М Кароль : другие произведения.

Ножницы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тихий город скрывает много тайн. Стоит ли рассказывать историю каждого, когда есть она, парикмахерша Милгред. В смоем маленьком мире, в своих фантазиях, она чувствует себя превосходно. Но привычный мир рухнул, когда прозвенел злополучный дверной звонок, а на пороге оказались они...
  Ножницы
  
  Занавески на окнах дома освещались солнечными лучами от рассвета до заката. От этого красные цветы, на легкой ткани, выцвели также быстро, как исчезает водяная рябь от брошенного камушка. Перед деревянной рамой окна находился мир из старой мебели, скрипучих полов, стен, обклеенных рулонными обоями с картинами на них и резными фигурами из дерева, что составляло немалую ценность для хозяйки дома.
  Картины с изображениями океанов, кораблей, птиц на ледяных ветках деревьев, корнями утонувших в белоснежных сугробах, зелено-желтые поля, обрамленные темной полосой лесов - ее картины, - были своего рода утопией для ее однообразного существования.
  Изредка выходя на улицу, не насыщаясь жизнью за стенами дома и не чувствуя от этого себя жалко, она жизнь рисовала и читала ее внутри разноцветных обложек. Эта жизнь, спланированная до секунды, была проста, не пугала неожиданными вестями и день за днем приводила в ее дом заранее записанных людей. С мужчинами, женщинами, детьми - со всеми, кто только не приходил к Милгред, она была учтива и услужлива. Приглашала их в зал, наливала чашку чая, а, иногда, и не одну, ставила ее на столик, рядом с которым лежали ее инструменты, и усаживала гостя на стул у окна, неприкрытого шторкой.
  
  В большой гостиной, она не спеша орудовала расческой с частыми зубчиками и новенькими ножницами, внимательно следя за тем, чтобы гость чувствовал себя спокойно. Рассказы о том, что в этот день она приобрела свои первые инструменты для стрижки и теперь этот день счастливый по определению, или история о своем сне, где она спасается с тонущего корабля с помощью янтарной нити, спустившейся к ней с неба, отвлекали, чашка пустела, ножницы клацали медленнее. Так один посетитель сменялся другим, покидая дом Милгред, в тайне за улыбкой и благодарностями за изумрудные листочки, мечтали больше никогда не видеть ни выцветших штор, ни улыбки хозяйки дома, ни слышать звук смыкающихся лезвий над ушами.
   В час, когда шторы вновь начали выцветать, оставляя на ткани бледные разводы вместо рисунков, Милгред открыла глаза. Ей не больше сорока, она щурится от яркого окна, засвеченного солнцем и на лице ленты губ изображают улыбку. Тело ее пышет здоровьем, внутренним равновесием. Дышит только плохо и часто сильно трет кончик носа от беспрерывного желания чихнуть - последствие ее каждодневного труда. В длинной белой сорочке и темно-зеленом халате, размешивая в чашке утренний кофе и слизывая с ложки кофейные не растворенные крупицы, она уже полгода вслух читала две открытые страницы из словаря иностранных слов. Из радиоприемника шипела единственная радиоволна, то и дело сбивавшаяся гулкими помехами и соседней волной с музыкальными передачами. Милгред сидела за столом на крохотной кухне, медленно скручивала пояс халата в улитку, закручивая его с кончика до кармана с носовым платком и, как самая прилежная ученица, повторяла слова из словаря.
