Ксанка с размаху бросилась в сугроб и блаженно расслабилась. Её дыхание выплавило в снежной толще пещерку. Ксанка перевернулась на спину, уставилась в небо, похожее на решето с гусиным пухом. Крупные хлопья щекотали ноздри, громоздились на ресницах.
Когда нагие грудь, лоно и бёдра покрылись снежной паутинкой, а потом заблестели от талых капелек, Ксанка подскочила: пора домой. Вернее, пора из дома, дремучего леса, во временное пристанище — избу деда Комельчука. Там приходилось коротать дни до глухой ночи, когда чёрные небеса да кромешный мрак чащобы принимали душу и тело лесовки.
На низенькой ёлочке повисла запорошенная панёва, чуть поодаль, на случайно забредшей в бор ольхе, - рубашка. Платок и кацавейку Ксанка оставила в избе.
А вот где чувяки-то? За ночь столько снегу понавалило - не сыскать. Разве что по ядрёному запаху соломы, скотного двора и древесного угля. Да ну их. Босиком удобнее. Главное, чтобы дед или кто ещё из домашних не углядел.
Ксанка прижала взявшуюся колом рубашку к груди, подождала, пока полотно отмякнет, натянула грубую ткань на тело. Передёрнула плечами: на лопатках зачесался старый шрам. Несколько лет назад, после первого Ксанкиного обращения, тётка плеснула кипятком на волчонка, который сдуру ворвался в баню, где парилось бельё в чане на печке.
На истошный щенячий визг и тёткины вопли вышел из дома старый Комельчук, враз смекнул, что случилось. Дочь свою, дородную тетеху Вельку, погнал клюкой из бани, а волчонка пинком отшвырнул под лавку.
Уселся и стал думать, утирая старческие слёзы и поглядывая на топор в углу. И тут заметил, как щенок высунул из-под лавки остренькую мокрую морду и стал лизать розовым язычком дедов чувяк.
Комельчук ногу отдёрнул, вышел из бани и подпёр дверь поленом. Раскричался на домочадцев так, что окрест все собаки залились лаем. А утром выволок из бани заплаканную внучку и велел ей никому не попадаться на глаза в обличье лесовки.
С тех пор у Ксанки перед нагоняем, ссорой с домочадцами или стычками с чужаками всегда чешется спина, хотя шрамы едва заметны.
А крику и ругани быть: на дороге к дедовой избе - следы чужих саней. Опять из соседнего хутора кто-то пожаловал. Трясёт, поди, сейчас мешком с бурыми пятнами перед склонённой головой деда и грозится: не приструнишь пса-скотокрадца, в волость жаловаться больше не поеду, пущу красного кочета гулять по подворью. На миру так и решено - не допустить разору, сгубить комельчуковское гнездо со всей живностью.
А верный Серко спрятался в конуре - даже цепь не звякнет - и лижет простреленную в прошлом году лапу.
Животина людских слов не разумеет, рассказать не может, что кабы не Ксанка с Серком, не жить бы в этих местах не только соседской скотинке, но и иным хозяевам.
Ксанкины ноздри затрепетали. Она метнулась назад - к лесу, под отягощённые снегом еловые лапы. Чувяки враз отыскались. И помчалась на подмогу деду - никто, кроме неё, не умел так звонко и напористо честить соседей.
Ох, беда. У плетня - крытые сани. Видно, из волости пожаловали. Сейчас ляжет на стол грамота, которую ни Комельчук, ни его домочадцы прочесть не смогут. Хуже лютого мору эти грамоты, после которых на дедовом подворье все туже затягивают пояса на голодных животах.
А где ж дед-то? Никого не видно... И Серко не подаёт голос.
Ксанка пронеслась мимо саней к калитке, но упала, будто лодыжки схлестнула верёвка. Поднялась - и снова ткнулась носом в накатанный снег. Не иначе, чья-то волшба встала против неё, опутала руки-ноги, лишила сил.
Ксанка крикнула что было мочи: "Дедко!"
Мёртвым молчанием ответило ей родное подворье.
За спиной послышались шаги. Тихий голос произнёс: "Не шуми, лесовка. С нами поедешь".
Ксанкино горло содрогнулось, ответило раскатистым рыком. Не так-то просто взять лесовиков, которые могут обернуться любым обитателем чащи.
- Испепелю, - спокойно пообещал голос.
И тут же ворота, плетень задымились. Даже воздух над наледью вокруг Ксанки полыхнул синеватыми язычками. Сразу засвербели старые ожоги, кожа на шее взялась пупырышками. Не от морочного пламени - приходилось видеть настоящий лесной пал. От самого голоса.
Ксанка впилась взглядом в бесстрастное небо. Вот сейчас взовьётся в бледно-серую хмурь, сыплющую снежком, большая птица. И поминай, как звали. Но она вернётся, железным клювом раздолбит бесстыжие очи двоих здоровяков в кафтанах, вонзится в мозг высоченному злодею в волчьей шубе.
- И не пытайся, - вроде без угрозы, но так, что Ксанка содрогнулась, произнёс злодей.
