- Здравствуйте, к вам по объявлению. Таня Коржавина я. На втором курсе медицинского. В общежитие. Отца нет. Не знаю. Мать на молокозаводе трудится, в Павловске. Оттуда родом. Курсы медсестер закончила, мне девятнадцать стукнуло. Могу с ночевкой за мальчиком присмотреть, с 18-00 до утра, и завтрак приготовить. Понимаю – у мальчика ВПС (врожденный порок сердца) и ночами одышка мучить стала, с полгода уже, поэтому и вынуждены были с малышом отселиться. Вы, значит, отец, Петром Петровичем зовут, очень приятно. Нет, не напугали, сиделкой у бабуси полгода проработала весной прошлой. Для меня это выход – учиться смогу, спасибо вам. Постараюсь. Здравствуй, угу, вымахал!.. Меня Таней зовут... Девчонка ни к чему тебе, говоришь?.. Может быть, конечно, простите тогда. Так я пошла, поеду домой, жаль, вынуждена… Нет заочного у медиков... Нет, так нет, зря надеялась... Прощайте, выздоравливай, Дима... Что, зачем подождать? Дима согласен, говорите, временно попробовать? Вот спасибо! С радости потекли. Вещи принесу мигом, сразу.
Таким образом, тринадцатилетний Дима Карпов был отпочкован отцом на самостоятельную жизнь, чтоб своими болячками не беспокоил годовалого братейника и мачеху заодно. Отец, конечно, постарался оформить трехкомнатную квартиру на сына, отладил доставку обеда ежедневного, нянечку вот нанял ему с ночевкой, медика. Весной на очередном консилиуме, надеются, добро дадут на операцию сверхсложную на сердце, и тогда может быть… Но у Димы в последние месяцы удушья по ночам появились, ложиться не мог, поэтому ему никого видеть не хотелось, и ощущал он себя калекой ненужным. Отец все-таки решился, думал он, сына калеку подалее отодвинуть от себя. Значит, «она» отцу дороже сына обреченного. И этой божьей коровке Тане он также нужен, как средство продолжить учебу, бабки получать. Он даже врачу еще не сказал о головокружениях и обмороках кратковременных, чтоб его на обследования не послали и лекарств не надавали, от которых стол уже ломится.
- Открыто, заходите. Вижу, Таня, что пришла. В дальнюю комнатку тебя поселим, заходи. Располагайся и живи здесь, встречаться на кухне будем, ко мне, прошу, не заходить без… Проходите, Аркадий Ильич, дома она. Таня, знакомься, адвокат отца договор принес на согласование с тобой. Прочти сначала. Тогда сам: «С сегодняшнего дня оформлена с помесячным окладом… прочерк». Таня, какой запрашиваешь? Не стесняйся. Как минимальный не знаешь? Аркадий Ильич, вы что предлагаете? Двадцать тысяч? Пишем – двадцать пять… сиди тихо. Так, так, добавим – выдать аванс за полгода, удобно, Таня? Так, подпиши и деньги получи, нормально… До свидания, Аркадий Ильич...
*
- Дима, почему не кушаешь блины? Я старалась, попробуй, очень прошу. Вот видишь, еще чуть. Я от мамки привезу варенья вишневого, вкуснятина. Нет, магазинное не то. Я и пирог испечь могу к завтраку. Дима, ты только скажи, чего хотел бы к столу, мамка меня всему научила. Я тебе так благодарна, что согласился... Не уходи, пожалуйста, высказаться позволь. Это ты брось, не из жалости к тебе... Чуток задержу, чтоб сразу все выдать. Я не шибко плохая, убедишься, но говорлива чуток. Меня и прозвали «Танькой чуткой» за мою присказку. Нет, одна у мамки, замужем не была она, да кто ее возьмет хромоногую. С рождения такой уродилась. В медике, где учусь, познала, что сейчас такой дефект с ногой можно нормализовать, а тогда… Она, мамка, красивая, не то, что я... уродина. Посему никто не позарился на нее, одиночество ей было предрешено. Сейчас скажу, обожди чуток. Конечно тебе, мальчику, не стоило бы такое про мамку, но ты умным мне кажешься. В общем, упросила дядьку молдавана она со стройки помочь матерью стать, калеке, и т.д. И вот я перед тобой – дочь молдаванина неизвестного и мамки моей. Что? Неприветливо в поселке к маме отнеслись, конечно, но выстояла, не одинокой жила. Поэтому, Дима, я должна к мамке врачом вернуться и внуков ей нарожать много, всем на радость. Вот и все, что сказать хотела, прости уж меня, чуток задержала тебя. Конечно, можно блинов еще. Кушай на здоровье, Митя. Добрый вечер, к нам гости, Митя.
