Для чего решился рассказать? Наверное, для того, чтобы увидеть свои мысли на бумаге. Точнее, на бересте. Быть может, в письменном виде узрю всю степень безумства, поглотившего меня сорок лет назад. Потому что мозг отказывается признавать произошедшее со мной галлюцинацией. Тогда (а я упомянул, что позади четыре десятка лет) меня ждал дом жёлтого цвета, но я сделал выбор в пользу бога. Никогда не был верующим, даже не крестили меня, хотя вырос в деревне, а вот смотри -- сдался Ему на милость. Ибо не мне, ничтожеству, вершить будущее.
Эти куски бересты, на которых делаю записи, вряд ли протянут достаточно долго, чтобы хоть кто-то сумел до них добраться. Похоже на самообман? Что ж, он самый и есть. А что мне остаётся? Слишком многого от меня захотели. Впрочем, не будь у меня образования, интеллигентности, которой так гордился, может, и смог бы. Наверняка смог. Серьёзные шаги легко даются как раз необразованным, ведь чем примитивнее человек, тем и мир для него проще и однозначнее. Возможно, я несправедлив, но кто из нас идеален?
1.
Я брёл в насыщенной изумрудности майского парка, вдыхая тягучую, как мёд, влагу воздуха. Сквозь просветы в листве пробивались тонкие белые лучи, отчего парк походил на утыканный иглами кусок зелёного поролона. Лучи подсвечивали редких прохожих, и те казались сказочными актёрами в свете софитов, играющими самые скучные в их жизни роли. От столь сюрреалистического пейзажа голова у меня пошла кругом, захотелось закрыть глаза и погрузиться в оцепенение. Я поискал, куда присесть.
Скамейка нашлась почти сразу. Притаилась за стволом двухвекового дуба, чьи ветви тяжело нависли над ней, создав подобие крыши.
На скамейке сидел старик в коричневом костюме, который давно следовало постирать. И всё же он не выглядел бродягой.
-- Не возражаете?
Он не ответил. Сделал неопределённый жест, смысла которого я не понял, но то, что старик меня заметил, сомнений не вызывало.
Я присел на краешек, хотя внутри шевельнулось непонятное предчувствие. Чепуха, подумал я, и так в голове карусель, а пустую скамейку поди отыщи. Прикрыл глаза и сидел какое-то время, не двигаясь. Слух улавливал слабое колыхание на расстоянии вытянутой руки, но старик выглядел вполне безобидным, поэтому я не тревожился. Да и что может произойти в уютном парке почти в центре Харькова во времена развитого социализма? Я втягивал сироп воздуха, слушал шелест листьев и стариковской одежды, предоставив глазам отдых от пёстрых красок весенней природы.
Я не так давно стал жить в городе -- детство и начало молодости провёл в деревне. Отучился в районном центре на автослесаря и вернулся в родное село. Но тракторы, в то время как по телевизору то и дело рассказывали о выпуске всё новых легковых автомобилей, быстро надоели и я наконец решился. Хотелось вообще в Киев рвануть, но мать отговорила, сказала: "Попробуй, сынко, в Харькове, а Киев никуда не денется, тыщи лет стоит, ещё на твоих внуков хватит". И вот третий год как я здесь, а между тем через месяц стукнет тридцать. Ни жены, ни детей (мать-то мечтала, что сын хоть в городе одумается, обзаведётся супругой да парой-тройкой отпрысков), ни даже машины, за которой, собственно, и приехал сюда. Устроился в ремонтную мастерскую, так что хоть за рулём чужих насиделся от души. Теперь вот заочно учусь на механика.
Глаза отдохнули, в голове заметно прояснилось. Я разлепил веки и покосился на соседа по скамейке. Тот продолжал странные телодвижения, как будто его мозг забыл, как пользоваться конечностями -- руки заламывались назад, голова раскачивалась из стороны в сторону, ноги, обутые в сетчатые туфли коричневого цвета, беспорядочно взрыхливали землю. Мне представился старый конь с перебитым хребтом, роющий копытом в безнадёжной попытке подняться.
