Степан специально выбрал место для отпуска глухое и безлюдное. Ему хотелось хоть на время забыть всю несуразность городской суеты, побыть одному, налюбоваться вволю природой, почувствовать себя ее частью. Так ему хотелось...
Домик в лесу снял у какого-то хромого старика неопределенного возраста, все время подкашливающего и ухмыляющегося себе в бороду. Степану казалось, что в этот раз ему везет. И старик этот вырос среди деревни перед ним, как из-под земли. Отпала надобность рыскать по домам в поисках подходящей заимки. И домик оказался как по заказу: крохотный, уютный, с печкой и, главное, с деревянной кладкой, идущей от крылечка прямо в озеро.
...Пришли на место еще засветло. Степан поблагодарил своего проводника, посмотрел ему вслед, присел на крылечко и вдруг, что-то вспомнив, спохватился спросить старика. И сам себе удивился. То ли надолго призадумался, то ли старик быстро свернул с тропинки куда-то чащу. Но тропинка к лесу была пустынной, как и не было старика. Степан махнул в досаде рукой и принялся обустраиваться. Избушка была опрятной, под притолокой висели пучки какой-то душистой травы. В углу на полке стояли горшочки и две надколотые миски. Тут же висела кадка с водой и ковшик. Степан смотрел на все это и казалось ему, что попал он в какую-то сказку... Вот откроется сейчас дверь и услышит он страшный рев: "Кто брал мою ложку?! Кто спал в моей кровати?!"
Степан улыбнулся про себя и стал раскладывать свои вещи. Провианта было немного (надеялся на охоту и рыбалку). Разложил по углам свои пожитки, достал из чехла ружье, повесил на крюк у окна видеокамеру и фотоаппарат. Ну вот, кажись, и все...
Надо бы печку протопить (подумал Степан), не для тепла, так - для уюта. С детства любил, как потрескивают в печке поленья, рисуя на стенах огненные колышущиеся образы. К удивлению Степана дрова оказались уже приготовлены и аккуратненько сложены у задней стенки избушки.
Незаметно спустились сумерки. Избушку, лес, озеро накрывала предсентябрьская ночь. Поленья в печке медленно догорали, приятно потрескивая. Клонило в сон. Хорошо...И тихо. Как же тихо (подумал Степан). Это было странно для вечерней поры. Где разноголосый хор лягушек? Почему не стрекочет кузнечик?! Даже озеро застыло какой-то тянуче-черной гладью. Дверь в избушку была открыта и Степан отчетливо ощутил эту давящую тишину. "Так не бывает" - подумал Степан и, зачем-то прихватив ружье, вышел из избушки и огляделся вокруг.
В сумерках смотрелось все по-другому. Серебристая гладь озера надвигалась на избушку, обволакивая ее каким-то густым, непривычно тяжелым туманом. Он, как живой, дышал и ухал Степану в затылок. В какой-то момент даже показалось, что этот туман ползучей змеей втянулся внутрь избушки. Степан заторопился обратно, почти вбежал в избушку и захлопнул за собой дверь. От сердца отлегло. Здесь, внутри избушки, все так же потрескивали в печке дрова, пахло травой, так славно рассыпались искорки, на мгновение освещая красивое, волевое, смуглое Степаново лицо. Особенно его глаза, светло-карие с болотным оттенком, редкие глаза.
