Широкая полноводная река медленно несла свои воды куда-то в необозримую даль. Водную гладь не трогал даже ветер, которого, собственно, и не было, поэтому и не трогал. Только весёлая игра солнечных зайчиков ближе к берегам, кажущаяся игрой рыб, выпрыгивающих из воды и блещущих своими серебряными спинами, нарушала спокойное течение - не только реки, но и вообще жизни, которая мирно дремала в тени, прячась от жаркого солнца. Вместе с водами, а точнее, именно на этих самых водах, по реке плыло что-то отдалённо напоминающее связку дров. При ближайшем рассмотрении этого странного объекта на его поверхности можно было заметить нечто похожее на мачту, на которой гордо реяла тряпка, видимо, считающая себя флагом. Плот медленно плыл по течению, мирно разглядывая окружающие пейзажи. Точнее, пейзажи разглядывал, конечно, не сам плот, а тот, кто им управлял. Хотя управляла сим хрупким на вид сооружением река... Но любованием пейзажей она не занималась, у неё были какие-то свои, никому не понятные дела. Дел не было у того, кто удобно (насколько было возможно в данных условиях) расположился на верхней палубе своего фрегата, то есть на поверхности вышеупомянутых брёвен. Капитан странного корабля внимательно разглядывал медленно проплывающие мимо него берега. Жёлто-зелёное полотно, кое-где украшенное чёрными пятнами и оранжево-бирюзовыми заменителями основного цвета удручило бы жителя средних широт, привыкшего к буйному разнотравью, и привело бы в восторг бледнолицего обитателя крайнего севера, с роду не видевшего никаких других цветов, кроме белого. Разглядывавший же этот странный земной покров, которому по всем правилам следовало бы именоваться "травой", лишь зевал и время от времени менял направление взгляда, то есть берега, которые под этот взгляд поочерёдно попадали. Иногда он лениво направлял глаза на небо, которое, правда, не привносило особого разнообразия в мирно дремлющий пейзаж, и быстро отворачивался от режущего глаза огненного небесного ока. Казалось бы, по этому признаку - полное безразличие к окружающим красотам (или странностям, смотря для кого) - легко определить южное происхождение засыпающего субъекта, но нет. Возможно, он просто долгое время пребывал под горячим южным солнцем и успел так привыкнуть к скудным пейзажам, что по образу мысли не сильно отличался от коренных обитателей этих краёв. Определение возраст субъекта тоже было задачей не из лёгких. Чёрные усы и не менее чёрная борода закрывали большую часть его лица, а светло-голубые глаза сияли тем блеском, который бывает у пятилетнего мальчишки, запустившего свой первый корабль, а точнее небольшую щепку с вбитым в неё гвоздём, в дальнее плаванье по одному из многочисленных весенних ручейков, представляющихся ему огромными бурлящими реками. Вроде той, в которую превращалась мерно несущая внушающий жалость плот с его смуглолицым капитаном.
Река действительно начинала странно менять темп своего движения, что не могло не насторожить чернобородого капитана. С увеличением скорости течения реки прямо пропорционально увеличивалась и скорость течения его мыслей. Поначалу спокойные, не обременённые почти никакими заботами кроме разве что выбора нового объекта для разглядывания, теперь они всё больше переносились на конкретный объект - то есть на реку, которая неожиданно даже для самой себя стала довольно странно себя вести. Сначала небольшие водоворотики, способные затянуть лишь те самые мальчишечьи весенние кораблики, потом резкие повороты, сужение русла... Когда впереди показались камни первых перекатов, мысли сидящего на плоту приняли совершенно серьёзный, но далеко не упорядоченный вид. И по мере приближения к камням становились всё серьёзнее и всё запутаннее.
Бурлящие пеной водопады, окрашивающие воду в белый цвет так, что река на миг представляется той самой "молочной", из далёких детских сказок; маленькие водоворотики, которые в солнечный день оставляют на дне след, тень, очень похожую на солнечное затмение - чёрный круг с золотистой короной; наконец, никогда не высыхающие камни, огромные валуны и небольшие камушки, перемалываемые течением в ещё более мелкие, до полного превращения в речной песок... Всё это могло заворожить, увлечь наблюдателя. За постоянным движением огромного мира перекатов, где величественная река, кажется, превращается в тысячи небольших ручейков, самостоятельно пробивающих дорогу между камнями, чтобы снова слиться воедино и вместе нести свои воды в неизвестную даль, которая обычно оказывалась либо озером, либо морем, либо, что чаще, просто ещё одной рекой, только намного больше, можно было следить вечно.
