Максимов Алексей Анатольевич : другие произведения.

Странствующие в Долинах. Часть 12

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    . Острые башни, устремленные в холодное небо, узкие стрельчатые окна, стены, сложенные из огромных гранитных блоков, летящие арки акведуков, будто по волшебству повисшие над бездонными пропастями, широкие дороги, прорубленные в толще скалы, и сам монастырь "Око света", где монахи славят Ота и его Всевидящее Око, постигают тайны бытия, врачуют и прорицают.
  * * *
  
   "Полная темнота. Количество световых частиц так мало, что не воспринимается сетчаткой моих глаз. Есть ли другие способы ориентации в темноте? Летучие мыши, например, тонко попискивают и слушают отраженный от препятствий звук".
   - Эй! ќ- тишина. Ни эха, ни, вообще, каких-либо признаков проникновения звука вглубь этой темноты.
   - Эй! Эндо! "Как он умудрился так испортить медью ладони? Наверное, льет фальшивые монеты. Вот, что странно. Темнота не пугает, будто это уже когда-то было. Очень давно. Ощущение темноты даже приятно. Здесь в темноте, где окружающий мир сливается в нечто единое, его присутствие ощущается интуитивно. Можно вообразить, что находишься на дне морской впадины, или на вершине гигантской горы. Один во всем мире. Одиночество - вот, что связывает меня с темнотой. Это то, что лежит за гранью моей памяти. Холодный сырой дым скрывает прошлое. Я стараюсь проникнуть туда. Хотя бы одним словом, жестом, искрой воспоминания. Стать ближе к себе прошлому, понять, чем был наполнен мир до темноты. Иногда, мне кажется, я начинаю вспоминать отдельные звуки, самые простые обыденные звуки, и они вдруг рождают неясные странные картины. И я не знаю - мое ли это прошлое, или это просто игра воображения. Вот и сейчас эта темнота и тишина начинают звучать, двигаться, уплотняться, свиваться в клубы, растекаться, тревожа и обещая. Был ли я тем, кем привык себя считать? И не было ли там, за гранью темноты, чего-то несовместимого со мной прежним? Теперь я иду в темноте, ощупывая стены руками. Моего лица касается паутина, легкое дуновение сквозняков. Я чувствую запах сырости и пыли. Я бреду по обратной стороне моей памяти. И здесь нет ничего, что подсказало бы мне правильность выбора. А выбирать придется. Придется. Придется. Придется. Вот я иду, иду один. Мои ноги медленно переступают, под подошвами сапог хрустит песок. То мягко, будто бархат, то неожиданно пронзительно и остро, словно битое стекло. Эти свойства песка знакомы мне. Все дело во влажности. Есть ли у песка не знакомые мне свойства? Может быть, тот прежний, знал это. И песок, перетекая с его ладони на другую, шептал ему о запретном, только ему известном. Он сверкал, как алмазная пыль, благородно тяжелил руку, как золотой песок. Каждая песчинка помнила ласку и свирепую ярость волн, холодное безмолвие морских глубин, несбыточную надежду в будущем стать прекрасной жемчужиной. Помнил ли он об этом в темноте своего беспамятства? Капли воды на губах, на стенах, на одежде - где-то там, по ту сторону сна, идет дождь. И я могу не думать о прошлом, как о чем-то чужом и враждебном. Может быть, все дело в умении принять его, каким бы оно ни было? Почему я так уверенно опознал темноту? Что она для меня? Что я для нее? Никогда раньше у меня не было этих вопросов. Как я устал! Так устал, что с трудом передвигаю ноги. Где-то там, над головой, на тонких бронзовых цепях висят масляные светильники, но я не вижу их света, потому что я тень прошлого, запоздалый отклик горного эха, я иду попятам, как тень за настоящим, в шаге от реальности, в шаге от истины. А над светильниками гроздьями свисают белоснежные сталактиты, кристаллы кальцитов свисают и переливаются, как россыпи бриллиантов, озаряя темноту свода радужными сполохами. Бледные звезды сквозь плиты потолка мерцают голубыми светляками. Налитая розовым светом, луна скользит по краю земной тени. Но и это, не более чем смутное отражение в зеркалах времени. Я вижу то, что уже было когда-то сотни лет или миг назад. Однажды, в долине Лутара, лет семь или восемь назад, в полдень, на дороге, что петляла между виноградниками, я встретил толпу секитов. Они были так возбуждены, а двурогие вилы в их руках то и дело вскидывались вверх, что я счел благоразумным сойти с тропы и спрятаться среди гроздьев муската. Секиты - богатые хуторяне и жители окрестных деревень - прошли мимо меня, потрясая своими вилами, мотками веревок и вызолоченными деревянными изображениями Банту и Всевидящего Ока. Некоторые размахивали ритуальными серпами. Женщины, которых было немало в этой толпе, как-то особенно пронзительно вскрикивали и воздевали к небу руки с пучками трав и вязальными спицами. Как потом я узнал, причиной шествия секитов стало рождение в одной из деревень двухголового