Двери всегда оставались неизменными. Деревянные, тяжелые, с металлической ковкой, чугунными петлями и ручками в виде кольца. Они были просто расположены в пространстве, и если их открыть, то вернуться уже невозможно.
Два человека стояли возле закрытых дверей и ждали путника.
Лжец весьма неприятный тип. Хитрый и двуличный, он всегда старался выкрутиться, оправдаться, в его манерах сквозило злорадство и лицемерие, но этого отчего-то никто не замечал. Рыцарь же, обреченный на вечную честность мучился от своей миссии, но ничего не мог с этим поделать. Порой, ему хотелось солгать, чтобы избежать страшной развязки, но он не мог, просто не умел этого делать.
Однако их внешнее сходство ранило ещё сильнее, чем что-либо другое. Тягостное бремя нести этот караул, глядя друг на друга точно в зеркало. Когда никто их не видел, Лжец издевательски корчил рожи. Поэтому Рыцарь почти всегда глядел вдаль, стараясь различить край мира. Мира, состоящего из одних только дверей и постоянной необходимости делать выбор.
- Ты Лжец? - спрашивает путник Рыцаря.
- Нет, - печально отвечает он.
Но ему редко кто верит.
- Не ходи! - так и хочется закричать Рыцарю, но путник принимает решение и в ту же секунду распахивает "неправильную" дверь. Назад дороги нет.
Миша Никифоров проснулся от осознания того, что плачет. Он резко вскинул голову, огляделся и вытер лицо рукавом. В кабинете никого не было, за окном - мрачное недоброе утро. По металлическому подоконнику равномерно постукивал дождь.
Никифоров пошевелил мышкой и монитор ожил. Семь тридцать шесть, второе ноября. Ох уж эти Рыцари и Лжецы, на экране висела последняя неразгаданная логическая задачка. Приснится же такое. Каждое утро он сожалел о том, что вновь уснул прямо за рабочим столом. Вытянувшись в крутящемся кресле во весь свой гигантский рост, Миша встряхнул головой, прогоняя горькое послевкусие сна. Спина затекла, шея ныла. В голове сплошной туман. Когда же, наконец, он выспится нормально?
Раз за разом Никифоров давал себе обещание отправиться домой сразу, как только закончит работу, но никогда не мог этого выполнить, потому что работа никогда не заканчивалась. Сейчас же ему срочно нужна была очередная порция кофе. Хоть как-то ещё немного продержаться. Впереди новый трудовой день.
Электрический свет в коридоре одарил его неясным, искусственным теплом. До прихода всех сотрудников оставалось два часа. Миша прошел на кухню и включил кофемашину, нервное дребезжание кофейных зерен развеяло утренний покой.
Внезапно леденящий сквозняк пробежал по его коже, всколыхнув волну легких мурашек. В этом дерзком дуновении почудилось Мише что-то тревожное, словно кто-то незримый нарушил его одиночество.
Он вопрошающе взглянул на входную дверь, точно она могла дать вразумительный ответ, и решительно двинулся по коридору, поочередно заглядывая в каждую комнату. Проверка заняла не больше пяти минут. Везде окна закрыты, никого нет. Наверху завыл пылесос, уборщицы принялись за дело, скоро доберутся и до их офиса. Миша забрал с кухни чашку со свежим ароматным кофе и направился в свою комнату. А открыв дверь, тут же понял, откуда взялся этот загадочный сквозняк: широкая форточка распахнута, а на его мониторе сидит голубь.
От неожиданности Никифоров вздрогнул, горячий кофе выплеснулся на руку. Миша разжал пальцы, и чашка упала на темно-синий ковралин. Птица испуганно вспорхнула. Монитор грохнулся плашмя, прямо на стопки бумаг, по обыкновению наваленных на столе, которые тут же разлетелись по всей комнате, а голубь, ударившись об окно, зацепился за жалюзи и принялся там неистово метаться. Кое-как Миша смог вытащить его и выпустить в форточку.
После этого эпизода остался неприятный осадок и широкий красный ожег на запястье. Дурные мысли непрерывно лезли в голову, но звонить в больницу было ещё слишком рано.