Тотчас же одна из ворон, которая кружилась над овином, вспыхнула и превратилась в чёрные хлопья, не успев свалиться на землю.
На Ксанку набросили дерюгу, связали. Свирепой силы удар по голове превратил мир в угасающие звуки:
- Зачем пришиб-то?.. Против моего огня ещё никто не устоял: ни лесовик, ни речник.
- Мало ли...
***
Сначала Ксанке показалось, что она землеройка и её тельце, побывавшее в зубах хищника, распластано в норе меж камней. Перед глазами змеились чёрно-песочные разводы, приступы тошноты выворачивали нутро, уши раздирало шумом и лязгом. Потом разводы застыли каменной кладкой, и в наступившей тишине прозвучал ненавистный голос:
- Очнулась, лесовка? Лежи и слушай. Трепыхаться не советую: здесь не твоя вотчина и всякие штучки не только бесполезны, но и опасны для тебя же. Если хочешь жить, подчинись и следуй правилам Великого Града. Слышала про него?
Ксанка подняла голову. Злодей сменил шубу на плащ. Презрительно уставился на Ксанку. Поди, чувствует себя хозяином, который вправе казнить и миловать. Ну что ж... получи своё... пока, до поры-времени.
В каменном мешке - то ли подвале, то ли каморе, а может, темнице - раздалось жалобное поскуливание.
Злодей ухмыльнулся:
- Вот это верное поведение. Стало быть, ты ничего не знаешь о Граде? Немудрено. Вы ж ото всех прячетесь. Но от Огненноградского Братства не скрыться. С нынешнего дня твоя участь - служить ему. Сначала пройдёшь обучение. Затем испытания. Если повезёт, отдашь свою жизнь с честью и достоинством. Не повезёт... Хотя тебе и так не повезло - родилась лесовкой.
Человек в плаще на секунду потерял самообладание и скривился от прорвавшейся ненависти, дёрнул головой.
Ксанка заметила на его шее следы от зубов. Вон оно что. Теперь ясно, откуда ненависть к лесовикам. И волчья шуба...
Но мучитель быстро справился с собой и заговорил так же бесстрастно, как у комельчуковского подворья:
- Смирись, не вздумай бунтовать. Погляди на стену справа. Да не так... Внутренним зрением. Беда с вами, гнилушками - что лесными, что болотными. Смотри лучше, сам покажу.
Ксанка изумлённо вытаращилась на стену, которая начала таять, как льдинка. За ней проступили ясное морозное небо, серые громады башен.
- Вот один из бунтовщиков. Твоего рода-племени, лесовик. Любуйся и решай, как вести себя, - сказал злодей.
Ксанка привстала и увидела каменный двор. Из груды булыжников рвался к небу остов дерева. Он уже лишился коры, серел мёртвой древесиной, скрипел на ветру обломанной веткой.
Ох, беда... А Ксанка надеялась...
- Ты надеялась, что мы знаем не обо всех способностях лесовиков? Так что не балуй, если не хочешь повторить судьбу единородца.
Стена вновь стала цельной, а Ксанкина душа словно надломилась. Ухнула жалобно, застонала, как подрубленный ствол, и грянулась оземь, чтобы не подняться никогда.
- Жить будешь с речницами, болотницами и полевичками, - сказал мучитель. - Станешь послушницей. Учись усердно, благодари денно и нощно Великий Град.
Ксанка склонила голову и тихо спросила:
- А мой дедушка, Осип Комельчук, жив? Дозволено ли будет с ним встретиться?
- Ещё как жив, - с ощутимым злорадством ответил злодей-мучитель. - Жив, и с прибытком. Долги с него сняли, ассигнаций подкинули. Налогов и пошлин десять лет платить не будет. Встретиться с тобой вряд ли пожелает. Не знаю того, кто бы своему "откупу" в глаза поглядеть захотел. А мог бы и на каторгу отправиться или вообще жизни лишиться за укрывательство. Да и не родная ты ему - так, найдёныш-приблуда.
"Врёшь, - подумала Ксанка. - Дед не раз рассказывал, как на лесной дороге принял меня на руки, как отогревал за пазухой возле истекавших кровью сына и невестки".
***
Ксанка и речница Кайя твердили наизусть Огненноградский устав, сидя на своих кушетках. Но сколько не заучивай, к утру голова будет пустой, как лукошко без дна. Может, им память "завязали"? Не похоже. Всё, чем полнилась её жизнь, живо до последней минуточки.
Ксанка забормотала постылые слова, глядя на потолок. Вроде он вчера был повыше. Сколько же плит в нём?..
Её недавно выучили счёту и грамоте, наука далась легко и усвоилась прочно. Но была так же отвратна, как и всё в этих каменных мешках.
Ксанка перевела взгляд на оконный проём. Из-за толщины стен солнышка не видно.
Ксанка встала, подошла к окну и положила руку на ряды камней. Странно, вчера она вот так же точно стояла у окна, и кладка была равна длине руки от кончиков пальцев до локтя. А сейчас...