теленка. Сперва они намеревались сжечь дотла и дом, и скот, и бедных хозяев, но ограничились малым. Подняв на свои вилы трупик новорожденного теленка, они трижды обошли поселение, распевая свои воинственные гимны. Кто-то из толпы кинулся с огнем к дому, полетели камни. Хозяин остановил бесноватого. Разъяренная толпа бросилась на несчастного. Не помогли ни крики жены его и детей, ни ропот жителей деревни, ни просьбы о пощаде. Так что, соседям насилу удалось отбить у разошедшихся поджигателей истерзанного, изрезанного, окровавленного хозяина. Удовлетворившись содеянным, секиты вышли из деревни и, под яростное пение гимнов и злобные выкрики, направились к близлежащей горе, дабы там без помех провести свое благодарение Банту. Вот здесь-то, у виноградников, я их и встретил. Поднимая пыль, шумно переговариваясь, выкрикивая восхваления, потные, краснолицые, они были злы на жителей оставленной деревни, которые не прониклись благостным рвением в искоренении демонизма. Кое-кто предлагал вернуться и довести дело до конца, то есть, сжечь этот рассадник демонизма и лжеобрядничества. И старшина секты, седая свирепая старуха в красном переднике, размахивала огромными, голыми по локоть руками, поминая Банту, Ота и его Всевидящее Око, убеждала единоверцев обрушить на головы демонистов потоки проклятий. Сила была явно не на их стороне. Толпа секитов скрылась за поворотом, и я, вдоволь наевшись винограда, проследовал в противоположном направлении. Но едва прошел с десяток шагов, вновь услышал крики и шум большой толпы. И тут началось самое странное. Как будто пелена упала на мои глаза. Я начал моргать, тереть их ладонями. А шум все приближался. Внезапная слабость и легкий страх охватили меня. Ничего не видя, не понимая, что делаю, я сошел с дороги и сел на обочину. Туман рассеялся, и прямо перед собой я снова увидел секитов. Сперва я подумал, что это отставшие догоняют своих единоверцев, но нет! Их было много, они кричали и размахивали вилами. И мне показалось, что я уже видел эти лица. Моя уверенность стала полной, когда в толпе беснующихся секитов я увидел седую краснорукую старуху в кровавом переднике! Что за бесовщина. Я слышал топот многих ног, видел клубы пыли и блеск заточенных орудий и себя, сидящего на краю дороги. Они не могли меня не видеть! Я хотел подняться, чтобы скрыться в винограднике, но гнетущее отупение, какое-то безразличие, не дали мне этого сделать. Люди прошли мимо меня, в полтулона от меня. Они шли, как во сне. Я видел, что их тела просвечивают, но это не удивило меня. Тени людей, сначала плотные и яркие, стали меркнуть, бледнеть и, наконец, растаяли в солнечном мареве над краем холма.
   Может быть, время сыграло со мной шутку, показав картинку прошлого, перемешав его с настоящим. Мне, не имеющего прошлого, было дозволено увидеть отражение в зеркалах времени. Теперь-то я понимал, что это было именно так. Были и другие случаи, скорее приметы прошлого. Но они даже отдаленно не похожи на то двойное шествие секитов. Я чувствовал их, порой по едва заметным признакам. Быть может, в этом и кроется причина отсутствие памяти о моем прошлом. Она стала платой за возможность узнавать прошлое в настоящем?
   Снова эта усталость. Спать. Спать. Засыпаю на ходу. Того и гляди, упадешь в какой-нибудь колодец или скатишься вниз по крутой лестнице. Вон сбоку - жерло штольни. Ход, конца которому нет. А вот ступени. Здесь, вот они под ногами. Глаза по-прежнему ничего не видят. Мрак. Чернота. Но где-то внутри себя я представляю картины окружающего пространства. Все серо-зеленое, холодное. Видно лишь то, что непосредственно около меня. Но я знаю, что будет там дальше, как будто кто-то говорит мне, эта лестница ведет к переходу в зал с двенадцатью колоннами, а эта дверь открывается дважды. И коридор, обходя по кругу все малые залы, приводит опять к ней.
   "Вот дом, в котором твоя жизнь прошла, и близок час, когда судьба последний лист перевернет смеясь. И в доме отражений блеск сокроет пыль времен. И вырастет дремучий лес на трауре колонн".
  За этим поворотом будет короткий подъем к длинному залу. Вот они, ступеньки, поднимаюсь. Никогда так не уставал. А ведь пешком исходил пол страны. На севере я был, правда недалеко, дальше Полоны и Гидо не заходил. Без устали мог шагать целый день, а то и ночь. Особенно летом. Звездное небо, ночная прохлада, идешь по дороге, луна светит, и от свежести, от ночного простора усталость уходит без следа. А по небу плывут длинные, похожие на веретено, облака. Серо-серебристые, как дирижабли первых воздухоплавателей. Можно идти, ни о чем не думая, просто идти. Смотреть на звезды, разговаривать с ними. Лишь бы ночь была лунной. В темноте много не нашагаешь. Но сейчас, каждый шаг дается с трудом. Сапоги будто пудовые.
   - Повелитель!
