Утром ватажка печенежских отроков свернула табор и двинула на полдень в степь. Умила не изменила своего решения, и таки поехала с ними. Друзья, собрав в мешок шкурки, сели на взятых у степняков лошадей и отправились в деревню. Лук печенежского ватажка достался, как и уговаривались еще в Киеве, Дрозду.
Селяне встретили их с удивлением, а на некоторых лицах видно было явное разочарование. Похоже, сиволапые решили, что путники сгинули в сече и наверняка уже прикидывали, как поделить лошадей и добро. Однако, быстро опомнившись, мужики начали приставать с расспросами и, узнав, что друзья втроем одолели целую ватагу, обрадовались и принялись зазывать их на пир. Но после рассказа Умилы нашим героям совсем не хотелось задерживаться в этой деревне. Отказавшись от приглашения, они оседлали своих коней, перевесили переметные сумки на печенежских лошадей и, не мешкая, двинулись в путь. Дубыня бросил к ногам мужиков мешок с отобранной у степняков пушниной и напоследок сказал:
- Не выстоит долго ваша деревня, ежели и далее будете за огорожей отсиживаться и обделенных долей людей забижать.
К полудню друзья выехали к Осколу. Здесь, как говорил в начале похода Дубыня, они должны были повернуть на полдень вдоль правого берега. Однако здоровяк передумал и решил переправиться через реку здесь. Данко с Дроздом особой разницы в этом не видели, потому спорить не стали.
Друзья разделись, скрутили одежу, привязали ее сверху на седла и вошли в воду. Теперь у каждого из них было по две лошади, поэтому до противоположного берега плыли долго, хотя в этих местах Оскол и был в ширину всего десятка три шагов. Переправившись, друзья стали на привал, чтобы дать коням обсохнуть. Сами тем временем согрелись у костра и поснедали, а уж затем двинули дальше.
Сплошной лес остался позади, и теперь березовые гаи и дубовые рощи чередовались с обширными лугами. Несколько раз друзья видели вдалеке отары овец и табуны лошадей, пасущихся под присмотром всадников в темных одеждах. Ясы, как пояснил Дубыня. Этот народ уже давно переселился сюда из полуденных земель, что лежат меж Сурожским и Хвалынским морями.
По дороге друзья миновали только несколько малых деревень, обнесенных невысокими валами и частоколами. Зато вдоль обрывистого противоположного берега виднелось много больших и малых поселений, правда, многие из них были заброшены. На одном из высоких мысов стояла разрушенная белокаменная крепость, рядом с которой раскинулся довольно большой град.
- Чья то крепость была? - кивнул на развалины Данко.
- Видать, бека хазарского, - ответил Дрозд. - Вообще над Осколом и Донцом люд разный живет - и булгары, и ясы, и славяне. Лет триста назад эти богатые земли подгребли под себя хазары. Тогда-то они, видать, и построили эту крепость. Но больше всего крепостей стояло вдоль правого берега Донца, с которых хазары постоянно ходили в набеги на Северские и Полянские земли.
Лет пятьдесят назад Олег, когда присоединял северян, разрушил все хазарские крепости и прошел с огнем и мечом вдоль всего Оскола и Донца. После Олега через эти места прошли угры, когда переселялись на закат, а следом за ними нахлынули печенеги и пожгли последнее, что оставалось. Только недавно люд стал снова обживаться здесь. Покуда эти земли вроде как ничейные, но, говорят, хазары иногда наезжают сюда за данью...
- Того-то я и решил ехать левым берегом, - сказал Дубыня. - Дюже много люду живет на том берегу, и они не очень привечают русов.
На ночевку стали у небольшой рощицы в нескольких сотнях шагов от Оскола. Поужинали подстреленным по дороге зайцем. Данко обгладывал лапку и любовался багровым закатом. Вдруг он замер, не донеся кусок до рта, а затем ткнул локтем Дубыню и указал в сторону реки. На фоне огромного закатного солнца вдоль берега ехал отряд конных воинов. С такого расстояния да еще против заходящего солнца рассмотреть одежды воев было сложно, но, все же приглядевшись, здоровяк тихо сказал:
- Похоже хазары... Драпать аль прятаться поздно, так что готовьтесь к бою, хлопцы. Чудно, как они до сих пор не приметили нашего костра!