Стены выросли вширь! Вдруг настанет день, когда и краешка неба нельзя будет увидеть!
- Они становятся толще, - молвила речница Кайя. - Я давно заметила, ещё до твоего появления. А наша келейка уменьшается.
- Почему? - испугалась Ксанка.
Для лесовиков простор всё равно что возможность дышать.
- Наверное, Град растёт, питаясь послушниками. Однажды стены, потолок и пол сомкнутся, и тот, кто был в келейке последним, там так и останется. Как начинка в каменном пироге.
Ксанка указала на бесконечный ряд одинаковых башен, видных из окна, и выкрикнула:
- Хочешь сказать, что всё это - домовины замурованных послушников?
- Может быть, - ответила невозмутимая Кайя. - Зубрим устав, а смысла не понимаем. Вдруг заклятие твердим? На свою же погибель?
Ксанка хотела швырнуть книжицу с уставом в угол, уже руку подняла, но задумалась.
Для чего Кайя это ей сказала? Речники - создания коварные. Хуже только болотники, которым везде вотчина. Только камень-то и болотника точит, будто изнутри сушит. Третьего дня Плыкку унесли в лечебню - бедолага не смогла встать утром с кушетки. Ксанке никогда не забыть тусклые белки глаз болотницы меж сморщенными веками.
Где сейчас Плыкка? И не после её ли исчезновения стал ниже потолок и толще стены?..
Ксанка передёрнула плечами, но смирно cела на своё место и уставилась в испещрённые мелкими буквами страницы.
Поверх них вдруг привиделись еловые лапы, замшелый бурелом, неохватные сосновые стволы в папоротниковом опахале. Стремительный бег, когда бока мокнут от ночных рос, а глаза видят только безумно влекущий лунный круг в серебристой короне.
Ксанка прикрылась рукой, чтобы Кайя не заметила слезищ, которые закапали на книжку.
Но разве от речной девки скроешь влагу? Присела рядом, а руку протянуть, дотронуться боится. Прямо как прежняя родова, Комельчуки. Ксанка наизнанку выворачивалась - скот пасла, охотилась, сторожила, всю чёрную работу на подворье тянула. И ни одного ласкового слова, да что там слова, взгляда доброго не дождалась. Ещё и открестились от неё, продали...
- Бежать нужно, - шепнула Кайя.
- Куда бежать-то? - шмыгая носом, спросила Ксанка. - Меня никто не ждёт.
Кайя вдруг схватила прохладными синеватыми ладонями Ксанкину голову, повернула к себе, всмотрелась белыми глазами с зелёными зрачками в лицо товарки-лесовички. Грустно промолвила:
- Верно, никто не ждёт. И ты для себя ничего не ждёшь.
Ксанка неожиданно поинтересовалась, хотя от рождения знала - лучше один раз самой разведать, чем трижды спросить:
- А ты как сюда попала? Велька Комельчукова, которая раньше моей тёткой называлась, рассказывала, что речника невозможно поймать. Туманом рассеется, в землю впитается, но уйдёт.
- Огонь... - вновь перешла на шёпот Кайя. - Огненный Град всех подчинил: и лесовиков, и речников, и полевиков. Никого, наверное, на воле не осталось. Все служат Братству или... А меня под мост горящими плотами загнали, а потом и мост подожгли. Я в какую-то трубу сиганула, думала, что спаслась. Труба-то была на берег выведена, а под ней костерок разведён. Пришлось сдаваться.
- На что все мы потребны этому Братству? - задумалась Ксанка.
- Наверное, Огненный Град своей жизнью питать. Стать частью башен, зданий, - почти в Ксанкино ухо сказала Кайя.
Ксанка отстранилась от неё. Усмехнулась, глядя на голодную дрожь бесцветных губ Кайи и пузырьки слюны в их уголках. Спросила:
- Проголодалась, речница? Тяжко без утопленников? Не Плыккой ли ты в последние дни питала свою жизнь?
Кайя опустила голову и чуть слышно сказала:
- Прости.
И отошла в свой угол, замерла над уставом.
А Ксанка на миг устыдилась: она и сама иногда представляла, как бьётся чья-то жизнь в её клыках, вспоминала вкус тёплой крови на языке. Кто она такая, чтобы пенять кому-то на его хитную* суть?
За окном стемнело, но келейка была залита рассеянным светом. Его источали камни. Этот негаснущий свет - тоже вроде узды, которая должна удержать пробуждавшуюся по ночам природу и силу послушниц.
Часть стены расступилась, и в келейку вошла полевичка Хавелла. Мощная, статная, с вечной полуулыбкой на ярких пухлых губах. В белейших руках - блюдо с хлебцами и яблоками. Каменная кладка тотчас сомкнулась за её спиной.
Таков был Огненный Град - беспрепятственно пропускал членов Братства, волшбяков, старших послушников, «смиренных» вроде Хавеллы. Все остальные были точно заживо замурованы в каменных стенах.