  Куда он мог подеваться? Надеюсь, с ним ничего не случилось". Вот уже шесть лет они вместе. От северных портов до бескрайних просторов южных степей. От городов Побережья до безлюдных плоскогорий востока. Когда Повелитель был еще щенком, и его приходилось носить в плетеной корзине, они побывали в Гидо. Кто-то сказал Свану, что в Гидо началось строительство железной дороги через Арас и Фитор к Городу на Побережье. Но кода они пришел туда, на него смотрели, как на буката.
  Гидо - город монастырей и храмов. Во времена Властелинов Третьей династии Талоров на вершинах гор были выстроены величественные замки. Безлюдные дикие места и неприступность стен делали их весьма подходящими для занятий медитацией и экстотенией.
  Снедаемый тайным недугом, мрачный Руф Талор, Властелин Третьей династии, третий из их числа, сидя в золоченом деревянном кресле, с площадки замка созерцал закаты над гребнями суровых скал близ Гидо. С недосягаемой высоты он следил за возней ничтожных поселян этой забытой всеми богами деревни. С утра и до вечера они возделывали свои каменистые пашни, пытаясь прокормить многочисленные семьи. Сизый дым шапкой висел над крышами их убогих жилищ, и Руф Талор предавался мрачным и безысходным мыслям. Предчувствие неминуемого конца, видения смерти и предощущение неотвратимой расплаты, делали его злобным и замкнутым. На сторожевой площадке замка, вознесшегося над отвесной скалой, он хотел найти примирения и успокоения. Боль от многих язв, покрывавших его тело, не давала ему ни минуты покоя. Лекарь его вынужден был увеличивать меру болеутоляющего. Именно тогда к нему пришел некто Жоф, из деревни Гидо, что приютилась у подножия мрачных скал. Как случилось, что многочисленная челядь Властелина, охрана у ворот и во внутренних покоях замка пропустила грязного, заросшего, как дикий зверь, оборванного крестьянина - до сих пор не ясно. Но летописи утверждают, что после короткой первой встречи последовали следующие, а через месяц Руф Талор не расставался с Жофом ни на минуту. Пятеро писцов неотлучно находились рядом, чтобы тут же записать на пергаменте всякое слово, сказанное этим самым Жофом. Одетый в бархат и тонкий лен, вымытый хвойной водой, выбритый и умащенный благовониями, восседал недавний крестьянин на возвышении, по левую руку от Властелина, а свита, состоящая из знатнейших людей Срединной Страны, стояла внизу с непокрытыми головами. Нет, не так прост был Руф, и не в самоуничижении искал он спасения от черных мыслей. Природный ум и обширные знания делали его одним из первых мыслителей того времени. И его, крепкого духом, не мог сломить тяжкий недуг. В чем же секрет столь странного увлечения доморощенной мудростью темного простолюдина?
  Дело в том, что поздние трактаты по экстотении не дают ответа на этот вопрос, а собрание изречений Жофа настолько переработаны и изменены, что утеряна их первоначальная суть. Все они, за исключением немногих, касаются явлений природы и связанного с ними труда земледельца. Простота и краткость, а порой и грубость слога, определяется последователями Кроткого Жофа, как мудрость народа, отшлифованная и ограненная временем так, что в результате появился сияющий бриллиант мудрости - " Око Света". Именно так теперь называют главный монастырь в Гидо, где монахи практикуют экстотению.
  Простые незамысловатые фразы, отвлеченного свойства, порой лишенные какого-либо смысла, состоящие иногда из одного слова -- все это и составляет наследие Кроткого Жофа, крестьянина из горной деревушки Гидо.
  В то время, когда Сван пришел в город, древние замки уже заметно обветшали, хотя и не утратили былой мощи и великолепия. Острые башни, устремленные в холодное небо, узкие стрельчатые окна, стены, сложенные из огромных гранитных блоков, летящие арки акведуков, будто по волшебству повисшие над бездонными пропастями, широкие дороги, прорубленные в толще скалы, и сам монастырь "Око света", где монахи славят Ота и его Всевидящее Око, постигают тайны бытия, врачуют и прорицают. Сами здания монастырей выстроены на вершинах высоких скал, окружающих старый город. Вознесенные к небесам, они, подобно трубам органа, сливаются в единое целое. Почти все храмы и монастыри Гидо соединены между собой крытыми галереями. По ним можно переходить из храма в храм, не опускаясь на землю. Некоторые из них опираются на прочные колонны, а некоторые удерживаются в воздухе стальными тросами. Северный ветер, постоянно дующий из ущелья, гудит и воет, рассекаясь о края и выступы тонких шпилей и острых карнизов.
  Старый Гидо теперь стал торговым местом, где по сходной цене можно получить мудрый совет, ободряющее напутствие или прогноз на будущее. Предприимчивые монахи здесь толкуют сны, разбирают тяжбы, торгуют амулетами. Здесь можно купить лекарство от всех болезней, от старости и от самой смерти. Монахи-экстотеники принимают ищущих успокоения и духовной гармонии. Паломники иногда неделями, а то и месяцами, живут в монастырских гостиницах в надежде обрести духовное просветление в беседе с известным учителем. Некоторые из них, переписав на монастырь все свое движимое и недвижимое имущество, пополняют число монашеской братии. Там, находясь рядом с бесконечной чистотой неба, они постигают знание экстотении - наследия Кроткого Жофа.