Наконец я не выдержал мучений старика и, хотя внутренний голос советовал не влезать не в своё дело, спросил:
-- Товарищ, могу я вам чем-то помочь?
Старик на несколько мгновений замер, затем пожал плечами.
Жест показался мне забавным, но я сдержал улыбку.
-- Уважаемый, вы меня слышите?
Он снова не ответил, но рука поднялась, показав мне три пальца.
-- Три чего? Что вы хотите сказать? -- Мне определённо не нравилась ситуация, но врождённая вежливость не позволила просто встать и уйти.
Он помотал головой, передёрнул плечами -- выглядело так, словно кто-то не очень разбирающийся потянул куклу за ниточки. Похоже на церебральный паралич, мелькнуло в голове. Вот только с таким диагнозом не стыковалась аккуратно постриженная профессорская бородёнка и дорогие часы "Восход", блеснувшие из-под рукава. Я сидел и не знал, что делать. Украдкой огляделся, надеясь увидеть проходящих мимо людей. Но нет, ближайшие живые существа, а именно молодая парочка лет двадцати, с миниатюрной собачкой на поводке, находились в сотне шагов, к тому же стояли спиной к скамейке, на которой так неудачно пересеклись будущий механик и больной профессор.
-- М-м-минутку, -- неожиданно проблеял "профессор", наверное, заметив моё желание убраться восвояси.
Я замер, разглядывая его руку, костлявую и странно скрюченную, обтянутую розоватой кожей в жёлтых пигментных пятнах. На вид руке никак не меньше полутора веков, даже удивительно, что я не вижу пожирающих её червей, тогда как сам хозяин конечности выглядит на семьдесят. Я так озадачился данным парадоксом, что не сразу понял, что старик ещё что-то сказал.
-- Простите... -- я вскинул брови, оторвав взгляд от его руки.
-- Вам не трудно подождать немного? -- напряжённым голосом спросил он. Я чувствовал, что слова даются ему с неимоверным трудом. Но всё же у дядьки несомненно наметился прогресс.
Ничего не оставалось, как кивнуть и приклеить задницу к скамейке.
Спустя какое-то время, не слишком продолжительное, но достаточное, чтобы я начал заметно нервничать, старик сказал:
-- Извините, что заставил вас ждать.
Теперь говорил он куда быстрее, похоже, приступ пошёл на попятную.
-- Не нужно извинений, -- пробормотал я. Голос прозвучал совсем не так, как мне бы хотелось, и я от досады скрипнул зубами.
-- Управляться с телом -- этому не научишься в одну минуту, -- сказал между тем старик.
Мне его слова показались лишёнными смысла.
-- Вы ведь не сторонник всяких сверхъестественных штучек, верно?
Я опешил, но секунду спустя смог взять себя в руки. Определённо, старик не в себе. Хотя, выживший из ума профессор -- явление не такое уж фантастическое. Пожалуй, могу с ходу назвать парочку со своей кафедры.
-- Что вы имеете ввиду? -- осторожно поинтересовался я.
Он боднул воздух, топнул левой ногой, и только тогда ответил:
-- Если я назову ваши имя, фамилию и ещё с десяток подробностей биографии, о которых пока что знаете только вы, скорее всего вы рассердитесь, но не поверите ни на йоту. Поэтому скажу без всяких фокусов, знаю, в вашем времени их не любят...
"В вашем времени"? Он произнёс именно эти слова или мне послышалось? Конечно, в клубе любителей фантастики, куда больше года наведываюсь два раза в месяц, приходилось слышать и не такое... Но то полулегальный клуб, который вряд ли бы одобрили городские власти, узнай они, какие дискуссии там ведутся, и совсем другое дело вот так запросто говорить подобные вещи на улице среди бела дня, да ещё и совершенно незнакомому человеку. Не из Москвы ли приехал дедок, мелькнула мысль, говорят, в столице с этим попроще...
-- Дико извиняюсь, -- сказал я, борясь с раздражением, -- но не составит ли вам труда представиться?
Я ждал, что старик улыбнётся, но он только дёрнул щекой, на этом выражение эмоций закончилось.