А Хавелле даже было позволено сохранить толстенную косу, бродить везде по своему желанию. Только вот желаний и вообще чувств полевичка не показывала. Приносила еду, передавала распоряжения Братства. Запросто могла бы стать старшей послушницей, жить отдельно. А после, глядишь, посвятили бы в волшбицы. Но полевичку вполне устраивала их келейка с маявшимися по ночам Ксанкой и Кайей, с вечно стонавшей во сне Плыккой. С беззвучным плачем и бессильной яростью узниц. С их мыслями о мести.
- Ешьте, - распорядилась Хавелла. - Утром пойдёте на первый урок волшбы.
Сама кусочка не взяла, принялась расплетать косу и бормотать устав.
***
Поутру Ксанка и Кайя впервые вышли за пределы Града, который прежде казался им башнями, пустыми гулкими коридорами и множеством келеек на запорах. Извне он выглядел невообразимой высоты стеной, верх которой терялся в облаках. У подножья стены не было ни травинки, ни камешка - только серый прах, шевелившийся при полном безветрии. А в трёх саженях - другая стена, из бурого тумана.
- Хватит озираться. Слушайте, не пропустив ни одного слова мимо ушей. Если, конечно, хотите остаться в живых, - прозвучал голос из ниоткуда.
Ксанке он был знаком. Это говорил Брат-воитель, настигший её зимой возле дедова подворья. Наставники, волшбяки по рождению, охотились на своих будущих послушников.
- Сейчас вы сделаете первый шаг на пути к великой цели - службе Братству и Огненному Граду. Он невидим для обычных людей и всего мира. Это достигается общими усилиями волшбяков и послушников. Каждый одну декаду в год стоит на посту возле стен и держит завесу "отсутствия". При этом сам пребывает невидимым, не знает, кто выполняет задание рядом с ним. Первая задача - умение навесить "отсутствие" самому себе. Вам помогут старшие послушники. Предупреждаю: против возможных коварных замыслов есть туман. Сейчас увидите, как он действует, - разразился длинной речью Брат-воитель.
В его последних словах было столько радости, что Ксанкино сердце ёкнуло: наверное, кому-то предстоит умереть.
С заоблачной вершины стены грянул другой раскатистый голос:
- Именем Братства за убийство сородича болотник Гнукк приговаривается к изгнанию из Огненного Града.
Тотчас подножие стены словно провалилось вовнутрь, из него выпрыгнул невысокий, покрытый свежими ранами мужчина. На плечах - грубая хламида, как и у всех послушников.
Он содрал её, бросил в серый прах и принялся топтать. Затем осмотрелся и пошёл вдоль туманной гряды. Однако вдруг остановился и с ужасом уставился на бурую взвесь, которая заклубилась, почернела и выпустила отростки, похожие на змей. Они стали жадно ощупывать пространство вокруг болотника.
У Ксанки вдруг засвербели шрамы на спине.
"Он ещё может уйти", - спокойно сказала Кайя.
Но болотник упустил свой шанс, если, конечно, он у него был. Как только кожа приговорённого стала вспучиваться зеленоватыми пузырями, а тело оседать, расползаться вонючей жижей, отростки накинулись на несчастного и разорвали, проглотили без остатка.
- Такое случится со всяким, кто пойдёт против воли Братства и блага Огненного Града, - с явным удовлетворением сказал голос Брата-воителя. - А теперь учитесь…
И тут будто всё вокруг померкло.
Ксанку словно перебросило через голову. Знакомое, вернее, обычное ощущение - вот сейчас она опустится на четыре мощные лапы, или взовьётся ввысь, бешено хлопая крыльями, или пустит в землю твёрдые узловатые корни...
Однако по-прежнему на ней хламида, а в сердце - боль неволи. Кругом - пустынный сумрак, будто между небом и землёй. Ноги не чувствуют тверди, но вниз не летишь.
- Здравствуй, - сказал кто-то за спиной.
Ксанка обернулась.
Парень. Незнакомый. Рослый и плечистый. Весело оскалился, будто родову признал.
- Уж и не чаял увидеться, - продолжил радоваться парень. - Думал, зазря всё. А вот и вышло!
Ксанка нахмурилась. Ишь, балакает, как старый знакомец. Все свои годы она провела в лесу, дальше соседних хуторов не бывала. Нигде не встречала такого молодца - с рваными ушами, со следом от пули на руке. И широким шрамом на лбу, ровно от полена.
Внезапно в памяти всплыло прошлое: вот Велькин муж, давно покойничек, - замёрз в лесу, - схватил пятилетнюю Ксанку за шиворот и орёт: "Утоплю выродка!" А она ревёт, и с подбородка капает кровь растерзанного цыплёнка. Серко рычит, подобрался весь - сейчас бросится на обидчика. Велька бежит с поленом…
Неужто пёс, верно служивший ей на Комельчуковом подворье, был таким же, как она?.. И тоже оказался в плену Огненного Града?
- Серко?.. - неуверенно, боясь поверить и ошибиться, проговорила Ксанка.