  Новый город расположился в долине. Это небольшой торговый город, славный своим прошлым, теперь знаменит ювелирами и чеканщиками. Через руки рядового золотых дел мастера здесь за год проходит разных ювелирных изделий на десятки, а то и сотни тысяч монет. Камнерезы и гранильщики Гидо с ревнивым неодобрением относятся к тем, кто утверждает, что мастерам Подземной Страны нет равных в умении и сноровке, полагая, что их кольца и ожерелья ничем не хуже. Хотя и не скрывают, что это умение было перенято их предками от выходцев из страны чимпо.
  И вот, поздней осенью, неся за спиной поскуливающего в корзине Повелителя блох, Сван появился на улицах Старого Города. На вопросы о железной дороге кто-то удивленно пожимал плечами, а кто-то и крутил пальцем над теменем. Правда была в том, что небольшая строительная артель вознамерилась строить узкоколейную железную дорогу из Гидо в Того, небольшой городок на берегу Жемчужного залива, чтобы по ней вывозить к морю гранит и мрамор и далее кораблями отправлять их в Город на Побережье, Лиэр и Форт, где в то время начинался строительный бум. Но, не без влияния расчетливых монахов, затея эта рухнула, погребя под своими обломками капиталы трех или четырех торговых семей города Гидо.
  Укрыв себя и Повелителя блох прорезиненным рыбацким плащом, проклиная свою доверчивость, Сван шел по дороге, ведущей в старый город. Мелкий осенний дождь и порывистый ветер превратили храмы и монастыри Гидо в место угрюмое, если не сказать, мрачное. Тень Руфа Талора, Властелина Третьей династии, третьего из их числа, витала над мрачными камнями храмовых исполинов. В поисках укрытия от дождя Сван зашел в двери, над которыми висела медная табличка. "Вол знает Со, но не знает, что он вол". Удивившись странной вывеске, Сван прошел в низкую, убого обставленную комнатку, освещенную двумя маслеными светильниками. Оглядевшись, он увидел зеленую атласную ленту, свисающую с темного закопченного потолка. На ней он прочитал другую надпись: "В поле пшеницы - солнце, в пшеничном колосе - солнце, в каждом зерне - солнце". Сзади скрипнула маленькая дверца, и из-за ширмы показался лысый сгорбленный старичок. Если бы не седые клоки волос и не сетка морщин на его желтом лице, можно было принять его за подростка. Его узкие плечи были покрыты засаленным длиннополым сюртуком темно-малинового цвета.
  - Рад видеть тебя, путник. Паломничество или какая другая нужда привели тебя в наш благословенный город?
  - Я.., - но монах не дал ему ответить.
  - Вижу, ты издалека. Позволь узнать, открыто ли твоя душа Слову Ота? Принимаешь ли ты Святого Банту, как носителя Всевидящего Ока? Подожди, не отвечай, дай прежде посмотреть на тебя.
  Цепкие молодые глаза убеленного сединой старца пытливо осмотрели Свана, его одежду и сапоги.
  - Ты силен и крепок. И, наверно, не чувствуешь, с какой стороны у тебя сердце. И потому не о здоровье телесном будет наш разговор. "Сам здоров, здорово и отражение в текучей глади воды". Можешь ли ты сам отличить правду от лжи, добро от зла, белое от черного? Знаешь ли ты имя того демона, что не дает тебе покоя ни днем, ни ночью? Сядь рядом со мной, в это мягкое кресло, сними плащ свой, спусти с плеч дорожный мешок. Как зовут тебя, путник?
  - Сван Хорн.
  - Хорошее имя и человек ты, я вижу, хороший.
  Сван снял мокрый плащ, поставил мешок и корзину с пригревшимся, а потому спящим, Повелителем блох на пыльный каменный пол и сел на колченогий деревянный стул, покрытый пестрой шерстяной накидкой. Под грузом его тела мебельный уродец жалобно пискнул, и Сван всерьез начал опасаться, что он от ветхости неминуемо развалится. Его беспокойство передалось и говорливому монаху.
  - Твоя усталость так велика, что тебе наверняка будет удобнее на этом мягком и прочном ложе.
  И он узкой сухой ладонью указал на грубую деревянную скамью.
  - Вот и прекрасно, вот и славно. Ты не мог даже предположить, что в конце твоего пути тебя ждет покой и уют. Я решу все твои проблемы. Ничего не говори, я попробую сам догадаться, с чем ты пришел в мою келью...
  В комнатке и в самом деле было тихо и тепло. Очага не было видно, но струи теплого воздуха поднимались от каменного пола и, прошедший многие лиги под дождем и на ветру, Сван почувствовал приятную сонливость. Ноги и руки согрелись, он сидел на лавке, опершись спиной о стену, и наслаждался теплом и покоем.