Поднял трубку, повертел в руках и снова положил на место. Потом опять взял и положил. С трудом дождавшись восьми тридцати, Никифоров со злостью пнул соседний стул и яростно схватился за телефон. Невозможно знать и нет сил не знать!
- Доброе утро! - отозвался усталый женский голос. - Всё как обычно. Хотя... Кажется, вчера доктор отметил улучшения.
- Спасибо, - несколько удивленно протянул Миша и положил трубку.
Зря волновался! Теперь обожженная рука снова напомнила о себе, пришлось обмотать её носовым платком и туго затянуть. Покореженные жалюзи на окне надоедливо хлопали.
Однако к моменту прихода Степы он всё равно так и не успокоился.
- Что тут произошло?- напарник озадаченно оглядел разгромленный кабинет. - К нам вломились грабители?
Степа всегда опаздывал минут на двадцать. И, как правило, Миша закрывал на это глаза, но сегодня, после утреннего происшествия, ему хотелось поскорее уехать в больницу, а потом домой, быстро принять душ, переодеться и снова на "боевой пост".
Он вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Сухо бросил "пока" секретарше Жене и направился к лестнице. Девушка догнала его на ступенях.
- Что случилось?
- Отвратительное утро. Ко мне сегодня птица залетела в комнату, полчаса её выгонял, руку обжег.
- Птица? - удивилась Женя. - Странно.
- Голубь, - уточнил он.
- Понимаю, - кивнула Женя. - Зря волнуешься, глупые суеверия. Знаешь откуда пошло, что птица это к покойнику? Раньше пространство дома находилось под защитой домовых духов, а проникновение внутрь считалось появлением в нем чего-то чужеродного. Но это чужое, оно вовсе необязательно должно быть враждебным. Понимаешь? Это значит, что-то просто изменится.
- Ты так думаешь? - Миша был благодарен ей за эти слова.
- Конечно, - Женя смотрела ласково и успокаивающе. Карие глаза казались теплыми.
Он накрыл тонкую руку, лежавшую на перилах, огромной ладонью и легонько сжал:
- Значит так и будет. Всё, я поехал...
- Сегодня пятница, - торопливо произнесла она, заметно смущаясь, - твое предложение насчет субботы ещё в силе?
Он немного помолчал, затем произнес более мягко:
- Не знаю. Я тебе завтра позвоню.
Никифоров шел от метро, стараясь отогнать навязчивое чувство тревоги. Мрачный ноябрь только начался, а уже стало невыносимо тоскливо. Промозглый осенний дождь, рваный ветер и черные голые ветви звучали басовым минором его настроения. Кругом, на деревьях и проводах он видел птиц: ворон и голубей, они пристально следили за ним, свесив вниз глупые головы. Где начало? В логических задачках и тревожном сне? В принятии непростого решения? Или всё началось с голубя?
Ответа не было, в какой момент он ясно почувствовал, будто всего лишь наблюдает за происходящим.
Длинные мокрые пряди и то и дело липли на лицо. Отращивать волосы ему предложила бабушка, когда их с Сашкой родители разводились. Она сказала, что в волосах заключается вся энергетическая сила человека, делающая его неуязвимым, способным противостоять любым жизненным невзгодам, и Миша поверил ей.
Мальчикам тогда было по девять. Делили всё, в том числе и детей. Сашку забрала мама, а Миша достался папе. Но по сути его растила бабушка, потому что папа вскоре снова женился и переехал к новой жене. Сколько слёз Миша пролил тогда? Наверное, за всю оставшуюся жизнь. Он всё никак не мог понять, почему мама выбрала именно Сашку. Но это только в первое время он думал, что брату повезло больше, потому что именно бабушка сделала его серьёзным, целеустремленным человеком, стойким и здравомыслящим, нацеленным на результат, а не ветреным искателем легких путей и незамысловатых радостей жизни.
Зачем он только приглашал эту Женю? Бабушка всё время твердила, что ему нужно найти "хорошую девушку", и что в двадцать семь уже пора иметь "стабильные отношения". Глупая формулировка. Какие могут быть отношения, когда на протяжении пяти лет постоянно думаешь только об одном человеке?
