Дело было у нас в Восточном Казахстане. Подруга у меня есть Маринка, бегать по лесам любит. Как в песне поется "рюкзак за плечи и вперед".
Как-то в пятницу или в субботу, зимой, почти перед Новым Годом, туристы пошли в лес, так, чтобы на пасеке переночевать, на лыжах покататься и домой к началу недели вернуться. А она опоздала, пока с работы вышла, и решила всех догнать. Дорога-то известная. На лыжи запрыгнула, рюкзак схватила и покатила. Только смеркаться стало, лыжный след потеряла. Кружит час, то дорогу не найдет, то мост через реку потеряет. А огни соседних поселков слева - справа мигают, совсем сбилась с пути.
Скинула лыжи, сбросила рюкзак, села, дай пару минут подумаю, неужели бог Мозгопудра с дороги сбивает. Есть такой у туристов божок, кроме Хобы, того (Хобу) просить можно о хорошей погоде или ровной дороге, или мало еще о чем туристам захочется попросить, Хоба не откажет, он что-то вроде лесного духа; а с Мозгопудрой шутки плохи, и дорогу показывает, а все равно не туда приведет.
Тут перед Мариной - парень, как из-под земли вырос. Симпатичный, блондин. Как она разглядела под шапкой его, что он блондин, сама вспомнить не может. О чем он ей говорил, что она ему говорила, тоже не знает. "Как, - говорит, - зачарованная, рот открыла, смотрю, слушаю, а он слова такие теплые говорит, а я ему поддакиваю и во всем с ним соглашаюсь. Только одно в мозгу вертится, блондинчик, каких люблю. Помню, дорогу спрашивала, и проводить просила".
А блондин дюже сильный оказался. Она сама крепкая, а он ее на спину посадил, рассмеялся и понес по лесу. Она-то сначала тоже смеялась, какие сибирские мужики здоровые, приятно, хоть и по лесу, а мужчина на себе несет, а потом как в голову шарахнуло: не человек ее несет, не может так человек.
Вниз глянула, на спине дракона через лес летит. Дракон крылья свои белые да холодные раскрыл, кроме ветра и снега, ничего не видно. Под ногами лес хвойный, перед глазами горы Ридерские. Схватилась она за шерсть на его спине покрепче, страшно лететь, еще страшней упасть. Только взвизгнуть успела, как перед пещерой горной оказалось. Чудище, как водится, о землю стылую ударился и вновь в юношу красивого превратился.
В пещере, как в доме деревенском, все есть, и печка, и теплый хлеб. Около печи девиц несколько сидит, греются. Одна песню поет, вторая рубашку зашивает. Третья тесто месит. Какие просто болтают. В доме чисто. Дорожки самотканые настелены.
- Ой, Ванечка пришел, - девицы зашептали. Маринка как столп соляной на пороге стоит и всех так внимательно разглядывает.
- Ага,- думает, - значит, дракона Ваней зовут. А это его гарем. И меня, таким образом, в гарем украли?! Ладно, если на юге жила бы, а так чтобы в родных лесах воровали. Это уж слишком.
А дракон уже рубашку зашитую примеряет.
- Ну, нет, - думает Марина, развернулась, как закричит, как парня за рубашку схватит, - верни меня туда, откуда взял! Я на пасеку шла, а ты меня черт знает куда принес! - Давай рубашку трясти. А в рубахе и нет никого. Повернулась, блондинчик в другой стороне стоит, за спиной. А девицы тут же петь.
- Как рубашечку плела, то из хлопка, то изо льна. Ничего путевого ты так и не сплела.
Смотрит Маринка, в ладонях рубашка на лоскуты, да нити расползается.
А девицы ее локтями толкают, из печи горшки достают, вкусный дымок от горшков поднимается, по дому стелется, вот уже и стол накрыт. Усаживают ее покушать, наливку перед ней ставят. "Выпей настойку, на местных корешках сделанная, вкусна-я". Подруга моя, понятное дело, утомилась к тому моменту, и за стол плюхнулась, упрашивать не пришлось.
