Лил дождь, когда, возвращаясь с работы в своей машине, у какого-то магазина я повстречал ее - черную киску с растрепанными мокрыми волосами, одиноко сидевшую на опустевшем холодном тротуаре. Печальнее этих глаз я еще не видел. Казалось, они умоляли забрать ее отсюда. Я остановился и протянул руку, укрыл плащом и усадил на ее сиденье. Она ничего не сказала, но это и было ее искренней благодарностью мне. Я выжал газ и машина тронулась.
- Почему вы остановились, мы ведь не знакомы?
- Не знаю - ответил я
- А куда мы едем?
- К тебе домой. Ты совсем промокла. Так недолго и простудиться.
- У меня нет дома, - чуть слышно ответила она, а после, затаив дыханье, слушала ветер, сдувающий с деревьев желтые листья, смотрела на их свободный полет и молчала, долго, долго.
Она не хотела мне ничего рассказывать, а я ни о чем не спрашивал.
Вдруг, поддавшись какому-то сильному чувству, она заплакала. Две слезы, стекающие по ее щекам были тому подтверждением, хотя она говорила, что это дождь. А я молча говорил ей что верю, умоляя не плакать.
Так мы и познакомились - довольно просто и непренужденно. Так она поведала мне историю своей судьбы, доверив юную душу в мои руки, прося хранить и беречь...
Городские улицы и неоновый свет рекламм, сигаретный дым и запах дешевого вина были ее жизнью. У нее не было ни друзей, ни врагов, а сердце пустовало. Нет, просто было разбито на мелкие кусочки. Нехочу ничего вспоминать - шептали ее глаза, а сердце умоляло простить. Да, именно так - поверить и простить.
Она стала сиротой в семь лет, проведя их в совсем небогатой (как она оправдывалась) семье, настолько небогатой, что денег порой не хватало даже на еду. Отца почти никогда не бывало дома. Он уходил рано утром, а возвращался поздно ночью, подрабатывая в каком-то старом цирке. Однажды, на ее день рожденья, она побывала в нем, когда отец в черно-белой клетчатой одежде клоуна с красным носом забавлял публику. Она сидела в первом ряду и звонко смеялась. Разве можно было представить, что позднее костюм того клоуна сменится на тюремную пижаму, когда его поймают на открытом рынке, воровавшим яблоки? Ему дали два года. Как ей сказали потом, он недотянул трех месяцем, умерев от простуды. Так она осталась одна с матерью, которая вскоре подбросила ее в приют и ушла, сказав, что скоро вернется и заберет. Но она больше не вернулась. А может и вернулась, только киска не дождалась ее, сбежав оттуда, когда ей было четырнадцать, захватив свою любимую куклу, которую когда-то подарил отец. Она была у нее одна, поэтому и стала любимой. Только с ней киска делила свою радость и грусть, мечты и страхи.
Кем была ее мать она точно не знала, кажется французской эмигранткой, впрочем, неважно, плевать. Она не хотела ее вспоминать.
Улицы города приютили ее, став вынужденной работой и уже редко, просто улицами. Теперь в роли куклы была она. Каждый день разные люди увозили ее к себе в дом или в какой-нибудь дешевый номер, но, поиграв немного, снова выбрасывали на улицу.
Ненужная кукла, что тут еще скажешь?
Единственный раз она была по-настоящему влюблена в какого-то парня. Но тот отвернулся от нее, когда узнал чем она занималась. А раньше, когда не знал, говорил, что сходит с ума. Она умоляла его вернуться, клялась, что уже завязала, но он даже не хотел слушать. Неужели ты меня никогда не простишь, неужели больше не любишь? Ответь мне - кричала она ему вслед, когда они расставались у причала. Но он не обернулся.
А она еще чего-то ждала, слушая порывы ветра, сдувающего с деревьев желтые листья, смотрела на их свободный полет и молчала долго, долго.
- Где же ты живешь?
- Какая разница, я все равно туда больше не вернусь. Меня никто не ждет.
Действительно, что могло ее ждать кроме смятой постели и обманчивого, манящего своей притворностью блеска холодной луны, котороя, увы, давно, знала все ее привычки?
И опять молчание стало меж нами пропастью, разделяя две разных дороги жизни, заставляя меня чувствовать себя таким беспощным, таким призрачным, со всем моим домом, работой, моим общественным престижем.
- Мы с ним чем-то похожи - вдруг сказала она, глядя на дождь. Ты этого не заметил?
Я не знал что ей ответить или просто не хотел чтобы об этом знала она. Я молчал и это молчание обернулось тем ответом, который она так и не услышала.
Но история продолжалась, повествуя о жизни, полной одиночества и тайной печали, сопровождаемая едва заметными жестами. Ей нужно было выговориться, а кроме меня никого не было рядом. Поначалу было все безразлично - я пропускал ее слова мимо ушей. Мне от нее ничего было не нужно. Я хотел отвезти ее в какой-нибудь недорогой отель, заплатив за несколько дней проживанья, а после, с чистой совестью, вернуться к себе домой. И зачем я только с ней связался? Что это - случайная встреча или поворот судьбы? - гадал я.
Отвезти в отель..., вернуться домой. Недорогой отель.... Заплатить за несколько дней... Несколько дней.., а затем... Чистая совесть... Мне ничего от нее не нужно... Ее в недорогой отель, а самому домой - обрывки мыслей крутились в моей голове.
Позже мне стало стыдно за них. Разве мог я оставить ее, бросить под дождем в это море слез?
И чем больше я ее узнавал, тем больше она мне нравилась, тем глубже я проникался пока еще неизвестным чувством к ней. Она останется со мной - подумал я, но вслух произнес только:
- Как тебя зовут?
- Неважно. Спасибо тебе за все и, пожалуйста, останови за тем поворотом, я выйду. Дождь уже почти закончился и, мне пора...
Нет, киска - это не твой поворот, чей угодно только не твой. Ты заслуживаешь большего - мои промелькнувшие мысли. И машина мчится вперед по мокрому асфальту, рассекая пустоту уставшего города.
Она кричит мне..., цапарается..., плачет...и снова смеется (как когда-то давно)
Она зла на меня и одновременно благодарна. Зла за то, что едет дорогой машине, но она не ее, за то, что у нее никого нет, за то, что этот мир ей ничего не дал (а сколько всего обещал). Она ненавидела свою жизнь и всех, кто ее в ней окружал. Всех, кроме меня, ведь я спасал ее, пусть даже на миг. Ни о чем не спрашивая, не требуя, что-то взамен, протянул руку.
- Алиса - произнесла она. А тебя...?
Я улыбнулся и хотел уже ответить, но, обернувшись, увидел только черную кошку, спокойно смотревшую на меня своими зелеными глазами.