  - Теперь тебе не о чем беспокоиться, ты пришел к другу, который готов понять и решить твои проблемы. Посмотри на меня, я улыбаюсь тебе, я протягиваю тебе свои открытые ладони. Я хочу, чтобы ты не думал ни о чем, что было бы тебе неприятно. Только о приятном, только о хорошем. Ты помнишь, как молодой и доверчивый, ты шел по улицам своего родного поселка. Здесь ты знаешь каждый дом, каждый камень, каждое дерево. Ты идешь и трогаешь кончиками пальцев ветви деревьев и глубокие трещины на их стволах. Это твои друзья, они обнимают тебя руками своих ветвей, передавая тебе свою силу и энергию. "Дерево издревле". И ты чувствуешь себя молодым и легким ветерком, что запутался в кронах вековых деревьев. Солнечные лучи мягко касаются твоих плеч, и блаженство Со охватывают твое юное сознание. И ты вспоминаешь мудрых учителей, которые научились тебе всему, что ты знаешь и умеешь. Кем бы ты был без их доброго руководства?! И теперь ты преисполнен чувством уважения и благодарности своим учителям. И вот, когда тебе тепло и удобно, ты можешь слушать меня, а можешь и не слушать, пусть твои мысли текут сами собой, отдайся их плавному течению. Ты спокоен и уравновешен. Ты полностью расслаблен. Тело легкое и теплое. Дыхание размеренное и глубокое. Мой голос доносится издалека, из краев твоей зеленой юности, ты слышишь каждое мое слово. Почувствуй сонливость и негу, отдайся ей, почувствуй приятное тепло на своем лице. Я знаю, что одна из твоих рук готова начать двигаться. А может быть это нога? Нет, это вероятно, палец твоей правой руки! Желание двигаться, естественное и свободное, ты можешь контролировать его, а можешь и не контролировать, поступай так, как считаешь нужным. Теперь тепло охватило все твое тело, оно внутри тебя. Теплая волна растекается от живота и груди к расслабленным рукам и неподвижным ногам.
  Неспешная и размеренная речь монаха не мешала Свану. Найдя его странным, он решил воспользоваться случаем и просто передохнуть и согреться. Слова лились нескончаемым потоком, маленький монах, завернувшись в шерстяной балахон, сидел на раскладном стульчике рядом. Тусклые светильники освещали его покачивающуюся взад-вперед фигуру, отбрасывая смутную тень на стены, завешенные старыми, выцветшими от времени коврами. Монах говорил что-то о детстве, но Сван ничего не знал о нем. А вот время, когда он появился в Лидо, вспомнил, будто это было вчера. И белые дома рыбаков, и кривые улочки, ведущие к пирсу и докам. Запах цветущих яблонь и абрикосов, запах рыбы и мокрых сетей. Нескончаемые звуки моря, то тихого и ласкового, то бушующего и грохочущего. Из широкого проема шерстяной одежды торчала тощая дряблая шея, на которой покачивалась в такт движениям тела, маленькая желтая голова. Монах говорил о прошлом, о чем-то спрашивал и сам отвечал на вопросы. Сонливость и вялость как-то незаметно изменили восприятие Свана. Теперь голос монаха звучал ясно и четко. В нем появились требовательные нотки.
  - Твое дыхание ровное, спокойное и свободное. Указательный палец на правой руке продолжает свое движение вверх. Вот уже вся кисть руки оторвалась от колена и поднялась еще выше. Теперь ты слышишь только мой голос.
  Оторвавшись от своих воспоминаний, Сван с удивлением увидел, как его правая рука начала медленно подниматься вверх. Он хотел ее опустить, но у него ничего не получилось. Рука жила своей собственной жизнью, шевелила пальцами, двигалась, и все его старания только усиливали ее обособленность. Демон, вошедший в нее, казалось, только этого и ждал. Сопя и презрительно посмеиваясь, он грозил Свану пальцем его же собственной руки! Это было слишком. На лбу Свана выступил пот. Левой рукой он схватил свою бесчувственную правую руку за кисть и попытался опустить ее на колено. Она была холодна, как камень статуи и, как камень статуи, неподвижна.
  - Рука твоя поднимается все выше, когда она коснется твоего лица - ты заснешь. Глубоко и спокойно. Все выше и выше. И ты не можешь ее опустить, потому что не хочешь этого делать. А значит, она будет подниматься, пока не коснется твоего лица.
  По лицу Свана градом катился пот, но своенравная конечность продолжала подниматься. Вдруг это обстоятельство перестало беспокоить его. Теперь это представилось ему неважным, малозначительным. Вялая сонливость вновь овладела им. Глаза то и дело закрывались, и открыть их вновь стоило больших усилий. Монах продолжал что-то монотонно говорить. Значение его слов терялось, и Свану слышалось только одно: "Спать, спать". И он уже спал, почти спал, краем сознания удерживаясь на грани сна и яви, когда келью монаха огласил тонкий жалобный и, в то же время, злобный вопль:
  - А-а-а-а, проклятое животное! Сын ведьмы! Подземный демон! Он откусил мне палец, отгрыз пол руки! Теперь я умру от заражения крови!