Пригубила Маринка и чувствует, будто она что-то важное позабыла, будто вышла из дома, а что оставила, вспомнить не может. А где же лыжи ее? Огляделась, у печи должны были стоять, нет. А рюкзак, там вещи теплые? Тоже нигде нет. Как же так она зимой все потеряла?
Девицы с драконом напились, наелись и опять петь. Одна, значит, аккордеон взяла. Дракон в центр вышел, танцует.
-Погоди же, Манечка, дай станцую с Ванечкой!
-Топ-топ, хлоп-хлоп, вышел танцевать прихлоп!
Тут все разбежались, в центр смотрят и смеются. А Ванечка какую-ту девицу обнимает. Маринка тоже глядит, куда все, что за прихлоп танцует. А это таракан, оказывается, девиц смешит, забавно так на ножках прыгает. Одним глазом она на прихлопа смотрит, а другим на Ванечку косит. А Ваня с девицей в стене растворился. Как не бывало.
В минуту Марине все надоело, и хохот и шутки, и танцы прихлопа. Она веник схватила, на прихлопа замахнулась. Но таракан бывалый, быстро за печку убежал. А девки замолчали и так с осторожностью глядят.
-А вы-то как тут оказались? - закричала Марина на девушек.
А что они ей расскажут, если память у них совсем отшибло. Одна говорит, я вчера из-за печки вылезла. А вторая, что ее аист в клюве принес. Третья про капусту что-то городит.
Маринка плечами пожала: "Детский лепет".
Тут одна подошла и на ухо шепчет: "Ты с наше здесь поживи, тоже залепечешь"...
- Так вы давно здесь?
А девки быстренько одна другой на колени сели и запели: "По кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам, ехали, ехали, в гору заехали. В норку бух". Какие на пол повались, какие меж колен провалились, в общем, все на полу валяются, ногами дрыгают и хохочут.
-Вы мне эти детские штучки бросьте, - говорит Марина, - я девушка взрослая! И с вами как с взрослыми людьми будут разговаривать!!
Как девицы заплачут.
- Я вас что обидела?
-Да-ааа! - Закричали. - Зато новенькая мается, как полагается! - И не успела "новенькая" что либо против сказать; толпой навалились, руки веревкой связали, ноги жгутом обмотали, на волосы венок из бумаги надели, на стул поставили, и сказку рассказывать заставили. А в руках кто яйца, кто помидоры наготове держат.
- Что это все значит? - Говорит Маринка, - мне же больно и не удобно так стоять связанной.
- Это ты маешься, - отвечают ей.
- А сказка тут при чем?
- Расскажешь плохую, мы тебя яйцами, да помидорами закидаем.
- А если вообще рассказывать не буду?
- Все равно закидаем. Ой, больно будет, совсем измаешься. И мыться в баню тебя последнюю пустим.
- Ужас! - Испугалась Маринка.
-Ужас, ужас, - подхватили девицы, - рассказывай нам какой-нибудь ужас!
Вот Марина что-то на ходу сочинила. Ни одной сказки страшной вспомнить не могла. Впечатлениями собственными после всей истории, с ней приключившейся, делилась, и вот что заметила, если руки связанные, придумывать что-то очень тяжело. Только это не оправдание. Парой помидор все равно в нее попали. Развязали. И в баню пустили. Марина тем временем думала, как ей сбежать.
Из бани дверь приоткрыла, налево - снег, направо - снег. Девушки драконьи в снежки играют.
- Отчего они себя как дети ведут?!
Тут, в баню, девица зашла, та, что на ухо шептала. Села на полку, воды в ковш набрала. Вроде греться села.
- Что,- спрашивает, - еще помнишь?
Нашу-то девицу, как кипятком обдало. Ведь тоже эта, которая зашла, только что со всеми бегала-играла. А теперь взрослыми интонациями вопрос задала.
- А ты что помнишь? - Марина - вопросом на вопрос.
- Мало. Ты наливку не пей. Сама вид только делай. Меня Натальей звать. Я поселковая, вроде тут недалече. Это я помню. Летом было. Куда шла не знаю. Чернявенький такой парень встретился, красивый...
- Как же чернявенький? - Возмутилась Марина. - Он же блондин!