Сбросив куртку и сапоги, Степан с удовольствием растянулся на самодельном топчане и тут же провалился в глубокий сон. Ему снился все тот же туман. Степан чувствовал его живую силу. Туман дотрагивался до его тела своими холодными ладонями, и Степан вздрагивал и передергивал плечами. Казалось, что это не туман, а сам Степан парит в этой млечной дымке, сбивая с кустов густую росу. И вдруг туман стал рассеиваться, и Степан отчетливо увидел перед собой девушку. Она шла прямо на него. Шла совершенно нагая. Завороженный прекрасными формами ее тела, Степан застыл как деревянный истукан. Ее ноги погружались по щиколотки в озеро, абсолютно не потревожив водную гладь. Степана поразили ее волосы. Ему даже на мгновение показалось, что на плечи девушки спадают высушенные ветрами и выбеленные летним солнцем водоросли. Девушка шла медленно и грациозно, казалось, она плыла по озеру, изящно неся свое прекрасное тело, нежно укутанное туманом. Степану очень хотелось разглядеть ее лицо. Но венок из полевых цветов тщательно скрывал ее от посторонних глаз. Девушка прошла мимо Степана так близко, что он уловил запах ее волос, какой-то странный, горьковато-полынный. И опять густой навязчивый туман затянул своим покрывалом все вокруг. Степан вытянул вперед руки и стал на ощупь пробираться к избушке. Вдруг рука наткнулась на что-то скользкое и холодное. Степан резко проснулся и вскочил с топчана. На запотевшем стекле четко виднелся след его ладони.
Ну и приснится же такое, - подумал Степан и, крепко потянувшись, окончательно проснулся. Где-то далеко уже занималась заря. Просыпалась природа. Степан услышал пение птиц, шорох набегавший на песчаный берег волны. Утро встретило его приветливо и радостно. Взору открывался прекрасный вид. Озеро простиралось далеко за горизонт. Лес, как зеленая вечная изгородь, хранил его покой.
Взяв удочки, Степан решил побаловать себя ушицей. Чуть поодаль от избушки увидел небольшую заводь и, не спеша, вразвалочку направился на рыбалку. Красота! Солнце вот-вот сверкнет над верхушками деревьев, на небе - ни тучки. У Степана даже руки зачесались в предвкушении хорошего клева. И вдруг ноги его вросли в землю! Несколько мгновений Степан стоял не шелохнувшись, затаив дыхание. Сердце выскакивало из груди, он отчетливо слышал его стук. Нет, это не сон, не сон, не сон...
Прямо к ногам Степана прибой выталкивал венок из полевых цветов. Степан узнал бы этот венок из тысячи! Это он, венок из его сна! Мысли путались и сбивали друг друга. А что, если это не сон?! Где тогда девушка? Кто она?
Нет, это был сон, - Степан уговаривал себя, убеждал и сам себе не верил. В отчаянье и бессилии Степан поднял венок и хотел забросить его далеко в озеро, за камыши, подальше от своих глаз. И вдруг он отчетливо почувствовал знакомый ему уже странноватый запах. Сомнений не было. Горьковатая полынь дурманила сознание Степана!
Тяжело волоча ноги, Степан побрел назад в избушку. На душе было тревожно и муторно. Сознание твердило, что все это чушь, ерунда, какое-то случайное совпадение. Но в душе зарождалось и жгло тяжелое нехорошее предчувствие. Можно все бросить, наплевать на отпуск и уехать восвояси. Но Степана разрывало любопытство. Не верил он никогда ни в какую чертовщину, но чувствовал, здесь непременно есть какая-то загадка. Как хочется ее разгадать. Не смог удержаться, не смог...
День прошел в раздумьях, сомненьях, какой-то тревоге и ожидании. Степан сам не знал, что будет делать дальше. Девушка! Она занимала теперь все его мысли, она манила своей загадочностью. Кто? Кто же она?
Степан неожиданно вспомнил, что оставил венок на берегу. Выбежал из избушки, заторопился к бухте, вернулся обратно. Венка не было. Наверное, прибой унес его обратно в озеро (подумал Степан). Он даже ухмыльнулся про себя. Видно, одиночество не совсем ему на пользу, мысли черт знает какие лезут в голову.
День пробежал незаметно. Степан набрал охапку дров, растопил печку, открыл дверь, прислонился к стене и...
Нет, надо приготовиться. Степан взял видеокамеру, подготовил ее к работе, повесил на грудь. Теперь можно вздремнуть. Все так же, как вчера, потрескивали дрова в печке, все так же тихо опускался вечер и так же незаметно одолел сон Степана.