Карпов (отец): - Добрый вечер, чаёвничаете? Просим, видите ли, прощения, но дома еще раз обсудив твое состояние здоровья с Надеждой Михайловной, усомнились в решении полностью доверить жизнь нашего сына молодой неопытной девчонке. Дима сам, правда, был против девушки, но она надавила на жалость. Надежда нашла опытную, в возрасте, докторшу пенсионерку...
Дима: - Таня меня вполне устраивает...
Надежда: - Ты уже не мальчик, Дима, и сам понять должен, что намерения нуждающейся девушки могут касаться не только порока сердца, поэтому...
Дима: - Отец, прекратите это. Таня будет со мной, уже поздно, мне спать пора. Таня, мне ингаляцию приготовь, пожалуйста.
Таня: - Так я завтра съеду, Петр Петрович, деньги вот. Вы правы, Дима большой мальчик уже, и некоторые со стороны плохое подумают...
Дима: - Баба Маня, привет. Как слышишь меня, нормально? Дело есть неотложное... Да, обижают любимого внука. Отец с молодой съехали в новый дом, да, с малышом. Да, один я. Повтори! Завтра будешь? Понял, встречать буду на вокзале. Я тебя тоже, баба Маня.
Надежда: - Пожилого человека беспокоят, когда сами проблему решить могли бы...
В районе после одиннадцати Таня шум падающей посуды услышала на кухне и мгновенно тотчас же на звук пошла, а там Дима тяжело дышит. Пытался отпить из бутылки минералки взахлёб и закашлялся сильно. Говорить не мог, пытался, но сильно закашлялся опять. Таня усадила мальчика в кресло, подушку под головку ему пристроила, укрыла надежно пледом и попросила Диму дышать не резко, спокойно, как она покажет. Вскоре больной задышал ровно и отключился, уснул полусидя.
Первым делом мальчик, когда проснулся, услышал негромкое пение из кухни:
- Доброе утро, Дима. Слава богу, спал. Завтрак готов, хорошо выглядишь. Петь люблю, когда стряпаю, как мамка, не разбудила? Мне в институт пора, одну, пожалуй, гренку поем, вкуснятина. А ты в школу, значит? После шестнадцати вернусь, бывай и не скучай…
Надежда Михайловна, молодая мачеха Димы, не успокоилась после инцидента с «марфутой» деревенской, поэтому она пустилась на поиски компромата по части поведения девушки в общежитии, успеваемости, дружков. Прицепиться не к чему было, пока няня малыша ее, Лена, голос не подала, что Коржавину Таню знает, курсы медсестер вместе посещали, но Таня не до конца, месяца два не доучилась. Заботливая мачеха с Леной к пасынку в этот же день поехали, не позабыв мужа пригласить туда же, чтоб он убедился в интуиции верной супруги. Надежда была женщиной современной, с ладной фигурой, себе на уме, поэтому устраняла препятствия по жизни, кажущиеся ей, без жалости. Няня пасынка, Таня, раздражала Надежду бесхитростной деревенщиной, уверенностью в своих действиях, непредсказуемостью, ее убрать следовало прочь из семьи.
- Здравствуйте, родственники дорогие, все дома? И вы Мария Васильевна (это она к бабе Мане). Таня, оказывается тоже дома, замечательно. Моя квалифицированная няня знакома тебе, Таня? Вместе учились на курсах медсестер. Она тоже признала тебя и добавила, что учебу ты забросила, а делаешь медицинские процедуры Димочке без диплома медсестры, так ли это? Не правду, говоришь, излагаю…
- Никуда собираться не пойдешь, Танюха, ты нам с внуком во как нужна! Все о Диме кричат, беспокоятся, а бабе Мане кто укол поставит, подумали? Болячек у меня поболее внука, правда, Танюха, так что никуда мы тебя не отпустим. С нами мыкаться будешь, на моей пенсии, но в обиду тебя не дадим. А батя твой, Дима, хорошим парнем был, помню, дочь за него пошла... Тряпкой стал, Петя, о тебя ноги утирают...
