. Я сама висела на волоске. И под конец тоже сломалась.
- Всё равно, мне очень жаль. Я виновата, я знаю...
- Не надо. Что было, то прошло. У нас теперь снова будет полно работы. Мы по-прежнему экипаж и отвечаем за своих пассажиров. Помнишь?
Кара неуверенно глянула ей в глаза.
- Но мы же уже сели?
- Сели. Только неизвестно где. А наша работа заканчивается, когда пассажиры попадают в пункт назначения. Вот так-то.
Рамона Брукнер вернулась, неся три разнокалиберные кружки с чёрным кофе.
- Вы что тут, опять нюни разводите?
- Вовсе нет. Перца... многовато.
- Ага. Перец. Говорите, говорите.
Кара взяла себе кружку, долго разглядывала её, задумчиво постукивала по стенкам кончиками пальцев. Потом неожиданно глубоко вздохнула, повернулась к Коби:
- Ты права. Ну, и как мы это будем делать?
Рамона чуть не поперхнулась.
- Вы о чём?
- Да о том, что наш рейс ещё не закончился. Пока мы и наши пассажиры здесь, а не в аэропорту назначения.
- А-а, вон оно что! Ну, формально говоря - да. Хотя наши обстоятельства чрезвычайные и это многое меняет. Разве нет?
- Меняет. Но не всё. Все эти люди и мы с вами, девочки, очень хотели бы попасть туда, где наше место, наши родные, друзья. Ну и так далее. Так что наш общий интерес совпадает с нашими формальными обязанностями - доставить пассажиров к месту назначения.
- Конечно, совпадает. Только я тогда присоединяюсь к вопросу Кары: как мы это будем делать?
Коби помолчала, глядя вдаль прищуренными глазами сквозь тонкие завитки пара, поднимающиеся над кружкой. Потом засунула руку в волосы, встряхнула и без того взъерошенную пепельно-русую копну.
- Ну что ж. Я думаю, самое время найти Лукаса, Клауса... в смысле - пастора Майера. И выяснить наше текущее положение. А потом будем думать, как нам всем вернуться домой.