Тихо... Что же так тихо? Туман тяжелый, липкий, от него невозможно отвязаться. Затягивает Степана в озеро. Холодно, так холодно... Степан не хочет идти, но туман не отпускает. Туман сильнее Степана. А вот и девушка! То же прекрасное тело, капельки воды на нем сверкают тысячами звездочек. Она так легка, так грациозна, так соблазнительна. Но девушку что-то беспокоит сегодня. Степан отчетливо видит, как порывисто и надрывно вздымается ее грудь. Вот одна серебристая капелька упала с ее груди, вот вторая. Девушка, согнувшись, нервно водит по воде руками, как слепая что-то ищет и не может найти. Ее волосы растрепаны, закрывают лицо. Степан опять не может разглядеть ее лицо. Ему так и хочется подойти к ней поближе и поправить прядь, заглянуть в глаза. То туман упрямо преграждает Степану путь, делает шаги тяжелыми, руки непослушными. Степан напрочь забывает про свою видеокамеру на груди. Он забывает про все на свете. Он не видит ничего, кроме нее. Она не только в ее мыслях, она заполнила все его существо, растворилась в нем вся, до единой капельки.
Степан, Степан! Что же ты делаешь...Это туман пытается еще как-то предостеречь. У-уххх! Слышит Степан...У-уххх... А девушка вдруг радостно взвизгивает и кружится, кружится. Она, наконец-то, нашла свой венок. Озеро закипело, пришел в движение туман. Все быстрей, все быстрей. Вихрем веселья затянуло Степана. Он уже не чувствует тяжести в ногах, ему тоже весело. Вот сейчас, вот сейчас она повернется к нему лицом и Степан увидит ее глаза. Но венок из полевых цветов опять скрывает ее взгляд своим разноцветьем и Степан тянет руку, чтобы сорвать тот проклятый венок... И его рука натыкается на что-то холодное и скользкое. Степан просыпается. На окне отчетливо виднеется отпечаток его ладони. И Степан понимает, что сон прошел. И ему жаль...Он знает, что теперь с нетерпением будет ждать следующей ночи. И тогда он непременно увидит ее лицо. Степан придумал, как поймать эту загадку. Нет! Он не будет спать этой ночью. Явь, только явь сможет распутать призрачные нити.
Чуть стемнело, Степан обогнул заводь с другой стороны и притаился среди высоких камышей. Ему казалось, что прошла целая вечность пока не ожил, не двинулся на берег уже знакомый ему вязкий туман. Стихло. Все вокруг замерло. Степан отчетливо слышал стук своего сердца. Чудилось, что по всему озеру от этого стука разносится гулкое эхо. И вдруг туман резко расступился! Степан обомлел. Прямо перед ним появилась очаровательная незнакомка. Все такая же прекрасная и загадочная. Она была близко. Стоило Степану протянуть руку и он прикоснулся бы к ее телу. Страх одолел Степана. Девушка улыбнулась. Ее губы, как две розовые жемчужинки, поблескивали на смуглом бархатистом лице. Степан не удержался. Его рука невольно притронулась к венку из свежих полевых цветов, и он медленно снял его и положил на воду. Все это время Степан неотрывно смотрел в ее глаза. Ему казалось, что это бездонный омут. И такая глубина была в тех глазах, и такая серо-голубая грусть, что Степан понял - тонет он, задыхается от переполнявших его чувств... Она не сопротивлялась. Степан чувствовал, как податливо и нежно ее тело. Она, как прекрасная сверкающая льдинка, прильнула к Степану так доверчиво, так сильно, что у него потемнело в глазах. Степану так хотелось отогреть ее своим горячим молодым сердцем. Русалочка, русалочка моя, шептал Степан и целовал ее трепетное тело. Капельки воды стекали по ее шее, по ее плечам, тоненькой струйкой обвивали ее упругую девичью грудь. Степан дотрагивался губами до тех капелек, а они, холодные и сверкающие, обжигали его неистовым огнем. На какое-то мгновение Степану показалось, что он не чувствует опоры под ногами. Он парил в этом ошалелом тумане и блаженство разливалось непрерывной волной по всему его телу. Степан вдруг почувствовал себя неотъемлемой частью и этого озера, и этой удивительной нереальной тишины. И тогда Степан понял...