Дубыня встал и вытащил свои сабли, Данко последовал за ним, сжав вспотевшей ладонью рукоять меча.
- Тихо! Послушайте! - прошептал, не поднимаясь с земли, Дрозд.
Данко с Трехпалым замерли. Вокруг стояла полная тишина, только еле слышно потрескивали дрова в костре.
- Что? Я ничего не слышу, - растерянно промолвил через некоторое время Дубыня.
- То-то и оно! - кивнул волхв. - Ни стука копыт, ни звона кольчуг... Морок это... привиды... Я чую. Не шевелитесь, тогда они нас не увидят.
Данко затаил дыхание и, схватившись за висевшие на шее обереги, с ужасом уставился на таинственных воинов. Все трое не двигались до тех пор, пока безмолвный отряд не скрылся за пригорком.
- Чур меня! - выдохнул Дубыня и вытер со лба пот. - Никогда раньше не видел привидов... Что скажешь, волхв? Уберемся отсель подобру-поздорову?
- Не стоит, - покачал головой Дрозд. - Я намалюю обережный круг. Через него мары не пройдут.
Молодой волхв очертил концом сабли линию вокруг табора, затем достал из котомки какой-то порошок и начал рассыпать его вдоль линии шепча заговоры.
- Ну вот и все, - сказал он, закончив. - Главное до утра не выходить за круг, не-то наговор порушится.
- Однако же все одно, будем ночью сторожить по очереди, - решил Дубыня. - И далее кожную ночь тоже. Теперича мы в степи, тута врагов пруд пруди.
Данко выпала вторая варта, как раз в середине ночи. Вокруг стрекотали кузнечики, с реки доносился громкий лягушачий хор, на небе сверкали звезды, а над Осколом висела огромная желтоватая луна. Данко сидел у почти погасшего костра и мечтательно наблюдал за перемигиванием угольков. Красота летней ночи выветрила из головы тревожные мысли, и ему вспомнилась Зорька, белобрысая, с задорными огоньками в глазах девчина с его деревни. Скоро, совсем скоро, уже Купала, на которой Зорька пройдет посвящение и наденет поневу. Тогда можно будет уже и сватов засылать, а ежели все сладится то, глядишь, по осени и свадьбу сгулять... Данко представил, как он возвратится в деревню на вороном жеребце, с таким же, как у Дубыни, чубом и усами, в новенькой сверкающей кольчуге и шлеме, с мечом в богатых ножнах на поясе... Как завизжит от восторга и радости Зорька!..
Данко оторвался от своих мыслей и поднял голову, что-то насторожило его. Он непонимающе огляделся по сторонам, и только потом сообразил, что кузнечики с лягушками почему-то смолкли, и вокруг наступила давящая на уши тишина. И тут он снова увидел привидов, в зыбком лунном свете они беззвучно двигались все той же дорогой вдоль берега. Данко застыл, боясь вздохнуть и пошевелиться, лишь одними губами беззвучно повторяя: "Чур меня, чур меня, чур меня...". Как и в первый раз, мары проехали вдоль реки и исчезли за пригорком.
Тут же снова застрекотали кузнечики и заголосили лягушки. Испуганный Данко поднялся, собираясь разбудить Дрозда и Дубыню, но потом передумал. Не хотелось выказывать свой страх перед товарищами. Он вздохнул и опустился обратно, подобрал несколько мелких веточек и бросил их на угли. Те радостно замигали, и вскоре по веточкам поползли тоненькие язычки пламени. Огонь, хоть и слабенький вызывал чувство уюта и защищенности от злых сил ночи и Данко немного успокоился.