- Ты блондинов любишь, а я чернявеньких, вот что это значит. А сидим мы с тобой в одной пещере.
- А как сбежать?
- Не знаю, но соображениями поделиться могу. Ты заметила, что девушки все взрослые, у иных, если присмотришься, и седые волосы есть. А ведут они себя как дети. А он прилетает, со всеми песни поет, танцует и опять улетает. Но говорят, раз в год дракон желания исполняет. Вот я жду своего "раз в год"!
- А когда он будет?
- Что же ты, как будто не знаешь?! Все детские мечты на Новый Год сбываются!
- Так просто? А другие девушки уходить отсюда не хотят?! Им здесь нравится?
- Просто, да не просто. К Новому Году здесь все забывается. А исполняет он самые заветные желания. Вот я думаю, хочу к маме и папе вернуться. А куда, не помню. И то мне кажется, что мама моя лицом, как снег белая, а то вот такая румяная как ты. И то мне папа снится, а то дракон как папа. Вот и загадай самое заветное желание.
- Ну, я-то знаю, - говорит Маринка, - я на пасеку шла.
- А дорогу помнишь?
Тут Маринка тоже растерялась...
- Дело себе в доме найди! - Посоветовала Наталья.
Стала Маринка в доме драконьем с девицами жить. Через какое-то время заметила, что во все игры с другими девушками играет. И что песни громче всех поет. Она и сейчас от той привычки до конца не избавилась. Спросишь ее о чем, а она тебе частушкой ответит. А нитки не зря в ее руки попали, стала она плетеньем заниматься из нитей. Дело вроде декоративное. Руки заняты. Голова свободная. Подарки к новому году готовила, в то же время слушала, о чем между собой девушки говорят. А как поймешь, когда Новый Год? Снег кругом, календаря нет.
Да только однажды Дракон ель принес. Ароматную. Девицы игрушки повытаскивали, радости на день, елку украшали, пироги-торты праздничные пекли. Целый день перед зеркалами вертелись, старались одна лучше другой одеться. Дракон ни в чем не отказывал. Добра в доме много было...
И вот момент наступил. Вечером праздник начался. И Ваня-дракон прилетел со всеми праздновать. Наплясались, нацеловались, с праздником друг друга поздравили. Вышел дракон в центр, сел на стул и голосом низким загудел. Маринка будто впервые его голос услышала.
- Ну-у, у кого какие заветные желания? Исполняю.
Девушки - наперебой:
- Куклу хочу большую, чтобы рот открывала, в розовом платье.
- И я куклу хочу, только маленькую, чтобы ручками двигала. А платье все равно какое...
- А я наряд себе хочу свадебный. Замуж хочу. Отдай меня Ваня замуж.
- А чем я не муж? - Отвечает Ваня, - будет тебе платье, и свадьба у нас будет настоящая, сразу после Нового Года. А платье сейчас. И все стало появляться: и платья и куклы. И вот очередь дошла до Маринки. Она и говорит.
- Я тебе Ваня подарок сделать хочу, от всего сердца, и кладет перед ним покрывало из нитей плетенное. Чтобы тебе уютно было. - Ухмыльнулся дракон, а Маринка продолжает, - И надеюсь, ты мое заветное желание исполнишь?! Я хочу на Драконе полетать, и чтобы моя подруга, - и пальцем на Наталью тычет, - за моей спиной сидела. И летели мы вниз под гору, а отпустил меня дракон там, где я скажу. Там мы и распрощались бы.
Вот так Марина и вывернулась, а дракону делать нечего, обещал желание исполнить, держать не стал. Девушек на спину посадил и полетели.
Как до леса долетели, Маринка увидела знакомые очертания, вспомнила дорогу, и показывает, туда лети. В сторону дома. Он ее почти до дверей донес. А Наталью с собой обратно забрал. "Не было, - говорит, - такого договора, что у вас заветное желание одно на двоих".
А дома все уже с ног сбились, искали. Родители, друзья. Как домой вернулась, без лыж, рюкзака... Ладно дело, живая, здоровая, румяная.
У подруги моей после ее возвращения местные газеты интервью брали. "Как так в лесу почти две недели зимой одна бродила"? Она им про то, как в снегу землянку копала небылицу сочинила. А про Дракона только мне по-дружески и рассказала. Другие-то не поверят!
