ТЕПЕРЬ. ИЮНЬ 2017 ГОДА. ТВЕРСКАЯ ОБЛАСТЬ, КУШАЛИНО. ФЁДОР СРАМНОВ.
Капитан Звиад Гамишвили никогда не был терпеливым человеком. Напротив, вывести его из себя было просто, даже - слишком просто. Про это, совсем не красящее его, свойство собственного характера капитан, конечно же, знал. Более того, считал его наихудшим из собственных зол и, как мог и умел, пытался с оным бороться. Борьба эта на временном горизонте жизни Звиада протекала с переменным успехом. Взрывной характер, унаследованный от отца - генерала (Царство ему Небесное), сколько себя помнил Звиад, частенько приносил ему неприятности и сложности. Армия, с её жёсткой субординацией, некоторым образом нивелировала эту черту. Другое дело - жизнь гражданская, с её бардаком, разнузданностью. Лично для себя, Звиад подсознательно делил свою жизнь на две взаимоисключающих жизни - служба и гражданка. И, покидая расположение части, Звиад концентрировался, чтобы - не дай Бог - не сорваться при первом удобном случае. Случаи эти, естественно, постоянно возникали; но годы аутотренинга на подавление ярости тоже не проходили даром - к своим сорока капитан Гамишвили, не добившийся особых высот по службе, худо - бедно держал себя в руках. В новых нынешних реалиях Гамишвили себе не изменял: как и до Беды, так и теперь, подчинённые капитана выучили и приняли к исполнению простое правило - не будить зверя. Пусть себе дрыхнет. И когда какое-либо дерьмо таки случалось, старались не являться под гневные очи командира первыми. Служба - она сближает. Где ещё сможешь так узнать всю поднаготную характера своего коллеги или сослуживца, как не в казарме?! И те, кому довелось послужить с капитаном ещё в прошлые годы, знали также и то, что за приступом лютого гнева командира достаточно быстро наступает ремиссия. Капитан Гамишвили не был терпеливым и спокойным человеком, нет. Но он был отходчивым.
Гамишвили лютовал полчаса, непотребно ругаясь и всячески пытаясь прогнуть своё, после того, как Срамнов, опоздав на Совет и ввалившись в комнату Правления с лицом, словно недавно общался с Самим, безапелляционно потребовал отстрочки исполнения приговора по Окулисту. Люди капитана, явившиеся на Совет со Звиадом, с ходу спрогнозировали что сейчас начнётся и под каким-то непонятным, но благопристойным предлогом попытались слинять. Промычав нечленораздельное, Семчук подмигнул остальным двум бойцам, и те как-то резко засобирались.
-Сидеть, Семчук, наик!!! - выпучив глаза проревел Звиад и парни разом поникли, как пыльные мешки опустились на свои стулья. Покачивая головой, Семчук закрыл лицо руками.
Повисла недобрая тишина. Уставившись в стол, капитан замер на минуту, но вдруг, словно кто-то незаметный добился наконец успеха, загнав ему в задницу гвоздь - пятидесятку, орудуя молотком прямо из-под сидения, он подскочил. Стул отлетел к стене. Как удары многопудового молота, на присутствующих, невзирая на отца Настоятеля, посыпался жёсткий, отборный мат.
-Охерел, Федя?! - источающие нездешний гнев, глаза Звиада бешено вращались в орбитах. - Что у вас тут за богодельня такая, наик?! Какая такая, к ебеням, Маша?! Кто она?! Почему я, потративший кучу времени, нервов и топлива, должен ждать какую-то Машу?! Вы в себе, селяне?! Что вам, наик, ещё надо?! Какого вообще хрена я вас слушаю и тут делаю?!
Приводить полную стенограмму этого монолога можно было бы долго. Людям, не понаслышке знакомым с палитрой тех чувств, всколыхнуть которые может лишь хлёсткий русский мат, любящим его и изучающим тонкости его ежедневного употребления, наверное, стоило бы брать уроки у Звиада. Но беда в том, что с некоторых пор на употребление оного в Селе было табу. Так-то всё понятно: Звиад - человек новый, с местными правилами знакомый не особо. Ну, разошёлся - с кем не бывает?! Всё бы ничего: но на Совете! Да мало того - в присутствии отца Паисия!!!
У старика терпения было поболее. Поэтому лютовал капитан аж целых полчаса. Если задуматься и попробовать припомнить, всплывёт, что никому из местных, сельских такого кредита никогда не выдавалось отцом настоятелем. Пара слов - и довольно. Пошёл выполнять епитимью. Это знали все, а оттого, слушая брань Гамишвили, премного удивлялись терпению отца Паисия. Но всему есть предел - и оно иссякло.
-Довольно, милчеловек!!! - взвинтился из-за стола отец Паисий. Столь гневным многим видеть его не доводилось. Седая борода, словно протестуя против только что слышанной брани, встала колом, обычно добрые улыбчивые глаза исторгали молнии - старик-Зевс бы позавидовал. С недюжинной силой он впечатал в стол навершие трости; стаканы, кружки, всё, что стояло и лежало на столе, подскочило и со звоном вернулось обратно.
-Довольно!!! - громоподобным басом прорычал он. - А ну-ка сядь! Сядь, я говорю!!! Ты сказал - теперь меня послушай!