Прошло некоторое время, и вдруг ночной хор вновь смолк. Данко посмотрел в сторону реки, уже зная, что увидит. Призрачный отряд хазар двигался точно той же дорогой, что и первые два раза. Неожиданно слабенький костерок на мгновение ярко вспыхнул. Воин, ехавший впереди отряда резко остановился, повернул голову, и вдруг показал рукой прямо на Данко. Отряд привидов тут же развернулся, выхватил сабли и, не издавая ни единого звука, во весь опор понесся в сторону табора. Данко в одно мгновение покрылся холодным потом, и почувствовал, как по голове словно пробежали мурашки, поднимая волосы дыбом.
- А-а-а-а! - вскочив, заорал он не своим голосом.
Как ему удалось сразу найти в темноте лук и стрелы, он потом так и не смог понять. Данко выстрелил несколько раз подряд, но к его ужасу стрелы пролетели сквозь привидов, как сквозь воздух. Данко в панике оглянулся и увидел что рядом, сжимая в руках сабли, уже стоит готовый к бою Дубыня.
- Срамными, срамными словами их! - закричал сзади Дрозда. И тут же волхв разразился такой бранью, что даже у Данко, не смотря на испуг, уши покраснели.
Опытный Дубыня, не раздумывая, последовал примеру волхва. Данко ничего не оставалось делать, и он вслед за друзьями начал крыть привидов всеми похабными словами, какие только знал. Бесплотный отряд хазар все приближался, а друзья, стоя плечом к плечу и сжимая в руках бесполезное оружие, продолжали оглушать окрестности благим матом. Но вот, мары дрогнули, по ним пробежала рябь, словно по воде, и когда до табора оставалось с десяток шагов, они побледнели, и в следующий момент растаяли в воздухе.
Данко перевел дух, ноги у него подкосились, и он кулем опустился на землю, а разгоряченный Дубыня накинулся на волхва:
- Ты же говорил, что они нас не увидят!
- Я не говорил такого! - отступил от здоровяка Дрозд.
- Обережный круг он нарисовал! Неуч! Чему тебя только Ворчун учил!
- Ну так они же не прошли через него! - воскликнул волхв.
- Дык... - запнулся Трехпалый. Он хотел еще что-то сказать, но возразить было нечего.
Дубыня махнул рукой и тяжело плюхнулся на землю. Какое-то время все трое сидели молча, пытаясь отдышаться и прийти в себя после стычки с привидами. Данко все еще била мелкая дрожь, а Дрозд, держа в трясущейся руке палку, суетливо поправлял угли в погасшем костре.
- Ты эта... Дрозд, прости, что накинулся на тя, - смущенно промолвил Дубыня. - Я ить никогда с привидами не дрался. Испугался малость...
- Да ладно! - отмахнулся волхв.
- Но оставаться тута до утра все одно не хочу. Гиблое это место! - продолжал Трехпалый. - Да и ночь к концу идет. Покуда соберемся, и светать начнет. Так что, давайте, хлопцы, разжигайте костер.
...На восход от Оскола лежала бескрайняя степь, ровная, как стол, лишь кое-где вспученная невысокими пологими холмами. Весь этот бескрайний простор был покрыт сплошным ковром сочно зеленого разнотравья, кое-где украшенного голубыми, фиолетовыми, красными цветами. Сейчас высотой еще только по колено, к середине лета трава вымахает лошади по брюхо, а то и выше, выгорит под солнечными лучами до желто-зеленого, а концу лета станет золотистой, чтобы потом под осенними дождями лечь на землю серо-бурым покрывалом. А пока вольный ветер гонял по этому зеленому морю шелестящие волны.
С рассвета друзья двигались на восход. Дорог в этих местах не было, и они шли друг за другом, чтобы оставлять за собой менее заметный след. Степь только казалась безлюдной, на самом деле кроме печенегов, здесь околачивались и булгары, и хазары и ясы. Еще утром Трехпалый приказал достать из сумок брони и держать возле себя наготове, дабы в любой момент можно было их быстро надеть. Дубыня высматривал дорогу впереди, Дрозд вертел головой влево и вправо, а ехавший последним Данко постоянно оглядывался назад. Таким способом друзья надеялись вовремя заметить чужаков.
Время близилось к полудню, когда на самом виднокрае показались деревья.
- Видать река, - заключил Дубыня. - Это, должно быть, Айдар. Там и остановимся.