Наталью она через какое-то время на улице встретила. Пообщались, конечно, подруги по несчастью и приключениям. Та рассказала, пока на драконе летала, и дом свой вспомнила и родителей. Так Ваня-дракон и ее отпустил.
А вы если в лес пойдете, знайте, сядете, где перекусить, останется ломтик яичка да кусочек хлебушка, вы под кустик Хобе положите, и дорога и погода, чтобы у вас нормальная была.
Странствие Никиты
(сказка-быль)
Никита жил в большом городе, работал водителем автобуса, были у него двое детей, жена. Загулял Никита. Крепко запил. Жена с ним не разговаривала, взрослые сыновья рассердились. Ушел он с сотоварищами по бутылке. Неделю не приходил, две...
Грязный домой вернулся, небритый. Жена рукой махнула, не первый раз она такого видела. Уж и противно было, но пожалела. Много лет вместе они прожили, жалко выгонять пьяного человека в старость на улицу. Спать уложила в маленькой комнате не больше кладовки. В комнатке этой соленья-варенья стояли, банки всякие. Вот туда она раскладушку поставила, матрац бросила, простынку чистую дала.
Спал Никита беспокойно, всю ночь вертелся. Все думал, что жена на него сердита, да и дети тоже. Никита кулаком пьянке спросонья грозил, не ушла. Не боится кулака. Душит его змей, а у Никиты сил нет сопротивляться. Наутро кается, вечером напивается.
Приснилось Никите, будто душа его выскользнула из тела. Села рядом на банку с вареньем и на ухо шепчет: "Зря ты, Никита, так живешь, ведь хорошим мужиком был, друзья тебя любили... что с жизнью сделал, а со мной?.. Истерзал ты Никита, меня, душу свою, да сердце свое. Уйду я от тебя в родные края, где родился. А ты как знаешь! Хочешь -- другую душу найди, что выпить любит и с тобой сдружится; хочешь -- меня ищи, а хочешь - без души живи". Взлетела душа над телом и выпорхнула через стекло в закрытое окно.
Открыл глаза Никита, испугался, рядом никого нет, на улице еще темно. Он, не он, признать себя не может. Присел на раскладушке и до рассвета в окно смотрел, глазами не мигал. А на рассвете глаза сами собой закрылись.
Проснулся от запаха: что-то на кухне жена жарила. Давно не просыпался, чтобы в доме домом пахло. Встал, тяжело добрел до ванны, умылся. Зашел на кухню.
-- Жена, -- сказал Никита, -- конченный я человек, душа от меня ушла. Пропал я, -- и заплакал.
-- От тебя не только душа ушла! -- сказала жена. -- Никому ты не нужен такой: ни мне, ни детям.
Тут и дети проснулись, вышли на кухню, посмотрели на плачущего отца.
-- Эх, отец, -- сказали дети, -- где ты раньше был? Сколько говорили тебе, чтоб ты пить бросил. Ну, хватит, переночевал и иди... собирай вещички да уходи туда, где пил, где был, где жил.
-- Так что же мне забрать? Да и идти мне некуда?
-- А нам не важно это...
Так слово за словом, и выгнали дети отца-пьяницу из дому.
Нетяжелый вещевой мешок за плечом болтался: куртка и брюки. В руках денег немного. Дурно было Никите от всего, что с ним произошло, да от прошлых пьянок в животе булькало. Брел он по городу: к друзьям уже идти не хотелось, и пить не хотелось. Все Никита в жизни потерял, все было, а больше не будет. Сел на тротуар рядом с бабкой, что на бобах гадала.
-- Позолоти ручку, -- сказала подслеповатая бабка, не оборачиваясь к Никите, -- я тебе про жизнь расскажу.
-- Что ж ты мне про нее рассказать-то можешь, -- вздохнул Никита, -- была жизнь, бабка, и нет ее теперь.
Бабка повернулась лицом к Никите.
-- Ох, милок, горе-то какое у тебя! Без гадания видно. Редко такое бывает, видать досадил ты своей душе.