Миша остановился перед входом в больничный корпус. Три стеклянные двери, расположенные рядом. По утрам посетителей почти не было, и Никифоров так и стоял минут пять в нерешительности, раздумывая в которую из них ему войти, до тех пор, пока краснолицый толстяк не вышел навстречу из правой двери. Почему всё вокруг постоянно требует какого-то решения? Почему каждый раз нужно делать выбор?
Никифоров сдал свой готический плащ, сунул подмышку свежие газеты и купил за десять рублей жизнерадостные красные бахилы, которые зачем-то каждый раз выкидывал, уходя из больницы.
Не успел он вызвать лифт, как открылись двери огромной грузовой кабины с лифтершей. Полная старушка с чувством невероятной ответственности восседала на старом фанерном стуле и по заказу нажимала на кнопки. Она возила не всех и не всегда, исключительно по собственному желанию, остальных отсылала к двум другим лифтам у противоположной стены. Сколько раз Миша слышал, как она строго произносила "Поедешь на другом!".
Но сегодня идти по лестнице не хотелось.
Как только он подошел к лифтам, за спиной что-то звякнуло, и лифтерша громко крикнула:
- Иди сюда, довезу.
Внутри огромной кабины работала только одна лампочка, от чего всё вокруг выглядело оранжево-желтым. Лицо старушки, потертые стены, дырявый линолеум на полу. В глубине лифта стояла каталка, за ней мутное во всю стену зеркало. Миша зашел и встал к нему спиной, двери вздрогнули и принялись медленно сближаться. За это время можно было пробежать по лестнице два этажа. Но как только створки со скрежетом сомкнулись, женщина покосилась в его сторону:
- И как не надеяться? Я тоже всегда надеюсь, что они вернутся, но многие уезжают на другом лифте, а некоторые насовсем.
- Что? - удивленно переспросил Миша.
Она вперилась в него старческим водянистым взглядом, точно смотрела куда-то дальше, выше, глубже... Ещё минуту назад он сам точно так же глядел на двери.
- Правда, в том, что неизбежное неизбежному рознь. А правильный вопрос, гораздо важнее правильного ответа. Я это заметила ещё в дверном проеме. Потрясающие волосы!
Никифоров выскочил из лифта так стремительно, что чуть было не рассыпал бабушкину прессу. На миг ему показалось, будто лифтерша дотронулась до него, прикоснулась к распущенным ниже лопаток волосам. Мерзко.
Бабушка сидела на кровати, уставившись в окно, на пустырь, простирающийся за забором больницы, на сумбурные постройки железнодорожного депо, на темные трубы теплоцентрали, сливающиеся в единое целое серого экспрессионизма.
Он остановил её порыв, аккуратно придержав за плечо.
- Не беспокойся, пожалуйста, - Никифоров положил газеты на тумбочку и опустился на стул возле её кровати. - Мне сказали, у тебя наметился прогресс. Как самочувствие?
- Я очень плохо спала под утро, мне приснилось, что ко мне в палату влетела птица. Все её стали гонять, а она села на мою кровать, нахохлилась и ни в какую.
Бабушка опасливо огляделась, увидела, что одна из её соседок спит, а другая вышла в коридор, и шепотом добавила:
- Я, наверное, умру скоро, Миш.
Когда-то высокая, теперь она сильно сутулилась, руки совсем иссохли, длинная шея горестно опустилась, но её лицо ещё не было совсем старушечьим, а в седых, собранных в пучок волосах проглядывали русые пряди.
- Да перестань, - сказал он неожиданно зло. - Глупые суеверия. Ты же у меня боец. Откуда всё это?
- Не знаю, здесь просто обстановка такая... Нервная. Пожалуйста, забери меня домой. Там мне в своей собственной кровати всё ж уютнее и спокойнее.
- Ты опять? - он чуть не подскочил на месте. - Ба, ну что ты говоришь? Здесь врачи, они следят за тобой. Если вдруг станет хуже, то всегда помогут. Мне тоже без тебя плохо, - он нервно взъерошил волосы, - но я очень волнуюсь, когда тебе становится хуже. И потом, я же почти не бываю дома... Хочешь, я могу уволиться, но... Это просто не логично! Тебе же нужны лекарства.