Со стороны рощицы отчетливо веяло свежестью, и лошади, почуяв воду, сами прибавили ходу. Когда до деревьев оставалось чуть больше перестрела, Данко, оглянувшись в очередной раз, заметил вдалеке слева всадника.
- Дубыня, гляди, там кто-то едет! - позвал он здоровяка.
Трехпалый остановил коня и, приложив руку ко лбу, всмотрелся вдаль. Конь неизвестного медленно брел в сторону реки, и вскоре друзья смогли различить, что вершник сидит в седле не ровно, а привалившись к холке лошади.
- Данко, ну-ка набрось бронь, да съезди, глянь, кто это, - приказал Дубыня. - Похоже, он ранен, но все одно, будь на стороже!
Данко быстро натянул поддоспешник и кольчугу и, держа наготове лук с наложенной стрелой, поскакал к путнику. Приблизившись на несколько десятков шагов, он увидел, что вершник и в самом деле еле держится в седле. Незнакомец обхватил руками шею коня и не шевелился. Он был одет в длинную то ли рубаху, то ли халат непонятного темно-серого цвета и такие же штаны, заправленные в короткие сапожки. Из оружия виден был только висевший на поясе короткий меч, больше похожий на кинжал. К седлу была прицеплена полупустая сумка.
Опасаясь хитрости, Данко объехал незнакомца вокруг и только потом приблизился и вгляделся в его лицо. Неизвестный путник был смугл, с коротко подстриженными черными волосами и небольшой бородкой. "На грека походит, - с удивлением подумал Данко. - Только откуда тут греку взяться?" В это время лошадь незнакомца опустила голову к траве, и тот тихо застонал. Данко взял его коня под уздцы и, ведя за собой, двинулся обратно к товарищам.
- И что это с ним? - Дубыня с подозрением осмотрел путника. - Ран, вроде, не видно...
- Похоже, отощал он, - предположил Дрозд.
- Ладно, поехали к реке. Там напоим, может, очухается, - здоровяк тронул коня пятками. - Данко, веди его лошадь, а ты, Дрозд, поезжай сзади да следи за ним на всяк случай.
Друзья остановились на поросшем мягкой травкой берегу меж двух старых склонившихся к воде ив. Незнакомца стащили с коня и уложили на землю. Дрозд поднес к его губам кожаную баклажку с водой. Тот поперхнулся, приоткрыл глаза, а потом жадно припал к воде. Выпив почти все, незнакомец сел и слабым голосом спросил на хазарском:
- Кто вы? Кого мне благодарить за спасение?
- Русы мы, - тоже по-хазарски ответил ему Дрозд. - А ты кто? Что случилось с тобой?
- Феофаном меня зовут, - ответил тот по-русски. - Ромей я. Приехал в эти дикие земли, дабы проповедовать варварам Слово Господа нашего и обратить их в истинную веру... Но погрязли в невежестве своем поганые, обозлились на меня и прогнали палками.
- Правильно сделали, - хмыкнул Дубыня.
- Пришлось мне, как был, спешно бежать, - продолжал Феофан. - Да заплутал я в степи. Два дня без воды и еды...
У реки задержались дольше, чем думали. Пока напоили лошадей, пока накосили им травы да пока сготовили себе снедь. Все это время грек отлеживался и постепенно приходил в себя, а после сытной еды и вовсе очухался.
- Ну что, теперича в седле удержишься? Дальше ехать сможешь? - спросил его Дубыня.
- Да, спасибо вам! - кивнул Феофан и перекрестился. - Благослови вас Иисус Христос, хоть вы и варвары.
- Ты это брось! Нам защита твоего бога ни к чему, - отмахнулся Дубыня. - Лучше скажи, куда дальше ехать мыслишь?
- Вообще-то в Саркел думал. Там всегда кто-нибудь из ромейских купцов есть. Но теперь и не знаю, доеду ли. Припасов никаких у меня нет, да и боюсь снова заблудиться... А вы, куда путь держите?
- Мы прямо на восход к Дону едем.
- Может, меня с собой возьмете? - с надеждой спросил Феофан.