  Маленький монах крутился на одном месте, зажимая грязной тряпкой кровоточащий палец. Оказалось, в то время, когда Сван уже входил в транс, подталкиваемый нетерпением и жадностью, алчный монах обшарил бесчувственное тело и ничего не найдя, засунул свою руку в закрытую корзинку, где и нащупал нечто теплое и пушистое. Потревоженный Повелитель блох спокойно, но и не мешкая, вонзил свои острые молодые зубы в бесцеремонно шарящую руку. Когда Сван стряхнул с себя последние остатки внушенного сна, монаха и след простыл. Видимо, он понял, что от пробудившегося хозяина он получит куда более серьезные увечья, чем от его щенка. Так Сван приобщился к тайнам экстотении, а Повелитель блох уберег своего хозяина от мошенника.
  Монахи преуспели в умении влиять на людей, развив наследие Кроткого Жофа до уровня искусства. К слову надо сказать, что, конечно, не все из них употребляли экстотению в корыстных целях. Немало праведников бескорыстно, а порой, и успешно использовало свои знания в лечении душевных болезней, освобождало страждущих от черных мыслей и телесных недугов.
  "Эксто" -- на древнефинерийском означает маховое перо крыла птицы. "Тенто" -- щекотать, поглаживать. Одним словом, поглаживание птичьим пером. Именно этим нехитрым способом Жоф из Гидо добился расположения грозного Руфа Талора, Властелина Третьей династии, третьего из числа.
  
  * * *
  
  Ночь опустилась на Валор, как черное покрывало. Утром был туман, днем светило солнце, а к ночи нагнало мокрые серые тучи, и всю долину накрыл мелкий холодный дождь. После дневной стрельбы мало кто из напуганных жителей рискнул зажечь в своих домах свет. С чердака дома Пирр видел только редкие огни в центре. Около типографии и у здания тюрьмы метался луч прожектора, там стояли тягачи с излучателями под прикрытием бронемашин. Дождь шелестел по черепице, вода стекала в дыры и трещины. Командор дремал, завернувшись в найденный здесь же кусок брезента. Где-то далеко в горах слышались одиночные выстрелы. С дороги на перевал в небо взлетела сигнальная ракета, но пробив низкие облака, потерялась в плотных клубах тумана. Солдаты ушли, оставив на северной дороге два блокпоста. Через час-полтора можно будет попробовать добраться до Сотиэров. Сейчас дома не видно. Огромная темно-лиловая туча зацепилась за вершину холма. По мере того, как солнце на той стороне Вишневых Гор будет погружаться в воды Срединного Моря, туча будет синеть и темнеть, пока не превратится в черноту ночи. Шелест дождя и ночная тишина - подходящее время для неспешных размышлений. То, чем он жил последние почти четыре десятка лет, ушло, рассыпалось, исчезло. Нет прочного, значимого положения, нет прежних возможностей и привилегий. Нет большого удобного дома с садом в столичном пригороде, нет надежной опоры, чтобы попробовать что-то изменить. Теперь он беглец, дичь, на которую начата охота. Теперь он должен скрываться, прятаться, бежать что есть сил. И с прошлой жизнью покончено. Кто он теперь? Бывший доктор медицины, Иерарх Круга избранных, повелевающий судьбами, а порой и жизнью многих тысяч по всему Вишневогорью с запада на восток. На удивление, осознание этого не доставило ему каких-либо нравственных страданий. Утрата властных полномочий уже состоялась, но не утрата влияния. В столичном районе, на Побережье и на юге - везде есть люди чем-либо обязанные лично ему. И если сейчас не упустить время, привести в действие сложный механизм противоречий, то баланс сил может и измениться. Произойдет то, чего так боятся деятели ложи Координаторов, Великие Иерархи и сам Экцеленс - раскол. Хочет ли Пирр этого? Может ли он повредить или даже уничтожить то, чему отдал большую часть своей жизни. Да, он может это сделать. Но вправе ли он это сделать? Четырехсотлетняя история Круга избранных знала и не такие повороты. Во времена правления Хила Златокудрого, властелина четвертой династии Илоров, девятого из их числа, потомки первого Экцеленса Пека Финита с людьми клана Белиотов после семи лет смуты попытались узурпировать верховную власть в Круге избранных. Юных Кил, внук Пека Финита, силою мечей был вознесен на Вершину Лестницы и усажен в дубовое кресло Экцеленса. Но что значит сила оружия против силы духовного превосходства? Не стазу понял это Кил Финит, ибо молод и незрел был разум его. Желая вести дела Круга, как и дед его, с размахом, в сиянии славы и великолепия, он привлек многих знатных людей, раздавая направо и налево звания и назначения. И за три года своего пребывания на вершине лестницы едва не уничтожил создание своего деда. Открыв прежде скрытое, он лишил избранных права даже считаться таковыми. Изначальная же цель - духовное совершенство и постижение истины - были заменена суетным желанием всевластия и обогащения. Новоизбранные Иерархи блистали золотом одежд, но, отнюдь, не разумом. Собрания их превратились в шумные и роскошные застолья. Круг избранных вновь становился забавой аристократов". ( "История расколов. Взгляд изнутри". Рукопись монографии, найденная при обыске в доме Пирра).