- Нет, не нужно увольняться, - испуганно вскинулась бабушка. - Не слушай, не слушай меня. Действительно, глупости всё это. Нашла какая-то минутная слабость, из-за сна, видимо. А вообще, ты же знаешь порции здесь приличные и сестры негрубые. Знаешь, а мне Саша звонил вчера. Чудной какой-то, прощения просил. Я так и не поняла за что.
- Как за что? За то, что не приходит, наверное.
- Ну что ты! У него же столько дел. Я понимаю, современная жизнь она такая... А ещё и забрать отсюда предлагал.
- Как забрать? - забеспокоился Миша. - Кто? Он? С какой это стати Саша вдруг стал принимать такие решения?
- Да ничего он не принимал, просто предложил.
- А ты что?
- Ну, а я сказала, что ты у нас в семье главный, и что только ты знаешь как лучше, - она нервно заёрзала. - Может чаю?
Миша покачал головой. Ему бы лучше сигарету... и рюмку коньяка. Всё ж как-то напряжение снимает.
- Твой врач ещё здесь? Хочу поговорить с ним.
Миша негромко постучал в кабинет и приотворил дверь.
- Олег Витальевич, добрый день! Можно к вам?
Доктор кивнул, продолжая что-то писать, и жестом пригласил его зайти. Они сидели в тишине около пяти минут.
- Так что вы ещё от меня хотите? - на удивление резко спросил врач.
Миша от неожиданности вздрогнул:
- Я не понял, что значит ещё?
- Мы же с вами утром всё обсудили.
- Олег Витальевич, вы меня с кем-то путаете, - забеспокоился Миша, - я здесь всего минут двадцать. Зашел к бабушке и сразу к вам.
- Послушайте, - доктор явно разозлился, - кончайте дурака валять.
- Я тут подумал, а может и ничего, если я всё-таки заберу её домой?
- Вы что? - Олег Витальевич, на вид спокойный, неприметный сорокалетний мужчина, сейчас выглядел чрезвычайно раздраженно. - Мы с вами сорок минут об этом говорили. Нет уж, у нас тут не цирк!
- Извините, я сам после ночной смены, устал ужасно, - Никифоров попытался объяснить создавшееся положение. - Вы, вероятно, приняли меня за кого-то другого...
- Нам не о чем разговаривать, - доктор поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен.
- Видимо кто-то из нас действительно ошибается, - Миша упорно продолжал сидеть.
- Молодой человек, вы просто не в себе.
- Если бы я, находился не в своем уме, то я не мог бы сказать неопровержимо истинную вещь о том, что кто-то из нас двоих не прав.
- Покиньте, пожалуйста, кабинет!
- Тогда бы вы видели перед собой человека, который, будучи сумасшедшим, придерживается совершенно здравых рассуждений. А такого не может быть!
Олег Витальевич, точно заяц, скакнул за дверь и заорал на всё больничное крыло:
- Тамара! Тамара Ивановна, заберите от меня этого родственника.
Доктор помчался вдоль коридора по направлению к лифту, а Миша растеряно подошел к столу, поднявшейся ему навстречу старшей сестры:
- Вы же пять минут назад выписались! Забрали свою бабушку и вещи.
- Этого не может быть, - пробормотал Миша, потрясенно таращась. - Пять минут назад я разговаривал с доктором.
- Не морочьте мне голову, - фыркнула Тамара. - Я сегодня после ночной смены.
- Я тоже, - одернул её Никифоров. - Абсурд какой-то. Как же она успела собраться за десять минут?
- Насколько я знаю, - сухо сказала сестра, - у неё всегда было всё собрано. Каждый день говорила, что вы её заберете.
Пробежав по всему первому этажу, вдоль раздевалки и, заглядывая в лицо каждой пожилой женщине, Миша уже понял, что опоздал. Не одеваясь, он проскочил через стеклянные двери и в полном замешательстве застыл под холодным дождем, озираясь. Серое небо, деревья, земля, прохожие, всё однообразное, существующее в тягостной осенней депрессии, монотонное и обреченное. Ничего, что могло бы остановить взгляд, ни намека на динамику, ни остаточного колебания воздуха, ни следа.
- Алло, Ириш, привет! Где Сашка? Я звоню ему на телефон, а он недоступен.
- Он уж две недели как ушел из дома.