  
  Она то растянет губы в ленту, то округлит их, то улыбнется, как-то неожиданно окунувшись в прилив чувства, возникшего необъяснимо явно и сильно. Оно закручивает в себе, заворачивает в улитку и томит, и тешит приятным жертвоприношением себя в угоду мимолетного ощущения не столько важности, сколько возвышенности и самолюбия, ощущения неземного полета и осознания, что она смогла подняться до таких высот, достичь этого собственными усилиями. От игры губами, от медленного звучания каждой ноты произносимых слов, она наполняется истинной радостью, и в невозможности совладать с ней, Милгред, до кончиков волосков на своих руках, то и дело поднимающихся мурашек, отдается этому томлению. Произнеся вслух еще одно слово и пример употребления его в длинном предложении, сердце так и стукнет громко по барабанным перепонкам. Она закакетничает, щеки ее покраснеют от трепета воображения себя иностранкой, которая с точностью до отзвука, до мимики говорит на языке, хранившийся на страницах словаря перед ней. Она не просто Милгред на кухоньке с шумом от ненастроенной радиоволны, а загадочная иностранка в заграничном кафе, на веранде, перед маленьким круглым столиком, в плетеном кресле. На столике - чашечка кофе, на макушке - белая шляпка с фиолетовой лентой и бутонами цветов, почти таких же, как по всему периметру открытой веранды, где она завтракает в белом костюме. Напротив нее за столиком неизвестный ей мужчина держит двумя руками газету и все так и норовит поглядеть на нее из-за черно-белых страниц.
  Магическое чувство отступает быстро, стоит только закончится на странице словам, а чашке опустеть, но послевкусие томительного превращения надолго остается в ней, подбадривая Милгред, успокаивая ее.
  Жизнь безмятежна и в ее фантазиях легка, ведь каждый день она пьет кофе на веранде в шляпке и каждый день на нее смотрит этот неизвестный мужчина напротив, так и не решаясь с ней заговорить.
  
  Сегодня она увереннее стрижет приходящих людей, которые делают лестные замечания ее приподнятому настроению, она внимательнее собирает обрезанные волосы и укладывает их в коробку, проходит мимо зеркал в легком стеснении, задерживая взгляд на своем отражении и рассматривая себя будто чужими восхищенными глазами.
   В два часа тридцать пять минут и двадцать секунд прозвенел дверной звонок. Вытирая руки полотенцем, Милгред подошла к двери и открыла ее, приветливо улыбнувшись:
  - Здравствуйте.
  - Здравствуйте.
  На пороге теснились мужчина и женщина, так сильно прижатые друг к другу плечами, словно их накрепко связали вместе невидимой прочной нитью.
  - Заходите, разуваться не стоит. Прямо по коридору и направо, на стул... Как ваши имена? - Милгред закрыла дверь на цепочку, не стирая с лица ленточной улыбки и кивая головой на каждое произнесенное имя. "Лу" - кивок. "Тиа" - второй кивок.
  - Сегодняшнее солнце нагрело зал, там очень тепло. Поэтому вы можете и верхнюю одежду снять, чтобы было не жарко.
  - Сюда?
  - Да, на свободный крючок. А как вы добрались? Быстро дом нашли?
  - Не быстро. Шли пешком.
  - Да, да... Но он здесь один такой... уютный, - захихикала под нос Милгред и поправила выбившуюся прядь из своей высокой улиткоподобной прически, при взгляде в зеркало, украдкой в отражении поглядывая не только на себя, но и на пришедших к ней: оба высокие и вытянутые. У девушки волосы спрятаны под платок, который она предпочла не снимать до того, как сядет в зале на стул, глаза темные, кожа смуглая с темными вкраплениями множества родинок. Мужчина, следовавший за ней, сутул, невзрачен, с темными отметинами усталости под глазами. Волосы короткие и открывают широкий лоб и большие карие глаза. Общее впечатление на Милгред они произвели неприятное, но какое бы впечатление не было, работу она выполняла со всей любовью к своему ремеслу.
  В зале девушка присела на стул, распустила платок и густые волосы рекой полились по ее спине. Через пять минут Милгред укладывала в коробку остриженные волосы Тии, туго перетянутые тонкой резинкой ниже линии обреза. Вернувшись к девушке с ножницами, она подравняла короткие волоски, присматриваясь к ее спутнику, сидевшему на диване. Каждая линия его лица вызывала в ней скверное ощущение неприязни. После их ухода и закрытие двери на цепочку, Милгред с уверенностью понимала, что Лу ей противен. Глаза слишком большие и темные, недоверчивые и подозрительные; широкие плечи, почти громоздкие, удерживают тонкую шею с острым подбородком с темной ямочкой под нижней губой. Пальцы, потемневшие от работы на земле, переплетены между собой, и одна мысль, что такие руки могут касаться чистого тела вызывали в ней дрожь, и она бежала к раковине на кухне, чтобы вымыть руки.
