Мацкевич Людмила Васильевна : другие произведения.

Отпуск без содержания

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Просыпаться не хотелось, было еще рано, но пес скулил под дверью так, будто собрался разбудить всех живущих в подъезде. Пришлось одеться, накинуть куртку, потому что ночи уже были холодными, сунуть ноги в кроссовки, схватить поводок и наперегонки с псом нестись со своего четвертого этажа на улицу.
   Жора жил у меня год. Где обитал до того времени, так и осталось тайной, но достался он мне уже не молодым и основательно потрепанным жизнью на улице. Достался, потому что утром и вечером, жалея, я кормила бездомного пса, прижившегося в нашем дворе. В дом не приглашала: было лето, тепло, да и его могли искать. Однако, когда он стал провожать меня до автобусной остановки, а после работы встречать, сердце мое не выдержало.
   Пришлось договариваться с живущими по соседству Артемом и его родителями. Мальчик учился в шестом классе, давно просил завести собаку, но покупка по разным причинам откладывалась. Теперь вопрос решился ко всеобщему удовольствию. Артем обещал гулять с псом не только днем, но и вечером, если мне по какой-то причине будет некогда. Так в моем доме появился новый жилец, которого с легкой руки мальчика все стали называть Жорой.
   В этом доме я живу года полтора. После смерти мужа какое-то время думала, что смогу существовать одна в трех комнатах. К тому времени дочь уехала учиться в Москву и возвращаться не собиралась. Как-то неожиданно для себя я вдруг поняла, что нахожусь постоянно в бывшей детской, а две другие стоят закрытыми.
   Квартира продалась на удивление быстро, а для меня нашлась двухкомнатная поближе к работе. Жить стало легче.
  Пока пес занимался собачьими делами, я стояла и смотрела на свой дом. Уже во многих окнах горел свет, кто-то выходил из подъездов, торопясь на работу. Все как всегда. Подбежал Жора, я взяла его на поводок и заторопилась домой. Может удастся полежать еще полчасика. Поскольку мы с Жорой заботимся о своих фигурах (я - больше, а он - меньше, так как в любое время суток готов съесть все, что угодно), то лифтом стараемся не пользоваться.
   В подъезде никого не было. Мне повезло, потому что очень не хотелось, чтобы кто-то видел меня в старенькй куртке со всклоченными волосами и кроссовках на босу ногу. Но радость была преждевременной: двери лифта открылись и появились двое. Он, в военной форме, высокий, широкоплечий, и она, тоже высокая, прекрасно одетая брюнетка, вцепившаяся ему в руку и явно всем на свете очень довольная.
   Надо было бы опустить глаза и сдвинуться с места, но я почему-то не могла этого сделать, так и стояла, разинув рот. Жора, почувствовав мое состояние, тоже замер и уставился на этих двоих. Мужчина, не поднимая глаз, кивнул головой в нашу сторону, приветствуя, потом дверь подъезда закрылась, а нам осталось только надеяться, что мы не были слишком смешны.
  День начался далеко не лучшим образом. Несколько раз я честно пыталась похоронить в памяти картину встречи с этими двумя и старалась понять, почему так расстроилась. К вечеру решила, что мое поведение продиктовано неожиданностью произошедшего и мне совершенно безразлично, с кем этот мужчина провел ночь, а мое решение остаться одинокой пересмотру не подлежит. Все, что должно было случиться со мной в этой жизни, уже случилось: я любила и была любимой. Больше никаких отношений не хочу и на этом ставлю жирную точка.
  Вечером я рассказала обо всем Жоре и увидела понимание, согласие и обожание в его глазах. Вот за что я обожаю собак: им не надо ничего доказывать, они с тобой всегда согласны, они любят только за то, что ты есть. Я обняла пса, он лизнул мне руку, а потом еще долго слизывал слезы с моих щек. После смерти мужа я плакала часто, и Жора утешал меня, как мог.
  Вечером мы с псом гуляли не в том месте, где обычно. Там мог появиться этот человек, а нам не хотелось с ним столкнуться еще раз. Утренней встречи было вполне достаточно.
   Собачья площадка находилась недалеко от гаражей, и туда из соседних домов часто стекались желающие покурить и поточить лясы. Этакий клуб по интересам. Там все были на ты. Два-три раза в неделю приходил и он, здоровался и оставался в нашем кружке, лениво покуривая и редко встревая в разговоры. Мы не общались, но когда возвращались с Жорой домой, он молча шел за нами. У лифта прощались. Мужчина оставался, а мы с псом пешком поднимались на родной четвертый этаж, свято веря, что по дороге теряем ненужные граммы. Зачем бравый военный так делал - не знаю, но странное провожание растянулось на все лето.
   Итак, обо всем забыть и не вспоминать, тем более, что утром я уезжаю. Санаторий с многообещающим названием "Райский сад" ждет меня, и я наконец-то сделаю то, о чем мечтала. Я увижу Алексея... Зачем это мне по прошествии стольких лет - не знаю, что скажу ему - не знаю, увижу - все пойму и решу.
   Вот и замужем была, ребенка родила, не так давно стала вдовой. Мужа ценила и уважала, а любила не его, Алексея. Смешно, но завидую тем, у кого все просто: сегодня люблю, а завтра нет. Как говорят, между первой любовью и второй - перерывчик небольшой, а дальше - как получится. А я вот умудрилась всю жизнь помнить о своей первой любви, поэтому после смерти мужа решила больше судьбу не испытывать и остаться одной. Так было честно, так было правильно.
  Нестерпимое желание увидеть Алексея появилось пару месяцев назад. Так бывало и раньше, но тогда я была замужем и всеми силами старалась поскорее выбросить ненужное из головы. Вот и сейчас я упорно сопротивлялась нахлынувшему чувству, пока не поняла, что, если не сделаю этого теперь, не сделаю уже никогда. А слова "никогда" я боялась. И правда, мне пятый десяток, я одинока, а он намного старше меня. Чего ждать у моря погоды? Я решилась...
  Слава всезнающему интернету! Поиски не заняли много времени, и довольно скоро обнаружилось, что Алексей работает в одном из вузов на Дальнем Востоке. Как далеко его жизнь забросила! Два дня я не решалась позвонить в отдел кадров, но все же набрала номер и ровным голосом произнесла заранее заготовленную речь. Девушка, отвечавшая на звонок, очень впечатлилась ( будет о чем посудачить!) тем, что какая-то женщина разыскивает профессора Радеева, которого не видела более двадцати лет. Оказалось, что он на пенсии и уехал из города, а нового адреса у них нет, однако пообещала связаться со знавшими его людьми.
  Звонок раздался вечером третьего дня. Человек, назвавшийся другом Алексея, сообщил его новый адрес, но наотрез отказался рассказать что-либо о нем, сказав, что профессор, если сочтет нужным, сделает это сам.
  Директор бросал на меня удивленные взгляды, но на неделю отпустил. Будешь удивляться: лето просидела, а тут неожиданно собралась неизвестно куда. Правда, без ворчания не обошлось.
   - Небось, надоело одной жить, нашла кого-то? Чего так срываться, и, главное, куда? В райский сад захотелось... Ева, понимашь... Я тут, можно сказать, терпеливо жду, а ты...
  Слышали мы это и не раз, и не два. Я начала отвечать уже ставшей дежурной фразой:
  - Кто же работать будет, если мы любовь закрутим? Директор и главбух... Все, фирму можно закрывать! На какие деньги станешь жену и детей кормить?
  - Ну, завела, - пробасил он недовольно, - хоть бы новое что придумала. Я с ней серьезно, а она...
  - Так и я серьезно, Петр Федорович! Не гожусь я на роль подружки: старая и скучная. С такими романов не заводят. Тебе надо помоложе и повеселей кого найти. От меня может быть только головная боль и несварение желудка... - сказала я, вставая.
  Мы уже давно работали вместе, были почти одногодками и все знали друг о друге, поэтому такие разговоры я всерьез не воспринимала, да и директор, конечно, тоже. Любит иногда меня позлить и не больше. На том и расстались.
  Геленджик в эту пору был необыкновенно красив. Надо же, у нас вот-вот зима начнется, а здесь и впрямь райский сад. Мне все нравилось, осталось осмотреться и привести свой план в действие. Во-первых, пойти в полицию и узнать, как найти человека. Во-вторых, настроиться на встречу, все-таки столько лет прошло... Если жена Алексея окажется дома, то просто передать приветы от друзей из института, где он работал до пенсии, и просьбу связаться с ними. Вот такая я умная, все предусмотрела, надеюсь не внести смуту в счастливую семейную жизнь.
  Поход в полицию оказался удачным. Я рассказала жалостливую историю о том, как друзья разыскивают бывшего сотрудника института, который живет в их городе. Люди мне попались хорошие: расспросили, посоветовали, направили, показали - и вот адрес у меня в кармане.
  После ужина я долго гуляла по территории, раздумывая, а не развернуться ли мне и не уехать в свой родной Екатеринбург. Решила остаться. Будь, что будет! Позже ко мне в комнату зашла соседка. Мы познакомились, немного поболтали и решили следующим вечером отправиться на прогулку вместе.
   Сна не было. Лежала и смотрела в потолок. Вспоминала.