- Нет у нас здесь прежних имён, - опечалился парень. - Пленники мы бесправные. Мало времени на разговоры. Слушай: когда тебя схватили, я тихонько одного, который в шинели был, пригрыз. Он решил в избе пошарить, поискать ещё кого-нибудь из лесовиков. Выслужиться хотел. Брат-наставник тебя усмирял. Хоть и в беспамятстве была, но такое вытворяла! Я перекинулся и вышел из избы послушником.
- Как тебя не распознали-то? - удивилась Ксанка.
А про себя подумала, что и сама оплошала, не учуяв раньше сородича. Или он вовсе не сородич...
- Так мы для Братьев все на одно лицо - гнилушки лесные, отребье, годное только для службы и низшей волшбы - охранять, кормить, обихаживать Град. Поэтому и держат всех по отдельности, вражду сеют - чтобы не объединились. Такая удача, что мы с тобой встретились! Вместе мы можем многое.
- Значит, ты тоже лесовик? - спросила недоверчивая Ксанка. - Отчего ж в собачьей конуре сидел?
- Долгая история, - ответил бывший Серко, и Ксанка поняла по взявшейся морщинами коже, по лютой печали в серовато-жёлтых глазах, что он далеко не молод. - Не впервые в Огненном Граде. Трижды ловили меня, каждый раз в новом обличье. И я не совсем лесовик, но об этом при другой встрече. Авось оставят старшим над тобой. Если постараешься.
- Как навешивать заклятие-то? - спросила Ксанка. - Учи быстрей.
- Не знаю, моя прежняя хозяюшка-лесовка, - ответил старший. - Кабы знал хоть чуть Огненноградской волшбы, разве допустил бы твоего плена?..
Ксанка похолодела. Коли не справится с заданием, разделит участь сгинувшего болотника. И Серко сгинет вместе с ней, раз не смог научить.
И тут её снова кувыркнуло. Ксанка очутилась на прежнем месте между стеной и туманом. Рядом приглаживала бесцветные волосы невозмутимая Кайя.
- Сейчас вы покажете, чему научились у старших послушников, - со злорадным предвкушением произнёс голос Брата-воителя. - Туман у нас зрячий. Я отпущу его. Хотите жить - исчезайте!
Ксанка чуть не взвыла. Серко всегда был отважен, но безрассуден. Их краткое свиданьице станет последним. Что делать? Перекинуться? Не поможет.
"Кайя!" - мысленно взмолилась Ксанка.
"Долго ждала этого часа. Попытаюсь бежать..." - раздалось в голове.
Ну что ж, придётся уйти и Ксанке. Но не в бесчисленные пасти, которыми уже кишел освобождённый от узды туман. Туда, откуда нет возврата. Лучше уж убить себя.
Ксанка собрала все силы, рванулась к стене и грянулась о неё.
После страшного удара ничего не произошло. Ксанка даже боли не почувствовала, не лишилась ни разума, не зрения и слуха.
А перед её глазами старался увернуться от змеиных голов столб пара. Неужто это Кайя боролась за свободу?
Эх… густой пар стал реденьким молочным туманом и растворился в бурой массе.
Всё кончено.
Прощай, речница.
А щёки мокры от слёз или это последний привет несостоявшейся подруги? Ксанка хотела утереться, но не смогла поднять руку. Даже шевельнуться не получилось. Она глянула вниз и не увидела своей хламиды, босых ног. Только камень. Вот как обернулось её внезапное спасение. Стала стеной до срока. Огненный Град проглотил её, как туман Кайю.
Перед стеной объявились Брат-воитель и распростёртый перед ним послушник. По бесцветным волосам и белым глазам Ксанка признала речника. Воитель был взбешён. Расшипелся не хуже змеиных голов:
- Все речники - недоумки. Решили в доверие втереться доносами о том, что лесовики готовятся бежать? Чтобы самим уйти? Так ступай вслед за беглянкой!
Вокруг речника взвилось пламя. Он страшно закричал.
Ксанка не стала смотреть. А в голове прозвучало: "Ну что же ты, хозяюшка? Вызволяй нас обоих и другой раз. А то ведь начнут искать. И найдут!"
Ксанка, если бы могла, дёрнула за рваное ухо бывшего Серко. Но снова пришлось в спешке думать. Говорить без слов она и раньше умела, только не с кем было. Эх, речница Кайя... А вот в камень перекидываться не приходилось. Только в то, что родовой определено, - во всякую лесную жизнь. Может, одного желания - стать собой - хватит?.. Не получается. А Брат- наставник уже нетерпеливо головой завертел. Да что же это за Град - ушла от одной смерти, и сразу угодила в лапы к другой?
Ксанка рванулась в отчаянии и плюхнулась рядом со стеной - только серая пыль взметнулась.
- Неплохо, - сказал Брат-воитель. - Хоть сейчас на пост заступать можно.
***
Хавелла, увидев одну Ксанку в келейке, не удивилась и ни о чём не спросила. Молча поставила перед ней поднос и принялась чесать косу. Только гребень отчего-то не плавно скользил меж тёмно-золотых прядей, а яростно драл пышную гриву полевички.
Поужинав, Ксанка впала в дрёму. Однако быстро очнулась от странной песни. В словах на заунывную, словно ветряную мелодию, было столько свистящих звуков, что вспомнился шум колосьев на ветру.