-- Ты откуда, старая, знаешь?
-- Да, видно, тебе говорю, видно, когда есть у человека душа, а когда нет. У тебя была. И не совсем ушла. Зря причитаешь.
Никита вспомнил сон, как душа вылетела, что в ухо шептала; рассказал его бабке от начала до конца. Бабка только головой покачала: "Вот и иди, иди, туда, где родился".
-- Спасибо тебе, бабушка, -- Никита развязал мешок, -- вот возьми куртку, что ли. Помогла ты мне, хоть успокоила.
-- Нет, -- покачала старуха головой, -- вещи тебе в дороге пригодятся, иди человек, ничего я с тебя не возьму, если повезет, вспомни старую.
А куда идти, куда ехать? Родился он в деревне. Молодым перебрался в город, всю свою жизнь в городе прожил. По молодости часто снились ему сосенки из соседнего с деревней леса. Чем старше становился, тем больше эти сосны забывал. Мать давно умерла. В деревне он никого не знает. Только что названия помнит и дорогу в ту сторону.
Пошел Никита на железнодорожный вокзал, просидел до вечера, в сумерках запрыгнул в ночной поезд, чтобы проводники не видели, так зайцем из тамбура в тамбур переходил и до родных мест доехал. Вышел на улицу, запах леса в нос бьет, от свежести голова кружится. Пришел в деревню родную засветло. Смотрит, а деревни и нет.
Стоят три дома, окна открыты, двери поломаны, бегают собаки бродячие. И ни человека, ни души. Рассвет сморил Никиту, устал от своих путешествий, свернулся на крыльце чужого дома, ноги в мешок засунул, куртку на себя накинул и проспал, пока солнце припекать не стало.
Проснулся, все тело ломит, голова болит. Нашел колодец, пустое ведро, вытащил воды, напился. Рядом малиновые кусты стоят, малина переродилась, уже не крупная домашняя, а мелкая дикая. Забрался он в малинник, так с куста и ел ее, сладкую. Вышел на дорогу деревенскую, красота везде, куда ни посмотри. "Отчего же люди из такой красоты уезжают, все бросают? -- подумал Никита. -- А отчего я сам уехал? За жизнью счастливой в большой город?"
Сел Никита на землю и стал вспоминать всю былую жизнь свою. Как мальчиком по колено в грязи на хрюшках ездил, как осенью в лес за грибами ходил. Однажды шел с большими мальчишками по поляне, поскользнулся на мокрой траве, упал и прямо в грибницу, набрали они тогда грибов полные корзинки.
Видит Никита -- в пустой огород через маленький заборчик в заброшенный сарайчик курочка идет. Прыг-прыг туда, через какое-то время обратно. Встал Никита и следом к сараю за курочкой. Курочка через огород убежала, а Никита заглянул в сарай -- там, на сухой соломе яйца куриные лежат. Счастье для пустого желудка! Яйца выпил и думает, откуда курица в деревне, где никто не живет? Пошел на поиски жилья. Дорог в деревне немного -- одна в деревню, другая из деревни, -- пошел Никита по той, что из деревни в лес.
Темно в лесу: вот только утро было, пока готовил, ел, спал, уже сумерки пришли. Развел Никита костер. Сидит, на огонь смотрит, как языки пламени танцуют. Птиц лесных слушает. Странно Никите: бродяжничает он, ни с кем два дня уже не разговаривал. В большом городе жил, все мечтал -- денек бы помолчать, здесь ходит-бродит, никто ему ни здравствуй, ни до свиданья. Неуютно, непривычно. Только есть в этом что-то, не хочется Никите из лесу уходить.
Так заснул, далеко собачий лай грезится, в темноте силуэт кажется. Костер потух. Померещилось Никите -- черная собака к нему подошла, лизнула руку. Посмотрел на нее, повиляла перед ним хвостом, побежала, а от хвоста тень, как паутина, от кустика к кустику, от деревца к деревцу тянется. Поднялся Никита вслед за собакой и пошел темной дорогой.
Пришел на поляну. Дом, пасека, на пороге бородатый мужик стоит, в бороду улыбается, здоровый дядька, как зеркало на молодого Никиту похожий.
