"Уснуть. И видеть сны?"

У. Шекспир. Гамлет.

- Пятью пять - двадцать пять, шестью шесть - тридцать шесть, семью семь - сорок (пауза) девять!

- Молодец, правильно!

Профессор Буянов и Селена, его внучка, шли по протоптанной пешеходной тропке через поле и отдалялись от двухэтажного особняка, где они жили. Дом стоял вдалеке от ближайших к нему благоустроенных коттеджей, по нелепой привычке называемых их владельцами "дачами", на берегу небольшой речки. Путешественники же отдалялись от нее, намереваясь углубиться в небольшой парк. Они не спешили и, как было бы заметно любому стороннему наблюдателю, были всецело увлечены обоюдным разговором.

С тех пор, как у профессора стало прогрессировать расстройство памяти, девочка взялась его заново обучать таблице умножения, однако дело это шло с трудом. Дед был вполне молод, и, как поговаривали его недобрые доброжелатели, ему за многое пришлось заплатить - и за уникальное вундеркиндство, и за блеск его теорий, и за раннее признание коллег. Редкостный взрывной механизм умственного роста, как полагали уже упомянутые товарищи, не рассчитывал на такое длительное функционирование тела. Несоразмерность своим однокашникам этого человека заставляла теперь многих твердить о пользе умеренности во всем, чему примером ставилось шумно известное в узких кругах "падение этого выскочки Буянова".

После последнего его эксперимента полтора года назад произошла катастрофа. Профессор, любивший поражать блестящей эрудицией и фотографической памятью, внезапно стал забывать имена своих сотрудников, опаздывать на важные встречи, манкировать дружескими пикниками, менять слова в цитатах, забросил свою работу, и, наконец, два раза ошибся при формулировании общеизвестных формул.

- Ленушка (дед не одобрял греческого варианта имени внучки), ты посмотри, какая птичка красивая яркая. Знаешь, как она называется? Снегирь! Она всегда прилетает, как только снег выпадает. А еще тут свиристель водится, неподалеку где-нибудь наверняка сидит, у него такой хохолок смешной, я тебе показывал его на картинке. Только подожди,.. а ведь снега-то нет! Так и верно - июнь месяц, странно это как-то... А погоди, ошибся я, это же иволга! Точно, она так поет, как будто сожалеет о чем-то и извиняется, чудесная золотая красавица. Голос - флейтовый свист "фи-тиу-лиу". Щебечет и свистит, хвост распускает и хлопает крыльями. Она, она!

- Да, дедушка, это Oriolus. Какой ты сегодня, счастливый! Здорово!

*

Уход с кафедры прошел с умеренными торжествами, пригласили самых близких, одного из министерства. Пара речей о вкладе в науку, о "нашем Ландау двадцать первого"... Официально он взял бессрочный отпуск для углубленной научной работы. Наименование этой работы не стали даже придумывать - оставили пробел.

*

- А давай играть, я сорву цветок, а ты будешь название называть?

- Угу, а я вот, пока на лавочке здесь посижу, как она здесь хорошо устроена! Мягкая и под навесом, да и именная, смотри - тут табличка есть металлическая! Та-а-к, почитаем, кто ж ее тут поставил...

*

Раз в неделю приезжал его врач, прописывал увеличение доз, и вновь появляющиеся средства, всякий раз он пытался подбодрить своего пациента и рассказывал много смешного. Он полагал, чтобы вернуть функциональность памяти надо расшифровать причину ее торможения, затронуть ту глубинную причину, из-за которой все началось. То ли Владимир Иванович, то ли Иван Владимирович, в мобильнике записан.

*

- Милая, далеко не уходи! Ну, беги, давай сюда! Так - это папоротник, знаешь, какой полезный, вот я как-то помню в детстве играл в... это, как его, ну, в общем, мяч ногами пинал с друзьями. Выхожу я к шлюзу и пресекатель меня хрясь по ноге, я упал и расшиб ногу до крови. А возле площадки рос этот папоротник... Стой, не папоротник - подорожник! Точно, он же так называется, потому что всегда возле таких площадок растет. Слушай, эта ошибка не считается, я помнил, только сразу не вспомнил!

*

Каждый день он запирался в кабинете на час и пытался вспомнить суть последнего ночного эксперимента. Все рабочие распечатки оказались сожжены, вместе с его компьютером, когда его наутро нашли мирно спящим в своей лаборатории. На столике в разных клетках было две мышки, одна из них мертвая. Он себя чувствовал хорошо, но предыдущей недели он не помнил совсем, не помнил даже празднование получения очередной премии (хотя это, конечно, не так было удивительно).