  От магического одухотворения, что было утром, не осталось ни следа, ни крупицы вдохновения после злополучной встречи. День был совершенно испорчен и последующих клиентов - а их было не много: две бедные студентки из города, - она встречала задумчиво, неразговорчиво и быстро.
  В следующее утро она проснулась в привычном настроении, предвкушая новые впечатления, но стоило ей выйти из спальни, увидеть коридор и зал, как навязчивая мысль о вчерашних посетителях закралась вновь. Всюду ей мерещился острый подбородок с темной ямочкой. На кухонной плите, по стенкам пузатого чайника расползлось и вытянулось ее искаженное отражение, а тревожные мысли сплели из глубоких борозд на ее лице портрет накрепко поселившегося в ее мыслях мужчины.
  Отдернув взгляд, она злилась неимоверно на человека, который сидел в зале пятнадцать минут, которого она видела один раз, но из-за которого трещина поползла через ее жизнь. Ей совсем не хотелось читать, но она заставила себя, когда села за кухонный стол и прочитала первые слова вслух, затем вторые, третьи, и так незаметно дочитала до конца страницы. Опасения ее были напрасны, магия букв увлекла Милгред вновь на солнечную веранду, в плетеное кресло за круглым столиком. Она вновь в шляпке и, оглядываясь, заметила все тот же столик напротив, за которым сидит именно он - Лу.
  Ни одна картина в мире, ни одна фотография или музыкальная композиция не сможет запечатлеть головокружительный момент. Искусство, претендующее на право быть зеркальным кладезем впечатлений, должно признать свое поражение и уступить перед непостижимым вихрем чувств, бесконечной и необъятной фантазией. Каждая их встреча - водопад. Водопад в бездну страсти, порока с великолепием свободы. Свобода в движении кистей и лодыжек, во взгляде, ласкающем молочную линию шеи, в бесстыдном шепоте бездны до краев наполненной желанием.
   Для таких, как они, в том мире, где они встречаются в кафе, он складывает газету, подсаживается к ней, затем прогулки до утра и сон в одной постели до следующего утра. Длительность их прогулок определяется временем земных суток. Их упоительное путешествие по закоулкам солнечного города, по пескам пустынь, по тропическим лесам и полетам на воздушном шаре, все, что так ловко они называли "свидания" хоть и были, как холсты, ограничены рамками, но все же они тянулись по своим законам времени - бесконечно долго.
  С каждой встречей, Милгред сильнее начинала любить то, что при первом взгляде ее оттолкнуло. Она находила Лу уникальным, единственным в своих чертах, в остром подбородке и мешковатой походке, а вскоре она и представить не могла, чтобы он шел не ногу в ногу с ней. Они встречались тайно и о них почти никто не знал. Тайно засыпали и просыпались, и эта таинственность их встреч дарила им еще больше наслаждения, чем если бы о них знал весь свет. В их маленьком уголке был весь настоящий мир, и сорок три года, навечно отпечатавшиеся в прошлом Милгред, оставившие в нем ошибки прожитых лет, больше не имели ни малейшего значения. Милгред чувствовала, что жизнь свою проживает сначала, что и не жила раньше, не ощущала своих слов, шагов, будто все в ее жизни обрело смысл определений и имен только после встречи с молчаливым Лу.