  После окончания школы я поехала вместе с подругами в Екатеринбург поступать в институт. А куда еще? Из Городка ехали либо туда, либо в Тюмень. Поступила, училась хорошо, на третьем курсе влюбилась в Алексея. Он был намного старше, женат. Об этом сообщил сразу же, не скрывал. У меня было время обо всем подумать и отойти в сторону, но не смогла, не захотела.
  Закончились летние каникулы, студенты к первому сентября съезжались к местам учебы. До Екатеринбурга ночь на поезде. Удобно: заснул, отъехав от Городка, проснулся - привет институту, к месту дислокации прибыл. Часов в десять вечера к нам заглянул молодой человек.
  - Здравствуйте, - сказал он, - я из соседнего купе. Если вы спать не собираетесь, можно я с вами посижу? Соседи маленького ребенка укладывают, не хочу мешать.
  Обычно мы ездили в общем вагоне, но в этом году о билетах не побеспокоились вовремя, вот и пришлось родителям разориться. Денег, конечно, жалко, у студента их много не бывает, но зато в купе было просто здорово! Можно болтать целую ночь, никто жизни учить не будет.
  Надо ли говорить, что все обрадовались неожиданному развлечению? Молодого человека звали Алексеем, он преподавал в одном из вузов. Худой, высокий, загоревший почти дочерна, с выгоревшими на солнце рыжеватыми волосами, сероглазый, улыбчивый и смешливый он был похож на бывшего спортсмена. А еще чем-то походил на гончего пса, поджарого, азартного и быстрого.
   Рассказчиком Алексей оказался хорошим, но я мало вникала в разговор, лежала на верхней полке и смотрела на него. Это, неожиданно, оказалось занимательным. Вот он нетерпеливым жестом поправил упавшую на лоб прядь, вот, засмеявшись, хлопнул ладонью по колену, а вот, на секунду задумавшись, прижал пальцы к подбородку. Алексей тоже несколько раз задержал на мне взгляд. Этакая игра в гляделки. Ну и что? Посмотрел и посмотрел, эка невидаль.
  Девчонкам разговор, видимо, нравился, они то и дело смеялись, а на меня внимания никто не обращал, потому что знали, что я всегда больше смотрела и слушала, чем говорила.
  - Какие же вы все милые, вы мне так понравились, можно, я как-нибудь к вам в гости приду? Я живу недалеко, так что в долгий ящик откладывать не буду, - шутливо предложил он вдруг и посмотрел на меня.
  Все, конечно, тут же согласились, а я промолчала и продолжала разглядывать его. Мне нравилось все: и как он морщил лоб, и как собирались у глаз мелкие морщинки, когда он смеялся, и как двигались губы, когда он говорил.
   Беседа продолжалась, Алексей еще о чем-то рассказывал, я не прислушивалась до тех пор, пока не услышала:
  - Вот если меня жена когда-нибудь выгонит, то я женюсь на девушке с такими же грустными глазами как у тебя, Лена.
  Вот и меня заметил, подумала я, не прошло и полгода. Только зачем он такие глупости говорит?
  - Не поняла, - сказала я мрачно и не отвела взгляда, - так мне уже можно начинать ждать?
  - Да, конечно! - ответил он, улыбаясь.
  - Надежда есть? - не отставала я.
  - Надежда всегда есть, но, по правде сказать, это маловероятно. Я счастливо женат уже давно.
  - И дети есть?
  - Нет, детей нет.
  - Хочу предупредить, что я захочу детей сразу. И не менее двух.
  - Я все понял, я соглашусь, - ответил он, перестал улыбаться и отвел взгляд.
  Все засмеялись. И чего веселого в моих словах? Мне почему-то показалось, что у Алексея испортилось настроение. Еще немного посидев, он посмотрел на часы и удивленно произнес:
  - Слушайте, уже три. Давайте прощаться. Надо хоть немного поспать. Не страшно, если утром не увидимся, я обязательно загляну в гости.
  Укладывались спать молча. Только я зачем-то сказала:
  - Сегодня двадцать девятое августа. Начинаю ждать.
  Шутку никто не поддержал.
  В сентябре он приходил трижды. Первый раз явился с букетом цветов, поздравил с началом учебного года, посидел минут пятнадцать, от чая отказался. Я молчала, он тоже ко мне не обращался. Есть и без меня кому с ним разговаривать. Через пару недель явился в воскресенье с утра и уговорил всех погулять в парке. Я не хотела, но пришлось идти, чтобы никто не подумал, что я к нему как-то не так отношусь. Почему-то никак не могу начать с ним общаться запросто, как это делают три мои подруги.
  Им весело, идут и болтают обо всем на свете, а мы с Вадимом тащимся сзади, и я злюсь на себя и на всех. Вадим - наш общий друг, однокурсник и просто самый хороший человек. Он намертво прилип к нашей компании с первого курса, ни одной из нас не отдавая предпочтения, с ним легко и просто.
   Становится несколько лучше, когда Алексей оглядывается и, улыбаясь, внимательно смотрит мне в глаза. Я благодарна, что он не заговаривает со мной. И вправду, что случилось? Почему так грустно? Я вообще-то невеселый человек, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза. А тут... того и гляди заплачу.
  - Вадим, - говорю я и беру его под руку, - ты самый хороший друг, развесели меня, поведай о чем-нибудь веселеньком.
  - Хорошо, - отвечает, вздыхая, он, потому что ему тоже отчего-то невесело, и начинает рассказывать длинную историю.
  Мне не интересно и не смешно, но я стараюсь улыбаться, осторожно прижимаясь к его теплой руке. Кажется, все приходит в норму.
  На следующей неделе выясняется, что мне нужна новая сумка. С тарую оставила в трамвае. Хорошо, что в ней ничего особенного не было. Небольшую сумму денег жаль, но не настолько, чтобы плакать, однако слезы почему-то потекли. Стипендию еще не получали, на новую сумку денег нет. Как всегда, выручил Вадим: мало того, что дал в долг, так еще и поехал со мной в магазин. Обещала ему за это утром в воскресенье помочь укоротить новые брюки. Он доволен, я тоже.
  Оказалось, что пока нас не было, приходил Алексей и пригласил девчонок в кафе, сказал, что получил деньги за летнюю практику. А мы пошли в комнату Вадима укорачивать ему брюки. Зачем ждать воскресенья, если можно сделать сразу? Когда вернулась, все уже были дома и наперебой рассказывали, как было весело. Я покивала головой и легла спать. О моей новой сумке никто и не вспомнил. И чего он ходит? Нашел подружек! Жене бы цветы носил и в кафе водил...
   Алексей не приходил до конца сентября, а когда появился, то был как всегда улыбчив и весел.
  - Девочки, а не попить ли нам чаю, я конфет принес, - заявил он с порога.
   Все радостно засуетились, накрывая на стол. Я отказалась, нужно было подготовиться к семинару, поэтому уселась на кровати и открыла учебник. Несколько раз перечитала пару абзацев, но смысла не поняла, поэтому просто сидела, уткнувшись в книгу. Чаепитие продолжалось недолго, Алексей вдруг засобирался домой. Уже распрощавшись, он остановился у двери и каким-то очень спокойным голосом спросил:
  - Лена, не могла бы ты проводить меня? Хотел кое о чем спросить.
  - Конечно, - сказала я, почему-то нисколько не удивившись такому вопросу, и встала, - мне одеться или поговорим в коридоре?
  - Лучше оденься, я подожду.
  Алексей вышел. Пока я одевалась, все молчали, молчала и я.
  Алексей стоял у окна и ждал. Нельзя было не отметить, какой он высокий и стройный. Я подошла и остановилась в двух шагах, боясь поднять глаза, потом зачем-то тихо пробормотала, хотя это и так было очевидно:
  - Ну, вот, явилась, говори.
  Лицо его было серьезным, как будто он и не улыбался несколько минут назад. Мы смотрели друг на друга, никто не хотел опускать глаза первым, и мне вдруг показалось, что он не рад, что я здесь. Стало зябко. Захотелось обнять себя за плечи, чтобы согреться. Молчание затянулось.
  - Надеюсь,- наконец-то сказал он голосом, каким, наверно, разговаривал с нерадивыми студентами, - ты понимаешь, что я сюда прихожу только ради тебя?
  - Да, - едва слышно прошептала я.
  - И что?
  - Ты сказал ждать, я жду, - так же тихо ответила я и закрыла глаза, потому уже в следующую секунду почувствовала на своих губах его губы.
  Он крепко прижал меня к себе и целовал, целовал.
  - Я не ошибся, я знал, я знал, - слышала я его шепот, когда он на короткое время отрывался от моих губ.
  Я почти задыхалась и дрожала от переполнявших меня чувств, от запаха его волос и кожи. Закружилась голова.
  - Мне нехорошо, - прошептала я наконец, - не могу дышать.
  В следующую секунду пальто оказалось расстегнутым, а я стояла, прижатая к стене его сильными руками. Он с тревогой всматривался в мое лицо.
  - Боже, как ты побледнела... Дыши, дыши... Какой же я идиот, набросился на тебя...
  Наконец дышать стало легче, туман в голове рассеялся, и я прошептала, желая как-то объяснить:
  - Просто измучилась от ожидания...
  Алексей ахнул и опять обнял меня, на этот раз нежно и ласково. Потом мы вышли из общежития и дошли до остановки автобуса. Ехали недолго. Так я впервые оказалась в квартире по улице Малышева, которая надолго стала нашим пристанищем. Руки моей он так и не выпустил.