Берега расступились перед природным мостом, связывающим их друг с другом. Река стала шире, но намного мельче. Деревянное рукотворное сооружение, управляемое безразличным к красотам омываемых водой камней капитаном, стало всё чаще касаться дна реки своим днищем. При соприкосновении с посторонним предметом приведённые в движение камни издавали странную, но красивую музыку. Удары их друг о друга образовывали единый слитный голос, щебечущий с журчащими ручейками о чём-то недоступном человеческому пониманию.
Капитан изо всех сил старался изменить курс своего творения с помощью импровизированного весла, которое, собственно, тоже было частью сего творения, но раньше выполняло функцию мачты, несущей гордо реющий флаг, который в свою очередь в свободное от этой почётной миссии время становился старой льняной рубахой. Но получалось у капитана довольно плохо, можно даже сказать, не получалось вовсе. Плот всё быстрее нёсся навстречу серым валунам, как небольшой кусочек железа к магниту, и становилось всё очевиднее, что удара о них прогнившее дерево не выдержит. Сложно предугадать судьбу человека в таких условиях, но судьбу плота можно легко определить без большой погрешности. Он, то есть плот, не утонул бы, продолжил бы свой путь, но уже в виде множества небольших щепок, которые с успехом можно применить для изготовления большого количества весенних корабликов. Нужно только найти необходимое количество мачт.
Человек на борту, несмотря на тщетность всех попыток спасти себя и плот, казалось, решил, что бы ни случилось, разделить участь своего творения. Сощуренные от яркого солнца и водных брызг глаза теперь казались спокойными и смотрели вперёд, на неизбежно надвигающуюся судьбу. А та только улыбалась серыми валунами в ответ на суровый взгляд принявшего её практически без сопротивления. Но она ошибалась.
Когда до улыбки судьбы осталось несколько шагов, взгляд человека неожиданно приобрёл решимость и, что главное, осмысленность. Тело его выгнулось невообразимой дугой и перекинуло себя за борт, прямо под несущиеся брёвна. На долю мгновения человек опередил реку, и в тот момент, когда плот должен был неизбежно разбиться о первый камень, крепкие руки выставили перед собой длинную палку, побывавшую и в роли мачты, и в роли весла. Палка приняла удар на себя, переломилась пополам, и брёвна, которые должны были просто вбить человека в камень, проскочили мимо. Небольшая задержка на водопаде - и капитан снова на своём корабле. И снова бывшая мачта выполняет необычные для себя задания - расталкивает речные валуны, летящие прямо на плот.
Мокрый, задыхающийся от усталости и попавшей в лёгкие воды капитан, посмотрев вперёд, почти вздохнул спокойно и почти опустил своё оружие. Но судьба, уже обманутая им один раз, теперь не улыбалась - она смотрела на него белыми, бурлящими гневом глазами пятиметрового водопада.
Человек опустил шест и попытался встать на брёвнах. И снова полные решимости взгляд направлен прямо в глаза белого водопада. Ещё мгновение - и плот зависает над пропастью, на дне которой бурлит белая кровь реки. Для человека этот миг растягивается надолго - ему надо рассчитать скорость полёта плота, свою скорость, скорость течения - и только тогда сделать правильные движения, чтобы прыжок оправдал расчёты.
Прыжок удался. Человек ласточкой прыгнул в кипящую бездну... Которая безжалостно поглотила его.
Плот - детище прыгнувшего - вертикально вошёл в воду и вскоре снова появился на поверхности, целый и почти невредимый, если не считать отломанной мачты. Он был спасён. Но без своего капитана, спасшего этот связанный пучок брёвен, он не мог плыть дальше. Постояв немного на месте, плот, не без помощи течения, вернулся назад. Водовороты у подножия водопада долго перемалывали его в своих жерновах, пока наконец не превратили во множество щепок, некоторые из которых так навсегда и остались кружить в бесконечном танце речной крови, а некоторые вырвались из этой западни и поплыли дальше, в неизвестную даль...
Одну из них выловил маленький мальчик лет четырёх-пяти, смуглый, с горящими голубыми глазами. Мысль, пришедшая ему в голову, зажгла глаза, мозг и сердце ещё больше. Мысль, которую он пронесёт через всю жизнь, и однажды отправится в дальнее плаванье к неизвестным берегам на собственном фрегате, прообразом которого и станет эта спасённая щепка с вбитым в неё гвоздём...