- Не позволю, слышите, вот дура,.. - прокричала Надя и побежала на выход.
Вскоре красавицы вернулись со смущенными улыбками на лицах, довольными, рюкзачок беглянки Надя тащила, не выпуская из рук.
- Документы, деньги, Танюха, достань из котомки, быстро я сказала, это все? Отлично, у меня храниться будут, поняла, детка? И никуда ты не уйдешь более... А сейчас чаёвничать всех приглашаю, пирог деревенский отведать, что Таня испекла с вишневым вареньем, мамкиным. К столу все! Дима, на кухню ступай, помоги бабушке.
*
Врачебный консилиум ранней весной еще на полгода сдвинул срок операции Диме, надеясь, что лекарственные препараты, обильно принимаемые им, положительно подействуют на нормализацию кровообращения без хирургического вмешательства, где риск определённый был. В итоге мальчик умный, развитый вынужден был вести жизнь с определенными ограничениями из-за своего состояния. Активность ему была противопоказана, велено было меньше ходить, больше дома быть. Школу при плохом пульсе не посещал, обмороки участились. Избегал общения, прогонял всех, запирался. Еще после обеда, когда Таня на занятиях была, а баба Маня посапывать начинала по старости, Дима потихоньку из дому ускользал незаметно и просто ходил, ходил по улицам, где жизнь кипела, и где люди не знали о пороке его сердца ничегошеньки при встречах, нормально разглядывая друг друга. Дима обычно завершал свой маршрут у бензозаправки в Матвеевском переулке, заходил в автомастерские, здоровался с соседом по квартире дядей Володей Рожковским, хозяином всего хозяйства, выслушивал терпеливо поучительную басенку и возвращался домой.
Пару раз, правда, обмороки небольшие случались с ним, но, слава богу, не на людных переходах, тихонечко вставал и продолжал идти. Один раз сосед приметил его в лежачем виде, водичкой напоил, помог встать, а главное, что ни одного вопроса про болячки не задал, в гости лишь приглашал, в мастерскую. Дима со временем увлёкся автомобилями и с удовольствием выполнял небольшие работы под началом Владимира Яковлевича, который досконально знал машины и любил их. Рожковскому давно уж хотелось, рассказывал он, обзавестись приборами настройки подачи топлива в карбюратор и добиться полного сгорания его, он это в Германии видел, давненько. Со временем Дима полностью переключился с хозяином на эту проблему, используя вовсю знания английского языка. Даже школу стал реже посещать из-за потери интереса к ней. Бабуля и Таня, конечно, почувствовали от Димы аромат бензина, расспрашивали, но он как-то дам осадил, что это нормально для парня и нечего о нем беспокоиться. Таня приметила и другие изменения у своего подопечного, но их отнесла к взрослению, к его личной борьбе с врожденной болезнью, с пороком. Она поощряла это в нем.
В ближайший выходной Дима прямо с утра в мастерские отправился, там жизнь всегда кипела у неисправных машин, над которыми трудились два немолодых работника, чередуясь по сменам. Приборы настройки в запертой конторе уже стояли, Дима дверь ключом своим отпер, к столу присел, паспорт технический раскрыл, готовясь проштудировать еще разок, как раздался скрипучий голос хозяина, лежащего в одетом виде на подстилке в дальнем углу:
- Доброе утро, Дима. Окажи услугу алкашу старому, бутылку пива купи, а то голова трещит ужасно… Вот спасибо, хорошо как... У Лукьяновых вчера, друзей наших, гуляли на дне рождения. Все было вкусно, напитки… Хорошо шутили, пока я анекдотик про евреев не рассказал, так простенький, но за столом их главбух Либерман с Евой ненаглядной своей сидели, обиделись. Ну и все накинулись на меня, свою симпатию к жид... то бишь, к евреям, доказывали. Слышал бы ты, как этих христопродавцев меж собой склоняют они. Будь добр, вторую бутылку пива подай, благодать да и только, вот спасибо… А далее, значит, моя Полина решила выпендриться и давай меня на людях чехвостить почем зря, с истерикой, как она умеет. И свою загубленную жизнь оплакивала со мной, необразованность мою напомнила, на рост мой указала мизерный в 160 см, у нее же 186, и последнее, самое худшее во мне – на мою проклятую родословную указала, мать-то у меня еврейкой была, и т.