  Квартирка была маленькой, однокомнатной. Я осмотрелась и решила, что женщина здесь не живет.
  - Это твоя?
  - Нет, но мой друг разрешил нам приходить сюда.
  - Ты был уверен, что мы окажемся здесь?
  Алексей отвел глаза, секунду помедлил, а потом ответил вопросом на вопрос:
  - Так ужасно находиться в квартире, а не в чужом подъезде?
  Не знаю почему, но его слова мне не понравились, однако эта мысль тут же улетучилась из головы, потому что он опять обнимал меня и целовал так, что я забывала дышать. Потом мы, обнявшись, молча сидели на диване. Кровь, казалось, стала густой, вязкой и с трудом наполняла сердце, а веки отяжелели так, что трудно было открыть глаза. Никаких желаний не было кроме одного - прижаться к нему еще ближе, ощущать на своих губах его губы. Я даже не сразу расслышала шепот Алексея, а когда услышала, то очнулась сразу, будто он нажал на выключатель внутри меня.
  - Лена, Леночка, у нас всего час времени. Если бы я мог, то никогда бы не отпустил тебя, но ты ведь все понимаешь.
  Да, я понятливая, понятливая, черт бы меня взял такую понятливую. На глаза наворачивались слезы. Вот только этого не хватало.
  - Да, - сказала я, переведя дыхание, - я поняла. Времени у нас час. Я должна быть понятливой.
  - Не надо так, не надо!
  Он соскользнул с дивана на пол, обнял мои колени и торопливо заговорил, заглядывая в глаза:
  - Думаешь, я не понимаю, на что толкаю тебя? Прости, что не могу предложить большего. Но от тебя отказаться тоже нет сил. Пробовал, но не могу. И дома не все просто. Понимаешь, мы были студентами, когда жена забеременела. Лера - сирота, помочь некому. Мне надо было перевестись на заочное, но, не хочу тебе врать, сделал бы я это без особой охоты. Ну, не хотел я ребенка так рано. Лера все поняла, решилась на аборт, а я не отговаривал, в душе был рад ее решению. Что-то пошло не так. Сказали, что детей у нее больше не будет. Я чувствовал себя последней дрянью. Вскоре мы поженились и я обещал, что не брошу ее никогда. Я говорю тебе правду, как ни трудно мне говорить такое о самом себе.
  Все-таки я заплакала. Мне было жалко себя, Алексея, его жену. Он положил голову на мои колени и замолчал.
  - Знаешь, - сказала я, тщательно подбирая слова, - не кори себя, потому что я тебя не лучше. Знала ведь, что ты женат, а вот размечталась... Думала, хоть бы один раз обнял, поцеловал, и больше ничего не надо. И что теперь делать? Обманывать твою жену? Она без тебя не может, я понимаю, но ведь и я не могу.
  Алексей молчал. Наконец я попыталась отодвинуться и встать.
  - Пора, нам надо уходить.
  - Да, пора, - уныло сказал он, поднимаясь.
  На улице уже стемнело, и я порадовалась тому, что никто не видит моего лица. Мы молчали, понимая, что все зависит от него, а он ничего не мог или не хотел решить. Остальное было неважным, потому что без решения главного все становилось бессмысленным и неприличным. Наконец мы дошли до общежития и остановились, не зная, как распрощаться.
  - Ну, все, Алексей, я пошла, - все-таки первой решилась я.
  Он пытался заглянуть в мои глаза, не решаясь хотя бы взять за руку, а когда заговорил, голос был тихим и каким-то безжизненным.
  - Неужели ты и вправду думаешь, что сможешь вот так уйти? Поставить точку? Я вот не смогу, даже и пытаться не буду. Давай не будем торопиться. Я ведь не тащу тебя в постель, а при нынешних обстоятельствах ты тоже туда прыгать не собираешься. Мы можем просто встречаться время от времени. Мне нужно время, чтобы жену подготовить, не могу я так сразу. Потерпи. Я все решу. Всего-то и прошу дать мне месяца два- три.
  Я опять оказалась в кольце рук, а его поцелуи враз рассеяли мои сомнения. Все стало казаться простым и ясным. Конечно, надо подождать несколько месяцев, зато потом... За эту черту я старалась не заглядывать, просто была убеждена, что там меня ждет счастье. Что такое счастье, я не вполне представляла, но, наверно, это было что-то очень большое, нежное, мягкое и необыкновенно хорошее, ведь не зря об этом все мечтают и так много говорят.
   Значительно позже я поняла значение слова "искушать", значительно позже я поняла, как просто обмануть себя, если этого хочется. А мне, видимо, хотелось обмануться, очень хотелось, ведь каждому нравится думать, что он сможет кого-то полюбить, а я, разумеется, не была исключением.
  Мы стали встречаться пару раз в неделю. Встречи были короткими, он мог выкроить от силы два-три часа. Иногда сидели в нашей маленькой квартирке и не могли наговориться. Изредка ходили в кино или просто бродили по городу. Больше о его жене и их отношениях не вспоминали, нам этого не хотелось.
  Мое время теперь разделилось на две части. В одной - минутная стрелка еле-еле тащилась по кругу, разумеется, в этой части не было его, там было одиноко и пусто; в другой - стрелка сходила с ума, бежала без устали, там был он, с ним было тепло и радостно. Я купалась в наших чувствах, была безмерно счастлива, и улыбка не сходила с моих губ, а руки ощущали вселенский холод, если не касались его.
   Алексей был терпелив, но я знала, что он ждет. Через два месяца мы стали близки. Шаг навстречу сделала я, потому что хотела отдать единственное, что у меня осталось. Все остальное уже давно мне не принадлежало.
  Сейчас, вспоминая о том времени, я понимаю, как сузился круг моих интересов, моих друзей. Мне становилось скучно, когда Алексея не было рядом, меня раздражали разговоры с кем-либо. Хотелось отделиться от всех стеной и жить с ним в нашем мире, или хотя бы одной в моем мире с мыслями о нем. Я становилась все замкнутее, нелюдимее. Мне безумно нравилось жить только им. Он чувствовал меня, как самого себя, а я льстила себе, думая, что знаю и понимаю его до донышка.
  Алексей был умен и очень мил: умел говорить, когда я этого ждала, молчать, когда я этого хотела. Он постоянно говорил о своих чувствах, а я замирала и не уставала его слушать, размышляя о своем необыкновенном везении и о незаслуженной благосклонности судьбы. Я, как губка, впитывала все, о чем мне говорилось и шепталось, я была очарована им и новой взрослой жизнью.
  Мы были на одной волне: каждое его слово, прикосновение вызывали трепет и восторг в моей душе, и я хотела отдавать ему не меньше, чем получала. Вот поэтому, когда услышала, что хозяина квартиры в выходные дни не будет дома, я впервые решила остаться с Алексеем до утра.
  Он был, разумеется, рад, я - тоже. И, видимо, поэтому оставила без внимания странный разговор, который произошел между нами.
  - Знаешь, мне, конечно, лестно слышать, что ты сама заговорила об этом, но я боюсь, что проклянешь меня, если что-то пойдет не так.
  - А что может пойти не так? Ты сказал ждать - я жду. Ты сказал тебе верить - я верю. Если ты хочешь забрать свои слова - забери, но тогда я уйду, и мы ставим на всем точку.
  Я опять припирала его к стенке, и это не нравилось ни мне, ни ему. Да, решение принято мной, хотя как я могла этого не сделать, если он постоянно искусно подводил меня к нему? Я уже давно перестала понимать, что хорошо и что плохо. Желание быть с ним заслонило все. Я перестала корить себя за безнравственность, я стала считать, что имею право на подобные отношения, потому что любила Алексея и свято верила в его желание развязать узел. Вот уж точно говорят, что любовь - добровольный отказ от мозгов.
  Он долго смотрел на меня, он умел вот так, одним взглядом, усмирить мое готовое вырваться раздражение, потом спросил:
  - Решилась?
  - Да!
  - Не пожалеешь?
  - Никогда и ни за что.
  Что могло бы остановить меня тогда? Не знаю! Я была уверена, что это сделает нас ближе друг к другу и как-то поспособствует скорейшему решению проблемы.
  Уже под утро, выскользнув из кольца его рук, я уселась так, чтобы видеть лицо Алеши. Нежность к любимому, казалось, затопила меня, и мне очень хотелось сказать, что после случившегося я буду любить его еще больше и ждать столько, сколько потребуется, лишь бы никому из нас троих не было слишком больно.
  - Знаешь,- говорила я, выводя пальцем узоры на его груди, - мне раньше никто и не нравился. Правда, в десятом классе стало как-то тревожно, что в меня не влюбляются и на свидания не приглашают. Потом один мальчик из параллельного класса начал оказывать мне знаки внимания и назначил встречу. Я, конечно, не пошла, а вприпрыжку поскакала, интересно же... Мы в парке гуляли, он сказал, что я ему нравлюсь и хотел меня поцеловать. А губы какие-то мокрые, и волосики жиденькие над верхней губой и на подбородке. Противно... Я его оттолкнула, а он меня дурой назвал. На этом моя личная жизнь закончилась. Никто не интересовал меня, ни я никого. А вот тебя увидела, и все сразу поняла о тебе и обо мне. Почему так?
  - Почему что? - спросил он, лениво приоткрывая глаза.
