В краю медвебуев
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
В краю медвебуев
Утром, когда за стеной из лиственничных брёвен ещё не успел растаять туман, в ворота поселища кто-то застучал. Стража распахнула тяжёлые створы. Ввалился пастух Оська.
С ранней весны он жил в шалаше на лугах у реки. Сам придумал перегнать стадо на мягкие сочные травы. Дескать, удои сразу увеличатся и коровкам спокойнее без длительных ежедневных переходов. Все семьи доверили ему скотину. И вот...
Что-то случилось, иначе пастух, который с каждой животиной разговаривал на каком-то тарабарском наречии, ни за что бы не оставил стадо.
Оська упал на спину. А потом выдохнул всего одно-единственное слово: "Лиходейка!.."
Дозорный птицей взлетел на стену, помахал руками, скрещивая их над головой. Тотчас кто-то полез на колокольню. И когда Оська уселся и открыл рот, чтобы рассказать о внезапной напасти, грянул перезвон. Поселищенцы сразу поняли: случилась беда. Да и как не отличить короткие частые удары от протяжного голоса колокола, который сзывал народ с полей?
Мужчины, похватав всё подручное, которое пригодилось бы для обороны, ринулись к воротам.
Староста Ифантий оттолкнул руку брадобрея, сорвал с плеч полотно и побежал на улицу.
Отовсюду посыпалась ребятня. Путаясь в ногах у мужиков и получая тумаки, всё же опередила взрослых и попряталась за ближними строениями - чтоб не прогнали.
Близнецы Стас и Стаська притаились за громадным колесом телеги без лошадки. Они еле переводили дух, но не от быстрого бега - их одолели любопытство и тяга быть в самой гуще событий.
- Лиходейка... - заговорил Оська. - Сюда идёт. Грома-а-адная... Несёт что-то.
- Что ты мелешь, дурень? - задыхаясь, сказал подоспевший после всех староста Ифантий. - Лиходейка - болезнь, а не баба. Хворых в поселище не пропустит стража. Пускай идут себе дальше. Их след огнём выжжем. Как впервой, пустая ты кочерыжка. Всех переполошил.
Оська не ответил. Обхватил голову руками, попытался успокоиться, но не вышло.
Он вовсе не был заполошным дурнем. Врачевал и холил скот так, что несколько животинок стали большим стадом. Мог выйти против рогатого медвебуя - лесного великана, отличавшегося свирепостью и силой. Однажды, если б не охотники, зверь порвал бы Оську. А пастух, едва живой, оклемался за зиму и весной снова вернулся к коровёнкам.
- Это не баба, - вымолвил Оська и после недолгого молчания продолжил: - Больше всех людей. То ли обожжённая, то ли изъеденная коростами. Глаза полыхают красным, как у зверя. На руках когти. Изо рта - дым с искрами. Вся в зелёной слюне.
Мужики недоверчиво переглянулись.
Стаська шепнула брату:
- Эта Лихолейка похожа на Ба-Гу.
Стась согласно кивнул. Сказочным страшилищем пугали детей, чтобы слушались. Может, пастух вдруг сделался таким, как те старики, которые под конец жизни превращались в сущих ребят - клянчили сладкого и молочка, упрямились и то и дело ударялись в плач.
- Да ты, Оська, никак страшный сон увидел? - сказал кто-то из толпы.
Все засмеялись.
- На кого скотниц бросил? Мужик... - раздался сердитый голос.
- С ними на лугах ничего не случится. А я в поселище за дёгтем пошёл, - ответил уже оклемавшийся Оська. - Гляжу: Лиходейка...
Дозорный на стене, старавшийся привлечь к себе внимание особыми знаками, закричал.
Самые расторопные бросились к лесенкам, приставленным к смотровым оконцам в стене. Опоздавшие попытались стащить их с хрупких ступенек-перекладин. Но те, кто увидел что-то или кого-то за стеной, сами соскакивали, выпучив глаза. Побледневшие и испуганные вусмерть, спешили прочь - к своим избам и семьям.
- Беда! Опасность, смерть! - факелом в ночи вспыхнуло в головах людей у ворот.
Ифантий вклинился плечом в толпу мужиков у стены. Его подсадили на лесенку.
Все замолчали.
- Котёл с горючкой! Нет, два! - заорал Ифантий так, что его услышали, наверное, в каждой избе поселища.
Стась стукнул кулаком о колесо. Горючкой называлась жидкость, которую хранили пуще всякого добра. Она отвратно пахла. Говорили, что этот запах и даже дым от неё были ядовитыми - вызывали головную боль, рвоту и кашель. Но горела она и вправду лучше всех смол, оставляя после себя мёртвую землю, на которой после ничего не росло. И против кого же понадобилась драгоценная горючка?