  Нет, не все так просто. Противоборство сил и устремлений присуще любой сложной системе. Будь то организм человека или такая организация, как Круг избранных. Истина затачивается на камнях противоречий. Обуздываемые единой целью, взаимное несогласие вынуждено искать обоюдно приемлемое решение. Усиление одной из сторон так же опасно для организации, как гипертрофия какого-либо органа. Маленький скрюченный уродец с огромной головой вряд ли способен полноценно жить. Выход один - срезать с себя все лишнее, отсечь пораженную проказой часть. Пролить кровь и, ею омытое, омолодится и окрепнет дело многих поколений. Сток метит на самый верх, на самую Вершину лестницы. Мне же не нужно ничего. Может быть, поэтому его действия понятнее и предсказуемее во мнении избранных Круга? Именно это находит поддержку и понимание? Заповеди были всегда. Прошлое священно, изменять заповеди - изменять делу четырех веков. И никому нет дела, что сами по себе Заповеди лишь орудие, инструмент в руках умелого мастера. Составивший их понимал, что со временем мир изменится, знание о нем углубится и расширится, что теперь невероятно, потом станет привычным, обыденным. Поэтому и были Заповеди определены не формой, а смыслом. Не против устаревших Заповедей поднимал я свой голос, но против устаревшего, а потому вредного их толкования. Ложа координаторов и Великие Иерархи сознательно исказили смысл моих слов, усматривая мнимое устремление мое к Вершине. Ибо судили обо мне в сердцах своих по себе. Когда же поняли, что не это есть цель моя, а только благоустройство дела, наполнение новым светом подзабытых ныне заповедей, еще больше взъярились, настраивая против меня Иерархов, приписывая мне дьявольское желание внести смуту и раскол в среду избранных, слухами и домыслами отравили благостное отношение ко мне Экцеленса. Недовольство одних породило злобу других. Своими действиями Великий координатор сам подготовил почву для раскола. Мало того, он делал все, чтобы не дать утихнуть раздору между Иерархами Побережья и Столицы. И в дело пошло все. Начиная от мелких придирок и оскорблений, до угроз и шантажа. Когда же три года назад в Городе на Побережье при загадочных обстоятельствах был убит Хоган, иерарх Круга избранных, доктор философии и натурологии, в среде избранных поползли черные слухи. Кому была нужна смерть семидесяти трехлетнего старика, известного среди иерархов своим умом и дальновидностью. Он, один из немногих иерархов Побережья, не участвовал в ожесточенной распре, считая ее вредной и бессмысленной.
  Дождь кончился. Пирр смотрел в разбитое окно на погружающийся в темноту поселок, на еле различимую стаю белых голубей, летящую на запад. На клубы сизого дыма вперемешку с туманом, покрывавшего низины и овраги, скалы у перевала, налитые темно-вишневым цветом. Не от того ли произошло название этих гор? Или, что вернее всего, от необозримых вишневых лесов, что своим белым и бледно-розовым цветом каждую весну покрывают склоны гор в верховьях Вишневой, Зеленой и их притоков - Тихой и Кифа. Что за чудо - эти вишневые края! Кочуя с диулями по бескрайним лугам и лесам Вишневогорья, Пирр не раз убеждался - все в этом мире прекрасно и все наполнено смыслом. Только человек с его страстями и неуёмным желанием преобразования, склонен не созидать, а разрушать.
  Эта постоянная слежка, взаимное недоверие, ложь и взаимные упреки. Шагу нельзя было ступить, чтобы это не стало известно в ложе Координаторов.