  - Почему я ни в кого не влюблялась, и в меня никто?
  - Все просто: ты не такая, как все. На тебе как маска надета, по лицу ничего не прочтешь, в глазах не увидишь, но внутри - огонь. Я это сразу почувствовал. Меня к этому огню потянуло, ни о чем думать не мог, только о тебе. Боялся, что оттолкнешь. Твои одногодки еще малы, чтобы это увидеть, а мужчины постарше всегда будут о тебя спотыкаться. Хотя...
  Он задумался, и я принялась тормошить его, требуя закончить фразу.
  - Хотя, - продолжил он несколько растерянно, - вот Вадим тоже, кажется, это увидел.
  - Неправда, - зашлась я от смеха, - мы друзья с первого курса.
  - Вот и дружите, а больше ни-ни, - и Алеша погрозил мне пальцем.
  Я, все еще смеясь, прижалась к его большому горячему телу и легонько пощекотала. Он взвизгнул от неожиданности, и в следующую минуту я оказалась прижатой к дивану. Вырываться почему-то не хотелось. Кожа Алеши между плечом и шеей оказалась такой нежной и чуть соленоватой на вкус, что я, не удержавшись, слегка прикусила ее, а потом нежно целовала до тех пор, пока не услышала его участившееся дыхание.
  О праздновании Нового года вспоминать не хотелось. От этого дня я не ожидала ничего такого, что стоило бы ждать с великим волнением и радостью. Так и случилось. Он провел праздник, разумеется, с женой, я - без него.
  Зимняя сессия была сдана еле-еле, но как могло быть иначе, если каждая свободная минута была полна мыслями о Алеше. На каникулы в Городок ехать не хотелось, но комендант решительно велел всем убираться, чтобы заселить заочников. Тех, кому некуда было ехать, он знал в лицо. Я к их числу не относилась. Пришлось собираться, да и Алеша настаивал на отдыхе, потому что выглядела я просто отвратительно.
  - Что плохого в том, если ты отдохнешь? - спрашивал он меня в десятый раз.
   - Я не хочу расставаться с тобой.
  - Не всегда надо делать то, что хочешь, иногда надо делать, что необходимо. Тебе, родная, нужен отдых.
  Он всегда был прав. Я нехотя согласилась.
  Мое нынешнее состояние можно было списать на трудную сессию, но я-то знала, что дело не только в этом. Меня съедала ревность. Пока были только встречи и разговоры, все было проще. Но вот сейчас... Я стала зависимой от Алеши настолько, что частенько целую ночь не могла сомкнуть глаз, представляя его в постели с женой. И что бы он ни говорил, как бы ни убеждал, что жена часто болеет и они спят отдельно, что вот-вот он выберет подходящий момент и скажет ей о нас, я понимала, что она ему не только борщи варит и носки штопает, поэтому с каким-то болезненным постоянством принюхивалась к его волосам и коже, боясь уловить запах чужих духов. И иногда, не сумев сдержать накопившееся раздражение, говорила об этом...
  Что в это время было у меня? Торопливые встречи, отмеренное время, постоянное ожидание. Я ничего не знала о другой стороне его жизни, но, казалось, знала все. Что было у него? Тихие вечера с женой, поцелуй на ночь, шепот в темноте, когда и шептать-то незачем, никто не услышит, но уж очень хочется, едва шевеля губами, произносить милые глупости и признания, а потом потянуть губами за мочку уха, зная наперед, что ему это безумно нравится, поэтому через минуту он вздрогнет и ставшими вдруг жадными руками прижмет ближе к себе.
   Были совместные завтраки, когда он притворно хмурился, если жена подкладывала ему на тарелку лучшие куски. Вместо слов благодарности он просто гладил ее по руке, а она, легко улыбаясь, не опускала глаз, чтобы показать предназначенную только ему нежность. Были и другие милые пустячки, когда она уже у порога, целуя, поправляла ему галстук, спрашивала, не забыл ли он перчатки, ключи. Были еще тысячи нитей, которые незримо привязывали его к ней.
  И был еще довесок, который звали Леной. Довесок, который ему очень нравился и в который он был, несомненно, даже немного влюблен. Довесок будоражил кровь, потому что любви и обожания от противоположной стороны много не бывает, заставлял делать глупости и давать какие-то обещания, чувствовать себя молодым, гордиться в глубине души, что стал объектом первой любви пылкой наивной девчонки, с которой чувствовал такой душевный подъем, какого не ощущал уже давно, и думал, что остались далеко в прошлом редкие, и от этого еще более желанные, ожидаемые до дрожи бессонные ночи, и доводящая до головокружения нежность, и неуемное желание обладать
  Он, конечно, знал, что прекрасных ночей, проведенных с дорогой сердцу женщиной, много, но глубоко врезаются в память лишь очень очень немногие, их помнишь от первой до последней минуты. Он искал это со мной и, видимо, находил.
  - Знаешь, - шептала я, прижимаясь к нему, - у меня сегодня новое платье. А ты и не заметил. Я покупала и думала, понравится тебе или нет.
  Он виновато вздыхал, и его объятия становились еще нежнее.
  - Прости, родная. Целыми днями какая-то кутерьма, всем что-то от меня надо. А сюда прихожу - и весь мир за нашими плечами. Мне никогда не было так хорошо и спокойно. Ты - мой настоящий дом, мое убежище.
  Мне безумно нравилось, что я не была для него ни птичкой, ни рыбкой, ни зайчиком. Я была родной. Все остальное было просто неважно.
  Леша умел прогнать мои страхи. После свиданий я возвращалась в общежитие уверенная в том, что он меня любит, что вот-вот наступит подходящий момент для решительного разговора с женой, что он уже начал готовить ее к неизбежному разводу, что нельзя так сразу обо всем объявить, ведь она такая ранимая, болезненная, мнительная, сирота... И я едва ли не начинала извиняться, что в чем-то сомневалась, что здорова, что у меня есть родители. Все казалось уже не таким страшным, но вот наступала ночь, и вместе с ней возвращались сомнения, а вместе с ними и слезы.
  Мама, встретив меня на вокзале, лишь всплеснула руками.
  - Вот как чувствовала, что с тобой что-то не так, сейчас сама это вижу. Ты, конечно же, болела и боялась нам сообщить. Опять, наверно, мороженое без меры ела?
  Она еще долго говорила, жалея свою непутевую дочь, а я кивала головой, соглашаясь со всем. Я знала, для кого предназначены эти слова. Конечно же, для отца. Мама не хотела, чтоб он волновался: у него было больное сердце.
  Вечером, зайдя в мою комнату и присев на кровати, она взяла меня за руку и тихо произнесла только одно слово:
  - Рассказывай.
  В душе поднялась досада на себя: не сумела скрыть. Да и как скроешь? Она и раньше всегда все чувствовала, ее не обманешь
  - Мама, - сказала я, и голос мой задрожал, - мама, я полюбила женатого человека. Мне трудно. Наверно, надо было и не начинать эти отношения, но я не смогла все прекратить. Я ничего не могу, мама.
  Слезы потекли по лицу. Она прижала мою руку к своей щеке.
  - Он обидел тебя?
  - Нет, мама, нет! Никто не обижал меня. Он очень хороший, он меня любит. Просто не может пока расстаться с женой. Они давно женаты, он очень добрый, жалеет ее и не может вот так сразу...
  - Сразу? - переспросила мама. - Как долго это продолжается?
  - С сентября, - сказала я и опять заплакала.
  Мама охнула и сильнее сжала мою руку.
  - Он старше тебя?
  - Мама, какое это имеет значение? Да, старше. Больше, чем на десять лет, - я готова была защищать его перед всем светом и перед своей матерью тоже.
  - И теперь ты думаешь, что он не оставит свою жену?
  - Нет, мама, нет! - почти закричала я. - Я ему верю, он не может так поступить со мной!
  - Не может, - помолчав, спросила мама, - но ведь поступает? Я всегда учила тебя называть вещи своими именами и не обманываться, так проще во всем разобраться.
  - Мама, я боюсь, - призналась я, - боюсь рвать отношения, хотя иногда думаю, что пора. Я решила, пусть это сделает он. Для меня так будет легче.
  - Глупая моя дочь, - со вздохом произнесла мама, - для тебя это будет труднее, да и для него тоже.
  И через некоторое время добавила:
  - На ногах надо стараться стоять крепко, а не плыть по течению.
  Мама взяла с меня обещание, что я постараюсь заснуть и мы поговорим обо всем позже. Однако, продолжение разговора не состоялось: я не захотела, так как не могла представить свою жизнь без Алеши. Будь что будет, но конец нашим отношениям, если так случится, положит он.
  Вернувшись в общежитие, я обнаружила на вахте записку для себя. Алеша сообщал, что жена заболела и лежит в больнице, поэтому встретиться мы пока не сможем. Просил подождать некоторое время.
  Мы не виделись больше месяца, а когда он появился, то я сразу же забыла о своих обидах. Алеша рассказал, что попытался поговорить с женой о разводе, но это спровоцировало такой нервный срыв, что она оказалась в больнице, а сейчас уехала долечиваться в санаторий. Мне, конечно, было ее жаль, но... зато никто не мешал нам проводить вместе все свободное время.
   Мы были счастливы, много и обо всем говорили, провели, не расставаясь, два прекрасных выходных дня. Голова снова кружилась от любви и близости любимого мужчины.