Стаська тоже завозилась и высунулась из-за колеса.
Тут-то и увидел ребят их отец.
Прогнал, конечно, и пообещал подзатыльников или арапника.
Одно утешение осталось близнецам - из-за Лиходейки отложат на завтра работу в огородах, которые находись за стеной поселища.
Стась и Стаська побрели домой, но всё же увидели, что мужики тащили два котла, которые были запечатаны крышками, облитыми воском.
Перепуганная мама в ожидании отца загоняла близнецов работой по двору и дому. Зато вечер, когда взрослые уходили в молельню к учёным старцам, принадлежал всем ребятам поселища. Сегодня они взахлёб обсудили появление и страшную смерть Лиходейки. Каждый из особо удачливых очевидцев вставил своё словцо, да так цветисто, что остальные почувствовали себя обойдёнными судьбой.
Увы, пронырливым и ушлым Стасю и Стаське не довелось увидеть казнь и наблюдать, как мужики пошли по зелёным брызгам на земле и выжгли следы Лиходейки. Обидно до слёз. Но Стаська сказала:
- Помнишь, что рассказал пастух? Лиходейка что-то несла. А про ношу речи не было. Значит, сожгли не всё.
Стась ответил грубо:
- Всё сожгли: и Лиходейку, и ношу. Может, хватит про неё? Других забот нет что ли?
Сестра не обиделась. Она сама чувствовала себя так, будто отнято или потеряно что-то дорогое. Просто добавила:
- Может, всё. А может, и нет.
Близнецы переглянулись и, сталкиваясь плечами, заторопились к стене.
- Дядь Потапий, можно сверху посмотреть, не идут ли коровы к поселищу? Мамка распереживалась! - крикнул Стась дозорному.
- Одолели, бездельники! - притворно сердясь, откликнулся Потапий. - Вся ребятня здесь побывала. И всем нужно посмотреть коровок. Кыш домой! Вот вашим отцам расскажу!
Близнецы отправились к своей избе. Они боялись отца пуще Лиходейки или Ба-Ги.
- Время всё уносит, остаются лишь дела человека! - вдруг сказала Стаська, подняв указательный палец.
Стась против воли улыбнулся.
Это были слова одного из учёных старцев, Афаначия, который наставлял детей, обучал их чтению, счёту и письму. Даже то, как сестрёнка произнесла любимое изречение старца, очень напомнило его скрипучий и надоедливый голос.
Стаська рассердилась - брат впервые не понял её с полуслова:
- Подкоп-то остался!
Стась радостно охнул. Близнецы переглянулись и свернули к их тайному месту.
Когда они ещё были бесштанными шестилетками и разгуливали в одинаковых рубахах до полу, охотники принесли в поселище детёныша медвебуя. Старцы не велели губить пока ещё безвинного зверя с наростами на голове вместо рогов. Он жил в деревянной клетке, жрал то, что бросала ребятня. Пока не поломал одну из жердин и не зацепил мальца. У ребёнка вытек глаз. Вот тут-то старцы позабыли, что все малые существа - дети Матери-Земли, и разрешили извести зверёныша.
Близнецы слёзно молили отца выковать железную клетку, но он отказался. "Железом" называли любой ковкий материал, из которого получалось оружие, плуги и бороны, котлы и части инструментов. Его обменивали на продовольствие искуны, которые откуда-то приходили и уходили в никуда. Более дорогой была только горючка. Отец же ругал на чём свет охотников и точил для них новые рогатины, короче прежних.
Тогда близнецы решили вырыть подкоп у задней стены и тайком выпустить медвебуя. Чего только не сделаешь, когда голова пуста. Ребята усердно трудились, не задумываясь, как они выведут опасного зверя и останутся ли живы. Закончить начатое дело не довелось, потому что однажды утром обнаружилось, что клетка пуста, а рядом грудой насыпаны опилки. Стало ясно: ночью, пока Стась и Стаська, самые ярые защитники медвебуя, видели сны, охотники убили его.
С тех пор близнецы враждовали с Одноглазым - так стали называть раненого мальца. Он ведь был кругом виноват: сам дразнил детёныша, сам бросал ему деревяшки вместо хлебных корок, сам оказался нерасторопен.
Жалось к погубленному зверю прошла, тем более что за него стали мстить другие: не один охотник был ранен или даже убит. Племя медвебуев бродило окрест поселища и изредка нападало. Не ходило почему-то только на луга.
Земля возле брёвен, где был подкоп, показалась утоптанной. Появились камни и хиленькая травка. Стась в раздражении уселся, схватил было один из камней, чтобы швырнуть его подальше. Но не смог. Оказалось, что голыш врос в землю.