Где-то далеко занимается заря. Солнечные лучи вот-вот собираются плеснуть своим золотом по воде.
Я не отпущу тебя, - сказал Степан. Нет, это я не отпущу тебя, - прошептала девушка. И, взяв Степана за руку, повела его навстречу восходу. Они шли все дальше и дальше, крепко взявшись за руки, не оглядываясь. Вот уже волна по пояс окутывает их своим покрывалом. Вот шаги их становятся медленными и плавными. И, наконец, через мгновение сверкающая гладь смыкается над их головами. Легкий ветерок качнул несколько водяных кругов и все стихло.
А рассвет вступил в свою полную силу. Запели бойко и радостно птицы. Где-то в камышах плеснула хвостом рыба. Утро...На опушке леса появился хромой старик. Видно было, что он спешит. Рубаха взмокла на его спине, глаза ищут кого-то вдалеке и беспокойно оглядывают все окрест избушки.
Неужто угодил? Ах, Господи, неужто приняла?! Старик что-то бормочет себе под нос и быстро оглядывает избушку, озеро, бухточку. Нет парня. Точно нет! Ах, шаловница. Успокоившись, старик, кряхтя, садится на крылечке избушки. Сегодня ему легко на душе. Выполнил, наконец, волю своей старшей дочери. Скольких пришлось ему, старому приводить сюда в избушку парней... Сколько греха взял на душу, увозя назад в деревню утопших своих постояльцев. Шептались в округе, знал. Обходили стороной эту заимку местные. А он все водил и водил сюда пришлых. Авось, приглянется кто его дочке, его Аннушке.
...Давно это было. Сколько воды уже утекло. Была жива тогда еще его старуха. И дети все живы. И заимка крепка и надежна. Как весело было здесь теплыми летними вечерами. Сидели со старухой на завалинке и слушали пение своих дочерей. А пуще всех выводила своим высоким голосом Анна. Да, видно, не только родителям глянулась их старшая дочь. Стало по ночам к их избушке захаживать горе. И как не старались, все равно остался старик один-одинешенек охранять свою беду от чужих глаз.
...Как-то в одночасье изменилось озеро. Стали все замечать, что стоит только первым сумеркам тронуть верхушки деревьев, тревогой начинает дышать все вокруг. Что-то происходит с природой. Испуганно жмется к берегу камыш. Закипает неожиданно в озере вода и, вздрагивая и суетясь, набрасываются на прибрежные камни зловещие волны. Но больше всего страшились обитатели глухой лесной избушки стонов, исходящих откуда-то из глубин озера. Надрывно, протяжно разносило эхо этот полузвериный, получеловеческий крик. В такие минуты в избушке часто-часто крестились и, погасив лампадку, затихали по углам. Иногда возникало ощущение, что откуда-то из темноты пристально следят чьи-то пронизывающие глаза. В такие минуты всем хотелось поскорей скрыться в избушке, плотно-плотно занавесить окна и скорей погасить лампадку.
А с первыми лучами солнца отступала тревога, оживало все вокруг и еще с большей радостью природа встречала новый день. Старик давно поддался на уговоры и согласился уехать в близлежащую деревушку, подальше от этого странного места. Но что-то держало его здесь, в насиженном месте, манило своей тайной. И старик все тянул и откладывал со дня на день этот переезд. Он знал это озеро с детства. Ему знакома была каждая заводь, каждый кустик на берегу. Что же так тревожит Его озеро? Эта неизвестность держала, старику хотелось ее непременно разгадать, понять. Ах, если бы он знал тогда! Уехал бы, не медля ни секунды.