  - Я весь твой,только твой, - говорил он, целуя меня, - ты должна верить.
  Единственное, на что я была способна, так это шептать распухшими от поцелуев губами:
  - Верю. Мой.
  Две недели пролетели быстро. Жена вернулась из санатория, но, как оказалось, улучшение здоровья не наступило. Мы опять не виделись около месяца, а когда встретились, были так ненасытны, так пьяны друг от друга, что ни о каком расставании не могло быть и речи. Все оставалось по-прежнему.
  За время наших встреч мы поссорились лишь однажды, хотя ссорой это назвать было сложно. Я, измученная бессонницей и ревностью, в очередной раз пожаловалась ему, что мне нелегко мириться с таким положением дел. Алеша, который всегда был необыкновенно терпелив и мягок со мной, неожиданно вспыхнул от гнева, быстро откинул одеяло, поднялся с дивана и стал торопливо одеваться. Завязав галстук, повернулся ко мне.
   Я лежала и молчала, потому что онемела от ужаса, увидев его глаза. Они были уже спокойными, но чужими и равнодушными. Вот такими они и будут, когда он бросит меня, подумала я.
  - Жалуешься? Опять жалуешься? - заговорил он таким тоном, о наличии которого я и не подозревала. - Ты думаешь мне легко? Дома бесконечные вопросы и подозрения, истерики и слезы, а тут ты... Неужели обязательно каждый раз напоминать об этом? Я все знаю, но что мне надо сделать? Ее в таком состоянии бросить не могу. Как ты не понимаешь очевидного? У меня много работы, с диссертацией полный завал, а я, как влюбленный мальчик, каждую свободную минуту стараюсь провести с тобой. Если неделю тебя не вижу, у меня бессонница начинается. Но, оказывается, этого мало, ты все время заставляешь меня чувствовать себя виноватым. Там виноват, тут виноват... Я устал, понимаешь, я устал!
  Он смотрел на меня так, как мог бы смотреть на любого до смерти надоевшего человека. Я продолжала молчать, потому что до мурашек испугалась этой неожиданной вспышки гнева. Он постоял так еще некоторое время, потом, видимо, приняв какое-то решение, круто развернулся и вышел в коридор. Я услышала, как щелкнул замок. Через полчаса он не вернулся. В общежитие я шла пешком, чтобы хоть немного успокоиться. Винила во всем себя и свою несдержанность. Очевидно, это был конец.
  Я оказалась не права. На следующий день после лекций Алеша встретил меня. Для примирения хватило только виноватой улыбки. Все осталось по-прежнему. Я очень старалась ничем не раздражать его. Мы даже, кажется, стали чаще встречаться, но никуда не исчез страх, что выбор Алеши между мной и женой уже сделан. Я почти не сомневалась, что он был не в мою пользу. А может и не было никакого выбора? Я гнала эти мысли, так как одинаково страшно было признать себя как отвергнутой, так и обманутой. Наверное, существовал и третий вариант, я не знала...
  В мае Алеша пригласил меня в ресторан.
  - Давай посидим, поговорим, потанцуем.
  Я была удивлена, потому что во время последних встреч мы редко бывали на людях, а чаще всего оставались наедине. Теперь в этих свиданиях была и капелька горечи: иногда мне казалось, что он старательно доказывает себе и мне, как по-прежнему счастлив и влюблен. Чуточка веселья нам бы не помешала.
  - Ну, если ты так хочешь, - согласилась я.
  Все, казалось, было хорошо, но я чувствовала, что Алеша напряжен, рассеян. Оркестранты заняли свои места, раздались первые звуки музыки, редкие пары устремились на середину зала.
  - Мы с тобой еще ни разу не танцевали, - сказала я, стараясь заглянуть ему в глаза, - какое упущение! Пригласи меня, пожалуйста.
  Он встал и протянул руку.
  - Конечно. Пойдем.
  Мы медленно двигались среди танцующих, и я находилась в самом лучшем месте на земле, в кольце его рук. Это продолжалось недолго, потому что вскоре Алеша отодвинулся так, чтобы видеть мое лицо, потом нежно коснулся губами виска, волос.
   - Вот решил сказать, а слов не нахожу.
  - Говори, раз решил, - я улыбнулась ему так, как делала это только для одного человека на земле.
  Однако, улыбка осталось без ответа. Он по-прежнему оставался серьезным.
  - Знаешь, я много думал и решил, что мы должны расстаться. Столько проблем! И потом, я не могу бросить Леру. Ты сильная, справишься, а она слабая, у ней никого нет. Прости меня, прости.
  Он произнес это скороговоркой, и какое-то время я старалась понять услышанное. Не хотелось верить, что страхи были обоснованными и Алексей уходит из моей жизни. Как могло так случиться, что до этой минуты у меня было так много, а теперь вот - ничего?
   Мне было больно смотреть на него, и я закрыла глаза. Ноги стали ватными, захотелось опуститься на пол. Алеша снова прижал меня к себе. Слезы мочили его рубашку, но я не замечала, что плачу. Музыка закончилась, он осторожно отодвинулся, легко приобнял меня за плечи и повел на место.
  - Открой глаза и дыши, - услышала я его голос, - дыши.
  Пока я сидела, пытаясь это сделать, он быстро рассчитался с подошедшим официантом. Заверив его, что со мной все в порядке и помощь не потребуется, взял меня за руку и вывел на улицу. Я шла, видела, дышала, но говорить почему-то не могла. Алеша занервничал.
  - Скажи хоть что-нибудь, хоть негодяем назови, что ли, - попросил он.
  Слов не было, желания что-то сказать - тоже.
  - Поверь, я не хотел, чтобы так все закончилось, но выхода-то ведь нет.
  Я, с трудом шевеля губами, зачем-то повторила:
  - Выхода нет.
  Лицо Алеши сморщилось, будто он съел что-то кислое.
  - Я отношусь к тебе лучше, чем к кому-либо на этом свете, ты об этом знаешь, но давай не будем начинать все сначала, от этого никому не будет лучше, поверь.
  Я молчала, я верила, я всегда ему верила. Когда мы долго не виделись, он говорил, что был занят раскидыванием накопившихся проблем, сегодня он расстался, надеюсь, с последней.
   Алексей подозвал такси, усадил меня, назвал адрес, отдал деньги. Машина тронулась. Краем глаза я успела заметить тень облегчения на его лице и поняла, что он рад расставанию.
  - Моей дочери скоро семнадцать, - зачем-то сказал шофер, разглядывая меня в зеркало.
   Я ничего не ответила.
  Плохо, когда у человека нет места, где бы он мог остаться один, поплакать, погоревать при надобности. Если подумать, то общежитие - одно из самых дьявольских изобретений человечества. Гореть в геене огненной тому, кто его придумал. В студенческом муравейнике мне было всегда трудно. В общежитии любой на виду, и это никому не доставляет удовольствия, а для меня просто невыносимо. Мне даже в библиотеке сосредоточиться трудно: мешает шорох страниц, тихие разговоры. Одиночество и тишина нравятся больше. Вот такая я. И ничего с этим поделать нельзя.
   Плохо было и то, что делиться горем с подругами я просто не умела, все предпочитала держать в себе. Раньше об этом не задумывалась - всегда была такой. А вот сейчас подумала, что с моей бедой мне идти не к кому и некуда. Мир такой большой, а для меня в нем ничего нет.
  Однако, просто необходимо было найти такое место, где была бы возможность завыть в голос. Сдерживаться становилось все труднее, и только страх, что я стану причиной бесплатного представления для целого этажа, заставлял держать себя в руках. Я остановилась у окна. Это было то место, где Алексей впервые поцеловал меня.
  Не знаю, сколько я там простояла, но от раздумий очнулась, услышав голос Вадима.
  - Привет, подруга! Я уж третий раз мимо прохожу, а ты все стоишь и стоишь.
  Он подошел ко мне и заглянул в лицо.
  - О, да тут все серьезно.
  Потом взял за рукав и потянул.
  - Пойдем в мою комнату, на тебе просто лица нет.
  В последнее время с девчонками в комнате и с ним я общалась мало, предпочитая отмалчиваться, если ко мне не обращались, однако мои отношения с Алексеем ни для кого из них не были тайной. Не знаю, осуждали они меня или сочувствовали, но с расспросами не лезли, и я была за это благодарна.
  В комнате Вадима никого не было. Это была "двухместная камера", как он называл свою комнатушку, предмет зависти многих. Тем более, что его "сокамерник" в общежитии частенько отсутствовал: во-первых, он где-то подрабатывал; во-вторых, в городе жила его одинокая тетка, у которой тот мог зависнуть на пару дней, если денег до стипендии не хватало; в-третьих, сокамерник был влюбчив и постоянно бегал на свидания, которые частенько продолжались до утра. Когда он занимался, было неизвестно, но учился неплохо.
  В комнате Вадим усадил меня на стул, сам сел рядом.
  - Ну, рассказывай, кто обидел мою подругу, - проговорил он голосом, каким врачи разговаривают с маленькими пациентами.
  Видя, что я не отвечаю, он произнес с какой-то мрачной решимостью:
  - Наверно, на правах друга мне пора ему морду набить...
  - Не надо, - сказала я, наконец, дрожащим голосом, - не надо. Он сделал все правильно, он бросил меня.
