- Андрей, ты помнишь пропали в тайге шишкари, еще по осени. Один тебе еще каким-то родственником был. Что-то по жене какой-то кисель троюродный. Ты даже про него спрашивал, долго его еще искали так и не нашли. Потом напарника еще выловили, так тот не в себе был и до сих пор еще с придурью. Ты не поверишь, но он жив, и один охотник не только видел его следы, но и самого видели! - огорошил сим сумбурным приветствием меня мой приятель Володя.
Серега был не то что мне родственник, а так. У бабушки моей жены была приемная дочь, которая была как бы ее родственницей, но не по крови. Несмотря на это моя благоверная зналась с Серегиной половиной и считала ее родней. Я его почти не знал, но несколько раз встречались на вечеринках и разных семейных сборищах, так что несколько считал его тоже за своего.
Уходя, Серый сказал, что выйдут еще месяц назад, рассказал кому-то, где будут шишкарить. У одной речки, скорее ручья, притока Оки, не помню ее название, жить в зимовье, а как ушел, так и не вернулся. Он был с приятелем. Приятеля поймали через две недели, после срока, когда они были должны выйти из тайги, а Серый пропал, как и говорил Володя. Приятель этот был малость не в себе и ничего толком не смог объяснить. Бегал по тайге с выпученными глазами и боялся людей и не хотел идти в село. Его пришлось связать и вести домой. Обычное дело, если человек этот заплутает в тайге. Но странно это выглядело. поскольку там лесовозные дороги на каждом шагу. Непонятки какие-то. Ловили его, как дикого зверя. Нашли еще Серегины шмотки, облазили всю округу, но не ничего больше. Ни живого, ни мертвого, орехи заготовленные в мешках лежат, машинка и решета на месте, колот валяется. Рюкзаки, там же, и жратва в них, консервы разные, что мыши не почикали. Испарился бесследно. Только в том, что на нем было, в том и остался. Брехня, одним словом, чистой воды, что Серегу видели.
- Не брешешь, ведь уже больше месяца прошло, а он там без еды и без оружия по предгорьям Саян лазит, да по снегу, и жив и здоров. - Я обозлился и решил послать подальше своего приятеля. Настроение было с утра хреновое, поскольку я еще не отпился кофе. Так как отношу себя скорее к совам, чем к жаворонкам, и мое самочувствие приходит в норму с утра по раньше, только после доброй дозы кофеина. Тем более тема была неприятная для меня. - Изыди сатана, видишь, я еще не пил кофе, а издеваться я тебе над собой не дам. Ты же знаешь, что получишь на орехи, за которыми ушел мой не родной родственник.
- Вижу, что глаза у тебя в глубокой задумчивости, - продолжал Вовка, не мало не смутясь - Пей свой кофей и слушай. - Не мало не смутясь продолжил Володя. - Мне Ванька Салдамаев говорил, знаешь такого?
- Знаю, - буркнул я, - только верить ему - себя не уважать.
- Ты послушай, что он сообщил! Ты же журналюга! Это же такой материал! Он мне сказал, что нынче один знакомый бурят приходил, он тоже в этом зимовье жил, капканы ставил, говорит, что видел он мужика какого-то дикого, который в горах живет, как зверь, и еще с ним какая-то женщина маленькая бродит.
- Что бы мне не знать Ваню, я с ним в институте четыре года торчал, только он меня на год младше, и я его хорошо знаю. Знаю, что трепло он доброе и твои Саяны ему только в кине показывали. Выжить, конечно, ныне можно запросто: орехи под ногами валяются, но современный народец одними орехами не питаются, на снегу не спит. Он телевизир смотрит и к его заднице прикручен унитаз. Ты, надеюсь, понял мою точку зрения по этому вопросу. Я не исключаю, что мой родственник рехнулся, как и его приятель, и каким-то образом остался живой, бродя по окрестным горам, но откуда там еще и баба? Врет Ваня! В заблуждение вводит, как говаривает наш любимый шеф. - Я, конечно, несколько перегибал палку. Ваня Салдамаев был обыкновенный деревенский мужик, хоть и бурятского происхождения. Он был немного наивный и глуповатый, но не обладал сколько ни будь живой фантазией, чтобы вешать макароны на уши. Тем паче на такой блеф он не был способен. Он знал, что Серега мой родственник, а со мной он не желал связываться еще будучи студентом, а тем более при моем нынешнем социальном положении в районе, то и подавно. Что-то было здесь не чисто. Сон мой соизволил слететь моментально, даже удовлетворившись одной чашкой кофею, которую я начал скармливать себе уже в присутствии своего приятеля-информатора. Кстати, от кофе, предложенного мной, он отказался. Здесь пахло сенсацией. Я своим журналистским чутьем это чуял, но мало понимал с какой стороной к этой сенсации подходить и, что она есть на самом деле эта сенсация. С чего это у двух мужиков, даже сильно пьющих, могли одновременно сдвинуть с катушек крыша, да так, что они едва ли без штанов начали шляться по дикой горной тайге, вести образ жизни шимпанзе или другой северной обезьяны, ночевать в снегу, чем-то там заниматься с неизвестной бабой. С бабой это понятно чем он там занимается, но зачем этому придурку с ней ползать по горам и морозить свою задницу на снегу. Есть же, в крайнем случае, зимовье? Брехня. Никак это не лезло в рамки жизни, но, с другой стороны, если подумать серьезно, зачем кому-то пускать пушку о том, что кто-то там бродит по горам месяц, бередить раны родственникам исчезнувшего мужика? Можно запросто получить по роже, даже если Ваня друг Салдамев, просто работает в качестве попугая, что скорее соответствует действительности. Все было непонятно и не однозначно. С друзьями бандитами было все просто и устроено по земному: кто-то кому-то чой-то задолжал, кто-то кого-то поставил на счетоводное устройство или посадил на мушку или перо или не поделили бабки или бабу. Все это просчитывалось на уровне третьего класса начальной школы, даже не требовались коридоры высшего образования.
Все это я коротенько изложил Володе, с чем он отчасти согласился, но я выспросил, где он видел Ваньку Салдамаева, откуда он его знает, так как тот вернулся в свою деревню и в городе появлялся редко.
Разговор с Ваней ничего не прояснил. Пришлось заводить машину и доставить его домой в забытое богом бурятское село. На мое удивление охотником оказался русский, сосед Вани. Петька просто сбрехнул про друга-бурята, поскольку Ванька там был единственный, кто считал себя бурятом, хоть и не говорил на этом гордом языке потомков Чингисхана. Правда, многие русские были слегка похожи на бурят, но это не мешало им быть русскими, так же как селу быть бурятским.
Сосед Вани был сухой, как кочерыжка, жилистый молчаливый мужичонка. Когда мы пришли к нему в гости, то он что-то строгал на чурочке. Встретил он меня неприветливо, когда я его спросил про следы, что он видел в горах, то он сразу помрачнел. Он явно не хотел касаться этой темы. Пришлось сказать, кто я являюсь пропавшему, деликатно умолчав про свое журналистское настоящее. Только после третьей рюмки он несколько потерял концентрацию и разговорился. В сущности ничего нового я не узнал, только то, что он отчего-то боится этого. Мне пришлось влить в него не меньше полутора бутылок водки, пока он не сказал, что слышал от одного тофалара легенду про то, что в Саянах живет дух гор в обличие барса, но это не настоящий барс. Он может превращаться в женщину. А превращается он в женщину для того, чтобы родить ребенка. Тогда она находит в горах или предгорных лесах промышляющих охотников или того, кого встретит, тогда она его совращает. Говорят, что если она его поцелует, то тот потеряет всякий разум, затем бродит с ним по горам и занимается любовью, пока не забеременеет от него, а после просто убивает его и съедает.
Я, конечно, мало поверил в это, но все-таки решил проверить данное сообщение. Тем более информатор не производил впечатления вруна или сочинителя. Он относился, если говорить словами старого охотника Черкасова, к достоверным охотникам, у которых всегда найдется десятки рассказов про охоту и природу, чтобы врать. Кроме того, он не был из трусливого десятка, но здесь явно выражал или испуг или чуял явную опасность. Я тоже не относил себя к большим любителям подставлять голову под пули или бог весть какие удовольствия, но если Серый был жив, то его надо было вытаскивать из этого дерьмового положения.
В конце концов я уговорил Игоря, так звали мужика, чтобы он показал то место, где он видел следы. Этому способствовало и то, что он успел расставить капканы, но, встретив следы, бросил все и вышел из тайги. Теперь он о них пожалел и решил снять свои поставушки, не смотря на опасность. В принципе я пока не предполагал, как и что может угрожать ему или мне, но многолетний опыт общения с тайгой - настораживал. Тут я вспомнил про одного своего приятеля. Это был безбашенный товарищ в прямом смысле. Его интересовали приключения и все, что с ними связано. Все, что он зарабатывал, то спускал или на походы небывалой сложности или иные авантюры с ними связанные. Лезть к черту в пасть при таком раскладе не имело смысла, а без сотоварищи - в двойне.