-- Заблудился или нашелся? -- спрашивает.
Удивился Никита, будто родное что почувствовал. Знал его, наверное, в детстве, а сейчас вспомнить не может.
-- Может, заблудился, -- отвечает,-- а может, и нашелся. Пустишь к себе помыться, поспать, поесть, -- нашелся, не пустишь -- заблудился.
-- Заходи.
Зашел Никита в дом: чистота, порядок, баньку ему пасечник натопил, медку-самогонки поставил.
-- Нет, -- поморщился Никита, -- за баню спасибо, за прием спасибо, а вот эту не буду. Свела она меня с ума и все у меня отняла. Пусть без меня теперь. Не хочу.
-- Верно говоришь, -- сказал мужик и припрятал самогоночку, будто и не было ее на столе.
Все Никита рассказал мужику про жизнь свою, про скитания, только не стал рассказывать, что душа от него ушла, застеснялся Никита. Вот и утаил.
Мужик молчал, все бровями водил да в бороду улыбался.
-- А хочешь в доме таком жить? -- спросил пасечник.
-- Конечно, хочу, что же мне еще в мире делать?
-- Так оставайся, леса много, дом тебе по соседству поднимем. За пчелками в город на базар съездим. Приезжает тут ко мне горожанин отдыхать, Максимом зовут, он мед у меня покупает, свежий хлеб привозит, продуктов, какие надо. Хорошо тут жить. Вольно.
-- А когда начнем дом строить?
-- Вот выспишься, а с утра и начнем!
День гулял по лесу Никита, с сосенками разговаривал, на белок смотрел, в небо ясное вглядывался, в траву густую всматривался, грибочков поискал -- не нашел, жарко, не сезон еще. Зато ягодок всяких лесных собрал, травы душицы к чаю. Вернулся на пасеку.
-- Мальчишек бы мне моих сюда позвать, жену, если приедет. Обижать ее не буду. Жили бы тихо, спокойно. Руки у меня есть. Все делать умею.
-- Позовешь, позовешь, -- кивал головой пасечник. -- Ну, что, время спать, утром завтра рано вставать.
Проснулся Никита, птицы поют, а во дворе машина гудит. Натянул рубаху. Кто это с утра приехал? Вышел во двор. Собака черная лает. Стоит у забора машина, рядом с ней парень молодой и быстрый. Из тех, что в городе умеют деньги зарабатывать.
-- Привет, дядя Никита. Как дела?
-- А ты кто же, что меня знаешь?
-- Ты что, дядя, умом от одиночества тронулся? Все только говоришь -- сынов позову. Зови скорей, а то уже никого не узнаешь. Помирать не собрался?
Никита смотрел на приехавшего с удивлением.
-- Да я это, я, Максим. Ты мне мед продаешь.
-- А-а-а, Максим.
-- Уйди ты, дядя Никита, со своими шутками лесными. Ты у меня алебастр просил, сарайку новую класть собирался, привез я тебе. И хлебушка привез. Ну, что, в дом-то пустишь?
-- Заходи.
Накрыл Никита стол на веранде, на свежем воздухе, сидел Максим, чай пил, все про город болтал, не унимался. А Никита раздумывал, кто же этот пасечник был, что встретил его и исчез?..
-- Слышь, дядя Никита, -- прервал его мысли Максим, -- шел я как-то по базару, бабка там слепая на бобах гадает. Остановила меня, за руку схватила. Я знаешь, не люблю, когда меня за руку хватают. И говорит: "Ты ездишь к пасечнику за медом?". Я ей говорю: "Да пасечников много!". Она мне: "Никитой зовут". Я ей: "Точно, старая, не знал, что Никита с ведьмами знается". "Ты, -- говорит, -- ему привет передавай, да спроси, пустит ли, если приеду за травами?" Должок вроде у тебя перед ней. Эх, дядя Никита, сколько к тебе езжу, а про тебя как будто ничего и не знаю.
-- Да, -- махнул рукой Никита, -- мне кажется, что я сам про себя ничего не знаю...
Так они просидели весь день -- молодой и старый. О жизни говорили. За сосны опускалось большое красное солнце.