  - Поплачь, - сказал Вадим тихо и, подвинув стул ближе, обнял за плечи.
  Я прижалась к чужому телу, чужим рукам и наконец-то зарыдала. Плакала долго, Вадим молчал, только гладил меня, как маленькую, по голове. Кто-то зашел в комнату, но он показал вошедшему кулак, и тот молча скрылся.
  Когда слезы кончились и я немного успокоилась, то попробовала отстраниться и встать, но оказалось, что ослабла настолько, что ноги не слушались. Я растерянно посмотрела на все еще сидящего рядом Вадима и проговорила хриплым после слез голосом:
  - Я еще немного посижу и пойду.
  - Куда? - поинтересовался он. - Глаз не видно, и нос картошкой, видок еще тот... Здесь переночуешь. Сокамерника не будет, на свидание ускакал. А я где-нибудь перекантуюсь...
  Он вышел, но скоро вернулся с мокрым полотенцем и обтер мне лицо, проворчав:
   - Далеко не красавица, но уже гораздо лучше...
  Я, по-прежнему замерев, сидела на стуле. Состояние было такое, будто из меня ушли все силы.
  - Спать будешь на моей кровати, я комнату закрою, приду с начале седьмого. В туалет хочешь?
  Покраснеть у меня не хватило сил, я только слегка покачала головой.
  - Вот видишь, - продолжал он, - друзья на что-то годятся. Вот и я тебе пригодился. Не бойся...
  Вадим осторожно снял с меня туфли и платье, приобняв, помог дойти до кровати, потом накрыл одеялом.
  - Спи!
  Мне стало страшно, когда он собрался уходить, потому что впереди была длинная бессонная ночь; я знала, что не засну и буду раз за разом прокручивать в голове все, что случилось сегодня.
  - Подожди, не уходи, - проскрипела я.
  Вадим повернулся и посмотрел на меня. Он казался чем-то очень недовольным, но мне было все равно, я боялась остаться одна в темноте.
  - Посиди со мной немного.
  Он послушно присел на краешек кровати. Я долго не решалась, но потом все-таки сказала:
  - Понимаешь, он меня в ресторан пригласил, чтоб кругом люди были. Видимо, боялся, что наедине закачу истерику. Как будто не знал, что я на такое не способна. Хотел без слез и быстро...
  - Как же ты не разобралась в нем? Ведь сразу было видно, что это за тип.
  Вадим грязно и длинно выругался.
  - Не говори о нем плохо, - прошептала я распухшими от слез губами, - Алексей хороший, просто так получилось.
  - Ха, защитница нашлась, - со злой усмешкой ответил он.
  Я в первый раз видела его таким злым и слышала, как он ругается. Вадим еще какое-то время посидел молча, затем крепко сжал мою руку.
  - Спи!
  И я неожиданно для себя провалилась в спасительный сон.
  Утром я была разбужена в седьмом часу. Общежитие просыпалось.
   - Вставай, - торопил меня Вадим, - сходи умойся, а то скоро твои проснутся. Потом приходи сюда, чаю попьем. Придется тебе сегодня на занятия не ходить, видок у тебя еще тот.
  - Отвернись, я оденусь, - попросила я.
  Вадим отошел к окну.
  Когда я вернулась, в комнате он был не один: появился сокамерник. Мы пили чай, о чем-то говорили, и сокамерник, видимо предупрежденный Вадимом, старательно делал вид, что не замечает моей зареванной физиономии. Потом он ушел, стал собираться и Вадим.
  - Можно мне остаться на какое-то время? - спросила я.
  - Ну, конечно. Поспи еще. А потом просто захлопни дверь.
  Мне было стыдно за вчерашнее, поэтому я решила извиниться.
  - Прости, - нотки в голосе были покаянными, - прости за истерику, за то, что вывалила на тебя свои проблемы. Зачем тебе это знать?
  - Не говори глупостей, - довольно грубо оборвал он меня, направляясь к двери, - лучше еще поспи и не занимайся самоедством. Это ни к чему. Проживешь и без него.
  - Проживу, - послушно закивала я головой, - наверное.
   Возле двери Вадим остановился и обернулся ко мне.
  - Хочу спросить, - нерешительно начал он, - только не обижайся.
  - Спрашивай.
  -Ты не беременна?
  - Нет, - прошептала я.
  Он кивнул головой и осторожно прикрыл дверь, а я еще долго сидела и думала о том, как буду привыкать жить без Алексея. Мне было очень плохо, но зато во всем этом была определенность.
   Трудно засыпать в чужом месте и чужой постели, это проблема не только моя. Ближе к утру сон все же сморил меня, однако, проснулась я очень рано. Позавтракав в столовой санатория, кое-как промаялась до десяти, чтоб не являться слишком рано, взяла такси и отправилась по полученному адресу. Алексей жил в частном секторе. Я стояла и смотрела через забор на небольшой дом, не смея поверить, что через какое-то время увижу свою первую любовь. Кое-как справившись с волнением, нажала на звонок. На крыльце появилась молодая девушка.
  - Здравствуйте, - сказала я, - мне бы хотелось увидеть Алексея Радеева. Мы старые знакомые.
  - Я его дочь. Отец не может выйти, проходите, пожалуйста.
  В доме было прохладно и тихо. Из узенького коридорчика вслед за девушкой я попала в небольшую комнату с двумя окнами, выходящими на улицу. Возле одного из них в инвалидной коляске сидел пожилой очень худой человек с коротко остриженным седым ежиком. Бледные впалые щеки и выцветшие глаза делали лицо еще более неузнаваемым. Одной ноги не было, брючина не очень аккуратно подвернута. Ворот старенькой рубашки казался слишком широким для такой худой шеи.
  - Папа, к тебе пришли, - сказала девушка и вышла.
  Я осталась в комнате одна с совершенно чужим человеком. Стояла и не могла поверить, что это он, Алексей.
  - Вы кто? - спросил человек, потянувшись к столу за очками. - Из собеса?
  Я как будто очнулась: голос был знаком, это был его голос.
  - Алексей, это я, Лена Волкова. Помнишь Екатеринбург, институт?
  Он долго и недоверчиво смотрел на меня, а когда узнал, то его скулах заалели два красных пятна. Глаза на мгновение прикрылись. Я поняла, что ему было стыдно за инвалидную коляску, раннюю и некрасивую старость, явные следы болезни на лице, и начала укорять себя за глупый поступок. Но надо было как-то выпутываться из этого положения, и я затараторила:
  - Извини, что вот так, без предупреждения, я буквально на одну минуту. Отдыхаю здесь в санатории. Твои друзья по институту просили передать приветы и просьбу связаться с ними. Ну вот, все сказала и уже ухожу.
  Я начала пятиться к двери, однако тихий голос Алексея заставил меня остановиться.
  - Останься, поговорим.
  Я подошла к стулу и опустилась на краешек. Я всегда его слушалась.
  Алексей немного пришел в себя, долго смотрел на меня, щуря глаза, потом с удивлением произнес:
  - Ну, надо же... Вот уж никогда бы не подумал...
  Я, отвечая на его расспросы, кратко поведала о себе, семье, работе и была благодарна за то, что он не стал выяснять, как же я познакомилась с его друзьями. На этот вопрос ответа у меня не было.
   Пришла его очередь. Он скупо рассказывал о переезде на Дальний Восток. О том, как оставил жену, когда подруга забеременела. О том, как женился второй раз. О рождении дочери. О смерти жены. О своей инвалидности. О протезе, который неудобен и натирает ногу. Потом с каким-то, как мне показалось, вызовом спросил:
  - Ну, что? Не похож я на героя любовного романа?
  Стало совсем грустно, потому что не таких слов, если честно, я ждала от него. Не знаю каких, но не таких точно. Обижать его, естественно, не хотелось, поэтому ответ был очень мягким.
  - Каждый из нас встретится со своей старостью. А впрочем, если захочешь, мог бы приехать ко мне, и мы решим вопрос с новым протезом.
  Он, ни минуты не думая, отрицательно покачал головой.
  - Извини, - сказала я, - просто не могла не предложить по старой дружбе.
  В ответ он только слабо махнул рукой.
  Прощание было коротким. Алексей меня не задерживал, а мне хотелось поскорее оказаться подальше от этого дома. Мы оба были рады закончить никому из нас не нужный разговор. Я вышла на крыльцо и зажмурилась от солнца. Вот исполнилось мое желание, и что? Ничего, кроме чувства жгучего стыда, будто вторглась туда, где меня не желали видеть, и обнаружила нечно тайное и постыдное, не предназначенное для показа.
  Как ни старалась, но на обед, конечно, опоздала. Закрылась в своей комнате и заплакала. Мне давно хотелось это сделать. Я плакала от стыда за свою глупость, благодаря которой оказалась здесь. Плакала от жалости к мужу, которого, как мне казалось, недостаточно любила из-за постоянных воспоминаний о прошлом.
  Плакала из-за непереносимого чувства неловкости, возникшего от осознания, что человек, много лет живший в моей памяти и претендовавший в ней на особое место, ни одним словом не дал понять, что помнит о нашем прошлом. Плакала от обиды, так как он второй раз отверг меня. И было не легче от понимания, что причины, заставившие его сделать это дважды, были разными. Не то, чтобы он был мне нужен, нет, конечно же, нет... Он оказался совершенно чужим. Того, придуманного, никогда и не существовало.
