А может, я увижу ее раньше? Я часто выбираюсь в свет...
 Как тень, что тает утром, начинают лишь зевать.
 Кто в плинтус уползет, чуть скрипнет дверь в подьезде,
 Кто в дымоход сокроется до сумерек, едва блеснет рассвет...
 Оконное стекло... Оно меня так тихо обтекает
 Я мягко появляюсь на рассвете, во мне Венеру-потаскушку силятся узнать
 И нищий разум продает себя за ощущение объятий
 Кровь в паутине страсти исчезает, словно в бездне, 
 С иллюзии желанных форм нечаянно слетает платье,
 И арфа паутинок сладостно звучит, и голод утихает,
 Едва поблекнут губы - я отзвук улетевшей песни...
 Неясность образа, дугу экстаза, похоть - все скрываю
 Легчайшей черной болью... Память прочь с прожженным утренним тавром
 Кобылой полоумной убегает, зашоренная сумеречным счастьем.
 А пальцы вдруг теряют ощущение тепла. "Ох! Ах! Как быть? Она ушла..."
 И мне тепла желаний юных вполне хватало до сегодняшнего дня...
 .........................................................
 Что поводом служило, сударь мой, дразнить меня
 Давно забытым сладким вкусом? Ладони жаждут вновь до дрожи
 Удерживать, сжимать и усмирять давлением и волей
 Как пойманную птицу забаву новую, и пить, и пить, и пить, и пить!
 Ложась на конвульсивно бьющихся наивцев, натягивая вожжи,
 Борьбы смиряя радость, петь колыбельную или шептать "прости"
 Да, ты разжег меня, пожалуй, удалось тебе поднять меня, 
 Как не хотелось мне вставать, как чуден был тот аромат,
 Та девочка, и кудри и дыханье... Мерзавец, ничего святого!
 "Я прилечу!", что значит не иначе "нам пора идти", а я устала! Ах!
 Ты мертвого поднять готов в угоду прихоти, представив как букет
 Очередную шутку эгоиста-кровопийцы! Боже! Блядь! Как сладко я спала!
 Как маленький упырь снуешь от тела к телу, лазаешь в земле!
 Ну ладно, я, пожалуй, встану... может появлюсь... и может даже скоро...
 И может быть, для Вас, мой господин, предстану в кружевах...