Император французов был невысокого роста, склонен к полноте и облысению, но, не смотря на эти очевидные недостатки, слыл блестящим полководцем, незаурядным интриганом, и очаровательным любовником. В данный конкретный момент истории - своей, французской и всеобщей -он пребывал в амплуа великого стратега и находился на вершине холма в окружении своих маршалов, генералов и прочих министров. Его коротковатые ноги - вот ещё один из типических недостатков гения - устали от хотьбы и стояния на одном месте, в следствии чего в данный момент Наполеон Бонапарт восседал на барабане. Сидение на барабане, так же как хронический насморк (возможно аллергического происхождения) дополняло образ Императора Наполеона, как и старая треуголка и серый сюртук.
Итак, Император сидел на барабане и с интересом рассматривал в подзорную трубу крошечных солдат, нестройными каре выдвигавшихся через невразумительной топографии поле в сторону его ставки. Они были далеко. Они были ещё очень далеко.
"Кто это?" - полюбопытствовал Наполеон.
"Полагаю, что русские, мой император" - сразу же отозвался Мортье.
"Русские? И чего же они хотят?"
"Они атакают, мой император"
"В самом деле? Как мило. Мюрат!"
"Я здесь, мой император"- Великий герцог Бергский был здесь, сейчас и готов ко всему.
"Как вы полагаете, принц, следует ли нам оставить их героический порыв безответным?"
"Ни в коем случае, ваше величество. Если позволите, то я ... то мы ... то есть ..." - от полноты чувств король Неаполитанский запутался в слишком длинной мысли.
"Все вместе или по очереди?"-деловито уточнил Император Французов.
"Вероятно ..."
"Истинно так."
"Ну ..."
"Вы путаетесь в показаниях, господа. Разведка!"
"Всегда к вашим услугам, мой император" - Фуше стоял у него за спиной.
"Уточните информацию."
"Русскими командует император Александр"
"А эти?" - уточнил Наполеон
"Это его аватары"
Услышав это, император искренне удевился:"Странно. Мне говорили, что русские христиане, а они оказывается буддисты."
"Осмелюсь уточнить, они не буддисты. Я имел ввиду, что этими именами Император Русских пользуется как псевдонимами."
"Как странно" - сказал на это Наполеон - "впрочем, не важно. Передайте ему, что если он не передумал атаковать, то я буду вынужден двинуть ему на встречу корпуса Понятовского и Вандамма. А несколько позже, атакаю его левый фланг конницей Мюрата".
Наступление русских остановилось было, но тут же возобновилось с прежней интенсивностью.
"Он просит передать, ваше величество" - Бертье склонился в поклоне - "что парирует выпад Мюрата казаками Платова и усилит давление на центр, массируя огонь артиллерии".
"Разумный ход, господа. Тривиально, но действенно. Узнаю русскую школу."
Наполеон задумчиво посмотрел на колонны русских, марширующие через заболоченную низину.
"1-ю пехотную дивизию Морана на правый фланг ...Да, именно на правый с одновременным вводом VI корпуса Мармона в центре..."
Время шло. Погода портилась, а война продолжалась. Конца этой войне не было видно, но предвиделось в будущем что-то эдакое, неопределенное, но, решительно, неприятное.
Пошел дождь, и сразу стало сыро и знобко. Император закутался в плащь, но помогало мало.
"Они предполагают сдать Москву."
"Карту! Где она? Это? Это Москва?"
"Да, Сир. Москва это древняя столица русов ..."
"Оставте свою эрудицию при себе, Бертье."
Запахло гарью: сырой ветер сносил пороховой дым к императорской ставке.
Пошел снег. В ближнем леске завыли волки. В барабанную дробь стал вплетаться костаньетный перестук зубов свитских генералов и штаба. Из носа текло. Голова отяжелела. Веки норовили опусться на глаза. Ломило кости. Холод вползал в располневшее тело, смертельным теплом растекаля по нему, сгущал кровь, томил усталое сердце. Перед внутренним взором, в сиреневой мгле мелькали женские лица: Валевская ... мадам де Ремюза ... Жозефина ... ... А тихий, но страшный голос шептал не в ухо, а в самый мозг притискивая слова, звучащие как эпитафия, эпитафией и бывшие: Sic transit gloria mundi.