- Но он забрал из больницы бабушку! Где же теперь их искать?
- Ерунда какая - то. Зачем ему твоя бабушка?
- Она наша общая.
- Перестань, его никто кроме самого себя не интересует.
- Можно я заеду?
Миша стоял перед распахнутой дверью и не решался войти, точно стоило переступить порог, и пути назад не будет. Но та ли эта дверь? Он даже не успел сформулировать вопрос... Впрочем, здесь ему выбора не давали.
- Что ты там застыл? - крикнула Ира из глубины квартиры. - Проходи. Я сейчас.
Он осторожно вошел и тихо прикрыл за собой дверь. В квартире пахло духами и табаком. Миша снял ботинки и плащ, огляделся.
Давно он здесь не был. Дорогая прихожая из темного дерева, в дверных проемах терракотовые портьеры, на полу - теплая плитка. Возле высокого трюмо, забавная керамическая собака - бладхаунд, припавшая на передние лапы. Создавалось впечатление, что она радостно встречает входящих. Миша наклонился и погладил собаку:
- Привет! Как тебя зовут?
- Нравится? - Ира тихо вышла из комнаты. - Сашку он раздражал. Пришлось убрать, но после его ухода, я опять достала.
Никифоров машинально продолжал гладить собаку, понимая, что ему всё же придется поднять голову и посмотреть на Иру.
- Кончай валять дурака, - она пихнула его в плечо, - есть хочешь?
- Только кофе, пожалуйста, - он несмело выпрямился.
Миша бросил ей в след осторожный взгляд и понял, что это начинается снова. Просто колдовство какое-то. Он первый с ней познакомился. Учились на одном курсе. Встречались даже, но потом, потом... Всё как-то странно обернулось, и она выбрала Сашу.
Ира поставила на стол дымящийся кофейник, пакетик со сливками, погрела в микроволновке багет с сыром:
- Мне уже почти не обидно, просто странно, пять лет прожить вместе и расстаться за один день.
- Где же он сейчас? - Миша придвинул к себе чашку, вдохнул аромат и почувствовал, что хотел бы остаться здесь навсегда. Чтобы она вот так по утрам, варя ему кофе, разгоняла звонким голосом ноябрьский мрак и преследующее его чувство тревоги. Он хотел, возвращаясь с работы трепать керамическую собаку. А потом, погружаясь в теплую глубину медовых глаз, оставлять позади однообразие рабочих будней и больше ни о чем не думать. Ни о дверях, ни о птицах, ни о логике...
- Понятия не имею.
- Его нужно срочно найти. Старый телефон отключен, рабочего я не знаю.
Ира встала, открыла форточку, и холодный осенний ветер ворвался в их уютную кухонную атмосферу.
- Никифоров чудик, конечно, но не до такой же степени. Зачем ему похищать собственную бабушку у своего же брата?
Всю дорогу до Иры он мучился тем же вопросом, но так ничего и не придумал.
- Как ты считаешь, мы вообще похожи с ним или нет?
- Ну... - протянула она, - в чем-то да, но скорее нет. Ты разумный, а он безответственный, ты серьёзный, а он легкомысленный, ты борец, а он лишь плывет по течению. Да и потом, у тебя длинные волосы, одеваешься ты совсем иначе, даже посторонний человек легко заметил бы разницу.
- Вот и я так думаю. Полнейший бред, - Миша закрыл лицо ладонями и тяжело вздохнул. - Мозг совершенно отказывался работать.
- Что-то ты совсем расклеился, - Ира погладила его по голове. - Засыпаешь на ходу. Иди, полежи.
- Но мне бабушку нужно искать, а потом на работу.
- Я разбужу, когда соберусь уходить.
Двери всегда оставались неизменными. Деревянные, тяжелые, с металлической ковкой, чугунными петлями и ручками в виде кольца. Они были просто расположены в пространстве, и если их открыть, то вернуться уже невозможно.
Обреченный всегда говорить неправду Лжец сам страдал от своего долга, но не в силах был этого изменить. Нет ничего хуже знания, которое не смеешь донести. Ему всегда хотелось избежать печального финала, но это было невозможно. Глядя на Рыцаря, он негодовал: как может тот мнить себя честным, неся боль и разрушение? Но, этот вечный, бессменный караул их неизбежное бремя, глядеть друг на друга, точно в зеркало.