- Так мы ж в Саркел не пойдем! - удивился Дубыня. - От Дона мы обратно в Киев повернем.
- Так и я бы с вами в Киев поехал. Там и церковь христианская есть... Я ведь не воин, а монах. Пропаду я в степи сам.
- Да чо тебе в Киев тащиться-то?! Доедешь с нами до Дона, а там свернешь к Саркелу.
- Нет, - помотал головой Феофан. - Раз уж я вас встретил, лучше с вами до самого Киева поеду. У Византии хоть и мир с хазарами, но все равно иудеи терпеть не могут христиан. А на Руси вроде как поспокойней с этим.
- Тьфу ты, ну и привязался, как банный лист! - сплюнул Трехпалый. - Может тя просто зарубить к лешему?
Грек выпучил от страха глаза и попятился.
- Да погоди ты, Дубыня! - одернул здоровяка Дрозд. - Может и в самом деле пускай с нами едет, лишние руки нам не помешают.
- Прокормить, мы его прокормим, а лошадь у него своя есть, - поддержал волхва Данко.
- Так чо, в ватагу его возьмем, что ли?! - возмутился Дубыня.
- Нет конечно! - возразил волхв. - Данко его нашел, стало быть, грек его добыча, полон. Вот и будет он у Данко холопом.
- Г-мм, - Дубыня намотал на палец ус и призадумался. Затем повернулся к греку и спросил: - Ну что, согласен быть холопом, то бишь рабом, по-вашему? Ежели нет, то прыгай на коня и дуй отсель немедля, покуда моей сабли не отведал. Выбирай!
- Да как же?.. Я, ромей... рабом у руса? - запротестовал Феофан, перебегая взглядом с одного на другого.
- Сам напросился! Ну! - насел на него здоровяк.
Грек испуганно втяну голову в плечи, и затравленно вымолвил:
- Э-э... Я согласен. Поеду с вами рабом. Только в Киеве разрешите ромеям выкупить меня.
- Ну вот, Данко, ты и обзавелся первым холопом, - хохотнул Дубыня.
- А... А чо я с ним делать буду? - Данко слегка опешил от неожиданности.
- Как чо? - удивился здоровяк. - Будет тебе служить. Вона, коней обхаживать, снедь готовить, спину тебе почешет, ежели сам не дотянешься...
Переправившись через реку, друзья двинулись дальше. Поначалу грек ехал рядом с Данко, изображая верного холопа, и пытался что-то рассказывать про своего бога. В конце концов, Данко это надоело, и он приказал Феофану ехать вперед. Тогда грек пристроился к Дрозду и начал ему внушать свое "Слово Божье". Волхв отмалчиваться не стал, и вскоре они уже увлеченно спорили. Данко, как и раньше, время от времени оглядывался назад, осматривая степь, и одним ухом слушал спор волхва и монаха.
- Да читал я вашу Библию! - отмахнулся от грека Дрозд.
- Значит, ты должен знать, что истинный Бог один!
- А я и так знаю, что творец всего сущего един, и имя ему - Род.
- А почему же тогда продолжаешь кланяться никчемным деревянным божкам? - не отставал Феофан.
- Так и вы тоже почитаете не одного, а троих! - удивился Дрозд. - Бога Отца, Сына и Святого Духа, не считая ангелов, архангелов и всяких апостолов!
-Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух триедин есть!
- Ну так и мы чтим Триглава: Сварога - отца, Перуна - сына и Святовита - святого духа.
- Ты не понимаешь! - горячился Феофан. - Ваши боги отделенные один от другого, а наша Троица Единосущная и Нераздельная! Вот, гляди, солнце на небе. Оно рождает тепло и свет. Бог Отец, как солнечный круг, без начала и конца. От него рождается Сын Божий, как от солнца лучи. И как от солнца исходит тепло, так от Бога исходит Дух Святой. Ты все это чувствуешь, но не говоришь, что на небе три солнца!
- Да что ты мне втолковываешь! - отмахнулся волхв. - Понимаю я суть триединства. Но как же тогда мог Иисус родиться на земле и жить отдельно от Бога Отца, да к тому же его еще и распяли? Это все равно как если бы солнце ушло за виднокрай, а солнечные лучи остались на небе сами по себе!