Звиад, совершенно не ожидая такой реакции от старенького, словно сошедшего с образов, священника, зашарил рукой, пытаясь отыскать и вернуть в законное положение свой стул. Нащупав его, кое-как поставил и плюхнулся. Удивление Звиада было настолько велико, как если бы, беседуя с ребёнком на его языке, сюсюкая с ним, капитан вдруг узрел как тот превращается в монстра. Такого он не ожидал и правильным будет сказать, капитан некоторым образом испытал шок.
-Сел?! - продолжал нависать над столом гневающийся батюшка во всеобщей повисшей тишине. - Теперь ответь мне: какие бесы тебя одолели, капитан, что ты сквернословил так?! Не стесняйся - у нас тут рука набитая. Всех изгоним! Или русский язык, на котором исстари изъяснялись наши предки, писалась величайшая литература и поэзия - иссяк?! Я так не думаю! Или на твоей родине так принято, невзирая на седины старцев, браниться, как чёрт на язык положит?! Я так не думаю! Гнев - лютый грех, вкушённый от самого Врага, будь он неладен! Гнев и гордыня - погубят быстрее пули. Про свою душу не радеешь, озирая происходящее - о наших подумай! Верх глупости - подобным способом бесов приманивать сюда, где собрались люди совет держать, как дальше жить в угоду Господу и Врагу на посрамление! Или не ведаешь - кто первым является к нам на наши грехи и нерадения?! Что глаза опустил, капитан?
-Простите, батюшка! - втянув в плечи голову как-то невнятно пробормотал Звиад.
-Бог простит!!! - махнул рукой старец. - Не наше дело - судить да прощать, а мы сегодня и так уже осудили довольно. На смерть осудили! Она, может, ему и по заслугам. Велик спуд содеянного, и, памятуя о живых и спасшихся, верю, что решение это воистину правильное. Но всё ж - это грех, и его ещё замаливать предстоит. Не лежит моё сердце на это, однако, против общего мнения не пойду. Не люди для Церкви, но Церковь для людей. Понимаю я и тебя, капитан. Но послушай сперва, что расскажу я тебе, а потом уж решай, как поступать. Не давай бесам волю решать за себя.
Звиад снова попросил прощения у всех присутствующих, покаявшись на гневливость и нетерпимость к ущемлению своей воли. Его уже отпустило, и как обычно с ним случалось, за приступом неконтролируемого гнева приходил стыд. Отец Паисий, возвратившись в своё обычное, мирное состояние, вернулся за стол, и обозрев собрание, продолжил:
-Вы у нас тут гости, люди новые. А мы живём тут. Сами знаете - много страшного, непонятного теперь происходит. Умный человек задумается, присмотрится, постарается разобраться - если сможет. А дурак будет орать и шарахаться от собственной тени. Сим поведением обретёт себе скорую могилу; и это хорошо, если могилу, а не иное какое страшное состояние. Это я говорю не к тому, чтобы обидеть вас как-то. Прошу прощения, если уж так вышло. Это я к тому, что не стоит вот так просто относиться теперь ко всему новому и непонятному вокруг нас. Кто знает, что нам теперь на пользу из того, а что - во вред? Так вот, ты спрашивал о Маше, Звиад. Я расскажу. О, у этой девушки весьма, весьма странный дар! Время от времени она видит некие существенные моменты из будущего. Именно -существенные, это ключевое слово. Кроме того, может сказать многое о человеке, дотронувшись до него. Вот как с тобой сегодня. Словам и предостережениям её мы доверяем. Даже я, священник православный, по чину своему и уставам Церкви вроде бы должный пресекать подобное и отвращать от сего своих прихожан, сдаюсь. А потому, что рекомое ею имеет обыкновение исполняться. Во многом оказала Маша помощь общине и от многого, исполнившегося в последствии, предостерегла. Человек она загадочный, малообщительна, скрытна. Видения эти ею весьма дорого ей стоят, забирают силы и здоровье. Таков уж расчет за этот её дар - или крест - уж я не знаю. Фёдор говорит дело, но решать тебе...
-Позвольте перебить, батюшка! - вклинился в речь священника Срамнов.
-Говори, Федя! - кивнул отец Паисий.
-Звиад, сам видишь. Верно отец Паисий говорит - тебе решать. Хочешь размотать его сегодня - твоё дело. Я понимаю, что вам не терпится, но сам же сказал - многое надо бы узнать у него, а вытянуть не получается. Я подумал тут - его смерть ведь может и подождать. Куда она денется? Хуже того для Окулиста само ожидание. "Нико" со Стивеном Сигалом смотрел? Помнишь: "Ожидание смерти хуже самой смерти"? Эту мудрость в полном объёме можно позволить прочувствовать королю людоедов. Кроме того, когда Маша очухается, она пощупает этого нелюдя, и все твои вопросы получат ответы. Это я тебе обещаю. Ну что?
-А что с Машей? - удивлённо спросил Пётр Васильевич. - Вроде как нормальная была...
-А, да, простите. - щёлкнул пальцами Фёдор. - Главное-то и не сказал - Звиад сбил с понталыги своим выступлением. Так что - сеанс у неё, еле домой дотащил.
-Опять - двадцать пять! - схватился за голову староста. - Откачали? Что говорила?!