Ксанка решила не показывать, что не спит, и глаз не открывать.
В Огненном Граде никому и ничему доверять нельзя. Как и в людском мире. Вот думала же, что люба деду Комельчуку... А он её продал. И Кайя хотела вымостить Ксанкиной жизнью путь к свободе. Все на земле сами за себя. Так не всё ли равно, где жить и кому служить?.. Что это с ней? Сейчас, того и гляди, решит смириться с пленом. Ну уж нет, не дождётся Огненный Град покорности. Но от чего так саднят шрамы на спине? И дышать тяжко. Ксанка открыла глаза и содрогнулась.
Над ней наклонилась Хавелла. Прежнюю красавицу-великаншу было не узнать. Лицо полевички застыло в мерзкой гримасе, глаза закатились, рот превратился в отвратительную зиявшую пасть. Хавелла с шумом втягивала вывернутыми ноздрями воздух, странно двигала когтистыми руками, словно направляя что-то к своим щёлкавшим зубищам. "Это она мою силу жрёт", - подумала Ксанка. И тут же сделала рывок, такой же, как у огненноградской стены.
Полевичка завертелась на месте, хватая пустоту лапами. Каждый волос пышных распущенных кос заметался, будто живой. Хавелла зацепила пряди когтями и потянула в пасть. Громадные, что борона-волокуша, зубы стали перемалывать бывшую красу и гордость полевички, а она начала рвать свою плоть с шеи, щёк, груди. Так продолжалось до тех пор, пока Хавелла не упала замертво.
"Мерзкое создание людей, которым вечно не хватает еды", - отстранённо подумала о погибшей Ксанка.
И вправду, если лесовики, болотники, речники были от земной сути, то полевиков породили люди, распахивая и обрабатывая долины. Пашни забирали человеческие силы и жизни ради того, чтобы накормить тех, кому нужно было гораздо больше, чем могли дать земля, леса и реки.
Так что главным хитником в их келейке была Хавелла. Ксанка без всякого усилия вернулась обратно, просто сделала шаг. Лужи крови на полу быстро впитывались в щели между плитами, тело полевички усыхало, съёживалось, превращаясь в прах.
Ксанка не удивилась тому, что её перебросило через голову и она вновь оказалась в непонятной пустоте, где увидела улыбавшегося во весь рот своего старшего послушника.
- Молодчина, хозяюшка, - сказал он. - Тебе нужно было всего-навсего защититься. А ты одолела полевичку! Не удивлюсь, если скоро сама будешь волшбицей.
- Зови меня Ксанкой, хоть и нет здесь имён. И к тебе буду обращаться по-прежнему.
- Хорошо, хозяюшка Ксанка, - согласился Серко. - Мне велено передать, что Братство решило отправить тебя на пост "завесы отсутствия". Думаю, все удивлены, как быстро ты учишься. И теперь можно Граду как-то навредить. А потом и бежать.
- Навредить? Да я вообще почти ничего не знаю про Огненный Град, - ответила Ксанка. - Кроме того, что он жив за счёт послушников.
- Град - это крепость волшбы, где Братство добивается какого-то совершенства и власти над всем миром. Понимаешь, хозяюшка Ксанка, когда-то жизнь текла по законам земли. А кое-кому из людей удалось воспользоваться ими, а потом и подчинить себе. Эти люди стали первыми волшбяками. Но они по-разному применяли свою силу. Поубивали многих - что обычных людей, что наших, из лесовиков, речников и болотников. А потом решили собраться в одном месте, объединить знания о волшбе. Стать невидимыми для мира и управлять им. Так возник Огненный Град... враг, которого нужно одолеть, чтобы жизнь стала прежней, - сказал Серко, и Ксанка даже поёжилась от ненависти, с которой он произнёс последние слова.
- Скорее, Град одолеет нас, - молвила она, вспомнив Хавеллу. И это простая полевичка, не волшбица!
- Нет. Если выкрасть главное оружие Братства - управляемый огонь, то мы победим, - почти шёпотом сказал Серко.
- Как? - спросила Ксанка.
- Нужно кое-кого из Братьев заставить помогать нам, - еле слышно, но значительно заговорил Серко. - Есть один на примете. Я много про него знаю. Что он не волшбяк по рождению. Обычный лесовик. Его родителей застали врасплох и убили. На новорожденного пожалели огня - швырнули в болото. А может, отец отбросил подальше, понадеялся, что не найдут враги. Я отбил младенца у болотника, зубами вытянул из трясины. Ребёнок уже не дышал. Тогда я отнёс его к стенам Града, в лесу-то пропал бы. Думал, подберут, выходят. Так и случилось.
- Я его знаю, - ответила мыслью Ксанка. Она вспомнила шрамы на шее единственного из Братства, которого видела.
- И он будет на посту у Огненноградских стен рядом с тобой, - откликнулся Серко.