- Ты Лжец? - спрашивает путник Рыцаря.
- Нет, - высокомерно отвечает тот.
Путник косится на его мерзкую ухмылку и делает ложный выбор.
Лжец замирает в ужасе. Ничто не может помочь путнику, кроме него самого.
Миша Никифоров проснулся оттого, что наверху уборщицы неистово гудели своими пылесосами, поднял голову и почувствовал, как сильно затекла шея. Сколько раз он обещал себе не засыпать перед компьютером, но каждый раз снова сидел до последнего. Пошевелив мышкой, он пробудил монитор и взглянул на часы: семь тридцать шесть, второе ноября.
За окном барабанил нудный затяжной дождь, а в его комнате было тепло и уютно, только слишком накурено. Он встал, потянулся, покрутил шеей и размял затекшие ноги. Затем подошел к окну, раздвинул жалюзи и распахнул настежь форточку. Пронизывающий ветер бесцеремонно ворвался и, подхватив со стола бумаги, художественно разметал их по полу.
Сквозняк просочился в коридор, где-то громко хлопнула дверь, и раздался глухой удар. Никифоров настороженно прислушался, вышел из комнаты, прошел до прихожей. Всё тихо. Он заглянул в каждую комнату, убедился, что там всё в порядке.
Свет в туалете всегда плохо работал, но сейчас лампочка моргала особенно часто, поэтому Никифоров даже не сразу заметил, что произошло. Большое зеркало, обычно прислоненное к стене из-за не заканчивающегося вот уже второй год ремонта, сейчас лежало на полу мерцающей россыпью осколков.
Миша поднял раму и принялся собирать наиболее крупные стекла. Кровь на запястье выступила внезапно. Крохотные алые капельки раскрасили блёклую плитку.
- Нехорошее начало дня, - подумал он и включил воду.
Уборщицы кое-как ликвидировали последствия аварии, и всё же настроение было окончательно испорчено.
В половине девятого он набрал номер больницы.
- Доброе утро! Скажите, пожалуйста, как там Никифорова Маргарита Михайловна?
- Секундочку, - в трубке зашелестели листы. - Утренних данных пока нет. Доктор ещё не делал обход. Можете приехать после десяти.
- Спасибо, - поблагодарил он и повесил трубку.
Если выехать прямо сейчас, то можно успеть к обходу. Хотя, впрочем, куда торопиться? Чуть позже или раньше, какая разница? Ноябрь - отвратительный месяц, его настроения не могут не трогать, эта пронзительная тоска способна пробраться даже в рациональную офисную жизнь.
- Я не могу позволить себе отдыхать. Мне лекарства нужны.
Напарник плюхнулся за свой стол:
- К двенадцати вернешься?
Никифоров кивнул, снял с вешалки длинный черный плащ и как-то задумчиво произнес:
- А может быть, что не выберешь, всё едино?
На лестнице его догнала Женя:
- Я слышала, ты зеркало разбил. Галина Ивановна сказала. Не расстраивайся, это старые домыслы. Раньше считалось, что в зеркале отражается душа человека. Не бери в голову, просто что- то, наверное, изменится...
- Спасибо, - поблагодарил Миша и принялся быстро спускаться по лестнице, чтобы она больше ничего не стала спрашивать.
Гардеробщица узнала Мишу, подозвала его к себе и заговорщицки протянула сжатый кулак. Он подставил ладонь и принял то, что передала ему женщина - маленький красный пластиковый шарик с бахилами. Трогательный подарок! В киоске Никифоров приобрел несколько газет и журналов для бабушки.
- Иди сюда, - позвала его лифтерша. - Поехали со мной.
Никифоров думал отказаться, но не смог, хотя вокруг не было ни души. Внутри лифта он заметил огромное, во всю стену зеркало и стразу же вспомнил об утреннем происшествии. Миша смотрел на своё отражение, и оно смотрело на него. Глаза в глаза, создавая бесконечное количество коридоров из радужных оболочек и зрачков. Высокая темная фигура неподвижно застыла в молчаливом ожидании. Свет падал так, что волосы его казались совсем короткими, точно остриженными, отчего лицо сделалось чужим, незнакомым и страшным.