   Это была наша последняя встреча, и стоило как можно скорее забыть о ней, чтобы вернуться в город свободной, сбросившей с себя так долго длившееся наваждение.
  В дверь несколько раз сильно постучали. Я не хотела отзываться и не отозвалась бы, если не вспомнила, что обещала погулять с новой знакомой. Я приоткрыла дверь и пробормотала слова извинения.
  - Боже, - воскликнула она, всмотревшись в мое лицо, - не закрывай дверь, я сейчас вернусь.
  Через минуту на столике стояла бутылка какого-то вина и лежали яблоки. Мы выпили. Я опять заплакала. Соседка заставила меня выпить еще. Тепло огненной змейкой побежало по груди и животу. Неожиданно захотелось рассказать, зачем я здесь. Подумалось, что, наверно, старею: в молодости и в голову бы не пришло выложить о чем-то личном другому человеку.
  - Понимаешь, я его увидела и поняла, что не люблю. Не потому, что старый и больной, а потому что чужой. Сама придумала, сама верила.
  Соседка жалостливо кивала головой и тоже готова была заплакать.
  - Он меня бросил, долго морочил голову, а потом бросил. Было так больно. Веришь, я даже стихи писала. Конечно, это не стихи, а так... Просто иногда душа просила... Хочешь, почитаю?
  Соседка кивнула головой, мы еще выпили, и я начала:
  - Снова вдох и снова выдох,
  Без тебя уже не плачу,
  Жизнь свою пишу наново
  От удачи к неудаче.
  
  Дни бегут, сливаясь в годы,
  На душе покой и стужа.
  - Не нужна, - тогда сказал ты
  И ... чужим остался мужем.
  - Жалостливые, - соседка покачала головой, - еще...
  Давно это было написано, очень давно. Вот приеду домой и все глупые писульки с удовольствием сожгу. Читать стихи мне вдруг расхотелось
  - Нет, не помню, - солгала я, - разве только этот кусочек.
  Не хочу от любви краюшку,
  Не хочу от любви крошки,
  Не хочу ничего чужого
  Ни охапки и ни немножко.
  И зачем я об этом вспомнила? Однако, обида по-прежнему жгла.
  - Представляешь, я ему стихи писала, а у него ни одного доброго слова для меня не нашлось. Я к нему приехала, а он сделал вид, что не понимает этого. Зачем он так со мной?
  Мы еще немного повздыхали, потом соседка подлила в стаканы вина.
  - А я своему все песни пела, у меня голос красивый. А он все равно...
   Мы еще раз выпили, потом еще раз, и она начала рассказывать о себе и каком-то Иване, который встречался с ней и толстой Танькой. Мы поплакали уже вдвоем, захотелось выпить, но вина больше не оказалось. Соседка метнулась к двери, и вскоре на столике стояла литровая бутылка.
  - Не все им водку жрать, можно и нам немного выпить, - сказала она.
  Я с готовностью подтвердила правильность и своевременность этих слов. Мы выпили, и я сообщила ей, что наконец-то чувствую себя свободной, потому что наваждение закончилось и больше никому искушать себя не позволю.
   Мы выпили за всех независимых, свободных и не поддавшихся искушению женщин, а потом шепотом пели, подражая Лепсу:
  - Я свободна,
  И рюмка водки на столе...
  В нашей песне никаких других слов не было, но эти мы повторили, наверно, раз двадцать.
  - Хорошо сидим, хорошо поем, - констатировала соседка, - давай еще понемногу.
  Вкуса водки я не почувствовала, но сам процесс, похоже, мне начинал нравиться. И откровенничать, кажется, мне тоже понравилось.
  - Хочешь, - сказала я, округлив глаза, - я расскажу тебе страшую тайну. Об этом никому не рассказывала и никому впредь не расскажу.
  Она согласно закивала головой.
  - Я своему мужу однажды изменила. Была в командировке, в ресторане при гостинице увидела человека, очень похожего на Алексея. Я на него бесстыдно пялилась до тех пор, пока не пригласил меня танцевать. Потом он назвал номер комнаты и сказал, что будет ждать.
  - Круто, как в кино, а дальше что?
  - Пошла, - вздохнула я.
  - И как?
  - Я сошла с ума, такого со мной никогда не было. Мы с ним почти и не разговаривали. Под утро только заснул, а я собралась и ушла.
  - А дальше?
  - Я его больше никогда не видела. Ни к чему все это.
  - И не жалеешь?
  - Нет, очень хотелось думать, что это Алексей. Но повторения не желала. Потом было стыдно перед мужем.
  Мы еще по глоточку выпили, и мне неудержимо захотелось прилечь. Кровать была одна, я без сожаления предложила ее гостье, а сама устроилась на полу, забрав одеяло и подушку. Она начала рассказывать что-то о Иване и его пассии, но я не сышала. Стены, тихо покачиваясь, усыпляли.
  Я проснула от того, что меня трясли за плечо.
  - Просыпайся, - говорила соседка, - просыпайся, сегодня танцы, пойдем .
  Я глупо захихикала, понимая, что вряд ли дойду до двери, если уж только попробовать добраться по-пластунски, поэтому решительно отказалась. Зато с радостью согласилась еще выпить, после чего отключилась окончательно.
  Головная боль была нестерпимой, я с большим трудом медленно открыла глаза. Ох, за что мне все это? Хорошо было бы умереть без мучений, но, наверно, у кого-то наверху в отношении меня были другие планы. Я осторожно сфокусировала глаза на столике, но не увидела следов вчерашней пьянки, зато хорошо рассмотрела две бутылки пива.
  - Проснулась? - послышался звук закрываемого холодильника. - Давай опохмеляться.
  Соседка в отличие от остальных присутствующих выглядела прекрасно. Какая-то мысль крутилась в моей больной голове и не давала покоя. Пришлось очень постараться , чтобы в деталях припомнить вчерашний вечер. Воспоминания меня не обрадовали.
  - Послушай, - прошептала я, наконец, в ужасе, - мы на танцы ходили?
  - Нет, не бойся. Ты заснула, а я еще кино посмотрела, потом позвонила Ивану и сказала, что больше искушать себя не позволю.
  Я с облегчением вздохнула и взяла протянутую бутылку.
  - А он?
  - Сначала сказал, что ничего не понимает, а когда я его козлом назвала и сказала, что я женщина свободная и делаю то, что хочу, сейчас вот, например, пью водку, сказал, что все понял и на вокзал встречать придет с цветами.
  - А ты?
  - А я сказала, что не надо приходить, пусть свой веник толстой Таньке подарит.
  - А он?
  - Сказал, что лет через пятьдесят положит ей цветочки на могилку, а до того времени будет занят со мной.
  - А ты?
  - Сказала, что всегда найдется тот, кто меня до дому подвезет. А он сказал, что уже наездилась одна, хватит. И отключился.
  Она немного помолчала, потом продолжила:
  - Мы со школы дружили. Я выскочила замуж, когда Иван в армии был, а он мне назло вернулся с женой. Она в поселке жить не захотела, ей город подавай. А мой муж на заработки уехал и уж года три, как не отзывается. Остались мы одни. Иван все простить не может мое замужество. И от себя не отпускает, и замуж не зовет. Не знаю, что делать. Годы идут, ребеночка родить хочется.
  Пиво закончилось. Я начинала медленно отходить от вчерашнего. На завтрак не пошли, потому что кроме пива соседка, оказывается, принесла пакет с какой-то едой. Я с трудом встала. После душа стало значительно легче. Зачем было так напиваться? Не пила, так и начинать не надо.
  Когда вернулась, увидела, что бутерброды лежат на столе, а пустые бутылки заменены на полные.
  - Хорошая ты баба, - сказала мне соседка, - жалко будет расставаться. Так вчера душевно посидели, и про искушение хорошо объяснила.
  Видно, ей понравилось это слово. Я разулыбалась.
  - В жизни нет ничего невозможного. Захочешь - приедешь. Хочешь - одна, хочешь - со своим Иваном. Я буду рада.Ты мне тоже очень понравилась. Обычно я ни с кем секретами не делюсь. Ты - первая.
  Мы выпили еще по бутылке пива. Я снова опьянела, но боль уходила, и моей голове это, явно, было по нраву. В какой-то момент поймала себя на мысли, что, наверно, хорошо иногда вот так отпустить тормоза. Я устала быть одной и никому не нужной.
  - Хочешь, я расскажу тебе о муже? Мы были однокурсниками. В первый Новый год после окончания института он приехал и сказал, что хватит нам быть одинокими, что он всегда меня любил. Я согласилась.
  Вспомнилось, как он рассказывал, что решение быть со мной окончательно созрело в голове в ту самую ночь, когда я ночевала в его комнате. А он отправился в мою и напросился на ночлег, сказав, что сокамерник пришел не один. Он лежал, обняв подушку, которая пахла мной, и уговаривал себя, что все пройдет, что я забуду Алексея, что у всех бывает первая любовь, что это ничего не значит.
  - Так ты его не любила?
  - Тогда думала, что нет. Я все Алексея забыть не могла. Но Вадим был лучшим, что случилось со мной в этой жизни, только я поняла это не сразу.
  Слезы опять потекли по щекам. Я их не вытирала. Хотелось говорить и говорить, потому что хоть Жора и прекрасный друг, но он умеет лишь слушать, а я, как оказалось, отчаянно нуждалась в живом человеческом общении.