- Сие есть великое таинство Троицы! Людским умом не постичь Бога и промысла Его!
- Зачем же такой бог, ежели его понять не возможно?! - воскликнул Дрозд.
- Бога не нужно понимать! В Бога нужно верить! - назидательно изрек Феофан.
- Ну да, верить... Только вот чему? - усмехнулся Дрозд. - В одном месте ваш Иисус говорит: "Возлюби ближнего своего". А в другом: "Не мир пришел я принести, но меч". Ни это ли есть двуличие... то бишь "триличие" вашего бога?
- Ты не понимаешь святого писания! - взвился монах. - Наш Бог есть Любовь! А ваши кровожадные божки требуют людских жертв!
- Вот это ты врешь, грек! - возмутился в свою очередь Дрозд. - Мы ведь суть Дажьбожьи внуки. Как можно приносить в жертву Богам их внуков?! По большим праздникам мы режем ягненка, теленка или козленка и жрем эту требу во славу Богам. И делаем мы это не для того, чтобы выпросить у Богов что-то для себя, а потому, что сотворенный Родом Белый Свет стареет, и его нужно обновлять.
- Ты лукавишь, волхв! - не отступался монах. - Вашему Перуну вы все же приносите в жертву людей.
- Перуну люба только кровь, пролитая в честном бою, - возразил Дрозд. - Все наши вои суть жрецы Перуновы. Они всегда готовы пролить в честь Перуна не только кровь врага, но и свою. Ну а притащить на капище раба на веревке... Так делают только в варяжских землях. Но даже они режут пленных, только когда случается воистину большая беда, и Белый Свет нужно очень сильно подновить.
- Мир, созданный Богом не нуждается в обновлении, - заявил Феофан.
- А зачем же тогда вы, христиане, приносите жертву?
- Ежели ты о Святом Причастии, то сие есть Жертва Богу за грехи людские, - пустился объяснять грек. - Сие таинство заповедано нам Иисусом Христом в память о нем. Вкушаем мы хлеб и вино, кои суть тело и кровь Христовы.
- Вот! - поднял палец волхв. - Мы жрем Богам птицу, зверя, мед да иные дары, а вы жрете тело и кровь своего бога. Даже если их заменяет хлеб и вино, все одно в духовном смысле вы едите своего бога. Можно ли измыслить большее кощунство!
- Ты погряз в своем варварском невежестве! - возмутился монах. - Это все от Дьявола!..
В конце концов, Дубыня не выдержал и, придержав коня, воскликнул:
- Надоели, хуже горькой редьки! Данко, давай я тебе заплачу виру за холопа да зарублю этого грека к Маре!
Феофан испуганно умолки и со страхом оглянулся на своего хозяина. Данко показал ему кулак и крикнул здоровяку:
- Да не трожь ты его, Дубыня! Он более не будет!
Трехпалый недоверчиво покачал головой и смерил Феофана недобрым взглядом:
- Гляди! Еще хоть слово услышу... Дрозд, ты тоже его не задирай!
- Да ладно, не буду, - отмахнулся волхв.
Сонце за спинами путников начало клонится к виднокраю, когда справа от них на холме появились два вершника. Дрозд увидел их первым и кликнул Дубыню.
- Печенеги! - присмотревшись, сказал здоровяк. - Ну-ка быстро надевайте брони, готовьте луки!
Всадники некоторое время покрутились на месте, а затем исчезли за хомом.
- Ща нагрянут! - надевая шлем, сказал Трехпалый. - Без моего слова не стрелять! Данко, Игорева печатка где?
- Вот! - показал тот надетый на палец перстень.
- Дай мне. Попробуем решить дело миром.
Не успели Данко с Дроздом натянуть кольчуги, как из-за холма вылетело десятка полтора степняков, и с гиканьем понеслись в сторону путников.
- Молчите! Говорить буду я! - успел выкрикнуть здоровяк прежде, чем их окружила толпа печенегов.