Никифоров испуганно отвернулся.
- Ты его знаешь? - спросила лифтерша без тени иронии в голосе.
- Не уверен, - отозвался Миша, сам удивляясь, что вступил в этот разговор.
Женщина протянула руку и коснулась его волос:
- А он в тебя верит. Я это сразу заметила. Когда люди появляются в дверном проеме, они видны насквозь.
Никифоров отдернулся, и она засмеялась тихо, про себя. Сморщенные губы растянулись в хитрой улыбке:
- Что ж, это твой выбор. А у него свой.
Встреча с лифтершей, оставила неприятный осадок. Никифоров не мог понять, почему сумасшедшим позволяют работать в общественных местах. Сложно было представить, чего она вообще может наговорить больным.
Бабушка сидела на кровати и глядела в окно, сгорбленная, задумчивая, такая родная и такая опечаленная.
Миша тихо вошел и тронул её за плечо:
- Привет! Я рад видеть тебя бодрой, а не валяющейся в кровати. Того и гляди, домой выпишут.
- Миша! - обрадовалась бабушка. - Ты весь вымок! Почему без зонтика ходишь? С твоими волосами, этого категорически нельзя делать.
- Ерунда, - отмахнулся он, - что сегодня сказал доктор? Когда тебя можно будет забрать?
- Я не знаю. Они же нам ничего не говорят. Кругом тайна, покрытая мраком.
Она попыталась встать, но Миша удержал её, присел рядом на кровать и обнял за плечи:
- Я сейчас схожу и всё узнаю.
- Забери меня, пожалуйста, - несмело, точно девочка, попросилась она. - Я устала здесь и хочу в свою кровать.
- Бабуль, ну что ты, в самом деле. Когда доктор позволит, я обязательно заберу тебя. - Миша ласково погладил её по руке. - Не волнуйся, твои подушки и одеяла от тебя не сбегут.
Олега Витальевича Миша встретил в коридоре возле лифта.
- Доброе утро! - поздоровался Никифоров. - Олег Витальевич, скажите, а когда вы сможете выписать Никифорову Маргариту Михайловну?
Доктор насупился.
- Кажется, мы с вами уже неоднократно это обсуждали. Без надлежащего ухода дольше недели ваша бабушка не протянет.
- Но, поймите, она очень хочет домой.
- Запретить я не могу. Это ваше решение и ваш выбор. Вы готовы взять на себя такую ответственность? - и Олег Витальевич, не дожидаясь лифта, пошел по лестнице, а когда Миша вернулся в палату, бабушки уже не было.
- Вы же её забрали, - мило улыбаясь, сказала медсестра, - буквально десять минут назад.
- Это не я! Это мой брат. Близнец, - закричал Никифоров. - Как вы могли отдать мою бабушку другому человеку?
Небо нависало над самой Мишиной головой, точно пытаясь поглотить его целиком, оно гудело проводами, вскрикивало птицами, пело густым голосом виолончелей.
- Алло, Ириш, привет! Ты не знаешь, где Сашка?
- Что? Конечно, нет! Я ушла от него.
- Он украл мою бабушку из больницы.
- А разве она не ваша общая бабушка?
- Нет. Она моя. Только моя. Он и так уже слишком много чего у меня забрал.
- Как скажешь.
- Я заеду?
Ирина съемная квартира выглядела очень скромно, обшарпанные обои, ржавый санузел, на кухне - водяные подтеки на потолке.
- Это глупо так поступить, но вполне в его стиле. Никогда не думает о последствиях, - пожаловалась Ира.
- Ему просто с детства всё легко даётся, - отозвался Миша. - А я всегда думаю. Я только и делаю, что постоянно обо всём думаю.
- Я знаю, - она смотрела внимательно и очень пристально, точно пытаясь заглянуть куда-то глубже его глаз.
- Бабушка принимает одно лекарство. У Саши его нет. Оно очень дорогое. Ползарплаты отдаю. Я должен бежать, - Миша сидел на качающейся табуретке и вместо того, чтобы "бежать" чувствовал, как вот-вот заснет. Ирин голос убаюкивал, успокаивал, грел. Точно не было всего этого жуткого дня: дверей, осколков, сумасшедших врачей и вереницы полоумных женщин. Словно это происходило не с ним, а где-то далеко, в другой реальности. И всё же нужно было собраться, как-то привести себя в порядок, и отыскать, наконец, тот единственный, самый правильный ответ.