Близнецы, не сговариваясь, стали его откапывать. Но камень словно пустил корень. И он почему-то был железным!
Стась отстранил сестру и что есть силы потянул его на себя. И тут что-то заскрежетало, земля стала осыпаться в пустоту. Стась закряхтел: мощи его жилистых подростковых рук явно не хватало.
- Это же этот... как его... механизм... - прохрипел он. - Про такие Афаначий рассказывал...
- Постой. Нас кто-нибудь увидит, - предостерегла сестра.
Поселище было тесным, несмотря на то, что жило в нём немного народу. Избы с небольшими подворьями, молельня, колокольня, кузница, училище словно подпирали друг друга. Все постройки занимали ровно столько места, чтобы выжить и воспитать новое поколение. Простор был за стенами - огороды, поля, луга со стадом. Лес и озёра приходилось делить с медвебуями, пузохватами и другими зверями помельче.
Но не грозных взрослых опасалась Стаська, а "своего брата" - вездесущую ребятню.
- А давай сегодня попросимся спать в овине, в сенцах. Жарко же! - предложил Стась. Его глаза плутовато заблестели.
Сестра поняла его задумку и согласно кивнула. Время подходящее - полнолуние. Даже лампа не понадобится. Хотя завтра под присмотром стражника им положено полоть всходы овощей. И отоспаться не удастся.
Измученная мама с грудными близнецами на руках не обратила внимания, что старшие на удивление понятливы и услужливы. А отец что-то заподозрил и вместо объятий на ночь погрозил им пальцем:
- Забалуйтесь мне только в овине!
И обыскал сумки ребят - нет ли кресала и камня. Ещё пожар устроят.
Старшие близнецы ответили ему честным-пречестным взглядом: всё уже было давно спрятано в прошлогодней соломе.
Ребята, чтобы не уснуть, медленно жевали взятую про запас краюшку. Тесные сенцы с грудой соломы походили на гнездо. Или логово. А темнота с шорохами напоминала об опасности, которая всегда бродит в ночи.
- Стась, а ты ещё веришь в Ба-Гу? - спросила Стаська.
Брат засмеялся:
- Давно не верю. Ты ещё тряслась на полатях, ночью во двор одна не могла выйти, а я уже не верил. Да что там, я и в Чёрную смерть, которая пожрала белый свет, не верю.
- Ты не веришь учёному старцу Афаначию? - поразилась Стаська. - Ладно, пусть Ба-Гой пугают маленьких, но старец-то глупостей не скажет!
- Твой Афаначий что-то путает, - заявил Стась. - Хорошо, пусть люди сами создали Чёрную смерть. Откуда тогда взялась Вековая зима? Её кто создал? Где спрятались люди и что они ели? Мы-то всё лето работаем, чтобы не остаться без пищи. А уж эти Облака смерти, после которых всё живое погибает, а то, что остаётся, хуже мёртвого... Может, медвебуи, кроковольфы, грифомахи всегда были. А вот Лиходеек нет. Сегодня сожгли человека. Кажись, больного. Нет бы просто прогнать, как это всегда делали.
- Кроковольфы у нас не водятся, - напомнила Стаська. - У нас только медвебуи, пузохваты и остальная мелочь. Лиходейками называют разные болезни. Они вселяются в людей. После этого начинает полыхать смертная хворь. А хворых мы гоним, чтобы самим не заболеть. Чужих тоже гоним. Пригрей чужого - умрёт свой.
- Вот точно в училище сижу, - обидно засмеялся Стась. - Ещё про Мать-землю расскажи. Мол, только ей жизнью обязаны.
- А кому же ещё?.. - грустно заметила Стаська. - Уцелели только те, кто ушёл из каменных поселищ или жил наособицу. Мать-земля спасла и сохранила их истинный облик.
- А я бы не отказался от силищи медвебуев, - заявил брат. - Или от жабер и четырёх ног пузохватов. Хочу - в воде живу, хочу - по лесу разгуливаю. Зачем мне тогда поселище? Везде дом, везде пища. И работать не нужно. И учёных старцев слушать.
Стаська замолчала.
- Да ладно тебе. - Толкнул её плечом брат. - Хочешь верить Афаначию - верь. Ни слова больше не скажу. Мне бы только увидеть, что несла та страшенная баба.
Когда звёздная ночь дохнула свежестью, ребята пробрались на улицу через дыру в плетне, направились к стене, прислушиваясь к любому звуку.
У избы старосты, над вынесенном на улицу столом, горела масляная лампа. Остро пахло травяным чаем.