-- Как раз представиться-то мне сложнее всего. Точнее, трудно подобрать слова, в которые вы бы смогли поверить...
-- А вы попробуйте, раз уж начали.
-- Хорошо. Мне доставляет некоторые трудности оперирование вашим словарным запасом...
Иностранец? -- мелькнула мысль. Возможно. Правда, совдеповские шмотки с образом буржуя как-то не вяжутся.
-- Ладно, -- продолжал между тем "иностранец", -- скажу прямо в лоб, ведь такая идиома уместна, не так ли? То, что вы видите перед собой -- просто оболочка. Я её позаимствовал у пожилого интеллигента из вашего времени. Погодите смеяться. В вашем кээлэфе ведь тема перемещения во времени поднималась не раз, я прав?
-- Ну, мало ли о чем можно трепаться в клубе, который как раз и создавался как платформа для подобных диалогов, -- пробубнил я, а сам пытался сообразить, откуда старик знает о клубе любителей фантастики и, главное, знает, что я этот клуб посещаю.
-- Да бросьте... -- В голосе "профессора-иностранца из иного времени" появились примирительные нотки. Определённо, управление телом даётся ему с каждой минутой всё лучше. Чёрт подери, что я несу?
-- ...На самом деле вы нисколько не сомневаетесь, что многое будет возможно, правда, так сказать попозже.
Я пожал плечами. Не знал, как себя вести, а потому решил по возможности держать язык за зубами, пусть он лучше будет похож на дохлого моллюска, чем на извивающегося червя.
-- Скажите, вы достаточно хорошо меня понимаете?
Что он имеет ввиду? Акцента вроде бы не слышно, но...
-- Я понимаю каждое ваше слово, -- сказал я, -- если вас интересует именно это.
Старик кивнул. Я отметил, что за время разговора ему впервые удался тот жест, которого он добивался.
-- Конечно, меня интересует иное, -- негромко произнёс он. -- Мне важно, чтобы вы понимали суть моих слов.
-- Тогда потрудитесь выложить всё, как есть, и закончим!
-- Боюсь, это не так просто. И заканчивать тоже крайне нежелательно.
Я сделал движение, похожее на попытку подняться.
-- Стойте, прошу вас, -- взмолился старик. -- Я постараюсь не отнять у вас много времени.
-- Тогда говорите по существу.
-- Идёт. Но я вынужден повторить свою просьбу дослушать до конца...
Я не ответил, и незнакомец, поколебавшись, продолжил:
-- Как бы дико не звучало, это -- абсолютная правда, насколько вообще субъективное мнение может претендовать на абсолютность. Итак, я -- человек из будущего. Вашего будущего, потому что для меня оно настоящее. Сказать, какой у нас год, не могу, да и не важно, потому что давно существуем вне белкового тела. По представлениям вашего времени мы -- души людей. Хотел бы я сказать, что мы таковыми рождаемся, но это не так. Мы так и не научились создавать себе подобных, зато те, кто перешёл на уровень тонких материй, практически бессмертны.
-- То есть, когда-то вы имели тело, а потом утратили? -- спросил я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало никаких эмоций.
-- Именно, -- закивал старик. -- В течение довольно короткого времени те, кто не захотел прозябать в дремучем прошлом, решили перейти в следующий стаз, так гусеница становится бабочкой. По крайней мере, так трепались маркетологи, а уж они по запудриванию мозгов -- непревзойдённые мастера.
-- Маркетологи -- это кто?
-- Ах, да, время... -- "профессор" хлопнул ладонью по лбу. -- В общем, нам расписали, какие возможности дарит отрыв от тела, и самая прогрессивная часть человечества этот крючок заглотила. И я в их числе. Подробности опущу, скажу только, что процесс не был мгновенным: сначала в голову вживляли чип, он постепенно переписывал с коры головного мозга всю информацию, после чего уже сам чип становился полноценной личностью. А дальше -- информация с чипа запускалась в сеть, и чип становился не нужным: личность жила в виртуальном пространстве.
-- И чем-то вам такая житуха не угодила, -- догадался я.
-- Вроде того. Не всем, а только отдельной группе...