  "И прошел еще год, и настала лютая зима, о которой в Летописях упоминается, как о Великом холоде. Реки замерзали до дна, в лесах от вершин до основания трескались вековые дубы, а земля, не укрытая снегом, промерзала на три тулона. Птицы замерзали налету. По утрам на улицах и в промерзших домах находили окоченевшие трупы бедняков и бездомных. Обозы с дровами потянулись в Столицу из Голана и Песто. Никогда не замерзающее море покрылось кашей из снега и льда. Цены на зерно и муку сделались всемеро против осенних. Начался голод, а за ним и повальные болезни. По улицам Столицы разъезжали черные повозки, собирая тела замерзших или умерших от болезни. И теперь перед смертью были все равны. И в хижинах бедных поселян, и в роскошных домах знати. Не пощадила смерть и Хила Илора, Властелина четвертой династии, ничем более не славного, как только золотым цветом своих волос. Севк, десятый Властелин династии Илоров приходился племянником умершему от ледяной горячки Хилу. Желая деятельных перемен в Стране, собрал он вокруг себя Совет, в который вошли знатнейшие люди и, так как сам он был иерархом Круга избранных, Великого Экцеленса, Кила Финита, с его приближенными из клана Белиотов. Великий Властелин, которому в то время не было и двадцати, произнес свою речь пред Советом. Но не поняли знатнейшие невнятное желание больших перемен, приходом которых грозил им этот бледный, слабый здоровьем юноша. Глухой ропот прошел по рядам восседавших в огромном зале. Хоть и никто не дерзнул возразить открыто, все понимали - начали правления сего Властелина недалеко будет от его конца. Но странным образом воспринял речь Властелина Великий Экцеленс, Кил Финит. Смутная тревога сквозила в его глазах. Будучи Иерархом Круга избранных, новый Властелин находился в духовном подчинении ему, Великому Экцеленсу. Но теперь, когда волею провидения он вознесен на вершину власти, не начнет ли он свои реформы с Круга избранных, дубовое кресло которого было захвачено в результате интриг и силой оружия? Но прошел месяц, и год, и еще один. Но ничего не произошло! Все так же собирались шумные застолья Иерархов, где говорилось не о путях познания и духовых поисках, а об охоте и стрелковых турнирах. И только спустя три года Кил Финит узнал, что нет вокруг него Круга избранных, кроме трех-четырех десятков им же самим назначенных иерархов. Что избранные, объединенные духом Заповедей, отошли от него. Надо ли говорить, что это отторжение произошло с молчаливого согласия Властелина, не явно, через доверенных лиц поддержавшего этот тихий переворот. Известно, что до самой смерти Кил Финит носил звание Экцеленса, и никто ни разу не потребовал от него отречения. Отделенный от Круга холодным презрением большинства избранных, он закончи свои дни в одиночестве и безвестности. Севк же, как и предсказывали недоброжелатели, умер молодым, но за годы своего недолгого правления сумел так реформировать административную систему Срединной Страны, что она вошла в историю под его именем". ("История расколов. Взгляд изнутри".)
  Да, через час можно будет выходить. И теперь надо внимательно осмотреть и запомнить хитросплетения улочек и переходов, ведущих вверх к вершине холма. Дом, у которого расстреляли херуллов, сгорел до основания, только каменная труба осталась торчать, как грозящий палец, нацеленный в небо. Для чего приходил отряд херуллов? Они, конечно, знали о значительном превосходстве правительственных войск в этом районе. Пробивались к Перевалу? Проверяли боеспособность горных частей? По последним данным о численности и дислокации отрядов херллов в Северном Вишневогорье из-за границ Срединной Страны по открывшимся горным тропам пришла большая группа херуллов и тугетов. Они были плохо вооружены и не обучены. Но пройдя на базах в междуречье Серебряной и Кипящей месячную подготовку, получив оружие, они стали представлять серьезную опасность.
  Как правило, банды херуллов не имеют центрального командования. Стратегия их действий определяется сходом главарей. Каждая банда имеет свою зону ответственности, свои источники доходов. Такая организация их отрядов была еще во времена Кека Герита, Властелина пятой династии, второго из их числа. Тактика же определялась одним словом - внезапность. Скрытый подход, молниеносное нападение, бешеный напор, стремление посеять панику в рядах противника, жестокость, доходящая до зверства. В случае неудачи - быстрый отход, рассредоточение на малые группы, которые разными путями отходят в заранее оговоренное место. Изначально среди херуллов было немало тугетов, родственного им по языку и образу жизни народа. Но если тугеты уже во времена Рофа имели свои укрепленные поселения, военных вождей, грамоту и развитые торговые отношения с соседями, то херуллы еще двести лет назад вели кочевой образ жизни, не имея ни грамоты, ни ремесел, ни других благ цивилизации. Их бесчисленные орды блуждали по обширному плато севернее Вишневых Гор, промышляя разбоем, грабежом, а в мирное время, занимаясь охотой, звероловством, скотоводством и разведением степных лошадей. Позднее они научились мыть золотой песок на бесчисленных ручьях и речках Северного Вишневогорья. Использовали его для обмена на необходимые продукты и вещи. Тугеты же после разгрома, который им учинили воины сначала Зона-завоевателя, а потом и его сына, Рофа, так и не оправились, почти совсем растворившись в кочевых племенах диких херуллов.
  Активизация их действий в последние год-два говорит о том, что недовольство рядовых херуллов скудностью добычи заставляет их главарей осваивать новые пространства. И богатые, густонаселенные долины рек Зеленой и Песчаной, префектуры Гидо и приморского Араса представляли для них огромный интерес. После ослабления повстанческих отрядов в Среднем Вишневогорье и на Побережье в результате действий горных легионов СЧ, последние не успели достаточно быстро подчинить своему влиянию освободившиеся районы. Херуллы были проворнее и наглее. В результате чего горные поселки севернее Остроконечной и реки Седой были захвачены бандами херуллов. Мало того, горные перевалы у Змеиного ледника, Дорожный узел и Каменный брод прочно удерживались ими, оказывая ожесточенное сопротивление правительственным войскам.
  - Это наши земли, наши предки в этих лесах били зверя, мы взяли свое назад!
  Но не восстановление исторической справедливости движет ими. Жажда наживы, ведь ничего другого они не умеют, вот уже почти сто лет они живут войной, она их кормит, одевает, дает возможность чуть-чуть подняться над диким существованием. Так недальновидность Кека Герита стала бедой Срединной Страны, ее многолетней проблемой.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"