Степняки остановились в паре десятков шагов, продолжая гарцевать по кругу. К друзьям подъехал один.
- Кто такие?! Куда едите через наши земли? - выкрикнул он.
- Негоже спрашивать имя встречного, не назвав прежде своего, воин! - ответил Дубыня.
- Я Агур, сын Ахуда! Так кто вы такие?
- Я Дубыня, десятник Киевского князя, а это мои гридни, - не моргнув глазом, соврал здоровяк. - Едем по княжьему делу. Вот печать Игорева! - Трехпалый показал степняку надетый на мизинец перстень.
Печенег внимательно осмотрел серебряную печатку и сказал:
- Да, вижу, сокол - знак Киевского князя. Но ты не ответил, куда вы едете.
- К переволоку с Дона на Итиль. Одного купца нам надобно догнать, - продолжал врать Дубыня. - С ним боярин княжий плывет. У нас для него важная весть.
- Хорошо, - кивнул печенег, похоже, он поверил здоровяку. - У нас мир с Киевским князем. Мы вас не тронем, езжайте своей дорогой.
Старший развернул коня и махнул своим воинам, приказывая следовать за собой.
- Эй, погоди! - остановил его Дубыня. - А какие новости слыхать в степи?
- Да разные! - обернулся печенег. - Вчера вот, дозорные видели хазарского вестового. Мчал в сторону Саркела не жалея лошадей так, что мои воины не смогли его догнать. А вообще ветер носит слух, что где-то в степи зарыто золото, и кто-то его ищет.
- Да? -насторожился Дубыня. - Ты думаешь, это правда?
- А откуда мне знать! - пожал плечами степняк. - Мое золото - табуны лошадей, а ветер и не такое разносит... Ладно, чистого окоема вам!
- И тебе, чтоб не видеть шатра соседа! - попрощался Дубыня.
Печенег пришпорил коня и во главе своей дружины унесся прочь. Когда степняки скрылись за холмом, друзья, не снимая броней, двинулись дальше.
- Хвала Перуну, отделались, - облегченно вздохнул Трехпалый, придержав коня, чтобы отдать Данко перстень. - Помогла таки Игорева печатка. Кабы не она, не ведаю, чем дело бы кончилось... Но откуда печенеги узнали про клад?! Вы с Дроздом нигде языками не чесали?
- Да нет, вроде, - пожал плечами Данко.
- Чудно это, - задумчиво промолвил здоровяк. - Ну да ладно, далее сторожнее будем.
На ночевку остановились в небольшом овраге, по дну которого тек маленький ручеек. Сразу же развели костер из припасенных на дневной стоянке дров. Засветло надо было успеть сготовить снедь, чтобы к ночи костер прогорел, и не выдавал своим огнем стоянку друзей.
Памятуя о прошлой ночи, Дрозд не поленился снова начертить вокруг табора обережный круг. Наблюдая за волхвом, Феофан принялся, бурчать, что все это колдовство суть от дьявола, а, выслушав рассказ о привидах, встал на колени и, беспрестанно крестясь, принялся молиться своему богу. Закончив, он высокомерно заявил, что никакая нежить им не страшна. Иисус Христос в своей милости защитит не только христианина, но и невигласов варваров, кои погрязли в своем невежестве и... Феофан, похоже, собрался проповедовать до самого утра, но Дубыня цыкнул на него, и грек умолк.
Ночь постепенно вступила в свои права, укрыв темным покрывалом бескрайнюю степь. Нестройной толпой на небо высыпали звезды и пустились в хоровод вокруг величаво плывущей Луны. Невдалеке пофыркивали и переступали с ноги на ногу лошади, переливались угольки в костре, и, несмотря на назойливый звон комаров, даже грек позабыл о своих проповедях, очарованный теплой летней ночью.
- Рассказал бы ты какую кощуну, Дрозд, - зевая, попросил здоровяк, устраиваясь возле погасшего костра. - А то грек все о своем Христе соловьем заливается, пусть и о наших Богах послушает.
- Ладно, - согласился молодой волхв, усаживаясь поудобней, - поведаю я сказ о жизни и деяниях Богов наших. Слушайте: