Ей было пять, когда он появился на свет, и она полюбила его сразу. Счастливые родители приехали на такси из больницы, внеся в дом маленький белый сверток. Когда услышала исходящие от него звуки, внутри нее все ожило,
- Знакомься, Сара, - сказал отец. - Это твой маленький брат.
- Можно взять его на руки? - спросила она.
- Конечно можно, - улыбнулась мать. - Только не урони.
Он был такого же размера, как и завернутая в игрушечные пеленки ее кукла, но заметно тяжелей. Когда маленькая головка начала поворачиваться из стороны в сторону, ее сердце забилось еще сильней.
- Я тебя никогда в жизни не уроню, - сказала она свертку, продолжающему шевелиться у нее в руках, как тот вдруг утихомирился и уснул. Папа с мамой переглянулись.
Малыша назвали Кэрби в честь дедушки.
Она любила возить его в коляске и покачивать, когда тот вдруг просыпался и начинал плакать, и не забывала позвать мать, если плач становился более настойчивым, значившим, что наступило время поменять пеленки или покормить. Как-то раз мать не смогла оторваться от телефона, Сара сама расстегнула платье и поднесла к груди его маленький ротик, как только что прорезавшиеся первые зубки впились в ее плоть так, что та сама вскрикнула от боли, после чего мать тут же отложила телефон и занялась им.
Через год после рождения брата Сара уже сама меняла ему подгузник и кормила с ложечки. Мать всегда могла на нее положиться, зная, что с ним ничего не случится. Он проползал на четвереньках, наверное, с десяток миль за день. Сара взяла и поставила его на ноги, а затем отпустила руки. Кэрби сделал шаг, другой, остановился... она закричала, испугавшись собственного поступка. В комнату вбежала напуганная ее криком мать. Он сделал еще один шаг и схватился руками за край журнального столика. Мать схватила Сару на руки, и они вдвоем запрыгали от радости: '...Кэрби пошел!!!' Вечером его посадили в ванну вместе с дочерью. Так обоим было веселей, и ко всему они заметили, что Кэрби позволяет сестре намылить волосы и не кричит, когда мыло попадает в глаза. В дальнейшем несколько лет они мылись только вместе, пока ванна для двоих не стала мала. Позже купать брата поручалось только ей. Сара справлялась с этим лучше родителей, что освободило их от еще одной заботы. А пока Кэрби занял центральное место среди игрушек сестры, будучи вовлеченным во все ее игры, а когда уже сам начал играть, Сара каждый раз помогала ему с 'лего' или пазлами, постепенно становящимися все сложней и сложней. Спустя какое-то время только у нее хватило терпения научить его кататься на велосипеде и роликовых коньках, хотя самой то же самое когда-то давалось с невероятным трудом. А теперь, еще до того, как брат пошел в школу, она выучила с ним алфавит, и они вдвоем начали читать первые книжки, в которых картинок было больше, чем текста.
В маленьком доме на небогатой окраине было не так много комнат, и они оба продолжали спать в детской. Как и для любых детей, лежать в кровати в ожидании сна было скучно, особенно Кэрби, и он, чтобы как-то с этим справиться, забирался в постель к сестре. Так теплее, особенно зимой, да и не так скучно. Она прижимала брата к себе, тот принимал все формы ее объятий, и они засыпали быстрее. Родители не возражали, они были счастливы видеть добрые отношения между братом и сестрой. Ведь в других семьях нередко дети становились чуть ли не врагами, деля игрушки и внимание родителей, отвергая друг друга и общаясь, будто кошка с собакой.
Несколько раз, защитив брата от соседских мальчишек, Сара научила его драться, и сама заметила, что себя бы так не защищала, что, однако, привело к проблемам в школе: там оказались не готовы к тому, что вдруг Кэрби, вместо того, чтобы терпеть издевательства одноклассников, начнет давать сдачи. Когда вызвали родителей, то отец сказал: 'Лучше уж он, чем его'. Директор с ним спорить не стал, а лишь предложил занять сына борьбой. С этого года в школе открылась секция, где не доставало детей его возраста. Через пару месяцев Сара заметила, как мышцы у него на руках и спине начинают приобретать рельеф. Когда он забирался к ней в постель, ей нравилось их ощупывать, замечая, как со временем они становились все тверже. Ее восхищало его ладное телосложение. Кэрби будто был создан для борьбы. Единственное, что у него начали страдать уши - больное место всех борцов.
Еще до выпускных экзаменов она поступила в колледж, чтобы со временем стать учителем. Это значило, что придется оставить дом, редко видеть родителей и брата. Друзья у нее, конечно же, там заведутся, и их будет так же много, как и в школе, но придется скучать по дому. Особенно будет не хватать Кэрби. И еще она подумала, что и ему без нее также будет непросто. Кто еще поможет с трудной задачей по геометрии или с сочинением на историческую тему? А она не увидит, как он вырастет, возмужает.
Когда настало время уезжать, она обняла мать, отца, и долго не хотела выпускать из объятий брата. 'Хочешь на прощание меня задушить?' - иронично спросил он, и, когда она ослабила объятия, дав ему отступить, на его круглом лице выплыла большая, обнажающая все зубы улыбка, от которой ей захотелось расплакаться. Спустя несколько минут большой серебристый автобус плавно откатился от платформы и увез ее далеко от дома.
Почти год, как она проучилась в колледже, расположенном в другом городе, откуда раз в месяц могла приехать на выходные домой. Путь на автобусе занимал почти четыре часа. Каждый раз она с нетерпением ждала момент, когда увидит родителей и, конечно же, брата. Ему скоро исполнялось четырнадцать. Им обоим всегда было куда сходить, о чем поговорить. Его друзья восхищенно говорили, какая у него красивая сестра, и он этим гордился, позволяя ей обнять себя, смахнуть с лица крошку от печенья или завязать шнурки. Эти выходные совпали с Днем Рождения матери, и она успевала к праздничному ужину. Ее брат стал выше и стройней. На начинающем взрослеть лице сильнее, чем прежде подчеркивались такие же, как и у матери, карие глаза и огромная улыбка, без которой Сара его почти не помнила. Перед сном, как и когда-то, она позволила ему лечь к себе в постель - традиция, сохранившаяся еще с раннего детства. Она любила потискать его в объятиях, при этом ни разу не сделала больно, и как всегда он также отвечал объятиями. Но на этот раз что-то пошло не так. В его руках появилась сила, которой прежде еще не наблюдала, и уже он брал над ней верх, гладил ее волосы, плечи, спину, ощупывал руки, грудь... 'Это серьезно', - подумала она, но лишь подумала, как оба их тела будто слились в одно. Безумное блаженство, переходящее в боль - в боль удовольствия. Оно было знакомо ей по опыту с Джеком - однокурсником, но к Джеку теплых чувств особо не испытывала, лишь мимолетное удовольствие, которого иногда было не избежать. А тут нечто до невозможности желанное, и оно казалось бесконечным, пока Кэрби, наконец, не успокоился и замер, может, даже уснул. Спустя какое-то время и она погрузилась в сон в крепких объятиях брата.
Утром оба проснулись без нижнего белья.
- Кир, - быстро сказала она. - Одевайся, чтобы предки ничего не заподозрили. Это один из самых страшных грехов - инцест, притом с несовершеннолетним. Черт. Так согрешить с братом... Никому об этом не рассказывай - понял?
Кэрби виновато кивнул. Она чмокнула его в щеку.
Затем завтрак, после которого они всей семьей пошли в церковь. Она впервые была рада тому, что они баптисты, а не католики, а то обязательно пришлось бы исповедоваться в завешенное непрозрачной материей окошко.
После ужина она распрощалась с матерью и братом, оставив после поцелуя в щеку грозное напутствие: 'Не шали', - и отец отвез ее на автобусный вокзал.
Через две недели занятий в колледже ей стало не по себе. То, что она ела на завтрак, тут же возвращалось обратно. Ее рвало через каждые два часа, и еще заметила, что в нее помещается уж слишком много воды. Соседка по комнате дала ей залежавшийся в тумбочке тестер на беременность.
Тест был положительным.
Это невозможно. Что-то здесь не так. Она уже как два месяца не встречалась с Джеком, который давно завел себе другую подругу. Остается только брат...
Когда-то в детстве отец рассказал, что ее удочерили. У них долго не получался ребенок, и они взяли девочку из приюта. Но она это никак не восприняла. Всевышний наградил ее замечательными папой и мамой, которые были ей больше чем родные, а потом появился Кэрби - до чего же славный малыш. Она обожала его больше всех на свете, опекала и оберегала от всех бед. У нее в голове не могло поместиться, что этот брат ей не кровный. Нет, приемным был не он, в чем весь подвох. И вот она 'залетела' с тринадцатилетним подростком...
Сделать аборт или нет? Ведь если ее принимали дома такою, какая она есть, то почему бы и не принять и того, кто у нее родится?
Или не стоит объявлять, кто отец...
Может, отказаться от материнства...
Чтобы родители усыновили или удочерили ее ребенка...