  Даже рождественские хлопушки громче выстреливают, а лотерейные билеты выигрывают чаще, а если осмотреться внимательнее по сторонам, то и люди в большинстве своем отзывчивые. Я же знала Милгред так, как никто ее не знал. Каждую ее мысль о светлой веранде, я вычитывала по расширяющимся зрачкам в ее глазах и кончике языка, которым она часто облизывала свои то и дело высыхающие губы. Каждое утро за чашкой чая, напротив книги, она замирала, мечтательно улыбалась и, покачивая ногой, задевала своим носком в пушистом тапочке мою ногу под столом.
  Возможно, ей казалось, что это она касается Лу. Нет, не "возможно", а так оно и было, а я не возражала. В тот вечер я нашла Милгред в плетеном кресле на террасе у дома. Ее приоткрытые губы были цвета спелой сливы, а язык распух внутри остывшего рта и немного вываливался; он был словно сливовая сладкая косточка. Под раскрытыми и остановившимися глазами растеклись грязно-серые круги, волосы потускнели, даже седина ее волос выглядела неестественно желтоватой с тошнотворной тенью синевы между распущенными локонами.
  Если бы я провела языком по ее ледяному лицу, по скулам наверх до внешнего уголка раскрытых глаз, то окаменевшая кожа была бы соленой - она наверняка плакала. Кружевное платье скрывало божественную наготу и пафос трупных пятен на ее теле. Милгред очень похудела, она не ела четыре дня до этого происшествия, но зато застегнула белое подвенечное платье матери. Теперь же я понимаю, что она готовилась к этому дню: оставила каждодневную стрижку, продала все коробочки с волосами, сделала себе дорогую прическу, прикупила шляпку с вырученных денег и купила тюбик пилюль в местной аптеке спустя неделю после того, как Лу и Тия вновь пришли в дом.
  Милгред была настолько ошарашена и потрясена их появлением в тот злополучный день, выдернута из собственной счастливой жизни с ним, стояло порог дома переступить Тии. Лу придерживал ее за поясницу. Гримасой нестерпимой боли исказилось лицо Милгред, а ладонь Тии инстинктивно опустилась ниже пупка, защищая от чужачки свой округлившийся, до размеров ближайшей планеты, живот. Безвозвратно рухнула единственная живая фантазия Милгред, которая сделала ее самой счастливой в мире невесомом, но безжалостно уничтожила в мире осязаемом.
  Они пришли снова к ней, потому что им просто понравилось в этом светлом доме, запомнилась дорога в дом, где солнце чертит полукруг перед тремя окошками с занавесками. В этот раз в гостиной они даже сами начали разговор, меня не стесняясь, и Тиа без зазрения совести сделала комплимент Милгред, пока она, стоя спиной, тугими, но резкими движениями, вытирала платком лезвия ножниц. Кивком головы поблагодарила Тию, а затем попросила Лу уйти из комнаты. Безысходность ее существования, ударившая по ней грозовым разрядом, встряхнула, скинула призрачную пелену и реальность оказалась невыносимой. Дикое и зловонное, животное чувство ядовитой измены с четырехбуквенной Т-и-е-й, затмившей рассудок, растворило ее изнутри. Это она счастлива с Лу. Это ей положено все, что сейчас имеет Тиа. Это ее мир. Я даже отложила в сторону спицы, чтобы понаблюдать за тем, как в солнечном сплетении Милгред схлопывается, и разрушается ее тщательно выстроенный выдуманный мир с тем, кто остановился в проходе, не желая уходить. Где-то в ее голове, в солнечном мире, на светлой веранде, она осталась одна навсегда.
  Милгред чудом не порезала ножницами Тию, заплатила им в разы меньше после работы, чем в первый их визит, хлопнула дверью так, что мне пришлось выйти и проверить, не вылетело ли стекло. Больше в доме не было никого по ее приглашению, не считая специальных машин, забиравших ее.
  Теперь я продолжаю ее дело. За десять лет наблюдений за ней с дивана в гостиной, я обучилась ее ремеслу, только жаль, что я не записала ее чтение французских слов за чашечкой кофе, порой, мне очень не хватает мечтательного тетиного голоса. А что касается Лу и Тии, то они больше никогда не возвращались.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"