Ксанка очутилась в своей келейке и поразилась тому, как изменилось её пристанище. Стены сдвинулись, потолок опустился. Значит, и её участь - быть замурованной? Да никогда... "Уж лучше смерть", - сказала Ксанка самой себе и кому-то ещё.
- Не бесись от страха, лесовка, - насмешливо произнёс Брат-воитель.
Ксанка и не заметила, как стена пропустила его. В её горле задрожало готовое вырваться рычание.
- Не ожидал, что Огненный Град примет лесную гнилушку, как свою. То, чего ты так боишься, великая честь и благо. Теперь ты не узница, а часть всего, что здесь есть. Но не за счёт права по рождению или мастерства. Пролитая кровь Хавеллы, смиренной полевички, которая верой и правдой нам служила, позволит тебе проходить сквозь камень, брать из него силу и знания. Град сам всему научит и воздаст за усердие. Потребует лишь немногого: ты должна отказаться от своей родовы. Забыть, что появилась на свет лесовкой, ибо обратного пути нет.
- Забыть, как это сделал ты? - неожиданно для самой себя спросила Ксанка.
Воитель поднял руку - на пальцах вспыхнули синеватые огоньки, - но помедлил и спрятал их под плащом.
- Я волшбяк по рождению, - сказал он. - Лесовик в волчьем обличье разорвал родителей. Меня самого чудом спасли от его клыков.
- А вдруг наоборот? - тихо произнесла Ксанка. - Лесовик спас тебя от смерти, принёс своим врагам, потому что только они могли вернуть младенцу жизнь, высосанную болотником.
Брат-воитель даже затрясся от ненависти, но овладел собой и спокойно ответил:
- Власть над Огнём даётся только чистокровным волшбякам, которые становятся членами Братства за великие заслуги. Твоя участь - служить Граду и Братству. Не только измена, но и любая ошибка будет тебе стоить жизни. Скоро утро, пора на пост.
Воитель развернулся и исчез в стене. Но Ксанка успела заметить его взгляд и поняла, что дни её жизни сочтены. Если она не убьёт первой.
***
Ксанка стояла меж каменной и туманной стенами в раздумье. Ну и как навесить это "отсутствие"? Да ещё на Град. Вроде бы он сам должен научить её волшбе. Тогда Ксанка подождёт. Кому, как не лесовке, уметь ждать в засаде?
Время сочилось медленно, словно лиственничная смола в жару.
Ксанка до невозможности разозлилась, сняла тесные сандалии - единственную привилегию старшей послушницы - и запустила их одну за другой в туман.
Что это?! Бурая взвесь поредела и разошлась прорехой. В неё хлынули солнечные лучи.
Поморгав от ставшего непривычным дневного света, Ксанка увидела луг, рощицу и избы какого-то селения.
Свобода?..
Душа так и рванулась на простор, к небу, солнцу. Но Ксанка сдержалась - а как же Серко? Да и не хочется стать преследуемой жертвой.
Нападать выгоднее, с детства известно. И всё же как заманчив, как притягателен живой, родной мир! Хоть разочек ощутить ласковое прикосновение солнца к макушке, вдохнуть запах ветра и воли!
Ксанка шаг за шагом приблизилась к дыре в туманной завесе. Вышла, как из двери.
Красота! Сердце зашлось от радости - чувствовать себя частью жизни, а не камня.
Но когда оглянулась, Огненного Града и защитного тумана уже не было. На месте гигантских стен - болотистая долина, несколько холмов, поросших кустарником.
Ксанка уселась в высокую траву и задумалась.
Что на самом деле является мороком - Град, по словам Серко, крепость волшбы, или свободный мир? И не ловушка ли это, ведь Брат-наставник говорил, что обратного хода не будет. Да и Серко не предлагал бежать. Стало быть, ловушка.
Кто же её расставил и для чего? Однажды Кайя сказала, что только волшбяки могут покидать пределы своей крепости.
Может, Град напитал Ксанку силой, без всяких затей и испытаний произвёл в волшбицы? Она нужна ему...
Но не Брату-воителю. Он убьёт её при первом случае. Не допустит, чтобы кто-то сомневался в его происхождении. А ведь их судьбы так схожи. Словно одна жизнь на двоих.
Двое... Детей могло быть двое! Одного Серко унёс к волшбякам. А второго ребёнка, Ксанку, - деду Комельчуку... Теперь понятно, почему старик отказался от неё. Так обидно... Но в обиде - путь к спасению. И ответ на вопрос: отчего ей всё так легко даётся. В путаном и непонятном уставе сказано, что у Братства всё общее - сила волшбяков, власть над Огнём, пристанище - Град. И то, что умеет родной брат, доступно и ей. Значит, можно сразиться.
Её мысли будто подслушали.
- Готовься к бою, лесовка, - сказал Воитель, который неожиданно появился перед Ксанкой. - Коли не сбежала в свою вотчину, осталась, стало быть, хочешь померяться силой. И то дело: нам двоим в Граде тесно. К тому же в Братстве сроду не было женщин.
Ксанка поднялась, подставила ветру разгорячённое лицо. Закрыла глаза и размеренно, очень тихо сказала:
- А как же устав? Я - часть Огненного Града, он принял меня и пробудил скрытые силы. Собираешься убить меня? Выступаешь против устава, покушаешься на сам Град?