Однажды старшая дочь Анна с отчаянным криком вбежала в избушку. Глаза ее горели каким-то судорожным огнем, бледное лицо напоминало восковую маску. Она хватала ртом воздух и не могла выдавить из себя ни единого слова. День только клонился к закату. Солнце еще серебрило верхушки деревьев. В эту пору ничто еще не напоминало о ночных страхах.
Анна спокойно зашла в озеро, зачерпнула ведром прозрачную, слегка прохладную, воду и, залюбовавшись простирающимся перед ее глазами видом, задумалась. Как же хорошо здесь. Как приятно ласкает прибрежная волна ее ноги, какое блаженство растекается по телу от этих нежных прикосновений. На какое-то мгновение Анне показалось, что это чьи-то живые руки осторожно притрагиваются к ее телу, поглаживают ее икры и тянут в глубину. Туда, подальше от берега, в голубую, еще не тронутую вечерними сумерками, стынь. Девушка с криком отпрянула к берегу. Бежала, не разбирая дороги, а вслед ей неслось протяжное глухое: "А-н-н-а..." Она отчетливо слышала свое имя и душа холодела от этого стона. В виски судорожно стучала кровь. Чьи же это уста произносят ее имя? Ужас охватил все ее существо. А в прибрежных волнах, постукивая о камни, колыхалось опрокинутое ведро.
...Собираться стали ранним утром. Молча, ни проронив ни слова, укладывал каждый скудные пожитки. Подальше, побыстрей от этого гиблого места. Жалобно смотрела на всех старенькая опрятная избушка. Ну, вот и все. Осталось только набрать на дорогу воды. За водой пошла Анна. Не успели ничего увидеть, услышали только, как вскрикнула в отчаянье Анна и закипела, забурлила в озере вода. Почернело оно. С той поры, как наступает ночь, стонет туман, плачет горькими слезами. Оттого и тяжел, оттого и тянуч.
...Умерла, не выдержала горя старуха. Разъехались дочери. А старик все бродил и бродил вокруг озера в надежде увидеть свою любимицу, свою Аннушку.
Казалось, прошла вечность... Но однажды старик услышал в прибрежных камышах знакомую песню. Пал на колени перед тем озером, целовал его песок, ласково гладил тихую прибрежную волну и просил: "Отпусти мою дочь, отпусти мою дочь..." Услышала тогда Анна голос отца, обрадовалась. Подождала, когда солнце сядет за лесом и вышла на берег. Вышла, как всегда, окутанная туманом. Русалкой показалась старику тогда его дочь. Но не все ли равно?! Вот она, живая, красивая, любимая его дочь...
В деревушке все стали замечать, что творится со стариком что-то неладное. Радостным стал, взгляд ожил, то и дело ухмыляется себе в бороду. А секрет свой держит при себе. Крепко-накрепко закрыл на замок свою тайну от людей. Не поверят, не смогут принять правду, не захотят. А еще в деревне стали замечать, что гостей старик водит на заимку свою. Да, видно, неудачливые гости все попадались. Тонуть часто стали. Разные толки ходили. И что место гиблое, и омут там среди озера появился, затягивает незадачливых рыбаков, и плавать-то нынче молодежь разучилась. Один старик причину знал...Молчал...
Не могут люди поверить в то, что он видел и не надо. Главное, он счастлив, что угодил дочери. Привел-таки молодца такого, как просила. Чтоб сердце ее смог отогреть от стыни озерной. Чтоб сам по доброй воле с ней пошел, принял душой и разделил с ней загадочный призрачный ее мир.
Угодил, значит...Степана выбрала...Старик рад.
В деревне все давно решили, что на старости лет лишился ума. Бродит себе старик вечерами у озера. А никто не знает и не догадывается, какая радость на душе у того старика, какое счастье. Вот недавно прибила утренняя волна к берегу веночки. Один большой, с цветов полевых. А другой махонький, такой же. И схватил старик те венки, прижал к своей груди, вдыхал их родной горько-полынный запах и слезы счастья катились по его сморщенным щекам...