XXX
Сон ушел. Остались тупая тяжесть в голове и сухость во рту, живо напомнившая ему Первый египетский поход. Император жадно выпил бокал Божоле и в измождении откинулся на подушки. Медленно уходила слабость, высыхала испарина на лбу, утекала по капле тяжесть из висков и затылка, прояснялись мысли. Полежав еще с четверть часа, Наполеон встал, и звонком вызвал камердинера.
"Собрались?" - коротко спросил он.
"Ждут"
"Великолепно!" - Император улыбнулся - "так значит transit ... Ну-ну. Вина!"-приказал он и уже мягче добавил - "и приступим к туалету". Он бросил взгляд на постель: смятые простыни и разбросанные подушки намекали на привычные для него обстоятельства, но женщины в постели не было. Это были совсем другие обстоятельства.
"Gloria" - усмехнулся он - "Что есть слава? Слава - женщина, и победа - женщина, и власть - это тоже женщина. Это его женщины, а он их мужчина. Так было, так есть и так будет."
Через пол часа он вышел к своим министрам и своим маршалам, хмурый маленький мужчина, отмеченый годами, излишним весом и рано облысевшим лбом.
"Итак, господа" - он обвел их тяжелым взглядом из-под низко опущенных век - "Мы будем воевать". Он поднял руку, останавливая шквал голосов - "Наша цель Россия. де Сессак! Нам нужны тулупы и валенки. Много тулупов, и вдвое больше валенок. Кларк, какую армию мы сможем выставить?"
"Что есть валенки?" - Лакюэ де Сессак был не на шутку озадачен.
"Ах, мой друг, спросите еще что есть тулуп?" - Наполеон ухмыльнулся - "впрочем, не важно. Спросите у Понятовского, князь должен знать"
Он отдавал приказы, делал распоряжения, указывал цели. Компания начиналась необычно, но его люди видывали и не такое.
"Бертье, готовте приказы по армии."
"Заготовить провиант."
"Подготовить указы. Напечатать прокломации."
"Предоставить Шовиньи доступ во все центральные газеты... Кто вам такое сказал, мон ами? Свобода слова - это миф. Прикажите расстрелять пару редакторов ..."
"Да, мон шер, это жестоко, но не надо было сносить Бастилию, сейчас бы просто посадили и ладушки. Ах, вы не участвовали? Ну и ладно"
"Да мы предоставим евреям равные права. Ну и что что ваняют? Массена, ведь вы еврей ... Что нет? Ах да, вы сын бочара... Что? Не вы? Ней? Ну ладно-ладно, что вы так волнуетесь? Сын бочара ... сын батрака ... все вы французы, конечно, а я, господа, корсиканец. А указ огласить завтра же."
"Польша!!! Вот головная боль. Понятовский! Вы будете королем!"
"Свободу русскому крестьянству! Что, вы тоже слушали Марата? Бернадотт!...."
"И вот еще что ... Карно, найдите мне этого американца ... как его? Фултон? Вот его и найдите."
Президент Французской Республики
Президент Французской Республики Гильом Наполеон Банапарт был высок ростом, строен телом, и известен своей рыжей в прошлом, а ныне заметно поседевшей гривой волос. Он никогда не повышал голос, улыбался как американец, танцевал как испанец, был пунктуален как немец, и гениален как его великий предок. Его гениальность неизменно вызывала удивление, если не испуг . Такие люди как он, по общему мнению, могли быть славными парнями, милыми любовниками, неплохими менеджерами, но гениальными Отцами нации не становились никогда. Он стал. Его решения были безошибочными, и, если не сразу, то уже в краткосрочной переспективе оказывались не только безупречно верными, но и носителями совершенно не ожиданного потенциала развития. Так было в 68, когда молодой начальник департамента в министерстве внутренних дел отдал полиции приказ стрелять в демонстрантов. Так было и в 75, когда он, выставив свою кандидатуру на президентских выборах, напомнил изберателям о том, кто отдал тот самый приказ в 68. Скандал был страшный. Три правозащитные организации подали на него в суд. На него было совершено 4 покушения. 5 депутатов вызвали его на дуэль. Не повышая голоса и улыбаясь как американец, Гильом выиграл три процесса, застрелил 4 из 5 депутатов, получил 7 незначительных ран и большинство голосов избирателей, которые на опыте соседнего Неаполитанского королевства успели убедитьться в том, что тараканов надо выводить сразу, когда они только объявились, а не выжидать, наблюдая, как они размножаются. Гильом был прав, и стал президентом. Потом он еще много раз бывал прав в малых и больших делах, но, главное, оказался прав, когда объявил войну Украине.
Гетман негодовал, клеймил французов за вероломство, пугал их карами божьими, и предрекал позорное поражение. Гетман был великолепен: грозен, решителен, и громкоголос. А Гильом улыбался по американски, танцевал с женами своих офицеров на прощальном балу, и не разу не повысив голоса, объяснял нации и миру, что тоталитаризм должен быть повержен, а раз так, и поскольку других желающих нет, то нечего делать - придется Франции еще раз спасти человечество. И вот французская армия выступила в паход ...
"Куда? Куда они идут?" - спрашивали мудрецы и простецы, демонстрируя всю богатую политру чувств, имеющуюся у человека разумного: от наивного удивления до сорказма. "Куда? Как? Что это было?" - дружно удивлялось и возмущалось мировое сообщество - "У них же нет даже общей границы ...". Но армия двинулась... Хор недображелательных пифий взвыл, подобно турбинам Миража, идущего на взлет, и, в следующее мгновение истории Франция и Гильом были уже далеко, оставив пифий наслаждаться поднятым ими шумом.
Польша, выполнив два-три элемента обязательной программы, неожиданно объявила устами своего возлюбленного до полной невозможности манарха Ладислава Понятовского, что учитывая союзнические обязательства ..., и танковые колонны Гильома устремились ко Львову. "Нейтралитет - есть наше все!" - заявило правительство султана, но пушки береговых батарей молчали, когда французские линкоры проходили проливы. Через три недели спецназ дивизии Лефевра обнаружил в окрестностях Жмеринки склады бинарного газа. Человечество вздрогнуло, представив себе последствия его, газа, применения, а французы избрали Гильома на второй срок.
И снова все удавалось президенту, и сверепые ветры удачи раздували паруса Великой Франции. Гватемальский кризис, нота Петрова, Цейлонский инциндент, революция в Уганде ... Президент всегда был на высоте, а Франция при барышах. Но, увы, даже хорошее имеет тенденцию приедаться, и у всего есть обратная сторона. Зуавы гибли в Гвинее, Квебеке, и Рангуне. Расходы страны были велики, а налоги возрасли на целых 1.7 процента. Стоимость акций ФНК (Французская Нефтяная Компания) и НХК (Нефте-химический концерн, дочернее предприятие Банка Ротшильда) упала на 11 пунктов. И популярность президента начала падать. У людей короткая память, и это было известно еще древним евреям. "Все проходит ..."- сказал однажды их мудрый царь.
Гильом очень кстати вспомнил о евреях. О это была великая идея, достойная такого великого человека, каким, несомненно, и был президент Французской республики.
"Эдит" - спросил он - "скажи, бель ами, сколько евреев проживает под небом благословенной Франции?"
"Три миллиона шестьсот тысячь, господин президент" - без запинки ответила, удивленная вопросом, но, как всегда, собранная министр внутренних дел Эдит Кушнир.
"Надо же, а я и не знал. Ну, не важно. А в мире? Сколько евреев имеется в мире, на данный момент?"
Мадам Кушнир не знала ответа на этот вопрос, зато, как оказалось, его знал национально озабоченный адмирал Шапиро.
"Полагаю, в пределах 35-40 миллионов, Гильом." - сказал он.
"Не мало ...но своего государства у вас нет до сих пор, не правда ли, Мишель?"
Шеф военной разведки генерал Бергер пожал плечами. Вопрос был более чем странным. С тех пор как Наполеон Великий даровал евреям равенство, этот вопрос на повестке дня не стоял никогда. Во всяком случае, во Франции. Бергер знал, конечно, что в некоторых странах, в России, например, сионисты действуют давольно агрессивно, и имеют значительный политический вес. Но не во Франции, нет, не во Франции.
"Хорошо" - сказал президент, и оглядел собравшихся в его приватном кабинете людей долгим оценивающим взглядом - "поставим вопрос по другому. Все ли евреи пользуются неотъемлимым правом личной свободы и равноправием? Не ущемляются ли где либо в мире их права? Как отнесутся евреи к возможности вернуться в землю обетованную, в землю Израиля? Не все, разумеется, не все" - добавил он поспешно, видя реакцию приглашенных.
Строго говоря, вопросов было три, а на самом деле, даже больше, много больше, но и эти три вопроса вызвали у собравшихся шок. Они вдруг отчетливо поняли, что все они - и адмирал Шапиро, и министры Кушнир и Суркис, и генералы Бергер и Кон - все они евреи.
"Думайте, дамы и господа, думайте. А пока вы дуумаете ... Генерал"- обратился он к Бергеру - "организуйте мне, пожалуйста, встречу с Дойчем и Рабиновичем...".
Интуиция не подвела президента и в этот раз. Он нащупал таки очередной обнаженный нерв эпохи, и вот уже сама эпоха, грозный вал событий ее, двинулась навстречу президенту. 11 марта в Гааге боевик из Молота Маккавеев застрелил принца Саббаха. 6 апреля картеж польского премьера Липиньского был расстрелян из пулеметов в Триесте. Липинский умер от ран, а ответственность, с соответствующими разъяснениями в письменном виде, взяла на себя дотоле мало известная Лига Защиты Евреев. А уже 22 апреля - а день то, день какой выбран! - коммунисты-сионисты взорвали великого князя Георгия Константиновича. И понеслось ...
Заявление думы ... Демарш провительства САСШ ... Нота ди Сантиса ... Прокламация Магнума (ЛЗЕ)... Столкновения в Палестине ... Черноморский Флот проходит проливы ... Заявление Султана ... Стрельба в Салониках ... Погром в Новониколаевске ... Демонстрации в Париже ...Письмо Четырех ... Заявление евсекции Социнтерна ... Взрывы в Котманду ... Декларация Палмерстона ... Демарш Парижа ... Петиция немцев моисеева закона правительствам Союза Германских Государств ...
Колесо истории вздрогнуло, качнулось, и, наконец пошло, стремительно набирая ход. Уже в октябре международная обстановка накалилась до бела. Инцидент в Чевитта Веккио стал той соломенкой, которая сломала спину верблюда. Катарсис пришел.
3 ноября Французская эскадра вышла из Александрии, и на глазах, замерших от возмущения Русского, Неаполитанского и Турецкого флотов, двинулась к Палестине. Линкоры - три - и авиаматки - четыре - еще только выходили на траверзы Яффы и Акко, а французские парашутисты уже сыпались на крыши Иерусалима, Шхема и Иерихона. А 4 ноября в Иерусалим вошли бравые парни из Еврейского Легиона. Уличные бои в Цфате и Наблусе продолжались до седьмого ноября, но уже шестого в Иерусалиме была провозглашена Иудейская Республика Израиль. Декларацию независимости огласил сам Иегуда Магнум - командир повстанцев и первый, хоть официально и временный, премьер министр новорожденного государства. Государство еще и на бумаге то существовало, как схема, план, модель будущего, в Тверии еще расстреливали последних защитнеков королевского дворца, еще дралась в окружении, прижатая к берегу Мертвого моря 8-я янычарская бригада, а премьер Магнум уже вылетел в Париж на встречу с президентом страны, первой презнавшей возрожденный Израиль. В аэропорту Ле Бурже они обнялись. Благодаря телевидению, это увидел весь мир, но мир, да и ни кто вообще, не услышал того, что сказал президент Французской республики премьеру республики Иудейской, когда они остались наедине.
"Вы были великолепны, Бергер!" - сказал Гильом - "Но, господи помилуй, что за псевдоним вы себе выбрали, генерал?".
XXX
На очередных выборах Гильом Наполеон Банапарт джуниор был избран Президентом Французской Республики в четвертый раз.
XXX
"Месье Мах."
"Месье президент."
"Месье Мах, вы знаете почему вас сюда прегласили?."
"Но вы понимаете, что наша встреча носит исключительно конфиденциальный характер?"
"Месье президент, я врач и давал клятву Гиппократа".
"Я знаю, но речь идет о судьбе Франции..."
"Я не только врачь ..."
"Я знаю, полковник ..."
"... но, тем не менее, сомневаетесь?"
"Слишком много факторов, доктор, слишком много вариантов ... а последствия неверного выбора катастрофичны. Ад, полковник, ад готов разверзнуться и поглотить Францию."
"Ну что ж, месье президент, тогда давайте начнем ... спасать Францию."
XXX
Стол был круглым. Огромный круглый стол с полированной столешницей, а вокруг него - о!, отнюдь не рыцари короля Артура - сильные мира сего. Напротив Гильома сидел председатель Лин, справа от Лина - генерал Петров, а слева - президен Киз. Слева от Гильома помещался президент Лануа, а справа - премьер Лаич. Итак, их было шестеро, шестеро представителей шести великих держав. Их связывали множественные противоречия и взаимные претензии, но так же и понимание своей не маленькой роли в том театре абсурда, который с недавних пор стал называться Лигой Наций.
"Проблема северо-восточного Китая ..." - начал председатель Дин Лин.
"... который вот уже 60 лет является неотъемлемой частью ДВР..." - перебил его премьер Лаич.
"Францию связывают с ДВР союзнические обязательства" - напомнил Гильом - "хотя мы и возражаем против анексии островов Кунашир и Хокайдо."
"Острова захвачены в результате победы в войне" - возразил Лаич - " войне, развязанной Японией против наших интересов в Корее. Согласно Брюсельскому протоколу ..."
"Протокол тут ни причем" - поднял голос Киз - "САСШ никогда не подписывали этот ваш протокол."
"И поэтому оккупировали Индонезию?" усмехнулся Лануа.
"А Конада Аляску?" - огрызнулся Киз.
"Между прочим, Аляска - это исконно русская земля" - добавил Петров.
"А Эфиопия то же исконно русская земля? " - спросил Гильом.
"Да" - отрезал Петров - "Она настолько же русская, насколько Египет французский".
"Позвольте" - возразил Лаич - "Аляска должна принадлежать ДВР, и еще я хотел бы получить разъяснения относительно политики России и Франции на Балканах."
"А что вам Балканы?" - прикинулся непонимающим Петров.
"В ДВР проживает полтора миллиона выходцев с Балкан" - пояснил потомок сербов-эмигрантов Нико Лаич.
"Причем здесь вообще Балканы? Мы вроде бы говорили о Сяндзане ..." - вмешался председатель Лин.
Проблемы ... Противоречия ... Претензии... так было всегда, так есть, так будет, пока существуют госудрства, стороны этих конфликтов и противоречий, центры силы. На самом деле, ключевым здесь было слово - СИЛА. Все было увязано в один жестокий узел с фактами экономического потенциала сторон, с численностью населения, площадью, уровнем развития науки и технологии, с численностью и оснащением армий. Но новая эпоха внесла в эти страсти важную новизну. Теперь было не важно, что Россия могла бросить на чашу весов 200 дивизий, а Китай 300, или пятьсот, и что рядом с зоной возможного конфликта имелись 100 дивизий ДВР и ее флот - третий по мощи после французского и американского. Важно было сколько стратегических Горынычей может поднять со своих аэродромов Россия, а сколько своих Драконов Китай. Важным было сколько атомных подлодок трех держав из шести бороздят воды земных океанов, какие космические группировки имеют стороны, сколько шахтных и мобильных комплексов имеют они, и каковы технические параметры их электронных систем. А еще важнее было знать насколько решительно настроены стороны конфликта, какова степень их решимости идти до конца. И коков может быть этот конец?
XXX
"Месье Мах."
"Месье президент."
"Я хотел бы услушать ваше мнение, доктор"
"Ничего нового, месье президент. Я ведь уже обьяснял вам ..."
"И все-таки? Ниужели медицина не в силах ..."
"Наука не всесильна, месье президент. Все что касается функций головного мозга, по прежнему, очень неопределенно. Оптимизм наших великих соотечественников, я имею ввиду Шарко, Брока и Мари, был преждевременен: прошло больше ста лет, но мы по пежнему толкаемся в прихожей. В апартаменты души нас не пускают."
"Печально!"
"Закономерно, месье президент. Нам нечего там делать."
"Но что делать мне?"
"Увы, месье президент, мне нечего добавить к тому, что я сказал вам в самом начале."
"Ваши лекарства перестали помогать."
"Вот как? А ..."
"Ну да, доктор, я не могу не использовать свой дар."
"Но мы ведь договорились, месье президент, использовать его по минимуму и принимать лекарства... И ведь вам стало лучше, не так ли?"
"Лучше. Но ... но я президент!"
"Я знаю, что вы президент. Вы уже 25 лет президент ..."
"И все эти годы ... Да, мой друг, все эти годы я подгонял свои мозги, и служил Франции."
"Послушайте, месье президент. Ваш дар уникален. Он даже ни разу не описан в литературе. Если им и обладал кто-то еще, кроме вас и Наполеона Великого, мы этого не знаем. Я даже теоретически не могу представить как это работает. Вы идете спать и видите ... Что? Что вы видите, месье президент? Это не озарение, не пророчество ... Насколько я понял из вашего рассказа, это стремительный перебор альтернатив. Но если это так, то речь идет о колоссальной, совершенно запредельной нагрузке на мозг. Тут уже начинается вполне исследованная область. Нервное истощение ... бессоница ... психосоматические изменения ... неврозы ... вторичные изменения ... . Ваш предок добился всего, он даже разгромил Англию - в первый и последний раз в новой истории - , но, в конце концов, он передал власть сыну, и уехал на Корсику. В тишину забвения."
"Верно, доктор. Он уехал, а наследники развалили все, до чего смогли дотянуться ... Они даже карону и ту упустили."
"Ну я не стал бы оценивать их столь котегарично. Все-таки ваш прадед дважды побеждал американцев, а ваш дед выиграл войну в Европе..."
"Он ее не выиграл, а вытянул. Впрочем, не в этом дело. У них не было дара, а у меня он есть. Он был и у Императора, но у него не было тех лекарств, которые есть у меня".
"Но лекарства не всесильны, а ваш мозг истощен ..."
"Мне лучше знать, истощен мой мозг, или нет. Вы мой врач, дайте мне средство ..."
"Как врач я не могу вам дать ничего."
"Но вы ведь не только врач, неправда ли, мой генерал?"
XXX
Президент Французской Республики Гильом Наполеон Банапарт умер во время выступления в Лиге Наций. Его речь венчала собой один из самых грандиозных в истории человечества договоров: Договор великих держав. Он говорил о мире, о ценностях наступившей эпохи, о будущем, великом и мирном будущем, начинающимся прямо сейчас, здесь в этом зале. Он говорил о будущем, о вызовах эпохи, когда неожиданно замолчал, не завершив фразу, вскинул голову, как будто вглядываясь в скрытое потолочным перекрытием небо, и упал замертво. Его смерть вызвала потрясение во всем мире. Его похороны стали демонстрацией новых реалий. Телекамеры показали, как идут вместе за гробом президента Наполеона бывшие враги и конкуренты. Председатель Лин и премьер Лаич, генерал Петров и президенты Лануа и Киз, все они демонстрировали уважение к великому сыну Франции и, что не менее важно, взаимное уважение.
Глядя на них, генерал Мах не переставал думать о том, что же увидел в грядущем президент Франции? Было очевидно, что ответ на этот вопрос они не получат никогда. Но Маху было очевидно и другое, завтра, на встрече с главнокомандующим, он рекомендует привести армию и флот в готовность номер один.