Все собравшиеся за столом, включая парней Гамишвили, как-то резко подобрались, во все глаза уставились на Фёдора. Как обухом по голове - иначе и не скажешь. Отец Паисий неодобрительно покачал головой - мол, что мы тут обсуждаем-то? С этого надо было начинать!
$$$
В пророчества Марии верили все. Включая и клир; а как тут не поверишь-то когда всё на глазах делается?! По сану и церковным канонам батюшки как бы должны пресекать всякие поползновения пророчествовать да кликушествовать - издревле принято считать, что всё это от лукавого; суть маловерие, безверие от которых, прости Господи, и до колдовства и волхвования рукой подать. Но то издревле! А теперь-то уж иные времена. Как осудить девчёнку, коли она на общее благо крест свой подняла. А то, что крест сей весьма тяжек, сомнений не было - после каждого "сеанса" принимала страшные страдания девка. Из дому неделями не выходила, да что там: не вставала даже. Вот как пил её жизненные силы этот дар, во зло или во благо проявленный Богом. Поперву, как Маша только появилась на Селе - а эта история всем известна- особого значения её словам никто и не придавал. И то: не до того людям было. Странная какая-то девка - нелюдимая, неразговорчивая. Спросишь что - то ли ответит, то ли - нет. Поди знай, что у неё на уме. Подойдёт, бывало, к мужику, дождавшись, когда он, попрощавшись с товарищами по бригаде, усталый поплетётся с площади домой. Подойдёт, и как отрубит: "Помрёшь скоро!". Мужик, допустим - (а чего допускать?! Так оно и было: случай известный.) - весь день лес валил в бригаде Михалыча, устал как чёрт, ноги не держат. А тут - такое. "Да и иди ты, юродивая!". "Пойду. А ты готовься - третьего дня тебя лесиной убьёт. Исповедайся. В доме дела доделай. Как помрёшь, кто матке поможет? И бабе, с которой ты в бляду живёшь, отлуп дай заранее - ей жить ещё, а тебе нет." "Да пошла ты, курва чёртова!" - исторгнет проклятие лесоруб, а всё ж, домой поплетётся со спудом на сердце. Глядь, а так и вышло, как девка сказала - третьего дня, точь в точь, замешкается, а ствол сосновый ему аккурат по голове...
Много всего предрекла Наша Маша, и всё в точности исполнялось. Вот только соль вся в том, что "видела" она эпизодами, но каждый из них для общины был крайне важным, существенным. Сказать, что Маша предрекала всё, что случиться - солгать значит. Нет; дар её работал иначе. Но критические проблемы и трагедии, сопутствовашие новой жизни Села Кушалино, практически все были обрисованы Марией заранее. Беда в том, что даже узнав, изменить многое было уже нельзя... Что касается непростых взаимоотношений отца Паисия и Марии и их эволюции от неприязни до практического сотрудничества, то в них тоже есть своя тайна. Отец Паисий просыпался с ней и ложился - с тайной, конечно, а вы что подумали? Жгла она ему сердце, словно калёным прутом жгла. И жил с ней старец все эти годы, стараясь замолить, забыть - да как?! И винил себя, только себя, и мудрствовал наедине с собой долгие ночи, а покой так и не приходил к старику. Отчего так?
А вот от чего. В ту ночь заснул отец Паисий в храме. Умаялся. Шли первые месяцы. Страшно было, очень страшно. И вдруг - топот в храме среди ночи. Сам наказал двери на ночь не затворять, и вот, тревожный знак. Мигом скинув дремоту, старик перекрестился и вышел в неф из ризницы, где прикорнул. Увидев пастыря, в ноги ему, протиравшему слипшиеся от тревожного сна веки, бросилась старушка.
-Батюшко! Срам мне. Простите, родненький, что разбудила-то. Вон что случилось-то!
-Встаньте, встаньте. Пол холодный. Что произошло? - тревожно спросил отец Паисий, поднимая с колен бабку.
-Да что!!! У Машки-то этой ить припадок! Ить я соседка ейная. Дак вот. Её ж к Акимовне в дом поставили, так? А я ж в соседнем доме, что через дорогу живу. Дык спать легла. А та орёт! И воет аж - страсть Господня! Словно режут заживо, прости Господи! А мало что?! Вон, на дворе времена какие! И то - а ну как покойник явился? Что ж я, стоять и смотреть буду, как жрёт, окаянный, живых?! Я-то топор подхватила да на двор. Вижу, у Акимовны-то огонёк в окне затеплился. Ага, думаю, не покойник всё же. Небось, опять жиличка ейная, Машка энта, дурит.
-Так в чём дело-то? - удивлённо спросил батюшка, огорчённый тем, что поспать опять не удалось, и из за чего? - Вы, матушка, суть говорите.