  - Знаешь, после похорон я долго не могла открыть ящики в шкафу, где лежали его вещи. А когда открыла, долго плакала. Все белье лежало ровными стопочками. Я не любила, когда он нарушал этот порядок, а если это случалось, всегда делала ему замечание. И какого черта, скажи, мне было это надо? Какое мне было дело до порядка? Вот порядок есть, его белье лежит ровненько, а его нет. Если бы можно было все вернуть, я бы была другой, совершенно другой. Мне так плохо, когда я думаю об этом. Я могла бы стать лучшей для него, но не сумела.
  Опять хотелось заплакать, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы прогнать слезы.
  - Какой я была дурой! Я только сейчас понимаю, какой я была дурой.
  Мы посидели какое-то время молча.
  - Я понимаю, - сказала соседка, - мне так жаль тебя. Вот приеду домой, и, если Иван встретит на вокзале со своим веником, скажу, что хочу от него ребенка, а потом пусть женится или нет, мне все равно.
  Мы все же еще немного поплакали, а потом решили пойти к морю. Гуляли и разговаривали долго. И почему я не знала раньше, что так хорошо открыть кому-то свою душу?
  Мне здесь делать было больше нечего, и я уезжала раньше срока. Соседка провожала. Мы обменялись адресами, она обещала позвонить и рассказать, как же у них все решится с Иваном.
  - Мне тебя так жалко, приедешь, а дома никого, - говорила она.
  Я объяснила, что не одинока. У меня есть пес и работа. Правда, меня считают на ней придирчивой занудой, но это не мешало мне любить ее. Накануне я купила подарки для директора и его жены, для Артема Жоры. Купила еще необыкновенной красоты раковину. Я надеялась, что может быть в будущем найдется по-настоящему близкий человек, которому мне захочется ее подарить. Честно говоря, мне хотелось думать, что он уже нашелся.
  - Тоже хочу тебе признаться, - решилась я, - кажется, у меня есть человек, которому я кое-что скажу, когда приеду.
   Мы засмеялись и обнялись. В который раз пришлось пожалеть, что у меня нет сестры.
  Около полуночи я была в родном городе, домой же попала почти в два. Тихонько открыла дверь и вошла. Жора меня не услышал: я давно подозревала, что он теряет слух, видимо, стал сказываться возраст. Я разделась и зашла в комнату, а когда включила свет, то увидела, что на диване сидя спит тот самый бравый военный из нашего подъезда, а рядышком примостился глухой предатель Жора.
  - Так, - сказала я , - это то, о чем каждая женщина может только мечтать. Приходишь домой, а там такой подарок судьбы, - я сделала соответствующее лицо и раскрыла пошире глаза, демонстрируя высшую степень восторга, - правда без упаковки, и ленточкой с бантиком не перевязан, но и так тоже очень даже ничего.
  Человек от включенного света проснулся и смущенно уставился на меня, а Жора с визгом и лаем кинулся, пытаясь облизать мое лицо. Я присела и обняла этот источник любви и радости, а он, стоя на задних лапах, замер, поскуливая, удобно устроив голову у меня на плече.
  Человек оправился от неожиданности и встал.
  - Извини, я хотел немного отдохнуть и нечаянно уснул. Сейчас уйду.
  - Сидеть, - сказала я, - сидеть! Я еще не решила, сдать ли тебя в полицию за вторжение в чужую квартиру или отпустить.
  - Отпустить, - сказал он растерянно, - я гулял с собакой, а потом...
  - А где был Артем?
  - Он пошел к другу на день рождения. Я слышал, как он говорил, что некому с собакой погулять, и напросился.
  - Зачем?
  - Ну, - человек замялся, - хотелось посмотреть, как ты живешь.
  - И как?
  - Честно?
  Я кивнула головой.
  - Прямо скажем, невесело...
  - Так было, - согласилась я, - но с сегодняшнего дня моя жизнь пойдет по-новому.
  - Это как?
  - Очень просто. Я открываю новую страницу.
  - Страницу? - переспросил он и, не удержавшись, зевнул.
  - Ладно, - сказала я, немного обидевшись, - все это интересно лишь для меня. Иди домой и досыпай. Спасибо за Жору.
  - Извини, - сказал он покаянным голосом, - я не хотел тебя обидеть. А не попить ли нам чаю?
  Почему-то я нисколько не удивилась такому предложению, а лишь кивнула и отправилась на кухню, как будто всегда пила чай в третьем часу ночи с человеком, с которым никогда и не разговаривала, а лишь здоровалась и прощалась. Он пришел через несколько минут, был умыт, свеж и бодр и держался так, будто тоже каждую ночь пил ночью чай на этой кухне. Мы с Жорой его ждали.
  Я что-то говорила о Геленджике, о санатории, а он сидел и смотрел, изредка кивая головой. Наконец я замолчала. Молчал и он.
  - Знаешь, - сказал, наконец, нежданный гость, - та встреча в подъезде... Это все не совсем так...
  - Стоп, - сразу заторопилась я, - не надо, не продолжай. Я не очень-то хочу знать эту сторону твоей жизни и не собираюсь рассказывать о своей.
  Он пытливо посмотрел на меня и пожал плечами.
  - Но я могу сказать, что после твоего отъезда мне стало очень плохо?
  - Конечно, можешь, - согласилась я, - если это действительно правда.
  - Я выходил из дома вечером и всегда видел тебя. Это выглядело так, будто шел к тебе, а ты меня ждала. Будто у нас свидание. А после той встречи в подъезде вышел, а тебя нет. И так стало тоскливо...
  - Так ведь ты никогда даже не разговаривал со мной?
  - Глупо, конечно, но думал, вот не захочешь со мной общаться, и выходить мне будет незачем. Все откладывал...
  Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. Два одиноких немолодых человека, которые боялись сделать неверный шаг навстречу друг другу и ошибиться еще раз.
  - Спасибо тебе, - сказала я наконец.
  - За что? - он удивленно вскинул брови.
  - За эти слова. Понимаешь, это так важно, когда есть человек... - я запуталась от смущения и махнула рукой. - В общем, я привезла тебе подарок!
  - Мне?
  - Тебе, тебе... Все что-то привозят из отпуска, вот и я...
  Ну, как объяснить, что мне очень хотелось ощутить себя кому-то хоть чуточку нужной и близкой? В сущности, это так немного, но этого немногого у меня как раз и не было.
  Я окончательно смутилась и какое-то время молчала, разглядывая свою чашку, как будто видела ее в первый раз.
  - Нет, все не так. Попробую еще раз, - и решительно добавила. - Я тоже думала о тебе.
  Раковина почему-то долго не находилась, но вот, наконец, я протянула ее мужчине. Он стоял рядом, слишком близко от меня, и меня это волновало.
  - На оригинальность подарка не претендую. Возьми. Она - чудо.
  Он держал раковину на ладони, но смотрел на меня.
  - И вправду очень красивая. Спасибо! Можно поцеловать тебя?
  Я лишь отрицательно покачала головой и молча пошла на кухню. Чай уже остыл. Пора было расходиться, но он не торопился.
  - Почему ты не отдохнула даже неделю?
  Я пожала плечами. Не рассказывать же ему в самом деле? Однако, ответить было надо, и я начала, тщательно подбирая слова:
  - Я сделала все, что планировала, не было смысла оставаться дольше. Я прилетела, на другой день нашла адрес человека, с которым хотела встретиться. На третий -минут двадцать поговорила с ним, а вечером совершенно неожиданно напилась с одной милой женщиной. На следующий день в мельчайших деталях узнала все о похмелье. Хочу добавить, что это было очень познавательно. Все, пора было уезжать.
  Он пытливо посмотел на меня, а потом спросил:
  - Это было важно для тебя?
  Я не стала отвечать, а лишь кивнула головой.
  - И поэтому тебя нельзя обнять и поцеловать?
  - Нет, не поэтому. Понимаешь, я сегодня поеду на кладбище, чтобы рассказать о поездке мужу.
  Я не была уверена, что он что-то понял, но рассказывать подробнее не собиралась. Однако, все же добавила:
  - Чтоб открыть новую страницу, надо закрыть старую.
  Мы еще какое-то время посидели молча, затем он встал, поблагодарил за чай. Дойдя до двери, остановился и повернулся ко мне.
  - Ну что ж, до вечера. Я постараюсь вернуться пораньше. Из твоих слов ничего не понял, но знаю только одно - очень хочу поцеловать тебя. Ты не передумаешь?
  - Нет, - ответила я, - только у меня просьба.
  - Все, что хочешь, - он тепло улыбнулся.
  А я и не знала, что он может так хорошо улыбаться.
  - Ничего не начинай, если не будешь уверен на все сто. Предупреждаю сразу, я жуткая собственница и не собираюсь делить тебя с какой угодно женщиной даже одну минуту.
  - Об этом можешь не беспокоиться, только не передумай.
  - Только не начинай, если не уверен.
  Он ушел, сжимая в руке мой подарок, а мы с Жорой побрели в спальню, чтобы немного поспать. Сегодня я расскажу мужу о поездке и о том, что никого и никогда не любила так, как его, а потом попрошу прощения. Я понимала, что во всем, что случилось, виновата лишь сама. И уж если так случилось, что первая любовь не принесла радости, то очень постараюсь ничего не испортить в любви последней.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"