- Вот ты знаешь, как глянул на неё, так и понял: опасность! Словно кто-то в уши прокричал, - сказал Ифантий.
- Так и я тоже сначала остолбенел, а потом страсть как испугался, - ответил лекарь. - Все мужики испугались, как малые боятся Ба-Гу.
- И Оська-пастух, мужик вообще без боязни, сказал, что чуть портки не намочил. И про голос в голове сказал, - добавил Ифантий.
Стаська стиснула пальцы брата, которые тоже искали её руку. Верная мысль недавно пришла в голову Стасю: все так испугались, что мышь сделалась горой, а хворая баба - чудищем, нёсшим смерть.
Близнецы добрались до стены. Вот беда: возле неё уже кто-то был! И явно не из ребячьей ватаги. Голова человека, когда он выпрямился, в лунном свете блеснула серебром.
Пастух Оська! Только он один беловолосый во всём поселище. Говорили, что давным-давно его к стенам из брёвен привела мать. Три дня путники сидели у закрытых ворот. Зимой, во вьюгу. Поселищенцы облегчённо вздохнули: не померли, значит, незаразные. А раз здоровые, смогут добраться, куда шли. Потом дитя впустили из жалости. А мать побрела дальше.
Оську выкормило всё поселище. И вот теперь он что-то делал возле странного камня и их собственного подкопа.
Пастух неожиданно исчез, только после скрежета сухо прошуршала земля да громыхнуло с той стороны стены.
Стась шепнул:
- Сиди здесь и жди. Я за ним.
- Ни за что, - ответила Стаська. - Только вместе.
Ребята потолкали друг друга, а потом направились к камню.
К удивлению, вытянуть его оказалось не так уж трудно. Наверное, Оська расшатал.
После скрипа "механизма" открылась дыра. Пахнуло тухловатой сыростью, как из погреба. Стась смело юркнул в лаз. Следом аккуратно опустилась Стаська. Вот тут-то пришлось признать, что задумка вышла не такой удачной, как казалось раньше.
Со всех сторон на ребят посыпалась земля, забилась в ноздри и рот. Ещё им довелось напороться на корни давно вырубленных деревьев, которые могли не гнить веками. Хорошо, что подкоп шёл под уклон, и близнецы словно с горки скатились. Стаську больно саданула по спине опустившаяся доска.
Когда ребята отплевались и отдышались, заметили пастуха, который уже бежал сухим рвом... к воротам, которые охранялись бдительным дозорным и стражей!
- Куда это он?.. - шёпотом спросила Стаська. - Ума лишился! Его заметят!
- Хочет найти место, где сожгли Лиходейку, - откликнулся Стась.
Пастух присел в чёрной тени стены, дождался, пока дозорный повернулся к поселищу и, распластавшись, пополз ужом к выжженному пятну. Но не добрался, стал медленно кружить возле него.
- Это он нашу ношу ищёт! - придушенно воскликнул Стась.
- Не нашу, а Лиходейкину, - поправила сестра.
- Значит, всё сгорело вместе с ней, - огорчённо сказал Стась, когда пастух стал отползать.
- А вдруг Лиходейка ношу раньше выронила. Или бросила, - заупрямилась сестра.
Пастух, наверное, подумал так же, потому что двинулся назад, а потом бросился к лесу.
- Захотел найти то место, где зарыли кости Лиходейки! - в полный голос сказал Стась.
- Зачем ему кости-то? - спросила сестра. - Давай уж вернёмся.
Близнецы пошли к подкопу. Но вот беда - не сразу отыскали его. Ещё большая напасть - тяжеленная лиственничная доска не захотела подниматься.
Ребят затрясло, словно бы летняя ночь обернулась дождливой осенью.
- Что будем делать-то? - спросил, бряцая зубами, Стась.
- Оську дожидаться, - ответила сестра.
- А если он не придёт? - предположил Стась.
- Отец шкуру арапником спустит, - давясь слезами, сказала Стаська.
- Это тебе... Меня просто выгонят из поселища, - обречённо откликнулся Стась.
Ребята замолчали. Законы тех, кто собирался выжить, и вправду были суровы. Изгнание означало смерть в краю медвебуев. И податься некуда. На другом берегу могучей неспокойной реки было ещё одно поселище. Но как добраться до него? Ни одна лодка ещё не отправлялась туда. Иногда через вечный туман от бесноватой воды были видны лишь огни костров. Быстрые волны могли ворочать огромные камни и громоздить их друг на друга. И если уж в ближних озёрах водились опасные пузохваты, которые могли ударом хвоста перевернуть лодку, то какие же твари жили в реке?