Ксанка открыла глаза и глянула прямо в лицо бывшему мучителю. Воитель поднял руки, с кончиков пальцев рвалось пламя.
- Сгори, лесовка! - прорычал он, и огонь окружил его синеватым коконом, готовый ринуться, подчиняясь приказу.
Ксанка словно окаменела и молча стала ждать. Не было мыслей о скорой мучительной смерти, сожалений о мире, который придётся покинуть. Только сознание своей правоты.
- Сгори! - почти завизжал Воитель.
И сам вспыхнул факелом.
Чёрные выгоревшие хлопья быстро развеялись порывами холодного, будто предгрозового, ветра.
Ксанка очнулась, подождала, пока из тела уйдёт каменная тяжесть. Но в сердце точно застрял острый осколок.
Так вот она какая - сила Огненного Града. А может, просто справедливость? И почему она пришла именно от крепости волшбы, а не от самой жизни? Кайя как-то сказала, что Ксанку никто не ждёт. Нужно убедиться. Узнать и принять правду. А потом она вернётся...
- И мы доберёмся до Огня, разрушим Град. Вернём прежний порядок в мир! - услышала Ксанка зов верного Серко.
Всё вокруг закружилось, как бывало всегда, когда предстояла встреча с псом-оборотнем.
Но Ксанка уже не была прежней дурёхой, которой так и сяк вертели волшбяки.
Она впервые со времени плена могла исполнить свою волю.
Ввысь взвилась печальная лесная птица, слепая днём, а может, незрячая от горя. Она устремилась туда, где осталась часть её жизни. Для этого не нужно зрение.
Птица опустилась в густой бурьян меж старого пожарища. Встряхнулась и обрела человеческий облик.
Ксанка прошла по заросшему буйной травой подворью. Вот и четыре холмика. Видно, несчастных прибрали соседи. А сквозь обгорелые кости пса пробились побеги ивы. Настоящий Серко упал там, где его настиг Огонь.
Никто не предавал Ксанку. Ни родова, ни мир, ни лес. Ей ли не знать о крови, которой истекает пойманная дичь и о том, что в любой миг можно самой стать чьей-то добычей.
Над давно мёртвым подворьем поднялось дрожащее марево. Но «Серко» не объявился, видно, сомневался в том, как поступит Ксанка, узнав о судьбе своего любимца и семьи.
- Так кто ты на самом деле? - спросила Ксанка. - А знаешь, мне любо твоё морочное обличье. Можешь остаться Серко.
- Я горовик. Мы отличаемся от вас тем, что не умираем. Нас не берёт волшбовское пламя. Но так же, как и лесовики, речники и прочие можем угодить в плен. Стать рабами, - ответил горовик и наконец объявился.
- Ты же всегда был свободен? Мог принять любую личину и идти, куда хочешь? - удивилась Ксанка. - И волшба у тебя от природы. Всё время не могла догадаться, как тебе удавалось поговорить со мной наедине. А ты ведь проникал в мою душу, как червяк в яблоко.
- Милая хозяюшка Ксанка, - горячо заговорил горовик, - Братство подчинило всех, кроме нас. Там, где заснеженные вершины пронзают небо, где вечные громады равнодушно и холодно смотрят на долины и леса, - только там была настоящая свобода, которая всегда основана на превосходстве. А Братство воздвигло каменные стены, уже почти достигшие высоты гор. И Огонь... И постоянно растущая сила. За счёт вас, лесовиков, речников и болотников, растущая. Вам насаждаются чуждые взгляды, знания. К чему это приведёт? Нужно разрушить Град. Помоги мне.
Ксанке захотелось плакать и смеяться в одно время. И чем горовик лучше Наставника, которого так задевали Ксанкины способности, что он решил стать отступником и уничтожить её?
- Ты называешь меня хозяюшкой в шутку или в память о днях, которые мы провели вместе? - спросила она.
Горовик замялся. Потом всё же ответил честно:
- Время, пока росла спасённая лесовка, набиралась сил, охраняла свою вотчину, было наиславнейшим в моей жизни.
- И ты забыл про своё превосходство. Почему?
- Помочь слабому - долг сильного, - сурово ответил горовик, но его увлажнившиеся глаза сказали совсем об ином.
- Давай вернёмся в Град, - вдруг предложила Ксанка. - Вы, горовики, видно, привыкли к своему бессмертию и не замечаете, что жизнь изменчива. Может, настала пора принять кое-что из того, что насаждает, по твоим словам, Огненный Град. Да и с Братством нужно поговорить... об Огне, о том, что самое время стать открытым миру.
- Ты думаешь, Братство примет тебя назад? Не как пленницу, а как равную?
- А что мне до их приёма? Самое главное, я нужна Граду. Ну что, ты по-прежнему со мной?
Только полуденное солнце да небо видели, как раскрылась гигантская стена, похожая на мираж, перед двумя волками - серым и чёрным.
*хитную - хищную