*

- Ух ты, какой колокольчик! Где ж, такого красавца нашла. Видишь, как в нашей церкви висят, только не звонят. И голубенькие! Большие какие... Было мне лет семь, у нас рядом несколько храмов, а отец меня в один повел на колокольню после праздника большого, тогда можно всем было звонить, сколько хочешь. И вот я помню, солнце мне ударило в глаза от колокола главного и ветер... А потом бу-ум! И на маленьких, динь-динь-динь, а отец с другом своим, он еще в одежде длинной был, потом долго говорили и смеялись, а мне дали сладкий хлеб и было хорошо...

- А что, давай дед, вечером пойдем - позвоним сегодня?

- Мне нельзя. Мне память вернуть надо. Без памяти туда ни к чему идти.

*

Лесные звуки прервал сигнал вызова, профессор попросил видеофон принять вызов, значившийся у него, как "Мин. обор., Коля".

- Привет, Коля! А мы, как видишь, бездельничаем! Иван Владимирович прописал прогулки регулярные!

- Вижу, Вижу! Ты Владимира Ивановича - доктора имеешь в виду? Да, сейчас бы к вам, да на бережок ваш с удочкой!

- А что давай, приезжай! Посидим, партию в эти, как их там... го сыграем?

- Да, не могу я, сам видишь, в форме, в конторе парюсь - вот звоню узнать, как там у тебя не продвинулся с воспоминаниями эксперимента?

- Нет, Коленька, глухо вообще, боюсь ничем тебя порадовать пока не могу. Представляешь сегодня иволгу со свиристелем спутал!

- Не переживай, старик! Главное, напрягай мозги! Ладно, гуляйте, а меня к генералу опять вызывают...

- Успеха тебе, Коля!

В особняке профессора тем временем пока они гуляли, шел очередной обыск. Профессор предполагал, что не случайно стали регулярными такие звонки из оборонки, взявшей под контроль после того эксперимента его лабораторию и неоднократно пытавшаяся допытаться у него, чем он конкретно занимался в последнее время. Он бы и рад им был помочь, но...

*

Всю свою жизнь он занимался вопросами физики космических лучей, области принесшей ему известность и почет. Решение общеизвестного феномена воздействия частиц высокой энергии, попадающих в сетчатку глаза всецело его заслуга. До него не могли объяснить странный эффект, что космонавты на станциях, когда закрывают глаза, не чаще, чем раз в 3 минуты, видят вспышки света. Кое-что он все же об этом помнил. Думал, что помнил. Это сохранилось в старых дневниковых записях, которые теперь всегда лежали у него в кабинете под рукой (он любил рукописный труд). Он читал в них про себя, что в последнее время работы ему стало скучно. Ему хотелось идти в новую область, но он опасался того, что уже в его годы, это казалось поздним. Живя мыслью, он чувствовал, что живет чем-то, чего не касается смерть. Он направил свои исследования в область давно его интересовавшую так всем знакомые быстрые движения глаз во время одной из двух фаз сна, во время которой мы наблюдаем сновидения.

*

- Ладно, а этот?

- Ну, это ромашка! Желтенький и вокруг беленький. Ты знаешь, на них гадают! Вот ты вырастешь, и тоже будешь, небось, гадать!

- А зачем гадают?

- Ну, вот если ты чего хочешь сильно и не знаешь, произойдет это в твоей жизни или нет, то - рвут по очереди эти белые. Один экземпляр - да, другой - нет, какой останется - так будет! Думают.

- Правда? И правда сбывается? Не обманывай.

*

В общем-то, это было логичным продолжением его парадокса о периодической визуализации образа зарождения Вселенной в глазах ее первопроходцев. Но в ходе этой работы он столкнулся с чем-то, что привело его к какому-то неожиданному для него самого выводу. Настолько неожиданному, что он не мог их доверить никому. Последние страницы дневника, за неделю до даты эксперимента содержали не обычные размышления и описания. Их заполняло всего несколько фраз, смысл которых ныне ни он, и никто из его коллег не мог разобрать. Ему явно не хотелось передавать в логических выражениях те, казавшиеся ему важными понимания, которые он, видимо, испытывал, как будто они были очень интимны. Он ломал голову над ними, его мучили ночные гоголевские кошмары - в голове вертелись и сплетались в замысловатый узор два мышиных хвоста, причем один замирал, и это почему-то было очень страшно. Его память отказывала, каждый день он старался заучивать слова, учить таблицу умножения и создавать ассоциации... Внучка с ним играла в города и в погрузку парохода, она старалась помочь. Закрепления в сознании хватало на несколько дней. Он был бессилен и хорошо понимал это. Но поскольку был человеком твердой воли, он пытался преодолеть это понимание.

*

- А этот ты сама-то знаешь? О, это удивительный цветок. Древние народы его знали хорошо и сейчас, и это удивительно, на всех языках он зовется совершенно одинаково по смыслу.

- А, это - Myosotis!