Внезапно со стороны вечно бушевавшей воды донёсся непонятный гул. Близнецы оказались первыми, кто услышал его. Если б они могли догадаться, что он означает... А тогда просто дружно пожали плечами, мол, что особенного-то, рёв медвебуев страшнее.
- Нужно пойти за пастухом и спросить его, как нам вернуться в поселище, - сказала Стаська, поёживаясь от ветра.
- Побежали! - скомандовал Стась.
- А медвебуи? - испугалась сестра.
- А отец, старцы и голова? - возразил брат.
Через некоторое время они удивятся, какими глупыми были их страхи. Словно сказки про Ба-Гу, которыми пугали детей.
- Медвебуи по ночам спят, - сказал на бегу Стась.
Сестра промолчала. Её дыхание стало прерывистым и шумным.
В лесу близнецы перешли на шаг - еле слышный, осторожный. Такому охотники обучали мальчиков. Но всё, что знал и умел брат, было известно и сестре. Сил бы ей побольше...
- Лес-то большой. Где пастуха искать? - спросил Стась.
- Если он пошёл к костям Лиходейки, то у Мёртвого места. Где же ещё-то? - прошептала Стаська.
Ей и вправду приходилось очень тяжело из-за неумения правильно дышать во время бега. Девчонка. Но Стась ни за что не променял бы её на брата.
Мёртвым местом называлась безлесая полоса. Старец Афаначий говорил, что там во времена Чёрной смерти осела часть ядовитого Облака и навсегда отравила землю. Туда приползали умирать ослабевшие или раненые животные. Поэтому всё Мёртвое место было покрыто их костями. Около него закапывали пепел умерших поселищенцев. Все говорили, что, побывав там, начали понимать, что такое настоящая головная боль.
В нежно-серебряном лунном свете близнецы увидели Оську, который скорчился возле чёрной ямы. Рядом высилась рогатая громада. Рогатая?!
В ночной тишине раздался раскатистый рык.
- Медвебуй... - прошептала Стаська.
Сверкнули красные глаза. Рык стал громче. Вот сейчас зверь накинется и растерзает!.. Тогда почему он не трогает Оську?
Пастух глянул на них и поднял ладонь, мол, не двигайтесь. Перевёл взгляд на медвебуя. Рычание стихло. Но ребятам всё равно услышали, как клокочет воздух в глотке зверя. Потом медвебуй встал на задние лапы и оказался вровень с верхушкой молоденькой лиственницы. Опустился на четыре лапы, склонил рогатую голову. Развернулся и бесшумно растаял в темноте.
- Что вы здесь делаете? - тихо, но с угрозой спросил пастух.
- За тобой шли, - честно ответил Стась. - Не смогли через подкоп попасть в поселище. Подумали, что ты расскажешь, как поднять доску.
- Я вот вашему отцу расскажу, - ещё более сурово сказал пастух.
И тут неожиданно открыла рот Стаська:
- Мы тоже можем кое-что рассказать. Про то, что тебя медвебуй послушался, в лесу скрылся. Или назад его позовёшь?
Оська тоже неожиданно хохотнул и сказал:
- Ишь какая! Ну и сестрица у тебя, Стась! Ладно, идёмте в поселище. Покажу, как доску поднять. Да не бойтесь, никто вас не тронет. Только когда выйдем из леса, молчите. Дозорные у нас все слухачи. Как медвебуй...
Теперь уже Стась не смог смолчать:
- А почему он тебе подчинился?
- Я с любой животинкой могу договориться, - ответил пастух.
- Без слов? - поинтересовалась Стаська.
Оська остановился и заглянул ей в лицо.
- Конечно. Что такое слова? Пустые звуки. Главное - что у тебя здесь и здесь, - ответил он и коснулся поочерёдно лба и рубахи. Там, где сердце.
- У тебя там и там только хорошее? - спросил Стась, немного уязвлённый вниманием к сестре.
- Наверное, - помолчав, сказал пастух.
- А вот и нет, - снова влезла Стаська. - Не из-за этого. Я заметила, что у медвебуя одно ухо висит. Как будто охотники палкой перебили. А ещё на брюхе пять больших проплешин. Шерсть же никогда не растёт на местах, где были раны. Ты вылечил того детёныша, которого убивали из-за нашего Одноглазаго! Несмотря на указ старосты! А теперь он тебя слушается!
- Твою б голову нашему старосте, - ответил загадкой пастух.
- А правда, что тебя однажды чуть не заломал зверь? - Интерес Стаськи всё не кончался.
- Правда, - ответил пастух. - Люди-то иногда друг друга понять не могут. Не только зверь.
Долго шли молча.
Когда выбрались из леса, снова раздался гул.