Договорившись с Игорем, встретиться с ним на следующий вечер и переночевать у него, а на утро уйти в горы. Я сорвался в город на ночь глядя, где нашел друга Петро в 'тоске и гусарстве' на следующее утро. Я ему вкратце обрисовал обстановку. В принципе он мало поверил в сию брехню, но согласился на поход в горы, так как адреналин ему бередил душу и звал на необыкновенные приключения. К обеду он уже был полностью готов к приключениям и соответствующим образом экипирован по этому случаю. Я же утряс все дела только часам к трем. Мы решили ехать на его Ленде, который, по причине повышенной беспокойности своего хозяина, успел приобрести весьма боевой вид, нося на своей груди помятости и царапины, приобретенные на просторах России ридной. Я собирался, как на охоту. Взяв карабин и почти двух годовой запас патронов к нему, что было около пятидесяти штук, я прикупил к ним отчего-то еще сотню, хотя это вразрез шло со здравым смыслом, но я все-таки это сделал, подчинившись какому-то внутреннему чувству или интуиции. Продуктов мы взяли на неделю, водки - на две. На больше мы и не рассчитывали. Все это погрузили в Ленд Краузер и поперли в направлении по вектору ранее мною проторенному. То есть к соседу Вани.
Пришкандыбали мы к вечеру. Игорь вытопил баньку, и мы попарились и пригубили пару бутылок водки. Петро отказался от сего удовольствия в полной мере, сославшись, что за рулем он старается не пить. Впрочем, пригубил он всего-то три рюмки, что для него, плотно сбитого мужика, было почти что для слона заряд дроби на рябчика с сорока метров. Утром мы быстро собрались, решив подъехать по возможности до зимовья, а далее идти пешком. Мы не брали ни палаток, ни печек и тому подобного, рассчитывая только на спальные мешки. Игорь не имел и его, так как собирался ночевать в зимовье.
Зимовье было дальним. Дороги туда не проложили из-за скверного рельефа предгорий, что обещало нам поход длиною в километров двадцать с полной выкладкой. Раньше здесь охотились охотники коопзверопромхоза, он же и строил его, забрасывая промысловиков по воздуху на вертолетах. Рядом с ним находились густые кедрачи, но из-за того, что не каждый решался таскать мешки урочные километры, да еще после того вывозить их далее на вездеходных машинах, то урожай данных мест доставался все более зверям и птицам. Там постоянно держались даже кабаны. Игорь почти всю зиму торчал в этом зимовье, собирая урожай с окрестных гор, не востребованный более почившим в бозе кооперативом. За ним периодически приезжал Газ - 66, который и забирал продукты его промысла, которые он выносил в оговоренное место.
Доехав до места, где кончались все признаки дороги, мы навьючились, как ослы или муллы, и двинулись в сторону своей будущей стоянки. По совету Игоря мы решили идти через горы напрямую. Перейдя пару хороших горок, мы неожиданно наткнулись на человеческие следы. Они были вчерашние. Это был одинокий мужчина, который брел в направлении противоположному всякому жилью. Я бы не удивился им, если бы мы не находились на расстоянии не меньшем, чем полусотни километров от ближайшего жилья. Кроме того, человек был одет в армейские берцы, в которые был одет мой пропавший родственник и о которых говорил ранее Игорь. Но он был один.
Шел он, едва волоча ноги, постоянно спотыкался и было даже видно место, где он отдыхал, усевшись прямо на снег, опершись спиной о ствол дерева. Было видно, что он уже выбился из сил и окончательно потерял всякую ориентировку в пространстве. Человек не мог уйти далеко, а идти в зимовье, а это более пятнадцати километров в одну сторону, и вновь возвращаться обратно, было излишней тратой времени, за которое можно не только далеко уйти, но и просто замерзнуть. Я настаивал на том, чтобы мы немедленно пошли по следам человека и попытались его найти до темноты, до которой оставалось еще более трех часов. Игорь несколько поколебался, но согласился на подобное решение, приободрившись тем, что следов маленькой женщины рядом не было видно. Тем паче он был человек покладистый и внутренне добродушный и не злой. Если принять во внимание, что в его планы не входили ночевки в лесу на снегу и соответствующую этим планам экипировку. Впрочем, все, что было необходимо для этих ночевок, включая топоры и маленькую пилу, у нас были, так что бояться нам было нечего. Петро только несколько разочаровался тем, что данный поход так быстро заканчивается. Я не был настроен столь оптимистично, заранее прикинув ту фору, которую уже имел прошедший человек. Даже при том темпе, что он держал, это было около десяти километров. Если принять во внимание дрянной снег и то, что он почему-то в этих местах был не очень хорош и сдувался ветром, то следить пришлось бы его с большим напряжением.
Я оказался прав. Если первые пять километров мы прошли довольно быстро, так человек шел по сивиру, на котором снег держался, то позднее перешел на южняк, где снег лежал только участками, и было много гольцов, на которых он и не ночевал. Если в начале пути мы шли друг за другом, то позднее нам пришлось разделиться. На след стал Игорь, я пошел с права, Петро с лева.
Если первые пять километров мы прошли за час или чуть более, то дальше шли гораздо медленнее, так как часто теряли след. Приходилось делать круги и обходить по грани снега бесснежные участки, что затрудняло движение и сильно замедляло его. Фактически мы почти не приблизились к нему за этот день. Ночевали мы под вывороченным кедром. Опилив вершину, мы соорудили нодью, развели костер на месте будущей ночевки и сварили простенький суп, сдобрив его основательно салом. Ночь прошла без происшествий и, перекусив на скорую руку, мы снова двинулись по следам.
Человек продолжал идти по южняку и сильно обветренным местам. Кроме того, пошли сплошные гольцы и следить стало еще трудней, но мы скоро приспособились к местности и обговорили свои действия. Дело пошло несколько быстрей, но на следующие километров пять мы прошли примерно за три часа, так как пришлось проходить много лишних километров, но следа мы не теряли на долго, а если и он и терялся, то мы его скоро находили. Я по старой охотничьей привычки пользовался биноклем, через который иногда находил потерянный след и довольно быстро, тем более человек придерживался какого-то определенного маршрута известного только ему.
Со второй половины дня мы заметили, что он совсем потерял силы и стал падать и подолгу лежать, но, отлежавшись, вставал и брел дальше. Кроме того, он ничего не ел, хотя шишки обильно валялись под ногами и при всем желании не дали бы ему умереть с голоду, но он проходил мимо данной возможности. Впрочем, он скоро вышел из леса и пошел дальше в горы, где не предвиделось ничего съедобного, может быть только зверь, но ружья при нем не было. Затем мы увидели, что на его следы вышел огромный барс. Это не могла быть рысь, так как следы его были чуть меньше следов годовалого тигра. Он начал следить человека. Он боялся нападать на него, но явно выслеживал и ждал, когда тот упадет. Игорь помрачнел и сжался, замолчал, но мужественно шел с нами.
К нашему счастью человек перешел на северный склон, на котором было довольно много снега, и следить его стало совсем легко.
Первым увидел его я, осматривая через бинокль противоположный склон. Он сидел опершись о камень, опустив голову или дремал или был без сознания. Почти тотчас я увидел и барса. Это был удивительный барс, окрас его был не серо-дымчатый, а с золотым блеском шерсти и удивительно контрастными черными пятнами по всей шкуре. В отличие от обыкновенного барса, этот был горазда крупней последнего, имел более длинные ноги, был более поджарый и выглядел гораздо мощнее. Он находился совсем рядом с человеком. Как кошка он вытянул шею и обнюхивал лежащего человека. Он явно еще боялся его, но не на столько, чтобы оставить свою добычу. В общем, человек был едва живой, и через несколько секунд зверь бы впился ему в глотку. Я не стал раздумывать, скинул карабин и стал выцеливать зверя. Я поставил бегунок на шестьсот метров, которые примерно и были между нами, но не учел в спешке то, что мы были в горах, и воздух был более разрежен на этой высоте.
Барс был хорошо виден из-за своей странной окраски. Первая пуля ударила несколько ниже его груди, зверь с испугу отпрянул и остановился тут же в нерешительности. Я выстрелил еще дважды, взяв несколько выше. После второго выстрела зверь взвыл и кинулся в сторону и скрылся в ближайших камнях. Больше я его не видел, хотя вглядывался в противоположный склон как нельзя прилежнее, да и на нем почти ничего не росло. Подбежавшим приятелям я показал лежащего человека, который после происшедшего поднял голову и зашевелился, но продолжал сидеть, видимо ничего не поняв или не имея сил для иных реакций.