- Ириш, - прошептал Никифоров, едва слышно, - а давай ты переедешь ко мне? Помнишь, я тебе как - то предлагал, но ты отказалась из -за того, что я с бабушкой живу?
- Глупости, - она отвела взгляд, а затем потупилась. - Ты это сам тогда сказал.
- Серьёзно? Значит, я просто забыл. Так много всего навалилось. Можно я у тебя посплю немного? Пол часика?
- Спи, - согласилась она, - я разбужу.
Возле каждой из дверей два человека. Один из них всё время говорит правду, другой - лжет. Два отвратительных клоуна, мило приглашающих его следовать "правильным" путем. Он может задать всего лишь один вопрос, из ответа на который станет ясно, какую дверь следует выбрать. Для здравомыслящего человека очевидный вопрос, простой и понятный. Эту задачку знает каждый старшеклассник. Воздух тихонько дрожит от повисшего напряжения, в звенящей тишине слышно как длинные волосы обоих стражей развеваются на ветру.
Но он почему-то не хочет ничего спрашивать, словно стоит только раскрыть рот, как назад дороги не будет. Делает шаг назад, точно для бегства, но тут внезапно Рыцарь принимается громко хохотать, ему вторит и Лжец, или это Лжец злорадно смеется, а Рыцарь поддерживает. Слышится шелест крыльев с двух сторон, к нему летят огромные птицы, каждая из них с силой ударяется о дверь, раздается звон разбитого зеркала. Ни один ответ не является верным. Да пошли они все к черту!
Миша Никифоров вздрогнул и проснулся. В комнату тихо вошла Ира, раздвинула шторы, за окном надоедливый дождь исполосовал всё стекло. С кухни едва слышно доносилась знакомая мелодия, пахло кофе.
- Просыпайся, - сказала она, - Саша ушел за машиной. Нужно ехать.
Миша отчаянно попытался вспомнить, что было накануне, но не смог. Похоже, сказывалась накопленная усталость.
- А разве Саша тебя не бросил? Или погоди... Вроде бы ты от него ушла.
- Ой, Миш, только не начинай опять всё заново.
Никифорову было приятно видеть, как она запросто хозяйничает у него дома, как подбирает с пола и аккуратно складывает его вещи, точно так всё и должно быть, и ему на миг показалось, что сон всё ещё продолжается. Хорошо бы всегда вот так просыпаться и видеть её хрупкую фигурку на фоне свинцового стекла и чувствовать, что и в его жизни есть жизнь.
- Ты это о чем?
- О твоей вчерашней выходке. Ты ни в чем не виноват. Пожалуйста, возьми себя в руки.
Она вышла из комнаты, а Миша так и остался лежать в своей кровати, недоуменно глядя в осеннее утро. Нет, определенно, всё как-то очень сильно перепуталось. Виноват... Да, действительно, где -то в глубине себя он чувствовал, что ошибся.
Главное, сейчас подняться и отправиться в больницу. Хорошо, что Саша пошел за машиной, им нужно срочно забрать бабушку оттуда.
Миша потер заспанные глаза и неожиданно заметил на запястье бинт.
"Точно, - вспомнил он, - я пролил кофе... Или это был осколок. Черт возьми, что же это было? Птица или зеркало? Рыцарь или Лжец?".
Никифоров поднялся с кровати, натянул джинсы, сунул ноги в тапочки, во всем теле ощущалась разбитость и странное опустошение. Что-то ещё было не так. Но он никак не мог сообразить, что именно. Машинально схватился за голову, и тут же в ужасе отдернул руку. Медленно подошел к трюмо и недоуменно застыл, увидев в нем страшного чужака с темными кругами под глазами и неровным ежиком коротко остриженных волос. Рядом, на столике, лежали большие портновские ножницы.
Он с опаской заглянул на кухню.
- Что случилось? Что с моими волосами?
Ира сосредоточенно выливала на шипящую сковородку яйца.