- Вот оно что... теперь всё ясно, - снова напустил туману Оська.
- Что ясно-то, дядь Оська? - спросил Стась. - Мы уже этот гул слышали. Откуда он?
- Про гул пока ничего не знаю, - медленно, словно размышляя о другом, сказал пастух.
- Дядь, а почему у тебя на шнурке теперь два кругляша: один серебряный, а другой чёрный-пречёрный, как из огня? Он раньше у Лиходейки был? Кто она на самом деле, почему к нам шла и правда ли она великанша?
Оська покрутил головой от изумления. Потом шёпотом сказал:
- Вот ведь задавила вопросами! Достойна знать! Она не великанша - такой её увидели мои глаза. Глаза перепуганного вусмерть дурня. Перепуганного оттого, что... Лиходейка внушала мне необычные мысли. Как увидел её, так в голове вспыхнуло: беда близка, опасность! Ни о чём больше думать не смог. Так что добрая женщина погибла из-за меня.
- Не печалься, её все такой увидели, - заметила Стаська. - А кругляш-то?..
- Она моего племени... беловолосых... - чуть слышно ответил пастух, помолчал и велел: - Как доберётесь до доски, отыщите рядом такой же камень, как и тот, что в поселище. Нажмите. Откроется лаз - и вперёд. Никому ни слова, поняли?
- А почему... - завела своё Стаська, но пастух шагнул в чёрную тень дерева и исчез.
В сенцах овина, зарываясь в солому, Стась недовольно сказал:
- Теперь-то Оська нашего племени. Какое ему дело до Лиходейки из чужого?
Стаська неожиданно всхлипнула, но ничего не ответила.
Засыпая, Стась услышал шёпот сестры:
- Почему его все называют Оськой, а не Осием? Ведь он старый, годов тридцати.
- Потому что родился не здесь, - ответил Стась, еле ворочая непослушным языком. - Наш, да не ровня нам.
Утром мама растолкала ребят, вручила им оравших младшеньких и отправилась с бадейкой к воротам - ждать молоко с лугов. А после отправила их на огороды.
Когда проходили мимо выжженного пятна, Стаська, сморщившись от стойкого запаха горючки, спросила:
- И что ты думаешь про Лиходейку?
- Почему я должен про неё думать? У страха-то глаза велики, может, вовсе не такая уродина, как всем показалось, - ответил Стась. - Внушила людям всякую всячину.
- А зелёный след на земле тоже показался? - взялась за своё Стаська. - Кто его внушил, если Лиходейку уже сожгли?
Стась развернулся к сестре:
- Тебе зачем всё это нужно? Хватит меня спрашивать. Обратись к старцу Афаначию.
Стаська смолчала. Она вообще умела вовремя замолкать, да так, что всё в конечном счёте выходило по её желанию. Вот и сейчас брату пришлось уговаривать её не сердиться.
Близнецам досталась делянка с зеленью, густо обросшей сорняками. Было сущим мучением выпутывать из них слабые ростки пряных трав.
Ребята трудились не останавливаясь и не разгибаясь. Они вообще-то были не особо усердны в работе, предпочитали разные шалости. Но сейчас пришлось шевелиться, чтобы не заснуть.
Когда солнышко повисло прямо над головами, стражник разрешил всем идти домой.
Вот тут-то над поселищем в полную мощь разнёсся гул. Сорвались с веток деревьев горластые враноголуби, взмыли в небо, с трудом удерживая в полёте свои жирные тела. Лесная чаща откликнулась трубным рёвом и раскатистым рыком. Подворья заглушили людские голоса шумом и гоготом кряквогусей. Завыли псы на привязи. Они вообще беспробудно дрыхли в дворах, открывая глаза только во время предчувствий. Еда, игры -- всё это было не про них. А вот предсказать беду они могли.
Потом всё стихло. Нехорошая тишина придавила подворья. На стену поднялся лучший зрец из дозорных. Он был уже стар, и ветер трепал его седые волосы, пока он пытался разглядеть беду вокруг поселища. Самый опытный слухач тоже не дремал. Но всё оказалось по-прежнему - никакой беды или погибели рядом. Только туман над рекой стал красным - наверное, обитатели тамошнего поселища днём жгли костры.
Староста Ифантий целый день просидел в молельне со старцами. Кричал на них. Старцы что-то доказывали ему.
А вечером притопало стадо с лугов. Одноглазые коровы накинулись было на огороды, но их отогнали скотницы. Обиженные животинки сгрудились около леса и стали брезгливо жевать жёсткую траву.
Близнецы вместе с толпой побежали расспросить скотниц, но всех завернула стража. Таков был приказ старосты.