- Как? А ну да, ты права. Я все забываю, что ты у нас отличница во втором классе. Только не совсем так, это хоть по латыни мышиное ушко, в народе зовется проще - незабудка, у нее пять лепестков всегда. О ней есть легенда, я ее очень любил, мне ее рассказала... Ну, в общем, вот она.

Однажды жила заколдованная принцесса, носившая облик старой ведьмы, а ее по всему свету искал принц, богатство которого хотела присвоить ведьма настоящая, принявшая облик принцессы. Но принц не поверил ей, из-за того, что глаза она не могла подделать, и искал свою принцессу. И однажды он сидел на обрыве над рекой и увидел, что на него смотрит старая ведьма, ну которая принцесса. И он увидел ее голубые глаза... Он неосторожно вскочил и упал с обрыва в бушующие волны, когда его голова последний раз показалась над волнами, все что он успел крикнуть ей: "Не забудь меня!". Когда нашли его тело, в его руке был судорожно зажат голубой цветок с обрыва. Принцесса похоронила его и посадила такие цветы на его могиле. С тех пор их так и звали...

*

Он задумался... Иногда еще профессор мог это делать. Что-то будто щипало в голове, а по сердцу словно шли мурашки и чувствовалось, что он подобрался очень близко к этому, как его... Так. Глаза - практически часть мозга, они доставляют почти всю информацию сознанию человека, насколько они ограничены, настолько ограничен и сам человек. Свет звезд в глазах космонавтов, реликтовое излучение Большого взрыва, восприемником которого является человек, и периодически как часы нашей жизни пульсирующее в нашем мозгу не заметно на земле, но это не значит, что его нет. Сновидения, тонкие сны - предупреждения, тренинг, эмулятор памяти. Все это вместе, одно. К какому же выводу я пришел? Что стал делать?

*

- А на них тоже гадают?

- А? Нет, Ленушка, что тут гадать, пять этих всего. И просто нужно знать какой ответ означает первый из них.

Девочка отошла от скамейки с дедушкой и прошептала: "Вернется ли к деду память?"

*

Голубые глаза из легенды, неожиданно глубоко зацепили его чувства и словно запустили какие-то анкерные ключи в его голове. Как же, вот! Он внезапно вспомнил нестерпимую боль в глазах. Он вспомнил, к какому выводу он пришел...

С помощью хитроумных препаратов и электромагнитного блокиратора он выделил зоны в мозге, отвечающие за стадии быстрого и медленного сна и их изолировал. Взял двух подопытных мышек. Одну лишил фазы быстрых движений глаз, другую - фазы медленного сна. Он ждал, но никаких визуальных изменений поведения не наступало. Чтобы провести исследование, которое бы дало реальный результат, решил профессор Буянов, надо было задействовать собственный опыт. Он начал с блокады быстрых движений глаз во время своего сна. Спустя несколько дней такого существования без сновидений, он почувствовал странное опустошение. Его реакции на внешние раздражители стали заметно примитивнее, обострилось физиологическое удовольствие от приема пищи. Резко стали болеть глаза. В ту страшную ночь в лаборатории, он увидел, как подопытная мышь, лишенная фазы сновидений умерла.

Оказалось то, что мы ежедневно видим и забываем наши странные сны, не забава природы, а гораздо более серьезный процесс, можно сказать жизненно необходимый, отсутствие которого ведет к неминуемой гибели организма. Мозг не смог долго нормально работать без такой подпитки извне, будучи неразрывной частью единого пространства действия космических лучей. Свет, исшедший при создании Вселенной, был частью человека, а человек его частью - всякое его угашение в нем вело к распаду жизни.

И тогда его сознание помутилось. Он перестал адекватно воспринимать реальность, словно она поменялась местами с ночным кошмаром. Он видел производство невиданного оружия - оружия бессонницы, которое дистанционно блокировало стадию быстрого сна у массы народа. Он предчувствовал горы трупов людей, погибших не от пуль и снарядов, а просто лишенных сновидений и не переживших такую потерю. И это была его вина, вина профессора Буянова...

Компьютер, устройства и бумаги сжег он сам той же ночью, когда почувствовал всю опасность такой информации, дабы результат его эксперимента из-за огласки не стал сокрушительным оружием массового поражения. А затем пришла расплата за игры с нервами - наступил шок и он мгновенно и напрочь забыл обстоятельства бессонного эксперимента. И потом, потом его сознание начало постепенно и неудержимо угасать.

Только сейчас он понял хранителем какой новооткрытой тайны он стал, и осознал, что теперь ему предстоит еще долго для многих и многих быть списанным в архив дедом, путающимся в словах.

*

- Восемью восемь шестьдесят четыре, - зачем-то сказал он. И закричал: - Ленок! Идем, идем домой скорее!

Девочка побежала за своим дедом, на дорожке осталась незабудка с одним лепестком.