-- Самых прогрессивных, -- ввернул я.
-- Я понимаю ваш юмор, -- спокойно сказал старик, -- но не надо считать себя умнее нас, тех, кто имеет мгновенный доступ ко всей информации мира. Просто у каждого есть своё мнение. И мы считаем переход в сеть преждевременным, если не вообще ошибочным, ведь можно было как-то комбинировать, то есть, не утрачивая тела, пользоваться всеми возможностями научных достижений.
-- Ну, наверное не всеми?
-- Конечно, кое-каких ограничений не избежать, но что они -- по сравнению с утратой такого совершенного механизма, как функционирующий биологический организм!
-- А что стало с теми, кто отказался от перехода в мир духов? -- с улыбкой спросил я.
-- Я не знаю. Мы стали жить в совершенно разных мирах. И если первое время связь с неперешедшими всё-таки оставалась, потому что они пользовались той же сетью, что и мы, то позже мы создали новую сеть, основанную на принципиально иных структурах, после чего контакты полностью прекратились. А не так давно (по моим меркам) мы научились разрезать реальность, как торт, выбирая нужный слой. Более того, смогли перемещаться в этих слоях, правда, оставаясь невидимыми местным обитателям, ведь биологический глаз неспособен увидеть поток информации.
-- Но я вас вижу вполне отчётливо, -- сказал я и покачал головой.
-- Да. Потому что, как уже сказал, мне пришлось позаимствовать чужое тело.
-- А что стало с... э-э... личностью этого старика?
-- Сложный вопрос. Позже я попробую объяснить, -- казалось, собеседник смутился.
-- Ну хорошо, давайте перейдём к тому, зачем вам понадобился именно я.
2.
Когда я распрощался со стариком, парк утонул в плотном киселе ночи. Над макушками деревьев вяло проползали облака, на фоне черноты неба казавшиеся слепленными из пепла амёбами. Старик медленно удалился, сначала его обволокло густым киселём, потом остались только шаркающие шаги, которые тоже быстро утонули в липком воздухе. Я топтался у скамейки и не знал что делать.
Старик рассказал много всего, хватило бы на десяток толстенных фантастических романов, но я не писатель. Чего не скажешь о моём приятеле... Собственно, всё дело оказалось в нём. Саня Юнич, подающий надежды литератор, председатель клуба любителей фантастики. Только воспалённые мозги могли додуматься до того, что поведал пришелец, но я никогда не слышал речи убедительнее.
Суть рассказа пришельца сводилась к тому, что массовый отказ от биологических тел начался именно с Александра Юнича. Точнее, с его произведений о сингулярах. Фантазии на тему человека-бога, сначала принятые лишь самыми преданными читателями, через какое-то время были подхвачены предприимчивыми дельцами из мира высоких технологий, которые развернули беспрецедентную агитацию в пользу сначала вживления чипов, а потом и полного погружения в мир виртуальной реальности. И книги Юнича стали этакой библией новообращённых.
-- Но это же просто фантазии, -- сказал я, недоумённо уставившись на старика.
-- Подкреплённые научными трудами о технологической сингулярности, -- уточнил тот. -- Более того, эти труды существовали и ранее, то есть, даже в твоём времени должны быть упоминания о них, но дело в том, что массами движет не наука, а литература. Кому нужны нудные опусы на нечитаемом языке? Совсем другое дело увлекательное чтиво, нарочито лёгкое, в котором, однако, зарыты алмазы основной мысли. И вот, спустя много лет после написания этой серии, книги сработали. Как когда-то труды Карла Маркса. И всё было бы хорошо, если бы не оказалось так грустно. По крайней мере для значительной части перешедших. Тебе, наверное, не понять, каково всесильному существу осознавать, что обратной дороги нет. Мы долго шли к тому, чтобы оказаться здесь, в твоём времени. И не прекратим попыток, если нынешняя окажется неудачной. Мы будем раз за разом возвращаться в этот слой реальности, и не ты, так кто-то другой сделает так, чтобы Александр Юнич не писал этих книг.
Продолжение можно прочесть здесь: http://www.litres.ru/andrey-igorevich-lykov/utilizator/