-Дык а я про что? - всплеснула руками старуха. - Покрестилась, да пошла к Акимовне. Стучусь, да та не отпирает. Что ж такое-то?! Да я-то знаю, что Акимовна вечно дверь на дворе открытой держит. Худая она у ей, не запирается. Ну я шмыг - да на мост. Ну, вхожу. Гляжу - девка-то на полу лежит, а Акимовна над ней хлопочет. Я ей в глаза-то глянула - ой, батюшки - светы! - закОченные оне у ней. Я и подумала - неживая! Подымется щас - и пожрёт ить, как оне делают, када встанут. А Акимовна над нею причитает:: "Доченька! Машенька!" Я и говорю тогда: " ПомЁрла? Дык давай, Акимовна, сделаем с ней как надо, пока не поднялась!" А Акимовна мне: "Дак не померла она, Авдотья! Приступы у ней. Больная она такой болезнью!" Я тогда перекрестилась - грех-то какой! Топор бросила, да давай соседке помогать. Мужиков-то нет - что у меня, что у ней. Вот, вдвоём девку на кровать затащили. Лежит, глаза закОченные, зрачков не видать. Страх! Что ж делать-то? Надо, видать, фершала кликать нашего, кабы не помЁрла. Греха не оберёшься. И тут она как заговорит! Да страшно так, как не своем голосом! Батюшки - светы! И вот что мы услыхали от её. Говорит, мол, как старший у мужиков всех соберёт ехать в мёртвый город, так съездят дважды, а на третий умруны всех съедят. Вот прям так и говорит. И, говорит, изменить это никак не можно. Всех, мол, сожрут. И только один вернётся. Толстый мужик, говорит, про мясо запамятовал - от того всё и случится. Я покумекала, и думаю, старший мужик - то про Гришку сказано, а мёртвый город, кажись, Калинин получается. Вот, не знаю таперича, что и думать. Страсти ведь какие же! И то, вроде мужики до Калинина не собирались - Егор Важенин, сосед ить мой, с ими, с Гришкой же ходит. Небось сказал бы. Вот я к Вам и поторопилась. Можа, и важное это что.
Отец Паисий, выслушав старуху, огладил рукой бороду.
-Ну что сказать тебе на это? Дивлюсь я на вас. Вроде уж какие знаки Господь дал - а вы всё те же, всё туда же. Мало ли всякой бесовщины вокруг твориться?! Нет, вам мало. Грех на грехе, и грехом погоняет. Верите во всё, во что верить не стоило бы, а про истинную Веру имеете крайне скудное понятие. Казалось бы - ну припадок у девушки. Вон что вокруг: удивительно ли, что люди не выдерживают? Мёртвые встали, едят от живых, и надо бы задуматься о душе... Но где там! Кромешная бесовщина, глухая - вот что вас увлекает... И не лень в ночи бежать было! А ведь мужики каждую ночь по десять - пятнадцать ходунов упокаивают! Всё! Ступай; да обхода на паперти дождись. Сама не ходи, дождись. Проводят. А то ещё мне грех. - в сердцах высказал старухе раздосадованный отец Паисий.
Понурая, старуха направилась к выходу, косясь на темнеющие иконы, крестясь.
Те, кто бывал в наших церквях ночью, когда священники, отслужив, покинули уж Божий дом до раннего утра; когда свечницы потушили уж все свечи, собрав огарки; когда ты остаёшься один на один с таинственным храмом, с его тенями по углам, едва теплящимися неугасимыми лампадами; те знают, как всё преображается в церкви в эти ночные часы. Кажется, что храм приобретает невероятный размер, как бы раздувается, наполненный тайной, которая прячется где-то в служебное время. Кажется, что потолок, с его росписями, библейскими старцами, Богоматерью, и Небесными Силами, растворяется, открывая путь прямому общению человека с Богом. Особому общению, один на один, которому в эти часы никто и ничто не в силах помешать. Падает тьма, она совсем не страшная в храме, нет. Лишь тусклый свет лампад да светятся отблеском Луны и звёзд оконца еле угадываемого барабана, игря и маня, отражаясь от стекла, укрывающего чтимые образа, от паникадила. Тяжело глядят угадываемые в этом тусклом свете очи Святых, старцев, мучеников. Иногда кажется, что они что-то хотят сказать тебе, да ты не слышишь, не можешь слышать их тихого голоса. Но если замрёшь, станешь тихо перед иконостасом, зажмуришь глаза, ты услышишь... Дивные, небесные звуки спящего древнего храма! Есть ли большее умиротворение в этом озлобленном мире?! Многим ли мирянам дал Господь испытать это чудесное ощущение, когда ты с каждой минутой всё глубже и глубже погружаешься в дивный мир настоящей, живой Церкви? Увы, для большинства современников это пустое. И, если в душе не теплится хотя бы крохотная искорка Веры, такой опыт может вполне стать дорогой в безумие...
Отец Паисий, отправив старуху, замер, вслушиваясь в тишину своего храма. Он привык к этому; он любил постоять вот так в тишине, закрыв глаза, пытаясь услышать пульс древней церкви. Велика и горестна её история. Каждый кирпичик, каждая колонна хранит память о бедах людских, о делах и чувствах её прихожан, всех, от первого, ступившего на её порог, до последнего. Если Бог даст, их голоса, молитвы, творимые в вере, в надежде на доброе Божье произволение, укрепят и ныне старого пастыря, бывшего воина, монаха. Когда всё рушиться и надеяться больше не на что, люди идут к старцу, несут ему свои горести, имея последнюю надежду, что его святая молитва размягчит Господа, посетившего их бедами за сонмы творимых грехов. И это правильно, молитвы святых отцев, безусловно, помогают там, где всё иное - сдалось, оказалось бессильным. Но кто может помочь старцу?! Один лишь Бог.
$$$
-Рассказывай. Что говорила?! - дав знак присутствующим не галдеть, хранить тишину, вопросил отец Паисий Фёдора.
-Говорила вот что. - начал Фёдор. - Это уж как помню. В общем, смысл такой. Грядут некие перемены...
-Какие, конкретно? - не давая Срамнову вздохнуть, лупил вопросами отец Паисий.
-Прозвучало слово "война". Срок - "скоро".
-Спаси Господи! - перекрестился от услышанного настоятель и его лицо вытянулось. -Мало нам. Ох, Господи, страшна Твоя кара по грехам нашим... Что ещё? О чём ещё говорила? Не томи, Федя!
-Да я не томлю. В сущности - это всё. Мол, скоро война, скоро грядут значительные перемены...
-Так именно и сказала? Или по-иному как?!
-Вот именно так, как передал. - кивнул Срамнов. - Да, вот ещё. Это тебя, Звиад, касается.
Капитан привстал из-за стола, его лицо замерло в немом вопросе.
-Короче, Маша "настаивает" что нам с тобой надо вместе держаться. Мол, твоя роль будет какой-то очень существенной в грядущих событиях, ну, а мне, соответственно дан наказ следить за тобой. - ответил Федя.
-Каких событиях?! Следить?
-Чем слушал? - удивлённо спросил Фёдор. - Или не расслышал: война. Про неё речь.
-Какая война, с кем?! - выставив перед собой обе руки так, словно в них был невидимый остальным некий шар, Звиад нервно затряс ими, задавая вопросы.
-Поди знай. - подал голос с другого конца стола Михалыч. - Вариантов - как мух на... Кхм. Я слышал - та ещё вроде как не закончилась, так что... Думаю, речь о продолжении. Американы, мать их!
-Согласен, Михалыч. - кивнул бригадиру Иван. - Если уж и война - то с ними. А больше не с кем. Сами глядите. - обвёл взглядом всех собравшихся он. - С мертвецами и прочей прелестью последние годы поутихло, так?
-Так, верно. - поддакивая и соглашаясь, кивали мужики.
-Вот. - поднял указательный палец Ваня. - Значит, у них, там, тоже попустило. Попривыкли, пообтёрлись. Время было - подготовились, значит. Теперь пора - жди заморских гостей. Хреново это, в общем-то.
-Ну да, а какие ещё варианты? - согласился Фёдор. - Если только Маша не имела ввиду какую-нибудь новую волну потустороннего. Помните ведь: эта плесень именно так и накатывала - волнами. Сперва - мертвецы, потом - касперы. Затем - бесы и остальная шваль. С перерывами...
-Ну если и так - перерыв затянулся. - вступил в разговор молчавший до того Саня Волков. - А с другой стороны и не знаешь, что лучше: то ли нежить, то ли с пиндосами махач.
-Сказал тоже! Лучше! - махнул на него ручищей Михалыч. - И то, и другое - хуже некуда!
- Гадать - грешить. - пресёк обмен мнениями отец Паисий. - О чём имела сказать Мария - о сей час никто не ведает точно, а Фёдор не разобрал, не понял. Дождём, когда она встанет. Тогда и раскроется. А теперь... Так это всё, Федя?!
-Ну есть ещё незначительная деталь... - поморщившись ответил тот. - Про жену мою... Алевтину, пыталась мне что-то сказать, да отрубилась окончательно.
-Что?! - спросил Ваня. - Что сказала-то?
-Да в сущности - одно слово. "Скоро". А что скоро - поди знай.
-Федь, так может... - наседал Калина, но Фёдор оборвал его.
-Чё "может", Вань? Думай что хочешь - всё подойдёт. Пока Маша не встала, покой мне, по ходу обеспечен...
-Понимаю твоё состояние, Фёдор, после этих слов. -кивнул батюшка. - Нашими общими молитвами, глядишь, соединитесь с супругой.
-Спасибо, батюшка! - поклонился старцу Срамнов.
После изложенной Федей информации, собрание гудело что твой улей. На нерве кое-кто попытался закурить, но настоятель был неумолим - изгнал на крыльцо, за ними потянулись и те, кто не дерзнул, однако, не прочь был всласть выкурить сигарету - вторую. Стрёмно такое вот слушать. Война, не фунт изюму. Мало ли что - Маша ведь не ошибается. Глядя на такое, Русков махнул рукой, потом сложив рупором ладони, объявил: "Перерыв десять минут! Дел много, а не стронулись!"
Пока народ курил да обсуждал горячие новости, к Фёдору с Ваней подсел Звиад.
-Федь. Это чё щас было-то? Как понимать? Насколько это всё реально?
-По опыту - реальнее некуда, Звиад. - ответил Ваня. - Сколько себя помню, у Маши "осечек" не было, так что прими к сведению.
-Это бред какой-то. - схватился за голову руками капитан. - И что теперь делать?
-Изменить что-либо можешь? - задал ему встречный вопрос Фёдор.
-Да как?!
-Ну а тогда и не рыпайся.
-Чертовщина какая-то. - погрузился в тяжкие думы Звиад.
Тем временем народ стягивался обратно за стол, люди занимали свои места.
-Все в сборе? - оглядел собравшихся поднявшийся с места Русков. - Ну и добре. Тада и продолжим. Новость, что Срамнов приволок - важная, однако, и других дел хватает. С вашего разрешения, возьму слово.
Для того, чтобы подчеркнуть важность момента, Пётр Василич, порывшись в кармане, извлёк из него и водрузил на нос очки, хотя собравшиеся давно были в курсе - с некоторых пор у старика в них уже не было нужды.
-Дак вот. - прокашлявшись, продолжил Русков. - Во-первых - о чём не докончили с нашими гостями. Касаемо этого самого Окулиста. Значит, ты слышал, что тут недавно прозвучало, капитан. Делай выводы. Что кончать нехристя этого решил - твоё дело, мы тут сторона. Хошь кончай сразу, а хошь - обожди чутка, покедова Маша наша околемается. Встанет - всё из него вынет, душу всю евоную как на блюдце выложит тебе. Так что - думай...
-Так-то логично говоришь, отец. - почесал в голове, вставая с места, Звиад. - Только вот что надо учесть. Сильно загоститься у вас теперь не особо получается - никак. Надо домой сбегать, ждут там. Сажать в зиндан, как Фёдор предлагал? С собой его, потом - обратно?
-Оставляй. - усмехнулся в ответ Фёдор. - Вы извините, что перебил, Пётр Василич. Пусть подождёт. А мы сгоняем к вам, а к тому времени, глядишь, и Маша очухается. Вывернем наизнанку - и на берёзу.
-Так ты с нами, я правильно понял? - переспросил его Звиад.
-Ну а чего тут сочинять?! - развёл руками Срамнов. - Если, конечно, Пётр Василич одобрит и батюшка благословит...
-Об этом давайте позже поговорим. - прервал их Русков. - По порядку давайте. Дак что: оставляешь душегуба у нас, капитан?
-Хрен с ним. Пусть томиться у вас, пока не вернёмся. А там...!!!
-Добро. - кивнул Русков. -Значит ты, Валера, - кивнул он Парату, - и ты, Саша. Обеспечьте затвор душегубу. Думали уже?
-А какая проблема? - встал Паратов. - Волчок вон в клетку его запакует, экскаватором яму выроем - и туда. Пусть чалится. Людей я поставлю. С собакой!
-Устраивает? - кивнул Звиаду Русков.
-Вполне. - ответил тот. - Теперь так: у нас труп гомордофила в кунге чахнет. А жарко. Не довезём. Его бы на лёд или заморозить как. Можно это будет решить как-то, Пётр Василич?
Старик почесал голову не находя мгновенного решения на поставленный капитаном вопрос.
-Чё думать-то, Пётр Василич? - нашёлся Волчок. - В рефрежиратор его. Всё одно - пустой стоит. Дать задание?
-Точно. - хлопнул себя по коленкам старик. - Молодец, Сашка. Распорядишься тогда?
-Конечно! - ответил Волчок и со скрипом отодвинул стул, чтобы выйти на крыльцо. Паратов, сориентировавшись, протянул ему свою рацию, и Саня кивнул товарищу: мол, мужик - без слов всё схватываешь.
-Только это, смотрите! - останавливая Волчка, подался над столом капитан. - Проморозьте как следует! Больно ценный трупак. Когда ещё следующего задвухсотить удастся... А я обратно к вам пойду - захвачу своего труповеда.
-В лучшем виде всё сделаем. - ответил ему Волчок уже из дверей и вышел, через секунду закрывающаяся дверь заглушила его голос, дающий задание своим техникам.
-Добро. - снова поднялся Русков. - С этим, вроде, решили. Так? - и капитан в ответ кивнул.
-Тогда вот что спрошу: когда решил обратно идти? - продолжил староста.
-Раз приняты такие решения, долго гостить теперь и смысла нет - завтра, по зорьке, двинемся. Фёдора с людьми отпустите? - задал встречный вопрос Звиад, и Русков встретился глазами с батюшкой - тот молча кивнул.
-Раз отец Паисий не против, я тоже не вижу смысла возражать. - согласился Русков. - Скажи только - надолго ли и когда обратно будете?
-Дня три - четыре. Меньше не выйдет. Я обещал Фёдору кое-какой боезапас подкинуть и кое-чем из оружейки нашей поделиться...
-Броню ещё обещал. - напомнил Фёдор: раз уж речь зашла, чего бы и не напомнить.
-Обещал. - кивнул капитан. - Только давайте сразу вот что поймём, все вместе. У нас не Институт Добрых Дел, а я - не Санта-Клаус. Был разговор о совместных неких проектах и взаимовыгодном сотрудничестве, так, Федь?
Срамнов подтвердил - был, и Звиад продолжил:
-Вот под эти, скажем так, намеряния, чем можем - тем поможем. В ответ ждём встречную любезность. Чтобы не томить, раскрою наши карты: мы крепко сидим на полигоне, но есть и проблемы. Во-первых, народу у нас мало, активных штыков - около сорока, остальные - гражданка. Во-вторых, с провизией у нас проблематично. Не то, чтоб жрать нечего было и пухли - нет, но рацион скудный. Наши подобие поля и огорода прямо на лётном поле устроили, да растёт кое-как. А вот с оружием, боезапасом, топливом и техникой - наоборот, порядок. К слову, та группа, которая со мной здесь у вас - это фактически все люди, которых я могу взять в рейд. Остальные - на охране базы, понимаете? Это у вас тут глушь, а у нас - трасса и Торжок под носом. Поэтому, сотрудничество вижу так: мы выставляем броню и оружие, вы - людей и провизию. Общими силами планируем рейды: есть хорошие места, которые посетить бы следовало. Мы с Фёдором это всё обсуждали - но он ушёл в отказ, мол, невелик чин такие решения принимать.
-Правильно сказал. - похвалил Срамнова Пётр Василич. - На такие дела - Совет у нас.
-Так - так так. - кивнул, соглашаясь, Звиад. - Людей ваших берусь экипировать и обучить. Соберём мощную группу и почистим то, что в спешке забыли. Мест таких - даже не подалёку - хватает. Склады долгосрочного хранения армейские. Только и ждут времён подобных тем, в которых нам жить посчастливилось. Вот такое вот будет наше предложение, а теперь время и ваше послушать.
-Я добавлю, Звиад? - поднялся с места Фёдор. - Недалеко от Лихославля стоит состав с горючкой. Ребята, - кивнул он на Звиада и его бойцов, - о нём давно знают, но не дёргаются - пока своё топливо есть, а чтобы слить цистерны - потом умыться придётся. Насыпь высокая и низины болотистые. Как Звиад предложил - расцеплять их поочерёдно и трактором к станции оттаскивать, где и сливать. Для нас это - рог изобилия, про нашу вечную проблему с топливом надолго забудем. Но проблем несколько предвижу. Во-первых, Лихославль - городишко нехороший, таинственный. Там есть чем поживиться, но ей-богу, страшно там. Костяки под ногами хрустят, и Этот - как приписанный. Касперов - тьма, и, к слову, эту лабуду... Как вы их зовёте, Звиад - тех, что с хоботами?
-Гомордофилы. - напомнил и капитан, и кое-кто за столом попытался захихикать, радуясь цепкому незнакомому слову, напоминающему отдалённо прозвище тех ребят, которые, вопреки заветам Божьим, раньше друг с другом того, баловались плохо.
-Ага. Ну, и к тому же, храм мы местный осквернили, а это знаете сами... Своими силами, короче, осилить задачу непросто будет. А вот вместе - уже проще. К тому же, прежде чем на это планировать, предстоит тягачами с цистернами разжиться, а это - Тверь и Ленинградка. И дорога им только через Тверь. Пояснять, я думаю, излишне?! Это я так, Звиада дополнить сказал...
За столом сельские зашептались - уж больно много информации и планов свалилось на стол в одночасье. За годы отшельничества мхом заросли, а тут такие перспективы. И нужно, и страшно. Тот, последний рейд Гриши Алпатова, словно шоры упал на глаза и души мужиков и сорвать их вот так запросто, раз - и всё, практически невозможно. Как фигурист, получивший тяжёлую травму при выполнении сложной связки, выходящий после длительной реабилитации снова на лёд, переламывает свой страх и переступает ту невидимую черту, за которой в крайней раз его ждала травма, и преодолев, выполняет ту проклятую связку, так и Совет, переступая алпатовское наследие, некоторое время ломало и корёжило. Закипело нешуточное обсуждение, Совет разбился на два лагеря. И как отец Паисий не ругался - всё же закурили мужики, и старец махнул рукой. Фёдор кивнул Звиаду - мол, пошли отсюда на воздух, пока тут такое.
На скамейке перед крыльцом о чём-то вполголоса совещались Волчок с Политычем. Фёдор, Звиад и Иван с Семчуком, звали которого, кстати, Виталиком, присоседились рядом - кто на скамейку, а кто и на корточки.
-Чего там за балаган-то? Небось, и в Веднове слыхать, коли так орать-то. - спросил Политыч.
-Нашу наживку обсуждают. - улыбнулся капитан.
-А, дак понятно тада... Решили чего?
-Решают. Сложно им. - ответил Ваня закуривая.
-Ничего, Звиад. Сейчас потолкуют - и согласятся. Один чёрт - альтернативы нет. - добавил Федя.
-Знаю. - ухмыльнулся капитан. - Так ты о чём поговорить-то хотел, пока это всё не началось, Федь?
-А. Ну да. - щёлкнул пальцами Срамнов, и положив руку капитану на плечо, сказал, - Ну-ка, пошли в сторонку, покурим.
Провожаемые удивлёнными взглядами товарищей, (ни фига себе, скрытные какие!), Срамнов с капитаном отошли за угол.
-Ты сразу только не возражай, ладно? Послушай сперва, Звиад. - начал Фёдор, присев на бетонное кольцо, оставшееся от колодца, который был устроен в двух шагах ещё в прошлое время.
-Смотри, мужик. Всё, что мы там сейчас обсуждали и о чём говорили - хорошо, конечно. Бог даст, вместе, может, и сработались бы на таких началах - вы там, мы -тут, это ваше, то - наше... Скажи-ка мне одно только: ты давно людей новых встречал? Вот так, как нас? В достойном количестве то-есть, больше двух?
-Да нет... А к чему ты это? - почесав голову, встрепенулся капитан.
-Ладно, давай сразу, как у хирурга-стоматолога. Что скажешь на мысль всем вам сюда, в Кушалино, перебраться? Могу привести тебе сейчас кучу доводов "за", если нужно.
-Вот так вот сразу замуж, не пообнимавшись даже и не попробовав?! А ты вообще уполномочен, Федя, таки предлжения выдвигать?