К ночи, несмотря на запреты, стало известно: пастух остался на лугах, которые вдруг покрылись водой. Это бесноватая река попыталась отвоевать своё прежнее русло, на котором ныне росли мягчайшие сладкие травы.
Оська всё твердил: нужно узнать, что творится в поселище на том берегу. И вроде бы искал способ, как это сделать. Но вместо дела сидел, уставившись в глаза своему ручному враноголубю-уродцу со светлыми перьями. Виданное ли дело: птица жила у него в шалаше и кормилась хлебом с молоком из миски. Но Оська всегда чудил, хоть и был очень полезен поселищу.
Староста направил к нему трёх стражников. Их место тут же заняли мужики-ремесленники.
Ночью гул превратился в наводящий ужас грохот, словно с неба посыпались камни. Никто не сомкнул глаз, а псы издохли, отвыв положенное им на веку.
Стражники вернулись без Оськи. Они рассказали, что на месте лугов теперь гуляют бурливые воды, а от реки стеной поднимаются волны. И они мчатся к лесу. А там недалеко и до бревенчатых стен. И пусть поселище находится на холме, своенравные воды могут уничтожить урожай или, хуже того, отрезать людей от всего мира.
Поутру староста вновь уединился со старцами. Потом к заплаканным поселищенцам вышел Афаначий. Он стал говорить, и уже никому его голос не показался скрипучим и надоедливым:
- Братья и сёстры! Никто, кроме Матери-земли не знает, что творится. А она нема. И даже не может, как мы, умереть в своё время.
В толпе раздались женские вопли, выкрики мужчин:
- Что нам делать для спасения детей? Хотя бы детей! Или им тоже пришло время помереть?!
Старец поднял руку, как делал в училище, пытаясь образумить ребятню.
- Что делать, позже скажу. В одной старой книге я нашёл рисунок нашего края в древности. На том берегу реки высилась большая гора с верхушкой из вечного льда. И Вековая зима наращивала на ней год за годом новую ледяную корку. Наверное, нутро горы не выдержало и раскололось, - продолжил старец.
Его прервали:
- На что нам чужая гора?
Афаначий снова поднял ладонь:
- Чтобы знать. Знать -- это способ сделать правильный выбор. Так вот, гора могла расколоться и от подземного жара. И лёд растаял. Он, наверное, таял уже давно, пополнял воды реки, которую мы зовём бесноватой. Река вышла из русла. И наступает на наше поселище. Другого, на том берегу, скорее всего, уже нет. Помните красный туман? Это люди пытались дать нам знак - пора покидать родные места.
Поселищенцы закричали все разом. Как так - покидать спасительные стены?! Это же край медвебуев!
- Я вам поведал, что думаю. Кто хочет сказать своё, должен сделать это, - отрезал старец.
- Староста! Пусть староста скажет! - завопила толпа.
Но Ифантий стоял, уставившись в небо.
На поселище медленно надвигалась белая громада тумана. Ветер пытался справиться с ней, рвал на клочки. Некоторые из них цеплялись за острия брёвен стены.
Из тумана мчалась на поселищенцев какая-то птица. Ею оказался враноголубь с необычно светлыми перьями. Такие никогда не выживали, их заклёвывали насмерть свои же.
Враноголубь чуть не свалился людям на головы. Толпа рассеялась - от жирных и сильных птиц можно было ожидать всяких неприятностей. Враноголуби жили наособицу, но похищали всё, что плохо лежало и что они были способны унести в громадных клювах. Люди с удовольствием убивали зловредных птиц из пращей - у них было вкуснейшее мясо. Куда там кряквогусям с их плотной волокнистой мякотью. В свою очередь враноголуби могли напасть на любого, норовя выклевать глаза. И никто не мог угадать, когда и откуда набросятся толстобрюхие разбойники.
- Вестник смерти! - заполошно закричала женщина. - Убить его!
И вправду, появление птицы в трудную и горькую для всех минуту выглядело зловещим.
Враноголубь смотрел на толпу, открыв клюв, поворачиваясь то одним глазом, то другим. Словно пытался кого-то отыскать взглядом.
- Это Оськин уродец! - послышался голос скотницы. - Хозяина ищет!
- Не трогайте его, - велел Ифантий мужчинам, у которых в руках уже оказались камни, а потом обернулся к двум стражникам, постоянно сопровождавшим его, и добавил: - Притащите сеть. Изловите и отнесите старцам.
Стась почувствовал, как сестра ущипнула его за руку.
- Ну что ты застыл с открытым ртом? Посоветоваться нужно, - сказала она.
- Прежде чем советоваться, нужно осмотреться, - веско заявил Стась.