д. Я, конечно, напился до свинства и сюда завалился, побесился и уснул крепко. Нет, к евреям неприязни нет, сам наполовину, временами антисемитом становлюсь, по морде бить хочется, а просто так, пусть знают русских. Должны же быть виновники неполадок по жизни нашей, что сами наломали, а тут морда рядом, и не одна… легчает… Как и у них в Израиле без нас, русских, пресно живут, умных кот наплакал. Куприн говорил, люблю его очень, что евреи дрожжами служат в России, будоражат народ, умничают чего-то, а в Израиле одни дрожжи без среды привычной, вот они и не того сами, шибко не подымаются, муки нет добротной вокруг. Разболтался я, Дима, с похмелья, не хорошо это… Стук каблучков, слышишь? Это она, Полина моя, бутылки убери…
- Здравствуйте, что с Володей, Дима, плохо ему? Сейчас кофейку налью крепкого, попей, Володя, полегчает. Ну ляпнула вчера, прости меня, про отсутствие высшего образования у моего мужа, так все знают это, не новость… И что заработки его хорошие, дай бог каждому. А по родословию сожалею, что лишь наполовину еврей, целиком был бы умнее, предполагаю. Да, девушка, Дима Карпов здесь, заходите…
- Дима, бабушка померла только что, неожиданно. Это у него обморок, водичку быстро, пульса нет, вот несчастье. Скорую не надо, я врач... Очухался, кажется. Дима, глаза открой. Мы же знали с тобой, что случится скоро. Присядь, пожалуйста, к ней пойти хочешь, попрощаться? Отца известить надо. Как никому не нужен стал? Глупости какие. Да ты у меня самый, самый, Дима, знай, родненький. Пойдем, милый, к бабе Мане.
- Мы тоже близкие люди тебе, сынок, знай, поэтому одиночество тебе никак не грозит, правда, Полина? Есть идея, потом, после… Захоронение и поминки за нами, поможем...
*
Отец героя Петр Петрович, проживающий с новой семьей в Калининграде, пригласил сына к нему перебраться, с учебой в институте определиться. Дима пообещал подумать чуток, как Таня говорит, и к осени определиться. Отец, помявшись немного, уехал. А в середине августа Рожковский вечерком завалился и, как всегда, энергично выложил в подробностях результаты своих хлопот с немцами. Ему, оказывается, удалось добиться через дружка Отто Фримена зачисления Димы по специальной форме учеба-практика в... «Dual Study Program», чуть зубы не сломал. Учебное заведение расположено в Ганновере при концерне «Волксвагена» в Германии, факультет сам выберешь. Проживать будешь в пансионате сердечников, оговорено.На два года рассчитано, диплом получишь, на английском есть… Все, кажется, сказал, билеты заказал. Вместе поедем, Отто знает уже, послезавтра летим.
Естественно, что Дима поделился вечером с Таней планами про поездку в Германию, ожидая от нее одобрения или совета по существу вопроса. Она долго очень молчала, моя тщательно посуду, затем как-то своеобразно бодро отреагировала:
- Слава богу, мой пациент на поправку пошел, в люди собирается выйти, и я, освободившись от него, своей жизнью заживу, к мамане в Павловск поеду. Век благодарить буду тебя, что меня терпел столько лет, доучиться дали, друзьями стали… Что ты отвернулся, Дима, не то говорю, считаешь? Ну, в качестве кого я с тобой определиться должна, не вечной же нянькой стать? Нет, еще раз нет. Женой, смешно звучит даже, стать не смогу никогда, слышишь? Прости, Дима, это решение окончательное. Не мучай меня, а то расплачусь. Я буду звонить часто-часто, а ты в молчанку со мной не играй – убью или повешусь. Дима, скажи что-нибудь на прощание, ну… Спать захотелось, зеваешь от меня? Ну и черт с тобой, иди к себе и дрыхни.
- Дима, прости, я к тебе на минутку, пульс перед сном проверить… А мне важно. Майку задери, пожалуйста. Лохматая грудь стала, как у гориллы, а шесть лет назад с меня ростом был, мальчиком на полдивана, а теперича на всю постель развалился, мне и пристроиться негде. Подвинься, чурбан этакий, дай девушке прилечь напоследок рядом, ближе, еще чуток. Чувствую, что не то делаю, но сердце твоё прослушать обязана, рядом, конечно, и постоянно… Дима, не смей, мамане пожалуюсь…