-А чего откладывать? Всё равно к этому придём. С твоих слов, житуха у вас там не сахарная, а мародёрку ты не поощряешь. Стволами и патронами сыт не будешь, а война на горизонте. Маша не прмахивается, сам увидишь. Так чё мяться, как девкам?! Это тебе не предложение, чтоб ты знал. Это, Звиад, тебе моя поддержка в твоих собственных мыслях, а именно такие они у тебя в голове и крутятся, со вчерашнего дня уже. Неважно, кто озвучит - я или, скажем, Русков. Важно, чтобы мы с тобой сейчас поняли отношение каждого к этому вопросу.
-У вас тут что - все такие?!
-Какие?!
-Ну, как эта, Маша ваша.
-Чё, нечего возразить?! - поддел капитана Срамнов.
-Нечего. Всё, что ты сказал - обо всём этом сегодня ночью думал...
-Не ты один.
-Но, понимаешь, я тоже сам такие решения единолично принимать не могу.
-Конечно. Просто скажи: ты готов?!
-Я - да. Но как это всё технически осуществить...
-Всё. Я тебя услышал. Пошли.
Вернувшись в дом, Фёдор протолкался к отцу Паисию, окружённому мужиками и чего-то им втолковывающему. Пробравшись, прошептал на ухо настоятелю - нужно срочно на два слова, важнейший вопрос. Выведя старца на улицу, Фёдор кратко и доходчиво разобрал перед ним суть вопроса и не пожалел - острый ум отца Паисия схватывал главное цепко, выделяя из контекста и строго расставлял приритеты. Ещё раз поблагодарив Господа, что обратился к батюшке, а не к Рускову, чтобы расшевелить которого нужно невероятное терпение, выдержка и везение, Фёдор вернулся к Звиаду, уже обсуждавшему возникшую тему со своими ребятами.
-Ну что? - спросил его капитан, когда Срамнов подошёл к ним.
-Предложение незамедлит быть озвученным. - улыбнулся он в ответ. -Пошли в дом. Батюшка выдвинет, и посмотрим.
Фёдор ожидал от Совета куда более приглушённой реакции, но когда батюшка, неожиданно взял слово после перерыва и бедатов и озвучил предложение, ожидаемого всплеска эмоций не последовало. На миг воцарилась тишина, разрядил которую Михалыч:
-А чё, мужики? Всё правильно. Давайте к нам, у нас хорошо. А вместе - только лучше будет. А где селить - это вообще не вопрос. Вон, Хохловка брошенная стоит, да и в МКМе пустых домов хватает. Надо будет - руки из жопы достанем, и срубы к зиме поставим вам. А со жратвой у нас давно проблем нету. И от гражданских войско ваше разгрузим - работы у нас тут на всех хватит. Знайте себе, мародёрствуйте на общий котёл!
И хотя Звиад то и дело открещивался от того, чтобы озвучить ожидаемое решение, чувствовалось, что оно уже принято. Со всех сторон сыпались доводы и реплики, каждый старался донести что-то своё. По глазам Семчука и остальных парней капитана, сгрудившихся вместе с местными под распахнутыми окнами Сельсовета и жадно вслушивавшихся в ход дискуссии снизу, можно было увидеть как радовались бойцы такому исходу. Всего день как в Селе, а понравилось тут. Неудивительно: после казённых общежитий центра в виду мёртвого Торжка, после скудного рациона, Кушалино казалось им чем-то наподобии Москвы семилетней давности для жителей периферии.
Собрание затянулось до темноты, и уже выйдя под звёзды из Сельсовета, Фёдор, Иван и Политыч жадно закурили. Разминая руками шею, подошёл Волчок, немного погодя - Валера Паратов. Выход отложили на послезавтра - и люди отдохнут, и подготовиться успеют. Звиад, отмахнувшись от приглашения, направился со своими в клуб, где их поселили. Покурили, подивились тому, как легко прошло фантастическое, в общем-то, предложение отца настоятеля. Отдав свой мотоцикл Волчку, который был тут же осёдлан им и примостившимся сзади Паратовым, Фёдор махнул рукой:
-Пусть себе тешатся! Пешочком, по каменке?
-А пошли! - забросив за спину автомат, кивнул Ваня. - Выспимся хоть завтра как люди.
Выдохнув, Политыч достал из кармана свой вездесущий динамо-фонарик, и покруичавая время от времени ручку, направился с площади, а за ним и Фёдор с Иваном. Шли неспеша, вполголоса обсуждая значительные события этого дня. Чего шуметь-то?
-Мужики, а красотища-то какая, гляньте! - остановился и задрал в звёздное небо голову, справляя малую нужду Иван.
-Ты не в небо смотри, а по сторонам. - едко заметил на это Политыч. - А то какая ерунда хвать тебя за хер, и в кусты.
-Не романтичный ты мужик, Политыч. - парировал колкость Ваня, застёгивая портки. - Я ему о вечном, а он мне про хер.
-Не про хер, чудак ты, а про безопасность! Ладно, звездочёт, пошли уже!
А если бы Политыч и действительно был несколько более романтичной натурой и не вернул своим ехидным замечанием Ивана со звёздных небес на грешную землю, то, понаблюдав за ночной бездной ещё хотя бы минуту, тот бы увидел, как пересекает зодиак крошечная мигающая точка - спутник. А если предположить, что вместо ночной тьмы было бы дневное время, то внимательно всматривающаяся в мониторы Алевтина, на которые передавалась картинка со спутника, могла бы при желании увидеть своего мужа, Фёдора.