Сестра заблестевшими глазами уставилась на него и неожиданно призналась:
- Какой ты умный! Что бы я без тебя делала? За ворота никого не выпустят. Значит, подкоп?
Близнецы согласно, не сказав друг другу и единого слова, отошли от толпы и направились к подкопу. Уселись под стеной. Стась сказал раздумчиво:
- С враноголубем только пастух мог говорить. Без слов. Как с медвебуем. А птица, кажись, многое видела на том берегу.
- Но мы-то этого не узнаем никогда, - печально заметила Стаська.
- Верно. Хотя какое нам дело до другого берега? На нашем-то что творится? - откликнулся Стась и потянулся к камню.
- Давай так: только выглянем и сразу же назад, в лаз. Опасно ведь, - попыталась договориться с безрассудным братцем Стаська.
- Конечно. Выглянем - и сразу в лаз, - повеселел от поддержки сестры Стась.
Во второй раз спуск прошёл удачнее.
За стеной почти всё было затянуто белой пеленой. Но ребята заметили красновато-бурую шкуру, которая мелькала перед кустами подлеска. Зверёк то нырял в туман, то в длинном прыжке вновь парил над землёй.
- Лиса-летяга, - с видом знатока сказал Стась. - Охотники говорили, что она водится в лугах. Её мясо несъедобное. И она никому, кроме мышлёвок, не вредит. А на полях даже приносит пользу.
- Её с родных мест прогнала вода, - грустно сказала Стаська.
В прореху тумана близнецы увидели длиннющую горделивую шею на стройном теле.
- Валешек, - ласково сказал о животинке Стась. - Охотники их любят. Ты, Стаська, тоже. За обе щеки уплетаешь мясцо. Жаль их добывать, но уж больно вкусные. И туши хранятся долго.
- А где валешки живут? - спросила сестра.
- Я тебе уже говорил, что в лесу, - ответил Стась. - Сырости не терпят. В тумане или при дожде плохо слышат. Глаз-то у них нет, как и у наших лошадок.
Стаська вздохнула. Она давно просила у отца лошадку, чтобы она ходила за ней следом, преданно тёрлась мордой о волосы. А когда бы Стаськи не было на подворье, поводила громадными ушами и прислушивалась: не идёт ли хозяйка.
- Ой... А это кто?! - по-девчачьи вскрикнул Стась.
- Где? - завертела головой сестра.
- Уже не вижу... - с облегчением сказал Стась.
- Так расскажи, кого увидел! - потребовала Стаська.
- Может, и никого, - отозвался брат. - А может, лесного блудильца.
- Так их же нет! - воскликнула Стаська. - Они выдумка, как Ба-Га.
- Выдумка ли? - размышляя, ответил Стась. - Медвебуев же кто-то резал и рвал на клочки Охотники думали, что сами медвебуи. Только зачем им убивать своих? Их и так мало.
- Ну расскажи, расскажи, что привиделось. Какая она, эта выдумка? - пристала Стаська.
"Может, ей впрямь нужно было родиться парнем? Вместе бы ходили на охоту", - подумал брат и принялся перечислять всё, что заметил:
- Глаза красные мелькнули среди травы. И вроде очертания тела заметны. Рыжие и тёмные полосы на шкуре я точно увидел. И всё тут же пропало.
- Блудилец глаза отвёл. Все говорили, что он это умеет. Даже старец Афаначий рассказывал, - убеждённо сказала Стаська.
- Зато никто их не видел, - возразил брат. - Кроме меня, конечно. А может, мне почудилось. И зачем бы блудильцу идти к поселищу? В лесу и на воде сильнее его нет зверя. Он в воде не тонет и в огне не горит. Железные капканы, как орехи, давит.
Но через миг они своими глазами увидели тех, кто мог выгнать сказочное чудище из лесу.
Почти совсем рядом с лазом кусты пришли в движение: ветки то пригибались под тяжестью незримого тела, то с треском ломались. Несколько молодых кустов были вырваны с корнем. Словно бы могучими лапами. И действительно, мелькали огоньки красных глаз и разноцветные полосы. Не почудились они Стасю. А ещё что-то давило на уши так, будто хотело проникнуть в голову. Ощущение оказалось подобным боли, и Стаська заткнула уши пальцами. Стась тоже не выдержал.
- Так блудилец ревёт! Вот этого в сказках не было! - прокричал Стась.
Стаська не решилась убрать пальцы, но догадалась по губам брата, что он ей сказал. Согласно закивала.
В мельтешении полос, огоньков глаз, веток кустарника самыми ясными для зрения оказались две коричневых твари, которые намертво вцепились в неразличимое тело громадными клешнями.