Мы не раздумывая бросились вниз по склону и почти бегом преодолели более четырехсот метров вниз и еще столько же, взбираясь вверх по склону.
При наше приближении человек неожиданно вскрикнул и с удивительной ловкостью и быстротой кинулся вверх по крутяку. Мы даже отстали от него несколько и чуть не потеряли, так как бежали до этого почти восемьсот метров с полной выкладкой, да еще вверх по крутому склону.
Догнали его мы только через час, когда тот выдохся окончательно. Это, на удивление, действительно был Серега, мой потерянный родственник. Но он был явно не в себе, оказывал яростное сопротивление, пытался ударить нас, кусался и царапался, верещал нечленораздельно, потеряв всякое представление о речи. Глаза его были, как у испуганного зверя. Все симптомы говорили о потери им памяти и основательному сдвигу по фазе в сторону наших дальних предков. Нам пришлось связать моего буйно выражающего несогласие свояка, если я не ошибаюсь в родственных связях, по рука и ногам, после чего он испуганно притих и сжался, украдкой незаметно пытаясь наблюдать за нами. Стресс достал из его загашников резервы жизненных сил, и теперь Серега выглядел уже совсем не умирающим человеком, а вполне здоровым, но грубая сила трех здоровых мужиков была значительным аргументом в споре с его дикой натурой.
Уже было часов пять вечера, мы основательно вымотались гоняясь за этим одичавшим sapiensом, да и обедали и завтракали всухомятку, так что сразу решили разбить бивак и набраться калорий и подкормить на удивление выжившего в горах Серого. Мы быстро с ориентировались и вспомнили, где валялось упавшее дерево, притащили свою ношу к нему, напилили с него бревен на нодью и нарубили сучьев на небольшой костер, который развел Игорь и начал кашеварить. Обломав ближайшие елочки, мы подготовили лапник для постели и стали ждать ужин. Присмотревшись к местности, я обнаружил, что от места, где я стрелял барса и первоначально увидел Серого, мы находимся не так далеко. Я решил посмотреть пострел. То, что зверь был ранен, я не сомневался и, может быть, где-то уже лежит еще тепленький. Игорь был занят, а Петро чувствовал себя не очень хорошо или только на это сослался, так что я пошел один. До места пострела было не более километра, так как мы гонялись кругами. Это расстояние я прошел за десять минут. Правда не сразу нашел это место, но по обратным следам вышел на него. Вторая пуля пробила зверю грудь, прошла на сквозь, так что кровь брызнула на снег упругой струей, и, срикошетив о камни, ушла в строну. Третий выстрел был мимо, я несколько обзадил, что было и не удивительно на таком расстоянии. Пройдя по следам, я определил тяжелое ранение: зверь схаркивал сгустки крови, пошатывался и волочил лапы. Ясно было, что я пробил ему легкие, и он должен лечь где-то рядом. Тем более мы его не пугали, и он должен уже истечь кровью, но, пройдя далее по следу, я обнаружил, что зверь оправился и скоро выровнял ход и даже пошел скачками. Это было совсем непонятно. Смертельно раненый зверь оправился в течение нескольких сот метров - это было удивительно. Начало темнеть, нужно было спешить к костру, который я разглядел с вершины горы, на которую меня завел странный зверь. Я пошел напрямую к огню, который был хорошо виден несколько правее того места, где я стоял. Спустившись с вершины, я обнаружил следы. Это не были следы барса - это были следы человеческие. Сверх того, это были следы женщины. Очень маленькие женские следы, обутые в странную обувь, явно не заводского производства, подшитую толстой кожей. Следы были свежие, но ступала она как-то странно, словно была больна. Она не могла не видеть нашего костра, но повернула от него.
Я вспомнил про странный рассказ, что я слышал от Игоря, о том, что наш друг Серый гулял с какой-то женщиной. Меня удивило то, что Игорь был не из робкого десятка, а сразу ушел из тайги, когда увидел следы незнакомого человека и женщины. Не берцы же среднего размера его запугали? Я решил расспросить поподробнее об этой женщине после ужина или во время его. Но вовремя ужина нам пришлось провозиться с Серегой. Он не хотел ничего есть, плевался. Пришлось влить ему в рот водки, после чего он, на удивление, начал материться и накинулся на еду. Так что его вновь пришлось связывать, чтобы он не обожрался с голодухи, после чего он уснул как убитый.
После еды и распитой бутылки водки, я спросил об этом Игоря. Тот неохотно сказал, что слышал я и ранее из его пьяного рассказ, но сильно беспокоился о том: попал я или нет. Я соврал, сказав, что промазал. Он не поверил, так как услышал рев зверя, но успокоился, решив, что ранение это было незначительное, так как расстояние было, по его понятием, чрезмерным.
Скоро он уснул, а мне отчего-то не спалось. В конце концов я забылся, но сном не глубоким и тревожным. Карабин я держал при себе. Я не сильно поверил в эти бабушкины сказки, но воображение мое разыгралось, и тревога поселилась в душе. Я некогда воевал, и опасность чуял за сто верст. Здесь я тоже ее учуял, учуял смерть, бродящую рядом по горам.
Сквозь неглубоки сон я услышал какие-то монотонные звуки, которые никак не принадлежали к звукам природы. Я с трудом разлепил глаза и привел свое сознание в состояние бодрствования. Сначала мне показалось, что я ошибся, но затем в морозном воздухе услышал едва слышные звуки, словно где-то далеко работала машина. Они исходили откуда-то из-за ближайшей горки, за которой начинался склон горы, на которой мы находились. С трудом я поднялся, вошел на пригорок и прислушался. Действительно слышался отдаленный стук, который здесь был более отчетливым. Я долго прислушивался, чтобы определить, откуда исходили эти странные звуки. Мне даже показалось, что кто-то поет. Это можно было допустить, так как магнитофон или иной воюще-играющий прибор мог быть у кого угодно, но пикники в такой глуши не предвиделись, а ближайшее жилье было на расстоянии не менее сорока километров, да и то зимовье, в которое мы так и не добрались. Я, конечно, помнил о странной женщине, которая отчего-то прошла мимо костра и скрылась в горах. Мне полезла всякая чушь в голову о шаманах и прочей нечисти, тем более последние события давали к этому повод.
Звук раздавался с противоположного склона, до которого было не менее полутора километров. Он был покрыт кедрачом, так что разглядеть на нем ничего категорически было не возможно, хотя луна была полная, и все было прекрасно видно.
Я продолжал стоять и прислушиваться. Звуки не прекращались, и мне в конце концов удалось примерно установить откуда они шли. Мне даже показалось, что там горит костер, по крайней мере, в одном месте вершины как бы освещались снизу огнем, который горел не ровно, и не всегда можно было рассмотреть его отблески. Скоро я заметил какую-то тень, мне показалось, что двигалось какое-то животное. Хвойняка в том месте почти не было, стояли только отдельные кедровые деревья, так что это животное или эта тень хорошо виднелась на былом снегу. По манере движения я определил в нем волка, хотя не ожидал его увидеть так далеко в горах, где тот почти не держится. Скоро я увидел и второго волка, я в этом почти не сомневался. Двигались они в одном направлении, а именно туда, где, по моим предположениям, горел костер. Меня это удивило. Тем более, что зверь избегает костров и разного рода огней. К тому же волки не могли не слышать звуков, что исходили из этого места. Все было странно и странно вдвойне. Я вернулся к костру. Мои напарники спали сном праведников. Даже Игорь, который выражал явное беспокойство с вечера, не пошевелился при моем появлении. Я взял бинокль и вышел на пригорок.
Противоположный склон был виден, как на ладони. Первого волка не было уже видно, но второй еще шел по его следам. Через восьмикратный бинокль блеклая тень материализовалась в весьма матерое создание серого цвета. Я перевел бинокль в то место, где были заметны отблески костра, и увидел женщину, кружащуюся в танце. Я разглядел и бубен, который разбудил меня. Она беспрестанно колотила в него, издавая те звуки, что знакомы были мне по передачам телевиденья. Но костюма шамана на ней не было. На ней был накинут плащ, если можно было назвать плащом накидку из меха с капюшоном. Цвет ее мне напоминал шкуру того барса, что я стрелял накануне вечером. Все это было достаточно странно, тем более движение в этом направлении волков.
Животное это очень осторожное и умное, и за свою достаточно долгую охотничью практику я всего несколько раз встречался с ним в природе, хотя специально на них не охотился, не видя нужды в этом.
Костра не было видно, так как его от меня скрывало большое лохматое дерево, но в его свете я увидел сидящих возле него волков. Их было около десятка. Но это были те, что я мог рассмотреть. Сколько их было вообще, я мог только предполагать. Они сидели плотной кучей и смотрели на танцующую женщину. Она мне показалась очень маленькой, так как волки, которые были по размеру несколько крупнее овчарки, выглядели очень крупными по сравнению с нею. Она была чуть более метра ростом, но очень хорошее сложение и ловкость движений, сила и оточенность движений говорили о ее зрелости. Едва ли десятилетняя девочка могла знать заклинания и камлать, как старая шаманка. Это была безусловно женщина, но маленького роста, но зрелая душевно.
Я наблюдал за этой вакханалией некоторое время и решил показать это зрелище еще кому-нибудь. Игоря я не стал будить, опасаясь того, что он возьмет в голову бог весть, что и на следующий день мы будим иметь проблемы еще с ним. Нам хватало одного Сереги, еще неизвестно, как тот поведет себя завтра. Я разбудил Петьку. Тот сначала ничего не понял, и мне пришлось довольно долго объяснить, то, что он должен увидеть.
Он нехотя поднес окуляр бинокля к глазам и стал искать женщину и волков. В конце концов он рассмотрел отблеск костра и увидел сидящих волков, которых он принял за больших собак. Он не видел женщины. Я взял у него бинокль и посмотрел туда, где эта женщина была ранее. Волков я рассмотрел сразу. Те проявили беспокойство, видимо учуяв нас, но женщины я не рассмотрел. Они смотрели в нашу сторону и никто из них более не лежал. Я долго рассматривал место у костра, но ее больше не увидел. Правда, я увидел в бинокль странный перелив воздуха, словно тот искажался от сильного жара. Костер же был едва ли столь горяч, чтобы создавать столь мощное турбулентное движение воздуха, которое не могло бы возникнуть далеко в стороне от него, а не вверху. Звуков бубна не было слышно, скоро, однако, я услышал его мерные звуки. Как не странно воздух при этом стал искажаться больше. Какой-то сгусток энергии кружил воздухе у костра. Это было явно материальной сущностью или энергетической, напоминающей призрака, но тот имел бы цвет тумана или молока.
Петьке надоело торчать возле меня столбом, он явно уже пришел в себя и стал замерзать, поскольку съежился, так как находились мы в стороне от костра. Он вновь взял у меня бинокль и стал смотреть на то место, где сидели волки, и клубилось нечто, что должны были видеть волки, но не видели мы. Он довольно долго рассматривал прогалину у костра, заметил странное движение воздуха, но не придал этому никакого значения, хотя монотонные звуки камлания он слышал отчетливо.
Я вновь взял бинокль. Я ее не видел, не видел и странного движения воздуха, но волков, которые в свете тухнущего костра были едва заметны, вновь рассмотрел. Было чему удивился.
Петро вновь взял бинокль, но и без него было видно, что костер тухнет и звуки бубна уже не слышны. В конце концов ему это надоело, и он сказал:
- Фигней не занимайся, там просто кто-то из аборигенов со своими собаками торчит и врубил музыку на всю катушку, - и с тем отправился спать.
Я еще немного понаблюдал за подозрительным местом и тоже лег спать. Все это не укладывалось в мои скромные мозги цивилизованного человека, но прекрасно ложилось в прокрустово ложе легенды, что витала в воздухе и над нами. Меня смущало только одно: куда делась эта женщина и почему волки, боящиеся одного присутствия человека, спокойно отнеслись к ней и даже приняли как свою.
Звуки бубна вновь возобновились, но скоро стали глуше и прекратился, но я никак не мог уснуть, поскольку мое воображение разыгралось. Я вновь встал и взял бинокль. Картина была той же, как и ранее. Только я вновь увидел шаманку, но кружилась она уже устало и медленно, в изнеможении уже не стучала в бубен. Костер уже затух. Некоторые волки вновь легли на снег и положили свои морды на лапы. Они или дремали, или лежа смотрели на нее.
'Сколько же она там может танцевать', - удивился я, собираясь ложиться вновь на свое ложе из лапника. Именно в этот момент маленькая шаманка упала. Я не видел момента падения, но редкие звуки бубна ушли в пространство и исчезли в нем. Наведя бинокль на место камлания, я увидел ее лежащей. Волки уже не лежали и сидели, а все поднялись и закружились на месте хороводом вокруг шаманки. Скоро они рассыпались и двинулись большой массой вдоль склона. Эта была огромная стая. Даже при всей их плодовитости и наличии в стае переярков, едва ли и тогда в ней было более двадцати животных, но здесь их было как минимум вдвое больше. Среди них я заметил несколько крупных матерых волков, которые старались держаться по возможности дальше от других подобных животных. Почти все они сильно нервничали и вокруг матерых кружились более молодые животные. Ясно было, что здесь собрались звери из нескольких стай. Насколько я знал о жизни волков, то они держались определенной территории и пресекали всякое покушение на нее. Если бы волки попытались пересечь границы территории чуждой им стаи, то им бы выдали по первое число, но здесь, вопреки всякой жизненной необходимости и законов бытия, собралось несколько стай.
Они направились по противоположному склону горы к тому месту, где мы были вчера вечером. Когда звери скрылись, я вновь посмотрел на то место, где находилась женщина-шаманка. Она по-прежнему лежала без движения. Я собирался было пойти к ней и выяснить то, что случилось, но решил прежде разбудить Петьку или Игоря. Петька спал как убитый, так что, как бы я не тряс его и не тормошил, но он так и не проснулся, за то Игорь вскочил сразу, как я его только тронул. Я сказал ему, что кругом полно волков, на что тот только хмыкнул и сказал:
- Началось, сидел бы и сидел дома и не совался бы не в свое дело, - проворчал он, сел у костра и поправил его. - Ты куда, разорвут же, как портянку? Я же говорил, что здесь не чисто. Куда прешь?
- Нужно кое-что посмотреть, - ответил я.
- Что там смотреть?
- Есть, а волки ушли вверх по склону. Внизу они там что-то толклись, - слукавил я, не став пугать своего компаньона.
Взяв карабин и бинокль, я отошел от костра и глянул на противоположный склон. Костер уже потух, и женщины возле него не было видно. Внимательно осмотрев местность вокруг костра я ее увидел идущей в обратом направлении ходу волков. Она шла медленно, едва волоча ноги и пошатываясь. Спустившись в ущелье или глубокий овраг, что разделял нас, она глянула в мою сторону и вдруг сразу исчезла. Я в это время смотрел на нее в бинокль и заметил, как она натянула капюшон на голову. В том месте я сразу увидел то странное искажение воздуха, что наблюдал я у костра. Убрав бинокль от глаз, я ничего не обнаружил на противоположном склоне. С большим трудом я вновь рассмотрел через бинокль этот энергетический сгусток, что я не так давно видел, и в который она превращалась, да и то благодаря едва слышному звуку в одном из его отрогов. Овраг хорошо просматривался с той точки, с которой я наблюдал. Там росли кусты, в которых я потерял этот призрак окончательно. Она словно провалилась сквозь землю. Расстояние между нами было около километра. Правда дорога шла вниз по склону хотя и довольно крутому, но удобному для ходьбы, так что я преодолел это расстояние менее, чем за десять минут. Уже в овраге я нашел следы женщины. Они были очень маленькими, и я сначала принял их за след росомахи. Следы привели меня к кустам, в которых я потерял этот загадочный субъект вселенной. Они оборвались перед отвесной стеной оврага.
Я старался не затоптать следов и шел рядом с ними. В овраге было заметно, что женщина сильно устала, так как след был более глубокий и носок был явственно выражен. После чего она шагнула прямо в стену. Стена была сплошной, без щелей и выемок. Прикинув рост женщины, я увидел большой корень, торчащий в сторону расположенный на уровне ее роста. Я потянул за него, предположив, что то же самое делала и она. На удивление земляная стена подалась и образовалась небольшая щель. Еще потянув ее на себя, я открыл небольшой лаз, что вел в глубину горы. Это было явно дело рук человеческих, но рук очень маленьких. Я попытался пролезть в этот лаз, но оружие и снаряжение мешали мне. Я оставил карабин и бинокль с наружи, сбросил патронташ, оставив при себе только нож, который сунул за пазуху. В таком виде я едва протиснулся в лаз из которого тянуло теплом.
Матерясь и ругаясь, я прополз в глубь горы метров на пять, когда почувствовал, что лаз стал шире, и я увидел свет. Это был электрический свет или что-то подобное электрическому свету. Он был чуть голубоватый и слабый. Горела не лампочка, а светился какой-то кристалл, но все равно все в пещере можно было видеть, хотя с большим трудом. Теперь я находился в довольно большой помещение, которое было все-таки естественным, но над ее благоустройством явно поработали чьи-то руки. Кроме той лампочки, к которой не вели никакие провода, горела еще одна подобная же, но дальше, в глубине. Я не спешил опрометчиво погружаться в незнакомый мир, сочтя, что осторожность обратная сторона доблести. Кроме всего прочего я так и не выяснил до конца, с кем я имею дело. Если бы это был человек, то я бы примерно рассчитал, что ждать от этого чела, но это были непонятные существа, что-то с неопределенными возможностями и параметрами. Эти параметры необходимо было определить и рассчитать. Не зря же этих существ так боялся Игорь, который был человеком явно не из трусливого десятка. Если еще принять во внимание и то, что эта баба хороводилась с волками и даже собрала их в кучу! Это тоже говорило о чем-то. Если добавить к этому всякую ерунду о том, что эта пигалица могла испариться в воздухе - технологии, однако, - туши свет. Да и подземные пещеры, что они оборудовали, поскольку я уже предполагал, что эта дама лазит по этим горкам не одна, явно предполагали этих существ даже более продвинутыми, чем мы.
Размышляя так о всякой дряни, типа этих минимизированных придурков, падших на мою голову, я медленно продвигался вперед, туда, где маячил второй светлячок кристалла. В принципе он давал достаточно света, чтобы можно было спокойно ориентироваться в пространстве пещеры, но не потреблял такое количество энергии, какое тратят придурошные огни реклам, на которые он чем-то и походил. Темнота пронизанная блеклым светом как-то еще позволяла мне ступать тихо, но в ней я чувствовал неуютно. Пройдя первую залу, что была образована пещерой, я с особой осторожностью приблизился ко второй, которая освещалась таким же образом. Вход в нее был не очень широким и образовывал свод, подобный своду арочных ворот, но не высокий, так, чтобы войти, а точнее - вползти, мне пришлось бы наклониться довольно сильно, но все равно и тогда пришлось бы сгибать колени, чтобы не зацепиться за этот своеобразный косяк спиной или даже бедрами, хотя по бокам у меня еще оставалось достаточно места.
Я остановился в нерешительности. Неожиданно мне в голову пришла мысль, что в данном помещении на удивительно сухо, хотя вода здесь присутствовала ранее и в большом количестве. Явно здесь проводились дренажные работы по отводу излишней влаги, но старались оставить это место в таком же виде, как и оно было ранее, чтобы не вызвать излишнее подозрение. Свет в первой пещере, или как я ее окрестил про себя в тихую, предбанником, включался этими странными гномами, а я склонялся все более и более к этой версии, при входе. То, что они сильно походили на гномов из фольклора, мне это было понятно, кроме того, в русских сказаниях это были не крошечные существа, а вполне приемлемых размеров для человека, этак метр с кепкой, да и выработки в Уральских горах, которые приписывали этим пигмеям подземного царства, были именно такого размера, а ни как не подходили и не подпадали под размеры мышей или крыс, какими их рисуют западные люди. Точно бы этих гномов сожрали кошки или лисицы. Этим тварям наплевать на то, что перед ним товарищ гордого людского рада. Однако, размышляя этак, я решил пролезть, хоть на карачках, во вторую пещеру, хотя разум упорно предлагал убраться от греха подальше. Но любопытство все же возобладало, да и убираться обратно, так и не в чем разобравшись, как-то не входило в мои планы. Встав на корточки я стал потихоньку проползать в эту то ли нишу, то ли дверь и осторожно выглянул, стараясь не афишировать свое присутствие. Свет во второй пещере был ярче, но в первый момент я ничего так и не заметил. В нем горело уже три кристалла, они находились в точках, которые освещали все помещение и довольно равномерно, хотя мощность их была примерно равной мощности кристаллов, что торчали в предбаннике. Это помещение уже походило на спальные покои. Три небольших, но на редкость широких кроватей стояло в разных углах пещеры. При желании на них могло улечься несколько человек небольшого роста, так что здесь могло ночевать или отдыхать человек двенадцать - тринадцать людей мелкого сложения, кроме кроватей стояли несколько странных уютных кресел довольно странной формы. В центре стоял то ли камень, то ли еще черт знает какой прибор, но от него явственно тянуло теплом, и я даже заметил, что он даже отсвечивает в некоторых местах матовым светом, создавая некую иллюзию огня. Я было хотел протиснуться дальше, но мне помешал камень, который стоял рядом с проемом, в котором я торчал в интересном положении, что свин на четырех конечностях. Камень был массивным, а проход довольно узким, даже для той пигалицы, что я видел давече в обществе волков. Тут мне пришло в голову, что если этот камень придвинуть к этому входу, то, как раз закроет эту щель напрочь, и никто не обратишь никакого внимание на то, что за ним есть дыра и нора и черт знает какие кролики херятся в этой норе. Пока я так размышлял, давать ли мне задний ход не солоно хлебавши или все-таки выяснить, как эта баба пролезла в эту дыру, которая была маловата не только для меня. Тут я нечаянно, скорее оттого, что устал торчать стоя на карачках, оперся плечом об этот самый валун непонятно какого предназначения и тот, имея массу никак не менее трех - четырех центнеров, неожиданно плавно и легко стал отъезжать в сторону и несколько наискосок, освобождая проход. Я хотел продолжить свое путешествие в неведомое методом солдата первогодки, как уловил краем глаза какое-то движение слева от меня. Это было едва заметное движение, но старая привычка охотника заставила меня замереть, до выяснения всех обстоятельств. Обстоятельством были два странных существа, явно человеческого вида, мелких размеров. Одно существо было мужского пола, на редкость уродливое, как Карлик Нос в одноименной сказке. Лицо его было с длинным носом нездорового бледного цвета, покрытое то ли прыщами, то ли наростами поросло не очень большой, неряшливой седоватой бородой, волосы на голове были жиденькие, неопрятные с заметной пролысиной по всему черепу, кроме того, они были то ли прилизаны, то ли примяты, отчетливо проявляя угловатый мощный череп. Сам он имел, хоть рост не высокий, но был удивительно крепко сложен, так что едва ли он уступал в грубой силе мне, хотя я был почти в полтора раза выше его. Одежда была его неопределенного сероватого землистого цвета, на редкость грубо сотканная и ткань по фактуре напоминала чем-то мешковину. Одним словом страхолюдина в обносках от Диора. Второе существо было пола женского и, как следствие, было более приятное и изящное и, даже, красивое. Впрочем, она даже мне чем-то понравилась. Как говорилось старинным слогом, все в ней определяло кокетку. Вместо грубого рубища ее собеседника, на ее плечи было накинут плащ, может накидка из шкуры барса, но именно того цвета, какого я видел эту зверюгу намедни и чуть было не отправил данное редкое животное к его ближайшим родственникам, чьи шкуры пылятся набитыми всякой ерундой в местных музеях. Безусловно, я бы не стал бить данную редкую животину, но дух солидарности с моим другом-родственником Серым, толкнул таки меня на стрельбу с почти предельной дистанции, да еще без оптики. Этот плащ имел капюшон, под которым я увидел то ли платье, то ли блузку темно-вишневого цвета, на котором поблескивало колье из каких-то камней, которые я не мог рассмотреть из-за плохой освещенности, а еще более из-за того, что мне это было по фигу. Волосы были чернявые, прямые и достаточно длинные, так что обрамляли ее удивительно правильное и красивое личико, которое было смугловатым, может быть загорелым. Красота, по мнению некоторых исследователей, приближение к среднему типу, так что средний тип здесь присутствовал процентов на девяносто с хвостиком. Глазки ее были черные, в движениях сквозил огонь. Короче, несмотря на то, что эта пигалица была роста маленького, мне премного понравилась, что бывает со мной редко, и в моей жизни случалось этакое, так не часто, что припомнить и пересчитать энные случаи не составляет для меня труда, даже на пальцах. Сердце мое невольно дрогнуло, несмотря на нелепое положение и явную опасность.
- Еще чего не хватало, - подумал я и подавил всякие эмоции, вступив на стезю благоразумия, тем паче приближалось время давать задний ход и валить на все четыре стороны, пока эти придурки не заметили меня. Хрен знает, какой там у них еще камень за пазухой и что этому камню можно противопоставить. Впрочем, я всегда знал меру и умел читать сигналы судьбы. Судьба явно притащила меня сюда и эта же судьба удерживала меня на месте. Я быстро успокоился, заглушил сердце и стал прислушиваться и услышал.. Точнее я не услышал, а уловил их разговор. Это был даже не разговор, а скорее телепатический обмен образами между данными существами. Один рисовал свои образы, другой толкал свои в обмен, но они иногда произносили какие-то звуки или слова, которые, я, естественно, не понимал. Они не замечали ни меня, ни мои грешные мысли, так как были крайне возбужденны, особенно этот гномик Вася. Он махал своими большими, конечно относительно его тела руками, горячился и наезжал на эту свиристелку. Вкратце, суть его наезда заключалась в том, что этот мелковатый мужичек обвинял ее в чрезмерной любви к мужикам людского рода и не любви к нему такому хорошему, В ответ она рисовала картинки любви с людьми, и то, что те такие мягонькие и слабенькие, и ласковенькие, в отличие от его землеройного червя. Тот в свою очередь призывал ее к благоразумию, к тому, что род их и без того не велик, и что та наведет на них людей. Она успокаивала его тем, что своих любовников скармливает волкам и прочей нечестии, в образе которых я различил и снежного человека и прочих там водяных и леших. Тот продолжал напирать на то, что люди ныне непременно могущественней, чем были пару сотню лет назад, напомнил о том, что и в зверей превращаться, а точнее внушать людям, что перед ними не люди, а звери, уже стало опасно, что вчера ее ранили и что если человек попадет ей в голову, то она не сможет регенерировать свои органы и тогда ей будут кранты. Что и невидимкой быть становится все опаснее, так как у этих сволочей человеков появились приборы, которые могут увидеть ее и под ее плащом и невидимость ее относительная.
Далее я не стал слушать, поскольку расклад был полный и спорить, а тем паче ждать, пока меня заметят эти ребята, никак не входило в мои планы. Тем более они могли уловить мои грешные мысли, как я улавливал их болтовню, и скорее всего они это не сделали только потому, что уж больно яро наскакивали друг на друга эти петухи подземного царства, а мои эмоции таились за каменной глыбой из камня неизвестной национальности и происхождения, так как мне было просто не до разложения горных пород по полочкам Я дал задний ход и выполз из этой то ли норы, то ли шикарного входа в опочивальню, но не для меня.
В период этого действа, мне вдруг пришло в голову, что шкура на бабе была золотистого цвета, а я грешный, глядючи телевизор слышал, что золото, при тонком распылении дает эффект невидимости. Так что факт, что когда она напяливала капюшон, я ее не видел, вполне был объясним. А то, что я ее видел в золотистом плаще, то же объяснялся, но уже силой воображения, тем более капюшон был напылен только сверху и был ясно видим.
Покинув пещеру, я быстро напялил на себя свою амуницию и.. и увидел волков. Штук тридцать их осторожно крались к лагерю, где дрыхли мои сотоварищи по несчастию. Они видимо побаивались нападать в открытую, сохранив свою привычку по возможности нападать неожиданно. Если бы я выполз из этой дыры несколько позднее, то мог найти своих сотоварищей в качестве первого или второго у этих лохматых друзей моих гномов из окрестных гор и лесов.
Я, встав на правое колено, с упора расстрелял всю обойму в это скопище, состоящее из разноцветных зверей. Те, не поняв откуда по ним стреляют, кинулись в рассыпную, но потом остановились, но обойму я не успел заменить на новую, так что на снегу осталось лежать только три волка, но один из них был ранен видимо в позвонок, так как стал уползать вниз, волоча задние ноги. В это время на вершине появились мои незадачливые приятели и родственник во главе этого едва не съеденного бедлама. Они были ошеломлены столь неожиданной стрельбой, а особливо добычей, коея предстала пред их взорами. Пока они этим занимались, я догнал подранка и добил его выстрелом в голову.
Все были ошарашены, мне же пришлось выговорить Игорю, что тот завалился снова спать, не разбудив никого, зная наперед, что окружен волками со всех сторон.
Он потупился, видимо понимая, что я прав.
В эту ночь мы так и не выспались, вялые и усталые мы поднялись с рассветом, кое-как позавтракали, и двинулись к машине. Сначала мы топали довольно бодро, но километра через четыре Серега стал сдавать. Непродолжительный отдых не прибавлял ему сил и к обеду он был уже совсем никакой. Если добавить то, что и у нас был упадок сил, то мы двигались со скоростью парализованного таракана. Обед несколько нас взбодрил, но не на долго, так что мы не добрались не только до машины, что могли сделать, если бы были полны сил и энтузиазма и не имели на попечении сдыхающего после интенсивных случек с дикой бабой и крайнего истощенного кобелину в лице Серого. Так что нам не удалось дойти не только до машины, но и до зимовья, где нам можно было подрыхнуть не опасаясь того, что нас могут сожрать эта голодная свора, что было вполне возможно при этом раскладе.
Но больше всего меня удивил один факт, который не обещал ничего хорошего. Когда мы уходили из лагеря, то из троих убитых волков остался только один. Все решили, что их разорвали другие звери, но я не поленился спуститься к ним и выправил следы. Волки, оказывается, ушли собственным ходом, но перед этим к ним подходила женщина. Следы были те же, что я видел ночью. Оживить она не смогла только того зверя, что я добил в голову. Видимо она пользовалась каким-то лекарством или прибором, что были неизвестны нам. Оживлять мертвых - не самое плохое, что они умели делать.
Кое-как оборудовав стоянку возле скалы, чтобы как-то оградить себя от нападений с тылу, мы соорудили нодью и, поев без аппетита, легли спать. Дежурство было установлено в таком порядке: сначала дежурил Петро, затем дежурил я, следующим дежурил Игорь. Мы тянули жребий, не включив в него Серого, так как тот был весьма плох.
Мое дежурство и дежурство Петьки, прошло спокойно, хотя последний и не верил в то, что нас преследуют волки, но на пути мы несколько раз пересекали их следы, и я даже видел мельком одного из них. Разбудив Игоря, я лег с краю под скалой, положив рядом карабин. У костра лежал Серега, Игорь сел рядом с ним с ружьем в руках и обещал разбудить через два часа Петьку. Под самое утро мне вновь пришлось бы дежурить. Я уснул довольно скоро, но спал чутко, и мне снились разные кошмары. Проснулся я от крика и волчьего рыка. В следующее мгновение я увидел на месте, где спал Серега, клубок из тел. Штук шесть волков рвали спальный мешок, который спасал Серго от смерти и не давал волкам его убит тотчас, но из него летели клочья и через несколько минут звери бы добрались до тленных остатков этого любителя любовных утех на свежем воздухе. На Игоре висело два волка. Петро тоже проснулся и ничего не понимал. Наконец он разобрался и стал лапать ружье, которое оказалось, как это положено быть, не в нужном месте и не в нужное время. Я сбил двумя выстрелами нападающих на Игоря волков, выстрелил еще дважды в сторону темноты, где уже мелькали приближающие другие звери, затем совместными усилиями разогнали остальных, убив еще трех штук.
Единственное что я понял, что волки должны сожрать Серегу, а мы только мешали этому. Игорь просто оказался на их пути. На сколько я понял из рассказа последнего, то тот задремал и не заметил, откуда появились звери, он не понял сути нападения и почему почти вся стая кинулась рвать спальный мешок, а не напала на него, хотя он едва ли успел поднять ружье. Серега был сильно испуган и довольно основательно покусан. Особенно досталось лицу. Клок мяса был выдран из щеки и болтался на лоскуте, кровь обильно поливала окрестности, Игорь срезал его совсем, прополоскал водкой и перевязал бинтом, что оказался у запасливого Петра, поскольку ни я, ни Игорь не отличались столь цивилизованными привычками и не таскали аптечки с собой в качестве ненужного груза.
Серого трясло от возбуждения и страха, важные органы были не задеты, но по всему телу, как любят выражаться протоколы: были множественные укусы. Правда это были синяки, но синяки таки приличные и кровоподтеки были по всему телу. У него были глаза по полтине, впрочем, и мы то же были не в лучшем состоянии. Тем паче никто не понимал, что это зверье напустилось именно на него, тем более Игоря было куда приятней жрать, да из нас никто не забрался в спальный мешок.
Уснули мы вновь под утро. Я дважды еще стрелял по святящимся огонькам глаз, убив еще двух зверей, после чего те оставили нас в покое. При свете луны убитые были ясно видны на белом снегу. Я еще не особенно верил в возможность воскрешение зверей, но подозревал, что сие действие вполне возможно. Спал я чутко и почти сразу, после того как мы легли спать, услышал осторожные легкие шаги. Не поднимая головы, я стал смотреть в ту сторону, откуда раздавался ясный шорох. Никого я не заметил, шаги скоро смолкли и совсем неожиданно один из волков встал и пошатываясь побрел в сторону. Затем зашевелился и второй, я потянулся за карабином, но выстрелить не успел, - волк скрылся за бугром. Почти тотчас я услышал удаляющиеся быстрые шаги. Мне показалось, что там что-то блеснуло, я поднял карабин и стал нащупывать мушкой того, кто стал предметом моей тревоги. Холодным разумом я уже вычислил, кто находился у меня на прицеле, но старая привычка охотника - не жечь напрасно патроны - возобладала, да и смерти этой пигалицы я не хотел, пусть она почему-то, скорее всего для сохранения тайны и сокрытия своих грехов, убирала свидетелей. Киллер, блин, хренов. Серого тоже не хотелось отдавать на съедение этим собакам. С этим я и уснул, вспомнив напоследок, что гномик давеча произносил очень часто, именно произносил Айя, что я счел ее именем. Проспали мы до утра весьма благополучно, даже не охраняемые более ни кем, только засунув Серого между Игорем и Петром, я же занял позицию для стрельбы. Волки видимо были сильно напуганы и не решились на повторное нападение. Утром я осмотрел место, где лежали волки, убитые мной. Те, что были убиты нами у костра, так и остались лежать недалеко, куда мы их отволокли ночью, два зверя ушли. Как не намешано было кругом, но мне удалось установить, что подходила к ним эта маленькая женщина, но что было самым любопытным, она подходила и к тем, что мы убили у костра, но ни одного поднять она не смогла. Видимо она могла оживлять только свеженьких покойничков. Это утешало,
Утром обнаружилось, что Серега опух как подушка и был совсем плох, так что мы решили добраться до зимовья, до которого было ближе, чем до машины, и там немного отоспаться и отожраться, а там далее решать, что делать. Петька надеялся, что звери отстанут от нас, когда мы заберемся в свою крепость, Игорь только улыбнулся на эту глупость, я же откровенно посмеялся над ним, впрочем, незлобно. Напомнил ему кстати о аборигенах, которые грелись у костра со своими собачками. Петро так и не понял, кто там куролесил, а я не стал ему ничего объяснять. Впрочем, я не стал это объяснять и Игорю, а тем паче Серому: меньше знаешь - дольше живешь.
До зимовья мы добрались довольно быстро, что было удивительно. Серега скакал борзо, видимо страх повлиял на него самым положительным образом, но и витамины, что мы успели запихать в его истощенный организм, играли в его помятых жилах вместе со ста граммами, что мы употребили. Правда я выпил не более пятидесяти этих самых граммов из наличествующих пятисот, оставив остальные в полном распоряжении нашей троицы, из которых Серый налегал особенно усердно на водочку.
Придя в стылое зимовье, я залез в последний спальный мешок, кстати, мой, и завалился спать, сказав, что ночь мне предстоит бурная, а им можно будет подрыхнуть в тепле и уюте и безопасности.
Проснулся я под вечер, когда уже еще достаточно светло, но сумрак быстро уплотнялся и густел, переливаясь в черную густоту ночи. Луна всходила несколько позднее, часов в восемь - девять, так что на улицы скоро было довольно темно. Компания, что я оставил у нетопленной печки давече, уже была основательно накачена. У Игоря в зимовье находился приличный запас спиртного на всю долгую зиму, который, по причине чрезмерного стресса данная компания решила прикончить.
В зимовье было тепло, даже жарко, на сковороде что-то скворчало, издавая аппетитный запах.
Впрочем, я не разделял всеобщего веселья, проснулся я разбитым, и голова моя болела. На душе висела тяжесть. Плохой сон и усталость сказались на моем физическом состоянии, а особенно на эмоциональном. Кроме того, эти олухи, попав в более менее сносные условия и чувствуя свою некоторую защищенность, не понимали, что запоры весьма ненадежная вещь, и продолжали пить. Если принять во внимание, что они не знали, с кем имели дело, кроме волков, то их можно было понять. Серый уже несколько оклемался и жрал водяру нисколько не отставая от собутыльников. Я перекусил, отказавшись от стопки, которую заменяла закопченная алюминиевая кружка, напомнил своим приятелям, чтобы они остепенились, но все хором заявили, что волки в зимовье не залезут, так что пить можно спокойно. Я еще немного посидел с ними, поел основательно, так как Игорь раскупорил не только винный свой погребок, но и припасы, что готовил на весь сезон. Все это я заел салом пережаренным на сковороде, разбавил его тушенкой разогретой прямо в банке с хлебом, так что жир подступил прямо к горлу и легкая тошнота напомнила о том, что сим не следует увлекаться, хотя на морозе сало всегда шло хорошо, но сейчас было видимо не то настроение.
Я еще немного посидел, но нужно было идти на стремя. Я изначально знал, точнее чувствовал, что я должен именно это делать. Именно это, а ничто другое. Я был ответственен за этих наивных дураков, которые, мягко говоря, так и не добрались до взрослого состояния. Взяв карабин, бинокль и спальный мешок, что по-прежнему валялся на нарах, я пошел на улицу. Лучшим местом для засидки была крыша зимовья. Я забрался на чердак, зарылся в мох, которым был устлан потолок, влез в спальный мешок, при этом положив бинокль по левую сторону, а карабин по правую руку и .. преспокойно уснул, зарывшись с головой в лохматую собачью шерсть из которого и был сшит этот мой спальный прибор. Я даже не удосужился проверить то, закрыли ли мои приятели дверь в зимовье.
Проснулся я неожиданно и оттого, что кто-то крупный осторожно бродил вокруг избушки. Шорох был едва различим, но животное, которое пожаловало к нам, было явно не маленьких габаритов. Не медведь ли шатун к нам пожаловал, пришла мне в голову мысль, но додумать эту мысль я не успел, так как зверь, что посетил нас, показался мне на глаза. Он меня не замечал, да и я сначала увидел его тень, что черным пятном сначала возникла на снегу, прямо перед входом в зимовье. Эта тень никак не могла принадлежать медведю, поскольку животное передвигалось на задних ногах, было гораздо массивнее медведя в плечах и имело что-то похожее на горб. Волосатая спина возникла сразу и неоткуда. Просто поднялась из небытия. Я сразу решил, что это местная разновидность снежного человека. Дверь в зимовье чрезвычайно привлекала его внимание, так что он меня просто не заметил. Видимо он пытался открыть ее, потому что я несколько раз видел, что спина то поднималась, то опускалась. Однажды он задел плечом избушку и та заметно зашаталась. В этой зверюге было никак не меньше двухсот килограммов. Так что иметь дело с этим монстром с глазу на глаз мне не хотелось. Я тихонько подтянул карабин к себе, высвободив предварительно руки из объятий спального мешка, снял с предохранителя и, когда тот выпрямился на мгновение, не целясь - разрядил всю обойму прямо ему в грудь. Зверюга рыкнул от неожиданности, отскочил, но, сделав два или три прыжка, ударился грудью о стоящее дерево и упал, забившись в конвульсиях. Я трясущимися руками перезарядил карабин и стал наблюдать дальше, что произойдет. Меня бил озноб и руки подрагивали. Такую встречу я хоть и предполагал, но не был к ней готов в полной мере. На успокоение моей души и сердца потребовалось минут десять или более, за это время я убедился, что мои приятели не проявили никаких признаков жизни. Я продолжал лежать и ждать продолжения. Я ждал эту маленькую женщину, что стала портить нам жизнь усиленно. К этому времени снежный человек перестал биться и маячил на снегу большой глыбой. Если бы не торчащие руки и ноги, то он бы за эту глыбу бы и сошел.
От холода и нервного напряжения я стал замерзать, пришлось залезть с руками полностью в спальный мешок. Согревшись, я неожиданно для себя стал засыпать, и мне с большим трудом удалось разлепить веки, когда услышал отчетливые шаги и поскрипывание снега под ногой. Только огромным усилием воли мне удалось стряхнуть ту слабость и усталость, что навалились на меня внезапно.
Шаги смолкли возле лежащего зверя. Неожиданно он зашевелился и встал. Точнее сначала сел, набираясь сил, а уж потом встал. Несколько постояв, он побрел в лес, тяжело волоча ноги. Все это время я просто приходил в себя, борясь со сном и тяжестью в руках и ногах и, особенно, в голове.
Я знал, что тот, кто оживил этого зверя и оживлял волков, был где-то здесь. Я знал, что это была женщина, что я видел в пещере. Я был уже готов к выстрелу и рассматривал через прицел то место, где некогда лежал снежный человек. Никого я не видел, но смог рассмотреть темное пятно тени на снегу. Оно не двигалось, но откуда оно появилось, не было ясно. Так продолжалось минуты две или три. Я уже начал уставать и опустил карабин, кроме того, сталь накалилась на морозе до такой степени, что прожигала холодом через тонкие перчатки, что были надеты на руки. Эти стоялки продолжались минут пять или того больше. Видимо стоящая не определила откуда стреляли, и я отчетливо увидел, как шевельнулась тень и скрипнул под осторожной ногой снег. Теперь я не сомневался, что передо мной тот невидимый противник, который охотился за нами, а точнее за Серегой, который был, видимо, носителем какой-то страшной тайны. Я вновь поднял карабин. Теперь я точно знал, куда буду стрелять. Оценив обстановку, как вполне безопасную для себя, существо стало вести себя не столь осмотрительно. Я заметил, как оно повернуло голову и корпус, сделало еще один шаг. Я дважды выстрелил, в то место, где предполагал ноги. После чего я услышал явственный женский крик и заметил, как тень резко опала. Не мешкая я выскользнул из мешка, схватил карабин, спрыгнул с чердак на землю, все время не спуская глаз с того места, куда я стрелял давеча.
Естественно я это смог проделать быстро, только потому, что залез в свое логово в берцах и на мне был напялен свитер, морская фланелька, что мне подарил приятель и танковый комбинезон, что я притащил с собой из Приморья. Я думал, что мне придется повозиться с поисками невидимки, но на том месте, куда я стрелял, я увидел волокушу со следами свежей крови, что никак не мог оставить Йети. Легкое поскрипывание и шум издаваемый одеждой, выдал место пребывания невидимки. Подбежав, я ткнул дулом карабина в предполагаемое место, и вновь услышал, как кто-то вскрикнул. Вопреки всякой предосторожности я протянул руки и схватил край невидимой одежды. На ощупь это была шкура покрытая очень мягкой и длинной шерстью. Ощутив сильное сопротивление на той стороне, я рывком подтянул к себе упирающуюся невидимую плоть и попытался сдернуть плащ или одежду, что прикрывала женщину, именно женщину, поскольку я расслышал несколько яростных выкриков и звуков, которые могла издать только женщина. Скоро я заметил, что стали мелькать руки и ноги, в конце концов я сорвал с нее этот плащ - невидимку и увидел ту самую красавицу, что лицезрел не далее чем двое суток назад в пещере.
- Я же мог вас убить, - еще не остыв от яростной борьбы, прокричал я.
- Убивай, если можешь! - яростно отпарировала та.
- Слушай, придурошная, ты не хуже меня знаешь, что если пуля попадет в голову, никакие твои знания и умения не помогут, и никакой дурак тебя не откачает, - сказал я, успокаиваясь и поднимая карабин, что я бросил в снег.
- Что у тебя с ногой? - спросил я примирительно.
- Ты перебил мне кость и на заживление потребуется больше двух часов, - еще злясь, но уже спокойней ответила.
- Ладно, держись за шею, я отнесу тебя в зимовье, но ты за это отстанешь от нас Айя, - насмешливо сказал я, предположив, как я уже писал, что именно так зовут эту злюку.
Неожиданно она отдернула уже было протянутые руки, и испуганно уставилась на меня. Я не видел испуга в ее глазах, в то время, когда я угрожал ей смертью, но теперь я понял, что она действительно испугалась.
- Откуда ты знаешь мое имя? - спросила она с опаской, по-прежнему сидя на снегу.
- Я был двое суток назад в пещере, куда ты пошла после камлания.
- Как мы тебя не заметили?
- Вы слишком горячо спорили, и вам просто было не до того, кто лазил по вашим пещерам.
- Меня выгонят, тихо прошептала она. Меня выгонят из дома, - с этим она замолчала.
Я поднял ее на руки и отнес в зимовье. Она пахла удивительно хорошо: тайгой и кедровыми орехами и травами, хотя был далеко не сезон. Когда я ее поднял, она вся побелела, но терпеливо снесла эту процедуру, хотя нога ее сильно болела и даже болталась, но уже не кровоточила. В зимовье стоял стойкий запах перегара и табака. Мои приятели даже не пошевелились при нашем появлении. Одним словом, удовольствие самого противного свойства, но женщина отнеслась к этому спокойно. Я предложил ей чаю, на удивление она от него не отказалась. Я растопил буржуйку, благо дров было много, и поставил чай. Из предложенной еды она выбрала говяжью тушенку и съела с аппетитом две банки без хлеба, затем с удовольствием вымокала сковородку с салом и счифанила шкварки, бывшие в ней. После чего сгрызла кусков двадцать сахара, пока не подошел чай, с которым она догрызла его остатки, что еще оставались в коробке.
Чувствовалось, что она готова была на еще большие подвиги по пожиранию наших запасов, но ничего другого на столе не предвиделось, а где держит Игорь свои провизию, я тогда не знал, а искать в темноте было как-то не сподручно. Впрочем, она больше и не просила, но осушила кружки три крепчайшего чая, что я заварил прямо в чайнике. Все это продолжалось часа полтора, после этого импровизированного то ли раннего завтрака, то ли запоздалого ужина, она попыталась встать. Это ей удалось, но еще с большим трудом. Чувствовалось, что ей очень больно ступать на раненую ногу, но она упорно прошла метра три или четыре, после вновь села на нары и принялась вновь за чай. Сахар я к тому времени отыскал, но мне пришлось вновь ставить чайник. Просидели мы с ней до утра, я пытался расспрашивать ее о ее народе, но она уводила разговор в сторону, говоря, что эта тема запретная для людей, и она не хочет навредить своим соплеменникам.
Встав второй раз, она уже пошла более уверенно, но было заметно, что это дается ей с трудом. Перед тем как уходить, она увидела исковерканную рожу Серого. Подошла к нему, сняла бинты с лица, провела несколько раз руками над головой и вдоль тела. Рваные раны, уже успевшие местами загноится, начали прямо на глазах затягиваться, большая гематома, что была на руке, сошла прямо на моих глазах, после чего она вышла на улицу. Я ее проводил метров триста, после чего сказала, чтобы я не шел за ней. Она сильно прихрамывала, но пошла вперед в гору, сказав, чтобы я ее не искал. Я и не собирался этого делать.
Вернувшись в зимовье, я вновь раскочегарил буржуйку, слазил на чердак, стащил спальный мешок и бинокль и завалился спать вместе со всеми, только закрыв двери зимовья, не зная на сколько правдивы слова этой маленькой дамы и как держит она слово. Бабам верить на слова, - себя не уважать.
Пока мы спали, пошел снег. С перепоя никто не понял, что случилось с Серегой, я же заверил всех, что они волков то не видели, а тем более никто не кусал Серого. Они посомневались, но рожа его была рожей младенца с розоватой нежной кожей, а собственным глазам они верили больше, чем смутным похмельным воспоминаниям, тем более, что все бинты я сжег, когда затопил второй раз печку.
Раскачались мы только часам к двум и добрались до машины уже под вечер. На удивление легкого Петькин драндулет зафырчал на морозе, но сам Петька был невменяем. Так что мне пришлось сесть за руль, поскольку я не брал в рот спиртного. В полночь мы приперлись на хату к Игорю, где нас встретили, впрочем, достаточно дружелюбно, так как вся компания на морозе успела протрезветь, прыгая на заднем сидении и обнимая друг друга, чтобы не зашибиться на кочках, что были в изобилии на нашем пути. Несмотря на то, что была ночь, была вытоплена баня. Мы вымолись и напарились, и мои приятели продолжили снимать стресс, а я первый раз спокойно уснул.
Впрочем, на том историю можно и закончить. Следующее утро было повторением предыдущего дня. Проснувшись, я обнаружил всю нашу компанию в полном сборе и в том же состоянии, в каком они были сутки назад, так что мне пришлось их всех обматерить и насильно погрузить в машину добрую половину собутыльников и развезти их по домам.
Мадам Серого не поверила, что он шлялся все это время по тайге, предположила, что он был у своей хахали и спустил там все деньги за орехи на нее. Я и здесь не стал переубеждать ее. Зачем, так правдивши будет. Впрочем, так оно и было на самом деле.
История эта имела продолжение. Наступило уже лето, была жара, но мне срочно было нужно подготовить материал в номер, так что, несмотря на это обстоятельство, я торчал у компа и строчил свою статейку, хотя так и подмывало сходить на карьер, чтобы искупаться. Впрочем, уже вечерело. Окно мое было открыто настежь, так что я сразу заметил, как колыхнули шторки, и потянуло сквозняком, словно кто-то открыл дверь, а затем закрыл ее. Я прислушался. Скрипнула половица, затем другая. Кто-то осторожно шел по коридору. Затем шаги раздались в моей комнате. Судя по тому, как скрипел пол, человек этот был маленький и легкий. Я оглянулся, но в комнате никого не было. Я насторожился, но вновь скрипнули половицы, и заскрипел подушками диван, словно кто-то сел на него. Никого в комнате, но я услышал запах. Запах тайги, трав и кедровых орех..